Какое-то время прошло в налаживании дел в долине под руководством коменданта, которого Уна попросила продолжать выполнять свои обязанности, но здесь люди привыкли подчиняться приказам, и перемена власти прошла быстро и спокойно.
Когда руководители Морской крепости убедились, что в Рейвенфидде сохраняется спокойствие, они отправились домой, оставив в крепости небольшой временный гарнизон.
Их встретили с поразительным энтузиазмом, и фальконеры удивились: им радовались так же радушно, как своим собственным воинам. Так бывает далеко не всегда. Те, кто продает свои мечи за золото, как бы отважно не сражались, не ожидают никакой иной награды, кроме золота.
Леди Уне в предстоящие месяцы отдыхать не придется. Она разослала курьеров на самых быстрых лошадях в соседние долины, сообщая о том, что произошло в Рейвенфилде, и о причинах такого поворота событий. Эти же всадники несли её заверения, что она не желает войны и только преступления Огина вынудили её так поступить.
Хозяйка долины устало посмотрела вслед своему последнему посыльному. Заверения легко даются, но гораздо труднее принимаются, и она хорошо понимала, что пройдет немало времени, прежде чем соседние владения успокоятся. Она уже продлила свое соглашение с фальконерами, чтобы закрыть опасный период, когда страх перед нападением может перерасти в панику и заставить соседей выступить против Морской крепости. Тогда потребуется сильная рука для отражения угрозы.
Леди нахмурилась. Ей сейчас больше, чем когда-либо, нужны наемники, и она от всей души надеялась, что Тарлах правильно поймет её предложение. Иначе можно ожидать только его немедленного, отъезда вместе со своими воинами, хоть они и дали клятву служить. Но в этом предложении нет позора ни для нее, ни для её рода.
Глубокая печаль наполнила её сердце при мысли о Тарлахе. Если бы он был мужчиной из другого народа, как хорошо бы все сложилось у них. Но она понимала, что чувства, которые они испытывают, должны молчать и умереть невысказанными.
Будь она девчонкой, со всей уверенностью и нетерпимостью юности, она могла бы надеяться, что он подчинится своему желанию и соединит свою жизнь с её, нарушит древний обычай своего народа. И она испытала бы разочарование, если бы недостаток смелости помешал ему действовать в соответствии с её желаниями.
Как женщина, она ничего не может сделать. Для фальконера братство, которое объединяет его с товарищами, это все. Если не считать странной дружбы, которая устанавливается у них с птицами, они буквально ничего больше не имеют. Даже Гнездо, которым они так гордились, погибло. Да, Тарлах любит долину Морской крепости, но сможет ли оценить истинную ценность владения? Или будет рассматривать его только как безопасное убежище для своего народа?
Можно ли надеяться, что такие отношения с ней будут для него достаточными и заменят все то, что он потеряет? Если она не сможет ответить на этот вопрос утвердительно, ей следует молчать. Она слишком любит и уважает Тарлаха, чтобы подвергать его такому испытанию. Уна прикрыла глаза. Она не может рисковать, иначе он её возненавидит, а она станет его жалеть. Никакое её желание не стоит этого.
Но один обет она дала. Фальконер Тарлах — её истинный лорд, и какой бы безнадежной ни казалась её мечта соединить с ним свою жизнь, он навсегда останется её единственным лордом. Никто не займет его место в Морской крепости, и если она тем самым обрекает свой род на вымирание, пусть будет так. Она никогда добровольно не примет другого мужчину и его ласку.
Капитан фальконеров с удивлением воспринял приглашение леди долины посетить в её личных покоях в любое удобное для него время, но пошел к ней немедленно.
При этом он сильно нервничал. Они больше ни разу не вспоминали тот разговор, когда им грозила ужасная и как будто неизбежная смерть. Он тогда не хотел, чтобы она ушла в последнюю дорогу, не выслушав его, и до сих пор вспоминал то чувство радости, которое охватило его, несмотря на грозящий ужас, когда она созналась в таком же чувстве к нему. Но то, в чем они признались перед смертью, не может осуществиться в жизни. Он считал, что они оба согласны с этим.
