Хозяйка «Солнечного моста»

Глава 11

Агнес смотрела в широкое окно своей спальни, наслаждаясь кажущимися бесконечными пространствами Санбриджа. Уже в течение нескольких месяцев она считала угодья, как называл их Сет, своими собственными.

Она с головою окунулась в работу, проявляя способности, поразившие Сета. Сначала Агнес просто проявила сноровку, заставив все домашнее хозяйство вращаться вокруг Сета и его дел. Она не сомневалась, что Сету нравится, как она все организовала, и предугадывала каждое его желание. Очень часто Агнес задумывалась, насколько была близка к тому, чтобы впустую провести остаток жизни в Филадельфии, становясь все более старой, все более безвкусно одетой женщиной, в заботах о маленьком домике и клумбах. При мысли о такой жизни она содрогалась от ужаса.

Сет нашел Агнес разговорчивой, смышленой и часто приглашал ее на обед в клуб скотоводов. В тот день, когда он наклонился над столом и спросил о ее мнении по какому-то вопросу в присутствии своих друзей и их жен, она от души порадовалась их удивлению. Сет Коулмэн был известен тем, что никогда не спрашивал женщину о том, который час, и еще меньше интересовался ее мнением! В тот день остинское общество полностью приняло Агнес. Теперь лишь оставалось сидеть и пожинать плоды своих стараний. Но какой бы деятельной, какой бы необходимой для Сета она ни стала, действительность Агнес воспринимала трезво. Ее легко можно было отстранить. По крайней мере, пока Билли не родит наследника. А может ли найтись более подходящее место, чтобы все обделать, чем гавайский рай? Романтика и зачатие детей идут рука об руку. Мосс будет рад стараться, особенно когда увидит эту новую, зрелую Билли. Тем более что теперь она так соблазнительна! Желание причмокнуть оказалось неодолимым.

Приглушенный детский плач донесся со стороны холла и тотчас же замолк. Ребенок. Агнес поджала губы, сложившиеся в жесткую линию. Мэгги Коулмэн… Слава Богу, есть кормилицы и няньки. Билли сможет отправиться на Гавайи и ни о чем не беспокоиться. Деньги – такая замечательная вещь!

Второй, более пронзительный вопль разнесся по холлу. Агнес покачала головой и вышла из комнаты. Сет ожидает ее в своем кабинете и, она могла бы поклясться, не налил себе бокал виски, а ждет, чтобы она оказала ему эту честь. Теперь это стало ритуалом, который ее даже радовал: так приятно было чувствовать некое теплое дуновение власти, являясь той женщиной, что может угодить суровому Сету Коулмэну.

Сет слегка усмехнулся, глядя на Агнес, подходившую к нему с его ежевечерней порцией выпивки. Эта женщина его изумляла. Бурбон и капелька воды. Он чуть не поперхнулся, впервые увидев, как она наливает и выпивает этот напиток, словно кока-колу. И она, наверное, единственная женщина в Техасе, которая не возражает против сигарного дыма. Он ей даже нравится, так она сказала, когда он, к своему удивлению, извинился. Толстая гаванская сигара сама собой оказалась у его рта. Он отрезал кончик и закурил. Старушка Эгги никогда не вскрикивала, не поднимала шум и не терла глаза. Однажды он попробовал ее испытать и направил струю дыма прямо ей в лицо. Агнес улыбнулась, потянула носом и прошла испытание. И сама знала, что прошла.

А сейчас он чуял – одна навязчивая идея пчелой мечется в ее голове. Он буквально слышал, как гудит эта пчела. Сет был уверен, что знает потаенные мысли Агнес. До сих пор, за исключением того дня, когда родилась Мэгги, они оставались невысказанными. Он решил сыграть свою игру: выслушать ее, посмотреть, как она будет вертеть им. Он всегда восхищался, наблюдая за маневрами Агнес. Каждый день она изобретала что-нибудь новое, какую-нибудь свежую уловку, маленькое ухищрение, лишь бы получить желаемое. Ему нравилось заставлять ее прилагать такие усилия ради того, что он и так бы ей дал. Она так и села бы на задницу, если бы узнала, что билет на Гавайи для Билли уже лежит в ящике его стола.

Сет залпом опорожнил бокал и протянул его снова. Агнес мгновение пристально смотрела на него, потом покачала головой.

– Я налила тебе двойную порцию. Ты ведь знаешь, доктор сказал – только одна рюмка. Если хочешь еще, налей себе сам, я отказываюсь принимать участие в разрушении твоего здоровья. – Сет понимал: она будет стоять на своем. Он так сжал зубами сигару, что чуть не откусил кончик. Ох уж эти женщины!

– Твоя дочь получила сегодня письмо от моего сына? Тита говорит, что получила. За обедом я все время ждал, когда Билли скажет об этом, но она так и промолчала. Я подумал, может быть, Тита ошиблась.

– Я на самом деле не знаю, получила ли Билли письмо, Сет. Я спрошу ее, когда пойду наверх.

Черт бы побрал эту Билли. И Титу тоже. Если когда-нибудь представится возможность выставить ее, она так и сделает. Уж слишком много Тита знает о семейных делах.

– Билли хорошо выглядит, – начала Агнес, – как ты считаешь? Доктор Уорд сказал, что она совершенно здорова и может жить полной жизнью. – Агнес, глазом не моргнув, встретила пристальный взгляд Сета. – Я немного беспокоилась за нее во время беременности. – Она навела на тему и выжидающе замолчала.

– Ну? – нетерпеливо спросил Сет. – А сейчас насколько ты о ней беспокоишься? – Чертова баба – любит играть во всякие хитрые игры, как и он сам.

– О, вовсе не беспокоюсь. Да и зачем беспокоиться? Я всегда говорила – природа обо всем позаботится. Ты только посмотри, как она расцвела. Это уже не та юная девушка, что когда-то приехала в Санбридж, а совсем другая, молодая женщина. Может быть, это зрелость. Теперь она более женственна, если ты понимаешь, что я имею в виду.

– Само собой, понимаю, – сухо отозвался Сет. – У меня возникла такая же мысль. Конечно, я не видел Билли раньше, когда она не была постоянно больна, но теперь, можно сказать, почти понимаю, почему мой сын женился на ней.

Агнес проигнорировала сомнительный комплимент.

– Малышка быстро набирается сил, особенно если учитывать преждевременные роды. При правильном режиме она и ест, и спит лучше. Няня очень довольна. Как хорошо знать, что Билли не нужно растрачивать силы на кормление среди ночи и на все эти хлопоты с младенцами. А маленькая Мэгги просто чудо.

– Она Коулмэн, не так ли? – пробурчал Сет.

– Мосс будет так рад, когда увидит, как благоприятно повлияло на Билли материнство. Было бы так замечательно, если бы они смогли увидеться. На Рождество все получилось как-то нелепо, ты ведь знаешь. Не хочется думать, что Моссу остается лишь вспоминать, как тогда выглядела Билли. Жаль, что он не может видеть ее сейчас. – Агнес допила свое виски. Может статься, понадобится еще одна порция, пока этот разговор не подойдет к концу.

– Ей-Богу, Эгги, налей мне еще. Что в этом плохого? Себе-то ты нальешь. Как ты можешь сидеть и пить у меня на глазах, когда мой стакан пуст!

– Хорошо, но если скажешь доктору, я буду отрицать. Сет заговорщически подмигнул и передвинул сигару из одного угла рта в другой. Ему нравилось обходить ее на поворотах. Ишь, как заботится о его здоровье.

Когда Агнес протянула ему стакан с виски, Сет вынул жеваную сигару изо рта и взболтнул янтарную жидкость в бокале, глядя на нее, как зачарованный. Агнес наблюдала за ним, едва дыша. Она досконально изучила его привычки, знала, что он скажет еще до того, как открывал рот. В конце концов, она всегда позволяла Сету думать, будто идея принадлежит ему.

– Эгги, ты считаешь, что девчонка достаточно окрепла, чтобы поехать на Гавайи? Прошло только три месяца, ты ведь знаешь. Джессика никогда не выздоравливала так быстро.

– У Билли здоровые крестьянские корни. Со стороны отца, – торопливо добавила она. – Я уверена – она вполне здорова. Мы сможем справиться у доктора и у самой Билли. Сет, как замечательно с твоей стороны, что ты подумал об этом. Билли будет перед тобой в неоплатном долгу, если ты сможешь устроить эту поездку. Ты ведь сможешь, правда? – тревожно спросила Агнес.

– Для моего мальчика – все что угодно. И для Билли тоже, – поспешно упомянул Сет. Агнес поняла. Она подняла бокал, Сет последовал ее примеру.

– Сколько времени, по-твоему, тебе потребуется, чтобы уладить это дело?

Сет подумал о билете в ящике стола.

– Пять дней. Возьми девочку за покупками. Покупай все самое лучшее. Что-нибудь яркое, Эгги. Мосс всегда любил яркие, кричащие вещи.

Агнес было неприятно задавать следующий вопрос, но она все-таки заставила себя спросить:

– Сколько мы можем истратить?

– Столько, сколько понадобится. Не скупись, советую тебе заняться этим завтра с самого утра.

– Сразу после завтрака, – резко ответила Агнес. – Думаю, пора подняться наверх пожелать спокойной ночи Джессике и проверить, как там Мэгги. Я зайду к Билли и скажу ей, если ты не хочешь сообщить все сам.

– Скажи ей ты. Ты мать девочки. Я собираюсь пойти спать. А завтра утром думаю проехаться верхом. Старушка Несси меня заждалась. Пять дней, Эгги. Постарайся, чтобы девочка была готова.

– Она будет готова, – уверенно пообещала Агнес. – И, Сет, больше никаких крепких напитков. Сегодня вечером мы немного нарушили правила, но это было в последний раз. Тебе действительно надо начинать заботиться о своем здоровье.

Идея пожелать Джессике спокойной ночи ограничилась легким взмахом руки, адресованным почтенной даме, когда Агнес проходила мимо комнаты, в которой еще горел свет. Минуя детскую, она приложила палец к губам, давая понять, что маленькая Мэгги спит. Сету вовсе не обязательно все знать. Она тихо постучала в дверь спальни и одновременно открыла ее. Дочь сидела за маленьким столиком вишневого дерева и что-то писала, склонившись под изогнутой лампой.

– Билли, можно поговорить с тобой?

– Конечно, мама. Что-нибудь случилось?

– Напротив, все чудесно. У меня для тебя замечательная новость, сюрприз. Сет только что сказал мне об этом. Буквально несколько минут тому назад, и я сразу же пришла сообщить тебе. Ты едешь на Гавайи повидаться с Моссом. Разве это не замечательно? Не спрашивай, как Сет добился этого, но он все уладил. Через пять дней, Билли, ты увидишь Мосса. Завтра едем за покупками!

Билли вскочила из-за стола.

– Правда, мама? Не могу поверить. А Мосс знает? Как? Когда? Пять дней. Боже милостивый, мама, а как же Мэгги? Не думаю, что я буду готова через пять дней. Ах, мама, я так рада, ведь доктор сказал – я полностью здорова. Все получится, так ведь?

Агнес приосанилась.

– Дитя мое, обо всем уже позаботились. Когда Сет говорит, что у него есть друзья в высоких сферах, значит, это действительно высокие сферы. Дорогая, тебе не нужно беспокоиться о Мэгги. У нее няня. Помни – теперь ты одна из Коулмэнов. Можешь ехать и ни о чем не беспокоиться: я здесь за всем присмотрю. Только не забудь прихватить несколько фотографий Мэгги, чтобы показать Моссу. Подумай, какие великолепные вещи ты сможешь купить, чтобы поразить своего мужа. Нам нужно найти какие-нибудь сногсшибательно дорогие французские духи и свести его с ума. Мужчин почаще следует доводить до крайности, чтобы держать их на поводке. – Агнес чуть не проболталась. Сейчас она могла думать лишь о поездке за покупками, о том, что она приобретет для себя, и об итоге гавайской поездки.

– Мама, а Мосс знает, что я приезжаю? – возбужденно спросила Билли.

– Не уверена. Но думаю, Сет в ближайшее время сообщит ему. Он должен знать о твоем приезде, чтобы распределить свои дежурства. Мы с Сетом хотим, чтобы вы прекрасно провели время вместе. Сет обо всем позаботится. Заканчивай письмо и ложись спать. Мы поедем в город сразу после завтрака. Спроси у Джессики, может быть, ей привезти чего-нибудь. Спокойной ночи, Билли, – Агнес наклонилась и запечатлела на лбу дочери суховатый поцелуй.

Когда дверь за матерью закрылась, Билли бросилась на постель, свернувшись в клубок и прижав к груди подушку. Слезы невыразимого счастья жгли ей глаза. Как это великодушно со стороны Сета! Как чудесно! Впервые за свою недолгую жизнь она начала понимать, что могут сделать власть и деньги.

Когда Билли спустилась в холл, направляясь в детскую, голова у нее слегка кружилась. Она тихо постучала в дверь и заглянула внутрь. Няня в белом накрахмаленном халате прижала палец к губам. Билли кивнула и на цыпочках вошла в комнату. Маленький розовый сверток мирно лежал в колыбели, принадлежавшей сначала Моссу, а затем Амелии. Один крохотный пухлый кулачок малышка сосала. Билли улыбнулась.

Желание взять дочку на руки оказалось столь сильным, что Билли склонилась над колыбелью.

– Ну, миссис Коулмэн, вы же знаете правила, – хриплым голосом предупредила няня. – Когда ребенок спит, его нельзя беспокоить. В результате такой неосторожности могут возникнуть газы, колики, понос и прочие неприятности. – Голос пожилой няни оставался суровым, но не лишенным тепла. В глубине души она часто жалела молодых, здоровых матерей, которые многого лишают себя, поручая нянькам ухаживать за своими детьми.

– Могу я поговорить с вами минутку за дверью, мисс Дженкинс? – прошептала Билли. Седая женщина последовала за ней в коридор, оставив дверь приоткрытой. Она была хорошей сиделкой.

Билли в двух словах объяснила ситуацию, и няня сказала:

– Миссис Коулмэн, езжайте к своему мужу. Ему вы сейчас нужны больше, чем Мэгги. Все, в чем нуждается сейчас малышка, – это тепло, любящие руки и правильный уход. Это я могу обеспечить. С Мэгги все будет хорошо: уже тридцать лет я нянчу детей. Нянчила Амелию и вашего мужа. Я знаю, Мосс хотел бы, чтобы вы приехали к нему.

– Но ведь я ее мать, мисс Дженкинс, я должна была бы кормить ее, менять ей пеленки, должна была бы укачивать перед сном. Поймите меня правильно, я хочу поехать, но разрываюсь на части. Чувствую, что должна остаться здесь, с моей малышкой. Я понимаю: все, что вы говорите, верно. Мэгги не узнает, чьи руки держат ее, пока они теплые и любящие. Но так я буду знать.

Няня проводила ее до спальни и успокаивающе похлопала по плечу:

– Доверьтесь мне, миссис Коулмэн, я позабочусь о Мэгги, как если бы она была моим собственным ребенком.

Билли кивнула и проводила взглядом женщину, спускавшуюся в холл. У этой няни пышная грудь, к которой Мэгги может прижаться. Остается надеяться, что крахмальный жесткий халат не оцарапает личико младенца.

Скорее в свою спальню, закончить письмо Моссу. Дорогой, чудесный Мосс! Как он удивится, увидев ее. Она выглядела такой уродливой на Рождество! Теперь у него от изумления глаза на лоб полезут. Это будет медовый месяц, достойный принцессы. Гавайи…

Билли дописала письмо и забралась в постель. Может быть, письмо придет после ее приезда. Билли улыбнулась про себя, обняла подушку, воображая, что обнимает Мосса. Угрызения совести, которые она испытывала, решаясь на расставание с Мэгги, и боль в груди, возникавшая, когда она смотрела на свою маленькую дочку, теперь куда-то ушли. Она думала только о своем муже и о том, как они проведут время вместе.

Тэд Кингсли прокричал, открыв дверь в кают-компанию, гудящую множеством голосов:

– Эй, Мосс, тебе звонят! В радиорубке говорят, это твой отец, и капитан разрешает тебе поговорить с домом. Пошевеливайся, Коулмэн!

Мосс удивленно поднял глаза. Тэд никогда не повышал голоса! Звонок из дома? Мама? Боже. Они только что пришли на Гавайи, он даже не успел еще официально списаться с корабля. Должно быть, что-нибудь случилось с матерью. Вторичного приглашения ему не требовалось. Он мигом домчался до радиорубки и взял телефонную трубку.

– Пап, что случилось?

– Мосс? Это ты, сынок?

Сердце у Мосса упало. В голосе старика чувствовалось слишком большое возбуждение.

– Боже, пап, если ты добрался до меня, только чтобы спросить, хорошая ли здесь погода, я застрелю старую Несси, когда приеду домой.

– Только прикоснись к старой кляче, и я направлю ружье на тебя! – жизнерадостно огрызнулся Сет. – Здесь все отлично, все хорошо. Послушай, я нашел возможность послать к тебе эту маленькую янки, твою жену, чтобы вы повидались. Она отъезжает через несколько дней. Потом я сообщу подробности, а сейчас просто хотел дать тебе знать, что твоя женушка совершенно здорова и сходит с ума от желания поскорее оказаться в твоих объятиях. Позаботься о себе, сынок.

Радист ухмыльнулся, поглядывая на Мосса. Везет же некоторым.

– Пап? Пап, ты слушаешь? – Мосс посмотрел на радиста, который пожал плечами и занялся приборами.

– Надеюсь, вы переговорили, сэр. Связь кончилась. «Доверить бы отцу бросать бомбы, – с тоской подумал Мосс. – Хотелось бы, чтобы отец перестал, наконец, манипулировать моей жизнью. Совершенно здорова… Билли едет сюда! – Нахлынула первая волна возбуждения. – И как только отцу удалось это устроить? – В памяти всплыли воспоминания. – Совершенно здорова… Билли так и писала в своих письмах. Тогда-то и забрезжил рассвет, и папа узрел лучик надежды. Если Магомет не идет к горе, папа найдет способ подвинуть гору к Магомету. А когда Магомет отправит ее домой, ей полагается быть беременной. На этот раз – сыном».

– Старый проходимец!

– Вы что-то сказали, сэр? – спросил радист.

– Нет, ничего. Все-таки есть в войне и какая-то выгода. Моя жена приезжает на Гавайи! – Мосс сбил фуражку на затылок и отправился в кают-компанию. Билли едет сюда, к черту всякие резоны, она едет. Несмотря на то, что идея принадлежала Сету, сама мысль об этом безмерно радовала Мосса.

Мосс, вернувшись в кают-компанию, во всю мощь легких прокричал: «Сееезззаааммм!» – стремительно прыгнул вперед и двинул кулаком по переборке.

– Это, джентльмены, – объявил Тэд, – секретное оружие военно-морского флота. Выражение эйфории на лице Коулмэна может означать только одно – он продвигается по службе, приближаясь к посту, занимаемому адмиралом Халси. Ну, Коулмэн, выскажись, чтобы все мы могли занять очередь к кормушке.

– Приезжает Билли… моя жена, – объяснил он. Раздались одобрительно-завистливые возгласы.

Тэд усмехнулся и хлопнул Мосса по спине.

– Везучий, черт! Когда-нибудь ты должен рассказать мне, как твоему старику все это удается.

Мосс задумался.

– Он говорит: «Сезам!»

Ни Тэд Кингсли, ни другие офицеры не испытывали черной зависти. Как могли они злиться на парня, повидаться с которым приезжает жена? Кроме того, трудно было найти более трудолюбивого работника или лучшего летчика, чем Мосс Коулмэн.

– Быстрая работа, даже для твоего отца, – заметил Тэд. – Когда приезжает Билли? Где вы будете жить?

– Понятия не имею. Уверен, отец все устроит, но говорил я с ним всего пару минут. Он сказал, что еще свяжется со мной. Насколько я знаю отца, Билли приедет со списком указаний в милю длиной. Мне остается только ждать. Боже, Тэд, Билли приезжает в такую даль, на Гавайи! – Он рассмеялся. – Когда я познакомился с ней, она ни разу в жизни не выбиралась из Филадельфии, а теперь едет на другой конец света, чтобы встретиться со мной. А, судя по всему, «Энтерпрайз» пробудет в сухом доке не меньше месяца.

– Гавайи Билли понравятся. Дежурить будешь днем, а все ночи – в твоем распоряжении. Осторожней на поворотах, Коулмэн.

– Какого черта, что ты хочешь этим сказать? – спросил Мосс.

– Сам понимаешь, что это значит. Я был с тобой в прошлый раз, когда мы высаживались на Гавайи, и знаю, где ты проводил ночи и выходные дни. Старайся сдерживать свои ненасытные аппетиты. И я бы на твоем месте не стал бы показывать Билли окрестности – она может ненароком наткнуться на ту маленькую проституточку, которую ты нашел себе на той стороне острова.

– Если ты видел меня на той стороне острова, значит оказывался там по той же причине.

– С одним небольшим отличием, мой друг. Я не женат, – протянул Тэд, подражая выговору Мосса.

Мосс сощурил глаза.

– Когда я в Техасе, я женат. Когда Билли рядом нет, я просто старина Мосс Коулмэн. То так, то эдак. Не читай мне проповеди, Тэд.

– Я просто ставлю тебя перед фактом. Помнишь, я увидел ту девочку, когда ты надумал на ней жениться, и всегда считал, что она слишком молода для тебя. Не заставляй ее взрослеть таким жестоким образом.

– Хватит, Кингсли, – прорычал Мосс.

– Ты прав, это не мое дело. Я проголодался, увидимся позже.

Мосс смотрел вслед своему длинноногому другу, шагавшему в другой конец кают-компании. Несколько мгновений его душил гнев, но потом возобладало благоразумие. Вряд ли Тэд давал ему совет. Или это было просто предупреждение? Он не мог сейчас думать о таких вещах. Билли приезжает на Гавайи и будет принадлежать ему больше месяца. Он почувствовал, как напряглись мышцы живота. Есть он не хотел. Сейчас ему был нужен только холодный душ, чтобы поостыть, пока можно будет взять джип и отправиться на противоположную сторону острова. До приезда Билли еще целая неделя.

Пять дней, отведенных Билли, пролетели как одно мгновение. Агнес и Сет не знали, что делать с перепадами ее настроения. То она казалась чрезвычайно радостной и возбужденной, то впадала в уныние от того, что оставляет Мэгги на чужих людей. Мать успокаивала ее ласковыми словами, в то время как Сет не скрывал своего недовольства, снова и снова рассказывая Билли, до каких высоких чинов ему пришлось добраться, чтобы получить разрешение на ее путешествие. В конце концов она покинула Санбридж с улыбкой на устах, с болью в сердце и со слезами на глазах.

Коулмэновский багаж состоял из чемодана и четырех тяжелых дорожных сумок, битком набитых дорогими платьями, ночными рубашками с оборочками и соблазнительным нижним бельем, состоявшим больше из кружева, чем из ткани.

Пока шофер выводил машину к длинной подъездной аллее Санбриджа, Билли обернулась, чтобы посмотреть назад. Однажды она уже видела это самодовольное выражение на лице своей матери – в тот вечер, когда Агнес рано вернулась домой с выпускного вечера и застала их с Моссом при компрометирующих обстоятельствах. Как ни странно, она запомнила это выражение лица. Год назад оно показалось ей неодобрительным.

– Мосс, просто не верится в то, что ты мне рассказываешь, – сказал Тэд. – Не встретить Билли просто непростительно. Должен же быть какой-то выход, – бормотал он, ероша свои светлые волосы.

– Попробуй объяснить капитану Дэвису, – фыркнул Мосс. – Хороший капитан не одобряет тех дерьмовых, как он выражается, пилотов, которые имеют друзей в верхах. Ты встретишь ее вместо меня, Тэд. Билли поймет, когда ты ей все объяснишь. Я даю тебе выходной. Позаботься о моей жене вместо меня, пока я смогу попасть туда, куда определил ее на местожительство мой папаша. Могу поспорить на месячное жалованье – это один из домов на холме.

– Когда речь идет о твоем старике, я ни гроша ни на что не поставлю, но ты у меня в долгу за эту услугу, – усмехаясь, заметил Тэд. – О'кей, я сделаю это для тебя.

Мосс рассмеялся:

– Буду признателен, если ты прихватишь и мое имущество. Капитан разрешил мне проводить вне базы пять вечеров в неделю, но мне придется оставаться здесь на все уик-энды. Таким образом он хочет показать мне, что я не состою в любимчиках у Департамента военно-морского флота. Ладно. Я из-за этого расстраиваться не собираюсь. Билли поймет. Ты настоящий друг, Тэд.

Вместо того чтобы возиться с женой Мосса, Тэд предпочел бы заняться тысячью других дел. В глубине души он соглашался с капитаном Дэвисом. Явное покровительство в такое время – не слишком хорошее моральное подспорье для остальных. У других парней тоже остались в Штатах жены и возлюбленные. Но он понимал, что Мосс должен был смириться с приездом своей жены на Гавайи. Парень не увиливал от службы, воевал не хуже остальных, а то и лучше. Он оказался чертовски хорошим летчиком, а «Техасский рейнджер» участвовал в воздушных боях чаще, чем большинство других истребителей. Тэд кинул пожитки Мосса в багажник и выехал с базы.

Час спустя он заслонял глаза от золотистых лучей солнца, чтобы получше разглядеть хорошенькую молодую женщину, стоявшую на верхней ступеньке трапа самолета. Одной рукой она придерживала модную широкополую шляпу, а другой старалась прижать подол платья. Красивые ноги. Чертовски красивые ноги. Это не та Билли, которую он знал несколько месяцев тому назад. Тэд сделал глубокий вдох, и взгляд его стал более жестким.

Билли пересекла летное поле, все еще придерживая шляпу и подол платья, который трепал гулявший по аэродрому легкий ветерок. Она обеспокоенно отыскивала глазами Мосса, а заметив Тэда, улыбнулась. Если Тэд Кингсли здесь, то и Мосс где-то поблизости. Но его нигде не было видно. Улыбка застыла на лице Билли, когда Тэд взял ее под руку и повел к машине.

– Как приятно снова видеть вас, Билли. Мосс занят на дежурстве и не смог вырваться. Я доставлю вас туда, где вы должны остановиться, а он приедет к шести. Здесь в джипе у меня его вещи. Нам придется подождать несколько минут, пока выгрузят ваш багаж. У вас много вещей?

Билли хорошо скрыла разочарование.

– Чемодан и четыре сумки. Не думаю, что все это поместится в джипе, если у вас и вещи Мосса.

Она стала женой моряка и должна была привыкнуть к изменениям в его планах, вызванным военным временем. До шести оставалось всего три часа.

– Как-нибудь загрузимся. Сегодня нет возможности найти еще одну машину. Эта тоже при деле, так что не стоит задавать лишних вопросов, – улыбнулся Тэд. – Где вы собираетесь остановиться?

Билли вынула из сумочки листок бумаги.

– Мистер Коулмэн сказал, что в одном из домов на холме, – произнесла она. – Там должен быть повар и садовник, это очень уединенное место. Кажется, мистер Коулмэн упомянул, что это усадьба на плантации. Как вы думаете, мы сможем найти ее? – с беспокойством спросила Билли.

– Разве Мосс вам не говорил? Чутье ищейки у меня в крови. Я найду этот дом, Билли, и вы успеете там расположиться, пока ваш муж придет с дежурства.

– Как же получилось, что вы не на дежурстве, а Мосс дежурит? – спросила Билли, расположившись в джипе. Тэд посмотрел на ее ноги. Он всегда испытывал влечение к женским ножкам и открыто восхищался актрисой Бетти Грейбл. Отныне длинноногая кинозвезда препровождалась на запятки кареты.

Тэд подождал, пока носильщик не погрузит багаж Билли в заднюю часть джипа.

– Я сегодня свободен, потому что Мосс мой начальник. Его командир не так великодушен, как ваш муж. Мосс подумал, что вы будете удобнее чувствовать себя со мной, потому что мы встречались раньше, и доверил мне объяснить ситуацию. Я понимаю, вы разочарованы, но тут ничего не поделаешь. Это военно-морской флот.

Билли улыбнулась, все ее лицо осветилось.

– До шести часов я успею распаковать вещи и принять ванну. Может быть, так даже и лучше. Когда вернетесь на базу, скажите Моссу, что я его жду.

– Обязательно. А теперь давайте еще раз взглянем на адрес. – Тэд внимательно изучил листок бумаги и извлек из своего планшета мятую карту. – О'кей, я знаю, куда ехать. Смею заметить, миссис Коулмэн, у вашего свекра отменный вкус. – Он улыбнулся, чтобы показать, что в его заявлении нет и тени зависти. Билли подумала, что никогда не видела более обаятельной улыбки. Ей нравился Тэд Кингсли.

Тэд умело вел машину по Галейва, но вместо того, чтобы проехать по мосту, он свернул налево, мимо гавани, чтобы Билли смогла увидеть морской прибой. Джип остановился.

– Посмотрите хорошенько, миссис Коулмэн.

Все, что было нужно Тэду, это услышать восторженный возглас Билли. Он знал, что выбрал верное место, чтобы она впервые увидела знаменитый гавайский прибой. Во всей красе. Волны разбивались о камни, вздымаясь на восемь-десять футов в высоту. Аборигены-гавайцы рассыпались вдоль берега, растягивая рыболовную сеть. Дети собирали раковины, чтобы потом продать их за гроши военным.

– Это невероятно, – еле слышно повторила Билли. – Я только читала о здешних местах. Видеть это – совсем другое дело. Великолепно.

– Миссис Коулмэн, – посмеивался Тэд, – вы еще ничего не видели. Это мелочь.

– Я и не думала, что вода такая голубая. Совсем как огромный драгоценный камень.

– Это верно. А теперь поедем, я отвезу вас в ваш новый дом.

Тэд ехал, не останавливаясь, в течение сорока пяти минут. Второй раз взглянув на свою карту, он убедился, что не пропустил въезда. Мясистые яркие цветы и чудовищное дерево баньяна, словно гигантский зонтик, нависали над изъеденными временем железными воротами при въезде во владения Эстер Камали, где Билли должна была обосноваться. Подъездная аллея, извивающаяся как змея, постепенно расширялась, ее окаймляли величественные пальмы. Глаза Билли удивленно расширились. Дом оказался длинным, низким, широко раскинувшимся на фоне сверкающих вод Тихого океана. Тэд присвистнул. Это был, наверное, самый красивый дом, который он когда-либо видел.

– А нам разрешат ходить по траве? – шепотом спросила Билли. – Она похожа на бархатный ковер, правда, Тэд?

– На мой взгляд, это похоже на мягкий зеленый мех, – так же тихо ответил он.

– Почему мы разговариваем шепотом? – удивилась Билли. Тэд пожал плечами.

Клумбы пурпурных цветов ослепили девушку, пока они шли по изумрудной лужайке.

– Чем это пахнет? – спросила Билли, наморщив нос.

– Плюмерия. Из этих цветов островитянки делают душистые притирания. Иногда они используют орхидеи, но чаще всего – плюмерию, из-за ее сильного аромата. Он никогда не улетучивается, или так кажется. Горничные в местных отелях вешают гирлянды таких цветов в ванных комнатах для постояльцев.

Миниатюрная женщина в ярко-красном одеянии открыла дверь. Она приветливо улыбалась. Глаза на маленьком круглом личике сверкали, словно черные звезды.

– Вы та самая wahine, про которую говорила мисс Камали? – Вид у Билли был растерянный, и маленькая женщина нахмурилась. – Я думаю, вы, леди haole, издалека. – Билли улыбнулась, не зная, что делать, и махнула рукой Тэду, отправившемуся за багажом, чтобы он поторопился. Дорожные сумки должны были убедить домоправительницу, что она имеет право здесь находиться. – Нет pilikia, нет pilikia, – пробормотала женщина, и лицо ее сморщилось в широкой улыбке.

Тэд тоже улыбнулся:

– Она говорит, что все в порядке, никакого беспокойства. Pilikia значит беспокойство. Одно из первых слов, которые вы здесь узнаете.

– Ass awri, – сказала женщина, жестом приглашая их в дом.

– Она говорит, все в порядке. Иными словами, она вас ожидала. Не хочется вас оставлять вот так, но вы справитесь. Я должен вернуться на базу. Вы ведь хотите, чтобы муж пришел вовремя? – Билли кивнула.

Тэд показал на багаж и сделал вопросительный жест, спрашивая, куда отнести вещи.

– Спасибо за все, Тэд. Не беспокойтесь. Я справлюсь. Поторопитесь – я не хочу, чтобы вы опоздали и получили из-за меня взыскание.

Уверенным шагом Тэд, довольный собой, быстро пересек бархатистую лужайку. В последний момент, перед тем как прыгнуть на сиденье джипа, он сорвал томный яркий цветок и зажал его в зубах. С головокружительной быстротой и ярким цветком во рту он вел машину по извилистой дороге. Местный крестьянин на обочине удивленно обернулся ему вслед. Тэд положил красный цветок на сиденье и принялся насвистывать. Билли Коулмэн чертовски хороша. Мосс правильно сделает, если станет держать ее в уединении, подальше от посторонних глаз на этом распутном острове.

Глава 12

Дом на вершине холма распахнул свои объятия Билли. Он оказался приземистым, широко раскинувшимся, но все же не слишком большим, и поэтому у Билли возникло уютное чувство прохлады и пространства, наполненного светом, чего ей так недоставало в Санбридже с его тяжелой кожаной мебелью и мрачными тонами.

Билли проводили в большую из двух спален, где ее приветствовал терпкий морской бриз, колыхавший шелковые занавески, висевшие в дверном проеме, отделявшем комнату от патио. Ковер цвета яичной скорлупы подчеркивал естественные тона мебели красного дерева, а лопасти вентилятора перемалывали воздух в медленном, гипнотизирующем ритме.

Не желая нарушать очарования дома, уже окутавшего ее, Билли тихо пересекла комнату и обнаружила ванную, отделанную керамической плиткой, с душем, ванной и множеством зеркал. Действительно, это был самый приятный дом из всех, что ей доводилось видеть, и она уже мечтала провести в нем остаток жизни вместе с Моссом.

Слегка закусив фруктами, сыром и хлебом из муки грубого помола, а также выпив холодного пунша из экзотических фруктов, Билли занялась собой: приняла душ и вымыла голову. Из одежды, висевшей в шкафу, она выбрала соблазнительный китайский халат, который Мосс подарил ей на Рождество. Трудно поверить, что когда-то передние полы не сходились у нее на животе. Теперь он прекрасно сидел на ней, а тугой поясок подчеркивал тонкую талию. Укрепляющие упражнения няни Дженкинс сотворили чудо.

Время тянулось невыносимо медленно, минутная стрелка на ее миниатюрных золотых часах, казалось, совсем не двигается. Снова и снова Билли встряхивала запястье, но знала при этом, что часы идут точно. Наконец, не в силах сопротивляться усталости после долгого путешествия, она рухнула поперек кровати и пообещала самой себе, что лишь на минутку сомкнет глаза, поджидая мужа.

Мосс проклинал позднее время, ведя машину по крутому склону холма. Поистине, капитан Дэвис бессердечный человек. Время близилось к девяти часам, и сумерки сгущались до пурпурного оттенка, свойственного Гавайям. Полчаса тому назад он сделал неправильный поворот и вынужден был повернуть назад. Проехав по подъездной аллее, Мосс увидел смутные огоньки, приветливо светившие сквозь двери внутреннего дворика – патио. Билли ждала его. Сердце учащенно билось, в крови разгорался огонь нетерпения. Когда он спросил Тэда, как выглядит Билли, тот лишь подмигнул и лукаво улыбнулся.

