Хранительница дверей (СИ)

Глава 41

Румилион Иврин опешил, увидев меня, остановился, смерил внимательным взглядом. Удивленное выражение лица сменилось привычном отстраненно-пренебрежительным. Мой несостоявшийся свекр быстро взял себя в руки.

— Что ты здесь делаешь? — процедил он. — Неужели в тебе совсем не осталось гордости? Снова пришла умалять впустить тебя?

— Зашла в гости, проведать старика, а вас дома нет, папа.

Эльфа передернуло.

Я улыбнулась самой милой улыбкой, но со стороны она скорее всего напоминала оскал. Румилион точно не оценил. Бледное аристократическое лицо стало белее мрамора, который украшал его дом. Трость в руках мужчины треснула. Кто-то считал эльфов слабыми? Ничего подобного! И силы, и дури им не занимать, как и представителям других рас.

— Паршивка! Как тебе не стыдно?

— Стыдно должно быть вам за то, что вы разрушили жизнь вашего сына. Думаете, без меня он станет счастливее? Я искренне желаю ему этого, но пока не заметила радости в его глазах. Про себя молчу. Кто я и кто вы? Небо и земля, но только без земли мы давно вымерли бы.

Я обошла его и пошла вперед. Прямая спина, гордо поднятый подбородок, неспешная походка, но кто бы знал, как тяжело мне было не сорваться на бег. Как сложно сохранять достоинство, когда так хочется ударить по этому самодовольному лицу, стереть с него ухмылку.

— Не смей так уходить! Мы не закончили!

Я глубоко вздохнула, медленно обернулась, спросила:

— Вам есть, что добавить? Сначала ваша жена убеждала меня бросить Элла, чтобы не причинить ему боль. Эльфы живут дольше, сказала она, а ты состаришься и умрешь намного раньше. Зачем мучить себя и его? После вы предлагали мне деньги, повышение по службе, привилегии, только бы я отошла сторону. Когда не получилось, подослали этого мерзавца Иллуватара, который заколдовал меня, убедил в том, что он мой жених. Едва не лег со мной в постель, лишь бы добиться своего. Скажете, что не знали об этом? Не верю! Мало? Напомнить вам, что меня выгнали с работы по надуманному обвинению, чтобы мы с Эллом реже виделись? Скажете, что не приложили к этому руку?

Если вначале разговора Румилион бледнел, то теперь его кожа приобрела какой-то странный сероватый оттенок. Ноздри раздувались, играли желваки, губы превратились в тонкую полоску.

— Пошла вон! — крикнул он. — Не смей больше никогда появляться в этом доме.

— С удовольствием!

Подхватив подол платья, я и правда поспешила уйти.

Того, что произошло дальше, я не желала, но какая-то часть меня ликовала, когда я заметила Элла. Не знаю, сколько он успел услышать, но даже последних слов Румилиона было достаточно, чтобы разрушить образ безупречного отца.

— Поговорим, отец? — спросил мой бывший жених. — Без свидетелей.

Голос, лишенный эмоций, было больно слышать, но рано или Элладан должен был узнать правду, имел на это право. Жаль, что это произошло тогда, когда для меня потеряло всякий смысл.

Румилион начнет выкручиваться, попытается обелить себя, заставить сына сомневаться. Может быть, старый интриган даже преуспеет в этом. И все же я чувствовала себя отмщенной.

***

На площади, куда я завернула за продуктами, царило странное оживление. Горожане стояли полукругом и что-то бурно обсуждали. Кричали и ругались, щедро сдабривая свою речь крепким словцом.

Обычно я сторонилась таких сборищ, но сейчас не смогла пройти мимо. Мало ли, что интересное смогу узнать.

— Криворукий, — распекал кого-то мужчина. — Косоглазый! Откуда только такие беруться? Не умеешь, не берись! Одни убытки от тебя!

Толпа поддерживала его громкими криками и советами. За того, другого, никто не хотел заступиться.

Я попыталась протиснуться, а после пустила в ход локти. Растолкала людей, оказалась впереди. Теперь я видела картину целиком.

На земле с обнимку с куском хлеба сидел Матиас. Под глазом наливался синяк. Рукав старенькой рубашки, порванный в нескольких местах, оголил худое плечо.

— Господин Бартоло, что случилось? За что ругаете мальчика?

Пекарь обернулся ко мне, вытер руки о белоснежный фартук, ответил:

— Да вот, пожалел голодранца, взял на работу, а он весь товар перепортил.

Несколько булок и правда лежали на земле. Больше ничего испорченного я не заметила.

— Сколько?

— Что? — не понял мужчина.

— Сколько стоит эта выпечка? Назовите цену, я заплачу.

— Не надо, — буркнул Матиас, а мне впервые захотелось шлепнуть его. Не время показывать гордость. — Сам справляюсь.

— Справишься, если тебя посадят в темницу в крысам, — шикнула на него. Никогда не умела обращаться с детьми. — Хочешь накормить их собой? Они оценят, не сомневайся.

— Что вы такое говорите? — попыталась пристыдить меня торговка зеленью. — Зачем пугаете мальчишку?

— Что же вы раньше за него не заступились? — не сдержалась я. Разговор с Румилионом не прошел бесследно. Я снова начинала злиться. — Почему не помогли?

Женщина промолчала. Я достала несколько монет, отдала пекарю. Протянула ладонь Матиасу, помогла подняться. Мальчик так и не выпустил хлеб. Видимо, голодал и довольно долго.

— Тетка тебя совсем не кормит?

— Кормит, но… Сказала, что я уже большой, пора самому зарабатывать. Вот я и пошел к пекарю. Носил подносы с булками, а этот уронил.

— Сам уронил или "помогли"?

Мальчик был ловок как кошка. Сомневаюсь, что он не удержал бы товар, даже если поскользнулся.

— Сам, — ответил он и отвел взгляд. По кусочку отщипывал хлеб и медленно жевал. — Кому какая разница?

— Мне.

Мальчик шмыгнул носом, но ничего не ответил.

Я смотрела на ребенка и думала о несправедливости жизни. Ник больше года искал племянника и вряд ли найдет его, а Риза ни во что не ставила своего. Тот, кто был сильнее, считал себя вправе издеваться над слабым, высшая на нем всю злость и обиду на неудавшуюся жизнь.

— У меня всегда есть для тебя работа, помнишь? Приходи завтра утром. Даже если я буду занята, Мик найдет для тебя занятие.

— Подчиняться мыши? — улыбнулся Матиас. — Приду, госпожа, только у тебя заказов немного.

— Тебе хватит, — не согласилась с ним. Сама же обдумывала, что еще можно поручить ребенку. — Когда пойдешь в школу, не до того станет.

Матиас снова промолчал. Неужели тетка запретила ему учиться? Придется поговорить с ней, не сейчас, позже, когда немного успокоюсь. Сейчас могу наговорить такого, что станет только хуже.

Мой маленький друг отказался от обеда, шмыгнул в щель между досками забора, влез в окно. Риза отругает его, если увидит порванную рубашку, а так есть шанс спрятаться и переждать бурю.

Я проводила его взглядом. Решила во что бы то ни стало помочь, хоть пока не представляла, как. Толкнула дверь, вошла в гостиную. Ноздри щекотал запах пряностей и свежеприготовленной пищи. Мик и Рик негромко переговаривались на кухне, спорили, что мне больше понравится — пажитник или кориандр.

Меня затопило волной нежности. Я дома, там, где должна быть, там, где меня ждут.