Хранители магии

Глава 14

Лэмберт с удовольствием шел обратно в комнаты Фелла в колледже Тернистого Пути. Ему уже не приходилось укорачивать шаги ради Джейн, так что он мог идти с удобной для него скоростью. Воздух был мягким и сладким. Каждая веточка в каждой кроне казалась четко выгравированной на фоне неба. Раз в четверть часа били колокола Гласкасла, и каждая нота их звона была напоминанием о том, что чуть было не случилось, — и знаком того, что было восстановлено. Сердце Лэмберта обрадовалось этому звуку, но в тот же момент он вспомнил, что его работа в Гласкасле завершена. Очень скоро ему придется покинуть это место.

После этого каждый отрезок пути приобрел печальную важность. Лэмберт спрашивал себя, сколько раз еще ему предстоит подходить к арке главных ворот. Сколько раз еще привратник будет здороваться с ним, макая ручку в чернила и протягивая ее Лэмберту, чтобы он расписался в книге для посетителей? Сколько раз еще будет дозволено ему пройти через ворота в Гласкасл, проскрипеть подошвами ботинок по гравию дорожек, отмечавшему узкий путь, открытый для него?

Вернувшись в комнаты, Лэмберт обнаружил, что беспорядок в жилище Фелла царит примерно такой, какой он и ожидал там застать. В пепельнице по-прежнему лежала наполовину выкуренная сигара, часы продолжали тикать. Никаких признаков возвращения Николаса заметно не было. Дверь в его комнату была открыта, так что Лэмберт увидел разбросанные по кровати предметы одежды и пришел к выводу, что Фелл отправился принять ванну, перед тем как переодеться к обеду.

На полу у самой двери он обнаружил четыре аккуратно надписанных конверта: два были адресованы ему и два — Феллу. Саквояж Фелла стоял там же, где был когда-то поставлен: на углу ковра. Лэмберт запоздало вспомнил о собственном маленьком саквояже. Вероятно, он по-прежнему оставался в автомобиле Брейлсфордов. Он положил письма Фелла на каминную доску, а свои конверты вскрыл. В одном оказался вызов в театр Тегеи, где в девять утра должно начаться расследование. Второе оказалось приглашением на херес, обещанное Портеусом. Оба письма были написаны одним почерком.

На подносе для визиток оказалось два предмета: игральная карта и визитная карточка. Визитка была от Луиса Тобиаса. Это имя показалось Лэмберту смутно знакомым. Немного подумав, он сумел припомнить гостя из Фарнборо, которого Кромер и Полгрейв приводили на обед. Видимо он приходил с визитом к Феллу после отъезда Лэмберта. Лэмберту было немного любопытно, откуда эти двое знают друг друга. Фелл никогда не упоминал о своем интересе к авиации. Однако когда речь шла о Фелле, можно было ожидать чего угодно. Игральная карта была совершенно обычной: тройка червей, без каких бы то ни было помет. Лэмберт нахмурился и вернул ее на поднос. Потом он обязательно попросит, чтобы Фелл объяснил ему, что это значит.

У себя в комнате Лэмберт снял воротничок и бросил его в мусорную корзину. Ванна была бы хорошей мыслью. И обед — тоже. Лэмберт сел на край кровати, чтобы снять ботинки. Матрас оказался гораздо более удобным, чем ему помнилось. Лэмберт забыл обо всех хороших мыслях. Вместо этого он растянулся на кровати прямо в ботинках и задремал.

Его разбудило возвращение Фелла. Лэмберт без пиджака проковылял в гостиную, которую они делили.

— Вот и вы, — сказал он, обращаясь к двери в комнату Фелла, и невежливо зевнул.

— Да, вот и я.

Николас вышел из своей комнаты. Его волосы влажно блестели. Он тоже был в одной рубашке, но чистой и выглаженной. В его облике ощущалась усталость, однако в целом Фелл выглядел гораздо более энергичным, чем когда бы то ни было на памяти Лэмберта.

— Прошу прощения, что раньше не выразил мою благодарность. Я был поглощен другим. Но позвольте мне поблагодарить вас теперь. Вы никогда еще не делали столь своевременного выстрела. — Фелл подошел к Лэмберту, чтобы пожать ему руку.

— Мне только жаль, что на это ушло так много времени.

— Время для меня тоже замедлилось. Возможно, не случайно.

Фелл чуть рассеянно обвел комнату глазами. Лэмберт проследил за тем, куда направлен его взгляд, и увидел, что ученый смотрит на часы.

— Вам удалось закончить расчеты?

— Мои расчеты нужны были только для того, чтобы помогать восприятию, так что, возможно, и к лучшему, что мне не понадобилось это делать. Когда вы вывели из уравнения Бриджуотера, я остался в центре защиты Гласкасла. Энергии там было в избытке. Поскольку ее больше не пожирал Бриджуотер, энергия скользила без цели. Мне пришлось постараться ее уравновесить.

— И вам это удалось.

— Удалось. Когда я смог вырваться, я начал некий процесс. К тому моменту, как я закончил проходить лабиринт, порядок был восстановлен. Я это чувствовал.

— А как вам это удалось сделать?

— Джейн сказала мне, что мои плоскости состоят из точек, и тем не менее я предполагал, что точки существуют независимо от плоскостей. Она критиковала меня за то, что я путаю две разные концепции. Но это заставило меня пересмотреть мое восприятие точек. А что, если они чем-то похожи на музыкальные ноты? Что, если они обладают собственным резонансом? И что, если этот резонанс и был музыкой сфер? Как только я это понял, мне показалось, что мою волю подкрепляет нечто большее, чем мои собственные силы. — Фелл глубоко вздохнул и замолчал. После задумчивой паузы он добавил: — Надеюсь, что мне больше никогда в жизни не придется так сильно и глубоко пугаться. Спасибо вам.

— На здоровье. — Лэмберт вспомнил, что ему тоже есть за что благодарить Фелла. — Спасибо, что позволили мне немного задержаться, хотя проект уже завершен.

— Позволил… — Фелл выглядел совершенно ошарашенным. — Не смешите меня. Конечно, вы должны остаться.

— Спасибо, но, хоть вы и стали хранителем запада, проект «Аженкур» завершен. Скоро я соберу вещи. На это у меня уйдет день-другой. Не знаю, чем именно я займусь потом.

— Спешить совершенно ни к чему. — Фелл повернулся к зеркалу и яростно сосредоточился на нем, пристегивая воротничок и завязывая галстук. — Вы все равно не можете ничего предпринять до окончания расследования, так что не спешите принимать решение. У меня самого есть одна идея, которую мне хочется с вами обсудить.

— Похоже, Портеус считает завтрашнее расследование чистой формальностью. Он пригласил нас после этого прийти к нему на рюмку хереса. — Лэмберт продемонстрировал Феллу обе карты. — К вам приходил Луис Тобиас. Я не знал, что вы с ним знакомы. А что значит вот это?

— Мы с Тобиасом состоим членами в одном клубе. Мы познакомились на лекции в Королевском научном обществе. По ботанике, как это ни странно. — Фелл осмотрел тройку червей и положил ее обратно на поднос. — Насчет игральной карты не имею ни малейшего понятия. Наверное, ее оставил какой-то младшекурсник, который решил, что она что-то символизирует. Возможно, черную метку.

Лэмберт уловил перемену тона и поменял тему разговора:

— Странный они народ, эти младшекурсники. Вас попросят отвечать на расследовании?

— Наверное. Надеюсь, Портеус не ошибся относительно его непродолжительности. Судьбу Войси определить будет не слишком сложно. Сомневаюсь, что с Бриджуотером все будет так же просто. Если оставить в стороне этическую сторону дела, он один из самых богатых людей Англии. Во-первых возникнет вопрос, что станет с его собственностью, пока он остается черепахой Кого-то придется назначить опекуном. Только представьте себе, сколько тут будет юридических споров.

Фелл присмотрелся в зеркало к своему галстуку-бабочке и остался достаточно доволен отражением, чтобы надеть смокинг.

— А Гласкасл имеет право принимать такое решение?

— Я точно не знаю. Гласкасл изредка просят дать консультации в случае преступлений на основе магии. В данном случае преступление поставило под угрозу безопасность самого Гласкасла. Не думаю, чтобы университет отказался от своего права вынести решение. Бриджуотер нанес удар по сердцу Гласкасла. Гласкасл должен продемонстрировать ему, что за этим следует. — Только что Фелл стоял перед зеркалом, безупречно одетый к обеду, такой элегантный, каким Лэмберт еще его не видел. А в следующую секунду уже плюхнулся в кресло, и аккуратная стрелка на его брюках исчезла навсегда. — Сядьте. Я чувствую себя усталым, просто глядя, как вы стоите и качаетесь.

Лэмберт устроился в кресле напротив него, радуясь тому, что к его другу вернулся привычный помятый вид.

— А чего добивался Бриджуотер? Он хотел присвоить силу Гласкасла?

— Не только этого. Для Бриджуотера Гласкасл был всего лишь средством достижения цели. Он намеревался использовать это средоточие магии, чтобы усилить собственные возможности.

— А разве это было не рискованно — бросить вызов всему университету?

— А вот эта сторона делала для него все предприятие еще более заманчивым. Бриджуотер обожал преодолевать трудности. Наверное, отчасти именно этим его и привлек Войси. Он представлял собой достойного противника, потому что имел нечто такое, чему Бриджуотер очень сильно завидовал.

— Бриджуотер завидовал Войси? — Лэмберт вспомнил этих двух людей — и изумился. — А за что? Неужели Бриджуотеру было так важно, что он стареет?

Фелл расхохотался.

— О, Бриджуотер завидовал Войси, но не из-за его молодости, уверяю вас. Бриджуотер завидовал Войси потому, что у Войси был Гласкасл. Войси здесь учился, быстро продвинулся вверх сначала в колледже, а потом и в совете университета. Он отвечал за колледж Тернистого Пути, а потом и за весь Гласкасл в целом. С точки зрения Бриджуотера, Войси был повелителем Гласкасла. Места, куда Бриджуотер не осмелился поступить, потому что боялся быть отвергнутым.

Лэмберт обдумал услышанное.

— Наверное, я могу это понять. Но Бриджуотер говорил так, словно с самого начала и не хотел поступать в университет. Словно считал, что это наложит ограничения на его возможности.

Фелл выгнул бровь.

— Любопытно. А это нисколько не напоминает вам басню про лису и виноград?

— Бриджуотер мог завидовать влиянию Войси, но мне не кажется, чтобы он высоко ставил мудрецов Гласкасла. Он назвал их пигмеями.

— Какое нахальство! — Фелл с улыбкой взглянул на Лэмберта. — Войси пытался сыграть на том, как вы очарованы Гласкаслом, правда?

— Войси предложил устроить так, чтобы меня приняли в университет в качестве студента. Я знал, что он лжет. По тому, что он говорил мне, когда я только приехал, и по тому, что я видел все это время, я понял, что меня никогда бы не взяли сюда.

— «Никогда» — очень серьезное слово, — сказал Фелл. — Вам не следует считать…

Лэмберт прервал его ответ:

— И не только потому, что я американец. Здесь играет роль еще многое. Я не знаю латыни. И происхождение у меня, скорее всего, несоответствующее. — Лэмберт мрачно добавил: — Что бы это ни означало. Деньги, полагаю.

Фелл начал:

— Это довольно сложно…

Лэмберт возмущенно фыркнул:

— Угу, так я и понял.

