Идеальное отражение

Глава 6 Пульсация

9 февраля

Мы спустились к воде, и тут мои датчики дружно «взвыли», сигнализируя, что на другом берегу наблюдается движение.

– Кто-то шлепает нам навстречу, – сообщил я. – Приготовимся на всякий случай.

Синдбад хмыкнул, и мы улеглись на бережку, под прикрытием нескольких здоровенных валунов. Прошло минуты три, и к переправе вышли трое сталкеров – судя по отсутствию знаков различия, из вольных ходоков. Все в шлемах, с застегнутыми масками, поэтому узнать их сразу я не смог.

Так что на всякий случай прицелился и палец положил на спусковой сенсор.

Трое остановились, принялись вертеть головами, а затем неожиданно разбежались в стороны и залегли. Неужели заметили опасность, которую не вижу я, хотя бы того же технокракена в глубинах Припяти?

При воспоминании об императоре гидроботов мне стало жарко.

– Эй! Вы, там! – донеслось с другого берега, и стало ясно, какую именно опасность засекли коллеги.

Нас с Синдбадом.

– Да, мы тут! – ответил я. – А вы кто?!

Этикет отношений двух групп сталкеров, что сошлись в узком месте – это вам не китайские церемонии, это куда более практично. Главное – выжить, а на втором месте стоит задача не уронить собственный авторитет крутого и бесстрашного парня. По крайней мере, так размышляет большинство, я же насчет авторитета стараюсь не заморачиваться.

– Я – Вихрь! – ответили мне с другого берега.

Понятно, как эти парни нас засекли – Вихрь проводник, как и я, и уступает мне не очень сильно.

– А я – Лис. – Я поднялся в полный рост и махнул рукой.

– Лис? – Мой маневр повторил один из сталкеров на том берегу. – Я же видел тебя сегодня в Тушинском лагере?

Ага, значит, дубль отправился в столицу – похоже, коррозия не до конца сожрала его мозги. Непонятно только, зачем он засветился на одной из самых посещаемых баз московской локации.

– Как видишь, я тут, – я пожал плечами. – Ну что, кто первый идет?

– Ваша очередь, – и Вихрь сделал широкий жест.

Мы с ним несколько раз пересекались, единожды даже работали вместе, водили по Старой Зоне партию ученых, и я знал, что этот порывистый, под стать прозвищу парень не склонен к подлым поступкам.

– Пойдем, – сказал я Синдбаду. – Вежливые люди встретились, нас пропускают.

Когда мы шагали по переправе, я подозрительно глянул в сторону торчавших из реки «кораллов», надеясь, что они окажутся мороком и исчезнут. Но нет, они даже потянулись к нам, а струи желтоватого дыма стали гуще, поползли над водой, подобно толстым червякам.

Вот пакость, она еще и на людей реагирует.

– Привет, Лис, – сказал Вихрь, когда мы очутились на твердой земле. – А я был уверен, что ты в Москве.

– Скоро буду, – пообещал я. – Что у тамбура? Рапторы не топчутся?

– Одного видели, но он какой-то подраненный и квелый, похоже, не до конца еще восстановился. Ну, бывай здоров, – Вихрь кивнул, и трое сталкеров затопали через Припять к левому берегу.

Судя по тяжелым рюкзакам, парни прогулялись по Пятизонью не зря.

Я только отвернулся от реки, когда ночной мрак разорвала зеленоватая вспышка, прочертившая небосклон. Вслед за ней появилась вторая, и по облакам поплыли струи изумрудного свечения, похожего на северное сияние.

– Пульсация? – озадаченно спросил Синдбад. – Очень не вовремя...

– Ничего, успеем, – сказал я, давая максимальную нагрузку на зрительные импланты.

Поднимающийся над руинами АЭС, подпирающий небеса столб тамбура вращался куда быстрее, чем обычно, и именно от него расползались по небесам мертвенно-зеленые сполохи. А это означало, что близится пульсация – явление непредсказуемое, опасное, а по последствиям сравнимое с извержением полудюжины вулканов, которое вдобавок сопровождается землетрясением и цунами.

Во время пульсации в тамбур сунется только самоубийца, но у нас еще оставалось время, чтобы пройти через гипертоннель, выскочить с другой стороны и убраться из зоны поражения.

Но, чтобы воплотить этот план в жизнь, следовало поспешить.

Мы шустрее зашевелили конечностями, не забывая поглядывать по сторонам – тут, около атомной станции, всегда есть шанс наткнуться на агрессивно настроенных чугунков, а то и на свеженькую ловушку.

– Твою мать! – воскликнул Синдбад, когда столб торнадо окутала паутина грандиозной молнии, и в первый момент я не понял, что именно вызвало столь бурные эмоции у моего спутника.

