Игра в жмурики

- Да, да, - отозвалась я, - тут приходил мой родственник - такой худощавый темноволосый мужчина. Он ушел с пустыми руками.

- Да, мадам, и вообще это не мое дело, раз у вас есть ключ.

- Но вы должны проявлять бдительность. Я вот совершенно уверена, что у вас великолепная память. Вы можете описать мне того мужчину, который приходил первым?

Охранник засмеялся и погрозил мне пальцем.

- Вам не удалось поймать меня. Первой приходила девушка - невысокого роста, с темными волосами и челкой. У нее еще были очки с затемненными стеклами. Помнится, я подумал, что для своего юного возраста она слишком ярко красится. Кровавая помада, жуткий румянец...

Я засмеялась.

- Да вы просто фотоаппарат. Прямо до малейших деталей описали мою племянницу. Она забрала портфель, красный такой?

Охранник захихикал.

- О нет, мадам, у нее в руках был железный ящик и папка.

Я порылась в сумочке.

- Очень приятно было познакомиться с вами. Не желаете сигарету?

- Что вы, мадам, на посту это строжайше запрещено. Нам не разрешают даже читать, хотя здесь можно скончаться от скуки. Вот разве поговоришь с кем, пошутишь, как с вами.

Я протянула ему бумажку:

- Купите себе сигарет после работы.

- Очень благодарен, мадам. Хотите, я угадаю, зачем вы приходили?

- Попробуйте.

- Вы ищите тот пакет, что потеряла девушка.

Она уронила его, очевидно, когда вынимала папку. Я увидел его не сразу, она уже ушла. Но можете не сомневаться, я отдал его в стол находок. Сейчас позвоню, и его принесут.

Он снял трубку телефона.

- Роже, принеси-ка мне тот пакетик, что потеряли из сто двадцатого номера. За ним пришли.

Любопытство настолько измучило меня, что я вскрыла конверт прямо в машине. На колени выпала "Пари суар" семилетней давности. На первой полосе была заметка. "Сегодня днем потерпел авиакатастрофу частный самолет, принадлежавший барону Макмайеру. На борту, кроме самого барона, находились его жена и дочь, а также мадам Мартина Гранж. Ведутся поиски тел и остатков самолета.. Эксперты предполагают, что самолет упал в Ла Манш, недалеко от берегов Англии. На борту находилась коллекция старинных кукол, которую баронесса Макмайер везла на выставку в Лондон. Чудом избежал смерти юный барон Макмайер. Он уже был готов сесть в самолет, когда почувствовал острое недомогание. Прямо из аэропорта Жана Макмайера отправили в клинику, а его родители и сестра, к своему несчастью, решили не отменять поездку. "Я сам уговорил их лететь в Лондон, думал, что завтра буду здоров и догоню родителей, - сказал нашей газете в эксклюзивном интервью Жан Макмайер. - Господь слишком жесток ко мне, я не хочу больше жить".

Я сложила газету. Ничего нового и интересного я не узнала. Да и зачем было хранить эту старую информацию? Я заглянула в конверт - ничего. Развернула еще раз газету и стала просматривать. На полях четвертой полосы было написано: "Ренальдо Донован, аэродром Ла Бурже, третий ангар". Может, этот Ренальдо что-нибудь знает? Во всяком случае, это было единственное, что я выяснила.

В Ла Бурже я попала как раз к обеду. Первый встретившийся мне механик в засаленном комбинезоне кусал гигантский сандвич длиной в метр.

- Не знаете ли вы, где найти Ренальдо Донована? - спросила я.

- Да там ищите, в третьем ангаре. А что, у вас машина сломалась?

Не ответив ему, под палящим солнцем я пошла по полю. Было немилосердно жарко, и блузка прилипла к телу. Вдоль ограждения тянулись сараи, похожие на гигантские банки сардин. Наверное, это и были ангары. Открыв дверь того, на котором была написана римская цифра "три", я заглянула в прохладный полумрак.

- Месье Донован, вы здесь?

- Здесь, - раздался голос откуда-то из глубины.

Я пошла на звук. Возле раскрытого окошка стоял мужчина в зеленом комбинезоне. Свет падал ему в затылок, и я не видела лица.

- Месье Донован? - переспросила я, щурясь от солнечного света, льющегося из окна.

- Да, зовите меня Ренальдо. А вас, очевидно, прислала Анриетта? Где ваша машина?

Поколебавшись секунду, я решила не разубеждать его.

- Машина, к сожалению, дома, я приехала на такси.

- Я не могу сейчас поехать с вами. Разве только после работы или в воскресенье с утра.

Он повернулся лицом к свету, и я увидела, что называть мужчиной этого подростка явно преждевременно. Заметив мое удивление, Ренальдо истолковал его по-своему.

- Мне двадцать три года. Выгляжу я, конечно, моложе, но в моей квалификации вы можете не сомневаться. Вся моя жизнь проходит среди самолетов, и я могу собрать и разобрать мотор ночью, в темноте, с завязанными глазами. Да и Анриетта вам, наверное, обо мне рассказывала.

Он замолчал, потом заглянул под стол:

- Сейчас вообще-то обед. У меня есть термос с холодным кофе и парочка сандвичей. Не желаете попробовать? А то, я смотрю, вы так вспотели, что у вас все лицо красное. Наверное, долго ходили по полю?

Я охотно согласилась и, отхлебывая восхитительно ледяной кофе, сказала:

- Ну, я-то не буду вас заставлять разбирать мотор ночью, да еще с завязанными глазами. А что, вы живете здесь?

Ренальдо покачал головой.

- Нет, вот мой отец, тот действительно жил здесь, а мы с женой арендуем небольшую квартирку неподалеку. Да вы знаете этот дом. Он рядом с той парикмахерской, где вас стрижет Анриетта. Правда, моя жена прекрасный мастер?

Я обрадованно закивала головой - слава Богу, теперь я знаю, кто такая Анриетта.

- Наверное, интересно работать на аэродроме. А катастрофы часто случаются? Ренальдо вздохнул.

- Иногда бывают.

- Несколько лет тому назад погибли мои приятели. Они улетали как раз из Ла Бурже.

- Военные?

- Нет, у них был маленький частный самолет. Может, вы даже их знали барон и баронесса Макмайеры.

Ренальдо отложил в сторону сандвич.

- Кто вы и что хотите узнать?

- Меня прислала Анриетта.

- Не лгите. Если хотите что-то узнать о той катастрофе, то давайте шестьдесят тысяч франков, и я расскажу все, что видел. Вы не похожи на клиентов Анриетты, да и такие кусты на макушке она бы никогда не оставила. Да уж, мальчишка был наблюдателен.

Вздохнув, я полезла в сумочку.

- А что, ваша информация стоит таких денег? Ренальдо пожал плечами:

- Расскажу, что знаю, но деньги вперед.

