Глава 8

В жизни Алины существовало всего несколько людей, которых она любила. Проще всего было любить Адама. Лорд Сандридж был одним из тех немногих, с кем ей было легко и просто. Их чистая дружба не допускала даже намека на близость. Хотя их отношения порождали множество слухов, которые передавались из уст в уста последние пять лет, они служили им хорошую службу. Алине импонировал тот факт, что многие мужчины даже не пытаются ухаживать за ней, зная о ее романтических отношениях с Адамом. А Адаму было на руку, что слухи о них не дают всплыть куда более опасным фактам, которые могли бы повредить его репутации.

Так как их отношения держались в определенных рамках, Алину не интересовал вопрос о любовных пристрастиях Адама. Но она догадывалась, что общение с молодыми людьми доставляет ему большее удовольствие, нежели с противоположным полом. Обаяние Адама, его ум и тонкий юмор всегда привлекали к нему людей, несмотря на его особенность. Ко всему прочему он был чрезвычайно хорош собой, с густой шевелюрой белокурых волос, серыми глазами под густыми ресницами и красивой фигурой.

Когда Адам был рядом, Алина чувствовала себя легко и непринужденно. Он часто смешил, угадывал ее мысли и знал, что она собирается сказать, еще до того, как она раскрывала рот. Как никто другой, Адам мог вывести ее из плохого настроения, и она тоже платила ему добром.

– Иногда ты заставляешь меня жалеть, что я не мужчина, – смеясь, говорила она. Ответная улыбка озаряла его загорелое лицо.

– Нет, ты прекрасна как женщина.

– Далеко не так уж прекрасна, – вздыхала она, имея в виду те жуткие шрамы, которые остались на ногах после пожара.

Адаму несвойственно было лукавить или лгать, поэтому он только взял ее руку и долго не отпускал. После того как они познакомились и подружились, она рассказала ему о несчастье, постигшем ее, и о том, что случилось с ее ногами. Странно, но она держала это в секрете от друзей, которых знала многие годы... однако не хотела утаивать от Адама. Она также поведала ему о своей запретной любви к Маккене, и о том, как прогнала его. Адам принял ее откровенность с пониманием и сочувствием.

Изобразив на лице улыбку, отвечающую моменту, Алина взяла его за руки и проговорила чуть задыхаясь:

– Ты мне нужен, Адам.

Он посмотрел на нее своими пытливыми светлыми глазами.

– Что случилось?

– Маккена, – выдохнула она. – Он вернулся.

Адам недоверчиво поднял брови.

– В Стоуни-Кросс? – После ее кивка он присвистнул. – Ничего себе!

Алина нервно улыбнулась.

– Он приехал с американцами и остановился в особняке.

– Бедняжка, – сказал Адам с тревогой. – Кажется, тебе не везет. Пойдем в сад и поговорим спокойно.

Она была бы рада последовать за ним, но обязанности хозяйки удерживали ее.

– Я должна остаться и встретить гостей.

– Но это более важно, – возразил Адам, беря ее под руку. – Всего несколько минут, ты успеешь вернуться до того, как тебя хватятся. Пойдем.

Они шагнули на вымощенную плиткой террасу, выходящую на заднюю часть двора. Французские двери были открыты, пропуская в дом свежий воздух. Алина говорила быстро, стараясь рассказать Адаму все. Он слушал с задумчивым выражением на лице. Затем обернулся, чтобы рассмотреть гостей.

– Покажи, где он.

Алине не пришлось долго искать его. Маккену невозможно было сразу не заметить...

– Вон там, – сказала она, – рядом с позолоченным фризом. С ним разговаривает мой брат.

Бросив пристальный взгляд в ту сторону, Адам повернулся и сухо произнес:

– Он идеален. Для тех, кто предпочитает мрачный, задумчивый тип мужчин.

Алина не могла сдержать смеха.

– А есть кто-то, кому не нравится подобный тип?

– Я, к примеру. Что ж, приветствую твою «бурю и натиск», дорогая. Я предпочел бы общаться с кем-нибудь попроще.

– Что за «буря и натиск»?

– А... так... видишь ли, это из немецкой литературы. Это означает сильную страсть, но в твоем случае больше подойдет «буря и страх».

– А разве есть что-то более волнующее, чем буря? – спросила Алина.

Адам усмехнулся, подводя ее к скамейке.

– Только когда ты наблюдаешь за этим явлением природы, сидя в теплом, уютном доме. – Когда они присели, он взял ее руку и сжал в своей ладони. – Скажи мне, дорогая, что нам следует теперь сделать?

– Я пока сама не знаю.

– Маккена уже сказал, чего хочет от тебя? – спросил Адам и, прежде чем она успела раскрыть рот, продолжил: – Не отвечай, я точно знаю, чего он хочет. Вопрос в том, станет ли он уговаривать или принудит тебя силой.

– Нет, – сказала она. – Как бы Маккена не изменился, он никогда не прибегнет к этому.

Адам, казалось, немного расслабился.

– Что ж, это хорошо.

– Я боюсь, Адам, – призналась она шепотом, положив руку ему на плечо. – Но не того, что может случиться сейчас, когда он здесь... а того, что будет потом, когда Маккена уедет. Однажды я уже пережила это, но боюсь, что еще раз не выдержу.

Он обнял ее и прижал к себе.

