Храм муз словесных

СЛОВАРИ АКАДЕМИЧЕСКИЕ ГРАММАТИКИ И ИХ АВТОРЫ

Принятый в 1818 г. второй устав предусматривал расширение дальнейших работ по созданию словарей. Предполагалось создать словопроизводный словарь русского языка, сравнительный словарь всех славянских наречий, словари технические и словесных наук, причем в их создании должны были принимать участие как русские, так и славянские ученые. Эта работа была связана с особенностью направления в изучении и описании русского языка. В первой трети XIX в. ученые все больше внимания уделяли общности славянских языков, месту и роли каждого из них в родственной семье, степени связанности со старославянским языком.

Лексикографические работы второго периода существования Академии тесно связаны с именем ее последнего президента А. С. Шишкова. Он в основном занимался разработками корневых и сравнительных словарей, продолжая тем самым традицию первого, дашковского периода Академии. Исследователи истории словарного дела обычно обходят молчанием лексикографические опыты Шишкова, или, упоминая о них вскользь, представляют их как ненаучные, дилетантские занятия. Но нельзя забывать, что лингвистические воззрения Шишкова опирались на достижения филологической науки XVIII в. Наука о языке той поры находилась под влиянием идеалистических концепций западноевропейских философов Р. Декарта, Г. Лейбница, Ф. Бекона и др. Они не обращались к истории языка, а предполагали в нем что-то абстрактное, неизменное. И в этом нет ничего удивительного — ученым тогда еще не были известны законы звуковых соответствий, законы исторического развития языка. Все это позднее открыли последователи сравнительно-исторического метода в языкознании. Шишков в своих этимологических исследованиях пытался, правда, представить историю слов. Но метод, на который при этом он опирался в своих изысканиях, не мог принести положительных результатов. На труды Шишкова значительное влияние оказали и западноевропейские грамматисты Ш. де Бросс, А. Кур де Жебелен, А.-Л. Шлецер, а также славянские ученые И. Добровский и С. Линде.

С 1815 г. на страницах «Известий Российской Академии» начинают публиковаться многочисленные теоретические статьи Шишкова по лексикографии. Среди них — «Некоторые замечания на предлагаемое вновь сочинение Российского словаря», «Опыт славянского словаря», «Опыт славянского языка, или объяснение силы и знаменования коренных и производных русских слов» и многие другие. Основная идея этих статей — составление словопроизводного словаря — была сама по себе плодотворной. Как известно, именно в таком словаре можно показать соотношение корня и образованных от него слов, выявить всевозможные словообразовательные связи в гнезде. Шишков предполагал также широкое привлечение материала из других славянских языков, что могло помочь составителю дать семантическую и словообразовательную характеристику слов в историческом аспекте. В публикации «Некоторые замечания на предлагаемое вновь сочинение Российского словаря» президент подверг критике первое издание «Словаря Академии Российской», а также составляемое Академией новое азбучное издание. Касаясь первого академического словаря, Шишков отмечал, что за прошедшие 30 лет филология шагнула вперед и поэтому лексикон необходимо переработать, сократить в нем «излишества…, погрешности исправить, а по образцу оного сочинить новый словарь» [105, кн. 1, с. 8]. Азбучный словарь тоже не устраивал Шишкова, ибо он «разрывал всякую связь между словами». При составлении нового словопроизводного словаря следовало перепроверить значения слов, чтобы «сомнительные и темные привесть в точность и ясность», лучше выбирать примеры и рассматривать корни слов с «вящими и надежнейшими способами, то есть с помощью всех славянских наречий» [там же, с. 9, 10, 16]. Следуя принципам «Плана этимологического словаря всех славянских языков» И. Добров-ского, президент предлагал заимствованные слова помещать в конце словаря, лексику же неславянского происхождения заменять эквивалентными словами из славянских языков. Такой пуризм присущ не только Шишкову. Этот опыт использовался и в трудах славянских лексикографов, в частности в «Чешско-немецком словаре» Юнгмана.

Словопроизводный словарь представлялся Шишкову как собрание корней, из которых произошли «деревья слов с ветвями». Основная задача лексикона должна была заключаться в тщательном отыскании корней и произведении от них всех производных слов, чтобы показать, «каким образом ум человеческий сперва к корню присоединяет мысль, а потом от сей мысли, сообразуясь с нею, рождает другие» [105, кн. 6, с. 154].

Работы по составлению словопроизводного словаря велись Шишковым с начала 1800-х гг. Одним из примеров такого труда являет собой сохранившийся в Ленинградском отделении Архива АН СССР печатный экземпляр первого издания «Словаря Академии Российской» с многочисленными заметками Шишкова, непременного секретаря Академии Д. И. Языкова и академического библиотекаря В. М. Перевощикова. Словарь предваряет небольшая записка, в которой президент рассказывает об истории этой работы, о своей полемике с некоторыми членами Академии, принявших участие в обсуждении сочиняемого труда. Из этой записки («Опыта словаря по корням») видно, что новое детище президента представлялось значительно шире первого издания академического словаря. Новый словарь, по мнению Шишкова, хранилище языка, «не учитель употребления слов, но только толкователь их значения» [140, № 1, л. 30–30 об.].

Увеличение словника нового лексикона шло по нескольким направлениям. Первое было связано с представлением Шишкова о соотношении русского и церковнославянского языков. Президент стремился ввести в лексикон весь словарный состав живого русского и церковнославянского языков. Шишков и его литературные сторонники видели неразрывное единение русского языка с церковнославянским и другими славянскими языками, не признавали разделение этих стихий в литературной русской речи. Представление о единстве русского и церковнославянского языков поддерживало идею о нерасчленимости собственно русского языка в хронологическом отношении, что имело следствием включение не только лексического состава живого языка, но и лексику предшествующего времени.

