Мог ли отец Игнатий знать – Ириной Сергеевной движет забота не только об его собаке, а и о нем самом?
***
Врач Ирина Сергеевна Карышева была хорошим диагностом. От ее внимательного глаза не ускользали даже мельчайшие симптомы заболеваний. Так могла ли она не заметить неряшливой одежды отца Игнатия, его опухшего от постоянных возлияний лица, его трясущихся рук – всех этих признаков, свидетельствующих о внешнем и внутреннем неблагополучии? А ведь она помнила его совсем другим…как же жестоко жизнь обошлась с этим человеком! Впрочем, мало ли на свете обездоленных горемык? Но далеко не каждый из них способен пожалеть другое страдающее существо. Отец Игнатий не утратил этого дара. И потому Ирина Сергеевна чувствовала к нему не только жалость, но и уважение. Ей захотелось помочь отцу Игнатию. Но так, чтобы он не догадался об этом и из гордости не оттолкнул протянутую ему дружескую руку. Именно поэтому она и вызвалась навещать больного Рыжика в надежде помочь и его хозяину.
Теперь она приходила к священнику каждый день. И каждый раз приносила что-нибудь из продуктов – ему и Рыжику. Потом они усаживались на кухне, пили чай с гостинцами, принесенными Ириной Сергеевной, и беседовали. Отец Игнатий интересовался тем, как ветеринары обследуют и лечат животных. В свою очередь, Ирину Сергеевну занимали вопросы веры (хотя с присущей ей деликатностью она никогда не интересовалась, отчего батюшка теперь не служит в церкви). А из своего угла к их разговорам, чутко навострив мохнатые ушки, прислушивался шедший на поправку Рыжик.
За эти дни в отце Игнатии произошла существенная перемена. Его больше не тянуло ни в «Якорь», ни в другие подобные места. Зато как же он ждал каждого прихода Ирины Сергеевны! Давно уже у него не было столь внимательного и участливого собеседника, как эта женщина. Хотя он понимал – настанет день, когда она явится к нему в последний раз. Ведь Рыжик уже почти совсем поправился, и скоро ему уже не будет нужен врач. Что до него…ему самому в силах помочь разве что Врач Небесный. Да и Тот - вряд ли. Ведь сколько времени он уже не переступал церковного порога. И отказался понести епитимию за свой проступок. А потому ему нет надежды ни на милость Владыки Поликарпа, ни на милость Владыки Небесного. Господь презрел и оставил его. Оставил навсегда.
Увы, отчаявшийся отец Игнатий забыл, что Бог никогда не оставляет человека. Даже если тот думает, что забыт и оставлен Им. И возвращает его к Себе исподволь, путями, ведомыми лишь Ему Одному…
***
Тем временем настал день, которого так опасался отец Игнатий. Ирина Сергеевна в последний раз пришла навестить Рыжика, который с радостным лаем, оживленно виляя пушистым хвостом, бросился ей навстречу. Разумеется, выздоровление собаки было отмечено чаепитием на кухне. Неожиданно Ирина Сергеевна сказала:
-Вот что, батюшка. Я давно хотела Вас спросить… У меня в Лельме (это в тридцати километрах от Михайловска, недалеко от аэродрома) есть дача. Правда, я там очень редко бываю. А присмотреть за ней некому. Может быть, Вы согласитесь пожить там и посторожить ее?
Отец Игнатий подумал-подумал… и согласился.
***
В ближайшее воскресенье они с Ириной Сергеевной на рейсовом автобусе поехали в Лельму. Разумеется, отец Игнатий прихватил с собой и Рыжика. Надо сказать, что за то время, как рыжий песик поселился в квартире отца Игнатия, священник успел привязаться к нему. Ведь Рыжик оказался очень умной, можно сказать, ученой собакой. Он умел служить, давать лапу, а также подвывать в тон, когда при нем пели что-нибудь грустное. Однако все эти способности были все-таки не самым главным качеством Рыжика. Главным была его безграничная преданность. Рыжий песик не спускал с отца Игнатия умных черных глаз, словно пытаясь угадать его волю. И сопровождал его повсюду, следуя за ним, словно тень. Правда, в Михайловске имелось одно место, куда Рыжика не удалось бы, как говорится, заманить и калачом. И местом тем была распивочная «Якорь».
Отец Игнатий узнал об этом случайно. Как-то раз поутру, незадолго до отъезда в Лельму, отправившись выгуливать Рыжика, он встретил одного из своих приятелей и собутыльников, Генку Косарева по прозвищу Косой, бывшего водителя автобуса, а ныне горького выпивоху, каждое утро отправлявшегося давно проторенным маршрутом из дома - к ближайшей распивочной.
-Привет, батек! – обрадовался Генка при виде отца Игнатия. – Слушай, у тебя полтинник есть? Пойдем, сообразим на двоих. Эх, «алеет восток, «Якорек» недалек…»
Неожиданно Рыжик зарычал и с яростным лаем бросился на Косого.
-Эй, ты это чего? – опешил тот. – А ну, пошел отсюда! Фу! Пшел! Брысь! Эй, батек, уйми своего зверя, а то я ему сейчас кости переломаю! Помоги-ите!
Отцу Игнатию стоило немалого труда спасти Генку от разъяренного Рыжика. Однако после случившегося о походе в «Якорь» не могло быть и речи. Похоже, рыжий песик имел весьма серьезные основания ненавидеть само название этого питейного заведения. Так что отцу Игнатию теперь волей-неволей пришлось забыть дорогу туда…впрочем, как я уже говорила, с недавних пор священника уже не тянуло в «Якорь». Ведь теперь рядом с ним был веселый, смышленый, преданный четвероногий друг - Рыжик.
***
…Дача в Лельме оказалась самым настоящим деревенским домом. Правда, изрядно обветшавшим, с покосившимся забором и прогнившим крыльцом, но все-таки вполне пригодным для жилья.
-Это, можно сказать, наше родовое гнездо. – рассказывала Ирина Сергеевна. – Здесь жили мои дедушка с бабушкой…да что там!.. даже их родители тут жили. Конечно, я-то сюда только как на дачу приезжаю: отдохнуть, позагорать, за грибами сходить. Вроде, и не к чему он мне, а продавать жалко – все-таки память. Мама рассказывала, будто этому дому больше ста лет. А вон он какой крепкий! Я слышала, это потому, что его не из сосны строили, а из лиственницы. Вот потому он до сих пор и стоит, даже нисколько не покосился, не то что наши городские деревянные дома. Ну как, батюшка, вам нравится?
Да, отцу Игнатию и впрямь с первого взгляда понравился этот дом. Но только не своей добротностью, а тем, что здесь царили удивительные мир и спокойствие, о которых уже давно втайне истосковалась его душа. Мог ли он помыслить, что найдет их здесь, в стенах старинного дома, пережившего не одно поколение своих хозяев? И безмолвно хранящего память о них.
***
Ирина Сергеевна уехала, оставив отцу Игнатию денег и увесистую сумку с продуктами, и пообещав приехать через неделю. И они с Рыжиком остались одни.
Остаток дня отец Игнатий в сопровождении неразлучного рыжего песика пробродил по дому. Из кухни проследовал в проходную комнатку, у стены которой стоял диван с потертой и выцветшей темно-зеленой обивкой. Потом заглянул в спальню, где у входа громоздился старинный гардероб с инкрустированной дверцей. После этого прошел в зальце7, в котором в простенках висели потускневшие от времени зеркала в резных рамах, а между ними, над круглым столом - выцветшая репродукция какой-то картины, изображавшей южный пейзаж с морем, парусными лодками и покрытыми лесом горами на горизонте. За зальцем обнаружилась еще одна комната, где в углу возле окна, выходившего во двор, стояла железная кровать, точь-в-точь такая, на которой он спал в далеком детстве…и какие же чудесные сны снились ему в ту пору! Возможно, из-за этих ностальгических воспоминаний отец Игнатий и решил обосноваться здесь. Благо, в комнате нашелся и свободный уголок для Рыжика.
Следующий день ушел на осмотр окрестностей. Поблизости от дома отец Игнатий обнаружил колодец с водой, гораздо более чистой и вкусной, чем привычная ему городская водопроводная вода А во дворе – грядки, на которых по-хозяйски разрослась густая трава. За грядками находился густой малинник, впрочем, настолько запущенный и заросший крапивой, что его скорее можно было назвать не малинником, а крапивником. Немного подумав, отец Игнатий отправился на поветь. После долгих поисков он обнаружил там брезентовые рукавицы и, надев их, отправился на борьбу с сорняками.
Всю неделю отец Игнатий наводил порядок в доме. Так что когда Ирина Сергеевна приехала снова, она не узнала своего родового гнезда. Покосившийся забор, которым был обнесен дом, теперь стоял ровно и прямо. Прогнившая доска на одной из ступенек крыльца была заменена новой. Свежевскопанные грядки, казалось, ожидали момента, когда хозяйская рука опустит в их землю семена. А в малинник теперь можно было зайти без опаски обжечься о крапиву и досыта полакомиться сочной, спелой малиной.
-Какой же Вы, батюшка, тут порядок навели! – удивилась Ирина Сергеевна.
-А как же! – улыбнулся отец Игнатий…и она вспомнила, что за все время знакомства со священником ни разу не видела на его лице улыбки. – Ведь так-то оно лучше. Кстати, Ирина Сергеевна, а Вы не могли бы в следующий раз привезти из города семян? Не мешало бы грядки засеять. Земля у Вас на редкость хорошая – чернозем. Что ей понапрасну сорняками зарастать? Глядите, и порадовал бы Вас через недельку-другую свежей зеленью…
***
Проходили дни, недели, месяцы. Вот уже пожелтели, а потом и вовсе опали листья, птицы полетели на юг, а обитатели соседних дач стали перебираться в город на зимние квартиры.
-А Вы что, не уезжаете? – спросила отца Игнатия хозяйка соседнего дома, встретившись с ним у колодца.
-Нет. – ответил он. – Я остаюсь.
-Тогда не могли бы Вы присмотреть за моим домом? – попросила женщина. – А то, не ровен час, кто-нибудь заберется. Вон на соседней улице уже не одну дачу обчистили. Эх, совсем у людей совести не стало! Не то, что в старину было. Тогда, слыхала я, если уходили хозяева куда-нибудь из дома, то дверь не запирали, а просто приставляли к ней метелку или полено. И все знали, что их нет, но, чтобы к ним в дом зайти, да, тем более, украсть оттуда что-нибудь – Боже упаси! Вот ведь как раньше-то было! А все, говорят, потому, что в те времена народ был верующим: боялся Бога прогневать. Знали, что Он неправду сыщет, вот и жили по правде. А теперь что? Вор ворует, а мир горюет. Вон ведь до чего дошло: и замки не спасают: дверь закрыта, так в окно пролезут и все повынесут, а, что не утащат, то назло переломают. Одно слово – глаз да глаз нужен. Так как, Вы согласны мой дом посторожить? А я бы Вам за это заплатила…
Отец Игнатий согласился. Тем более, что он и впрямь не собирался возвращаться в Михайловск. Ведь там его не ждал никто, кроме тягостных воспоминаний о невозвратном и непоправимом. Но здесь, в Лельме, прошлое не имело над ним власти: словно он начал жизнь заново, с чистого листа. Точнее говоря, снова стал жить. И началом этой новой жизни стал день, когда рядом с ним появился преданный друг – Рыжик.
***
…Зима миновала, сменившись ласковой, теплой весной. Вот уже наступил конец апреля, когда из-под тающего снега начала показываться та первая травка, увидев которую, человек радуется, забыв о том, что это – всего-навсего сорняк. А там уже близились и ледоход, и первые весенние грозы, после чего, словно по волшебству, деревья покрывались нежно-зеленым бисером крохотных, клейких, пахучих листочков. Как же раньше отец Игнатий любил эту пору! Но именно в это время год назад умерла его матушка, его ненаглядная Лизонька. Весна снова напомнила отцу Игнатию об его утрате. И он решил съездить в Михайловск и отслужить панихиду на могиле жены. Да, он запрещен в служении. Но ведь он почти четверть века прослужил в Свято-Лазаревском храме и когда-то был его настоятелем… Может быть, ради этого ему все-таки не откажут и дозволят отслужить панихиду по матушке?..
