Хроники объявленного Апокалипсиса

Глава 5 Страшный удар и радостное известие

Комета должна была столкнуться с Землё в три часа пятьдесят две минуты по московскому времени. В Америке, на Великих Озёрах, куда она должна врезаться, в это время будет восемнадцать часов пятьдесят две минуты. Джимми сказал мне, что скорее всего вспышка будет видна даже в Москве, не говоря уже о Невеле и ориентироваться нужно по ней, а не по расчётам астрономов. Впрочем, он говорил и написал мне об этом в своём большом электронном письме-справочнике ещё тогда, когда прислал мне все материалы, объясняющие, как построить идеальный батискаф. Именно поэтому белорусы и сделали в мощном, покатом бруствере, с лихвой закрывающем батискаф, наблюдательный колодец-перископ. Его я оснастила мощной бронеплитой толщиной в семьдесят миллиметров. Сразу после того, как комета пролетит с востока на запад, а я это увижу в зеркале перископа, мне будет достаточно нажать на кнопку, чтобы эта плита под собственным весом упала. Тогда ударная волна не разобьёт толстое стекло и не ворвётся через метровое окно в наше тихое и такое уютное подземелье, в котором, под углом в двадцать градусов, стоял на стальных салазках наш с Алёнкой спасательный батискаф, доверху засыпанный керамзитом. Поэтому деревянный пол вокруг него был сделан ступенчатым.

Двенадцатиметровой ширины ворота, выходящие на озеро, уже были открыты настежь, а стальной парус размером три с половиной метра в высоту и шесть в ширину, с прикреплённой к нему автоцистерной с бензином, повис в воздухе на двух прочных, железобетонных столбах семиметровой высоты, опираясь на стальные крылья. По расчётам Джимми, ударная волна не должна его сорвать, ведь бруствер имел в высоту двенадцать метров и парус находился в его "тени", ну, а кроме того парус удерживали стопорные устройства, снабженные пиропатронами. Как только закончится землетрясение, я нажму на кнопку, взорвутся два пороховых заряда и сорвут стопоры. Ну, а потом волна швырнёт в парус несколько вагонов керамзита, он же лёгкий и потому плавает в воде, парус потянет за собой батискаф, вытащит его из котлована, тот керамзит, который слежался, легко разрежет острый, как нож, стальной форштевень, прикреплённый к поплавку спереди, и наше спасательное средство, двигаясь по деревянному желобу с высокими бортами, покинет место своей стоянки. Форштевень я сварила из листов стали десятиметровой толщины и, чтобы компенсировать вес, изготовила пустотелым, герметичным и заполнила двенадцатью кубометрами бензина. Так что когда мы доберёмся до места, то бензином будем обеспечены надолго, ведь кроме того, который находится в поплавке паруса, а его придётся отстрелить, весь остальной бензин, залитый в большой поплавок, останется при батискафе. Вот уж что-что, а бензин, как и солярка, после Апокалипсиса будут в большой цене.

С Алёнкой я не прощалась, а просто завела дочку в пассажирскую гондолу, усадила в отдельной защитной кабинке, прочно прикрученной к полу, в креслице, пристегнула ремнями безопасности и вложила в её руки большого плюшевого мишку. С ним она и уснула. Джимми долго думал над тем, как обеспечить максимальную безопасность моей дочери и в конечном итоге предложил мне одеть её как можно теплее, натянуть сверху зимний комбинезон, на головку надеть защитный шлем-интеграл и пристегнуть его к подголовнику, а привязные ремни пристёгивать поверх стеклопластиковой кирасы. Ремней было целых семь штук, не считая того, что Алёнкины ножки тоже были пристёгнуты к мягкому креслицу, а защитная кираса с толстой подкладкой из поролона, была изготовлена, словно нижняя часть панциря черепашки и опиралась на специальные упоры креслица. Моя дочка, садясь в это кресло, обычно весело хохотала и громко кричала: — "Мамочка, я Леонардо, черепашка-ниндзя!". Её защитная кабинка, сваренная из листов дюралюминия и остеклённая толстым плексигласом, располагалась в задней части гондолы, перед герметичным тамбуром. Перед ней стоял дюралевый ящик, а в нём лежал акваланг Алёнки и её гидрокостюм. Из своей кабинки моя дочь могла посмотреть хоть в правый, хоть в левый иллюминатор размером пятьдесят на пятьдесят сантиметров. Они оба были изготовлены в виде стального короба со стенками толщиной в двадцать миллиметров, остеклены бронебойным стеклом и снаружи ещё и закрыты решетками из стального прутка. Моё командирское кресло находилось в передней, клиновидной части гондолы и её тяжелый, бронированный люк с иллюминатором, открывался вперёд и вверх двумя гидроподъёмниками.

