Иден - 3

12. Лили

– Все рестораны, которые я знаю настолько приелись. Отведи меня в какое-нибудь аутентичное место, наверное, в китайский ресторан, – говорит Мелани, после того, как мы закончили делать маникюр.

Единственный ресторан, который сразу же приходит мне на ум, куда однажды меня водил Робин. Хотя обслуживающий персонал было несколько неприветливым, но еда оказалась на удивление хорошей. Мы берем такси до Сохо и идем в ресторан. Как и в большинстве китайских ресторанов, кондиционер работает на полную катушку. Нас встречает у стойки неулыбчивая официантка и тут же проводит к свободному столику. Ламинированное, слегка прилипающее к пальцам меню, оказывается в наших руках.

– Желаете что-нибудь выпить? – спрашивает она, пока шумно убирает дополнительные расставленные приборы.

Мы заказываем китайский чай.

Мелани поднимает брови.

– Я уже нахожусь под впечатлением, – с сарказмом говорит она.

– Мы китайцы склонны быть немного резкими, но не волнуйся – скорость и вкус нашей еды скажут все за себя, – отвечаю я с сильным акцентом.

Мелани смеется, но еду на самом деле приносят с впечатляющей скоростью. Хрустящая утка по-пекински – это так вкусно, Мелани съедает почти все, я никогда не видала, чтобы она столько ела. Затем появляются яйцы с жареным рисом, морской окунь, приготовленный на пару с имбирем и луком, орехи кешью с креветками и смесью овощей, блюда прибывают с пылу с жару и очень быстро. Мы почти закончили с едой, когда Мелани вдруг тихонько хихикает.

– Что? – спрашиваю я ее.

– Вот за что я люблю стриптиз. Можно встретить в неожиданном месте знакомых разных людей, но без масок. Не оборачивайся, но парень, который только что вошел, приходил в клуб «Мисс Манипенни».

Я знаю этот клуб. Это один из джентльменских клубов, и, если я не ошибаюсь, он принадлежит Пилкингтонам.

– Да? – как бы невзначай интересуюсь я. – И что же в нем такого особенного?

– Ну. Он пришел сюда с полицейским, и они кажется беседуют по-дружески друг с другом, из чего можно сделать вывод, что он должно быть тоже какой-нибудь агент под прикрытием, но ты бы видела его в клубе. Он предпочитает насилие. Он говорил с танцовщицами, которые втихаря занимались проституцией. Забрал с собой одну девушку, и на следующий день она так и не появилась на работе. Мы больше никогда ее не видели. Все это попахивало уж совсем дерьмово. Все девочки говорили об этом. Мы все понимали, что есть во всем этом что-то совершенно неправильное и так не должно быть.

Мои глаза расширяются от шока.

– Что ты имеешь в виду?

– Она была румынкой, у нее не было здесь семьи и родственников. Она просто исчезла. Вечером сказала: «Пока, завтра увидимся»,… и в следующую минуту она исчезла без следа. Администрация клуба должна была вызвать полицию. Он был последним, кто ее видел. Но никто и пальцем не стукнул, и теперь я понимаю почему. Он из полиции. А в следующий раз он очень сильно избил девушку. Я слышала, именно ее попросили уйти! Я не осталась после этого. У этого мужчины плохие мысли.

Я чувствую брезгливость от ее слов. За моей спиной находится продажный коп.

– Кто работал в том клубе?

– Он сидит с тем парнем, с которым ты говорила вчера в клубе. Это мутный парень, Томми.

Я сижу, как замороженная.

– Понятно, – медленно отвечаю я. – Он нас видит, Мелани?

– Ну, он смотрит в меню. Быстро, развернись и посмотри на него сейчас же. На нем трендовая одежда известного модельера.

Я как бы невзначай осматриваюсь по сторонам, мои руки становятся мокрыми. Я быстро разворачиваюсь к ней и в шоке спрашиваю:

– Ты уверена, Мелани?

– Конечно, уверена. Я до сих не могу забыть этого ублюдка. Все девушки боялись его, создавалось такое впечатление, словно он был самым большим боссом в клубе.

– Он знает тебя?

– Я так не думаю. Я не в его вкусе. Ему нравятся блондинки из Восточной Европы.

Она прищуривается.

– Ты выглядишь так, будто увидела привидение. Ты его знаешь?

Я не опускаю глаз и хмурюсь.

– Да, знаю, но пока ничего не могу тебе рассказать, – глубоко вздыхаю.

– Мать вашу. Ты связана как-то с ним.

– Не в том смысле, как ты думаешь. Послушай, не возражаешь, если мы выскользним через черный ход? Не хочу, чтобы он меня заметил.

Она пожимает плечами.