А затем увидел, как метрах в ста от нас, прямо на дороге к тамбуру, одна за другой возникли пять фигур: в черных боевых костюмах, с «мегерами» в руках, с пламенеющими даже в ночной тьме оранжевыми крестами на рукавах и на налобниках шлемов.

Бойцы Дьякона! Их еще тут не хватало!

– Быстрее, в сторону! – крикнул я, надеясь, что праведники не очухались и нас еще не засекли.

Но оказалось, что это не так.

Нас не просто заметили, а еще опознали как врагов, и одна из «мегер» выплюнула заряд картечи. На наше счастье, у ее хозяина после переноса слегка мутилось в голове, и поэтому он не смог взять прицел. Бетонная плита, валявшаяся на обочине, покрылась трещинами, а мы остались невредимы.

Я шлепнулся наземь, перекатился в сторону и принялся стрелять, надеясь, что Синдбад безо всяких подсказок сообразит, что ему делать. Он не подвел, сиганул в другую сторону, и «карташ» в его руках заплевался огнем, посылая пулю за пулей в сторону сектантов.

Один из них даже пошатнулся, и я было обрадовался, что число наших противников уменьшится. Но выяснилось, что все не так – из-за груды обломков медленно выехал покореженный раптор и покатил в нашу сторону.

– Твою мать, у них мнемотехник с собой... – протянул я, вытаскивая гранату и активируя ее.

Бросок мой оказался точен, и облако раскаленной плазмы поглотило двигавшего к нам чугунка. Когда она исчезло, открылся черный остов биомеха и полное отсутствие людских трупов.

Праведники, чтоб их всех вспучило, успели укрыться!

Положение, откровенно говоря, складывалось аховое – дорогу к тамбуру бойцы Дьякона перекрывали намертво. Но самое поганое – нам некуда было отступать, сунься мы на переправу, нас постреляют, как мишени в тире, рвани налево, к насосной станции, или направо, к пристаням, это ничего не изменит, все равно мы на полуострове, выход с которого в руках врага.

Если только броситься в Припять, надеясь на милость гидроботов и их императора.

Но это только в крайнем случае.

Я сменил позицию, и вовремя – то место, где я только что лежал, обстреляли из нескольких «мегер» одновременно. Пристрелялись паскудники крестопламенные или просто решили бить по площадям, надеясь, что рано или поздно попадут.

«Что делать будем?» – спросил меня Синдбад через М-фон.

«Пока не знаю, – ответил я. – Ждать, пока нас пульсацией не затянет в торнадо».

Пульсация меняла ландшафт локаций, передвигая тонны камней, почвы, бетона и железа из одной в другую, и ей было все равно, что именно и как перемещать. При этом она порой учиняла всякие фокусы, смешивая живое с неживым, и угодивший в катастрофу сталкер оказывался сращен с каменной плитой или автоном.

Шансы выжить в этой передряге имелись, но не особенно большие.

Зеленые сполохи тем временем метались по небу все стремительнее, пылевой столб распухал и вращался быстрее.

– Смерть Антихристу! – завопил один из праведников, подбадривая остальных, и «святая братия» ринулась в атаку.

Они только успели вскочить на ноги, как отмечающее центр локации торнадо содрогнулось, и из него выплыл шарообразный сгусток зеленоватого сияния. Миг повисел на месте, а затем направился в нашу сторону, и мои следящие импланты точно сошли с ума.

Еще бы! Нашим глазам предстала химера, один из чудных энергоботов, которые появлялись около тамбуров непосредственно перед пульсацией. Кто их создал и контролировал, за эти годы понять не удалось, как и подобрать против них подходящее оружие.

Химеры безжалостно уничтожали все органическое в окрестностях входов в гипертоннели – птиц, животных, людей. Целеустремленно загоняли внутрь оказавшихся рядом чугунков, всех подряд, от мелких скоргов до огромных биомехов, вроде бронезавров или драконов. А затем пропадали, исчезали без следа – до момента очередной пульсации.

Бойцы Дьякона заметили химеру в тот же момент, что и мы, и это вызвало в их рядах краткий миг растерянности.

– Синдбад, пошли! – рявкнул я, бросаясь в сторону.

Пока праведники занимаются химерой, а точнее, она – ими, мы можем успеть обойти тамбур и уйти на юг в обход станции, чтобы в момент пульсации оказаться как можно дальше от нее. Проскочить внутрь и убраться достаточно далеко в другой локации мы все равно уже не успеем.

Любители аутодафе наш маневр не прозевали, и трое кинулись следом, а один из оставшихся – я не поверил своим глазам – взмахнул коротким металлическим стержнем, и тот выбросил шнур голубоватого пламени.

«Плеть»! У этих засранцев есть «Плеть», артефакт, способный не убить, но остановить химеру!