– Да, ты права, и я здесь, чтобы помочь тебе. – Пауза затянулась, но потом он продолжил: – Алина, то, что я скажу, может показаться несколько странным... и я хотел обсудить это позже, но так складываются обстоятельства, что лучше сейчас.

– Ты о чем?

Адам посмотрел на нее сверху вниз, кончики их носов почти соприкасались. Он улыбнулся. Его серые глаза сверкнули, отражая лунный свет.

– Мы отличная пара, дорогая. За те пять лет, что мы знаем друг друга, я полюбил тебя, как не любил ни одного человека на земле. Я мог бы весь следующий час перечислять твои добродетели, но ты сама прекрасно знаешь их. Мое предложение следующее: мы должны оставаться добрыми друзьями, но с одной поправкой. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.

– Ты много выпил? – спросила Алина, и он захохотал в ответ.

– Подумай об этом, ты станешь хозяйкой Маршли. Мы создадим редчайший союз: муж и жена, которые на самом деле любят друг друга.

Она смущенно смотрела на него.

– И ты никогда не захочешь...

– Нет. Каждый из нас найдет для себя свой способ получать удовольствие и в браке, и на стороне. Дружба куда более надежная вещь, чем любовь, Алина. Я достаточно консервативен и понимаю, что сохранить брак гораздо важнее, нежели страсть. Я не стану винить тебя, если ты будешь искать наслаждений на стороне, и ты не станешь упрекать меня за то же самое.

– Но я не буду ничего искать, – пробормотала она. – Любой мужчина, увидев мои ноги, тут же сбежит.

– Значит, ты не позволишь ему видеть их, – спокойно произнес Адам.

Она недоверчиво взглянула на него:

– Но как я...

– Включи свое воображение, дорогая.

Лукавые искорки в его глазах заставили ее покраснеть.

– Я никогда не думала об этом прежде. Это было бы так странно и...

– Все зависит от того, как на это смотреть, – произнес Адам. – Но вернемся к моему предложению: ты готова ответить сегодня?

Смущенно улыбаясь, Алина покачала головой:

– Мне нужно подумать над столь серьезным предложением.

– Зачем думать? – Адам коснулся губами ее виска. – Твое сердце готово разбиться, так дай же мне успокоить его! Позволь мне гладить твои ноги ночью, и обнимать тебя, как сделал бы твой любимый друг. А когда тебе наскучит Англия, позволь мне показать тебе поразительные места, которые существуют на свете.

Алина улыбнулась, уткнувшись в лацкан его сюртука.

– Можно мне немножко подумать над твоим соблазнительным предложением?

– Сколько угодно, дорогая. – Внезапно Адам отодвинулся от нее, хотя его руки все еще обнимали ее, и прошептал ей на ухо: – Мистер Буря движется в этом направлении, мисс Страх. Скажи, что мне делать – идти или остаться?

Алина высвободилась из его рук.

– Иди, – прошептала она. – Я сама справлюсь с ним.

– Мы сделаем это твоим девизом, – пошутил Адам и поцеловал ее в щеку. – Удачи, дорогая. Дай мне знать, если я понадоблюсь тебе.

– Ты не хочешь познакомиться с ним, прежде чем уйдешь?

– Нет. Хватит с меня и твоих рассказов об этом драконе, дорогая, – сказал он и оставил ее, улыбнувшись на прощание.

Все еще сидя на скамье, Алина подняла глаза и увидела Маккену, направляющегося к ней. Его темная тень накрыла ее. Нет, Адам был не прав, скорее Маккена был похож на дьявола, чем на дракона, ему разве что не хватало вил. Высокий, задумчивый, с дьявольским взглядом, одетый в черное и белое... Алина буквально перестала дышать, потрясенная острым желанием, охватившим ее при появлении Маккены. То же самое она испытывала в юности – непреодолимое желание прикоснуться к нему. Чувство давно прошедшей юности – дикое, ненасытное возбуждение, которое она так и не могла забыть.

– Маккена, – произнесла она, чуть-чуть задыхаясь, – добрый вечер.

Он остановился перед ней и, повернувшись, посмотрел на дверь, за которой скрылся Адам.

– Кто это? – спросил он, хотя Алина думала, что он уже знает.

– Лорд Сандридж. Мой близкий друг.

– Всего лишь друг?

Десять минут назад Алина ответила бы без колебания «да». Сейчас же открывшаяся перспектива стать женой Адама заставила ее задуматься.

– Он хочет жениться на мне, – пояснила она.

На лице Маккены не дрогнула ни одна жилка, хотя в глазах вспыхнул странный блеск.

– А ты?

Алина смотрела на него, он стоял перед ней, наполовину в тени, наполовину в свете, и чувствовала, как что-то меняется в ее теле, как кожа дрожит под голубым шелком, а соски становятся тверже. Тепло разливается внизу живота и в груди, словно кто-то обдавал ее жарким дыханием.

– Может быть, – услышала она собственный шепот.

Маккена подошел к ней. Протянул руку в молчаливом приказе. Она позволила ему поднять себя со скамьи и через перчатку почувствовала прикосновение его длинных пальцев, сомкнувшихся вокруг запястья как раз под кольцом белых розочек. И тут же вспомнила силу его рук. Ее сердце бешено заколотилось, когда большой палец Маккены проник в середину ее нежной ладони, даже этого простого прикосновения было достаточно, чтобы пульс участился.

