Храм Темного предка

Глава 8 «Комок Ностальжи»

В Калашном переулке Гектор моментально сориентировался.

– Краснова шла со стороны Арбата, – объявил он, когда они припарковались в начале переулка и направились к Большой Никитской. – Здесь уличные камеры бдят, они ее засекли. Дальше строительный бедлам. Отсюда начинается слепая зона вплоть до посольства и «Геликон-Оперы».

Катя посмотрела в конец Калашного, куда выходило красное здание музыкального театра, занимавшего почти полквартала между переулком и Большой Никитской. Гектор тоже огляделся по сторонам:

– Справа по курсу лавочка с разной дребеденью и автошкола.

Катя увидела вывеску «Комок Ностальжи. Винтажная лавка». Напротив, за желтым забором, располагалась автошкола.

– Здесь Краснова зависла, – Гектор уверенно указал на винтажную лавку.

– А вдруг у нее был урок вождения? – Катя кивнула на автошколу.

– Нет, Катенька, она завернула в «Комок». – Гектор взял Катю за руку и повел к винтажной лавке. – Ставка моя девять к одному. Комиссионная дыра. «Божья коровка» вознамерилась что-то продать? Заткнуть дыру в бюджете?

Катя помнила: Гектор всегда точно определяет направление на местности, пункты назначения вычисляет профессионально. И не стала спорить – все равно сейчас выясним. Если не повезет в комиссионном, проверим автошколу.

Когда они вошли, над дверью винтажной лавки звякнул колокольчик. Два торговых зала с подслеповатыми окнами бывшего одноэтажного купеческого особняка. Стеллаж, столы из сосны, на них электрические самовары, мутный хрусталь, радиола на ножках у стены, телевизор «Темп» на столе, стенка «Спутник», шкаф «Хельга» с биркой «требует ремонта» – атрибуты «шика по-советски». Во втором зале висели картины с бирками «уценка», на столе лежали кейсы «дипломаты», по ним советские граждане сходили с ума в восьмидесятых, покупали у армянских спекулянтов. Между уцененных пейзажей, рядом с жанровым полотном «Утро сталевара», на стене красовалась огромная сова, связанная в технике макраме, она явно нуждалась в химчистке. Сова охраняла закрытую дубовую дверь в смежное помещение.

– Добрый день! – Из-за стеллажа выплыла брюнетка в черном, одетая в стиле панк-рок, с чокером, браслетами и кольцами в виде черепов. Возраст ее угадывался с трудом из-за броского макияжа. – Посмотрите нашу коллекцию, у нас имеются весьма интересные предложения.

Она не сводила глаз с высокого статного Гектора.

– Я из полиции, мы расследуем происшествие с сотрудницей Зоологического музея Еленой Красновой, – заявила ей Катя. – По нашим данным, она могла заходить к вам в комиссионный магазин вчера между двенадцатью и половиной второго.

– У нас постоянно клиенты, – ответила брюнетка. – Мы не следим по часам.

Гектор достал из кармана пиджака мобильный, открыл фотографию Красновой и показал продавщице «Комка Ностальжи».

– Вспоминайте, вспоминайте, она заходила к вам вчера, – бросил он небрежно. – Узнали? Бежевый тренч, темные волосы, стоптанные туфли. Она хотела продать вещи? Тайком? Предмет из музея? Не стесняйтесь, вам ничего не будет, если вы расскажете правду о вещи, принесенной ею. Она же ее украла в музее, не вы. Вы – коммерческое предприятие, комиссионный магазин. А «Вербилки» все еще кто-то берет? – Он кивнул на сахарницу, расписанную розами, ужасную на вид. – Вам из вторсырья присылают чашки-плошки после сортировки мусора?

– Вам лучше переговорить с Анатолием Анатольевичем, – продавщица бросила взгляд на фотографию Красновой и вновь уставилась на Гектора. – Пройдите в его кабинет.

Она указала на дверь под охраной плетеной совы.

– Как его фамилия? – осведомился Гектор.

– Ковальчук. Он владелец нашего антикварного магазина, – продавщица повысила ранг «комка».

– Но вы узнали Краснову? Она заходила вчера к вам? – не отступал Гектор.

– Да, эта особа нас посетила вчера.

– Что она принесла на комиссию? – задала вопрос Катя. – Документы, письма старые? Или личное из дома?

– Спросите у Анатолия, – брюнетка кивнула на дверь. – Я не в курсе.

Гектор решительно направился через зал-вернисаж к двери, открыл ее без стука:

– Государственные органы! Вы Анатолий Ковальчук?

Крепкий ладный темноволосый зрелый мужчина с проседью повернулся. Он стоял посреди маленького кабинета, заставленного шкафами, сейфом, двумя кожаными диванами, кальяном. На столе перед ним – фарфоровые царевна-лебедь и пионер с горном, бюст Сталина и фигурка бородатого козла с большими рогами.

