Хроника посещения (сборник)

Дмитрий Силлов Тени Хармонта

Ученый был неказистым с виду. Среднего роста, руки в карманах, сутулится, короткая стрижка, голова с глубокими залысинами опущена вниз, мешковатый белый халат сидит на нем как плащ-накидка на дистрофике. В общем, обычный яйцеголовый, каких в Институте, словно вшей на бродячей собаке.

Уполномоченный отдела безопасности Института капитан Вилли Херцог восседал в кресле за столом и сипел своей пустой трубкой – курить он бросил давным-давно, а от артефакта в зубах отказаться так и не смог. Ученый же неподвижно сидел на стуле с высокой спинкой, будто и не человек вовсе, а живой покойник, которых немало бродит по Зоне. Странные они, эти яйцеголовые. Абсолютно не приспособленные к жизни типы с тараканами там, где у людей находятся мозги.

– Проходите, уважаемый, присаживайтесь, – сказал Вилли Херцог, вытащив изо рта трубку и ее мундштуком указав вошедшему на второй стул.

Лаборант подчинился. С некоторых пор ему приходилось подчиняться приказам руководства Института и еще многих других типов, на которых ранее ему было плевать с вершины Болдер-пика.

Вилли Херцог по прозвищу Боров самодовольно улыбнулся. Еще бы! Завербовать такого волчару – это большое искусство. Рост без малого семь футов, плечи не во всякую дверь пройдут, ручищи что твои лопаты, на лице шрам, добавляющий жути. И хитер словно койот. Однако на каждого койота найдется своя ловушка. Любой сталкер о чем мечтает? Правильно, о деньгах. И чтоб в тюрьму не загреметь. С Шухартом, конечно, промашка вышла. Но, может, хоть этот великан, которому кто-то в шутку прилепил прозвище Карлик, оправдает ожидания.

Херцог со вздохом открыл папку, лежащую перед ним на столе.

– Итак, господин Цмыг, поручаю вам дело особой важности. А именно: вы должны обеспечить безопасность нашего русского коллеги, прибывшего к нам из Научно-исследовательского института того же профиля, что и наш, находящегося… эээ… в городе Киеве, да. Кстати, зовут коллегу Эдвард Бай…

– Можно просто Эдвард, – прервал Борова ученый.

Голос у него был глухой, будто из бочки. Эти яйцеголовые, когда думают, почти все дымят дешевыми сигаретами, будто паровозы. В лабораториях не продохнуть, хоть мачете подвешивай. Не иначе, тараканов своих дымом подгоняют, чтоб шустрее носились под черепушкой.

– И куда его надо сопроводить? – мрачно поинтересовался Цмыг.

– А куда скажет, туда и надо, – сказал Вилли Херцог, оскалившись в жутковатой улыбке и показав при этом желтые, прокуренные зубы, в которые смола от ядреного трубочного табака въелась навечно. – Ему поручено исследовать аномальные тени от освещенных предметов в Зоне. Вот и помоги нашему русскому другу. Расскажи все подробно, проложи маршрут, обеспечь безопасность во время операции. Ну а премиальные за выход на опасную территорию, само собой, не заставят себя ждать.

– И чего их исследовать, эти тени? – с явной неохотой протянул Цмыг. – Случается, что лежат они не с той стороны предметов, где им положено лежать, иногда вообще к солнцу направлены. Вот и вся аномалия. И наступать на них не рекомендуется, иначе…

– Вот обо всем об этом ты и расскажешь нашему коллеге, – отрезал Вилли, захлопывая папку. – У них… эээ… в киевской Зоне с аномальными тенями хуже, чем у нас, реже встречаются. Так что после инструктажа пакуйтесь в костюмы – и вэлкам в «галошу».

– В Чернобыльской Зоне, – поправил Борова яйцеголовый, поднимая голову. – В Киеве Зоны нет. Пока что.

Чем-то этот ученый, приехавший ни пойми зачем с другого конца света, напоминал Цмыгу одного малоизвестного австралийского киноактёра, фамилию которого сталкер забыл напрочь. Глаза безразличные, лицо ничего не выражающее, мимика отсутствует. Были б глаза закрыты, можно было подумать, что это лицо спящего человека лет тридцати пяти-сорока от роду, которому в жизни порядком досталось от науки и дешевого виски.