- Я надеюсь, вас устроит чек? Не думаете же вы, что я таскаю с собой наличными такую сумму?

- Возьму и чек.

После того как листок бумаги перекочевал из моей книжки в жадные руки Ренальдо, он сказал:

- Спрашивайте!

- Вы видели, как Макмайеры садились в самолет. Не заметили чего-нибудь странного? Ренальдо оглушительно расхохотался:

- Лучше бы вы спросили, было ли там что-нибудь нормальное. Сначала они стали грузить в самолет ящики. Никому из аэродромной обслуги не доверили, все сделали их слуги. Баронесса объяснила моему отцу, что в ящиках очень дорогая коллекция. А как погрузились, тут и началось. С ними были их дети: мальчишка моих лет и девочка помладше, так годов четырнадцать по виду. Ну, им вот-вот улетать, а мальчишку и скрутило, прямо выворачивает наизнанку, на губах пена... Я, честно говоря, ему вначале позавидовал. Вот, думаю, несправедливо-то как. Одних мы с ним лет, а я в грязи, шасси мою, а он весь такой из себя, в Лондон на собственном самолете летит. А уж как его прихватило, так даже жалко стало. Вызвали "Скорую", его быстренько на носилки и - хоп - увезли. Стали они опять собираться. Баронесса ни в какую не хочет лететь, домой, говорит, поеду, к сыну. Но барон и та тетка, что с ними была, - полная такая, в красной шляпе вот они вдвоем и уговорили ее. Тетка эта и говорит: подумай, твою коллекцию ждут. Только она замолчала, девчонка давай истерику закатывать: мол, ей приснилось ночью, что самолет взорвется, взорвется, и все тут. Но тетка с бароном быстренько так девчонку и баронессу в самолет затолкали и улетели. Ну а когда самолет-то пропал, я так и подумал, что сон в руку был.

- Кому - в руку? Ренальдо крякнул:

- Все мои беды от моего длинного языка. Больше ни о чем не спрашивайте, не расскажу ни за какие деньги.

Я вспомнила, как однажды темной дождливой ноябрьской ночью сказала Аркадию: "Ни за какие деньги не пошла бы сейчас в Тимирязевский парк". Наташка захохотала и спросила: "А за миллион долларов?" Я согласилась, что за миллион не пошла бы, а побежала. Тогда она спросила: "А за пятьсот тысяч?" Остановились на том, что я бы и за сто долларов охотненько сбегала. Вспомнив эту историю, я раскрыла сумочку и выписала Ренальдо еще один чек. Видно было, как в его душе борются страх и жадность. Наконец алчность победила.

- Ну ладно, так и быть, только поклянитесь, что вы не из газеты и не из полиции.

Я поклялась с чистой душой.

- Улетели они, значит. Отец мой куда-то ушел, а я в ангар побрел. Чувствую запах такой, косметический, не аэродромный. Я ведь наполовину итальянец, нос у меня - как у служебной собаки. Стал озираться, а она, оказывается, в ящик влезла, в котором отец ветошь держал. И влезла, и ящик-то закрыла, но вот кусок платья прищемила, и запах, конечно, выдал. Подхожу я к ящику, поднимаю крышку, а она там, глаза в слезах. Вытащил я, значит, ее, поглядел - красивая такая девочка, беленькая, только очень испуганная. Вот испуг-то ей рот и развязал. Стала говорить, что брат ее негодяй, каких мало, ненавидит всех своих родных, что она поняла: он решил самолет с родственниками взорвать. Одним ударом сразу двух зайцев убить: и от семейного уюта избавиться, и страховку за материнскую коллекцию получить. Вроде той страховки миллион долларов. А она сама, Лиза ее звали, все матери рассказала, да та ей не поверила и велела молчать, чтобы отца лишний раз не злить. Ну а на аэродроме, когда Лиза увидела, что Жан больным прикидывается, тут она так перепугалась! А мать ни в какую ей не верит, посадила ее в самолет, а девчонка не промах, притворилась, что в туалет пошла, а сама тихонько вылезла и в ангаре спряталась.

Я велел ей тогда помалкивать да домой идти. Но она только головой покачала: "Нет, не могу я домой идти, брат обязательно убьет". Оставил я ее тогда в ангаре, а сам пошел платье какое-нибудь принести, свое-то она все в масле замазала. А когда вернулся, ее уже не было, даже запах испарился...

- И это все?

- Не совсем. Я тогда никому ничего не рассказал, даже полиции. Девчонка убежала, засмеют ведь меня, скажут - выдумываю черт-те что. Но спустя примерно полгода пришел ко мне мужчина, денег принес и велел, чтобы я об этой истории помалкивал.

- А что за мужчина, он представился? Ренальдо покачал головой.

- Нет, но я все равно узнал, как его зовут. У него...

Не успев закончить фразу, он как-то странно выпучил глаза, открыл рот и упал лицом вниз. Я ничего не поняла, только ощутила, как горячий ремень хлестнул меня по голове. Все быстро завертелось, а потом кто-то выключил свет.

Глава11

Я проснулась оттого, что какой-то шутник щекотал мне нос соломинкой. Открыла глаза и через секунду поняла, что это не соломинка, а прозрачная трубка, прикрепленная к носу. Я лежала в кровати, и к моему телу с разных сторон были подведены какие-то шланги. Вокруг кровати висели стеклянные бутылки. Между Штативами стоял стул, на нем, скрючившись, спала моя невестка в белом халате.

- Оля, - позвала я ее, - Оля!

Девушка подскочила от неожиданности, потом посмотрела на меня и выбежала в коридор. Я ошиблась, это была не Оля. Через секунду в палату вплыла женщина-бегемот.

- Милочка, - загудела она уютным басом, - милочка, посчитайте-ка нам до десяти!

Я уверила ее, что помню не только устный счет, но и то, как меня зовут и где я живу. Единственно, что я не понимала, это как я сюда попала и почему.

Бегемотиха покачала головой:

- Вам необыкновенно повезло, можно сказать, это пока единственный такой случай в моей практике.

Оказывается, в меня стреляли, но в момент, когда пуля уже летела, чтобы продырявить мой лоб, я повернулась, и она прошла по касательной, содрав с головы лоскут кожи.

- А Ренальдо, что с ним?

Бегемотиха озабоченно потерла переносицу.

- Ни о каком Ренальдо я не знаю. Там к вам хочет подойти комиссар Перье. Если вы почувствуете, что он стал очень надоедливым, немедленно вызывайте сестру.

Толстенький комиссар вкатился в палату. Несколько секунд они с бегемотихой пытались разойтись в дверях, наконец он сел, вытирая лицо платком.

- Что с Ренальдо?

- Он убит выстрелом в затылок. А вам не кажется, мадам, что будет лучше, если вопросы стану задавать я? Вы можете мне объяснить, зачем вам понадобился Ренальдо Донован?

Я напрягла воспаленные мозги.

