Художница проклятий

Глава 3

Брайер счищала пурпурную краску, которую пролила на покрывало, пока проклинала чайную чашку. Ее руки дрожали из-за прилива адреналина, вызванного необходимостью действовать молниеносно. На всякий случай девушка хранила под подушкой запас красок, но не была уверена, что ей удастся ими воспользоваться. Пурпурное пятно карминовой краски, изготовленной из перетертых насекомых, было превосходным взрывчатым веществом. Трудность состояла в том, чтобы перенести проклятье на вторую чашку.

Согласно Закону Резонанса – третьему закону проклятой живописи – проклятие, нанесенное на предмет, имеющий эмоциональную значимость для человека, могло влиять на него на расстоянии. Чем сильнее была эмоциональная связь с предметом и чем длительнее был контакт, тем сильнее работало проклятие. Однако и на неживые предметы, которые часто пребывали в контакте друг с другом, тоже можно было влиять при помощи одного проклятия. Некоторые считали, что принцип действия в обоих случаях тот же.

Брайер вспомнила один из первых уроков в душной художественной мастерской, находящейся в нескольких кварталах от моря.

– Этот феномен определенные теоретики третьего закона называют неодушевленным резонансом, – сказал отец Брайер после того, как при помощи одного проклятия поджег две книги, которые годами вместе пылились на одной и той же книжной полке. – Другие полагают, что подобный эффект является следствием Закона Целостности. Предметы становятся одним целым и поэтому подвергаются одному проклятию. В Совете Плащей разногласия на этой почве возникали, по крайней мере, дважды.

– Какой теории придерживаешься ты? – спросила Брайер, которую больше интересовало то, как ее отец работал кистью, нежели то, что он говорил. Его проклятия всегда срабатывали с первого раза, а вот самой Брайер это давалось не так легко.

– Важно то, что это работает, – пламя от горящих книг отразилось в огромных глазах отца, когда тот повернулся к ней. – Ты учишься практической проклятой живописи, Илэйна Роза. Ты должна использовать каждый инструмент в своем арсенале, не беря в расчет то, что говорят какие- то там академики из Совета. Мелочные научные споры для нас не имеют никакой ценности.

Брайер открыла окно мастерской, чтобы проветрить помещение от дыма, пока ее отец расхваливал свой особый подход к теории проклятий. Она все еще слышала его воодушевленный голос, хотя от того урока ее отделяли годы и километры. Уже тогда она знала, что отношение ее отца и матери к художественной живописи отличалось от отношения других магов. Их художественные работы были также красивее и эффективнее, чем работы других магов. Однако в то время Брайер еще не осознавала, насколько опасным для ее родителей было то, что они игнорировали точку зрения Совета.

Брайер хорошо усвоила урок по теме резонанса. Когда Арчер стал ей угрожать, она незаметно нанесла взрывное проклятие на чашку, которую поставила на колени. Эта чашка обычно стояла в чашке, которую Брайер дала Арчеру. Одним легким движением кисти карминовый взрыв был перенесен с одного кусочка глины на другой. Отвлекающий маневр позволил Брайер выиграть время, чтобы при помощи смеси патины[2] и малахита нарисовать более замысловатое проклятие на тонкой доске от стула, спрятанной под подушкой. Два оттенка зеленого смешались вместе, чтобы перенести стул через всю комнату, идеально демонстрируя Закон Целостности в действии.

Несколько капель краски попали на тряпки, обмотанные вокруг поврежденного запястья девушки. Брайер начала затирать красные и зеленые пятнышки, стараясь не давить на больную руку. Она всегда полагала, что использовать защитную магию ей придется на местном шерифе или на ком-нибудь из прошлой жизни. Девушка вовсе не была готова к тому, что угроза будет исходить от какого-то болтливого вора. Этот Арчер случайно оказался у дома Уинтона в нужный момент или же он намеренно искал именно ее? Даже если Арчер никак не был связан с прошлой жизнью Брайер, нашел он ее как-то подозрительно просто.