– Мосс, тебя ожидает потрясающий сюрприз! – Что, черт побери, это значило? И понравится ли это ему?

Вынув ключ зажигания, Мосс положил его в карман, подхватил свою сумку и прошел к входной двери. Он решил не звонить в колокольчик, подвешенный к свесу крыши, а попробовал нажать на ручку. Дверь оказалась открытой; в доме царила тишина, не доносилось даже звука радио. Мосс пошел через гостиную на огонек и попал в спальню. Билли лежала на кровати, закинув одну руку за голову и согнув колени. Ее милое лицо выглядело спокойным и безмятежным. Глаза Мосса пробежали по ее телу – от тонких щиколоток изящных ног до широких бедер и полной груди. Талия опять стала тоненькой, а живот плоским. Это та Билли, на которой он женился. Но та ли? При ближайшем рассмотрении в ее лице обнаружилась незнакомая заостренность черт, все члены стали более элегантными, стройными, грациозными. А что она сделала со своими волосами? Они будто бы посветлели, казались пронизанными солнечными лучами, более золотистыми, чем ему помнилось. Они отросли со времени Рождества и теперь пышной волной падали на щеку. Так вот на какой сюрприз намекал Тэд. Билли превратилась в красивую женщину, более зрелую и обольстительную. Медленная улыбка поползла по его лицу, в то время как пальцы развязывали галстук и расстегивали пуговицы рубашки.

Билли казалось, что она спит. Она почувствовала, что попала в сильные, теплые объятия, что прильнула к чьей-то широкой груди. Не хотелось пробуждаться от такого сна, настолько живого, упоительно-сладостного. Она ощущала на себе его взгляд, слышала, как он вдыхает исходящее от нее благоухание, в то же время подминая ее под себя. Руки Билли обхватили его, стали гладить его спину, опускаясь ниже, к обнаженным бедрам и выпуклым ягодицам, по которым скользнули ее ладони. Она услышала свое имя.

– Мосс! – прошептала Билли, окончательно пробуждаясь и глубже зарываясь в объятия мужа. – О, Мосс! Я так скучала по тебе. – Она услышала свой голос, звучавший приглушенно и хрипло от сдерживаемой страсти. Уже много месяцев мечтала она о нем, жаждала наступления этого момента, каждую ночь грезила, просыпаясь в испарине, с ощущением пустоты в груди. А теперь он здесь, на самом деле здесь, а она в его объятиях, и он любит ее.

Китайский шелковый халат распахнулся под его настойчивыми пальцами, и когда он обхватил ее грудь, розовый сосок затвердел, приветствуя его и тем самым приводя в восторг. Мосс медленно ласкал языком ее ухо, поочередно касаясь губами тех точек на шее и горле, где бился пульс. Он безумно хотел овладеть ею, но сделать это надо было неспешно, продлевая удовольствие. Его руки скользили по контурам ее тела, очерчивая изгибы, лаская впадины. Он исследовал глубины ее рта, шелковистость бедер. Это была его Билли, его жена, которую он знал как свои пять пальцев, и вместе с тем – новая территория для завоевания.

Все чувства Билли теперь оказались обострены, настроены тоньше, чем он припоминал. Она накрыла ладонью доказательство его желания, высказав таким образом свою просьбу.

Билли торопила мужа поцелуями, возбуждала тихими стонами и шепотом, извиваясь всем телом под его руками. Она отчаянно хотела принадлежать ему. Казалось, в следующее мгновение ее разорвет от слишком долго сдерживаемой страсти. Потом останется время на то, чтобы блаженствовать в его объятиях, позволить его рукам усмирить сжигающий его огонь, насладиться жадными поцелуями, которыми Мосс покроет каждый дюйм ее тела. Но сейчас она хотела завершения.

Ее ноги раздвинулись, спина выгнулась, и он стал частью ее существа. В пылу страсти Билли обхватила Мосса ногами, чтобы он проник еще дальше в те глубины, где нарастала сладострастная теплота.

В последующие полторы недели Билли думала, что она умерла и попала на небеса. Долгие вечера с Моссом, в его объятиях… Полуночные купания в маленькой бухточке у подножия холма. Спокойный ужин на открытом воздухе, когда можно смотреть на звезды. Как-то Мосс пригласил на ужин Тэда, и Билли еле удержалась от смеха, наблюдая, как ее оживленный муж прозрачно намекал, что пора бы другу и закругляться. Моссу нравилось быть с нею наедине, ни с кем не делить ее общество. Казалось, он не может надышаться на нее, насладиться ее присутствием, и это доставляло удовольствие молодой женщине, потому что похожие чувства обуревали и ее. На Гавайях они впервые со времени женитьбы оказались наедине друг с другом. Не было ни Агнес, ни Сета, ни Джессики, никого – только они вдвоем.

В последнее утро, перед уходом Мосса на дежурство на все выходные, Билли лежала рядом с мужем, прислушиваясь к его легкому дыханию и ощущая тепло его тела. Ее ленивый взгляд переместился на маленький дорожный будильник в футляре из санбриджской воловьей кожи. Часы показывали пять десять. Через пять минут нужно разбудить Мосса, чтобы он успел проделать длинный путь до базы. Она складывала в память то, как выглядел Мосс в тот момент, подобно белке, запасающей орехи на зиму. Какой он любимый, какой красивый, какой замечательный! Оставалось некое мальчишеское очарование в его темных всклоченных волосах, но в остальном этот изумительный человек был настоящим мужчиной. Ее мужчиной. Билли растянула последний момент умиротворения, прежде чем перекатиться на ту сторону кровати, где лежал Мосс. В то мгновение, когда минутная стрелка будильника достигла цифры три, Билли звонко шлепнула мужа по пояснице, испустила боевой клич индейцев и выпрыгнула из-под простыни.

– Что за черт! – взревел Мосс, выпутываясь из простыней. – Треклятый воздушный налет в такую рань! – Увидев смеющуюся Билли, он снова откинулся на подушки. – Если когда-нибудь снова так сделаешь, я тебя отшлепаю.

– Это угроза или обещание?

– Вам остается лишь попробовать, миссис Коулмэн.

– Как-нибудь в другой раз, мистер Коулмэн. А сейчас вам нужно нацелиться на душ. Поторопись, а то опоздаешь. Ах, Мосс, мне так не хочется, чтобы ты уходил. Тебя так долго не будет.

– Иди сюда, Билли.

Билли буквально подлетела к постели и бросилась в объятия мужа.

– О, Мосс, я так люблю тебя. Все так чудесно. Этот дом, это место – все просто восхитительно. Каждую минуту я хочу быть с тобой. Часов, которые мы проводим вместе, слишком мало. Я не жалуюсь. Получается, что жалуюсь, но это не так. Я понимаю – столько влюбленных пар не имеют того, что имеем мы. Я люблю тебя. Наверное, причина кроется в этом.

– Я знаю, что ты имеешь в виду, ах ты маленькая мегера. Как ты думаешь? Успеем мы, если быстренько?

– Зависит от того, что ты понимаешь под «быстренько». – Билли хихикнула и поворошила волосы на груди Мосса. – Почему бы нам не принять душ вместе? Я потру тебе спинку, а ты мне…

– Я понравлюсь тебе, а ты мне. – Предложение Билли показалось Моссу возбуждающим, и он рассмеялся. Ему нравилась ее кожа, скользкая от мыла, такая податливая под испытующим нажимом его пальцев, а каждый изгиб или выпуклость ее восхитительной фигуры предлагали себя ему. Мосс отвел завесу светлых волос, упавшую на лицо Билли, чтобы поцеловать ее. Глаза сияли от предвкушения наслаждения, рот стал нежным, губы разомкнулись, позволяя проникнуть глубже. Руки Мосса сомкнулись вокруг нее, притянули поближе. Ее близость уже возбудила желание.

– Билли, – прошептал он, – если ты не пойдешь и не откроешь душ, мы туда так и не попадем.

Билли прогуливалась по уединенному частному пляжу, когда услышала звук мотора подъезжавшего по дороге джипа. Она быстро надела пляжные сандалии и помчалась к дому.

– Тэд! – разочарованно вырвалось у нее.

– Привет, я сожалею, что не являюсь вашим мужем, но это он послал меня. Я могу и убраться. Однако я привез подарки, поэтому подумайте хорошенько, прежде чем принимать поспешные решения, – усмехнулся Тэд.

– Подарки! Какие подарки? Почему Мосс прислал вас? Почему не подождал до вечера и не привез сам? Не то чтобы я не хотела вас видеть. Мне так недостает людей, говорящих на правильном английском языке. Скажите мне скорее, а то я лопну от нетерпения.

Тэд запустил руку в багажник джипа и вынул две канистры с бензином.

– Мосс сказал, в гараже стоит «форд» без горючего. Теперь у вас есть бензин. А если есть бензин, можно ездить на машине. Посмотреть окрестности, Даймонд-Хед, Вайкики, все достопримечательности.

– Какой молодец Мосс! Как ему удалось достать бензин?

– Вам не нужно знать, – сказал Тэд и наклонился, чтобы расшнуровать ботинки. – Я захватил с собой плавки, чтобы окунуться в море, прежде чем ехать обратно. Вас не очень затруднит, если вы принесете мне холодненького пивка? Ничего, если я переоденусь в кабинке?

– Конечно, переоденьтесь. Идите, я сейчас принесу пива. Вода сегодня кристально чистая, совсем нет пены. Честное слово, Тэд, я никогда не видела более чистой воды и более голубого неба. Как будто они слились воедино. Никогда не забыть мне этих каникул. Все так чудесно. Как я рада, что мистер Коулмэн знаком с мисс Камали и устроил все это для нас с Моссом. Даже не знаю, как отблагодарить его.

– Не думаю, что он ждет какой-то платы. Он просто хочет, чтобы вы оба были счастливы. Принимайте это как оно есть, Билли, и радуйтесь этим дням, – любезно ответил Тэд.

– Конечно, вы правы. Не стойте здесь – вперед, моряк. Ведь вы – олицетворение военно-морского флота, а моряки не топчутся на месте босиком.

– Слушаюсь, мэм.

Билли достала бутылку из ящика со льдом, открыла ее и поставила на поднос вместе с крекерами и парой ломтиков сыра. Что-то здесь не так. Тэд слишком взбудоражен. Улыбка слишком широкая, чуточку взвинчен. Это каким-то образом связано с Моссом, нет никакого сомнения.

– Как считаете, Билли, сойду я за короля Нептуна? – спросил Тэд. Он шел со стороны океана, пиная кусочек дерева, выброшенный волнами на берег.

Билли притворилась, что обдумывает ответ, окинула взглядом высокую, стройную фигуру, мокрые волосы. Он был тонким, но не худощавым. Мускулистый, что свидетельствовало о немалой силе. Тело, покрытое загаром золотисто-медового цвета, казалось более массивным, чем на самом деле. Ей нравилась эта его худощавость. Но больше всего Билли нравился забавный суховатый юмор Тэда и постоянная готовность улыбаться.

– О'кей, не отвечайте. Г-м-м, пиво хорошее. Вы действительно знаете, как встречать гостей, миссис Коулмэн. Сыр и крекеры тоже кстати.

– Не случилось ничего плохого? – напрямую спросила Билли. Озабоченность в ее светло-карих глазах явно относилась к Моссу.

– Мосс опоздал на тренировку сегодня утром. Его оставляют на базе на три дня после уик-энда, – так же прямо ответил Тэд.

– О нет!

– О да. Поэтому я и привез бензин. Вам придется проводить время одной. Я могу приехать к вам или встретить вас в Вайкики после дежурства и показать вам остров. Это самое лучшее, что мы можем придумать, Билли.

Мы. Он сказал «мы». Это значило, что Мосс одобряет такой план. Проклятый флот. Этим военным нет дела до того, что она здесь, а муж не может ее видеть. Потом ей вспомнился ранний утренний час под горячим душем в облаке пара. Не скоро забудет она то утро. Теплая волна румянца залила щеки, а затем и шею. Тэд сделал вид, что ничего не заметил, и принялся медленно потягивать пиво.

– Три дня, кроме дежурства в выходные, это долго. Он пробудет здесь всего один день, а потом снова должен будет дежурить в следующий уик-энд. Это ужасно, Тэд.

– Это лучше, чем ничего. Учитесь радоваться тому, что имеете, и все будет отлично.

– Я не подумала об этом. Спасибо, Тэд. Конечно, вы правы.

– Я всегда прав, – еле слышно пробормотал Тэд. – Что скажете, миссис Коулмэн, если я обгоню вас на коралловом рифе? Выигрывает тот, кто первым найдет кусок коралла весом в фунт.

– Что выигрывает? – засмеялась Билли.

– Еще одно пиво, что же еще?

Они сплавали на коралловый риф, но безрезультатно, никто не нашел куска весом в фунт. Потом долговязый американец из Новой Англии и девочка из Филадельфии веселились, как игривые дельфины в сверкающем под солнцем Тихом океане. Рядом не нашлось никого, кто заметил бы, как темнели глаза Тэда, когда он смотрел на Билли. И, конечно, подрагивание рук можно было объяснить купанием в холодной воде. Когда он коснулся плеча Билли, чтобы сказать ей, что пора возвращаться, его руку словно обожгло. Тэд тряхнул головой, проясняя мысли, и бросился в воду. Он плыл к берегу так быстро, что запыхался, выбираясь из воды. Все что угодно, лишь бы двигаться. Билли все еще находилась на некотором расстоянии, медленно приближаясь к пляжу. Когда небольшая волна выплеснула ее на берег, Тэд уже держал наготове стакан лимонада и пиво для самого себя. Надо было убираться отсюда.

– Билли, я иду одеваться. Пора возвращаться.

– Я ценю ваше внимание, Тэд. Скажите Моссу… передайте ему… передайте ему, я сказала, это стоило того. Он поймет.

– Скажу. Накиньте что-нибудь на купальник, а то получите солнечный ожог. Солнце здесь совсем не такое, как в Техасе и в Филадельфии.

– Хорошо, накину. Спасибо, что заехали.

Тэд не стал оглядываться и даже не посмотрел в зеркальце дальнего обзора. Ни к чему.

Мосс перехватил Тэда в столовой.

– Как Билли восприняла новость?

– Героически. Прислала весточку. Просила передать тебе «это стоило того». Она сказала, ты поймешь.

Шаловливая улыбка появилась на губах Мосса.

– Какое-то время и я так думал. Но теперь с этими тремя днями на базе я уже ни в чем не уверен. Что она сказала насчет бензина?

– Завтра поедет вниз.

– Спасибо, Тэд. Послушай, у меня возникла идея. Хочу посмотреть, не удастся ли послать сообщение моему старику. Хочу попросить его прислать сюда двух бычков. Собираюсь устроить здесь техасское барбекю, чтобы гавайское луау стало похоже на пикник выпускников средней школы. Яма на участке мисс Камали довольно большая. Мы могли бы немного расширить ее или вырыть вторую на берегу, но стоит попробовать. Что ты об этом думаешь?

У Тэда отвисла челюсть. Он тоже собирался попросить отца прислать на его судне пару бычков для барбекю. Чертов техасец тоже до этого додумался.

– Послушай, Коулмэн, если тебе это удастся, я обеими руками «за». С удовольствием вонзил бы зубы в хороший кусок техасской говядины. Как ты объяснишь все это капитану? Два техасских бычка, которых поворачивают на вертеле, не останутся незамеченными и – ясно как день – не сойдут за традиционную свинью.

– Если получится, как задумано, никто и слова не скажет. Раз папа провернет это дело, разрешение будет исходить из самого верха. С такой высоты, что капитан Дэвис только поздравит меня. Поговори завтра об этом с Билли к, если будет время, подумайте над списком приглашенных. А черт, приглашай всех. Скажи Билли, пусть купит себе что-нибудь очень яркое, чтобы било в глазах. Хочу, чтобы Дэвис извелся от зависти.

«И он будет не одинок в своих терзаниях», – подумал Тэд.

– Будет сделано. Когда ты планируешь это событие?

– Пирушка. Мы в Техасе называем его пирушкой. Как только свяжусь с отцом. Черт, он мог бы также прислать все нужные приспособления, раз уж станет заниматься этим делом. У него будет занятие. Этот человек воспринимает трудности как вызов.

– Кто же он – человек старой закалки или сам черт? Мосс пожал плечами и улыбнулся, покидая столовую.

Конечно, он пригласит всю команду. Кое-кого из начальства. Местных музыкантов и девушек, исполняющие гавайские танцы. Боже, папа взовьется до потолка. Он сказал сам себе, что делает это ради Билли, чтобы у нее остались хорошие воспоминания об острове. Билли пирушка понравится. Великолепная маленькая хозяйка, которая, несомненно, произведет впечатление на команду.

Когда зазвонил телефон, Агнес сняла трубку и быстро подняла Сета из-за письменного стола.

– Это Мосс. Господи, неужели что-то случилось, как ты думаешь?

– Конечно, ничего не случилось. Мой сын не дурак. Мосс? Как дела, мальчик? – проговорил Сет с преувеличенной сердечностью. Некоторое время он слушал, потом рассмеялся. – Я было думал, ты просишь о чем-то невозможном. Запросто. Сказано – сделано. Понимаю. Принадлежности? Я об этом позабочусь. Три дня, самое большее – четыре. Ты прав, мальчик, Билли этого никогда не забудет. Подумать только, техасское барбекю на Гавайях! Не беспокойся, сынок, я о тебе позабочусь. Для этого и существуют отцы. Я расскажу матери. Предоставь это мне. Береги себя, сынок.

Сет положил трубку и повернулся к Агнес.

– Это надо ж придумать такое. Мальчик хочет двух бычков. – В его голосе звучала гордость. Агнес наморщила нос. На барбекю всегда такая толчея, все едят руками, одеваются в пеструю одежду и пьют пиво. – Приспособления… Он хочет задать нам работы.

– Сет, как ты собираешься все это… провернуть?

– Не забивай себе голову такими вещами, Эгги. Есть ходы-выходы. Должно быть, у Мосса имеются свои причины угостить барбекю, а этого для меня уже достаточно. Черт побери, женщина, да я постараюсь луну достать с неба, если мальчик захочет. Начинай записывать.

– Сет, сколько это будет стоить! – воскликнула Агнес.

– Стоить? Ты имеешь в виду деньги? Ни цента. Бычки наши. А все приспособления для жарки возьмем на ранчо. Надо бы накинуть что-то на бочонки. – Сет одарил Агнес взглядом из-под тяжелых век. – Я позвоню кое-кому из тех, кто мне обязан. Рука руку моет, вот так-то. Твое молчание означает, что ты не одобряешь этого? – Почему-то ответ Агнес имел для Сета некую важность.

– Напротив. Я знаю, у тебя есть друзья в верхах. – Тон ее голоса был едва ли не извиняющимся. Нужно было привыкнуть к Сету и к его манере вести дела.

Сет повертел в пальцах длинную душистую сигару, покатал между пальцами.

– Эгги, как ты думаешь, кто поставляет первоклассную говядину в армию? Не только здесь, в Штатах, но и по всему миру?

– Никогда не задумывалась об этом. Коулмэновская говядина, ты это имеешь в виду?

Сет кивнул и зажал сигару в зубах.

– Итак, если мне начнут вставлять палки в колеса – бычков отправят слишком поздно или не отправят совсем, – кое-кто из пятизвездочных наживет себе неприятности. Нечего портить барбекю для команды авианосца. Улавливаешь мою мысль?

– Прекрасно улавливаю. Займусь этим немедленно. Ты сказал, три дня, может быть, четыре? Так сколько же?

– Пусть будет четыре. Не надо проявлять слишком большое рвение. Кроме того, наши суда для перевозки скота еще не вернулись. Это даст нам три дня на разговоры, переливание из пустого в порожнее, на всякую болтовню.

Болтовню. Эти техасцы говорят на своем особенном языке, так же, как выработали свой собственный стиль. Агнес казалось, что она все больше и больше начинает любить такую выспренность и цветистость. Она не могла не задуматься, когда же сама сможет считать себя стопроцентной жительницей Техаса. «Скоро, – подумалось ей, – как только Билли произведет на свет сына, наследника состояния Коулмэнов».

В следующие два с половиной дня Билли удовольствовалась тем, что с помощью Филиппа выучила несколько гавайских слов. Она узнала, что kamaaina означает «тот, кто живет долго на Гавайях» и относится к Эстер Камали. Mahalo значит «спасибо». Ono – «вкусно»! (Она снова и снова повторяла это слово, поглощая двенадцать штук манго один за другим!) Wahine – это «женщина», a wikiwiki – «делать что-нибудь быстро». Прежде чем отправиться в свой домик, слуга сказал ей, что она nani, то есть «красивая». Билли улыбнулась. Эти слова нетрудно произносить, и они звучат так приятно. Когда придет Мосс, она покажет ему, что успела выучить, и попрактикуется на нем.

Мосс осторожно вел джип по дороге, ведущей на холм, заранее предвкушая, как обнимет Билли. Она ждет там, полная нежности и готовности любить его. Мосс улыбнулся, закусив тонкую, с кончиком цвета слоновой кости сигару, к которым пристрастился. Конечно, он заслужил отсидку на базе и понимал, что виноват, но уж очень тяжко оказалось ворочаться всю ночь напролет, а проснувшись, не обнаруживать жены рядом с собой. Черт побери, как же мужчины привыкают к самым приятным вещам на свете.

Еще на базе он заметил, что Тэд почему-то избегает его. Мосс пожал плечами. Может быть, старина Тэд оказался более деликатным и понимающим, чем ему казалось раньше, и не хочет мешать им с Билли. Однако он все же был немного раздосадован, когда, предложив другу составить жене компанию, услышал в ответ, что тот вдруг оказался чрезвычайно занятым и связанным другими обстоятельствами. Конечно, хотя его самого Билли, несомненно, возбуждала, вряд ли она так действовала на других. Может быть, это произойдет позднее, когда со временем она обретет зрелость и опыт. Мосс предполагал, что большинство мужчин точно так же относятся к своим женам и что так и должно быть. Жена постоянна и надежна, предсказуема и верна. Именно поэтому мужчины не женятся на таких девушках, как Лола, которая работает в Холли Локи, на той стороне острова. Лола никогда не станет предсказуемой и верной – она водит дружбу с опасными мужчинами, – но Лола будоражит и возбуждает. И она показала ему гораздо более интересные вещи, чем фотографии младенца, которого он никогда не видел.

Мэгги. И откуда только Билли откопала это имя? Надо будет как-нибудь на днях спросить ее. Без сомнения, она ответит, что так зовут автора «Унесенных ветром», любимой книги Билли. Боже, у женщин совсем нет воображения! Сету, конечно, все равно, назови она ребенка хоть Пепси-Кола. В этом случае папа не настаивал на своем мнении, и, похоже, надежда на внука и стала единственной причиной, заставившей его сделать все возможное и невозможное, чтобы послать Билли на Гавайи. Папа сделал все от него зависящее, а остальное – дело Мосса. Отправить ее отсюда беременной Райли Сетом Коулмэном доставит ему истинное удовольствие.

У Билли ведь не должно остаться никаких недомоганий? Она пышет здоровьем, просто цветет. Письмо Джессики, полученное почти в то же время, когда приехала Билли, было явно продиктовано материнской заботой. Однако письмо матери вызвало глухое беспокойство. Она писала, что говорила с доктором Уордом во время одного из его визитов по поводу ее головной боли. Он предостерегал против еще одной беременности Билли. Что бы это значило? И если была в этом хоть доля правды, почему Билли ничего сама ему не сказала?

Мосс постарался отодвинуть эту неприятную головоломку подальше, на задворки сознания, как поступал со всем, что мешало его планам. Билли уже большая девочка – сама стала матерью, – и, черт побери, никого, кроме них с Билли, это не касается! Мосс принялся насвистывать, завидев дом на вершине холма. Мелькнула смутная мысль, будут ли у его сына такие же темные волосы, как у него.

Глава 13

Билли наблюдала за лихорадочными приготовлениями к барбекю. Накануне с самолетом Красного Креста прибыли два бычка, и оставалось только зажарить их. Было ясно, что Мосс раздражен до такой степени, что готов сказать что-нибудь обидное медлительному Филиппу.

– Да, сэр, мистер Мосс, wikiwiki. Корова очень отличается от свиньи. Свинью легко зажарить. В корове больше мяса. Гораздо тяжелее. У вас две коровы. Больше работы. Если приведете больше помощников, мы будем делать wikiwiki.

– Бычок. Это бычок, – в отчаянии проговорил Мосс. – Помощники скоро подойдут. Давайте установим этот вертел, а второй будет на берегу. Не вижу, в чем проблема. Свинью жарят по тому же принципу, что и бычка. Единственное отличие в том, что вы кладете яблоко свинье в зубы. Если хотите всунуть яблоко в рот бычку, я вам разрешаю.

– Яблоко слишком маленькое. Может быть, ананас. Зря вы не хотите устроить луау. На Гавайях делают луау. Мы не делаем… – он искал в памяти слова, которые так часто повторял Мосс, – тукас баркут.

– Техасское барбекю. – Мосс поморщился, поправляя Филиппа. Билли хихикнула, прикрывшись ладошкой. В глубине души она соглашалась с Филиппом. Устроить луау гораздо проще.

Было три часа ночи, Билли устала. Единственное, чего ей хотелось, – это забраться в постель и спать в объятиях Мосса. Но, она понимала, Мосс и не думал о сне. Он собирался руководить приготовлениями, пока не придет время отправляться на базу – в пять тридцать. Как он может отдавать столько сил и внимания этому нелепому способу жарки мяса! Филипп буквально засыпал на ходу, но Мосс не давал ему пощады. Когда яма была устроена как следует, а бычок надежно насажен на вертел, Мосс отступил на несколько шагов, придирчиво озирая результат их усилий.

– Папа был бы горд и доволен мной, – сказал он, хлопнув в ладоши. – Теперь нам остается приготовить вторую яму, а потом спокойно ждать. Билли, ты позаботишься об остальных продуктах, так ведь? Утром прежде всего привезут лед – пиво должно быть холодным. Кто будет лущить кукурузу? Как насчет соуса? Вы уверены, что та девица на кухне знает, как он готовится?

– Поверь, дорогой, все под контролем, – устало сказала Билли.

– А ты купила себе цветастое муумуу?

– Не успела, не было времени. Не беспокойся, у меня есть что надеть.

– Билли, я сказал тебе купить муумуу. То есть, попросил Тэда передать тебе. Я хотел, чтобы на тебе было что-нибудь яркое, цветастое, а за ухом цветок гибискуса. Ты целыми днями лежала возле дома. Неужели от тебя потребовалось бы такое большое беспокойство, если бы ты съездила в город, в один из магазинов на Вайкики и купила платье? Черт побери, Билли, я что, слишком многого просил?

Билли чувствовала себя словно побитая собака. Никогда раньше муж не говорил с нею в таком тоне.

– Я… извини, Мосс. Я не думала, что это так важно. Я привезла с собой кучу новых нарядов и так ни разу их и не надела. Они гораздо красивее, чем мешковатое муумуу. – Плечи ее поникли. – Извини, Мосс. Сегодня утром куплю.

Мосс резко обернулся.

– Сегодня ты никуда не поедешь. Ты должна оставаться здесь и приглядывать за всем. Даже не думай куда-то отлучаться.

– Хорошо, Мосс. Извини. Пожалуйста, давай не будем ссориться. У нас так мало времени, и я не хочу его портить.

Глаза Мосса смягчились.

– И ты меня извини. Это потому, что ты всегда старалась мне угодить. Я редко, да, можно сказать, никогда, не просил тебя что-то сделать. Я думал, ты поймешь: для меня очень важно, чтобы ты надела муумуу. Я собираюсь сделать несколько фотографий и послать папе с мамой. Все парни из эскадрильи наденут яркие рубашки с цветочным рисунком. Большая часть команды придет в местной одежде. Ты будешь выделяться, как белая ворона. Мне совсем не хотелось, чтобы хозяйка выглядела белой вороной, Билли. Папа и мама будут разочарованы. Ладно, теперь слишком поздно думать об этом, так что забудем. Старина Филипп, похоже, совсем замотался, может быть, ты поможешь мне с ямой на берегу? Ты ведь сможешь, а?

В тот момент Билли сделала бы что угодно, лишь бы вызвать улыбку на лице мужа.

Когда в пять тридцать Мосс выехал из дома, Билли едва не падала от изнеможения. Оба бычка медленно поворачивались на вертелах. Нежная говядина будет готова к десяти часам вечера. С головы до ног Билли оказалась облеплена мокрым песком и покрыта солью. Белокурые кудри потускнели и склеились. Она опустилась на песок и заплакала: Мосс едва чмокнул ее в щеку. Это было похоже на тот торопливый поцелуй, которым оделяет мужчина свою любовницу, покидая ее квартиру, чтобы не унести с собой запах ее духов. Она чувствовала себя несчастной и ни на что не годной. Сердитые слезы жгли глаза. Мосс даже не ответил, когда она сказала, что любит его, и предупредила, чтобы он ехал осторожно. Только слегка кивнул и забрался в джип. Он сердился на нее. Как могла она быть такой глупой?

Сердитая и расстроенная, Билли сбросила сандалии и побежала к океану, чтобы окунуться в его волны. Плавала она яростно, сражаясь с волнами, словно с врагом, и к тому времени, как повернула к берегу, напряжение отступило.

Хрупкие плечи незаметно распрямились. Мосс хотел видеть ее в муумуу. Каким-то образом надо обеспечить себе это гавайское платье. Билли поежилась от утренней прохлады. Когда на глаза ей попался прикорнувший возле дома Филипп, по ее губам скользнула улыбка. Билли вытерлась и отправилась на поиски домоправительницы. Не получив ответа на тихий стук, она открыла дверь и вошла в комнату, снова расправив плечи. Здесь требовалось немного коулмэновского характера, чтобы выполнить задуманное. Она осторожно потрясла спящую женщину за пухлое плечо.

– Роза, проснись, мне нужна твоя помощь. Очень pilikia, – добавила Билли. – Мне нужна твоя помощь. Надо вставать. Ну, давай, пожалуйста. Я знаю, еще рано, но день будет суматошный. – Пышнотелая Роза открыла глаза и одновременно улыбнулась. – Пожалуйста, Роза, – умоляла Билли.

Женщина повернулась на другой бок, пружины кровати заскрипели под ее весом.

– Будить меня, когда солнце поднимется высоко, – пробормотала она, натягивая простыню на голову.

– Роза, ты не понимаешь. Ты должна встать, wikiwiki. Сейчас же. Мне нужно муумуу. Это очень важно. Я должна попробовать сшить такое платье. Есть тут где-нибудь швейная машинка? – Билли так расстроилась, что готова была затопать ногами и завопить как одержимая. Как могла эта женщина спать как ни в чем не бывало! Как могла она лежать и отказываться помочь ей? Ее счастье зависит от того, будет у нее муумуу или нет.

Филипп. Может быть, он сможет помочь. Билли побежала будить мужа Розы. Очень не хотелось тревожить пожилого человека после того, как он всю ночь работал с Моссом, но другого выбора не было. Она его растолкала отнюдь не самым вежливым образом. Через пятнадцать минут Билли добилась некоторого внимания, весьма безучастного, со стороны Филиппа. По крайней мере, глаза он открыл, сказала себе она и быстро объяснила, в чем состоит ее проблема. Филипп фыркнул.

– Скажите Розе, что она похожа на королеву Камамалу.

Она встанет и сделает все, что вам нужно. Это единственный способ. Только ничего не говорите о татуировке. Так она хочет. Вы хорошо слушаете?

– Да, да, я понимаю, ничего не говорить о татуировке. Сказать ей, что она похожа на королеву Камамалу. Так? Это все, что я должна сделать? – Но Филипп уже спал крепким сном.

Билли снова и снова повторяла имя королевы, словно пробуя его на вкус. Надо будет поискать в библиотеке мисс Камали что-нибудь об этой знаменитой даме. «Королева Камамалу, королева Камамалу, королева Камамалу», – твердила Билли, устремляясь в правое крыло дома, где спала Роза.

– Роза, я должна была вернуться, чтобы сказать тебе одну вещь. – Билли понизила голос до еле слышного шепота. – Я просто не могла допустить, чтобы прошел еще один день, а я бы не успела сказать тебе, что, по-моему, ты очень похожа на королеву… королеву Камамалу. В самом деле похожа. – Билли по-детски скрестила пальцы, допуская эту маленькую ложь, на которую пришлось пойти. А может быть, это вовсе и не было ложью. Она расцепила пальцы.

Роза перекатилась на спину и села в постели.

– Вы так думаете, мисс Билли? Никто не верит в это, кроме Филиппа. Нужна татуировка здесь, здесь и здесь, – доверительно сообщила Роза, хлопая по своему пухлому телу. – У королевы Камамалу много татуировки. Филипп говорит, нет.

Билли поморщилась.

– Мужья, Филипп, локо. – Билли показала на свою голову. Она бы сделала все что угодно, лишь бы заставить домоправительницу двигаться.

– Умная wahine. Умная haole wahine. – Улыбаясь, Роза выбралась из постели.

– Теперь о моих трудностях. Мне нужно муумуу, – сказала Билли, тщательно выговаривая каждое слово. – Я подумала, может быть, мы смогли бы сшить его или хотя бы попробовать что-то приспособить. Есть здесь швейная машинка?

Роза растерянно посмотрела на нее, и Билли стала делать пальцами такие движения, будто вдевает нитку в иголку, а потом подшивает подол. Роза улыбнулась и сказала:

– Нет, нет шить. Нету машинки, рики-тики шить. От огорчения на глазах Билли выступили слезы.

– Мне нужно муумуу, Роза. Мой kane, мой ipo не будет меня любить. – Она чувствовала себя ужасно глупо, изображая губами поцелуи, чтобы показать, насколько серьезна ситуация. Билли так и не поняла, то ли слова, означавшие «мужчина» и «любимый», то ли ее слезы заставили, наконец, домоправительницу подняться с постели.

– Пошли другая комната. – Билли последовала за Розой в холл, к которому примыкала спальня Эстер Камали. На мгновение Роза нерешительно остановилась. Еще один взгляд, брошенный на полные слез глаза Билли, казалось, убедил ее открыть дверь. Билли приблизилась, потом отступила назад. Она поняла, что никогда в жизни не видела комнаты прекраснее. Здесь все отливало жемчужно-белым или светло-зеленым, даже плетеная корзинка. Отдельные пятна золотисто-желтого, словно солнечный свет, дополняли совершенство убранства. Билли затаила дыхание. Это была комната женщины. Неизвестно почему у нее возникло чувство, что ни один мужчина не переступал ее порога. Все здесь выглядело абсолютно новым, как будто здесь ничем не пользовались. Билли подняла руки ладонями кверху, в знак того, что она не понимает.

– Ipo мисси Эстер умер. Никогда не была женой другой мужчина, никогда.

Возлюбленный Эстер Камали умер. Как печально. Билли показалось, будто сама она прощается с жизнью. Это чувство оказалось таким сильным, что она повернулась, собираясь покинуть комнату. По щекам текли слезы. Она беспокоилась из-за такого пустяка, как муумуу, а ее добрая незримая хозяйка потеряла любимого. Роза быстрым движением втянула Билли обратно в спальню.