- Ну, собственно, я не знала, что его так зовут. У меня сломалась машина, и мне порекомендовали обратиться на аэродром, к механику...

Комиссар засмеялся:

- Мадам, вы же умная женщина. Неужели вы думаете, что я не смогу отличить правду от лжи? Во-первых, у вас нет прав на вождение машины во Франции. И если вы ездите по Парижу, значит, нарушаете закон. Во-вторых, все ваши машины находятся в гараже, в Ла Бурже вы прибыли на такси. В-третьих, в бумажнике Ренальдо найдены два чека. Кстати, за что вы заплатили ему такую сумму?

Я вздохнула:

- Хорошо, расскажу все, что знаю, но вы должны мне пообещать, что тоже поделитесь кое-какой информацией.

- Какой же?

- Мне бы очень хотелось почитать дело или досье, в общем все бумаги, которые есть в полиции, относительно авиакатастрофы, в которой погибли барон и баронесса Макмайеры.

Комиссар вытащил из кармана телефон:

- Огюст, это я. На заднем сиденье лежит папка, принеси ее мне.

- Даже так? - удивилась я.

- Да, мадам, наши с вами мысли работают в одном направлении. Ну а теперь, пока Огюст идет, жду вашего рассказа.

И я рассказала ему факты. Только голые факты, ведь он не говорил мне, что его интересуют мои мысли. Выслушав все, комиссар одобрительно кивнул:

- Значит, он кого-то шантажировал.

- Кто?

- Ренальдо. Мы проверили его банковский счет и обнаружили, что раз в три месяца он получал довольно крупную сумму денег. Так сказать, от незнакомого лица. Причем поступления были регулярные, в течение нескольких лет. А потом вдруг прекратились на целых девять месяцев. Затем банковский счет Ренальдо снова пополнился крупной суммой. Мне показалось, что объект шантажа начал испытывать денежные затруднения, или ему просто надоело платить, надоело настолько, что он решил разом со всем покончить. Ну а вы, мадам, просто подвернулись ему под руку...

- Оставьте мне папку на несколько часов.

- Ладно, сегодня пятница, короткий день, приеду за ней в пять часов.

- Пятница? - удивилась я. - Как же это - пятница?

- Да, мадам, я понимаю ваше удивление, но все это время вы не приходили в сознание. Вам бы следовало сейчас поспать.

И, оставив мне документы, комиссар Перье ушел. Я попыталась сесть в кровати и распахнула папку. Так... Показания Огюста Донована, отца Ренальдо ничего интересного. Показания Ренальдо - еще скучнее; опрос врача "Скорой помощи": оказана первая помощь, подозрение на приступ эпилепсии, помещен в госпиталь Сен-Лазар. А это допрос дежурного врача: эпилепсия не подтверждается, похоже на пищевое отравление. Анализы: кровь, моча, содержимое желудка обильный завтрак и мыло.

Может, он закусил на третье куском туалетного мыла? Бумага, написанная со слов Жана: ничего не знаю, болит голова, отстаньте. Так... Дальше аэродромная обслуга: самолет в полном порядке, почти новый, заправлен под завязку. Пилотом был сам Эдуард. Налетал много часов, часто отправлялся в Лондон, в общем активный летчик. Все! Больше в папке ничего не было. Я снова попыталась сесть и позвонила. На пороге сразу появилась молодая девушка, похожая на Олю.

- Вам чем-нибудь помочь?

-Как вас зовут?

- Луиза, мадам.

- Луиза, хочу у вас спросить: если у человека приступ эпилепсии, то как это выглядит?

- Ну, человек падает, у него судороги, он крепко сжимает зубы - тут важно не дать ему это сделать, чтобы он не откусил себе язык, - потом идет пена изо рта, расслабляются сфинктеры, грубо говоря, больной ходит под себя... А зачем вам это? У вас нет эпилепсии.

- Да так, всякие глупости в голову лезут. Луиза, я вот, например, очень хочу в туалет.

- Сейчас принесу вам судно.

- Нет, нет, лучше помогите мне подняться, мне станет намного лучше, если я попробую сама дойти до туалета.

Девушка отключила какие-то приборы и помогла мне. К моему удивлению, я крепко стояла на ногах.

- Спасибо, Луиза, идите.

- Но, мадам, вам может стать плохо, и вы упадете, а потом - следует принимать лекарства.

- Ну, Луиза, будьте лапочкой, я только чуть-чуть посижу на кровати.

- Ладно, зайду через полчаса.

Как только она вышла, я направилась к шкафу. Моя одежда и сумочка были там. Я постаралась как можно быстрее одеться. Затем выглянула в коридор. Вот это удача. Прямо возле палаты была пожарная лестница. Я поковыляла вниз. Каждый шаг отдавался в голове резкими толчками. Наконец, никем не замеченная, я оказалась во дворе, а потом выскользнула на улицу. Теперь надо поймать такси. Но ни один из приветливых парижских водителей ко мне не спешил. Недоумевая, я побрела вниз по улице, и наконец-то в витрине магазина наткнулась на зеркало. Ну и ну, теперь понятно, почему таксисты не хотели иметь со мной дела. Всклокоченная голова обмотана бинтами, правый глаз украшен зловещим фиолетовым синяком, сползавшим на щеку. Второй глаз, припухший и красный, походил на глаз больного ангорского кролика, а все лицо казалось каким-то грязным... Вздохнув, я толкнула дверь магазина. Хозяйка с ужасом воззрилась на меня.

- Меня только что выписали из больницы, и я хочу выглядеть чуть-чуть посимпатичней.

- Да, вам это не помешает, - согласилась со мной хозяйка.

В конце концов мы с ней выбрали светло-серый костюм с жемчужной блузкой, воротник которой, завязываясь бантом, закрывал шею. В примерочной я размотала шапку из бинтов. Под ней обнаружилась выбритая полоска кожи и небольшая марлевая нашлепка. Пришлось натянуть шляпу с большими полями. Довершили наряд большие очки от солнца и килограмм тонального крема.

Наверное, я стала выглядеть намного приличней. Во всяком случае, первое же встреченное такси повезло меня опять в Ла Бурже.

Ни минуты не колеблясь, побродив по этажам, я нашла приемную директора. В просторную комнату я вошла уверенным шагом занятого человека и на ходу фомко представилась секретарю:

- Я из страхового агентства "Ллойд". Секретарь радостно закивал мне головой:

- Садитесь, садитесь...

Я продолжала голосом, не терпящим возражений.

- Речь идет о страховке Ренальдо Донована. Наши сотрудники проявили халатность и потеряли его домашний адрес. Конечно, мы их за это уволим...

- Что вы, - испугался секретарь, - не надо никого увольнять, это так легко узнать. - Он застучал по клавишам. - Вот, пожалуйста!