Такое решение вызвало критику со стороны оппонентов президента, призывавших осторожно относиться к вводимой в словарь лексике. Они советовали снабжать малоизвестные или уже вышедшие из употребления слова исчерпывающими данными: «откуда взяты или где употреблены были», оговаривая, «употребительны ли они или вышли из употребления и какими заменены словами или еще не заменены» [там же, л. 59 об.]. Президент же считал, что его лексикон «должен показать силу и значение каждого слова… Писатель сам должен знать, какое слово очень или мало употребительно». Шишков предполагал составить словарь нового типа — тезаурус, в который должны были войти «все слова и ныне, и прежде людьми в разговорах употребляемые» [там же, л. 28]. Но президент прекрасно понимал также и то, что вместить в один словарь такой материал практически невозможно. Поэтому он стремился отобрать лексику, свойственную русскому языку, а все остальное исключить. Под «несвойственной лексикой» Шишков подразумевал прежде всего заимствования, которым отказывалось в «гражданстве» в предполагаемом словаре. 95 % заимствований исключалось из словаря. Также, как в первом академическом словаре, к ним подбирались русские эквиваленты, например: геодезия — землемерие, анатомия — тру поразъятие, анемометр — ветрометр. Часть заимствований предполагалось заменить лексикой из других славянских языков: алхимик— чистнарь (чеш.), министр — стрешнек, архивариус — старинарь (хорв.). Как говорилось выше, именно в этом особенно отчетливо прослеживаются идеи Шишкова об общности словообразования в славянских языках.

Шишков предполагал включить в свой словарь только небольшую группу заимствований — «самонужнейшие слова». Они должны были составить небольшой глоссарий в конце словаря. К таким словам относились в основном специальные термины типа — редут, реестр, резидент, реляция, рейтар, рекрут и др.

Изучение этого незавершенного труда позволило определить и состав источников, которыми пользовался Шишков при работе над своим словарем. Это были прежде всего оба издания «Словаря Академии Российской», многочисленные словари славянских языков. Широко привлекались и произведения художественной литературы, относящиеся к различным жанрам — стихотворным в большей степени и прозаическим — в меньшей. В основном это произведения писателей и поэтов XVIII — первой трети XIX в.: Ломоносова, Сумарокова, Державина, Хераскова, Петрова, Крылова, Батюшкова, Вяземского, Ширинского-Шихматова, Шаликова, Бестужева-Марлинского. В рабочий экземпляр «Словаря Академии Российской» Шишков вводит еще 1003 новых примера, причем 40 % — из художественной литературы. Необходимо подчеркнуть, что в первом академическом словаре этот иллюстративный материал был представлен беднее.

В первую треть XIX в. художественная литература становится основным источником, из которого черпался материал для лексикографических трудов. И Шишков, блестящий знаток как древней, так и современной ему литературы, не мог не оценить ее богатейших возможностей в вопросах развития словарного дела. Примеры из художественной литературы должны были лучше раскрыть значения вновь вводимых слов, продемонстрировать их употребление, подтвердить стилистические характеристики. Заметим, что 107 примеров заимствовано из произведений великого поэта и великого мастера художественного слова А. С. Пушкина, в основном из «Евгения Онегина». (Шишков цитировал это произведение также и в опубликованном им ранее глоссарии 1828 г.). Так, используя пример из «Песни о вещем Олеге» к слову кинжал — «И пращ, и стрела, и лукавый кинжал щадят победителя…», — президент отмечал: «Здесь прилагательное лукавый к слову кинжал весьма счастливо приставлено, ибо оным нередко тайно и с лукавством поражают» [140, № 3, л. 220 об.].

Произведения Пушкина были использованы и при формировании словника.

Знал ли Пушкин о работе Шишкова над новым словопроизводным словарем? Прямых свидетельств этому нет, однако именно на середину 30-х гг. приходится наиболее активная деятельность поэта в академии. В своих лексических и лексикографических заметках этой поры он призвал к умеренному использованию заимствований в родном языке. Вероятно, не случайно и письмо А. С. Пушкина П. А. Вяземскому, датируемое 1835–1836 гг., в котором рассматриваются слова араб, арап, арапник, извлеченные из «Словаря Академии Российской» и «Русско-французского словаря» Рейфа. Эта заметка сопровождалась припиской: «А право, не худо бы взяться за лексикон или хоть за критику лексиконов» [67, т. 16, с. 208]. Может быть, составляемый Шишковым в середине 1830-х гг. словопроизводный словарь и был причиной записки?

Во вновь составляемом словаре президент подверг значительной перестановке многие словопроизводные гнезда. Так, исходя из своей теории «деревьев слов» слово деревня президент помещает в одно гнездо с деревом, искренность с воскресеньем, горб с горою. Конечно, такое расположение слов неверно. Как обычно, при объяснении истории слов, которые сопутствуют «деревьям», лексикограф исходил из их звуковой близости, затем производил умозрительные построения их семантического развития. Например, брию он производит от слова брать, потому что «слово бритва есть не что иное, как беритва, т. е. вещу берущая», война производится от вою, так как «сражения, а особливо рукопашные не могли столько же быть без воя» (т. е. битвы, драки)» [140, № 1, л. 370 об.]. Конечно, такая «этимологизация», с точки зрения современной науки, не выдерживает никакой критики.