– Мисси Эстер уехала. Не возвращается домой много, много лет. Нет другой мужчина для мисси. А вы приехали.

Отерев лицо, залитое слезами, Билли проследовала за домоправительницей в небольшую гардеробную рядом со спальней. Там Роза потянулась к фарфоровому кувшину рядом с одной из полок и достала из него маленький бронзовый ключик.

– Сейчас увидите, wikiwiki. – Роза перекрестилась и опустилась на колени перед большим плетеным сундуком под нижней полкой. Смуглые руки цвета меда осторожно снимали слои мягкой бумаги, лежавшие сверху, потом нырнули вглубь. Казалось, домоправительница на ощупь определила именно то, что искала. Когда ее пухлые ручки обнаружили нужную вещь, она извлекла и подняла вверх настоящую радугу многоцветного шелка.

– Для вас, мисси Билли. Никакой другой женщина не носить. Мисси Эстер говорит о'кей.

Билли не проронила ни слова. Она была достаточно себялюбива, чтобы пожелать протянуть руку к чудесному наряду, но и в достаточной степени женщиной, чтобы понимать, что значил этот красивый шелк для Эстер Камали. Слезы снова вскипели в глазах. Она покачала головой и сделала шаг назад.

– Вы брать. Вы носить. Мисси Эстер хочет, чтобы ваш kane увидел вас в этом платье. Вы брать. Все о'кей. Очень о'кей. Брать.

Как бы помимо своей воли Билли потянулась к трепещущему шелку. Как раз что-то в этом роде Мосс и желал увидеть на ней. Она приложила воздушный шелк к плечам. Агатово-черные глаза Розы сияли от удовольствия.

– Роза, ты уверена? – Билли больше всего на свете хотелось надеть это платье. Она на все готова, лишь бы поносить этот дивный наряд, лишь бы растопить недовольство Мосса.

– Я буду осторожна. Обещаю. Не буду и близко подходить к пище. Даже пить не стану, пока оно на мне.

Роза нахмурилась. О чем толкует wahine? Когда Билли улыбнулась, она облегченно вздохнула.

– Мисси Эстер очень счастливая, что платье делать вы счастливая.

Билли отнесла шелковый наряд в свою комнату и положила его на постель. Мосс будет доволен. Она знала – он не станет задавать вопросов, а просто воспримет этот факт как результат ее стараний сделать так, чтобы он остался доволен.

Билли приняла душ, вымыла и уложила волосы. Она оставила включенной горячую воду, чтобы пар в ванной комнате распрямил складки, которые могли образоваться на шелке после хранения в благоухающем хранилище среди других вещей. Не могло быть и речи о том, чтобы коснуться утюгом этого великолепного творения.

Когда Билли появилась на кухне, Роза и Филипп вместе со своими многочисленными кузенами, племянниками и племянницами занимались приготовлением яств для барбекю. Продукты, доставленные медицинским фургоном, были отложены в сторону. Роза и одна из ее шустрых племянниц стряпали гавайские блюда, которые будут подаваться отдельно. Здесь уже стояли огромные деревянные подносы с экзотическими блюдами из смеси рыбы, свинины и различной зелени, завернутой в листья таро, а затем тушенной. Билли выбрала один такой лист и попробовала.

– Восхитительно. – Она засмеялась и взяла еще один. Пекущиеся ulu и opihi испускали несравненный аромат.

Впервые Билли попробует фруктовых лепешек и моллюсков. Здесь выстроились и маленькие горшочки пурпурного poi, приготовленного из толченых корней таро. Билли сморщила нос. Девушки рассмеялись, когда она запустила пальцы в poi, а потом облизала их. Даже если это традиционное гавайское блюдо, Билли решила обойтись без него. Ее внимание привлекли бутылки с соусом для барбекю и огромные мешки с кукурузой. Похоже, ей одной придется лущить желтые початки. Филипп жестом показал, что бочонки с пивом стоят на льду. Это хорошо. Два ящика бурбона будут отправлены на террасу, где Мосс собирался устроить бар. Два дорожных мешка с айдахской картошкой для жарения уже обследованы Филиппом. Он получил указания, как жарить ее на пляже неподалеку от бычков.

– Для тошки остается много времени.

– Картошки, – поправила его Билли.

– Я и говорю, тошки.

Охлажденное масло присолили и взбивали в тяжелых керамических шейкерах. Коробки с плотными бумажными салфетками были открыты, и ребенок лет десяти раскладывал их затейливыми квадратиками. Кроме того, привезли еще, по крайней мере, шесть скатертей в красную и белую клетку. «Сет все предусмотрел!» – изумленно подумала Билли.

– Филипп, если ты или кто-нибудь из ребят отнесет кукурузу вон к тому дереву, я почищу ее. Понадобится еще корзина или что-нибудь вроде корзины, чтобы бросать туда початки. – Не успела она договорить, как высокий подросток подхватил мешок с кукурузой и взгромоздил на плечо корзину. С шаловливой улыбкой он жестом пригласил Билли идти впереди него.

Билли пересекла террасу и улыбнулась очаровательной группе девушек, проворно сплетавшей для гостей гирлянды из цветов плюмерии. Мосс ничего не упустил. Барбекю может быть и техасским, но следовало почтительно относиться и к красивым гавайским обычаям.

Усевшись под деревом и принимаясь лущить кукурузу, Билли осознала, как далеко от дома она находится. Спелый шелк початков ковром ложился ей под ноги, лимонно-зеленые листья громоздились в кучи. Спелые зерна без единого изъяна располагались ровными рядами. Жаль, что она не сможет попробовать кукурузы. Билли уже жалела о своем обещании не есть, пока на ней будет платье Эстер Камали. Когда гости уйдут, она снимет платье и погрызет то, что останется.

Через два часа Билли потерла занемевшую шею и доверила лущение кукурузы одному из мальчишек. Тот недовольно поморщился при виде горы початков, но, повинуясь резвому приказанию дяди Филиппа, взялся за дело. Пора было посмотреть, как подходит дрожжевое тесто для хлеба.

Удовлетворенная зрелищем бурной деятельности на кухне и мрачным бормотанием домоправительницы, Билли поспешно ретировалась на пляж, где долго гуляла в одиночестве. Сначала мысли ее текли лениво и были полны мечтаний, но потом ускорили свой бег, подгоняемые непрестанно набегающими на песок волнами. Вся эта суета, все хлопоты, все это беспокойство ради барбекю. О чем думали Мосс и Сет, приславший продукты с другого конца света? Нет, наверное, никогда не понять ей Коулмэнов. Поведение Мосса и его резкие слова сегодня утром обидели ее. Очень обидели. В глубине души Билли пришлось признать, что она ревновала Мосса к его планам на вечер. Почему Моссу недостаточно быть только с ней? Вдвоем. Оставшимися днями следовало дорожить. Она догадывалась, что «Энтерпрайз» готовился к отплытию: ремонтные работы шли с опережением сроков. Кто знает, когда они снова увидятся. «Учитесь радоваться тому, что имеете», – сказал ей Тэд. Правильно сказал.

Эта вечеринка продолжится до раннего утра. Мосс должен будет вернуться на базу для дежурства в выходные дни. Значит, уборка после гостей ляжет целиком на нее и Розу.

Билли вздохнула, глядя на океанские волны. Она находится на райском острове с мужчиной, которого любит всем сердцем, на вечер у нее приготовлено красивейшее платье, а она жалеет саму себя. Высокое начальство, красивые женщины… Предвкушение предстоящего веселья должно было бы возбуждать. Почему же она чувствует себя такой несчастной, такой одинокой? Было ли это вызвано усталостью, ведь она работала с Моссом всю ночь напролет? Нет, много раз ей приходилось бодрствовать ночью, но никогда она не чувствовала себя так ужасно. Усталость души? Может быть. Разочарование? Более чем вероятно. Не слишком ли многого она хочет, мечтая каждую минуту проводить рядом со своим мужем?

Всего через несколько часов Мосс приедет домой. По крайней мере, некоторое время до прихода гостей они смогут побыть вместе. Конечно, если только Мосс не вобьет себе в голову мысль самолично проверить все досконально. Надо пойти в свою комнату и снять бигуди с волос. Может быть, налить себе стакан лимонада и посидеть на солнышке на балконе. Хорошая книга или журнал помогли бы скоротать время. Но прежде всего следовало проверить обе ямы с поджаривавшимися тушами бычков и во второй раз проинспектировать состояние дел на кухне. Это просто смешно. Что она знает о жарении бычков на вертеле?

Филипп щелкнул языком и хлопнул ладонями по коленям, выражая свое неодобрение, когда Билли приподняла дымящиеся баньяновые листья. Это же повторилось на кухне, куда она попробовала сунуться. Там царил настоящий хаос – повсюду стояли подносы и блюда с едой. Мука и что-то еще, похожее на горшок с клеем, обнаружились на хромированном кухонном столе. Потом надо будет спросить, что это было такое.

Затейливо украшенные часы на столе в гостиной прозвонили шесть раз. Билли сверилась с золотыми часиками у себя на руке. На пять минут отстают. Она как раз переводила стрелку, когда услышала, как по дороге едет джип. Билли подбежала к широкой двустворчатой двери и широко распахнула ее. Радостные слова приветствия замерли на губах. В джипе сидели Мосс с Тэдом и еще трое друзей. Она изобразила улыбку на губах и подошла к подъездной дорожке.

– Смотри, милая, – сказал Мосс, – я привез подмогу. Вперед, парни, Билли нальет вам выпить. Хочу посмотреть ямы. Филипп отличный старик, но у него мало сноровки в обращении с бычками. Ты проверяла, как шли дела в течение дня, Билли?

Какой он радостный, какой взбудораженный. Каким счастливым выглядит. Все это для него чрезвычайно важно. Как она могла даже подумать о том, чтобы испортить ему праздник! Теперь Билли была очень рада, что согласилась надеть платье мисс Камали.

– Да, Мосс, присмотрела. На мой взгляд, все отлично. Даже не стоит заходить на кухню: Роза надерет тебе уши.

Тэд и остальные рассмеялись. Мосс побежал к берегу, а Билли повела гостей на террасу. Она предложила им напитки и завела светскую беседу.

Двадцать минут спустя появился Мосс и сам смешал себе коктейль. Он расположился рядом со своими друзьями, разговор зашел о событиях дня. Билли извинилась перед гостями, хотя знала, что никто, кроме, может быть, Тэда, не заметит ее ухода.

Билли наполнила ванну и долго расслабленно лежала в воде, куда добавила изрядную порцию ароматических солей. Глядя на пышную пену, она думала, как это похоже на пену волн Тихого океана. Нет, плакать она не будет, ни за что не будет. Иногда эта новая замужняя жизнь поражала ее. Наверное, Мосс даже не помнит, что был резок с нею сегодня утром. Наверное, даже не сознавал, как сильно обидел ее. Пора стряхнуть с себя уныние, одеться и присоединиться к Моссу и его друзьям. Скоро начнут прибывать гости.

Когда Билли час спустя появилась на террасе, все пятеро вскочили на ноги, но взгляд ее устремился только на Мосса. Он улыбался, а в глазах светилось горделивое одобрение. Длинное платье типа саронга оставляло открытыми ее гладкие загорелые плечи, облегало высокую грудь, боковой разрез позволял уловить украдкой очертания длинной изящной ножки.

– Вы чудесно выглядите, Билли, – искренне сказал Тэд. Трое других летчиков присоединились к его одобрительному высказыванию. Мосс легонько поцеловал жену в щеку и обнял за плечи. Билли хотелось прижаться к нему, опереться на него, но она держала в узде свои чувства. Она тепло улыбнулась и села на один из плетеных стульев. Шелк собрался вокруг щиколоток, оставляя открытыми вызывающе сексуальные туфли на высоких каблуках, состоявших, казалось, лишь из тонких ремешков. Тэд Кингсли с трудом сглотнул комок в горле. Он в жизни не видел ничего более соблазнительного, чем эта мягко покачивающаяся ножка.

– Думаю, мне надо прогуляться на берег и посмотреть, как там наши бычки, – сказал он. – На твоем месте, Коулмэн, я бы оставил на время общее руководство и пошел переодеться. Ты хозяин, а команда прибудет с минуты на минуту.

– Хорошая мысль, я быстро. Билли, налей гостям еще.

– Мы и сами можем сделать это, Мосс. Пусть твоя жена отдыхает. Нам приятно просто сидеть и смотреть на нее.

– Устраивайтесь сами. Я ведь советовал вам привести подружек.

– Ты, конечно, шутишь. Когда я развлекаюсь, то развлекаюсь. На всю катушку. Этого себе не позволишь, когда тут будет крутиться все высокое военное начальство. Ты о нас не беспокойся. Мы сюда пришли, чтобы съесть всю говядину, что там у тебя жарится.

Мосс пожал плечами. Парни правы. Святые угодники, Билли выбьет из команды дух вон. Он никогда не видел ее такой красивой. На парней это произвело впечатление. А Тэд, тот вообще с минуту выглядел как рыба, вытащенная из воды. Вечеринка обещала оказаться успешной. Он буквально чувствовал это.

К половине десятого прибыл последний из приглашенных. Мосс отвел Билли в сторону, пока они наблюдали за всем, что происходило на террасе и на лужайке.

– Ты заметила, что все жены генералов и адмиралов старые и морщинистые? Глянь вон на ту. – Билли посмотрела в том направлении, куда незаметно указывал Мосс. Лицо женщины покрывали морщины, а кожа на шее отвисала некрасивыми складками. – Так что смотри, если когда-нибудь будешь так выглядеть, я с тобой разведусь.

– Ты собираешься когда-нибудь стать адмиралом, Мосс? – насмешливо спросила Билли, радуясь минуте близости.

– Я – нет, но Тэд обязательно станет, могу побиться об заклад на Санбридж.

Билли засмеялась.

– Думаешь, у него будет жена, похожая на одну из этих женщин?

– Боже, надеюсь, что нет. Тэд очень разборчив. Что за туфли на жене генерала? – полюбопытствовал Мосс.

Билли пригляделась к жене, на которую смотрел Мосс, и снова засмеялась.

– Практичные. Может быть, у нее проблемы с ногами. Но мы все-таки не любезны.

– Вы говорите чепуху, миссис Коулмэн. Эта леди самая настоящая, стопроцентная стерва. Она твердой рукой правит офицерскими женами. Генерал и шагу ступить не может, не посоветовавшись с ней. На базе все об этом знают. Я рад, что ты живешь здесь, подальше от них. – Рука Мосса покровительственно обвилась вокруг плеч жены. На этот раз Билли прижалась к нему и что-то прошептала. Мосс с улыбкой склонился к ней. – Чуть позже я поймаю тебя на слове. А сейчас лучше пройтись среди гостей, милая. Филипп скоро начнет разрезать туши, и нам нужно возглавить очередь. Встретимся на лужайке, ну, скажем, через двадцать минут.

Билли маневрировала среди оживленной толпы гостей, заговаривая то с одним, то с другим. Вечеринка удалась на славу.

В тот момент, когда родственники Филиппа взяли на своих национальных инструментах первые аккорды «В сердце Техаса», Билли направилась на лужайку, чтобы встретиться с мужем.

Мосс поднял вверх обе руки, призывая к тишине.

– Helemai ai! – крикнул он. – Пойдемте есть!

Маленький оркестр разделился: половина пошла на берег, половина осталась под деревом. Музыканты наигрывали приятные мелодии, в то время как местные девушки в юбках из полосок ткани плавно двигались под музыку. Глаза многих мужчин были устремлены на девушек, вместо того чтобы вожделенно озирать горы мяса. Билли почувствовала себя удовлетворенной: Мосс смотрел только на нее одну.

– Как-нибудь надо снова устроить такое веселье, старина, – сказал Тэд с намеком.

– В следующий раз устраивать будешь ты, – улыбнулся Мосс. – Что готовят в Новой Англии на пикнике?

– Мы жарим рыбу. И свиные отбивные. Свиные отбивные на ребрышках. Говорил ли я вам, что вы здесь самая красивая женщина? – галантно обратился Тэд к Билли, пытаясь отвесить низкий церемонный поклон.

– Три раза, – смеясь, заметил Мосс. – Ты свихнулся, Тэд.

– Да-а-а, Билли, вы поиграете для меня на пианино? Эти однообразные ноты действуют мне на нервы. Хочется какой-нибудь хорошей старой музыки США. Дружище, может твоя жена сыграть мне пару мелодий? – спросил Тэд у Мосса.

– Почему бы и нет? Как решит Билли.

– Конечно. Что бы вы хотели услышать?

– Что-нибудь ритмичное, сердечное, танцевальное… Может быть, буги-вуги. Это не слишком большие запросы?

– Нет, вовсе нет. Думаю, я справлюсь. Пойдемте, лейтенант.

Билли уселась за пианино. Размяла пальцы и пробежалась по клавишам. Инструмент оказался очень хорошим.

Билли была поглощена музыкой и не обращала внимания на пристальный взгляд Тэда, наклонившегося над пианино. Билли закончила последние аккорды «Когда свет снова разольется над миром» и начала играть «Белые паруса Довера». Затем последовали «Огни гавани» и «Всегда».

– Закругляйтесь, Билли, – сказал Тэд. Она повиновалась и удивилась, когда тот пробежался длинными пальцами по клавишам. – Сыграем дуэтом. Что вы выбираете?

– А я и не знала, что вы играете, Тэд.

– Вы многого обо мне не знаете. Ну, давайте заставим петь эти костяшки.

Билли рассмеялась:

– Выбирайте, лейтенант, а я последую за вами.

Когда отбыл последний гость, Мосс подвел итог:

– Это был потрясающий успех, милая, мы можем гордиться собой. Мак сделал несколько фотографий. Я даже собираюсь проявить их здесь и сразу отправить папе. Он захочет побыстрее узнать, как прошло барбекю. Увидимся в понедельник вечером. Кстати, миссис Коулмэн, я вам говорил, как прекрасны вы были сегодня вечером? Эй, что за слезы? Билли, женщины Коулмэнов не плачут из-за таких глупостей. Ну же, подари мне улыбку.

Несмотря на все усилия, Билли не удалось выдавить ничего, кроме гримасы, но Мосса, казалось, это удовлетворило.

– Ну, давайте, летающие задницы, пошевеливайтесь. Кто почти трезв?

– Я, – спокойно ответил Тэд. – Несколько часов ничего не пил. Мосс, если ты не хочешь вести «форд» утром, я возьму его сейчас, а ты приедешь на джипе. Ты выглядишь усталым. Почему бы тебе не урвать часок-другой сна?

Мосс отрицательно покачал головой.

– Сделаем так, как я сказал.

Билли взглядом поблагодарила Тэда за попытку помочь ей.

– Спокойной ночи, джентльмены, – проговорила она. – Тэд, веди машину осторожно. Мосс, увидимся в понедельник. – С этими словами она повернулась и пошла в спальню, не вытирая слез, катившихся по щекам. А она-то была уверена, что Мосс останется.

Тэду захотелось врезать кулаком по улыбающейся физиономии Мосса. Поездка на базу прошла в молчании, полном напряжения и ощущения пошатнувшейся верности в дружбе. Мосс его друг, его лучший друг, напоминал себе Тэд. Никогда не следует забывать об этом.

Глава 14

Гавайский медовый месяц Билли, по всей видимости, подходил к концу. После барбекю они с Моссом редко проводили вечера наедине. Лед был сломан, и теперь настала их очередь принимать приглашения, поэтому Мосс вместе с Билли нередко посещал офицерский клуб за пределами базы.

– Это для меня очень важно, Билли, – говорил он в ответ на ее жалобы. – Я ведь прошу тебя всего лишь присутствовать там, тебе ничего не нужно делать. Все приготовления клуб берет на себя.

– Но я хочу остаться здесь, наедине с тобой, а не в обществе двух десятков посторонних людей. И я намного моложе остальных жен офицеров, у нас мало общего.

– Я не люблю, когда ты хнычешь, Билли. Мне это совсем не нравится. Повышение в звании производится не только за заслуги, даже в военное время. Ты моя жена и принадлежишь к семье Коулмэнов. Ты прожила в Санбридже достаточно долго, чтобы понять, как все делается, и надеюсь, будешь вести себя правильно. А теперь одевайся.

– Я, наверное, могла бы понять тебя, если бы ты собирался сделать военную карьеру, Мосс, но ты ведь не думаешь оставаться в армии. Почему это так важно для тебя?

– Потому что я хочу пойти как можно дальше. Хочу оказаться наверху, там, где принимаются решения. Неизвестно сколько времени продлится эта война, и я хочу сказать в ней свое слово. У меня есть кое-какие идеи, но никто не захочет меня слушать, если я останусь всего лишь «летающей задницей». Теперь понимаешь?

– Не вполне. Я действительно не представляю себе, почему это должно касаться меня. У Тэда нет жены, которая сопровождала бы его на приемах, и он, конечно же, не желает продвигаться по службе.

Мосса уязвляло, что Тэд получал очередные звания раньше, чем он. Его друг, казалось, действует в соответствии с пророчеством папы: «Смотри, сынок, как бы этот янки тебя не обошел».

Билли сразу же пожалела о сказанном и смиренно отправилась в спальню переодеваться. По крайней мере, ее дорогостоящий гардероб найдет достойное применение. Следовало держать на высоте имидж Коулмэнов. Позднее Мосс пригладит ее взъерошенные перышки нежным поцелуем и одобрительным свистом. А единственное, в чем Билли постоянно нуждалась, – это в одобрении своего мужа.

Мосс не был уверен, что ему по душе чрезмерная настойчивость и навязчивость, которой он не замечал в жене раньше. Ему хотелось, чтобы во многих отношениях она оставалась более независимой, потому что тогда он получил бы больше свободы и на нем бы лежало меньше ответственности. Однако в то же время он не желал изменений в той приятной, восприимчивой девушке, с которой познакомился в Филадельфии. Мосс предпочитал владеть ситуацией и проявлявшееся временами упрямство жены считал крайне неприятным. Эта новая Билли задавала вопросы, на которые он порой не мог ответить.

Слова Билли о продвижении Тэда по службе заставили Мосса задуматься – может быть, она была ближе к правде, чем он сам. Вполне вероятно, что ее приезд на Гавайи вызвал ревнивое возмущение среди остальных офицеров, напоминая им, что он Коулмэн и у начальства к нему особое отношение. Так что, возможно, барбекю и не являлось такой уж великой идеей. Интуиция и на этот раз не подвела Билли. Откинувшись на спинку стула, со стаканом в руке, Мосс принял решение. Все видели его женушку… теперь ей пора возвращаться домой в Штаты.

Билли стояла под душем, сожалея, что не может принять ванну, долго нежиться в теплой воде с ароматическими солями, потом немного припудриться. А затем как приятно было бы забраться в постель рядом с Моссом и заняться с ним любовью. Она разочарованно наморщила нос. Обычно их выходы в общество заканчивались поздно, а Моссу приходилось возвращаться на базу так рано, что им удавалось провести вместе совсем немного времени. По крайней мере, его не хватало для медленных, блаженных ласк, после которых так хорошо засыпать в объятиях друг друга. Их любовь стала поспешной и требовательной, как и все в их жизни…

Она намылила руки, шею и груди, более тяжелые и чувствительные, чем обычно: это ощущение она еще помнила со времени своей недавней беременности.

Смутные угрызения совести заставили ее подумать о малышке, оставшейся в Техасе. Уже почти два месяца она не видела свою дочку. Посчитав на пальцах, Билли осознала, что уехала на Гавайи семь недель тому назад. Семь недель – и ни одной менструации. От такой сокрушительной мысли закружилась голова, и неожиданно Билли вспомнила предупреждение доктора Уорда. Нет, невозможно. Все это от физической активности, от плавания. Она осторожно прижала пальцы к груди, ставшей такой чувствительной. То, что прошел срок месячных, еще не означает наступления беременности.

Билли торопливо кончила мыться и ополоснулась. Мосс ждет ее, она буквально чувствовала его нетерпение. Впервые со времени своего прибытия на Гавайи она задумалась, стоит ли рассказывать о том, что сказал доктор Уорд насчет новой беременности. Как всегда, Билли не могла заставить себя поделиться с мужем такими подробностями. Он станет беспокоиться, а у него и без того волнений хватает. В глубине души Билли знала истинную причину того, почему ей не хочется доверяться Моссу: она не желает, чтобы он считал ее в чем-то ущербной. Она стыдилась своих изъянов, хотя, например, в этом случае ее вины нет. Кроме того, Агнес хорошо знала о предупреждении доктора, и если действительно стоило о чем-то беспокоиться, то ее собственная мать что-нибудь бы сказала. Разве не так?

К тому времени как Билли вышла из спальни в белом льняном вечернем костюме и босоножках на высоких каблуках, Мосс пришел к выводу, что возвращение жены в Штаты становится настоятельной необходимостью, даже если ему придется выдумать повод для ее отъезда.

– Билли, – с улыбкой сказал он, заметив попутно, как белая льняная юбка подчеркивает тонкую талию и обтягивает ее бедра, – ты сногсшибательна! Может быть, ты права и нам сегодня следует остаться дома.

Билли шагнула в его объятия, запустила пальцы в темные волосы у Мосса на затылке. Он страстно прижал к себе жену, припав губами к углублению на ее горле. По мере того как возбуждались желания, отступали вопросы. Это ее муж, она любит его и ни с кем не хочет делить сегодня вечером. Когда его рот завладел ее губами и она услышала тихий страстный стон, слезы любви и благодарности проложили блестящие дорожки на ее щеках.

Прошло меньше недели. Однажды Мосс появился дома раньше обычного. Билли сразу поняла: что-то случилось.

– Почему ты дома? – спросила она, опасаясь услышать ответ.

– Билли, дорогая, я не могу остаться. Успею только собрать вещи и сразу же назад, но я хотел повидаться с тобой, прежде чем уехать.

– Уехать? Куда ты едешь? – Времени оставалось так мало, так мало. Она уже испытывала душевную боль при мысли о расставании.

– Этого я не могу тебе сказать, Билли. Ты понимаешь. Я уже связался с папой, и он организует твое возвращение в Штаты.

– Почему я не могу остаться здесь и подождать тебя?

– Ну, Билли, милая, не смотри на меня так. Зачем тебе здесь оставаться? Я не знаю, когда вернусь, а ты должна подумать о нашей дочке. Я не могу оставить тебя совсем одну на Гавайях. Это просто невозможно. У меня тогда не будет ни минуты покоя!

Билли упала Моссу на руки; она была слишком потрясена, чтобы плакать.

– Мне нужно знать, куда ты едешь. Нужно знать, когда мы увидимся снова.

– Выше нос, Билли. Ты ведь знала, что это рано или поздно случится. И папа тоже знал, когда посылал тебя сюда. От меня ничего не зависит, – тихо проговорил он. Подбородком Мосс опирался на макушку головы Билли, чтобы она не разглядела ложь в его глазах. Большой «Э» все еще находился в доке.

Билли таяла в объятиях мужа. Прижавшись головой к его груди, она могла слышать учащенное биение его сердца. Она должна держаться молодцом, это самое меньшее, что она может сделать для мужчины, которого любит и который вот-вот снова уйдет на войну.

Руки Мосса слегка дрожали, когда он гладил мягкие золотистые волосы жены. Он поступал по-хамски и понимал это. Но, черт побери, он тоже от многого отказывается.

– Дорогая, я должен идти. Береги себя и пиши мне. Каждый день, длинные письма. Рассказывай мне о Мэгги, о том, что происходит в Санбридже. Это позволяет мне чувствовать себя рядом с тобой. Передай привет папе и маме. Скажи им, что я напишу.

– Мосс, я так люблю тебя. Я этого не вынесу. Он приложил палец к ее дрожащим губам.

– Ч-ш-ш. Улыбнись, Билли. Улыбнись мне – такой я и хочу тебя запомнить.

Билли чувствовала себя разбитой и уничтоженной. И станет ли целой снова?.. Она помогла мужу упаковать вещи и проводила его до джипа.

– Я люблю тебя, Мосс, – сказала Билли и прильнула к мужу, в последний раз обнимавшему ее.

– Я знаю, что любишь, милая. Знаю.

На следующий день Билли Коулмэн уехала с Гавайских островов. Уехала беременной своим вторым ребенком.

В Санбридже Билли встречали домочадцы, поднявшиеся среди ночи с постелей. Билли слишком устала, чтобы подробно отвечать на все вопросы о Моссе и его делах, поэтому ограничилась кратким отчетом матери и Сету и сразу направилась в свою комнату. Они могут и подождать, пока она почувствует себя чуть бодрее и сможет выдержать долгую беседу, которой они жаждали. А сейчас Билли хотела увидеть свою дочь, подержать ее на руках, прижаться щекой к шелковистой головке. А потом спать. Как можно дольше.

– Что все это значит, в конце концов, Эгги? – спросил Сет. Агнес постаралась скрыть, каким смешным показался ей его ночной наряд. Она и не подозревала, что здесь до сих пор спят в ночных сорочках. Из красной фланели, с плохо подрубленным краем. Надо бы поговорить об этом с Титой. – Разве девочка не знает, что я весь день сидел как на иголках, ждал новостей о моем сыне?

– Она тебе все расскажет, Сет. Она устала. Возможно, наша цель достигнута, и Билли чувствует себя так, как это бывает на ранней стадии. Терпение. Завтра наступит новый день. С Моссом все в порядке, это самое важное. А сейчас иди спать, поговорим утром.

Боже, Агнес отсылает его, как мальчишку. Сет вскипел, но одного взгляда в глаза Агнес оказалось достаточно, чтобы прекратить дальнейшие попытки. Мед всегда действует лучше, чем уксус, что-то вроде этого Агнес и попыталась ему внушить.

Билли на цыпочках прошла по длинному коридору, ведущему из холла в детскую. Няня сразу же поднялась со своей узкой кровати у стены. Она поправила седые волосы и вздохнула, увидев Билли. Усталая улыбка появилась на лице молодой женщины, когда она склонилась к спящему ребенку. Девочка похожа на Мосса. По крайней мере, у нее его нос. Подбородок Билли, а нос отцовский.

Пожилая сиделка протянула руку, чтобы остановить Билли, когда та захотела взять спящую малышку. Билли выпрямилась и посмотрела ей в глаза.

– Ложитесь снова спать, няня. Я возьму свою дочь и подержу ее на руках. А потом сяду в ваше кресло и покачаю ее. Если вам не нравится то, что я собираюсь сделать, советую вам упаковать свои вещи и уехать прямо сейчас. Шофер, наверное, еще не спит, потому что только что привез меня из аэропорта. Решайте сами. Я очень устала и хочу подержать на руках мою дочь.

– Это нехорошо для ребенка. У нее колики, она нуждается в сне. Я никогда не позволяю будить моих подопечных по ночам, – сказала няня твердым голосом, но отвела глаза и медленно отошла к кровати. Ей еще никогда не отказывали от места. И начинать не стоило, подумалось ей.

Шелковистая головка была такой мягкой. От Мэгги веяло свежестью и чистотой. Как хорошо держать ее на руках. Почти так же хорошо, как обнимать Мосса в теплой постели. Мэгги икнула и срыгнула молоко.

– Совсем как твой папа, – улыбнулась Билли, унося спящего ребенка к креслу-качалке. Час спустя, когда глаза у Билли совсем слипались, она прижалась лицом к шейке малышки, запоминая запах и ощущение. Ее собственная плоть и кровь. Ее и Мосса.

Билли добрых пять минут стояла у колыбели, глядя на спящего ребенка, потом подошла к кровати няни.

– С Мэгги все в порядке. Один раз она срыгнула, я ее не разбудила. И сама не заснула, пока качала ее. Она крепко спит и, без сомнения, проспит до утра. Спокойной ночи.

– Я собираюсь поговорить об этом с мистером Коулмэном, миссис Коулмэн. Он одной мне доверил заботы о Мэгги.

Билли обернулась и снова приблизилась к кровати.

– На вашем месте я бы этого не делала, мисс Дженкинс.

Разумеется, если вы хотите продолжать работать здесь. Выбор, однако, целиком за вами.

Сиделка пристально смотрела на Билли. Ей хотелось поаплодировать молодой матери. Гавайи хорошо на нее подействовали. Может быть, старик не зря потратил свои деньги. Она кивнула.

Билли устало вошла в свою комнату и стащила с себя одежду. Она так устала, что не нашла в себе сил искать ночную рубашку и легла в постель голой. Она привыкла спать «в чем мать родила», как говаривал Мосс. Честно говоря, ей нравилось прикосновение тонких простыней к обнаженной коже. Билли заснула, едва успев коснуться головой подушки.

Допрос начался на следующий вечер за ужином.

– Как мальчик выглядит? У него все в порядке? Где он сейчас? Тебе надо было остаться там подольше. И не говори мне, что ты вернулась из-за Мэгги.

Билли посмотрела через широкий стол на своего свекра.

– Мосс выглядит отлично. У него все в порядке. Военно-морской флот не доверяет мне секретов. С ним Тэд и другие.

– Что ты делала, пока он находился на дежурстве? Господи, девочка, ты что, не понимаешь – я хочу знать все о моем сыне.

Билли положила себе вареной картошки, добавила сметаны и размяла все в плотное пюре. Не потому, что хотела есть, а лишь бы чем-то заняться.

– Мы много говорили о Мэгги, подолгу гуляли по берегу, купались рано утром и поздно вечером. Я не так уж много времени провела с Моссом. Фактически, если хотите знать, можно подсчитать часы. Сомневаюсь, что наберется неделя.

Агнес отломила кусочек хлеба и раскрошила его пальцами. Никогда не слышала она такого обиженного тона в голосе своей дочери. Она посмотрела на Сета. Тот пронизывал невестку огненным взором.

– Как прошло барбекю?

– Барбекю получилось грандиозным, большой успех. Пришли практически все. Офицеры и их жены, несколько добровольцев и местные жители, которые работают на базе. Тэд фотографировал, и Мосс сказал, что пришлет вам пленку, как только ее проявят. Все продолжалось до трех часов утра. Кухонное подразделение взяло оставшееся мясо на базу.

Думаю, они сделали из него рагу. Во всяком случае, так сказал Мосс.

– Он прислал письмо? Передал с тобой что-нибудь для меня? – спросил Сет. Билли пристально посмотрела в горящие надеждой глаза свекра.

– Он просил передать, что очень любит вас и маму и что следующую «фрикадельку» посвящает вам.

Агнес положила вилку, потянулась к стакану с водой и, встретившись глазами с Билли, сразу распознала ложь, но одобрительно кивнула. Билли незаметно расправила плечи, заметив удовлетворенное выражение на лице Сета.

Она извинилась и вышла из-за стола. Ей хотелось провести некоторое время с Джессикой. Час после обеда показался слишком коротким. Билли поразило, какие изменения произошли в ее свекрови за истекшее время. Джессика показалась ей слабой и хрупкой. Билли не знала подробностей, но чувствовала, что Джессика умирает. В запавших глазах отражалась растерянность, а в словах чувствовалась пустота, от которой у Билли щемило сердце.

Джессика дремала, зажав четки в руке. Казалось, молитва приносила ей утешение, даже когда она путала слова. ОН знал, что она говорила и думала. ОН понимал.

Билли стояла у окна, глядя на дуб с ревматически скрюченными ветвями на лужайке. Дуб был старше Джессики и проживет еще много лет, преданно давая тень летом и дрова, когда обрезаются его сучья. Что еще можно просить у дерева? А чего можно ожидать от такого хрупкого существа в муслиновой ночной рубашке под горло? Ничего. Ее жизнь кончена. Вежливые пятнадцатиминутные визиты Сета и Агнес. И няня, которая, по решительному настоянию Билли, каждый день приносила ребенка.

