Глава 9

После завтрака Сондгард отправился отдавать распоряжения на тот случай, если убийца действительно клюнет на удочку и попытается убежать до наступления трех часов. Капитан был сейчас совершенно уверен, что его план не сработал; его намеки на то, что у полиции нет стопроцентной уверенности в качестве отпечатка, привели к тому, что снизилась острота угрозы. Но у Сондгарда не было другого выхода. Капитан ДОЛЖЕН был оставить себе лазейку, потому что, черт побери, отпечаток ОТСУТСТВОВАЛ. Но, прикрывая себя, Сондгард резко снизил эффективность плана, так что вся его идея казалась теперь пустой тратой времени.

Арни Капоу еще больше испортил дело, спросив за завтраком, действительно ли капитан полагает, что сумасшедший попытается бежать. Если бы Сондгард ответил утвердительно, он поддержал бы уверенность сумасшедшего, что все пути к бегству перекрыты и ему лучше остаться на месте и выяснить, окажется ли отпечаток угрозой для него или нет. Если бы капитан ответил отрицательно, его хитрость стала бы очевидна всем вокруг. Поэтому Сондгард постарался не говорить ни да, ни нет, но он не тешил себя надеждой, что ЭТО сработает.

Однако оставался шанс (крошечный, но все же оставался), что убийца попытается убежать. Сондгарду пришлось поразмышлять над этой возможностью, и, когда капитан убедился, что все выходы перекрыты, он задумался над тем, как создать иллюзию, что один или больше путей НЕ заблокированы.

Ему предстояло немало хлопот. Для начала у капитана просто не хватало людей. Департамент полиции Картье-Айл в полном составе, вместе со своим начальником, насчитывал четыре человека. Один из них, Ларри Темпл, едва стоял на ногах, ему явно следовало дать отдохнуть и отправить домой до того, как он свалится; стало быть, остается трое. Даже если забросить все другие дела — то есть контроль дорожного движения и общее наблюдение, — Сондгард все равно располагал тремя полицейскими, включая самого себя. А дом, как и большинство домов, имел четыре стороны. Итак, капитан остро нуждался еще в одном человеке.

Кроме того, у самого Сондгарда было много дел, он не мог ограничить свои передвижения, взяв на себя обязанности охранника. Это сокращало его отряд до двух человек.

Но конечно, оставался еще капитан Гаррет. У капитана Гаррета было столько людей, что он не помнил их всех по именам. Капитан Гаррет мог бы оцепить дом, привезти прожекторы и мегафоны, допросить с пристрастием подозреваемых, найти улики…

Нет. Было слишком много оснований не приглашать капитана Гаррета для участия в этом деле, и не самым ничтожным из них являлось смущение Сондгарда, неминуемое при описании его слабой попытки переиграть убийцу. Она провалилась. Как только убийца будет пойман, Сондгард сможет рассказать капитану Гаррету всю историю целиком, но не сейчас. Его ошибки, просчеты и медлительность утратят свою актуальность к тому времени, когда убийца будет надежно упрятан за решетку. Однако в настоящий момент промахи его казались слишком существенными; Сондгард не хотел, чтобы на сцене появился профессионал, который отнесется к нему пренебрежительно.

Капитан убеждал себя, что ему следует забыть о личных чувствах, чтобы действовать на основе логики, а не эмоций, но Сондгарду не удавалось справиться с собой. Главный его аргумент, что это дело предназначено для психолога, а не для детектива, теперь потерял свое значение; Сондгарда сейчас поддерживала только угрюмая решимость, нежелание показаться полным идиотом.

Итак, капитан мог полагаться только на самого себя и на свой немногочисленный отряд, состоящий из бывшего военного моряка, больше любившего свою форму, чем свою работу, студента колледжа двадцати одного года от роду, готового заснуть в любую секунду, и человека, в последние двадцать лет не думавшего ни о чем, кроме лодок.

И конечно, полный дом заинтересованных участников, четырнадцать из которых являлись его добровольными союзниками и лишь один противостоял всей толпе.

