Хроники старого мага. Книга 3

Глава 7

Я открыл глаза. Некоторое время не мог понять, где нахожусь, так глубоко я погрузился в свои воспоминания. Потребовалось время, прежде чем моё нахождение на дереве обрело для меня смысл. Моему сознанию было сложно перенестись из учебной аудитории в чащу леса. И пока мои мысли не нашли опору в этом мире, в моём мозгу продолжали звучать слова учителя: «найти пользу великую в этом процессе». Я задумался. Это хорошо, что я смог получить много свободного времени для осмысления ситуации. Мысль о том, что всё происходящее со мной есть не великая, страшная трагедия, а лишь большой урок, преподанный мне высшими силами, позволяла мне смириться с происходящим. Не надо истерить. Не надо плакать или жаловаться на несправедливость этого мира. Надо найти пользу…

Я огляделся. Солнце совершило полный круг по небосводу. День явно шёл к завершению. Начинался вечер. Солнце, пройдя свой полуденный пик, медленно, но неуклонно стремилось к горизонту. Тени от деревьев вытягивались, заполняя собой всё вокруг и вытесняя освещённые участки. И хотя воздух был ещё достаточно прогрет, но расползающийся сумрак у подножия деревьев обещал ночное похолодание. Вокруг раздавался птичий щебет. Зоркий, натренированный глаз подмечал на поверхности среди деревьев перемещение лесных животных, ведущих свою обыденную жизнь. Лес готовился встретить ночь. Птицы и звери перемещались в поисках пищи и безопасных мест, чтобы переночевать и остаться при этом живыми.

Я оглянулся в себя. От долгого сидения в неподвижной и неудобной позе мои мышцы затекли и подавали сигналы боли. Я открыл глаза и осторожно оглянулся, стараясь не производить лишних движений. Одновременно я прислушивался к птичьему гомону, надеясь, что птицы укажут мне на опасность, исходящую от чужаков. За время моего нахождения здесь, птицы и звери привыкли ко мне, и перестали воспринимать как опасность. Но я надеялся, что они выдадут мне посторонних, пришедших на это место недавно. Убедившись, что опасности нет, я потянулся и поёрзал на дереве, напрягая мышцы и восстанавливая кровоток в них. При этом я старался шевелиться не сильно, чтобы издалека не привлекать внимание к своим шевелениям и не напугать птиц, живущих на этом дереве, которые могли выдать меня наблюдателям, возможно находящимся в лесу. Это была моя миниатюрная физзарядка для восстановления тонуса мышц. И я получил от этого небольшое удовольствие.

Какая-то назойливая мысль билась на грани моего сознания, стараясь привлечь моё внимание. Что-то беспокоящее, что пробудило меня от моего сна. Пока я не осмотрелся и не привёл моё тело в напряжение, мне не удавалось осознать эту мысль. И только потом я уделил ей своё внимание. Тревога, опасность, возбуждение, окончание ожидания. Каждое из этих чувств требовало моего рассмотрения и осмысления. Я открыл глаза и ещё раз внимательно осмотрел окрестности по окружности, постепенно расширяя круг моего внимания. И я увидел то, что искал, и моё сердце усиленно забилось от возбуждения.

По дороге от города в направлении перекрёстка двигалась крытая повозка, в которую был запряжён наш пони. На передке повозки сидел возница. Разглядеть его личность не представлялось возможным. Целый табун мыслей пронёсся в моей голове. Пони я узнал. И движется в моём направлении. Но кто управляет? Почему чужая повозка? Вроде бы возница один. Но есть ли кто-то внутри повозки? Было далеко, чтобы говорить что-то определённое. Я постарался расслабиться и ждал. Мысли продолжали проноситься в моей голове, рождая различные образы. Если это Голендил, то он должен приехать на место нашей стоянки, чтобы забрать меня. Если же он не придёт, а повозка с возницей проедет мимо, то я подожду ещё день и дальше отправлюсь в одиночестве. Дорога мне известна. Будет, конечно, скучно, но я справлюсь. Мне предстоит великое путешествие, приключение и урок. И я вынесу из него пользу. Почему Голендил может не прийти? Да много причин. Кто я ему? Он и так уделил мне много внимания. Он мог решить, что больше мне ничего не должен. В конце концов, его могли не отпустить соплеменники, как важного жреца, давая приют на время до весны.