Джессика проснулась как раз, когда Билли повернула голову. Больная улыбнулась.

– Как твои дела, Билли. Я снова заснула. В последнее время я просто не могу бодрствовать. Прости меня, детка. Пожалуйста, сядь и расскажи мне еще что-нибудь о своей поездке. Не возражаешь, если я попрошу начать с самого начала? Боюсь, я забыла многое из того, что ты рассказывала мне раньше. Но, Билли, прежде чем начнешь, скажи, ты отослала мое письмо Амелии?

– Да, отослала. Отправила по почте сразу после обеда. Устраивайтесь поудобней, и я расскажу вам обо всем, начиная с красивого дерева во дворе того дома. – Сама она тоже уселась как следует в высоком кресле с подлокотниками. Через час, когда Билли продолжала свой монолог, веки Джессики сомкнулись. Билли говорила еще некоторое время. Потом, довольная тем, что бабушка Мэгги крепко спит, на цыпочках обошла комнату, выключая свет, повернула абажур лампы на ночном столике так, чтобы свет не мешал Джессике, и наклонилась поцеловать сухую, морщинистую щеку.

Билли закрыла дверь и прошла через холл к себе в комнату, думая о своем письме Амелии, которое она отправила вместе с посланием Джессики. На трех страницах описав жизнь в Санбридже и новости о ее отце и Моссе, Билли отбросила все предосторожности и без каких-то намеков написала, что, по ее мнению, Джессика умирает.

«Если есть возможность, – писала она, – пожалуйста, постарайся приехать домой. Все мы понимаем, война многое затрудняет, но, если потребуется помощь, я уверена, твой отец вмешается и поможет тебе». Она подписалась «Билли».

Билли медленно пробудилась и поняла: ей плохо. Стояло раннее утро того дня, когда минул месяц после ее возвращения с Гавайских островов. Сонному сознанию понадобилось минуты две, чтобы понять, что сейчас ее вырвет. Билли сорвалась с постели и побежала в ванную. Косточки пальцев стали такими же белыми, как край раковины, за которую она уцепилась.

Агнес и Сет, направлявшиеся в холл на ранний завтрак, услышали характерные звуки, доносившиеся из-за приоткрытой двери спальни. Их глаза встретились, но с шага никто не сбился.

Билли глянула в зеркало на свое измученное лицо цвета старого гриба. Когда она рухнула на подушки, то уже знала, что и без календаря может сказать, что с нею происходит. Она беременна. Почему-то даже не сомневалась в этом. Должно быть, это случилось в тот день, когда Мосс опоздал на базу.

Билли зарылась лицом в подушку и зарыдала. Снова восемь месяцев страданий.

– Ох, Мосс! – плакала она.

Было часов десять, когда Билли сделала первую попытку выбраться из постели. Голова тошнотворно кружилась. С трудом сглотнув, попробовала встать на ноги. После душа и одевания она стала чувствовать себя немного лучше. Чай и тосты помогут прийти в более-менее нормальное состояние, а потом надо позвонить доктору. Он ужаснется, выяснив, что она пренебрегла его советами. Теперь и она жалела, что не уделила этому больше внимания.

Спустившись с лестницы, Билли увидела свою мать, пересекавшую большой центральный холл. Агнес была одна. Это выглядело странно, потому что в последнее время они с Сетом словно прилипли друг к другу.

– Где Сет? – удивленно спросила Билли.

– Поехал кататься верхом. Почему ты спрашиваешь? – резко бросила Агнес.

– Так просто. Мама, выпей со мной чаю, я хочу поговорить с тобой. Если ты не слишком занята, конечно.

– Ну, не будем ссориться сегодня утром. С тобой все в порядке, Билли? Что-нибудь тебя беспокоит? Я могу помочь?

Участливость матери побудила дочь взять ее за руку. Уже давно между ними не возникало душевной близости. С того времени, как она встретила Мосса, или даже чуть раньше.

Чай оказался душистым и горячим. Агнес помешивала сахар в своей чашке и выжидающе поглядывала на дочь.

– Это насчет Джессики, мама. Я уверена, ты, должно быть, знаешь, она долго не проживет. Ты не попросишь Сета помочь Амелии вернуться домой? Я ей написала, но ответа пока нет. Могут пройти месяцы, пока она получит мое письмо, а у Джессики нет этих месяцев, мама. У Сета могущественные друзья. Будет ужасно, если Амелия не успеет попасть домой вовремя.

Агнес пришла в замешательство. Совсем не это ожидала она услышать. Вряд ли Джессика так плоха, как думала Билли. Сет, казалось, нисколько не беспокоился.

– Дорогая, – сказала Агнес, – Джессика больна, но отнюдь не стоит на краю могилы. Доктор в последнее время надеется на улучшение. Я признаю, что она сильно сдала после твоего отъезда на Гавайи, но теперь поправляется. Если я сделаю, как ты просишь, Сет подумает, что мы ждем ее смерти… Он нас за такое не поблагодарит, это точно.

Спина Билли напряглась.

– Значит, ты не будешь говорить с ним? – Агнес кивнула. – Тогда я сама поговорю.

– Билли, ты не представляешь себе, о чем просишь. У нас же война. Англия – бочка с порохом. Очень сомневаюсь, что кто-то сейчас может добраться до Штатов.

– Мы должны попробовать. Мама, тебе это безразлично?

– Конечно, нет. Но ты просишь о невозможном. Не думаю, что влиятельные друзья Сета смогут помочь ему в таком деле.

– Не понимаю, почему бы и нет, – горько проговорила Билли. – Влиятельные друзья Сета помогли ему послать самолет Красного Креста с продуктами на Гавайи. А этот случай несколько более серьезен и гораздо более важен. Речь идет о том, успеет ли Джессика увидеть свою дочь перед смертью.

– Хорошо, Билли. Я поговорю с Сетом. Но сразу же могу сказать тебе, что он ничего не сможет сделать. Там идет война.

– Война начнется прямо здесь, если кое-кто кое-чего не сделает, – отрезала Билли. – Извини, мама. Мне нужно позвонить, а потом я хочу почитать Джессике. Знаешь, тебе бы ничего не стоило чуть больше времени проводить с Джессикой. Теперь, когда ты хозяйка Санбриджа, я было подумала… ну, неважно, мама. Поговорим позже.

Ее маленькая Билли выставляет требования! Она никогда не думала, что доживет до такого дня. Агнес позвякивала ложечкой в чашке. Джессика не умирает. Или все же умирает? Мужчины имеют обыкновение не замечать того, что творится у них под носом. Ей следует проверить самой, прежде чем говорить с Сетом.

Представление, которое устроила ее мать, Билли наблюдала позже. Джессика собрала все силы ради Агнес и некоторое время казалась оживленной, проявляла интерес к происходящему вокруг. Только когда Агнес ушла, хрупкая пожилая дама в изнеможении рухнула на подушки.

Билли подбежала к ней.

– Джесс, с вами все в порядке? Позвать доктора? Лежите спокойно, я дам вам лекарство. Почему? Почему вы так себя истязали?

Джессика долго лежала не шевелясь, прикрыв глаза полупрозрачными веками. Наконец она с усилием заговорила. Билли пришлось напрягать слух, чтобы услышать ее слова:

– Этого ждут, Билли. У твоей матери есть твердость характера, а у меня никогда не было. Сет восхищается такими женщинами. Я не могла позволить твоей матери увидеть меня не в лучшем свете. Да, детка, это стоило мне больших усилий, но я должна была это сделать. Дай мне лекарство, и я посплю. Почему бы тебе не пойти к Мэгги? Проводи больше времени со своей дочкой, Билли. Не делай ту ошибку, что сделала я. Люби ее, Билли.

– Я так и сделаю. Проглотите вот это, а я вернусь попозже навестить вас.

– Да благословит тебя Господь, дитя. Иногда я думаю, что ты мне стала скорее родной дочерью, чем невесткой.

– Никто не может занять место родной дочери, – тихо ответила Билли. Джессика уже заснула, нездоровая синева окрашивала ее губы.

Ужин в тот день прошел напряженно. Билли ела, не поднимая глаз и не вступая в беседу. Она уже собиралась извиниться и встать из-за стола, чтобы съесть десерт и выпить кофе с Джессикой, когда Сет устремил на нее свой стальной взгляд.

– Эгги тут говорит мне, будто ты считаешь, что нужно вернуть Амелию домой. Она говорит, ты думаешь, Джесс недолго осталось жить на этом свете. Откуда у такой девчушки, как ты, появляются подобные мысли?

Билли проглотила комок в горле.

– Стоит посмотреть на Джессику и побыть рядом с ней, – холодно ответила она.

Сет сделал гримасу.

– Я согласен, что Джесс выглядит неважно, но старуха с косой над ней не стоит. Я не могу просить моих друзей то об одной услуге, то о другой. Как это будет выглядеть?

Билли встала.

– Представьте себе, это будет выглядеть точно так же, как выглядело, когда вы послали двух бычков на Гавайи для барбекю, лишь бы произвести впечатление на высокое начальство. Извините меня, мама, Сет.

– Ты хотел видеть твердый характер, вот и посмотрел. Я бы серьезно об этом подумала, Сет, – тихо сказала Агнес. – Очень серьезно.

– Мужество, Эгги. Я хотел видеть мужество. Между твердым характером и мужеством огромная разница. Как между Род-Айлендом и Техасом, если ты понимаешь, что я имею в виду.

Агнес немного выпрямилась.

– Боюсь, мистер Коулмэн, вам придется удовольствоваться твердым характером. Я лично иначе это и не воспринимала бы. – Агнес скомкала салфетку и бросила на стол. Сет вспомнил другой случай, когда она сделала то же самое. Он смотрел, как она, напряженно выпрямившись, выходит из столовой.

Тита попросила разрешения убрать его тарелку. – Подай мне кофе и бренди, я выпью здесь за столом, – приказал Сет.

Доставить Амелию домой, задумчиво прикидывал он. Пойти на самый верх и попросить о новом одолжении. Слишком быстро после того раза. Обратиться сразу в Красный Крест? Возможно. Этот чертов дурак доктор не дал понять, что Джессика в плохом состоянии, но девочка, похоже, в этом убеждена. Слишком убеждена, черт побери. На несколько секунд у Сета возникло чувство вины. Надо было в эти последние годы проводить побольше времени с Джессикой. Ей, наверное, одиноко и грустно там, на верхнем этаже. Поэтому и болезнь усугубляется. Когда больше нечего делать, кроме как молиться за все грехи мира, на ум, само собой, приходят всякие жуткие мысли. Смерть так ужасна. Чертовски плохая вещь. И для тех, кто остается в этом мире, – тоже.

Он приказал сам себе не забыть написать письмо в Красный Крест с просьбой посодействовать приезду Амелии. Он сам напишет это проклятое письмо. Дочь, наверное, и не хочет возвращаться домой. И вся эта суета из-за какой-то девчонки-янки.

Скверное настроение одолевало Сета. Эта девчонка без особых усилий портила ему кровь. Иногда он начинал злиться при одном только взгляде на нее, буквально чувствуя, как повышается кровяное давление. Как в этот раз. Потом он вспомнил о звуках, доносившихся утром из ее комнаты, когда они с Агнес проходили мимо. Настроение у него улучшилось; он стал насвистывать, потребовал сигару и еще одну порцию бренди.

Едва Билли вошла в дом, как сразу почувствовала неладное. Неестественная тишина, казалось, пропитала даже воздух. Она сделала глубокий вдох и задержала дыхание. Что? Кто? Мэгги? Джессика? Не дай Бог, Сет или Агнес?

Билли шумно выдохнула. Она знала. Не нуждалась в том, чтобы кто-нибудь сказал ей: Джессики больше нет на этом свете. Знала…

Билли положила свертки и пакеты на скамью, обтянутую кожей. Два новых мистических романа и огромный пакет мятных леденцов для Джессики. Джессика. Билли тяжело опустилась на скамью, не замечая, что свертки свалились на пол. Она не хотела идти наверх. Не хотела входить в ту комнату, где, должно быть, лежала Джессика. Кто-нибудь там находится. Агнес, Сет, Тита… или все они заперлись в своих спальнях и убеждают себя, что Джессика выглядит лишь немного нездоровой?

Амелия! Амелия так и не смогла приехать вовремя. Мосс. Мосс получит это известие лишь через много дней, может быть, недель. Земля застынет, начнутся дожди, и все будет кончено.

Подъем по широкой винтовой лестнице показался ей как никогда долгим. Ее рука судорожно цеплялась за перила красного дерева. В глаза бросилась пустая постель: одеяло и простыни сбиты на сторону, будто Джессика вышла в ванную комнату.

Мэгги! Билли ускорила шаги. Но Мэгги лежала в колыбели, счастливо курлыкая. Няня вязала, сидя в кресле-качалке. Она встретилась с Билли взглядом.

– Мне так жаль, миссис Коулмэн. Я знаю, как вы любили старшую миссис Коулмэн. Меня сразу же позвали, но сделать ничего уже было нельзя. Она ушла быстро и мирно. Нашла ее Тита. Доктор уже приходил и ушел. – Билли печально кивнула. – Не знаю, может быть, вас это утешит, но когда я принесла ей Мэгги после кормления в двенадцать часов, миссис Коулмэн попросила дать ей подержать ребенка. Она долго смотрела на Мэгги и все время повторяла, что она напоминает ей Амелию, и говорила, что очень сожалеет. Думаю, она знала, что умирает. Когда приедет ее дочь, может быть, вы ей об этом скажете.

– Да, да, я скажу. Спасибо, что рассказали мне. Я знаю, это будет много значить для Амелии.

Билли наклонилась над колыбелью и потрясла разноцветную погремушку. Мэгги загулькала и взбрыкнула ножкой. Билли протянула к ней руки.

– Иди к маме. – Няня смотрела, как Билли взяла свою дочку и порывисто прижала ее к груди. – Я постараюсь жить не так, как Джессика… не хочу умереть в одиночестве, – прошептала она, касаясь губами мягкой, шелковистой головки малышки. Когда Мэгги начала хныкать, Билли поцеловала ее и снова положила в колыбель. – А где остальные, няня?

– Ваша мать и мистер Коулмэн в кабинете. Тита и еще кто-то из ее родственников убирают… то есть, я имею в виду…

– Я понимаю.

Сет стоял возле камина, держа в руках стакан, наполненный до краев виски. Агнес сидела в кресле Сета. Билли показалось, что ее приход оказался некстати. Она чувствовала: эти двое решали какие-то вопросы.

– Вы пытались связаться с Амелией? – спросила Билли прежде всего. Когда никто не ответил, она сделала вторую попытку. – А как насчет Мосса?

Сет повернулся к невестке. На его лице застыло отрешенное выражение.

– Нет еще, я решил подождать, пока «Энтерпрайз» зайдет в какой-нибудь порт. Не хочу, чтобы ему передали это сообщение, когда он вылетает на задания… Позже, он узнает позже. В подходящее время.

– А Амелия?

– Некоторое время тому назад я написал письмо в Красный Крест. Ответа пока нет.

Билли почувствовала напряжение во всем теле.

– Этого недостаточно, Сет. Вы должны что-то предпринять.

– Ничего больше сделать нельзя. Она все равно не успеет на похороны, даже если выехала вчера.

– Неправда. Вы должны попробовать. Если вы не сделаете это, то я сделаю.

– Билли, пожалуйста. Разве ты не видишь, что Сет… Билли стиснула кулаки.

– Не вмешивайся, мама. Сет, я сама позвоню в Красный Крест. С вашего разрешения или без него. Насчет Мосса вы, может быть, и правы, но Амелия – совсем другое дело.

– Билли, подожди.

– Оставь ее, Эгги. Ничего у нее не получится. Хочет увязнуть в этом деле, пусть попробует, – устало проговорил Сет.

– Мы будем кого-нибудь приглашать? – нерешительно спросила Агнес.

– Нет. Будет служба для своих. Присутствовать будем только мы. Похороним ее здесь, в Санбридже. На следующей неделе дадим извещение в газету.

– Если я тебе не нужна, Сет, я бы пошла прогуляться.

– Иди, Эгги. Со мной все в порядке. Позаботься лучше о своей дочери.

В два часа ночи раздался ответный звонок из Красного Креста. Билли сняла трубку после первого же сигнала.

– Мы нашли ее. Теперь проблема в том, чтобы посадить на самолет. Есть трудности, но не такие уж большие. Честно говоря, сомневаюсь, что мы доставим ее вовремя, но постараемся.

– Я так благодарна вам. Все мы благодарны. А если появятся еще какие-нибудь новости, вы сообщите мне?

– Конечно. Мы рады помочь. Жаль, что не можем сделать больше.

Должна ли она разбудить Сета, чтобы рассказать об этом звонке, задумалась Билли. Нет. Он не поблагодарит ее за то, что она помешала ему спать.

– Билли! – послышался тихий шепот.

– Мама! Что ты делаешь здесь так поздно?

– Сидела на кухне, ждала, когда тебе позвонят. Я так горжусь тобой, Билли. Думаю, ты правильно сделала, что пошла против воли Сета и настояла на своем. Хотелось бы думать, что ты проявишь решительность, когда и для меня понадобится что-нибудь сделать; наверное, я впервые осознала, что и сама смертна. А теперь почему бы тебе не пойти со мной на кухню и не выпить горячего шоколада? Я оставила его для тебя на краешке плиты.

– С удовольствием, мама. Я хотела с тобой кое о чем поговорить.

– Как когда-то в Филадельфии. Я скучаю по тем временам, Билли.

– Ты всегда так занята, мама.

– Да, знаю. Санбридж так великолепен. Наверное, я слишком быстро адаптировалась. Мне жаль Джессику, правда, жаль. Я знаю, как хорошо ты относилась к ней.

– Как Сет воспринял все это? – холодно спросила Билли.

– Потрясен. И когда узнал, и сейчас, – уточнила Агнес. – Он прожил с Джессикой долгую жизнь в любви и согласии, а теперь она подошла к концу. Я уверена, Билли, он постарался бы связаться с Амелией после того, как прошел бы первый шок. Он очень расстроен, что не может сейчас сообщить Моссу.

– И он делает меня соучастницей. Как я могу писать Моссу и не рассказать обо всем? По-моему, это ужасно. Понимаю его, но все-таки думаю, что Моссу нужно сообщить.

– Ты окажешься в неловком положении. Позже я поговорю с Сетом. Как я сказала, Билли, сейчас он потрясен. Завтра, может быть, он уже будет иначе смотреть на то, что случилось.

– Надеюсь. Я не буду лгать Моссу и не стану избегать этой темы. Боже мой, Джессика его мать… была его матерью. Ты понимаешь, что я имею в виду.

– Допивай шоколад и иди спать, Билли. Уже поздно, а завтрашний день будет трудным.

Агнес долго сидела за кухонным столом. Пила кофе, чашку за чашкой, и ощущала горечь на языке. Билли ни словом не обмолвилась о своей беременности. Долго ли будет она хранить секрет? По самым приблизительным подсчетам Агнес, выходило уже почти три месяца. Ребенок родится где-то в феврале. Агнес похолодела. В феврале Мэгги будет праздновать свой первый день рождения. Это физически трудно даже для крепкой женщины, не переносившей осложнений во время первой беременности. Агнес проглотила кофе, словно пытаясь подавить чувство вины. Что сделано, то сделано. Она надеялась, что вскоре Билли сообщит им новость. Сет сразу же почувствует себя гораздо лучше.

На небольшой службе, устроенной Сетом для Джессики, собралась, казалось, чуть ли не половина Техаса. А вторая половина прислала цветы, телеграммы и записки с соболезнованиями. Билли приходилось все время бегать, открывая дверь и отвечая на телефонные звонки.

Никогда прежде она не сталкивалась с роковой неизбежностью смерти. Ее отец и бабушка с дедушкой умерли, когда она была совсем маленькой и не могла осознавать случившееся. Джессика стала для нее второй матерью, более сочувствующей и понимающей, чем Агнес, и Билли горячо полюбила эту женщину. Она испытывала потребность забиться куда-нибудь и горевать. А вместо этого ее попросили наблюдать за входной дверью и телефоном.

Джессика лежала в передней гостиной в огромном гробу из дуба с бронзой, одетая в платье из бледно-голубого кружева и в крохотные атласные лодочки для спальни. Тот, кто причесывал ее, сделал пробор не на ту сторону, как Джессика привыкла носить. Казалось, никто, кроме Билли, этого не заметил. Агнес сочла архаичным и языческим обычай держать гроб открытым в доме. В Филадельфии такие вещи делались с большим тактом. Разве для этого не существуют погребальные конторы?

Джессику похоронили на залитом солнцем лугу у подножия холма в присутствии толпы посторонних людей. Билли и не представляла себе, что похороны окажутся таким мучительным событием. Люди пришли из уважения к Сету, большей частью его деловые партнеры и друзья; тех, кто знал и любил Джессику, было совсем немного. Проливая слезы и горестно шепча молитвы, Билли положила на гроб одну-единственную розу из сада Джессики. Бедная Джессика. Такая одинокая. Здесь должны были стоять Мосс и Амелия, ее родные дети, ее плоть и кровь. Даже маленькую Мэгги следовало принести сюда, но на это предложение и Агнес, и Сет сразу же наложили запрет.

Сет вышел вперед. Его густые волосы аристократически лежали волнами, шляпу он почтительно держал в руке.

– Джессика Райли Коулмэн была прекрасной женщиной. Мы хороним ее в Санбридже, потому что здесь был ее дом. Она принадлежит этим местам. Джесс всегда знала, чего от нее ждут. Она была хорошей женой и любящей матерью. Подарила мне прекрасного сына, самого лучшего сына на свете. И дочь, – запоздало добавил он. – Мы будем скорбеть о ней, но никогда не забудем.

Речь получилась короткой и быстрой: так был подведен итог жизни Джессики. Сет надел свою широкополую стетсоновскую шляпу и увел процессию скорбящих прочь от могилы. Коулмэны никогда не оглядываются назад. Что сделано, то сделано.

Глава 15

На следующий день после похорон все снова пошло своим чередом. Отсутствие Джессики не бросалось в глаза за завтраком. Разумеется, потому что в течение многих месяцев она ела у себя в комнате. Даже гостиная не носила следов ее последних часов в доме: не осталось ни лепестка от сотен цветов.

Агнес сидела за столом, разбирая утреннюю почту. Ее темные волосы были зачесаны назад, строгость прически нарушали лишь несколько художественно уложенных надо лбом завитков. Впервые Билли заметила у матери признаки седины на висках.

– Пожалуйста, заканчивай завтрак побыстрее, дорогая, рассеянно сказала Агнес, открывая очередное письмо. – Сегодня так много дел, и мне нужен стол.

– Почему ты открываешь письма, адресованные Сету? Может быть, ты распечатываешь и письма Мосса, прежде чем я их прочту?

– Что за вопрос, Билли? Конечно, я не читаю письма Мосса. Как ты можешь подумать?

– А я вижу все письма, которые Мосс пишет Сету? – продолжала настаивать Билли. – Или только те, которые он считает возможным мне показать? Почему ты заставляешь меня делиться с ним письмами Мосса? Кто-нибудь здесь думает, что мы с Моссом имеем право на уединение и личную жизнь?

И Агнес, и Билли вздрогнули, услышав голос Сета:

– У Коулмэнов нет секретов друг от друга, девочка. Агнес, что случилось с твоей дочкой? С тех пор как она вернулась домой из поездки на Гавайи, она ведет себя так, будто у нее гвоздь в седле.

Агнес переводила глаза с Билли на Сета, словно пытаясь что-то сказать.

– Билли глубоко переживает смерть Джессики, Сет. Молодые матери всегда очень нервничают.

Гнев Сета прямо на глазах пошел на убыль, а напыщенность поблекла.

– Ладно, все в порядке, девочка, – примирительно сказал он, словно прощая ее.

Билли сердилась. Почему ее прощают? Она не сделала ничего плохого, только задала вопрос напрямик.

– Какие у тебя планы на сегодняшний день, дорогая? – спросила Агнес, вновь принимаясь за почту и рассортировывая деловые письма и соболезнования.

– Я думала поехать в город. Тебе ведь не нужна машина, мама? Я хотела кое-что посмотреть в универмаге Балдена.

Агнес собралась было возразить, что не подобает, чтобы ее видели разглядывающей витрины на следующий день после похорон, но, скользнув взглядом по дочери, прикусила язык. Билли лгала или, по крайней мере, не говорила всей правды. Агнес действительно хорошо знала свою дочь.

– Когда ты думаешь вернуться? Собираешься пообедать в городе? Может быть, хочешь, чтобы я приехала за тобой?

– Нет, наверное, я буду дома к обеду. Ты ведь сказала, что у тебя сегодня много дел. Я совсем не хочу отбирать у тебя время, мама.

Итак, удовлетворенно размышляла Агнес, вскрывая очередной конверт, Билли едет в город без определенной цели и не хочет кого-либо с собой брать. Сердце Агнес забилось сильнее: Билли собиралась на прием у доктору Уорду.

Не прошло и часа, как Агнес схватила трубку телефона, набрав номер приемной доктора Уорда.

– Алло, это миссис Эймс. Не могли бы вы мне сказать, на какое время назначен прием моей дочери? Кажется, я забыла… Да, миссис Мосс Коулмэн… думаю, она упоминала о визите к врачу… Десять часов? Нет, все в порядке. Я просто хотела знать, ждать ли ее к обеду.

Медсестра в приемной доктора Уорда подняла голову от бумаг и улыбнулась вошедшей в кабинет миссис Коулмэн, которая, несомненно, украсила его – шикарно одетая в лимонно-желтое платье и эффектные лаковые туфельки. Миссис Коулмэн выработала свой собственный стиль, подражать которому стоило бы тысяч долларов. Медсестра вздохнула. Некоторым женщинам счастье само плывет в руки!

Билли нервничала и чувствовала себя неважно. Она знала, что беременна. Этот визит должен был лишь подтвердить то, в чем она и без того уже уверилась. После осмотра она присоединилась к доктору Уорду в его кабинете и выслушала его речь, полную беспокойства.

– Я разочарован, Билли. Я действительно не хотел, чтобы вы снова забеременели, да еще так быстро. Мне нужно было более настоятельно подчеркнуть это обстоятельство после того, как родилась Мэгги. Это нехорошо, Билли, и, я полагаю, мы должны поговорить о возможности клинического прерывания беременности. Вы подвергаете опасности свое здоровье.

Доктор вдруг стал называть ее Билли. Неужели все врачи переходят на фамильярный тон, когда сообщают плохие новости?

– Вы пытаетесь напугать меня? Неужели все так серьезно?

– Я весьма серьезен. Послушайте внимательно. Вы не доносили Мэгги до срока, потому что у вас был сильный токсикоз. Кроме того, роды оказались очень трудными из-за неправильного положения ребенка; после родов у вас осталось опущение матки, и, вполне вероятно, вы не доносите этого ребенка дольше пяти месяцев. Выкидыши опасны, очень опасны. Возможность инфекции и послеродовой лихорадки весьма высока, и я не уверен, что послужу вашим интересам, если не предложу прервать беременность.

– А если я буду осторожна, не стану поднимать тяжестей и много ходить – это поможет? – Нижняя губа у нее дрожала, пальцы теребили перчатки.

Адам Уорд переживал за Билли: такое решение принимать очень трудно. Муж на войне, свекор страшно давит на нее, с нетерпением ожидая появления внука. Она взвалила на плечи непосильную ношу. Ему самому осточертели требования Сета. Если бы он не возглавлял гинекологическое отделение в Мемориальной больнице и не сознавал, что учредитель Коулмэн может отдать свои деньги другим организациям, никогда не стал бы терпеть приниженное состояние под пятой у старика. Одна-единственная слеза скатилась по щеке Билли, и Адам Уорд с трудом поборол искушение протянуть руку и вытереть ее. Молодая женщина казалась такой юной и неискушенной, несмотря на новообретенный блеск утонченности.

– Билли, вы стоите перед трудным решением. Но я не советую сохранять беременность. Не позволяйте вмешиваться вашим личным или религиозным соображениям. Речь идет о вашей жизни. Нужно подумать о муже и дочери. Позвольте мне позвонить консультанту. Мнение другого врача позволит вам обрести уверенность, да и мне тоже.

– В этом нет необходимости, я доверяю вашему мнению. Но, как вы говорите, в конце концов принимать решение мне. Мне нужно подумать. Прямо сейчас я ответить не могу.

– Не тяните с ответом, Билли. Еще три недели – и будет поздно.

– Я должна подумать! Не подталкивайте меня! Сейчас я ни о чем не могу думать! Джессика не выходит из ума, у Мэгги режется зуб, и я почти месяц не получала известий от Мосса. Как я могу утаить такое от мужа? Я хочу знать его мнение. И Сет никогда не простит меня. Я должна подумать! Должна!

– Билли, напоминаю вам, что все это останется строго конфиденциально, между мной и вами. Я ни с кем не стану обсуждать этот вопрос, даже с вашим свекром. Особенно с ним.

– Я понимаю и благодарна вам… – Она взглянула на врача, и теперь ей показалось вполне допустимым, что он звал ее по имени. Он понимал, как важно ей чувствовать поддержку человека, которому она могла бы доверять.

Расположившись на заднем сиденье лимузина Коулмэнов, Билли смотрела на пробегавшие за окном машины виды сельской местности. Аборт. Это слово давило на ее мозг… смутные, мрачные образы темных коридоров и смертного греха, оставшиеся от разговоров, что ведутся шепотом. Аборт. Ее рука нерешительно легла на живот, где росла еще одна жизнь. Маленькая жизнь, бившаяся в ней, не казалась неведомой тайной, как до рождения Мэгги.

Она уже почти решилась отказаться от аборта, когда другие доводы захлестнули сознание. По словам доктора, оставалась вероятность выкидыша – и ее собственная жизнь находилась под угрозой. Страх ледяными пальцами сжал сердце. Она никогда не думала о своей собственной смерти, даже не предполагала такой возможности. Она хотела жить, для Мосса, для Мэгги, для самой себя. Не могут же ее лишить того, что уже принадлежит ей! Годы с Моссом, годы, в течение которых будет расти Мэгги. Однако, думая об аборте, она словно слышала крик своего неродившегося ребенка.

Машина подъехала к Санбриджу, и Карлос остановил ее у крыльца. Билли подбежала к двери. Она, не останавливаясь, взлетела по ступенькам и ворвалась в детскую. Даже суровая мисс Дженкинс не стала протестовать, когда Билли взяла спящую девочку из колыбели и прижала ее к груди.

– Сет, я хотела бы поговорить с вами, – решительно заявила Билли.

– Давай, говори, – недовольно пробурчал тот, как раз размышлявший над открытой бухгалтерской книгой. Билли понимала, что он притворялся. Бухгалтерские книги вела Агнес.

– Вы собираетесь звонить в Красный Крест, чтобы они сообщили Моссу о смерти матери? – говорить более резко она бы не смогла.

– В свое время. Я не хочу подвергать Мосса опасности. Когда корабль зайдет в порт…

– Извините, Сет, я не согласна. Я не стану участвовать в этом обмане. Если Мосс достаточно смел, чтобы сражаться на войне, он найдет в себе силы справиться и с горем, вызванным смертью матери. Вы не можете держать его в неведении. Сомневаюсь, что он простит вам это. Я не могу писать ему и не упомянуть об этом – что он подумает обо мне?

– Неважно.

– А я думаю, это очень важно. Вы просите меня лгать моему мужу. Я этого делать не стану.

Сет развернулся в кожаном кресле, заложил могучие руки за голову и устремил пристальный взгляд на жену своего сына.

– Ты не знаешь моего мальчика так, как знаю его я.

– Мосс больше не мальчик. Он мужчина и мой муж. Я настаиваю, – холодно сказала Билли.

– Настаивай на чем хочешь, девочка, но мое решение остается в силе. Мосс может совершить какую-нибудь глупость. Нарушится его координация, получится какой-нибудь сбой. Все что угодно. – В голосе Сета слышалось отчаяние, и Билли воспользовалась своим преимуществом.

– В данном случае вы поступаете скорее глупо. Час назад я послала телеграмму в Красный Крест. И уж поверьте мне, я знаю своего мужа.

– Ты все-таки сделала это, хотя я ясно сказал тебе ничего не предпринимать! – взревел Сет.

Сердце Билли бешено колотилось. Он ее не смутит, не запугает. Она стольким обязана Джессике.

– Да, черт побери, сделала. И сделала бы снова, если бы понадобилось.

– Ей-Богу, не будь ты женою Мосса, я бы тебя отсюда вышиб пинком под зад.

– Пусть это вас не останавливает. Я могу собраться и уехать отсюда через час. Так что решайте, Сет.

– Ты не имеешь права.

– Нет, имею. Я его жена.

– Я не собираюсь забывать это!

– Дело сделано, это уже прошлое. Мы должны продолжать жить с этого момента. А как мы станем жить, зависит от нас.

– И откуда ты набралась такой твердости в последнее время, девочка?

– От вас, – коротко ответила Билли. – Но не могу сказать, что это мне нравится. Как насчет вас?

Сет фыркнул:

– Ладно, оставь меня наедине с моим горем. Поразмышляй, как ты еще можешь мне досадить. Я старик. Оставь меня в покое. – Сет выглядел совершенно расстроенным.

– Сварливый старик, – сказала Билли.

– Вон! – прогремел голос Сета.

За ужином Агнес намотала свою драгоценную нитку жемчуга на тонкие пальцы и выпалила:

– Сегодня во второй половине дня я получила телеграмму из Нью-Йорка, Сет. От твоей дочери. Она прибудет в Остин завтра утром и просит прислать машину в аэропорт.

Ложечка в руках Сета звякнула о блюдце, он швырнул салфетку на стол.

– Ее мать умерла и похоронена! Какого черта ей приезжать в Санбридж? Она бежала, бросила мать, а теперь приползла обратно.

– Сет, пожалуйста, будь благоразумен, – сказала Агнес. – Что я могу поделать? Не могла же я по собственной инициативе телеграфировать в Нью-Йорк и запретить твоей дочери приезжать в Санбридж. Тебя не оказалось поблизости, чтобы спросить, а я не знала, что делать…

– Я тебя не обвиняю, Эгги. Всё эта противная девчонка. Она мне встала как кость поперек горла еще когда родилась, и ясно как Божий день, что она мне и сейчас не нужна! Наверное, едет со своим муженьком.

– Об этом в телеграмме ничего не говорится. Но не представляю себе, что британский офицер может в военное время отправиться в Штаты.

– Ладно, что, черт побери, там написано, Эгги? Где эта телеграмма?

– Мне ее прочли по телефону, Сет. Там просто сообщается, что она в Нью-Йорке, ей удалось попасть на рейс в Остин, и она просит прислать машину в аэропорт.

Сет встал из-за стола, тяжело опершись на трость.

– Могу тебе сказать, Эгги, у меня нет желания видеть еще раз эту девчонку. Всю жизнь она была своенравной, устраивала то одну выходку, то другую. Когда она жила дома, я не имел ни одной спокойной минуты, потому что никогда не знал, что она вытворит в следующий миг. Что бы она ни сделала, я заранее был уверен: мне это не понравится. И ее приезд мне тоже не нравится! Почему, черт возьми, она не может держаться подальше от Санбриджа? Я слишком стар и слишком устал, чтобы терпеть ее проказы.