Слева от моего кресла располагался дюралевый ящик, выложенный изнутри поролоновыми матрацами, в нём лежал и мирно спал Аргон, самая умная собака на свете. За полчаса до падения кометы, я принялась вручную качать масло, полированные штоки стали выходить из гидроцилиндров и незадраенный люк плавно и почти бесшумно открылся. Не спеша я выбралась из своей гондолы и направилась к бетонному перископу. Как моя гондола, так и Алёнкина, были похожи с боков на оранжевый початок кукурузы из-за прикреплённых к её бортам колёс. Все пустоты мы заполнили вспенивающимся герметиком, какая-никакая, а всё же дополнительная плавучесть, потом срезали "сопли" и покрыли гондолы силиконовым герметиком, а когда тот схватился, то покрасили их в оранжевый цвет. Получилось красиво — синий верх оранжевый низ. Моя гондола изготавливалась отдельно, она ведь была поставлена на моторный отсек, состоящий из двух частей, тоже герметичный, но к нему можно было добраться снаружи, хотя он и управлялся изнутри. После того, как мы испытали её в озере, как впрочем, и большую гондолу, опуская с человеком внутри на сорокаметровую глубину, она была состыкована с салазкам и посажена на мощные болты. Хотя мы работали быстро, делали всё капитально и основательно. Думаю, что спасательный батискаф у меня получился отличный и он не подведёт нас с Алёнкой. Во всяком случае я в это верила.

В подземелье было прохладно, от бетона ещё тянуло холодком, но сухо и очень тихо. Всё правильно, ведь над нами несколько метров керамзита. Деревянные, некрашеные полы и потолок пахли смолой, хотя горели все лампочки, свет не бил в глаза, я специально вкрутила самые слабые, на сорок ватт. Заглянув в иллюминатор, я увидела, что Алёнка спит, прижав к себе своего Мишаню. Глядя на неё, я невольно улыбнулась, какое же это всё-таки чудесное дитя, моя доченька. Другая бы плакала, звала маму, а она всё понимает, сидит себе в мягком креслице, пристёгнутая ремнями, как лётчик, и спит. Хотя дочь вряд ли могла слышать мои шаги, я, тихо ступая по доскам, прошла в самый конец подземелья и принялась смотреть на зеркальное отражение. В перископ, который я, к сожалению, не могла поворачивать, мне были хорошо видны без всякого увеличения руины деревеньки Холявина и сожженные боевые машины пехоты. Те, которые можно было восстановить, увезли, а остальные бросили. Ждать мне пришлось недолго. Вскоре я услышала отдалённый басовитый гул и через минуту увидела, как по небу, оставляя за собой широченную огненную полосу, пролетела комета. Пламя на небе ещё не погасло полностью, как я увидела на западе яркую, желто-оранжевую вспышку и тут же бросилась назад. Первым делом я заглянула в иллюминатор и увидела, что Алёнка проснулась от этого громкого рёва, который донёсся даже до нас, и озабоченно вертит головой. Увидев меня, она радостно заулыбалась, а я помахала ей рукой и послала воздушный поцелуй, она мне тоже. Показывая себе на губы и уши, я дала ей понять, что сейчас сяду в своё кресло и мы будем с ней всю дорогу разговаривать и сразу же побежала к своей гондоле. Нужно было торопиться.

Чтобы мне было легче забираться в батискаф, я ещё с вечера надела на себя армейский камуфляж, но не российский, а натовский, офицерский, он был удобнее и намного прочнее наших, таких у меня было три, Мишка подарил. А вот берцы на мне были наши, российские, какие-то экспериментальные, очень удобные и совсем не тяжелые, но чертовски прочные. Прежде чем забраться в свою гондолу, я расстегнула брюки, спустила их, присела и сделал пи-пи, чтобы потом не напрягать лишний раз памперс. Одевшись, я перекрестилась и поднялась по деревянной лесенке в гондолу, села в кресло и переключила пилот. Люк под собственным весом ещё опускался вниз, а я уже включила все три канала связи с пассажирской гондолой и принялась рассказывать Алёнке, что комета уже пролетела над нами и что скоро мы услышим большой "Ба-бах". Этот самый "Ба-бах" докатился до нас через шестнадцать минут тридцать две секунды и был очень громким, но, к нашему счастью, он не сдул с батискафа ни керамзита, ни сорвал его паруса. Во всяком случае нас не дёрнуло вперёд, а это означало, что и парус остался на месте, и столбы устояли. Более того, свет в подземелье хотя и мигнул несколько раз, всё же не погас, а стало быть дизельгенератор продолжал работать. Ну, а вслед за этим батискаф принялся отплясывать чечётку, но тоже не слишком энергично, хотя землетрясение продолжалось очень уж долго и иногда трясло довольно-таки сильно.

Местами доски потолка разошлись и сверху на мою гондолу, люк которой я уже задраила, посыпал посыпался керамзит, но не так уж и много. Аргон, проснувшийся вместе с Алёнкой, время от времени сердито рычал на землетрясение и мы с доченькой посмеялись над ним. Главное, что связь между нами не прерывалась и я могла говорить дочери, что происходит в тот или иной момент. Алёнка отнеслась ко всему этому тарараму спокойно и даже иногда успокаивала меня, громко говоря:

— Не бойся, мамочка, мне ничуточки не страшно.

