Олег Бондарев Сезон охоты на птиц

Я принес тебе в подарок

Не тюльпаны, не жасмин,

Не пионы и не розы,

Не подснежники с вершин.

Я перо Жар-птицы

Подарю тебе.

Группа «Браво», Жар-птица

«Скачок» я приметил издали. Кровавые пятна на асфальте только подтвердили мою догадку.

– Придется в обход, – сказал, повернувшись к спутникам.

– Ну, елки-палки, Ворон… – протянул Гремлин, худосочный и низенький сталкер. Днем он трудился механиком в искитимском автосервисе, а по ночам тибрил различные артефакты из Зоны. Не удовлетворяла его, судя по всему, официальная зарплата.

– А что, Ворон? – пожал плечами я. – Хочешь напрямик – давай. Прямо на «скачок». Зашвырнет он тебя куда-нибудь в стратосферу, будешь знать.

– Да ладно, не кипятись, – примирительно сказал Гремлин. – Я ж к тебе, Ворон, никаких претензий! Аномалии эти просто задрали. Раз идешь – пусто, во второй – тоже, а на третий сунешься проверенным путем, а тут уже «мясорубка» или похуже что…

– Зона есть Зона, – холодно заявил я. – С ней, как с той рекой: в одну и ту же два раза не войдешь.

– А, может, не «скачок» это все ж? – подал голос Богомол, дородный бородатый дядька. Отец его, говорят, священником был, оттого, видно, и сын блаженным получился. Как не пьет, так в Зоне, а как не в Зоне, так пропивает то, что оттуда стащил. Замкнутый круг, словом. Правда, от других подобных выпивох только кровавые пятна под аномалиями разными остались, а этот до сих пор слоняется. Видимо, и впрямь Богом помечен.

– Ну ты как в первый раз, честное слово! – раздраженно воскликнул я.

– Да причем тут раз… – поморщился бородач. – Обходить не хочется. Тут бы прошмыгнули – и все, считай, на месте. А так лишние полчаса телёпать.

– Лучше медленно брести, чем через «траплин» углы срезать, – уверенно заявил я. – Но, раз так сильно проверить хотите, давайте проверим.

И вынул из кармана гайку. Годы идут, Зона меняется, а проверки лучше крохотной гаечки так и не придумали. Шайбы легкие чересчур, далеко не закинешь, а к болту нитку прилаживать неудобно – соскальзывает. Вот потому и таскаем до сих пор полные карманы пресловутых гаек.

В общем, раскрутил я одну за нитку и швырнул прямо в «скачок». Ну и «скачок», конечно же, снаряд мой, не задумываясь, отбросил – благо, не в нас, а в железную дверь полуразрушенного гаража. Видеть я этого, ясное дело, не видел, скорость была, мягко говоря, бешеная, но по звуку все понял.

– Видали? – спросил, оглядываясь на их хмурые лица. – Достаточно вам такой проверки? Или, может, с приборами туда полезете, чтобы уж наверняка?

По лицам вижу – не полезут. Трусят, причем оба. Богомол, даром, что блаженный, а помереть боится, ну а Гремлин никогда смельчаком не слыл.

– Бери снасть, – сказал я бородачу. – Пошли в обход. Возражений ведь нет?

Богомол молча подхватил сеть и, пропустив меня вперед, потащился следом. Замыкал шествие Гремлин, опасливо косящий глазом в сторону некстати подвернувшейся аномалии.

Конечно, мне и самому не слишком хотелось тащиться в обход заброшенной бойлерной. Но иного пути не было. Либо по тому коридорчику, который перекрыл проклятый «скачок», либо направо, через старый склад, где «жгучим пухом» все поросло, как паутиной в склепе… да это уже, по сути, и был склеп, где почили десятки юных и самонадеянных сталкеров. Не знаю, что их туда привело. Я бы в то место ни за какие коврижки не сунулся.

