Помножить на ноль ч. 2

Огонь — это нечто воистину прекрасное. Есть что-то завораживающее в наблюдении за бушующим пожаром, за самой сутью стихии разрушения, которую не остановить, она пожрет все до чего только сможет дотянуться. Но смотреть на него определенно стоит с безопасного расстояния, ибо в противном случае есть далеко не нулевая вероятность стать его частью, задорно полыхающей головешкой или обугленным куском плоти на почерневших костях, шкворчащим тем, что когда-то было кожей, волосами и агонизирующими внутренними органами.

Сбежать с базы альянса "СНГ" оказалось в разы проще нежели забраться в него — просто бежать и пытаться не сдохнуть, звучит, как нечто из повседневности, не правда ли? А до этого был поэтапно выполняемый план с нужным уровнем средств и подготовки — внедрение нескольких фанатиков в группу добытчиков, осторожный вывод инсектоидами-охотниками монстра из Мерцающих Врат на группу достаточно высокоуровневых Игроков, успешное забитие ими тварюки, интеграция Джона Доу в свежий труп и последующая транспортировка в клоаку врагов Прародителя. Не требовалось начинать распространение инфекции с центра плотно охраняемой территории, это лишь доставило больше проблем и сложности. Окраин более чем хватило для инфицирования критической массы живых организмов, неизлечимая болезнь успела зацепиться и ее будет крайне затруднительно вывести.

Теперь же… теперь же не существовало никаких готовых штатно сработать заготовок, ныне это вотчина Рандома, судьбы и теории вероятностей. "У каждого есть план, пока его не ударят в лицо". А Вирус Хэ — это не Майк Тайсон в лучшие годы, после приемника Мухаммеда Али есть вероятность отлежаться в реанимационном отделении ближайшей больнички, посасывая питательную кашку через трубочку, а после творения Отца Монстров… до морга не довезут, ибо фельдшера очень быстро разделят судьбу пациента, оставляя кровавые отпечатки на окнах кареты скорой помощи.

Вокруг всеобщий хаос — стихия химер и химерологов. Взрыв отшвырнул одного из фанатиков в сторону переломанной куклой, минимум шансов на выживание, максимум раздробленных костей и обширных внутренних кровотечений от разрыва потрохов, перемешавшихся в брюшине. Герою Улья брызнуло кровью в лицо, вторая положительная, растекающаяся металлом по языку.

Доу краем глаза успел заметить мельтешение пока еще малочисленного Кровавого Роя. Плотоядные мухи вылезали из стопроцентных трупов, которые по какой-то чудовищной насмешке анатомии и физиологии, продолжали бегать, дышать и истошно вопить от боли, раздирающей их разум на судорожно дергающиеся куски. Набухшие кожные язвы походили на до безобразия плотные опухоли, мутировавшие прыщи, достигшие феноменальных размеров, они разъедали кожу, обнажали жировую прослойку, верхние слои мышц, истекающих сукровицей. Сочные фурункулы, плачущие белесым гноем и разжиженными волосяными фолликулами. Старый добрый псориаз, гипертрофированный до уровня бодихоррор-фильма. Из-под рваных краев лоснящихся лоскутов эпидермиса выползали эти исчадия Темного Полигона. Крупные, жирные мухи-трупоеды, на ходу откусывающие зазубренными жвалами кусочки податливой и такой вкусной плоти.

Они кружатся десятками, сотнями по всему лагерю, порождая низкий, монотонный жужжащий гул, в пучинах которого угадывался… рокот барабанов?.. Что-то было в этой песни чистейшего, концентрированного насилия, великолепно дополняемого предсмертным воем. Что-то от ритмичных ударов топорами о щиты, что-то от погребальных воздаяний богам и душам умерших, уходящих куда-то в небо. А может просто у Джона опять были небольшие неполадки с недавно модернизированным слуховым аппаратом.

Рывок в сторону, вжаться в землю, сухую, растрескавшуюся, жесткую и неприветливую землю, жадными глотками поглощающую каждую каплю крови, ниспадающую на нее с небес и тел тех, кто думал будто бы смог обуздать ее нрав. Коса размашистой очереди крупнокалиберного пулемета проходит мимо них, едва-едва задевая выбитыми фонтанчиками грунта и каменной крошки. Сложно простыми словами объяснить, что происходило внутри модернизированного под умерщвление толп ходячих мертвецов БТР-а восьмидесятых годов производства. Его провонявшее топливом и пороховым дымом нутро стало могилой, инкубатором, в котором, среди механической начинки в такт гласу Кровавого Роя зарождалось нечто. Рассыхающиеся скелеты экипажа, с гниющим костным мозгом, неторопливо вытекающим из микроскопических трещин, смешиваясь с загустевшей кровью, в которой плавали переполняемые чужой кровью бьющиеся сердца, конвульсивно подергивающиеся мышцы и ленты кишок, полузавернутые в ошметки человеческой кожи. Глазные яблоки, избавившиеся от плена глазниц и тюремной робы век, смотрели в никуда и тем не менее видели, видели стены в бурых потеках — кровь, сукровица, моча и жидкое говно. Видели, передавая по выскобленным нервам картинки в мозги, почти слившиеся в единое целое с поджелудочной железой, надпочечниками и бронхами. Абсолютная стерильность, ни одного болезнетворного микроорганизма, только плоть, чистейшая биомасса, под завязку наполненная разнокалиберными мутагенами, в хаотичной последовательности и виде сформировавшимися из цепочек ДНК, генов и набора хромосом. Они бродили, как вино, которое когда-нибудь подадут королю. Ну или содержимым сортира, в которое зашвырнули пачку дрожжей. Плевать на метафоры и сравнения — плоть бурлила, пузырилась и бесновалась, выращивая на основе старой требухи новые псевдоорганы, тут же распадающиеся на простейшие биохимические соединения, которые повторяли цикл, раз за разом, снова и снова, пока не воздадут истинную хвалу химерологии, выблевав из своего чрева смертоубийственное отродье греха и порока.

