И в болезни, и в здравии, и на подоконнике

Глава 13

***

Сначала я летел на самолете, потом взял в аренду автомобиль. Дешевая и яркая, как мыльница, «Хонда Цивик» приняла меня в пластиковое нутро, морозно выдохнув в лицо кондиционером. Внутри у нее пахло цветами, хлоркой и застарелой, выдохшейся гнилью.

Такой же запах был в похоронной конторе, которая занималась погребением отца. Цветы, хлорка и гниль. И кондиционер, швыряющий в лицо комки холодного воздуха.

Я выехал со стоянки, пробился через бесконечные дорожные пробки и выехал на трассу. Пустыня посмотрела на меня равнодушными белыми глазами – а я посмотрел на нее. И мне тоже было все равно. Потому что у меня была цель. И я знал, что я ее достигну. Сейчас или потом, так или иначе, но достигну.

Бесконечное море песка приняло меня в свои объятия. Тонкая серая лента шоссе рассекала его надвое, как нож, и я мчался по кромке острия, не сбавляя скорость ниже семидесяти миль в час. Крохотные пропыленные городишки встречали меня выцветшими бигбордами с рекламой давно обанкротившихся фирм. Я пролетал по безлюдным, прокаленным солнцем улицам, как пуля сквозь овсяное желе, оставляя позади обшитые пластиком дома, пустующие закусочные и мертвые, давно засохшие клумбы.

Иногда мне казалось, что на самом деле этих городов нет. Просто мираж в пустыне, злой и усталый призрак, ожидающий того, кто остановит машину, выйдет из безопасного плена пластика и металла, чтобы навсегда раствориться в пыльной пустоте.

А иногда не казалось.

Нужный поворот я узнал сразу. Там не было обозначений или каких-то примет, не было надписей или таинственных знаков. Просто развилка на шоссе – но это была нужная развилка. Я свернул налево, проехал около пятидесяти миль и увидел съезд на грунтовую дорогу. Не знаю, кто по ней ездил и зачем. Мне было все равно. Я просто двигался вперед – к цели.

Проехав по проржавевшему мосту, я пересек заброшенное поле, на котором чахлая кукуруза соседствовала с чертополохом и ваточником. На холме виднелся вылинявший до тусклой бесцветности деревянный дом, и я поднялся к нему, ощущая навязчивый невидимый взгляд. Дверь была отперта. Я вошел.

Хозяин встретил меня в гостиной, за накрытым столом. Пища, лежавшая на тарелках, давно обратилась в прах, а в опрокинутой чашке свили гнездо осы. Высокий, когда-то здоровый и сильный мужчина сидел в кресле, запрокинув голову к потолку. Глазницы его опустели, губы истончились и высохли, обнажив два ряда желтых неопрятных зубов. Когда я вошел, из свалявшейся в паклю бороды выскочила полевая мышь и с возмущенным писком укатилась под стол.

Я любезно кивнул владельцу деревянного дома. Испугался бы я, если бы он мне ответил? Наверное, нет. Впрочем, я не знаю.

Я не хотел нарушать глубокую тишину этого места. Ступая как можно тише, я обошел пыльный стол, пересек коридор и спустился в подвал.

Второй стеллаж от выхода. Верхняя полка. Две картонные коробки – серая и коричневая.

Я снял их, поставил на пол и открыл. Внутри были деньги. Пачки стодолларовых банкнот, уложенные ровно и аккуратно, словно кирпичи в кладке.

Я не знал, кому изначально принадлежали эти деньги. Не знал, как они оказались здесь, на заброшенной ферме. Не знал, почему человек, сидевший в кресле, ничего не потратил.

Я просто знал, что найду здесь сокровище. И я его нашел.

Загрузив коробки в багажник, я освободил пружину автоматического замка и запер облупленную дверь. Почему-то мне не хотелось, чтобы случайные гости беспокоили хозяина дома. А если он сам решит побеспокоить случайных гостей – ну что ж, он сумеет открыть замок.

***

Движение. Заклинание. Движение. Выстрел. Движение. Заклинание. Движение. Выстрел.

Делла и Стэн работали слаженно, как партнеры в танце. Они скользили по лабиринту полосы препятствий, смещались и уворачивались, вдребезги разнося мишени, выпрыгивающие на них из самых неожиданных мест.