Брайер глубоко вдохнула запахи сухой соломы и масляной краски, запах дома, чтобы успокоиться. Предложение работы было куда более заманчивым, чем Брайер этого хотелось. Ей нужно было золото, но привлекало ее не это и даже не перспектива выручить из беды юную деву. Леди Мэй наверняка была окружена одним и тем же уровнем комфорта, что в замке лорда Бардена, что в особняке ее отца. На ее долю определенно не могли выпасть тяготы и лишения, которые терпели дочери кузнеца.

Нет, Брайер привлекала сложность поставленной задачи, и она манила художницу, подобно тому, как моряка манит голос сирены. Вор хотел, чтобы Брайер показала настоящую, серьезную магию. Это была не какая-то мелкая месть. Дело касалось достаточно сложного проклятия, которое должно было пробить защиту лицензированного мага, и это требовало подготовки, изучения и огромного потока силы. Чужую магию необходимо было сначала раскроить на составляющие по швам, а потом раздробить эти составляющие на крупицы. Идея подобного разрушения манила Брайер, вызывая в ее душе такой сильный отклик, какого она не испытывала с тех пор, как поселилась в своей маленькой хижине.

Сложные задачи прельщали и родителей Брайер тоже. Они рьяно следовали туда, куда вела их разрушительная магия, игнорируя законы и правила, регулирующие деятельность большинства магов искусства. Они никогда не признавали ограничений, что делало их исключительными художниками. Однако человеческая порядочность слишком часто отступала на второй план в пользу очередной вершины художественного мастерства, очередного великолепного проклятия.

Брайер очень старалась отказаться от такого же взгляда на мир и от действий, которые ему сопутствовали, от действий, которые все еще тревожили ее воспоминания и не давали спокойно спать. Она старалась жить по новым правилам с тех пор, как сбежала из отдаленных регионов, поклявшись, что не будет причинять никому физическую боль (ссадины и царапины – не в счет), что никогда не сделает бедняка беднее, никогда не будет искать справедливости там, где подводили королевские законы. Однако Брайер все еще была подвластна зову сирены, которым ее к себе звала настоящая проклятая магия.

Брайер недовольно нахмурилась, глядя на полотно с пшеничным полем, натянутое на мольберте. У этого Арчера хватило наглости заявиться к ней в дом и разрушить ее попытки на честную, спокойную жизнь. Не удивительно, что Брайер навела на него такое жестокое проклятие, когда он стал ей угрожать.

Девушка вернулась к окну, дабы убедиться, что Арчер и его собака действительно ушли. Темнота окутывала улицу за садовой калиткой, и лес тихо полнился вечерними звуками: шорохом веток, пением цикад, уханьем одинокой совы. Несмотря на громкие угрозы, Брайер не думала, что Арчер в самом деле отправится к шерифу. Он показался ей умным и слишком уж самоуверенным для своего же блага. Брайер раздумывала над тем, как именно он планировал использовать способности нелегального художника проклятий, чтобы проникнуть в замок Ларка. «Это была бы такая замечательная возможность, чтобы…»

– Нет. Перестань, – сурово одернула она себя. – Это неважно.

Девушка смела глиняные черепки, оставшиеся от разбитой чашки, и начала готовить простой ужин из черного хлеба, твердого сыра и овощей, выращенных в огороде. Она порезала морковь, орудуя ножом, который носила на поясе, наполняя хижину звуками ритмичных постукиваний лезвия по столу.

– Ты не будешь вмешиваться.

Если Брайер хотела, чтобы ее новая жизнь окупила все затраты на свое начало, то художнице ни в коем случае нельзя было даже думать о том, чтобы ввязываться в подобного рода опасную авантюру.

В дверь снова постучали. «Он не собирается отступать, правда, что ли?»