Он слышал звук колокольчика, но не отвлекся на явившихся клиентов. Анатолий Ковальчук был поглощен воспоминаниями, переживаниями.

Ковальчук помнил козла с детства – точно такая же фарфоровая фигурка имелась у его бабки. Перед глазами Ковальчука возникла картина.

Бабка, на коленях на полу, с ожесточением роется на нижних полках серванта, выбрасывает оттуда наволочки, белое пикейное одеяло, что-то бормоча себе под нос. Она, кряхтя, поднимается на ноги. Сморщенное лицо ее перекошено от ярости. «Воровка!! – кричит она, потрясая кулаками. – Обворовала меня, тварь! Родную мать обокрала!! Где мое пикейное одеяло белое? А где мой бяшка-козел? Куда ты его дела? В комиссионку снесла?!» Мать, раздеваясь в прихожей, не реагирует. «Бабушка, вот же козел твой! На серванте!» – кричит школьник Толик. Он не понимает случившегося со старухой, хотя мать объяснила ему: у бабушки стало совсем плохо с головой, маразм, она обвиняет, подозревает близких. Бабка кидается к матери: «Воровка проклятая! Обокрала меня!» Мать закрывается от нее руками, отворачивается. Толик пытается помочь матери, он нарочито грубо, с силой пихает бабку в спину, и та неожиданно валится плашмя на пол. Ноги в носках с дырками на пятках дергаются. Внезапно она затихает, вытянувшись на полу. Мать и Толик пугаются. Мать наклоняется: «Толик, она не дышит… умерла!» И обессиленно опускается прямо на пол рядом с телом. Толик возвышается над ними обеими. Он помнит, как толкнул бабку в спину… Фарфоровый козел с рогами пялится на него своими белыми зенками. «Никому не говори, – шепчет мать. – Бабушка просто упала. И скончалась».

– Чем могу служить? – вежливо спросил Анатолий Ковальчук Гектора и Катю, окидывая их оценивающим взглядом.

– Я из полиции, – Катя представилась официально. – К вам вчера днем заходила клиентка. Некая Елена Краснова, сотрудник Зоологического музея. Ваша продавщица нам подтвердила – Краснова побывала здесь. Продавщица ее опознала по фотографии.

– К чему сии сложности? Опознание? – спросил вежливо Анатолий Ковальчук. – Клиенты заходят, делают покупки, обычный процесс, мы же торгуем антиквариатом. – Он взял в руки фигурку фарфорового козла, рассматривал – есть ли заводское клеймо.

– Спустя несколько часов после посещения вашей комиссионки Краснова упала из окна с третьего этажа зоомузея, – продолжила Катя.

Анатолий Ковальчук медленно поднял на нее взор.

– Она умерла в больнице, врачи ее не спасли, – закончила Катя.

Бах!

Фарфоровая фигурка козла выскользнула из пальцев Ковальчука и разбилась на куски. Голова отлетела к его ногам.

– Лена? Умерла? Выбросилась из окна?! – Ковальчук, подавшись вперед, наступил ботинком на голову козла, она хрустнула у него под подошвой. Он даже не заметил.

Гектор наблюдал за его реакцией.

– Так вы знакомы с Красновой? – уточнил он.

– Ох, подождите. В глазах темно. – Анатолий Ковальчук шагнул к дивану и сел, провел рукой по вспотевшему лицу. – Новости с ног валят. Вы садитесь. Прошу. Как же так? Почему она выбросилась из окна?

– Полиция пока устанавливает все обстоятельства, мы проводим проверку, – вежливо сообщила ему Катя. – Итак, вы знали потерпевшую?

– Лена – моя бывшая соседка. Приятельница школьных лет. Мы жили в одном дворе и учились в одной школе, но в разных классах.

– Где? – спросил Гектор.

– В Красном Железнодорожнике, поселок недалеко от Пушкино. Лена там по сей день живет… То есть жила. – Ковальчук водил рукой по дорогой толстовке люксового бренда, массировал грудь слева. – Я в себя не могу прийти.

– Вы состояли с ней в интимных отношениях? – в лоб спросил Гектор, понизив свой изменчивый голос, в котором возникли низкие доверительные нотки. – Ваша подруга навестила вас вчера по дороге на работу?

– Мы поддерживали исключительно дружеские отношения, – ответил Ковальчук. – Никакого романа! Я давно покинул Красный Железнодорожник. Мы просто…

– Что? – Гектор-лицедей взирал на него с сочувствием. – Ничего не скрывайте. До вашей супруги не дойдет. Гарантирую вам полную конфиденциальность информации.