— В целом это имеет отношение к положению в обществе. Но деньги тоже играют свою роль, это так. Помимо прочих вещей. — Фелл с нетипичной для него тактичностью сменил тему: — Войси совершенно не ожидал, что министры отдадут предпочтение проекту Фарнборо, а не его собственному. Когда ему сообщили, что финансирование направлено на другой проект, ему пришлось менять планы. Он соединил прототип устройства с жезлом Эджертона. К его глубокому удовлетворению, устройство заработало.

— Это над ним он работал в тот день, когда вместе с Райтом заставил меня стрелять из винтовки Бейкера? — спросил Лэмберт.

— Это было предлогом, чтобы занять вас чем-то на то время, когда Войси предпримет последнюю попытку меня убрать. — Фелл взял сигару и начал крутить ее в руках. — Наш незваный гость в котелке был первой попыткой Войси. Во время последней попытки он позаботился послать большее количество людей, снабженных различными амулетами. Подручные Войси отвезли меня в приют Святого Хьюберта специально, чтобы держать в изоляции от всех.

— Потому что Войси хотел держать вас подальше на тот случай, если кто-нибудь сможет убедить вас стать хранителем прежде, чем он будет полностью готов.

— Совершенно верно. Как мы и предположили, Войси опасался, как бы я не отказался от сопротивления хранительству раньше, чем он завладеет устройством. Он считал, что предоставить мне возможность заниматься моими вычислениями — это лучший способ не дать мне вмешаться в его дела.

— А мне казалось, что Войси в хранителей не верит.

— Бриджуотер убедил Войси, что хранительство можно считать чем угодно: главное, надо помешать мне принять на себя соответствующие обязанности. Очевидно, Войси не подозревал, что Бриджуотер обладает таким мощным природным даром. Если бы он об этом догадывался, то мог бы с большей осторожностью отнестись к соединению силы Гласкасла с жезлом Эджертона.

— И никто из них не думал о такой возможности: получив шанс сосредоточиться на работе, вы закончите ваши вычисления и исправите искажение равновесия?

— Нет, — резко отозвался Фелл, — по-видимому, такую возможность никто во внимание не принимал.

Словно обиженный этим воспоминанием, Фелл разжег свою сигару и возмущенно запыхтел ею, выпуская клубы дыма.

— А Войси не догадывался о том, что Джейн приехала сюда специально для того, чтобы убедить вас взять на себя хранительство?

— Войси узнал, что мисс Брейлсфорд дружна с хранительницей севера. Он полагал, что моей следующей гостьей вполне может стать сама хранительница севера. И у меня не было бы шанса сопротивляться ее напору при личной встрече. Это, конечно, суждение Войси. Между нами, я считаю, что без труда сумел бы ее игнорировать. Я так думаю даже теперь, когда пообщался с ней напрямую. Она очень настырная, спору нет, но все же не совершенно глуха к голосу разума.

Лэмберт напомнил себе — не без усилия, — что непримечательный мужчина, сидящий перед ним, действительно является новым хранителем запада.

— Не заметно, чтобы вы сильно изменились.

— А я и не изменялся. — Фелл попытался выпустить кольцо дыма. — Но, могу вас заверить, я не скучаю по ощущению бесконечного давления. Оно забирало у меня много сил. И не только оно. В тот момент, когда я лишился способности сопротивляться Бриджуотеру, поглощавшему мои силы, я потерял и способность удерживаться от хранительства. Все хлынуло прямо в меня. И пока вы не предприняли тех решительных действий, силы стремительно уходили из меня. Прямо к Бриджуотеру. В высшей степени неприятное ощущение.

— Пока я не попытался убежать от Войси в приюте Святого Хьюберта, я никогда не целился в человека с намерением его убить, — признался Лэмберт, — не говоря уже о том, чтобы произвести выстрел. И во второй раз это оказалось не легче, чем в первый, хотя оружие было совсем другим.

— Спасибо, что сделали это. Облегчение было потрясающим, уверяю вас.

— А что бы случилось, если бы я этого не сделал?

— Кто знает? Бриджуотер разрушил защиту Гласкасла и получил надо мной полную власть. И над Джейн тоже, если уж на то пошло. Нам всем пришлось бы очень плохо, если бы он продолжил еще какое-то время. — Недоговоренность повисла в воздухе наподобие одного из корявых дымных колец Фелла, пока он не стряхнул пепел своей сигары в пепельницу из морской раковины. — Я хотел задать вам один вопрос.

Предупрежденный изменившимся тоном Николаса, Лэмберт приготовился к резкому изменению темы разговора.

— Какой?

— Как могло случиться, что красивый молодой человек вроде вас дожил до солидного возраста, составляющего… — тут Фелл помедлил. — А сколько вам все-таки лет?

— Двадцать три, — неохотно ответил Лэмберт. — А что?

— Вы достигли солидного возраста двадцати трех лет без единого любовного приключения?

Недоверчивое изумление Фелла ощущалось в каждом слове.

Лэмберт с отвращением уточнил вопрос:

— Вы хотели спросить, как это я остался девственником? Не то чтобы это было вашим делом. Женщины ведь не растут на деревьях, знаете ли.

— В Лондоне еще как растут. В определенных местах они буквально кишмя кишат. И я не думаю, чтобы в других крупных городах был в них недостаток.

— А я не имел в виду женщин этого сорта. — Лэмберт вздохнул. — Они все здоровые, и половина из них девственницы, если верить их собственным словам. Как это ни странно, я им не верю. Я не хочу заплатить за несколько минут удовольствия и при этом подхватить дурную болезнь, от которой не вылечусь до конца жизни. Лучше я схожу в оперу.

— Вы странный молодой человек, — заметил Фелл. Несколько раз задумчиво пыхнув сигарой, он добавил: — Существуют и другого типа женщины.

— Несомненно, — согласился Лэмберт. — Те, кто смотрит на обручальное кольцо в качестве жизненно важного предмета. Если бы я хотел от жизни только этого, то мог бы остаться в Вайоминге.

— А мне казалось, что вам нравится Вайоминг.

— Нравится. Но когда я там жил, то даже не слышал о Гласкасле. Кто знает, о чем еще я не слышал. — Впервые при мысли об отъезде из университета Лэмберт ощутил оптимизм. Если в мире существует нечто столь удивительное, как Гласкасл, кто знает, что еще в нем имеется? — Мир велик.

— Так вы отправитесь на поиски приключений? — В устах Фелла это предположение прозвучало как строчка из дешевого романа. — Будете обследовать забытые уголки Старого Мира, разыскивая нечто волнующее?

— Ох, нет, только не волнующее. Волнений мне и без того хватает. — Лэмберт ненадолго задумался. — Если там окажутся места вроде Гласкасла, то, возможно, эти забытые уголки стоит обследовать.

— Погодите-ка минутку! Вы же не хотите сказать, будто Гласкасл — это забытый уголок мира, а?

Лэмберт не стал реагировать на возмущение Фелла.

— Забавно. Когда я был дома, мне даже в голову не приходило получить образование. Я над этим ни разу не задумался. Когда я только приехал в Гласкасл, то просто подумал, что здесь премилые места. Не сравнить с Вайомингом, конечно, но все равно симпатичные. А потом я услышал гимны. Только когда меня охватила безмятежность, я заметил, чего мне прежде недоставало. — Лэмберт с трудом подбирал слова, чтобы выразить свои мысли и чувства. — Здесь царит покой, которого я больше нигде не встречал. Какая-то ясность.

Он прекратил поиски нужных слов и позволил себе замолчать. Фелл поморщился:

— Будучи знакомым с Портеусом, как вы можете говорить такое с совершенно серьезным видом?

Лэмберт не позволил, чтобы шутка Фелла смутила его.

— Вы знаете, о чем я говорю. Это здесь в воздухе. Есть такая вещь, как истина. Людям важно, какова она. Пусть они тратят массу времени на то, чтобы читать, спорить, создавать новые теории и терзать ими друг друга, они делают все это только для того, чтобы добраться до истины.

— По-моему, вы чересчур оптимистично смотрите на научную жизнь.

— Возможно, и так. Но тем не менее могут существовать и другие места, где главное — именно это. Кто знает? Вполне возможно. Мисс Брейлсфорд мало рассказывает о Гринло, но, похоже, там дела обстоят именно так. Может быть, где-то найдется и такое место, куда бы мог пойти я. Где-то, где я смог бы стать своим.

— Но вы не станете искать это место дома, на своей родине? — спросил Фелл.

— У меня на родине? — Лэмберт услышал в собственном голосе тоскливые нотки. — Поймите меня правильно. Я американец. Но если Гласкасл находится не у меня на родине, то, наверное, я еще не нашел мой настоящий дом. И должен продолжать поиски.

Часы на стене пробили час — и колокола Гласкасла, близкие и далекие, начали им вторить. Бой колоколов показался Лэмберту нежным и ясным как никогда. Он приписал это охватившему его приступу сентиментальности.

— Я не могу осуждать вас за этот неожиданный приступ тяги к бродяжничеству, поскольку сам страдаю от того же недуга. Наши пути расходятся, вот и все. А жаль. — Фелл встал и накинул на себя черную профессорскую мантию, которую ему было положено носить как преподавателю колледжа Тернистого Пути. — Если я не выйду немедленно, то опоздаю на обед. Меня пригласили на самый Олимп. Стюарт из колледжа Трудов Праведных хочет ко мне подольститься, хотя Стоу из колледжа Святого Иосифа против этого, и потому они будут просить у меня совета о том, кого следует назначить деканом колледжа Тернистого Пути вместо провинившегося Войси. Они спешат уладить эту мелочь, чтобы немедленно вцепиться друг другу в горло по поводу того, кого изберут следующим ректором.

— Льстецы, — заметил Лэмберт. — Старайтесь не увлекаться нектаром и амброзией. А вы не думаете, что они захотят видеть следующим деканом этого колледжа вас?

Фелл замер, как громом пораженный.

— Клянусь Юпитером! Что за мерзкая мысль! И это было бы так на них похоже! Можно подумать, мне не хватает обязанностей и без этого! Нет, им нужен Брейлсфорд. Именно это я им и посоветую. И если мы будем припадать к божественному нектару, то, уверяю вас, я постараюсь соблюдать умеренность. А что до вас, то мой вам совет: хорошенько пообедайте и выспитесь. Тегей открывается очень рано. И слушание тоже.

На следующий день ровно в девять утра Лэмберт стоял на верхней ступеньке крутой лестницы, которая вела к резным и позолоченным дверям театра Тегей. Он оказался в числе первых пришедших. Двери открылись, впуская собравшихся, и Лэмберт присоединился к Роберту и Эми Брейлсфордам, Николасу Феллу и Джейн, которая была в своем самом шикарном парижском наряде. Ночной отдых вернул ей всю ее энергию, и, казалось, она предвкушала процедуру слушаний, словно это престижные бега, где она, несомненно, поставила на победителя.

— Кого они вызовут первым? — спросила Джейн, не обращаясь ни к кому в особенности. — Начинает обвиняемый?

— Деканы и члены совета собрались здесь для того, чтобы выяснить, что именно произошло, и решить, есть ли у них основания выдвигать обвинения. Если они придут к выводу, что было совершено преступление и что обвиняемых следует привлечь к суду, то они направят их дела в соответствующий суд, — ответил Роберт Брейлсфорд. — Войси, по крайней мере, уже допросили, так что он полностью дал свои показания.