– Маккена, – тихо спросила она, – почему ты не предупредил меня о своем приезде в Стоуни-Кросс?

– Я думал, мой приезд не имеет никакого значения для тебя.

Очевидная ложь была подана мягко. Любой поверил бы в это, но не она. «Не имеет значения?» – подумала Алина, разрываясь между гневом и горьким смехом. Как много рассветов и бессонных ночей она провела, мечтая о его возвращении. И когда она была на пороге смерти, то шептала его имя, молила, звала, мечтала, что он обнимет ее...

– Конечно, имеет, – ответила она, прогоняя воспоминания. – Мы ведь когда-то были друзьями.

– Друзьями, – повторил он бесстрастным голосом.

Алина осторожно высвободила свою руку из его руки.

– Ну да. Очень близкими друзьями. И я часто думала, что случилось с тобой после того, как ты уехал.

– Теперь ты знаешь. – Выражение его лица было твердым и спокойным. – А я думал, что стало с тобой... когда меня отослали в Бристоль. Я слышал, ты была больна...

– Давай не будем говорить о моем прошлом, – Алина прервала его быстрым, натужным смехом. – Это очень скучно, уверяю тебя. Куда интереснее услышать твой рассказ. Расскажи мне все. Начни с того момента, когда ты впервые ступил на землю Нью-Йорка.

Хитрая лесть в ее взгляде, казалось, несколько озадачила Маккену. Он понял, что она решила держать его на расстоянии, флиртуя с ним, тем самым исключая возможность обсуждать что-то серьезное.

– Это разговор не для бала.

– Тогда, может быть, это разговор для гостиной? Или для игры в карты? Нет? Господи, это должно быть что-то сенсационное. Давай уйдем отсюда. Пойдем к конюшне. Лошадям очень понравится твоя история, и они не станут распускать сплетни.

– Ты можешь оставить гостей?

– О, Уэстклифф не новичок в подобных делах. Он подменит меня.

– А как же твой покровитель? – спросил Маккена, хотя уже вел ее к выходу из зала.

– Женщины моего возраста не нуждаются в покровителях, Маккена, – проговорила она с мимолетной улыбкой.

Он посмотрел на нее:

– Но один не помешал бы тебе.

Они вышли в сад, обогнули дом и подошли к конюшне. Особняк был построен по законам европейской моды, в виде подковы, полукругом обрамляющей внутренний двор. В одном крыле находились конюшни, в другом – помещения для прислуги, посредине располагались апартаменты господ. Забавно, но лошади лорда Уэстклиффа жили в лучших условиях, нежели большинство жителей Гемпшира. Посреди внутреннего двора, вымощенного камнем, располагался большой мраморный бассейн с водой, в котором лошади могли утолить жажду. Ворота в виде арки вели в большое помещение, где хранилась упряжь и прочие принадлежности для езды; далее находились стойла, в которых размещалось не менее шестидесяти лошадей; кроме того, существовало специальное помещение для карет, где всегда пахло кожей, политурой и воском. Конюшня не сильно изменилась с тех пор, как Маккена покинул Стоуни-Кросс-Парк. Алина подумала, что ему будет приятно снова увидеть знакомые места.

Они вошли в первое помещение, стены которого были увешаны седлами, поводьями, уздечками, ремнями и другими изделиями из кожи. Деревянные ящики с принадлежностями аккуратно выстроились на полках. Резкий запах лошадей и кожи пропитал воздух.

Маккена прошелся рукой по седлам; наклонив темноволосую голову, погрузился в воспоминания.

Алина ждала, пока он снова вспомнит о ней.

– Как тебе удалось начать новую жизнь в Нью-Йорке? – спросила она. – Наверное, не смог найти работу, имеющую отношение к лошадям? Почему ты вдруг стал паромщиком?

– Работа докера в порту – единственная, куда я смог устроиться. Но еще до этого я научился отстаивать свои интересы в кулачной драке. Пока докеры скандалили из-за зарплаты, я, не теряя времени, учился добиваться своего. Постепенно я смог купить небольшое суденышко и стал самым быстрым паромщиком на переправе Стейтен-Айленд – Манхэттен.

Алина внимательно слушала, стараясь понять ход событий, который превратил мальчика из конюшни в успешного бизнесмена, стоящего перед ней.

– Кто-то руководил тобой? – уточнила она.

– Нет, никто. – Он провел рукой по туго сплетенному хлысту. – Долгое время я думал, что буду заниматься этим всегда. Я никогда не считал, что способен на что-то большее. Но однажды узнал, что у других лодочников амбиции гораздо выше моих. Они рассказывали мне истории о разных людях, например, о Джоне Джекобе Асторе... Ты слышала о нем?

– Боюсь, что нет. Он столь же успешен, как клан Шоу?

Услышав ее вопрос, Маккена внезапно рассмеялся, белоснежные зубы сверкнули на загорелом лице.

– Он богаче Шоу, хотя Гидеон не признает это. Астор – сын мясника – начал с нуля и заработал состояние на производстве мехов. Сейчас он покупает и продает недвижимость в Нью-Йорке. Он стоит пятнадцать миллионов. Я знаком с Астором. Высокомерный маленький коротышка, который едва говорит по-английски, но который сделал себя сам, став одним из богатейших людей мира.

