Идеальный размер

СТРУЯ ВОЗДУХА

Сегодня в полдень я встречаюсь с Лайзой и иду вместе с ней в тренажерный зал, а к вечеру непременно успею прочистить себе мозги – по понедельникам в три часа дня у меня встреча с психотерапевтом. Если не случится никакого природного катаклизма, так будет и сегодня.

Со своими лучшими подругами – Лайзой и Анной – я знакома уже больше двадцати лет. В восемь мы вместе играли на одной детской площадке, а в подростковом возрасте втроем бегали на школьные дискотеки.

Естественно, и Лайза, и Анна давно замужем. Свою личную жизнь они устроили уже годам к двадцати пяти, выйдя замуж за сокурсников из университета.

Анна не ходит в этот тренажерный зал. Насколько мне известно, она вообще не ходит по тренажерным залам. Ее первому ребенку, Джейкобу, всего одиннадцать недель, и она пытается кормить его грудью. За последнее время и Анна, и Лайза несколько раз не узнавали меня, когда мы договаривались встретиться возле кинотеатра или станции метро. Они еще не привыкли к моему новому облику. Анна говорит, что я теперь совсем не похожа на ту Санни, которую они знали. Даже моя улыбка стала не такой широкой, говорит она.

Лайза уверенно приближается к спортивному центру, возле дверей которого я ее жду. Длинные белокурые локоны свободно падают на спину, подхваченные над висками двумя заколками. Лайза никогда не пользуется средствами для укладки волос, поэтому вокруг ее головы парит прозрачный венчик из легких завитков. У нее широкое лицо с чистой сияющей кожей. На щеках заметны пара-другая тоненьких красных прожилок, а в уголках глаз уже различимы морщинки. Лайза приближается, и я вижу, что на подбородке у нее наливается злобой огромный прыщ, который грозно уставился прямо на меня. Лайза почти никогда не делает макияж. Только отправляясь в ресторан или на вечеринку, она слегка подкрашивает ресницы и наносит тонким слоем губную помаду. Конечно, я всегда восхищалась ее умением выглядеть свежо и естественно, но, по-моему, в том, чтобы хоть изредка пользоваться декоративной косметикой, нет ничего преступного.

Когда мы учились в школе, Лайза постоянно бегала – и стометровку, и по пересеченной местности. Естественно, она до сих пор находится в отличной форме. Честно говоря, она находится в гораздо лучшей форме, чем я, однако вы заметили бы это только в том случае, если бы мы с ней бежали марафонскую дистанцию. Наблюдая сквозь окна тренажерного зала за тем, как мы делаем упражнения, вы никогда не догадались бы, что Лайза увлекается спортом всю свою жизнь, а я начала заниматься всего год назад.

Муж Лайзы, Грегори Натан, тоже очень стройный. В нашем университете он был чемпионом по бегу с препятствиями на пять тысяч метров. Когда Грегори улыбается, он становится похож на собаку. Насколько мне известно, он занимает какую-то высокую должность в страховой компании – настолько высокую, что Лайза восемь месяцев назад смогла бросить свою работу в издательстве и сейчас решает, чем бы ей заняться для души. Все грозится открыть собственный магазинчик, где будут продавать «разные симпатичные безделушки, свечи, постельное белье с подушками и красивые стеклянные вазочки». К счастью для покупателей «разных симпатичных безделушек», за то время, пока Лайза собирается взяться за дело, в Лондоне открылась добрая сотня таких магазинчиков. Лайза и Грегори живут в Ричмонде и по выходным вместе бегают вдоль берега реки.

Когда мне удалось сбросить четырнадцать фунтов, Лайза стала первой, кто заметил, что я теряю в весе. Кроме того, она первая обратила внимание на то, что я стала по-другому питаться. Как-то в субботу мы втроем собрались пообедать и немного поболтать, и я заказала салат из тунца с красным луком и грецкими орехами вместо гамбургера с жареной картошкой. Анна не обратила на это никакого внимания, а Лайза тут же спросила:

–Санни, ты что, перешла на салаты?

–Просто захотелось чего-нибудь свеженького, – ответила я с невинным видом.

Тогда мне еще не хотелось рассказывать им о диете. Я не была уверена, что смогу ее выдержать. Сброшенные шесть килограммов – это хорошо, но заявлять о том, что я попытаюсь избавиться еще от пятидесяти, я не рискнула. Кроме того, сброшенный было вес начинал медленно возвращаться. В то время я поняла, что придется предпринять более радикальные меры и отправиться на занятия в тренажерный зал. Эта мысль меня пугала. И дело не в том, что я никогда раньше не занималась спортом. Нет. Просто мне казалось, что я буду выглядеть ужасно глупо, работая с раскрасневшимся лицом на каком-нибудь тренажере – запыхавшаяся, одетая в бесформенную футболку и огромные спортивные штаны.

С тех пор я сбросила половину своего прежнего веса и теперь, встречая в тренажерном зале людей с такой же комплекцией, какая когда-то была у меня, стараюсь поймать их взгляд и ободряюще улыбнуться. К сожалению, они никогда не замечают моей улыбки, потому что никогда не поднимают глаза.

–Судя по лицу, ты немного похудела. – Лайза с усмешкой осмотрела меня, осторожно выуживая признание.

–Ты на диете? – спросила Анна и обмакнула хлеб в оливковое масло.

— Что-то вроде того, – неохотно признала я.

По моему лицу наверняка было заметно, что Санни Уэстон собой довольна. Я постелила на колени салфетку и добавила:

–То есть это не столько диета, сколько здоровое питание.

–Господи, тебе что, больше заняться нечем? Вот уж никогда бы не подумала, что тебя волнуют такие вещи, – сказала Анна.

Конечно, она предпочла бы услышать, что на подобные глупости не стоит тратить свою жизнь, – Анна не сидит ни на каких диетах.

–Естественно, меня волнуют такие вещи, – ответила я. – Потому что я хочу быть здоровой.

–А спортом ты занимаешься? – спросила Лайза, глядя на меня с улыбкой.

–Я стараюсь побольше ходить, но чувствую, что этого недостаточно. Придется, наверное, записаться в тренажерный зал.

Лицо у Лайзы осветилось неподдельной радостью.

–Запишись в мой! Будет весело. Я тебе помогу.

–Ладно, почему бы нет? Только имей в виду, я пока не готова к серьезным нагрузкам. Я давным-давно никаких упражнений не делала, придется начинать смалого.

–Вот и отлично! – Лайза подняла свой бокал с соком лайма и содовой.

–Санни, а помнишь, как ты в последних классах школы сидела на капустной диете? – спросила Анна со смехом. – Тебя еще от нее постоянно пучило. – Она повернулась к Лайзе. – А ты, Лайза, помнишь, как твой отец подвозил нас однажды из кинотеатра? Мы ходили смотреть «Привидение». Помнишь, как Санни садилась в машину и нечаянно пукнула? В салоне стоял такой ужасный запах, что твоему папе пришлось опустить стекло! Никто не сказал ни слова, потому что мы просто не знали, что говорить.

Анна хохотала так сильно, что опрокинула свою чашку.

–А «Слимфаст» помнишь? – спросила Лайза с широкой улыбкой. – Сколько фунтов ты набрала за ту неделю, Санни? Десять?

Лайзин смех превратился в задорное хрюканье.

–Я неправильно поняла инструкцию, – сказала я, стараясь улыбаться как ни в чем не бывало.

–Насколько я помню, ты решила, что всякий раз во время еды надо выпивать по молочному коктейлю, – выдавила Лайза, задыхаясь от смеха и вытирая слезы. – Бедная Санни!.. Не обижайся, пожалуйста. Я не со зла.

Я кивнула, натужно улыбаясь.

–А помнишь, как получилось в другой раз? Помнишь?

Анна едва говорила от душившего ее хохота.

–Ты решила носить на лодыжках груз, чтобы постоянно поддерживать ноги в тонусе... Прямо в таком виде пришла на занятия, а к концу дня уже не могла поднять ноги. Тебе пришлось снять груз...

Анну одолел очередной пароксизм смеха. Она прервала рассказ секунд на двадцать, хватаясь за бока от гомерического хохота, а затем продолжила:

–Груз-то ты сняла, а ноги от земли все равно оторвать не получалось. Ты даже не смогла в автобус забраться... Пришлось... пришлось... – Она кое-как взяла себя в руки. – Пришлось ковылять до самого дома пешком! Почти не отрывая ноги от асфальта!

Лайза и Анна вытирали с глаз слезы, стонали от смеха и задыхались. Только минут через десять им обеим удалось окончательно успокоиться, и они, совершенно обессиленные, смогли заказать обед.

Лайза была преисполнена таким энтузиазмом относительно наших совместных занятий, что я едва не отказалась от этой мысли. Меня всегда удивляла ее одержимость здоровым образом жизни. Я не понимала, чему она так радуется, поднимаясь дождливым утром в шесть часов и отправляясь на пробежку вдоль озера. Какое в этом удовольствие? Не лучше ли спокойно посидеть перед телевизором с тарелкой картошки и рыбы во фритюре? Конечно, я всегда завидовала тому, как Лайза выглядит в джинсах, но становиться такой одержимой и лишиться всех радостей жизни мне совсем не хотелось. Странно, теперь, в самом конце утомительной дороги, мы с Лайзой нежданно-негаданно превратились в единомышленников.

Итак, она подходит к дверям. Вместо приветствия мы чмокаем друг друга в щеку и, болтая, направляемся в раздевалку. Лайза тут же принимается снимать с себя одежду и белье, а я сначала поворачиваюсь к ней спиной и только потом расстегиваю лифчик. Я не хочу, чтобы Лайза заметила, какой дряблой стала моя грудь. Разговор почти сразу переключается на Анну.

–Она поправилась почти на тридцать килограммов, – говорит Лайза с нескрываемым осуждением в голосе.

–Господи, так сильно? Она сама тебе сказала?

Я уже сочувствую бедной Анне.

–Причем уже после того, как родила ребенка.

В каждом предложении Лайза делает выразительную паузу перед последним словом. Я понимаю, что таким образом она пытается добавить драматизма, однако, на мой взгляд, это звучит как-то нелепо. Такое чувство, будто Лайза едва окончила Институт благородных девиц и состоит в Обществе любителей оперы, а ее чувства настолько утонченны, что она впадает в благородное негодование по любому мало-мальски подходящему поводу.

Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, нет ли в раздевалке кого-нибудь, кроме нас. К счастью, мы здесь одни, и наш разговор никто не услышит.