Фелл добавил:

— Негодяю запрещено засыпать до окончания судебного заседания. Вон он, под охраной. Сдерживающие заклинания, которые на него наложили, создают видимость паутины. Бриджуотер находится рядом с ним, в террариуме.

— Вот именно что негодяю! — Эми была непривычно сурова.

— Человеку не дают заснуть? Да это же настоящее средневековье! — запротестовала Джейн. — Это пытка, не соответствующая тяжести преступления.

— По-моему, он не заслуживает твоей жалости. Войси сам это на себя навлек, — заявила Эми. — Я так только рада, что удалось хоть как-то заставить этого отвратительного типа отвечать на вопросы.

— Ты же считала, что он очаровательный, — напомнила ей Джейн.

Эми сверкнула глазами:

— Тут мы на равных: ты тоже так думала.

— Нисколько! Я считала, что он высокомерный и тщеславный.

Когда они начали рассаживаться на места, которые приставы отвели им в зале, Лэмберт и Роберт расположились между дамами и положили конец их разговору.

Театр Тегей был воплощением строгой простоты по сравнению с теми театральными зданиями, к которым привык Лэмберт. Ни бархата, ни позолоты. Сцена представляла собой голый деревянный помост, с трех сторон окруженный пространством, предназначенным для зрителей. Потолок был расписан фресками, на которых боги на колеснице ехали через живописно клубящиеся облака. Оштукатуренные стены украшали лепные лавровые гирлянды, белые на белом фоне. Через высоко расположенные окна, заранее открытые в предвосхищении надвигающейся жары, в помещение лился свет. В отсутствие занавесей и при малом количестве мебели все звуки стали гулкими и отдавались эхом. Даже скрип шагов по доскам деревянной сцены был слышен собравшимся, вплоть до последнего ряда.

Гулкий удар молотка распорядителя возвестил начало слушаний. Вели процедуру Стюарт и Стоу, деканы колледжей Трудов Праведных и Святого Иосифа. Места, которые в обычных обстоятельствах были бы отведены декану колледжа Тернистого Пути и ректору, заняли Рассел и Портеус. Все четверо, облаченные в парадные университетские одеяния, с капюшонами и отделкой из бархата и горностая, сели в ряд в центре сцены. Лэмберт сравнил роскошь академических мантий с военными уборами и церемониальными облачениями некоторых индейских вождей в шоу кайова Боба и решил, что вожди в таких облачениях смотрелись бы совершенно естественно.

Обвиняемых разместили в левой части сцены, лицом к деканам. Войси сидеть было достаточно удобно, хотя, похоже, паутина привязывала его к стулу. На столе рядом с ним стояла стеклянная коробка с черепахой, которая недавно была Бриджуотером.

Вокруг сцены стояли ряды стульев, предназначавшихся для зрителей. Только треть мест была заполнена.

— Закрытое слушание, — объяснил Роберт Лэмберту, когда тот выразил свое недоумение. — Вход только по приглашениям. Иначе вся аудитория была бы до отказа забита журналистами.

Распорядитель еще раз ударил молотком.

— Для дачи показаний вызывается Роберт Брейлсфорд.

Роберт бочком вышел из ряда, спустился по проходу, поднялся на сцену, встал перед высоким судом и принес клятву. С непокрытой головой и одетый очень просто, Роберт Брейлсфорд тем не менее совершенно не тушевался перед высоким судом.

Деканы тихо посовещались вполголоса. Наконец вопрос был задан гулким голосом Портеуса:

— Роберт Брейлсфорд, расскажите, почему вы уехали из Гласкасла в Ладлоу, не потрудившись дать официальное уведомление о своем отъезде?

Роберт с готовностью ответил:

— Я не знал, кого могу оповестить, не разгласив сведений о попытке похитить Николаса Фелла. Когда Сэмюэль Лэмберт передал мне чертежи, которые он обнаружил на рабочем столе Фелла после вторжения, я был встревожен. Высокая секретность информации меня удивила. При первой же возможности я сам побывал в кабинете Фелла. Там среди бумаг я нашел то, что показалось мне зашифрованным письмом, в котором оговаривались условия продажи чертежей тайной разведке Германии.

Эта новость оказалась для слушателей сенсационной. Пробежавший по рядом шепот напомнил Лэмберту ветер в кронах деревьев. По просьбе одного из деканов распорядитель застучал молотком, требуя тишины.

Портеус прогудел следующий вопрос:

— Если письмо было зашифровано, то откуда вы узнали, что в нем говорилось?

— Это был по-детски простой шифр: перестановка букв без изменения длины слова. — Роберт выглядел несколько смущенно. — Его любой школьник смог бы расшифровать за пять минут. Неуклюжесть этой попытки меня насторожила. Я решил, что письмо было подброшено вместе с чертежами, чтобы исчезновение Фелла выглядело подозрительным. В соответствии с этим я захватил письмо и чертежи с собой и поехал, чтобы проконсультироваться с лордом Бриджуотером.

— Так вы отправились в Ладлоу, для того чтобы нанести визит самому Бриджуотеру?

Этот вопрос задал Рассел, по сравнению с гулким Портеусом выпевающий слова, как хорист.

Роберт ответил Расселу прямо:

— Я имел именно такое намерение. Его светлости дома не оказалось. Его секретарь направил меня в приют Святого Хьюберта, и я как идиот туда отправился. Мои подозрения о том, что Войси совершает должностное преступление, подтвердились, когда он сделал меня своим пленником.

— Очень прискорбно, что перед отъездом вы ни с кем не поделились своими подозрениями, — заметил Портеус.

— Совершенно верно. — Роберт взглянул в зал, туда, где Эми смотрела на него с видом собственницы. — И я такой ошибки не повторю.

Выражение лица Эми сменилось на полностью одобрительное.

— К тому моменту, когда вы встретились с Войси в приюте Святого Хьюберта, вам было известно о том, что в его распоряжении находилось устройство «Аженкур»? — спросил Стоу.

— Если бы я об этом знал, то действовал бы более осмотрительно. Но, насколько мне было известно, работающего прототипа на тот момент не существовало. Утверждение Войси меня изумило, и, признаюсь, я отреагировал на него недоверчиво. — Роберт дернул головой, словно ему внезапно стал жать воротничок рубашки. — Получилось так, что мой первый взгляд на готовое устройство стал и последним взглядом перед тем, как я был превращен в животное.

— Вы были одним из многих превращенных таким образом, — напомнил ему Стоу. — Не нужно смущаться.

— Честно говоря, я и не смущаюсь. — Похоже, Роберт только сейчас над этим задумался. — Скорее, это последние отголоски ярости.

— Вполне понятно, — сказал Стоу. — И что утверждал Войси?

— Он был очень горд тем, что хитростью заставил лорда Бриджуотера способствовать осуществлению его планов. Только благодаря помощи Бриджуотера удалось сделать действующее устройство. Оба этих человека были преданы идее экспансии имперских интересов, которую я считаю нездоровой. — Роберт фыркнул. — Я знал, что Войси играл на патриотизме Бриджуотера и его уважении к Гласкаслу как к центру магических исследований. Бриджуотер не только обеспечил частное финансирование проекта, но и воспользовался своим немалым влиянием в правительственных кругах, которое употребил в пользу Гласкасла.

— Вернемся к зашифрованному письму, — сказал Портеус. — Войси не сказал вам чего-то, что заставило бы вас считать его самого вовлеченным в переговоры с тайными службами Германии?

— Наоборот. Судя по тому, что мне говорил Войси, он написал это письмо с единственной целью — чтобы очернить Фелла. Продажа секретных сведений Германии была самым серьезным преступлением, какое только Войси мог вообразить.

— Войси не говорил вам ничего, что заставило бы вас решить, что граф Бриджуотер имел дело с немцами? — спросил Портеус.

— Самый заклятый враг его светлости не смог бы сделать такое заявление и рассчитывать, что его примут серьезно, — ответил Роберт. — Насколько я понимаю, и Войси, и Бриджуотер были слишком фанатичны, чтобы думать о подобных шагах.

Рассел нахмурился и подался вперед.

— Слишком фанатичны? Что вы хотите этим сказать?

Роберт уточнил:

— Мне следовало сказать «слишком патриотичны».

— Но разве можно быть слишком патриотичным?

— Это суждение зависит от того, как вы посмотрите на действия, предпринятые обвиняемым, — спокойно парировал Роберт.

Стюарт прервал их пикировку:

— Спасибо. Этого достаточно.

Деканы отпустили Роберта. Зрители зашевелились, зашептались и закашляли, пока он возвращался на свое место. Распорядитель вызвал следующего свидетеля, Мередита.

Мередит занял место, которое освободил Роберт. Лэмберту показалось, что выглядит он скованно — возможно, потому, что оделся более официально, чем обычно, — в преподавательскую мантию поверх безупречно аккуратного костюма. Портеус снова заговорил первым:

— Джон Мередит, расскажите нам, как вы восприняли события вчерашнего дня.

— Как я их воспринял? — Мередит на секунду задумался. — Вы разбудили меня в середине ночи, вот как я это воспринял. Этот идиот Уильямс прислал из Ладлоу телеграмму с каким-то бредом насчет работающей версии устройства «Аженкур». Я только-только вернулся из Лондона, где несколько дней убил на бесплодные попытки добиться встречи с лордом Файви. Пустая трата времени!

— Пожалуйста… — Стюарт поднял руку, останавливая тираду Мередита. — Мы не могли бы ограничиться событиями вчерашнего дня?

Мередит успокоился.

— Хорошо. Наверное, я успел проспать часа три, когда меня разбудил Портеус. Он сказал, что устройство «Аженкур» работает. Уильямс собственными глазами видел, как его применили. Я попытался ответить ему, что если бы кто-то сделал такое, я бы об этом знал. Он, как всегда, не обратил на мои слова ни малейшего внимания. И не успел я опомниться, как оказался втиснутым в купе вместе с Портеусом и Стоу, и мы спорили о том, какое заклинание лучше всего будет применить, когда мы окажемся на месте.

Вид у Портеуса был крайне возмущенный, но не успел он заговорить, как Стоу спросил:

— В какой момент вы смогли оценить степень участия Войси?

— Мы уже полдороги проехали, когда кто-то вообще упомянул об участии Войси. — Мередит был раздосадован. — До того момента у меня было смутное впечатление, будто кому-то удалось проникнуть в университет и украсть устройство. По правде говоря, когда я услышал выдвинутые против Войси обвинения, то даже не смог поверить, что этот человек способен был совершить подобное.

Стоу откашлялся и спросил:

— В какой момент вы встретились с Адамом Войси?

— Как раз в тот момент, когда я смог оценить степень его участия, — с горечью ответил Мередит. — Мы успешно использовали Великий Глас, чтобы разрушить защитные заклинания, наложенные на приют Святого Хьюберта. Я был в числе первой группы преподавателей, вошедших в здание, — в первой разведывательной партии. В тот момент, когда я открыл дверь чулана и увидел наставленное на меня дуло этого проклятого устройства «Аженкур», — именно в тот момент я и понял, что все слышанное мною о Войси — правда. А в следующее мгновение он превратил меня в лиса.

— Вы в какой-то момент осознавали, что Войси трансформировал себя так, чтобы походить на вас? — поинтересовался Стоу.

Мередит с отвращением заявил:

— Ни черта я не осознавал, пока не очнулся на Летнем газоне, голый, как новорожденный младенец. У вас еще будут вопросы?

— Э… нет. На данный момент это все.

С чуть виноватым видом Стоу отпустил Мередита.