Глаза Алины стали огромными. Она слышала о взрывном росте индустрии в Америке и бешеном росте цен на недвижимость в Нью-Йорке. Но когда дело касалось конкретного человека, особенно вышедшего из низов, выглядело совершенно нереальным, что он мог достичь такого положения.

Маккена исподволь следил за выражением ее лица.

– В этой стране возможно все. Ты можешь заработать кучу денег, если готов делать то, что их принесет. И деньги там значат все, так как американцы не имеют ни титулов, ни голубой крови.

– Что ты имеешь в виду под словами «если готов делать то, что их принесет»? – спросила Алина. – Ты что должен был делать?

– У меня было преимущество перед другими. Я научился игнорировать угрызения совести и ставить собственные интересы выше прочих. Более того, я понял, что не могу позволить себе заботиться о ком-то, кроме себя.

– Но это не похоже на тебя! – воскликнула Алина.

Его голос был очень мягким.

– Миледи, я не тот юноша, которого вы знали когда-то. Тот юноша умер, когда уехал из Стоуни-Кросс-Парка.

Алина не могла смириться с этим. Если ничего не осталось от того Маккены, тогда как же та часть ее сердца, в которой он жил постоянно? Она тоже должна была умереть вместе с ним. Отвернувшись, она попыталась скрыть печаль, отразившуюся на лице.

– Не говори так.

– Но это правда.

– Ты словно хочешь сделать мне больно.

Алина не заметила, как он подошел. Но внезапно он оказался прямо перед ней. Они не касались друг друга, но она всем своим существом ощущала его близость. Во внутреннем хаосе ее души проснулся чистый физический голод. Она ослабела от желания прислониться к нему, почувствовать его руки на своей талии. «Это была плохая идея – уединиться с ним», – подумала она, закрывая глаза.

– Я предупреждаю тебя, – мягко начал Маккена, – ты должна сказать мне, чтобы я уехал из Стоуни-Кросс. Попроси своего брата, чтобы он выпроводил меня, скажи, что мое присутствие оскорбляет тебя. И, даю тебе слово, я уеду... но только если ты хочешь этого, Алина.

Его губы были совсем близко от ее уха, горячее дыхание касалось нежного изгиба.

– А если я не хочу?

– Тогда я заставлю тебя переспать со мной.

Алина резко повернулась к нему.

– Что?

– Ты слышала, что я сказал. – Маккена наклонился вперед и уперся руками в стену по обеим сторонам от нее. – Я возьму тебя, – сказал он, и его голос хлестнул мягкой угрозой. – И это будут совсем не те куртуазные ласки, которыми ты обмениваешься с Сандриджем.

Это был удар. Маккена не спускал с нее глаз и ждал, станет ли она отвечать на его выпад.

Алина молчала, понимая, что стоит сказать ему хоть толику правды, и все ее секреты будут раскрыты. Для него будет лучше считать, что она и Адам любовники, чем узнать, почему столько лет она остается одна.

– Ты... ты не теряешь времени на нежности, да? – сказала она, с любопытством глядя на него, пока теплая, проснувшаяся чувственность спускалась в низ ее живота.

– Я только честно предупредил тебя.

Она была захвачена интимностью момента, словно ее не отпускали эти необыкновенные бирюзовые глаза. На самом деле ничего хорошего ее не ждало.

– Ты никогда не посмеешь взять женщину силой, – пробормотала Алина, – как бы ты ни изменился.

Маккена отвечал спокойно, хотя его взгляд становился то холодным, то горячим:

– Если завтра же утром ты не прогонишь меня из Стоуни-Кросс-Парка, я приму это как персональное приглашение в твою постель, дорогая.

Алину раздирали противоречивые чувства... раздражение, изумление, страх... и, как ни странно, восхищение. Мальчишка, рожденный, чтобы стать слугой, превратился в роскошного опасного мужчину, и ей нравилась его брутальная самоуверенность. При других обстоятельствах с какой радостью она отдала бы ему все, что он хотел получить от нее. Если бы только...

Внезапно все ее мысли улетучились, потому что Маккена дотронулся до жемчужного ожерелья на ее шее. Он перенес вес тела на одну ногу, позволяя колену другой упереться в ворох ее юбок. И в этот момент Алина почувствовала, что самообладание покидает ее. Запах его кожи ударил в нос – это были ароматы одеколона, лосьона для бритья и тот особый, присущий только ему, запах мужчины. Глубоко вдыхая эту дивную смесь, она ощутила ответное желание.

С осторожностью, поразившей ее, Маккена прижал ее к стене всем своим телом. Она чувствовала его руку на своей шее, затем пальцы легли на затылок. По какой-то необъяснимой причине Алина даже не подумала о том, что должна отказать ему. Единственное, что она могла, – это застыть в его руках, слабея от возбуждения, желания и волнения.

– Скажи, чтобы я уехал, – шептал Маккена, показывая, что хочет, чтобы она сопротивлялась, почти заставляя ее произнести эти слова. То, что она не сопротивлялась, только возбуждало его. Его горячее дыхание коснулось ее губ. И она ощутила, как напряглось ее тело. – Скажи мне, – настаивал он, склоняя к ней голову.