В тот день, когда исполнился ровно год со смерти Лизоньки, отец Игнатий спозаранку отправился в Михайловск. Его сопровождал верный Рыжик. Увы, все попытки священника оставить песика в Лельме оказались безуспешными – увидев, что хозяин собирается куда-то, Рыжик принялся так отчаянно и жалобно выть, что отец Игнатий, скрепя сердце, взял его с собой.
Спустя час они уже были в Михайловске. Из окна автобуса, шедшего в Соломбалу, отец Игнатий обозревал улицы города, где он не был почти целый год. Вот показались кафедральный собор, а рядом с ним - здание епархиального управления, вот высотный дом, за которым прячется пятиэтажная «хрущевка» - покинутое жилище отца Игнатия, а вот и мост через Кузнечиху, на берегу которой незыблемо стоит распивочная «Якорь» (в самом деле, что ей может сделаться!). А вон вдалеке промелькнул до боли знакомый отцу Игнатию шпиль колокольни Свято-Лазаревского храма…словно Лизонька махнула голубым платком, приветствуя его возвращение.
Подойдя к церковному крыльцу, отец Игнатий велел Рыжику сидеть и дожидаться его, а сам вошел в храм.
Первым, кого он там увидел, был отец Петр, беседовавший в притворе с какой-то молодой, богато одетой женщиной. Надо сказать, что за время своего настоятельства он заметно пополнел и приосанился. Вдобавок, обзавелся новой шелковой рясой греческого покроя, которая придавала ему еще более важный и солидный вид. Судя по этим переменам во внешности отца Петра, дела его, как говорится, шли в гору, и потому он был уверен, что вправе смотреть на мир свысока.
Отец Петр сразу заметил и узнал своего бывшего настоятеля. Однако не подумал прервать беседу. Напротив, похоже, с приходом отца Игнатия его охватил новый порыв красноречия:
-Святая Церковь, как чадолюбивая мать, учит нас любить ближнего, как самого себя. - донеслось до отца Игнатия. – Ибо Господь наш есть любовь. И Святой Апостол и Евангелист Иоанн Богослов говорит: «кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь»8…
Он вещал, не умолкая, возводя глаза к потолку и, похоже, упиваясь звуками собственного голоса. А тем временем отец Игнатий стоял и ждал, когда он закончит свою пространную речь. Наконец отец Петр смолк и благословил свою слушательницу. И, лишь когда та вышла из церкви, обратился к отцу Игнатию:
-Что Вы хотите?
-Простите, отец Петр, Вы не могли бы дать мне облачение? – попросил отец Игнатий. – Я бы хотел отслужить…
-Вы не можете служить! – оборвал его отец Петр. – Вы же находитесь под запретом!
-Но сегодня годовщина смерти моей матушки. – попытался объяснить отец Игнатий. – Я бы хотел отслужить панихиду…
-Все требы – через кассу. – холодно произнес отец Петр и хотел было уйти. Однако возмущенный отец Игнатий загородил ему путь.
-Ты! Мальчишка! Да как ты смеешь!
-А ты мне не хами! – вскинулся отец Петр. – Здесь настоятель - я! Так что проваливай отсюда, пока я милицию не вызвал!
Вне себя от ярости и даже (впервые в жизни) забыв перекреститься, отец Игнатий выбежал из храма. И у самого крыльца, радостно виляя хвостом, к нему бросился верный Рыжик.
-Пошел вон! – крикнул священник и пнул его ногой, вымещая на собаке душившие его бессильную злобу и обиду. Рыжик жалобно взвизгнул. А тем временем его хозяин уже стоял на обочине дороги, по которой, обгоняя друг друга, неслись машины, и махал рукой:
-Стой! Стой!
Одна из легковушек резко притормозила.
-Вам куда? – спросил водитель сквозь приоткрытое окно.
-К «Якорю»! – крикнул отец Игнатий, садясь в машину.
В следующий миг легковушка уже неслась по дороге. Вот она миновала мост через узкую, но бурную речку Соломбалку, по которой, налетая друг на друга, исчезая в темной воде и вновь выныривая на поверхность, плыли льдины. И вдруг…
-Стой! Стой! – закричал отец Игнатий водителю. – Остановись!
Потому что в этот миг он увидел в окно, как по другому берегу Соломбалки бежит Рыжик. Еще миг – и он прыгнул на льдину…
Машина остановилась. Отец Игнатий выскочил из нее и сбежал с невысокого берега к самой кромке воды:
-Рыжик! Рыжик! Назад!
Услышав голос хозяина, рыжий песик устремился вперед и прыгнул на самый край проносившейся мимо льдины. Увы, он не рассчитал прыжка. В следующий миг льдина перевернулась…
-Рыжик! – отчаянно крикнул отец Игнатий. – Рыжик!
Но ответом ему был только треск разбивающихся друг о друга льдин…
***
Спустя два дня после гибели Рыжика отец Игнатий явился в епархиальное управление. К его удивлению, епископ встретил «пропадавшего и нашедшегося»10 священника по-отечески радушно. И принялся расспрашивать отца Игнатия о том, как он жил и что делал после их последней встречи. Когда же тот закончил, растроганный его рассказом Владыка Поликарп промолвил, от волнения перейдя на «ты»:
-Вот что, отче. Ты уж прости меня, старика. Может, я тогда слишком строго с тобой поступил… Прости.
Вслед за тем он достал из ящика стола два хрустальных фужера и граненую бутылку с коньяком. И. разлив по фужерам ароматный янтарный напиток, поднес один из них отцу Игнатию.
-Твое здоровье, отче!
Отец Игнатий поднес фужер к губам…и в этот миг ему вспомнились бурная река и несущиеся по ней льдины. А еще – бегущий по ним рыжий песик… На глаза отца Игнатия навернулись слезы. И он поставил фужер на стол.
-Простите, Владыко. – дрогнувшим голосом сказал он изумленному епископу Поликарпу. – Но я…я это больше не могу.
УМИРАЛА МАТЬ РОДНАЯ…
Перед самой вечерней инокиню* Анну срочно вызвали к игумении Феофании. И она поняла – это не к добру. Как видно, на нее уже успели нажаловаться. Разумеется, обвинив во всем случившемся после сестринской трапезы именно ее. Хотя, если рассудить по справедливости, как раз она-то была права. Ведь если каждой послушнице, вместо того, чтобы читать за работой Иисусову молитву, вздумается чесать языком, во что превратится монастырь? Анна, как старшая трапезница, была просто обязана обличить этих болтливых девчонок-судомоек со всей подобающей строгостью. Иначе сама оказалась бы невольной соучастницей их греха. А если после этого одна из послушниц надулась, а другая разревелась – что ж, как говорится, правда глаза колет. То ли еще будет на Страшном Суде, где им придется отвечать за каждое праздное слово! Опять же, все святые отцы говорят, что терпящим поношения и уничижения ниспосылаются небесные венцы. И «кто нас корит, тот нам дарит». Так что этим дурам следовало бы поблагодарить Анну за заботу о спасении их душ, а не жаловаться на нее игумении, пользуясь ее снисходительностью к новоначальным.
Увы, матери Феофании, вот уже второй год возглавлявшей Н-ский монастырь после безвременной кончины прежней настоятельницы, игумении Архелаи, за глаза прозванной сестрами «бич духовный», явно не хватало строгости. Вернее, она была взыскательна не столько к тем, кто находился в обители «без году неделю», сколько к сестрам, которые прожили в ее стенах достаточно времени, чтобы возомнить себя духовно умудренными и имеющими право поучать и обличать младших. Что до Анны, слывшей при матери Архелае образцовой инокиней, то новая игумения, похоже, воздвигла на нее самое настоящее гонение. Ибо многие сестры, пришедшие в монастырь куда позже ее, уже были пострижены в мантию, в то время как она все еще ходила в рясофоре. Но Анна мужественно несла свой крест. Потому что хорошо помнила: «…все, хотящие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим. 3, 12). Сколько раз истинные подвижники, подобные ей, были преследуемы лжебратией! Их тоже обходили постригом, изнуряли черными трудами, несправедливо наказывали. А они кротко и безропотно несли свой крест, вооружившись терпением и молитвой… Вот и сейчас, идя к матери Феофании, Анна, по их примеру, несколько раз прочла в уме тропарь иконе Божией Матери «Злых сердец Умягчение» и молитву «Помяни, Господи, Давида и всю кротость его». И приготовилась претерпеть неправедный гнев настоятельницы с мужеством и смирением, подобающими истинной рабе Божией.
***
Однако мать Феофания ни словом не обмолвилась о давешнем происшествии в трапезной. Вместо этого она вручила Анне распечатанное письмо, адресованное в их монастырь. Внутри мятого и заляпанного чем-то жирным конверта находился исписанный вкривь и вкось листок клетчатой тетрадной бумаги. Почерк Анна узнала сразу. Писать так коряво и небрежно могла лишь ее старшая сестра Людмила. Впрочем, обычно ее звали Милкой. Сама же она, будучи навеселе, гордо величала себя «Милкой-бутылкой».
Сестра сообщала, что их мать недавно выписали из больницы. Сначала подозревали, что у нее инсульт, но потом выяснилось - диагноз гораздо серьезнее, причем это даже не опухоль головного мозга, а метастаз из другого органа. По прогнозам врачей, жить ей осталось недолго. И потому Людмила просила сестру приехать, чтобы в последний раз повидаться с матерью. А заодно и помочь поухаживать за ней.
-Благословляю Вас поехать к матери, - сказала игумения Феофания, пристально глядя сквозь очки на замершую в растерянности Анну. – И оставаться с ней столько времени, сколько это будет необходимо. А потом, немного помолчав, добавила:
- И помните пятую заповедь.
В первый миг Анна решила, что ослышалась. К чему это матери Феофании вдруг вздумалось напомнить ей ветхозаветную заповедь: «почитай отца твоего и мать твою, чтобы тебе было хорошо и чтобы продлились дни твои на земле…» (Исх. 20, 12)? Ведь отца она не знала отродясь. И никогда не любопытствовала, кто из гостей и собутыльников матери приходился ей отцом. А мать… Она давно уже не считала матерью женщину, которая в свое время произвела ее на свет. Ведь та была неверующей и некрещеной. Мало того – в книжке с подробным перечислением грехов, по которой Анна готовилась к исповеди, не было ни одного пункта, который нельзя было бы применить к ее матери. Так неужели после этого Анна обязана соблюдать по отношению к ней пятую заповедь?..
***
Анна добиралась до родного города около суток. В битком набитом плацкартном вагоне бренчала гитара, хныкал ребенок, а пассажиры, забыв о том, что на дворе – Великий Пост, уплетали скоромное и обильно запивали его пивом, перемежая возлияния громкой болтовней. Анну мутило и от этих пошлых разговоров, и от тошнотворного запаха пива и жареного мяса, и от вида ухмыляющихся, чавкающих, рыгающих, плоско острящих попутчиков. Она чувствовала себя рыбой, выброшенной на берег и задыхающейся без живительной воды. Или, скорее, нелюбимой овцой, посланной за это на растерзание в волчью стаю. Анна вынула было из сумки каноник и попыталась вычитать иноческое правило, однако при таком шуме сосредоточиться на словах молитв было невозможно. Тогда она завернулась с головой в одеяло и попробовала заснуть. Однако прошло немало времени, прежде чем она наконец-то забылась сном. И, как поется в песне, мало ей спалось, да много виделось.
Анне приснилась какая-то женщина в белой сорочке, лежащая на металлической кровати, похожей на больничную койку. Черты ее светлого, буквально сияющего лица, были неразличимы. Зато другая женская фигура, стоявшая поблизости, была словно одета мраком. Она стояла на самом краю узкой пропасти, из которой вырывались языки пламени. Как ни странно, женщины, разделенные огненной пропастью, беседовали между собой, однако о чем именно – Анне не удалось расслышать. Но ей почему-то подумалось, что это умирающая мать умоляет дочь-грешницу покаяться и жить по Божиим заповедям. Возможно, потому, что недавно она слышала старинный духовный стих о том, как «умирала мать родная», и перед кончиной уговаривала дочь посвятить себя Господу. Да, девушке, имевшей такую мать, стоило только позавидовать… А вот у нее все наоборот. Она – инокиня, живущая во благочестии и чистоте в стенах святой обители. А ее мать как жила, так и умрет безбожницей и нераскаянной грешницей.