Брайер оставила нож на столе и выглянула в окно из-за занавески. Вместо Арчера она увидела стоящего на пороге кузнеца, который нанял ее для того, чтобы проклясть дом господина Уинтона. Мужчина мял в своих мускулистых руках потрепанную шляпу.

Брайер рванула на себя дверь, намереваясь затащить своего огромного визитера внутрь, чтобы их не видели вместе, но когда свет из хижины осветил крыльцо, девушка поняла, что кузнец пришел не один.

По обе стороны от кузнеца стояли шериф Флинн и господин Уинтон собственной персоной. Четвертый человек затерялся в темноте позади них.

– Добрый вечер, мэм, – шериф облокотился на дверной косяк своей волосатой рукой. Его живот свисал над ремнем с мечом и растягивал пуговицы на рубашке. Лицо мужчины вселяло ужас и не отличалось особой привлекательностью.

– Я так понимаю, вы тут промышляете шалостями.

Брайер выдавила из себя невинную улыбку.

– Прошу прощения?

– Ах, теперь она просит прощения? – воскликнул Уинтон. – Маленькая ведьма! Арестуй ее, Флинн!

Под мышками фиолетового шелкового камзола Уинтона расплывались пятна пота. Его мышиного цвета волосенки вздымались дыбом над красным лбом, как будто торговец от самой деревни шел, кипя от гнева.

– Что все это значит? – спросила Брайер, делая вид, что ничего не понимает, пытаясь ухватиться за призрачный шанс того, что шериф и Уинтон всего лишь хотят выведать у нее какую- нибудь информацию.

– Дому господина Уинтона был нанесен ущерб, – сказал шериф.

– Что еще за ущерб? – Уинтон громко хо- хотнул. – В смысле – ущерб? Как ты смеешь такое говорить!

– Терпение, мой друг, – сказал шериф Флинн. – Мы должны следовать королевским законам. Юная леди, вы ведь не причастны к обрушению дома господина Уинтона, так ведь?

Брайер скрипнула зубами от его слащавого тона. Юная леди? Шериф прислонился к дверному косяку так, словно это был его дом, и сделал невозможным для Брайер достать спрятанные над притолокой краски и кисти. Что ж, не то чтобы она собиралась сию же секунду проклинать кого-нибудь…

– Его дом обрушился? – Брайер округлила глаза, надеясь, что выглядит участливой и удивленной, а не сумасшедшей. – Я не понимаю, каким образом к этому причастна я, шериф.

– Мне самому в это трудно поверить, – ответил шериф, – но это не первая жалоба, которую я получил касательно вашего… рода деятельности, – он выпрямился, поправляя ремень, на котором висел меч. – Я могу закрыть глаза, когда дело касается внезапно порвавшихся на каком-то господине штанов или увядшего цветника, который лелеяла одна дама, но сейчас все иначе.

Брайер с трудом удержала свою маску невинности, пораженная тем, что шериф знает о ее других маленьких проклятьях. Она-то думала, что действовала максимально незаметно.

– Может быть, у нас получится что-то вместе придумать, – начала она. – Мне ничего не известно о доме господина Уинтона, но те маленькие…

– Не позволяй ей себя обмануть этим невинным взглядом олененка, – зашипел Уинтон. – Я знаю твой род, ведьма. Нам не нужны такие, как ты, в деревне, с этим твоим воровством и тягой к разрушению.

Брайер недоуменно моргнула. Она никогда в жизни ничего не воровала. Интересно, как долго Арчер и его шайка занимались кражами в этом графстве. Арчер. Неужели он действительно направил к ней шерифа и его угроза не была просто словами?

Брайер подалась вперед, чтобы не позволить незваным гостям переступить порог своего дома. Она поборола в себе желание бросить взгляд туда, где были спрятаны ее краски.

– Разве королевские законы не подразумевают наличие доказательств того, что преступление имело место быть?

– Подразумевают, – согласился шериф Флинн. – Это ведь краска у вас на запястье?

Пальцы Брайер дрогнули.