И воспоминания о том, какими они были когда-то, о прошлых поцелуях, о страстном желании утонули в волне удовольствия. И тогда его губы заглушили ее стон, поцелуй, начавшийся как штурм, быстро перерос в жадное, восторженное поклонение. Его язык погрузился в глубину ее рта, сильный и уверенный, и она вскрикнула, испытывая наслаждение... Маккена научил ее целоваться, и он до сих пор не забыл те штучки, которые возбуждали ее. Он сделал паузу, играя с ней губами, зубами, языком, затем снова завладел ее ртом в настойчивом поцелуе. Между тем его рука опустилась с затылка на спину, заставляя ее еще сильнее прижаться к нему. Выгнувшись, Алина застонала, и тогда его пальцы сжали ягодицы, прижимая к своему телу. Несмотря на весь ворох юбок, она ощущала мощь его возбуждения.

Накал страстей достиг пугающей высоты. Желание охватило их слишком сильно, слишком быстро...

Внезапно Маккена оторвался от нее с глухим стоном.

Глядя на него, Алина прислонилась к стене, ноги едва держали ее. Оба тяжело дышали, пока неудовлетворенная страсть пропитывала воздух, как горячий пар.

Наконец Маккена смог заговорить.

– Возвращайся в дом, – произнес он хриплым, чужим голосом, – пока я готов отпустить тебя. И подумай о том, что я сказал.

Алине потребовалось всего несколько минут, чтобы привести себя в порядок и возвратиться в особняк, где продолжался бал. Она надеялась, что ей удалось придать своему лицу нейтральное выражение, скрыв то море чувств, которое бушевало внутри. Когда она приветствовала гостей, разговаривала и улыбалась, изображая радость, никто, казалось, не заметил, что с ней что-то произошло. Никто, кроме Марка, чей пристальный взгляд следовал за ней, пока она шла по залу, давая понять, что ее щеки пылают больше обычного. И, конечно, Адама, который подошел и, взяв ее за локоть, заглянул в глаза с озабоченным видом.

– Что-то не так? – спросила она.

– Нет, ты, как всегда, сияешь красотой, – успокоил Адам, – только немного раскраснелась. Что-то произошло между вами? Вы говорили?

Если бы только говорили, с тревогой подумала она. Тот поцелуй... удовольствие, которого она не испытывала так давно. Годы нереализованных желаний и фантазий родили сильное физическое чувство. И казалось, никакая отчужденность не могла устоять перед сокрушительным потоком желания. Невозможно было притворяться, будто ничего не произошло.

Тот поцелуй, питаемый взаимным чувственным голодом, выявил изменения, которые произошли за двенадцать лет разлуки. Теперь Маккена представлял опасность для Алины, но она все равно была готова совершить то, чего безумно хотела, пойти на риск – все в тщетной надежде утолить зов страсти.

– Адам, – прошептала она, не глядя на него, – ты когда-нибудь хотел чего-то так сильно, что готов был пойти на все, лишь бы получить то, чего хотел, хотя знал, что это не кончится для тебя добром?

Они медленно прогуливались в дальнем конце зала.

– Конечно, – ответил Адам. – Все то, что доставляет нам истинное удовольствие, обычно противоречит здравому смыслу. И удовольствие тем сильнее, чем больше мы рискуем.

– Ты мне не помощник, – серьезно сказала Алина, пытаясь удержать внезапную улыбку.

– Тебе бы хотелось получить от кого-то разрешение сделать то, что ты уже решила сделать? Это помогло бы тебе уменьшить чувство вины?

– Да, если хочешь. Но никто не может дать мне такое разрешение.

– Я могу.

– Адам? – Она вдруг рассмеялась.

– Сим заявляю, что разрешаю тебе сделать то, что доставит тебе удовольствие. Теперь тебе лучше?

– Нет, просто я боюсь. И как моему другу тебе следует использовать все средства, чтобы отговорить меня от ошибки, которая может принести мне боль.

– Но боль ты уже испытала, – напомнил он. – Теперь, совершив эту, как ты выразилась, ошибку, ты можешь получить удовольствие.

– О Господи! – прошептала Алина, сжимая его руку. – Ты уговоришь кого угодно, Адам.

– Я стараюсь, – пробормотал он, с улыбкой глядя на нее.


Гидеон прошел к веранде, выходившей в сад и примыкающей к задней части особняка. Спустившись в сад, он шел по мощеной дорожке, которая петляла среди искусно подстриженных тисов. Он надеялся, что свежий воздух сделает свое дело и поднимет его настроение. Ночь еще только начиналась, и он должен был сбавить темп. Позже, когда гости разойдутся по своим комнатам, он сможет позволить себе отпустить поводья и напиться. К сожалению, еще несколько часов ему придется продержаться в относительной трезвости.

Несколько садовых фонарей освещали сад, впрочем, их было вполне достаточно для вечерней прогулки. Выйдя на небольшую площадку с фонтаном посредине, Гидеон, к своему удивлению, обнаружил, что не один. Девушка медленно кружилась вокруг фонтана. Кажется, она прислушивалась к отдаленным звукам музыки, которые долетали сюда из открытых окон особняка. И это явно доставляло ей удовольствие. Тихо напевая мелодию, она двигалась в ритме вальса, останавливаясь на секунду, чтобы сделать глоток вина из бокала, который держала в руке. Разглядев ее профиль, Гидеон понял, что она не такая уж юная, скорее молодая женщина, причем если и не очень красивая, то, несомненно, обращающая на себя внимание.

Скорее всего служанка, подумал он. На ней было простое платье, а волосы, заплетенные в косу, спускались на спину. Быть может горничная, которая потихоньку вышла из дома, чтобы выпить украденный бокал вина.

