И про тебя там написано

2

Петровна пошла в книжный со мной – это было и хорошо, и плохо одновременно. Хорошо, потому что с ней всегда все проще. Плохо, потому что мне казалось, что такие вещи надо делать в одиночку. Ну, вроде как в туалет ходить. Хотя мы и в туалет частенько захаживаем вместе.

Рядом со «Старбаксом» и вправду обнаружился книжный – никогда раньше не обращала на него внимание. Когда мы вошли, звякнул колокольчик. Но никому до нас не было дела. На полках – книжки, на столах – книжки, на стендах – календари с котиками. Я всегда считала, что в такие магазины ходят только бабульки в больших очках. Но в углу стоял взмокший парень со спортивной сумкой, а чуть дальше, в глубине, маячила даже девчонка нашего возраста. Она с головой ушла в здоровенный том с блестящей обложкой, раскрытый на середине. Я удивилась, как это ей разрешили просто так читать книжку. Она же ее залапает, а залапанную потом кто купит?..

Но все-таки пылью здесь пахло не так, как в библиотеке. Логично, ведь книжки здесь все-таки новые – ну или уборщица меньше халтурит.

– Чем могу помочь? – к нам подкралась женщина с пучком на голове. На шее у нее болтались деревянные бусы. А на ногах были тапочки – неужели она и живет здесь?..

Я захлопала глазами. Я понятия не имела, как покупать книги. В «Тимберленде», например, называешь нужный цвет и размер. А здесь что сказать? «Мне, пожалуйста, что-нибудь в синей обложке, страниц эдак на двести»?

– Мы хотели узнать, – Петровна подтолкнула меня вперед. – У вас есть книжка Леи Как-то-там?

– Леи Эриксон? – дама в деревянных бусах понимающе заулыбалась.

Я кивнула. И откуда она знает эту Лею?

– Она что, такая известная? – Петровна, как всегда, читала мои мысли.

– Прекрасная берлинская писательница, – отозвалась дама в бусах.

– Мы были в библиотеке, где она читала свою книжку, – призналась я. Голос у меня оказался какой-то писклявый.

– А, «Неделя книги»! – просияли Бусы. – И как вам?

– Дерьмо дерьмом, – ответила Петровна. – Никто не слушал. Кроме нее, – она ткнула в меня пальцем. Я наступила ей на ногу: еще не хватало, чтобы она поведала Бусам, почему я слушала эту Лею. В конце концов, это мое глубоко личное дело.

– У вашего поколения чтение не очень популярно, – сказали Бусы.

– Я бы выразилась иначе, – вежливо ответила Петровна. Они улыбались друг другу, словно были когда-то лучшими подругами, а потом в хлам разругались и вот только недавно опять начали здороваться.

– Так какая книга Леи Эриксон тебя интересует? – Бусы повернулись ко мне.

Я как дура забыла название. И полезла в сумку за флаером.

– Там что-то о девочке, у которой разводятся родители, – пробормотала я. И при этом залилась краской, как будто объявила во всеуслышание, какой у меня рисунок на трусах.

– «То, о чем ты никогда не узнаешь»! – воскликнули Бусы с улыбкой фокусника, извлекающего кролика из шляпы. – Сейчас посмотрю, есть ли она у нас.

Она посмотрела в компьютере, потопталась перед стеллажом, а потом и вовсе свалила куда-то в подсобку. Наверно, там еще уйма всяких разных томов. Я аж взмокла. Петровна взяла из стопки книжку, на обложке которой красовался страус. Раскрыла на середине. Тут Бусы как раз вернулись. С сегодняшней книжкой в руках.

– Это она! Та самая!

Бусы улыбнулись.

– Видно, тебе уже не терпится прочесть!

– А вы ее читали? – поинтересовалась я и почувствовала, как что-то ужалило меня в самое сердце. Мне совсем не хотелось, чтобы она через свои толстые очки подглядела в мою историю. Хотя я была с ней совершенно не знакома и знакомиться не собиралась. Ну вот и ей со мной знакомиться ни к чему, тем более таким способом.

– Я – нет, но читала моя коллега, и ей очень понравилось. – Продавщица взяла мою двадцатку, нежно разгладила ее и стала набирать сдачу: пять евро пять центов. Я с тяжелым сердцем проводила взглядом свою кровную денежку. Сущее разорение! Никогда в жизни я не думала отслюнявить столько бабок за сто пятьдесят страниц. – А ты как, советуешь?