Впрочем, еще неделю назад я не подозревал, что отправлюсь на поиски мифической жар-птицы. Однако ж – отправился. Как говорится, от сумы и тюрьмы…

Сложно сказать, когда жар-птица появилась в новосибирской Зоне – то ли во время первого Расширения, то ли уже во время второго, а может, всегда там была, просто на глаза попалась недавно. В «Радианте» разговоры о пернатом чуде начались в конце зимы. Поговаривали, что пение ее способно излечить любые болезни. Слепому, де, птица могла вернуть зрячесть, а инвалиду вновь подарить возможность ходить. Словом, чудо крайне ценное и в быту полезное. И потому я ничуть не удивился, когда Витя Боровой попросил меня это чудо добыть.

– Плачу любые деньги, – заявил он.

– Так уж и любые? – хмыкнул я.

– В разумных пределах, естественно, – тут же оговорился бандит.

Сошлись на ста штуках – естественно, ненашенских. Деньги, как водится, после доставки хабара. Понимая, что дело мне предстоит непростое, я решил заручиться поддержкой двух старых знакомцев, с которыми ныне и шел, вздымая клубы пыли. Путь наш лежал к старой трансформаторной будке близ Сальской: по слухам, обитала наша птаха неподалеку от него, в полуразрушенном отстойнике. Соваться к чудесной твари другие сталкеры не решались: кусок вроде и лакомый, да только как есть его и кому сплавлять – непонятно. Так, прознав, что я собрался идти в Зону за жар-птицей, мой старый приятель Колотушка подавился супом, а, прокашлявшись, мигом окрестил меня балбесом.

– Балбес ты, Ворон, – так и сказал, без обиняков.

– Я предпочитаю слово «авантюрист», – криво улыбнулся я.

– А называйся, как пожелаешь, – сказал Колотушка, махнув на меня краюхой хлеба. – Суть оттого, чай, не поменяется.

Он помолчал чуток, а потом сказал, глядя на меня исподлобья:

– А все ж из той «комариной плеши» другой ты вернулся, Гришка. Другой…

– Благо, вообще вернулся, – сказал я мрачно. – Иные и этим похвастать не могут.

– То да, – не стал спорить Колотушка. – Вот только черт его знает, что лучше – в «плеши» окочуриться или от Жар-птицы сгореть.

А я и сам не знал. Пошел на это дело я только ради денег. Хотелось разорвать цепь, которая, точно пса при будке, удерживала меня в Зоне. Романтику в сталкерских походах за хабаром видят только зеленые новички, каким и я был лет пятнадцать назад. Но после того как идущего впереди товарища разрывает на части упущенная из вида «мясорубка», ты уже не так жаждешь в эту романтику окунаться. В Зону – как на работу: не хочется, а надо. Хабар на деньги, деньги на ветер, и опять пошло-поехало. Ни разу полученной выручки не хватало на что-то серьезное.

И вот наконец у меня появился реальный шанс выбраться из этого болота.

Сколько я отдам Богомолу и Гремлину? Думаю, по «червонцу» им хватит. Больше – сильно жирно, меньше – совестно: все-таки в самое пекло за мной полезли. О сумме, предложенной Витей, я им, конечно же, говорить не стал, а то еще начнут возмущаться моей жадности.

А это не жадность, правда. Всего лишь здравый смысл.

– Ворон, – окликнул меня Гремлин.

– Чего такое?

– Кажется, хвост за нами.

– Хвост? – переспросил я, оглядываясь. – Чего-то не вижу я никакого хвоста…

– Да тащится кто-то следом, точно тебе говорю, – заверил механик. – Я назад посмотрел, а он за гаражом спрятался.

Я закусил губу. Пойти обратно да проверить? Нехорошая примета – возвращаться… Тем более – в Зоне.

– Двигаем дальше, – понизив голос, предложил я. – Но ухо держим востро. Курки взведены, смотрим в оба. Глядишь, это здешний муляж какой-нибудь, бродит бесцельно, стращает честного сталкера.

Они отрывисто кивнули и потянулись к пистолетам.