Женщина снова сделала круг, потом еще... словно Золушка, забывшая о времени и о том, что бальное платье скоро исчезнет. Глядя на нее, Гидеон не мог сдержать улыбки. Забыв о том, что он хотел еще выпить, он подобрался ближе, шум фонтана заглушал его шаги.

Продолжая кружиться, женщина вдруг увидела его и замерла.

Гидеон стоял перед ней с присущей ему элегантной неуклюжестью, опустив голову и рассматривая ее лукавым взглядом.

Быстро придя в себя, она взглянула на него. Робкая улыбка коснулась ее губ, а глаза заблестели в мягком свете фонарей. Несмотря на недостаток классической красоты, в ней было что-то непостижимое... женственность, непосредственность, живая и радостная, чего он не встречал прежде.

– Фу, – сказала она, – как унизительно! Не будете ли вы столь добры забыть то, что только что видели?

– Я уже все забыл, у меня память, как у слона, – сказал он с притворным сожалением.

– Ах, как мне жаль вас! – проворковала она и рассмеялась.

Гидеон был мгновенно пленен. Сотни вопросов теснились в его голове. Он хотел знать все: кто она, почему она здесь, любит ли она чай с сахаром, нравится ли ей лазить по деревьям... И на что был похож ее первый поцелуй...

Поток любопытства поставил его в тупик. Обычно он избегал задавать вопросы, не вполне доверяя словам. Гидеон рассматривал ее. Она слегка напряглась, словно не привыкла разговаривать с незнакомыми людьми. Когда он подошел ближе, то увидел, что ее черты далеко не идеальны, а нос несколько длинноват, но ее губы были мягкими и прекрасной формы. А глаза... светло-карие... с примесью зеленого... блестящие глаза, неожиданно оказавшиеся выразительными и глубокими.

– Вальсировать легче с партнером, – заметил он. – Вы позволите?

Незнакомка смотрела на него так, словно вдруг обнаружила, что находится на какой-то незнакомой планете с чужестранцем. Музыка все доносилась с балкона... После некоторого замешательства она, улыбаясь, отрицательно покачала головой, ища причину отказать ему.

– Я еще не допила вино.

Гидеон медленно потянулся к бокалу в ее руке. Она отдала его без возражений, их взгляды встретились. Подняв бокал к губам, он осушил его, сделав несколько глотков, затем поставил пустой бокал на край фонтана.

Она улыбнулась и погрозила ему пальцем.

Когда он смотрел на нее, то ощущал жар в груди. Как когда-то давно, когда у него был круп, и сиделка заставила его дышать паром настоя трав. Он помнил облегчение, которое наступило после мучительных часов, когда он задыхался, жадно ловя горячий, драгоценный воздух. Странно, это чувство скорее похоже на... чувство облегчения, впрочем, он не совсем уверен.

Он протянул ей руку. Без перчатки. Он снял перчатки и положил в карман, как только вышел в сад. Он ждал...

Очевидно, решение далось ей не легко. Она отвернулась, прикусив нижнюю губу, и задумалась. Гидеон решил, что она собирается отказать ему, но в этот момент теплые пальчики легли на его ладонь. Он держал ее руку так, словно держит трепещущую птичку. И привлек ее к себе, чувствуя аромат розовой воды, идущий от ее волос. Ее тело было гибким, женственным... А талия, не стянутая корсетом, приятно ощущалась под рукой. Несмотря на необыкновенную романтичность момента, Гидеон ощутил далеко не романтичные позывы, когда его тело отозвалось на близость прелестной женщины. Он закружил партнершу в медленном вальсе, ведя ее по неровному, вымощенному плитами дворику.

– Прежде, когда я выпивал бутылку бренди, то видел, как феи танцевали на лужайке, – сказал он. – Но мне никогда не приходилось танцевать ни с одной из них. – Он прижал ее крепче, и она попыталась изменить направление. – Нет уж, позвольте мне вести.

– Мы слишком близко к грани дорожки, – смеясь, предупредила она, когда он подчинил ее своему ритму.

– Вовсе нет.

– Упрямый американец, – сказала она, морща нос. – Я уверена, что мне не следует танцевать с джентльменом, которому мерещатся феи. И, без сомнения, вашей жене не понравится это.

– У меня нет жены.

– Есть, не лгите, – Она погрозила ему пальцем, словно он был школьником, которого поймали на лжи.

– Почему вы так уверены?

– Потому что вы один из американцев, а они все женаты, кроме мистера Маккены. А вы не Маккена.

– Среди них есть еще один холостяк, – комментировал Гидеон, отпуская ее талию и поворачивая ее за одну руку.

Она повернулась к нему спиной, и он улыбнулся ей.

– Да, – ответила она. – Но это, должно быть...

– Мистер Шоу, – помог ей Гидеон, когда она сделала паузу.

– О... – Она смотрела на него, широко открыв глаза. Если бы он не поддержал ее в этот момент, она бы споткнулась. – Мне говорили, чтобы я держалась от него подальше.

Он усмехнулся ей:

– Кто говорил?

Она проигнорировала вопрос.

– И даже если я уверена, что половина слухов о вас неправда...

– Все правда, – не смущаясь, ответил Гидеон.

– Вы опасный мужчина.

– Очень опасный.

Она отклонилась от него и рассмеялась:

– По крайней мере вы признаете это. Но все-таки будет лучше, если я пойду. Спасибо за танец... это было чудесно.

