И снова девственница!

Глава 2 Попадос

Закончился очередной рабочий день. Жара казалась еще более невыносимой после офисной прохлады. В первые минуты даже почудилось, будто попала в пустыню. «И как Людка такое переносит? На шестом-то месяце беременности, – ужаснулась Любовь. – Пойду-ка я по набережной, ну и пусть, что крюк, зато не расплавлюсь».

Прячась в тени деревьев, она нервно отмахивалась от мошкары, назойливой даже в дикий солнцепек. Воздух дрожал зыбким маревом, нагоняя апатию, делая веки тяжелыми, а ноги – вялыми.

– Смотри куда прешь, дура, – рявкнул какой-то лощеный парень, не замеченный уставшей Любой. От резкого толчка она потеряла равновесие и полетела в кусты.

Воздух завибрировал, казалось, ее подхватил локальный смерч и закружил в тошнотворном вихре. Зажмурив глаза, она автоматически схватилась за первое, что попалось под руку. Этим оказалась штанина хама, который умудрялся сквернословить даже в экстремальных условиях. Наконец кружение закончилось, и они практически в обнимку полетели на землю.

– Какого?.. – Ругательства сыпались мощным потоком, казалось, парню даже не нужно дышать. – Слезь с меня!

Люба кое-как сползла с дергающегося неврастеника, встала на четвереньки и почувствовала, как по губам, а потом и по подбородку заструилась какая-то липкая жидкость. Голова гудела, желудок судорожно сжался и рвался опорожниться. Приглушенный стон сам собой слетел с губ. «Так, надо срочно сесть, пока меня не вывернуло. И вытереться». Жидкость продолжала струиться вниз по шее. Сумка, каким-то чудом не слетевшая с руки, хранила в своих недрах упаковку влажных салфеток, оставалось лишь унять дрожь и открыть молнию. Замок поддался с пятой попытки, салфетки нашлись с седьмой.

– А ты кто такой? – раздался холодный как изморозь голос. Он колкими иголочками впивался в виски, проникал в вены и леденил кровь.

Люба и парень изумленно уставились на статную фигуру, облаченную в чернильного цвета плащ, как в сгусток тьмы. Бледное лицо и зачесанные назад седые волосы свидетельствовали о том, что перед ними – человек или хотя бы нечто гуманоидное.

– Я? – визгливо вскрикнул парень. – Я сын депутата! – Гордо выпяченная грудь смотрелась на редкость нелепо на черном полу ритуального зала в центре октаграммы. – А вот кто ты?

– Твоя смерть. – Этим голосом можно было смело замораживать фрукты, ни одной витаминки бы не потерялось.

Задохнувшийся сначала от возмущения, а потом от удушья юный мажор приподнялся над полом и судорожно засучил ногами. Кошмарный мужчина даже бровью не повел, лишь презрительно смотрел, как напряглась шея, как вспухли на ней вены, а лицо из красного стало синюшным. Неприятно пахнуло испражнениями. Легкий наклон седой головы – и раздался отчетливый хруст костей. Тело сломанной куклой упало на каменные плиты.

– Что такое депутат? – лениво поинтересовался он у чудом усидевшей Любы.

Ей хотелось вскочить и бежать без оглядки, на худой конец – забиться в угол и не высовываться. К сожалению, ни на то ни на другое банально не хватало сил.

– Что? – Она непонимающе смотрела на неестественно вывернутые конечности и отчаянно надеялась, что ей приснился очередной кошмар.

– Не важно. – Не голос, а сплошная меланхолия. – Вытрись. – Брезгливая гримаса.

Взглянув наконец на свои руки, она только сейчас осознала, что истекает кровью. И ощущения настолько реальны, что даже страшно себя ущипнуть – вдруг все происходящее правда. Поспешно обтершись противно пахнущими салфетками, Люба попыталась встать. Взгляд то и дело возвращался к убитому, а мозг отчаянно сопротивлялся и твердил, что это нереально.

– Как же долго, – устало вздохнул седой и взмахнул рукой.

Тело неожиданно обрело немыслимую легкость, взмыло над бренностью, сознание решило, что с него достаточно, и отключилось.