– Короче, это костюм, – сказал Цмыг, протягивая ученому научную броню со шлемом. – От серьезной аномалии не спасет, только от «жгучего пуха», может быть, или от переломов, если с «галоши» навернешься. «Галошу» щас подадут. Это типа небольшого грузовика на воздушной подушке и с перилами вместо бортов. Предназначен для перевозки таких как ты, и идиотов вроде меня, которые согласились их сопровождать. С «галоши» сходить только когда я разрешу. Найдем аномальную «тень», встанем около нее. Я проверю, все ли чисто, ты спустишься, попляшешь около нее сколько тебе надо, потом обратно поедем той же дорогой. Вопросы?

Равнодушные глаза сместились со своих мест в орбитах и остановились на лице Цмыга.

– У вас часто ученые в Зоне погибают?

Карлик от неожиданного вопроса даже слегка растерялся.

– Ну… случается. А ты с какой целью интересуешься?

– Да так. Просто плохая это идея в Зоне той же дорогой возвращаться, какой пришел.

– Это у тебя откуда такие сведения? – окрысился Цмыг. За годы сталкерствования в Зоне он эдакий бред впервые услышал.

– Примета, – отозвался Эдвард.

– Интересно, давно ли ученые стали верить приметам, а не научно обоснованным фактам? – ехидно поинтересовался Карлик.

Эдвард, ничего не ответив, принялся надевать костюм. Понятное дело. Ерунду какую-то прогнал, и ответить нечего. Виданное ли дело – возвращаться другим маршрутом, вновь прокладывая путь меж явных и скрытых аномалий? Ну и ученые у них в России – или где там находится этот Киев?..

…По провешенной дороге ехать проще, это не целину бороздить. Сразу за институтским двором, где Зона начинается, прорва аномалий – это каждый знает, но тропка меж ними известная. Только не забывай гайками да болтами проверять, все ли с ней в порядке. Цмыг с собой целый мешок железа взял, фунтов на пять, не меньше. Промеряет участок, насколько силы броска хватит – и медленно, не торопясь вперед «галошу» посылает. И снова тормозит, и снова промеряет путь. Еще не хватало на казенной работе в «комариную плешь» въехать, или с «мясорубкой» поцеловаться. Вдвойне обидно будет.

Ученый же заскучал. Сел на пол, будто все происходящее его не касается, будто Карлик прям вот обязан его катать, путь промерять, искать ему эти чертовы тени.

– Слышь, ты, ученый из России, – процедил Цмыг сквозь зубы. – Давай-ка поднимай задницу, бери мешок да швыряй гайки. Я тебе в «отмычки» не нанимался.

Яйцеголовый, не меняя позы, поднял на бывшего сталкера глаза, в которых не было ничего. Будто в глазницы живого человека вставили фарфоровые шарики с нарисованными черными кружочками по центру.

– А на хрена? – спросил он.

– Что «на хрена»? – не понял Цмыг.

– Гайки твои на хрена, когда все и так видно? Вон слева «плешь», средняя, судя по изменению структуры грунта, статическое давление в центре аномалии около двухсот тысяч атмосфер. Вон след от жирной «зеленки», свежий, стало быть, протечет она в следующий раз здесь не ранее чем через два часа, когда проголодается и снова пойдет обследовать свою территорию. Значит, на шестьдесят метров вперед можно идти смело без всяких промеров.

Карлик ошалело посмотрел вперед. Разумеется, никаких «плешей» или следов не разглядел, обернулся, готовый сказать резкость, а, может, и двинуть яйцеголовому по шлему, чтоб ересь всякую не городил.

Но ученый уже стоял у него за спиной – как поднялся и подойти успел, непонятно. Стоит себе и улыбается одним ртом, и смотрит на Карлика, не мигая, своими шариками.

– Не видишь?

– Не вижу! – рявкнул Цмыг. – Брешешь ты все! Я в Зоне не часы, как ваш брат, а месяцы провел…

– Тысяча долларов.

– Что «тысяча долларов»?