–Вот увидишь, Лайза, – говорю я, – она снова похудеет, если и дальше будет кормить ребенка грудью. При кормлении сжигается огромное количество калорий – около полутора тысяч в день.

Лайза пожимает плечами, всем своим видом демонстрируя, будто надеется на лучшее. Секунду спустя в ее глазах появляется довольный блеск, и Лайза говорит, что она все-таки не понимает, как человек способен запустить себя до такой степени, потакая всем своим капризам. Мы обе натягиваем спортивные шорты, а мне тем временем приходит в голову, что Лайза, наверное, забыла, с кем разговаривает.

–Я имею в виду, Санни, что она ест все подряд!

–Да, знаю, – говорю я, – но вспомни – незадолго до беременности она сидела на сумасшедшей диете.

–Заурядная диета Аткинса, – отрезает Лайза.

– А еще она вегетарианка, – напоминаю я, немного озадаченная Лайзиной резкостью.

Лично я перепробовала все диеты – от самых простых до самых безумных – еще в школьные годы. Я знаю наверняка, что если капустная диета и помогает кому-то, то совсем ненадолго. Конечно, вы теряете пару-другую килограммов, но не окончательно, не на всю жизнь, а лишь временно. Говоря по правде, после двадцати лет я не особенно увлекалась диетами. Какое- то время я просто ела то, чего мне хотелось. Однако даже тогда я понимала: для того чтобы сбросить половину веса, недостаточно просто считать калории и отказываться от коктейлей. Требовалось изменить образ жизни, а не только время от времени голодать...

–В любом случае теперь ей придется ходить в тренажерный зал, – говорит Аайза, стоя перед зеркалом и собирая волосы в конский хвост. У нее очень ровный контур лица и гладкая кожа – нигде не заметно ни морщинки. – А ты сколько успела сбросить?

–Пока около сорока пяти килограммов, – отвечаю я тихо, надеясь, что меня никто не слышал.

–Понятно. А сколько осталось? Килограммов пять-шесть?

–Около того. Ну, может, десять.

–Понятно. Если все сложить, то получается почти столько же, сколько Анна набрала за последние девять месяцев. За девять месяцев!.. Тебе понадобилась целая жизнь, чтобы столько набрать!

–Ага, – отвечаю я, поворачиваюсь и выхожу из раздевалки, по пути пообещав себе в самое ближайшее время сходить к Анне в гости и принести ей немного орешков и маленькую плитку темного шоколада.

Лайза никогда не придает значения тому, как звучат ее слова, поэтому нет никакого смысла делать ей замечание. Я просто стараюсь не относиться к людям так, как относится она. Правда, на занятиях я все-таки превращаюсь в ее подобие. В тренажерном зале я становлюсь собранной и сосредоточенной. Я могу отчетливо представить, как растягиваются и сокращаются мои мышцы. Я слежу за дыханием и точно знаю, сколько сжигаю калорий, размахивая руками, раздавая тумаки и пинки боксерской груше и минут десять прыгая, как заправский боксер. Затем мы с Лайзой ложимся на пол и двадцать минут качаем пресс.

Время от времени мы с ней обмениваемся улыбками, глядя друг на друга в зеркало. Мы делим не только удовольствие от физических нагрузок, но и приятное осознание того факта, что с каждой минутой наши тела становятся сильнее, здоровее и стройнее.

Наш широкоплечий приземистый инструктор, Барри, прежде служил рядовым в армии. Проходит один час и двадцать минут. Мы с Лайзой встряхиваем натруженные руки и ноги и только тут замечаем, что вокруг нас полно людей с раскрасневшимися лицами, которые, как и мы, стараются восстановить дыхание.

–Отлично поработали, девочки. Десять баллов из десяти, – говорит Барри и отпускает нас величественно-благословляющим жестом.

Проходя мимо, мы улыбаемся инструктору с подобающим благочестием, но колена не преклоняем. Приняв горячий душ, с еще мокрыми волосами идем на второй этаж, где расположен бар. Лайзин прыщик под воздействием высокой температуры раздулся до угрожающих размеров и готов вот-вот лопнуть. Будь это не гнойник, а вулкан, меня бы уже эвакуировали.

Возле стойки расположились двое парней в тренировочных костюмах. В руках у них по кружке пива, из спортивных сумок торчат ракетки. Один из молодых людей улыбается, когда мы проходим мимо, и просит прощения за свою сумку, которая совсем нам не мешает.

Лайза с утомленным вздохом отвечает:

–Ничего страшного!

Молодой человек смущается и выглядит немного обиженным. Я с извиняющейся улыбкой добавляю:

–Спасибо, все в порядке.

Мы заказываем два черных кофе. Девушка за барной стойкой говорит, что придется подождать пару минут, и обещает позвать нас, когда кофе будет готов. Мы садимся за угловой столик рядом с телевизором, на плазменном экране которого мужчина играет в теннис на земляном корте.

–Санни, ты не думала заняться йогой? – спрашивает Лайза, внимательно разглядывая брошюру с расписанием новых занятий.

–Наверное, было бы неплохо. Правда, сейчас я больше сосредоточена на сжигании жира и стимуляции сердечного ритма, однако в принципе...

–Мне-то йога не нужна, – добавляет Лайза. – Я работала над своей мускулатурой гораздо дольше, и она в лучшей форме, чем у тебя. Кроме того, у тебя проблемы с кожей.

–Да, наверное, – отвечаю я, оглядываясь на барную стойку, чтобы посмотреть, не готов ли наш кофе.

Его как раз разливают по чашкам. Хватаю свою сумочку и со словами «Я принесу» вскакиваю с места, чтобы не разреветься прямо у Лайзы на глазах.

Я расплачиваюсь с официанткой и пытаюсь взять обе чашки, однако они какой-то странной формы и сильно обжигают мне пальцы. Тогда я беру одну Лайзину чашку и осторожно отношу ее к нашему столику. Лайза благодарит меня. Я оборачиваюсь, чтобы сходить за второй чашкой, но вижу, что парень, который извинялся за сумку с ракеткой, уже несет кофе к нашему столику.

–Вот это правильно, – говорит молодой человек с улыбкой. – Пить надо черный кофе. Уж он-то не пускает насмарку все усилия в тренажерном зале. Вы, дамы, не то что мы, пьяницы. Куда поставить чашку?

–Ну что вы, – говорю я растерянно, – не стоило беспокоиться. Давайте я возьму. Спасибо большое.

Господи, как мило с его стороны! Как по-рыцарски! Интересно, зачем он это сделал?

–Не беспокойтесь, я поставлю,

У молодого человека заметный австралийский акцент и чуть редеющие волосы, а его мускулы уже успели обрасти жирком. Я отмечаю, что его широкая грудь выглядит очень гостеприимно, как будто предлагая мне крепкое дружеское объятие.

–Она бы и сама справилась, – бормочет Лайза себе под нос, однако и я, и австралиец все прекрасно слышим и смотрим на нее с удивлением.

–Всего доброго, мисс, – говорит австралиец с улыбкой, подчеркнуто обращаясь только ко мне, и возвращается к барной стойке.

–Лайза, да что с тобой такое? Зачем ты нагрубила ему? Вы что, знакомы?

–Слава Богу, нет! Просто меня раздражает такой примитивный подход. Господи, Боже мой! Ты только взгляни, какой он толстый! Неужели тебе приятно, что какой-то пузан решил за тобой приударить?

–По-моему, он просто оказал нам маленькую любезность, – отвечаю я смущенно и дую на свой кофе, чтобы тот поскорее остыл.

–Ну конечно!.. Знаешь, Санни, если ты позволяешь подобным типам флиртовать с тобой...

Она откидывает со лба волосы и снова берет в руки брошюру, демонстративно избегая смотреть мне в глаза.

–Я не флиртовала. Я просто... Я просто была вежлива с ним. Только и всего.

–Как скажешь.

Лайза откладывает брошюру в сторону и смотрит на меня с улыбкой, полной нескрываемого скептицизма.

–Что такое? – спрашиваю я растерянно.

–Не прикидывайся, Санни. Ты знаешь, что, если бы я захотела, любой мужчина в этом баре бросился бы ухаживать за мной. Только мне такого счастья даром не надо, потому что я себя уважаю. Конечно, у тебя ситуация другая, ты ведь еще не замужем, однако... Все это слишком очевидно.

Я открываю рот от изумления.

– Так что там насчет вторника? – продолжает Лайза невозмутимо. – Мы идем на пробежку или нет? Я слышала, погоду обещают неважную, но мне так не хочется пропускать день. Обожаю, когда мы бегаем вместе. Вообще в одиночку заниматься гораздо скучнее. Я очень рада, Санни, что ты со мной. Честное слово. Рада за нас обеих.

Лайза берет свою чашку и поднимает ее словно в знак приветствия. Похоже, таким образом, она просит у меня прощения, и все равно мне очень обидно.

Я смотрю на часы.

–Извини, Лайза, пора бежать. У меня в три часа доставка.

Я чмокаю ее на прощание в щеку и беру со стула свою сумку. Лайза выглядит немного растерянной, и я ухожу, проскользнув мимо несчастного австралийца, не поднимая глаз.

–Давайте поговорим о том случае немного подробнее, Санни. Как вы считаете, случившееся оказало на вас какое-то эмоциональное воздействие?

— Нет.

–Пока нет?

–Ни пока, ни после.

–Но вы понимаете, что рано или поздно столкнетесь с последствиями? Вам придется как-то справляться с ними.

–Никаких последствий не будет. Все закончилось. Я рассказала, что случилось, и больше не хочу об этом думать. Давайте найдем другую тему для беседы.

–Вы рассказали только то, что кто-то пытался похитить ребенка, а вы помогли вернуть его матери. Мне бы хотелось узнать о случившемся подробнее.

–По-моему, вам не мешало бы навести в кабинете порядок. Вот это мне действительно помогло бы.

–В чем помогло бы?

–Сосредоточиться. У вас книги расставлены не по высоте, а из-под кресла торчит какой-то ботинок. Меня сбивают с толку ваши книги и ваш ботинок.

–Постарайтесь не думать о них. Итак, о чем бы вы хотели сегодня поговорить, если не о том случае?

–А где второй ботинок?

–О чем вы хотите поговорить?

–О том, что у меня очень скучная жизнь. Мне не хватает романтики!

–Вам не кажется, что мы достаточно об этом говорили?

–Нет, не кажется.

–Мы обсуждаем этот вопрос почти на всех наших встречах.

–Ну и что? Проблема-то все равно не решена.

–В какой ее части?