Очнулась Любаша на широкой кровати под балдахином цвета крысиного брюшка. Каменная кладка серых стен навевала мысли о склепе, а массивная мебель предположительно из мореного дуба ничуть не освежала мрачный интерьер. Пощупав себя на предмет сохранности, она обнаружила, что обнажена и что кто-то нацепил на нее ошейник и пару браслетов. Цепей не наблюдалось, так что свобода перемещения имелась, пусть и относительная. Соскользнув с громоздкого ложа, Люба принялась искать дверь в уборную. Ко входной подходить не имело пока никакого смысла – голая, контуженная, абсолютно не ориентирующаяся в пространстве и ситуации в целом. Труп еще этот… зверски убиенный… храбрости не прибавлял.

Найдя наконец комнатушку с жестяной ванной и таким же неприглядным горшком, она не стала выпендриваться и справила естественные потребности. После того как Люба полежала в инфекционном отделении детского стационара, ее вообще мало чем можно было шокировать. Да и не перед кем качать права, рассуждая об эстетике и техническом прогрессе. Как только закрылась крышка местного клозета, его охватила легкая дымка. Подождав пару минут, Любаня заинтригованно открыла отхожую посудину, в нос шибануло едким запахом хлорки.

– Надо же, какая занятная система самоочистки, – задумалась она. – Это что же получается, горшок-самобранка, только наоборот?.. Похоже, я опять сплю.

Возвратившись в спальню, Люба окончательно убедилась, что находится в готическом сне. Ну не могут быть в реальности такие отвратительные занавески! Да их попросту никто не станет производить из-за нерентабельности. Осталось разобраться, к чему весь этот антураж и специфическая бижутерия.

– Сон сном, а есть охота по-настоящему, – тяжко вздохнула она и открыла шкаф в поисках хоть какой-нибудь одежды.

Тяжелая рассохшаяся дверь отчаянно скрипела и всеми силами цеплялась за нижние выдвижные ящики. Но где ни пропадала русская женщина, особенно мать-одиночка! Что такое молоток и отвертка, она знала не понаслышке, что уж там, даже дрель была подвластна этим хрупким с виду ручкам.

Сначала Любу встретила бодрая моль, а потом поразил воображение шикарный набор черных мантий на все случаи жизни. Почему на все случаи? Да потому что они подходили абсолютно к любой фигуре и при хорошей фантазии могли трансформироваться как минимум в пять моделей платьев. Хотя кого обманывать, просто альтернативы нет.

– Так-с, ладно, что мы имеем? – Она тряхнула первой попавшейся мантией, выпуская на волю вековые залежи пыли. – Балахон черный, безразмерный, времен Аллы Борисовны в молодости, потом-то она куда развратнее стала одеваться.

Подпоясав рясу шнурком от балдахина, больше смахивавшим на хвосты тех жертв, из чьих шкур было изготовлено полотно, Люба посмотрелась в старинное ростовое зеркало. Отражение порадовало взлохмаченной шевелюрой, ортодоксальной хламидой и аксессуарами от дизайнера-извращенца. Лишь глаза, подчеркнутые темной одеждой, сияли, как два Громких океана. А что, если есть Тихий, значит, должен быть и Громкий? По крайней мере, Зойка была в этом абсолютно уверена.

– Зойка, заяц ты мой вертлявый. – Сердце неожиданно защемило. – Надеюсь, тебе такая фигня не снится!

Неожиданный стук отвлек ее от созерцания нового имиджа – это брякнула резко открытая дверь. Судя по силе инерции, открытая с ноги. Печально знакомое лицо сегодня отличалось некоторым благодушием, правда, длилось это недолго.

– Вот черт, – только и смогла пролепетать Любаня, вдруг резко осознавая, что таких совпадений не бывает.

– Что это за вид? – брезгливо скривился седовласый тип, его утонченные черты несли на себе отчетливый след высокомерия и вседозволенности.

– Можно подумать, были варианты, – буркнула пленница, спешно пытаясь понять – это сон во сне или продолжение одного бесконечного бреда? В любом случае в обиду она себя давать не собиралась.

– Кто тебе вообще разрешал одеваться?

Громыхнуло так, будто это не дверь захлопнулась, а взорвался газовый баллон. Резкий порыв ветра, и на хрупкой фигурке вновь ничего, кроме металла.

– Ай! – вскрикнула Люба и, не удержав равновесия, упала на колени. – А-а-а!