– Хорошо, как скажешь.

Я прошу принести счет. Пока неулыбчивая официантка проводит оплату по моей кредитной карте, я спрашиваю:

– Могу я воспользоваться вашим черным входом, поскольку сюда пришел мой бывший и у меня могут возникнуть проблемы, если я натолкнусь на него?

– Нет, не можете. Существуют правила, – говорит она, как отрезала.

Я достаю десять фунтов из кошелька и кладу на ее поднос, она опускает на них глаза.

– Я покажу вам дорогу.

У грязной двери черного входа, она поворачивается ко мне.

– Надеюсь, что вы снова придете к нам, – говорит она с улыбкой и закрывает дверь, как только мы успеваем сделать шаг за порог.

– Давай, Мэл, – подгоняю я, потянув ее за руку от этого места. Пока мы быстро несемся от китайского ресторана, мысли у меня в голове кружатся, как сумасшедшие. Правда, я на самом деле, испугалась. У меня появилось такое ощущение, что земля под ногами превратилась в зыбучие пески, которые засасывают меня, а мне казалось, что я стою на таком твердом монолитном фундаменте. Через две улицы мы ловим такси, и я прощаюсь с Мелани.

Знаете, какого рода люди становятся офицерами под прикрытием? Люди, которые хотят спрятаться под чужой личностью, несчастные люди, с низкой самооценкой. С одной стороны, я ненавижу людей, таких как я, расставляющих ловушки для своих целей, с другой стороны, я становлюсь такими, как они, и тайно завидую их гламурному образу жизни.

У меня с трудом укладывается в голове, что мужчина, о котором говорит Мелани – это Робин. И что... Робин – это оборотень в погонах.

* * *

Вместо того, чтобы взять другое такси, я бесцельно иду по улице. Мне нужно подумать. Я понимаю, что мне нужно договориться с Миллсом о встрече на конспиративной квартире, но, с другой стороны, я понимаю, что осведомителей в полиции не хвалят и не продвигают, скорее всего они бесследно исчезают. Все, кто поднимает такие вопросы и проблемы, автоматически сами превращаются в насущную проблему. А это вдвойне опасно становится проблемой у такого амбициозного мужчины, как Миллс. Он хочет получить голову Джека на блюдечке, а не Робина. Поэтому мне нужно, как-то защитить себя.

Я смотрю на часы, Джек, по крайней мере, не схватится меня еще какое-то время. Выскользнув из ресторана через черный вход, мы освободились от хвоста Джека, которого он прикрепил ко мне. Я спускаюсь в метро и выхожу на Грин-Парк. У выхода, ловлю такси и прошу отвезти меня на Леа-Бридж-Роуд.

Десять минут спустя я вхожу в «Лотарингия Электронного Наблюдения» я выбираю маленький аудио-рекордер, изящное устройство не больше, чем USB, но достаточно мощное, способное улавливать звук в районе двадцати пяти метров. Оно также способно вести запись двенадцать часов, которая активируется только, как только появляются какие-то звуки.

Затем я набираю номер Миллса, который он велел мне запомнить. К моему удивлению это не секретарь или кто-нибудь еще, кто способен передать мое сообщение, а лично Миллс снимает трубку. Разговор короткий, исключительно деловой.

Завтра в полдень.

Затем я останавливаю такси и еду домой к Джеку. Прежде чем Джек вечером появляется дома, я заказываю автомобиль в аренду и прошу подогнать его на стоянку. Я расплачиваюсь с курьером, который в течение часа доставляет мне на квартиру ключи от машины.

Я сажусь и начинаю планировать свою встречу с Миллсом. Когда Джек появляется дома, он обнаруживает меня на кухни, готовящую ужин, бутылка вина стоит открытой, и рядом стоит бокал и стакан, музыка грохочет так громко, что я даже не слышу, как он вошел.

Он опирается на дверной проем и наблюдает за мной.

Я усмехаюсь и указываю взглядом на его полу-наполненный стакан с виски. Он берет его и идет прямиком ко мне.

– Я не знал, что у нас сегодня вечеринка.

– Я хочу рассказать тебе ирландский анекдот.

Он стонет.

– Нет, ни в коем случае, он, наверное, ужасен… Ладно давай.

– Англичанин, шотландец и ирландец говорят о своих дочерях-подростках. Англичанин говорит: «Я убирался в комнате своей дочери на днях и нашел пачку сигарет. Я был на самом деле так потрясен, так как не знал, что она курит». Шотландец говорит: «Это еще ничего. Я убирался в комнате своей дочери на днях, и наткнулся на наполовину пустую бутылку водки. Я был на самом деле так потрясен, так как не знал, что она выпивает». На что ирландец говорит: «Вам обеим даже не о чем волноваться. Я убирался в комнате своей дочери на днях, и нашел пачку презервативов. Я был на само деле так потрясен, поскольку даже не предполагал, что у нее есть член».