С потолка, из запыленного темного угла, пикирует растопырившая крылья гарпия. Бабах! – рявкает над ухом беретта, превращая муляж в груду осколков. «Преш!» - и разогнанный телекинезом до околозвуковой скорости осколок пробивает вынырнувшего из-под пола гигантского паука.

Бабах! Вжик! Хрясь! Бабах!

Последнего, самого невезучего монстра Стэн отправил в нокаут эффектным ударом ноги и добил выстрелом в голову.

- Ну что, хватит на сегодня? – Делла рухнула на пол, широко раскинув руки. Из этого положения потолок казался высоким и недостижимым, как мечта о мировой справедливости.

- Нет. Мы тормозим, – вытащив из сумки бутылку воды, Стэн сделал несколько глотков, а остальное вылил на волосы, фыркая и мотая головой, как стриженный ньюфаундленд. Футболка у него немедленно промокла, облепив тело.

Вывернув голову, Делла задумчиво разглядывала открывшиеся перспективы.

Качком мистер Паттерсон определенно не был, но плечи имел широкие и прямые, а бедра – узкие, как у танцовщика. Под мокрой футболкой отчетливо просматривались легкие сухие мышцы, жесткие даже на вид. В целом картина была весьма приятная глазу. И если бы Стэн не носил эти тошнотные монотонные футболки, болтающиеся на нем, как чехол на бабушкином кресле… Но Стэн их носил. И это было печально.

- Давай, вставай, - Стэн воздвигся над ней, упершись ладонями в бедра. – Еще один раз.

- Не могу. Я умираю.

- Нихрена подобного. Ты можешь, и ты сделаешь. Вставай.

Делла закатила глаза и энергично изобразила предсмертные судороги.

- Ну так себе, - резюмировал Стэн. – Оскара не дадут. Вставай! – он легонько пихнул ее в подошву кроссовкой.

- Мы пятый день тут гробимся. И знаешь, что я думаю? Мы идеальны! – провозгласила Делла, не открывая глаз.

- Мы бездарные медлительные рукожопы, которые проходят полосу препятствий за пять минут вместо расчетных трех. И мы не скоординированы. И я никак не запомню все эти заклинания, поэтому не могу предугадать твои действия – скрупулезно перечислил имеющиеся проблемы Стэн и еще раз пихнул Деллу в пятку. – Поднимайся.

Делла открыла один глаз и посмотрела на него с молчаливым укором. Стэн бестрепетно выдержал взгляд.

- Знаешь, что будет написано у меня на могильной плите? «Меня уморил Стэн Паттерсон».

- Нет. В первой же серьезной заварухе нас раскатают в тонкий блин. И на обоих надгробиях будет написано «Здесь лежат два ленивых засранца», - Стэн присел на корточки, подумал и лег рядом на пол, положив руки под голову. – Знаешь, что я подумал? Нам нужно бегать по утрам. Или вечером, после работы.

- С ума сошел? – ужаснулась Делла, немедленно прекращая умирать. – Какой кошмар. Кто ты такой и куда дел Стэна Паттерсона?

- Вообще-то я пытаюсь повысить наш профессиональный уровень. Но если ты не хочешь, мы можем просто увеличить нагрузку на полосе препятствий, – лицо у Стэна было невинным и безмятежным, как у спящего младенца. – Ну что, пройдем эту хрень еще один разок?

- Ах ты ж КОВАРНЫЙ ИНТРИГАН! – заржала Делла, пихнув Стэна в бок несформированным сгустком силы. – Ты где этому научился? В армии?

- Нет. У мамы. Но сержант тоже так делал, ты угадала, - Стэн перевернулся на живот, упершись локтями в пол. Делла поймала себя на том, что таращится на его руки – крепкие, сухие, с выпирающими на предплечьях синеватыми венами. – Ну что, пошли?

- Хорошо. Пошли, - в голове у Деллы созрел встречный коварный план. – На этот раз пройдем полосу на спор.

- В смысле?

- Посмотрим, кто из нас больше мишеней положит.

- И на что спорим? – заинтригованно склонил голову набок Стэн.

- На всратую футболку.

- Что?!

- Тот, кто выиграл, покупает самую всратую футболку, которую найдет, и дарит проигравшему. А проигравший носит ее целый день не снимая. И не под рубашкой, а так, чтобы все видели.

- Лааааадно, - задумчиво протянул Стэн, прищурив глаза. – Какой у тебя любимый цвет?