Больно саднила кожа, расцарапанная о твердые плиты пола.

– Так-то лучше. – Довольная ухмылка, легкая, но отчетливая. – Знай свое место!

– Что?.. – Она возмущенно вскинула голову, но подавилась на полуслове. Белесые, как будто выцветшие глаза завораживали своей нереальностью, черная точка зрачка буравила мозг.

– А теперь слушай меня внимательно, дважды повторять не буду. – Он слегка наклонился, явно подавляя сознание Любы. – Ты здесь никто. Впрочем, как и у себя. Я тебя вызвал для определенной миссии, которую ты, если не совсем дура, выполнишь.

– Мне холодно. – Сил терпеть переохлаждение совсем не осталось, в одежде-то было не жарко, а сейчас – и подавно. – И больно.

– Больно – это хорошо, – шаг вперед. – Меньше будешь кочевряжиться.

– Скорее меньше соображать, – привычно огрызнулась Люба.

– Сейчас от тебя это и не требуется. – Хищный блеск кошмарных глаз. – Покорность – главная добродетель любой женщины.

– Ага, где бы я сейчас была, если бы ею обладала.

Холод, захвативший ноги, пробирался выше.

– Тоже верно, – невнятное хмыканье, – но это не важно. Сейчас ты подписываешь контракт, а после я введу тебя в курс дела.

Тело начала бить крупная дрожь, нестерпимо захотелось вскарабкаться обратно на дурацкую кровать и спрятаться под одеяло. А еще лучше – принять горячую ванну. Бог с ней, с эстетикой, она была согласна и на то убожество, что стояло в уборной.

– А вы порядок действий не перепутали? – Готический сон стал надоедать и вообще порядком затянулся. – Мало ли, может, вы меня в сексуальное рабство собрались про… – Язык еле ворочался от переохлаждения.

– О, об этом ты можешь не беспокоиться, – насмешливо ответил похититель. – Напротив, кое-что подправим, и после тебя точно никто не тронет. Если сама, конечно, не захочешь.

Люба облегченно вздохнула. «Это он что, последней фразой на себя любимого намекает?» – пронеслось в голове ехидное.

– Хотя, если тебя хорошенько помыть и приодеть… – Он задумчиво перебирал пальцами два антрацитовых черных шарика. Когда успел достать? Странный тип. – Тогда можно и поразвлечься.

Увидев откровенный ужас на лице пленницы, он хищно оскалился.

– Я ведь могу и не спрашивать.

На сей «позитивной» ноте Люба поняла, что происходящее переходит все границы, и ущипнула себя за ногу. Конечность отказывалась что-либо чувствовать, и пленница окончательно уверилась в нереальности происходящего. О том, что нога банально онемела, попаданка не додумалась. Поэтому, с трудом встав с ледяного пола, побрела к кровати, показав наглецу то самое место, где его любят и ждут.

– Ты что себе позволяешь?! – Похититель взмахнул свободной рукой и, раскрутив обратно, пригвоздил блондинку к жесткой шершавой стене. – Куда пошла без моего позволения?

– Домой. – Она вздернула подбородок и сжала зубы.

– Ты еще не поняла, что полностью в моей власти? – Он подошел вплотную, остановившись в какой-то паре сантиметров. Порочная тень мелькнула в высокомерном взгляде.

– Поздравляю, – едко ответила доведенная до предела Любовь. – Пошел в задницу!

И от души пнула в источник этого самого порока.

Взвизгнув от неожиданности, господин Злыдень крутанул кистью, отчего пол с потолком несколько раз поменялись местами (хотя особой разницы между ними не наблюдалось), а в шее жертвы что-то громко хрустнуло. Бесчувственное тело распростерлось на полу. Нежная бархатистая кожа была особенно красива, контрастируя с грубым камнем. Она сияла своей белоснежностью, вызывая безотчетное желание прикоснуться, попробовать на ощупь, вкусить ее сладость. Даже струйка алой крови из слегка вздернутого носа не портила вида. Напротив, придавала трогательной хрупкости.

– Тварь! – вырвалась грубость.

