И снова о любви

Глава 19

Спать я не хотела. Разумеется, я знала, что не вернусь домой рано, как того хочет мать, надеялась потихоньку прошмыгнуть в свою комнату в час или два ночи и немного отдохнуть перед экзаменом. Но не ожидала, что проснусь в «Уолдорф-Астории» рядом с Блейком. Я смотрела на его вздымающуюся грудь, приоткрытые губы и очертания его тела под простыней. Эта картина заставила меня забыть о маме и об экзамене.

Он открыл глаза, улыбнулся и отбросил волосы с моего лица, и я подумала, что мать ошибалась, когда говорила, что все парни одинаковые — «наврут что угодно, лишь бы уложить в постель, и тут же ищут себе другую жертву». Никого он искать не собирался.

Затем мой взгляд упал на электронные часы на тумбочке. Перевалило за семь, а экзамен начинался в девять. В ужасе я собрала вокруг себя простыню и перекатилась на край кровати.

— Что такое? — спросил Блейк.

— У меня сегодня экзамен. Я опоздаю.

— Не опоздаешь, — сказал он. — Я отвезу тебя прямиком в школу.

— Мне нужно домой, переодеться… Не пойду же я в этом. — Я подняла с ковра платье. — Мне бы принять душ, умыться и съесть что-нибудь… Не хватало только провалить экзамен. Я же собираюсь поступать в Парсонс.

Он рассмеялся, схватил меня за руку и притянул к себе.

— Не волнуйся так, Ари. Экзамены — ерунда. Мой отец поможет тебе поступить куда угодно. Ты это прекрасно знаешь.

Мне все равно хотелось хорошо сдать экзамен, чтобы не разочароваться самой и не расстроить маму. В ушах зазвучали язвительные, колкие комментарии, которые она не преминет высказать, если я срежусь.

Но от Блейка оторваться было трудно. Мы еще немного полежали в постели, он целовал мой затылок, заставив меня отбросить все тревоги по поводу моей весьма посредственной внешности, забыть о том, что мне скорее всего придется всю жизнь страдать и бороться и в конце концов умереть в одиночестве.

В половине девятого Блейк высадил меня у дома. Он хотел пойти вместе со мной и убедить маму в том, что мы танцевали в клубе у Дэла и не делали ничего неприличного. Но я не разрешила: мать, чего доброго, начала бы его оскорблять. «Думать надо головой, Блейк. Головой, а не тем, что у тебя в штанах».

Она распахнула дверь, как только мой ключ коснулся замочной скважины, и заорала мне в лицо:

— Что, черт возьми, происходит?

Дверь захлопнулась с оглушительным грохотом, я вздрогнула. В мятом платье посреди прихожей я чувствовала себя как когда-то Эвелин после ночных тусовок «бог знает где» и «бог знает с кем».

— Мы поехали танцевать и потеряли счет времени, — оправдывалась я.

— Танцевать? Где? На заднем сиденье в машине у Блейка?

— В «корветах» нет заднего сиденья, мама, — брякнула я и сию же минуту пожалела об этих словах.

Мама уставилась на меня, будто перед ней вовсе не я, а кто-то другой. Еще хуже, чем Эвелин. Но произошедшее между мной и Блейком было не аморальным, а она бы принялась убеждать меня в обратном, поэтому я продолжала врать. Клялась, что ничего не произошло, сожалела, что так получилось, и уверяла, что такое никогда не повторится. А потом по-настоящему почувствовала себя виноватой, потому что она мне поверила.

— Умойся и причешись! — крикнула она, но времени на это не оставалось.

Я сорвала платье, натянула джинсы и пуловер и выскочила на улицу. Мама уже завела машину.

Жителям Бруклина разрешалось сдавать вступительный экзамен в своем округе, поэтому я поехала не в Холлистер, а в свою прежнюю школу. Саммер тоже была там. Она сидела впереди, на соседнем ряду, отдохнувшая, в белой водолазке и фирменных джинсах. Я же с нечесаными волосами и размазанной под глазами тушью выглядела как облезлая нищенка. Она посмотрела назад, в ужасе отшатнулась и опять сделала вид, что в упор меня не замечает.

На мгновение я подумала, не рассказать ли ей о том, что произошло минувшей ночью. Девочкам всегда хочется поделиться таким с сестрами или лучшими подругами. Но Эвелин уехала с Патриком на выходные в Бостон на сбор семейства Кэгни; с Ли — даже если бы мы и помирились — у меня язык не повернулся бы обсуждать секс с ее кузеном. А с Саммер мы не разговаривали.