Это раньше, когда Посещение только-только минуло, в Зону ходили без оружия, поскольку стрелять в аномалии было бесполезно, а подчас и опасно. Но чем дальше, тем больше становилось мерзавцев, любящих загребать жар чужими руками. Вот сходил ты в Зону, пролежал целый день в пыли, дождался, пока патруль с границы уберется, и назад к выходу ползешь, сжимая в руке сумку с заветной добычей… а тут тебя на выходе встречает сволочь с автоматом наперевес и, нагло так пялясь, заявляет: «Хабар или жизнь!» А ствол уже в рожу смотрит, готовый плюнуть пулей. И хоть вроде как предложил тебе этот мерзавец выбор, но на деле, самое обидное, выбора-то нет. Ему тебя и так и сяк в живых оставлять нельзя. Фразочку свою подобные типы говорят, видно, дабы самих себя убедить, что сохранилась в них хоть капля человечности. Что какие-то принципы у них остались.

А в наши дни, наверное, уже даже говорить ленятся. Стреляют сразу, на поражение, а потом выдирают из скрюченной руки сумку и тащат к Парфюмеру.

Держа пистолеты наготове, мы продолжили наш путь. Гремлин нервничал больше других, поминутно оглядывался и вздыхал, жалея, видно, что с нами отправился. Богомол же бормотал что-то под нос и, напротив, смотрел только перед собой.

До угла дошли спокойно, а вот сворачивать сразу я не решился – затормозил отряд и полез за гайкой. В проходе меж бойлерной и складом тоже раньше «скачка» не было, однако ж появился и уже успел кого-то расплющить. В общем, береженого Бог бережет.

С этой же гайкой, к нашему облегчению, ничего не случилось. Тогда мы решились и все же свернули. Шагая по узкой забетонированной дорожке, брели вперед, и сердца наши стучали куда чаще, чем обычно.

– Уже малехо, – сказал я, ободряюще глядя на соратников.

– Не дает мне покоя этот наш преследователь, – сознался Гремлин. – Уж до того не люблю я подобные игры!..

– Ну будет, – урезонил его Богомол. – Глядишь, примерещилось тебе просто.

– Сам бы хотел, – буркнул механик. – Да только чую я, огребем мы потом с этим проблем…

– Давай без паникерства, ладно? – урезонил я его. – Проблемы будем решать по мере их появления.

Гремлин нехотя замолчал, но, судя по виду, переживать меньше не стал.

До следующего угла дошли без приключений. Аномалий на дороге не встретили, а таинственный преследователь, если вообще и был, на глаза не показывался. Спутники мои да и я сам немного расслабились. До отстойника, где обитала жар-птица, было уже рукой подать.

Наконец мы обогнули бойлерную и увидели бетонную стену ее логова. С удивлением я услышал беззаботное, мистическое щебетание, точно канарейка пела, всунув голову в водосточную трубу. Пульс участился, лоб покрылся испариной. Все-таки не каждый день приходится ходить на жар-птицу. Крадучись, мы устремились к отстойнику. Чем ближе подходили, тем громче становилось пение, тем сильней тряслись поджилки. Богомол держал сеть наготове, Гремлин, пыхтя, тащил переносной аквариум с водой, а я прокручивал в голове все пункты моего странного плана.

Идея прихватить с собой аквариум пришла внезапно – во время того же достопамятного разговора с Колотушкой.

– А чего она в отстойнике-то сидит? – спросил я.

– На тот счет догадок много, – веско произнес старый сталкер. – Одна другой сказочней. Но я лично подозреваю, что в луже той она боль снимает. Ее тело ведь пылает постоянно, по сути, один сплошной ожог. Вот, видимо, и приноровилась птаха в воде отмокать. Глядишь, не бултыхалась бы там, давно б подохла от боли.

Вот тогда-то мой план и зародился. Взяли большой аквариум, на восемь литров, «с запасом», чтобы наверняка. И сеть сделали на заказ, из вольфрамовой проволоки, дабы не оплавилась от жара чудесной птахи: кто знает, что там за температура у ее пламени?

На цыпочках подойдя к круглому «окошку» в бетонной стене, я осторожно заглянул внутрь. Вот ты где, родимая, невидаль невиданная, плещешься. Наконец-то увидел я тебя собственными глазами.

