Красавчик. И аз воздам

Событие восемнадцатое

– Господин конт! Господин конт! – потряс Брехта за плечо вечный ливрейный Гюстав. За такие побудки не один раз Валериан его, должно быть, в нокдаун посылал. Выжил и опять нарывается. Витгенштейн поздоровше Зубова будет и обучен ко всему прочему удары в нужные места наносить. Рисковый парень этот Гюстав. Или глупый.

– Чего опять? – не отстанет ведь, Брехт стащил с головы одеяло, прохладно утром, пороть этого Гюстава некому, опять печи вовремя не затопили. – Ох, вы тут добалуетесь, ох, вы доиздеваетесь, пока я вас всех голыми в Неве не утоплю.

– Ваше сиятельство, прибыл курьер из дворца от государыни Марии Федоровны, она приглашает вас на утреннее чаепитие в Зимний дворец в десять утра. – Ни разу не испугался Гюстав, вон как припечатал.

Пришлось графу резко вскочить и начать действовать.

– Умываться, бриться, одеваться… и кофею принеси. И…

– Я бы посоветовал вам, ваше сиятельство, поспешить. Время девять часов, – наверное, со злорадной улыбкой в спину картавил на французском проклятый Гюстав в министерской, шитой золотом ливрее.

– Так поторопись и распорядись насчет кареты.

– Ваших людей пытаются поднять на ноги. Пьяны-с. Разброд и шатания. – Последнее – не точный перевод с галльского наречия.

– Гюстав, меньше разговоров, больше дела, опоздаю, сам лично на конюшне запорю.

– Кофе готов, месье конт, таз с водой теплой в туалете.

– Молодец, купи огурец. – Ох, опять предстоит экзекуция со сцарапыванием щетины опасной бритвой, как ее ни точи, а до «шика» или «жиллетта» ей не дорасти никогда. Щетину надо сперва отпарить, потом долго намыливать несколько раз, чтобы размягчить волосы, и только потом приступать к бри… Да один черт к экзекуции – сцарапыванию.

Пришлось из-за нехватки времени просто намылить один раз и, кривясь и охая, сцарапать с себя щетину, хорошо хоть вчера брился, и потому наросло не больно бохато.

Когда на улицу, одетый в голубой ментик Мариупольского полка, выскочил, то карету только запрягали. Сонные и помятые Ивашки натыкались друг на друга. А Сема Тугоухий вообще стоял сам по себе и скармливал краюху хлеба кореннику. Нет, нужно съезжать от Зубова и дисциплину во вверенных частях налаживать. Куда только? Купить свой дом в Питере? Теперь денег хватит. Только не сегодня-завтра его в Москву к полку отправят, а там еще и помогать Константину нужно будет к коронации готовиться, не до дисциплины в рядах дезертиров будет. Там целый полк таких же лоботрясов, выпивох и сонь.

Вообще, все плохо в этом времени с часами, даже луковицы, что в кармане жилетки носят, еще не лишку, а жилеток так на Руси-матушке и вовсе пару штук, да и то на наглах. Они ее пока из шелка всякого шьют и под фраком носят, наши пока английскую моду не спешат перенимать. Консерваторы.

Успели. На Дворцовую площадь приехали, Брехт там карету бросил и поспешил ко входу. На часах поручик семеновец полюбопытствовал, куда это господин генерал бегом несется.

– Приглашен государыней императрицей Марией Федоровной на чаепитие к десяти утра, – выдохнул Петр Христианович.

– Васильев, проводи их сиятельство на второй этаж в покои государыни, – отдал приказ старший караула поручик, и солдатик пошагал к лестнице, даже не оглядываясь на Витгенштейна. А где «есть», «слушаюсь», «так точно», «следуйте за мной, ваше превосходительство»? Эх, мало Павел пожил, не успела дисциплина в гвардии организоваться.

Мария Федоровна была одна. Брехт думал, что попадет на семейный завтрак, маленький Колька Палкин, принцессы Мария, Екатерина, Анна, а может, и мелкий Мишутка. Нет, не попал в сей цветник. Тет-а-тетный завтрак. Странно.

Государыня встретила его стоя и выглядела плохо, лицо набелили и нарумянили, но следы слез остались. Или это уже новые поверх на-текли?

– Что с вами, ваше величество? – поклонился граф. – Что-то случилось?

Мария Федоровна тряхнула головой, видимо, мрачные мысли из головы пытаясь вытрясти.

– Вчера из Вены пришла весть, что Александра Павловна умерла после тяжелых родов, как и ее дочь новорожденная.

Н-да! А интересно, зачем тогда она его позвала, горем поделиться? Ничего про старшую дочь Павла Брехт не помнил, а из воспоминаний Витгенштейна можно было выудить только, что ее выдали замуж за эрцгерцога Иосифа – венгерского палантина и брата императора Франца. Что-то там с политикой. Союз с Австрией укрепить?

– Заразу, небось, акушер занес. Они там, в европах, все неряхи и грязнули. Перед тем как операции всякие делать, нужно хоть руки спиртом обработать.

Мария Федоровна как-то поникла от слов графа, и ее повело. Пришлось Петру Христиановичу ее поймать и к себе прижать. Императрица совсем обмякла и повисла у Брехта на руках. Тот соображал, что же делать: закричать, позвать на помощь, или это она специально, разбери этих женщин, тем более цариц. Решил рискнуть. Петр Христианович чуть присел, подхватил женщину под колени и легко приподнял, понес к стоящей у стены оттоманке. Красивая, в смысле золотой парчой обтянута. Укладывая Марию Федоровну на нее, Брехт наклонился над императрицей, и в это время та открыла глаза и чмокнула его в ухо. Твою налево! Только не это. Нет, женщина была красива и лет не много, точно Витгенштейн не знал, но что-то около сорока, если Александру сейчас двадцать четыре, а ее совсем девочкой за Павла выдали.