Усталая, с раскалывающейся головой, я взялась за цепочки аналогий — задание из языкового раздела теста. Слова на листке сливались друг с другом. «Лекарство — болезнь; закон — беззаконие; вымогать — добиваться; плагиат — заимствование; догмат — богослов…» Что еще за «догмат»? Я встречала это слово, когда готовилась к экзамену, но сейчас в голову ничего не шло.

Перед математическим разделом объявили перерыв, и я, глядя в затылок Саммер, придумала собственную аналогию: «настоящее» относится к «фальшивому» так же, как «любовь» к «лимеренции». А у тебя, Саммер, хватило наглости заявить, что я просто слегка запала на Блейка. Я его люблю, а он любит меня, и теперь ты не можешь сказать, что я едва его знаю и что не спала с ним. Потому что это неправда!

Глаза слипались. Желудок сводило от голода. Мне хотелось думать о Блейке и о том, что произошло ночью. Однако после перерыва я, упершись лбом в руку, читала о Сузи, которой нужно попасть в пункты В и С в любом порядке. По линиям на рисунке от меня требовалось определить, сколькими маршрутами она может пройти из пункта А и обратно через пункты В и С, не проходя по одной дороге дважды.

Сегодня мне не было до Сузи никакого дела.

А вот Саммер, судя по всему, отлично знала, какой дорогой шагать Сузи. Я смотрела, как она непринужденно просматривает вопросы, накручивая локон на палец, и быстро проставляет галочки карандашом. Покончив с тестом первой в классе, она закрыла книгу, откинулась на стуле и принялась изучать свой безупречный маникюр.

У меня прямо руки чесались взять карандаш и проткнуть ей сердце. Так нечестно! Она никогда ничего не учила. Зато у нее хватило ума лечь спать пораньше и с утра хорошо позавтракать.

В животе урчало, время подходило к концу. Я определенно заваливала вступительный экзамен, хоть на моем счету была куча решенных на отлично тренировочных тестов, а у Саммер — ни одного.

Мама ждала меня у школы.

— Надеюсь, ты справилась хорошо? — встревоженно произнесла она по дороге домой. — Как ты сама считаешь?

Уставившись в лобовое стекло, я собралась с духом и соврала:

— Думаю, пойдет.

Мама резко повернула голову в мою сторону.

— «Пойдет»? Что это значит?

— Ничего.

К горлу подступала тошнота.

Мы остановились на красный сигнал светофора, и я слушала, как она стучит обручальным кольцом по рулю.

— Ладно, — выдавила она. — Если оценка будет не слишком высокой, можно пересдать.

Наверное, эта мысль ее утешила. Я молча кивнула. Голова трещала сильнее и сильнее, а я все думала о сегодняшней ночи. Меня, разумеется, беспокоили результаты экзамена, но я вспомнила, что сказал утром Блейк. Экзамен не имеет значения — мистер Эллис поможет мне поступить в любое учебное заведение.

Когда в следующие выходные Блейк впервые привел меня в свою комнату в пентхаусе, мистера Эллиса дома не было. Комната оказалась на удивление маленькой. На полу лежал ковер с грубым ворсом, на рабочем столе — куча учебников.

Кровать стучала о стену, а шерстяные одеяла кололи мне кожу, когда мы во второй раз занимались любовью. Мы стали приходить сюда при каждом удобном случае, со Дня благодарения и до той поры, когда уже загорались первые рождественские огоньки. Мистер Эллис всегда отсутствовал. Иногда мы занимались сексом, временами Блейк проделывал то же, что в Хэмптонс, и я больше не прятала лицо. А порой мы просто часами лежали в постели обнявшись, это тоже было чудесно.

— Я тут подумал… — произнес он.

До Рождества оставалась пара дней, в этот вечер мы просто целовались и болтали под шерстяными одеялами. На улице шел снег, стоял зверский холод, и мне нравилось прятаться от всего мира в укромной спальне.

Блейк сказал, что не хочет больше учиться на юридическом. Отработав летом в фирме «Эллис и Хаммел», он понял, что терпеть не может носить костюм, а адвокатской рутиной уже сыт по горло. Но сказать об этом отцу у него не хватает духу, поэтому он собирается завершить учебу в колледже, сдать экзамен на пожарного и, выбрав момент, сообщить мистеру Эллису.

— Поступай так, как хочешь ты сам, — сказала я. — Я пришла к этому выводу недавно.

Он улыбнулся, стягивая одежду с нас обоих. Я почувствовала прикосновение его губ и его дыхание.

— Блейк, — сказала я позже. — Все, о чем мы говорили — дом, и дети, и будущее, — ты ведь не против подождать несколько лет? Ну… пока я не окончу колледж и магистратуру? Я тоже об этом мечтаю… но пока не готова.