По виду действительно напоминала она канарейку, волшебным образом пережившую «духовку». Махонькая, с небольшим треугольным клювиком, а вместо перьев ее крохотное тельце язычки пламени покрывают. Вода от соприкосновения с телом жар-птицы шипит и закипает. Птаха ловко перепрыгивает с места на место в облаках пара и неустанно щебечет.

– Ну? Что там? – нетерпеливо спросил механик. Ему из-за моей спины жар-птицу видно не было.

– Чудо там, – ответил я без тени иронии. – Покруче всяких там «черных брызг» и «гремучих салфеток». Давай сюда сеть и страхуй, а ты, Гремлин, держи аквариум наготове. И не вздумай разбить! А то без зелененьких останемся.

Механик отрывисто кивнул, а Богомол вложил в мои руки сеть.

Вот он, момент истины. Ну, не подведи…

Выждав, пока жар-птица подойдет поближе, я набросил на нее сеть. Канарейка, оказавшись в ловушке, заголосила еще громче, стала метаться, биться грудью в вольфрамовые прутья. Только бы не оплавила, думал я, споро вытягивая добычу из отстойника.

Мои спутники, затаив дыхание, наблюдали, как из круглого «окошка» на свет божий появляется наша птаха – сгусток пламени внутри вольфрамовой решетки.

– Крошечная такая, – заметил Гремлин.

– Ты не болтай вот-то, а аквариум подставляй, – велел я.

Он поспешно сдернул крышку, и я опустил сеть с трепыхающейся внутри птицей в водную «темницу». Вода забулькала, зашипела, однако ж дело свое, по-видимому, сделала: орать наша пленница стала куда как меньше. По моему кивку Гремлин снова водрузил крышку на место и защелкнул фиксирующие ее замки.

– Неужто все? – спросил механик, с глупой улыбкой посмотрев на меня.

Я неуверенно осклабился в ответ.

Да, удивительно, но поймать жар-птицу оказалось куда проще, чем я думал, чем думали все без исключения питерские сталкеры. Артефакт, за который Витя Боровой пообещал мне сто штук, барахтался в аквариуме, и теперь нам оставалось по горячим следам покинуть Зону и доставить товар заказчику.

– Стоямба, – сказал из-за спины незнакомый голос.

Сердце замерло в груди. Выходит, Гремлин не ошибся, и за нами действительно был хвост? Но кто мог нас преследовать? Патрульные? ООНовцы? Или же те самые сукины дети, любящие гулять за чужой счет?

– Обертайтесь, – велел незнакомец. – Только медленно. А то я малый нервный, пристрелю еще кого ненароком.

Мы подчинились. Повернувшись, я увидел троих верзил, облаченных в потрепанные куртки, джинсы и кроссовки. Стояли они метрах в четырех от нас и выглядели крайне довольными. Лица двоих, с автоматами, были мне незнакомы, а вот третьего, с пистолетом, я определенно видел раньше…

– Ты из Витиных, – сказал, глядя ему в глаза. – Он тебя, кажется, Буяном звал…

Бандит криво улыбнулся:

– Память у тебя, конечно, ништяк, Ворон. Но у вас, сталкерастов, иначе и быть не может, верно? Чуть че забыл, уже в «студень» вляпался… Или в «комариную плешь», например, забрел.

– Чего вам надо? – спросил я, пропустив мимо ушей пустой треп Буяна.

– Птичку забрать хотим. – Он махнул пистолетом в сторону аквариума. – И хозяину передать. Пусть порадуется.

– Да мы уж как-нибудь сами, – буркнул я.

Вот, значит, что за игру ты затеял, боров проклятый, подумал я, рассматривая нагло улыбающегося Буяна и его стрелков. «Любые деньги», говоришь? «Сто штук зелененьких – не проблема»? Ясно теперь, отчего ты был так сговорчив. Решил на чужом горбу в рай въехать? Сучий потрох!

– Не усложняй, – покачал головой Буян.