Искрящийся шнур хлестнул по облаку зеленоватого пламени, и оно застыло, повисло на месте. Пройдет какое-то время, и химера поплывет обратно, к тамбуру, словно позабыв, зачем явилась сюда.

Но из столба торнадо появлялись новые энергоботы – неторопливые, зеленые, светящиеся, разных очертаний – один походил на огромную гантелю, другой – на кита без хвоста, третий – на клубящееся облако.

– Нажмем! – прорычал я, хотя мы и так неслись изо всех сил, точно парочка взбесившихся зубров.

Праведники топали следом, но сократить расстояние пока не могли – «мегера», конечно, всем хороша, и мощна, и компактна, но вот бегать с ней не особенно удобно. Двое поначалу оставшихся на месте тоже присоединились к погоне, и они решили срезать путь, пробежать мимо самого тамбура.

Понадеялись, что «Плеть» поможет им справиться с энергоботами.

Видеть то, что там происходило, я не мог, но импланты исправно снабжали меня информацией, и я имел возможность представить картину во всех деталях: удар «Плетью», и еще одна химера зависла, но другая оказалась совсем рядом с бегущими, и выстрел в упор не смог остановить ее.

Короткий вопль, и облако зеленого огня поглотило человека.

«Так тебе и надо, – злорадно подумал я. – Сидел бы ты на месте, в своей церкви, жив бы остался».

Второй из двух праведников погиб мгновением позже, успев «заморозить» еще одного энергобота. Но еще три устремились за нами, точно огромные головки одуванчиков, несомые сильным ветром.

Проклятие, от них не убежать, будь ты хоть чемпионом мира по бегу с препятствиями!

– Давай за мной! – выкрикнул я, одновременно передав то же через М-фон, и повернул прямо на запад.

От городка Припять после Катастрофы осталось хаотичное нагромождение руин и хитро вывернутых наизнанку подземных коммуникаций. Немногим позже те места из-за сильного энергетического фона облюбовали чугунки, их там всегда было, словно кошек на помойке.

На этом и строился мой план.

Синдбад побежал за мной, не задавая лишних вопросов, да и праведники устремились следом, не особенно, похоже, надеясь нас догнать, а просто удирая от химер. Один попытался выстрелить нам в спины, но споткнулся, кубарем полетел на землю, и мы услышали еще один крик и тот мерзкий хруст, что звучит, когда человеческая плоть оказывается «в лапах» энергобота.

Нет, парни, сейчас мы либо все вместе выживем, либо дружно откинем копыта...

Позади остались гаражи, и начался собственно город. Под ногами захрустели скарабеи, шарахнулся в сторону мелкий биомех, чем-то похожий на помесь газонокосилки и велосипеда.

Двое ботов-андроидов повернули в нашу сторону армганы, но башка одного взорвалась, разнесенная в пыль пулей «карташа», а второй предпочел ретироваться. Счел, должно быть, что мы и преследователи – одна боевая единица, и что ему с такой не совладать.

Под ботинками загрохотал бок раскатанной в лист канализационной трубы, о прошлом которой напоминал только запах. С нее мы выскочили в узкий переулок между двумя валами из обломков и едва не угодили под колеса небольшому носорогу, в прошлом – грузовичку.

Сердито взревев, он затормозил и попытался развернуться, затем сдал задом.

Но мы уже взбежали на один из валов, и только в этот момент я отважился обернуться. Вовремя, чтобы увидеть, как химера настигает еще одного из праведников, а последний буквально падает под колеса носорогу.

В рычании бывшего грузовичка появились кровожадные нотки, мгновенно сменившиеся тоскливым завыванием.

– Давай, давай, родная! – прохрипел я, чувствуя, что сил на бегство больше нет.

Увлекшаяся погоней за органическими существами химера обнаружила перед собой чугунка. И тут напомнила о себе ее вторая и наверняка главная программа – сгонять к тамбуру всяческих биомехов.

На это я и рассчитывал, свернув в сторону развалин Припяти, прямо-таки кишащих всякой механической живностью, и расчет мой оправдывался. Нас преследовал всего один энергобот, прочие, вроде бы сначала устремившиеся в погоню, сейчас собирали в стадо ЭРЗов, перекати-зон и прочих железных тварей.

Взвизгнув, последний уцелевший боец Дьякона на четвереньках отполз в сторону, и химера проплыла в каких-то метрах от него, но и не подумала напасть. Повисла рядом с носорогом, и тот послушно покатил вслед за ней туда, где продолжал изрыгать зеленые молнии пылевой вихрь торнадо.

– Получилось! – выдохнул Синдбад. – Мы спасены!

– Еще нет, – поправил его я. – Надо уйти как можно дальше, чтобы пульсацией не зацепило...

– А с этим что?