–Во всех без исключения. И я снова фантазировала.

–Ничего страшного, фантазии не причиняют никакого вреда. Они являются мысленным воплощением наших явных и скрытых желаний и могут навредить только в одном случае – если становятся навязчивыми...

–Давайте я вам просто расскажу все по порядку.

–Это что-то новое?

—Да.

–Ив новой фантазии снова появляется Эдриан?

При звуке этого имени я нахохливаюсь, как старая курица.

–Почему вы спрашиваете?

–Хочу понять, насколько новая мечта отличается от старой.

–Давайте я вам просто расскажу. Итак, я представляю, что у меня есть высокий красивый муж и что мы с ним ссоримся. То есть не серьезно ссоримся, а спорим, кто из нас сядет за руль, когда мы поедем на вечеринку к друзьям. Мой воображаемый муж ходит дома в толстом вязаном свитере, и наши споры никогда не перерастают в скандалы. Мы не кричим друг на друга, не говорим таких вещей, о которых потом пожалеем, не выплевываем ужасные оскорбления. Мы с моим воображаемым мужем слишком сильно любим друг друга, чтобы ссориться по пустякам. Я знаю, что он никогда не бросит меня, связавшись с секретаршей и оставив на прощание только идиотскую записку. Я знаю, что сама никогда не пересплю по пьяному делу с его младшим братом. Да, кстати, у него есть младший брат – очень привлекательный и непутевый. Возможно, бисексуал. Он все время где-то пропадает – то взбирается на Гималаи, то прыгает с парашютом. Короче говоря, мы с моим мужем просто не способны изменять друг другу. Измены существуют в других семьях, там, где люди не привязаны друг к другу так сильно, как мы. Я каждый день наблюдаю за обычными семьями и знаю, что наша совсем не такая. Мы не копим обиды, не унижаем друг друга. Я не насмехаюсь над его внешностью, он не отбирает у меня еду и не напоминает, что надо следить за талией. Мы не собираемся расставаться, не собираемся бросать друг друга. Мы влюблены.

–Понятно. И чем же эта мечта отличается от предыдущей?

–Тем, что раньше мы не спорили из-за того, кто сядет за руль. У меня не было водительских прав. Я их получила на прошлой неделе.

–Поздравляю.

–Спасибо.

–Почему вы все время хотите говорить о своих фантазиях? Почему вы считаете их чем-то нездоровым?

–Я не понимаю, что такое любовь, вот почему! Это по-настоящему мешает мне. Мешает все сильнее и сильнее. Конечно, у меня есть собственные представления о любви, но я не уверена, что они соответствуют действительности, понимаете? Вдруг я встречу любовь и даже не пойму, что это она? А может, я именно поэтому не могу влюбиться? Я пять лет думала, что влюблена в Эдриана, и посмотрите, как все обернулось...

–Может быть, вы поймете, что такое любовь, когда встретите ее, и она автоматически заместит собой ваши нынешние фантазии?

–Нет! Я считаю, что не смогу наладить личную жизнь, пока не избавлюсь от неверного представления о любви. По-моему, я в этом отношении эмоционально не совсем здорова.

–Ну а как именно вы представляете себе любовь?

–Это штука, которая согревает холодными ночами и никогда не причиняет боли.

Психотерапевт поправляет на носу очки. Он выглядит лет на пятьдесят семь или пятьдесят восемь, хотя на самом деле ему уже шестьдесят два. Его темно-каштановые волосы подернуты сединой. Он одет в потертые джинсы, которые сидят на нем не очень хорошо, и в свитер с бежевыми, темно-синими и пурпурно-красными ромбами и полосками – вертикальными и диагональными. Свитер тоже сидит неважно. На столе лежат блокнот и ручка, но доктор почти никогда ими не пользуется. Голос у него не глубокий и не успокаивающий, как можно было бы ожидать, а довольно резкий и неприятный. Иногда он даже раздражает меня. Вообще доктор похож не столько на психотерапевта, сколько на банковского служащего или клерка, который только и делает, что просит вас минутку подождать.

Доктор закидывает ногу на ногу. Кстати, он всегда сидит в одной и той же позе и каждые несколько минут трет левую бровь пальцами правой руки. Еще я знаю, что он разведен. У него есть постоянная подружка, хотя живут они раздельно.

Я хожу к нему на прием уже восемь месяцев, раз в неделю. Каждый сеанс стоит мне восемьдесят фунтов. Я прихожу по понедельникам, в дневное время, и провожу здесь по полтора часа. Происшествие, из-за которого я несколько часов проторчала в полицейском участке, случилось вчера. Сегодня я уже почти не думаю о нем.

Я разговариваю, не переставая помогать себе руками. Время от времени я хватаюсь за колени и притягиваю их к груди – теперь, когда мне не мешает живот, я делаю это гораздо чаще. Во время сеансов я всегда сижу в низком кресле, хотя в кабинете есть диван. Задумываясь о чем-нибудь, я провожу рукой по голове ото лба к затылку – не слишком сильно, а слегка, едва касаясь волос. Сегодня на мне обтягивающие джинсы в вертикальную, едва заметную полоску, которая стройнит ноги. Еще на мне тонкая черная блузка с большим жестким воротничком. На губах – бесцветный блеск. Тушь я наношу очень щедро, но только на самые корни ресниц, чтобы они казались гуще и длиннее, не слипаясь.

Я регулярно крашу волосы в темно-каштановый цвет, поэтому вы никогда не догадались бы, что у меня начинает пробиваться седина. Нос у меня длиннее, чем я вижу в зеркале, скулы чуть выше, а лицо в последнее время стало не круглое, а довольно худое. На вид мне можно дать от двадцати шести до тридцати двух лет – в зависимости от того, у кого вы спросите. На самом деле мне двадцать восемь. Знакомые утверждают, что я стала выглядеть гораздо моложе после того, как сбросила вес. Сама я ничего подобного не чувствую.

По-моему, я до сих пор ни разу в жизни не была влюблена. Именно поэтому я стала посещать психотерапевта. По мнению доктора, в этом нет ничего страшного, однако я в свои двадцать восемь лет имею достаточно смелости, чтобы с ним не соглашаться. Я не могла ходить к психотерапевту до того, как похудела, – боялась возможной критики с его стороны. Теперь мне не важно, что он скажет. Я взяла под контроль собственный вес, много работаю над собой и не прячусь от трудностей. Я выигрываю битву и поэтому не боюсь выйти из глухой обороны. Доктор думает, что у меня есть и более серьезные проблемы, но в чем именно они заключаются, не говорит. Он считает, что мы вместе должны их найти. Как бы то ни было, мне нравятся наши сеансы. Я очень рада, что имею возможность выплеснуть на кого-то все те мысли и чувства, которыми не могу поделиться со своими родственниками и знакомыми из страха огорчить их или напугать.

–Почему вы так торопитесь влюбиться, Санни? На вас кто-то давит? – спрашивает доктор.

Похоже, сегодня он пытается использовать со мной новую тактику поведения. Хорошо. Наверное, я успела ужасно ему надоесть.

–Никто на меня не давит! Меня не подталкивают ходить на свидания или выйти замуж. Слава Богу. Моим близким просто неловко об этом говорить. Даже мама никогда не спрашивает, почему я до сих пор не замужем, почему ни с кем не встречаюсь. Никогда не говорит, что у меня завышенные требования. Ничего подобного. Никакого давления.

–Вы часто с ней видитесь?

–С мамой? Она приезжает навестить меня пару раз в месяц. Жалуется на отца: мол, постоянно ворчит по поводу забитых стоянок перед магазинами и супермаркетами. Мне кажется, всех мужчин его поколения рано или поздно клинит на парковках. Вы тоже такой?

–Нет.

–Через пару лет станете.

–Разве мы говорили не о вашей матери?

–Да. Она приезжает ко мне на поезде, потому что отцу не нравится, как она водит машину, – перелетает через бордюры, как сумасшедшая. Я каждый раз готовлю ей чаю с молоком, и мы садимся поболтать. Обсуждаем всех своих родственников и знакомых, но обо мне почти никогда не говорим.

–Как вы считаете, ей небезразлична ваша жизнь?

–Порой она интересуется, достаточно ли у меня денег, нравится ли мне работать на саму себя... Вообще-то мама не очень любит говорить о том, чем именно я занимаюсь. Хотя нельзя сказать, что она категорически не одобряет секс-игрушки. В конце концов она ведь регулярно смотрит телевизор.

–Может, она просто не хочет показаться назойливой? Может, она дожидается, когда вы сделаете первый шаг?

–Честное слово, я понятия не имею, что она думает об... об отсутствии в моей жизни мужчин. Не знаю и знать не хочу. Наверное, мама считает, что меня устраивает мой образ жизни. Она предпочитает обсуждать парней моей сестры – они постоянно меняются, но оказываются один хуже другого, поэтому мама говорит о них как об одном и том же человеке.

–А вы уверены, что мама одобряет то, как устроена ваша жизнь? Может, она считает, что вам не следует жить одной? Может, она считает вас недостаточно самостоятельной?

–Вряд ли. Мне никто и никогда не говорил, что я недостаточно самостоятельна. По-моему, меня считают даже более самостоятельной, чем следовало бы. Не замечала, чтобы кто-нибудь выразил готовность взять меня под опеку. Я способна сама о себе позаботиться.

–И как вы чувствуете себя в этой роли?

–Я чувствую себя сильной. – Помолчав несколько секунд, я провожу рукой по волосам, а затем добавляю: – Хотя немного грустно...

Наверное, людям кажется странным: открыла в Интернете собственный сайт. На мое решение подействовал вполне обыденный случай в сочетании с довольно необычным происшествием и нестерпимым желанием сменить тогдашнее место работы. Началось все с того, что я случайно посмотрела телепередачу, которую обычно никогда не смотрю. В тот вечер я приняла ванну с ванильным маслом и устроилась в кровати перед телевизором с большой упаковкой печенья и кружкой горячего шоколада. На Би-би-си-1 показывали футбольный матч с чемпионата Европы, на Би-би-си-2 – передачу «Юный музыкант года», на Ай-ти-ви зрителей пугали программой «Реконструкция преступления», а на четвертом канале обсуждали перспективы либерально-демократической партии. Пришлось переключиться на пятый канал и смотреть документальный фильм о бывшей порнозвезде из Соединенных Штатов со странным именем Эликсир Лейк. Груди у бывшей звезды выглядели опасно раздутыми и как будто готовыми в любую секунду разорваться; сосок левой груди торчал в сторону и чуть вниз в каком-то твердокаменном смущении.