Он поднял глаза и снова опустил их. Конечно, они оба это признают.
Правда, у них было и небольшое утешение. Теперь, после возвращения в башню, они все время работали вместе и стали ещё ближе друг другу, и так будет ещё много месяцев. Они могут наслаждаться этим общением, а если когда-нибудь и придется расстаться, сейчас можно об этом не думать.
Уна сразу отозвалась на стук: она ждала его.
Тарлах с любопытством осмотрел её комнату, толком не зная, чего он. ожидал, и испытал легкое разочарование, потому что эта комната ничем не отличалась от покоев других высокородных женщин.
Мебель более утонченная, чем в других помещениях башни, а некоторыми предметами пользуется, по всей видимости, только Уна.
Занавеси и покрывало на кровати по рисунку были женскими, на них изображены прекрасные цветы, звери и птицы, выглядевшие живыми. На свету у окна рама с незаконченным шитьем.
Только в углу находилось свидетельство её деловых и неженских интересов. Там стоял стол, такой же, как у него, а за ним закрытый шкаф. В таких обычно держат карты и записи, которые ведет хозяин долины.
На столе груда бумаг. Уна, должно быть, работала над ними перед его приходом, но он улыбнулся, увидев, как быстро Брейвери заняла её место. И теперь величественно сидела на документах и внимательно и спокойно наблюдала за людьми, как будто интересуясь результатами их встречи.
Учитывая её взаимоотношения с женщиной, очень вероятно, что так оно и было.
Тарлах плотно сжал губы и посмотрел на Уну.
Леди стояла у центрального окна. Вид из него открывался именно такой, какой он себе и представлял. На Уне шерстяное платье, как требовало время года, платье цвета её глаз. Рукава с разрезами, из которых видна светло-зеленая подкладка. Как и большинство её нарядов, платье плотно облегало тонкую талию и, расширяясь, переходило в просторную юбку. Волосы её перевязаны широкой лентой того же цвета, что и глаза, и в них вплетены кружева. Когда она повернулась к нему лицом, он заметил на её руке большой камень, похожий на прекрасный изумруд.
Сердце его болезненно сжалось при виде Уны. Она так прекрасна. В ней есть все, чего можно желать в женщине — она прекрасна и душой и телом. Может, она оделась так нарочно? Хочет подорвать его решимость, заставить повторить признание и выполнить его?
Тарлаху стало стыдно. Уна из Морской крепости не способна так использовать ни его, ни любого другого человека.
Эта мысль только обострила его горе, сознание того, что он теряет. Каковы бы ни были её намерения, леди долины словно пронзила его мечом, пригласив к себе, куда он мечтал войти в ином качестве.
Но Тарлах не выдал охватившего его отчаяния. Он приветствовал Уну.
— Ты вызывала меня, леди? — спросил он, видя, что Уна не знала, с чего начать.
— Я хотела тебя видеть, — поправила она. — Дали ли Эльфторну то, что осталось от груза «Звезды Диона»?
Он кивнул.
— Как ты приказала. Он и Ганволд росли вместе, и горе его искреннее и глубокое.
Оба замолчали, испытывая неловкость.
Уна пыталась найти лучший подход, но по-прежнему не могла отыскать подходящие слова. Может, ей вообще не хотелось делать предложение, которое закрепит её потерю.
«Так трудно разговаривать с ним о деле здесь», — подумала она. Во всех остальных помещениях башни, по всей долине она владелица крепости и он её друг, но это место принадлежит только ей, а командир фальконеров — её единственный настоящий лорд…
Но сейчас это неважно. Она не позволит, чтобы это помешало ей. Она любит этого человека, и то, что ей предстоит, докажет эту любовь.
Подняв голову, она посмотрела ему в глаза.
— У меня есть предложение, фальконер. Оно выгодно обоим нашим народам, но гораздо больше твоему.