– Нет! – в ужасе завопила я. – Не советую! Читайте что-нибудь другое!

Сбитые с толку Бусы протянули мне сдачу, положили книгу в бумажный пакет и сунули туда же закладку.

Петровну, как водится, потянуло в «Старбакс», раз уж мы все равно рядом. Для нее «Старбакс», как она однажды призналась, – воплощение благополучия и стабильности. Уже за одно это она благодарна эмигрировавшим родителям. В киргизской деревушке, откуда они родом, она бы сейчас в лучшем случае хлебала черный чай с маслом у какой-нибудь тетушки.

– Буэ, – скривилась я тогда. – С маслом?

– Ага. Традиция. Ведь у нас там жуть как холодно. А жир согревает.

Но сегодня я хотела побыть наедине с книжкой. Меня не оставляло ощущение, будто она трепыхается в бумажном пакете. Однако Петровна помогла мне в книжном, и я хотела сделать ей что-нибудь приятное взамен. Она очень любит фраппучино, и я решила ее угостить. Для нее фраппучино дороговат.

Мы зашли в «Старбакс», и на сдачу я купила фраппучино, даже на маффин хватило.

– Давай побыстрее, – сказала я. – Я не могу здесь торчать целый день.

– У тебя что, свидание?

– Да. Нет.

– Приходится следить за мамочкой, чтобы она из окна не сиганула?

– Если у вас дома сплошные драмы, не надо всех судить по себе.

– Да что ты так вцепилась в эту книжку? – Петровна предпочла сменить тему. Отпускать шуточки про ее семью имела право только она сама. Зато со всеми остальными семьями, с ее точки зрения, можно не церемониться.

– С этой книжкой что-то не так, – сказала я. Честно говоря, я ее даже чуть-чуть побаивалась. – Может, ты ее прочитаешь и перескажешь мне?..

– Я тебе не нанималась. – Петровна отхлебнула из стакана.

В метро по пути домой я все-таки достала книжку.

В ней не было нормальных глав с названиями, только пронумерованные кусочки текста. Странно как-то! Начиналось все с того, что девочка заходит на кухню, а там стоит ее мать и считает калории. Прям как моя. Когда эта самая мамаша из книжки готовит, она все взвешивает в маленькой мисочке на кухонных весах и, если получается слишком много, ложкой выуживает овсяные хлопья из мисочки и ссыпает обратно в коробку. А потом вбивает количество калорий в приложение на «айфоне». Ну точно как моя.

Я нашла только одно маленькое отличие: мамаша из книжки была блондинка, а моя – брюнетка. Но я все равно так разволновалась, что проворонила свою станцию, и пришлось добрых пятнадцать минут пёхать обратно.

Мать я застала на кухне: она взвешивала овсяные хлопья. Что самое ужасное – она оказалась блондинкой.

– Что это с тобой? – ошарашенно спросила я.

– Сходила в парикмахерскую, – отозвалась мать.

– Да уж вижу…

– Ну, и что скажешь?

– Норм. Хотя седина малость просвечивает.

– Седина? – Она в ужасе ринулась к зеркалу и отошла от него хмурая. – Что у тебя там? Наркотики?

Я спрятала книжку за спиной.

Вернувшись к своим хлопьям, мать принялась выуживать их из миски и ссыпать обратно в коробку.

– Зачем ты это делаешь? – поинтересовалась я. – Я не хочу, чтобы моя мать была стройней меня.

– Как дела в школе? – спросила она, словно не услышала моих слов.

– Мы ходили в библиотеку на чтения.

– Здорово.

Ее все это явно не интересовало.

Я заглянула в холодильник – там обнаружилась плошка с низкокалорийным куриным бульоном. Я покрошила в плошку черствого хлеба и поставила ее в микроволновку. Пока бульон грелся, я снова раскрыла книжку.

Я не хочу, чтобы моя мать была стройней меня, прочла я.

Я захлопнула книжку и бросилась в свою комнату. Бульон так и остался в микроволновке.

Запихнув книжку под подушку, я вытянулась на кровати. Сердце у меня колотилось. Икеевские цветочки, распускающиеся в каждой второй детской, красовались и на моем одеяле. Откуда Лея знает, как выглядит моя комната? Впрочем, объяснение – в самой этой фразе. Так выглядит каждая вторая детская.