Поблагодарив его, я удалилась, умиляясь беспечности французов. В Москве, как я давно заметила, никто не спрашивает документов, подтверждающих вашу личность, кроме милиции, конечно. Так что можно назваться хоть королевой папуасов - поверят. Оказывается, у французов дела обстоят точно так же.

Дом Ренальдо находился всего в нескольких кварталах от аэродрома. Небольшой трехэтажный особнячок с аккуратными коричневыми жалюзи, на балконах виднелись цветы. Я нашла в списке жильцов фамилию "Донован". Из домофона раздался приятный женский голос:

- Кто там?

- Мне хотелось бы поговорить с мадам Донован, я из газеты.

Дверь с легким щелчком открылась. Я очутилась перед маленьким, похожим на мыльницу лифтом, к тому же, пока я поднималась на третий этаж, в нем погас свет. Двери квартиры были распахнуты, на пороге стояла худенькая девушка в темном костюме.

- Вы мадам Донован?

-Теперь, наверное, следует говорить "вдова Донован", - грустно поправила девушка. - Нет, я ее сестра, Анриетта в гостиной.

Я вошла в маленький, узкий коридорчик. Направо маленькая комната с двуспальной кроватью и узкая, похожая на купе, кухня. Налево - комната чуть побольше, с белыми книжными полками, уставленными безделушками. На светло-коричневом кожаном диване в груде цветастых подушек полулежала толстая тетка лет сорока, рядом с ней на журнальном столике стоял кофейник и недопитые чашки. В комнате витал аромат кофе.

- Вы мадам Донован? - обратилась я к толстухе. Та кивнула головой.

- Не хотите ли чашечку кофе?

- С удовольствием.

- Франсуаза, - позвала Анриетта сестру, - сделай хороший кофе для мадам. Вы какую газету представляете?

Более трудного вопроса мне еще не задавали. Названия всех французских газет разом вылетели из головы. Внезапно вспомнилось:

-"Монд", отдел уголовной хроники.

Анриетта грустно кивнула головой:

- К сожалению, я не могу вам ничего рассказать, сама не знаю, мне сообщили только, что идет следствие. Утром Рональде, как всегда, ушел на работу, а я убрала квартиру и приготовила его любимую кровяную колбасу с тушеными яблоками. Часа в четыре начала злиться - это было так на него похоже: забыть про обед и копаться в каком-то грязном моторе. Поэтому, когда мне позвонили, я распахнула дверь и собралась ругаться... Но оказалось, что это пришел ажан, а Ренальдо уже больше не придет!

Она встала и подошла к балконной двери.

- Я даже не могу похоронить его, тело еще в полицейском морге...

Анриетта повернулась, луч заходящего солнца ударил ей прямо в лицо, и я увидела, что женщина, конечно же, очень молода. Наверное, ей столько же лет, сколько и Оле, а может, еще меньше. Жаль только, что она так безобразно растолстела. Правильно поняв мой взгляд, Анриетта грустно улыбнулась.

- Я была тоненькой, как тростиночка, такой, как Франсуаза, но два года назад мне сделали операцию - и вот результат, а ведь не ем почти ничего. Во всяком случае, Франсуаза-то ест, как молотилка, и не полнеет.

- Никакая я не молотилка, - проговорила Франсуаза, входя в комнату с подносом, - просто к вечеру у меня появляется волчий аппетит. И вообще, мадам пришла сюда не для того, чтобы обсуждать наши фигуры. Что вы хотели узнать?

- Как и где вы познакомились с Ренальдо, Анриетта?

Молодая женщина улыбнулась.

- Мы были знакомы с ним всю жизнь. Наши матери - школьные подруги. Потом они всю жизнь работали вместе в одной парикмахерской и жили рядом. Я старше Ренальдо на полгода, в детстве нас часто клали в одну коляску, и кто-то из наших мам вез младенцев гулять. Им было так очень удобно - гулять по очереди. Потом мы пошли в одну школу, и уже лет в десять знали точно, что поженимся. Не припомню даже, чтобы когда-нибудь ругались. Ренальдо был очень добрым и всегда уступал мне во всем. Когда я стала полнеть, то, конечно, ужасно расстраивалась и все время пыталась сидеть на диете. А Ренальдо стал рассказывать всем нашим друзьям и родственникам, какое это счастье, что я толстею. "Всю жизнь мечтал иметь в женах толстушку, - говорил он, - полная женщина куда красивее". Он даже повел меня в Лувр и показал все эти греческие статуи: "Смотри, они очень даже пухленькие". Ренальдо очень любил меня. Он хорошо зарабатывал. Да еще приятелям чинил машины. Я отправляла ему многих своих клиентов. Я ведь в парикмахерской работаю, и у меня тьма знакомых. Так что на жизнь мы не жаловались. Вот хотели скоро другую квартиру покупать, побольше этой.

- Еще вам здорово повезло с той девчонкой, - вставила Франсуаза. - Ее отец вас здорово отблагодарил.

- Какой девчонкой? Анриетта пожала плечами:

- Ну зачем вам эта история? Просто еще одно свидетельство, как добр был Ренальдо.

- Тем более расскажите, читателям понравится. - Это случилось семь лет тому назад. Как-то вечeром приходит Ренальдо домой - он помогал огда отцу на аэродроме, - а я как раз приготовила ужин. Мы еще, конечно, не были женаты, но у Ренальдо умерла меть, потому я и хозяйничала у них на кухне, хотя мне и было-то всего четырнадцать. Так вот, приходит Ренальдо и приводит с собой девочку, моих вроде бы лет, только очень перепуганную и грязную - вся в машинном масле. Оказывается, к ним в ангар залезла бродяжка и хотела что-то там утащить, а Ренальдо ее пожалел и привел к себе домой - помыться и покормить.

Она, как меня увидела, стала вырываться и кричать, чтобы он ее отпустил. Испугалась, что я в полицию сообщу и ее заберет служба помощи детям-бродягам. Но я ее успокоила и повела в ванную. Потом пригляделась к ней поближе и подумала: что-то здесь не так. Бродяжка, а лицо и волосы чистые, только платье очень грязное. Да и платье, сразу видно, дорогое. В ушах у нее были серьги, на руке золотые часы, крестик дорогой на витой цепочке. Ну а когда она платье сняла, тут я сразу убедилась, что никакая она не клошарка. Тело у нее было чистое, все такое гладкое, откормленное, и белье дорогое... Я ей, конечно, ничего не сказала, а пока она мылась, устроила допрос Ренальдо. Тот признался, что девочка эта, Лиза ее звали, на самом деле из богатой семьи. Но ее отец женился во второй раз, и мачеха ненавидит падчерицу. Вот Лиза и убежала из дому. Спряталась она на аэродроме, а Ренальдо ее нашел и вот привел домой...