Я хотел было огрызнуться, когда внезапно услышал протяжный скрип и замер с открытым ртом. Смотрел я в сторону трансформаторной будки, дверь которой внезапно открылась.

А секундой позже изнутри вышел сгорбленный приземистый мужичок, одетый в лохмотья и старую потешную шляпу, как у Крокодила Гены из советского мультика. Кучерявая борода его неопрятно топорщилась, а лицо было до того измазано грязью, что ни носа не разобрать, ни щек, ни губ – только два черных глаза в обрамлении лохматых щеток ресниц.

Внутри у меня похолодело. Подобных бродяжек в Зоне не встретишь, тем более – так глубоко. Пощипывают иногда наследие пришельцев по краям, точно воробьи булку, но и только. А это гляди куда забрался… Предчувствуя беду, я стоял ни жив ни мертв и опасливо наблюдал за тем, как чумазый споро семенит к растерянным верзилам.

– Это еще кто? – недовольно поинтересовался Буян.

Бродяга, тихо посвистывая и сопя, подошел к одному из автоматчиков и беззастенчиво запустил руку в карман его куртки.

– Ты чего, дед, офонарел? – оторопело хмыкнул верзила и, не долго думая, со всего размаха въехал в чумазую морду локтем.

Крик, который вырвался из его груди в следующую секунду, был ужасен. Выпучив глаза, верзила орал, а правая его рука, соскользнув с приклада, теперь болталась, точно плеть.

– Что случилось? – гаркнул Буян, обернувшись к товарищу.

– Рука отнялась! – воскликнул громила.

А бродяга, как ни в чем не бывало, продолжал ковыряться в его кармане. Наконец он с радостным клокотанием вытащил изнутри пригоршню потрепанных гаек и поднес ее к морде – вроде как понюхать.

– Ах ты паскуда… – прохрипел Буян и, наставив пистолет на чумазого, нажал на спусковой крючок.

Их разделяло не больше двух метров. Тем удивительней, что пуля бандита прошла мимо цели.

– Да как так… – пробормотал бандит, растерянно глядя на пистолет.

А я уже все понял. Точнее, не все, но главное: надо бежать. Бежать, пока странный дед всем нам руки-ноги не поотсушил с головами в придачу. Судорожным движением я выгреб из кармана все имеющиеся там гайки и швырнул ими в воюющих с бродягой громил.

– Деру, – скомандовал я своим подельникам и первым отправился прочь от жилища Жар-птицы, по широкой дуге огибая чумазого и Витиных прихлебателей.

Гремлин и Богомол без лишних вопросов устремились следом, завороженно наблюдая за потасовкой. Автоматчик, карман которого старик в шляпе опустошил первым, уже валялся на траве то ли без чувств, то ли мертвый. Буян, разочаровавшись в стволе, самонадеянно пошел на противника врукопашную, а третий, пока суд да дело, отбросил автомат и опрометью побежал к бойлерной. Вскоре нас настиг его предсмертный крик: судя по всему, по неосторожности парень угодил в коварную аномалию.

Что же это за странный мужичок, думал я, огибая бойлерную под аккомпанемент душераздирающих бандитских воплей. И зачем ему гайки? Нет, это точно еще одно порождение Зоны, этакая реакция на бродящих по ней сталкеров. Гайки валяются и тут и там, и она, недовольная, создала новую, причудливую, тварь, смыслом жизни которой стало собирание этих гаек. Санитар Зоны, будь он неладен… Но сейчас его появление, что греха таить, спасло нам жизни.

Перекур я объявил, лишь когда мы обогнули здание бойлерной и достигли «скачка».

– Ох ты! – шумно выдохнул Богомол. – Ну и перетрухнул же я, признаться… Мало, что бандюки с оружием, так еще и этот, грязный да наглый… Думал, уже не выберемся. Но Бог, видно, с нами…

– А я ведь говорил – хвост! – вновь завел старую шарманку Гремлин. – Кто это был-то, Ворон? Что за гады?

– Заказчика представители, – ответил я, рассеянно глядя через «скачок» в том направлении, где находился достопамятный отстойник.

– То есть как – заказчика? – опешил механик. – А на кой черт мы тогда в эти дебри лезли?