- Зеленый. Но я эту полосу уже тысячу раз проходила, красавчик. Так что даже не мечтай.

- А я был чемпионом роты по стрельбе навскидку, - зловеще ухмыльнулся Стэн. – Так что даже не мечтай.

Свои шансы Делла оценивала трезво. Выстрел из пистолета быстрее заклинания – но кто сказал, что формулу нужно проговаривать вслух? Да, это сложно – сформировать и направить силу одним только усилием воли. Вербальная формула принимала на себя львиную долю нагрузки, и все, что требовалось от мага – произнести слова строго определенным образом, мысленно «устремившись к цели». Учителя любили эту формулировку: мысленно устремившись к цели. Просто пожелай, скажи соответствующее заклинание и направь силу через палочку – и все, вот он, результат! Но с невербальной магией все было иначе. Просто пожелать тут было недостаточно – требовалось мгновенно и четко представить себе требуемый результат, вообразить его в предельной концентрации. Даже в лабораторных условиях это задача непростая – а уж в бою…

Но Делла любила сложные задачи.

Мысленно сосредоточившись на режуще-рубящем Фрудрад, она вообразила себе это усилие – сила входит в противящуюся воздействию плоть, рассекает ее, отделяя части от целого. Вообразила, погрузилась в эту мысль, как в воду, зафиксировала…

- Ну что, готов? - Делла встала перед узким проходом, подняв наизготовку палочку.

- Готов. Раз. Два. Три, - выдохнул Стэн и дал отмашку рукой. Делла, пригнувшись, влетела в узкий коридор, сразу же скосив неведомую хрень, вывалившуюся из левого прохода. Стэн, ступая за ней на расстоянии двух шагов, подстрелил то, что прыгнуло справа и сверху.

– Давай-давай-давай!

Мысленно разделив коридор надвое наклонной чертой, Делла планомерно уничтожала все, что появлялось снизу и слева. Сзади оглушительно-сухо грохотали выстрелы, смутные силуэты на границе поля зрения опрокидывались в темноту, судорожно дергая конечностями.

- Давай, быстрее, молодец, давай!

Пылающий энтузиазмом Стэн яростно пыхтел Делле в спину, словно набирающий разгон паровоз. Лабиринт раскручивался перед ними серпантином ходов, и Делла едва успевала соотносить направление движения и обозначенную цель. Вверху! Внизу! Сбоку! Внизу! Сбоку! Внизу! Что-то громоздкое и многосоставное рухнуло с потолка, еще в полете распадаясь на отдельные сегменты. В полумраке узкого коридора Делла не опознала противника и шарахнула невербальным Агни по площади, накрыв огнем все, что ниже двух метров. Стены оплавились. Сзади Стэн с громким щелчком загнал в беретту новую обойму.

- Отлично! Быстрее, давай!

Они перли по лабиринту, как эскадрон смерти, оставляя после себя разрушение, гибель и раздолбанные в хлам манекены.

- Быстрее! Молодец! Давай!

Залитый ослепительно-белым светом прямоугольник выхода вспыхнул перед Деллой, как ворота в рай. Задыхающаяся, потная, с трясущимися коленками, она кулем вывалилась на заботливо подстеленный мат. Рядом упал на карачки Стэн, все еще сжимая в руке пистолет.

- Ох. Черт. Твою. Мать.

- Четыре минуты, - объявил равнодушно-вежливый женский голос. – Вы улучшили свой результат на одну минуту семнадцать секунд.

- За-е-бись, - выдохнул Стэн. – Прогресс! – и рухнул лицом вниз.

- Объяви количество пораженных объектов! – потребовала злопамятная Делла.

- Стэн Паттерсон – четырнадцать уничтоженных целей, два промаха, одно некритичное касание. Делайла Ругер – четырнадцать уничтоженных целей, четыре промаха.

Стэн повернул голову. Лицо у него полыхало алым, как раскаленный горн, на бровях поблескивали капли пота.

- Ничья. Всратые футболки отменяются.

- Нееет, - зловеще осклабилась Делла. – Если у нас ничья, мы купим две футболки!

***

- Мор де бо ланд шав бо ро, - сместив указательный палец на палочке так далеко, как смог, Петер сделал короткий жест вверх и влево. Дохлая мышь не пошевелилась. – Да что за нахрен?