– Спорим на штуку «зелени», что я прав?

– Да запросто!

– Ладно.

Ученый выгреб из мешка горсть гаек и швырнул их влево веером, будто пшеницу сеял.

Цмыг прикусил губу. Пролетев несколько футов, четыре гайки вдруг словно дернуло что-то книзу. Раз! – и на земле лежат четыре металлических кольца, раскатанных в фольгу.

– След «зеленки» проверять будешь? – поинтересовался яйцеголовый. – Возьми пробу почвы, приедем – в лаборатории подтвердят.

– Верю, – буркнул Цмыг, плавно двигая вперед рычаг управления. – Как вернемся, отдам деньги.

– Твою мать! – с душой сказал Эдвард. – А ты, значит, точно уверен, что мы вернемся, да?

Карлик прикусил язык.

Эта примета была ему более чем хорошо известна. Проклятый яйцеголовый! Вывел, сволочь, на деньги развел, а теперь еще и нотации читает! Нет, все-таки дождется он прямого в череп, а с Херцогом можно потом договориться. Не первый раз будет, когда сталкеры, перешедшие на государственную службу, ставят на место шибко умных светил науки.

– Коррроче! – прорычал Цмыг. – Чтоб я тебя больше не слышал! Сейчас найдем тень, и на все про все у тебя полчаса. И обратно. Понял?

Ученый не ответил. Стоит себе, вдаль смотрит, туда, где развалины завода начинаются. Значительная часть высокого забора рухнула, и через обширную дыру хорошо видны желтые горы пустой породы, за которыми возвышаются гигантские кауперы, не меньше ста футов высотой.

– Милое местечко, – пробормотал себе под нос Эдвард. – Завод по переработке урановой руды. И рядом – город, жители которого обслуживали опасное предприятие. Аналогия с ЧАЭС и Припятью прям напрашивается. Интересно, а обогащение полученного урана здесь же производилось? Получается, Зоны образовываются там, где пахнет актиноураном.

– Чем пахнет? – слегка обалдело переспросил Карлик, забыв про свой запрет. Ему и в голову не приходило, что могло производиться на старом секретном заводе до Посещения.

– Радиоактивным нуклидом урана с атомным номером 92 и массовым числом 235, – доступно пояснил ученый. – Используется в качестве топлива для ядерных реакторов и создания ядерного оружия.

– Вот дерьмо…

Цмыг сплюнул, забыв, что перед лицом у него находится прозрачное забрало шлема, по которому неаппетитно потекли пузырящиеся слюни. Ругнувшись еще раз, Карлик нажал на кнопку, подняв бронещиток из многослойного стекла, – и тут увидел «тень»…

Она падала от небольшого остроконечного камня, смахивающего на наконечник копья, торчащий из земли. Отклонение от нормального местоположения по отношению к солнцу порядка сорока пяти градусов. То что нужно.

– Ну все, Эдвард, приехали, – сказал Цмыг, переводя рукоятку горизонтального управления в нейтральное положение. – Давай-ка, слезай, и… ык…

Карлик поперхнулся продолжением фразы, почувствовав, как кадыка коснулось что-то холодное и острое. Ох, как плохо… Спасибо сталкерским навыкам, что не дернулся, а то б можно было запросто трахею вскрыть самому себе. Осторожно скосив глаза вниз, Цмыг увидел руку в защитной перчатке, сжимающую рукоять длинного кинжала с надписью «ШАЙТАН» на клинке. Непонятное слово, выгравированное русскими буквами на вполне понятном аргументе.

– Видишь, куда тень показывает? – раздался над ухом бесстрастный голос ученого.

– Вижу, – смиренно ответил Карлик.

– А жить хочешь?

– Хочу.

– Вот и ладушки, вот и хорошо. Тогда очень осторожно начинай двигать «галошу» в том направлении, куда указывает «тень».

– Но ведь это… это прямо к заводу! Туда нельзя! Там «Бродяга Дик», опасная аномалия! Земля трясется, когда он ходить начинает! Руководством Института строжайше запрещено сюда ходить! Никто еще с завода не вернулся, ни ученые, ни сталк…

– «Тени» виднее, – вздохнул над ухом Цмыга этот ненормальный. – Думай скорее, решай. Сам понимаешь, в случае чего я запросто обойдусь и без шофера.