Вечером мы втроем решали, что делать. Оставить ее у нас было нельзя. Отцу Ренальдо мы сказали, что это моя школьная подруга, но ведь не могла же она жить у нас бесконечно? В конце концов, Лиз прожила у Ренальдо неделю. А в воскресенье вечером решила мне помочь сделать ужин. Клянусь младенцем Христом, она первый раз увидела сковородку. Я даже посмеялась над ней: "Что ж ты ничего делать не умеешь?" Она мне ничего не ответила.

Я велела ей нарезать мясо и отвернулась к плите. Через секунду она тихонько вскрикнула, я обернулась и похолодела: не знаю уж, как она умудрилась так разрезать себе руку, да еще возле локтя! Кровь хлестала, как из недорезанного поросенка...

Я схватила ее, и мы побежали в аптеку. Правда, Ренальдо велел ей не выходить из дома, но ведь не истекать же кровью! Аптекарь отвел ее в заднюю комнату, потом вышел и говорит мне: все в порядке, но наверняка останется шрам, и занялся другими покупателями. А я стою и стою, как дура. Тогда аптекарь спрашивает меня: "А ты чего ждешь?" - "Да Лизу", - отвечаю. "Твоя подружка давно ушла через заднюю дверь!" Ну что делать? Я тоже ушла.

Вечером Ренальдо ужасно расстроился: "Пропадет ведь на улице". Прошло примерно полгода, он мне показывает пачку денег. Я удивилась: "Откуда столько?" А он говорит, что девчонка эта, Лиза, все-таки домой вернулась, и отец ее в благодарность за все хорошее дал ему денег.

- Он вам потом еще денег давал, - вмешалась Франсуаза.

- Ну да, - подтвердила Анриетта.

"Ну и жук же этот Ренальдо", - подумала я и почесала правый глаз. Очки свалились с меня на пол. Я нагнулась и задела шляпой за журнальный столик. Шляпа тоже оказалась на полу.

- Вы не из газеты, - медленно проговорила Франсуаза. - Анриетта, помнишь ажан сказал, что вместе с Ренальдо в ангаре была женщина, ее легко ранили.

Анриетта кивнула.

- Так это вы были с Ренальдо. - Она крепко Ухватила меня за руку. Ну-ка, лжежурналистка, отвечайте, зачем вы сюда явились в чужом обличье, что вы здесь вынюхиваете? Может, это кто из ваших дружков и убил моего несчастного Ренальдо?

И она стала наваливаться на меня своей стокилограммовой тушей. Меня затошнило - от Анриетты резко пахло анисом. Слабо сопротивляясь, я пыталась освободиться, но Анриетта с Франсуазой крепко держали меня. Внезапно острая боль прошила мне глаз, и я свалилась без чувств.

В комнате было тихо, а на моем лбу лежало мокрая тряпка.

- Слава Богу, она приходит в себя, - услышала я сквозь ровный гул в ушах.

Я открыла глаза. Анриетта держала передо мной стакан с каплями.

- Выпей, легче станет.

Я глотнула жидкость - о нет, мне в глотку полилось ненавистное перно. Тошнота опять накатила на меня.

- Мы подумали, что убили тебя, - сказала Франсуаза.

Я села на диване.

- Вы были близки к этому. Чего это вы так на меня взъелись? .

- А зачем ты наврала нам? - Атмосфера опять стала накаляться. Я замахала руками:

- Ну, будет вам.

В течение часа я рассказывала женщинам, кто я и что со мной произошло во Франции.

- А я сначала подумала, что ты родом из Бретани, - сказала Франсуаза. Вроде бы правильно говоришь по-французски, а выговор у тебя какой-то не парижский... И чем же мы можем тебе помочь?

Я пожала плечами:

- Не знаю. Опишите мне Лизу еще раз.

Анриетта призадумалась.

- Беленькая такая, глаза голубые, как пачка "Житан", довольно пухленькая, тихая очень. Да, вот еще: она вязать любила, увидела у меня корзинку с клубками и так обрадовалась?

- Расскажи ей про того мужика, - подсказала Франсуаза.

Анриетта покрылась багровым румянцем.

- Какое это имеет отношение к девочке?

- А что за мужчина?

- Да был у нас тут случай, - стала рассказывать Анриетта. - Прихожу домой, а Ренальдо по телефону говорит. Услышал, что я вхожу, и бац трубку. Я его спрашиваю, кто звонил, а он мне: "Никто". Ладно, думаю. Потом часа через два звонок. Я - "Алло, алло", а на том конце молчат, слышно, главное, как дышат, и молчат. Очень мне это не понравилось. Через некоторое время опять звонок. Ренальдо сам трубку взял и коротко так говорит: "Хорошо, через час, там, где всегда!" - и стал собираться. Бреется, насвистывает... Ну, думаю, выведу тебя, дружок, на чистую воду. Приревновала я его. И только муженек за дверь - я за ним. Как он только меня не заметил, не знаю. Вошел в метро и поехал в самый центр, на Елисейские поля. Там такое бистро есть - "Ромэн". Сел, вина заказал и ждет. А я караулю, когда баба появится, чтобы ей сразу глаза повыцарапать... Вдруг, гляжу, мужик к нему подсел, приятный такой, и начали они что-то обсуждать. Я, не будь дура, поближе села, но все равно весь их разговор не слышу. Слышу только, мужик-этот, Ренальдо его Яцеком называл, жаловался, что У него сейчас с деньгами негусто. "Подожди, - говорит, - пока Лиза деньги получит, тогда и тебе отдам все". А Ренальдо настаивает: "Мне деньги сейчас нужны, а то в полицию пойду, вот пусть тогда она и разбирается, зачем твоя дочь прячется под чужим именем". Поспорили они, поспорили, потом Яцек этот как швырнет на стол конверт. "На, - говорит, - подавись, только это в последний раз. Больше ни копейки не дам. Хочешь - иди в полицию, но тебе там самому худо придется". Стул отшвырнул и ушел, и Ренальдо ушел. А я мороженое съела и тоже пошла.

- Яцек... - сказала я в задумчивости, - Яцек!

- Да, - подтвердила Анриетта, - так его Ренальдо звал. А что?

- Да знаю я одного Яцека, - медленно проговорила я. - Знаю.

Глава 12

Несмотря на мои протесты, Анриетта решила отвезти меня домой.

- Не спорь с ней, - усмехнулась Франсуаза. - Она только что права получила, вот ей и хочется все время ездить!

Я стала собираться. Женщины с неодобрением смотрели на меня.

- И кто это тебя так стриг? - возмутилась Анриетта. - Все волосы в разные стороны, завивка какая-то дурацкая... Ну-ка, пойдем на кухню.

Она посадила меня на табурет и принялась за работу.

- Ну смотри! - сказала Анриетта через некоторое время.

Я глянула в зеркало и увидела хорошенькую девочку почти с мальчишеской стрижкой.

- Ой! - вырвалось у меня.

- Вот и ой, - рассмеялась Франсуаза. - А если ты еще подкрасишь глаза...