Совершенно одуревший праведник мотал головой и пытался подняться, но ноги у него подламывались. Видно было, что этому типу сейчас не до того, чтобы стрелять и гнаться за кем-либо.

– Возьмем в плен и допросим, – решил я. – Надо узнать, чем я насолил Дьякону и его братии.

Сказано – сделано.

Мы спрыгнули в переулок, обладатель щегольских крестов на доспехах лишился оружия и узрел приставленное к носу дуло «Шторма».

– Знаешь, что это такое? – вкрадчиво поинтересовался я. – Это не «мегера», но если я выстрелю, то от твоей башки останутся обломки шлема и куски имплантов. Ты понимаешь меня?

Он кивнул.

– Странно встретить в вашей компании умного человека, – продолжил я. – А теперь... побежали!

Праведник подпрыгнул, точно его стегнули кнутом, и помчался вслед за Синдбадом. Похоже, он не сообразил, что с ним произошло, или химера что-то сделала с его мозгом.

Мы успели одолеть еще метров триста и выскочить на окраину Припяти, когда пульсация все же началась. Вновь содрогнулась земля, на этот раз тяжело, будто в родовых корчах, и, оглянувшись, я увидел, что столб торнадо затрясся, принялся толстеть, а затем мгновенно усох. В стороны ударили похожие на изломанные стрелы зеленые молнии.

– Всё, ложимся! – прокричал я. – И держимся изо всех сил, если хотим уцелеть! Вон туда!

Мы успели юркнуть в какую-то щель, прикрытую фрагментом кирпичной стены. Засвистел ветер, и накатила волна гравитационного искажения – показалось, что я стал легким, как пушинка, а в следующий момент меня придавила к земле утроенная или учетверенная тяжесть.

Тяжкий вой набил уши и внутренности черепа колючей ватой, и я оглох.

А заодно и ослеп, поскольку закрыл глаза и вырубил следящие импланты – все равно в той свистопляске, что творится сейчас в радиусе нескольких километров от центра локации, ничего не разглядеть.

Я только ощущал, как нас подбрасывает вместе с убежищем, как что-то тяжелое стукает меня по шлему. Слышал удары собственного сердца и думал, что впервые за все эти годы угодил в эпицентр пульсации. До сего дня я был осторожен и при первых признаках катаклизма всегда уходил на безопасное расстояние.

А потом стало тихо, и я открыл глаза, но ничего не увидел.

– Эй? – сказал я и автоматически повторил тот же возглас через М-фон, адресовав его Синдбаду.

«Нас, похоже, слегка засыпало, – прозвучал в моей голове голос бритоголового. – Я вижу рядом просвет и попробую сначала выбраться сам. А затем вытащу и вас. Ты не дергайся пока».

Я попробовал двинуться, но со всех сторон сдавило, захрустело, и я понял, что лучше вправду не шевелиться. Осторожненько активировал импланты и ничего не смог уловить – повсюду глухая, непроницаемая стена.

Для проводника – самое жуткое ощущение.

Затем захрустело еще, стукнуло по шлему, и я смог повернуть голову. Обнаружил небольшую дыру и понял, что она расширяется.

– Сейчас, еще немного, – на этот раз голос Синдбада я уловил ушами. – Ты там как?

– Как кольцо на пальце, – отозвался я, – сижу крепко, чувствую себя неплохо, только вот пошевелиться почему-то не могу. Но ты сам знаешь, что нам, рыжим, море по колено!

Откатился в сторону очередной обломок, и я смог пошевелить правой рукой, затем двинуть левой, ну а дальше я приступил к воплощению в жизнь принципа «Спасение утопающих – дело рук самих утопающих». После некоторых усилий, сдобренных смачными проклятиями, я расковырял завал из разнокалиберных обломков стены и вылез из щели, прикрывшей нас, но едва не ставшей нашей могилой.

Пейзаж вокруг в общем и целом остался тем же самым, но вместе с тем разительно изменился.

Развалины, фрагменты зданий, развороченные трубы, куски автонов, но все в новых сочетаниях, расположенное не на тех местах, где было получасом ранее. Новые огнедышащие сопки на горизонте, овраг там, где недавно был холм, и в воздухе взвесь из пыли и пепла.

И это помимо продолжающего идти снега.

– А где наш религиозный друг? – спросил я, чуточку оклемавшись.

– Тут он, или ты забыл? – вопросом ответил Синдбад, нагнувшийся над неким продолговатым предметом.

И только теперь я определил, что это и есть праведник, так удачно избежавший общения с химерами. Просто без шлема, без сознания и в лежачем положении он оказался не таким грозным, как с «мегерой» наперевес.

– Э, да он совсем мальчишка! – воскликнул я, разглядев, что бойцу Дьякона лет семнадцать-восемнадцать.