Эта женщина будоражила его чувства. Не столько красотой телесной и отнюдь не дерзким духом, но их удивительной совокупностью, приправленной горькой перчинкой разбитых надежд (он знал о ее никчемной жизни все). Простых, банальных до невыносимости, но столь необходимых этой примитивной самке. Примитивной и такой притягательной. С трудом сбросив оцепенение, он с помощью левитации перенес ее на кровать, борясь с непрошеным желанием сделать это собственноручно. Парочка артефактов на лоб и солнечное сплетение, и рваное дыхание выравнивается, кровь сворачивается, а тело расслабляется.

– У тебя нет никаких шансов против меня. – Он стер кровь с ее лица и облизнул палец. – Поговорим завтра.

– Наконец-то я проснулась! – возрадовалась Любовь, соскакивая с дивана и заглядывая в кроватку дочери.

– Мама, я так хочу спать, – противно заныла Зойка, – и так не хочу в садик! Давай я пойду к бабе Хае?

– Заюшка моя, – нацеловывала все, что оказалось в ближайшем доступе, Люба, – сегодня суббота, мы никуда не идем.

– Как это никуда? – тут же подскочил возмущенный ребенок. – Ты же обещала пойти в зоопарк!

– А ты вроде спать хотела? – хитро сощурилась Люба, подлавливая маленькую врунишку на слове.

– Так светло на небе, солнце встало, – как маленькой, принялась объяснять кудряшка. – Значит, и нам пора.

– Пора-пора, – подхватила Любаня светлую мысль и защекотала дочке бока. – Только сначала каша. Тебе какую?

– Рисовую, с корицей и ирговым вареньем.

– Сладкоежка ты моя. – Она вдохнула нежный аромат ребенка и отправилась на кухню. – Как хорошо, что та дрянь была просто сном.

– Ты кого дрянью назвала? – раздался леденящий душу голос.

Голубая занавеска кухонного окна поплыла перед глазами. Головокружительное чувство падения и страх. Страх открыть глаза и не увидеть надоевших до оскомины серых кухонных обоев, сменить которые не хватало ни денег, ни времени.

– Я знаю, что ты уже проснулась, хватит притворяться. – Противный до зубовного скрежета тон. – Мы вчера не закончили!

– Боже, как мне это надоело! – простонала Люба. – Я хочу обратно к своей дочурке.

– Только после того, как сделаешь то, что мне надо. – Он стоял напротив кровати и равнодушно смотрел на полуобнаженную Любаню.

– А давайте я просто засну и проснусь уже дома, – она натянула до подбородка соскользнувшее одеяло, – или хотя бы оденусь.

– Интересно, ты такая тупая или головой сильно ударилась?

– На ваш выбор, – дернула плечом блондинка, – лишь бы отстали.

– Еще одно слово, – белесые глаза злобно прищурились, – и тебе не к кому будет возвращаться.

И тут случилось то, чего Любовь никак не ожидала: она увидела, как ее малышку, ее кровиночку скручивает так, что та превращается в маленький, худенький комочек. По всему телу появляются открытые красные язвы, потом они чернеют, а после разрастаются так, что за ними уже не видно ни единого клочка кожи. Ребенок сгнивает заживо буквально на глазах. Люба слышит детский крик. Отчаянный, полный невыносимой боли.

Слезы текут по обнаженной груди – одеяло давно забыто и лежит в ногах. Судорога скрючивает руки, грудь разрывается от рыданий, тело забыло как дышать.

– Ну-ну, успокойся, – недовольно ворчит мучитель и развеивает иллюзию. – Это всего лишь демонстрация моих возможностей. Ничего с твоей малявкой не случилось… пока.

Слова с трудом пробиваются сквозь шум в ушах. Наконец они доходят до агонизирующего сознания, и ярость поднимается из самых глубин материнского сердца.

– Да как ты… – Фраза обрывается.

– Достала. – Усталость мелькнула во взгляде. – Будешь молчать, пока мне не потребуется от тебя ответ. Положительный.

Убедившись, что пленница больше не издает ни звука, он зафиксировал запястья, приковав цепями к столбикам кровати. Ошейник решил пока не задействовать – оставил в запасе. Открывшаяся картина вызывала полнейшее удовлетворение и будила вполне определенные желания.

«Вот гмыр, не до того сейчас!»