Джек смеется, и я тоже.

И это задает тон всему вечеру, он становится фривольным. Мы едим пальцами и много смеемся. Я совершенно забываю о Миллсе и о том, что собираюсь делать завтра.

В завершение всего, Джек заставляет меня надеть туфли, в которых я раньше танцевала, и показать стриптиз только для него. Чувствуя слегка головокружение от спиртного и продолжая смеяться, я начинаю раздеваться, поскольку это всего лишь игра, все завершиться ночью в постели.

Но увидев его потемневшие глаза, я невольно начинаю мурлыкать вслух, моя киска становится такой горячей, набухшей, влажной и жаждущей.

Джек

Сегодня вечером она выглядит иначе, лицо раскраснелось, губы чуть приоткрыты. Пот увлажняет ее обнаженную кожу. Она какая-то дикая, отчаянная, такими бывают люди в свой последний день отпуска. Она елозит голой задницей по моему члену, у меня вырывается стон, я ловлю ее за талию, крепко удерживая. Она извивается, вырываясь. Я отпускаю ее. Она вернется назад, похожая на беззаботную бабочку.

Я наблюдаю, как она предлагает свои сиськи цвета сливок, близко перед моим лицом и жестко трясет ими, все ее тело трепещет и трясется. Это опьяняюще, сексуально, как ад, ее запах наполняет мне ноздри, и я чувствую, что теряю контроль. Мое дыхание становится поверхностным, сердце колотится, как угорелое. Твое время танцевать здесь голой и свободной почти закончилось, любовь моя. Она поворачивается ко мне лицом, раздвигая ноги. Ее складки призывно набухли.

– Раздевайся, – командует она глубоким шелковым голосом, совершенно не подозревая, насколько обворожительно он звучит, отдавая приказы, когда ее половые губы так выступают, и насколько мало времени осталось ей играть, поддразнивать меня. Она все, что я когда-либо хотел.

Мои глаза ни на минуту не оставляют ее, я скидываю одежду в два раза быстрее, чем обычно. Она кружиться, демонстрируя умелые танцевальные движения, как заядлый танцор, толкая меня на диван, двигаясь ко мне задом с широко разведенными бедрами, она хочет приблизить свою текущую киску к моему рту. Я наблюдаю, как она нависает надо мной, опухшие губы блестят от естественной сексуальной потребности, ее вход просится, чтобы его заполнили.

Словно голодный мужчина, я рывком поднимаю голову вверх, встречая ее киску на своем пути. Она упирается ладонями мне в бедра, наклоняется и опускает теплый рот на мой напряженный член. Капельки пота с ее сосков падает мне на кожу.

Я слышу, как бьется ее сердце, как ее дыхание становится рваным от возбуждения. Я лижу и сосу, и трахаю языком, пока она не кончает с такой силой, которая заставляет трепетать и сжиматься ее половые губы.

Я раздвигаю по шире свои ноги и смотрю на нее. Ее великолепные волосы разметались по всему дивану. Медленно я перевожу взгляд на ее киску, открытую и готовую для меня, и чувствую какое-то дикое, безжалостное, примитивное желание обладать и клеймить ее. Я хочу отметить ее, как свою. Если бы я находился в одном из этих племен, где мужчины метят своих женщин татуировками, как свою собственность, я бы пометил все ее тело, чтобы никто не перепутал, что это мое.

Поставив руки с обеих сторон, я вхожу в нее. Ее рот открывается в беззвучном О, мне доставляет огромное удовольствие видеть, как толстая, грибовидная головка моего члена растягивает его и исчезает в нем. Она с отчаянием пытается сжать свои ноги вокруг моих бедер, чтобы удержать меня на месте. Сама идея ее подо мной, беспомощно глотающей мой член, возбуждает меня до безумия, и я жестко глубоко двигаюсь, трахая, все ее тело вздрагивает и подпрыгивает, пока я не взрываюсь внутри нее.

Несколько секунд я остаюсь в ней, пока она не глотает все, что я смог дать. Все это время я чувствую, будто она является частью меня – я чувствую биение ее сердца, как течет кровь по ее венам, жар ее тела, поднимающийся от кожи, как поднимается и опускается ее грудь. Ощущение незнакомое, но удивительно прекрасное. Потом я долго смотрю на луну в окне, холодный синий свет от которой передвигается у нее по щеке. Я хочу защитить ее от всего, что может ее обидеть.

«Как я мог быть таким глупым, думая,

Что смогу поймать бабочку?»

«Бабочки», Шив Кумар Баталви