Распорядитель еще раз стукнул молотком и вызвал Николаса Фелла. Фелл в профессорской мантии составил яркий контраст аккуратному Мередиту. Николас стоял перед деканами и ждал их первого вопроса так терпеливо, словно дожидался поезда, на который не особенно-то и хотел попасть.

На этот раз от лица деканов заговорил Рассел:

— Николас Фелл, пожалуйста, объясните, почему вы пренебрегли своими обязанностями хранителя, а также обязанностями члена совета Гласкасла, чтобы осуществлять заинтересовавшие лично математические расчеты, для проведения которых у вас не хватало квалификации?

— Мои дорогие коллеги, — ответил Фелл, медленно обведя присутствующих бесстрастным взглядом, — со всем уважением я это делать отказываюсь. Каковы бы ни были мои соображения, они являлись достаточно весомыми, если принять во внимание, насколько ограниченные знания я имел на тот момент.

— Интересное заявление, — сказал Стоу. — Должны ли мы заключить, что в настоящий момент ваши знания приумножились?

Казалось, Фелл заскучал.

— Вы можете счесть, что я нахожу вопрос мистера Рассела нахальным.

— Вы поэтому отказываетесь отвечать? Потому что мните себя выше наших вопросов? — вопросил Рассел.

— Совершенно очевидно, что вы питаете слабость к нахальным вопросам, — парировал Фелл. — Вы способны задавать какие-либо другие?

— Джентльмены, позвольте мне вам напомнить, что мы собрались здесь не для того, чтобы быть невежливыми по отношению друг к другу, — предостерег их Стюарт. — Мы здесь для того, чтобы выяснить истину. Вы, как никто другой, имеете возможность нам помочь, мистер Фелл. Вы это сделаете?

Фелл заметно смягчился.

— Я помогу вам, если смогу.

— Возможно, мы могли бы обойтись без вопросов и продолжить. — Стюарт сверкнул глазами, заставив замолчать готовившихся протестовать деканов. — Мистер Фелл, с вашей точки зрения — что именно происходило?

— Я расскажу вам, что, по-моему, случилось, — сказал Фелл. — Кое-что из этого я знал уже достаточно давно, по пустым пересудам. Кое-что узнал из разговоров с Войси, пока находился в плену в приюте Святого Хьюберта. Кое-что я потрудился выяснить уже после того, как Лэмберт спас меня и сохранил защиту. Большую часть я вынес из тесных объятий Бриджуотера. Пока он пил из меня силы, мне стала ясна его озабоченность.

— И что это была за… э-э… озабоченность?

Казалось, Стюарт был не слишком уверен в том, что хочет получить ответ на этот вопрос.

— Во-первых, он хотел спасти мир.

Фелл горько улыбнулся.

— В каком смысле? — спросил Рассел.

— В самом прямом. Он намеревался обеспечивать безопасность всего мира лично, после того как контроль над ним перешел бы к Британской империи — под его наблюдением, конечно.

— Да что вы! И как он намеревался это осуществить? — поинтересовался Стоу.

— Через меня. По его мнению, я игнорировал возможности хранительства. А раз я ими не пользовался, это следовало сделать кому-то другому. Если я готов был что-то упустить, он имел право этим воспользоваться. По его мнению, естественно.

— А, да! Хранительство. — Портеус удовлетворенно заулыбался. — Несмотря на все современные теории, мы видим перед собой нового хранителя запада. Я приветствую вас, сэр.

Вид у Фелла был немного смущенный.

— Вы слишком добры. Однако события, которые мы сейчас обсуждаем, происходили до того момента, как я принял хранительство. По причинам, на которых в данное время не намерен останавливаться, я желал воздержаться от хранительства. Возможно, я изменил бы свою позицию, если бы подозревал, как мое промедление сыграет на руку Войси и Бриджуотеру.

— Вы считаете их обоих равно виновными? — спросил Стюарт.

— Я больше виню Бриджуотера, поскольку он понимал сущность хранительства, тогда как Войси искренне считал это элементом фольклора, пока граф не убедил его в обратном. Бриджуотер хотел, чтобы я продолжал воздерживаться от хранительства, пока он ищет способы получить силу через меня. Вот почему он пригласил меня погостить в Ладлоу, когда я приехал на его лекцию в Лондон.

— Однако вы отклонили это приглашение, — напомнил Стюарт. — У вас были какие-то причины с подозрением отнестись к тому интересу, который выказал вам Бриджуотер?

— Я ни о чем не подозревал, — ответил Фелл. — Мне нужно было работать. Бриджуотер был не менее заинтересован в том, чтобы установить связь с силой защиты Гласкасла, как и в том, чтобы применить силу, которую, по его мнению, я игнорировал. Вот почему он позволил Войси установить жезл Эджертона в устройство «Аженкур».

— Я понимаю, почему Войси хотел включить туда жезл Эджертона, — проговорил Стоу. — Но ведь Бриджуотер должен был бы сам им дорожить? Почему он согласился на то, чтобы жезл использовался в устройстве «Аженкур»?

— Жезл Эджертона позволил Бриджуотеру установить связь с этим устройством. Он был значительным источником сил для Бриджуотера, но граф мог иметь доступ к его силам и на расстоянии. Как только жезл был установлен в устройство, он смог подключиться к энергии Гласкасла. По крайней мере, ему стало доступно такое же количество энергии Гласкасла, какое мог использовать Войси. Это самое устройство «Аженкур» оказалось на удивление неэффективным сверхоружием. И одна причина тому заключается в том, что Бриджуотер вытягивал из него энергию только чуть медленнее, чем Войси ее туда закачивал.

— Войси принял жезл и установил его в устройство. Почему? — спросил Стюарт.

— Такую значительную силу, как жезл Бриджуотера? Войси был уверен в том, что магия Гласкасла подчиняет себе все остальные виды магии. Жезл, как это понимал Войси, был всего лишь источником энергии. — После короткой паузы Фелл добавил: — Есть и еще одна причина, по которой Войси хотел использовать жезл Бриджуотера, менее прагматическая. Войси знал, что Бриджуотер ему завидует, и получал от этого удовольствие. Ему хотелось, чтобы граф был вовлечен в его проект, всегда был рядом, постоянно ощущал превосходство Войси.

— А почему Бриджуотер это допустил? — вопросил Стоу. — Если силы Бриджуотера были настолько велики, то почему он так долго выжидал, прежде чем начать атаку на защиту Гласкасла?

— Бриджуотер не осмеливался приблизиться к защите Гласкасла, пока Войси не начал использовать жезл Эджертона. Только после этого он получил возможность вытягивать силу из Гласкасла, через Войси и в конечном итоге через жезл, — объяснил Фелл. — Но и тогда Бриджуотер действовал осторожно. Его провели через ворота во время суматохи, вызванной прибытием животных из приюта Святого Хьюберта. Ко мне тоже приставили сопровождающих. Бриджуотеру потребовалось несколько часов на то, чтобы найти способ меня освободить. В конце концов он использовал физическую силу, чтобы заставить меня прийти с ним в сад.

— Любой преподаватель Гласкасла мог его туда привести, — возразил Рассел. — Зачем Бриджуотеру понадобилось освобождать именно вас? Потому что вы хранитель запада?

Фелл очень серьезно посмотрел на Рассела.

— Если бы я взял на себя эти обязанности, Бриджуотер не мог бы заставить меня идти с ним. Но я по-прежнему сопротивлялся. Поэтому Бриджуотер планировал использовать меня для того, чтобы получить доступ к силе, которой я сам пользоваться отказывался, — точно так же как Войси был той соломинкой, через которую Бриджуотер выкачивал силу Гласкасла.

— Бриджуотер обрушил защиту Гласкасла незадолго до пяти, — сказал Портеус. — Молчание часов стало для нас первым предупреждением относительно намерений Бриджуотера. Но если вы знали, что он состоит в заговоре с Войси, почему не предостерегли нас?

— А я этого не знал, — просто ответил Фелл. — Я был изумлен, когда узнал, что в устройстве «Аженкур» в качестве детали указан жезл Эджертона. До того момента я предполагал, что Войси действует в одиночку. Чары на кресле в приюте Святого Хьюберта показались мне слишком сложными, чтобы быть делом рук Войси, но роли, сыгранной Бриджуотером, я не знал до тех пор, пока он не утащил меня в сад.

— А когда он это сделал, — спросил Стоу, — когда вы поняли, каковы его намерения, вы сочли, что у вас есть основания бояться за свою жизнь?

— Наоборот. — Фелл тщательно подбирал слова. — Я боялся, что моя жизнь окажется слишком долгой. Если бы я умер до того, как Бриджуотеру удалось добраться через меня до силы хранительства, хранителем стал бы кто-то другой. И невозможно сказать, кто именно. Но я решил, что было бы лучше закрыть ту дверь, которая была им распахнута. Прервать связь, установившуюся между нами. Пока не стало слишком поздно. Вот почему я попросил мистера Лэмберта о помощи.

— Был ли такой момент, когда либо Войси, либо Бриджуотер угрожали вам смертью? — спросил Рассел.

— О нет. Они оба меня похищали, но не имели намерения убить, — ответил Фелл.

— Есть ли еще какие-то обвинения, которые вам хотелось бы выдвинуть против этих людей? — осведомился Стюарт.

— Помимо похищений? — Фелл задумался. — В чем-то я даже благодарен Войси. Он предоставил мне время, в течение которого я мог без помех заниматься своей работой. Можно даже сказать, что косвенным образом он внес свой вклад в процесс логических умозаключений, которые позволили мне принять хранительство. Напротив, Бриджуотер использовал всех нас совершенно беспардонно. Для осуществления своих целей он крал всю энергию, к которой только мог получить доступ. Он выпотрошил Гласкасл. Если бы его не превратили в животное, то я не сомневаюсь, что он совершил бы и другие преступления.

— Так вы желали бы, чтобы Бриджуотер был наказан более сурово, чем Войси? — уточнил Стюарт.

— Мои желания вас заботить не должны. Вас должен заботить закон. Но прошу вас не повторять той ошибки, какую совершил Войси. Не переоценивайте возможностей Гласкасла. Бойтесь Бриджуотера. Обойдитесь с ним справедливо, накажите его в соответствии с законом. Но бойтесь его.

Зрители начали негромко переговариваться. Деканы приняли призыв Фелла в полном молчании. Они переглянулись, беспокойно поерзали на месте — и совершенно ничего не сказали даже друг другу. После того как целую минуту в зале слышны были только слившиеся воедино неразборчивые перешептывания и пересуды зрителей, Фелл спросил:

— Если это все, то не будете ли вы любезны меня отпустить?

— Безусловно, — сказал Стюарт.

Фелл сошел со сцены и вернулся на место.

Звучным голосом Портеус вопросил:

— Желают ли обвиняемые обратиться на данном этапе к деканам? Если вы имеете что-либо сказать в свою защиту, то прошу вас это сделать.