- Мне бы твою фигуру, - завистливо вздохнула Анриетта. - Ладно, поехали.

Мы втиснулись в старенький дребезжащий "Рено" и порулили. Уже смеркалось, и я впервые подумала о своих домашних. Что-то они поделывают?

Когда одышливый "Рено" остановился у дверей, Маня бросила на него удивленный взгляд и потом заорала не своим голосом:

- Мамочка!

Я не успела захлопнуть дверцу машины, как меня начали целовать, а в колени тыкались собаки, кошки...

Выскочила Софи:

- Мадам, как вы напугали нас. Когда вы исчезли из больницы, комиссар поставил на ноги всю полицию Франции.

- По-моему, полицию всех стран ЕС, - усмехнулась Маня. - Он решил, что тебя похитили, и хотел перекрыть порты, почту, телеграф, телефон...

- Почта, телеграф и телефон - это не из этой оперы, - сказала я.

- Сейчас велю сварить бульон, - прощебетала Софи.

Я почувствовала, что меня опять тошнит.

- Нет, только не бульон, ненавижу воду с жиром.

- Ну ладно. Мы попросим Луи сделать геркулесовую кашу.

Они увели меня в дом и после короткого сопротивления запихнули в кровать. Только тогда я вспомнила про Анриетгу.

- Пригласите человека в дом.

- А она сразу уехала, - сказала Маша. - Откуда ты ее знаешь?

- Это долгая история. Если придет комиссар Перье, отдайте ему папку, которая лежит у меня в сумке.

Утром голова у меня уже не болела. Поэтому, когда в десять утра явился комиссар Перье, я была в полной боевой готовности.

- О мадам, - начал он с порога, - ну как вы могли, как вы могли!..

- Простите, господин комиссар, это вышло совершенно случайно. Посмотрела на себя в зеркало и пошла в парикмахерскую!

- Где почти полдня просидели в очереди, - подхватил комиссар. - Вот что, Даша, - если позволите, я буду вас так называть, - вот что: или вы перестанете изображать из себя мисс Марпл, или я арестую вас за то, что вы препятствуете следствию.

Я возмутилась до глубины души:

- Мисс Марпл была пожилой дамой! Комиссар хмыкнул:

- Вы неисправимы. Ну так вот, я сажаю вас под домашний арест. Вы должны лежать в кровати, читать дамские романы, смотреть сериалы...

- Вообще-то я хотела съездить к господам Ярузельским...

Комиссар подозрительно взглянул на меня:

- Ярузельские? Ладно, но только как приедете - сразу в постель и никаких прогулок. Пожалуйста, Даша, не считайте себя умнее французской полиции. И потом, в этой истории уже есть два трупа. Вам что, хочется стать третьим?

Нет, мне не хотелось становиться трупом, тем более третьим, и я пообещала вести себя благоразумно.

Удовлетворенный комиссар Перье уехал на работу, а я порылась в необъятном шкафу и надела белые брюки, оранжевую кофту и белый с мандариновыми обшлагами пиджак. Потом причесалась и, вспомнив Франсуазу, покрасила глаза.

Когда я спустилась в столовую, эффект превзошел все ожидания. Маня чуть не подавилась йогуртом, а тактичная Софи осведомилась:

- Вы хорошо себя чувствуете, мадам?

- Превосходно, - бодро ответила я. - Что вы примолкли? Или я так хороша, что у вас пропал дар речи?

- Если мадам позволит, - завела Софи, - я бы посоветовала накинуть в дорогу косынку - можно простудить голову, которую вам зачем-то всю побрили...

- И темные очки, - проворчала Маня, - а то нас будут останавливать на дорогах. Увидят мать и решат, что мы сбежали из сумасшедшего дома. Мам, ну зачем ты намазюкала глаза? Жуткий у тебя вид получился, правда, Софи?

Я вздохнула. Ну почему все мои попытки приукрасить себя всегда заканчиваются одинаково?

Ближе к обеду наконец двинулись в путь. Я за рулем. Маня уютно устроилась на заднем сиденье. Рядом лежали подарки. Ехали быстро. Было жарко, солнце пекло так, как будто мы пребывали не во Франции, а в Сахаре.

Дом Ярузельских появился неожиданно. Выглядел он довольно странно: от центральной части с белыми колоннами отходили два крыла. Выгнутое полукругом здание стояло в глубине довольно большого двора. Что-то мне все это напоминало.'

- Мам, смотри, до чего ж их дом похож на старое здание Союза писателей на улице Воровского, - заметила Маня.

Она была права. Только дом этот был похож одновременно на многие русские усадьбы XIX века - странный стиль для Франции. Молоденькая горничная, бесконечно приседая, проводила нас в гостиную, Мы остановились на пороге. Громадная комната была декорирована в стиле "русская клюква". Ситцевые занавески до полу, в углу иконы, почему-то украшенные украинскими рушниками, всюду настелены белые, вязанные крючком салфеточки. На большом деревянном столе посреди белой скатерти пыхтел громадный блестящий самовар.

- Апофигей, - прошептала сзади меня Маня.

- Ку-ку, - подтвердили часы на стене, - ку-ку. Сухонькая блондинка, сидевшая у телевизора, ласково улыбнулась.

- Меня зовут Галина Владимировна, - представилась она по-русски.

В ее речи почти не было акцента.

- Я - Даша, а это Маня.

- Уж наслышана о вас.

- Как вы чудесно говорите по-русски, - сказала Маня.

- Барышня, - строго сказала Галина Владимировна, - было бы странно, если бы я говорила по-китайски. Я же русская и притом читаю наши газеты, наши книги и, конечно, вот это. - Она щелкнула пультом, и заработавший телевизор наполнил комнату голосом Киркорова. - У меня ловится наша первая программа.

- Поглядите-ка, - изумилась Маня.

- Что такое? -спросила я.

- Да ты посмотри: у Фили-то глаза голубые, а ведь всегда были карие. Как же это он так?

- А что тут особенного? - сказала Галина Владимировна. - Я думаю, он просто надел цветные контактные линзы. Привлекает таким образом к себе внимание. Пойдемте лучше, я покажу вам дом.

В моей голове что-то щелкнуло, и части головоломки разом встали на свои места. Я поняла все!

- Мать, тебе плохо? - спросила Маня.

- Нет, нет, я просто думаю.

- Когда ты думаешь, у тебя делается просто зверское лицо!

Ну что можно ответить на подобное замечание!

- Давайте, пока не приехала Жаклин, я покажу вам дом, - еще раз предложила Галина Владимировна.

Оказалось, что дом был построен мужем Галины Владимировны по ее проекту. Одно крыло, состоящее из спальни, гостиной, кабинета, ванной комнаты и гардеробной, принадлежит Галине Владимировне; другое крыло, чуть побольше четыре спальни, кабинет, гостиная, ванные комнаты, - отдано остальным; разделяет крылья центральная часть. Там расположены столовая, библиотека, гостиная, две спальни для гостей, кухня...