В очередной раз переболев герпесом, Эликсир Лейк вынуждена была оставить порнобизнес и задуматься о том, что делать дальше. После активного мозгового штурма она решила, что будет отбирать из всего потока порнопродукции более-менее мягкие образцы и продавать их через Всемирную паутину самой недооцененной части потребителей, а именно – женщинам. Эликсир активно взялась за дело и уже через полтора года вовсю торговала видеороликами с мягким порно – сама она снималась только в мягком порно. «У меня было твердое правило – никакого дерьма, никакого анального секса», – сказала Эликсир Лейк журналисту очень серьезно, чуть надув розовые губки, подведенные темно-красным карандашом. Со временем ее клиентки стали спрашивать не только видео, но и фаллоимитаторы, вибраторы и другие сексуальные игрушки.

Эликсир начала удовлетворять спрос и на эти предметы и теперь жила в одном из самых престижных районов Лос-Анджелеса в собственном особняке с шестью спальнями, бассейном в форме огромного сердца и теннисным кортом в форме теннисного корта. Торговля стала гораздо более выгодным бизнесом для Эликсир Лейк, чем съемки в мягком порно. Хотя, с другой стороны, если бы она не отказывалась от анального секса, то кто знает...

Спустя неделю умерла миссис Браунинг. Миссис Браунинг жила в трех домах от меня, но если я ютилась на верхнем этаже реконструированного здания, то она обитала в особняке с четырьмя спальнями, расположенном в самом центре богатого района под названием Кью. Муж миссис Браунинг скончался восемь лет назад, и с тех пор вдова жила в полном одиночестве. Собственных детей у них не было, зато имелись многочисленные племянники и племянницы, с которыми миссис Браунинг поддерживала очень близкие отношения.

Мистер и миссис Браунинг были евреями, которым посчастливилось бежать из Германии в 1943 году еще подростками. Перебравшись в Великобританию, мистер Браунинг устроился подмастерьем к одному из портных на улице Савилроу, а затем начал собственное дело, которым занимался последние двадцать лет жизни. После того как он умер, миссис Браунинг–Эльза – установила на одной из скамеек ботанического сада Кью-Гарденз памятную табличку в его честь. На табличке было написано: «Он любил это место и его умиротворенность». Мы с миссис Браунинг гуляли в саду по утрам каждый четверг и отдыхали на той самой скамейке. Всякий раз, когда я читала надпись, у меня на глаза наворачивались слезы. Скамейка Рудольфа стояла на вершине небольшого холма в тени развесистого дуба и смотрела прямо на Темзу, которая текла внизу.

Миссис Браунинг была первой, с кем я познакомилась, когда переехала в Кью. Она пятнадцать минут наблюдала из окна за тем, как я выгружала из машины коробки с вещами, а затем спустилась и медленно, но решительно подошла к моему дому. Подождав, пока я достану из багажника очередную коробку с книгами, миссис Браунинг представилась и спросила, почему мой муж позволяет мне ворочать такие тяжести. Она понравилась мне с самого первого раза. Несмотря на преклонный возраст, в ней было что-то озорное.

Последние два года к миссис Браунинг каждый вторник приходил на чай один и тот же джентльмен. Я называла его бойфрендом Эльзы, а миссис Браунинг в ответ смеялась и говорила, что бойфренды бывают только у таких молодых и красивых девушек, как я. Просто в Кью, говорила миссис Браунинг, из древних стариков остались она сама да тот самый джентльмен – девяностодвухлетний Уилбур Харди, который хоть и передвигался с тросточкой, но все-таки передвигался. Эльза всегда подшучивала над мистером Харди и называла его безобидным проходимцем. То ли из-за этих ее слов, то ли по другой причине, но мне всегда казалось, что мистер Харди действительно ухмыляется, как старомодный мошенник. Одевался он в костюмы горчичного, яблочно-зеленого или сливового цветов с подобранными в тон жилетками. Иногда я сталкивалась с мистером Харди, выходя из дома миссис Браунинг. В таких случаях Эльза обычно хитро подмигивала мне и говорила: «Никогда не доверяйте им, детка. Только немногие из мужчин достойны того, чтобы их ждать». Мистер Харди изысканно целовал мне руку, а я протискивалась мимо него к выходу и краснела, смущаясь от такого манерного внимания со стороны девяностолетнего старика. Эльза снова подмигивала и, прежде чем пропустить мистера Харди в дом, повторяла еще раз: «Никогда им не доверяйте».

Мистер Харди умер первого сентября. Его сын зашел к миссис Браунинг и сообщил ей печальную новость. Эльза грустно улыбнулась и заметила, что Уилбур был стар и рано или поздно это должно было случиться. Кроме того, сын мистера Харди рассказал миссис Браунинг, что за всю свою жизнь его отец основал несколько предприятий и открыл много самых разных фирм. Некоторые из них были очень прибыльны и управлялись детьми и племянниками Уилбура уже много лет, а другие пока бездействовали, поскольку мистер Харди мог основать какое-нибудь дело ради собственного развлечения, только потому, что оно казалось ему забавным. В соответствии с завещанием Уилбура некоторые из этих дел достались миссис Браунинг. Таким образом, мистер Харди не оставил Эльзе ни собственности, ни денег, а только то, что могло ее развеселить. Он завещал ей исключительную лицензию сроком на двенадцать лет на торговлю садовыми гномами, исполняющими танец живота. Он оставил ей лицензию сроком на следующие семь месяцев на торговлю перчатками без пальцев на территории Эфиопии. И наконец, мистер Харди оставил Эльзе лицензию, приобретенную им всего за пару месяцев до смерти и дававшую эксклюзивное право на продажу в Великобритании двух новых секс-игрушек для женщин. Игрушки назывались «Двупалый ласкатель» и «Трехпалый ласкатель». Они начали продаваться в Соединенных Штатах совсем недавно. Уилбур прочел о них забавную статью в «Санди телеграф» и решил осведомиться насчет лицензии. Оказалось, что права на продажу в Великобритании еще никем не приобретены. Мистер Харди посчитал, что дело может оказаться довольно выгодным, и приобрел лицензию сразу на восемь лет, заплатив за нее чуть больше пятидесяти тысяч долларов. Его сын рассказал, что Уилбур менял свое завещание тридцать первого декабря каждого года. Получив лицензию на «Двупалый ласкатель», Эльза последовала примеру мистера Харди и на следующей же неделе внесла изменения в свое собственное завещание.

Миссис Браунинг умерла в воскресенье ночью – просто легла спать, а в понедельник утром не проснулась. Племянник Эльзы зашел к ней в тот же день, чтобы проведать, однако на звонки никто не отвечал, поэтому он открыл дверь самостоятельно и обнаружил миссис Браунинг в постели с умиротворенным выражением лица. Ее племянник знал, что мы с Эльзой были хорошими друзьями, поэтому навестил меня тем же вечером и рассказал о случившемся.

Я проплакала целый час, а затем вспомнила, что миссис Браунинг сказала о Уилбуре, когда тот умер. Она была стара, повторила я себе, и рано или поздно это должно было случиться. Перестав плакать, я решила, что непременно поставлю в память об Эльзе скамейку – в парке, рядом со скамейкой ее мужа Рудольфа. На табличке с посвящением следовало написать что- нибудь во вкусе миссис Браунинг, то есть не слишком сентиментальное.

Спустя неделю племянник Эльзы объявился снова. Он позвонил мне вечером, как раз в тот момент, когда я смотрела на видео «Грязные танцы», ужиная макаронами с сыром и картошкой в мундире. Оказалось, что Эльза оставила мне по завещанию пятнадцать тысяч фунтов и лицензию на продажу предмета под названием «Двупалый ласкатель» на целых восемь лет...

–Как вы думаете, может быть, учитывая род ваших занятий, родные и близкие считают, что у вас нет никаких проблем с личной жизнью? Может быть, они считают, что вы просто не любите говорить о сексе?

–Когда я сказала, чем буду заниматься, все ужасно удивились, потому что речь шла именно обо мне, а бизнес относился к секс-индустрии. Хотя обошлись без уничижительных замечаний. Только дядя Хэмфри смеялся, на мой взгляд, чересчур долго.

–Вам не понравился его смех?

–В тот момент он показался мне неприятным. Впрочем, я никогда особенно не любила дядю Хэмфри. Он довольно агрессивный, и кожа у него сильно шелушится. Тетя Люси шутит, что их постельное белье заметает перхотью, как снегом. Лично меня от таких вещей тошнит.

Доктор поворачивается в кресле и записывает что- то в свой блокнотик. Я догадываюсь, что он написал. «Неприятие физических недостатков». Доктор не раз пытался направить наши разговоры в это русло, и мы уже не раз обсуждали данную проблему.

Я оглядываюсь по сторонам. На стенах кабинета нет ни одной фотографии или картины. Обои – цвета кофе с молоком, украшенные рисунком из стилизованных коричневых цветов. Выглядят обои вполне современно, особенно в сравнении с остальной обстановкой. Судя по всему, доктору совсем недавно пришлось их менять; очевидно, какой-то псих вскрыл себе вены прямо в кабинете и забрызгал стены граффити из собственной крови. Большие окна закрыты портьерами, сшитыми из отличной по качеству ткани, но отвратительного ржавого цвета. Лично мне этот цвет напоминает кетчуп, засохший на треснувшей тарелке.

Доктор снова поворачивается ко мне:

–Не думаете ли вы о любви и сексе так часто именно из-за характера вашей деятельности? К тому же вы работаете дома, в полном одиночестве. Вы часто думали о любви, когда работали в офисе, среди людей?

–Нет, гораздо реже, чем сейчас. Хотя мне нравится работать дома. Моя жизнь сильно изменилась, изменилась к лучшему. Однозначно. Офисная работа мне совсем не подходит. Я слишком чувствительна к поведению окружающих. Я не могу сама себя предать или обмануть – по крайней мере осознанно. Я не стану ругать саму себя за то, что села за работу на десять минут позднее положенного срока, а потом не замечать того факта, что мне пришлось просидеть за компьютером на полтора часа дольше, чем всем остальным. Работая в офисе, я чуть не потеряла веру в человечество. Все вокруг были такие мелочные, такие злобные. Они доводили меня до слез чуть ли не каждый день. Смешно сказать, но мой нынешний бизнес гораздо нравственнее с этой точки зрения.

–Напомните мне еще раз, сколько времени вы уже работаете дома?

–Я уволилась с прошлого места работы ровно год и три месяца назад.