— По мне бы лучше иметь все это сейчас. Но ради тебя… я подожду.

Потом он сообщил, что хочет кое-что заранее подарить мне на Рождество, надел шорты, подошел к столу и вернулся к кровати, крепко стиснув кулак. Он протянул руку и разжал пальцы, на ладони лежал огромный рубин квадратной формы на золотой цепочке.

— Хочу, чтобы эта вещь была у тебя, — выговорил он. — Она принадлежала моей маме.

Его маме. Оказывается, он любил меня еще больше, чем я думала, потому что не отдал бы такой дорогой его сердцу предмет кому попало.

Блейк застегнул цепочку у меня на шее, залез под одеяло, и мы быстро уснули. Не знаю, сколько мы проспали, но какое-то время спустя я услышала чье-то покашливание и открыла глаза. В дверях с недовольным лицом стоял мистер Эллис.

Такого стыда я еще не испытывала. Мой лифчик валялся на ковре, а у меня под боком, обняв меня за плечи, спал Блейк. Я слегка толкнула его, чтобы разбудить, и мистер Эллис выразил желание поговорить с ним внизу с глазу на глаз.

Они вышли из комнаты, и я вмиг натянула одежду. Издалека долетали голоса: сильный нью-йоркский выговор и едва заметный южный акцент. Не в силах разобрать ни слова, я прокралась в коридор, но все равно ничего не слышала — речь заглушали шаги. Я бросилась в ванную и сидела там, пока не постучал Блейк.

— Все в порядке, — попытался успокоить он, увидев мое пылающее лицо. — Я отвезу тебя домой, хорошо?

— Домой ее отвезу я, — перебил мистер Эллис, он стоял внизу у лестницы. — В любом случае у меня еще дела в городе. Ты не возражаешь, Блейк?

Возрази же, Блейк, думала я. Смотрела на него в надежде, что он прочитает мои мысли, но у него, похоже, не было таких способностей. Потом я оказалась рядом с мистером Эллисом в таком же, как у Дэла, «порше» и изо всех сил пыталась держаться с достоинством, словно меня только что застукали голую в постели с молодым человеком.

Работало радио, станция 1010 WINS. «Дайте нам двадцать минут, и мы подарим вам мир!» Кожаные сиденья были с подогревом, с зеркала заднего вида свисал медальон. «Университет Фордхэм, юридический факультет, выпуск 1964 года». Я рассеянно дотронулась до рубина на шее одной рукой и нервно потеребила волосы другой.

Мистер Эллис заметил мое украшение. Наши глаза на секунду встретились, но он промолчал. Я спрятала кулон под блузку. В голове мелькнула мысль: вряд ли ему нравится, что вещь его покойной жены досталась мне.

Впрочем, он не выдал недовольства. Включил свое обаяние и завел любезный разговор о погоде. Потом поведал, что в юности трудился до седьмого пота на каком-то предприятии в деловом районе Манхэттена, чтобы оплачивать кредиты за учебу и наработать опыт для открытия своего дела. Все ради детей, заметил он. Жаль, что ценит это только Блейк.

— Сын сообщил мне о твоих планах, — сказал он, когда мы почти приехали. — Я могу помочь. У меня много знакомых в Школе дизайна Парсонс.

— Спасибо, мистер Эллис, — ответила я, надеясь, что в разговоре со своими знакомыми он хотя бы вспомнит мою фамилию.

Он откинул назад волосы.

— А может, ты еще чего-нибудь хочешь, Ари? В общем… что еще я могу для тебя сделать?

Мы остановились в квартале от моего дома, у того самого пустого участка, где мы с Блейком целовались. По последним слухам, владельцы либо промотали весь свой выигрыш, либо сели в тюрьму за убийство одного из главарей мафии.

Я смутилась. Зачем он здесь припарковался? И что имеет в виду? Я помотала головой, а он спросил, уверена ли я, потому что в его власти многое. Например, он может профинансировать мое обучение в колледже и купить мне любую машину, какую ни пожелаю.

— Мне ничего не нужно, мистер Эллис, — произнесла я.

Он повернулся ко мне всем корпусом, и я посмотрела ему в лицо. Он был очень красив, намного интереснее своих сыновей, но неожиданно я ощутила страх. Что-то скрывалось за этой обходительной улыбкой и карими глазами — такими темными, что зрачков не разглядишь.

— Знаешь, Ари, — сказал он, — Блейк последнее время ведет себя весьма странно. Запустил учебу, витает в облаках… А на прошлой неделе я нашел в его комнате заявление в Департамент пожарной охраны. Ты что-нибудь об этом знаешь?