В словаре Шишкова и больше производных слов. Это достигается тем, что некоторые слова, представленные в академическом словаре в виде вариантов лексем в одной словарной статье, лексикограф вносит в словопроизводную цепь как самостоятельные.

Шишкову не удалось завершить работу. Судя по ее объему, президент предполагал составить обширное справочное пособие, из которого можно было бы почерпнуть «всевозможное» словоупотребление. Будущий «тезаурус» мог бы стать настольной книгой писателей, особенно создателей исторических произведений. Именно им, по мнению президента, для передачи колорита описываемой исторической эпохи, были бы так необходимы архаизмы, широко вводимые в новый словарь. «Кто хочет писать о тех временах, тому они опять понадобятся», — подчеркивал Шишков [там же, л. 28].

Последним лексикографическим трудом 84-летнего президента явилось переиздание знаменитого «Сравнительного словаря всех языков и наречий» Палласа, впервые напечатанного в 1787–1789 гг. В отличие от словаря Палласа, где русским словам соответствовали только эквивалентные лексемы, в труде Шишкова каждому слову сопутствовало пространственное объяснение его возможного происхождения и связей со случайно созвучными словами из разных языков. В переработке этого монументального труда Шишкову помогал академический переводчик, знаток старых и новых языков. К. Гроссгейнрих, составивший рукописный план словаря. В работе над словарем были использованы многочисленные лексиконы, хранившиеся в академической библиотеке, а также уникальная лингвистическая коллекция известного историка и филолога Ф. П. Аделунга, из которой можно было почерпнуть сведения о всех языках мира. Материал для словаря собирали и другие ученые. Так, И. А. Гульянов, член Российской Академии и известный впоследствии востоковед, занимаясь в 1820-е гг. в парижских архивохранилищах, по поручению Шишкова делал выписки о языке индейцев — гуарани Парагвая.

В своем «Сравнительном 200-язычном словаре» (1838) лексикограф тщетно пытался доказать общность происхождения разнокоренных слов, возвести их к некоему «праязыку». Опубликованный на немецком языке, сравнительный лексикон был предназначен в основном для ознакомления зарубежных ученых с этимологическими воззрениями Шишкова. Это был последний памятник «философской» науки о языке, вышедший в годы, когда сравнительно-исторический метод в филологии уже одержал окончательную победу.

На протяжении 1810 — 1830-х гг., в соответствии с общим планом академических словарных работ, предпринимались попытки создать общеславянский сравнительный словарь. Идея создания такого словаря была вызвана стремлением славянских народов к культурному единству между собой, стремлением к межъязыковой общности. Кроме того, общеславянский словарь мог бы играть вспомогательную роль «корневыявителя», необходимого как при составлении словопроизводного словаря русского языка, так и при составлении словарей такого типа других славянских языков.

Еще в 1760-е гг. мысль о создании такого монументального труда высказывалась Шлецером, претворить же ее в жизнь впервые пытался выдающийся чешский ученый Добровский. В работах по истории чешского языка, опубликованных в 90-х гг. XVIII в., он обратился к вопросам сравнительного изучения славянских языков, главным образом живых: русского, польского, чешского, сербского. В ходе своих исследований Добровский пришел к мысли о необходимости создания общего сравнительного словаря славянских языков. В 1813 г. в Праге вышел в свет его «План всеобщего славянского словаря всех славянских языков», в девяти пунктах которого были сформулированы правила распределения слов по родству звуков, унификация славянских орфографий, использование заимствований, сложных и производных слов и т. д. Основа словаря — коренные слова, к которым подбирались бы производные [100].

В России с планом познакомились сразу же после его публикации. По поручению Шишкова стала создаваться обширная библиотека, куда доставлялись книги и рукописи, в том числе и из-за границы, содержавшие сведения по славянским языкам и литературам. Идею создания такого словаря поддержали все ведущие славянские ученые той поры: И. Добровский, С. Линде, Й. Юнгман, П. Шафарик, Ф. Челаковский, В. Караджич. Работы по составлению такого словаря начались в Академии в конце 1810-х гг. и велись практически до 1841 г. Так, в плане частных разработок, связанных с созданием общеславянского словаря можно рассматривать незавершенный «Словарь иллирийского языка с латинским и российским» Н. Я. Озерецковского и А. X. Востокова (1818–1820) — словарь хранится в коллекции Российской Академии Рукописного отдела Библиотеки АН СССР и представляет собой фолиант, состоящий приблизительно из 15 тыс. слов [151]. Составители смогли проделать только начальный, предварительный этап составления лексикона: выборку слов, размещение их по алфавиту, подборку русских эквивалентов переводом с латинского языка. Некоторую помощь ученым оказал выдающийся сербский просветитель В. Караджич, побывавший в те годы в Петербурге. Он просмотрел и исправил в словаре некоторые неточности, используя при этом буквы составленного им алфавита. Это подтверждают исправления, внесенные им в словарь. Исправления касались замены некоторых букв кириллицы буквами созданного Караджичем алфавита. Дальнейшие работы над «Иллирийским словарем» были прерваны в связи со смертью Озерецковского.