Петер отложил палочку и взял дневник Цибулоффски. «Пальцы сложить щепотью у рукояти. При взмахе вытянуть указательный, не смещая большой и средний». Так. Это есть. «Заклинание произносится с восходящей интонацией, слог «бо» короткий, звук «р» - заднеязычный щелевой». Это тоже есть. Вроде бы. «Индуцирующее движение палочкой легкое и летящее, без замаха. Вращается только кисть». Это тоже есть.

Так какого же хрена?! Может, мышь неправильная? Петер тоскливо покосился на возвышающийся в углу лаборатории компактный алтарь. Кофе у Петера был, в шкафу пылилась чудом недопитая бутылка рома, а настрелять табачку у стражников – дело пяти минут. Но от одной только мысли о том, что придется рисовать бесчисленные переплетения веве для барона Субботы, начинал дергаться глаз.

И в целом – какой смысл? Полным ритуалом, с обращением к барону, полноценного трудоспособного зомби поднимают. А Петеру так, просто образец потестить.

- Да ну нахуй, - пробормотал Петер и решительно перехватил палочку. - Эхаэ!

Краткая формула сработала. Крохотный трупик слепо заширил лапками, завозился и поднялся, неуверенно покачиваясь. Мордочка у мыши была сонная и равнодушная, нижняя челюсть безвольно обвисла, обнажив длинные желтоватые зубы.

- Нет. Мышь нормальная. Хадаль! – раздраженно взмахнул палочкой Петер, отменяя заклинание, и трупик снова осел на стол, свернув кольцом розовый хвост. – Ладно. Попробуем еще раз. Мор дЕ бо лАнд шав бо рО! МОр де бо лАнд шАв бо ро! Мор дЕ бо лАнд шав бо рО!

Петер менял интонацию и длительность слогов, чуть не потянул указательный палец и заплевал рубашку, добиваясь максимально щелевого заднеязычного «р». Гадская мышь и не думала оживать.

- МОр де бо лАнд шав бо рО! Вот же ебаный ты нахуй. МОр дЕ бо лАнд шАв бо рО!

Через полчаса бесплотных усилий Петер заподозрил, что старый хрен Цибулоффски всех наебал. Просто в качестве прощального прикола. Гребаный упырь.

- Мор де бо лАнд шАв бо ро! – в последний раз взмахнул палочкой Петер и понял: зацепило. Вот оно, вот! Вот! Обретшая выход сила устремилась по руке вверх, заполнила палочку и сорвалась с нее узким серебряным лучом. Искрящийся свет окутал дохлую мышь серебряным облачком, наполняя тельце, словно сосуд водой. Сконцентрировавшись, Петер усилил давление. Ну давай же! Давай! Перехватив кисть, чтобы не дрожала, Петер сжал зубы и оскалился. ДАВАЙ!

Мышь пошевелила розовым носиком. Моргнула. И поднялась, деловито обтирая морду лапками.

- Мистер Манкель!

Петер дернулся, разорвал контакт, и мышь, конвульсивно вздрогнув, обмякла.

- Да еб же твою мать! Чего тебе надо? – ощерился Петер на безневинный хрустальный шар.

- Мистер Дагомари просит вас подойти в зал заседаний.

Ну да, конечно. Дагомари. А кто же еще? Некоторые биологические объекты существуют исключительно для того, чтобы портить жизнь окружающим. Мухи. Слепни. Глисты. И Абрахам Дагомари.

- Понял. Иду, - раздраженно прокрутив палочку, Петер убрал ее в чехол и снял с вешалки грязный рабочий халат. Раз уж Дагомари вызывает его прямо из лаборатории, то пусть не жалуется, позер хренов.

В зале заседаний было непривычно пусто и гулко. Убранные в штабеля складные стулья пылились у стены, и черная лаковая трибуна возвышалась посреди комнаты, как одинокий обелиск. Дагомари сидел за накрытым зеленой скатертью столом, оккупировав единственное председательское кресло.

- Петер! Я тебя уже минут десять жду.

- Извини. Нужно было экспертизу закончить, - нагло соврал Петер и, проигнорировав складные стулья, уселся прямо на стол. Покосившись на обильно заляпанный бурыми пятнами халат, брезгливый Дагомари дернул ртом и отодвинулся.

- Тогда не буду тебя отвлекать. Нам передали новое дело, - протянул он Петеру потертую картонную папку. – Ознакомься.