Мне хотелось поскорее бежать домой. Но, покачав головой, я продолжала слушать о том, что такое и раньше случалось с Блейком. Он как раз встречался с девушкой из Джорджии и даже решил бросить школу, уехать туда, жениться на ней и работать где-нибудь в глуши на производстве. Надо же!

Я ощутила тошноту. Вспомнился вечер в пентхаусе, когда Блейк с Дэлом говорили о Джессике. Дэл сказал, что Блейк провел с ней два года и она бросила его, даже не позвонив. Наверное, у нее не было за душой ни цента и она не смогла устоять перед предложением мистера Эллиса. Судя по всему, отец Блейка постарался от нее избавиться, чтобы она не разрушила его планы относительно призовой лошадки.

Но я — не Джессика. Мне был нужен только Блейк.

Мистер Эллис все расспрашивал о моих желаниях и приговаривал, что купит для меня и моей семьи все, что угодно.

— Мы ни в чем не нуждаемся, — ответила я.

Он на мгновение задержал взгляд на моем лице, будто пытаясь расплавить мою волю. Это не сработало, он отвернулся и молча завел машину. Мы остановились у нашего дома. Папа, взобравшись на приставную лестницу, проверял лампочки на украшающей крышу гирлянде.

— Это твой отец? — спросил мистер Эллис. — Детектив?

Я кивнула и уже взялась за ручку дверцы, но он меня остановил.

— Ари, — произнес он, — уверен, ты не хочешь, чтобы он узнал, чем ты занимаешься. В смысле… бываешь в спальне у молодого человека и вытворяешь вещи, которые могут привести к большим неприятностям. Родители наверняка о тебе высокого мнения, так зачем его портить?

От взятки он быстренько перешел к шантажу. Мои щеки вновь вспыхнули, он смотрел сквозь меня, словно видел все, чем мы занимались с Блейком в постели. Я как ужаленная выскочила из машины, пролетела мимо отца в дом и бросилась наверх, к себе в комнату. В тот вечер я долго не могла уснуть.

Блейк позвонил на следующее утро как ни в чем не бывало. Разумеется, он не знал, что произошло. Мистер Эллис не собирался рассказывать ему о нашей беседе, я тоже промолчала. Не смогла я разрушить иллюзии Блейка, сообщив, что его отец — коварный интриган.

В сочельник Блейк пригласил меня в пентхаус, и первой, кого я увидела в фойе, была Рейчел. С бокалом в руках, в черном трикотажном платье с разрезом, она провожала какого-то мужчину. Рейчел бросила на меня взгляд, и я занервничала: а вдруг она считает меня такой же гадкой, как Саммер? Того и гляди, развернется на своих высоченных каблуках и укажет на меня тонким пальцем.

Я поспешила пройти мимо и уже почти добралась до гостиной, когда до моего локтя кто-то дотронулся.

— Ари… Ты не хочешь поздороваться со мной, милая? — произнесла Рейчел с легким южным акцентом.

Изобразив полное спокойствие, я сделала вид, что просто ее не заметила.

— Привет. — Сжав кулаки, я ждала чего-то ужасного.

— Ли здесь, — сказала Рейчел, мотнув головой в сторону гостиной.

Я думала, она собирается сообщить, что я эгоистичная, расчетливая и не заслуживаю такой подруги, как Ли. Однако Рейчел просто обняла меня за талию и наклонила голову.

— Думаю, вам нужно помириться, — прошептала она. — Ты понятия не имела, что делаешь. Из-за парней девушки теряют голову. Со мной такое случалось, Бог свидетель. К тому же, как я уже говорила, вы все трое можете быть друзьями. Не так ли?

Я с облегчением выдохнула, кивнула и принялась разыскивать Ли среди потягивающих вино гостей. С красной кружкой в руках она стояла у огромного, во всю стену, окна и смотрела на Манхэттен. Я тронула ее за плечо, и она обернулась.

— Ари, — произнесла Ли с серьезным лицом.

Сегодня она казалась красивее, чем когда-либо. Волосы были зачесаны назад, а макияж, наверное, ей делала Рейчел. Использовала правильные тона — абрикосовую помаду, золотые тени для век. На Ли было зеленое бархатное платье, подхваченное на талии серебряным пояском.

Я вдруг разволновалась и стала тянуть себя за палец, пытаясь хрустнуть костяшкой.

— С Рождеством, — выдавила я, разглядывая зефиринки в ее какао.

Прислонившись к окну, она холодно произнесла:

— С Рождеством.