— Говори, — заинтересовался он, скрывая удивление и облегчение, так как не был уверен, что сможет отказать ей, если она будет его просить; в глубине души он знал, что скорее предпочтет медленную смерть от огня, чем причинит ей боль. Но насколько он знал её характер, такое испытание маловероятно, и её слова только подтвердили это. Она хочет обсудить не возможный союз между ними, иначе из этого не вышло бы ничего хорошего.
— Я теперь владею двумя долинами.
Наемник улыбнулся, хотя она произнесла это невеселым голосом.
— Многие лорды радовались бы этому.
— Многие лорды не возражали бы против пролития крови. — Она взяла себя в руки и продолжила: — В Морской крепости и Рейвенфидде довольно много земли. Эта территория не хуже, а может, и лучше той, которой владели фальконеры до поворота гор. Она очень похожа по рельефу местности, а вдобавок обладает удобным выходом к океану.
Если я уступлю вам Рейвенфилд и заключу договор, по которому вы сможете также пользоваться дикими землями Морской крепости, это даст твоему народу место, где он сможет жить, строиться и снова станет сильным.
— Ты понимаешь, что говоришь? — ахнул он, почти не веря собственным ушам.
— Сейчас дела обстоят так, что фальконерам грозит вымирание, — спокойно добавила она. — Я достаточно хорошо узнала вас, чтобы понять, что этого допустить нельзя. Причина для этого у меня есть. Я не могу контролировать врата, о которых говорила моя сестра, и у меня есть земля. А для вас она означала бы и полноценную жизнь, и новый дом в этом мире.
Он не ответил ни словом, ни жестом. Глаза Уны сузились.
— Ты думаешь, я готовлю для вас какую-то западню? Я говорю правду. Мне не нужен Рейвенфилд. Сама мысль о владении им, когда он добыт таким образом, внушает мне отвращение, какими бы справедливыми ни были наши действия. А что касается остального… Ничего не предпринимать, наблюдая, как народ, которому можно помочь, уходит в небытие, было бы страшным злом, делом самой Тьмы. Я считаю, у меня вообще нет выбора!
— Я верю в это, Уна из Морской крепости, — очень тихо сказал капитан. — Но что скажут твои люди и жители Рейвенфилда? Разве ты не опасаешься причинить им беспокойство?
— Я уже как-то сказала тебе, что сама жизнь — это риск. В данном случае я не верю, что вы или ваши потомки нарушили бы данные клятвы. Я не сделала бы такого предложения простым наемникам, Тарлах, или лорду и командиру другого народа. Твои фальконеры с честью доказали, что им можно делать такое предложение.
И с самого начала ставлю одно условие: к моим людям, женщинам и мужчинам, воинам и ремесленникам, жителям Морской крепости и Рейвенфилда, нужно относиться с уважением. Я не хочу, чтобы они испытывали обиду и оскорбления.
Она немного помолчала, потом продолжила:
— По той причине, что мы можем работать вместе достаточно успешно, я предпочту отдать Рейвенфилд лично тебе, а не просто твоему народу в целом или кому-то из ваших предводителей, и ты должен будешь подписать договор, который мы составим, и в будущем совместно решать все дела.
— Уна! Она замолчала, чтобы дать ему возможность прийти в себя. Если первая часть её предложения застала его врасплох, то последняя совершенно поразила и, может быть, вызвала даже нечто большее, чем просто изумление.
— Разрешено ли вам раздельное владение землей?
— Это не запрещено, — медленно проговорил он. — Такой вопрос у нас никогда не возникал. Но мы не сможем проследить за наследованием.
— Не думаю, чтобы такое положение дел сохранилось навсегда. — Она опустила глаза. — Просто я доверяю тебе больше, чем всем остальным, Тарлах, и… и не хочу общаться всю жизнь с мужчиной, который, как я знаю, меня презирает.
Она немного помолчала.
— У тебя будут трудности при переговорах со старшими офицерами фальконеров?
— Возможно. У всех есть гордость, но мы умеем прислушиваться к разумным доводам, что бы ни думали о нас другие. Если я сумею убедить их, что должен принять Рейвенфилд в качестве его лорда, они не будут возражать тому, что полезно. И по отношению к Морской крепости тоже, потому что с тобой они вряд ли захотят объединяться.