– Я разведен. А ваши предположения ошибочны. Мы с Леной виделись изредка. Мой магазин недалеко от ее музея, и она порой заглядывала ко мне поболтать. Мы вспоминали детство, юность.

– «Комок Ностальжи». – Гектор обвел взором кабинет, забитый старыми вещами. – Ностальгирующие по прошлогоднему снегу.

– Нет, с моей стороны чистая коммерция. Лена, бедная Лена… она моложе меня на шесть лет, жить бы ей да жить…

– А где вы обитаете сейчас? – осведомился Гектор.

– После развода я покинул Москву и вернулся в Пушкино, построил дом на реке Серебрянке. Ремонт нескончаемый высасывает все мои доходы от магазина. – Ковальчук говорил быстро, словно отвлекшись от охватившего его горя. Но Катя видела – он взволнован и его мысли поглощает новость о смерти приятельницы детства.

– Краснова за городом вас не навещала? Вы по-прежнему соседи, хоть и дальние теперь. Пушкино – прекрасное место, – Гектор-лицедей продолжал гнуть свое вкрадчиво и настойчиво.

– Нет. Что ей делать у меня на Серебрянке? Рыбу она не ловит. Это я с удочкой выходные после развода коротаю, успокаиваю нервную систему. А ее занимал музей – работа, дом. Долгие годы она ухаживала за больной матерью. И не привыкла к вечеринкам. Она даже к сестре практически не ездила.

– У Красновой есть сестра? – спросила Катя.

– Старшая. Вероника. Но они очень разные с Леной. Ее сестра весьма обеспеченная женщина, ей оставил наследство покойный муж. Даже два ее покойных мужа. Первого лет двадцать назад убили бандиты.

– У вас нет контактов Вероники Красновой? – продолжила Катя. – Мы обязаны связаться и побеседовать с ней.

– Нет у меня ее мобильного. Адрес ее я не знаю. Мы и в юности с ней не особо ладили. А потом вообще не встречались. И у нее фамилия сейчас не Краснова, а ее второго мужа. Я не знаю точно. – Ковальчук смотрел на осколки разбитого фарфорового козла. – Но все же почему Лена бросилась из окна? Какова причина, спровоцировавшая суицид?

– Вы ее видели за несколько часов до смерти – вы нам скажите, – тихо заметила Катя. – Она вам не жаловалась? По словам ее коллег, она находилась в затяжной депрессии.

Ковальчук вздохнул:

– Коллеги ее музейщики… Может, они ее довели?

– Краснова подвергалась на работе травле? – Катя осторожно допытывалась.

– Она со мной не делилась. Но что могло ее заставить броситься из окна музея?

– Мы еще точно не установили, суицид ли это или несчастный случай, – ответила Катя. – Проверку проводим, собираем больше информации у людей, знавших Краснову. Поэтому и к вам пришли, Анатолий Анатольевич. А она вчера не жаловалась, например, на самочувствие?

– Нет, – Ковальчук покачал головой.

– Краснова посещала Среднюю Азию? – спросил Гектор. – По делам музея, например, в командировку, в экспедиции или в отпуск, может быть, ездила?

– В Азию? Нет. Она заведовала отделом в зоомузее, называла мне его, но я забыл – где экспонаты заспиртованные в банках хранятся. Ужас, я бы не смог, например, – ответил Ковальчук.

– А вы сами бывали в Средней Азии? – задал Гектор новый вопрос.

– Несколько раз. Одно время к искусству Востока вспыхнул интерес. Но затем угас. Мода переменчива.

– Краснова вчера не упоминала о встрече за городом? – продолжал интересоваться Гектор.

– Дома в Красном Железнодорожнике? А с кем? Ничего не говорила мне. Какая встреча? Она и с соседями по дому не дружила. В ее старой пятиэтажке проживают теперь сплошные мигранты, снимают квартиры, комнаты. Красный Железнодорожник совсем захирел, да и в годы нашего детства в поселке обитали в основном работяги с «Серпа и Молота». Моя бабушка работала на заводе, квартиру ей дали в хрущовке.

– Все же Краснова общалась с мигрантами из Средней Азии? Раз соседствовала с ними, – быстро уточнила Катя.

– Вряд ли, если только на лестничной площадке столкнется, – ответил Ковальчук. – Домработницы она не имела, ей зарплата не позволяла. Сиделок-узбечек для больной матери ей оплачивала старшая сестра. Лена мне сама говорила. И сестрица проявляла вечное недовольство прислугой из Узбекистана. Увольняла ту часто.

Катя отметила: Ковальчуку известны подробности жизни приятельницы юности и ее семьи. Но ведь они общались, пусть от случая к случаю… Их последняя беседа заняла в магазине целых полтора часа.