И тут Анну вдруг осенило – а что, если этот сон является знаком свыше? Ведь бывали же случаи, когда Господь в сонных видениях открывал Свою волю праведным людям… Но что же он означает? Уж не то ли, что она должна обратить к вере свою умирающую мать? Да, несомненно, это так. Иначе не объяснить, почему Милке удалось разыскать Анну, а игумения Феофания благословила ее поехать к матери, и вдобавок, снабдила деньгами. Все это не может быть лишь случайным стечением обстоятельств. И вот теперь она приедет домой и убедит мать креститься. Какая же небесная награда ждет ее за это! Ведь в Священном Писании сказано, что «…обративший грешника от ложного пути его спасет душу от смерти и покроет множество грехов» (Иак. 5, 20). Мало того – когда игумения Феофания узнает о том, что Анне удалось обратить в Православие свою мать, всю жизнь косневшую во грехах, она наконец-то поймет, что была к ней несправедлива. И непременно пострижет ее в мантию. А вдобавок переведет из трапезниц в благочинные.
Дальнейшие события подтвердили, что Анна не ошиблась. Ибо, едва она разгадала, что означает ее сон, как враг людского рода принялся строить ей козни. Сперва Анне пришлось разыскивать дом, где жили мать и сестра. Потому что за время ее пребывания в монастыре старые панельные «хрущевки» в этом районе успели заменить на высотные новостройки. Правда, вскоре выяснилось, что нужный ей дом все-таки уцелел… Потом Анна долго стояла на лестничной площадке, пропахшей сыростью и мочой, то барабаня в знакомую обшарпанную дверь, то изо всех сил нажимая на кнопку звонка. Однако из квартиры доносились лишь громкая музыка и неистовый хохот, словно тамошние обитатели потешались над попытками Анны проникнуть внутрь. И тогда она поняла, что опоздала. Наверняка, пока письмо шло до монастыря, ее мать уже умерла. А встречаться с вечно пьяной Милкой ей совершенно не хотелось. Анна уже начала было спускаться вниз, как вдруг дверь распахнулась. На пороге, держась за притолоку, стояла лохматая старуха в спадавшей с ее костлявых плеч грязной ситцевой сорочке. Некоторое время она вглядывалась в Анну…и вдруг углы ее рта задрожали, и она протянула к ней дрожащие руки. Кажется, она что-то говорила, но ее голос тонул в раздававшемся за ее спиной оглушительном хохоте…
Лишь тогда Анна поняла, что перед ней – мать.
***
Как же она радовалась приезду Анны! Даже согласилась выключить телевизор, чтобы несущиеся из него громкая музыка и хохот не мешали их беседе. Да и зачем он ей, когда сейчас с нею Анна, ее любимая девочка, ее младшенькая… Как же она скучала по ней! И вот Анечка приехала, и теперь все у них снова будет хорошо. А телевизор пусть отдохнет. Ведь она его и включает только потому, чтобы не было так страшно одной в пустой квартире. Особенно ночью – после больницы она отчего-то стала очень бояться темноты и одиночества, так что, бывает, даже спит с включенными светом и телевизором… Милка-то опять где-то шляется… А самой ей ни убрать, ни приготовить…да и готовить нечего – пенсия только через неделю будет, а то, что оставалось, Милка забрала. Сказала - на продукты, да, как ушла вчера вечером за ними в магазин, так и пропала. Видно, снова запила…
-Мама, - с трудом выговорила Анна непривычное для нее слово. – А ты вспомни - чья она дочь? Кто ее такой воспитал? Неужели ты не понимаешь, что сама во всем виновата?
Мать с недоумением посмотрела на нее:
-Так что же мне теперь делать, Анечка?
Анна уже собиралась ответить: «покаяться и уверовать в Господа», как вдруг входная дверь громко хлопнула и послышался хриплый женский голос:
-Эй! Что случилось? Есть тут кто живой?
Вслед за тем в кухню с дурацкой ухмылкой на опухшем лице ввалилась Милка. И, заговорщически подмигнув Анне, водрузила на стол рваный пластиковый пакет, из которого извлекла бутылку с плескавшимися на дне остатками водки, а также кусок весьма подозрительного на вид чебурека.
-Эт-то т-тебе, мам… С приездом, монашка! Слушай, у тебя сотни взаймы не найдется? Чес-слово, вечером отдам…
Спустя десять минут Анна уже шла по улице к ближайшему магазину. Разумеется, не за бутылкой, хотя Милка прямо-таки сгорала от желания выпить за приезд любимой сестренки. А просто за продуктами. Потому что иначе им пришлось бы сидеть голодными. Ведь по милости Милки в доме было, как говорится, хоть шаром покати… Вдобавок, она хорошо помнила, что «от ласки у людей бывают совсем иные глазки». Мать Феофания настаивала на том, чтобы она помнила пятую заповедь. Что ж, если это нужно для того, чтобы мать крестилась, Анна будет вести себя, как примерная и любящая дочь. Лишь бы только эта спившаяся дура из вредности чего-нибудь не выкинула…
И опять опасения Анны подтвердились. Когда она втаскивала в квартиру сумку, битком набитую продуктами, Милка встала на пороге, преграждая ей путь. И, косясь в сторону кухни, где сидела мать, зашептала Анне на ухо, обдавая ее густым запахом перегара:
-Только не смей ей говорить, что она скоро умрет! Слышишь, не смей!
***
Попытка Анны устроить некое подобие идиллического семейного ужина с треском провалилась. Милка, исподлобья поглядывая на сестру, вполголоса негодовала на то, что «монашка» заставляет их соблюдать какой-то свой Великий Пост, а потому не купила ни мяса, ни водки. В конце концов мать, устав от ее ворчания, заявила, что Милке стоило бы порадоваться приезду младшей сестры, а не бранить ее. В ответ та разразилась потоком брани, причем досталось не только матери, но и Анне. За несколько минут Милка выложила все, что думала, о сестре-эгоистке, которая удрала в монастырь, вместо того, чтобы помогать им с матерью…а еще называет себя верующей…знаем мы таких верующих… И Анна поняла: эту истеричку нужно любой ценой выпроводить из дома. Причем как можно скорее – иначе она сама не выдержит, и, объятая праведным гневом, по примеру Святителя Николая Чудотворца, влепит ей пощечину… Решение созрело быстро – она вышла в коридор и принялась нарочито громко рыться в своей сумке. Милка сразу смолкла и шмыгнула из-за стола вслед за Анной. А спустя несколько минут она уже стремглав неслась вниз по лестнице, сжимая в кулаке пожертвованную неожиданно раздобрившейся младшей сестренкой сотенную купюру…
Теперь уже ничто не могло помешать Анне поговорить с матерью по душам. Для надежности она заперла дверь на щеколду и вернулась в кухню. Мать сидела у окна, глядя на Милку, крупной рысью несущуюся в сторону ближайшего магазина.
-Бедная, – вдруг промолвила она. – Что-то с ней будет, когда меня не станет… Одна надежда, что я еще долго проживу. Вот и Мила говорит, что я скоро поправлюсь. Ей врачи так сказали…
-Нашла, кому верить! – вскинулась Анна, недовольная тем, что матери вдруг вздумалось жалеть Милку. – Поправишься…на тот свет отправишься. Врет твоя Милка!
Мать испуганно уставилась на нее. И Анна поняла – она очень боится умирать. Мало того - подозревает, что Милка скрывает от нее правду. Иначе бы она не стала говорить Анне, что надеется прожить долго. Она надеялась - это подтвердит и младшая дочь. Но, если Анна скроет от нее правду – еще вопрос, пожелает ли она креститься. Нет, она должна сказать ей в лицо все, что скрывает от нее Милка! И, когда мать узнает, какие муки ожидают ее после смерти, она непременно захочет избежать их, приняв Святое Крещение!
-Что ты на меня так смотришь? – огрызнулась она, видя искаженное страхом лицо матери. – Да, врет твоя ненаглядная Милка! А мне она написала, что у тебя рак! Так что смерть твоя не за горами, а за плечами. Поняла!
-Анечка… - прохрипела мать. – Не надо… Мне сейчас плохо станет… Дай таблетку…она в комнате лежит, на столике…
-Плохо, говоришь! – крикнула Анна, взбешенная тем, что мать ищет предлог прервать их разговор. – Погоди, в аду еще хуже будет! Знаешь, что там ждет таких, как ты?
И она принялась рассказывать о муках, которые ожидают после смерти безбожников и нераскаянных грешников. Таких, как ее мать, как Милка… Она говорила с таким упоением, словно воочию видела то, что творится в преисподней. И не замечала, как побледнело лицо матери и посинели ее губы, как, звякнула, упав на пол, чайная ложечка, которую она держала в руке… Но вдруг ее пламенную речь прервал неистовый грохот – кто-то изо всех сил колотился в дверь и дергал ее снаружи так, что она ходила ходуном. Еще миг - и сорванная дверная щеколда со звоном упала на пол. А вихрем влетевшая в квартиру Милка бросилась к матери:
-Мама, мама, что с тобой? Тебе плохо? Мама! Что ты с ней сделала? Ты! А ну, пошла отсюда!
В следующий миг она сорвала с вешалки Аннино пальто, подхватила с полу ее сапоги и сумку и вышвырнула их за дверь. А затем с невесть откуда взявшейся силой вытолкнула перепуганную Анну на лестничную клетку, запустив вслед купленной на ее деньги бутылкой водки. Хрупкая посудина разлетелась вдребезги, заглушив стук закрываемой двери и лязг ключа в замке. Анна немного постояла на лестнице, прислушиваясь к доносившимся до нее плачу и причитаниям Милки. А потом молча оделась и стала спускаться вниз.
***
Когда она оказалась на улице, то поняла – случилось непоправимое. Теперь ей придется возвращаться в монастырь. Как же она объяснит игумении Феофании, отчего приехала так рано? Наверняка та заподозрит неладное… Но самое главное: теперь Анне не видать ни небесных наград, ни пострига в мантию. Ее мать умрет некрещеной. Напрасно она поверила своему сну – вот и обманулась. Хотя все-таки что же он означал? Почему-то Анна была уверена – в увиденном ею сне имелся некий смысл.
Она уже подходила к вокзалу, как вдруг возле ярко освещенной витрины какого-то магазина в нее на полном ходу врезалась полная дама в кургузой косматой дубленке, короткой юбке и облегающих лаковых сапогах до колен. Незнакомка грязно ругнулась…и вдруг схватила Анну за плечи:
-Ой, Анюсик, это ты? Ты откуда и куда? Давай, пошли ко мне! Ты не представляешь, как я рада тебя видеть!
Анна долго вглядывалась в ярко накрашенное лицо с полускрытыми густым слоем тонального крема морщинами, пока, наконец, не признала в его обладательнице свою школьную подругу Клару, некогда первую красавицу в их классе, предмет напрасных воздыханий многих мальчишек и даже самого учителя физики Петра Емельяновича… Сейчас Кларе, как и Анне, было далеко за сорок, хотя, судя по ее виду, она изо всех сил стремилась казаться двадцатилетней девушкой. Впридачу, от нее, как говорится, за версту разило духами и сигаретами. Никакого желания идти в гости к такой особе Анна не испытывала. Впрочем, перспектива дожидаться ближайшего поезда в холодном здании вокзала была не лучше. Анна подумала – и решила все же отправиться в гости к подруге. Однако при этом не поддаваться ни на какие ее уговоры относительно спиртного и скоромной пищи. Пусть Клара воочию увидит, какая бездна отделяет тех, кто живет в святых обителях, от погрязших в грехах мирян!
Спустя полчаса Анна уже сидела на кухне у Клары, чинно потягивая чай без сахара. А хозяйка, после безуспешных попыток накормить подругу кремовым тортом, смачно уплетала его за двоих. И при этом болтала без умолку:
-А ведь я тебя сразу узнала! Знаешь, Анюточка, а ты совсем не изменилась: все такая же симпампушечка. Слушай, а это правда, что ты теперь в монастыре живешь? Наверное, ты уже там самая главная, да? Как это называется? Игуменша, кажется… Да, такой красавице и умнице только игуменшей и быть…
От этих слов Анна чуть не разревелась. Какое там «самая главная», если мать Феофания даже не хочет постричь ее в мантию! Какая же это несправедливость! Да живи она в другом монастыре, ее бы уже давно постригли и сделали казначеей или благочинной. Или даже игуменией… А здесь ее не только не ценят, но еще и издеваются над ней. Видите ли, этой взбалмошной игумении вздумалось отправить ее ухаживать за мамашей-симулянткой и спившейся старшей сестрой, которые и в Бога-то не верят! Так почему она, инокиня Анна, должна возиться с ними?