Развязав изрядно засаленные веревочки, Петер пробежал глазами распорядительный лист. Друзилла Лангфранк. Скончалась, приняв пинту концентрированного отвара белены. Возраст – шестьдесят два года, семейное положение – разведена, наследующий родственник – сын Этельред Лангфранк.

- И что?

- Это третье самоубийство в цепочке. Сначала в доме номер семнадцать по Элм-Стрит проживал Алонзо Барберино. Вскрыл вены в ванной, - сникнувший было Дагомари встрепенулся, распушил перья и поднял хохолок. На лице его проступило усвоенное на должности старшего стража снисходительно-терпеливое выражение – и Петер пожалел, что не прихватил лопату.

- Там была сложная история: жена изменяла Алонзо с его же сестрой и, кажется, даже отравить его хотели, так что вопросов не возникло. У мужика реально был повод, чтобы вскрыться. Дом со всем содержимым Алонзо завещал старшему брату Конраду. Пока что все понятно?

- Нет. Сложно как-то. Давай еще разок.

- Хорошо. Алонзо… Так, стоп. Ты издеваешься! – возопил осененный догадкой Дагомари.

- Ну что ты. Я шучу, - миролюбиво улыбнулся Петер. – Ты продолжай, продолжай.

- Да. Конечно, - Дагомари раздраженно передернул плечами. – Так вот. Алонзо завещал все старшему брату. Конрад Барберино вступил в наследование имуществом, продал собственный дом и перебрался на Элм-Стрит. А через пять месяцев повесился в гостиной. Тоже, в общем-то, не без причин. Старший сын Конрада год назад погиб – мы проверили, обычный несчастный случай, все чисто. Средний – хронический алкоголик, а с младшим незадолго до самоубийства Конрад поссорился. Друзья и родственники рассказывали, что последние несколько месяцев мужик из депрессии не вылезал, даже пить начал, хотя раньше спиртное на дух не переносил. Так что это самоубийство тоже не вызвало вопросов.

- А потом дом унаследовала Друзилла Лангфранк.

- Откуда ты знаешь? Ты что, уже читал это дело?

- Нет. Я просто умею считать до трех, - развел руками Петер.

- Конечно, - сухо улыбнулся Дагомари. – Это действительно третий случай. Друзилла была любовницей Конрада и унаследовала дом по завещанию.

- А сыновья просто смирились с волей отца?

- Похоже, да. Младший так зол на Конрада, что ничего от него не хочет, а средний не провернул бы сложное дело. Там вместо мозга губка, пропитанная алкоголем.

- Думаешь, отварить в кастрюле белену – это очень сложно?

- Отварить – нет. А вот прийти к незнакомой женщине в дом, споить ей здоровенную кружку подозрительной жидкости и не оставить следов магического воздействия – это задача рангом повыше. Наше экспертное мнение однозначно, - Дагомари многозначительно воздел указательный палец. – Это проклятье. Завязано либо на само здание, либо на какую-то вещь внутри него.

- Но вы не знаете, на какую именно.

- А нам и не нужно, - торжествующе улыбнулся Дагомари. – Для этого есть квалифицированные сотрудники отдела артефактов.

Вот оно - понял Петер. Вот та самая, одна-единственная фраза, ради которой Абрахам затеял весь этот цирк. Встреча в зале заседаний, председательское кресло, подробный изустный пересказ того, что написано в протоколах. Мы – стражи. А вы – вспомогательный персонал. Вот так-то, Петер Манкель. Обломись, жалкий ты неудачник.

- Хорошо, когда в департаменте есть квалифицированные сотрудники, - жизнерадостно осклабился Петер, нависая над Дагомари покосившимся Бурдж-Халифом. – Правда?

Дагомари пропыхтел что-то условно-одобрительное и судорожно кивнул. Подхватив папку, Петер сполз со стола, потянулся и аккуратно поправил скатерть.

Когда в тебе двести фунтов живого веса, можно обойтись и без лопаты.

Когда Петер вернулся в кабинет, оперативная бригада уже была на месте. Делла, закинув ноги на стол, меланхолично допивала кофе. Сахарная пудра, белым инеем осевшая на подбородке, со всей очевидностью намекала: одним кофе дело не обошлось. Паттерсон, подперев щеку ладонью, читал «Боевую магию» Сезара де Ланфре и что-то помечал в блокноте. Вид у него был сосредоточенный и вполне благодушный. Как будто добрый волшебник выдернул обледенелый лом, пронзающий Паттерсона от макушки до самой задницы, и заполнил образовавшийся вакуум умиротворением и любовью к ближнему.