Сондгарду следовало придумать, что он сможет предпринять исходя из имеющихся у него ресурсов. Надо еще и еще раз обдумать все заново и понять, что ему следует делать.

Вначале Сондгард поговорил с Луин Кемпбелл, имевшей собственный автомобиль, белый «континенталь» с откидным верхом, припаркованный перед театром. Капитан спросил ее, не может ли Луин сделать ему одолжение и отвезти домой Ларри Темпла, так как сейчас ни сам Сондгард, ни Майк Томпкинс не располагают для этого временем.

— С удовольствием, — ответила актриса и одарила капитана довольно суровой и холодной улыбкой. — Если ты тоже окажешь мне услугу.

— Если я смогу.

— Позволь мне задержаться на некоторое время в городе и сделать кое-какие покупки. — Улыбка стала насмешливой. — Скажем, до трех часов?

Сондгард улыбнулся в ответ, хотя ему пришлось сделать над собой усилие:

— Прекрасно. Твое время в твоем распоряжении.

— Благослови тебя Бог, Эрик.

Луин ушла, прихватив с собой Ларри Темпла, скорее спящего, чем бодрствующего, а Сондгард позвонил в контору, чтобы поговорить с Джойс:

— Ты можешь связаться с Дейвом?

— Я сказала ему все, что ты просил, насчет того, чтобы он вылез из лодки и сидел рядом с телефоном. Он обещал быть дома.

— Отлично. Позвони ему и скажи, чтобы он ехал сюда, но не надевал форму. Он должен поставить машину перед театром и ждать, рано или поздно я увижу его там, выйду и поговорю с ним.

— Ладно. Я скажу.

Но мозг Сондгарда продолжал работать, корректируя и редактируя его планы даже тогда, когда капитан уже начал их осуществлять.

— Нет, постой. Я не выйду. Он должен припарковаться перед театром так, чтобы видеть и переднюю и правую стены здания. Пусть он просто сидит там и наблюдает за домом. Если кто-нибудь будет выходить из дома, я выйду с ним на крыльцо, с любым человеком, покидающим дом. Если кто-нибудь выйдет из дома, а я не буду сопровождать его до крыльца, Дейв должен три раза нажать на сигнал и не дать парню сбежать. Ему следует вести себя крайне осторожно, потому что он может столкнуться с человеком, уже совершившим два убийства.

— Хорошо, я поняла. Как дела, Эрик?

— Паршиво.

— Выражение поддержки с моего конца телефонного провода поможет тебе хоть немного?

— Оно помогло бы, если бы я не знал, что ты предвзятый сторонник.

— Вот что я называю эгоизмом. Позвони мне, когда поймаешь его, Эрик.

— Обязательно.

Теперь Боб Холдеман. Сондгард подошел к нему и сказал:

— Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз, Боб.

— У меня в комнате. Идем.

Комната Холдемана располагалась на первом этаже, за репетиционным залом. Сондгард сел на единственный стул, а Холдеман устроился на краешке кровати. Шторы здесь оставались опущенными, постель разобранной, поэтому у капитана невольно возникло впечатление, что он находится в комнате тяжелобольного.

— У меня есть новости для тебя. Боб, и еще я хочу попросить тебя об услуге.

— Все что хочешь, Эрик, что твоей душе угодно.

— Отлично. Вначале новости. Первая новость: наш сумасшедший за прошедшую ночь не только написал свое послание на кухонном столе. Он натворил также и других дел. Я совершенно уверен, что эта записка не относится к убийству Сисси Уолкер, а касается второго убийства.

— Второго убийства?

— Ты знаешь усадьбу Лаундеса? Кто-то перелез вчера ночью через забор и забил до смерти одного из охранников.

— Эрик!

— Секундочку, я еще не кончил. Затем он спустился к озеру, прямо за домом Лаундесов, и три раза нацарапал в грязи имя Роберт. Затем он развернулся и отправился домой. Он не вошел в дом, он больше ничего не делал. Все, что он совершил, — перелез через ворота, убил человека, три раза написал свое имя и пошел домой.