К 1822 г. относится проект А. X. Востокова и П. И. Соколова — «О главном различении в словаре всех славянских наречий». Как считали авторы, основная задача словаря — показать «древо языка славянского» в том виде, в котором оно разрослось. Исходным языком являлся церковнославянский, далее следовали русский, малорусский (украинский), польский, вендский (серболужицкий), богемский (чешский), краинский (словенский), хорватский. Особое внимание уделялось просторечию и диалектам каждого славянского языка. Отдельную часть проекта составлял подробный список источников для каждого языка, которые предполагалось привлечь для выборки слов. Список насчитывал несколько десятков книг и словарей: в качестве источников для украинского (малорусского) языка фигурировали грамматика Павловского, рукописный словарь Новацкого, хранившийся в академической библиотеке, «Энеида» Котляревского и др. Для хорватской части словаря предполагалось пользоваться лексикографическими пособиями Хабделича, Ямбресича и Беллостеница. В плане было разработано построение словарной статьи, решался вопрос о графике и правописании. Для польского, чешского, вендского, краинского предлагался латинский алфавит, для остальных языков — кириллица. В разделе «О грамматических замечаниях» этого плана отмечалась необходимость указания, первообразно ли слово или производно, простое оно или сложное. Составители плана писали, что в словарной статье необходимо приводить и корни слов. Здесь же рассматривались вопросы о грамматических характеристиках слов, синтаксических сведениях и др. Но эта работа из-за занятий Востокова грамматикой русского языка не была доведена до конца и ограничилась только проектом словаря.

Понимая, что своими силами создать сравнительный словарь очень трудно, Шишков решил привлечь славянских ученых: В. Ганку, П. Шафарика и Ф. Челаковского. Но приглашенные ученые по разным причинам не смогли приехать в Россию, и им было предложено работать в Чехии. В 1833 г. они составили план общеславянского этимологического словаря. В нем подчеркивалось, что это мероприятие задумано для успешного развития славянских языков и литератур, а также «для облегчения литературных сношений между разъединенными ветвями славян» [149, л. 5–6 об.]. Будущий словарь должен был состоять из двух частей: сравнительно-исторической (в 6-ти т.) и алфавитного перечня слов каждого языка (в 4-х т.). Предполагалось, что описательным языком будет русский. Составители словаря считали удобным издать словарь в Праге. Они просили прислать одного или двух помощников из России; вся работа была рассчитана на 5–8 лет. Но это начинание так и осталось проектом.

Над славянским словарем работал и Д. И. Языков — последний непременный секретарь Российской Академии. В конце 1839 г. он представил в собрание небольшой русско-чешский глоссарий на букву «М», сопоставленный с германскими, латинским, греческим и «азиатскими» языками. Как он писал, этот глоссарий «покажет, какие именно слова не существуют или не употребляются в том или другом наречии и потому может быть пособием к введению в тот или другой язык слов коренных словенских вместо коих ныне употребляются чужеродные» [127, № 44, л. 127 об. — 128]. Тем самым ученый подчеркнул вспомогательное значение своего словаря, который должен был играть роль своеобразного «корневыявителя» при составлении словопроизводного словаря русского языка. Академическое собрание предложило Языкову продолжить свои изыскания, но и эта работа не была завершена.

К 30-м гг. относятся работы над русско-польским сравнительным словарем С. Линде. Это начинание обсуждалось на заседаниях Российской Академии и подверглось критике Востокова. Ученый считал, что печатание словаря преждевременно, поскольку последний требует значительной доработки и средств. Только в 1845 г. Линде удалось издать в Варшаве пробную часть своего труда «Материалы для сравнительного словаря русского языка (буквы К выпуск первый)». Со смертью Шишкова работы по составлению сравнительного общеславянского словаря надолго прекратились.

Во второй половине 1830-х гг. в Академии собирался материал и для нового толкового азбучного словаря. Члены Словарного комитета П. А. Ширинский-Шихматов и М. Е. Лобанов составили небольшой план комплектования словника. Предполагалось, что в новый лексикон должны войти все слова, «к какому бы слогу они не принадлежали…, ибо словарь не есть выбор слов, но полное собрание языка библейского и народного, как в древних и новейших писателях, рукописях и печатных книгах, так и в устах народа сохранившегося» [127, № 40, л. 169]. В словарь хотели вводить и лексику славянских языков, «если она ясна». Таким образом предполагалось составить обширное пособие, напоминавшее словарь Шишкова. К 1841 г. обсуждение и обработка лексического материала была в основном завершена. На академическом заседании 23 августа этого года сообщалось: словарный комитет обработал 69 282 слова — большую часть алфавита. Было предложено начать печатать словарь. Однако издать его Академия не успела. Собранный материал был использован в «Словаре церковнославянского и русского языка», который в 1847 г. напечатало II Отделение Петербургской Академии наук.

Академии удалось воплотить в жизнь другие пункты лексикографической программы, например, создать отраслевые словари типа «Технико-ботанического словаря» (1820) и «Словаря родовых имен растений» (1826) академика И. И. Мартынова (1771–1833), известного филолога-классика, педагога и переводчика, члена Российской Академии с 1807 г., почетного члена Московского, Виленского, Харьковского, Казанского, Петербургского университетов, одного из основателей Русского минералогического общества. В предисловии к «Технико-ботаническому словарю» Мартынов подчеркивал, что труд его рассчитан не только на ботаников, но и на «любителей общей русской словесности». По мнению лексикографа, язык и обогащается «переводом, составлением и введением слов, необходимых при распространении областей наук и искусств» [82, с. 5].

В «Словаре родовых названий растений» Мартынов старается привести все возможные сведения о растениях: родовое название, его происхождение и название на русском языке, количество видов и география их распространения. Здесь же имеются и сведения о ботаниках, употребивших или переведших родовое название на русский язык. Труды Мартынова продолжают иметь исключительный интерес для исследователей, занимающихся историей развития естествознания у нас в стране.

