Худей!

Глава 16 Письмо Вилли

На следующий день часов в десять Хейди отправилась за покупками. Она не заглянула к Вилли сказать, куда она собралась или когда вернется. Эта старая дружеская привычка исчезла. Вилли сидел в своем кабинете, глядя, как Сулдо задом выезжает на улицу. На одно мгновение голова Хейди повернулась, и Вилли показалось, что их взгляды встретились, его испуганный, смятенный и ее — открыто обвиняющий: «Ты заставил меня отослать дочь, ты отказался от профессиональной помощи, в которой нуждаешься. Наши друзья начинают шептаться. Ты очевидно не захотел в одиночестве отправляться в страну Ха-Ха и выбрал меня в сопровождающие… Ладно, но пое…ь тебя, Вилли Халлек. Оставь меня в покое. Гори, если тебе так хочется, но у тебя нет права требовать, чтобы я присоединилась к тебе…»

Просто иллюзия, конечно. Хейди не могла видеть его с такого расстояния. Но иллюзия болезненная.

После того как Сулдо скрылся из виду, Вилли вогнал лист бумаги в свою Оливетти и напечатал: «Дорогая Хейди» на верхушке листа. Это была единственная часть письма, которая далась ему легко. Он печатал одно болезненно рожденное предложение за другим, в паузах опасаясь, что Хейди вернется и застанет его за этим занятием. Наконец Вилли вытащил письмо из печатной машинки и перечитал его.

Дорогая Хейди,

К тому времени, как ты прочитаешь это письмо, я уеду. Я не знаю точно, куда и насколько, но надеюсь, что, когда я вернусь, со всем этим будет покончено. Я имею в виду тот кошмар, в котором мы жили последние дни.

Хейди, Майкл Хьюстон неправ. Неправ во всем. Леда Россингтон действительно рассказала мне, что старый цыган (кстати, его имя Тадеуш Лемке) коснулся Гари, она действительно рассказала мне, что Гари стал покрываться чешуей. А Дункан Хопли действительно был в прыщах… Это все намного хуже, чем ты можешь себе представить.

Хьюстон не решился провести серьезное расследование, последовать за моими логическими рассуждениями. Он отказался связать эту логическую цепь с необъяснимыми происшествиями (утром во мне было 155, теперь уже около 150 фунтов). Он не смеет этого сделать, потому что это собьет его с привычной орбиты. Он скорее предпочтет, чтобы меня на всю жизнь заключили в места тебе известные, нежели всерьез призадуматься о возможности происходящего, как о результате цыганского проклятия. Сама мысль, что такая абсурдная вещь, как проклятие, может существовать вообще, а в особенности в Фэрвью, Коннектикуте. Такая мысль — анафема всему, во что когда-либо веровал Майкл Хьюстон. Его боги живут в склянках, а не в реальном мире.

Но я верю, что где-то, в глубине души, ты также веришь, что это возможно. Я думаю, что часть твоего гнева, направленного против меня прошлой неделей, была обращена против моей настойчивой уверенности, что твое сердце знает правду. Можешь обвинить меня в игре в психиатра-любителя, если хочешь, но я рассуждаю следующим образом: поверить в проклятие — значит поверить в то, что только один из нас был наказан за то, в чем оба сыграли немаловажную роль. Я говорю об увиливании от своей части вины с твоей стороны… и Бог свидетель, Хейди, темной и трусливой частью своей души я понимаю, что раз уж я качусь по этому дьявольскому склону, было бы справедливо, если бы ты покатилась следом… убожество нуждается в компании, и мне кажется, что в каждом из нас засел стопроцентный ублюдок, так крепко запутавшись в нашей лучшей части, что мы никогда не сумеем от него освободиться.

Есть во мне и другая часть, та часть, которая любит тебя, Хейди, и никогда не пожелает тебе никакого вреда. Эта лучшая часть имеет свою интеллигентную, логическую сторону, и вот поэтому я уезжаю. Я должен найти того цыгана, Хейди. Я должен разыскать Тадеуша Лемке и рассказать ему, через что мне довелось пройти за последние шесть недель. Нетрудно обвинить, нетрудно жаждать возмездия. Но если взглянуть на вещи попристальней, начинаешь видеть, как каждое событие переплелось с другим событием, что иногда странные вещи случаются. Никто не хочет считать, что это так, потому что тогда мы не сможем ударить другого, чтобы облегчить собственную боль. Нам придется искать другие способы, а ни один из других способов не явится настолько же простым или настолько удовлетворяющим. Я хочу сказать ему, что не имел злобных намерений. Я хочу попросить его, чтобы он отвратил от меня проклятие… если это в его власти. Но больше всего мне хочется извиниться перед ним. За себя… за тебя… за весь Фэрвью. Теперь я знаю о цыганах намного больше, чем раньше. Можно сказать, у меня открылись глаза. Если Лемке не сможет или не захочет помочь мне, я, по крайней мере, буду знать, что сделал все, что было в моих силах. Тогда я вернусь домой и со спокойной совестью отправлюсь в клинику Гласмана, если ты все еще этого хочешь.

Я не возражаю, если ты покажешь это письмо Майклу Хьюстону или врачам в Гласмане. Я думаю, что они согласятся. То, что я делаю, может оказаться лучшей терапией. Они рассудят: если я делаю это из-за чувства собственной вины, свидание с Лемке станет достаточным искуплением. Или, решат они, вступит в действие несколько других факторов: первое, Лемке рассмеется и скажет, что за всю свою жизнь не сумел наложить ни одного проклятья. Так он разрушит весь фундамент моей мании. А может, Лемке, увидев возможность заработать, солжет и скажет, что действительно проклял меня, а потом назначит цену за какое-нибудь шарлатанское лечение — но врачи будут уверены, что шарлатанский курс лечения от шарлатанского проклятия может оказаться эффективным.

Через Кирка Пеншли я нанял детективов и установил: цыгане сейчас движутся на север. Я надеюсь выйти на их след в Мэйне. Если что-нибудь случится, я дам тебе знать как можно скорее, а пока постараюсь не беспокоить тебя. Но верь, я люблю тебя всем сердцем.

Твой Вилли.

Он положил письмо в конверт, написал на конверте «Хейди» и оставил его на кухонном столе, потом вызвал такси. На ступеньках он ждал такси, все еще надеясь, что Хейди вернется раньше, и они смогут поговорить о том, что он попытался изложить в письме.

Но лишь шлепнувшись на заднее сиденье такси, он признался, что разговор с Хейди вовсе нехорошая идея. Разговоры с Хейди — часть прошлого, часть того времени, когда он жил в мирном городке Фэрвью. Если такие разговоры и ждут его в будущем, то… Если было впереди будущее, то оно лежало за развилкой дорог. Он должен был сделать правильный выбор, прежде чем раствориться в воздухе.