— Роберт, — задумчиво повторил Холдеман. — А здесь в своем послании он написал Бобби. Он пытается повесить все на меня, Эрик?

— Я так не думаю. Это у него не получится, и ему следовало бы это знать. Мы имеем дело с лунатиком, Боб, вот почему следствие идет так туго. Нет никаких предположений о том, что он имеет в виду или почему он что-то делает. Я по-прежнему уверен, что, если бы я только смог понять, почему он перелез через ворота в усадьбе, я оказался бы намного ближе к разгадке, чем сейчас.

— Но ты близко, верно? В три часа…

— Это моя последняя новость. Нет никаких отпечатков пальцев.

Холдеман озадаченно заморгал:

— То есть как?

— Отпечаток был, или, лучше сказать, мог бы быть. Но мы его не фотографировали. Майк совершил ошибку. Это не его вина, такие вещи всегда могут случиться. Я блефую, Боб. Я пытаюсь напугать нашего убийцу и заставить его сбежать.

— Что, если это не сработает?

Холдеман сильно побледнел; новости явно подействовали на него, и сейчас продюсер чувствовал себя потерянным — он так надеялся на этот отпечаток пальца. Если бы убийца так же безоглядно поверил в рассказ Сондгарда.

— Я начну волноваться об этом в три часа, — пояснил капитан, откидываясь на спинку стула. — Обе новости в настоящий момент являются конфиденциальными. Отпечаток пальца, само собой разумеется. И второе убийство. В этом доме только ты, я и Майк знаем об этом, не считая, конечно, самого убийцы. Я, возможно, воспользуюсь этим, хотя, честно говоря, пока не представляю каким образом.

Холдеман кивнул. Его пальцы терлись друг о друга с сухим звуком. Наконец продюсер произнес:

— Ты говорил еще об услуге.

— Да. Я обеспечиваю прикрытие дома снаружи, но я желал бы избежать любых неожиданностей внутри. Я хочу, чтобы ты и еще два-три человека помогли мне присматривать за нашими подозреваемыми.

— Конечно.

— Я ограничил их число до четырех человек. Я не хочу, чтобы наш убийца поверил, что из дома сбежать невозможно, поэтому мне вовсе не требуется, чтобы кто-то следовал за каждым подозреваемым, куда бы тот ни направился. Просто приглядывайте за дверями и лестничными клетками, а также за лестницей, ведущей в подвал. Если вы заметите, как кто-то пытается удрать, не пытайтесь его остановить, просто подойдите и скажите мне. Вы должны предупредить меня о попытке побега как можно раньше, ведь Майк и Дейв не узнают о ней до тех пор, пока преступник не покинет дом.

— Хорошо, Эрик.

— Арни мог бы помочь нам. И Перри Кент.

— А Ральф?

— Я предпочел бы, чтобы Ральф, как обычно, занимался своим делом. Начинайте репетицию.

— Ладно. Как насчет Тома Бернса?

— Он один из моих подозреваемых.

— Том! Боже праведный, Эрик!

— Я руководствуюсь только составленным расписанием. Боб, и тем, что вы все мне рассказали. Мои расчеты исключает тебя, Дэниэлса, Арни, Перри, Ральфа, Дика и Олдена. Ну и женщины, конечно, тоже исключаются. Остаются четверо, и, сказать по правде, ни один из них не выглядит подозрительным. Но Том Бернс — один из четверых. Он пьяница, он пьет уже много лет, а это означает, что ты не можешь сказать точно, когда он сотворит или не сотворит что-либо. Он испытывал влечение к Сисси Уолкер. На кухонном столе было написано Бобби. И если Том страдает от умопомешательства в стиле Джекила и Хайда…

— Это всего лишь рассказ, Эрик!

— «Три лика Евы» не просто рассказ. Если у Тома произошло раздвоение личности, вызванное его пьянством, тогда его вторая половина вполне могла назвать себя Бобби Бернсом.