–Поступили так из-за Эдриана?

–Да. Кстати, насчет Эдриана... Я тут подумала, что, наверное, изобразила его в слишком темных цветах. Я размышляла об этом вчера... В сущности, он очень милый. Я просто не соответствовала его представлениям о женском идеале. Все, что он сделал плохого, это проявлял полное безразличие ко мне как к женщине. Он не был жесток со мной. Мужчины всегда считали меня непривлекательной. Он просто относился ко мне так же, как остальные. Я не нравилась ему...

–Вы обижаетесь на него?

–Нет, нисколько. Что поделаешь, так мир устроен.

–А вам не приходило в голову, что он может изменить свое мнение о вас и влюбиться?

–Ну, пару раз я представляла себе такой поворот событий, однако в реальной жизни ничего подобного не происходит. Такое бывает только в кино или в «мыльных операх» – гадкий утенок завоевывает сердце местного красавчика, а затем неожиданно для всех превращается в прекрасного лебедя при помощи геля для волос и пары контактных линз вместо очков. Мужчина обращает внимание на личные качества только тогда, когда выбирает среди нескольких красивых женщин. Конечно, красивая и интересная девушка гораздо привлекательнее, чем красивая и скучная. Если же девушка просто интересная, без приложения симпатичной задницы, она никому не нужна.

–А вам не кажется, что именно из-за этого вы испытываете к Эдриану невольную неприязнь? Может, подсознательно вы уверены в том, что единственная вещь, которая интересует мужчин, это секс?

–Ничего подсознательного тут нет. Я на самом деле считаю, что мужчинам нужен один только секс.

–Тем не менее ваш бизнес относится к секс-индустрии и предназначен в основном для женщин?

–Да. На моем сайте девяносто процентов покупок делают женщины. Что вы хотите этим сказать?

–Значит, вы считаете, что все люди озабочены только сексом?

–Нет, не все. Большинство – да. Большинство людей озабочено только сексом, но есть и исключения.

–Почему вы так считаете? Потому что ваш бизнес преуспевает?

–Может быть, хотя я считаю, что мой бизнес процветает по другой причине. Просто женщинам гораздо проще сделать заказ через Интернет, чем идти в специализированный магазин. Так им не приходится общаться с продавцами-консультантами вживую. Знаете, в этих секс-шопах такие продавщицы – обтягивающая рубашечка, завязанная под грудью, надутые губки, жвачка во рту... Естественно, что покупательницы смущаются. Какая женщина сумеет спокойно войти в такой магазин, подойти к полкам с товарами, выбрать наименее устрашающий на вид вибратор – чтобы доказать, что она не воспринимает это слишком серьезно, – затем подойти к кассе, расплатиться, выйти на улицу, не встретившись глазами с кем- нибудь из прохожих, и доехать до своего дома с «неприметным» пакетом, по которому сразу понятно, что он из секс-шопа. Такой подвиг далеко не всем по плечу. Это же настоящая пытка – у всех на виду нести механический пенис. Кстати, вы знаете, что традиционные вибраторы в форме мужского пениса продаются у меня хуже всего? Вне зависимости от их размера и формы. Лучше всего продается вибратор в форме руки с двумя пальцами, один из которых двигается. Есть еще версия с тремя пальцами, но там на упаковке написано, что возможны повреждения слизистой оболочки, поэтому трехпалый берут неохотно. Кстати, у двупалого есть дополнительная функция, называется «горячее дыхание». Если нажать кнопочку, из сустава второго пальца подается струя воздуха. На упаковке есть подробная схема, на которой видно, как все происходит.

–Не совсем понимаю, к чему вы ведете.

–Веду я к тому, что женщинам нужен совсем не пенис. Женщинам нужна рука и немного тепла. Я считаю, что это очень символично.

–И что, по-вашему, это символизирует?

–Понятия не имею. Но что-то определенно символизирует. Знаете, что меня всегда интересовало? Кто рисует все эти схемы на упаковках двупалых вибраторов? Вряд ли старый французский живописец в берете и с мольбертом... К тому же схемы исполнены не масляными красками, и не акварельными, и даже не углем; в лучшем случае их рисовали твердо-мягким карандашом. Производитель явно на них сэкономил. А вам известно, что суставы на пальцах у ласкателя тоже могут вращаться? Покупательницы оставляют много хвалебных отзывов у меня на сайте, а ведь я в какой-то степени ответственна за качество товара. Потребителям явно нравится эта функция.

–Не зря?

–Что не зря?

–Не зря нравится?

–Не знаю. Мои клиентки считают, что не зря.

–А вы на себе не пробовали?

–Нет.

–Почему?

–Не знаю, – отвечаю я, как будто защищаясь. – Один раз я достала его из упаковки, чтобы проверить... ну... проверить, нет ли там каких-нибудь дефектов или повреждений, а заодно...

–И?

–Ну и немного увлеклась.

–Увлеклась?

–Стала нажимать им кнопки на клавиатуре компьютера.

Доктор бросает на меня очень странный взгляд. Обычно он не позволяет себе проявлять какие бы то ни было эмоции, однако на этот раз ему не удалось сдержать чувств.

–Санни...

Доктор произносит мое имя с таким выражением, словно он пришел к какому-то важному заключению. Я взволнованно выпрямляю спину. Вот уже восемь месяцев, как я жду, когда доктор наконец объяснит, в чем моя проблема. Неужели сейчас я узнаю, что со мной не так?

–Санни, вам не кажется, что вы придаете сексу слишком большое значение?

Опять двадцать пять.

–Вы чувствуете себя недостаточно опытной в вопросах секса и поэтому ставите его во главу всех углов. Вместо того чтобы относиться к нему, как к одному из инстинктов, свойственных человеку, вы помещаете сексуальные отношения – а точнее их недостаток – в центр своей жизни. Поймите, секс заслуживает не большего внимания, чем разговоры, смех или еда.

–Еда?

–Да, Санни, но не только. Еще разговоры, смех и другие естественные человеческие инстинкты.

–Да, но еду вы упомянули в самую последнюю очередь и сделали на ней акцент.

–Никакого акцента я не делал, Санни.

–Вы имели в виду, что я заменила одну навязчивую идею на другую? Имейте в виду, я не отказывалась от пищи.

–Я знаю, что не отказывались.

–Сегодня утром я уже успела выпить кофе и съесть йогурт с низкокалорийным черничным блинчиком. Я не голодаю, понятно вам? Я ходила в «Старбакс» всего за полчаса до того, как прийти сюда.

–«Старбакс»? Значит, теперь вы туда все-таки ходите? Когда это заведение только открылось, вам оно не нравилось. Вы говорили, что по своей атмосфере оно совсем не подходит для Кью.

–Ну да, говорила... А потом взяла и передумала. Вообще-то я здорово подсела на их низкокалорийные черничные блинчики – вкусные и совсем нежирные.

–И что вы об этом думаете?

–О чем? О блинчиках? Думаю, что они не очень сытные, для завтрака в самый раз.

–Нет, как вы относитесь к тому, что вам пришлось поступиться своими принципами ради диеты?

–Слушайте, доктор, я не испытываю никакой враждебности ни к своей диете, ни к еде вообще. Я знаю, что вы считаете диету чем-то не совсем здоровым с эмоциональной точки зрения. Это неправда. Я просто сосредоточена на цели, которую хочу достичь. Мне надо было сбросить очень большой вес. Вам этого никогда не понять.

–Почему?

–Потому что вы не были толстым.

Я говорю с вызовом, как будто намеренно провоцируя доктора возразить, потому что на такой случай у меня в рукаве припасена куча жирных аргументов. Ему ни за что меня не переспорить.

Мне до сих пор странно произносить слово «толстый» вслух – не шепотом и не смущаясь. Оно все еще кажется мне обидным.

–Все люди в определенный период своей жизни пытаются сбросить несколько фунтов, – говорит доктор.

Его слова звучат для меня, как выстрел стартового пистолета над самым ухом.

–Несколько фунтов не делают человека толстым! Они не доведут вас до такого состояния, что вы не можете пойти на пляж из страха быть осмеянным! Из-за нескольких фунтов вы не станете всеми презираемым и нелюбимым!

–Санни, с чего же вы взяли, что полного человека никто не любит? Откуда у вас такое убеждение? Многие люди, страдающие лишним весом, влюбляются, и им отвечают взаимностью. Человек – это не только его вес. Существует масса других, не менее важных вещей.

–Может, в старые добрые времена так и было, но сегодня все по-другому. В наши дни никто не любит толстых. Ничего не поделаешь. Я испытала это на собственной шкуре и знаю, о чем говорю. На улице совершенно незнакомые люди называли меня жирной коровой. Просто так называли, абсолютно ни за что. Они видели меня первый раз в жизни и хотели оскорбить, потому что я толстая. Тоже мне, вес не имеет значения! Люди, которых я никогда прежде не встречала, презирали меня из-за моего веса! А вы говорите, существует масса других, не менее важных вещей!

–Разве вы решили похудеть из-за поведения незнакомых людей на улице? Разве дело не в ваших собственных комплексах?

–Я просто открыла глаза. Я была несчастна и отказывалась признаться в этом даже самой себе. По- моему, ничего нездорового тут нет.

–Есть, если смысл жизни заключается в том, чтобы потерять лишний фунт веса. Когда вы собираетесь остановиться? А что, если, достигнув желаемого веса, вы все равно будете чувствовать себя никем не любимой? Вы снова начнете голодать? Вот что меня беспокоит, Санни. Ваша проблема заключается не только в весе.

–Ладно, давайте лучше поговорим об эмоциональных последствиях вчерашнего происшествия.

– О чем угодно, лишь бы не о диете?

Доктор улыбается. Должна признать, что он успел неплохо меня изучить.

Эдриан устроился в компанию «Будь здоров» на семь месяцев позднее, чем я. Наша компания торговала витаминами, минеральными добавками и гомеопатическими обезболивающими. Эдриан получил место офис-менеджера, основную часть рабочего времени проводил у стойки администратора и выслушивал жалобы сотрудников на неработающий копировальный аппарат. Наши кабинеты были отделаны довольно безвкусно, в стиле обычных гостиных. Кругом стояли вазы с пыльными сухими цветами и желтые полинялые диваны, явно видавшие лучшие времена. На стенах вместо семейных портретов и фотографий бабушек с внуками висели плакаты с рекламой наших препаратов. На полу лежал старый ковер, совсем затоптанный возле стойки администратора, а на стеклянном кофейном столике были разбросаны ежедневные газеты и фармацевтические журналы, которые никто никогда не читал.