А вот с тем, что творилось вокруг бронемашины вопросов не возникало. Два автоматчика уже не подавали признаков жизни, лежат друг на друге, неторопливо вытекая расплавленным воском из бронежилетов, штанов и касок, разливаясь по растрескавшемуся асфальту пятном неопределяемого цвета и консистенции. Кровавый кисель, в котором зарождались черные точки новых мух. Они купались в студне дефрагментированного мяса, пожирали его, стряхивали с когтистых лапок и крыльев.

Пулеметчик не кричал и не смеялся, как вроде бы должно быть по всем известным шаблонам. Что может быть банальнее, нежели свихнувшийся ублюдок за стационарным тяжелым орудием, поливающим все и вся вокруг свинцом и захлебывающийся безумным хохотом, показывающий всем противникам в радиусе непосредственной досягаемости "Корда" что лучше тихо-мирно здриснуть отсюда пока не потеряли весь боевой состав "двухсотыми". Нет. Он кашлял. Кашлял так, что перекрывал порождаемый машиной смерти рев. Кашлял так, как могут только люди, легкие которых перестали существовать, как нечто цельное и работоспособное с анатомической точки зрения. С мерзким чавкающе-чмокающим влажным звуком, клокочущим в горле, булькающим в ротовой полости и немного стекающим по губам на подбородок и шею, измазывая ткань воротника. Он не видел куда и в кого стрелял, просто исступленно жал гашетку, забыв об остальных двигательно-моторных функциях, водя стволом из стороны в сторону. Аномальная катаракта уничтожила хрусталики его глаз, а острый гнойный конъюнктивит доел весь остальной белок с частью радужки. Слезы и гной… жуткие слезы — фатальное для зрительной системы воспаление слезных желез и каналов. В кашле тонул крик. Никто в здравом уме не хочет стать слепым, жалким незрячим червем, ползущим в кромешном мраке, эта мысль, идея икс, дополняемая болью, полностью завладела сознанием бойца, вжав педаль паники в пол. Ноль лишних эмоций и переживаний. Погруженный в сумрак рассудок нашел лишь один способ отогнать призраков звериного ужаса.

Пришлось сделать крюк — у пулеметчика нет глаз, но проверять как хорошо он способен ориентироваться на слух не слишком-то хочется. Вряд ли он расслышит осторожные шаги в затянувшейся канонаде и тем не менее Вирус Хэ способен преподнести слишком много сумасшедших сюрпризов, чтобы надеяться на какую-никакую логику и адекватность происходящего. Здесь нет завихрений разрывов в ткани пространственно-временного континуума, пока что нет, но законы мироздания плавно выходят из чата. На данный момент они сдались в плане физиологии человеческого тела. Ну не может Homo Sapiens ходить на ногах лишенных костей, всех костей от фаланг мизинцев до бедренных и части тазовых. Он не может передвигаться на голых мышцах, коже и жилах, и все же идет.

Глухой хлопок. Разбухшее от скопившихся в грудной клетке и брюшной полости газов тело просто взрывается, обдавая бегущего мимо полевого санитара веером склизких зловонных останков. Медицинская маска пытается подавить его крик, но тщетно — месиво обрывков требухи растворяет кожу, обнажая кости.

Рядовому, корчащемуся в кровавой грязи, вывернуло процентов семьдесят кожного покрова наизнанку. Каждое прикосновение к земле, каждое движение воздуха для него — это боль. Нервные окончания пульсируют в такт всполошенному сердцебиению. Голые мышцы и алое полотнище распахнутой плоти.

Грудина треснула, расходясь бутоном чудовищного цветка из крови и фарша. Острые, зазубренные осколки ребер торчат во все стороны. Сердце еще бьется, мешки легких еще сокращаются вдыхая-выдыхая кислород, тускло сверкает растекающаяся плевральная жидкость, толчками бьющая из того, что когда-то было плевральной полостью. Кровь вспухает темно-бурыми облачками на сухих растрескавшихся губах.

Смерть. Здесь везде смерть.

Загрузка...