– Если вы обвиняете меня только потому, что иногда недостаточно аккуратно…

– В этом нет смысла, девочка, – перебил ее кузнец, опустив взгляд на шляпу, которую он сжимал своими мозолистыми пальцами. – Я рассказал господину Уинтону, что ты говорила на рынке, будто бы он слишком много просит за льняное масло и тому подобное.

Брайер уставилась на него, пораженная до глубины души.

– Вы что?

Кузнец избегал смотреть Брайер в глаза.

– Я думаю, ты перегнула палку.

– Перегнула палку? – возмущенно переспросила Брайер. Он был прав в том, что она перестаралась, ведь в ее планы вовсе не входило разрушать особняк, однако девушка не могла поверить в то, что кузнец предал ее. Она ведь сделала ему скидку и все такое.

Ей хотелось проклясть кузнеца и отправить далеко-далеко в сторону Верхнего Люра, и плевать, сколько у него было голодающих детей. Ей хотелось схватить эти натруженные руки и измазать их кармином настолько, чтобы… Хватит. Брайер подавила в себе яростное желание разрушать. Сейчас для этого было не время.

Художница внимательно рассматривала мужчин, стоящих на крыльце, оценивая свои шансы. У нее все еще не было возможности рассмотреть человека, стоящего позади. Может быть, это был кто-то из вассалов лорда Бардена?

– И что теперь? – спросила она, стараясь выиграть время. – Вы отведете меня к лорду Бардену?

– По идее мы должны, да, – протянул шериф, – но в данном случае, раз уж из-за тебя пострадал мой друг, я не думаю, что нам вообще стоит втягивать в это дело его светлость.

– Вот именно, – сказал Уинтон. – Она сбежит из темницы Бардена при помощи своих проклятий. Нам нужны более надежные меры.

Ледяной ужас сковал тело Брайер.

– Я могу убраться из деревни, – сказала она. – Вы обо мне больше никогда не услышите. Клянусь.

– Боюсь, для этого слишком поздно, – шериф Флинн положил ладонь на свой меч и переступил через порог.

– Но…

– Я подозреваю, что у вас нет тысячи крон, чтобы заплатить за новый дом господина Уинтона?

– Тыся…

– Я бы не притронулся к ее деньгам, будь там хоть миллион! – воскликнул Уинтон. – Я требую возмездия, а не компенсации!

Брайер попятилась назад. Будет ли у нее время, чтобы схватить спрятанные краски? Или нож со стола? Мужчины блокировали единственный выход из хижины. «Если я доберусь до сундука с красками, я смогу…»

Шериф отступил в сторону, освобождая путь для человека, который стоял позади него. Это был мужчина средних лет с худосочным узким лицом и прилизанными каштановыми волосами. С его плеч свисал длинный поношенный плащ, с вышитой золотой эмблемой Совета Плащей, а его руки украшали витиеватые татуировки лицензированного мага голоса. Брайер резко втянула в себя воздух, и ее сердце забилось чаще.

«Нет. Только не это».

Шериф прочистил горло с влажным бульканьем.

– Маг Рэднер, настоящим вы уполномочены казнить эту женщину.

Маг в плаще вежливо кивнул.

– С превеликим удовольствием.

Брайер начала двигаться еще до того, как маг открыл рот и начал произносить зачарованные слова.

Она бросилась за своими красками как раз в тот момент, когда первое заклинание пронеслось по дому и ударило в стол, взорвавшись дождем искр. Девушка упала на колени рядом с сундуком, ахнув от боли в травмированном запястье.

«Я так просто не сдамся».

Маг голоса направлялся к ней. Брайер дернула защелку на сундуке с красками. Замок заело. Волоски у основания ее шеи встали дыбом, и девушка отпрыгнула в сторону, когда маг Рэднер выпустил очередное огненное заклинание. Оно попало в сундук, отчего тот взорвался буйством цветов. Киноварь, лазурит, желтая охра, индиго – краски забрызгали пол, смешиваясь с щепками и битыми стеклом. Брайер лихорадочно хваталась за все подряд, пытаясь отыскать что-нибудь, что можно было использовать против мага, который подходил все ближе и ближе.