Я ждал. А повозка медленно приближалась к перекрёстку, давая возможность разглядеть её более подробно. И чем ближе она приближалась к месту моего расположения, тем лучше я мог видеть происходящее. При этом градус эмоций постоянно возрастал, мешая мне здраво мыслить. В тот миг, когда мне стало тяжело сидеть на дереве, я обругал себя последними словами, заставляя успокоиться. Мне потребовалось немного времени, чтобы привести нервы в порядок. И только когда равновесие духа установилось во мне, в моём мозгу вспыхнула идея, которая позволяла мне всё узнать сразу и не беспокоиться. Идея пришла в виде картинки. Вспомнился последний вечер в лагере после битвы с орками. Я и полковник стояли на вершине холма, и полковник просил меня осмотреть окрестности вторым видением. Чувство было такое, будто голос полковника прозвучал прямо рядом со мной. Где-то на грани сознания вспыхнула досада от осознания себя глупцом. Я совершил успокоительный вздох и, прикрыв глаза, включил второе видение.

Мир окрасился яркими красками. Цвета обрели запах и вкус, а запахи обрели цвет столь материальный, что его можно было потрогать. Казалось, что звуки и цвета проникают прямо в мой мозг, и я мог по желанию усилить или ослабить любой из них. Направив свой взгляд на дорогу, увидал на ней движущуюся повозку. Мысленно приблизив её к себе, я рассмотрел ауру возницы. Это был Голендил, такой, каким я его знал в своей памяти. Проникнув взглядом внутрь повозки, я не обнаружил в ней излучения живых существ. Повозка была пуста. Быстро окинув взором окрестности, я не нашёл признаков разумных существ. Леса кишели жизнью, но, ни людей, ни эльфов, ни других разумных существ среди этого изобилия жизни не было. Я вздохнул с облегчением. Пора спускаться и выдвигаться на дорогу.

На дорогу к перекрёстку я вышел уже полностью собранным и размявшимся. Я был доволен. Голендил подъехал ко мне с улыбкой на лице. Встреча со мной радовала его. Он остановил пони и жестом предложил мне забираться в повозку. Сразу же, как только за моей спиной закрылась дверка, повозка двинулась. Так было лучше. Стены крытой повозки и полог скрывали меня от случайного взгляда. Отсюда и до самой границы, реки Каласире, я разглядывал окрестности исключительно вторым видением. За исключением привалов. Так мы надеялись сохранить моё инкогнито перед народом тёмных эльфов. Ведь я у них считался мёртвым. Во время одной из остановок на ночлег, Голендил поведал историю его приключений в городе Шеклаг. Меня лишь поразило, что он сделал это не в первый же день после нашей встречи. Однако давить на него, чтобы узнать подробности, я тогда не стал. Всему своё время. И время пришло.

Солнечный диск медленно, но неуклонно клонился к горизонту, стремясь коснуться своим нижним краем верхушек деревьев, неровной серо-красно-золотистой волной окружающей поляну. Правда, поляной это было назвать сложно. Скорее участок редколесья вдоль речной поймы. Осенью, после отступления воды в русло, здесь образовывается относительно ровное пространство, этакая равнинная полоса с редкорастущими деревцами. Вдоль этой равнинной полосы спокойно течёт небольшая речушка, извиваясь в этой пойме как большая, ленивая змея. С того места, на котором расположились мы лагерем, открывался изумительной красоты вид на природу этого места. Единственной не природной частью ландшафта в этом месте был небольшой каменный мост, пересекающий реку чуть восточнее места нашего расположения. Но его серый камень удачно вписывался в окружающее пространство, совершенно не нарушая общую гармонию.