Карлик не посмел ослушаться. Когда есть выбор между смертью немедленной и отсроченной, людям свойственно выбирать второе.

До того как завод поглотила Зона, это было огромное предприятие, на котором работали три четверти мужского населения Хармонта. Когда «галоша» медленно и осторожно вползла на запретную территорию через огромный пролом в заборе, перед глазами Эдварда и Карлика предстало поистине величественное зрелище. Техногенный постапокалипсис в лучших его традициях. Полуразрушенные цеха, возле которых угнездились «электроды», мрачно подсвечивая всполохами разрядов стены с облупившимися фасадами. Гигантские кауперы, нависающие над головами непрошенных гостей, словно великаны, закованные в ржавую броню. Рельсы, перечеркивающие территорию завода во всех направлениях, и полусъеденный коррозией паровозик-памятник на отдельном участке. И бронзовая табличка на нем, большая, яркая, будто ее только вчера начистили до блеска. Жутковатый контраст. Когда встречаешь в Зоне что-то выбивающееся из общей картины, то сразу ясно – добра не жди. Например, Карлик и за полсотни зелени не подошел бы к этому паровозику ближе, чем на пятьдесят футов. Тем более, что тень от него вообще к солнцу отношения не имеет – градусов на семьдесят отклонилась, и неестественно длинная труба указывает прямо на громадное здание ближайшего цеха, вокруг которого аномалий – словно ворон подле дохлого бизона.

– Туда, – сказал русский.

Карлик даже не стал переспрашивать куда. Уже и так понятно, что ученый тронулся на почве Зоны еще у себя в России, откуда его в Институт и сплавили. Понятно, что все гении – сумасшедшие, но надо ж было, чтобы именно ему, Цмыгу, попался на жизненном пути этот псих с кинжалом. Теперь вот придется подыхать – если, конечно, сильно не повезет.

Но на везение рассчитывать не приходилось. Русский настойчиво требовал вести «галошу» к большому пролому в стене цеха. Наверняка эту дыру «Бродяга Дик» проделал, когда по заводу шлялся. От его путешествий земля дрожит, в Институте сейсмографы черт-те что рисуют. Только Эдварду про все это говорить бесполезно, и на гигантские полотнища «мочал», что с крыши цеха свисают, ему плевать, и «электроды», что раза в два, а то и в три больше обычных, ему не довод. Эх, жаль, что сразу этому ученому по башке не заехал, а теперь уж никак. Кинжал свой он держит правильно, рука не дрожит, так что пока ловить нечего. Пока что…

Пролом в стене цеха был по ширине раза в полтора шире «галоши». Правда, из стен куски арматуры торчат, да и «электроды», будто чуткие сторожа, уже настороженно тянут изломанные пучки разрядов к приближающемуся объекту.

– Будем прыгать, – безапелляционно заявил ученый. – Давай, прямо отсюда шестьдесят футов вверх, и по наклонной – в пролом.

– «Мочало» заденем, – попытался съехать с темы Цмыг. – Тогда костюмам сразу хана, рассыплются на глазах. «Галоше» и подавно кранты…

– А ты не задень, – посоветовал русский. Ценная рекомендация, ничего не скажешь. Но деваться некуда. Двинул Карлик второй рычаг, посылая турбоплатформу на максимально возможную высоту, а потом с той высоты, будто на санках, по невидимому трамплину понесся вниз, хладнокровно манипулируя обоими рычагами. Непросто это, хладнокровно-то, когда у тебя лезвие у горла. Но получилось. «Галоша» въехала в цех, будто по монорельсу, красиво и точно вписавшись между ржавыми обрывками арматурин.

Въехала – и остановилась. Потому что других указаний пока не было. Русский за спиной засопел, будто гончая, вынюхивающая след. Стоит и молчит, а Цмыгу за шиворот теплое течет – порезал его этот Эдвард слегка, наверно, толщины волоска не хватило до дыхательного горла.