– Не уходите, – попросил Гидеон, мягко, но настойчиво. – Подождите. Скажите мне, кто вы?

– Позволяю вам угадать с трех раз.

– Служанка?

– Нет.

– Вы не можете быть одной из девиц Марсден, вы совсем не похожи на них. Вы из деревни?

– Нет.

Гидеону пришла внезапная мысль.

– А вы не любовница графа, нет?

– Нет, – сказала она, мягко улыбаясь. – Это была третья попытка. Прощайте, мистер Шоу.

– Подождите...

– И не танцуйте с феями на лужайке, – посоветовала она. – Тут сыро, вы испортите туфли.

Она быстро ушла, а он так и остался стоять с бокалом в руке и растерянной улыбкой на лице, которая напоминала, что она была здесь.


– Повтори, что он сказал! – потребовала Ливия, едва не упав с постели Алины, где сидела, сложив ноги по-турецки. Это была их традиция: после бала Ливия обязательно приходила в комнату сестры, чтобы услышать последние сплетни.

Алина глубже погрузилась в горячую ванну, стоявшую посреди комнаты, наслаждаясь запахом трав и настоев, которые миссис Фэрклот всегда добавляла в воду. Вода была горячая, но вовсе не от нее раскраснелись щеки. Алина отвернулась от недоверчивого лица младшей сестры к миссис Фэрклот, которая застыла с открытым ртом. Несмотря на собственное волнение, Алина не могла не поделиться:

– Он сказал, что, если я не выпровожу его из Стоуни-Кросс-Парка, он уложит меня в постель.

– Но он сказал, что любит тебя? – настаивала Ливия.

– Господи Боже мой, нет! – быстро проговорила Алина, вытягивая ноги и шевеля пальцами под водой. – Намерения Маккены относительно меня не имеют ничего общего с любовью, это ясно.

– Но... но не может же он просто прийти и заявить, что... собирается...

– Оказывается, может.

Ливия недоверчиво покачала головой:

– Никогда не слышала о подобной самоуверенности!

Подобие улыбки тронуло губы Алины.

– Женщине, которая легко смотрит на такие вещи, это может даже польстить. – Прядь волос выбилась из пучка, и она заправила ее за ухо.

Ливия внезапно рассмеялась:

– Рискованно предупреждать тебя о своих намерениях.

– Я бы сказала, что это ужасная наглость, – не выдержала миссис Фэрклот, подходя к ванне с полотенцем в руках. – И при первой возможности скажу ему это.

– Нет, нет, не надо, – заволновалась Алина. – Вы не должны. Это просто игра. И мне это нравится, я хочу поиграть пока...

Экономка смотрела на нее, не скрывая изумления.

Миледи, вы отдаете себе отчет? Как хотите, но это меньше всего похоже на игру, если учесть вашу историю с Маккеной. Ваши чувства с обеих сторон все еще очень глубокие и были похоронены слишком недавно. Не начинайте это, миледи, если не готовы пойти до конца.

Ничего не ответив, Алина встала и, взяв из рук миссис Фэрклот большую махровую простыню, завернулась в нее. Она перешагнула бортик ванны и стояла, пока миссис Фэрклот вытирала ее ноги. Взглянув на Ливию, она увидела, что младшая сестра внезапно отвела взгляд и смотрит на камин, занятая своими мыслями. Она не винила за это Ливию, после стольких лет вид ее ног не оставлял равнодушной даже ее.

Двенадцать лет прошло с того дня, когда произошел несчастный случай. Она плохо помнила подробности. Но знала одно: если бы не миссис Фэрклот, она бы не выжила. Когда доктора, вызванные из Лондона, развели руками, сказав, что не в силах что-либо сделать, экономка послала лакея за знахаркой из близлежащего графства. Знахарка, обладающая даром белой магии, не только внушала страх, но и пользовалась благодарностью со стороны местных жителей, и клялась в эффективности своих целительских методов.

Марк, будучи по натуре здравомыслящим человеком, не верившим ни в какие чудеса, был против ее появления. Знахарка оказалось женщиной средних лет и скромной внешности, в одной руке она держала маленький медный котелок, в другой – сумку с травами. В то время Алина была при смерти и не запомнила знахарку. Но любила слушать, когда Ливия рассказывала об этом эпизоде.

– Я думала, Марк выгонит ее, – рассказывала Ливия. – Он встал у двери в твою спальню, решив, что будет защищать тебя в твой последний час, а эта женщина подошла прямо к нему без всякого страха, хотя была гораздо ниже его, и потребовала, чтобы ей разрешили видеть тебя. Я и миссис Фэрклот умоляли Марка все утро позволить ей сделать то, что она хочет, так как мы были уверены, что это не принесет тебе вреда. Но он заупрямился и отпускал оскорбительные комментарии в ее адрес.

– И знахарка не испугалась его? – спросила Алина, зная, каким нетерпимым может быть брат.

– Совершенно нет. Она сказала ему, что если он не позволит ей войти в твою комнату, она наведет на него порчу.

Алина скептически улыбнулась:

– Марк не верит в заговоры и колдовство, он слишком трезво смотрит на жизнь.