Зато страшно было мне, но я сдерживала свой страх и отвечала своей дочери весёлым голосом:

— Вот и хорошо, доченька, главное ничего не бойся, у нас очень крепкий батискаф. Скоро примчится волна и мы поплывём далеко-далеко, к дяде Серёже и когда приплывём в Москву, то у тебя будет папа. Он такой же сильный, умный, смелый и добрый, как твой настоящий папа, которого у нас с тобой забрало озеро. Ты только ничего не бойся, доченька, когда будет громкий шум.

На счёт громкого шума я не ошиблась, он вскоре пришел и принёс его с собой ураганный ветер, который мигом сдул керамзит и это именно он, а не волна, потащил вперёд батискаф, причём очень стремительно. Впрочем, ветер гнал над землёй такую огромную тучу пыли, водяных брызг и грязи, что свет впереди блеснул только на мгновение. Вслед за этим он померк, а через несколько секунд, когда батискаф уже мчался вслед за парусом по водной глади озера, нас накрыло, как я поняла, облако грязно-белой пены, но и она увлекала нас вслед за собой. С жутким страхом я ждала удар волны в корму, которого больше всего боялась, как и Джимми, а потому мы специально сварили из швеллера защиту и наварили на неё стальные листы, чтобы волна не оторвала поплавок от гондолы. Однако, какого-то очень уж мощного удара не последовало. Как только батискаф поплыл по озеру, я тут же включила гидрореактивный двигатель на всю мощность, а он на ходовых испытаниях здорово поднимал переднюю часть батискафа. Секунд через тридцать пять резко стемнело и теперь я стала с ужасом вслушиваться мерное гудение и ждать, не послышится ли треск, ведь мы находились под волной, но всё обошлось и самое главное я почувствовала, что мы плывём с сильны дифферентом на корму, отчего радостно закричала:

— Алёнушка, доченька, наш кораблик всплывает! Ты чувствуешь, что он плывёт вверх?

— Да, мамочка! — Радостно и громко крикнула в ответ Алёнка и тут же добавила — Ой, мамочка, водичка за окном светлеет.

Так оно и было, я видела, что тёмная, сине-зелёная толща воды начала светлеть и вскоре увидела впереди наш парус, который тащил за собой на шести прочных стальных, туго натянутых тросах батискаф. С его стальных треугольных крыльев длиной в десять метров каждое, срывались пузырьки то ли воздуха, то ли пара. Меня охватило чувство восторга и я закричала:

— Доченька, мы плывём к нашему папе!

Почти в ту же секунду что-то большое, чёрное с белым, метнулось нам навстречу и я всем телом ощутила страшнейший удар и потеряла сознание от того, что меня бросило вперёд, на привязные ремни. Не знаю, сколько времени я провела без сознания, но когда очнулась, меня сразу же охватил дикий ужас — в моей гондоле царила почти полная тишина. Я не слышала голоса своей дочери, а только одно лишь жалобное поскуливание Аргона, на котором я застегнула удерживающий чепрак, отчего пёс лежал неподвижно в своём ящике и мог лишь вертеть головой, да, ещё чуть слышный рокот гидрореактивных двигателей. Душа моя так и обмерла, когда я поняла — мою гондолу оторвало от батискафа и парус тащил её неведомо куда, а Алёнка осталась где-то позади и, возможно… Тут в моей голове, словно что-то щёлкнуло, и я принялась быстро считать в уме. С потерей моей гондолы плавучесть батискафа резко увеличилась, ведь она вместе с грузом, размещённым в ней, весила пять тонн семьсот сорок килограммов. Когда поплавок перерубил своим форштевнем касатку, чёрно-белой могла быть только она, вода снаружи уже была зеленовато-голубой, то есть мы почти поднялись на поверхность, точнее в верхнюю часть волны. Да, и касатка тоже ведь не дура и нырять глубже, чем на семьдесят метров, не станет, а ей что есть волна, что её нету, почти всё равно. Перед Алёнкиной гондолой ведь тоже находится форштевень, хотя и не такой острый, чтобы батискаф не трясло из-за завихрений.

У меня сразу же отлегло от сердца. Став легче и потеряв парус, главной задачей которого было поскорее вытащить его наверх, батискаф намного быстрее "съедет" вниз по пологой части волны, как по снежной горке. Якоря вытянуты на всю длину, это сто метров, и они должны уже зацепиться за землю. Так, судя по всему, Алёнкино путешествие продлилось не больше пятнадцати минут и батискаф уже точно приземлился. Возможно, что где-нибудь в Подмосковье. Всё, Валентина, возьми себя в руки и лови момент. Сейчас ты мчишься на волне на восток и с каждой минуты удаляешься от своей дочери всё дальше и дальше. У тебя в гондоле находятся три самых лучших радиостанции, но ещё более мощные установлены в гондоле Алёнки, так что не исключено, что уже очень скоро ты услышишь её голос, а теперь сосредоточься на управлении гондолой. Ты можешь ждать до последнего и тогда будешь с бензином, но у тебя и так его стоит в багажном отсеке четыре канистры не считая того, что залит в бензобак. Багажный отсек у тебя герметичный, так что всё будет в порядке. Теперь тебе нужно поймать тот момент, когда волна ослабеет и твоя гондола коснётся земли. У неё нет защиты и если парус поволочёт её по камням, то ты погибнешь. Подумав так, я быстро посмотрела на манометры. Кислород был выработан только в двух всего лишь на четверть. Шмыгнув носом и кивнув головой, я выключила гидрореактивные двигатели, спасшие меня.

