1 Мужчина и мальчик

Сначала я слышу их и только потом вижу. Если не следишь за тем, что происходит у тебя за спиной, и смотришь только вперед, десять тысяч километров не пройти.

Звук негромкий – просто хруст сломанной ветки. Двух сломанных веток. А здесь полно веток. Тысячи веток, тысячи сучьев, целый склон горы с буреломом. И все-таки я слышу эти два негромких щелчка. Вернее, слышу паузу после них.

Слышу тишину.

Эта тишина наступает, когда кто-то прислушивается к звуку собственных шагов. К собственному дыханию. Слышит писк воздуха у себя в груди при вдохе. Я знаю это, потому что сама прислушиваюсь к своим шагам и стараюсь пресечь этот внезапный писк в легких.

Поворачиваюсь.

Этому я тоже уже давно научилась. Поворачиваться лицом к тому, что тебя ждет. Не важно, что с этим чаще всего удается как-то разобраться, а если нет, ты можешь послать это в Замок.

Их двое, и это не солдаты. Не солдаты! Просто мужчина и мальчик. Стоят на месте и не пытаются спрятаться. Может, у них просто нет на это сил? Быстро их осматриваю. Мальчик совсем маленький – лет пяти. Если потребуется, я смогу убить его голыми руками, поэтому переключаю внимание на мужчину.

Он старый и худой, но это ничего не значит – сейчас все худые. Одет в тряпье. Его одежда, как и моя, возможно, когда-то была яркого цвета, а теперь посерела от грязи дорог. Эта грязь забивается между волокнами и остается там даже после стирки в реке. Теперь человек и его одежда одного цвета. Цвета грязи.

Мужчина сутулится, будто несет на плечах невидимый груз. Примечаю вспухшие вены на руках и босые ноги. Тот, кто хочет выжить, должен заботиться о своей обуви. Мужчина стоит, наклонив голову, но глаза не отводит. Его глаза из-под серых от грязи век смотрят прямо на меня.

Достаю из-за пояса револьвер и направляю его на мужчину. Револьвер я раздобыла во время бунта в распределительном центре Хитроу – пятьсот километров и двадцать один день назад.

Я слишком близко к дому, чтобы позволить себя остановить.

Дом.

Револьвер не заряжен, патронов у меня нет. Я об этом знаю, но мужчина с мальчиком – нет. С их стороны было бы разумно предположить, что он заряжен. Я, когда сталкиваюсь с вооруженными людьми, думаю именно так.

– Ни с места, – говорю я.

«Ни с места» – хорошая команда. Просто отличная. Люди многих национальностей понимают ее гораздо лучше, чем команду «стоять». Вероятно, потому, что эту команду используют солдаты. Ни с места. Ни с места. НИ С МЕСТА! Руки на голову!

Мужчина медлит. Затем кладет руки на голову. Вернее, одну руку, потому что второй придерживает ребенка.

Направляю ствол на ребенка. Глазами следую за стволом и теперь уже позволяю себе посмотреть на мальчика. Он тоже худой и темнокожий, пожалуй, даже темнее мужчины. И глаза у него, как чаши.

«Глаза, как чаши».

Это сравнение застает меня врасплох, как будто бы его произносит голос папы. Фраза из суданских сказок, которые он мне рассказывал, когда мы жили в Хартуме. Это было до пустыни, до солдат, до…

До ЗАМКА.

«Помни, – сказал папа, – несмотря ни на что, мир прекрасен».

Да, папа.

Это мальчик прекрасен. Голод не смог повлиять на нежную кожу ребенка. Форма головы овальная, а губы, как лепестки темно-красной розы. Нос блестит на солнце. Глубокие, как чаши, глаза хранят свою тайну.

– Отпусти мальчика, – говорю я.

Мужчина тут же подчиняется и кладет вторую руку на голову. Это хорошо. Это значит, он понимает по-английски. Такие ситуации всегда усложняются, если приходится говорить на языке жестов. А еще это хорошо потому, что я – девчонка, а многие считают, что с девчонками легче справиться.

– Разойдитесь, – командую я и стволом револьвера показываю, на какое расстояние.

Мужчина отходит от мальчика на пару шагов, а мальчик стоит неподвижно, даже не пытаясь снова придвинуться к нему. Он не пошевелился, когда мужчина отпустил его руку, не стал за него цепляться, не заплакал. Вообще не издал ни звука.

– Хорошо, – говорю я, – хорошо.

А потом добавляю:

– Документы.

Загрузка...