- Я не буду показывать вам половину Жаклин, она приедет и сама проведет вас по комнатам. Вот это мой кабинет, - гордо проговорила старушка.

В большой комнате с тремя окнами царил тот же псевдорусский стиль: ситец, рушники, иконы, в стеклянных шкафах большая коллекция гжели.

- Барыня, - раздался чей-то тонкий голос с сильным акцентом, - барыня, обед когда подавать?

Я повернулась и замерла от удивления. На пороге комнаты стояла высокая молодая девушка в красном сарафане. На голове у нее красовался вышитый фальшивым жемчугом кокошник.

- Подавайте, Настенька, прямо сейчас. Вы ведь, наверное, проголодались? - обратилась к нам старуха.

Настенька поклонилась, а когда она, уходя, повернулась к нам спиной, мы увидели длинную, толщиной в руку косу.

- Апофигей, - снова прошептала Маня, у меня же просто отнялся язык.

Галина Владимировна истолковала наше изумление по-своему.

- Да, - гордо сказала она, - я сумела сохранить в доме истинно русские традиции и привила Жаклин любовь к земле ее предков. Моя прислуга говорит по-русски. Кто лучше, кто хуже, но языком владеют все!

- Как это вам удалось? - искренне удивилась Маня.

- Шорох купюр приятен всем. Я пообещала солидное жалованье и небольшую ренту после моей смерти тем, кто согласится выучить азы русского, наденет национальную одежду и сделает соответствующую прическу. Причем меня совершенно не интересует, настоящая ли коса у Насти или нет. Это ее секрет. Кстати, имена я им тоже дала другие.

Подготовленные этой тирадой, мы почти не удивились, увидев в столовой молодого человека в косоворотке, плисовых штанах и сапогах. Стол был уставлен салатами, мисками с квашеной капустой, солеными огурцами и моченой брусникой.

- Конечно, мы питаемся так не каждый день, - пояснила старуха, - но в честь вашего приезда я заказала истинно русский обед.

Мы сели за стол, хозяйка позвонила в звонок, и Настенька внесла супницу.

- Ну а теперь, - сказала Галина Владимировна, - по нашей русской традиции одна из женщин должна благословить трапезу. - И она уставилась на меня.

От неожиданности я покраснела, затем встала и сказала:

- Благословляю стол, - потом, подумав секунду, добавила: - И суп.

Машка прыснула, я покраснела еще больше. В это время распахнулась дверь, и Жаклин произнесла громким голосом:

- Мама, хватит дурничать!

Затем она села к столу и заглянула в супницу.

- Что это?

- Сегодня у нас настоящий русский обед!

- Мама, но мы же договаривались с тобой, что "русские обеды" бывают только раз в месяц, а в остальные дни мы едим обычную еду! Что это за суп?

- Борщ!

Яцек скривился:

- Я не могу есть горячий салат из свеклы! Галина Владимировна сделала вид, что не понимает по-французски. В полной тишине мы начали есть суп. Было в этой трапезе что-то противоестественное. Борщ как-то не смотрелся в тарелке из дорогого фарфора. Старуха налила себе стопку водки и лихо опрокинула в рот, Жаклин последовала ее примеру. Мне стало понятно, какие русские традиции им особенно близки. На второе подали поросенка с гречневой кашей. Маруся в полном восторге уставилась на жареную тушку:

- Никогда не ела поросенка!

Жаклин и Яцек промолчали. А в заключение принесли дымящиеся чашки с чем-то серо-буро-малиновым.

- Это кисель, - пояснила мать Жаклин. Машка отхлебнула и сморщилась:

- Похоже на горячие сопли! Яцек оглушительно захохотал:

- Мари, я тебя обожаю. Я уже давно и безуспешно пытаюсь найти определение этому продукту! Хозяйка встала из-за стола:

- Обед закончен. Если пожелаете кофе, приходите в гостиную, я буду там. Она вышла из комнаты.

- Неудобно получилось, - сказала я. - Человек ведь искренне во все это верит.

- Мама хороша в гомеопатических дозах, - рассмеялась, допивая водку, Жаклин. - Иногда она просто перегибает палку. И притом ведь знает, что нам все это совершенно не нравится. Это отец ее разбаловал, а я урожай собираю!

Машка, чувствуя свою вину, захлюпала носом:

- Я случайно так сказала! Яцек погладил ее по голове:

- Не плачь, моя любимая, ты ни в чем не виновата, ты только не вовремя сказала правду.

В полном молчании мы перешли в гостиную. Комната была обставлена по-европейски, а на небольшом столике был уже сервирован кофе. Мы уселись перед телевизором. Шла программа новостей. Яцек принес доску:

- Даша, не желаете ли сыграть со мной в триктрак?

Жаклин налила себе почти полный бокал коньяку. Андре И Маша уселись в кресла. У них в руках позвякивали спицы.

- Машка, ты вяжешь? - изумилась я.

- Это меня Андре научила. Смотри, как у нее красиво получается!

Машка выхватила у Андре жилетку.

- Да, вяжет она просто замечательно, - проговорила старуха. - Я сейчас принесу вам шаль ее работы.

Я подивилась ее характеру: если она и была обижена, то виду не подала. Шаль, сделанная из темно-фиолетовой шерсти, и вправду была хороша. Андре, мило улыбаясь, не произнесла за все время ни слова. Ее темно-каштановые волосы блестели в свете торшера. Наконец, совсем стемнело. Уставшая Маша спала в кресле, Жаклин - на диване. Яцек подошел к Марусе и взял ее на руки. Машка открыла глаза:

- Зачем ты меня уносишь?

- Пойдем баиньки.

- Но я еще не ужинала!

- Я прикажу, и ужин подадут тебе в кровать, - вмешалась Галина Владимировна. - Что ты хочешь?

- Ужин по-русски, - сонно пробормотала девочка. - Блины с икрой...

Старуха добродушно засмеялась:

- Ладно, ладно, я давно простила тебе "горячие сопли". Унесите этого ангела. Яцек унес ангела в кровать.

- А я закажу ребенку блины, - сказала, уходя с ним, старуха.

Мы остались втроем: я, Андре и похрапывающая Жаклин. Повисла тишина, я подсела к Андре. Сейчас или никогда!

- Знаете, дорогая, у меня есть большие экстрасенсорные данные.

- Да? - вежливо отозвалась Андре.

- Я умею угадывать прошлое. Стоит мне взять человека за правую руку, как вся его прошлая жизнь передо мной как на ладони. Хотите попробовать?

Андре нервно засмеялась.

- Вы боитесь? - нагло продолжала настаивать я. - Неужели в вашем прошлом есть постыдные тайны?

Андре явно не находила поводов для отказа, и я бесцеремонно схватила ее за руку.

- О, вижу что-то странное. Мне почему-то кажется, что вы родились во Франции.