– Истину глаголешь, – отозвался Синдбад в духе дешевого проповедника. – И еще должен я возвестить, что отрок сей изрядно получил по кумполу. И посему предлагаю я трапезу скромную разделить и подождать, пока для беседы он будет хоть сколь-нибудь подходящ.

– Это можно, – согласился я.

Ждать пришлось часа полтора.

Выброшенная пульсацией пыль за это время осела, атмосфера очистилась, и нам предстало редкое для Пятизонья зрелище – звездное небо. Смотри, наслаждайся, пока не натянет новых облаков и не заморосит вечный дождь, ну, или с учетом зимних условий, не пойдет снег.

К горизонту клонилась отожравшаяся, но еще не полная луна, мерцал Млечный Путь.

– Красота, – сказал я, когда мы утолили голод и жажду.

– Красота, – отозвался Синдбад. – А, наш новый друг, кажется, шевелится...

Праведнику на самом деле было лет восемнадцать, не больше, мелкие черты лица придавали ему сходство с грызуном, и ничего приметного во внешности этого парня не имелось.

Открыв глаза и обнаружив наши свирепые рожи, он вздрогнул.

– Привет, дружище, – сказал я. – Вынужден разочаровать тебя, но устроить тут аутодафе или проповедь мы не дадим.

– Но... помолиться хотя бы... разрешите? – спросил он срывающимся голосом.

– Зачем? – удивился Синдбад.

– А перед смертью.

Ну, определенная смелость у этого парня была, хотя порой и загнанная в угол мышь обретает бешеную храбрость. А еще, несмотря на страх, он трезво оценивал обстановку и не делал глупостей – вроде попыток вырваться.

– Это всегда успеется, – сказал я после того, как мы с Синдбадом обменялись взглядами. – Поведай мне лучше, отрок, полный религиозного рвения, ты знаешь, кто мы такие?

Он помедлил немного, морща лоб и посверкивая глазами, а затем ответил:

– Ты – Антихрист.

– Какая потрясающая новость, – тут Синдбад не сдержался, захихикал. – А я кто, чудище из серного озера? Или блудница, что восседает на звере, вышедшем из моря и собравшемся сожрать тысячу царей?

Я в религиозной галиматье мало чего понимал, а вот бритоголовый, похоже, разбирался.

– Не знаю, о тебе пророк ничего не говорил, – ответил мальчишка.

«Пророк» – это Дьякон, пузатый и бородатый тип, возомнивший себя новым мессией, что призван с помощью костров бороться с ересью. В роли еретиков у него выступали ученые, а также все, чем-то помешавшие Дьякону или просто не вовремя оказавшиеся на дороге. Из всех безумцев Пятизонья он был одним из самых знаменитых, а уж в кровожадности мог поспорить с самим Хистером.

– Значит, Антихрист, – сказал я, думая, что роль одного из главных христианских злыдней мне не очень нравится. – Это с какого перепугу? Рогов у меня вроде бы нет, серой я не пахну?

– Ты умеешь быть сразу в двух местах.

Синдбад крякнул, а у меня мелькнула мысль, что дубль устроил мне куда больше неприятностей, чем я полагал до сего часа. Эх, отмотать бы время суток на двое назад и обойти тот «Мультипликатор» по широкой дуге.

– Почему тогда я сам об этом ничего не знаю? – спросил я, стараясь, чтобы голос мой звучал уверенно.

Пришлось мальчишке напрячься и рассказать, с чего вдруг праведники решили, что я Антихрист. Выяснилось, что дубль, сто скоргов ему в глотку, попался группе бойцов Дьякона в Старой Зоне, неподалеку от тамбура. Самое чудное, что он ринулся на них в атаку, один на четверых, вопя какие-то глупости!

– Авессалом, командовавший группой, был сильно удивлен, – говорил наш пленник. – Но ты от них удрал, ушел в сторону Обочины, и они решили тебя не преследовать, поскольку имели задание от пророка. А когда вышли из тамбура в Сосновом Бору, вновь увидели тебя.

Он нервно завозился и буркнул:

– Развязали бы вы мне руки, а то я скоро того... не сдержусь.

– Уж сдержись пока, – попросил я. – И что, теперь твои единоверцы ловят меня по всем локациям?

– Да, пророк отдал такой приказ.

– Ну что же, – с наигранной бодростью начал Синдбад, – врагом больше, врагом меньше – какая разница?

Это он зря – разве можно сравнить Циклопа, пусть джинна, но одиночку, или Антипу и его десяток головорезов с Дьяконом, чей «Пламенный Крест» насчитывает до сотни стволов? Эти фанатики не успокоятся, пока не спалят меня, или не увидят мой труп, или не отвлекутся на что-нибудь более интересное, вроде охоты на изучающих Пятизонье ученых.

Или их самих «отвлекут» военные.