Меня огорчил ее тон, но я решила попытаться еще раз попросить прощения.

— Ли, — начала я, — ты не заслужила того, как я с тобой поступила. Конечно, слова ничего не значат, но что еще я могу сделать? Мне на самом деле хочется, чтобы мы вновь стали подругами.

За ее спиной мерцали городские огни. Она отхлебнула из кружки. Мне показалось, Ли нет дела до меня, что Рейчел ошибается и все это бесполезно. Я отвернулась, но она вдруг схватила меня за локоть.

— Ладно, Ари. Я принимаю твои извинения. Но больше не смей так со мной поступать.

— Обещаю, — ответила я и протянула руку.

Вместо того чтобы пожать ее, Ли меня обняла.

Позже я увидела мистера Эллиса. Ну и лицемер! Так и сверкал улыбкой — само очарование.

— Счастливого Рождества, Ари! Очень рад, что ты пришла.

Я улыбнулась в ответ, решив, что тоже буду притворяться и ни за что не позволю ни ему, ни кому-либо другому отобрать у меня Блейка. Не приму взятку и не поддамся на шантаж, даже если он вздумает установить скрытые камеры в Хэмптонс и в апартаментах. Меня терзали сомнения, на самом ли деле у него есть непристойные свидетельства, которые он планирует предъявить моим родителям, если я не исчезну. Например, видеозапись, где я без лифчика в бассейне. Или где мы вдвоем занимаемся кое-чем на колючих одеялах.

Это паранойя, твердила я себе. Прямо как в «Днях нашей жизни». Но после случившегося я поняла — от Стэнфорда Эллиса можно ждать чего угодно. Он мог позвонить маме и отцу и выставить меня лгуньей, а это будет означать, что вторая дочь тоже их подвела. Хоть я и молилась, чтобы этого не произошло, в душе я уговаривала себя — ничего страшного, это нормально, если ты любишь.

— Показать, что я получил в подарок на Рождество? — спросил Блейк.

Мы сидели с Дэлом, Рейчел и Ли. Ли сообщила, что уже встречается с тем парнем, что живет с ней по соседству, и при каждом упоминании ее лицо прояснялось. Похоже, переезд в Калифорнию пошел ей на пользу.

— Блейку отец подарил стереосистему, — сказал Дэл, развалившись на диване с сигаретой и бокалом в руках. — А знаешь, Ари, что получил я? Кукиш вместо ссуды на клуб. Теперь мне прямая дорога в банк за кредитом под чертовы десять процентов.

— Не выражайся! — вскипел Блейк. — Отец не обязан выручать тебя каждый раз, когда ты попадаешь в неприятности.

— Зато ради тебя он в лепешку расшибется, — бросил Дэл.

Блейк не ответил. Наверное, знал, что это правда. Потом он взял меня за руку, повел наверх, показал дорогую стереосистему и расстроился, когда я не проявила энтузиазма.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего.

Я подошла ближе и поцеловала его. А затем пригласила назавтра к нам отмечать Рождество, но он ответил, что не сможет — они идут на ужин к одному из партнеров отца и ему не отвертеться.

— Ну, пожалуйста, — канючила я. — Ради меня.

И он согласился.

На следующий день он пришел к нам с гостинцами для детей и чизкейком из «Линди». Я преподнесла Блейку его любимый лосьон после бритья, и он был очень признателен, хотя по ценности этот подарок не шел ни в какое сравнение с тем, что получила от него я.

После ужина мы с Эвелин мыли посуду, мама развлекала мальчиков, а папа с Патриком и Блейком смотрели в гостиной телевизор.

— Какой огромный! — воскликнула Эвелин, взглянув на рубин у меня на шее, и прошептала мне на ухо: — А он тоже огромный?

Я кивнула и прижала палец к губам, а она издала игривый смешок. Я рассказала ей все о нас с Блейком — об «Уолдорфе-Астории» и о том, чем мы занимались в его спальне. Она обещала ничего не говорить маме.

Час спустя за круглым столом мы ели мамино сливочное печенье. Блейк держался совершенно непринужденно, словно он — член нашей семьи. И мне пришло в голову, что Блейк научится давать отпор мистеру Эллису. Если он отказался идти на Рождество с отцом ради того, чтобы отметить праздник со мной, значит, он определенно делает успехи.

— Мне нравится мой подарок, — сказала я, вертя в пальцах рубин.

Все ушли в гостиную, а мы с Блейком сидели на диване. Я замерзла, и он дал мне свою университетскую толстовку. Она пахла им, и я радовалась, что буду спать в ней сегодня ночью. И мне не придется прятать ее среди вещей в шкафу.