– Слушай, зачем я тебе нужен, а? – взмолился Карлик. – Давай я пойду, а ты сиди тут вместе с «галошей», жди «Бродягу». Мне вместе с тобой помирать нет никакого интере…

– Заткнись, сволочь! – прошипел ему на ухо Эдвард.

У Цмыга от голоса ученого словно вентиль перекрыло. Хотел все высказать, про детей рассказать, которые папу ждут не дождутся, про мать-старушку в Южной Дакоте – и как отрубило. Не поведется русский на сказки о несуществующих родственниках, потому, что не пленника он сейчас слушает, а Зону. Которая почему-то открывает ему намного больше, чем Цмыгу и всем остальным сталкерам Хармонта.

Замолчал Карлик – и вдруг понял, что тоже слышит. Гудение какое-то слабое в глубине цеха, среди куч мусора, наваленных повсюду и мрачно подсвеченных неприветливым, тусклым солнцем через проломы в крыше. Вон оттуда, из-за нагромождения огромных труб звук идет, нарастая постепенно. И уже сейчас от этого звука мелкая дрожь идет по всему телу, будто скелет вибрирует, того и гляди плоть с него отваливаться начнет кусками, как гнилая одежда с пугала.

– Туда, – прошептал Эдвард, и Цмыг послушно двинул правый рычаг. Потому, что теперь-то деваться точно уже некуда, понятно это. Ни убежать, ни спрятаться. А еще помимо омерзительного ощущения во всем теле от непонятного гудения, охватило Карлика любопытство и сталкерский азарт. Жизнь, конечно, штука ценная, но что она без адреналина? Так, пресная тягомотина, смахивающая по вкусу на армейскую галету из сухпайка. Тем сталкер и жив, потому в Зону и лезет как таракан на кухню, рискуя получить гигантским тапком по башке. Деньги-то и по-другому раздобыть можно, а вот прикоснуться к настоящей тайне нигде более не получится. Все в этом мире известно, пройдено другими, прощупано, промерено и проштамповано. Всё, кроме Зоны, где можно нарваться на настоящее приключение, за которое жизнь свою отдать не особо и жалко…

– Кинжал убери, – тихо сказал Цмыг.

Ученый послушался. Секунду подумал – и убрал. Ясно же, что сейчас его «ШАЙТАН» не аргумент по сравнению с тем, что творится там, за трубами.

«Галоша» ползла медленно, почти бесшумно, лишь двигатель тихо шуршал, не громче комнатного вентилятора. Но этот звук тонул в том гудении, что неслось из дальнего угла цеха, как писк комара в реве урагана. Уже трудно было стоять на ногах от этого чужеродного звука, переворачивающего внутренности. Но стоило ли ломиться через всю Зону для того, чтобы сейчас поддаться страху и повернуть обратно? Инстинкт самосохранения словно натянутая струна вибрировал внутри – беги! Спасайся! Но ведь понятно, что сталкерское упрямство сильнее любого инстинкта…

«Галоша» выползла еще немного вперед – и Цмыг увидел.

Возле огромной дробилки, занимавшей почти четверть цеха, дрожал воздух. Словно какой-то волшебник поставил вертикально нереально прозрачное озерцо и швырнул в него огромный камень. От центра невиданной аномалии расходились круги, а из него лезло наружу нечто, напоминающее большое бесформенное черное облако. Корявая тень другого мира, гигантская амеба, зачем-то решившая проникнуть в нашу вселенную.

Кстати, она была неоднородной. Карлик присмотрелся… Точно! Внутри бесформенного образования, угрожающе шевелящего ложноножками, силящегося вылезти наружу через тесный портал, явно просматривалось что-то типа ядра. И похоже это ядро было на четырехконечную звезду…

– Гуманоид, – раздался позади Цмыга бесстрастный голос. – А эта хрень вокруг него что-то типа скафандра…

– Ну, что ж, добро пожаловать, господа пришельцы… – проговорил Карлик текст старого плаката, некогда висевшего возле входа в Зону с территории Института. Ничего более умного в голове не возникло. Вообще пусто было там, если честно, как в бочке, из которой выбили днище. Оно и понятно – когда увидишь такое, любой нормальный человек подвиснет, тщетно пытаясь сообразить, что ему делать дальше.