– Ладно, позволим мальчишке отлить, а затем подумаем, что делать дальше, – сказал Синдбад. – А ты, праведник, помни, что трое отроков, конечно, выжили в печи огненной, но вот о том, что кто-нибудь уцелел после попадания из «карташа», в Библии ничего не говорится!

Поднятый нами на ноги и отведенный в сторону пленник не стал суетиться, даже когда ему распутали руки. То ли слишком хотел в туалет, то ли решил, что удрать от пули – задача невыполнимая даже для искренне верующего. Он сделал свои дела, мы связали ему конечности и вернули на «нагретое» место.

– Да только смотрю, ты меня совсем не боишься, – сказал я. – Как тебя звать, кстати?

– Иеровоам, – ответил мальчишка. – Так я и не верю, что ты – Антихрист.

– Даже несмотря на то что так утверждает пророк? – Синдбад сложил губы трубочкой.

Дисциплина в «Пламенном Кресте» жесткая – это всем известно, стоит кому только усомниться или отклониться от «генеральной линии партии», как добрые единоверцы отправляют его на костер.

– Я не верю, что он – пророк. – Иеровоам отвел глаза. – Пророк не может быть таким... убивать...

– А ну-ка рассказывай, – потребовал я. – Как ты с подобными мыслями докатился до жизни такой!

Делать все равно пока нечего, нужно выждать еще как минимум часок, прежде чем можно будет сунуться в гипертоннель. Почему бы не послушать пока историю праведника, который не глядит в рот своему Дьякону?

Выяснилось, что наш новый знакомый недавно откликался на кличку Колючий и принадлежал к «питерцам» – группировке молодых ребят, промышлявших на границе локации Соснового Бора. Они водили желающих через Барьер, пользуясь ветками метро и тектоническими разломами, понемногу таскали артефакты, доставляли грузы и мечтали о том, чтобы стать настоящими сталкерами.

– Меня бабушка с детства в церковь водила, – говорил Иеровоам, глядя сквозь меня куда-то в звездное небо, которое постепенно затягивали тучи, – я к десяти годам все молитвы выучил, а потом, когда она погибла, в пятьдесят первом, я сам продолжал ходить, и свечки ставил, и все прочее...

Сам я к «опиуму для народа» отношусь прохладно, но искреннюю веру уважаю.

Наш новый приятель после Катастрофы сумел выжить, прибился к питерцам и даже заработал денег на имплантацию – вставил себе метаболический имплант, чтобы не так опасно было ходить в локацию. Подумывал о том, чтобы дополнить его еще парой полезных приспособлений, но тут Крамор, старший группировки, отправил Колючего в очередной рейд.

– Ну и встретили они нас у Красной Горки, – сказал Иеровоам, или в этот момент скорее Колючий, и злость прозвучала в его голосе: – Троих парней на месте положили, а меня только ранило. Я лежу, молитву читаю, а с ними тогда Дьякон был, он услышал. Решил, что это знак Божий, спросил – верую ли я в Господа, а затем предложил у них остаться.

Понятное дело, что пацан согласился. Не на смерть же ему идти?

Лучше живой праведник Иеровоам, чем мертвый питерец Колючий.

Дальше рассказ мальчишки стал более интересным – полгода он проходил в послушниках, доказывал верность Дьякону и его своре. Использовали его в это время для всякой грязной работы, подручных дел, и оружия в руки не давали. Зато потом организовали нечто вроде посвящения, в той самой церкви Неопалимая Купина, что неподалеку от тамбура в Сосновом Бору, нарекли Иеровоамом и устроили ему имплантацию.

– Ба, а у праведников свои мастерские есть? – удивился Синдбад. – А я и не знал.

– Чего бы им и не быть, и мастерским, и финансам, и всему прочему? – Я пожал плечами. – Будь эти типы с крестами на рукавах просто бандой агрессивных сумасшедших, от них давно ничего бы не осталось.

Если бы дела обстояли так, Дьякон и его секта исчезли бы после первой военной операции против них, году эдак в пятьдесят третьем. Но они пережили и ее, и несколько последующих, и сумели довольно неплохо устроиться, стать одной из реальных сил Пятизонья.

– Ну, так чего дальше? – спросил я, глянув на пленника.

– А ничего. В прошлом сентябре я взял в руки «мегеру», и вот, с ними... – Тут Иеровоам улыбнулся совершенно взрослой улыбкой. – Но противно. Верят они вроде, но при этом заповеди нарушают... Думал пару раз сбежать, так куда мне теперь, с имплантами? За Барьер не выйти, а внутри него всегда найдут и устроят... искупление грехов...

Огненное такое, жаркое, чтобы с грехами еще и тело заблудшего в пепел сжечь.

Не сказать, что я проникся к мальчишке симпатией – понятно, что крови на нем за эти полгода накопилось достаточно, но после допроса желание пристрелить его ослабло. Судя по озадаченной физиономии, схожие чувства одолели и Синдбада, так что мы переглянулись и перешли на разговор через М-фоны.