– Сет, она замужняя женщина с маленьким сыном…

– Это не ее сын! Мальчик какого-то англичанина! У нее даже не хватило ума выйти замуж за американца, Боже мой! Этот мальчишка не моей крови, да и не ее. – С такими словами он покинул столовую.

– Не могу поверить! – воскликнула Билли. – Амелия его родная дочь. А ты, мама, защищала себя, а не ее! Как ты можешь быть такой жестокой? Ты действительно собиралась послать ей телеграмму с отказом?

Глаза Агнес блеснули, а рот сложился в горькую линию.

– Конечно, я подумывала об этом, и если бы не опасалась, что вызову огонь на себя, то так бы и сделала. Как только ты не можешь понять, Билли, не все отцы любят своих детей, по крайней мере не всех своих детей. Амелия глубоко разочаровала Сета, и в глубине души он не может простить ее. Их отношения нас не касаются. Иногда, Билли, ты бываешь просто глупой и забываешь, откуда берется масло на твоем хлебе.

– А это что значит?

– Проще говоря, дорогая, я обеспокоена приездом Амелии, потому что после кончины Джессики Сет стал очень уязвим; примирение между ним и дочерью может иметь гибельные последствия для нашего положения здесь, в Санбридже, если с Моссом что-нибудь случится. Ни на минуту не забывай, что кровь гуще, чем вода. Даже Мэгги легко устранят, если у Амелии родится сын. На карту поставлено многое, Билли, и я хотела бы, чтобы ты перестала быть такой наивной.

Билли откинулась на спинку стула.

– Я и не знала, что ты такая хитрая и расчетливая, мама. Не знала…

– Ты не знала, – холодно проговорила Агнес, – как я экономила и сводила концы с концами, чтобы дать тебе хорошую жизнь, уровень, достойный моей дочери. Как ты думаешь, что давал нам страховой полис твоего отца и та малость, что осталась после твоей бабушки? А дом – ты и представить себе не могла, что он закладывался два раза, так ведь? А когда ты поехала бы учиться в колледж, как ты думаешь, откуда бы взялась плата за обучение? От меня, Билли, от меня! Я была готова идти работать, чтобы платить за твое образование, и ты называешь меня жестокой? Нет, дорогая, это ты жестокая, принимая все, что я давала тебе, и нисколько не думая обо мне. Это наш единственный шанс на обеспеченную жизнь, и если ты настолько глупа, что не понимаешь этого, то зато я понимаю!

На следующий день после полудня Билли поджидала лимузин. Сет и Агнес удалились из дому, а Билли решила, что Амелия удостоится такого приема, какой полагается дочери Джессики.

Услышав шуршание шин по щебенчатой подъездной аллее, Билли бросилась к окну. Карлос остановил машину и обежал вокруг нее, чтобы открыть заднюю дверцу. Из машины вышла высокая, стройная молодая женщина с такими же темными волосами, как у Мосса. На ней был помявшийся в дороге темно-серый с черным дорожный костюм. Амелия долгим взглядом посмотрела на двустворчатую входную дверь, будто ожидала, что она распахнется и оттуда вылетит огнедышащий дракон. «Дракон, – подумала Билли, – с тростью с серебряным набалдашником».

Потом Амелия поглядела на окно Джессики. Плечи ее поникли под невидимым грузом. Только когда маленький мальчик едва ли трех лет от роду оказался рядом, она улыбнулась.

Билли открыла дверь и заключила в объятия дрожащую хрупкую молодую женщину, шепча слова утешения и сочувствия, совсем как Джессика, которая обняла ее в то первое утро их встречи на железнодорожном вокзале в Остине.

Ребенок цеплялся за юбку Амелии, светлые волосы взъерошились над усталым лбом, темно-карие глаза блестели.

– Рэнд, дорогой, это твоя тетя Билли. – Амелия вытерла глаза и взяла мальчика на руки. – Он так устал, бедняжка. Путешествие было утомительным, но я не могла оставить его в Англии со спокойной душой. Сейчас там настоящий ад. Даже в сельской местности близ Лондона небезопасно.

– Почему бы вам не отвести Рэнда в детскую и не устроить его там? Приятная теплая ванна, еда и сон – все, что ему сейчас нужно. Он красивый ребенок, Амелия.

– Да, это так. Копия Джеффри.

Няня Дженкинс приветствовала Амелию в родном доме.

– Рэнд мой сын, мисс Дженкинс. – В голосе Амелии звучали нотки вызова, как будто она приготовилась к отпору.

Рэнд дергал мать за юбку, пока ему не разрешили заглянуть в колыбель, где мирно спала Мэгги, посасывая большой палец.

– Какая хорошенькая, – сказала Амелия. – Темные волосы не оставляют сомнения, что она настоящая Коулмэн. Очень похожа на Мосса, правда?

– Это одна из причин, почему я ее так сильно люблю. – Билли сияла. – Может быть, Рэнд побудет со мной, чтобы ты могла пойти освежиться? Карлос отнесет багаж в твою бывшую комнату, а Рэнд, я думаю, может спать в детской с Мэгги.

Амелия напряженно выпрямилась.

– Рэнд будет спать в моей комнате. В этом доме уже достаточно долго отделяют детей от родителей.

– Как скажешь, Амелия. Конечно, Рэнд останется с тобой, – успокоила ее Билли. – Кроме того, это твой дом. Можешь сделать, как тебе хочется.

Амелия приняла предложение Билли и оставила с ней мальчика, отправившись привести себя в порядок. Пока наполнялась ванна, маленький мальчик исследовал коллекцию мягких игрушек Мэгги и издал восторженный крик, когда заметил шкатулку с попрыгунчиком на полке:

– Моя! Моя!

– Нет, это не ваша игрушка, молодой человек, – поправила его няня, – она принадлежит Маргарет.

– Наверное, у него тоже есть такая. Снимите ее для него, пожалуйста. Это напоминает ему о доме.

– Миссис Коулмэн, неразумно портить ребенка, давая ему все, что он захочет. Если мне поручат заботиться о нем, ему придется с самого начала выучить, что он может, а чего не может иметь.

– Он не находится на вашем попечении, мисс Дженкинс. Рэнд останется со своей матерью в ее комнате, пока они здесь гостят. А сейчас дайте ему попрыгунчик, а потом принесите свежие полотенца для ванной.

– Жить в одной комнате с матерью! Как это похоже на нее: явиться и нарушить заведенные порядки. Она всегда отличалась эгоизмом и до сих пор такой осталась, как я вижу.

– А может быть, вы никогда не уделяли Амелии того внимания и заботы, которыми одаривали Мосса, потому что он был любимым сыном Сета Коулмэна? Так идите же, принесите полотенца.

Мисс Дженкинс удалилась, а Билли принялась играть с Рэндом, потихоньку раздевая его для ванны.

– Ты, конечно, знаешь, чего хочешь, правда? – смеясь, сказала Билли, в то время как ребенок тянулся к игрушке, не желая расставаться с нею.

– Послушай, – предложил он, поворачивая ручку, чтобы в шкатулке зазвучала музыка. – Это такая игра… Обезьянка думала, что это шутка… а теперь смотри, тетя Билли, – сказал он, протягивая игрушку. – В ласку – раз и стрельнули! – Билли изобразила удивление и рассмеялась вместе с малышом. Он был восхитителен, и его четкий британский выговор, такой же, как и у Амелии – хотя она родилась в Техасе, – нравился ей. Когда вернулась с полотенцами мисс Дженкинс, он шаловливо плеснул в нее водой и состроил забавную рожицу. Конечно, у Амелии всегда хлопот полон рот с юным Нельсоном, но он уже успел стать лучиком света в этом доме.

Час спустя Рэнда Нельсона накормили и устроили в детской на отдых. Билли посидела с ним, пока он не закрыл глаза, а потом на цыпочках вышла из комнаты. Она думала, что Амелия вернется и побудет со своим сыном. Где же она?

Билли обнаружила свою золовку в затемненной комнате Джессики. Занавески были раздвинуты ровно настолько, чтобы пропускать лишь небольшой луч света.

– Амелия? Почему ты сидишь в темноте? Рэнд крепко спит.

– Он просто чудо, правда, Билли? Совсем как его отец. Мама его любила бы… – голос ее дрогнул в сдавленном рыдании, и она упала на край кровати Джессики.

– Ах, Амелия, мне так жаль, – сказала Билли, собираясь утешить молодую женщину. Но руки Амелии протестующе поднялись.

– Нет, нет, не трогай меня. Я этого не перенесла бы. Боюсь, я раскисну при первом же проявлении сочувствия. Знаешь, я такая плакса.

– Любой на твоем месте заплакал бы. Ты только что потеряла свою мать, а муж в Англии, сражается на войне… Ты имеешь право плакать, – тихо произнесла Билли.

– Джеффри сбили над Францией в прошлом месяце, – сказала Амелия сквозь рыдания. – Видели, как его самолет падал вниз, объятый пламенем… У него не было шанса.

Слова Амелии подействовали на Билли, как удар кулаком. Она ведь тоже замужем за летчиком, у нее тоже муж на войне.

Женщины плакали вместе, потом Амелия встала и пересекла комнату, держа Билли за похолодевшую руку.

– Не беспокойся о Моссе, с ним удача Коулмэнов. Он вернется к тебе живым и невредимым, вот увидишь.

– Ты тоже одна из Коулмэнов, а удача от тебя отвернулась. – Билли и раньше думала о смерти, об опасности полета, об аде войны, но всегда казалось, что это не коснется Мосса.

– Я не совсем Коулмэн, не такая, как Мосс. Пойдем спустимся вниз. Нам обеим нужен глоток спиртного. По крайней мере, мне. Бог с ней, с ванной. Сейчас мне нужно поговорить. Что ты на это скажешь?

– В нашем распоряжении кабинет: твой отец куда-то уехал. Он проводит здесь мало времени с тех пор, как умерла твоя мать. По-моему, это способ подавить горе.

– Ты и вправду так думаешь? – Амелия направилась вниз. – На мой взгляд, ты весьма великодушна, Билли. Уверена, старик не станет возражать, если мы накапаем немного его бурбона. Во всяком случае, не больше, чем возражает против всего, что я делаю. – Она выдавила из себя улыбку.

Амелия и Билли почти три часа просидели в прохладном кабинете Сета, беседуя и попивая напиток из высоких бокалов. Обе молодые женщины любили одних и тех же людей – Джессику и Мосса. Так они подружились.

– Я так любила его, моего Джеффа, – говорила Амелия. – Он стал для меня всем на свете: другом, любовником, мужем. Во многих отношениях он восполнил мою тоску по Моссу, подарил мне любовь и внимание, которых я никогда не видела от отца. Теперь он ушел, остались только Рэнд и я. Думаю, я полностью осознала, как Джефф любит меня, в тот день, когда он спросил, усыновлю ли я его сына. Этот мальчик – все для меня.

– В Англии у Джеффа остались близкие?

– О да, очень дружная семья, которая меня не очень хорошо приняла. Так что, естественно, я им всем теперь чужая, всем, за исключением Рэнда. Джефф был старшим сыном и унаследовал титул и владения, очень богатое поместье, даже по техасским стандартам. Теперь оно принадлежит Рэнду, – Амелия горько улыбнулась. – Можешь ты себе представить, что этот маленький мальчик официально известен как лорд Рэндольф Джемисон Нельсон, граф уикхэмский. Сумма состояния Рэнда даже моего отца заставила бы окосеть. Конечно, и это очень хорошо. Имение находится сейчас в руках семейных попечителей. Я без тени смущения признаюсь, что цифры у меня в голове не укладываются. Еще одно доказательство того, что я не настоящая Коулмэн.

– Тогда ты не сможешь остаться в Америке, да? Ведь Рэнд должен вернуться из-за титула и традиций.

– Благодарение Богу, да. Мы вернемся в Англию через несколько недель, если позволит война. В каком аду добирались мы сюда, страшно вспомнить. Бог знает, как и когда мы попадем домой, но попадем. – Ее голубые глаза блеснули, выражая уверенность, совсем как глаза Мосса.

– Когда я услышала, что ты возвращаешься в Санбридж, то подумала, что ты хочешь оплакать твою мать там, где воспоминания о ней сильнее всего.

– Ты права лишь отчасти, – спокойно заметила Амелия, прежде чем осушить бокал. – На самом деле я приехала, чтобы сделать аборт.

Билли не поверила своим ушам.

– А… аборт? Я… я не понимаю. Зачем, если ты только что рассказала мне, как сильно любила Джеффри? Как ты можешь думать о том, чтобы уничтожить его ребенка?

– Есть только одно объяснение. Я должна принимать во внимание Рэнда. Билли, я несу большую ответственность за его воспитание. Рэнд – ребенок Джеффри, он мне его доверил, и если я хочу сберечь его, мне придется драться изо всех сил. Семья Джеффри с помощью юристов предпринимает шаги, чтобы получить опеку над Рэндом. Я не могу допустить, чтобы это произошло. Рэнд мой сын, еще не вполне законно, но там, где деньги и связи играют роль, я не упущу ни малейшего шанса. Это небольшой урок, который я усвоила рядом с отцом. Выигрывают те, кто все это имеет. Кто не имеет, тот проигрывает. Я не могу быть сильной и обрушиваться на стервятников, если на меня станет давить беременность, а потом еще один ребенок. Я окажусь слишком уязвима, слишком слаба. Джефф любил меня, доверил мне Рэнда, и я не могу предать это доверие.

Она подняла глаза и взглянула на Билли. – Ты молчишь, Билли, я тебя шокирую, да? С тобой все в порядке? Ты что-то побледнела.

– Нет, нет, все нормально… по крайней мере, я так думаю. Амелия, – неожиданно проговорила она, – я тоже беременна, и доктор хочет, чтобы я прервала беременность. – Билли в нескольких словах рассказала о своем последнем визите к Адаму Уорду.

– Ты ведь ничего не сказала папе? Ты, я думаю, уже поняла, что для него солнце всходит и заходит ради Мосса. Мне неприятно говорить это, Билли, но мой отец с радостью рискнул бы твоим здоровьем и жизнью, лишь бы заполучить внука. Он только об этом и говорит с тех пор, как Мосс стал достаточно взрослым, чтобы жениться.

– Я знаю. Даже маленькая Мэгги не идет в счет.

– Это мне хорошо знакомо. И, полагаю, он много всего наговорил насчет моего приезда домой с Рэндом. – Билли смущенно вспыхнула, и Амелия поняла все, что ей нужно было знать. – Ты уже решила, как поступишь?

– Нет. Мне кажется, я чувствую себя виноватой, потому что не хочу снова переносить тяготы беременности – не сейчас, во всяком случае. Но доктор также сказал, что я могу потерять этого ребенка, даже ничего не предпринимая. – Билли не скрывала своей печали. – Если что-нибудь случится с Моссом, а я прерву беременность, я себе этого никогда не прощу. Не знаю, что и делать.

На этот раз Амелия утешила Билли, прижала ее к себе, обняла за плечи.

– Делай, что должна делать, Билли. Подумай как следует и прими решение, и это будет твоим решением. Я буду рядом, чтобы помочь тебе, но, обещаю, не стану пытаться свернуть тебя на тот или иной путь.

Неожиданно сердитый голос Сета заполнил комнату:

– Так вы, девочки, устроили слезливую встречу в моем кабинете? Да еще и помогаете себе моим лучшим виски, как я погляжу. В вашем распоряжении целый дом, но эта комната под запретом!

– Привет, папа. Так приятно сознавать, что ты рад видеть меня. Все тот же любящий человек, насколько я понимаю.

– Не вредничай, дочка. Твоей матери нет поблизости, чтобы защитить тебя, – проворчал он. – Налей-ка мне тоже. Долго собираешься пробыть здесь?

– Столько, сколько понадобится, папа, – ответила Амелия, поднимая повыше бутылку. – На три пальца или на четыре?

– Три для начала. Господи, ты выглядишь, как драная кошка. Только не говори мне, что это последняя лондонская мода.

– Ах, ты имеешь в виду мою одежду. Нет, это не последняя мода, но вдовий наряд шьется практичным, а не модным.

Сет выпил, прошел к своему столу и тяжело опустился на стул.

– Этот ненормальный летчик, за которого ты вышла замуж, купил для тебя этот наряд, не так ли? Как он упомянут в списках? Убитым или пропавшим без вести?

– Убитым. Его ведомый видел, как его самолет падал. Это произошло над Францией.

– Надеюсь, он оставил тебе состояние. В тот день, когда ты вышла замуж за англичанина, мои обязательства в отношении тебя кончились. Джесс завещала тебе кругленькую сумму. Если когда-нибудь захочешь получить ее, попробуй.

– Я приехала домой не ради того, что мне оставила мама, и ты это знаешь, отец. Любой юрист может добиться, чтобы я получила то, что мне причитается.

– Только Господь Бог может позаботиться о том, чтобы ты получила свое, Амелия. Я не могу сказать, что рад твоему приезду, потому что это не так, а я не хочу кривить душой. Что ты собираешься делать с этим твоим пасынком? Отдашь его родственникам, надеюсь?

– Рэнд в моей комнате наверху, спит. Ты, кстати, напомнил мне, что надо пойти приглядеть за ним.

– Бедняжка, он так устал, – сказала она Билли, которая изумленно наблюдала за этой стычкой.

– Амелия! – крикнул Сет в тот момент, когда та собиралась переступить порог. – Хорошо, что твой муж убит. Он избавил тебя от унижения, когда был бы вынужден тебя бросить!

На мгновение Билли показалось, что Амелия сейчас упадет на пол и рассыплется на тысячу кусочков. Но она ухватилась за дверной косяк и удержалась на ногах.

– Это тебе, должно быть, знакомо, пап. Разве мама не оказала тебе такую честь? – А потом ушла, оставив Билли, потрясенно смотревшую на происходящее, с безумно бьющимся сердцем. Когда она снова осмелилась взглянуть на Сета, то обнаружила, что тот посмеивается как ни в чем не бывало. Он спокойно отхлебнул виски.

– Ну, что смотришь, девчушка? Вижу, ты в шоке от той небольшой сцены, которую только что видела. Ничего удивительного. Ты знала, что между Амелией и мною нет любви. Теперь, когда Джесс ушла от нас, остались одни претензии. Мы даже не должны быть любезными друг с другом ради нее. Не могу не задуматься, что было в мыслях у англичанина Амелии, когда его сбили. Домашние проблемы? Ответственность? Плохие новости? Я тебя предупреждаю, что, если что-нибудь случится с моим мальчиком из-за того, что ты сообщила ему о смерти Джесс, ты пожалеешь, что на свет родилась. Подумай о том, что видела сейчас, а это был всего лишь семейный пикник. Поняла? Мне не по душе, когда становятся у меня на пути. Все равно кто – кто бы то ни был. И ты, девчушка, станешь никем, если с моим сыном что-нибудь случится.

Глава 16

Руководствуясь намеками Сета, Агнес делала вид, что не замечает присутствия Амелии, но Билли отметила, что на мать произвел впечатление титул семьи Нельсон.

– Если твой муж был лордом, то значит ты леди? – невинным голосом спросила Агнес.

– Спросите моего отца, миссис Эймс. Он вам расскажет, что сомневается, сделает ли что-либо в этом мире из меня леди.

Агнес притворилась, что не расслышала ответ, и стала смотреть на юного Рэнда, который как раз в это время уронил полную вилку зеленого горошка себе на колени.

– В самом деле, Амелия, обязательно ли ребенку есть за одним столом с нами? Он слишком маленький, чтобы овладеть подобающими манерами.

– Когда Мэгги исполнится три года, я собираюсь сажать ее вместе с нами за стол во время обычных семейных обедов, – сказала Билли. – Правда, мама, можно подумать – мы никогда не жили в Филадельфии и не ели каждый вечер за кухонным столом, за исключением воскресений, когда приходили гости. Ты действительно хочешь отсылать Рэнда каждый вечер обедать с нашей сердитой Дженкинс?

– Ужинать! – поправил Сет. – Здесь, в Техасе, обед подают в полдень, а когда едят во второй половине дня, то в любое время это называется ужином.

– Ну хорошо, ужинать. Кроме того, присутствие Рэнда за столом вносит приятное облегчение.

– Только не мне, – возразил Сет. – Смотри, девочка, не перенимай этот тон у Амелии, а? Моссу это не понравилось бы. Точно тебе говорю.

Агнес перебирала пальцами свою нитку жемчуга. Ей хотелось, чтобы Амелия побыстрее перебралась в Англию. Сет все время такой расстроенный и взвинченный, из-за этого с ним трудно общаться, а хуже всего то, что он начинает подозревать все и вся. Приходится постоянно контролировать свое отношение к его дочери. Если проявлять излишние дружелюбие и приветливость, то можно восстановить Сета против себя, а если оставаться слишком безразличной, восстанет его чувство преданности семье. Хотелось бы ей знать, когда Билли объявит о своей беременности. Чего она ждет? Хочет сначала сообщить Моссу и подождать его ответа?

– Билли, дорогая, – спросила Агнес, – не могла бы ты дать мне телефон доктора Уорда? Пожалуй, надо записаться к нему на прием.

– Справочник лежит рядом с телефоном, мама, – ответила Билли, ковыряясь в тарелке. Она интуитивно поняла, что не такого ответа ждала Агнес.

– Да, конечно, какая я глупая.

– У тебя что-то не в порядке со здоровьем, Эгги? – Сет выглядел озабоченным.

– Нет, ничего. Я просто подумала, что надо провериться. Ты в последнее время виделась с доктором Уордом, Билли? Не пора ли? Мэгги теперь уже почти шесть месяцев, и, я знаю, доктор Уорд проявляет к тебе особый интерес.

– Особенно с тех пор, как Коулмэны выстроили ему новую замечательную пристройку к больнице, – вмешался Сет.

– Да, Сет, особенно теперь. Ну как, Билли, была ты у него? – Агнес ждала, подстерегала ложь, наблюдая за дочерью, и молилась о правде.

– Действительно, я была у него. Все в порядке.

Руки Агнес теребили жемчуг. Не ложь, но и не правда.

– Билли, я завтра после обеда еду в город. Хочешь поехать со мной? – вступила в разговор Амелия.

– Да, охотно. Я там не была с тех пор, как ты приехала. Мы можем походить по магазинам. Возьмем с собой Рэнда?

– Нет, в другой раз. Я оставлю его с мисс Дженкинс. При упоминании имени няни Рэнд опустил вилку на тарелку и зарычал.

– Так Рэнд воспринимает мисс Дженкинс, как настоящего дракона, – сказала Билли. – Верно, Рэнд?

– Злюка, – сказал мальчик и рассмеялся, встряхнув белокурой головкой.

– Ты останешься с мисс Дженкинс, когда мы с тетей Билли поедем в город, ладно? Вот хороший мальчик. Мама привезет тебе из города что-нибудь хорошее.

Рэнд кивнул.

– И для Мэгги. Мэгги много плачет, мама. Привези ей подарок.

Амелия и Билли рассмеялись, но Агнес неодобрительно покачала головой.

– Так ребенка не научишь хорошим манерам. Это надо же – злюка! Очень неуважительно. Надо постараться, Билли, чтобы это не затронуло Мэгги.

– О, Рэнд весьма неплохо ладит с мисс Дженкинс, миссис Эймс. Просто он называет вещи своими именами, как он их видит. Даже папа одобрил бы это! – Амелия наклонилась и поцеловала Рэнда в щеку, ее гладкие черные волосы поразительно контрастировали с его золотистыми кудрями. – Допивай свое молоко, Рэнд, дорогой, потом мы с тетей возьмем тебя наверх, чтобы решить, что делать завтра и какие подарки привезти тебе и Мэгги.

В комнате Билли, где обе женщины решили выпить кофе, Амелия откинулась в кресле, отхлебывая напиток. Рэнд играл в детской с Мэгги.

– Я всерьез говорила о завтрашней поездке в Остин, Билли. Надеюсь, ты поедешь со мной.

– С удовольствием. Демонстрируют новую коллекцию одежды на осень, и я хотела купить шерстяных тканей. Давно не сидела я за швейной машинкой и даже скучаю по этому занятию.

– Я еду не в магазин, Билли, – мрачно проговорила Амелия. Взгляд, устремленный на Билли, был неколебимо суров. – Я связалась с кое-какими знакомыми и договорилась об аборте. Карлос довезет нас до Остина, а потом мы возьмем такси. Я решилась и должна пойти на такой шаг. Это единственный выход для меня и Рэнда.

– Амелия, есть и другие соображения, другие решения…

– Нет, нету. Сегодня я получила из Нью-Йорка телеграмму от юриста, которого наняли братья Джеффри. Они угрожают судебным преследованием, потому что я увезла Рэнда из Англии.

– Но ведь он твой сын! Ты имеешь право взять его куда хочешь!

– Да, в сердце моем он мне сын, но усыновление не было оформлено до гибели Джеффри. Мне предстоит борьба. Я уже связалась с моим адвокатом в Лондоне. Он советует оставаться здесь, в Санбридже или хотя бы в Техасе, как можно дольше. В Европе война, связь с Америкой плохая, это единственный способ задержать разбирательство. Я не могу потерять его, Билли, просто не могу! Я так люблю его и поклялась перед Богом и Джеффри, что всегда буду заботиться о Рэнде. У Джеффа детство вовсе не было счастливым, несмотря на преимущества, которые дают богатство и титул. – Она засмеялась. – Джефф сказал – я единственная надежда Рэнда вырасти счастливым и нормальным человеком. Я! Именно Амелия Коулмэн Нельсон – единственное спасение для маленького мальчика. Я пожертвую чем угодно, Билли, чтобы выполнить обещание, которое дала Джеффу. Пожалуйста, помоги мне.

Лицо Амелии наполовину скрывала тень. Блестящие темные волосы были гладко причесаны и сколоты узлом на затылке. Строгая прическа придавала ее облику суровость, которая делала просьбу еще более выразительной, пронизывающей сердце острой жалостью. Билли не хотела помогать. Это противоречило ее убеждениям, но вместе с тем она сама оказалась перед необходимостью такого же выбора.

– Ты отстраняешься от меня, Билли. Вижу, твои принципы не позволяют тебе принять участие в этом деле. Забудь о моей просьбе. Забудь, что я вообще тебе что-то говорила. Не нужно никаких переживаний, только присмотри за Рэндом, пока меня не будет дома.

– Куда ты идешь? Кто врач?

Смех Амелии прозвучал резко, показался почти вскриком.

– Билли, ты шутишь. Аборты запрещены, или ты забыла? Ни один врач – порядочный врач, во всяком случае, – ко мне не прикоснется. Я нашла одного через некоторых не очень респектабельных друзей, которые у меня когда-то были. Только клинические аборты, как тот, что советует тебе сделать доктор Уорд, производятся стерильно, в больницах.

Видения чернее кажущихся черных кошек проникли в воображение Билли. Истории о темных подозрительных улочках, мясницких ножах и вязальных спицах, те, что нашептывают друг другу в углах школьных гимнастических залов.

– Амелия! Не надо! Это опасно!

– Надо, и я сделаю это. Ты только подождешь меня. – Ее рука потянулась к животу. – Ты знаешь, что здесь, Билли? Сон. Всего лишь сон. Но это не для меня, и я хочу забыть его, прежде чем он станет кошмаром. Знаешь, как мне страшно? Я до смерти потрясена потерей Джеффа. За всю жизнь я никогда не поступала правильно, за исключением того, что любила Джеффа и Рэнда. На самом деле я довольно эгоистична. Спроси любого, кто знает меня. Спроси моего отца. Я должна сделать это. Я хочу сделать это!

– Я поеду с тобой, – сказала Билли. – Тебе кто-то нужен. Признаюсь, мне это не нравится, но если я тебе нужна, то буду рядом. Мосс поступил бы точно так же, помог бы тебе. Я не стану тебя осуждать, Амелия. Просто хочу быть твоим другом.

– Ах, Билли, – плакала Амелия. – Ты мой друг, больше чем друг. Ты мне сестра!

На следующий день после обеда Билли и Амелия поехали в Остин. Они дали Карлосу указания ждать их в пять часов напротив конторы Коулмэнов, потом подождали, пока он отъедет, и подозвали такси. Амелия молча и напряженно сидела на заднем сиденье, в то время как Билли давала водителю адрес.

– Вы уверены, что адрес правильный, мисс? – спросил шофер, жуя огрызок сигары. – Вы не похожи на тех леди, которые могут ехать в такой район.

– Адрес правильный, – ответила Билли тоном, исключавшим дальнейшие комментарии. Амелия сидела рядом, глядя прямо перед собой, сцепив на коленях холодные бледные руки.

Когда такси остановилось, Билли глянула на темные сомнительные заведения, грязные тротуары.

– Это именно то место, – ничего не выражающим голосом подтвердила Амелия. Они заплатили и вышли из машины.

– Хотите, чтобы я подождал вас?

– Нет, спасибо, – сказала Билли, нервно озираясь вокруг. Мужчины лениво болтались на перекрестках, громкая музыка мексиканского танца вырывалась из ближайшего заведения «Локо Салун». Оборванные дети и женщины с ввалившимися глазами бесцельно бродили по улице.

– Амелия, ты уверена, что у тебя правильный адрес?

– Это здесь, – сказала та, глядя на ветхое крыльцо. – Давай побыстрее покончим с этим ужасным делом. Пошли.

Билли никогда раньше не бывала в таких местах. В темном коридоре пахло подгоревшим чесноком, затхлостью и отбросами. Радиоприемники, настроенные на разные волны, создавали приглушенную какофонию. На третьем этаже Амелия резко стукнула в обшарпанную дверь.

Дверь чуть приоткрылась, и пара цепких темных глаз подозрительно оглядела посетителей. Когда Амелия протянула хрустящую стодолларовую бумажку, дверь открылась, чтобы впустить их. Мужчина в грязной белой рубашке, обтягивающей объемистый живот, выкрикнул что-то по-испански. В комнату вошла женщина. Билли услышала, как за ними захлопнулась дверь, и почувствовала панический страх.

– Это моя подруга, – объяснила Амелия. – Она отвезет меня домой.

Женщина покачала головой и стала что-то сердито выговаривать мужчине.

– Вы должны были прийти одна, – проворчал тот.

– Никто ничего не говорил насчет того, чтобы прийти одной. Мне нужно, чтобы подруга оставалась со мной.

Женщина быстро, взволнованно заговорила, а мужчина прикрикнул на нее.

– У вас с собой все деньги? – спросил он у Амелии. – Двести долларов?

– Да. Подруга отдаст вам вторую сотню, когда все будет сделано.

– Ваша подруга подождет здесь.

– Нет. Она пойдет со мной. Иначе я пойду куда-нибудь еще.

Женщина снова принялась лопотать.

– Заткнись! – разъярился мужчина. У Билли подгибались колени, а руки стали ледяными, несмотря на теплый день.

– О'кей. Идите с Марией. Она обо всем позаботится. Но сначала я бы хотел видеть деньги.

– Покажи ему деньги, – велела Амелия. – Черт побери, Билли, делай, что я сказала! Покажи ему деньги!

Непослушными пальцами Билли открыла сумочку, вынула банкноту и показала мужчине, который, похоже, остался доволен. Она быстро засунула бумажку в отделение сумочки и застегнула молнию, словно деньги жгли ей пальцы.

Мария отступила в сторону, чтобы пропустить их в соседнюю комнату. Здесь было пусто, если не считать кухонного стола и единственного стула. Как раз рядом находился грязный туалет. Высокие длинные окна, выходившие на заднюю стену дома, были завешены газетами. Голоса гулко звучали, отражаясь от стен. Мария надела клеенчатый фартук. На клеенке оказался такой же рисунок, как на скатерти, которой когда-то был накрыт кухонный стол в домике Эймсов в Филадельфии. Сумятица впечатлений проникла в сознание, словно нанося мгновенные удары.

Билли чувствовала, как дрожит в ее ладони холодная рука Амелии, свесившаяся со стола, на котором, закусив губу, лежала она с разведенными ногами. Мария делала свое дело. Рисунок на ее фартуке расплывался перед глазами Билли, ее мутило. Вдруг запахло кровью, что-то упало в эмалированную миску, стоявшую на полу у ног Марии. Билли невольно опустила глаза. Темно-красные сгустки крови и тканей плавали в миске. Все кончено. Маленькая призрачная жизнь, которую носила Амелия, вырвана из нее.

Грязный потрескавшийся пол угрожающе приподнимался, собираясь поглотить Билли. Все оказалось сделано так быстро, так безжалостно. Где-то в глубине ощущалось жжение, требовавшее, чтобы она обратила взор вовнутрь. Та крохотная жизнь, что образовалась там, не могла существовать без нее. Эту жизнь тоже могли вырвать из ее тела и разорвать на кусочки в стерильной операционной, под наркозом, но разницы никакой не будет. Она мать и это – ее дитя, которое без нее никогда не сможет дышать, плакать или хотеть есть.

Билли приняла решение. Жизнь ее будущего ребенка будет зависеть от Бога, а не от ножа хирурга.

Пальцы Амелии цеплялись за руки Билли, зубы стучали, слезы струились по щекам.

– Билли! Билли! Боже, что я наделала!

Позднее, уже вечером, после того, как Билли побывала в детской, чтобы поцеловать Мэгги перед сном, она остановилась у комнаты Амелии.

– Амелия? – прошептала Билли в темноту, так как свет был выключен. – Ты спишь? – Она тихо подошла по ковру к кровати, стараясь не шуметь и не разбудить Рэнда, который спал в кроватке на колесиках, стоявшей в углу комнаты. – Амелия!

– Билли. Билли, мне плохо, я больна. Она потрогала лоб Амелии.

– Ты просто горишь.

– И у меня кровотечение, Билли. Сильное.

Билли щелкнула выключателем лампы у кровати. Амелия лежала бледная, с побелевшими губами.

– Я звоню доктору Уорду.

– Нет, не надо…

– Что будем делать? Ты больна!

– Это пройдет, обещаю тебе, пройдет.

– Нет, не пройдет. Что-то сегодня сделали не так. – Она подняла одеяло и потянула ночную рубашку Амелии. По розовому хлопку расплывалось красное пятно. – Кровотечение у тебя сильнее, чем ты думаешь. Я вызываю врача…

Амелия схватила ее за запястье.

– Не надо! Не надо! Никто не должен знать. Я не могу этого допустить! Надо подумать о Рэнде… семья Джеффа использует это против меня, если они узнают. А отец достаточно подл: он расскажет им, если решит, что это повредит мне.

– Сет вредный, чудаковатый старикашка, но он никогда…

– Посмотри на меня, Билли. Посмотри на меня и никогда не говори «никогда». Нет, не надо, я не могу позволить тебе позвонить доктору Уорду.

– Ладно, тогда позволь вызвать кого-то другого. Кого-нибудь. А что если я сама отвезу тебя в Остин? Ты можешь пойти в отделение скорой помощи. Никто не узнает.

Амелия зарылась головой в подушки, отказываясь и от этого предложения.

– Амелия, ты сказала, что должна думать о Рэнде. Ты можешь умереть от потери крови, от инфекции. Подумай о сыне!

– Хорошо. Вези меня в больницу. Только не в Мемориальную, а в главную, клинтоновскую, на другой конец города.