– А теперь слушай. Ты пропавшая без вести принцесса Меравии. Во время переворота тебя спасла кормилица и увезла в Кординию, то есть в нашу страну, – уточнил похититель, вспомнив, что названия пленнице ни о чем не говорят, – где и воспитывала до последнего времени. Месяц назад она скончалась, а ты устроилась в мой замок горничной. Я когда-то был близко знаком с твоей погибшей родней, увидел фамильное сходство и проверил кровь. Ты пусть и не принадлежишь к правящему дому, но королевской крови и имеешь право на определенные притязания. Это понятно?

Обалдевшая от потока абсурдной информации, Люба автоматически кивнула.

– Отлично. Манерам и меравийскому мы тебя научим. Это первое. Второе – ты любимый типаж нашего наследного принца, – тут его рот презрительно скривился. – Вскружить ему голову не составит труда. Вашему браку может поспособствовать алчность Базальда – действующего короля, он давно хочет изменить очертания своих северных границ, а благодаря тебе может рассчитывать и вовсе их расширить. Когда свергнет в Меравии нынешнюю власть.

Любе казалось, что этот человек бредит. Какие короли, какая принцесса? Кто он вообще такой и как она здесь оказалась? А, точно, упала с тем типчиком в кусты… мертвым типчиком. Последняя мысль отрезвила ее не хуже ведра ледяной воды.

– Ну и самое главное. – Седовласый довольно потер руки. – В первую брачную ночь ты должна будешь дать мужу яд. Без разницы, до или после исполнения супружеского долга, тут на твое усмотрение. И не гляди на меня так, это всего лишь сильное снотворное. Настоящее тело мы заменим на муляж, а принца лишим памяти и обеспечим тихое, безбедное существование. Где-нибудь очень далеко отсюда.

«Что-то сомнительно сие великодушие, но кто ж меня спрашивает? – отчетливо говорили выразительные Любины глаза. – Кстати, интересно, а разлагаться муляж будет или так и останется нетленным? Мало ли, может, какой ретивый потомок решит взглянуть на кости предка в фамильном склепе, а там свежак? Так, я что, всерьез рассуждаю о бреднях этого типа? Похоже, что да».

– Как же мне нравится, когда ты молчишь. – Он подошел к прикованной пленнице и провел узловатым пальцем по ее скуле. – Ты так прекрасна в своей беспомощности. – Похититель наклонился и вдохнул ее запах. Скривился. – Особенно если тебя помыть.

Люба равнодушно пожала плечами и уставилась в первую попавшуюся точку на стене. Ей было фиолетово, что там нравится или нет этому садисту, хотелось просто никогда его больше не видеть, а еще лучше – не вспоминать. Ее до сих пор потряхивало от ужасного видения, несмотря на то, что оно оказалось всего лишь иллюзией. Этот негодяй нашел главную болевую точку – ребенка. Даже за себя она так не волновалась, как за дочку. Некому будет позаботиться о малышке – мама одна не справится.

Люба решила, что обязательно попытается выкрутиться. На крайний случай есть смерть, ведь при таком исходе трогать ее девочку не будет нужды. А дочка… за ней она присмотрит, поможет маме, пусть и бесплотным призраком.

– А теперь – контракт, – вернул к действительности ненавистный голос. – Полное подчинение моим приказам, никаких половых связей, – тут он глумливо усмехнулся и уточнил: – Нарушающих плеву, иначе брачный алтарь тебя не примет. И ни одной живой душе – о наших договоренностях.

Со вторым условием она была полностью согласна и готова его выполнять без каких-либо оговорок, третье со скрипом, но без него никак. В конце концов, она находится непонятно где, кому можно доверять, а кому нет – не знает. Хотя как не знает? Знает – никому! А вот первое отдавало сомнительным душком.

Люба перевела на похитителя взгляд, и тот понял все без слов.

– Я сказал – полное подчинение, – с нажимом повторил седовласый.

И тут ее осенило: какое воздержание, какая плева? Она уже давно не девственница! Губы растянулись в радостной улыбке, не предвещавшей оппоненту ничего хорошего.

– Что опять? – не стал обманываться легкой победой злодей. Со скрипом, но ему пришлось снять заклятие немоты.

– Вы кое-что упустили, – хрипло ответила пленница, – точнее, опоздали лет на… – нехитрые математические вычисления, – шесть примерно.