Граф хотел высвободиться, но Мария Федоровна притянула его голову к себе и впилась губами солеными в его губы. Блин блинский, если сейчас сюда кто войдет, то его Александр нахрен на Камчатку закатает, вулканы описывать.

Событие девятнадцатое

Это же просто замечательно, что сейчас у сапог деревянные каблуки. Стук каблуков по паркету, приближающийся к двери в эту столовую, Брехт услышал, как и Мария Федоровна, слегка оттолкнувшая графа от себя. Петр Христианович успел даже шаг в сторону сделать, когда дверь отворилась. Не, когда дверь чуть не вылетела из косяка от молодецкого удара. Прелюбодеи вздрогнули, увидев входящего, – с гримасой страха, даже отчаяния на пороге стоял император Александр, а позади маячила фигура кучерявого пуделя Адама Чарторыйского. Вроде упоминал вчера обер-прокурор, что сосланный Павлом послом к сардинскому двору этот хлыщ на днях бросил к чертям собачьим дипломатию и прилетел к своему сердечному другу Александру.

– Маман, беда! – возопил император, даже и не удосужившись поинтересоваться, почему это растрепанная маман лежит на оттоманке.

– Что случилось? – Мария Федоровна мгновенно оказалась на ногах, с лицом львицы, готовой биться с кем угодно за своих львят. Прямо разительная разница между убитой горем матерью, которую надо утешать, и этой воительницей.

– Убит и ограблен в своем доме английский посол барон Фицгерберт!

– Как? – села назад на лежанку императрица.

– Зарезан! Вместе с ним все слуги и охрана, а еще граф Пален.

– Пален… Он же должен был быть на пути в Курляндию…

– Это не все, вот что нашли на коленях у посла, – не слушая мать, продолжил Александр, протягивая Марии Федоровне записку.

Ту самую, что ночью Брехт и положил на остывающие ляжки сэра Аллейна.

– На каком это языке, что тут написано? – Государыня попыталась прочитать, но хоть она и владела шестью языками, этого не знала.

– Это польский, – вышел из-за спины императора следующий главный враг России – князь Адам Черторыйский. Не-не – Чарторыйский. Хотя первый вариант звучит лучше.

– И что там написано? – перевела взгляд с сына на пуделя императрица Мария Федо-ровна.

– Какая-то ерунда… – замялся посол в Сардинию.

– Что там написано?! – Льдинки звякнули в голосе «маман». Прямо холодом повеяло, как от дыхания Снежной Королевы.

– Кхм.

– Князь! – теперь сталью лязгнуло.

Адам неуверенно глянул на Александра, но тот не заметил, стоял, глядя пустыми остановившимися глазами на чашки с чаем на столе.

– Тут написано, что это месть польских патриотов, за унижение и разделение Польши.

– Тут же много слов, а вы всего пять сказали, – теперь уже рычала и львица.

– Это сделала организация «Великая Польша от моря до моря», и что следующим будет Александр.

– Саша? – Мария Федоровна повернулась к сыну.

– Я не знаю, что делать. Убийство английского посла, смерть Сашеньки и ее дочери, да еще и патриоты какие-то, и все в один день… – Александр сел на стул у окна, спрятал лицо в ладони.

– Граф? – Мария Федоровна вырвала листок у Чарторыйского и сунула его Витгенштейну. – Что вы об этом думаете?

– Я?!! – Брехт ожидал от своей писульки чего угодно, но только не просьбы от императрицы дать совет. Перебор. Кто он? Пока мелкая пешка, шеф полка. Это еще не тот Витгенштейн.

– Граф? – и слезинка снова в глазах.

Твою же так да разэдак. А чего, банковать так банковать.

– Если вы, ваше императорское величество, спрашиваете моего совета, то я первым делом собрал бы самых влиятельных представителей английской общины в Санкт-Петербурге и ознакомил их с этой запиской.

– Александр! Хотя продолжайте, граф, это же не всё? – опять государыня.

– Я бы выслал из города всех поляков, а польских офицеров отправил служить в города за Уралом, пусть даже с повышением в звании и чине, можно и на Кавказ. Ничего не имею против этих господ, но лучше держать их подальше от столицы. И главное, – остановил жестом, уже собравшуюся дать команду действовать Александру Марию Федоровну. – И главное. Нужно двинуть в сторону Польши несколько кавалерийских полков, наверное, и мой Мариупольский. Одно дело пресекать бунт в зародыше и совсем другое – это разбираться с испившими крови и вооружившимися мятежниками. Мы же все помним восстание Костюшко. А еще нужно послать в Америку человека, который привезет его сюда, ну или несколько человек. И обязательно переговорить об этом с послом Соединенных Штатов. Идеальным вариантом будет, если американцы сами его схватят и привезут сюда в цепях.

– Да вы в своем уме граф! – возопил Адам Кучерявый. – Это только подвигнет поляков к мятежу.

– Точно, спасибо, князь, как я раньше-то не догадался. Вот что значит опыт дипломатической работы. Конечно, ничего этого делать не надо. Нужно сидеть и ждать, когда эти патриоты Польши от можи ждо можи убьют нашего императора, а Англия объявит нам войну за убийство своего посла. Через сколько дней тут появится Роял Неви и начнет обстреливать Санкт-Петербург?