— Это нереально. Извини, Эрик, но я в это не верю.

— Все нереально, Боб. Убийства, послания — все это работа больного ума. Совершенно очевидно, что, кем бы он ни был, он способен выглядеть нормальным. Итак, им может оказаться любой из четверых, и с равным успехом это может быть Том.

Холдеман с сомнением покачал головой:

— Думаю, ты прав, но только я не могу представить себе Тома убийцей или маньяком.

— Ладно, я тоже не могу. Я также не могу себе представить убийцей ни одного из трех оставшихся. Кен Форрест, Уилл Хенли и Род Макги.

Холдеман задумчиво посмотрел на него, вслушиваясь в имена, затем покачал головой:

— И это все, Эрик? Мы никого не забыли? Я просто не могу… Эти три парня… Они все нормальные, Эрик. Я говорил со всеми тремя.

— Я тоже.

— Если преступником является один из этих четверых… Я не представляю, как ты схватишь его. Я не могу даже представить себе, что кто-то из них делает подобные вещи. Тебе нужно доказать, Эрик, тебе придется.

— Я справлюсь.

— М-м. — Холдеман обдумал его ответ, затем спросил:

— Это обязательно кто-нибудь из членов труппы? Да, я знаю, обязательно, мы уже обсуждали.

— Да. — Сондгард встал. — Ладно, у меня еще много дел.

— Что я могу рассказать Арни и Перри?

— Назови им подозреваемых, и только.

— Хорошо.

— И им следует хранить полученные сведения при себе.

— Ты их знаешь. Если один из них произнесет десять слов в неделю, мы считаем это чудом.

— Я знаю.

После ухода от Холдемана Сондгард отправился к Майку, все еще наблюдавшему за передней дверью, и приказал ему занять новый пост позади дома так, чтобы он мог видеть заднюю и правую стены. И если Майк услышит, как Дейв Рэнд трижды нажимает на сигнал, ему следует мчаться к передней двери как можно быстрее. Если он ввяжется в какую-нибудь стычку, ему следует сделать один выстрел, но не стрелять ни в одного человека, не задав ему предварительно вопросов.

Капитану понадобилось некоторое время, чтобы уладить все вопросы. У него возникло неприятное ощущение, что к настоящему моменту целая орава уже могла выбраться из дома наружу, поэтому Сондгард прошел по всему дому, пересчитав членов труппы по головам, и успокоился, обнаружив, что все они на месте. Капитан вышел на крыльцо, чтобы подождать прибытия Дейва Рэнда и понаблюдать.

Когда появился Дейв, Сондгард помахал ему рукой, спустился с крыльца и направился к театру. Но капитан не остановился поговорить с Рэндом, а прошел мимо него в здание.

Репортер Гарри Эдвардс удобно расположился в кабинете Боба Холдемана, восседая за его письменным столом и разговаривая по телефону. Здесь же находились еще три человека, сидевшие на столах и единственном оставшемся стуле. По тому, как они бросились на него, когда он вошел в комнату, капитан понял, что они тоже репортеры. Сондгард поспешно отмахнулся:

— Мне нечего сказать. Не сейчас, не сейчас.

Капитан подошел к Эдвардсу, тот поспешно закончил разговор и повесил трубку.

— Я надеюсь, вы делаете звонки не за счет театра, — заметил Сондгард.

— Конечно нет. Я работаю в серьезной компании.

— Это вы так говорите, — вставил один из репортеров.

Капитан решил пошутить, прежде чем начать разговор, и поинтересовался:

— Значит, пока приехали только эти трое.

— Пока все, — подтвердил Эдвардс, — но будет больше.

— Хорошо. Передайте всем следующее. Все репортеры должны оставаться здесь в театре. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из них слонялся вокруг дома и заглядывал в окна. Мои люди наблюдают за домом, и не все они смогут отличить подозреваемого от репортера, так что может случиться некоторая путаница. Репортер по ошибке может даже схлопотать пулю, а мне потом придется приносить публичные извинения. Поэтому держите их здесь, хорошо? Эдвардс громко засмеялся:

— Вы мне нравитесь, профессор. Ваше слово — закон.