– А мы у них вместо навигатора были, – пояснил я. – Захотел наш заказчик, видимо, и птичку заполучить, и при деньгах остаться. Вот и послал своих головорезов, чтоб по нашим следам к отстойнику прошли и забрали упакованный подарочек.

– Сука, – холодно констатировал Богомол.

– Еще какая, – кивнул я. – Ну да ничего. Мы его так проучим – мало не покажется.

В ответ на вопросительные взгляды компаньонов я добавил:

– Ну, он ведь хотел жар-птицу? Так пусть получит! Со всеми вытекающими, так сказать…

* * *

Звонка от Буяна Витя так и не дождался. Более того – когда сам ему позвонил, компьютерный голос вежливо сообщил, что «абонент находится вне зоны действия сети». Может, еще не вернулся? Да вроде пора уже… А вдруг не срослось? Это ж, в конце концов, Зона, всякое случается. Тем более, не за мешком «пустышек» ведь отправились – за цельной жар-птицей!..

Ожидание затягивалось. До полуночи Боровой худо-бедно держался, благо имелись у него коньяк и вечерние ток-шоу по телеку, а потом все же плюнул и отправился в спальную – в глаза хоть спички вставляй!.. Проковыляв к кровати, Витя обрушился на нее грузным телом и мигом уснул. Возникшая было мысль, что Буян мог сторговаться с Парфюмером или иным перекупщиком, промелькнула и растворилась в абсолютной черноте лишенного сна забвенья.

Проснулся Витя от странного звона. Несколько секунд понадобилось ему, сонному, чтобы понять – кто-то выбил стекло. Ворвавшийся в комнату сквозняк подтвердил его догадку. Кожа мигом покрылась мурашками. Резко повернув голову к окну, Боровой увидел рассыпанные по полу осколки, а среди них – ее. Ни дать ни взять канарейка, вот только пылает, словно факел. Завороженно глядя на волшебную птаху, Витя лишь глазами хлопал.

А тем временем ковер под жар-птицей уже начинал дымиться.

Не придумав ничего лучше, канарейка с диким криком взмыла к потолку, и искры от нее полетели во все стороны. Шторы занялись в момент, ковер запылал, и пламя начало спешно подбираться к кровати Борового – пламя не обычное, магическое, с зеленоватыми и сиреневыми вкраплениями. А дурная птица, голося, продолжала носиться по комнате, то ли не желая искать окно, то ли просто его не видя. Не успел Витя и глазом моргнуть, а огонь был уже со всех сторон. Он оказался зажат у стены, и кровать, на которой авторитет лежал, тоже уже горела.

Вскочив, Витя в страхе попятился назад. Вертя головой из стороны в сторону, он отступал до тех пор, пока не уткнулся в стену. Похоже, что путей для спасения у него уже не осталось.

Тогда, совсем обезумев от страха, он попытался изловить кружащую под потолком огненную тварь, однако только зазря обжег руки.

В отчаянии повернув голову к окну, Боровой внезапно увидел физиономию Ворона. Тот глумливо улыбался, глядя, как Витя в окружении пылающих вещей суетится на кровати. Боровой на миг зажмурился, пораженный, а когда открыл глаза вновь, испещренная шрамами рожа сталкера уже исчезла.

Что это было? Наваждение? Или Ворон действительно заглянул в окно, дабы убедиться, что спальная пылает вовсю? В конце концов, кто, кроме вонючего сталкера, мог подложить Боровому такую свинью?..

Поди теперь разберись…

Фигурные ножки, выгорев, подломились, кровать накренилась, и Боровой, потеряв равновесие, скатился вниз, прямо на горящий ковер. Огонь с радостью принял его в свои объятья, назойливые язычки пламени взялись за волосы, а кожа мигом покрылась пузырями. Крик боли разорвал окружающий полумрак комнаты и вылетел наружу через разбитое окно.

В кои-то веки у Вити появилась возможность загребать жар собственными руками.

Но он, кажется, был этому не слишком рад.


Июль 2013

Загрузка...