Клара сочувственно кивала головой. Да, она прекрасно понимает Анну. Ведь и у нее не жизнь, а сплошные проблемы. На работе платят мало: уборщица в банке, и то получает куда больше, чем она, бухгалтер со стажем. И замуж она выходила трижды, и потом трижды разводилась. Всем этим мужикам нужно одно: кучу детей да жену-прислугу. А почему она должна горбатиться за плитой и стиркой пеленок? Сколько у нее знакомых женщин, с которых мужья, как говорится, пылинки сдувают! И делают за них все по дому, а они только красятся да ногти полируют. Да, повезло же этим дурам, хотя они ей и в подметки не годятся! Не зря же сказано, что дуракам – счастье. Только ей одной всю жизнь не везет…
Они засиделись на кухне за полночь. И чем дольше продолжалась их беседа, тем больше она сводилась к взаимным сетованиям на судьбу и осуждению всех и вся. В конце концов на столе появилась водка, и Анна сама не заметила, как сделала первый глоток… А потом, продолжая жаловаться на судьбу, на несправедливую игумению, на глупую мамашу и спившуюся Милку, снова и снова наполняла стопку и, глотая пьяные слезы, откусывала от бутерброда с колбасой…
***
Назавтра они обе проснулись в прескверном настроении. И Клара сразу же напустилась на Анну. Это по ее вине она вчера выпила лишнего, и вот теперь у нее болит голова и отекло лицо. Как же она завтра сможет работать? Разве так поступают с подругами? И вообще, Анне нет дела до того, как она несчастна. Она всегда думала только о себе, а не о других. Так пусть тогда убирается назад в свой монастырь! Только там таким и место! А ей ее нисколечко не жаль.
После этого Анна около суток просидела на вокзале в ожидании поезда. А потом почти столько же времени ехала в битком набитом, шумном плацкартном вагоне. Правда, теперь ее уже не раздражал вид болтливых подвыпивших попутчиков. Потому что Анна начинала понимать – напрасно она осуждала и презирала их, и свою мать, и Милку. Ведь сама она оказалась ничем не лучше их. Вернее, даже хуже. Ведь ее праведность, которой она так гордилась, оказалась шита белыми нитками. Она верила, что достойна небесных благ, а на самом деле стояла на краю бездны…
И тут Анне снова вспомнился ее сон. Выходит, это она была той женщиной, стоявшей над огненной пропастью! А окутывавший ее мрак на самом деле царил в ее душе… Теперь Анна уже не думала, кем могла быть другая, одетая светом, женщина, виденная ею во сне. Потому что ей стало страшно. Ведь это всегда страшно – заглянуть в темные бездны собственной души… Но в этот миг словно чья-то ласковая рука погладила ее по голове, и Анна провалилась в тот глубокий сон без сновидений, который один поэт давно минувших времен назвал «бальзамом болящих душ»**. Правда, ее душе он все-таки не принес исцеления…
***
Как ни странно, в монастыре словно не заметили ее отлучки. Даже игумения Феофания не любопытствовала, почему она вернулась так рано. Хотя теперь Анна не боялась рассказать ей правду. Как не боялась и возможных последствий своего рассказа.
Спустя три недели до Пасхи ее снова вызвали к игумении Феофании. И опять настоятельница вручила ей распечатанное письмо, написанное знакомым размашистым почерком Милки, и адресованное в монастырь:
«Дорогая моя сестренка Анна! Сегодня пятый день, как умерла наша мама. После твоего отъезда она очнулась и стала меня просить пойти в церковь и позвать к ней батюшку. Мол, ей как можно скорее нужно креститься. И рассказала мне, что видела, будто лежит она как бы в больнице на койке, а и по ней, и под ней грязь рекой растекается. А рядом стоит женщина, вся в черном, как монашка. Лица ее не видно, только, говорит, я сразу поняла, что это моя Анечка. А между нами – пропасть, и из нее огонь так и пышет. Вот я и подумала – видно, это оттого, что Анечка крещеная, а я – нет. А она стоит, и не то плачет, не то говорит что-то, жалобно так, словно страшно ей одной, вот она меня и зовет… Да разве ж я свою доченьку брошу?.. Нет, ради нее я должна креститься. Тут и я задумалась – а как же я маму брошу? Нет уж, если она собралась креститься, так и я тоже крещусь. Наутро побежала я в церковь, нашла батюшку, его отец Петр зовут, и все это ему рассказала. Он в тот же день пришел и крестил нас обоих. После этого у мамы сразу такое лицо светлое сделалось! А назвал он ее вместо Лилии - Сусанной, мол, это имя тоже означает «лилия», а меня вместо Милки назвал Людмилой. Когда батюшка уходил, мама его просила, чтобы он за тебя молился. Мол, Анечка такая хорошая, такая добрая, вот она меня и уговорила креститься. А, как он ушел, легла и сказала: все, теперь и умирать не страшно. И заснула…не проснулась. Отец Петр ее и отпел, а денег ни рубля не взял. Он меня уговаривает жить при церкви и по хозяйству там помогать. Так что, может, я потом тоже, как ты, монашкой стану. А, что я на тебя тогда накричала, так прости за это – очень мне маму жалко стало… Твоя сестра раба Божия Людмила».
Анна стояла и плакала навзрыд. Теперь она поняла, кем была та, одетая светом, женщина из ее сна. То была ее мать, которую любовь к дочери привела к Богу. Ведь «…Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем» (1 Ин. 4, 16). Какой же пример любви и всепрощения подала ей, умирая, мать родная!
Наступившее молчание нарушила мать Феофания:
-Какая же Вы счастливая, Анна, что у Вас была такая мать. Мы будем молиться за нее. И вот еще что. Я намерена ходатайствовать перед архиереем о Вашем постриге в мантию. Так что к Пасхе Вы станете монахиней.
Не поднимая глаз, Анна произнесла:
-Я недостойна.
ЛЕГЕНДА О ЛЮБВИ, ИЛИ ВОСТОК – ДЕЛО ТОНКОЕ
Нет ценности супротив любви.
(русская пословица)
«…Но это же и есть цена любви!»
(Низами Гянджеви. «Лейли и Меджнун»)1
Все началось в тот злосчастный воскресный вечер, когда директор городского вещевого рынка Фархад Мамедов вернулся домой после очередного рабочего дня. Надо сказать, что денек этот оказался на редкость удачным. Приближалось 8 марта, поэтому торговля во всех рыночных бутиках шла «на ура». Мужчины покупали подарки милым дамам, ну а те – подругам, дочкам-внучкам и самим себе… Неудивительно, что Фархад возвращался домой в самом приподнятом настроении – в следующие дни прибыль наверняка будет еще большей. Вдобавок, дома его ждала жена Ирина. Его единственная, его любимая жена.
Однако едва Фархад переступил порог своего дома, как его радость мигом улетучилась. Ибо Ирина встретила его настолько холодно и неприветливо, словно он был ей чужим. А когда муж сел ужинать, заявила ему самым серьезным тоном:
-Фархад, я хочу поговорить с тобой. Это касается нас обоих. Это очень важно, Фархад…
От изумления директор рынка едва не поперхнулся кусочком долмы2. После чего недоуменно уставился на Ирину. В самом деле, что происходит? Почему Ирина ведет себя так странно? И что она собирается ему сказать?
-Фархад, мы с тобой должны развестись.
-Как развестись? – изумился Фархад. – Почему?
-Прости, Фархад. – тихо произнесла Ирина и поспешно отвернулась к окну. – Но…так надо. Прости…
Голос ее задрожал и оборвался. И Фархад понял – она плачет.
***
В ту ночь, впервые за двадцать лет совместной жизни, супруги легли спать порознь. Так пожелала Ирина. Что до Фархада, то он не стал настаивать на своем. Конечно, его далекие предки, жившие по законам шариата, наверняка осудили бы своего пра-пра-пра-пра-…правнука за подобное попустительство женской блажи. Однако за долгие годы житья в России Фархад привык жить по иным законам – законам рынка. И потому научился не давать волю чувствам и извлекать выгоду из любой житейской ситуации. Вот и эту ночь ему было выгодней провести в одиночестве, чтобы поразмыслить о случившемся. Ведь Ирина так и не удосужилась объяснить, по какой такой причине они должны разойтись. А он, видя, насколько тяжело ей говорить о предстоящем расставании, не стал настаивать на этом. Зачем причинять Ирине лишнюю боль своими расспросами? Он сам выяснит все.
Всю ночь Фархад проворочался на жестком кожаном диване в своем кабинете, мысленно проклиная тот день и час, когда он купил это дорогое и модное, но до крайности неудобное изделие итальянских мебельщиков. И раздумывая об услышанном от Ирины.
Итак, что же могло произойти? С чего это вдруг его жена, с которой они недавно отпраздновали, так сказать, фарфоровую свадьбу3, вдруг надумала разводится с ним? Может быть, это как-то связано с тем, что недавно ей пришлось обследоваться в онкологическом диспансере? Вряд ли. Ведь тогда Фархад поднял на ноги всех светил местной медицины, которые обследовали его супругу с головы до пят. Да, у нее нашли опухоль матки. Однако это оказалась всего лишь миома4. Причем совсем маленькая, не требующая оперативного лечения. И данные биопсии подтвердили – опухоль доброкачественная. Но Ирину испугал сам факт такой находки – у нее обнаружили опухоль матки. Конец! Катастрофа! Скоро она умрет! А она еще так молода! Она так хочет жить! Почему? За что? Напрасно врачи уверяли Ирину, что ее жизни и здоровью ничто не угрожает – она непрестанно плакала и упрямо твердила о своей скорой смерти. Увы, в этом ее не разубедили даже лучшие городские психотерапевты, к которым ее возил Фархад, щедро оплачивая каждый подобный визит… Но потом с Ириной стало твориться что-то странное: два раза в неделю, а именно по средам и пятницам, она, как поначалу решил Фархад, стала голодать, не беря в рот ничего, кроме черного хлеба и чая. Кроме того, он стал замечать, что Ирина, прежде отродясь не бравшая в руки никаких книг, кроме женских романов, теперь запоем читает какие-то брошюры. И периодически уходит из дому – куда? Впрочем, вскоре все эти тайны получили объяснение - Ирина призналась Фархаду, что недавно она крестилась. И поскольку теперь она - православная, то должна подтверждать свою веру делами: ходить в храм, читать церковные книги и соблюдать посты. Он воспринял эту новость спокойно, как прежде – просьбы Ирины купить ей новую шубку или очередное украшение – чем бы женушка не тешилась, лишь бы только перестала плакать и выбросила из головы мысли о смерти. Действительно, теперь Ирина стала спокойнее…пожалуй даже, воспрянула духом. Как же Фархад радовался этому! Как оказалось – преждевременно… Но все таки - почему она вдруг заговорила о ним о разводе?
И тут Фархада осенила внезапная догадка. Как же все просто! И почему он сразу не подумал об этом? Ирина просто-напросто нашла себе другого. В самом деле – ведь Фархад на двенадцать лет старше ее. А на вид ему дашь не пятьдесят пять, а все шестьдесят. Увы, молодость дважды не бывает5. Ирине надоело жить со старым мужем – вот она и надумала уйти к молодому. Что ж, если ей так будет лучше – пусть уходит. И будет счастлива с другим, как он был счастлив с ней.
Однако многолетний жизненный опыт научил Фархада не доверять первому впечатлению. В самом деле, что если он ошибается и пресловутый соперник существует лишь в его воображении? Это следует узнать наверняка. Но как? Кто может знать сердечные тайны Ирины? Разумеется, ее подруга. Ведь кому, как не подруге, любая женщина доверяет свои самые сокровенные секреты! В полной уверенности, что уж та-то не расскажет их никому. Увы, чаще всего случается обратное…
А кто лучшая подруга Ирины? Конечно, Римма. Именно она ходит с Ириной по магазинам, по парикмахерским, по косметическим салонам (наверняка теперь – и в церковь!) и частенько бывает у нее в гостях. Посмотреть со стороны – просто образцовая подруга, надежней и задушевней которой не сыщешь на свете. Правда, Фархад более чем уверен – Римма неспроста дружит с его женой. Ведь муж Риммы и она сама работают у него на рынке. И потому зависят от Фархада. После этого неудивительно, что Римма изо всех сил старается ублажать жену своего начальника. И, надо сказать, преуспела в этом – Ирина души в ней не чает. Что ж, в таком случае Фархад без труда узнает у Риммы все сердечные тайны своей супруги!