Он посмотрел на нее.
— Выгода для нас очевидна. Но что от этого получит Морская крепость?
— Не так много, — откровенно призналась она. — Мы получим постоянную защиту из лучших воинов нашего мира — со времен Древних, а может, и до них, — и запишем это в договоре.
Кроме того, мы будем торговать с вами, и ваше золото нам пригодится.
Она улыбнулась в ответ на его удивление.
— Ты сказал, что не встречал лошадей лучше наших. Ваши отряды — постоянный рынок для нас. Мы сможем наконец увеличить табун, а у вас будут лошади, каких не знали фальконеры с тех пор, как впервые приплыли из-за моря.
— Но ответ ещё не окончательный, — предупредил он, — даже если мне удастся получить поддержку своих товарищей и привезти сюда жителей хотя бы одной нашей деревни.
— Конечно, — согласилась она, — если ваши женщины по-прежнему будут вести жалкую жизнь. Ты ведь не думаешь, что я буду помогать удерживать их?
Он слегка улыбнулся.
— Конечно, нет, леди. Она вздохнула.
— Это даст вам время. Вы не можете больше жить порознь, пользоваться молчаливым терпением и покорностью своих женщин. Получив землю, вы сможете организовать жизнь, как в прошлом. У вас появится возможность посмотреть в лицо трудностям и попытаться разрешить их. И ты сам должен это сделать, Тарлах. Никто не даст за тебя ответ.
— И даже не подскажет, — мрачно предложил он. — Я очень опасаюсь, что многие решения дадутся нам нелегко.
После этого командир надолго замолчал.
— В твоих словах есть смысл, — произнес он наконец.
— Смысл в каждом слове.
Голос его звучал необычно, как будто слова вырывали у него под пыткой. Она увидела, что лицо его осунулось и побледнело.
— Ты чем-то рискуешь? — мягко спросила она. Он закрыл глаза.
— Если выскажу это предложение своим начальникам и они отвергнут его как женское коварство, в их глазах я превращусь в бешеного пса.
— Ты считаешь, что это возможно? Он покачал головой. — Вряд ли. Меня поддержит мой отряд. А если я удачно изложу дело, то и многие другие отряды. Но, конечно, будут и возражающие, те, кто всегда настаивал на строжайшей изоляции от других народов. Их среди нас много, и они никогда не согласятся с твоим предложением. — Голос его дрогнул, и он торопливо отвернулся к окну. — Среди них у меня много друзей, товарищей моей юности…
Уна положила руку ему на плечо.
— Тебе не обязательно в этом участвовать. Я могу сделать это предложение непосредственно твоим начальникам и иметь дело с тем, кого они назначат.
Тарлах повернулся к ней.
— Нет, леди. Пусть будет, что будет. Фальконеры не боятся брать на себя ответственность. И то, что иногда вместе с ней приходят опасности страшнее смерти или физического увечья, не имеет значения.
— В долине Морской крепости не привыкли подвергать опасностям других, когда можно предотвратить их самим.
Он печально улыбнулся.
— Бесполезно, леди. Ни один фальконер даже не задумается над предложением, сделанным женщиной, а я за поддержку такого предложения все равно встречу недовольство и требование наказания.
Он распрямился. Она и раньше не раз видела, как он это делает, принимая важное решение.
— Мне выполнять это дело, леди Морской крепости. Оно настолько важно для настоящего и будущего моего народа, что я даже подумать не могу о том, чтобы отказаться.
Женщина из долины опустила глаза, потом снова подняла их.
— Значит решено, — сказала Уна медленно и устало, как будто только что выдержала серьезную схватку. — Хотя, наверно, пройдет немало времени, прежде чем мы подпишем окончательный договор. — Может, и не так много. Ты помнишь о наших нуждах, и я позабочусь, чтобы не забыли о ваших.
Оба замолчали. Больше об этом говорить нечего, теперь каждому из них нужно подумать.