Гуманоид внутри своей амебы, похоже, тоже не был готов к встрече с братьями по разуму. К тому же он еще и вылез не до конца, так что, можно сказать, на полпути в другую вселенную приключился с ним контакт с иным разумом, которого все земляне так долго ждали…

Но то земляне. А входила ли такая встреча в планы гуманоида, обернутого в темное облако, – кто ж его знает? Как-то сразу и вдруг вспомнились Цмыгу его собственные слова насчет того, что не впервой шалит на старом заводе «Бродяга Дик» и что с того завода пока еще никто не вернулся…

Есть такая штука необъяснимая – предчувствие, особенно развитая у военных и сталкеров. Те, кто по жизни со смертью рядышком ходит, на редкость хорошо чувствуют ее приближение. Вот и сейчас Цмыг понял, что не случайно брат по разуму медленно поднимает верхнюю конечность, что не приветственный это жест, а нечто совсем иное. Понял и почти одновременно увидел, как от центра портала скользит к нему нечто вроде темного луча, похожего на стремительно удлиняющуюся тень от телеграфного столба, как на пути этой тени странно проседает вниз бетонный пол, и как участок зеленого мха, прижившийся в сыром помещении, на глазах рассыпался в пыль, едва только тень коснулась его…

– Прыгай! – заорал Эдвард, подкрепляя собственный вопль увесистой оплеухой, дополнительно усиленной гидравликой. Карлик, не ожидавший такого емкого совета, перелетел через перила «галоши» и грохнулся на пол. Правда, грохнулся удачно. Во-первых, вроде ничего не сломал, а во-вторых, успел увидеть, как странная длинная тень касается «галоши», как Эдвард, подскочивший к рычагам, бросает машину вправо, уходя от удара, как на глазах рассыпается и повисает мелкой взвесью в воздухе левая фара… И как русский ученый, присев, словно горнолыжник на крутом спуске, бросает турбоплатформу прямо туда, в центр портала, на гуманоида в несимметричном скафандре, имеющего очень свои соображения по поводу контакта с землянами.

Все произошло очень быстро. Раз-два-три… И вот уже катится по полу сгруппировавшееся человеческое тело, а покалеченная «галоша», завывая, как испорченный вентилятор, врезается в бесформенную черную тень…

Жахнуло неслабо и полыхнуло соответственно. Карлик зажмурился, спасая глаза. Мог бы не успеть, но автоматика костюма сработала оперативно – резко опустила забрало бронестекла с мгновенно потемневшим встроенным светофильтром. Эх, если б она так же реагировала, когда хозяину нож к горлу приставляют, цены бы тому костюму не было…

Эхо взрыва еще перекатывалось под крышей цеха, когда Цмыг приоткрыл один глаз, опасаясь увидеть что-нибудь неприятное, например маленьких зеленых человечков с большими внимательными глазами и острыми предметами в гибких лапках.

Но нет, ничего такого не было. Была лишь глубокая вмятина и большое черное пятно вокруг нее на боку дробилки, дымящаяся хвостовая часть «галоши», валяющаяся на боку, и русский ученый, который, слегка прихрамывая, шел к месту катастрофы, не обращая на Карлика ни малейшего внимания. Все они, яйцеголовые, такие. Ради науки мать родную в лабораторию сдадут для опытов…

Впрочем, Цмыг быстро одумался. Как ни крути, но, похоже, этот псих его только что спас. И Долг Жизни в Зоне первее любого другого долга. И наплевать, при каких обстоятельствах ты его на себя навесил. И если ты на этот Долг положишь с пробором, то Зона отомстит непременно. Причем, это уже не примета, а правило, подтверждать которое давно уже нет желающих…

В общем, поднялся Карлик и направился к Эдварду, который, присев на корточки, ковырялся в еще дымящихся более мелких фрагментах «галоши», образовавшихся после взрыва. М-да, теперь, если удастся выжить и добраться до Института, за турбоплатформу с него, лаборанта третьего класса, спросят по полной. Херцог его живьем на институтском дворе закопает. Сверху крест воткнет, противогаз повесит, а под противогазом табличку прибьет: «Здесь покоится осел, возомнивший себя опытным сталкером». И ведь прав будет Боров, на все сто процентов прав…