***
…У Риммы, опасливо переступившей порог начальственного кабинета, был такой настороженный вид, что Фархад сразу понял – он не ошибся. Римма что-то знает… И, чтобы добиться ее признания, он повел себя с ней строго, если не сказать, жестко:
-Нам с Вами предстоит серьезный разговор, Римма. Я хочу поговорить с Вами о своей жене Ирине. Ведь Вы – ее лучшая подруга. И Вам хорошо известно, что…
Дальнейшее напоминало дешевый полицейский сериал. Лицо лучшей подруги директора рынка исказилось страхом…
-Я не виновата! – испуганно пискнула она. – Я хотела, как лучше… Это все он! Он!
-Кто он? – нахмурился Фархад. Похоже, его худшие догадки подтверждались. Ирина нашла себе другого. Причем явно не без участия Риммы. Ишь, как сразу испугалась эта пройдоха! Знает кошка, чье мясо съела! Что ж, сейчас она выложит ему всю правду!
-Батюшка… - пролепетала Римма. – Понимаете, я хотела, чтобы у Ирочки все было хорошо… Я всегда хотела ей только добра… Она же моя подруга… Я же к этому батюшке сама который год хожу. Он такой молитвенный… Вот я и подумала – вдруг он Ирочке поможет… Ну, помолится, чтобы она поправилась. А он…а он…
-Что…? – Фархад говорил спокойно, пожалуй, даже слишком спокойно. Однако все его подчиненные хорошо знали – подобный тон не предвещает ничего хорошего. – Что – он?
Испуганные глаза Риммы мгновенно наполнились слезами:
-Понимаете, я не знала… - затараторила она, перемежая свою речь жалобными всхлипываниями. - Я не думала, что он так сделает… А вчера Ирочка мне позвонила и говорит, что батюшка ей все объяснил. Мол, она заболела потому, что живет в невенчанном браке…с некрещеным…может, у него еще и вера другая… И, что если она будет продолжать с ним…жить, то Бог ее еще сильнее накажет… Говорит, а сама плачет… Я не виновата! Разве я могла знать, что он ей такое скажет? Господи, я же так хотела, так хотела помочь Ирочке…
-Вы ей уже помогли. – сурово произнес Фархад. – Значит, так. Ирине о нашем разговоре – ни слова. Надеюсь, Вы меня поняли… Кстати – как зовут этого вашего батюшку? И где он работает?
-В Троицкой церкви. – на сей раз голос Риммы звучал куда увереннее. Еще бы! Ведь гроза, уже собиравшаяся было над ее головой, похоже, пронеслась мимо. – А зовут его отец Игорь. Он там настоятель. Такой хороший батюшка…все его хвалят. Разве я думала…
-Можете идти. – оборвал ее Фархад. – Когда понадобитесь, я Вас позову.
Подобострастно улыбаясь сквозь еще не просохшие слезы, лучшая подруга Ирины шмыгнула за дверь.
***
Фархад долго сидел за столом, размышляя об услышанном от Риммы. И чем дольше он думал, тем больше ощущал себя человеком, который долго и уверенно шел к давно намеченной цели, глядя вперед и только вперед. Пока вдруг не почувствовал под ногами пустоту. И с ужасом не увидел, что балансирует на самом краю зияющей бездны…
До вчерашнего дня Фархад был уверен в будущем. Ибо у него имелось все, что нужно для подобной уверенности. Любимая жена, дети, которые давно уже выросли и перебрались в Москву, а вскоре собирались порадовать родителей внуками. У него были дом-полная-чаша и прибыльное дело. И всего этого Фархад добился сам. Поскольку с юных лет привык думать и рассчитывать наперед. Именно благодаря этому свойству своего характера неприметный сельский паренек Фархад Мамедов6, уроженец одной из восточных республик былого СССР, и возвысился до могущественного директора рынка в северном городе Михайловске.
Свой «путь наверх» Фархад начал с тех самых пор, когда, отслужив положенный срок в одной из воинских частей на Севере России, решил остаться там на сверхсрочную службу. Конечно, любой его земляк предпочел бы вернуться домой, устроиться на работу, жениться…собственно, именно так в свое время поступили и отец, и старшие братья Фархада. Но он смекнул, что сверхсрочная служба сулит ему куда большие перспективы, чем возвращение на родину, и не прогадал. Положим, он не дослужился до высоких чинов, зато со временем получил должность начальника складов, чем очень гордился. Еще бы! Ведь склады - это весьма хлебное место… Но недолго пришлось Фархаду радоваться достигнутому – вскоре в стране началась перестройка со всеми последствиями оной…в итоге воинскую часть, где он служил, расформировали. А содержимое складов перевезли в центр России. За исключением кое-какой списанной военной техники, которую руководство решило не вывозить, а оставить…проще говоря, бросить на месте за ненадобностью – зачем тащить с собой весь этот металлолом? Что до Фархада, то его отправили в отставку, тем самым положив конец и его власти, и его карьере.
Окажись на его месте другой человек, он воспринял бы случившееся, как катастрофу. Но Фархад поразмыслил – и сделал совсем иной вывод. Да, он остался не у дел. Однако взамен получил полную свободу действий, а в придачу – кучу бесхозных запчастей. Оставалось лишь найти им подходящее применение. И Фархад успешно решил эту задачу, открыв в одном из зданий упраздненной части автомастерскую. Там вместе с кое-кем из бывших сослуживцев, угодивших вместе с ним в отставку, он собирал из списанных военных машин сельхозтехнику для местных колхозов, воплощая в жизнь известный лозунг «перекуем мечи на орала». А обрадованные председатели оных колхозов щедро рассчитывались с ним по дедовскому методу – натурой, то бишь, собственной сельхозпродукцией. Поскольку денег у них просто-напросто не было… Стороннему человеку могло бы показаться верхом безумия, что Фархад согласен на такую форму оплаты своего труда. И впрямь, зачем заниматься делом, приносящим вместо рублей – мясо, молоко и картошку? Но он рассудил иначе: есть в амбаре, так будет и в кармане. И арендовал в областном центре, городе Михайловске, здание закрытого к тому времени дома культуры местного судоремонтного завода, переоборудовав его под рынок. Там он успешно и выгодно сбывал все, что поставляли ему местные колхозы. Когда же дышавший на ладан заводик, как говорится, и вовсе отдал концы, а его имущество пошло с молотка, Фархад за бесценок приобрел бывший дом культуры, став из арендатора этого здания – его собственником. И с тех пор являлся полновластным хозяином своего рынка. Правда, со временем, когда импортная сельхозпродукция существенно потеснила на прилавках отечественную, Фархад, поразмыслив и прикинув, преобразовал свое владение из продуктового рынка – в вещевой. После чего его доходы возросли вдвое, если даже не втрое. Ведь, где жители Михайловска теперь покупали себе дешевые китайские и турецкие вещи? Разумеется, на рынке Фархада Мамедова!
Сколько лет он выходил победителем из всех схваток с судьбой! Сколько лет он строил свое счастье, как строят дом – неспешно и основательно. Мог ли он подумать, что оно окажется не крепче карточного домика?
Они с Ириной прожили вместе целую жизнь. Разве им было важно, кто какой крови и кто какой веры? Нет! Ведь они любили друг друга. И вот теперь их разлучает чужой, незнакомый человек. Но почему? Чем провинился перед ним Фархад? За что он отнимает у него Ирину? И что сможет сделать Фархад, если его жена безраздельно верит этому человеку?
Только одно – защищать свою любовь. Но как?
***
Пожалуй, окажись на месте Фархада его далекий пра-пра-пра-пра-…прадед, он, не раздумывая, схватился бы за ятаган. Однако смекалистый потомок бесстрашных воинов Востока был человеком мирным и не привык рубить сплеча. Вдобавок, долгий жизненный и коммерческий опыт давно убедил его в справедливости поговорки: и сила уму уступает. Вот и сейчас он сидел и думал, как удержать Ирину от рокового развода. А в том, что он станет для нее роковым, Фархад не сомневался. Ведь, расставшись с ним, Ирина не сможет даже прокормить себя – она давным-давно разучилась работать, привыкнув жить на всем готовом. Она привыкла к достатку, точнее сказать, к богатству, к тому, что любящий муж исполняет любые ее прихоти, что за его спиной она – как за каменной стеной. Но какая участь ждет ее, если она, сама не понимая, что делает, разрушит эту стену? То же, что ждет домашнюю птичку, привыкшую жить в заботе и в холе, если она вздумает улететь в лес… И как спасти Ирину, если все убеждения заведомо окажутся бессмысленны? Ведь она собирается разводиться с Фархадом не потому, что разлюбила его, а потому, что так ей велел этот священник…отец Игорь из Троицкой церкви… Интересно, где же находится эта церковь?
И тут Фархад вдруг вспомнил, что каждый день проезжает мимо нее по дороге на свой рынок и обратно. Причем каждый раз удивляется, отчего она имеет столь плачевный вид. Обшарпанные стены, ржавая крыша, увенчанная почерневшим от времени деревянным крестом, над которым торчит игла громоотвода. А в довершение картины – окружающий церковь забор с надписью «Отцы разрушали – вам восстанавливать», обращенный в сторону соседней школы, который так покосился, что, того и гляди, рухнет на случайных прохожих… А ведь Троицкий храм действует уже почти пятнадцать лет. То есть ровно столько же времени, сколько Фархад владеет своим рынком. Ему ли не знать этого, если камнерезный завод, который раньше находился в здании этой церкви, закрыли как раз в то же время, когда пустили с торгов имущество бывшего судоремонтного завода! Тогда-то Фархад и стал хозяином рынка…наверняка, и у этой церкви тоже есть свое руководство…вот этот самый отец Игорь7, о котором говорила Римма. Но если сравнить эти два здания, то рынок Фархада по сравнению с церковью покажется едва ли не дворцом. У них что, нет денег на ремонт? А ведь похоже, что это и впрямь так…
И тут Фархаду вдруг пришла в голову одна мысль. По-восточному хитрая и одновременно по-восточному коварная. Кажется, он догадался, как можно удержать Ирину от развода… В следующий же миг Фархад вызвал секретаршу и потребовал немедленно пригласить к нему Римму. А спустя полчаса та уже подъезжала к Троицкой церкви, где вскоре должна была начаться вечерняя служба, с секретным поручением от своего хозяина.
***
…-Простите, батюшка, можно мне с Вами поговорить?
Отец Игорь с нескрываемым недовольством воззрился на невысокую полную дамочку средних лет, остановившую его у входа в храм. Экая хитрая физиономия! Сразу видно – еще та пройдоха! И что ей от него понадобилось? Наверняка какой-нибудь пустяк. Хочет пожаловаться на пьющего мужа или на склочную соседку, в то время, как, скорее всего, сама и довела их до этого. Или, под предлогом откровения помыслов, на кого-нибудь нажаловаться… Как же он устал от этих жен…не мироносиц, а «переносиц»!8 Воистину, прав был Апостол Павел, называя подобных особ «всегда учащимися и никогда не могущими дойти до познания истины» (2 Тим. 3, 7). Или Преподобный Серафим Саровский, величавший таковых «намазанными галками», от которых истинному рабу Божию должно бежать без оглядки. Увы, он по долгу пастыря вынужден терпеливо выслушивать их сплетни и жалобы и давать им душеполезные советы, заведомо зная, что они будут не исполнены…хорошо еще, если не истолкованы с точностью до наоборот. Хотя куда охотнее он занялся бы чем-то понужнее и поважнее. Например, ремонтом храма, о необходимости коего, как говорится, вопиют сами его камни. Вот только где взять на это денег, если за последние пятнадцать лет в Михайловске открыли более десятка церквей и их настоятели сумели залучить к себе в духовные чада всех местных предпринимателей? Так что остается лишь молиться о том, чтобы Господь наконец-то послал и ему щедрого христолюбца…вот только пока таковой не спешит явиться. Но все-таки: о чем с ним хочет говорить эта навязчивая особа?