Тарлах не уходил. Он снова подошел к окну. Уна так много делает для них. Она дарит им не просто долину, она дает новую жизнь его суровому народу, а он ей взамен ничего… То, что он высоко ценит её предложение, понимает его значение и готов подвергнуться риску позора и изгнания от своих, для неё не оплата. Всего лишь долг воина перед своим народом.
Он медленно протянул руку к маленькой кожаной сумке на поясе. Наверно, он подсознательно уже решил отдать свой Талисман. Иначе зачем положил его в сумку, а не надел, как всегда?
— Уна, у меня нет ни золота, ни земель, чтобы отплатить тебе, но я прошу принять от меня это.
Женщина взяла сумку и осторожно открыла её. Достала оттуда изящную серебряную цепочку. К ней был подвешен предмет, при виде которого она удивленно и восхищенно ахнула. Маленький и великолепно сделанный серебряный сокол. Он изображен спускающимся на землю с кроваво-красным камнем в когтях.
— О, Тарлах, как это прекрасно!
— Не только, — тут же ответил он таким тоном, что она посмотрела на него.
— Сила? — недоверчиво спросила она. Он кивнул.
— Своего рода. Каждый фальконер делает такой, становясь взрослым, и может владеть только одним в течение жизни. Талисман можно подарить, как я сейчас делаю, но его нельзя отнять обманным путем или как-то ещё у владельца без его добровольного согласия. Его свойства передаются тому, кому он подарен, но не переходят при случайной потере.
Он серьезно смотрел на Талисман. — Обладатель Талисмана может также требовать помощи любого фальконера или отряда фальконсров, если дело его справедливое и не в ущерб нашей чести.
— Благодарю тебя, Тарлах, — прошептала Уна. — Я никогда не опозорю твой дар.
Говоря это, она надела цепочку на шею, потом спрятала сокола на груди. Он открыто дал ей свой Талисман, как до того открыл свое имя. Не требовал, чтобы она хранила это в тайне, не ставил никаких условий. И то, что она поместила Талисман рядом с сердцем, это её собственный дар, обещание никогда не подводить его.
Этот жест окончательно лишил Тарлаха самообладания. Воин отвернулся, лицо его исказилось от боли.
— Уна, — приглушенно прошептал он. — Клянусь Рогатым Лордом, если бы мой народ не был в таком отчаянном положении, я предложил бы тебе больше и просил бы большего. Я просил бы тебя…
Женщина оказалась в его объятиях. Губы их слились в страстном поцелуе.
Он крепко обнимал её. Они могли исполнить свое желание, Уна не девушка, она вдова и уже знала объятия мужчины…
Но мысль эта, вспыхнув, сразу погасла, хотя тело все ещё горело, словно в огне. Потребовалось огромное усилие воли, но он разжал руки и отступил. Наслаждение не для него и не для них обоих. Он знал, что эта женщина не будет принадлежать ему, несмотря на их любовь.
Уна тоже отчаянно боролась с желанием, горящим в ней. А теперь приходилось бороться и со слезами.
— Я отдала бы тебе руку и владение, мой лорд, — прошептала она. — Пока я живу, ты всегда будешь моим единственным лордом.
Она выпрямилась.
— Но я не отказываюсь от надежды, фальконер Тарлах. Во время войны с Ализоном мы, в Высоком Холлаке, научились надеяться, несмотря ни на что. Я думаю, что и ты не откажешься от этой надежды. Никто не знает, что готовит нам судьба, какие сети она ещё сплетет. Возможно, мы ещё получим то, что сейчас кажется невозможным.
Леди долины глубоко вздохнула и улыбнулась воину.
— Пошли, капитан. Нам следует ожидать визита лорда Маркхейма, или я его плохо знаю. Надо подготовиться к приему. Придется убеждать его и остальных, которые вскоре прибудут за ним.
Они вместе вышли из комнаты, оба понимая, что впереди их ждут дни, полные забот и тревог, и каждый был готов принять их и посвятить всю жизнь на благо и процветание своих народов.