– У тебя нет ни малейшего шанса выстоять против меня, – хрипло сказал он.

– Тогда зачем вам такая неинтересная работа? – спросила Брайер.

– Дело не в интересе, – ответил маг. – У тебя нездоровое влечение к хаосу и разрушениям.

– Что-то такое я уже слышала.

Рэднер произнес несколько фраз, непонятных никому, кроме самого мага голоса. Брайер отскочила от взрыва, ее ладони скользили по краскам. Патина, костяной уголь, умбра.

Банки с запасами льняного масла загорелись, и дом начал наполняться дымом. Подпитываясь маслом, пламя быстро распространялось, его языки заплясали на покрывале, лежащем на кровати, и потянулись к соломенной крыше. Брайер закашлялась, задыхаясь от дыма, и бросилась прочь от огня.

Маг Рэднер оставался спокойным. Он не смеялся, пока Брайер пыталась отползти подальше от него. Некоторые маги любили упиваться своей силой. Им бы понравилось стоять над раненой художницей, которая отчаянно пыталась из последних сил остаться в живых, но именно этот маг вел себя сдержанно и расчетливо. Он вызывал у Брайер ужас, но она не могла позволить ему взять над ней верх.

Шериф Флинн вышел на улицу, освобождая магу пространство для работы. Где-то позади него в темноте смеялся мистер Уинтон. Брайер была слишком далеко от двери. Стоя на четвереньках возле стола на заляпанном пятнами красками полу, она смотрела прямо на мага Рэднера. Плащ развевался вокруг него, подобно грозовой туче. Брайер попыталась предугадать, в какую сторону он направит следующее заклинание. Влево, вправо или прямо ей в сердце?

Рэднер сделал обманное движение вправо, резко гаркнув короткий слог, после чего выкрикнул слова прямо в сторону Брайер. Она перекатилась вперед, и заклятие пронеслось у нее над головой, задевая волосы. Спотыкаясь, девушка бросилась прямо на мага, пытаясь собрать руками, коленями и юбкой как можно больше разлитой краски. Стеклянные осколки битых баночек впивались в ее ладони, и ее поврежденное запястье пронзала острая боль от прикладываемых усилий.

Брайер увернулась от очередного проклятия, не переставая двигаться вперед, и ее пальцы сомкнулись на подоле темного плаща. При помощи краски на руках она начала торопливо вырисовывать на материи кривое изображение. Кровь смешивалась с оттенками зеленого и кирпичного. Брайер просто необходимо было нанести мазки правильно.

Один. Два.

Она отклонилась вбок, когда маг попытался пнуть ее ногой, потеряв на мгновение голос. Девушка снова схватилась за плащ.

Три. Четыре.

Рэднер пытался вырвать свой плащ из ее хватки, протащив Брайер по полу, и закашлялся из-за сгущающегося дыма. Девушка обмакнула пальцы в липкую патину и снова потянулась к плащу.

Пять. Шесть.

Это было самое мерзкое проклятие, которое она когда-либо создавала, и это при том, что в свое время Брайер рисовала ужасы, достойные дьявола, но в данной ситуации у нее не было другого выбора.

Семь.

– Что за…

Плащ взлетел вверх, поднимая мага от земли. Рэндер взмыл к соломенной крыше и ударился головой о стропила. Покрытый краской край плаща зарылся в солому. Если оставить плащ без присмотра, то он будет рваться вверх, пока не достигнет звезд. Задыхающийся от дыма маг произнес несколько коротких слов, чтобы остановить свой подъем вверх. Отвлекающий маневр дал Брайер достаточно времени, чтобы убежать от своего противника. Она выскочила за дверь дома, пронеслась мимо шерифа, кузнеца и брызжущего слюной разгневанного Уинтона.