Разительная перемена внушала изумление. И подозрение.

- Добрый день, - вежливо поздоровался Петер. Делла в ответ помахала стаканчиком, а Паттерсон поднял голову, поздоровался и – о диво! – улыбнулся. Улыбка у него получилась скупая, как обгрызенное зимой декабрьское солнце, но все-таки она получилась.

- Привет. Твоя доля пончиков и кофе в коробке.

- Спасибо, - Петер швырнул на стол папку и сел, вытянув ноги. Ботинки при этом выехали фута на два из-под стола, перегородив проход, и это было явственным нарушением техники безопасности – но должны же быть в жизни маленькие радости. – Что нового?

- Да ничего, в общем, - примерившись, Делла зашвырнула опустевший стаканчик в урну.

- Все еще тренируетесь?

- Все еще тренируемся.

- И как успехи?

- Все отлично, - вынырнул из «Боевой магии» Паттерсон. – Улучшили результат на минуту.

- И семнадцать секунд, - самодовольно уточнила Делла.

- Это просто секунды.

- Это треть минуты вообще-то!

Посмотрев друг на друга одинаково возмущенными взглядами, Паттерсон и Делла так же одинаково засмеялись немудреной шутке. Как будто отрепетировали.

И Петер не мог решить, радует это его или пугает. Слишком уж быстро они спелись, слишком быстро вошли в колею. Петеру хотелось думать, что весь секрет происходящего – в редчайшем, удивительном, нечеловеческом везении. Изо всех возможных претендентов на должность Делла выбрала того единственного, с кем совпадала и в желаниях, и в решениях, и в мыслях. Но шансы на такое везение стремились к нулю, и Петер жопой чуял – его наебывают. И вряд ли его наебывает Делла.

- Извини, что лезу не в свое дело, - обратился Петер к Паттерсону. Тот поднял голову от книги с выражением вежливого ожидания на лице. Как работник справочного бюро на автовокзале, готовый подобрать подходящий маршрут – но не испытывающий по этому поводу никакой радости.

- Да?

- Мне кажется, или у тебя в последние дни изменилось настроение? Ну, то есть, ты обычно был такой… серьезный. Молчаливый.

И спал в окопе. Петер успел прикусить язык до того, как закончил фразу, – но Паттерсон все понял правильно.

- Да, точно. Действительно изменилось, - Паттерсон улыбнулся ему бледной равнодушной улыбкой. – Я думаю, все дело в том, что я снова в строю. Мне это не хватало на гражданке. Но теперь я пришел сюда, я работаю – и все отлично. А что, есть проблемы?

- Нет, никаких, - тут же сдал назад Петер. – Все круто. Ты отлично справляешься.

Он неловко провел по волосам рукой.

Ответы Паттерсона не разрешили сомнения – но теперь к смутным подозрениям добавился еще и стыд. Может, Петер изначально неверно оценил ситуацию? Ну в самом деле. С чего он взял, что Паттерсон балансирует на грани? С того, что так один парень сказал? Да мало ли кто и что говорит. Послушать Дагомари, так Делла - типичный субклинический психопат, который не сегодня-завтра подожжет Магдеп, предварительно заблокировав все выходы. Правда, в случае с Паттерсоном Петер опирался не только на сомнительный диагноз. Мимика эта оцепеневшая, и взгляд камикадзе перед рывком штурвала, и застывшее в адреналиновом параличе тело… Паттерсон выглядел херово. Он походил на человека, которой наступил на мину и не решается пошевелиться. И это, мать твою, очень похоже на запущенный ПТСР. Похоже… но не стопроцентно подтверждает диагноз. Петер – не психиатр и даже не целитель. А хроническую мышечную ригидность, повышенный тревожный фон и депрессию любой длительный стресс обеспечит. Возможно, Петер зря загоняется. Просто Паттерсон разгреб свои проблемы, нашел новую работу, выровнял доходы – вот и улыбается. Деллу на тренировки вытаскивает. Пончики покупает.

Заебись же.

Наверное.

Может быть.

- Да, все отлично, - еще раз повторил Петер и откашлялся. – Леди и джентльмены, у нас есть работа. Попрошу минуточку вашего драгоценного внимания.