В 1835 г. Академия переиздала первый лексикографический труд А. С. Шишкова — «Треязычный морской словарь», которым в продолжение долгого времени пользовались как специалисты-моряки, так и литераторы.

Большое значение Российская Академия придавала собиранию диалектного материала, о чем свидетельствует такой факт: собранные учителем Осташковского народного училища (Тверской губернии) С. Н. Суворовым объяснения слов были заслушаны на заседании в Академии 1 мая 1820 г.

Удалось также установить, что в 1823 г. по поручению президента Российской Академии совершил свое годичное путешествие по северу России чиновник Министерства внутренних дел В. Я. Никонов, отчитавшийся за поездку рукописным «Словарем местных слов Архангельской и Олонецкой губерний», в котором было представлено им около 200 диалектизмов, а также топонимы, поговорки, загадки, выписки из старинных грамот. Автор словаря предполагал совершить еще одно путешествие и продолжить сбор материалов, обещая составить и «словари самоедского, лопарского и корельского наречий». «Я имею ныне корреспондентов во всех обозренных мною местах, которые будут присылать ко мне, повременно, продолжения его подносимого собрания — для поднесения оных в Академию», — сообщал Никонов в Петербург [152, л. 2 об.]. Неизвестно, удалось ли любителю-лексикографу продолжить свои интересные начинания. Дальнейших сведений об этой работе найти не удалось. Однако заметим, что собранный Никоновым словарный материал и поныне не утратил своего научного значения, а в 1950 — 1960-х гг. он был использован при составлении «Словаря русских народных говоров».

В 1834 г. вышел в свет «Общий церковнославяно-российский словарь». Его автором был известный деятель русской филологической науки, непременный секретарь Академии П. И. Соколов. Словарь выпускался по заказу Министерства народного просвещения, в связи с тем что вышедшие ранее академические словари 1789–1822 гг. — громоздкие, дорогие и малотиражные — были непригодны для массового употребления. К составлению учебного словаря П. И. Соколов приступил в конце 1828 г. Академия охотно поддержала это начинание и постановила оплатить все расходы по изданию словаря. «Ничто не может произвести столь полезного действия в отношении к распространению основательных в отечественном языке сведений как обращение в руках юношества удобного к употреблению краткого, но исправного словаря», — так аргументировала Академия свою помощь и заинтересованность в этой работе, образовав даже специальный комитет в составе: А. X. Востокова, В. А. Поленова, П. А. Ширин-ского-Шихматова, Д. И. и И. И. Мартыновых. После завершения работы коллектив помощников представил отчет в Академию, где подчеркивалось, «что сей словарь, будучи гораздо полнее и исправнее всех изданных доселе, соответствует своему назначению и что продолжительные и усердные труды, употребленные при сем случае почтеннейшим сочленом заслуживают всякого уважения» [48, с. 118]. В год издания словарь Соколова был представлен на ежегодный Демидовский конкурс, на котором и был удостоен полной Демидовской премии в размере 5 тыс. р.

Словарь Соколова относится к числу словарей справочного типа. В него вошли все слова, «сколько издателю собрать было можно». В лексиконе можно найти не только слова русского языка, но и церковнославянского и древнерусского. Это явилось следствием ошибочного мнения многих филологов той поры, считавших церковнославянский, древнерусский и русский языки лишь разными «наречиями» славянороссийского языка. Несмотря на это, «Общий церковнославяно-российский словарь» был во многом совершеннее и полнее всех предшествующих академических словарей. Многие лексикографические приемы были осуществлены впервые автором этого словаря и в дальнейшем использовались составителями других трудов. Так, Соколов в основном исключил энциклопедические толкования слов, заменив их определениями, коротко раскрывающими значение слова. Вместо принятых подробных и громоздких описаний названий предметов живой и неживой природы лексикограф предложил новый тип определения этих слов, в которых отмечались лишь наиболее характерные особенности обозначаемого предмета. В словаре 1834 г. был впервые осуществлен правильный принцип размещения некоторых разрядов производных слов — существительных, прилагательных и наречий с суффиксами эмоциональной оценки и некоторых других. В академических словарях эти слова рассматривались как особые формы и помещались под основным словом. Соколов же включил их в словник словаря, сопроводив словарными статьями. И это было правильно, поскольку указанные формы являются самостоятельными словами. Много удачных приемов имеется в технике оформления материала. Например, предложены удобные примеры сокращения для обозначения родовой принадлежности слова (м., ж., ср.). Словарь Соколова сыграл важную роль в истории русской лексикографии, послужив во многих отношениях образцом для составителей последующих словарей.

Конец 20-х — начало 30-х гг. XIX в. характеризуются особенно активной лексикографической деятельностью Академии. Поддерживались практически все словарные начинания. Составителям словарей предоставлялись денежные пособия для завершения своих работ, их труды на льготных условиях печатались в академической типографии. Среди лексикографических трудов, которые в те годы курировала Российская Академия, следует упомянуть: «Русско-шведский словарь» Эрстрема (1829), незавершенный «Итальянско-русский словарь» академического переводчика Филистри (1831), «Русско-французский словарь» Рейфа (1835–1836), «Корнеслов русского языка» Шимкевича (1842). Два последних пособия особенно интересны тем, что они явили собой продолжение развития «этимологического направления», начатого еще первым академическим словарем и продолженного Шишковым.