— Прекрасно.

Сондгард снова вышел, обратив внимание на то, чего он не заметил, входя в театр: Гарри Эдвардс прикрепил к одной из стеклянных дверей табличку: «Пресс-информация. Внутри, направо».

Капитан поблагодарил Бога за Гарри Эдвардса. Он снова кивнул Дейву, крупному светловолосому мужчине с красным лицом, выглядевшему на суше неуклюже и громоздко, потом вернулся в дом, чтобы заняться наблюдением.

* * *

— Который час?

Мэл взглянул на часы:

— Половина второго.

Мэри-Энн грустно посмотрела на воду.

— Полтора часа, — проговорила девушка.

— Мы не собирались вспоминать об этом, — напомнил ей Дэниэлс.

Молодой человек вытянул руку:

— Взгляни-ка туда. Где театр? Ты можешь его видеть?

— Нет.

— Ничего нет, кроме бильярдных шаров. Посмотри, вот тот оранжевый движется к бару. Что означает оранжевый? Пятерку, верно?

— Я не знаю. — Ее голос дрожал, Мэри-Энн слушала Мэла рассеянно, думая о другом.

Дэниэлс встал:

— Пойдем. Мы хотели обследовать остров.

— Ладно. Только я думаю, нам лучше снять обувь, — девушка повернулась спиной к озеру и посмотрела в глубь острова, — он довольно болотистый.

— А как насчет змей?

— Парень, ты слишком весел. — Мэри-Энн улыбнулась, вновь обретя свое чувство юмора, и покачала головой: — Змей нет. И кроликов, белок и прочей живности тоже нет. Мы одни пользуемся этим местом, если не считать детей.

— Дети приплывают сюда?

— Иногда. Я тоже изредка плавала сюда, когда была маленькой девочкой. На той стороне острова стоит старый полуразрушенный домишко, если он еще цел, конечно. Мы играли там в дочки-матери, а мальчишки в войну. Те, кто был внутри строения, изображали японцев, а те, кто снаружи, военных моряков.

— Давай посмотрим на этот домик.

— Я даже не уверена, что он еще там. Идем, мы вначале обойдем остров вокруг, а затем посмотрим все, что посередине.

Мэл автоматически взял ее за руку, и они отправились в путь по краю воды. Нигде на острове не было настоящего пляжа, воды озера медленно съедали островок, поэтому в том месте, где земля встречалась с водой, образовывался обычно крутой обрыв в фут или два, а затем густой слой грязи среди каких-то сорняков и кустов, растущих у самой воды. Из-за этого молодым людям приходилось двигаться медленно, держась чуть в стороне от берега.

Они потратили немало времени на дорогу сюда, и теперь солнце поднялось уже очень высоко и начало припекать. Наконец им удалось найти одно из немногих мест, где земля плавно спускалась к воде, образуя маленькую, поросшую травой полянку, окруженную кустами, там-то они и расположились. Поблизости росли и деревья, они оказались кривыми и чахлыми, но достаточно большими, чтобы предложить немного тени. Молодые люди немного посидели под ними, дружелюбно и беспорядочно разговаривая, рассказывая друг другу истории из своей прошлой жизни, чтобы лучше узнать друг друга. Около часу дня они съели ленч, еще немного отдохнули и наконец снова двинулись в путь.

Мэл не чувствовал полной уверенности в себе. Мэри-Энн казалась открытой, честной, дружески настроенной, она не возражала против того, что они здесь наедине, но Дэниэлс не мог понять, что это означает. Девушка нравилась ему все больше и больше, и Мэл боялся сделать что-нибудь не так, быть неверно истолкованным, он не хотел нечаянно оттолкнуть ее от себя.

Поэтому Дэниэлс боялся поцеловать ее. Мэл думал об этом постоянно с тех пор, как они высадились на остров, но пока он ни на дюйм не продвинулся в этом направлении.