Войси заговорил:

— Я не могу подняться на ноги, чтобы обратиться к суду так, как мне подобало бы это сделать, потому что эта паутина мне мешает. Простите меня, молю вас. Второй обвиняемый способен подняться на ноги — и это совершенно иные ноги, — но он не способен обращаться к кому бы то ни было. Простите его, молю вас. Я уже дал показания под клятвой, так что не стану утомлять вас их повторением. Я хотел бы поблагодарить вас за показания, которые услышал этим утром. До этого момента я не имел представления обо всей глубине двуличности Бриджуотера. То, что делал я, — все, что я делал, — совершалось ради вящей славы нашей империи и вящего благосостояния университета. То, что я стал марионеткой в руках Бриджуотера, мне сознавать очень горько, но отрицать это я не могу. Прошу вас поверить, что я искренне в этом раскаиваюсь. Если мои поступки поставили Гласкасл под угрозу, я заслуживаю наказания. Прошу только, чтобы мое наказание, каким бы оно ни было, распространилось и на Бриджуотера. Когда я буду страдать от вынесенного мне приговора, мои терпение и раскаяние будут сильнее, если я буду знать, что он страдает так же, как я, — и гораздо более заслуженно.

Даже скрип деревянного пола не нарушил тишины, наступившей после этих слов. Зрители притихли. Деканы были совершенно бесстрастны. Лэмберт подумал, что даже индейским вождям из шоу кайова Боба не удалось бы держаться лучше.

Постепенно тишина стала уходить, разъедаемая тихими звуками, которые всегда возникают там, где собралось большое количество людей. Кто-то закашлялся. Кто-то прошептал что-то. Чей-то стул скрипнул, чуть передвинувшись по натертому воском паркету. Шепотки слились в гул. Гул превратился в негромкие разговоры. Наконец распорядитель стукнул молотком, требуя тишины.

Проведя собственные негромкие переговоры, деканы свели остальное слушание к вопросам, уточнявшим характер законов, которые были нарушены Войси И Бриджуотером. Трех экспертов-юристов вызвали на сцену и расспросили относительно различных преступлений. Все эксперты были едины в своем мнении. Войси и Бриджуотера можно было обвинить в саботаже правительственного военного проекта и похищении. Бриджуотер также атаковал защиту университета с самыми злокозненными намерениями. Существовали все основания для того, чтобы передать дела обвиняемых для дальнейшей судебной процедуры.

По завершении показаний экспертов деканы еще раз коротко посовещались. Их бесстрастность и выверенное достоинство кивков и негромких слов с новой силой напомнили Лэмберту индейских вождей. Им не хватало только трубки мира.

Стоу кивнул распорядителю, который стукнул молотком, призывая к вниманию.

Стоу объявил:

— На этом слушания закончены.

Стюарт добавил:

— Общественность будет со всей возможной быстротой оповещена о нашем вердикте. А пока все зрители могут уходить.

Поскольку уже наступило время ленча, это решение было с воодушевлением принято всеми присутствующими. Лэмберт очень удивился, когда Фелл присоединился к нему и Брейлсфордам за салатом из омаров и шампанским. Эми и Роберт уговорили Джейн задержаться у них еще на несколько дней, и все трое пребывали в приподнятом настроении. Трапеза получилась праздничной. По ее окончании Эми презентовала Лэмберту отличную золотую цепочку для карманных часов, украшенную очень знакомым ему брелоком из слоновой кости.

— Миссис Брейлсфорд, я не могу принять такой подарок! — запротестовал Лэмберт, отрывая взгляд от костяного веретена. — Оно же принадлежало вашей бабушке! Это семейная реликвия. И цепочка слишком хороша…

— Замолчите, Лэмберт, — посоветовала ему Джейн. — Сначала скажите «спасибо» и вежливо примите подарок. А потом молчите.

Лэмберт выполнил ее приказ в точности.

Придя в восторг от его капитуляции, Эми схватила его за руки.

— Мы так благодарны вам за все, что вы для нас сделали! Вы выручили Роберта и спасли Гласкасл и рисковали своей жизнью, отправившись оберегать Джейн, когда она уехала на автомобиле.

— Это я выручил Роберта, — напомнил Фелл негромко, а Джейн в то же время запротестовала:

— Он меня не оберегал!

Эми перевернула руки Лэмберта и с восторженным вниманием осмотрела его ладони.

— Ой, как мило! Я вижу, вам все еще предстоит долгое путешествие по воде. Вы удачно женитесь, и у вас будет… — Она внимательнее присмотрелась к его правой руке и, казалось, что-то считала про себя. — Да, семь детей!

Лэмберт снова воспользовался советом Джейн. Он вежливо поблагодарил Эми, высвободил свои руки из ее хватки — и промолчал.

Роберт сжалился над Лэмбертом и поменял тему разговора:

— Поскольку проект «Аженкур» закрыт, вы пока еще не знаете, что будете делать дальше. Но каковы бы ни были ваши планы на ближайшее время, я думаю, вы захотите вскоре вернуться в Вайоминг.

— Да вроде не собирался, — отозвался Лэмберт, не вдаваясь в подробности.

— Значит, Джейн права. — Роберт явно был удивлен. — Она рассказала мне, почему вы не можете вернуться. Должен признаться, мне было трудно этому поверить.

Лэмберт перевел взгляд с Роберта на Джейн. Он сам изумился тому, насколько сильное разочарование испытывает. Он никогда не считал Джейн болтушкой. Хотя почему бы ей было не повеселить брата забавной историей, какую из себя представляло прошлое Лэмберта? Она не могла догадываться, насколько сильно его это задевает… Впрочем, ему казалось, что она могла бы об этом догадаться.

Джейн заговорила, пока Лэмберт еще искал слова, за которыми можно было бы спрятать свое горькое удивление.

— Робин говорит, что ему было трудно мне поверить. А на самом деле он хотел сказать, что обвинил меня в выдумке. Как будто я способна на такое! — беззаботно бросила она.

— Джейн! Неужели ты имела нахальство рассказать ему ту же историю, которой потчевала меня, — про Минни и бандита Рамиреса? — Эми перевела взгляд с Джейн на мужа и с ласковым укором сказала: — Роберт, тебе надо меньше работать. Если бы ты время от времени отрывался от выполнения своих обязанностей и следил за культурной жизнью, то не попался бы на эту глупую мешанину, которую тебе рассказывала Джейн.

— Но я же сказал, что мне трудно было поверить! — запротестовал Роберт, а потом пояснил Лэмберту: — Джейн утверждает, что вы не осмеливаетесь вернуться в Вайоминг, потому что там за вашу поимку назначена большая награда, так как на самом деле вы бандит Рамирес, которого разыскивают силы правопорядка.

— Эй, постойте… — начал Лэмберт, отодвигая свой, стул от стола.

— Правда? — Фелл устремил на Лэмберта взгляд, полный глубокого интереса. — А мне вы об этом не говорили.

— Ах, Робин! — Джейн хмуро взглянула на брата. — А мне казалось, что ты меня слушал! Я сказала, что там подозревают, будто Лэмберт — это бандит Рамирес. Тут же есть разница!

— Это сплошная чушь, — объявил Лэмберт.

— Это все из «Девушки с Золотого Запада», — сказала Эми, потрепав Роберта по руке. — Поедем со мной, когда я отправлюсь в «Ковент-Гарден», и тогда ты, возможно, не будешь принимать все так буквально, когда Джейн решит позабавиться на твой счет.

— «Девушка с Золотого Запада»? — тоскливо переспросил Фелл.

— Ее написал Пуччини, — пояснила ему Эми. — Вы и сами могли бы время от времени ходить в оперу.

Лэмберт снова откинулся на спинку стула и посмотрел на Джейн:

— А вы не признавались мне, что ее видели.

Секунду Джейн смотрела на него так серьезно, что Лэмберт снова вспомнил ту измученную девушку, какой он видел ее в приюте Святого Хьюберта.

— А я очень во многом вам не признавалась, — заявила она. А потом широко улыбнулась, и вся ее серьезность уступила место озорству. — Я просто не могла удержаться, чтобы не испытать терпение Роберта. Глядя на него, трудно догадаться, что порой он бывает так очаровательно доверчив.

Лэмберт понял, что тупо уставился на Джейн, только когда она чуть нахмурила брови и спросила:

— Вы нормально себя чувствуете? Не мучаетесь несварением желудка?

— Нет-нет, — поспешно проговорил Лэмберт. — Я просто… просто кое-что сообразил, вот и все.

Джейн недоуменно моргнула.

— Понимаю.

Но было совершенно ясно, что она ничего не понимает.

Лэмберт постарался ее успокоить:

— Вы вполне можете снова начать дразнить брата. Со мной все в порядке.

Джейн опять повернулась к Роберту, и Лэмберт испустил протяжный вздох облегчения. Эта улыбка Джейн его совершенно ошарашила. Она заставила Лэмберта понять нечто такое, что ему следовало бы сообразить уже давно. В его отношении к Джейн крылось нечто большее, чем простая дружба, и, чем бы ни было это нечто, Джейн чувствовала то же. В этот момент озорства между ними проскочила реально ощутимая, как разряд электричества, искра чувства, столь же чистого и нежного, как музыкальный аккорд. И это напугало Лэмберта до полусмерти.

После ленча семейство Брейлсфорд отправилось обратно в театр Тегей, чтобы ждать вердикта деканов. По просьбе Фелла Лэмберт задержался с ним, пока Николас неспешно курил сигару.

— Я хотел кое о чем вас спросить. — Фелл выглядел несколько смущенным.

— О чем?

Лэмберт встревожился, вспомнив, какой интимный оборот принял разговор в последний раз, когда Фелл произнес эти слова. Он все еще не пришел в себя после своего озарения насчет Джейн. Сейчас было совершенно неподходящее время для допроса с пристрастием.

Фелл откашлялся и дернул себя за ус.

— Интересно, вам не захочется присоединиться ко мне для долгого путешествия по воде?

— А? — Лэмберт воззрился на своего друга. — Прошу прощения? Я не совсем понял.

— Я хранитель запада, — сказал Фелл. — Если исторические документы не ошибаются, хранители способны путешествовать по воде, не испытывая ни малейших неудобств. Резкий контраст с тем, что чувствуют маги, насколько я понимаю. Мне хочется поскорее проверить это на опыте. Всегда хотел повидать мир. Нечто большее, чем этот уголок, пусть он несомненно зеленый и красивый. Поскольку я хранитель запада, мне не помешает познакомиться с этим западом. С Золотым Западом.

— Вы хотите отправиться на Запад?

Лэмберт попытался представить себе реакцию Фелла при его первом взгляде на Вайоминг. Он попытался представить себе реакцию Вайоминга при его первом взгляде на Фелла. И усилия, потребовавшиеся на то, чтобы сохранить серьезное выражение лица, чуть было не заставили его пошатнуться.

— Я хочу отправиться на корабле в Северную Америку, а там путешествовать по континенту. На поезде, а не на автомобиле, — добавил Фелл поспешно. — Вы не согласитесь меня сопровождать?

Лэмберт колебался. Он понимал, что вскоре ему придется уехать из Гласкасла. Но он не думал, что будет потом. Во время работы в шоу кайова Боба, переезжая из Лондона в Париж, а оттуда — в Германию, он дал себе слово, что самостоятельно посмотрит остальной мир, прежде чем возвращаться в Соединенные Штаты. Константинополь, Санкт-Петербург, Нормандия… Теперь все эти планы уже казались ему маловероятными. Но готов ли он так быстро вернуться домой? Он пытался найти ответ, но ответа не было.

— Это не срочно. — Похоже, Фелл почувствовал его неуверенность. — Обдумайте мое предложение.

— Думать бесполезно, — признался Лэмберт. — Я не могу вернуться. Пока не могу.

— Но это не связано с наградой за вашу голову, да? — спросил Фелл с грустной улыбкой.

Лэмберт виновато улыбнулся в ответ:

— Я просто не могу.

— Понимаю. — Фелл хлопнул его по плечу. — Я буду писать.