«Русско-французский словарь, или этимологический лексикон русского языка» принадлежал перу известного лексикографа и автора «Русской грамматики для иностранцев», академического переводчика Рейфа (1792–1872). Этот монументальный труд, выполненный в основном в Швейцарии, был задуман как переведенный на французский язык, несколько переработанный и дополненный вариант первого издания «Словаря Академии Российской», предназначавшийся как для русского, так и для зарубежного читателя. Кроме общеупотребительной лексики литературного языка, Рейф ввел в словарь различные термины, множество устаревших и областных слов, а также значительное количество заимствований. Слова здесь расположены по алфавиту главных корневых слов, при которых приводятся и их производные. Основываясь на принятом в первом академическом словаре способе размещения лексем, Рейф вводит ряд изменений, в частности укрупняет гнезда. Так, в одно гнездо вводятся слова, представленные в «Словаре Академии Российской» как самостоятельные.

Представленный в Российскую Академию словарь Рейфа был рассмотрен Востоковым, который отметил его научную ценность, но одновременно и подверг критике этимологию составителя, подчеркнув произвольность в толковании слов. Несмотря на замеченные ошибки, словарь Рейфа был удостоен золотой медали Российской Академии.

Важное место в истории русского литературного языка занимает и «Корнеслов русского языка» Ф. С. Шимкевича (1842), удостоенный половинного размера Демидовской премии. Словарь представлял собой справочное пособие и с помощью широко привлекаемых автором данных сравнительно-исторического исследования славянских и других языков (Шимкевич занимался этим 12 лет) помогал определить слова, связанные общностью происхождения. В научном отношении словарь Шимкевича много выше современных ему лексикографических пособий такого же типа. Это доказывает представленный в «Корне-слове» материал, а также некоторые теоретические заметки, введенные автором в послесловие. Среди них есть, например, и критика взглядов Шишкова на историческое развитие русского языка.

Отмечая исключительную научную ценность «Корнеслова», А. X. Востоков писал, что словарь является «лучшим по этой части сочинением на русском языке» [18, л. 215]. Исключительное положение труда Шимкевича среди других этимологических пособий того времени отмечал и академик В. В. Виноградов, подчеркивавший его появление в свет «как стремительный шаг от шишкой-ского корнесловия» [16, л. 57]. По своему общему составу «Корнеслов русского языка» приближается к определенному типу общеславянского сравнительного словаря.

Этот далеко не полный очерк подтверждает, насколько были обширны и разнообразны задачи в области лексикографии, стоящие перед Академией, какой неоценимый вклад внесла она в развитие словарного дела у нас в стране.

Российская Академия принимала активное участие и в создании русских грамматик. До 1794 г. исследования, связанные с грамматическими разработками, носили эпизодический характер. Лишь после выхода в свет последнего тома словопроизводного словаря Академия сразу же приступила к созданию грамматики русского языка. Для этой цели была создана группа в составе Д. М. и П. И. Соколовых, митрополита Гавриила и протоиерея Иоанна Красовского. Практически же в работе над этим трудом участвовали только Соколовы.

В настоящее время их имена известны лишь узкому кругу специалистов, и потому коротко остановимся на научной биографии Соколовых.

П. И. Соколов — непременный секретарь Российской Академии.

Петр Иванович Соколов родился в Москве в 1764 г. Происходил из духовного сословия. Учиться начал в Славяно-греко-латинской Академии, где постиг курс наук по словесности, изучал русский, греческий и французский языки. В 1783 г. по запросу Петербургской Академии наук был переведен в Академическую гимназию. В январе следующего года студент Соколов назначается «для отправления дел» в только что созданную Российскую Академию. С этого времени начинается служба П. И. Соколова в Российской Академии, продолжавшаяся без перерыва более пятидесяти лет. В первые годы своей академической деятельности он принимает активное участие в работах по созданию словаря, за что удостаивается звания «приобщника», затем награждения золотой медалью, и, наконец, в апреле 1793 г. избирается в члены Академии.

В 1802 г. после смерти И. И. Лепехина Соколов избирается непременным секретарем Российской Академии. Научно-административную работу в Академии ученый сочетал с работой в ряде других учреждений — библиотекаря в Библиотеке Академии наук, преподавателя русского языка в Академической гимназии и в училище корабельной архитектуры.

Одновременно П. И. Соколов занимался редакционно-издательской деятельностью. С 1797 по 1829 г. он редактировал одну из старейших русских газет «Санкт-Петербургские ведомости», с. 1805 по 1823 г. издавал журнал «Сочинения и переводы Российской Академии», в 1821–1823 гг. — «Журнал департамента народного просвещения».

В 1818 г. П. И. Соколов возглавил академическую типографию, которой заведовал до 1831 г., совмещая должности издателя, редактора и «справщика корректурных листов всех книг». Характеризуя работу директора академической типографии, Шишков в письме к министру народного просвещения писал, что Соколов «по долговременной опытности и навыку своему в типографском деле и отличнейшему усердию к пользе казенной привел ее (типографию. — Авт.) в такое состояние, что печатание в оной книг ни красотою букв, ни чистотою оттиска, ни исправностию никакой другой типографии не уступает» [48, с. 110–116].

Перу П. И. Соколова принадлежат переводы произведений художественной и научной литературы, им составлялись антологии произведений русских писателей и поэтов XVIII в., разрабатывалась риторика. До самой смерти ученый активно участвовал и во всех словарных начинаниях Российской Академии.

В бытность свою преподавателем Академической гимназии П. И. Соколов издал первый научный труд — «Начальные основы российской грамматики» (1788), высоко оцененный современниками. Грамматика выдержала пять изданий — последнее было предпринято в 1808 г. Одним из самых больших достоинств этого сочинения признавалось то, что здесь впервые были помещены подробные правила «российского словоупотребления». Вероятно, это обстоятельство и способствовало привлечению ученого к работам по составлению академической грамматики.