Билли с трудом вела семейный «паккард» Коулмэнов сквозь глухую ночь. Лента шоссе расстилалась перед фарами, как длинный узкий язык. Амелия сидела рядом с ней, голова ее была откинута на спинку сиденья, капли пота блестели на лбу. Часы на приборной доске показывали двенадцать тридцать. Насколько Билли заметила, никто не услышал, как они уехали из дому. Но утром придется давать какое-то объяснение, лгать, скрывать свою вину. Сейчас она не может думать об этом. Нужно сосредоточиться на управлении машиной. Лимузин оказался слишком длинным, слишком широким, и ей трудно было рассчитывать расстояние. Билли бросила взгляд на счетчик – двадцать миль, тридцать, тридцать пять. Прошел почти час. Теперь Амелия притихла, она сидела слишком тихо и была слишком бледна.

Впереди блеснули огни города, дорожное движение стало более оживленным. Центральный проспект, ведущий к больнице, был перекрыт красными огнями светофоров.

– Держись, Амелия, еще пять минут, и мы приедем, – пообещала она, горячо молясь.

Когда они подкатили к приемному отделению скорой помощи, все произошло очень быстро. Амелию положили на носилки-каталку и увезли. Потом пришла медсестра в жестко накрахмаленном халате и стала расспрашивать Билли:

– Имя пациентки?

– Ам… Эми Нельсон.

– Давно ли началось кровотечение и известна ли вам причина?

– Я не знаю… не знаю… где доктор? Я хочу видеть доктора, – требовала Билли.

– Доктор сейчас с нею, но пациентка очень слаба, чтобы отвечать на его вопросы.

Билли обежала глазами стерильно чистую комнату ожидания. Она не знала, что сказать: много ли она может сообщить?

– А ваше имя? – спросила медсестра.

– Уилла. Уилла Эймс. – Неправильные сведения с легкостью слетали с губ. – Я ее подруга.

– Мисс Эймс, – сестра разглядела обручальное кольцо на пальце Билли. – Миссис Эймс, мы уже знаем, что произошло маточное кровотечение. Нам нужно знать – была ли мисс Нельсон беременна или нет.

Билли покачала головой.

– У нее был выкидыш, вы не знаете? Или она сделала аборт? Вы должны мне сказать. От этого может зависеть жизнь вашей подруги.

– Нет, выкидыша у нее не было. – Вот и все, что могла сказать Билли. В остальном было слишком трудно признаться. Воспоминание о той миске с отколотой эмалью непрестанно приходило на ум.

– Так значит, это аборт. Верно? Вы знаете ее родных? С кем мы можем связаться?

– Нет! У нее никого нет, только я. Белый халат медсестры жестко похрустывал.

– Подождите здесь, миссис Эймс. Я поговорю с доктором.

Билли все ждала и ждала, каждый новый момент приносил ей новые сомнения и тревоги. Часы отсчитывали минуты, минуты складывались в часы. Уже семь. Свет нового дня струился сквозь широкие стеклянные двери. Вокруг ходили люди, белые халаты торопливо перемещались из комнаты в комнату, а об Амелии никто не сказал ни слова.

Билли знала, что в семь тридцать в Санбридже начнется волнение. Проснется Рэнд и станет искать свою маму. Агнес скоро спустится на завтрак и станет гадать, куда делась ее дочь. Карлос пойдет в гараж и обнаружит, что машина исчезла. Билли решительно прошла к телефону-автомату и набрала номер. К счастью, трубку подняла Агнес.

– Билли? Где ты? Ты не у себя наверху?

– Нет, мама. Не задавай никаких вопросов. Пусть мисс Дженкинс присмотрит за Рэндом. Скажи Карлосу, что ночью мы с Амелией взяли машину и скоро я ее верну на место.

– Амелия? Амелия с тобой? Что значит, ты скоро вернешь машину на место? Амелия с тобой не приедет? Билли, я хочу знать, что происходит! – Что-то в голосе дочери ее смертельно напугало – случилось какое-то несчастье. – Билли, с тобой все в порядке? Где ты?

Билли вздохнула. Объяснения не избежать.

– Мама, я в больнице с Амелией. Головная боль, которая началась у нее вчера вечером, ночью усилилась, и ей стало плохо.

– Я тебе не верю ни на секунду. Билли, ты сделала какую-нибудь глупость? Я знаю, ты беременна, Билли. Скажи мне, с тобой все в порядке?

– Со мной все отлично. И с моим ребенком тоже. Не задавай вопросов, мама. – Билли заговорила угрожающим тоном, ошибиться было невозможно. – Раз уж тебе известно, что я беременна, то ты должна также знать, что доктор Уорд не рекомендует мне сохранять эту беременность.

– Билли, что ты говоришь? – В голосе Агнес звучал теперь настоящий страх.

– Я говорю, мама, что ты должна прикрыть меня и Амелию. Ты не допустишь, чтобы Сет узнал, где мы и почему. Позаботься о детях. Как только смогу, вернусь на машине. Не выдавай меня, мама, и я тебя не подведу. Мы понимаем друг друга, не так ли?

Рот у Агнес открылся сам собой. Неужели ее дочь говорит с ней в таком тоне? Бросает неприкрытые угрозы? Билли никогда не нанесет вреда своему ребенку… а вдруг? Интуиция подсказывала Агнес, что это совсем другая, новая Билли.

– Приезжай домой, как только сможешь, – тихо сказала она. – Я здесь обо всем позабочусь.

– Хорошо, мама. Хорошо.

В четверть девятого Билли все еще мерила шагами маленькую комнату для посетителей на втором этаже. Каждые тридцать минут глаза ее обращались к стрелке часов. Что они сделали с Амелией? Почему никто ничего ей не говорит?

– Миссис Эймс? – позвал женский голос. – Миссис Эймс?

– Да, это я, – Билли в волнении застыла на месте.

– Доктор хотел бы поговорить с вами о мисс Нельсон. Пройдите сюда, пожалуйста.

Билли прошла за медсестрой, постукивая каблуками по плиткам пола. Ее провели в кабинет. К ней обратился молодой человек в белом халате.

– Вы миссис Эймс? Я доктор Гарвей. К сожалению, нам пришлось срочно сделать операцию вашей подруге. – Заметив встревоженный взгляд Билли, он быстро добавил: – Сейчас с нею все в порядке. У нее было прободение матки, весьма опасное, и пришлось сделать гистероктомию. Вы понимаете, что это значит, миссис Эймс? Пришлось удалить матку. Тот, кто делал аборт, настоящий мясник. Вы вовремя привезли ее сюда. Она истекала кровью. Теперь необходимо избежать инфекции.

Лицо Билли побледнело, а губы стали синеватыми.

– Миссис Эймс, садитесь… сюда. Я понимаю, это такой удар.

– С нею все хорошо? – с трудом прошептала Билли.

– Надеемся. Жаль, конечно, такая молодая женщина. Наверное, это ее первый ребенок, да?

– Когда я могу видеть ее?

– Сейчас она в реанимации. На нашу удачу, она не теряла сознания и смогла подписать бланк согласия на операцию; иначе мы потеряли бы время, разыскивая ее родных.

– У нее никого нет, только я. Когда я могу видеть ее? Доктор Гарвей посмотрел на часы.

– Минут через сорок пять. Может быть, вы подниметесь на третий этаж, а я кого-нибудь пришлю за вами, когда она очнется… Миссис Эймс, могу я что-нибудь сделать для вас?

Билли протестующе подняла руку, отказываясь от забот доктора.

– Нет, со мной все в порядке. Правда. Третий этаж, вы говорите?

Когда в конце концов Билли пустили к Амелии, она с трудом проглотила комок в горле. Амелия была бледнее подушки, на которой лежала, губы сухие и потрескавшиеся, глаза тусклые и ввалившиеся.

– Билли. – Она могла говорить лишь хриплым шепотом. – Я знаю, что ты думаешь. Лучшего я не заслуживаю. Рэнд… пожалуйста, позаботься о Рэнде вместо меня. – Рука, которую сжимала Билли, оказалась холодной и бледной.

– Боже мой, что они с тобой сделали? – Сочувствие и сострадание переполняли Билли, превращаясь в соленые ручейки, заливавшие щеки.

– Не плачь из-за меня, Билли, пожалуйста, не надо… Амелия отвернулась, бескровные губы еле шевелились.

– Теперь езжай домой, – сказала она надтреснутым голосом. – Позаботься о Рэнде. Что сделано, то сделано… Нечего плакать о разлитом молоке. Разве я тебе не говорила, что ничего не могу сделать правильно. Езжай домой.

Билли ничего больше не могла сделать или сказать. Она отправится домой и принесет извинения за отсутствие Амелии. Присмотрит за детьми. Дети. Она положила руку на живот, и ей показалось, что уже ощущается биение крохотной жизни еще не родившегося ребенка. Он в безопасности и, что важнее всего, он желанный ребенок. Дитя Амелии могло бы лежать в колыбели рядом…

Каблуки Билли стучали все быстрее и быстрее по полу, выложенному плиткой, в то время как она направлялась прямо к телефону-автомату возле лифта. Она нашла в кармане монетку, чтобы позвонить доктору Уорду и сообщить о своем решении.

Вернувшись в Санбридж, Билли равнодушно отнеслась ко всему, в том числе и к ярости Сета.

– Что себе думает твоя девчушка, Эгги? – рычал он. – И где моя дочь, почему она оставила здесь с нами мальчишку? – Агнес не нашлась что ответить. – Чертова баламутка, – ворчал старик. – Никогда не доверял ей и не буду доверять. Уезжает с друзьями и оставляет здесь этого мальчишку. Друзья! Негодяи – это больше похоже на правду! – Он глянул на Билли. – Когда, черт побери, она вернется? Я хочу знать, когда надеть сапоги, чтобы выкинуть ее пинком под зад из моей жизни!

Агнес беспокойно посмотрела на молчаливую дочь.

– Сет, Амелии сейчас нужно время, чтобы прийти в себя. Мальчик – не проблема, Билли за ним присмотрит, Амелия уехала не больше чем на неделю. – Она посмотрела на Билли, ожидая подтверждения.

– И позволь мне сказать тебе одну вещь, девочка, – заявил Сет. Тяжело опираясь на свою трость, он направился к невестке. – Когда в следующий раз возьмешь машину без моего разрешения, я тебе задам. Какой черт вселился в тебя с тех пор, как в доме появилась Амелия? Я привык считать, что кое-какой умишко у тебя есть.

– Полагаю, беременные женщины иногда делают глупости, – сказала Билли, едва удерживаясь от смеха.

– Что такое? Эгги, что она говорит?

– Думаю, она говорит, что беременна, – воркующим голоском произнесла Агнес. – Билли, когда нам ожидать новорожденного?

– Мэгги должна получить сестренку или братика в свой день рождения.

– Ты, конечно, имеешь в виду брата, девчушка? – резко возразил Сет, не в силах сдержать улыбки. – Уж этот-то будет сыном!

Дни складывались в недели, недели в месяцы. Дружба Билли и Амелии крепла. Ловкие пальцы Амелии вязали крючком и спицами маленькие свитерочки и детские одеяльца, нетерпеливо предвкушая рождение ребенка Билли. Ее вера в то, что все будет хорошо, несмотря на предупреждение доктора Уорда, доставляла Билли радость и утешение. Амелия проявляла почти родительскую заботу, а когда на шестом месяце у Билли открылось кровотечение и она оказалась прикованной к постели, именно Амелия заботилась о своей подруге. Она делала это с такой любящей самоотверженностью, что на глаза Билли наворачивались слезы. Она поступала так не только ради Билли, но и ради Мосса, своего обожаемого брата. Маленький Рэнд был водворен в детскую с нянюшкой, которая выполняла все его пожелания. Мэгги крепла и росла, как стойкая здоровая сорная трава.

Письма Мосса оставались редкими и немногословными. Он жив – вот и все, что родные знали. Каждый из них жил в страхе перед тем днем, когда начнется переброска к западным союзникам.

Некоторое время Билли занималась тем, что вспоминала свое старое увлечение: придумывала кое-какие модели одежды.

– У меня есть идея, – сказала Амелия однажды в воскресенье после завтрака. – Почему бы мне не почитать тебе юмористические газеты? Что тебе хотелось бы послушать – «Катценямерские детки» или «Труженик Тилли»?

Билли вздохнула:

– Ни то, ни другое. Я слишком поглощена выкройками и фасоном того костюма, который я для тебя смоделировала. Я все время думаю – получится ли та модель, что я задумала, когда миссис Паркер закончит наметку.

– Не беспокойся, Билли. Завтра миссис Паркер придет для первой примерки, и ты сама все увидишь. Давай поговорим о чем-нибудь другом. Мне не нравится, что ты так волнуешься.

– Хорошо, – согласилась Билли, но ее не оставляли беспокойные мысли, и другую тему для разговора она находила с трудом. – Как идут дела внизу, как твой отец? Вы еще не помирились?

– Ты, конечно, шутишь. Нет, мы не помирились и никогда не помиримся, разве что на том свете. Отцу я не нравлюсь. Никогда не нравилась и не буду нравиться. Что касается любви, то единственное, кого когда-либо Сет любил или полюбит, это Мосс и его лошадь Несси. Ты должна это принять как должное. Я приняла. Ну, если ты не хочешь юмористических газет, может быть, что-то из мистических романов? Я видела один, от которого кровь должна застыть в жилах. О'кей? – Она выбралась из кресла и отправилась на поиски книги.

Билли откинулась на подушки и вздохнула. После рождения ребенка Амелия и Рэнд уедут в Англию. Билли понимала, что Амелия остается в Санбридже только из-за беспокойства за нее. Скоро Амелии придется вернуться, чтобы пройти через неизбежный судебный процесс по поводу усыновления Рэнда. Билли станет скучать по ней, ужасно скучать. Амелия подбадривала ее, отметала тревоги с силой, казалось, не знавшей границ. Она даже сражалась с Сетом за нее – и победила. После того как доктор приказал Билли лежать в постели, чтобы сохранить беременность, Сет носился по Санбриджу, будто петух, растерявший своих кур. Один раз его постигло разочарование, так неужели и на этот раз он потеряет шанс обрести внука? Одетая в белое, жестко накрахмаленная копия мисс Дженкинс появилась в комнате Билли.

Амелия взяла командование на себя.

– Не двигайтесь, – сказала она сиделке. – Не распаковывайте вещи и ничего не делайте, пока все не выяснится. – Она повернулась к Билли. – Я собираюсь раз и навсегда успокоить старика. С этим у него ничего не выйдет; конечно, если ты не хочешь, чтобы сиделка осталась. – С замиранием сердца Амелия ждала ответа Билли. Последовало отрицательное покачивание головой. Сиделка поджала губы, и Билли могла бы точно сказать, о чем та думает. Эти богачи сами не знают, чего хотят…

Снизу доносились отзвуки перебранки. Билли пыталась отвлечься, решая кроссворд, но не слишком успешно.

– Нечего говорить со мной, как будто я один из твоих никчемных друзей, – гневался на дочь Сет.

– Друг? Друг! Ты никогда не был мне отцом, так как ты можешь быть другом, никчемным или каким-то еще? И не думай, что собьешь меня на другую тему. Если хочешь побеседовать об отношениях, которых между нами никогда не было, – отлично, но в другой раз. Я хочу поговорить о Билли. Сам доктор сказал, что ей не нужна сиделка, что я могу поухаживать за ней. И я собираюсь это делать – ты слышишь меня, папа? Я о ней забочусь. Я уже написала Моссу об этом, и Билли тоже. Не вмешивайся. Потому что, если ты это сделаешь, я увезу Билли отсюда. Поразмысли об этом! А теперь забери отсюда ту чертову сиделку и не вздумай предпринимать что-либо в этом роде еще когда-нибудь. Пока я здесь, этому не бывать. И, кстати, я останусь, пока Билли не родит и не встанет на ноги. Мы понимаем друг друга, пап?

– Ты всегда оставалась вредной сучкой, – огрызнулся Сет. – Мать слишком тебя баловала. Я знал, что из этого не выйдет ничего хорошего. Почему ты не могла быть такой, как Мосс? Господи Иисусе, что мне пришлось пережить!

– Мне помнится совсем другое, папа. Каждый раз, когда мама пыталась меня баловать, ты отпихивал ее в сторону. Ты никогда не одобрял ничего, что бы я ни делала: ни учебу в школе, ни спортивные успехи, ни умение водить машину, ни музыку. Ты неодобрительно относился ко мне с самого моего рождения, так что непонятно, как я могла ожидать чего-то большего. Я женского пола, а для тебя это ничто, таких ты в расчет не принимаешь. Ни маму, ни меня, ни Билли. Эта малышка в детской – она тоже должна заплатить ту цену, что заплатила я? А новый ребенок? Что ты будешь делать, если он окажется девочкой? Не обращать на него внимания, как ты привык? А твой сын, настоящее совершенство, чему он научится от тебя? Сделает с Билли то же, что ты сделал с мамой? Да поможет нам всем Бог.

– Достаточно, Амелия.

– Нет, не достаточно. И никогда не будет достаточно. Я не позволю тебе загубить Билли жизнь. Пока я здесь, не позволю!

Ее голос повысился до пронзительного крика. Билли представила себе, как Сет отступил назад, а Амелия надвигается на него.

– Я молода, здорова, – продолжала она. – У меня есть сила воли и твердость, не говоря уже о смелости. А ты старик. Ты потерял жену, единственного друга, который у тебя когда-либо был. Скоро ты одряхлеешь. Мосс уехал. Все, что у тебя осталось, это лошадь и Билли. Разница теперь не так уж велика, пап. Перевесила в мою пользу, если хочешь.

– Уйди с глаз моих. Я тебя видеть не мог в тот день, когда ты родилась, и до сих пор не выношу. Можно только радоваться тому, что мама не дожила до этого дня и не видит, во что ты превратилась. Она, наверное, перевернулась сейчас в гробу.

– Ты не знаешь и никогда ничего не знал о маме. Не впутывай ее сюда. – Снова установилось молчание, а затем Амелия сказала: – Если ты думаешь, что мама не знала о твоих загулах и оргиях в городе, то ошибаешься. Она знала. Знала и не обращала внимания. Однажды я слышала, как она молилась; в самом деле молилась, чтобы ты продолжал в том же духе и оставил ее в покое. Что ты об этом думаешь, папа?

– Тебя надо было утопить в тот день, когда ты родилась. Прочь с глаз моих! – Ненависть в голосе Сета выплеснулась и повисла в воздухе, пронизав дом. Потом, наконец, голос Амелии, холодный и угрожающий, разорвал тишину:

– Скажи сиделке, чтобы она уезжала. Прямо сейчас.

– Если этого достаточно, чтобы ты исчезла с глаз моих, ладно. Пришли ее вниз.

– Забери ее сам. Ты ее нанимал, теперь можешь уволить.

– Вот, приходится тащиться, – пробормотал Сет, взбираясь по лестнице.

Амелия рассказала Билли, что произошло потом. Как только Сет скрылся из виду, она бросилась на кухню в объятия Титы.

– Боже мой, ты слышала все, что я сейчас наговорила? Я была неправа, Тита? Мама рассердилась бы?

– Твоя мать тебя очень любила. Ты высказала то, о чем говорила она. – Тита успокаивающе похлопала Амелию по плечу. – Захвати-ка этот поднос с чаем наверх к миссис Билли. Можете устроить вечеринку с чаепитием, как делали, когда ты была маленькой. Посмотри, красиво я сервировала поднос? Рулеты с корицей очень свежие.

Это была замечательная вечеринка. Их гостями стали Мэгги, в своем высоком стульчике, Рэнд и игрушечный котенок Рэнда Салли. Никто не сделал ему замечания, когда он скормил Салли половину рулета. Словно по обоюдному согласию, обе молодые женщины притворились, что горячей перепалки Амелии с отцом никогда не было. Но долго еще Билли не могла забыть убийственный взгляд Сета, когда тот пришел за сиделкой, чтобы проводить ее вниз, а затем отвезти в город. И что бы она ни думала о той ужасной сцене, она переживала за Амелию. Мосс никогда не говорил ей о подобных вещах. Понимал ли он, как страдала Амелия все то время, что они росли вместе? Он любил свою сестру – насколько она знала, – а Амелия обожала Мосса.

Сьюзан Амелия Коулмэн родилась в дождливый февральский день, почти через год после рождения Мэгги. Все произошло внезапно, слишком быстро, чтобы успеть перевезти Билли в больницу Остина. Тита и Амелия выступили в роли акушерок. Агнес сидела у изголовья постели, держала Билли за руку и отирала ей лоб, ожидая появления ребенка, который обеспечил бы им пребывание в Санбридже. Когда ребенок родился и был объявлен его пол, Агнес спокойно вышла из комнаты, чтобы торжественно возвестить о его рождении Сету, мерившему шагами холл на втором этаже. Едва услышав, что у него появилась вторая внучка, он сломя голову бросился вниз, набросил старое желтое пончо и вышел во двор, с лицом, более мрачным, чем бушующая на дворе непогода.

Амелия первой взяла на руки крохотного младенца. Измученная Билли лежала пластом и смотрела на женщину, которую полюбила как сестру и которая сейчас склонилась к ее новорожденной дочери. Полный нежности жест, когда Амелия осторожно коснулась слегка влажных завитков, вызвал слезы на глазах Билли. Амелия должна была держать на руках своего собственного ребенка, ребенка, которого никогда не будет.

Доктор Уорд прибыл через тридцать пять минут после рождения девочки, осмотрел мать и ребенка, объявил, что все в порядке. Билли сияла. Все-таки врачи всего на свете не знают.

Амелия расплакалась от радости, когда Билли попросила ее стать крестной матерью Сьюзан.

– Я уже люблю ее, как будто она моя родная дочь, – всхлипнула Амелия. – Спасибо, Билли.

Сет постарался устроить так, чтобы ему не пришлось присутствовать на крестинах внучки, заявив о необходимости срочно отъехать по делам в Корпус-Кристи.

Получив сообщение о рождении Сьюзан, Мосс испустил радостный вопль и порывисто обнял Тэда.

– Вот это да, еще одна девочка! Билли назвала ее в честь моей сестры. Что ты об этом думаешь?

– Думаю, это здорово. А что думаешь ты? – спокойно поинтересовался Тэд.

Мосс нахмурился.

– Честно говоря, я рассчитывал, что будет мальчик. Да и все так думали. Но раз Сюзи здорова, это главное. Моя сестра будет крестной матерью – это мне нравится. Я тебе рассказывал, что врач предписал Билли постельный режим в последние три месяца? Амелия ухаживала за ней сама. Билли говорит, ей не давали пальцем пошевельнуть, и не знает, что бы она делала без Амелии. Такая уж у меня сестра. Мы, Коулмэны, всегда идем до конца. Амелия – замечательный человек.

– Ты мне рассказывал, что у Билли были неприятности со здоровьем, – с упреком заметил Тэд. – Провести три месяца в постели – тяжелое испытание. Билли не из тех, кто склонен изображать из себя немощных.

– Я знаю. Должно быть, ей пришлось тяжело. Но с Билли все в порядке, только это и имеет значение. Мэгги ползает. Боже, я едва могу этому поверить!

– На этот раз с Билли все обошлось, но если снова такое случится, дело может кончиться плохо. Помни, ты несешь за нее ответственность. Ты, Коулмэн, и никто другой.

Мосс смотрел вслед другу. Господи, что все это значит? Ладно, раз уж Тэд нынче не в духе, пирушки сегодня не получится. Подходящее время, чтобы написать Билли.

У себя в каюте Мосс достал бумагу и ручку. Он терпеть не мог писать письма. Отцу – другое дело. Папа мужчина, у них много общего.

Дорогая Билли.

Я только что получил сообщение о нашей новорожденной дочери. Поздравляю, милая! Я безмерно доволен, что обе вы, и ты и Сьюзан, хорошо себя чувствуете. Я забеспокоился, когда узнал, что тебе долгое время пришлось провести, не вставая с постели. Хорошо, что Амелия осталась там и смогла позаботиться о тебе. Поблагодари ее за меня. Я знал, что тебе понравится моя сестра. Она лучше меня. Не говори ей, что я так сказал, а то возгордится.

Я часто думаю о маме. Замечательно, что ты просила Амелию каждый день относить свежие цветы на могилу. Я и сам сделаю это, когда вернусь.

Скажи папе, что на моем счету еще четыре «фрикадельки». Он будет рад узнать об этом.

Тэд только что был здесь, и я рассказал ему о Сьюзан. Он попросил поздравить тебя. Он отличный парень. Ты произвела на него большое впечатление. Он думает, что ты самая красивая женщина, которую он когда-либо видел. Он сказал это одному из ребят, не мне. Но я об этом знаю.

Я скучаю по тебе, Билли. Думаю о том времени, что мы провели вместе с тобой на Гавайях. Такое не забывается. Когда будешь снова писать мне, пришли фотографии девочек.

С любовью, Мосс.

Силы к Билли возвращались медленно, и это ее очень расстраивало. «Много хорошей еды, свежего воздуха и солнечного света – вот и все лечение», – говорила Амелия. Билли повиновалась, а пока ждала почтальона и писала длинные, подробные письма Моссу.

Когда Сьюзан исполнилось четыре месяца, Амелия объявила, что ей пора уезжать. Ее адвокат подготовил дело для суда, и она должна была вернуть Рэнда домой. Обе молодые женщины плакали в объятиях друг друга.

– Амелия, я всегда буду благодарна тебе за все, что ты для меня сделала.

– А я буду скучать по тебе, чертова янки. И по этой малышке в детской. Обещай посылать фотографии каждый месяц. Хочу видеть, как она растет. Не пропускай ни одного месяца. Обещай прямо сейчас.

– Обещаю. Ах, Амелия, что я буду без тебя делать? Я слишком привыкла полагаться на тебя.

– Пора тебе взяться за дело. Доктор говорит, что ты пришла в норму. Я бы тебя не оставила, будь у меня хоть малейшее сомнение. Пора, Билли. Папа испустит вздох облегчения, когда я уеду. По правде говоря, думаю, я пробыла здесь слишком долго, злоупотребила гостеприимством, если можно это так назвать. Обязательно напиши Моссу, что я его люблю, и пусть он себя бережет. Ты замечательный человек, Билли, и никому не позволяй думать о себе иначе.

Два дня спустя Амелия уехала. Билли и Тита смотрели, как она отъезжала в огромном «паккарде». Рэнд держал игрушечного котенка Салли в одной руке, а другой махал им на прощанье, радостно улыбаясь.

– Почему-то твоего отца здесь нет, Амелия, – сказала Билли. – Наверное, что-нибудь случилось.

Глаза Амелии блестели от непролившихся слез.

– Милая Билли, неисправимая оптимистка. Если когда-нибудь узнаешь истинную причину его отсутствия, дай мне знать. Ну а пока я переживать не буду. Еще раз поцелуй за меня Сьюзан. Я уже скучаю по ней, хотя еще не тронулась с места.

– Поцелую, будь осторожна, Амелия, и обязательно пиши.

Надеюсь, тебе удастся уладить дела с семьей Джеффри. Не опускай головы – да и, кроме того, твои адвокаты настроены вполне оптимистично.

– Знаю. Но если бы только Рэнд не унаследовал титул отца, мы могли бы остаться здесь.

– Мне хотелось бы, чтобы они согласились подождать, пока путешествие не станет безопасным. Так страшно слышать о бомбардировках. Эти проклятые немцы…

– Ч-ш-ш. С нами все будет в порядке, Билли. Обещаю тебе. Кроме того, я должна еще вернуться к маленькой Сьюзан, а именно это я и собираюсь сделать. Позаботься о ней, Билли, и о себе тоже. – Она обняла Билли в последний раз.

– А ты позаботься о себе и Рэнде. Путь в Англию будет настоящим адом. Будь осторожна.

– Не волнуйся. Нельсоны хотят забрать у меня сына. По сравнению с тем, что меня ожидает в Англии, дорога туда покажется кусочком пирожного. Это уж точно.

– До свиданья, Рэнд, позаботься о маме вместо меня, ладно? – сказала Билли. – До свиданья, Салли. – Она погладила котенка по голове.

Мальчик серьезно кивнул.

– Мне почти четыре года, тетя Билли. Я позабочусь. Билли вся в слезах пустилась обратно к дому, как только «паккард» завернул за поворот подъездной аллеи. Она вынула Сьюзан из колыбели и поцеловала в нежную головку, как обещала Амелии. Слезы одиночества и утраты текли по ее щекам. Ребенок, лежавший у нее на руках, не утешил. В эти несколько месяцев, что прошли с рождения Сьюзан, Амелия была для малышки матерью в большей степени, чем сама Билли. Еще крепче сжав девочку в объятиях, Билли стала ждать, когда прилив материнских чувств захватит ее. Протестующие крики Сьюзан заполнили детскую.

Глава 17

Тэд Кингсли заглянул в лазарет «Энтерпрайза». Мосс спокойно спал на правой койке. На полочке над кроватью стояла фотография Билли с Мэгги и маленькой Сьюзан на руках. Знакомая фотография, но каждый раз Тэда потрясала мысль, что у Билли уже двое детей. Сама она совсем недавно была девочкой. Сейчас ноябрь, скоро Мэгги исполнится два года, а светловолосой Сьюзан год. Просто не верится, что прошло полтора года с тех пор, как он видел Билли на Гавайях. Не верится, что все это время он непрестанно думал о ней.

Эскадрильи истребителей «Энтерпрайза» участвовали в ночных рейдах на Филиппинах. После одного из таких рейдов Мосс не вернулся на авианосец со своей группой. Радиосвязь с «Техасским рейнджером» была потеряна. Тэд стоял на капитанском мостике вместе с дежурным офицером, всматриваясь через стекла бинокля в пасмурное предрассветное небо. Он думал о письме, которое, может быть, придется написать Билли, и чувствовал буквально физическую боль.

Они искали, наблюдали, прислушивались, надеясь обнаружить последний из самолетов, вылетевших с палубы «Энтерпрайза». И наконец:

– Вижу самолет, сэр, – доложил дежурный офицер капитану. – Тридцать градусов по носу судна. Находится слишком далеко для идентификации. – Через мгновение: – Самолет опознан, сэр. «Уалдкэт», приписанный к судну. Это наш, сэр. Наш!

Потом подняли крик летчики эскадрильи Мосса – они заметили «Техасского рейнджера». Он летел, как раненая птица, и посадку выполнил отнюдь не безупречно, но никто его за это не порицал. Мосса поспешно отправили в лазарет на срочную операцию: шрапнель глубоко проникла в мышцы и кость плеча. Рваные раны лица и шеи, раздробленная ключица и поврежденные ткани. Подозревали, что задет нерв, но точно определить это могли только в госпитале Сан-Диего.

Потом говорили, что первыми словами Мосса, когда он очнулся от анестезии, были: «Как «Техасский рейнджер»?».

Тэд посмеялся про себя над заботой своего друга о самолете. Он любил этого парня, как брата. Нельзя сказать, что ему приходились по душе все его поступки, но плюсы перевешивали минусы. При всем, что Мосс имел – Билли, две красивые дочери, Санбридж и богатство, – этого ему было недостаточно. Он оставался таким сукиным сыном, что той энергии, которую он вкладывал во все, что делал и чем жил, ему оказалось мало; он хотел большего, и ничто, кроме войны, ему не подходило.

Тэд решил не будить друга и как раз повернулся, чтобы уйти, как услышал хриплый голос:

– Тэд?

– Эй, приятель, ты проснулся? Я уже заходил пару раз, но ты был похож на спящую красавицу. Как ты себя чувствуешь?

– Как грибы, которые, должно быть, выросли у меня в глотке. Что случилось?

– Ты не помнишь? Мосс кивнул.

– Помню. Но не помню, как вернулся на корабль.

– Своим ходом. С опозданием на двадцать минут, Коулмэн. Я не удивлюсь, если тебя включат в рапорт!

– Самолет сильно поврежден?

– На свалку его не отправили, если ты это имеешь в виду. Я слышал, ты нас покидаешь.

Мосс шевельнулся, попробовал сдвинуться с места и, нахмурившись, посмотрел на Тэда.

– Черт! Скоро я встану на ноги; мне понадобится всего неделя, и я буду как новенький!

– Боюсь, что нет, Мосс. Тебя ждет Сан-Диего. Ты только подумай, Сан-Диего и Билли! Вы оба заслужили отдых. Ты впервые увидишь своих дочек. Чего еще можно желать, парень?

– Надолго? Что сказали?

– Боже мой, Мосс, я же не врач. Знаю только, что подозревают повреждение нерва и хотят отправить тебя в Сан-Диего на проверку. В Пёрл-Харборе у них нет нужного оборудования. Ты ведь не хочешь рисковать рукой? Иногда, Коулмэн, надо покоряться обстоятельствам.

– Я даже не заметил, как этот подонок пошел на меня. Выскочил неизвестно откуда. Плохое у меня было предчувствие насчет той облачности. Я просто чуял на себе раскосые глаза этого сукиного сына.

– Там, наверху, было жарковато.

– Остальные благополучно вернулись?

– Все в полном порядке. Послушай, дружище, мне надо вернуться в кают-компанию. Постарайся заснуть. Завтра в пять ноль-ноль тебя отправляют с большого «Э». Спи, и пусть они тебе приснятся. – Тэд показал на фотографию над койкой.

– Кто ее сюда поставил?

– Джон Куомо. Он всегда летает рядом с тобой, так ведь? Он подумал, что тебя это порадует и подбодрит.

– Конечно, – бесстрастным голосом произнес Мосс. Он послушно закрыл глаза, но увидел отнюдь не хорошенькое личико Билли. Это был неприятельский самолет, идущий из облаков прямо на него. Снова и снова он мысленно проигрывал всю сцену. Иначе ему никак бы там не развернуться. Теперь его поставят на некоторое время в док, на ремонт. Но не на вечность, Господи. Его койка на большом «Э» будет его ждать.

Сет Коулмэн дрожащей рукой снял телефонную трубку, лицо его вытянулось. Агнес ждала, чувствуя, что звонят по поводу Мосса. Мысли лихорадочно метались, в то время как она обводила взглядом гостиную. Она не могла отдать все это! И ни в коем случае не собиралась отдавать! Агнес призвала себя к спокойствию, которого вовсе не ощущала. Ее голос прозвучал тихо и озабоченно:

– Что случилось?

– Эти желтые сукины дети подстрелили Мосса. – Сердце Агнес болезненно сжалось в груди. – Задели плечо. Мосса переводят в госпиталь Сан-Диего. Мы едем, Эгги. Все. Скажи Билли. Даже малыши. Обе няни тоже.

Агнес облегченно вздохнула. Жив. Этот мужчина слишком дерзок, чтобы погибнуть. Слава милосердному Господу.

– Знаешь, чего бы мне хотелось, Эгги?

– Чего?

– Мне хотелось бы смести с лица земли всю эту желтолицую сволочь. В один прекрасный день кто-нибудь из вашингтонских умников скажет, наконец-то, что хватит, мол, и разнесет их вдребезги. Ведь они могли убить моего мальчика, Агнес. Он был так близок к этому.

– Не будет так вечно продолжаться, Сет. Постарайся увидеть и положительную сторону. Скоро ты встретишься с Моссом. По-моему, замечательно, что мы можем все поехать и поздравить его с возвращением в Штаты. Билли будет так рада.

– Как ее здоровье? – напрямик спросил Сет.

– Хорошо. Почему ты спрашиваешь?

– Потому что у меня такое предчувствие, что, если девочка сейчас не забеременеет, другого шанса у нее может и не быть. Просто, Эгги, я хочу внука. И на этот раз, черт побери, это точно должен быть мальчик. Ты же ее мать. На твоем месте я бы постарался, чтобы она поняла: она может упустить шанс дать Моссу сына. Четко и ясно, Эгги. Нечего ходить вокруг да около. Если ты ей не объяснишь, то это сделаю я.