«Что с ним делать будем?» – спросил я.

«Не знаю, – отозвался Синдбад. – Зла на него у меня нет».

«И у меня. Может быть, просто отпустим?»

«Без оружия, маркеров и остального? Это, считай, та же смерть».

«Ну не волочь же его с собой до ближайшего детского сада?» – Я понял, что начинаю злиться, и это мне не понравилось – не тот вопрос, чтобы из-за него поддаваться эмоциям.

Хотя стоило признать, что Колючий напомнил мне меня в его возрасте, когда я после детского дома пытался устроиться в обычной человеческой жизни и только пришел в университет, озлобленный, никого не боящийся, сердитый на весь мир и ничего хорошего от него не ждущий.

«А давай спросим у него», – предложил Синдбад, и я после мгновенной заминки кивнул.

– Слушай, земляк, – сказал я, пытливо глядя на Иеровоама. – Мы тут думаем, что с тобой делать. Если хочешь, можем отпустить на все четыре стороны, только оружия, сам понимаешь, не дадим. Шансов уцелеть немного, но они есть. Если желаешь быстрой смерти, можем тебя пристрелить, хотя честно скажу, нам этого не хочется. Но ты сам-то чего бы желал?

– А возьмите меня с собой! – выпалил мальчишка, и во взгляде его вспыхнула надежда. – Можно ведь доспехи эти снять... как-то сменить, замаскироваться, чтобы они меня не нашли!

– Нет! – резко возразил я и уже спокойнее добавил: – В принципе это возможно, руки у Дьякона длинные, но не особенно. Просто сейчас нам некогда этим заниматься – тебя куда-то вести, пристраивать. Я сам гоняюсь за тем, кого ваши приняли за меня. – Незачем Иеровоаму знать подробности о дубле. – Помимо твоих единоверцев, по моим следам тащатся еще всякие «друзья»...

– Так вам что, помешает лишний ствол? Я ангельски хорошо стреляю!

– Кто ж тебе его даст? – Тут я разозлился по-настоящему. – Ты думаешь, я вручу оружие тому, кто час назад был готов убить меня? Вот честно скажи, ведь готов был?

Иеровоам отвел глаза и, помедлив немного, кивнул.

Наверняка ведь еще и спусковой сенсор нажимал, гад, в наши спины целясь, а теперь вместе с нами просится! И то, что он выполнял приказ Дьякона, ничуть сопляка не оправдывает – умел хулиганить, умей и ответ держать!

«Может быть, все же возьмем? – Синдбад вновь перешел на беседу через имплант. – Доведем до Тушинского лагеря, да там и оставим – пусть сам выкручивается. Все равно в ту сторону идем».

– Нет! – повторил я.

Очень неразумно тащить с собой по Пятизонью того, в ком ты не уверен и кому ты не можешь дать в руки пушку. Он будет обузой, отвлекающим фактором, минус-баллом в любой ситуации, и может стать причиной больших проблем. И мало меняет ситуацию факт, что юный праведник – вовсе не новичок, что он понюхал пороху и знает, чего здесь с чем едят.

Вон, в экспедициях на одного большеголового приходится пять вооруженных проводников!

– Нет, не возьмем, – повторил я в третий раз.

– Тогда отпускайте, – сказал Иеровоам мрачно и решительно. – Отдам себя в руки Господа. Если будет на то его воля, то выживу, а если нет – то лучше сгинуть от лап безгрешных тварей, чем так жить.

– Ты что делаешь? – прошипел Синдбад. – Давай хоть вооружим его! «Мегеру» отдадим!

Тоже мне, гуманист выискался. И как он с таким гуманизмом в Пятизонье выжил, интересно мне? Или каждого чугунка добрым словом встречал, а злобным бандюкам подставлял вторую щеку?

Расскажите кому-нибудь другому!

– Пусть уходит, – сказал я твердо. – Ты можешь идти вместе с ним. Я тебя с собой не звал и не раз предлагал тебе уйти. Вот очередной удобный случай. Вы делайте, что хотите, а я дальше отправлюсь.

Мальчишка глаза выпучил – он-то не знает, что мы с Синдбадом едва знакомы.

Ну а бритоголовый закряхтел, засопел, глаза кровью налились – того гляди, в драку полезет. А что, брат Лис, может, это не худший вариант – расплеваться и разбежаться, чтобы дальше идти в одиночку?

Как раньше, в прежние спокойные времена.

И тут Синдбад вместо того, чтобы кинуться в драку или послать меня по матушке, неожиданно успокоился.

– Зачем ты так делаешь? – спросил он, пристально глядя на меня.

– Что именно?