– Это ты кое-что упускаешь, – легкое движение кистью – и цепи со звоном опали на пол. – Я маг и легко восстановлю сей недостаток.

– Ого! – присвистнула Люба, вновь натягивая одеяло. – Так вам надо бизнес открывать, знаете, сколько на этом можно денег заработать?

И тут он ядовито расхохотался. По-иному, похоже, просто не умел.

– Знаю, – вновь вернулась маска безразличия, – но это ниже моего достоинства.

– Понятно. – Она вновь отвела взгляд. – Насчет подчинения…

– Это не обсуждается, – отрезал маг.

– Тогда прощайте, – со скоростью бешеной белки она залезла по ближайшему кроватному столбу и сиганула вниз головой прямо на каменные плиты пола.

– Вот упрямица, – покачал головой герцог Брионский и обошел кругом замершую у самого пола фигуру, не долетевшую до каменных плит. – Неужели ты думала, что я дам тебе умереть без моего на то соизволения? Похоже, ты все-таки дура. Ладно, мне надоел этот спор. Сейчас тебя помоют и накормят. – Он вернул ей вертикальное положение и опустил на кровать. – И дадут нормальную одежду. А то совсем одичала.

И вышел, оставив Любаню размышлять о тщетности сопротивления. Ничто так хорошо не примиряет с действительностью, как простые радости после долгих лишений – старая мудрая истина. Откуда ему было знать, что действительно являлось для нее лишением, а что – лишь временным неудобством? Да, он неплохо изучил ее неприглядную с виду жизнь, но познать нутро так и не смог.

Что он мог знать об истинной силе материнской любви? Да она готова костьми лечь, но не дать добраться до сокровенного! Люба вообще предпочитала превентивные меры. Самая желанная из них – прибить негодяя, предварительно вызнав, как вернуться обратно. На худой конец – просто прибить. Да, ребенок в списке ее приоритетов стоял на первом месте.

А на втором… на втором шла мораль. Ни одному мужчине она не позволит к себе прикоснуться, пока не сможет доверять. А этот тип не только пытался заставить ее соблазнить какого-то принца, но и сам был не прочь оказать «простое человеческое внимание». Еще эта оговорка с девственностью. Нет, сами такое ешьте!

Магия эта… хотя именно она многое объясняла в чрезвычайно запутанной истории. Вообще, Люба всегда была девушкой приземленной и в магию не верила. По крайней мере, тем гадалкам, что обещали по фотографии, отправленной по почте вместе с крупной суммой денег, вечную любовь, неземные богатства и долголетие, как у баобаба. Здесь же ей не раз продемонстрировали как минимум телекинез, о максимуме думать не хотелось вовсе. И это главная проблема, в которой она совершенно не разбиралась и ничего не могла ей противопоставить. Будь ты хоть трижды дипломированным специалистом в области психологии, но если ты собака, то радуги тебе не видать. Нет, с этим определенно надо что-то делать!

Как Любаня ни сопротивлялась, приятное чувство неги окутало ее, едва она погрузилась в теплую ванну. Что уж говорить про вкуснейший стейк с золотистой корочкой. А еще – отварной картофель и помидоры, запеченные под сыром, черешневый сок и гроздь душистого винограда.

«Неплохой пряник, – ухмыльнулась пленница, – на какую-нибудь дуру бы подействовал, но я-то помню, что он козел!»

И Люба продолжила поглощать калории, пока не отобрали.

Вышеупомянутый вошел вскоре после того, как ее обрядили в легкое бежевое платье с кружевом цвета слоновой кости. Глубокое декольте обнажало верхнюю часть груди, что совершенно не устраивало. Взглянув на себя в зеркало, она недовольно цыкнула и попыталась натянуть ткань повыше.

– Скромность украшает человека, – раздался ироничный комментарий, – но не в твоем случае.

Она резко обернулась на голос и увидела в дверях ту же унылую физиономию. А, нет, кажется, кто-то научился улыбаться. Точнее, пытался вспомнить, как это делается. Неудачно.

– А сейчас будет еще лучше. – Он протянул ей хрустальный бокал с какой-то мутной жидкостью. – Пей.

На всякий случай она завела руки за спину и отрицательно мотнула головой.

– Слушай, ты еще контракт не подписала, а уже меня бесишь. – Похититель продолжал держать вытянутой руку. – Это просто омолаживающий эликсир.