С головы до ног Брайер была покрыта краской, щепками и пеплом. За ее спиной горел маленький домик. Пламя разгоралось все сильнее, подпитываемое красками и отголосками заклятий мага. Ночь наполнил сухой треск горящей соломы. Брайер чувствовала себя так, будто ей вырывают сердце из груди, пока бушующий пожар пожирал ее дом.

Девушка осмелилась бросить взгляд назад. В дверном проеме появился силуэт мага Рэднера, медленно выходящего из пламени; его проклятый плащ все еще дергался. У художницы не было времени беспокоиться о темной, угрожающей фигуре. Шериф Флинн и его спутники отвязывали лошадей от поленницы. У Браер была фора, но она была на ногах, в то время как ее преследователи уже садились в седла, намереваясь нагнать ее.

Брайер бросилась бежать по дороге, ее легкие все еще были наполнены остатками дыма. Она не знала, стоит ли ей бежать в лес или попытаться пересечь реку. В лесу она могла оказаться в ловушке, если путь ей преградит изгиб реки, а в деревне за мостом она могла поискать убежища. Но кто из жителей мог укрыть ее и не выдать преследователям? Брайер намеренно держала людей на расстоянии вытянутой руки. И если уж кузнец предал ее, то разве могла Брайер доверять всем тем остальным, кто относился к ней с явной добротой?

Копыта громко стучали по дороге позади художницы. Крики преследовали Брайер в темноте. Она бежала, и ее сердце колотилось, как испуганная маленькая птичка. Лес или деревня? У девушки не было с собой ничего: ни денег, ни еды. Она не сможет долго скрываться в лесу. Краска, покрывавшая ее одежду, впитывалась и быстро высыхала. В сложившихся обстоятельствах девушка не была уверена, что сможет нарисовать даже проклятие, способное вызвать головную боль.

Преследователи становились все ближе. Теперь Брайер была перед ними абсолютно бессильна. Они затопчут ее на лошадях и оставят умирать в грязи. И все это из-за дурацкой ошибки.

Впереди показался мост через реку. Они догонят Брайер еще до того, как она успеет добежать него. В ночи раздался вой, словно за ней в погоню бросились гончие из самого ада. Лошадиные копыта стучали подобно барабанной дроби на вынесении смертного приговора. Брайер не успела даже начать искупать свои грехи за все те разрушения и боль, что были на ее совести. Она всего лишь хотела получить шанс начать все с начала, с чистого листа. Жить тихой жизнью в маленькой хижине в лесу, которая пахла соломой и масляной краской.

Внезапно путь девушке преградила темная тень. Брайер издала сдавленный всхлип, глядя прямо в глаза огромного скакуна. Ее поймали. Она попыталась увернуться от копыт коня, который фыркал и гарцевал перед ней. Затем из темноты появилась рука, грубо схватила Брайер за руку и рванула вверх. Девушка вцепилась в человека, пытавшегося затащить ее на спину коня, и стала царапаться и извиваться. Руку Брайер больно выворачивали из сустава.

– Будет лучше, если вы мне посодействуете, мисс Художница.

Брайер ахнула, узнав голос, и перестала брыкаться. Она рефлекторно вцепилась в знакомый рукав цвета индиго и каким-то чудом перекинула ногу через спину коня.

– Судя по всему, жизнь у тебя не такая скучная, как я думал, – сказал ей Арчер через плечо.

– С ними маг голоса, – прохрипела Брайер.

– Можешь не продолжать, – Арчер подстегнул скакуна пятками.

Конь рванул с места в сторону моста через Хрустальную реку, и Брайер обвила руки вокруг пояса своего спасителя.

– Постой! – крикнула она ему.

Арчер резко рванул поводья, и Брайер соскочила вниз, чтобы вывести небольшую отметину на мосту остатками краски, которые были на ее руках и одежде.

– Надолго это их не задержит.

– Меня им не поймать, – отозвался Арчер. – Держись крепче!