-Батюшка, я приехала к Вам по поручению нашего директора, Фархада Наилевича Мамедова…
Услышав это имя, отец Игорь насторожился. В самом деле, что нужно этому человеку, явно мусульманину, от него, православного священника? Правда, в стародавние времена один монгольский хан вызвал к себе в Орду «главного русского попа», чтобы тот исцелил его ослепшую жену9. Но ведь отец Игорь – не Святитель Алексий Московский, а господин Мамедов – не хан Джанибек. Тогда что же он хочет от отца Игоря?
-Он бы хотел освятить свой рынок. – пояснила визитерша. – И послал меня договориться с Вами о времени и об условиях.
У отца Игоря отлегло от сердца. Вот оно что! Господин Мамедов желает, чтобы православный священник освятил его рынок. Конечно, странно, зачем ему вздумалось это сделать? И почему из всех городских батюшек он выбрал именно отца Игоря? А, например, не отца Александра, настоятеля Никольской церкви, которая находится поблизости от рынка… Хотя разве это так важно? Куда важнее то, что оный господин Мамедов – один из богатейших людей в Михайловске. Значит, он наверняка щедро оплатит свою блажь. А отцу Игорю…вернее, Троицкому храму…так нужны деньги!
Разумеется, священник не стал говорить этого посланнице Фархада. А спокойным и деловым тоном произнес:
-Что ж, давайте пройдем ко мне в кабинет. Там все и обсудим.
Спустя час Фархад уже выслушивал подробный доклад Риммы об ее поездке в Троицкий храм и о разговоре с его настоятелем. И остался доволен услышанным. Еще бы! Ведь его по-восточному мудрый и по-восточному коварный план и впрямь сработал!
***
Фархад не любил терять времени впустую. Тем более сейчас, когда был важен каждый день – со дня на день Ирина могла подать на развод… И потому освящение рынка состоялось на следующий же день после судьбоносного разговора Риммы с отцом Игорем.
Надо сказать, что Фархад обставил это событие с максимальной торжественностью. Отца Игоря на директорском черном «Бумере» доставили прямо к крыльцу рынка. После чего со всеми почестями препроводили внутрь и отвели к директору, господину Мамедову, который встретил батюшку настолько любезно, что тот оторопел. А он-то ожидал увидеть перед собой спесивого, вульгарного торгаша, этакого современного Кит Китыча10 восточных кровей! Однако этот человек вел себя так радушно и учтиво (впрочем, с подобавшим его положению достоинством), что священник сразу же почувствовал к нему расположение. Тем более, что господин Мамедов, не будучи православным человеком, похоже, открыто симпатизировал Православию. Иначе зачем бы он вздумал освящать свой рынок? Не иначе, как Сам Господь внушил ему эту мысль. Но что если это лишь, так сказать, первый шаг, и вслед за этим господин Мамедов захочет креститься? И попросит отца Игоря совершить над ним Таинство Крещения. А потом станет его духовным сыном. Какая же слава ожидает отца Игоря за этот подвиг! Он, он и никто другой, приведет ко Христу одного из известнейших и богатейших бизнесменов Михайловска! Молва о его миссионерском подвиге пройдет по всему городу…по всей Михайловской епархии…да что там! по всей России!
Неудивительно, что окрыленный этой мечтой отец Игорь служил положенное чинопоследование11 так истово и торжественно, как никогда прежде. Благо, на освящении рынка в полном составе присутствовали все его работники, включая самого господина Мамедова, который, как казалось украдкой наблюдавшему за ним отцу Игорю, внимал его словам «как губка напояемая»12. А батюшка все больше проникался сознанием важности происходящего и собственной избранности. И под конец так разошелся, что даже возгласил многолетие «всем зде предстоящим», и сам в ответ спел «многая лета»…
Мог ли он знать, что Фархад так же украдкой наблюдает за ним самим. И предвкушает время, когда этот человек целиком и полностью окажется в его руках.
***
После того, как отец Игорь закончил, к нему подошла по-праздничному одетая женщина, в которой он сразу же узнал свою вчерашнюю посетительницу.
-Спасибо, уважаемый батюшка. – с жеманной улыбкой сказала она, вручая ему конвертик. – Нашему директору все очень понравилось. И он приглашает Вас на банкет. Не откажитесь, батюшка… Ведь это же такое важное событие для всех нас!
…После банкета Фархад пригласил отца Игоря в свой кабинет, где они вдвоем повели уже не застольную, а деловую беседу.
Впрочем, поначалу отец Игорь слушал господина Мамедова довольно рассеянно. Потому что никак не мог прийти в себя после пресловутого банкета. Еще бы! Ведь подобного изобилия и такой изысканности яств он не видал даже на торжественных праздничных обедах у архиерея! Вдобавок, господин Мамедов усадил его на самое почетное место – по правую руку от собственной персоны. Разве прежде кто-нибудь так чествовал отца Игоря? Кроме того, священник уже успел мельком заглянуть в полученный конвертик…конечно, он надеялся, что господин Мамедов расщедрится, но все-таки не до такой степени! Похоже, Господь наконец-то услышал молитвы отца Игоря и послал ему долгожданного благотворителя. Теперь главное – не упустить его. То есть, постараться завязать с ним деловые отношения. А со временем – и духовные.
-…Этим летом я планирую модернизировать рынок. – донеслись до него слова господина Мамедова. – Переоборудую подвальный этаж под торговый зал, пристрою к зданию дополнительные павильоны. Кроме этого, в ближайшее время я открываю при своем рынке транспортную компанию. Буду закупать товары в Москве и возить сюда. Сам, без посредников. Я уже приобрел для этого несколько машин. На днях они должны прибыть в Михайловск. Кстати, святой отец, Вы не могли бы их освятить?
Отец Игорь встрепенулся. А он-то думал, как бы ему завязать деловые отношения с господином Мамедовым! И вот тот сам делает ему очередное предложение…
-Освятить машины? – с готовностью откликнулся он, нисколько не обидевшись на «святого отца». В конце концов, откуда господину Мамедову знать церковный этикет? Главное – что его щедрость с лихвой компенсирует это незнание. – Конечно, уважаемый Фархад Наилевич! Для Вас все сделаю!
-Ну и прекрасно. – довольно улыбнулся господин Мамедов. – А чем я могу Вам помочь?
Отец Игорь призадумался. По правде сказать, он хотел бы попросить о многом. Для начала, хотя бы, денег на замену водопроводных труб. Близится осень, а за ней – и зима. При первых заморозках ветхие трубы опять прорвутся. Сколько раз их пришлось ремонтировать в этом году! Далее – котельная. Там давно пора поставить новое оборудование. А еще – побелить храм, поставить и позолотить купола, водрузить на них кресты, заказать колокола для колокольни… Впрочем, не слишком ли он размечтался? Как говорится, будь малым доволен, больше получишь. Опять же – мало ли враги Православия сейчас говорят и пишут о корыстолюбии священников? Нельзя допустить, чтобы господин Мамедов счел его одним из таковых. Он должен видеть в отце Игоре образец христианина, живое воплощение всех добродетелей. Только тогда есть шанс обратить его к Православной вере… а уж тогда он своего не упустит!
В итоге отец Игорь ограничился самой скромной просьбой:
-А нельзя у вас иконную лавку открыть?
-А сколько места Вам для этого надо? – вопросом на вопрос ответствовал господин Мамедов.
***
Через два дня после этой беседы на рынке Фархада Мамедова появилась православная иконная лавка. Отец Игорь лично выбрал для нее самое выгодное место – справа от центральной лестницы, возле окна, на котором теперь красовалась вывеска с силуэтом Троицкого храма. А Фархад охотно предоставил его священнику. Надо сказать, что в первый же день существования этой лавочки доход от нее в несколько раз превысил дневную сумму выручки от храмовой иконной лавки. Что лишний раз убедило отца Игоря – он не прогадал со своей просьбой. Точнее сказать, выиграл вдвойне. Теперь у его храма будет постоянный дополнительный доход. Но главное – появление лавочки упрочило его деловой союз с господином Мамедовым.
…Так наивная рыбешка, заглатывая дармовой корм, спущенный ей откуда-то сверху на крючке неведомым благодетелем, не догадывается, что уже стала добычей хитрого рыболова…
***
В конце все той же недели, а именно, в пятницу, обнадеженный предыдущими успехами отец Игорь исполнил просьбу господина Мамедова и освятил машины, приобретенные тем для своей транспортной компании. После чего снова получил конвертик и опять был приглашен на банкет. Правда, теперь праздничный стол был сервирован гораздо скромнее, чем в предыдущий раз. Да и внутри конвертика оказалась вложена куда более скромная сумма, чем та, на которую было рассчитывал отец Игорь. Ибо Фархад Мамедов не любил терять зря не только время, но и деньги… Однако отец Игорь не придал этому значения – в конце концов, освящение нескольких машин – это не столь значимое событие, как освящение целого рынка. Вдобавок, он был уверен - сегодняшний день еще более упрочил их деловые отношения. Теперь господин Мамедов уже почти находится в его руках. И недалек тот час, когда он попросит отца Игоря сподобить его благодати Святого Крещения…
Неудивительно, что когда по окончании обеда господин Мамедов снова пожелал побеседовать со священником, тот с готовностью согласился на это. Ибо уже предвкушал судьбоносный миг, когда услышит от директора рынка: «я хочу стать православным».
Начало их беседы было и впрямь многообещающим.
-Вот что, святой отец. – задумчиво произнес Фархад, не глядя на отца Игоря. - Есть тут у меня к Вам одно дело…
-Какое? – с готовностью откликнулся священник. Потому что был уверен – сейчас господин Мамедов скажет ему: «крести меня». Еще миг, и…
-Тут у меня с женой возникла проблема. – завершил Фархад начатую фразу. – Двадцать лет как мы с ней вместе живем… и в ЗАГС-е расписаны, все, как полагается. А недавно она крестилась. И в церкви ей велели со мной развестись.
-Что?! – искренне возмутился отец Игорь. – Да кто ей мог такое сказать?
-Да вот сказали… – уклончиво ответил Фархад. – Из ваших, из священников, кто-то сказал. Мол, если я некрещеный, то ей со мной жить нельзя…
-Так Вы бы крестились, уважаемый Фархад Наилевич! – оживился отец Игорь. – Что же Вам мешает стать православным?
-Земляки не поймут. – объяснил Фархад. – Но Вашей-то церкви я всегда готов помогать.
-Вот этим и спасетесь! – обнадежил его отец Игорь. – Милостыня, она царица добродетелей… Нет, это же просто безобразие! И повернулся у кого-то язык сказать Вашей жене такое… Развелось сейчас этих младостарцев и лженаставников! Да за подобное наказывать надо! А Вы случайно не знаете, как зовут этого священника? Надо бы сообщить Владыке…
-Кстати, святой отец. – оборвал Фархад гневную тираду батюшки. – А может, Вы у меня квартиру освятите?
-Разумеется, Фархад Наилевич! – отозвался отец Игорь. – Да для Вас я все сделаю! А когда мне к Вам приехать?
-Завтра. – произнес господин Мамедов.
-Как Вам будет удобно. – ответил священник.
***
На следующий день один из работников рынка доставил отца Игоря на квартиру к господину Мамедову. В прихожей батюшку встретил сам хозяин:
-Проходите, святой отец, проходите. Вот сюда, в гостиную. Кстати, если надо, то у нас и икона есть. Купил недавно у знакомого антиквара. Он сказал, старинная. Чуть ли не у какого-то царя во дворце висела. Вот, взгляните…
Священник взглянул – и застыл от изумления. Никогда прежде ему еще не доводилось видеть подобных икон. На первый взгляд, то был образ Казанской Божией Матери. Однако, приглядевшись повнимательнее, можно было заметить, что из-под начищенного до блеска серебряного оклада виднеются полускрытый слоем темной олифы лик седовласого старца, и даже край архиерейской митры. Но кому могло взбрести в голову надеть ризу с Казанской иконы Пресвятой Богородицы на образ некоего Святителя…скорее всего, Николая Чудотворца? Да еще и придумать столь же красивую, сколь и совершенно неправдоподобную легенду о том, будто эта икона некогда украшала царские хоромы? Наверняка это было делом рук известного михайловского антиквара Бориса Жохова, который, воспользовавшись полной неискушенностью господина Мамедова в иконописи, ловко и нагло объегорил хитрого предпринимателя… Вот уж не зря этого мошенника прозвали Жохом13!