Гондола сразу же стала опускаться вниз. Судя по цвету воды, я плыла на глубине не более сорока, пятидесяти метров вначале, а когда выключила двигатели, то опустилась метров на пятнадцать вниз и буквально через каких-то пять минут гондола погрузилась в почти чёрную от грязи воду, коснулась дна и я тут же отстрелила парус. Боже, какой кошмар тут начался. Гондола сразу же пролетела кувырком, кажется она перекувыркнулась раз десять, встала, как говорят моряки, на ровный киль и тут же затряслась под бешенным напором воды, но это длилось недолго, минуты четыре. Хотя вода и была мутной, почти чёрной, всё равно стало быстро светлеть и вот, наконец, наступил тот миг, когда я увидела, как куда-то на юг, почему на юг? Уходит волна высотой не более всего какой-то сотни метров. Надо мной было синее небо и солнце, которое слепило мне глаза, явно прошло зенит. Вот потому-то я и поняла, что волна ушла на юг. А ещё я поняла, что осталась жива, хотя и потеряла по дороге дочь и уже хотела было разрыдаться и впасть в истерику, как вдруг один из радиоприёмников, длинноволновый, настроенный на частоту радиостанции мощностью в двести пятьдесят ватт, установленной в специальном отсеке большой гондолы, ожил. Ну, тут всё ясно, выходит, что две длинные удочки, ферритовые антенны, каждая длиной в пять с половиной метров, очень, кстати, прочные, распрямились и тюнер поймал волну и сам настроился на нужный сигнал, а потому я услышала сквозь помехи:

— Осторожнее, мудило! Не сломай, а то Скиба тебе быстро башку открутит. Вот так, правильно, отпускай, я держу.

Голос был весёлым и явно принадлежал молодому парню, который потрошил наш батискаф. "Ребята, не слишком ли вы торопитесь?" — подумала я и вместе с этим стала лихорадочно соображать: — "Скиба, Скиба, мне ведь известна эта фамилия! Откуда я её знаю? Вспоминай, старуха!" — второй голос меня успокоил и одновременно многое прояснил:

— Белый, не тошни! Ты же видишь, что этот ящик с аквалангом, иначе, как поставив на попа, хрен бы я выставил к тебе. Ладно, теперь он хоть не будет мешаться под ногами. Блин, да, где же эти американцы. О, а вот и Бобби показался. Лёгок на помине. Кстати, Белый, тебе старший сержант Скиба что приказал?

Тут я всё сразу же вспомнила и завопила:

— Мальчики, срочно позовите сержанта Скибу, главного помощника вашего Бати, он мне срочно нужен.

От радости у меня даже слёзы из глаз брызнули, ведь Серёжа рассказывал мне про своего лучшего друга, старшего сержанта Павло Скибу, былинного великана и умницу. Увы, но бойцы моего Серёженьки меня не слышали, не хватало мощности моей радиостанции. Господи, мальчики, ну, скажите хоть словечко о моей доченьки, она жива или нет? Я же сейчас с ума сойду. На моё счастье именно о ней и зашел разговор в следующий момент:

— Боря, Скиба приказал мне немедленно разгрузить батискаф и все вещи из него перенести частично в его с Батей квартиру, а частично на отдельный склад. Ты прикинь, Борька, вот ведь какие случаи иной раз бывают в нашей грёбанной жизни. Да, Бог на небесах точно есть и он про нас всё знает. Когда мне Скиба сказал, что волна Бате дочку его подруги к нам в Заречье аж из Невеля принесла и батискаф с нею буквально в двухстах метрах от нашего бункера поставила, я даже перекрестился.

— Белый, блин, ты так говоришь, словно я рядом не стоял, когда Батя с Пашкой и американцем с него люк сорвали! — Со смехом воскликнул Борька — А девчушка-то молодец, боевая. Выскочила из него и сразу же — а где моя мама? Не, ну если эта Валентина такой батискаф построила, то она точно не погибнет в своей гондоле, которую парусом унесло, а всё болты виноваты. Их как бритвой срезало. Видать поплавок на что-то напоролся. Слушай, а где сейчас Батя и Алёнка, Белый? Ты же ей вещи относил.

Белый ответил:

— А они все втроём, наш Батя, Алёнка и Чак, самолётную стоянку чистили от мусора, да, наверное, давно уже закончили, самолёты ведь уже часа полтора как на посадку сплошным потоком идут. Ты прикинь, Борька, наш президент свой самолёт молодым учёным отдал, простился с ними во Внуково, а сам в убежище поехал. Вот это мужик, так мужик, почти как наш Батя.