– Да. Но он прежде всего мужчина, и знахарка пригрозила лишить его... его... – Ливия залилась смехом. – Короче, его мужская сила оказалась под угрозой. Услышав это, он побледнел и, сказав несколько резких слов, наконец разрешил знахарке пробыть в твоей комнате час при условии, что он не спустит с нее глаз все это время.

Ливия в красках описывала все, что делала знахарка, исполняла свой ритуал: голубые свечи... круг, который она начертила вокруг постели Алины, дабы отогнать злых духов... запах ладана, наполнивший комнату...

К изумлению всех, Алина пережила эту ночь. Когда утром с ее тела сняли простыни с целебными мазями, раны больше не гноились. Они были чистыми и начали затягиваться. К сожалению, никакие снадобья знахарки не могли убрать уродливые красные шрамы, тянувшиеся от лодыжек к бедрам. Ее ноги были омерзительны... другое слово трудно подыскать, чтобы описать их. Ступни во время пожара почти не пострадали, потому как были в кожаных туфлях. По всем же открытым участкам кожи пролегла паутина шрамов. Ходить было трудно и больно, но Алина заставляла себя. Она принимала перед сном ванну с настоями трав и целебных масел, смягчающих шрамы, и осторожно растирала их, чтобы сохранить эластичность, насколько возможно.

– Что, если вы расскажете Маккене о том, что случилось? – спросила миссис Фэрклот, надевая на Алину ночную сорочку. – Как вы думаете, какая будет реакция?

Ночная сорочка заботливо скрыла несоответствие между нежной кожей ее тела и изуродованной шрамами кожей ног.

– Маккене отвратительна слабость во всех ее проявлениях, – сказала Алина, подвигая стул и тяжело садясь. – Он станет жалеть меня, а я снова буду чувствовать себя больной и думать об этом.

– Но почему вы так уверены, миледи?

– Разве не вы сказали, что Маккена найдет эти шрамы отталкивающими? – спросила Алина, тихонько вскрикивая, когда экономка натирала ее ноги целебной мазью. Никому, даже Ливии, она не позволяла к ним прикасаться. – Вы знаете, что так и будет. Любой на его месте почувствовал бы то же самое...

– Алина, – донесся с кровати голос младшей сестры, – если кто-то любит тебя, то не станет обращать внимание на твою внешность.

– Возможно, но так бывает только в сказках, – возразила Алина. – А я больше не верю в них.

Прерывая неловкое молчание, Ливия соскользнула с постели и подошла к зеркалу. Она взяла щетку и принялась расчесывать кончик косы, соображая, как бы сменить тему разговора.

– Ты никогда не догадаешься, что произошло со мной сегодня. Я пошла в сад, чтобы глотнуть свежего воздуха, и оказалась около фонтана... ты знаешь, там, куда долетает музыка из дома...

– Тебе надо было быть в зале и танцевать, – сказала Алина, но Ливия отмахнулась:

– Нет, то, что произошло со мной, было куда интереснее того, что могло ожидать меня там. Я выпила бокал вина и, поднявшись на цыпочки, как балерина, кружилась в танце, когда вдруг увидела, что кто-то стоит рядом и наблюдает за мной.

Алина рассмеялась, заинтересовавшись историей:

– Я бы перепугалась и закричала.

– Вот-вот, я почти готова была это сделать.

– Это был мужчина или женщина? – Миссис Фэрклот не могла сдержать любопытства.

– Мужчина. – Ливия повернулась на крутящемся стульчике, чтобы улыбнуться им обеим. – Высокий и неправдоподобно красивый, с чудесной шевелюрой золотистых волос. И прежде чем мы успели познакомиться, он обнял меня, и мы закружились в танце.

– Не может быть! – не веря своим ушам, воскликнула Алина.

Ливия продолжала все с большим возбуждением:

– Представь себе! Оказалось, что мой партнер по вальсу не кто иной, как мистер Шоу, причем более любезного и веселого мужчины мне не приходилось встречать. О, я уверена, что он ужасный сердцеед, но что это был за танец!

– Он пьет, – хмуро заметила миссис Фэрклот, будучи в курсе пересудов, гулявших среди слуг.

– Не сомневаюсь в этом. – Ливия задумчиво тряхнула головой, словно пыталась разгадать какую-то тайну. – В его глазах затаилась грусть, словно он видел и делал все уже тысячу раз и не находит интереса ни в чем.

– Он ведет себя совсем не так, как Эмберли, – осторожно заметила Алина, все больше убеждаясь, что сестра увлечена американцем.

– И абсолютно во всем, – согласилась Ливия, откладывая в сторону щетку для волос. Ее тон смягчился. – Хотя он мне нравится. Алина, ты должна непременно разузнать о нем все, что можешь, и рассказать мне.

– Нет. – Алина смягчила отказ шутливой улыбкой и вздрогнула, когда миссис Фэрклот начала нежно массировать ее лодыжку, сгибая сустав. – Если ты хочешь побольше узнать о мистере Шоу, то должна выйти из своего заточения и расспросить его самого.

– Не беспокойся, – без энтузиазма ответила Ливия и зевнула. – Может быть, я и сделаю это. – Встав, она подошла к Алине и поцеловала сестру в макушку. – А ты, дорогая, лучше побеспокойся о своих отношениях с Маккеной. Я подозреваю, что он куда более опытный игрок, нежели ты.

– Хорошо, мы подумаем об этом, – ответила Алина, вызвав смешок Ливии и обеспокоенный взгляд миссис Фэрклот.

Загрузка...