…-Позвольте представить Вам мою жену Ирину. – оборвал его размышления голос господина Мамедова. – Познакомься, Ирочка, это отец Игорь. Насколько я помню, Вы о чем-то хотели побеседовать с моей супругой, святой отец…
Священник обернулся – и остолбенел. Потому что узнал эту женщину, которая сейчас глядела на него вытаращенными от удивления глазами. Не далее, как в минувшее воскресенье она была у него на исповеди. И узнав, что она живет в невенчанном браке с некрещеным человеком…если даже не с иноверцем, отец Игорь велел ей… Выходит, это была жена господина Мамедова! Господи, что же теперь будет?!
В этот миг священник поймал на себе торжествующий взгляд Фархада. И понял все. Как же он ошибался, думая, что перехитрил этого торгаша! А на самом деле тот ловко обвел вокруг пальца его самого, превратив, так сказать, в «карманного батюшку», послушного исполнителя воли того, кто ему платит. Вот уж правду говорят: восток – дело тонкое... и этот выходец с Востока, как искусный шахматист, рассчитал наперед все свои ходы – и выиграл! В итоге отцу Игорю сейчас придется убеждать эту женщину, что в ее браке с господином Мамедовым нет ничего греховного – ведь он зарегистрирован в ЗАГС-е. Более того, люди разной национальности и веры, столько лет прожившие в любви и согласии, заслуживают всяческих похвал и являются примером для подражания - далеко не всякие единоплеменники и единоверцы могут похвалиться подобным единодушием и верностью друг другу. А что до того, что ее муж – не христианин, так еще Святой Апостол Павел в свое время сказал: «…неверующий муж освящается женою верующею…» (1 Кор. 7, 14). И какая награда от Господа ожидает ее, если она своими смирением, терпением и любовью, своим примером благочестивой жизни во Христе приведет к Православной вере собственного мужа! Да, ему придется употребить весь свой авторитет, все свое красноречие, чтобы эта женщина поверила его словам. Потому что так желает человек, от которого он теперь зависит. А именно - господин Мамедов.
…Когда отец Игорь, исполнив все, что от него требовалось, уехал восвояси и супруги остались одни, Ирина подошла к Фархаду. Какой же радостью сейчас светилось ее лицо! Как она улыбалась ему! В ответ Фархад нежно обнял ее…
В этот миг они были счастливы, как никогда прежде. Потому что вновь обрели друг друга.
Примечания к повести «Приключения врача, или Христианами не рождаются»
1Александр Север - римский император, правивший в 222-235 гг., и благосклонно относившийся к христианству и христианам. Церковный историк Е. Смирнов пишет о нем следующее: «…Север смотрел на христианство с более правильной точки зрения, чем его предшественники. Христиане не составляли в его глазах общества заговорщиков, заслуживающих общую ненависть…, он познакомился с христианством, и, если не признал в нем значения безусловно истинной религии, то нашел в нем много достойного уважения и многое из него принял в свой культ. В его божнице, наряду с почитаемыми ими Авраамом, Орфеем…, стояло изображение Иисуса Христа. Известен даже случай его заступничества за христиан. Впрочем, правительство римское все еще не объявляло христианства религией дозволенной» (Е. Смирнов. «История христианской Церкви». –М., 2007. – С. 57-58). Таким образом, действие повести происходит в конкретный исторический период своеобразной «оттепели» между гонениями на христиан. Однако в ряде случаев автор позволяет себе отступать от исторических реалий (впрочем, избегая слишком грубых расхождений с ними). Ибо целью повествования является показать не столько «быт и нравы древних римлян», сколько духовный путь героев и их обращение ко Христу.
2Афоризм христианского писателя-апологета (защитника веры) Квинта Септимия Флоренса Тертуллиана, жившего во 2 веке. Цитируется по статье архиепископа Нафанаила (Львова) «Из истории Карфагенской Церкви. Тертуллиан»./ Патристика. Новые переводы и статьи. – Н.-Новгород, 2001. – С. 188.
3Цитата из сказки «Властелин колец», написанной английским писателем-католиком Д. Толкиеном, одним из создателей жанра «фэнтэзи», другом известного христианского писателя-апологета К. Льюиса. Дана в переводе В. Муравьева.
4Это не оговорка. Можно было родиться в Риме и все-таки не быть римским гражданином. Человек, носивший это звание, пользовался рядом привилегий. Право римского гражданства можно было получить в награду за заслуги перед Римской империей, или купить за большие деньги.
5Эскулап (у греков – Асклепий) – бог врачевания. Упоминаемый далее Гиппократ – знаменитый древнегреческий врач, живший примерно в 460 - 370 гг. до нашей эры (до Рождества Христова). Родиной его был остров Кос в Эгейском море, где герой этой истории учился медицине.
6Асклепиад – здесь – врач, ведущий свой род от мифического Асклепия.
7Здесь и далее цитируются латинские афоризмы: «dii te ament» и - «it ate Deus adjuvet». Их латинские тексты и переводы на русский язык приводятся по книге «Латынь на все случаи жизни».- М., 2009.
8Лукиан из Самосаты – писатель-сатирик, живший во 2-м веке нашей эры. Ниже цитируется фрагмент из его диалога «Зевс трагический», где боги наблюдают за спором двух философов, один из которых доказывает, что боги есть и влияют на миропорядок, а другой утверждает, что, если существуют алтари и храмы богам, значит, существуют и сами боги. Это утверждение вызывает смех у его противника, в итоге он не может продолжать дискуссию и признает себя побежденным…
9Тит Лукреций Кар – римский поэт и философ-материалист, живший в 1 в. до нашей эры, автор сочинения «О природе вещей» - единственного полностью сохранившегося изложения материалистической философии древности.
10Один из древнейших вариантов изображения Креста. По словам древнехристианского писателя 2 в. Тертуллиана, «греческая буква «тау», а наша латинская «т» есть образ Креста» (см. у А. Голубцова «Из чтений по церковной археологии и литургике». - СПб., 1995. – С. 220-221)
11Римские имена состояли из трех частей. Первая была собственно именем (Гай). Вторая указывала на то, из какого рода происходил римлянин (Аттилий). Третья была прозвищем, указывавшим на некую особенность данного человека. «Кальв» - «лысый». Прозвище главного героя – «Секунд» означает –«младший».
12Атриум – в древнеримском доме нечто вроде холла с бассейном для сбора дождевой воды посредине. В атриум выходили двери жилых помещений. Его стены украшались росписями.
13Апеллес – знаменитый древнегреческий художник.
14Юпитер и Юнона (у греков – Зевс и Гера) – верховные боги Олимпа. Ганимед – прекрасный юноша, которого Зевс перенес на Олимп и сделал своим виночерпием.
15В Древнем Риме шелк был очень модной и дорогой тканью. Туника – одежда до колен. Она могла служить как верхней, так и нижней одеждой, а также – ночной рубашкой. Римские граждане поверх ее носили тогу.
16Галл – житель современной Франции.
17Латинский афоризм: «E tenui casa saepe vir magnus exit».
18В Древнем Риме казни преступников на потеху публике нередко превращались в своеобразные спектакли, обычно, на мифологические сюжеты. Язон (Ясон) – древнегреческий герой, отправившийся в Колхиду за золотым руном. Добыть его Язону помогла дочь царя Колхиды, волшебница Медея, ставшая женой героя. Однако по возвращении на родину Язон бросил Медею ради коринфской царевны Главки. Медея убила соперницу, ее отца и двух своих детей и бежала из Коринфа на колеснице, запряженной драконами, которую прислал ее дед, бог солнца Гелиос.
19Male merenti par erit - «дурно поступающему воздастся по заслугам».
20Термы Траяна – самые большие общественные бани Рима, «подлинный город наслаждений, релаксации и развлечений, поистине город в городе» (А. Анджела. «Один день в Древнем Риме». –М., 2010. - С. 338-340). Описания реалий Древнего Рима в основном даются по этой книге.
21Эти вина, наряду со знаменитым фалернским, упоминает древнеримский поэт Гораций. Каленское вино считалось «вином для богачей» (см. вышеупомянутую книгу А. Анджела, С. 435).
22Этими словами Руф намекает Луцию на то, что на самом деле представляет собой Мирталис. В Древнем Риме волосы в синий или рыжий цвет красили продажные женщины.
23Лектика – закрытые носилки, паланкин, в котором ездили знатные и богатые люди тех времен.
24 Речь идет о так называемой палле – длинной накидке прямоугольной формы, которую женщины того времени носили поверх туники (столы).
25Медуза Горгона – мифологическое чудище со змеями вместо волос, чей взгляд превращал человека в камень.
26Плутон (у греков – Аид) – в мифах - владыка царства мертвых. «Отправиться в царство Плутона» – то же, что умереть.
27Фабий Максим Кунктатор («медлительный») (275-203 гг. до н.э.) - древнеримский полководец.
28Эта игра в монетку дошла и до наших дней. Правда, в Древнем Риме она сопровождалась словами не «орел или решка?», а: «корабли или головы?». Поскольку на монетке с одной стороны изображалась голова двуликого бога Януса, а с другой – нос галеры.
29Цирцея (Кирка) – прекрасная и коварная волшебница из «Одиссеи». Елена – красавица-царица, из-за которой началась Троянская война. Афродита (у римлян Венера) – богиня любви, прекраснейшая из обитательниц Олимпа.
30В Древнем Риме ходить по ночным улицам было небезопасно. Поэтому богатого римлянина, отправлявшегося на пир, на крыльце его дома поджидал раб с фонарем (так называемый фонарщик). Его обязанностью было встретить хозяина, осветить ему дорогу и проводить в дом.
31Каракалла (211-217 гг.) – римский император, известный своей жестокостью. После него в течение четырех лет правил Гелиогабал, а с 222 г. – Александр Север.
32Нерон (54-68 гг.) – печально знаменитый римский император, преследовавший христиан. В цитируемом ниже тексте древнеримского историка Тацита (жившего около 58 - 117 гг. н.э.) описываются гонения при Нероне, который ложно обвинил христиан в поджоге Рима, в то время, как сделал это сам.
33Сейчас это слово является синонимом слова «выпивка». Однако в Древнем Риме «возлиянием» называлась заключительная часть пира, по словам А. Анджела (см. комментарий 18), «нечто вроде веселого соревнования тостов, которое завершалось очень поздно и по окончании которого все участники пира были пьяны».
34Речь идет о дощечке, покрытой воском. Упоминаемый ниже «стиль» - палочка для письма на такой дощечке.
35Эта амнистия – выдумка автора. Однако она позволяет считать, что время действия повести – 222 год, когда Александр Север только что стал императором и освободил тех, кто находился в заключении за преступления против прежнего правителя.
36Книготорговец перечисляет имена и произведения древнегреческих и древнеримских писателей. «Золотой осел» («Лукий, или Осел») – повесть Апулея, писателя и философа, жившего во 2 веке. «Истинное слово» Луция Корнелия Цельса – также подлинное произведение. До наших дней оно не сохранилось. Однако, благодаря тому, что в веке его подробно прокомментировал церковный писатель древности Ориген (цитируя при этом фрагменты книги Цельса), в советское время имела место попытка восстановить текст этого произведения (он и цитируется ниже по книге «Античные критики христианства» - см. далее комментарий 40). А вот книжка «Я был христианином» является авторской выдумкой, навеянной воспоминаниями об издававшихся в советское время творениях вероотступников (апостатов). Отсюда и прозвище ее автора – «отступник». Впрочем, чтобы уверить читателей в правдивости своего повествования, он назвался Юстином – «истинным».
37Имеется в виду Авл Корнелий Цельс, живший в 1 веке до нашей эры. Его трактат «О медицине» сохранился до нашего времени.
38Сократ – древнегреческий философ, живший около 470-399 гг. до нашей эры). Некоторые его поступки и высказывания получили высокую оценку у христианских писателей и святых отцов (например, Святителя Василия Великого), как примеры истинной мудрости и добродетели.
39В древности философы носили особый плащ, который отличал их от других людей, своеобразный знак своей профессии. Это делал даже христианский апологет 2 века, святой Юстин (Иустин) Философ, принявший мученическую смерть за Христа (память его совершается 1 июня по старому стилю (по новому стилю – 14 июня).