Лэмберт и Фелл уселись рядом с Брейлсфордами на жесткие стулья театра Тегей, успев вернуться до того момента, как деканы огласили свой вердикт. Стоу выпятил грудь так, что белоснежная рубашка раздвинула края профессорской мантии, и зачитал решение голосом, который по громкости не уступал голосу Портеуса, хоть и был вдвое выше.

Было объявлено, что Адам Войси лишается всей власти и привилегий, какими его одарил Гласкасл. Он будет передан полиции. Бриджуотеру, до тех пор пока соответствующее судебное учреждение не вынесет ему должный приговор, предстояло оставаться черепахой. Обоих ждал суд по обвинению в саботировании проекта, жизненно важного для имперской безопасности: Войси должен предстать перед королевским судом присяжных, а Бриджуотер — перед коллегией присяжных одного с ним социального статуса в суде пэров.

Покончив с главными злоумышленниками, деканы стали рассматривать мелкие проступки, связанные с этими событиями. Мужчине в котелке предстояло оставаться в трансе, наведенном на него его нанимателем, Адамом Войси, до того момента, когда эти чары удастся разрушить. После этого он должен был ответить на обвинения в различных нарушениях закона, включая вторжение на запретную территорию, попытку похищения, физическое насилие и порчу университетского имущества. Младшекурсникам Гласкасла мелкие нарушения в виде прогулов, невыполнения студенческих обязанностей и порчи имущества в приюте Святого Хьюберта были прощены. Гласкасл объявлял, что не несет ответственности по возможным жалобам, которые могут быть выдвинуты людьми, трансформированными в животных и обратно. Чары, препятствующие ходьбе по Летнему газону, будут восстановлены в прежней силе и назначении. С этого момента всем пешеходам, не имеющим соответствующих привилегий, рекомендуется придерживаться дорожек, вымощенных гравием.

И наконец, члены совета Гласкасла пожелали получить подтверждение того факта, что хранитель запада, которого передовые мыслители считали пережитком народных поверий, существует в действительности. И совет Гласкасла с гордостью заявил, что новый хранитель запада, Николас Фелл, принадлежит к числу его сотрудников. Несомненно, провозгласили деканы, он будет выполнять свои обязанности — все свои обязанности — блестяще, к вящей славе Гласкасла.

К трем часам слушания были объявлены закрытыми, а расследование завершенным. Театр опустел. Всем сотрудникам Гласкасла надлежало вернуться к своим обязанностям.

У Лэмберта и Фелла оставалась масса времени для обсуждения новостей, пока не пришла пора идти к Портеусу пить херес.

Лэмберт еще никогда не видел Портеуса таким оживленным. Возможно, отчасти его хорошее настроение было связано с отменным комфортом комнат, которые он занимал в колледже Святого Иосифа, — хорошо скрытых от жаркого солнца, тихих, с приятным ароматом летнего ветерка, влетавшего в открытые окна. Глаз радовала обстановка в стиле георгианских времен, настенные гобелены, персидские ковры. А поданный херес был под стать нектару богов на самом Олимпе.

Роберт и Эми держались рядом — на расстоянии прикосновения. Фелл старался быть подальше от всех остальных. Лэмберт обнаружил, что неестественно чутко замечает каждый шаг, который делает Джейн. Он старался скрыть свою реакцию на нее, упрямо сосредоточиваясь на Портеусе. А Портеус если и заметил что-то, то расценил интерес Лэмберта как нечто само собой разумеющееся.

— Я счастлив, что вы все смогли принять мое приглашение. — Портеус обвел собравшихся приветливым взглядом. — У меня есть для мистера Лэмберта предложение, и, я надеюсь, вы все присоединитесь ко мне, чтобы убедить его это предложение принять.

Лэмберт отставил рюмку и приготовился слушать магистра со всем вниманием.

Портеус прокашлялся.

— Мистер Лэмберт, я надеюсь, что вы доставите преподавателям Гласкасла огромное удовольствие, согласившись присутствовать на короткой церемонии в капелле колледжа Трудов Праведных перед вечерней трапезой. Вас пригласят пройти обучение в качестве студента Гласкасла. Стоу, Стюарт, Рассел, Брейлсфорд и я искренне приветствуем эту идею. Мы надеемся, что вы примете наше приглашение.

Эми в восторге хлопнула в ладоши и воскликнула:

— Ах, как чудесно!

Роберт расплылся в улыбке, Джейн тоже — и благодаря улыбкам их семейное сходство стало заметнее обычного. Фелл ничего не сказал: он пристально смотрел на Лэмберта, изучая его реакцию.

Лэмберт был рад, что успел поставить свой бокал с хересом.

— Вы… вы хотите, чтобы я стал студентом Гласкасла? — Он не сомневался, что ослышался. — Это невозможно.

Портеус сказал:

— Вы пришли к нашим дверям необычным путем, но что с того? Если проект «Аженкур» и имел какой-то результат, то именно в качестве подтверждения вашего превосходного восприятия.

Лэмберт не знал, с чего начать.

— Но… ведь я американец!

Портеус нахмурился:

— Действительно. И что с того? У нас много лет не было студентов из Америки, но, когда в последний раз таковой учился, никаких проблем не возникло.

— Не больше проблем, чем с обычными студентами, — вставил Фелл.

— В Гринло почти всегда есть одна-две девушки из Америки, — сказала Джейн. — Что очень хорошо, потому что они, как правило, привозят превосходные граммофонные пластинки.

— А ты еще утверждаешь, что в Гринло обучают правилам приличия, — проговорил Роберт, качая головой с наигранной укоризной.

— До или после того, как обучают тустепу? — спросила у Джейн Эми, подыгрывая мужу.

— В Гринло мои соученицы научили меня танцевать мазурку, цыганочку и лезгинку, — заявила Джейн. — А преподаватели учили нас только танцу смерти: это было на дополнительных занятиях.

Лэмберт, с трудом оторвав взгляд от Джейн, вмешался:

— Войси объяснил мне, что американцы не владеют магией. Из-за эмиграции через океан. Это результат эволюции.

Портеус улыбнулся:

— Войси сказал вам это? Очень самоуверенный парень, этот Войси. У него были свои теории, и он упрямо их придерживался. Со временем он мог бы внедрить их в университетскую политику. Однако в настоящий момент в уставе нет правила, которое бы имело какое-либо отношение к американцам.

— Что едва ли удивительно, — вставила Джейн. — Не знаю, когда писался устав, но удивилась бы, если бы Гласкасл вообще слышал об Америке, не говоря уже о том, чтобы уделить внимание ее жителям.

— Большая часть устава была записана в тысяча пятьсот пятьдесят девятом году, во времена первого парламента Елизаветы, — сказал Роберт. — С тех пор в него вносились поправки, конечно.

— О, конечно, — кивнула Джейн. — Одна или самое большее две, как я полагаю.

— Одна или две сотни скорее, — поправила ее Эми. — Я его читала, знаешь ли. Хорошая жена всегда в курсе проблем, с которыми сталкивается ее муж.

— Да не в уставе дело. Как насчет обязательного знания латыни? — вопросил Лэмберт.

Портеус позволил себе оторваться от смакования хереса.

— А, да. Латынь. Вам придется изучать ее параллельно с обучением магии. Было бы проще, если бы вы знали ее прежде, чем начать пение гимнов, но тут ничего поделать нельзя. При условии, что вы сдадите зачет по латыни до окончания курса, мы готовы пренебречь этим требованием для вашего поступления.

Лэмберт изумленно воззрился на него, потом взглянул на Фелла — и снова перевел взгляд на Портеуса.

— А как насчет происхождения? Войси говорил, что Гласкасл требует, чтобы его студенты имели должное происхождение!

— Я утверждаю, что ни Войси, ни кто бы то ни было еще не найдет в письменном уставе никаких упоминаний о происхождении. Если вас пригласили для обучения, это значит, что у вас соответствующее происхождение. Потому что, видите ли, Гласкасл всегда прав.

Самодовольство Портеуса не знало границ.

— О, совершенно верно, — согласился Фелл не без сарказма.

Казалось, Джейн это насмешило, но она не позволила никому отклониться от темы разговора:

— Конечно, это ведь истина, так? До чего удобно!

Роберт и Эми наблюдали за происходящим с явным одобрением.

Фелл кашлянул и поймал взгляд Портеуса.

— А, да. Еще одна вещь, — сказал магистр. — Мы подумали, что плата за обучение может представлять некоторые трудности, так что позволили себе вольность оформить для вас ссуду. Условия вполне разумные, уверяю вас.

Лэмберт совершенно растерялся.

— Не знаю, что сказать. Я мог бы стать студентом Гласкасла? — Неужели он все-таки нашел свою настоящую родину? — Полноправным студентом? А не просто помогать с разными работами?

— Полноправным студентом, — заверил его Портеус.

Лэмберт продолжал сомневаться:

— И больше никаких испытаний меткости?

Ему ответил Роберт:

— Поскольку финансирование устройства «Аженкур» прекращено, нам не нужны меткие стрелки. И боюсь, что мы больше не получим правительственных заказов. Тобиасу и Сопвиту будет нелегко оправдать ожидания, которые они породили по отношению к своим авиационным экспериментам в Фарнборо. Откровенно говоря, я им не завидую.

— Студент Гласкасла. — Лэмберт шепотом произнес эти слова, но даже сам не мог поверить в их реальность. Он покачал головой и произнес еще раз, уже громче: — Студент Гласкасла!

Фелл улыбнулся Лэмберту.

— Авиация! — выдохнула Джейн, широко раскрыв глаза. А потом еще тише с таким глубоким чувством, что это напоминало благоговение, добавила: — Аэропланы.

Похоже, Роберта ее реакция встревожила, но он ничего не сказал.

Эми переводила взгляд с Роберта на Джейн и обратно.

— Роберт? — Она снова повернулась к Джейн. — Что это значит: «аэропланы»?

— Вы должны будете четко объяснить нам, почему желаете стать студентом Гласкасла. Вы несколько старше большинства поступающих, но это может быть доводом в вашу пользу, — сказал Портеус. — Иногда самым юным из поступивших требуется несколько триместров на то, чтобы остепениться и приступить к занятиям как следует.

Лэмберту казалось, что у него желудок завязался на несколько узлов.

— Не знаю, что сказать.

— Ничего говорить не надо. Пока не надо. Просто подготовьте свой ответ к тому моменту, как присоединитесь к нам в капелле в семь часов. — Портеус хлопнул Лэмберта по плечу. — Да, и это официальная церемония. Так что оденьтесь соответствующим образом.

Лэмберт посмотрел на Фелла, который со смущенной улыбкой глядел в свой бокал. Не сумев поймать взгляд друга, Лэмберт повернулся к Джейн и обнаружил, что она улыбается, глядя прямо на него. От этой улыбки узел у него в животе стянулся еще туже.

— Что мне делать?

— Принять приглашение, конечно же, — сказала Джейн. — Вы мечтали учиться в Гласкасле с самого приезда. Эми сказала мне об этом уже на второй день моего пребывания здесь.

Лэмберт окончательно смутился при мысли о том, что Эми и Джейн могли о нем говорить, но сумел выдавить из себя:

— О, конечно, я мечтал когда только сюда приехал. — Он чуть помедлил. — Но меня столько раз ставили на место с тех пор… Ну их к дьяволу, — закончил он вполголоса.