– Спасибо, я и так неплохо выгляжу.

Вежливость и непреклонность – лучшие спутники порядочной женщины.

– Для своих лет, а нам нужна юная девица.

– Вам – да, а меня и так все устраивает. Кстати, а что это вы раздаете бонусы до того, как заполучили меня в кабалу. – Какой-то непоследовательный тип. – Или это – хитрый рекламный ход?

– Ты говоришь какой-то бред, женщина. – Верхняя губа нетерпеливо дернулась. – Да любая другая на твоем месте уже бы в ноги мне поклонилась за столь бесценный дар.

– Хм. – Люба почувствовала, что еще чуть-чуть – и седовласый не выдержит: опять либо по стене размажет либо цепями прикует. – Только сам сначала попробуй.

«Отведай ты из моего кубка»[2]. – Память услужливо подсунула картинку с Иваном Грозным в интерпретации Гайдая.

– Мне нельзя. – Он слегка смутился под недоверчивым взглядом. – Я вчера уже пил.

– Значит, действует. – Люба внимательно осмотрела моложавого гада. – Ладно, давай сюда.

Выдохнув, как будто перед нею – родная водка на березовых бруньках, она решительно проглотила зелье.

Нет, она ничуть не доверяла этому противному субъекту, но уж больно реакция была правдоподобна. Как будто она подловила его на чем-то постыдном, недостойном огласки, особенно в свете того, что он мужчина и ему должно быть все равно. какое у него количество морщин.

– Наконец-то. – Непробиваемый тип забрал бокал и повернул Любу к зеркалу.

– Ох ты ж!..

Более сложные конструкции оказались недоступны, ибо ошарашенный мозг был занят перевариванием текущих событий.

Преображение чем-то отдаленно напоминало сцену из кинофильма «Смерть ей к лицу», когда, испив волшебного эликсира, героиня Мерил Стрип резво сбросила пару десятков лет. Поскольку у двадцатишестилетней Любани особо отвислых мест и глубоких морщин не наблюдалось, то изменения не отличались большой кардинальностью. Ушла легкая послеродовая пигментация, округлились выпуклости, подтянулись мышцы, но самое главное – появились дурацкие подростковые щечки! Она их терпеть не могла, а когда после родов у нее проступили скулы, то очень радовалась, что наконец-то избавилась от пухлявости. И вот снова…

– Фу. – Люба старательно пыталась втянуть румяные щечки. – А можно их обратно убрать?

Признаться, самому герцогу первоначальный вариант тоже больше нравился, он отличался большей изысканностью и утонченностью, но не подавать же виду неблагодарной девице?

– Это комплексные изменения. – Он намеренно небрежно скребнул по ее щеке. – Такова твоя природа.

Природа скуксилась и отвернулась от на самом деле привлекательного отражения.

– А теперь – о нашем договоре. – Взгляд седовласого потяжелел, давя на пленницу непомерным грузом.

И тогда она не выдержала – слишком много всего произошло за последние сутки, а может, и больше – время неслось стремительной рекой, размывая берега реальности, смывая грань между возможным и невозможным. Ее кружило, как кусок пенопласта, случайно попавшего в полноводную реку, и сейчас она зацепилась за последний камень, отделявший от падения в бездну грохочущего водопада. С одной стороны, шансов выбраться из круговерти практически нет, а с другой – кто знает, сколько будет длиться падение и не разобьется ли она о подводные скалы лагуны.

– Не хочу, не хочу, не хочу! Почему я, почему не кто-нибудь из местных? На худой конец, мог бы взять кого-то более беспринципного, чем я!

Предательские слезы навернулись на глаза.

– Потому что у тебя есть ради кого бороться, – раздался издевательский ответ, – и тобой легче манипулировать. Плюс ты незаинтересованная сторона.

«Вот гад! Гадский гад!»

Вслух раздавалось лишь недовольное сопение.

– Повторяю в последний раз: ты выполняешь все, что требуется, и я возвращаю тебя обратно в то же место и в ту же секунду, что и забрал. С приличным вознаграждением!

– Каким? – отреагировала она на новую информацию.

– Что там у вас в цене? – поинтересовался, в свою очередь, мерзкий тип.