40Текст «Правдивого слова» цитируется по книге А.В. Рановича «Превоисточники по истории раннего христианства. Античные критики христианства» (М., 1990. – С. 270-331).
41Эти жутковатые сказки заимствованы из диалога древнехристианского писателя Марка Минуция Феликса (вторая пол 2 – нач. 3 в.) «Октавий». Такими представляет христиан один из его героев, молодой язычник Цецилий.
42Триклиний – обеденный зал, столовая.
43Подлинная надпись на римском саркофаге, наглядно иллюстрирующая «быт и нравы» римлян-язычников. Цитируется по книге А. Анджела (см. выше)
44Разумеется, Луций провалился в одну из катакомб – подземных усыпальниц, где во времена гонений молились христиане и погребали тела мучеников, на чьих гробницах совершали Литургию (по словам А. Голубцова, «отсюда ведут начало наши престолы с полагаемыми в них частицами святых мощей»). Катакомбы располагались на глубине от 8 до 25 метров под землей и могли иметь до четырех ярусов (этажей) (А. Голубцов. «Из чтений по церковной археологии и литургике». СПб., 1995. - С. 69–86).
45Инсула – многоэтажный и многоквартирный дом, хозяин которого сдавал квартиры жильцам. Подобные «доходные дома» до революции существовали и в России.
46Патриции – древнеримская знать.
47Император Коммод правил в 180-192 гг. История мученика Аполлония – подлинная. Ее приводит в пятой книге своей «Церковной истории» епископ Евсевий Кесарийский (Памфил), прозванный «отцом церковной истории» (см. Евсевий Памфил. «Церковная история», М., 2001. – С. 234.). Однако то, что Марк является внуком Аполлония – вымысел автора.
48Епископ Урван (папа Урбан 1), возглавлял Римскую кафедру в 223-230 гг.
49Известнейший и в наше время афоризм: «homo homini lupus est».
50Асс (ассарий) – ходовая монета.
51Таблиний – кабинет хозяина дома.
52«Октавий» - произведение христианского писателя-апологета (защитника веры) Марка Минуция Феликса, жившего в Риме во второй половине второго - начале третьего веков. Оно написано в форме диалога между двумя друзьями – язычником Цецилием и христианином Октавием, очевидцем которого является их друг Марк (от чьего лица и идет повествование). Цецилий излагает точку зрения тогдашних язычников на христиан. А Октавий опровергает его и убеждает в истинности христианской веры. В итоге Цецилий решает сам стать христианином. Ниже цитируется текст «Октавия» по изданию «Раннехристианские церковные писатели. Антология». – М., 1990. – С. 198-243. Два фрагмента, выпущенные в этом издании из цензурных соображений, приводятся по книге А. В. Рановича (см. комментарий 40). Увы, до таких пределов доходила ненависть язычников к христианам…
53Серапис – древнеегипетское божество.
54Епископ Урван цитирует текст «Учения двенадцати Апостолов» («Дидахи»), памятник древнехристианской литературы, датируемый концом 1 века или первой половиной 2 века.
55Латинское имя, означающая «Господня».
56Тор – у скандинавов и германцев бог-громовержец, победитель великанов и чудовищ, вооруженный боевым молотом. Маленькие изображения молоточков у почитателей Тора служили амулетами.
57Латинский афоризм: «Qui parcit nocentibus, innocents punit».
58Префект – в Древнем Риме – человек, выполнявший обязанности градоначальника и начальника полиции. Сцена аудиенции у помощника префекта является вымышленной, но вполне современной…
59По-латыни этот афоризм звучит как: «chartae standum est» («бумага предпочтительнее»).
60«pecunae obedient omnia».
61В те времена в Риме существовало что-то вроде современной полиции. Эти люди входили в состав преторианских когорт и подчинялись префекту города. Допрос арестованного Кварта – вымышленная сцена.
62То есть, рабыни, отпущенной на свободу своими господами.
Примечания к повести «Наследник героя»
1Немецкий детский писатель ХХ в., автор известной сказки «Тим Талер, или Проданный смех». Его автобиографическая повесть «Мой прадедушка, герои и я», действие которой происходит в Германии в 1940 г., посвящена теме истинного и ложного героизма.
2Этот город, равно как и история его освобождения от интервентов – вымышлены. И, хотя в ряде случаев автор использовал реальные факты из истории гражданской войны на Севере, они изменены до неузнаваемости. Так что не следует отождествлять Михайловск с реально существующим городом Архангельском.
3Прототипом этой эскадры является карательный красноармейский отряд М. Мандельбаума, в годы гражданской войны разъезжавший по Печорскому краю на пароходах и «насаждавший власть большевизма» путем грабежей, истязаний и убийств местного населения, в том числе – и представителей духовенства. Он насчитывал несколько сотен человек, «в том числе и за счет местных большевиков». (Фофанова В. В. «Гонения на Православную Церковь в 1918-1919 гг. на Русском Севере.// Новомученики и исповедники земли Архангельской. – Архангельск, 2006. – С. 33). Однако история «красной эскадры» в рассказе – полностью вымышлена. Прототипом Доры отчасти является северная революционерка Ревекка П. (в девичестве – Майзель).
4Шанежки, шаньги – северная выпечка. Про них даже сложена забавная поговорка: «кушай, Манюшка, пяту шанежку, я ведь не считаю…»
5Термидор – один из месяцев календаря, принятого во времена Французской революции 1793 г. Упоминаемый далее Жан-Поль Марат (по прозвищу «друг народа») – один из ее идеологов.
6Red – по-английски - красный.
7Во времена гражданской войны это выражение означало – убить, расстрелять.
8Это – не авторская выдумка. Для сравнения приведу описание погрома, устроенного красноармейцами в деревне Тегра Холмогорского уезда: «священные облачения и пелены были раскиданы по полу…затем в храме начались пляски…пили церковное вино и курили. Все это сопровождалось безобразным пением. На престоле и жертвеннике был произведен полный разгром…вино пили прямо из потиров. Евангелие на престоле изрезали ножом…лжицу, ковшички и блюдца утащили. Всюду в храме оставили множество окурков… Два храма в селении Сельцо подверглись той же участи». Описанный выше расстрел священника основан на реальном событии: 33-летний псаломщик Селецкого прихода Холмогорского благочиния Афанасий Смирнов был расстрелян этим же отрядом на могилах трех французов, убитых большевиками, за то, что участвовал в их погребении. (Фофанова В.В. Гонения на Православную Церковь в 1918-1919 гг. на Русском Севере.// Новомученики и исповедники земли Архангельской. – Архангельск, 2006. – С. 34).
9Фелонь – часть священнического облачения. Чаша – здесь – Потир.
Примечания к рассказу «Драма в Сосновке»
*Немного измененная цитата из романа современного английского христианского писателя Стивена Лохеда «Талиесин».
**Здесь и ниже цитируются фрагменты из подлинных документов конца 50-х-нач. 60-х гг. ХХ в.
Примечания к рассказу «Два сапога – пара…»
1Цитата из стихотворения северного поэта В. Ледкова «Деньги». Перевод с ненецкого М. Борисовой.
2Все персонажи, а также географические названия в этой истории полностью вымышлены.
3Детали священнического облачения, получаемые за выслугу лет.
4Зальце, зало – в северном доме комната наподобие гостиной.
5Втор. 25, 4: «не заграждай рта волу, когда он молотит».
6Вот как эта фраза звучит целиком: «Даром получили, даром давайте. Не берите с собой ни золота, ни серебра, ни меди в поясы свои, ни сумы на дорогу, ни двух одежд, ни обуви, ни посоха. Ибо трудящийся достоин пропитания» (Мф. 10, 8-10).
7Отец Гермоген цитирует высказывание преподобного Феодора Студита о некоем монахе Аввакуме, покинувшем обитель: «где он теперь блуждает, как овца зверохищная, без руководства и пасения»?
8Канунник – столик с Распятием, перед которым в храме служатся панихиды.
9Перифраз слов Святого Апостола Павла из 1-го Послания к Коринфянам: «разве не знаете, что священнодействующие питаются от святилища? Что служащие жертвеннику берут долю от жертвенника?» (1 Кор. 9, 13)
10Намек на Иуду Искариота, который «…был вор: он имел при себе денежный ящик и носил, что туда опускали» (Ин. 12, 6).
11Фрагменты из 3-го и 6-го «Слов о священстве» Святителя Иоанна Златоуста.
Примечания к рассказу «У попа была собака…»
1Солея – возвышение перед иконостасом. Середина ее называется амвоном. Дьяконские двери (правильнее – дьяконские врата) - двери в иконостасе по бокам от Царских врат. Называются они так потому, что через них во время Богослужения чаще всего проходят диаконы (священники – крайне редко, епископы – почти никогда). На дьяконских вратах изображаются Архангелы Михаил и Гавриил или святые диакона Стефан и Лаврентий. (см. «Закон Божий» в 5 томах, т. 2. – Изд-е Владимирской епархии, 2000. - С. 114).
2Жизнь хороша. – англ.
3Корец (корчик) – один из священных сосудов. Представляет собой маленький ковшик с крестом на ручке. В него, в частности, наливается горячая вода с вином для запивания после Причащения (так называемая «запивка»).
4Речь идет о Святейшем Патриархе Алексии Втором. Судя по упоминанию об его недавней интронизации (в июне 1990 г.), время действия рассказа – 1990-й или 1991-й годы.
5Владыка Поликарп цитирует текст из 1-го Послания Святого Апостола Павла к Тимофею (1 Тим. 4, 12). На священническом наперсном кресте он написан по-церковнославянски. В русском переводе он звучит так: «…будь образцем для верных в слове, в житии, в любви, в духе, в вере, в чистоте». На протоиерейском кресте с украшениями (таком, как у отца Игнатия) этой надписи нет.
6То есть – нежеланное лицо.
7Зальце – в северном доме нечто вроде гостиной. Упоминаемая далее поветь – хозяйственное помещение в задней части дома.
8 1 Ин.4,8.
9Перифраз из Евангельской притчи о блудном сыне – «…был мертв и ожил, пропадал и нашелся» (Лк.15, 24).
Примечания к рассказу «Умирала мать родная…»
*Инокиня – здесь - послушница, над которой совершен так называемый «малый» постриг в рясофор, предваряющий принятие собственно монашеского пострига (пострига в мантию) с произнесением соответствующих обетов.
**Перифраз цитаты из трагедии В. Шекспира «Макбет», акт 2, сцена 2, в переводе С. Соловьева.
Примечания к рассказу «Легенда о любви, или Восток – дело тонкое»
1Цитата из поэмы средневекового азербайджанского поэта Низами Гянджеви «Лейли и Меджнун», повествующей о трагической судьбе двух разлученных влюбленных, восточных Ромео и Джульетты. Перевод П. Антокольского.
2Долма – одно из блюд азербайджанской кухни, вроде наших голубцов.
3То есть, 20-летие после свадьбы.
4Миома – доброкачественная опухоль, исходящая из мышечной ткани матки.
5Восточная пословица.
6Здесь самое подходящее время открыть читателю, почему автор избрал для своего героя именно такое имя - Фархад. Дело в том, что оно означает «смышленый» (другие варианты значения – способный, непобедимый).
7Пусть читатель не осудит Фархада за подобные мысли. Ведь он мыслит, как коммерсант. Вдобавок, совершенно далек и от Православной веры, и от Церкви. И потому рассуждать иначе он просто-напросто не может.
8То есть, женщин, переносящих сплетни. Выражение это встречается в произведениях русского писателя Х1Х века Н.С. Лескова.
9Имеется в виду чудесное исцеление Святителем Алексием Московским жены монгольского хана Джанибека Тайдулы. Вызывая Святителя в Орду, хан писал: «мы слышали, что небо ни в чем не отказывает молитве главного попа вашего: да испросит же он здравие моей супруге!»
10Тит Титыч Брусков, по прозвищу Кит Китыч – персонаж пьесы А.Н. Островского «В чужом пиру похмелье». Имя его стало нарицательным для обозначения недалекого богача-самодура.
11То есть, «чин благословения нового дома». То же самое чинопоследование совершается и при освящении квартиры.
12Выражение из «Повести временных лет» Преподобного Нестора Летописца. Заимствовано из рассказа о крещении Святой Равноапостольной Ольги. Именно так, внимательно и благоговейно, святая княгиня слушала поучение о вере, преподанное ей Константинопольским Патриархом.
13Жох – ловкач, пройдоха.