Сегодня было сухо. Небо порадовало нас редкими, высоко плывущими облаками, как бы намекая, что сегодня оно порадует нас отсутствием осадков. Это было особенно приятно, особенно на фоне недельных, непрекращающихся дождей, то редких, то обильных. И мы хотели воспользоваться этой передышкой, чтобы порадовать себя горячим, испечённым на углях хлебом, и столь же горячим ягодным напитком. Как же я соскучился по этим простым блюдам, учитывая, что предыдущие дни нам пришлось питаться исключительно засушенными продуктами и холодной водой. В предвкушении такого ужина я наблюдал за движением языков пламени, и одновременно приглядывал за костром. Это было непростое занятие. За прошедшие дни земля размокла и превратилась в сплошной покров грязи, в которой глубоко отпечатывались следы наших ног и полосы от колёс повозки. Влажная земля плохо прогревалась, оттягивая тепло от костра и стремясь погасить пламя, а сырые дрова горели вяло, не желая отдавать много тепла. Потому и пламя костра было довольно слабым, и чтобы хоть немного поддержать его, приходилось создавать непрерывный поток воздуха.

Так я и сидел, закутавшись в волчью шкуру, и помахивая самодельным веером в сторону костра. Медленно я впадал в состояние меланхоличного полусна, наблюдая за танцем пламени и медленно закипающего котелка с водой, в которой уже плавала горсть разбухающих ягод. Напротив меня столь же медленно и меланхолично передвигался Голендил, переставляя ноги в сапогах по вполне утоптанной, но ещё чавкающей под ногами мокрой земле. Он замешивал тесто во втором котелке деревянной лопаткой, готовясь в нём же и запечь небольшую лепёшку постного хлеба. Эту работу всегда выполнял он. Однажды, уже после того как мы оставили кхардов в лесной сторожке, я пытался испечь такую лепёшку под его руководством, но она оказалась не вкусной и твёрдой. После чего мои способности к кулинарии были оценены Голендилом как очень низкие. С тех пор всю пищу готовит только он. На меня же оставили слежение за костром. Времени до темноты оставалось мало, но Голендил никуда не спешил. Треск огня и размеренные движения моего спутника всё больше погружали меня в своеобразный транс. Время потеряло для меня значение. Где-то на периферии моего сознания промелькнули события снятия одного котелка с огня и установка второго в угли, закрытого крышкой. Я отстранённо наблюдал, как Голендил присыпает его с боков золой от сгоревших дров. Солнечный диск при этом почти полностью скрылся за горизонтом, оставив над верхушками деревьев тонкий серп верхнего овала. Его лучи тонкими полосками стелились над поверхностью земли, подкрашивая облака снизу в яркие желтые и красноватые краски. Снизу им отвечали более пасторальные цвета осенних листьев, яркими пятнами выделяющиеся на фоне тёмного леса. На землю опускалась ночная тьма.

Но прежде, чем мой разум погрузился в сон, Голендил растолкал меня, всучив в руку отломленный им кусок постной хлебной лепёшки. Я очнулся от дрёмы, навеянной усталостью нашего пути. Приняв лепёшку, я встряхнул головой, разгоняя усталость, и более внимательно осмотрел место нашей стоянки. Положение повозки и пасущегося стреноженного пони угадывалось в темноте неясными тёмными силуэтами. Костёр давал небольшой круг освещённого пространства, внутри которого виднелись стволы ближайших деревьев. Остальной лес терялся, размазываясь тёмными пятнами в окружающем нас пространстве. Наш мир сужался до этого освещённого пяточка. Костёр едва горел, медленно поедая крупные поленья. После окончания готовки в сильном пламени уже не было нужды. Временами из огня раздавалось лёгкое потрескивание, сопровождающееся взлетающими вверх искрами. Голендил сидел напротив меня на поваленном стволе дерева, медленно поглощая свой ужин. Блики огня сделали его лицо ещё более контрастным и заострённым, наложив на белую, хоть и загорелую кожу красные и жёлтые блики, оттенённые на поворотах скул иссиня черными тенями. На этом лице ярко проявлялась вся его усталость.