– Рубли, доллары, евро.

– Никогда о таких не слышал. – Он задумчиво почесал подбородок. – А золото?

– В слитках и с государственным клеймом, – обнаглела девушка, ухватившись за возможность отвлечься от намечающейся истерики.

– Песком, – отрезал мужчина, доставая желтоватый свиток. – Вот контракт, подписывать кровью, – и протянул лист вместе с тонкой иглой.

– Песком так песком, – ворчливо согласилась Любаня и попыталась вчитаться в заковыристый почерк.

М-да, с такими условиями проще помереть, чем соответствовать!

Спустя некоторое время

– Я, конечно, понимаю, что вы тут главный, – собрав всю свою смелость, начала она, – но это просто верх безобразия!

Ехидная улыбка растянула тонкие губы. Да, он определенно наслаждался моментом.

– Фактически я добровольно подписываю рабский контракт и перестаю себе принадлежать! – Синие бездонные глаза были прекрасны в своем возмущении.

– Боюсь тебя огорчить, – каменные шарики звякнули в руке мага, – но ты и так в моей власти.

– Тогда зачем вам эта бумажка? В рамочку на стенку?

«Нет уж, ваше темнейшество или как вас там, нечего меня разводить как тупую малолетку».

Его темнейшество красиво поиграл желваками, побрякал шариками. В принципе, если убрать высокомерие, подкрасить волосы и извести кровавые замашки, он был бы вполне ничего. Хотя… волосы можно оставить.

– Три поправки, – кое-как выдавил из себя он.

Естественно, не просто так ему требовалась добровольная подпись. Без договора максимум, что он мог, – это принудить к простейшему подчинению. Брэгу же требовалась тонкая игра, сознательная и правдоподобная. Опять создать иллюзию с умирающим ребенком? Тогда она снова попытается себя убить. И не факт, что у нее это не получится. Невозможная женщина с непредсказуемыми реакциями! Ладно, будет зарываться – устранить недолго. Куда сложнее найти подходящую по всем параметрам кандидатуру. Предыдущие две и так отняли у него уйму сил и времени.

– Выполнение приказов только касательно основной миссии, – тут же выдала опытная в составлении договоров секретарша. – Никаких притянутых за уши действий.

– Например? – Он снисходительно хмыкнул, уже предвкушая хитроумные манипуляции.

– Не более двух степеней взаимосвязи, То есть если для того, чтобы понравиться принцу, я должна прийти на бал – это первая степень, улыбаться, танцевать, мило щебетать – это вторая, а вот поджог платья соперницы или еще какая гадость – уже не в моей компетенции.

– Хм, разумно, – вынужден был согласиться интриган. Похоже, он все-таки ошибся с оценкой ее умственных способностей.

– Гарантированное выполнение обязательств по оплате и возврату в исходном состоянии обратно в случае форс-мажорных обстоятельств – смерти объекта, его брака с другой женщиной и прочих не зависящих от меня причин, – воодушевленная первой победой, продолжила Любовь.

– Да ты опытный крючкотвор.

Изумление, сейчас тщательно сдерживаемое, но мелькавшее то во взгляде, то в изгибе губ, редко заглядывало в гости к искушенному магу.

– Ну и минимум восемь часов для сна и не менее трех личного времени ежедневно.

А то заставит вкалывать круглые сутки, забудешь, как тебя зовут.

– Десять часов на все про все, – отрезал диктатор, окончательно убеждаясь, что с этой дамой надо держать ухо востро.

– Ладно, – показательно смирилась Люба, не особо рассчитывавшая на лишние два часа. Более того, она специально добавила дополнительное время, чтобы было чем жертвовать на торгах.

Подув на свиток, герцог подал его пленнице. К его великому сожалению, она вновь внимательно перечитала условия, в том числе микроскопические сноски, укоризненно взглянула и подписала лишь после того, как он окончательно все исправил. Без оговорок и невыполнимых подпунктов. С оригинальным экземпляром исполнителя.

– Фух, – совсем не по-герцогски выдохнул Брэгдан Брионский и забрал свой экземпляр, – увидимся после обеда.

И вышел, громко хлопнув дверью. Ему срочно требовалось уединиться. Желательно – с симпатичной служанкой, дабы снять напряжение и убедиться, что не все женщины коварны.