Дмитрий Михайлович Соколов (1766–1819) также закончил Славяно-греко-латинскую Академию, затем был студентом академической гимназии и в 1793 г. избран членом Российской Академии. Он активно помогал П. И. Соколову во многих его начинаниях.

Создание академической грамматики — важный этап в деятельности молодых ученых. 5 августа 1794 г. им было поручено составить «начертание» — подробный план грамматики, а затем и самою грамматику.

По свидетельству членов Российской Академии, в своей работе авторы руководствовались грамматиками Максима Грека и Ломоносова. Работы над грамматикой велись до апреля 1799 г. Последующие два с половиной года грамматика обсуждалась на академических заседаниях. «Российская грамматика, составленная Российскою Академией» вышла в свет в начале 1802 г. В предисловии к этому труду подчеркивалось его основное назначение как учебного пособия, а также признавалась ее преемственность основным задачам, поставленным еще в словопроизводном словаре: «Российская Академия, при сочинении изданного ею словаря, вникая в происхождение и разные знаменования слов, словенороссийский язык составляющих и делая грамматические замечания при каждом слове, открыла чрез то путь к составлению российской грамматики» [71, л. 1]. Самой важной задачей признавалась выработка «единообразных» правил спряжения глаголов. В отличие от других грамматик новый свод правил предлагал четыре: «Таковое глаголов на четыре спряжения разделение тем паче удобнее и полезнее прежнего быть кажется, что от неокончательных наклонений весьма легко все прошедшие времена изъявительного наклонения, причастия и деепричастия времен прошедших произведены быть могут почти без всякого исключения» [там же, л. III–IV].

Академическая грамматика состояла из четырех частей — «О правописании», «О словопроизведении», «О словосочинении» и «О словоударении». Читающий этот труд мог познакомиться с основными правилами грамматики, которым сопутствовали многочисленные таблицы склонений имен существительных, прилагательных, местоимений и числительных, спряжений глаголов. Но в целом труд, предназначенный для народных училищ, нельзя назвать удобным пособием. Объяснения правил очень громоздки, не всегда ясны. Так, в первой главе, где рассказывается о фонетике русского языка, авторы активно оперируют частями речи, не сообщая о них никаких сведений. Эти пояснения можно найти только в следующей главе. В первой главе приводятся также некоторые сведения о синтаксисе и правилах ударения, хотя этим вопросам посвящены специальные разделы грамматики. И все-таки создание Российской Академией первой грамматики можно оценить положительно — это сочинение внесло свой вклад в дальнейшее развитие русской филологии. За свой труд П. И. и Д. М. Соколовы получили повышение по службе: первый стал надворным советником, а второй — коллежским асессором.

Первая академическая грамматика выдержала несколько изданий: второе вышло в 1811 г., третье — в 1819, четвертое — в 1826 г. Третье издание было подвергнуто основательному критическому разбору Н. И. Гречем, по мнению которого каждое новое издание грамматики должно было фиксировать изменения, происшедшие в языке «со времени последнего из прежних изданий», а тут оно было стереотипной перепечаткой первого со всеми его ошибками и недочетами.

Столь резкая критика академических трудов вызвала недовольство Шишкова. Глубоко оскорбленный рецензией «какого-то журналиста» он обратился с жалобой на издателя «Сына Отечества» в Министерство народного просвещения. Министр А. Н. Голицын передал жалобу в Главное правление училищ, которое, рассмотрев жалобу академии, нашло, что никому нельзя запретить писать критики, в особенности на грамматику, и предложило ответить Гречу «печатным словом, доказывая несостоятельность возводимых на нее обвинений» [80, вып. 8, с. 204]. Тем не менее издатель «Сына Отечества» за оскорбительный тон критики получил порицание от цензурного комитета с уведомлением о том, что за последующие «обидные замечания» журнал будет закрыт. Академия решила не допускать «оскорбителя» на свои публичные собрания.

Когда же в 1826 г. Российская Академия предприняла последнее четвертое переиздание грамматики, «Сын Отечества» снова откликнулся рецензией, в которой уже, кроме общих замечаний, сообщалось о работе над грамматикой А. X. Востокова и приветствовалась эта инициатива Академии: «Мы давно чувствуем необходимость в хорошей учебной книге отечественного языка, и кому, если не членам сего именитого сословия принадлежит слава свершения сего великого и общеполезного подвига» [124, т. 113, с. 374].

В 1831 г. благодаря активной поддержке и помощи Российской Академии увидела свет русская грамматика Востокова. Первое издание было напечатано в 1200 экземплярах и в «пользу автора» [145, № 1, с. 31]. В последующие семь лет Академия четыре раза переиздавала грамматику Востокова, причем последнее, четвертое издание — в 2400 экземплярах. Более половины суммы, полученной от продажи книг, было вручено автору. Приведенные данные свидетельствуют о причастности Академии к популяризации трудов Востокова. Деятельность этого ученого связана с начальным периодом сравнительно-исторического метода в отечественном языкознании. Его достижения в славистике и русистике сделали имя Востокова широко известным. Оценивая вклад ученого в науку, академик В. В. Виноградов писал, что Востоков стал «центральной личностью в русском языкознании первой половины XIX в.» [16, с. 296].