Я распределяла места для парковки и отдавала самые лучшие своим любимчикам. В отделе распространения работала Джин – очаровательная дама примерно того же возраста, что и моя мама. Джин часто говорила совершенно восхитительные и забавные глупости. В канун 2000 года она спросила, не повредит ли компьютерный сбой ее электрическим бигуди.

Моя непосредственная начальница управляла отделом кадров. Родом из Канады, она выглядела крайне серьезной и умела смеяться только над чужими несчастьями. Ее помощница Мариэлла была нахальной брюнеткой, носила очки, как у настоящей секретарши, короткие юбки и обтягивающие футболки. Она каждый день заставляла меня сидеть вместо нее на телефоне. Во время ходьбы Мариэлла умудрялась крутить одновременно и грудью, и задом. Все мужчины в нашей компании сходились во мнении, что она глупая, пустая и пошлая девица, но вместе с тем мечтали с ней переспать. Я до сих пор не в состоянии понять, как такое возможно. Мне непонятно, как мужчина может хотеть секса с женщиной, которая ему не нравится. Как можно спать с человеком, не уважая его? Самое главное, чтобы женщина имела длинные ноги и большую грудь, а остальное не имеет значения. Мужчины не обращают внимания даже на лицо, конечно, если у девушки нет косоглазия и все зубы на месте. Наверное, дело в том, что меня интересовали исключительно потенциальные мужья, а высоких красавцев с белокурыми волосами и голубыми глазами, которых одобрил бы сам Адольф Гитлер, привлекала лишь возможность трахнуться по-быстрому и с огоньком. У таких парней было достаточно времени, чтобы найти себе жену. Или та сама успевала найти его. В любом случае мужчине хотелось только развлечься и ничего больше. Я не могла позволить себе подобной роскоши. Я искала человека, который не испугался бы размеров моего несчастного живота и моей несчастной задницы и принял бы меня такой, какая я есть. На всю оставшуюся жизнь. В двадцать четыре года я уже считала, что время уходит слишком быстро. «Молодая и толстая женщина все-таки гораздо привлекательнее, чем старая и толстая, – напоминала я себе. – Скорее найди хоть кого-нибудь!»

На свое первое собеседование Эдриан пришел в среду, припозднившись на восемь минут из-за опоздавшего поезда. Я до сих пор помню, как он вбежал в приемную, нервно поправляя пиджак. Второе собеседование ему назначили на пятницу, и я подумала, что это добрый знак. В пятницу он явился на двадцать минут раньше и просидел это время в приемной, прихлебывая крепкий чай, заваренный для него курьером Саймоном по моей просьбе. В тот день я так и не заговорила с Эдрианом, потому что была слишком занята. Мариэлла появилась на рабочем месте с высоко поднятой грудью и тщательно уложенными волосами. Она приветствовала Эдриана, крутанув задом, и улыбнулась ему широченной, как у Джулии Роберте, улыбкой. Эдриан не обратил на ее ужимки никакого внимания. Именно в тот момент я в него и влюбилась.

Пять недель спустя Эдриан приступил к работе в отделе информационных технологий. Его предшественника уволили после того, как однажды ночью он пьяным вернулся на рабочее место, чтобы вызвать такси и поехать домой, а вместо этого зашел со служебного компьютера на порносайт и уснул прямо за столом. Проснулся он спустя шесть часов и пять сотен фунтов стерлингов.

Эдриану было двадцать шесть лет, и ему совсем не нравилось работать в области информационных технологий. По его словам, он делал это исключительно для того, чтобы оплачивать счета. Наш девятнадцатилетний курьер Саймон, который носил джинсы так низко на бедрах, что я регулярно имела возможность рассматривать его нижнее белье, сразу заметил, что я теряюсь, когда Эдриан находится поблизости. Я начинала отчаянно суетиться, притворялась, что занята чтением контрактов на строительство, или отчитывала Саймона за какой-нибудь несущественный проступок. Я делала все, что угодно, лишь бы не смотреть Эдриану в глаза. Потому что, глядя ему в глаза, я начинала смеяться. Переполнявшая меня любовь рвалась наружу и заставляла меня хохотать чуть ли не в голос.

У Эдриана были густые темно-каштановые волосы, падавшие на лоб и уши, и такой цвет лица, что он мог без опаски загорать на Средиземном море в самый разгар лета. Нос у него был крупный, с редкими веснушками на переносице. В первую неделю Эдриан ходил на работу в деловых костюмах и светлых рубашках – голубоватых или серых. Затем понял, что у нас можно одеваться не так официально, и переключился на темно-синие джинсы – не такие мешковатые, как у Саймона, но и не такие узкие с высокой талией, как у солидных мужчин. Джинсы сидели на нем отменно. В дополнение к ним Эдриан носил потертый кожаный ремень и трикотажные рубашки бутылочно-зеленого, темно-синего, бордового и серого цветов с маленькими логотипами на груди. Из обуви он предпочитал дорогие спортивные туфли, а в своей сумке всегда носил плейер и свежий номер бульварной газеты «Сан». Он болел за «Ливерпуль», хотя никогда в жизни не бывал на их играх. Все это я узнала, разговаривая с Эдрианом не более тридцати секунд за один раз. Максимум, что я могла выдержать, это одна минута. Затем мне приходилось убегать куда-нибудь подальше, чтобы высмеяться в одиночестве, – не хохотать же ему в лицо. В его присутствии у меня тряслись руки, и я нервно кусала верхнюю губу. Девушки у Эдриана не было.

В рабочее время он скитался по кабинетам, отыскивая потерянные файлы и настраивая зависшие компьютеры, акогда выдавалась свободная минутка-другая, приходил в приемную, чтобы немного поболтать с Саймоном или полистать журналы. Он стал класть себе в чайсахар и набрал несколько килограммов, а потом сбросил их, начав бегать по утрам перед работой. Примерно через год после того, как Эдриан устроился в нашу компанию, я случайно подслушала его разговор с Саймоном. Они обсуждали, кто из сотрудников с кем спит, кто кого ненавидит, и Эдриан признался, что некоторым из сослуживцев он специально ремонтирует компьютеры чересчур долго. Я находилась в отделе почты, возле маркировальной машины, когда услышала, как Эдриан назвал меня очаровательной девушкой. Я чуть не упала в обморок.

Кое-как взяв себя в руки, я подумала, что он вполне мог оказаться из тех мужчин, которые не любят толстых женщин и тайком насмехаются над ними. Конечно, это ведь очень просто – смеяться над толстяками. Однако Эдриан назвал меня очаровательной! И не добавил: «Хотя я бы с ней ни за что на свете» или «Но задница у нее все-таки не дай боже».

После того случая я стала шутить в присутствии Эдриана и время от времени заваривала ему чай.

В самый ужасный день в моей жизни Эдриан признался, что влюблен. Естественно, не в меня. Нравившаяся ему девушка проходила практику в должности преподавателя физкультуры, а познакомились они в одном из местных баров. Я сразу же ее возненавидела. Я ни разу не встречала ее, но была уверена – она очень стройная. Каждый день я представляла себе, как она выглядит, меняя мысленно цвет волос и одежду соперницы; только объем ее талии всегда оставался одним и тем же. Я ревновала смертельно, патологически. Я была уверена, что она вообще не придает еде особого значения. Конечно, она могла съесть два бисквита и оставить почти полную упаковку на следующий раз или взять пару чайных ложечек мороженого и, заявив, что в нее больше не лезет, убрать остатки в холодильник. Она могла купить пакетик чипсов и отложить его в сторону, съев всего три ломтика. Откладывала еду, даже не задумываясь о ней. Она просто наедалась.

Я не наедалась никогда. Если бы вы сунули руку в мой пакет с чипсами, я вцепилась бы зубами в ваш палец.

Элеонора Рузвельт сказала как-то, что никто не может унизить человека без его согласия. На самом деле я ненавидела не подружку Эдриана, которая была стройной. Я ненавидела не Эдриана, который не хотел со мной встречаться. Я ненавидела саму себя. Я ненавидела себя за то, что была толстой. Когда же мне становилось особенно плохо, я успокаивала себя тем, что ела.

Со стороны я выглядела кругленькой, жизнерадостной и довольной жизнью. Я часто смеялась. Люди восхищались тем, что я принимаю себя такой, какая я есть, не стесняясь своего веса. «Ах, Санни, – говорили они. – Какая же ты молодец!» Они любили меня за мою жизнерадостность. По крайней мере платонически. Я расхаживала по офису – толстая, веселая и неунывающая, а затем приходила домой и оставалась в одиночестве. Мои стройные ровесницы, которым было не наплевать на внешность, встречались с парнями, выходили замуж, рожали детей, а Санни Уэстон все оставалась одна и только выслушивала их комплименты – мол, как замечательно, что она не стесняется своей полноты. Солнечная девушка, говорили про меня...

Прошло два года, и однажды Эдриан сообщил, что порвал с подругой, которая к тому времени успела стать дипломированным учителем физкультуры. Это был один из самых счастливых дней в моей жизни. Эдриан сказал, что они не подходят друг другу. Он сказал, что не любит ее, а затем положил руку мне на плечо и предложил вместе бегать по утрам. Я рассмеялась и ответила, что не бегаю ни по утрам, ни по вечерам, а он похлопал меня по плечу и потянулся к зазвонившему телефону.

Самым черным днем в моей жизни стал понедельник. Спустя год после расставания с учительницей у Эдриана все еще не было девушки. В тот день я приковыляла на работу в ботинках на высоких каблуках. Мне приходилось убеждать себя в том, что они удобные. Я купила их в специализированном магазине для полных. У ботинок были широкие каблуки, чтобы легче удерживать равновесие, а объемные голенища позволяли без особого труда застегнуть молнию. Когда три месяца назад я смогла наконец-то купить себе туфли в обычном магазине, это была настоящая победа. Теперь мои ноги нормального размера. Ботинки сидят на них идеально, однако, глядя вниз, я все еще вижу жир, которого там быть не должно. Ноги стали гораздо тоньше, но для меня изменения почти незаметны. Сейчас я ношу джинсы двенадцатого размера. Хотя до идеального десятого мне пока далеко, размышляя логически, мои ноги все-таки стали тоньше. Почему же мои глаза отказываются видеть улучшение?

Итак, в тот понедельник я прибежала на работу в ботинках для толстых, паре длинных серых брюк и черной рубашке. Мои волосы были идеально уложены, а макияж безупречен. Я вошла в отдел почты, чтобы поболтать с Питером, нашим новым посыльным. К тому времени Саймон уже полгода как уволился из компании и поступил на службу в полицию. Питер был таким же милым и таким же молоденьким. Правда, сплетнями он интересовался гораздо сильнее.