— Очевидно, вы заставили их изменить свое мнение. Немалый подвиг, однако. — Джейн стала немного серьезнее. — Вы нужны Гласкаслу, Лэмберт. И если я хоть немного вас понимаю, то уверена: вам Гласкасл нужен точно так же, как мне нужен Гринло. Это ваш шанс. Воспользуйтесь им.

Долгие секунды Лэмберт смотрел Джейн в глаза. Молчание становилось все напряженнее, пока наконец Джейн его не нарушила:

— Подумайте об этом. Времени у вас уйма.

— О, уйма. До семи вечера, — мрачно отозвался Лэмберт.

Времени было слишком много — и абсолютно недостаточно, тем более что в этот момент он не в состоянии был связно думать. Сердце его так и норовило выпрыгнуть из груди. Он пылал от гордости. Он заставил их изменить мнение! Разум подсказывал ему, что поступление в Гласкасл в качестве студента повлечет за собой множество проблем. Например, когда у него появится возможность снова увидеться с Джейн? Совершенно запутавшись, он повернулся к Феллу:

— Что вы думаете?

Судя по искоркам смеха, плясавшим в глазах Фелла, тот видел, как на лице Лэмберта отражались все его мысли.

— Что я думаю, не имеет никакого значения. Важно то, что думаете вы. Не спешите, определитесь с ответом. Но выбирайте то, что вам по-настоящему хочется, и подумайте, почему вам хочется именно этого. Вы сделали правильный выбор, когда я испытал вас Золотым Западом. А теперь сделайте выбор снова. — Фелл поднял свою рюмку. — Леди и джентльмены, я приглашаю вас выпить за здоровье Сэмюэля Лэмберта!

В семь часов Сэмюэль Лэмберт обнаружил себя стоящим у дверей капеллы колледжа Трудов Праведных. Сколько раз он слушал гимны, сидя на своей скамье по другую сторону стены, окружавшей сад колледжа? Как часто он слышал, как голоса поднимаются, сливаясь воедино, но оставаясь приглушенными, — как сейчас, когда они доносились через массивную дверь капеллы? Как они будут звучать, когда он окажется внутри, когда услышит их полностью? Как они будут звучать, когда он окажется среди поющих, перестав быть посторонним?

Лэмберт медлил. На нем был его лучший костюм — и он чувствовал себя в нем неловко, хотя к вечеру августовская жара уже начала спадать. Фелл повязал ему белую бабочку и объявил, что он выглядит достаточно парадно. Сможет ли он выдержать регулярное облачение в парадный костюм? В костюм, включающий в себя цилиндр, белую бабочку и накрахмаленную манишку? Сможет ли он выносить чужие обычаи в течение полных трех лет обучения в Гласкасле? Будет ли учеба соответствовать тем ожиданиям, которые у него сложились? Может ли он быть уверен в том, что не обрекает себя на разочарование и крушение иллюзий? Может ли он быть уверен хоть в чем-то?

Потребность услышать музыку более отчетливо гнала Лэмберта вперед. Он открыл дверь и вошел внутрь. Капелла колледжа Трудов Праведных оказалась не такой величественный, как капелла Святой Марии, но Лэмберту она показалась гораздо более прекрасной, потому что вечерний свет, падавший из окон, был усилен свечами. Кое-где курился ладан — струйка сладкого аромата, вплетавшаяся в музыку. Лэмберт не мог разглядеть, где находятся студенты, но от их пения у него захватило дыхание. Он снял шляпу.

В одиночку Лэмберт прошел по нефу к алтарю. Там, между подсвечниками, стоял Джеймс Портеус, величественно-благодушный, словно сказочный король, и Сесил Стюарт, разрумянившийся после приобщения к превосходному хересу Портеуса. Поблизости находился Николас Фелл — но явно в качестве зрителя. Все трое были великолепны в парадных одеяниях. Под мышкой у Фелла была книга и сверток из черной ткани. Он услужливо принял цилиндр Лэмберта и заботливо положил в сторонке.

— Добро пожаловать, Сэмюэль Лэмберт, — проговорил Портеус, вручая Лэмберту свечу в деревянной чаше. — Вы пришли искать силу?

— Нет. — Ответ получился сдавленным, едва слышным, и Лэмберт прочистил горло. — Нет, сэр.

— Что вы ищете? — спросил Портеус.

Лэмберт помедлил, пытаясь найти слова, которые бы выразили то чувство, которое дарила ему музыка.

— Знания, сэр. Понимание.

Деревянная чаша блестела от многократных прикосновений. Лэмберт подумал о том, сколько рук держало ее до него.

— Что еще? — спросил Портеус.

Его рука все еще была протянута к незажженной свече Лэмберта, и его благодушие исчезло.

Лэмберт не пытался угадать, что хочет услышать Портеус. Он все равно не смог бы догадаться. И не стремился догадываться. Он будет говорить только правду.

— Это все, сэр. Я хочу учиться. И я хочу научиться создавать эту музыку. Я хочу петь гимны.

Впервые голос подал Стюарт:

— А вы умеете петь?

— Не как поют в опере, — ответил Лэмберт. — Но гимны я могу петь не хуже других.

Портеус вопросительно посмотрел на Стюарта.

— Ради знаний? Ради понимания? Чтобы учиться, работать и петь? Такой ответ годится?

Стюарт задумался.

— Он несколько туманный.

— Он честный. — Фелл подошел к Портеусу и Стюарту. — И еще есть вот это. — В его протянутой руке оказалась игральная карта, тройка червей. — Когда защита была восстановлена, я вернулся в комнаты, которые делю с Лэмбертом. Он показал мне вот это и спросил, не знаю ли я, что это такое. Где вы ее нашли, Сэмюэль?

— На подносе с визитками. — Лэмберт был изумлен тому, как пристально на него смотрят Портеус и Стюарт. Повернувшись к Феллу, он добавил: — Вы ведь сказали, что это, наверное, шутка кого-то из младшекурсников.

Портеус нахмурился:

— Это совершенно обычная игральная карта.

— Да. Но это тройка червей, — ответил Фелл. Стюарт воззрился на Фелла:

— А вы, случайно, не можете представить доказательства этому?

Вид у Фелла был виноватый.

— Если бы я решил что-то сфабриковать, то придумал бы нечто более убедительное, смею вас уверить. В этой карте нет ничего необычного. Но это тройка червей.

— Карта Аптона, — сказал Портеус.

— Что это значит? — спросил Лэмберт, хмурясь.

— В общей картине мира — совершенно ничего, — отозвался Фелл. — Я мог бы и сам ее подложить. Но мне не удалось найти никого, кто знал бы хоть что-то о том, как эта карта появилась на моем подносе. А Аптон использовал тройку червей как свой знак.

— Аптон умер сорок лет назад, — напомнил Лэмберт.

— Вот почему мы несколько растеряны, — сказал Стюарт. Обращаясь к Портеусу, он добавил: — Я принимаю ответ этого молодого человека, если он вас устраивает. Приступаем к клятве.

Портеус достал книгу.

— Клянетесь ли вы, Сэмюэль Лэмберт…

Тут он раскрыл книгу, и из нее вылетела игральная карта, упавшая на пол рубашкой вверх. Портеус замолчал, уставившись на нее.

— Если я ее подниму, — задумчиво проговорил Фелл, — вы обещаете не подозревать меня в том, что я сфабриковал и это?

Стюарт нагнулся и поднял карту. Это оказалась тройка червей. Он показал ее Портеусу.

— Ну?

— Это все подтверждает. — Портеус откашлялся и продолжил: — Клянетесь ли вы, Сэмюэль Лэмберт, оберегать Гласкасл и защищать университет от всех опасностей?

— Клянусь, — сказал Лэмберт.

Что было в этих словах такого, что заставило его сердце забиться сильнее?

— Клянетесь ли вы посвящать себя занятиям, которые требует Гласкасл, и исполнять обязанности, которые налагает Гласкасл?

— Клянусь.

— Обещаете ли вы сохранять верность и быть искренне преданным Гласкаслу, а также соблюдать устав университета?

— Обещаю.

Портеус кивнул Феллу. Фелл вручил Портеусу ту книгу, которую держал под мышкой, и встряхнул сверток, расправляя мантию младшекурсника. Благосклонно кивнув, Портеус вручил книгу Лэмберту.

— Scito to in Matriculam Universitatis hodie relatum esse, sub hac conditione, nempe ut omnia Statua hoc libro comprehensa pro virili observes, — зачитал Портеус своим самым звучным голосом слова из книги, которую держал.

Лэмберт принял протянутую ему книгу и позволил себе быстро взглянуть на корешок, где оказалось написано «Устав университета Гласкасл». После этого он перевел глаза на Портеуса, успев вовремя встретить его проницательный взгляд.

— Я спросил вас, обещаете ли вы в меру своих сил соблюдать законы и правила университета Гласкасл, — перевел Портеус.

Лэмберт крепче ухватился за книгу и чашу.

— Обещаю.

Портеус вытянул руку и задержал открытую кисть ладонью вниз в шести дюймах над свечой Лэмберта. Сэмюэль затаил дыхание: черный прутик фитиля свечи расцвел пламенем.

— Добро пожаловать в Гласкасл, — объявил Портеус, вновь обретя все свое благодушие.

— Добро пожаловать в Гласкасл, — подхватил Стюарт. — Как декан, я приветствую вас в колледже Трудов Праведных. У нас есть здесь для вас работа, мистер Лэмберт, — много непростой работы.

— Спасибо вам, сэр, — сказал Лэмберт. Он неловко кивнул Портеусу. — Спасибо вам, сэр.

— Поздравляю, — проговорил Фелл, протягивая мантию младшекурсника. — Добро пожаловать в Гласкасл.

У Лэмберта были заняты обе руки, но благодаря помощи Фелла и собственной сосредоточенности ему удалось продеть руки в широкие рукава, не выронив ни горящей свечи, ни университетского устава и никого не опалив.

— Спасибо вам, сэр, — сказал Лэмберт, едва дыша от переполнявших его чувств.

— Благодарите не меня, — ответил Фелл. — Благодарите Аптона.

Когда Лэмберт вышел из капеллы колледжа Трудов Праведных вместе с Феллом, Портеусом и Стюартом, то обнаружил, что его дожидается Джейн. Ее брат Роберт пришел с ней в качестве сопровождающего. Дул легкий ветерок, шелестевший листвой у них над головами и чуть приподнимавший концы прозрачного шарфа, который Джейн накинула себе на плечи.

— Вы это сделали! — воскликнула Джейн. — Вы стали одним из студентов. Теперь вы принадлежите Гласкаслу.

Стюарт хлопнул Лэмберта по плечу и пошел дальше, присоединившись к Портеусу, что-то обсуждавшему с Робертом.

— Теперь вы принадлежите колледжу Трудов Праведных — на три года.

Лэмберт улыбнулся и сказал ему вслед:

— На три года, если повезет.

Фелл приостановился рядом с Лэмбертом как раз в тот момент, когда тот посмотрел на свечу у себя в руке, гадая, что теперь с ней следует сделать.

— Не тушите ее, — сказал ему Фелл. — Дурная примета. Пусть горит. Чем дольше она горит, тем более хороший прогноз на ваше обучение здесь.

Фелл прошел мимо небольшой группы, включавшей в себя Брейлсфорда, Портеуса и Стюарта, и направился в сторону Зимнего архива. Таким образом, Лэмберт остался в тени портика капеллы своего колледжа, лицом к лицу с Джейн. Он протянул свой экземпляр университетского устава, демонстрируя его девушке.