Прижав руки к щекам я не выдержала и громко разревелась. То, о чём я так мечтала, хотя и наполовину, но всё же осуществилось, волна принесла мою Алёнушку прямо в Серёжины руки и теперь мне нужно было во что бы то ни стало добраться до них. Я утёрла слёзы и выключила все три радиостанции. Нечего разряжать зря аккумуляторы. Хотя они и мощные, мне теперь нужно быть экономной и очень осмотрительной. Интересно, куда же это меня занесло? Взглянув на часы, я так и ахнула. Времени было половина первого и это означало, что я провела в пути более четырёх часов. Куда же это занесла меня волна за это время? Думаю, что далеко, но вот насколько далеко, это вопрос вопросов и ответ на него я могла найти только снаружи. Потерев свой курносый нос кулачком, я шумно и коротко выдохнула воздух, словно собиралась выпить грамм сто водки. Притихший было Аргон тут же тихонько и жалобно заскулил. Бедная собачка, у тебя, наверное, уже всё тело свело. Ну, ничего, сейчас я тебя выпущу размяться из этой стальной бочки. Только сейчас я обратила внимание на то, что воздух в гондоле уже был довольно спёртым и, вообще, у меня не только ломило виски, но сильно клонило в сон. Моя рука автоматически потянулась было к гайке с большими барашками, но я вспомнила, как дожимала их молотком и потянулась за ним. После этого я расстегнула ремни, сделала глубокий вздох и поняла, что рёбра у меня не сломаны.

Через несколько минут я расконтрила люк и мой палец было нажал на кнопку, но я мысленно сказала себе: — "Стоп, подруга, лучше покачай масло ручным насосом. Ещё через пару минут крышка люка с замызганным иллюминатором была распахнута на полную длину штанг. В гондолу ворвался свежий, чистый воздух, сильно пахнущий морем. Погладив Аргона по голове, я расстегнула его чепрак и мой верный пёс чуть ли не с воем вылетел из гондолы через открытый люк и с утробным звуком приземлился на траву, покрытую грязью. Сразу после этого послышался звук сильной струи, это Аргон смывал грязь с гондолы. Последние несколько секунд моя гондола плыла в сплошном потоке грязи и я подумала: — "Боже, ведь эта чёртова волна всю степь залила солёной водой, а ведь её у меня всего пятьдесят литров. Надо будет экономить и на всякий случай подготовить ёмкости, вдруг дождь пойдёт. Только вот чем её собирать, хотя это тоже мелочи жизни, ведь у меня припрятано полрулона толстой полиэтиленовой плёнки. Из неё и мешок для воды можно сделать." Рассуждая таким образом, я достала из дюралевого шкафчика мощные импортный бинокль с лазерным дальномером, Мишкин подарок, потянулась и стала с кряхтением выбираться из гондолы.

В отличие от Аргона я не стала спускаться вниз, а наоборот, поднялась на гондолу, хотя и мне тоже хотелось того же, из-за чего так скулил мой пёс. Сначала нужно было оглядеться, а уже потом заниматься всем остальным. Выбравшись на цилиндрическую крышу гондолы, я встала посередине, свалиться с высоты в добрых три метра с гаком на грязную, мокрую траву мне совершенно не хотелось, я принялась оглядывать окрестности сначала без бинокля. Гондола прочно и уверенно стояла, опираясь плоским днищем на ровную, словно стол, вершину высокого и очень большого холма, до края которого она не докатилась всего каких-то сорок метров. Впереди, точнее на юге, куда ушла волна, что меня удивляло всё сильнее и сильнее, холм был крутым и под ним внизу блестело то ли небольшое озерцо, то ли огромная лужа, вода в которой, скорее всего, была солёная. Очень жалко. Судя по всему там было довольно глубоко, так как муть уже стала оседать и вода набирала даже не голубизну, а синеву, что явно больше трёх метров. Что на юге, что на востоке, севере и западе я видела одно и то же, бесконечную череду холмов. Довольно высоких, метров эдак под двести, двести пятьдесят. Выглядели они весьма невзрачно, так как были покрыты быстро высыхающей под палящими лучами солнца, а потому сереющей грязью.

Судя по положению солнца на небосклоне, было уже где-то половина четвёртого, но всё же скорее всего три часа пятьдесят две минуты. Если так, то меня занесло хрен знает куда и раз волна умчалась на юг, значит мне очень сильно повезло, что моя гондола не врезалась в горные склоны Южного Урала, по всей видимости она находилась уже ближе к "хвосту" волны, а потому когда встречный поток завернул воду, поплыла на юг и меня запросто могло занести в Казахстан, чего мне очень не хотелось бы попадать никогда. Извините, но я вовсе не желаю становиться наложницей какого-нибудь бая или того хуже, хана. Ну, а женой тем более. Пускай эти бронзоволикие любители кумыса с невозмутимыми, как у Будды, физиономиями и раскосыми глазами, как-нибудь перебиваются собственными красотками и гоняются за ними по своим бескрайним прериям на быстроногих скакунах, а я домой, в Россию хочу, к своей Алёнке и Серёже. С горестным вздохом я сказала себе вслух: — "Да, не повезло тебе, Ярославна, если ты и в самом деле оказалась в Казахстане. Впрочем, не горюй, как знать, может быть это ещё только оренбургские степи. Тогда купишь себе здесь на память оренбургский пуховый платок и отправишься с первой же оказией в Москву". Аргон, услышав мой голос, в два прыжка забрался на крышу гондолы, лёг у моих ног и вывалил язык. Псу явно хотелось пить, а мне не терпелось поскорее оглядеться.