А Эдвард между тем уже поднимался на ноги, держа в руке какой-то предмет, похожий на электрический фонарь с затейливой рукоятью и широкой линзой. С аварийного отсека «галоши» что ли вывалилось? Но вроде нет в Институте таких фонарей, Цмыг запомнил бы…

И тут его осенило. Вернее, накрыло, будто во второе ухо прилетел удар, аж в голове зазвенело. Видел он в Институте рисунок, вернее, карандашный набросок, сделанный по памяти, так как никто не сообразил тогда щелкнуть фотоаппаратом. Много лет назад сталкер Стефан Норман по кличке Очкарик приволок ученым похожую штуку, заломив за нее несусветную цену, – по тем деньгам сто тысяч «зеленых» были как сейчас двести. Тогдашний директор, как следует не разобравшись, послал Очкарика куда подальше. В те времена Зону только начинали исследовать и каждый день что-то новое и интересное в Институт тащили, сбывая за гораздо меньшие деньги. Это потом очухались, но было поздно. Очкарик вместе со своей диковинкой в Зону ушел и больше не вернулся. Кстати, теперь понятно почему. Ждали его там, как пить дать ждали. И не конкуренты-сталкеры, а хозяева невиданного смертоносного устройства.

– «Смерть-лампа»… – прошептал Цмыг, невольно вздрогнув от звука собственного голоса, – настолько тихо было вокруг.

– Она самая, – произнес Эдвард, взвешивая в руке уникальный трофей. Рукав его костюма был разодран, на предплечье глубокая, кровоточащая царапина. Но ученый не чувствовал боли. Возможно, он ее вообще не чувствовал.

В голове Цмыга промелькнула шальная мысль. Хью из «Метрополя», самый матерый скупщик хабара в Хармонте, предлагал за «смерть-лампу» любую сумму, которая уместится на листке чековой книжки. Так может, пока этот яйцеголовый зависает над своей добычей, попытать удачу…

Рука Карлика потянулась к бедру – не один русский ходит в Зону с кинжалом, в Институте лаборантов тоже снабжают личным оружием на время таких походов. И плевать на Долг Жизни. Некоторые говорят, что он только среди сталкеров вес имеет, на ученых и всех остальных Зоне плевать.

Но тут нижний край распоротого рукава отлепился от окровавленной кожи, провис книзу. И Цмыг увидел, что длинная царапина пересекает наколку на предплечье ученого. Семь букв, после каждой из которых иглой татуировщика искусно набито пулевое отверстие. Вполне понятное слово, выколотое латинскими буквами.

– Что ж ты раньше не сказал? – произнес Карлик, отпуская рукоять ножа. – Я думал, ты не из наших. Еще удивился, что больно круто ты для яйцеголового Зону чувствуешь.

– Ты не поинтересовался, я не ответил, – бросил через плечо русский сталкер, продолжая рассматривать «смерть-лампу», боевой трофей из другого мира.

– А про то, что есть на самом деле «Бродяга Дик», ты до этого знал? И специально сюда приехал, чтобы…

– Пора обратно, – оборвал Цмыга Эдвард. – И пойдем мы другой дорогой, сам понимаешь почему.

Карлик кивнул.

– Без вопросов. А «лампу» ты в Институт отдашь?

Русский покачал головой.

– Вряд ли. Хватит человечеству того оружия, что у него уже есть. С лихвой хватит. Впрочем, пока дойдем до Института, есть время подумать. Пошли, что ли, пока тени от предметов снова не изменили направление.

– Я слышал про Розу Миров, – слегка ошалело проговорил Цмыг. – Эти аномальные тени… Они указывают на порталы между мирами? Что-то происходит со светом, когда открывается очередной?

– Типа того, – кивнул Эдвард. – Искривление световых волн вследствие деформации пространства, или что-то наподобие. Впрочем, это уже вопрос к светилам науки, а не к сталкерам, случайно прибившимся к ней. Короче, выдвигаемся. Пока хозяева этого генератора смертоносных теней не обнаружили пропажу, нам желательно свалить. Причем как можно дальше отсюда.