– Сет! Я все улажу. Это женский разговор. Понимаю, ты сейчас расстроен. Будь что будет. А как ты представляешь себе эту поездку?

– Как всегда. Мы арендуем большой дом со множеством спален и уединенных уголков. Почему, черт возьми, это должен был быть Мосс? Почему не кто-нибудь другой, вроде этого Кингсли? – злобно проговорил Сет.

– Сет! Как тебе не стыдно! Разве тебе понравилось бы, если бы кто-то из родителей других парней то же самое сказал о твоем сыне?

– Я так и знал, что ты меня упрекнешь. Я не лицемер, Эгги. Если бы пришлось выбирать между ними и Моссом, я хотел бы, чтобы это были они. Не Мосс. Мой сын – никогда, ни в коем случае.

Билли набрала номер телефонной станции и назвала номер телефона Амелии. Ее гнев разрастался и кипел, как лава в вулкане, при мысли о том, что Сет не желал сообщать дочери о ранении Мосса.

– Побереги свое время и мои деньги, девочка, и забудь это, – сказал он своим обычным голосом, грохочущим подобно товарному поезду на сортировочной станции в Филадельфии. Его лохматые седые брови негодующе поднялись, когда она вызывающе подняла трубку, а потом он ретировался в кабинет и хлопнул дверью. Но это был тот случай, когда она не могла бояться неодобрения Сета. Амелия имела право знать о случившемся, а тайный звонок по телефону из холла на втором этаже был бы проявлением слабости.

– Мы перезвоним вам, мэм, когда соединимся с абонентом. Ваша линия будет свободна? Может потребоваться некоторое время.

– Я буду у телефона, и линия будет свободна. – Билли положила тяжелую черную трубку и постояла, глядя на аппарат.

Она устроилась в гостиной, пытаясь сосредоточиться на журналах мод, которые специально для этой цели принесла из своей комнаты. Минуты тянулись невыносимо медленно. Тишина в доме подчеркивала тиканье часов на каминной доске.

Четыре часа спустя телефон зазвонил. Билли сняла трубку после второго звонка. Голос оператора был отчетливым, но Амелию она слышала плохо, сквозь скрежет, очень тихо. Билли прижала трубку к уху и говорила громко, как только могла.

– Я тебя едва слышу, Билли. Что случилось? Что-нибудь с папой?

Билли почувствовала беспокойство в голосе Амелии, заботу о Сете. Она бросила взгляд на дверь кабинета и отвела глаза.

– Нет. С ним все в порядке! Мосс получил ранение в плечо, Амелия. Я подумала, что тебе нужно знать. У нас есть все основания думать, что он поправится. Я хотела, чтобы ты знала об этом.

– Могу я что-нибудь сделать? Я тебе там нужна? Скажи правду.

– Все в точности, как я рассказала. Ранение. Со мной все нормально. Все здоровы. Как ты?

– Настолько хорошо, насколько можно было ожидать. Ты получила мое письмо?

– В последнее время нет.

– Я написала тебе письмо о судебном разбирательстве. Это было убийственно, Билли. Ночи не проходило, чтобы я не приказывала себе спать. В конце концов пришлось блеснуть именем Коулмэнов и их деньгами. Мне не хотелось этого делать, но когда стало казаться, что я вот-вот проиграю дело, я вытащила этот козырь. Мне нужно было доказать суду, что я не нуждаюсь в наследстве Рэнда. К счастью, его дядья не могли доказать того же. И, разумеется, они искрошили мое прошлое и мою репутацию. Тот, кто сказал, что прошлое является частью будущего, должно быть, сам был вовлечен в судебный процесс об опеке, а это настоящая битва.

– Ты выиграла ее, Амелия? Это я и хотела знать.

– Да, слава Богу, но это была борьба на каждом шагу. Ты можешь мной гордиться, Билли. Я ни разу не потеряла присутствия духа – ни перед судьями, нигде. Держалась как настоящая леди, какой учила меня быть мама. В одежде, которую ты для меня придумала, я была воплощением уверенности, хотя в глубине души умирала от страха. Я сделала все, как ты говорила, следовала всем твоим советам. Мне никогда не отблагодарить тебя, Билли. Если бы предоставить меня моим собственным измышлениям, я бы сорвалась и испортила все дело.

– Я так счастлива за тебя, Амелия. Я молилась, чтобы у тебя все получилось.

– Твоя благожелательность и уверенность помогли мне, Билли. Когда я думаю о том ужасном аборте и о том, через что мне пришлось пройти, то понимаю: нельзя допустить, чтобы эта алчная свора заполучила Рэнда. Я просто не смогла бы это пережить. Теперь я должна быть матерью, а это значит, что и вести я себя обязана как мать. Как хорошая мать, ты знаешь, что я имею в виду, Билли?

– У тебя получится, Амелия. Как Рэнд?

– Бедняжка, он не понимает и половины из того, что происходит, слава Богу. С ним все в порядке. В самом деле, все отлично. Этот ребенок любит меня, Билли. Действительно любит. Когда я думаю, насколько близка была к тому, чтобы потерять его… Дядья Рэнда не остановились бы ни перед чем, и тогда возникло бы подозрение, будто моя беременность стала результатом беспорядочных связей. Нельзя сказать, что этого никогда не было. Но только не после знакомства с отцом Рэнда. Трудно было все это выдержать, Билли. Ты понимаешь, о чем я говорю. Но я не сохранила бы Рэнда, если бы не сделала, что сделала. Этот мальчик значит для меня все, Билли, а он просто думает, что я весь его мир.

В тоненьком голоске, доносившемся по проводам, звучало столько любви и волнения, что Билли растрогалась до слез.

– Конечно, он любит тебя, Амелия, ведь ты его мама!

– Думаю, придется заканчивать разговор, Билли, – торопливо проговорила Амелия после серии резких щелчков и разрядов. – Передай Моссу мой любящий привет, когда будешь писать. Заботься о себе и обними за меня Сьюзан. Письмо в пути. Пиши ответ.

Связь прервалась, прежде чем Билли успела попрощаться. Билли налила себе стакан шерри, чтобы отпраздновать победу Амелии, когда за ее спиной появился Сет.

– Я слышал, как звонил телефон. Что сказала эта бродяга?

– Бродяга?

– Амелия.

– Ах, вы имеете в виду свою дочь. Не так уж много, Сет.

– Вы разговаривали долго.

– Действительно, Сет. Я больше слушала, чем говорила.

– Что она просила мне передать? Что говорила о Моссе?

– Попросила передать Моссу любящий привет. Извините, Сет. Я хочу проверить, как там дети.

Билли поднималась по лестнице, держа спину жестко и прямо, лишь бы скрыть дрожь. Сама она сейчас тоже выдержала маленькую битву, но она была обязана защитить Амелию. Слава Богу, что все у нее обошлось. У Билли всегда оставалось крохотное опасение, не напрасно ли пожертвовала Амелия своим собственным ребенком. Теперь можно заранее радоваться письму Амелии, зная, что в нем только хорошие новости. Я рада за тебя, Амелия. Рада.

Письмо Амелии пришло три дня спустя, как раз перед отправлением семейства Коулмэнов на вокзал в Остин, чтобы пуститься в путь до Сан-Диего к Моссу. Сет и Агнес ехали в лимузине, а Билли, дети и няня – во второй машине.

Билли положила письмо в сумочку, чтобы прочесть в дороге. Оно было толстым на ощупь. Много новостей, с радостью думала Билли. На почтовом штемпеле стояла дата двухмесячной давности. Из-за войны, осознала она; ей просто повезло, что письмо вообще дошло.

Билли удобно откинулась на спинку сиденья. Дети притихли, успокоенные ровным ходом машины, а Билли распечатала конверт. Она уже слышала рассказ о процессе, но в письме было написано больше:

Я переехала из Лондона в небольшую деревушку Биллингфорд. «Благодаря» Гитлеру, Лондон превратился в настоящий ад, и каждый день, проведенный в городе, наполнял меня ужасом. Ночные воздушные налеты и вой сирен пугали Рэнда. Трудно было найти свежее молоко, яйца и другие продукты, необходимые маленьким детям. Теперь у нас есть молоко. Каждый день я дою одну и ту же корову. Рэнд никак не может научиться тянуть за соски, но пытается. У нас есть несколько цыплят и свежие яйца ежедневно. Мясо – большая редкость. Рэнд, благослови его Бог, ест все, что есть на столе, – пока мы едим вместе. Мы много гуляем, играем в мяч, я учу его буквам и цифрам. Кажется, у него способности к арифметике. Билли, можешь ли ты поверить, что я все это делаю? Я никогда не умела готовить и никогда не обращала внимания на учебу в школе, однако теперь я одна отвечаю за этого ребенка. Я к этому отношусь очень серьезно, потому что едва не потеряла его. Я не могу допустить, чтобы такое произошло. Эти его подлые родственники не собираются сдаваться. Знаю: они отступили, чтобы собраться с силами и предпринять еще одну попытку, и тянуть не будут. Усыновление мною Рэнда должно быть утверждено, по крайней мере, через год, а с этой проклятой войной протянется и того дольше.

Как дела в Техасе? Папа все еще наседает на тебя? Тебе нужно научиться говорить во весь голос и то, что ты думаешь. Не бойся его обидеть – не ведающих истины оскорбить нельзя.

Напиши и расскажи мне о детях. Наверное, они быстро растут, как сорная трава. Как Рэнд. Дети чудесны. Они расцветают на наших глазах и тянутся к любви и ласке. Мы должны быть уверены, что дети понимают, как мы заботимся о них. Мы должны постоянно говорить им, как сильно мы их любим. Если ты смеешься сейчас надо мной, Билли, тут я ничего не могу поделать. Я переполнена новыми для меня чувствами.

Я хочу знать последние новости о Моссе. Он очень мало пишет мне. Как он? Где он? Что тебе известно? Передавай ему мой сердечный привет, когда будешь писать, и расскажи о моей победе. Мосс всегда был моим защитником, и я очень люблю его. Как повезло этому большому баловню, что он нашел тебя. Скажи ему, что я так считаю.

Пора заканчивать письмо. Я обещала Рэнду поиграть с ним в крокет, и он стоит рядом с крокетными молотками и терпеливо ждет, зажав котенка Салли под мышкой. Береги себя, дорогая Билли.

Со всей нашей любовью,

Амелия и Рэнд.

Билли захотелось плакать. Но вместо этого она прижала письмо к сердцу. Амелия счастлива. Только одно упоминание вскользь о Сете… Билли вздохнула. Кое-что в жизни просто нельзя изменить.

Коулмэны с домочадцами прибыли в Сан-Диего ослепительно-ярким днем. Мосс должен оставаться в госпитале еще, по крайней мере, две недели. Потом – тридцатидневный восстановительный период в арендованном Сетом доме высоко над заливом.

В некотором роде беспорядочно выстроенный дом в испанском стиле оказался почти так же роскошен, как тот, что Сет снял для Билли на Гавайях. Словно наманикюренные лужайки были великолепны. Имелись теннисный корт и бассейн с подогревом – несомненное преимущество для интересующихся плаванием и теннисом. Билли не интересовалась. Мосс, вероятно, тоже не заинтересуется. Были, разумеется, и слуги. Билли сама себе удивлялась, как быстро она привыкла к тому, что ей постоянно угождают.

Устроив детей и Агнес в этом большом доме, Сет и Билли нанесли первый визит в госпиталь. Впервые Билли не болталась за спиной у Сета, а бежала впереди в комнату Мосса, навстречу его объятиям. Билли виновато взглянула на свекра, встретившись с его разъяренным взглядом.

– Билли, папа, – сказал Мосс. – Как замечательно! Приход двух самых важных в моей жизни людей. Как хорошо видеть вас, – а потом прошептал, уткнувшись в мягкие волосы Билли: – Вы чудесно пахнете, миссис Коулмэн.

Именно это хотела услышать Билли. Уверившись, что Мосс все так же относится к ней, что с ним все в порядке и он желает ее, она неохотно уступила место Сету. Ее глаза радостно блестели, пока она наблюдала за неуклюжими попытками Сета обнять сына.

– Надеюсь, ты задал жару этим желтым мерзавцам за то, что они сделали с тобой, – ворчал Сет, яростно сжав здоровое плечо Мосса.

– Он налетел на меня со слепой стороны, из-за облаков, и настиг раньше, чем я успел среагировать. Наши его достали, мой ведомый за ним проследил. Он взял выше, когда увидел, что я задет. Он потрясающий парень, папа. Все ребята отличные. Уделать его лучше они бы и не могли.

Сет сдержался. Разумеется, они это сделали. Его сын лучше всех. Никогда не будет никого равного Моссу. Почему Мосс всегда хвалит своих товарищей? Видит Бог, надо было лучше учить его!

– Мне сказали, что ты в порядке, мальчик. Говорят, повезло. Пора сделать еще одно пожертвование церкви.

Билли закусила губу. Лучше бы старик пошел в церковь. Она сама постоянно молилась. Джессика тоже. Живое доказательство их молитв – ее муж, улыбающийся им в этот момент. Он подмигнул и усмехнулся. Есть вещи, которые нельзя купить за деньги.

– Пожертвование стоит сделать внушительным, пап, я еще собираюсь драться на войне. Вернусь обратно, как только поправлюсь. Без шуток, именно так я и собираюсь сделать. Не устраняться же из-за какой-то царапины.

– Царапина! Царапина!

– Подлечат, буду как новенький. Может быть, некоторое время не смогу сгибать подковы, но абсолютно уверен, что буду в состоянии управлять самолетом. А я собираюсь летать, пап.

– Знаю, мальчик, знаю. Скоро ты сможешь жить с нами. Мы тут сняли дом, все мы. Агнес, две няни, твои дети.

Билли заметила, что свекор с трудом произносит слово «дети».

– Жду не дождусь, когда увижу девочек. Некоторые фотографии были потрясающими. Тэд две из них повесил у себя в самолете. Да и все парни так сделали. Я их раздавал направо и налево. Никто из ребят не женат, кроме меня. Я хотел немного поделиться своей семьей. Надеюсь, ты не возражаешь, Билли.

– Конечно, нет. Я думаю, это замечательный поступок с твоей стороны.

Сет фыркнул.

Раздоры. Раздоры между Билли и папой. Мосс достаточно хорошо знал старика, чтобы понять: раздоры имели место, и очень большие раздоры. Он чувствовал, что вмешиваться не стоит. Они и сами разберутся. В мире происходит слишком многое, чтобы думать еще и о каких-то мелких домашних проблемах. Кроме того, разве не потому он настаивал на приезде Агнес в Техас, чтобы она улаживала подобные трения? И где, черт побери, Агнес?

– Как поживает твоя мама, Билли?

– Отлично. Она хотела дать возможность твоему отцу и мне побыть с тобой без посторонних. Она придет навестить тебя завтра или в один из ближайших дней. Ах, Мосс, не могу дождаться, когда ты, наконец, увидишь девочек. Они такие большие. Мэгги уже говорит.

Сет снова фыркнул. Он сунул в рот кусок жевательного табака. «Итак, – подумал Мосс, – раздоры большие». Когда дела шли из рук вон плохо, Сет только жевал табак. О'кей, но все равно волноваться не стоит.

– Они даже не знают, кто я такой, – пожаловался Мосс.

– Дорогой, они знают! Каждый день я даю им урок и показываю твои фотографии. Говорю о тебе, снова и снова перечитываю твои письма. Мэгги узнает тебя, она уже задает вопросы. Можешь себе представить? Ее немного смущает вопрос, в чем разница между птицей и самолетом. Думаю, ты объяснишь ей это сам.

– Есть новости от Амелии?

– Я получила письмо в тот день, когда мы уезжали. Я принесла его с собой, ты сможешь его прочитать.

– С Амелией все в порядке… временами вредничает немного, а, пап? – сказал Мосс, надеясь втянуть отца в разговор. Он не мог не заметить, что улыбка сбежала с лица Билли, стоило ему задать этот вопрос. Значит, из-за Амелии и были трения. Надо было это предвидеть. Он чувствовал себя неловко, прямо мустанг с колючкой под седлом. – Итак, папа, как дела на ранчо? Есть новые жеребята? Сколько голов скота ты отправил в этом месяце?

Сет покатал во рту свою жвачку. Ему хотелось выплюнуть табак, но он не знал куда. Старик заговорил, двигая одним уголком рта:

– Ты бы мне очень пригодился в прошлом месяце, мальчик. Самый тяжелый период. Армия требует от меня все больше и больше. За последние три месяца появилось шесть жеребят. Несси болеет. Сердце у меня разрывается: старушка столько миль тащила меня на своей спине. Ветеринар говорит, я окажу ей милость, если прикончу. Не могу сделать это. Пусть умрет от старости, как все мы.

Билли прислушивалась к нежным интонациям, звучавшим в голосе Сета, когда он говорил о своей лошади. Она никогда не слышала, чтобы в таком же тоне он говорил о своей жене. И сомневалась, что когда-нибудь в жизни говорил о Джессике с нежностью. На лице Билли появилось жестокое выражение. «Значит, – подумал Мосс, – в центре раздоров и неурядиц – Амелия, но есть еще что-то. Гораздо большее».

– Ты выглядишь усталым, мальчик. Думаю, мы пойдем и вернемся завтра. Не хотим, чтобы ты переутомлялся. Поспи, набирайся сил. Пошли, девочка, пусть Мосс поспит.

Билли внутренне собралась.

– Нет, Сет, я думаю остаться. Если Мосс хочет спать, я почитаю роман. Я принесла с собой. – Стараясь не встречаться с Сетом взглядом, она рылась в сумке, как будто в поисках книги, которую надумала сунуть в последнюю минуту. Сет вдруг просиял и снова передвинул жвачку во рту.

– А как ты доберешься до дома? Ты даже не знаешь адрес.

– Конечно, знаю… и номер телефона. Вы идите. Я найду дорогу домой. На улицах вроде бы полно такси.

– А как же девочки?

– Девочки? – спокойно переспросила Билли. – Вы позаботились обо всем, что им нужно. Мисс Дженкинс позаботится о них так же, как я. Мама за всем проследит. Не ждите меня к обеду, Сет. Я перехвачу что-нибудь здесь или умыкну с подноса, который принесут нашему больному.

Сет едва ли не рычал:

– Обед? Обед давно прошел. Сколько времени ты собираешься здесь оставаться?

Билли рассмеялась, к большому удовольствию Мосса:

– Пока сиделка или мой муж не выгонят меня отсюда. Не беспокойтесь обо мне, Сет.

– Я и не беспокоюсь. По-моему, ты делаешь глупости. Тратить драгоценный бензин на вторую поездку, в то время как я сейчас еду домой. Что за глупость! – Билли снова улыбнулась, но ничего не сказала, а устроилась поудобнее в единственном кресле у кровати Мосса.

– Я, пожалуй, посплю, – сказал Мосс, притворяясь усталым. Казалось, через несколько секунд он заснет.

– Ох уж эти женщины! – фыркнул Сет, переминаясь с ноги на ногу. Увидев, что сын засыпает, он повернулся и вышел, не говоря ни слова.

Мосс приоткрыл глаз и улыбнулся Билли. Она хихикнула.

– Старичок ушел? – Билли кивнула. – Тогда идите сюда, миссис Коулмэн, и поприветствуйте своего мужа как следует.

Дважды просить не пришлось. Через мгновение Билли оказалась рядом с кроватью, обнимая мужа, подставляя губы для поцелуя, наверстывая упущенное за долгие месяцы разлуки. Ее пальцы зарылись в густые темные волосы; груди напряглись под его ласками. Он дома, в ее объятиях. Стоит ему увидеть, как сильно он нужен ей, стоит впервые взять дочерей на руки – война, преисподняя или небеса никогда не смогут разлучить их снова. Раз уж сейчас она завладела им, то уже не отпустит.

Вся семья выстроилась на веранде, когда Мосс выбрался из машины скорой помощи: его отец, Агнес, Билли и двое его детей.

Он разглядел их разом, но взор его обратился на Мэгги и Сьюзан. Комок встал в горле, пока он поднимался по дюжине ступенек крыльца. Какие они красивые! Его родная семья, его дети. Замечательно.

– Привет всем, вот я и дома, – весело сказал он. Билли наблюдала за сменой чувств, отражавшихся на лице мужа, и решила, что месяцы мучений и страданий, трудные роды стоили того. Выражение любви на лице Мосса тронуло ее сердце. Она склонилась к Мэгги и что-то прошептала ей на ухо. Малышка сильнее уцепилась за платье матери, но потом сделала шаг вперед. Она опустила темную головку и посмотрела на отца из-под невероятно длинных ресниц. Билли затаила дыхание.

– Привет, папа.

Мосс смотрел на свою дочь. Что-то щипало ему глаза. Он уже готов был протянуть к Мэгги руки, когда Сет, наконец, протиснулся между Билли и девочкой. Он хлопнул сына по спине и потащил его вперед.

Драгоценный момент был упущен. Билли хотелось заплакать, но она сдержалась и лишь сильнее прижала к себе Сьюзан. Агнес смотрела в сторону. Мосс обернулся и глянул на Мэгги, которая снова принялась сосать кулачок. Ощущение жжения под веками прошло. Он знал, что чего-то лишил себя в тот момент, и не сводил глаз с маленькой девочки.

– Мы ждали с обедом, Мосс, – оживленно заговорила Агнес. – Филе со свежими грибами. Помнится, это одно из твоих любимых блюд. И повар сделал лимонный торт с маренго специально для тебя.

– Великолепно. Мне бы хотелось холодного пива, если можно. Я так давно не пил пива, что забыл его вкус.

– Я бы его принесла, Мосс, – сказала Билли, – но тебе придется подержать Сьюзан. Ты не возражаешь? Она будет сидеть смирно и не повредит твое плечо.

– Может, мальчик и не хочет держать на руках хнычущего младенца, – сердито заметил Сет.

– Конечно, хочу, папа. Хочу подержать на руках обеих моих дочек. Иди сюда, Мэгги, сядь рядом. А ты дай мне сесть, Билли, а потом подай Сьюзан.

В глазах Билли светилась благодарность; и еще они были полны того, о чем Мосс не хотел думать. Он отвел глаза. Чертовски греховно смотрела на него жена. И ему это нравилось.

Сьюзан испустила пронзительный крик, когда Билли попыталась передать ее Моссу. Она уцепилась за мать и взбрыкнула ножкой.

Разгневанный вопль Сета разнесся по всему дому. Он вырвал ревущую Сьюзан из рук Билли, сунул няне и обрушился на домочадцев:

– Дети должны сидеть в своих комнатах с няньками. Говорил я тебе, не стоит приводить их сюда, а ты меня не послушалась. Джесс никогда не притащила бы сюда сопливую малышню. Мальчику нужен мир и покой, а не вопящая и ревущая орава.

– Папа, все нормально. Сьюзан никогда меня не видела. Чего же ты ждал? Я не возражаю. Как же мне познакомиться с моими детьми, если ты будешь держать их взаперти в детской?

– У тебя еще будет время. Ты только что появился дома, – ворчливо отозвался Сет.

Билли стояла, переводя взгляд со своего мужа на свекра. Что делать? Мосс выглядел усталым и хотел пива. Он хотел, чтобы она принесла пиво. В конце концов Билли взяла Мэгги за руку и увела из комнаты. Обеих девочек она передала няне, помчалась на кухню, открыла пиво и взяла стаканы. В гостиной она появилась как раз в тот момент, когда Сет протягивал сыну бутылку пива и стакан. Билли застыла в дверях, а когда Мосс поднял на нее глаза, натянуто улыбнулась:

– Я думала присоединиться к вам.

«Девочка умнеет», – подумала Агнес, отправившаяся на кухню присмотреть за обедом.

– Вот и молодец. Посиди рядом со мной и потри мне спину. Помнишь массаж, который ты делала мне на пляже на Гавайях? Хочется, чтобы ты сделала такой же.

– Обстановка не совсем подходящая, – смеясь, сказала Билли и наполнила свой стакан.

– Я думал, ты не любишь пиво. Когда ты начала его пить?

– Когда твой отец замучил меня насчет холодильника. Не переводи добро, не трогай. Наверное, ты захочешь покончить с этим.

Сет зыркнул на Билли и уселся прямо напротив Мосса.

– Я хочу услышать обо всем, что с тобой происходило, что ты делал. Ничего не упускай. Билли, почему бы тебе не помочь матери на кухне?

Взгляды Билли и Сета скрестились.

– А что мне там делать? Есть повар, служанка и девушка-помощница. Сама мама уже, наверное, там лишняя. Она просто проверяет, все ли в порядке. Вы разговаривайте, я просто посижу здесь.

Мосс незаметно сжал ее руку. Билли сияла.

После того как Мосс поднялся наверх, чтобы вздремнуть, Агнес предложила дочери пойти прогуляться.

– Какой прекрасный день, девочки спят. Никому мы здесь пока не нужны.

– Мосс может проснуться, и ему что-нибудь потребуется.

– Для этого у нас есть слуги, Билли. Далеко мы не пойдем. Я хотела бы поговорить с тобой.

– Хорошо, мама, но не больше, чем на тридцать минут. Я хочу быть с Моссом, когда он проснется.

– Хорошо, тридцати минут достаточно. Люди говорят, сейчас в Сан-Диего лучшее время года. Здесь красиво, ты как считаешь?

– Да, мама, красиво. О чем ты хотела поговорить? Агнес нахмурилась и решила говорить напрямик:

– Билли, детка, я понимаю, слишком короткий промежуток между двумя твоими беременностями, но, по-моему, тебе следует серьезно подумать о том, чтобы как можно раньше завести еще одного ребенка. Я знаю, это меня не касается, но ты моя дочь. В следующий раз Моссу может так не повезти. Если… если он… То есть, я имею в виду, если что-нибудь с ним случится, у тебя останется та частица Мосса, которая может быть только в образе сына. Девочки… ну, они девочки. Я уверена, ты понимаешь, что я имею в виду. Надо серьезно об этом подумать, моя дорогая. Сын, Билли, тебе нужен сын. Моссу нужен сын. Обе мы знаем, как он разочарован, что на свет появились девочки.

– Нет, мама, я не знала, что он разочарован. Он никогда мне не говорил ничего такого. – Билли остановилась и посмотрела в лицо матери.

– Дорогая, муж не говорит ничего подобного своей жене. Подумай, какой приниженной ты бы себя чувствовала… Но, дорогая, ты, конечно, почувствовала, что он разочарован.

– Нет, мама, я никогда ничего такого не чувствовала. Тебе Мосс что-нибудь говорил?

– Нет, мне он не говорил.

Агнес отвела глаза от расстроенного лица дочери.

– Дорогая, тебе не кажется, Мосс выглядит удивительно хорошо, если учесть, что ему пришлось пережить? Если бы тот снаряд пошел немного выше или левее, ты осталась бы вдовой, Билли. Вот что сказали флотские доктора Сету. Я уверена, Мосс не хотел тебя волновать, поэтому он так легкомысленно относится к своему ранению.

Билли показалось, что колени у нее вот-вот подогнутся. Они осадили ее со всех сторон: Сет со своими хитростями, Агнес со своей прямолинейностью, Мосс со своими недомолвками. А кто-нибудь из них заботился о ней? Кому было до нее дело? Билли сжала челюсти.

– Думаю, пора возвращаться, мама. Хочу вернуться и подождать, когда Мосс проснется. Девочки скоро встанут. Ему будет приятно присутствовать при купании Сьюзан.

– Ты абсолютно права, Билли. Моссу доставит большое удовольствие видеть своих дочек и познакомиться с ними получше. Они такие нежные и изящные. Если бы у тебя был мальчик, Мосс захотел бы возиться с ним на полу, но не смог бы сделать это из-за своего раненого плеча.

Билли не разжимала губ на всем обратном пути. Мать вгрызалась в нее, как пила. Она так много времени проводит с Сетом, что это накладывает на нее свой отпечаток. Начинает говорить, как он, поступать, как он. Боже избави, приобретает такое же чванство и развязность!

Билли устроилась в шезлонге в дальнем углу той комнаты, где мирно спал Мосс, откинув здоровую руку на подушке. Ему, должно быть, трудно так спать, подумала она. Он всегда любил спать на боку, свернувшись в клубок. На том боку, где раненое плечо.

Мысли хаотично метались. Мать высказала вслух то, о чем она сама уже думала. Фактически, она не переставала об этом думать с того момента, как Сет сказал, что ее муж ранен. Ей нужен сын. Она хотела сына. Для Мосса, да. Но и для себя самой тоже. Она хотела иметь ту часть Мосса, которая может заключаться только в сыне. Стыдно, конечно, что девочки не создавали у нее такого чувства. Это неправильно, нехорошо, но это факт. Боже милостивый, что она будет делать без Мосса? Сможет ли выжить? Физически да. Душевно… возникали сомнения. Но если бы у нее оставался тот маленький комочек – часть Мосса, – она бы справилась с горем.

По существу, замужество мало что изменило в ее жизни, подумала Билли, хмурясь. Агнес все держала под контролем вплоть до того дня, когда она вышла замуж за Мосса, да и потом не ослабляла хватки. Мало того, мать обрела еще большую силу благодаря своему союзу с Сетом. Само ее существование находилось в их руках. Мосс, дорогой, любимый Мосс, доверил им заботу о ней, и именно этим они и занимались.

Страшное прозрение оглушило Билли. Если что-нибудь случится с Моссом и умрет Сет, Агнес получит полную власть – если только не родится сын. Наследником станет сын; но она, Билли, окажется вдовствующей королевой. Она будет все держать под контролем, пока сын не подрастет. Она могла бы проследить, чтобы не обделили Мэгги и Сьюзан. У игроков есть подходящее выражение на этот случай – «козырь про запас». Билет повсюду. Ей нужен сын. Только и всего.

Наверное, наступило время проявить немного эгоизма. Или, иначе говоря, может быть, пора стать взрослой и взглянуть в лицо действительности, как это делают остальные Коулмэны.

Мосс открыл глаза и в первый момент не понял, где находится. Он оглядел незнакомую комнату. Слишком много комнат в последнее время, мест, где он спал, и нигде не ощущал безопасности и привязанности. Внезапно ему захотелось очутиться в своей прежней комнате в Санбридже, захотелось увидеть старые, знакомые вещи, которые можно было бы взять в руки, которые давали ему почувствовать прошлое и обещали будущее. Приглушенные звуки снизу из холла заставили улыбнуться. Он приобрел кое-что получше: двух маленьких девочек, его плоть и кровь!

Мосс заметил Билли, спавшую в шезлонге. Какая она красивая! Мосс лежал спокойно и долго смотрел на жену. Такая юная – и уже мать двоих детей. Двадцать лет, в этом возрасте еще не успевают закончить колледж и получить право голосовать, а она уже мать и жена. Она вовсе не обманывала его, упоминая о тяготах беременности. Он видел ее на Рождество, когда она носила Мэгги, такая опухшая, измученная и испуганная. Мосс решил, что не станет снова обрекать Билли на страдания, неважно, что там говорит и чего хочет папа. Двух маленьких девочек вполне достаточно, а если папе не нравится, тем хуже для него.

Пора бы Билли порадоваться жизни. Радоваться девочкам, наблюдать, как они растут. Может быть, потом, когда война закончится, они выберут время, чтобы попробовать иметь сына. Он был уверен, что удача ему не изменит – война не так уж сильно по нему стукнула и никогда не погубит. Он слишком умен, ловок. Он – Коулмэн. Смерть осталась где-то там, за горизонтом. Еще будет время для сына. Сейчас надо подумать о Билли. Двое детей за два года – более чем достаточно, большего от женщины и требовать нельзя.

Билли уже не была той девочкой, которую он встретил в Филадельфии и на которой женился. Мосс это видел и чувствовал. Осознал, что она повзрослела. Она больше не девочка, а красивая, желанная женщина. Каждый день она училась, восставая против Сета. А когда она станет настоящей Билли Коулмэн, женщиной, сознающей свои права, то будет просто жуткой особой. Он улыбнулся. Билли. Дорогая, любящая Билли.

Мосс осторожно поднялся с постели. Первая остановка – детская. Несколько минут он стоял в дверном проеме, наблюдая за девочками. Мэгги строила башню, и Мосс задержал дыхание, пока пухлая ручка один за другим добавляла кубики. Он перевел взгляд на Сьюзан, которая спокойно играла с плюшевым медвежонком, жуя его за ухо двумя нижними зубками. Она с любопытством смотрела на него из-за загородки манежа, а Мосс с тревогой наблюдал за ней. Заплачет ли Сьюзан снова? Но, очевидно, девочка чувствовала себя в безопасности за загородкой. Мосс улыбнулся, потому что она была похожа на толстенькую обезьянку в клетке.

Мисс Дженкинс отсутствовала, а вторую няню Мосс попросил пойти погулять и оставить его с дочерьми.

Башня из ярких кубиков, которую строила Мэгги, рухнула на пол. Поерзав на попке и чуть приподнявшись, розовощекая, темноволосая малышка огляделась вокруг в поисках няни. Но, кроме Мосса, никого не было. Маленьким пухлым пальчиком она показала на него и серьезно сказала:

– Ты это сделал, папа.

Мосс откинул назад свою голову, такую же темноволосую, как головка Мэгги, и рассмеялся. Ну конечно, если обвинять кого-то, то почему не его?

– Вот что я тебе скажу, – сказал он, опускаясь на корточки, – я построю тебе замок. Хочешь, Мэгги?

Малышка верещала, как сорока, пока Мосс ставил кубик на кубик.

– Сюзи хочет сюда. Возьми Сюзи, папа!

– А можно? Няня не рассердится?

Мэгги опустила голову, щеки у нее вспыхнули, совсем как у матери.

– Нет.

– Хорошо. Тогда давай попробуем.

– Няня будет кличать, – осторожно предупредила Мэгги.

– Папа обо всем позаботится. Думаю, Сюзи тоже хочет играть с кубиками. Мы можем представить себе, что она принцесса.

– А я кто, пап?

– Ты королева, Мэгги, дорогая. Мэгги обдумывала слова отца.

– Кололева больше! – Вытянула вверх свою розовую ручонку. – Вот такая большая!

– Ты хочешь сказать, королева лучше, так? Да, королева больше и лучше. – Мосс улыбался. Уже ростки соперничества. – Чуточку лучше. Принцессы тоже очень важные.

– Да! Возьми Сюзи!

– Ты просто угадываешь мои мысли. – Мосс медленно и осторожно склонился к своей младшей дочке. Поколебался, прежде чем дотронуться до нее, опасаясь, как бы она снова не раскричалась и не расстроила Мэгги. Когда его маленькая девочка обвила своими нежными ручками его шею и взвизгнула, но не от страха, а от радостного предчувствия, Мосс почувствовал, как тает его сердце.

Час спустя Билли проснулась от звуков смеха. Мгновение прислушивалась. Рокочущий смех, несомненно, принадлежал Моссу. Должно быть, он с детьми, подумала она и на цыпочках спустилась в холл. У двери в детскую она зажала себе рот рукой, чтобы не дать смеху вырваться и не спугнуть момент.

Мосс сидел на полу с Сьюзан, устроившейся между его ног. Сюзи снимала бумагу с карандашей Мэгги, а Мэгги рисовала корявые линии на гипсе, скрывавшем левое плечо Мосса. При этом она утверждала, что пишет свое имя, имя мамы, бабушки.