В этой горбатой степи помимо двух длинных борозд, пропаханных в пологом склоне холма, я не увидела ничего интересного, кроме грязно-серых холмов и никаких, даже самых малейших, в виде хотя бы просёлочной дороги, признаков жилья. Одни только мрачные, совершенно безлесые холмы и изредка какие-то кучи, которые в некоторых местах даже образовывали гряды. У меня тут же радостно забилось в груди сердце, так как я сразу поняла, что это может быть и немедленно схватила в руки бинокль. Я стала разглядывать ближайшую ко мне кучу, находившуюся километрах в трёх к северо-западу и чуть было не завопила от восторга, так как увидела под быстро высыхающей грязью очертания сразу нескольких автомобилей, а также ещё какие-то громоздкие штуковины, за которыми сгрудился целый склад особо ценного имущества. Всё правильно, волна поднимала и несла с собой много чего ценного и нужно быть полным идиотом, чтобы не воспользоваться такими подарками. Вот потому-то я и затолкала в багажный отсек своей гондолы добрых шестьсот килограммов инструмента, не говоря уже о маленьком дизельгенераторе со встроенным в него сварочным трансформатором и двадцатью пачками электродов. Прежде чем соскочить вниз и броситься к багажному отсеку, чтобы побыстрее собрать мотоцикл, зачем мучить ноги, когда у меня есть мощный мотик-вездеход, я всё же осмотрела другие кучи, ближние и дальние, коих насчитала всего девять штук, причём в общем-то не хилых.

Однако, вместе с этим я увидела, что в степи помимо этого валяется полным-полно вкусной еды, с которой у меня были проблемы, а точнее просто почти не было еды, если не считать двух палок сырокопчёной колбасы, мешочка сухарей, пяти пачек печенья и четырёх упаковок "Фанты". Для Аргона я хотя бы положила целый мешок сухого корма, но он теперь перебьётся и без него, раз по всей степи валяется столько рыбы. Я ещё не слезла вниз и не открыла люк багажного отсека, а уже разрывалась пополам. С одной стороны мне хотелось как можно скорее добраться до кучи подарков, доставленных вместе со мной в эту дикую и совершенно безлюдную степь волной, а с другой — поскорее набрать солёной воды, чтобы выпарить из неё часть воды, превратить её в рапу и засолить побольше рыбы. Вот тогда я решу проблему с едой, если её не найдётся в кучах мусора, упакованной в банки. Тем не менее больше всего я мечтала найти в этих кучах грузовик и побольше, побольше, желательно дизельный, ведь у меня осталось в баке как минимум четыреста литров солярки и если это будет мощный грузовик, то я довольно легко смогу превратить его в бронемашину. Стальных листов-то у меня хватало, их я могла срезать бензорезом с батискафа.

Турнув Аргона вниз и велев ему поискать еду и воду, я достала гаечный ключ сорок восемь на пятьдесят шесть, к нему усилительную трубу, уже сплющенную с двух сторон, и пошла открывать люк. Поить пса я не стала и, вообще не собиралась. В сырой рыбе воды с избытком, не пропадёт. Пока я возилась с первыми шестью гайками, явился Аргон, бросил мне под ноги здоровенную рыбину чуть ли не в мою руку длиной и, склонив голову набок, с укоризной заглянул мне в глаза. Ну, всё правильно, парню в лом слизывать со своего обеда солёную грязь. Изрядно помучившись, лестница ведь лежала в багажном отсеке, я залезла в гондолу, достала из неё старое вафельное полотенце, нож выживания и Аргонову миску из нержавейки. Как только я спрыгнула вниз, пёс тут же сунул в неё морду и обиженно заскулил, не обнаружив в ней воды, но я молча скрутила ему кукиш и он отошел от меня, поджав хвост. В отличие от других собак, Аргон, чистокровный немец голубых кровей, понимал любые жесты. Подойдя к рыбине, я обтёрла с неё грязь полотенцем и первым делом проделала в брюхе ножом небольшую дырку, после чего стала с силой сжимать её и выдавливать в миску кровавую сукровицу. Вот в неё-то и сунул свой нос Аргон и стал жадно её лакать, я бы так точно не смогла. После этого я протёрла полуметровой ширины площадку за кормой гондолы от грязи и принялась чистить рыбу, это была какая-то громадная ставрида.

Нарезав её кусками, я забрала вылизанную миску и выдавила из рыбы ещё больше сока, уже куда более аппетитного на вид, который мой пёс тут же и вылакал. После этого я наложила в миску мяса без костей, а хребет и кишки забросила как можно дальше. Всё, вопрос с питьём и едой для Аргона был решен, рыбу мой пёс очень любил, как и я сама, а потому ничто не мешало мне вытереть полотенцем руки, воняющие рыбой, ничего не поделаешь, скоро я вся ей провоняюсь, и открутить остальные восемь гаек и открыть люк. На то, чтобы собрать свой трёхколёсный "Кавасаки KX450F", который я переделала в трёхколёсное чудовище, поставив на него морду с двумя фарами и лобовым стеклом, двадцатилитровый бензобак вместо семилитровой пендюрки, а также защиту для ног с дугами, у меня ушло чуть больше сорока минут. Н-да, мой зелёный мотик стал страшноват на вид, но так мне же на нём не прыгать по холмам, а просто ездить. После этого, приставив к гондоле дюралевую лестницу, я забралась в неё, вытащила дюралевый же ящик, в котором всю дорогу сидел Аргон, и поставила его на мотоцикл. Алёнкино сиденье, чтобы не травить душу, я устанавливать не стала, села верхом на мотоцикл, дрыгнула ногой и пятидесятишестисильный, четырёхтактный движок громко и весело запел свою песню.