–Доброе утро, Питер, – сказала я ему своим обычным жизнерадостным тоном.

– У меня есть новость, – возвестил он в ответ с застенчивой улыбкой на лице.

Я посмотрела на него, прищурившись.

–Хорошая или плохая?

–Потрясающая.

Взглянув на его лицо внимательнее, я поняла, что паренек не врет.

–Ну так выкладывай! – воскликнула я, в радостном предвкушении хлопнув в ладоши.

–В пятницу вечером Эдриан ушел домой вместе с Мариэллой.

Весь мой мир в один момент рухнул. Улыбка осталась на лице, как приклеенная, однако в горле появился такой комок, что слова кое-как проходили наружу. Было такое чувство, что мне на грудь рухнул борец-тяжеловес, выдавив из легких весь воздух.

–Боже мой! – воскликнула я. – Не знала, что они встречаются.

На слове «они» мой голос предательски дрогнул, но Питер ничего не заметил.

–А они и не встречаются, – сказал он. – Просто переспали.

–Ну еще бы!

Я улыбнулась Питеру, вернулась к своему рабочему месту и проверила, нет ли новых сообщений в электронном почтовом ящике. Не разревелась я только ценой невероятных усилий. Питер ничего не заметил. Джин, к сожалению, заметила.

Чуть позднее она подошла к моему столу. Я в тот момент приканчивала вторую порцию сырных макарон, безуспешно стараясь успокоиться.

–Ты уже слышала? – спросила она.

–Насчет Эдриана и Мариэллы? – откликнулась я, не поднимая головы.

–Не переживай, Санни. Ты обязательно найдешь себе прекрасного парня.

–Извини?

–Я уверена, что у Эдриана и Мариэллы все равно не выйдет ничего путного.

–Джин, меня Эдриан совершенно не волнует.

–Ладно. Я просто подумала, что он тебе нравится.

–С чего ты взяла? – спросила я, по-прежнему не поднимая головы.

–Санни, ты очаровательная девушка, очень симпатичная, с прекрасными волосами, всегда со вкусом одета. Почему ты не пригласишь его куда-нибудь выпить?

–Ты с ума сошла?

Я подняла, наконец, голову. Конечно, Джин не могла не заметить слез в моих глазах.

–Ты знаешь, что Эдриан способен предложить девушке и не такое.

–Знаю, Джин. Только Эдриан меня не интересует.

У меня по щеке стекла слеза.

Джин выглядела так, словно разбито не мое сердце, а ее собственное.

–Ну ладно, – сказала она с улыбкой. – Мне пора идти.

Естественно, я не могла пригласить Эдриана выпить! Я прекрасно знала, каким был бы ответ. Я выпалила бы свое предложение, затем последовала бы неловкая пауза, а затем Эдриан обратился бы ко мне очень мягким тоном, чтобы не дай Бог не обидеть очаровательную девушку. Внутренний голос кричал мне, что женщина обязана иногда делать первый шаг, поскольку мужчины не такие уж сообразительные – они не замечают твоей симпатии, пока не выразишь ее совсем откровенно. Так откровенно, как это делает Мариэлла. Однако первый внутренний голос сменился вторым. Голос разума сказал мне, что, если мужчина хочет сходить куда-нибудь с девушкой, он приглашает ее сам. Особенно если это полная девушка, которая не привлекает толпы воздыхателей. Я каждый день была рядом, готовая к тому, чтобы меня взяли с полки. Я никого не отпугивала своей неприступностью. Если бы

Эдриан хотел, он давно пригласил бы меня куда-нибудь. Я просто не могла сделать ему такое предложение и получить отказ. Это было бы слишком! В тот день я поняла, что мне придется уйти из компании «Будь здоров».

Мне понадобилось еще полгода, чтобы набраться храбрости и подать заявление об уходе. К тому времени Эдриан успел переспать с Мариэллой еще два раза. Она была бы не прочь продолжить отношения, но Эдриан не проявлял никакого энтузиазма. В общем, у них действительно не вышло ничего путного, хотя спать друг с другом они продолжали. Естественно, решиться лечь с кем-то в постель во второй или третий раз гораздо проще, чем в первый.

Я устроила прощальный банкет прямо в офисе. На банкете присутствовали восемьдесят пять человек и спиртное на четыреста фунтов стерлингов. Закуски пришлось устроить в виде шведского стола, и я не могла отойти от него ни на минуту. Вы не представляете, как мне было тяжело. Подумайте только – передо мной стояли тарелки с сосисками на шпажках, маленькие пирожные с заварным кремом и орехами, сырные сандвичи, мини-пиццы... Шведские столы противопоказаны тем, кто сидит на диете, точно так же, как алкоголикам противопоказано спиртное.

Эдриан остался на моем банкете до самого конца. Днем я мучила себя мыслями о том, что он, наверное, вообще не придет или посидит полчасика, а затем уйдет куда-нибудь продолжать веселье с друзьями или, хуже того, незаметно ускользнет с вечеринки вместе с Мариэллой. Ничего подобного. Часы показывали уже половину двенадцатого ночи, а Эдриан, широко улыбаясь и попыхивая сигаретой, открывал одну из последних бутылок красного вина и болтал с ребятами из своего отдела. Налив пару бокалов, он протянул один из них мне. Я стояла со слезами на глазах и махала рукой Джин. Ее муж Джереми ждал ее внизу, в автомобиле, и здорово сердился из-за того, что она была пьяна и опоздала на целый час.

–Держи, милая, – сказал мне Эдриан, протянув бокал. – Выпей еще.

Я взяла бокал, но пить не стала, а поставила его перед собой на стол и заявила, что на сегодня с меня хватит. К тому времени у меня уже кружилась голова.

–Да брось! Это же твоя прощальная вечеринка! Ты не имеешь права мне отказывать! Куда пойдем после банкета?

Эдриан исполнил несколько танцевальных па и чуть не выплеснул из бокала все вино.

–Не знаю, Эдриан, куда собираешься ты, а лично я пойду домой.

–Ну уж нет! Мы должны пойти в какой-нибудь клуб, потанцевать. Надо проводить тебя как следует!

Эдриан стряхнул пепел на ковер. Я собралась было отчитать его и уже открыла рот, но вспомнила, что больше не обязана следить за чистотой ковров.

–Я не хожу по клубам.

–Почему?

–Я слишком старая.

–Да брось, Санни! Какая ты старая? О чем ты вообще говоришь? Тебе всего двадцать семь! Ты младше меня, а я совсем не старый. Пошли, повеселимся, потанцуем, подцепим себе пару тинейджеров.

–Нет, Эдриан, спасибо. Это не для меня.

–Да ладно тебе, Санни! Пойдем!

Он тянул меня за руку, хотел, чтобы я потанцевала вместе с ним. В жизни Эдриана все было легко и просто. Уверенный, что меня нетрудно переубедить, он улыбался и задорно приплясывал.

–Я не могу. Я неподходяще одета.

–Ты отлично выглядишь!

Эдриан подмигнул мне.

–Жарко будет. Я вспотею.

–Ну и прекрасно! Очень хорошо!

Он снова подмигнул, на сей раз сопроводив свои слова многозначительным смешком.

–Я в два раза толще тех, кто обычно ходит в такие заведения.

Я сказала это отчасти из-за того, что была пьяна, отчасти из-за того, что Эдриан загнал меня в угол, а отчасти из-за того, что это чистая правда.

Эдриан на секунду смутился, а затем воскликнул:

–А ну хватит! Какая вообще разница?! Поехали, Санни! Потанцуем, повеселимся!

–Нет, идите без меня. Я домой.

–Ну ладно. Как хочешь. А где Питер?

Эдриан улыбался, не подавая виду, что ему непривычно и поэтому неприятно слышать отказ. Конечно, близкие друзья, стараясь приободрить меня, непременно сказали бы, что Эдриан со мной заигрывал. Я знала, что это не так. В подобных обстоятельствах быть добрым означало быть жестоким. Эдриану даже не приходило в голову, что мы не могли вместе пойти домой. Я никогда не позволила бы этому случиться. Я никогда не смогла бы раздеться перед ним, не чувствуя себя отчаянно уязвимой. На секс ушло бы всего несколько минут (если бы у Эдриана что-нибудь получилось после такого количества спиртного), а извиняться пришлось бы целый час. Я просила бы прощения за отвисший живот, за огромную задницу, за необъятные бедра. За все сразу!

Кроме того, я никогда не представляла себе, что мы с Эдрианом можем заниматься сексом или, проще говоря, трахаться. Мы могли заниматься только любовью, потому что нравились друг другу. Во мне не было тех животных инстинктов, которые позволяли другим получать удовольствие от грубого страстного секса. Я хотела, чтобы меня любили. Я хотела, чтобы со мной занимались не сексом, а любовью – нежно, глядя не на тело, а в глаза, и только в глаза. Я хотела эмоционального удовольствия, а не физического. Тело не должно иметь никакого значения. Оно должно служить инструментом, а самое главное происходит в голове. Я хотела, чтобы он смотрел мне в глаза и чувственное удовольствие захлестнуло бы нас обоих, изверглось, как вулкан, и мы пережили бы самый удивительный, самый волшебный, непередаваемый словами оргазм. Наши чувства не имели бы никакого отношения к тому, как мы выглядим.

Однако Эдриан занимается сексом с закрытыми глазами. Теперь я это знаю, потому что сплю с ним.

Занявшись любовью с Эдрианом в первый раз, я просто стремилась доказать, что хороша в постели. Он поцеловал меня, а мне не хотелось его разочаровывать. Не хотелось, чтобы он пожалел о своем поцелуе. В итоге у нас вышел какой-то извращенный сексуальный спектакль – с трепетом, вздохами и нелепыми акробатическими номерами. Я отчаянно старалась показаться страстной, изобретательной и слегка развратной, одновременно пытаясь не допустить, чтобы Эдриан прикасался к тем частям моего тела, которые еще не достигли совершенства. Мой живот по-прежнему выпирал вперед, как у обрюзгшего тяжеловеса, а кожа никак не хотела подтягиваться, собираясь свободными складками. Живот был запретной зоной, и я не допускала туда Эдриана. Я сгибалась, поворачивалась, опрокидывала Эдриана на спину всякий раз, когда он тянулся рукой или, хуже того, губами к моему животу. В конце концов, ему все-таки удалось поцеловать меня в живот, не выказав, однако, никакого отвращения. Я царапала ногтями его спину, и покусывала, и стонала, лишь бы не обмануть ожидания. Теперь я стала достаточно хороша собой, чтобы с ним спать.