– Значит, она не упоминала о вечернем рандеву – не в своем поселке, а в другом месте? За городом? – Гектор настойчиво гнул свое.

– Нет. С кем ей встречаться? – усмехнулся печально Ковальчук. – Она ко мне завернула по пути в музей. На работу отправилась от скуки в свой выходной. Повторяю – ее угнетало домашнее одиночество. Мы выпили кофейку здесь, в моей берлоге, поболтали, и она пошла на работу. Все как обычно.

– Ее влекло в музей, а вы нам сказали – ее коллеги могли довести до самоубийства, – снова осторожно заметила Катя. – Хотелось бы разобраться подробнее в противоречии.

– У кого нет проблем на работе? – Ковальчук пожал плечами. – Напрямую мне Лена не жаловалась на травлю со стороны коллег. Но упоминала – на ее место в музейном хранилище немало охотников. И к ней порой цепляются.

– Она никогда не предлагала вам купить у нее винтажные вещи? – спросил Гектор.

– Винтаж? У нее? Они с матерью жили очень скромно. Это у ее старшей сестрицы Вероники загородный коттедж под медной крышей, полный люксового барахла. Ника не привыкла себе ни в чем отказывать, а Лена экономила на всем.

– Музейные раритеты она вам приобрести не предлагала? – в лоб очень жестко, разом изменив свой тон, бросил Гектор.

– Да вы что! – взвился Ковальчук. – За кого вы нас принимаете?

– Вы сами признались – у вас чистая коммерция. – Гектор-лицедей лучезарно ему улыбнулся и продолжил своим изменчивым голосом, точно копируя артиста Юрского в роли Остапа Бендера: – Вы чтите Уголовный кодекс? Не надо мелочиться.

Ковальчук вздрогнул – наглый шатен с яркими серыми глазами вещает голосом персонажа из его любимого фильма детства. Ну и тип…

– Я никому не позволю оскорблять память Лены беспочвенными подозрениями, – заявил он громко. – За нее теперь некому заступиться. А я заступлюсь. Лена посвятила всю себя науке!

– Зоологии? – уточнил Гектор невинно.

– Да! Но вам подобного не понять.

– Отчего же? – Гектор уже загрустил. – Просветите меня. Pleее-ааase![8]

– Вы не ученые, а полицейские. У вас с Леной разный уровень интеллекта.

– Мы стараемся в расследовании сопоставлять разные точки зрения и смотреть на ситуацию глазами множества свидетелей. Очень помогает для установления объективной картины случившегося, – вежливо вмешалась Катя, стараясь скорее погасить возникающую конфронтацию, ибо Гектор Троянский, по своему обыкновению, начал, словно в покере, повышать ставки.

– Лена была исключительно порядочным и честным человеком! – Выпалив похвалу усопшей, Ковальчук умолк. Возможно, решила Катя, его душило пламенное желание не только постоять за репутацию покойной подруги детства, но и выгнать взашей дерзких посетителей.

– Смурной мужичок, уклончивый, подобный маятнику в ходиках с кукушкой, тик-так… То так, то сяк наперекосяк, – хмыкнул Гектор, когда они покинули «комок». – Я б его, конечно, щассс разломил аки сгнившее яблочко. Но ты меня всегда, Катенька, удерживаешь от крайностей и самоуправства. Хмырь болотный, блин!

– Гек, еще неясна даже причина случившегося с Красновой. А вдруг правда несчастный случай? Зачем нам «разламывать» ее друга юности и бывшего соседа? – спросила Катя. – Ковальчук для первого раза поведал нам немало.

– А в чем польза от его трепа? «Нет, нет, не знаю…» Завел свою шарманку. А «божья коровка» специально чесала на электричке именно к нему в свой законный выходной из Красного Железнодорожника, трепалась с ним полтора часа и затем двинула в музей. Нас же на грани смерти послала в Шалаево, где мы наткнулись на голый труп проходимца без документов и с расколотым черепом. Интересно мне, во сколько Ковальчук вчера покинул лавочку древностей, а?

– Но ты его не спросил.

– Я непременно поинтересуюсь, – пообещал Гектор. – Но мы зададим животрепещущий вопрос не уклончивому торговцу барахлом, а кое-кому другому. Чуть позже. Солнце еще не склонится к закату, а мы все узнаем. Катенька… – Он вдруг наклонился с высоты своего роста. – Прядь у тебя выбилась… Можно, я сам поправлю?

Он искал любую возможность прикоснуться к Кате.

– Мы в музей? Прогуляемся пешком? – Она старалась вернуть ему деловой настрой, а то он отвлекся…

– Ага, вместе снова глотнем музейной пыли. Сейчас, подожди… – шепнул Гектор, занятый ее волосами.