Александр Христофорович Востоков родился в 1781 г. в Аренсбурге (ныне г. Кингисепп Эстонской ССР). Семи лет привезен в Петербург и определен в Сухопутный кадетский корпус. В 1794 г. переведен в Академию художеств, где обучался живописи и архитектуре. За время учебы в корпусе и Академии художеств Востоков много читал, писал стихи. Увлекаясь литературой, он в 1801 г. вступил в Вольное общество любителей словесности, наук и художеств, которое в начале XIX в. играло значительную роль в развитии передовой демократической мысли и культуры. В 1805–1806 гг. выходит сборник его стихов, а в 1812 г. — исследование «Опыт о русском стихосложении». Литературные опыты Востокова были высоко оценены поэтами И. И. Дмитриевым, В. А. Жуковским, К. Н. Батюшковым, но у широкого читателя успеха не имели. К началу XIX в. относятся и первые занятия начинающего ученого этимологией. Результатом кропотливого труда явилось «Этимологическое словорасписание», оставшееся в рукописи. Здесь, а также в другой работе — «Задача любителям этимологии» — уже начинают прослеживаться мысли о языковом родстве и историческом развитии языков.

В 1815 г. Востоков поступил на службу в Публичную библиотеку и занялся основательным изучением русского и других славянских языков. Служба в библиотеке дала возможность глубже и ближе заняться изучением рукописных памятников русской и славянской старины. В 1820 г. вышел в свет большой труд ученого «Рассуждение о славянском языке, служащее введением к грамматике сего языка, составленной по древнейшим оного памятникам», положивший начало новому этапу в развитии славянского языкознания и принесший автору мировую известность. В нем Востоков, пользуясь сравнительно-историческим методом, заложил основы сравнительной грамматики славянских языков и разрешил ряд важнейших вопросов славянского языкознания. Он определил ступени развития старославянского языка, различия старославянского и древнерусского языков, а также древнерусского, польского и сербского. Выводы, к которым пришел автор в этом произведении, получили всеобщее признание и сохраняют свое значение до настоящего времени.

Дальнейшие исследования Востокова в области сравнительно-исторического языкознания явились развитием идей «Рассуждения о славянском языке». Продолжая изучать памятники, древние рукописи, ученый стремился постичь время их написания, все больше убеждался в том, что старославянский язык со временем претерпевал большие изменения. В результате этих исследований были опубликованы монументальные труды — «Описание русских и словенских рукописей Румянцевского музеума» (1842), а также издано «Остромирово евангелие» (1843).

Собирал Востоков и словарный материал. После присоединения Российской Академии к Академии наук ученый принимал участие в составлении «Словаря церковнославянского и русского языка» (1847), а также редактировал «Опыт областного великорусского словаря» (1852) и «Дополнения к, Опыту областного великорусского словаря» (1858). Итогом более чем сорокалетнего труда явилось и одно из лучших пособий по лексике старославянского языка — «Словарь церковнославянского языка» (1858–1861).

Из трудов Востокова важное влияние на развитие русской филологии оказала «Русская грамматика» — школьный учебник, состоящий из четырех разделов: слово-произведение (этимология), словосочинение (синтаксис), правописание (орфография) и словоударение.

Необходимые сведения из фонетики приводятся в разных главах. В область фонетики Востоков внес некоторые существенные дополнения и поправки, что по-новому раскрывало многие явления, в том числе некоторые закономерности русского ударения, основные типы чередований звуков. Он внес также некоторые, и существенные, изменения в традиционную грамматическую структуру частей речи — в их анализ и грамматические категории, пояснив смысловое значение многих морфологических форм.

Правда, в «Русской грамматике» Востокова еще отсутствует расчленение суффиксов и флексий, но корни слов и приставки уже выделены, хотя и наблюдается смешение предлога и приставки. Числительное у него еще — не самостоятельная часть речи, а включено в прилагательное. Недостаточно отработана и система времен глагола.

Вторая часть грамматики у Востокова — синтаксис — так же как и у Ломоносова, определена как «слово-сочинение» в определении правил, по которым нужно соединять слова в речи.

Автор грамматики дал довольно полное и глубокое описание основных форм словосочетаний, особенно предложного и беспредложного управления.

«Русская грамматика» Востокова продолжала ломоносовские традиции и творчески развивала их. Его труд был высоко оценен современниками. «Грамматика г. Востокова, без всякого сомнения, есть лучшая из всех доныне изданных; она драгоценна по многим важным открытиям и тонким замечаниям касательно свойств и особенностей нашего языка», — так отзывался об этом труде В. Г. Белинский [6, т. 1, с. 116].

Труды Российской Академии в области лексикографии и грамматической практики — важный вклад в русскую филологию. Они отразили особенности эпохи существования Академии. Изданием первого нормативного словаря русского языка была выполнена задача, поставленная русским Просвещением. Последующие работы в этом направлении были особенно интенсивны, но, как показала история, малоэффективны. Это можно объяснить значительной насыщенностью и распыленностью академической программы в 1810-1830-е гг. В первый период своего существования Российская Академия сконцентрировала все силы на решение главной задачи — создание общенационального словаря. Работы Академии во второй трети XIX в. были, конечно, разнообразнее, в ее планы входило создание самых различных словарей, но эти разработки не вышли за рамки изысканий небольших лексикографических «кружков». Сказывался и общий уровень филологической науки той поры. Достаточно вспомнить, что среди членов Российской Академии были представители старой, философской науки о языке, такие, как Шишков, Соколов, Языков, и последователи нового, сравнительно-исторического направления — Востоков. Все это не могло не сказаться на общем ходе работ. И тем не менее, несмотря на ряд практических ошибок, именно в конце XVIII — первой трети XIX в. были заложены основы академической лексикографии, создана база для дальнейших разработок в русском и славянском языкознании.