Когда я очутилась в седле мотоцикла, то всё же решила сначала подъёхать к озерцу, которое было в поперечнике километра полтора, чтобы узнать, насколько солёная в нём вода и заодно помыть руки. Вода оказалась очень солёной, даже солонее, чем в Балтийском море. Ну, значит я буду с солью. Помыв в ней руки, она уже почти отстоялась, я не спеша поехала в сторону ближайшей кучи высотой метров в пять или шесть. Аргон, заливаясь весёлым лаем, он мигом повеселел после того, как выпил треть миски рыбного сока и слопал полную миску свежей рыбы, оглашал степь громким, радостным лаем. По пути к куче я вдруг вспомнила, как про меня и Трёх Богатырей однажды сказал Рыбак, их корефан: — "Ну, вы, блин, прямо как эти, из американского мультфильма Чип и Дейл, что спешат на помощь, Рокфор и их подруга Гаечка." Ну, тут он был полностью прав. Когда-то это был мой любимый мультфильм, а поскольку мой отец работал на Кировском заводе инженером-конструктором и был заядлым автолюбителем и великолепным автомехаником, он в своём гараже ремонтировал любые иномарки, то я с детства, начиная лет с семи, помогала ему и вскоре тоже стала разбираться в автомобилях. За это меня и прозвали Гаечкой, что мне очень нравилось в детстве. Это уже потом меня стали называть Ярославной, отчего мне всегда было грустно и очень обидно. Быть молодой вдовой и оплакивать мужа, которого любила, это больно.

Когда я подъехала к куче мусора, похожей на бархан из-за того, что она имела характерную серпообразную форму, то окончательно почувствовала себя Гаечкой. Та бойкая мышка тоже вечно обследовала мусорные баки и находила в них конструкционный материалы для своих машин. Бархан, сложенный из принесенных в эту степь вещей человеческого бытия, имел в ширину метров шестьдесят и когда я объехала его по кругу, то сразу же поняла, как он образовался. В его основании лежал на боку, крышей ко мне, комбайн "Джон Дир", что я сразу же поняла по зелёной краске, виднеющейся местами из-под грязи. Комбайн это хорошо, комбайн это много прочного железа, но самое главное, огромный бак с соляркой. Вообще-то курочить комбайн ради железа будет полнейшим свинством, чем потом люди будут убирать урожай, не серпами же, а вот солярку можно будет и слить, если она в нём, конечно осталась. Что было за комбайном ещё, я не видела, но вот с одного бока за него зацепился задним бампером, перевёрнутый кверху колёсами джип, судя по всему это был кореец "Санйонг", причём тот, на котором ездил ещё Чингисхан, очень уж он был ржавым, да, и покувыркался немало, а с другой стороны из-за комбайна более, чем наполовину выглядывал, я просто обалдела — лимузин "Кадиллак". Господи, а вот его-то я и в прежние времена ни за что на стала бы покупать, не говоря уже о своём нынешнем положении. Однако, это всё автозапчасти, причём даже с корейца можно было отвинтить кучу гаек. А ещё я увидела в бархане очень много сломанных волной веток и тряпья, тоже в хозяйстве пригодится.

Самое главное, я пока что не увидела в этой куче мусора ни одного трупа, но это, скорее всего, ещё впереди и едва подумав о том, сколько же людей утонуло, содрогнулась от ужаса. Да, хотя и печальный, но это факт, комета убила огромное количество людей и уже очень скоро их трупы начнут разлагаться. Однако, первой начнёт протухать рыба, а её я заметила вокруг не то чтобы очень много, но же увидел штук пять больших рыбин. Ну, минут двадцать рыба точно подождет, а потому я подъехала к комбайну, но осмотр начала не с него, а с джипа, причём на предмет наличия номеров. Таким образом я могла хоть приблизительно установить своё местонахождение, ведь теперь GPS вряд ли работала, комета точно посшибала сотни спутников. Номерной знак на корейце, изготовленном в середине девяностых годов прошлого века, который не превратился в металлолом видимо только потому, что бегал по здешним степям, был казахским — "M472DBM", то есть зарегистрирована машина была в Карагандинской области. Я тут же подумала: — "Боже, мать, куда же это тебя занесло? Мать ты где, — в Караганде." Огорчённо вздохнув, я стала осматривать комбайн и убедилась, что в отличие от джипа тот пострадал меньше. Протерев тряпкой ветровое стекло кабины, я увидела надпись: — "Лизинговая компания "Урал" город Оренбург".