– Пытаешься доказать всем и себе самому, что ты мерзкий бессердечный ублюдок. Ведь ты не такой! Ведь ты понимаешь, что мальчишка – не кровопийца, не прожженный праведник!

– Давай без проповедей! – Я выставил перед собой ладони. – Какой я есть, такой я и есть, и если хочешь с ним возиться, то возись, а мне скоро надо будет идти. Дубль на месте сидеть не станет.

Синдбад усмехнулся, и мне почему-то захотелось его ударить – столько превосходства оказалось в этой усмешке. Я заскрипел зубами, удерживаясь от глупого, совершенно мальчишеского желания – что мне за дело до чужих улыбок?

И в этот момент что-то случилось с моим главным имплантом – он выдал информацию, что тестируемая колония наноботов типа 36К5643 несовместима с остальными компонентами внутренней информационной системы, а кроме того, обладает признаками внутренней нестабильности, а затем вовсе завис, выключился, точно ему выдали несколько слишком сложных задач одновременно.

Ощущение мерзостное – словно внутри головы возникло выгнившее дупло, как в больном зубе. Плюс нехватка привычного внутреннего собеседника, с которым поддерживаешь полуосознанный диалог.

Я сбился, замер, пытаясь осознать, что со мной происходит.

Нет, само сообщение выглядело обычно, такие я получал пару раз в процессе имплантации новых устройств. Да вот только никаких колоний наноботов типа 36К5643 рядом не наблюдалось, как и мнемотехника с набором оборудования.

Главный имплант включился, пустота в голове заполнилась, и на мгновение мне показалось, что через мои глаза смотрит кто-то еще.

– В чем дело? – спросил Синдбад.

– Так, ерунда, – просипел я, заставляя себя вспомнить, чем мы тут вообще занимаемся. – Не обращайте внимания. В общем – я уже сказал, я ухожу, один или с тобой, но не с ним.

И я указал на лежавшего Иеровоама.

– Бог все видит, – многозначительно изрек бывший Колючий, и на этот раз мне захотелось ударить мальчишку.

Они, значит, умники добродетельные, а я злобный грешник?

Возможно, так оно и есть, но только я со своими делами сам разберусь!

– Ну что же, ты решил, язви тебя джинн, – протянул Синдбад. – Иди своим путем, а мы отправимся своим.

И что самое странное – мне в этот момент стало неприятно, как-то мерзко на душе, словно предстояло расставание не со случайным знакомым, а с настоящим другом, с которым много пережито и пройдено. Хотя все мои друзья остались там, в январе пятьдесят второго, и если кто из них выжил, то сейчас, скорее всего, мотает срок где-нибудь в тюряге для особо опасных.

– Только не вооружай его, пока я не уйду, – попросил я.

– Боишься? – Синдбад вновь усмехнулся, но на этот раз – безо всякого веселья, скорее грустно.

– Аж по ногам течет, – отозвался я и поднялся, чтобы глянуть в сторону тамбура и оценить обстановку.

С момента пульсации прошло достаточно времени, так что вихрь вращался как обычно – неспешно, без дерганий из стороны в сторону, молний и вспышек. Выброшенные в новую для себя локацию чугунки вроде бы расползлись, по крайней мере, мои импланты ничего крупного и опасного не показали.

– Ладно, вы как хотите, а я пошел. – Я вскинул на плечи рюкзак. – Может, свидимся. Удачи.

Синдбад кивнул, праведник Иеровоам пробормотал что-то, одинаково похожее как на проклятие, так и на благословение, и я зашагал на юго-восток, в сторону АЭС и входа в гипертоннель.

Развалины Припяти, обычно кишащие всякой механической дрянью, сейчас выглядели мертвыми. Для всех порождений Пятизонья пульсация – мощный шок, и они от него несколько часов оправляются. Особенно достается тем тварям, что были затянуты в тамбур и, возможно, побывали в том самом мифическом Узле.

Я на всякий случай обошел одиноко стоявшего бронезавра, неподвижного, словно мертвого. От группы колесных ботов предпочел укрыться – эти твари любят собираться большой толпой.

Миновал одну за другой три свеженькие ловушки, «Магнит», «Дурман» и «Мухобойку», но о том, чтобы выдать их координаты в М-сеть, и не подумал. По сталкерской традиции о найденных после пульсации новых аномалиях следовало известить всех, но сейчас мне было не до того, чтобы раскрывать собственное местонахождение.

Пусть Циклоп и Антипа думают, что я прошел тамбур давно или вовсе сгинул в катаклизме.

В окрестностях входа в гипертоннель оказалось вообще на редкость чисто – ни чугунков, ни «кукушки» где-нибудь в развалинах, ни признаков засады на неразумного Лиса. Я еще раз «огляделся», используя все до единого следящие импланты, активировал маркер и шагнул в серое марево.