– А мое имя? – пожаловался Мосс. – Ты не знаешь, как зовут папу?

Мэгги задумалась над вопросом, потом засияла. Ее глаза вспыхнули хитрецой, и неожиданный смешок вырвался из пухлого ротика, в то время как она схватила толстый пурпурный карандаш и провела длинную смелую линию. Согнув ножки в коленях, она откинулась на пятки, добавила еще одну, другого цвета, и гордо объявила:

– Папа!

Несмотря на возражения Сета, Билли настояла, чтобы Мосс лег пораньше. Лицо мужа было пепельно-бледным, когда он поднимался по лестнице в их апартаменты. Он не стал возражать, когда Билли помогла ему раздеться, и заснул, едва коснувшись головой подушки.

Билли была удовлетворена уже тем, что Мосс лежал рядом, в их постели. Пока он здесь, на расстоянии протянутой руки, она может быть счастлива.

Будут и другие дни, другие ночи. Совершенно ясно, что ее несгибаемый муж сегодня переутомился. Напряжение от приезда домой, от борьбы с болью, от игры с девочками; и кроме того, он был вынужден разрываться между женой и отцом, испытывая к обоим любовь и преданность. Но всегда она будет помнить этот послеобеденный час, когда ее муж и их дети провели вместе чудесное время. Если бы там был сын, изменило бы это что-нибудь?

Она наклонилась и коснулась губами его лба. Разделась не спеша и легла рядом. Как это было приятно – и какой одинокой и пустой была ее постель без него все эти месяцы.

Билли беспокоилась, что Мосс так стремился поскорее вернуться к своим самолетам. Если бы хоть раз Мосс захотел остаться с нею так, чтобы забыть обо всем остальном! Почему ему недостаточно ее и девочек? Когда она повернулась к мужу и обвила рукой его талию, чтобы прижаться сильнее, она уже знала, что ее решение было правильным. Если жены и дочерей ему мало, сына будет достаточно. Сын…

Глава 18

Дни в Сан-Диего проходили быстро и размеренно. Они были заполнены до отказа. Билли об этом позаботилась. Семейные завтраки на террасе вместе с девочками, потом некоторое время для игры в детской – Билли присматривала со стороны. Затем часок отводился Моссу на чтение газет или для беседы за второй чашкой кофе. Обедали тоже на террасе; после обеда девочек отправляли спать, а Мосс ехал в госпиталь на сеанс физиотерапии. Возвращался он всегда измученным, и Билли старалась обеспечить ему хотя бы час отдыха. Билли великодушно делила Мосса с Сетом за ужином и час после ужина. Далее он принадлежал ей. Если Сету и не нравился такой порядок, то держал он свое мнение при себе.

Однажды теплым вечером, когда легкий ветерок шевелил кружевные занавески на французских окнах, а Билли с Моссом лежали, слушая тихую музыку по радио, Билли сказала:

– Я хочу еще одного ребенка, Мосс. Она почувствовала, как муж напрягся.

– Вот как? Нет. Больше не надо. Не сейчас.

– Именно так, – не отступила Билли. Она провела длинную, тонкую линию, едва касаясь пальцами кожи, по груди и вплоть до жестких волос внизу его живота. – Посмотри на меня, Мосс. Разве я выгляжу больной? Я молода, здорова. Могу сама о себе позаботиться. И буду делать, что говорят доктора, – я всегда так поступаю. Сьюзан родилась благополучно и почти в назначенное время. Этот ребенок тоже появится на свет благополучно, я уверена.

– Ты говоришь так, будто дело уже решено и стало фактом. – Мосс притворился довольным. Прежде всего он оставался мужчиной, и ему льстило, что такая красивая молодая женщина хочет родить ему еще одного ребенка.

– Решено?

– Нет, Билли, не решено. Я не хочу, чтобы ты подвергала себя опасности. Тебе нужно сохранить силы для тех двоих детей, что у нас уже есть. Когда война будет позади и я вернусь домой, подумаем еще об одном ребенке. Если только у тебя не возникло сомнений, вернусь ли я целым и невредимым с этой войны. – Взгляд, устремленный на Билли, был острым и пронизывающим.

– Я так вовсе не думаю. Я знаю: ничего с тобой не случится. Есть другая причина – я хочу, чтобы у тебя был сын, когда ты вернешься домой. Пожалуйста, Мосс. Ну, дорогой?

– Билли, я бы охотно никогда ни в чем тебе не отказывал, но, думаю, мы должны подождать. Девочки чудесные, они красивы и очаровательны, я и представить себе не мог, какими могут быть дочери. Мне сын не нужен.

Ложь. Ты лжешь скрепя сердце, Коулмэн. Стараешься, чтобы было похоже на правду. Нуждаться… Хотеть… Есть разница. Сказал, будто не нужен сын. Скорее, Коулмэн, исправь сам себя, пока не станет слишком поздно.

– Сейчас я не хочу сына, Билли, – сказал он. – Я вполне доволен Мэгги и Сьюзан. – Метод отвлечения. Вот так выигрываются некоторые битвы. – Билли, ты писала Тэду в последнее время?

Билли понадобилось несколько секунд, чтобы осознать неожиданный поворот в беседе.

– Нет, не писала. А ты хочешь, чтобы я ему написала?

– Думаю, это было бы неплохо. Он получает письма только от матери. Ты ему нравишься, Билли, и я знаю, он это оценит. Можешь давать ему отчет насчет того, как растут девочки. А то когда я ему о них рассказываю, получается, что я хвастаюсь.

Ну что ж, если он может сменить тему, то и она сумеет.

– Лейтенант, как бы вы отнеслись к тому, чтобы с вами занялись любовью в стиле Билли Коулмэн? – Палец, двинувшийся по его торсу, коварно вторгся в частные владения.

– А есть разница по сравнению со стилем Мосс Коулмэн? – спросил он, придвигаясь поближе, чтобы покориться воле ее рук и губ.

– Значительная… Однако я не уверена, что ты понимаешь это, – посмеивалась Билли, покусывая его за ухо.

– Очень даже понимаю, и тебе это известно! – Он захватил ее руку и прижал к себе.

– Разрази меня гром, если не понимаешь! – Она рассмеялась тихим, обворожительным смехом, низким и хрипловатым, обещающим грядущее наслаждение. Этот звук распалил его интерес, заставил воспылать желанием ласкать ее тело и затеряться в ней. – Если обещаешь никуда не убегать, я сейчас вернусь.

– В таком состоянии? Куда я пойду? Билли, не забудь…

– Поставить диафрагму, – закончила она за него. После того, как Мосса отпустили из госпиталя, он поговорил с нею о необходимости уберечься от очередной беременности и взял с нее обещание посетить врача в Сан-Диего. Мосс был таким заботливым, таким искренним, что она не могла отказать ему. Сегодня вечером она диафрагмой воспользуется, но вынет, когда сочтет нужным. Она не считала себя обманщицей, а просто давала толчок событиям. Если суждено, она забеременеет. Совесть ее не мучила, но на лице, в зеркале ванной, появилось горькое выражение.

Когда Билли скользнула под шелковые простыни рядом с теплым, полным жизни телом Мосса, лицо ее было снова пылким и сияющим.

– Вы готовы, лейтенант Коулмэн?

– Миссис Коулмэн, когда я вижу вас, я всегда готов. – От тембра его голоса у Билли побежали мурашки по спине.

– Разговоры в сторону, лейтенант. Я хочу, чтобы вы просто лежали здесь. Вам ничего не нужно делать, понимаете?

– Да, мэм. – Он откинул пелену пепельно-золотистых волос, упавших на лицо Билли, и нашел губами ее рот.

Билли позволила всем мыслям улетучиться. Она женщина, восприимчивая только к любовным ощущениям – к тому, как ее бедра прикасаются к его твердым мускулистым ногам, к тому, как кончики грудей трутся о волосы на груди мужа. Ее пальцы находили все поверхности его тела, которое она знала лучше, чем свое собственное. А выводя влажные рисунки своими губами от его горла до плоского живота, Билли уловила неровное дыхание, стон наслаждения, от которого ее сердце забилось быстрее, потому что она сознавала свою женскую власть. Она соблазняла его руками, губами, движениями своего тела. А когда оседлала его и вобрала в себя, в ее блаженных вскриках звучало торжество.

Билли жила в мире мечты, в окружении детей и мужа. Это была идиллия, то, чего она всегда жаждала, в чем нуждалась и чего никогда не имела. Даже Сет улыбался ей в эти дни, а Агнес отпускала похвалы по поводу всего, что делала Билли. Сама Билли все больше привыкала к чувству надежности и безопасности и ждала Рождества. В этом году под елкой будут две замечательные маленькие девочки и Мосс, в глазах которого светились любовь и восхищение.

После обеда 31 декабря Мосс влетел в дом на Ля Синега Бульвар. Его лицо сияло от радостного возбуждения, голубые глаза искрились.

– Смотри! – сказал он Билли, расстегивая китель. Она увидела, что все повязки сняты. – Годен как новенький, здоров и нахожусь в отличной форме. Пятого уезжаю в свою эскадрилью!

Не успела она сказать хоть слово, как Мосс обнял ее и зарылся лицом в светлые волосы с пепельным оттенком.

– Порадуйся за меня, Билли. Именно этого я и хотел. То, что мне нужно.

А как же то, что нужно ей, подумала Билли. Что с ее желаниями? А дети?» Она догадывалась, что если будет ставить Мосса перед выбором, то выберет он не ее.

– Пойду скажу папе. Лучше не откладывать в долгий ящик. Он будет недоволен. – Мосс выпустил ее из своих объятий так же неожиданно, как обнял, и поторопился предстать перед Сетом.

Агнес нашла Билли в холле. Та сидела на нижней ступеньке лестницы, опершись локтями о колени, обхватив голову руками.

– Билли? Что случилось?

– Мосс. Он возвращается в эскадрилью. Сейчас сообщает об этом Сету.

Билли услышала, как мать судорожно втянула в себя воздух.

– А как же ты, Билли? – спросила она. – Все мы, и дети в том числе? – В голосе Агнес слышалось отчаяние, которое она и не пыталась скрыть. Длинные пальцы с ярким маникюром теребили нитку жемчуга. Нижняя юбка из тафты под легким шерстяным костюмом приятно зашуршала, когда она уселась на ступеньку рядом с дочерью. – Ты помнишь о нашем небольшом разговоре? Помнишь, как Сет обращался с Амелией, своей родной дочерью?..

– Хватит, мама! Не желаю ничего больше слушать. А что до нашего разговора, то я делаю все, что могу. И на этот раз делаю для себя, мама, для себя! Потому что я хочу сына. А все остальные могут идти к черту!

Билли встала, оставив Агнес сидеть на ступеньке, и прошла в гостиную. Когда вернулась, в руках у нее была бутылка коньяку и два бокала. С прямой спиной, она мрачно поднялась по лестнице, не удостоив ни словом, ни взглядом насторожившуюся Агнес.

Остановившись перед дверью спальни, Билли встряхнула головой, приподняла уголки губ в улыбке и вошла в комнату.

– Привет, дорогой. Я занималась внизу с нашим выводком и не слышала ни звука. Как твой отец воспринял новости?

– Как он мог их воспринять? – горько проговорил Мосс. – Он никогда не понимал, как это важно для меня. Он в ярости и отказывается выйти к нам сегодня вечером. Что это у тебя там?

– Ах, я подумала, надо же тебе с кем-то отпраздновать это событие. И не нашла ничего лучше, кроме самой себя. Хочу, чтобы ты был счастлив, дорогой, и счастлива за тебя.

Выражение лица у Мосса смягчилось.

– Вы изумительная женщина, миссис Коулмэн. Я вам это когда-нибудь говорил?

– Не в таких выражениях. Я не принесла льда – тебе нужен лед?

Мосс рассмеялся:

– Портить коньяк двадцатилетней выдержки? Ну что ж, давай нальем себе и отпразднуем Новый год. – Он и не заметил, что Билли заперла за собой дверь.

Билли лежала рядом с Моссом. Голова у нее кружилась от выпитого коньяка. Она чувствовала, как руки мужа лениво скользят по ее телу.

– Моя жена, моя красавица жена, – шептал он ей на ухо, в то время как его пальцы расстегивали пуговицы на блузке. Он выпил слишком много – два бокала, а она только один. Билли понимала, что Мосс забудет о благоразумии, поддавшись возбуждению, вызванному скорым возвращением в эскадрилью. Именно на это она и рассчитывала. У мужчин есть свои машины для сражений; у женщин – их тела. Твердая сталь или мягкая плоть, сила или страсть. В конце концов, это одно и то же и всегда служит каким-то причинам личной выгоды.

Медленно, почти лениво они раздевали друг друга, целуя и увлажняя каждый участок обнажаемого тела. Близился вечер, и сумеречные тени сгущались за окнами с задернутыми занавесками. Розовый свет заливал комнату, окрашивая в теплые тона их тела и рисуя соблазнительные картины на стенах и постельном белье. Билли прильнула к мужу, одной рукой поглаживая твердую грудь, небрежно поместив ногу между его ног. Мосс склонился над ней, дыхание с запахом коньяка приятно овевало ее щеку. Он смело очертил пальцем се лицо, погладил золотистый лоб, обвел легкий изгиб носа, нежные скулы и манящие мягкие губы розового рта. Поцеловал нижнюю губу, улыбнувшись, когда ее рот вздрогнул. Светло-карие глаза смотрели страстно и призывно; они широко распахнулись, чтобы принять его в свои серебристые глубины.

Мосс нежно ласкал ее, гладя нежную впадину плеч, округлости упругих грудей с кораллово-красными сосками, которые затвердели и приподнялись под его ладонями. Его руки опустились ниже, к тонкой талии, крутым бедрам, мягкой плоти живота, восхитительной золотистой поросли и теплой впадине.

Потом Билли закрыла глаза и стала двигаться навстречу его пальцам, восторженно подбадривая его шепотом, когда его рот последовал вслед за руками. Ее шепот, полный блаженства и неги, возбуждал его страсть и заставлял дрожать всем телом. Прилив чувств вынес его в море ощущений. Будоражил кровь коньяк, собственное могущество, способность доставить женщине наслаждение и сознание того, что он возвращается в эскадрилью. Все в жизни принадлежало ему, и энергия гнала радость по жилам, делая его жизнь еще слаще. Жизнь. Любовь. Страсть.

Он накрыл ее тело своим, нашел губами ее рот, вжался в нее и почувствовал, как его обволакивает теплая, пульсирующая плоть.

Билли подставила рот для поцелуев, чувствуя привкус коньяка. Мосс проникал в нее все глубже и глубже, медленно, томительно, пока полностью не окружил ее, не завладел ею изнутри, пробуя на вкус, целуя; и скоро не осталось других ощущений, кроме того, что Мосс был здесь. Только Мосс, внутри ее, вокруг нее, превращаясь в нее. Мосс, заполняющий ее жизнь, касающийся ее сердца, – ее мир и ее Вселенная. За пределами этого момента она не существовала. Она стремилась, она хотела, она брала. И отдавала. Что началось с расчета, закончилось великолепным даром, которым они оделили друг друга.

Как совпадали их желания, их движения! Она прекрасно попадала в ритм Мосса, ее плоть и тело поддерживали его, растворялись, тая, в нем, требуя бесконечно глубокого проникновения, все убыстряющихся волнообразных движений. Плоть поглотила плоть и стала одним целым, снова и снова, глубже и глубже, лаская каждым касанием, захватывая мелкими волнами, скользящими по водной глади, пока не осталось ничего, кроме тех двух частей их тел, что соединялись и погружались, поднимая их все выше к солнцу.

«Техасский рейнджер» планировал в бесконечном небе. Он отстал от эскадрильи и теперь возвращался на большой «Э». Что-то заклинило в панели управления и трудно было удерживать высоту. Механики мигом приведут «Рейнджер» в порядок. Мосс сделал вираж, направляясь к порту, и сверился с показаниями компаса. Он был взбудоражен неограниченной свободой полета, удовлетворением от хорошо сделанной работы. В конце января он участвовал в нанесении ударов по Формозе и Окинаве. В феврале начались налеты на Токио, а теперь стоял март, и «Энтерпрайз» со своими людьми и техникой поддерживал оккупацию Иво Джимы.

В фюзеляже возникла какая-то вибрация, отозвавшаяся дрожью корпуса у него под ногами. Он постоянно терял высоту! Попытался установить контакт с эскадрильей по радиосвязи, но частота, видимо, сбилась. Он попытался еще раз. Ничего не получилось.

Поборов панический страх, Мосс потянул на себя ручку управления, чувствуя, что «Рейнджер» пытается выполнить команду, но неудержимо продолжает идти вниз. Мотор чихнул, потом закашлял. Мигом вспомнились инструкции, применяемые в аварийной ситуации, но не хотелось допускать, что придется воспользоваться ими. Как и смерть, это всегда казалось весьма отдаленной перспективой. «Рейнджер» уходил вниз по спирали – самолет был близок к тому, чтобы сорваться в штопор. Мосс попытался снова овладеть управлением, постоянно делая попытки связаться по радио с «Энтерпрайзом» или с эскадрильей. Огоньки на панели светились все более тускло, а затем погасли вовсе. Пропеллер вращался все медленнее. В отчаянии Мосс нажимал на педали, но они оставались жесткими и не действовали. Бесполезно. Он слышал, один старый инструктор по полетам рассказывал о посадке «Уайлдкэта» на элеронах и рулях высоты, но «Рейнджер» сдох в воздухе и теперь стремительно падал вниз с высоты семь тысяч футов в холодное море, расстилавшееся внизу.

Никогда не прыгайте с парашютом при высоте менее тысячи футов! Это предупреждение сам он повторял несколько раз на день во время тренировок. И, понимая, что находится уже ниже этой отметки, одним быстрым движением откинул фонарь кабины, вскочил на ноги, отвел вперед до упора ручку управления и дернул вытяжной трос парашюта. Мертвый «Рейнджер» ушел вниз, парашют затрепетал, раскрылся и рванул летчика вверх.

Море, к которому он стремительно приближался, казалось бетонной стеной, но ему удалось отстегнуть крючки с защелками, которые держали купол парашюта. Море поглотило его, и он ушел глубоко под воду в темные глубины, но, пробившись вверх и вынырнув на поверхность, увидел, что от шелка, грозившего утянуть на дно, он освободился.

Мосс набрал в легкие побольше воздуха и вытащил заглушки спасательной куртки. Одна сторона надулась сразу же, вторая безжизненно повисла. Стараясь держаться на поверхности, Мосс старательно надул спасательный жилет. Тогда-то он и заметил кровь, лентой тянувшуюся за ним по морской воде. Должно быть, он поранил ногу, когда парашют выдернул его из кабины. Кровь привлечет акул, которые в большом количестве водятся в этих водах. Необходимо выбираться из воды!

Мосс дотянулся до молнии и вытащил из пакета плотик, извлек заглушку. Спасательное средство быстро распрямилось и приобрело нужную форму. Неуклюже двигаясь в спасательной куртке, он взобрался на плотик, втянув и поврежденную ногу. Паника грозила захлестнуть сознание, но Мосс, понимая опасность, жестко контролировал себя.

Волны с тошнотворной монотонностью качали плотик. Мосс смотрел в небо и ждал. На море опускалась долгая ночь. Он молился, чтобы быстрее наступило утро, и ждал.

Когда солнце, наконец, взошло из-за горизонта, оно оказалось горячим, гневным, багровым шаром, окрасившим пурпуром кучевые облака. Покрывшиеся соленой коркой лицо и открытые участки кожи на запястьях и щиколотках начали гореть. И все-таки он продолжал смотреть в небо, стараясь не впадать в отчаяние.

Взглянул на часы и с радостью убедился, что они идут. Отметил время. Если он и спал, то ему показалось, что сон длился всего несколько минут, а на самом деле прошло несколько часов. Мосс определил свое положение по солнцу. Ветер, казалось, дул постоянно в одном направлении и гнал плотик к северо-западу, унося прочь от «Энтерпрайза». Оснащение Мосса состояло из ножа с лезвием из закаленной стали, вшитого в штанину его летного комбинезона, и из пистолета сорок пятого калибра в кобуре на поясном ремне. Мосс беспокоился, что пистолет мог испортиться, но когда выстрелил для пробы, результат оказался удовлетворительным. По крайней мере, он не был совершенно безоружным.

Страшно хотелось пить и есть. Прежде чем прикрыть лицо от солнца в тени козырька спасательной куртки, Мосс проверил рану на ноге. Кровь запеклась, и нога больше не кровоточила. По крайней мере, кровью он не истечет.

…Солнце стояло под углом в тридцать градусов к горизонту, когда Мосс проснулся. Близился вечер. Он выругал себя за то, что заснул. Драгоценные часы потеряны впустую: надо было высматривать проходящий корабль. Мосс прищурился, вглядываясь в даль, поморгал, прищурился снова. Чудится ему или в самом деле с запада идет корабль? Солнце слепило глаза, от голода, страха и жажды кружилась голова, но он мог бы поклясться своей жизнью, что это корабль. Когда солнце снизилось, стали видны очертания судна. Палубные надстройки, труба, пушка. Это был эсминец.

Мосс лег на живот и принялся грести ладонями, чтобы сократить расстояние между собой и кораблем. Спасение становилось реальностью. Он встал на плоту, удерживая равновесие на широко расставленных ногах, размахивая своей белой майкой. Издал радостный возглас, заметив, что за кормой эсминца бурлит белой пеной вода, а нос разворачивается в соответствии с корректировкой курса. Корабль направлялся к нему! Гладкая стальная стена поднималась и опускалась вместе с колыханием океана. Мосс снова принялся грести. Сверху спустили веревочную лестницу. Он крепко ухватился за нее обеими руками и стал подниматься. Его молитвы не пропали даром. Широкая улыбка расплылась по лицу – удача Коулмэнам не изменит! Мосс посмотрел вверх, собираясь поприветствовать своих спасителей. Улыбка застыла на его лице. Над палубными поручнями виднелись лица. Лица японцев!

Глава 19

Март явился в Санбридж, как грозный лев, а покидал его, как кроткий ягненок. Сет с видом знатока наблюдал за развивающейся беременностью Билли. Теперь-то будет мальчик, внук: он буквально чуял это. Сама Билли, судя по ее виду, была рада беременности, казалась гораздо спокойнее и здоровее, чем прежде. Никакой тошноты и слабости, мучивших ее, когда должны были родиться Мэгги и Сьюзан. Сет заметил в Билли умиротворенность, которой никогда не видел раньше.

Агнес тоже посматривала на дочь. Хотя пошел лишь четвертый месяц, она с удовлетворением отметила, что определенные признаки налицо. Живот был высоким, а не круглым и растекающимся к бедрам, как с девочками. На этот раз, наверняка, должен появиться мальчик. Сет ворчал, когда она упоминала о грядущем событии, но верил каждому ее слову.

Билли улыбалась. Никто из них не мог быть на сто процентов уверен. Только она, Билли Коулмэн, получит своего сына.

Билли объявила о беременности только две недели тому назад, в тот самый день, когда написала Моссу, рассказав о последствиях того «случая». Прежде чем отправить письмо, она прижала конверт к груди. Теперь Мосс узнает, что у них будет еще один ребенок, и она уверена, что родится мальчик.

Усаживаясь за письмо Моссу, Билли глянула на календарь, где каждый день зачеркивала прошедшие дни. Прошло шесть недель и три дня, как она получила последнее письмо от мужа. Даже Сет не получил ни словечка. Это беспокоило Билли, но не слишком. Часто целые связки писем приходили за один раз. С Моссом все хорошо, она это чувствовала. Если бы с ним что-нибудь случилось, сердце ей подсказало бы.

Часы на столике у кровати показывали 11–20, когда Билли решила пойти вниз выпить стакан молока. Проходя по широкому главному холлу, она услышала неожиданно резкий звонок в дверь, испугавший ее.

– Телеграмма для миссис Мосс Коулмэн. Распишитесь здесь. – Билли протянула дрожащую руку к желтому конверту. Лицо молодого посыльного выражало сочувствие и жалость. Обратный адрес гласил: Военное министерство.

– Мама! – вскрикнула она.

Затем Билли все воспринимала, словно сквозь темные волны в замедленном движении. Агнес, спускавшуюся по лестнице. Сета, вышедшего в коридор. Она понимала, что на самом деле Агнес бежала вниз по ступенькам, а Сет вылетел из своего кабинета.

Сет опустился на обитую кожей скамью и уставился на желтый прямоугольник. Казалось, он не в силах пошевелиться.

– Хочешь, чтобы я открыла конверт? – спокойным голосом спросила Агнес.

Сет вдруг превратился в разбитого горем старика. Две пары глаз напряженно следили за ловкими пальцами Агнес, вскрывавшими письмо. Слова сразу бросились в глаза с листка бумаги:

С глубочайшим сожалением сообщаем вам, что лейтенант Мосс Коулмэн числится в списках пропавших без вести в ходе боевых действий.

Пропавший без вести, а не убитый. Пропавший без вести. Пропавший без вести. Только это и смогла понять Билли.

– Больше ничего не написано. – Агнес сунула телеграмму в трясущуюся руку Сета. Она выпрямилась и потуже затянула пояс голубого бархатного халата. – Я сварю кофе. Пойдемте со мной на кухню, вы оба. Это не значит, что он ранен или убит, только пропал без вести. Пока не будем знать что-то определенное, станем вести себя, как раньше. Билли! Возьми себя в руки! Тебе нужно думать о ребенке. Давайте выпьем кофе с кексами и поговорим. А потом все пойдем спать, потому что ничего не можем поделать.

– Эти японские собаки схватили его. Они пытают, они…

– Ни слова больше, Сет, – резко сказала Агнес. – Я не хочу, чтобы ты расстраивал Билли. Она беременна, или ты забыл? Больше таких разговоров вести не будем. А ты, Билли, должна верить, что с Моссом все хорошо и он вернется. А теперь с меня хватит и с вас обоих тоже. – Билли кивнула с несчастным видом, промокая глаза кружевной манжетой пеньюара.

– Хорошо, Эгги. Где, черт побери, кофе, который ты варишь?

– Сию минуту будет. Что я говорила насчет крепких выражений в моем присутствии? Понимаю, ты расстроен, но больше себе такого не позволяй. Нельзя падать духом. Еще пять минут. У Титы заготовлен кофейник готового кофе на утро. Никак не могу найти кекс, так что поедим хлеб с маслом. И черничный джем будет в самый раз.

Билли заметила, что руки матери немного дрожали, в то время как она накрывала на стол. Нашла себе дело. Когда что-то делаешь, можно не думать. Агнес будет хлопотать, а они с Сетом есть. Они станут жевать и глотать. Потом, когда Агнес их отпустит, они разойдутся по комнатам и будут плакать как дети. Сет – о своем сыне, она – о муже, а Агнес – о хорошей жизни.

Они повиновались, больше ничего не могли поделать. Агнес тормошила их, чтобы все были чем-то заняты. Язык у нее был острым, и они повиновались.

Билли удавалось заполнить дни заботами о девочках и сочинением писем Моссу, писем, которые она прятала в ящик с бельем. Теперь не имело значения, отправит она их или нет. Надо было что-то делать. Она не плакала и сама не могла понять почему. Это не было связано с наставлениями матери, а, скорее, объяснялось убеждением, что Мосс вернется. Она цеплялась за эту мысль. Письма, приходившие от Тэда Кингсли, поддерживали ее слабеющий дух. Письма она получала каждую неделю, они были полны всяческих несущественных новостей, вызывавших у Билли улыбку. В конце он всегда вспоминал о Моссе и выражал уверенность, что тот жив и здоров и обязательно постарается вернуться домой.

Билли никогда не приходило в голову поинтересоваться, почему письма Тэда приходят так регулярно, раз в неделю, без больших промежутков между ними. Он сражался на той же войне, что и Мосс, летал в той же эскадрилье, служил на том же судне. Было достаточно, чтобы он ей писал.

В течение месяца Билли познакомилась с каждым членом эскадрильи и узнала все об их личной жизни. Узнала о девушках, которые ждали их дома, о домашних животных, с которыми они росли. Изучила устройство самолета и поняла, что позволяет им летать. Она узнала второе имя Тэда и то, как выглядит Новая Англия осенью. Текли слюнки при описании кленового сиропа. Письма были длинными, написанными в сжатом стиле, а на каждой странице было много-много слов. Билли очень дорожила заботой этого человека. Когда-нибудь она найдет способ отблагодарить его. Утешение, которое даровали ей эти письма, надежда, которую она черпала в них, были неизмеримы.

Однажды после обеда Сет, спотыкаясь, вошел в дом. Плечи у него поникли, лицо казалось совершенно несчастным. Сердце у Билли чуть не остановилось.

– Что случилось, Сет? Что-нибудь стало известно о Моссе? – встревожилась она.

Сет покачал головой и вытер глаза тыльной стороной ладони.

– Несси умерла.

– Ваша лошадь? – тупо переспросила Билли.

– Да, моя лошадь, Несси. Она умерла. Только что. Надо вызвать ветеринара.

– Если лошадь умерла, зачем вызывать ветеринара?

– Потому что надо, – огрызнулся Сет. – Надо.

Как будто лошадь была живым человеком. Это невыносимо.

Агнес объяснила ситуацию очень просто: она и Билли не поняли его горя, потому что не родились в Техасе.

Но Билли поняла. Несси играла в жизни Сета более важную роль, чем жена. По Джессике он не пролил ни слезинки. А теперь Билли видела, как каждый день он совершает паломничество к тому месту, где похоронили лошадь, и всегда возвращается с красными глазами и с грубостями на языке. И это тоже пройдет, сказала себе Билли. И действительно прошло. Однако затем Сет стал опекать Билли. Этот ребенок стал его последней надеждой – не дай Бог что-нибудь случится. Это все, что ему осталось. «Да поможет мне Бог, – думала Билли, – если этот ребенок всех нас обманет».

Мосса швырнуло на холодную, мокрую переборку. Море сегодня беспокойное. Ему завязали глаза, когда бросили сюда, но, судя по стуку мотора и плеску воды за стальным бортом судна, находился он ниже ватерлинии, в трюме японского транспортного судна. В трюме было темно, как в погребе, и в два раза холоднее. Собратьями по несчастью оказались несколько американцев и австралийцев, а также крыса.

Сразу же после спасения от морской стихии его безжалостно допросили, а потом передали на проходящее транспортное судно. Судя по положению кормы, они плыли в Японию. Было это восемь дней назад – он считал, завязывая узелки на шнурках ботинок. Раз в день передний люк открывался, и солдаты в униформе, при оружии, настороженные, приносили ведро воды и рисовые шарики для каждого из них, всего восемь.

Когда Мосс летал на «Рейнджере», то думал о японцах как о безликих роботах, исполнителях приказов продажного правительства, врагах Америки, и оставался при этом убеждении. Теперь у врага было лицо – желтое, плоское и угрожающее, и он ненавидел этих врагов – не их правительство, не нацию, а каждого из них в отдельности.

Жизнь узников протекала в вечной темноте, с ощущением холода и грязи вокруг. Один моряк, раненный при Иво Джиме, умер два дня тому назад. Его тело лежало где-то в темноте. Один из австралийцев немного знал японский и сказал солдатам о смерти моряка. Вместо того чтобы убрать тело, они просто уменьшили порцию риса и выплеснули ковш драгоценной воды на металлический пол. Тогда австралийский пехотинец вскочил на ноги и начал кричать на японских солдат, но получил сильный удар дубинкой. После этого все долго молчали.

Часы тянулись бесконечно, понятие времени теряло значение; однако каждый день после раздачи скудной пищи Мосс завязывал очередной узелок на шнурке. Теперь он принялся за шнурок на втором ботинке и размышлял при этом, будет ли еще жив к тому времени, когда и этот шнурок покроется узелками возле каждой дырочки для шнуровки. И думал, хочет ли он остаться в живых.

Однажды на рассвете пасмурного дня двигатели транспортного судна замолкли, и оно закачалось на приливных волнах. Восемь избитых, больных, полумертвых от голода узников вышли на палубу, на свежий ветер, дувший с берега, и увидели, что являются лишь частью значительно большей группы пленных, чем они думали. Здесь было еще шестьдесят других узников. Прошел слух, что всех их высадят на берег и отправят в местечко под названием Муиси. Мосс попытался вспомнить географию, но не смог определить, где это. Муиси, как выяснилось, был рудничным лагерем на угольных разработках далеко в гористой местности на севере Японии.

Жизнь превратилась в ад. На рассвете каждого дня разутых, раздетых пленников гнали на угольную шахту. Там они наполовину шли, наполовину ползли под землей на две мили вглубь, где воздух был застоявшимся и ядовитым, а температура опускалась почти на тридцать градусов. Вечером их гнали обратно, скорее мертвых, чем живых.

Около четырехсот мужчин трудились, как рабы, в шахтах, работая до последнего издыхания, вырубая уголь из земли для своих японских хозяев…

Мысли о еде стали наваждением. Твердые рисовые шарики, время от времени водянистая похлебка и твердые сухари едва ли могли поддержать жизнь человека.

Японцы оказались безжалостными и жестокими надсмотрщиками, но уважали религиозные церемонии. Так, когда заключенные сказали им, что, по обычаю, у тела умершего человека оставляют пищу, а живые курят сигареты, молятся и хвалят покойника, они поверили. С тех пор, как только кто-то умирал, стражники приносили чашки с рисом, которые ставились покойнику в изголовье, и корзину фруктов – в ногах. Скорбящим раздавали сигареты.

Со временем чувство голода притупилось; изнурительный труд лишил их болевых ощущений, вызванных недоеданием; надежда стала призрачным воспоминанием. Но все помнили о доме, мечтали о доме, хотя для каждого «дом» означал разные места и разных людей.

Желание жить придавало Моссу сил. Он хотел снова увидеть своих детей, обнять жену. Каждый день становился битвой за то, чтобы сохранить живость ума и упорство. А этого он мог достичь только одним способом: ненавидеть, ненавидеть врага, ненавидеть японцев. Ненавидеть…

Те, кто сдался безнадежности, быстро умирали, веря утверждениям хвастунов-японцев, что война продлится сто лет. С воли доходило так мало сведений, что бывали моменты, когда Мосс почти верил им. В такие минуты он был близок к тому, чтобы сдаться. Но тогда он напоминал себе, что он Коулмэн. Коулмэны никогда не перестают сражаться. Коулмэны жестче вяленой говядины и упрямее мулов. Он цеплялся за свое наследие и мечтал о своих детях. Мэгги. Сьюзан. Сын, который никогда не появится на свет, если он уступит отчаянию…

В начале августа Мосс и остальные заметили, что происходит нечто странное. Еды стало больше, питьевой воды в достатке. Никого не наказывали и не били за отказ идти в шахту в случае болезни. Что-то происходило.

Президент Гарри Трумэн выступил самым решительным образом. Новейшее оружие было обрушено на Японию. 14 августа 1945 года японское правительство согласилось на безоговорочную капитуляцию. Район Муиси находился так далеко на севере, что эта весть добралась в те места только через две недели.

2 сентября 1945 года Япония подписала официальную капитуляцию на борту корабля США «Миссури». День Победы над Японией. Мосса и его друзей-пленных доставили на борт австралийского транспортного корабля в распростертые объятия победителей.

Ранним утром того же дня, когда отца, пропавшего без вести, приветствовали жизнерадостные австралийцы, Райли Сета Коулмэна положили на руки его матери. Билли наконец-то одержала свою победу.