Я налил в чашку ягодного отвара и стал медленно жевать, запивая хлеб этим напитком. Пока жевал, дал себе возможность рассмотреть кусочек хлеба в своей руке. Некоторое время я не мог понять, что же привлекло моё внимание. Усталость снижала продуктивность моего мозга. Наконец, мысль обрела форму. Это была моя рука. Я принял хлеб и начал есть, не помыв рук. Чем дальше мы двигались, тем меньше мы уделяли внимание таким гигиеническим мелочам. Нет, мои руки не были абсолютно грязными. У меня возник вопрос к самому себе: сколько уже времени я пренебрегаю этим? Чем дольше мы в пути, тем меньше мы становимся привязаны к городской культуре. Но при этом становимся крепче физически и морально, более стойкими к болезням. Я откусил новый кусочек хлеба и запил его. Пока мы ели и предавались своим мыслям, на землю опустилась тьма.

- Пора готовиться ко сну. - Проговорил Голендил. – Надо разделить дежурства…

Я внимательно посмотрел в его лицо. Оно было осунувшимся. Под глазами ярко проступали синяки. Голендил взвалил на себя слишком большую ношу с начала нашего пути. Я себя не обманывал. В одиночку я бы не смог преодолеть этот путь, а он мог. Почти всё это время он тащил меня на себе, взяв на себя роль старшего и опытного. Каковым он и являлся. И эта ответственность, и нагрузка постепенно подрывали его силы. Ему настоятельно требовался отдых.

- Я буду дежурить ночью – проговорил я. – ложись в повозку…

Брови Голендила поползли вверх, придавая лицу выражение сильно удивлённого человека.

- Всю ночь собрался дежурить?

- Будь уверен, – на моём лице расплылась улыбка – утром я буду свеженький и отдохнувший.

- И чем же ты таким собрался заниматься всю ночь?

Его глаза слегка сузились, придав лицу хитрое и насмешливое выражение. Я внутренне поразился его контролю. Усталость затрудняла для меня выражение эмоций, лицо как бы онемело. Мне приходилось прилагать дополнительные усилия, чтобы просто растянуть улыбку, и та улыбка становилась просто натянутой маской. А его эмоции казались более настоящими.

- Охотиться, мой друг. Просто охотиться. Похожу вокруг, посторожу, заодно отгоню других хищников. Нужно только поставить порог тьмы на тебя и пони.

- Тогда и сторожить не надо. Под порогом хищники нас всё равно не учуят…

- Я не хочу проверять эту теорию.

Мы замолчали, продолжая смотреть на танец язычков пламени. Надо было встать и двигаться, но сил не было абсолютно. Усталые тела отказывались двигаться. Сейчас. Сейчас я встану и начну двигаться. Вот только… Я понял, что ищу для себя оправдание, чтобы продлить свой отдых. Я огляделся, пытаясь зацепиться взглядом за темноту, втянул носом ночной воздух. Со стороны реки потянуло сыростью. С ней нашёлся и повод для разговора.

- А эта река не ваша граница со Светлыми? – Я мотнул головой в сторону воды.

Голендил некоторое время сидел молча, смотря на меня равнодушным, усталым взглядом. Потом проговорил.

- Нет… Каласире находится чуть дальше. – Он неопределённо махнул рукой. – А это один из её мелких притоков. Нам ещё ехать день до границы.

Мы снова замолчали, думая каждый о своём. Наконец, Голендил нарушил тишину.

- Скоро мы преодолеем эту границу. – Он замолчал на некоторое время, а я ждал, глядя на него. – У нас есть традиция: пересекая грань новой жизни, надо оставлять в прошлом весь свой старый груз.

- Ты это сейчас о чём?

Он посмотрел на меня усталыми глазами, в которых отразилась лёгкая тень печали, и продолжил.

- Думаю, пора рассказать о моём посещении Шеклага. – Он помолчал ещё немного, собираясь с силами, и продолжил. – Дело было так…