Молодой человек спорил сам с собой, убеждая себя, что после того, как Мэри-Энн УЖЕ ПРИЕХАЛА сюда вместе с ним, при подобных обстоятельствах она должна была ОЖИДАТЬ, что Дэниэлс поцелует ее, разве нет? Но один Господь знает, что творится в головах у девушек. Вполне возможно, что Мэри-Энн вовсе не ждет его поцелуя. Может быть, девушка воспринимает его как брата.

С другой стороны, что, если он НЕ попытается поцеловать ее и она тщетно будет весь день ждать, пока Мэл сделает первый ход? Не получится ли еще хуже? Если Мэри-Энн хотела, чтобы молодой человек поцеловал ее, а он не поцелует, не оттолкнет ли это девушку точно так же, как если бы Дэниэлс попытался поцеловать ее против ее желания?

Возникла настоящая проблема.

Но, черт побери, это не всегда было для него проблемой. Мэл получил свою порцию девушек, слава Богу. Не все рассказанные им вчера в баре истории были выдуманы. Дэниэлс превосходно разбирался в подобных вещах и с тех пор, как поселился в Нью-Йорке, немало ночей провел в чужих постелях. Так почему вдруг ни с того ни с сего возникла такая проблема?

Мэл вспоминал свои былые победы, идя вдоль берега и держа за руку девушку, которая ему очень нравилась. Дэниэлс пытался вспомнить, что он делал тогда, в тех ситуациях. Но эта девушка отличалась от прочих, а может, иной была ситуация.

Да уж, ситуация точно покажется иной, если вспомнить о висящей у них над головами угрозе. Но до некоторой степени сейчас они избавлены от этого ужаса, пусть даже временно, а значит, Мэлу будет проще уравновесить ситуацию.

Проанализировав все, Мэл решил, что разница была совсем в другом, на сей раз Дэниэлс волновался. Мэл знает эту девушку всего двадцать четыре часа, но это не имеет значения. Легко быть преуспевающим артистом, если ты не обращаешь внимания на девушек; просто иди вперед и пробуй. Если она пойдет с тобой, ты выиграл. А если она ударит тебя по лицу и полная возмущения уйдет прочь, считай, что случилась маленькая неудача.

Но ТЕПЕРЬ все иначе. На сей раз это будет большая неудача.

Дэниэлс непрерывно обдумывал свои действия, пока молодые люди шли вдоль острова; несмотря на неспешность их продвижения, путь оказался недолгим. Островок не отличался большими размерами, всего пятьдесят ярдов на тридцать, и, прежде чем Мэл успел разобраться в себе, они уже вернулись на то место, откуда начинали свой путь. Бело-красная шлюпка покачивалась на конце веревки, а оранжевый катамаран по-прежнему менял галсы, двигаясь по направлению к бару.

— С меня пока достаточно, — проговорила Мэри-Энн. — Давай сядем и чуть-чуть отдохнем.

— Хорошо.

Дэниэлс сел рядом с ней и внезапно понял, что ему нечего сказать. До сих пор Мэл прекрасно справлялся с непринужденными беседами (гораздо лучше, чем со многими другими вещами), но сейчас молодой человек вдруг понял, что из его памяти вылетели все слова сразу. Может быть, из-за того, что Мэл осознал во время прогулки по острову: маленькая неудача против большой неудачи. Какова бы ни была причина, Дэниэлс не мог выдавить из себя ни одной фразы.

Поэтому он поцеловал Мэри-Энн.

Именно так. От отчаяния, а не из-за чего-то другого, просто молчание становилось неловким. Не придумав ничего лучшего, Мэл поцеловал девушку.

Поцелуй получился коротким и не слишком страстным. Затем Дэниэлс чуть отодвинулся, глядя на Мэри-Энн, прислушиваясь к глухим ударам в ее груди и раздумывая о реакции девушки.

Мэри-Энн улыбнулась:

— Я думала, что ты никогда этого не сделаешь.

Загрузка...