Сопоставив два этих факта, я поняла, что волна была какая-то чокнутая, раз занесла меня из Оренбургских степей в Карагандинскую область Казахстана, причём в какую-то дикую глушь, и вернулась к мотоциклу. Ну, то, что я оказалась в глуши, а не в городе, меня нисколько не расстроило. Решив, что для начала хватит и этого, сев на мотоцикл, я поехала по степи зигзагами, собирая рыбу и складывая её в дюралевый ящик, из которого предусмотрительно выбросила поролоновый матрац Аргона. Голод не тётка, по головке не погладит, а потому ею нужно было запастись поскорее, пока не протухла. Некоторая рыба ещё была живой. Аргон мне помогал, подтаскивал рыбу и уже через десять минут ящик с бортами полуметровой высоты, был набит ею доверху. Мой трёхколёсный "Кавасик" даже не заметил веса. Зато я не смогла снять ящик с переваренного багажника. Всё понятно, я хотя и довольно сильная, всё-таки женщина, а не портовый кран, и потому стала сбрасывать рыбу на траву возле солёного озера. Показав Аргону пальцем на степь, я строго приказала:

— Рыбу, собирай рыбу, Аргон.

Мой пёс прыжком отскочил назад, приседая на все четыре лапы и, размахивая своим толстым хвостом, несколько раз гавкнул, словно говоря: — "Слушаюсь, товарищ командир." Аргон метнулся в степь, а я поехала на холм. "Кавасик" бодро взлетел на него по крутизне. Ну, на нём и не по таким холмам гоняла, а куда покруче. Хорошо, что у меня имелся с собой лишь слегка початый рулон полиэтиленовой плёнки, толстая медная проволока, а в оба моторных отсека, чтобы занять чем-то пустое место, я заложила по полтора десятка штук дюралевого конструкционного профиля трёхметровой длины. Как только я достала из гондолы всё, что мне было нужно, включая автомат и натовскую разгрузку с магазинами и гранатами для подствольника, то первым делом закрыла люки. Теперь никто, кроме меня, в неё не заберётся, замки-то на них были электромагнитные, а где находится волшебная кнопочка "Сим-сим", я никому не скажу. Сделав несколько рейсов, я перевезла к берегу и соорудила неподалёку от него, на сухом пригорке, из дюралевых стоек нечто вроде вигвама с квадратной рамкой, к которой привязала полиэтиленовый мешок. Раздевшись догола, кто меня в степи увидит, и вооружившись двумя большими вёдрами, я подошла к озеру и обомлела.

Озеро было заполнено кристально чистой водой и я увидела, что всё его дно поросло зелёной травой с множеством цветов, это были красные дикие тюльпаны. Выходит, это была просто котловина, которую заполнило океанской водой. Между прочим в озере плавало немало рыбы и даже креветок. Интересно, сохранится жизнь в этом маленьком филиале Атлантического океана в будущем? Креветки и рыба чувствовали себя в воде прекрасно, а вот трава и тюльпаны уже поникли и даже стали слегка буреть. Всё ясно, загибаются, бедняжки, в солёной воде. Ну, не знаю как для тюльпанов, а для меня солёная вода представляла сейчас особую ценность и я первым делом залила два ведра ящик, сваренный из нержавейки, в котором у меня лежали до недавнего времени, переложенные синтепоном, гранаты для подствольника, и запалила две паяльные лампы, чтобы выпарить лишнюю воду и получить рапу, а затем принялась заливать воду в полиэтиленовый мешок. В нём она завтра, да, и сегодня какое-то время, день ведь ещё не закончился, а жара стояла нешуточная, тоже будет выпариваться. После этого я стала строить рядом с первым, второй вигвам, всего-то и дела, что воткнуть в землю, почти сплошной песок, четыре квадратных дюралевых профиля и привязать к ним ещё четыре точно таких же. Отрезав нужной длины кусок полиэтилена, я сделала из сложенной вдвое медной проволоки кольцо и стянула им один конец полиэтиленовой трубы, привязала капроновым шнуром верхнюю часть мешка к стойкам и стала заполнять солёной водой и его. Вода в баке уже вовсю кипела, когда я принялась строить третий вигвам.

Едва я залила в третий мешок вёдер пятьдесят воды, то в изнеможении плюхнулась в тёплую воду озера и отдыхала минут тридцать. Закрыв глаза, было совсем нетрудно представить себе, что я плаваю в океане на Канарах, у берега острова Санта-Крус де-Тенерифе. Через полчаса я долила в бак ещё ведро воды и принялась мыть в озере и потрошить рыбу, отрубая рыбные головы и забрасывая их в озеро подальше. На них, как и на рыбные внутренности, тотчас набросилась рыба и даже креветки. Умница Аргон времени даром не терял и подтаскивал ко мне из степи всё новую и новую рыбу. Один раз он даже притащил за хвост акулу длиной чуть больше метра. Акулье мясо я уже пробовало и оно мне понравилось, так что и она присоединилась к уже почищенной рыбе. Чистя рыбу, я подумала: — "Сегодня засолю целый мешок рыбы, а завтра, как только высплюсь, займусь раскопками и если не найду подходящей машины, то поеду домой на комбайне. Из него можно сделать мощный броневик."