Наш первый секс был чистой случайностью. Конечно, я изобразила пару оргазмов, чтобы поднять Эдриану самооценку, однако моя собственная падала все ниже и ниже. Время от времени какой-то внутренний голос спрашивал: «Что же ты делаешь, Санни?» Я заглушала его и снова притворялась, что все идет отлично. Не могу сказать, что наши отношения полностью меня удовлетворяли, однако, в сущности, я чувствовала себя счастливой. Он целовал меня если и не с любовью, то с искренней страстью, которой всего год назад не было и в помине. Сама не знаю, как так случилось, но я стала для Эдриана желанной. В ту первую ночь, которую мы провели вместе, мне показалось, что этого вполне достаточно.

Когда мы с Эдрианом занимались сексом во второй раз, я постаралась уделить больше времени себе и своим ощущениям. Я уже не рвалась отдавать все свои силы Эдриану, а сосредоточилась на том, чтобы самой получить удовольствие. К сожалению, у меня ничего не вышло. Секс с Эдрианом оказался довольно неинтересным занятием. Я назвала бы его приятным, хотя не знаю, не обидно ли такое определение для мужского самолюбия. Какой мужчина захочет, чтобы его назвали приятным партнером? Сказать по справедливости, Эдриану от природы достался чудесный пенис – длинный, гладкий на ощупь, чистый и довольно толстый. Он производил впечатление чуть ли не стерильного, и поэтому на него было очень приятно смотреть. По всей видимости, Эдриан просто не умел им пользоваться.

В ту ночь, изображая второй оргазм, я мысленно винила саму себя в том, что не могу как следует расслабиться и получить настоящее удовольствие. Наверное, проблема в том, что я представляла себе Эдриана каким-то полубогом, который способен победить все мои страхи одним-единственным взмахом волшебной палочки. Естественно, в реальности не бывает такого безумного секса, какой я представляла в своих мечтах. Кроме того, Эдриан во время секса слишком торопился и проникал не так глубоко, как мне хотелось бы. Я пыталась заставить его двигаться медленнее и резче, однако ничего не получалось. Он привык к такому ритму и придерживался его как заведенный. Или регги, или ничего. Думаю, медленно и резко – как раз тот стиль, который мне нужен. К сожалению, наверняка я этого не знаю. У меня еще никогда не было настоящего оргазма в постели с мужчиной. Если при мысли об этом мне становится чересчур грустно, я успокаиваю себя тем, что все-таки испытывала оргазм, пусть и без помощи партнера. Если в реальной жизни во мне наконец-то вспыхнет настоящая сексуальная искра, я смогу ее распознать.

Сегодня мы с Эдрианом переспали в третий раз, а когда делаешь что-то больше чем дважды, это становится привычкой. Мы выпили пару бутылок красного вина, потратили на прелюдию минут восемь, не больше, и Эдриан уже приступил к завершающей стадии процесса. Эрекция у него довольно неустойчивая, и мы оба знаем, что надолго ее не хватает. Мне становится немного скучно. Я смотрю вверх, на его крепко зажмуренные глаза, и думаю, как было бы хорошо, если бы Эдриан открыл их и поцеловал меня. Как было бы хорошо, если бы он сказал что-нибудь нежное и пробудил во мне то, чего я не испытывала еще ни с одним мужчиной. Интересно, он закрывает глаза, чтобы мысленно представить на моем месте какую-нибудь другую женщину?.. Но тут Эдриан открывает глаза, улыбается, называет меня по имени и продолжает двигаться так же ритмично.

Мои чувства к Эдриану остались далеко в прошлом. Я занимаюсь с ним сексом только потому, что имею такую возможность. Мы не влюблены друг в друга и никогда не будем влюблены. Эдриан милый парень, но он не знает, как нужно взять меня за руку или провести пальцами по волосам так, чтобы я забыла обо всем на свете. Все, что между нами происходит, делается механически. Секс между мной и Эдрианом похож на работу двух машин. Время от времени мы издаем негромкие стоны и всхлипы, затерянные в своих собственных мирах. Мы не пара, занимающаяся любовью, мы два отдельных организма, которые используют друг друга для удовлетворения естественных потребностей.

Я считаю, нам больше не стоит заниматься сексом, однако сомневаюсь, что смогу уйти от Эдриана по собственной инициативе.

Мы встретились с ним впервые после долгого перерыва три недели и четыре дня назад. Это был четверг, и Эдриан пригласил меня что-нибудь выпить и поболтать. Естественно, он поразился происшедшей со мной перемене. Мужчины часто выдают комплименты небрежно, словно нехотя, и Эдриан не был исключением.

– Ты стала в сто раз симпатичнее, чем в тот день, когда я тебя в последний раз видел, – заявил он.

Я едва не расплакалась. Мужчины не понимают, что, сбросив вес, я осталась тем же самым человеком. Их оскорбительные замечания по поводу того, как я выглядела год назад, обижают меня ничуть не меньше, даже если они замаскированы под добрую насмешку. Гораздо приятнее услышать простое «Отлично выглядишь!» или «Как ты похорошела!». Я не хотела испортить свидание, поэтому предпочла проглотить обиду. Если бы я выговорила ему за неудачный комплимент, ничего хорошего из нашей встречи не вышло бы. Кроме того, Эдриан вообще не из тех мужчин, которые задумываются о подобных пустяках. Он веселый и беззаботный. Тратить время на бесполезные размышления не в его стиле.

Зачем, ухаживая за девушкой, проявлять тактичность? Ведь тогда требуется приложить хоть небольшое умственное усилие!.. Эдриан даже не подумал

смягчить свое удивление или скрыть тот факт, что, став стройной, я нравлюсь ему гораздо больше. Мое лицо немного похудело, но в целом осталось тем же самым, что и прежде. Глаза у меня тоже остались прежними. Я не делала пластических операций. По крайней мере пока не делала. И говорила я примерно то же самое, что говорила всегда, однако теперь мои слова казались Эдриану гораздо интереснее, чем раньше. Ну, или он притворялся, что находит их гораздо интереснее.

Мы немного выпили, поболтали и взяли такси, чтобы поехать по домам. В салоне автомобиля Эдриан меня поцеловал. Несмотря на то что последние два часа вели именно к такому повороту событий, я была к нему не готова. Любой случайный свидетель заметил бы, что я растерялась. Эдриан отвергал меня целых пять лет, а теперь выяснилось, что заслужить его внимание не так трудно – необходимо лишь быть стройной. Эта мысль сбивала меня с толку. Выходит, я превратилась из просто Санни в Санни, с которой неплохо было бы переспать. И ведь за все свидание мы не сказали друг другу ничего важного, ничего особенно интересного. Значит, я всегда была достаточно хороша для Эдриана. Проблема заключалась только в том, что я не была достаточно стройна.

Мы вместе отправились ко мне домой и в первый раз занялись сексом. Тогда я не думала, что слишком тороплю события. Я не чувствовала себя шлюхой, потому что ждала этого момента пять лет.

В ту ночь мы занимались сексом дважды, а на утро сил уже не хватило. Проснувшись, Эдриан собрался, пообещал непременно позвонить и от меня сразу поехал на работу.

Он действительно позвонил. Спустя две недели, в прошлую пятницу. Уже изрядно пьяный, он ехал ко мне на такси и никак не мог вспомнить номер дома. У меня хватило глупости назвать свой адрес.

Сегодня понедельник. После того ужасного случая с Дугалом прошло сорок часов, и я почти полностью о нем забыла. Мы с Эдрианом уже третий раз вместе. К счастью, на сей раз мы договорились о встрече заранее, и оба в тот момент были трезвы. Мы собирались выпить по чашке кофе, однако предпочли вино. После нескольких бокалов отправились ко мне домой и теперь снова занимались сексом. Боюсь, мы стали приятелями, которые встречаются друг с другом только для того, чтобы трахнуться. Конечно, Эдриану я ничего не сказала, потому что не хочу с ним ссориться. По правде говоря, мне просто нечего ему сказать. Эдриан симпатичный, но самый обыкновенный тридцатилетний парень. У него красивые волосы, широкая улыбка и модные ботинки. Он работает в области информационных технологий, а его любимый фильм – четвертая часть «Рокки». Я знаю, что он предпочитает индийскую кухню китайской, регулярно читает свой гороскоп и придерживается умеренно левых взглядов.

Эдриан по-прежнему остается мужчиной чьей-то мечты, если такая штука вообще существует на свете. Однако я не уверена, что сама мечтаю именно о нем. Я только учусь отличать симпатию от глубокого, серьезного чувства. Теперь я понимаю, что мужчине моей мечты недостаточно быть умным, привлекательным и интересным. Я думаю, в нем должно быть что-то еще, хотя и не знаю, что именно. Может, что-нибудь совершенно незначительное. Может, мы оба будем любить викторины и станем просиживать вечерами на старом кожаном диване с бутылкой красного вина и плиткой темного шоколада и проверять друг друга на знание какого-нибудь вопроса, пока не решим, что пора идти спать? Да, полагаю, это будет что-то незначительное, тем не менее очень важное.

Эдриан перекатывается с меня на подушки. На этот раз я издавала соответствующие ситуации звуки, не делая вид, что испытываю невероятный оргазм. У меня просто не было ни сил, ни желания что-то изображать. Эдриан, судя по всему, ничуть не расстроился.

Он пробормотал что-то в подушку.

–Что? – переспрашиваю я.

Он поднимается, опершись на локти, и повторяет:

–Кто бы мог подумать, что все так получится?

–Что все?

Я убираю волосы с его лба.

–Мы с тобой.

Он улыбается и целует меня в лоб.

–На свете случаются и более странные вещи.

–Да, я знаю. Просто это показывает...

–Что показывает? – спрашиваю я.

–Ну, ты знаешь, – бормочет он, обняв меня и уже проваливаясь в сон. – Показывает, как много может значить один год.

–У людей все время что-нибудь меняется в жизни, – говорю я нервно, надеясь, что Эдриан не будет чересчур откровенен.

–М-м-м? – Он закрывает глаза и прижимается лицом к моей шее. – Ты отлично поработала над своей внешностью, – говорит он и наконец засыпает.

Проходит три часа, а я все еще не могу заснуть. Эдриан громко храпит на другой стороне кровати. Да, я отлично поработала.