— Работать мне тут предстоит немало, это определенно.

— Сколько правил надо соблюдать! Представьте себе, что Эми все это прочла! — Джейн пролистала несколько страниц. — Оказывается, вам нельзя носить на индивидуальные занятия рапиру и кинжал. Это немалая жертва. Особенно если вашим личным наставником станет Портеус.

Она закрыла книгу и вернула ее Лэмберту.

— Я все еще не могу в это поверить. — Он потрясенно переводил взгляд с книги на свечу. — Я — студент Гласкасла!

— И не только на ближайшие три года. До конца жизни. Что бы ни случилось, Гласкасл вас изменит. — Джейн казалась печальной. — Это обидно. Мне вы вполне нравитесь таким, какой вы сейчас.

Лэмберт сунул устав под мышку и обдумал слова мисс Брейлсфорд.

— Возможно, вы правы и я не смогу изучать магию, если немного не изменюсь. Думаю, вообще ничего нельзя изучать, если не способен изменяться. Наверное, все меняются. Но меняются в основном для того, чтобы стать больше похожими на самих себя. Так что задумайтесь на секунду. Через три года вы будете еще больше похожи на Джейн Брейлсфорд, чем сейчас.

Джейн негромко рассмеялась.

— Только не говорите этого Роберту и Эми. Они сочтут такую перспективу не слишком приятной.

— А я сочту, — Лэмберт немного помолчал, дав Джейн время обдумать эти слова. Поскольку она ничего не ответила, он продолжил: — Я ведь не собираюсь начать курить сигары или твердить про то, что Гласкасл всегда прав.

Джейн округлила глаза:

— Но Гласкасл действительно всегда прав!

— Вы так не считаете, и я тоже. Но мне любопытно: а Гринло всегда прав?

Выражение невинной простоты на лице Джейн чуть изменилось, став еще более невинным:

— Ну конечно же!

— Правда? А что, если Гласкасл и Гринло расходятся во мнениях? Кто прав тогда?

— Оба, — заявила Джейн, моментально сбросив с себя напускную простоватость.

Лэмберт нахмурился:

— Это требует умственной гибкости, на которую я не способен.

— Вот проучитесь год в Гласкасле — и сами себя не узнаете, — пообещала Джейн.

— Но она совсем другая, магия Гринло? Даже по тому немногому, что я видел, — ваша иллюзия, например. Она не похожа на магию Гласкасла, организованную и уравновешенную. Она более… личная.

— Скорее более индивидуальная, — признала Джейн. — Я не знаю точно — и не могу знать, — как действует магия Гласкасла, так что не уверена в том, что даст сравнение. Но магия Гринло в высшей степени индивидуальна.

— Значит, магия Гласкасла мощнее? — спросил Лэмберт. — Она должна быть мощнее, так? Поскольку в каждом заклинании участвует больше людей?

— Если вам нравится так думать. Наверное, в Гласкасле принято придерживаться такого мнения. Но будьте с ним осторожны, когда попадете во внешний мир. Ведь, в конце концов, это только мнение.

— Вы хотите сказать мне, что магия Гринло сильнее, чем магия Гласкасла?

— А это всего лишь мое мнение, — извиняющимся тоном сказала Джейн. — Будьте уверены: даже я целиком на него не полагаюсь.

Лэмберт долгую секунду смотрел прямо в необычайно красивые глаза Джейн. И вдруг услышал собственный голос:

— Если я напишу вам в Гринло, мои письма до вас дойдут?

Джейн была явно удивлена:

— Конечно. А почему им не дойти?

— Если Гринло похож на Гласкасл, там оберегают себя от посторонних.

— Там действительно оберегают себя от посторонних, но не доводите эту параллель до крайности. Никто не видит необходимости мешать работе почты.

— А если я вам напишу, вы мне ответите?

Джейн оставила этот вопрос без ответа, рассматривая Лэмберта так внимательно, словно хотела его запомнить.

— Напишите и узнаете, — сказала она наконец.

— Я вам напишу. Обещайте, что ответите.

Джейн казалась раздосадованной:

— Не у вас одного есть обязанности и дела, знаете ли. Я тоже буду много работать. Вы должны написать мне такое письмо, чтобы на него стоило отвечать. Если оно будет полно жалоб на невкусную еду, не трудитесь.

— Я напишу вам настоящее письмо, обещаю. А теперь обещайте, что вы на него ответите.

— А, так вы намерены упорствовать, да?

Лэмберт кивнул.

Джейн сделала шаг вперед и прикоснулась ко лбу Лэмберта, едва дотронувшись затянутыми в перчатку пальцами до того места, куда его ужалила оса.

— Выглядит гораздо лучше.

— Даже не скажешь, что тут был укус, — согласился Лэмберт. — В тот момент это было дьявольски некстати, но не пытайтесь сейчас меня этим отвлечь. Обещайте, что будете мне писать.

Глаза Джейн, ясные и серьезные, удержали его взгляд.

— Я ничего не обещаю.

Она была рядом с ним — даже ближе, чем тогда, над картами и веретеном из слоновой кости, на пути в Ладлоу. Лэмберт чуть нагнул голову, просто чтобы увидеть ее еще яснее. С пересохшим ртом он пробормотал:

— Тогда пообещаю я. Я буду упорным.

Джейн улыбнулась ему. Она еще раз прикоснулась к нему — ее пальцы легко, словно крылышко мотылька, скользнули по уголку его губ, — но ничего не сказала.

Лэмберт мог говорить только еле слышным шепотом:

— Джейн.

Джейн ответила тоже шепотом, но в ее голосе был океан нежности, который заставил его сердце взлететь к небесам:

— Лэмберт.

— Джейн! — Роберт Брейлсфорд стоял на дорожке, окаменев от возмущения.

Лэмберт и Джейн отпрянули друг от друга, словно получив противоположные заряды. Университетский устав выскользнул у Лэмберта из-под мышки и громко плюхнулся на порог капеллы.

— Что ты делаешь? — вопросил Роберт.

Позади Роберта Портеус и Стюарт тактично отошли и направились в сторону трапезной.

— Пока мы ехали на машине в Ладлоу, спасать тебя, — ответила Джейн совершенно спокойно, — мистера Лэмберта ужалила оса. Я хотела убедиться в том, что укус заживает.

Лэмберт поднял книгу с уставом и надежно прижал ее к себе локтем. Он выпрямился в полный рост, расправил плечи и встретился взглядом с Робертом.

— Я надеялся уговорить мисс Брейлсфорд переписываться со мной, пока она будет в Гринло.

Роберт без улыбки смотрел на него:

— Вот как.

— Робин!

Голос Джейн звучал резко и предостерегающе.

— Джейн. — Роберт говорил не менее резко. — Мы ведь не хотим, чтобы мистер Лэмберт опоздал на обед, не так ли? И в любом случае, Эми ждет нас к обеду.

— И мы не хотим на него опоздать, — сухо отозвалась Джейн.

— Я определенно не хочу, — ответил Роберт. — Поздравляю с поступлением, мистер Лэмберт. Пошли, Джейн.

Джейн секунду помедлила, а потом последовала за братом. Лэмберт громко произнес им вслед слова прощания и надежнее прихватил устав. Свободной рукой прикрывая свечу, он направился обратно к колледжу Тернистого Пути. Несмотря на легкий ветерок, он намеревался уберечь пламя. Оно должно гореть как можно дольше.

Стояло раннее утро конца сентября — в Гласкасле наступил первый день осеннего семестра. Возвращающиеся студенты приветствовали друг друга по всем помещениям трех колледжей. Повсюду царило бурное веселье и обмен шуточками. В мансарде, отведенной Лэмберту как первокурснику, он стоял на стуле, пытаясь выглянуть в окно и определить местоположение своей комнаты.

Пространство было чуть больше чулана — переоборудованный шкаф под скатом крыши. Наклонные дубовые стропила ждали, когда Лэмберт забудет об их существовании и стукнется о них головой. Узкая кровать стояла в одном углу комнаты, а письменный стол, уже почти скрытый стопкой нотных листов и учебниками с основами латыни, прятался в другом углу.

Поверх стопки лежало письмо от Николаса Фелла, полученное только накануне. В нем Фелл делился с Лэмбертом своими впечатлениями от комфортабельного и быстрого плавания через Атлантический океан, которое он совершил на «Титанике», описывал суматошное движение, характерное для Нью-Йорка, и выражал возмущение сложностями, сопряженными с покупкой железнодорожных билетов от Нью-Йорка до Ларедо в штате Техас.

Поверх письма от Фелла лежало письмо от Джейн, отправленное из Гринло. Ее благополучие подразумевалось самим существованием этого письма, а упоминание о приезде было всего лишь постскриптумом, сопровождавшим полное энтузиазма описание необычного возвращения Джейн. Не все поездки представляли собой утомительный набор дорожной пыли, паровозной сажи и морской болезни. Некоторые виды транспорта были намного хуже, поскольку личные неудобства приправлялись еще и физической опасностью. Полковник Сэм Коди взял ее с собой в качестве пассажирки. Вместе они перелетели через Ла-Манш во Францию. Прекрасная погода и удача помогли Джейн благополучно прибыть домой в Гринло на аэроплане.

Поверх письма от Джейн лежала одна игральная карта, тройка червей. Это был талисман Лэмберта, каким бы путем ни попал он на поднос для визиток в комнате Фелла.

Самым привлекательным элементом в комнате было окно в потолке. Лэмберт тщательно осмотрел его переплет и раму. Было заметно, что недавно оно протекало — и, как он догадывался, будет протекать регулярно в течение всей зимы. Однако его это не смущало. Солнечный свет, наполнявший комнату, вполне компенсирует необходимость время от времени выносить ведра с дождевой водой. Еще одно окно в комнате, боковое, имело переплет в виде мелких ромбов и было почти полностью затянуто плющом.

С трудом приоткрыв боковое окно, Лэмберт принялся терпеливо пилить плющ перочинным ножом. Когда пространство удалось очистить, он протиснулся в узкий проем и вдохнул утренний воздух.

Далеко внизу, во внутреннем дворе колледжа Трудов Праведных, были видны студенты, но ни звука оттуда не доносилось. Ветки деревьев и угол шиферной крыши закрывали от Сэмюэля землю. Но зато сама крыша представляла немалый интерес. Лэмберт не сомневался в том, что очень скоро выучит все контуры дождевых стоков и свойство всех видов мха, растущего на шифере.

Погода стояла чудесная — небо было совершенно безоблачным и безгранично синим. После череды упорных дождей в конце августа возвращение сухой погоды казалось настоящим подарком. Лэмберту видны были все детали крыши и труб здания колледжа Святого Иосифа, а за ними — внушительный силуэт Зимнего архива. Еще дальше было только небо. Только весь мир.

В течение целой четверти часа Лэмберт любовался своей настоящей родиной, наслаждаясь ее звуками и запоминая цвет небес. Он слышал далекий смех и разговоры, колокола и щебет птиц, а когда ветер дул в нужную сторону — тихие мелодии гимнов. Все это составляло музыку, от которой сердце его распахнулось, а глаза чуть увлажнились.

Наконец Лэмберт вернулся в комнату, запер окно и осторожно спустился со стула, памятуя о почтенном возрасте мебели. В конце концов, ему нельзя вечно смотреть в окно. Он студент Гласкасла, свободный и равноправный. Лэмберт расправил плечи и позволил себе проникнуться этой мыслью. Он студент Гласкасла, и у него много дел.