Андре попыталась вырвать свою руку:

- Нет, нет, я родилась в Варшаве.

- Погодите, погодите... Вот наплывают какие-то картины. Это явно вы, но почему-то вы белокурая девочка с голубыми глазами, рядом мальчик, чуть постарше, наверное, брат...

Андре побледнела, как бумага, и перестала вырываться.

- А теперь я вижу совсем страшную картину: вы лежите в каком-то ящике... А вот вы же, но на кухне, рядом какая-то девочка... Пытаетесь резать мясо... Боже мой, нож срывается, и кровь хлещет фонтаном. От такого пореза, наверно, остался шрам.

С этими словами я отдернула рукав ее кофты и увидела довольно длинный след от давнишнего пореза. Андре с видом сомнамбулы поднялась с дивана и вдруг, зажав уши руками, завизжала на весь дом. У нее началась истерика. Девушка топала ногами и с силой мотала головой. Напуганная столь сильным действием своих слов, я попыталась усадить ее на место, но Андре, внезапно замолчав, кулем рухнула на диван.

Глава 13

На крик сбежались все. Полупротрезвевшая Жаклин с удивлением смотрела на рыдающую Андре.

- Что здесь случилось? - удивленно спросил Яцек.

Я промолчала.

- Даша в шутку предложила Андре погадать, - проговорила, к моему изумлению, Жаклин. - Говорит: возьму вас за руку и расскажу всю правду. Андре дала ей руку, а Даша, конечно, понесла чушь: мол, вы родились в Париже, у вас светлые волосы, у вас есть брат... А Андре вдруг так испугалась... Сжав кулаки, Яцек шагнул ко мне:

- Вы знали, вы знали обо всем с самого начала! Вот почему вы оказались на аэродроме, у этого негодяя и шантажиста Ренальдо! Что ж, мне жаль, что вас там не пристрелили!

- Яцек! - в один голос закричали Жаклин и Галина Владимировна. - Что ты говоришь?

Но Яцек, не владея собой, двинулся ко мне.

Маша быстро встала у него на пути.

- Не надо, Яцек, она не виновата, - произнесла очнувшаяся Андре. - Это я одна все запутала, мне и развязывать.

С этими словами она поднесла зачем-то руку к глазам, потом опустила.

- Мамочка! - завопила Маня. - Мамулечка, гляди, что у нее с глазами?

Мы все уставились на Андре. На ее лице вместо карих сияли ярко-голубые очи.

- Матка боска... - садясь мимо кресла, произнесла почему-то по-польски Галина Владимировна.

Суматоха утихла только минут через пятнадцать. Сначала подняли старуху и усадили ее в подушки. Затем попытались утихомирить разбушевавшуюся Машу, которая с упорством, достойным лучшего применения, повторяла:

- Нет, вы скажите, как она поменяла цвет глаз? Наконец, все затихли, расселись, нашли коньяк и посмотрели на Андре. Та сказала:

- Вообще-то, мы давно собирались рассказать, что к чему... Но вам придется набраться терпения, история долгая.

Мы все согласно закивали головами. - Я очень рано поняла, - начала Андре, - что мать меня не любит. Нет, нет, не подумайте, что со мной плохо обращались! У меня было все, что только можно пожелать: игрушки, конфеты, позднее - красивая одежда и престижная школа. Но сердце матери было отдано Жану, а отец меня просто не замечал. Если я начинала приставать к нему с каким-то вопросом, то он отмахивался либо совал стофранковую купюру со словами: "Пойди поешь мороженого!" Не могу сказать, что я страдала из-за всего, просто рано поняла, что я девочка, а он хотел еще одного сына - наследника. И все бы ничего, но на свой четырнадцатилетний день рождения Жан устроил целый скандал. Взял подаренный ему водяной пистолет, зарядил его краской и выстрелил при гостях прямо в отца. Мама постаралась превратить это в дурацкую шутку, и, надо сказать, ей это удалось. Все подумали, что Жану первый раз дали ,попробовать шампанское, и он опьянел, даже шутили: "Пьяный младенец - позор семьи". И вот после этого дня рождения все пошло кувырком.

Я быстро разобралась, в чем дело: Жан нашел письма нашей матери и понял, что его настоящий отец - Аллан Гранж. Да и как было не разобраться, если он прямо кричал, что мать - шлюха, а Эдуард - рогоносец. Как отец его не убил, не знаю! Дальше - хуже. Софи застала его в комнате с одним из школьных приятелей в весьма недвусмысленной позе. Родители кинулись к психоаналитикам. Что бы там Жан ни говорил, но они оба его любили. Я это поняла, когда узнала, что в завещании и Сью, и Эдуарда большая часть имущества была отписана сыну. Причем и у нее и у него была одна, вызвавшая сплетни, формулировка: "Жану-Филипу, носящему в данный момент фамилию Макмайер". Они специально не написали: "Сыну", чтобы избежать каких-то казусов. Странно только, что и Сью написала так же - ей-то он доводился сыном!

Про меня в этой суматохе совершенно забыли, а чтобы и не вспоминать, отправили в закрытый пансион. "Тебе там сейчас будет лучше", - сказала Сью. Может, она и была права, потому что скоро выяснилось, что Жан еще и наркоман. Он начал колоть себе Бог знает что, а ампулы - вот идиот! - прятал в коробке с собачьим печеньем! Конечно, их тут же нашли. Но уследить за ним было трудно, и он, уже назло Софи и Луи, стал засовывать ампулы в самые разные коробки на кухне. Дня не проходило, чтобы повар их где-нибудь случайно не находил. В конце концов терпению родителей пришел конец, и они отправили его в специальную школу. Но там Жан познакомился с мальчишкой, который, несмотря на юный возраст, помогал какой-то экстремистской группировке делать бомбы! В итоге он опять оказался дома. И вдруг все изменилось.

Когда я приехала на каникулы, он радостно приветствовал меня и подарил подарки: часики и большую коробку с набором спиц и крючков. Честно говоря, мне очень не хотелось открывать эту коробку. Один раз под Рождество он прислал мне в такой же упаковке ужасную гадость. Но на этот раз в коробке, перевязанной лентой, были только крючки и спицы, а сверху лежала карточка: "Любимой сестренке от брата. Прости. Жан". Родители умилились до слез. Я сделала вид, что рада до безумия, но только сделала вид. Я не поверила ему ни на фош. Не может человек так измениться, он просто затаился, стал более взрослым и более хитрым...

И вот в доме установились тишь и гладь. Жан начал отлично учиться и брать уроки музыки. Родители были вне себя от счастья, осыпали его подарками... Да и Аллан тоже никогда не приходил с пустыми руками. Все закрывали глаза на его крашеных приятелей, а мама постоянно твердила, что гомосексуализм спутник гениальности. Имена так и сыпались у нее изо рта: Нуриев, Меркьюри, Чайковский... А обо мне никто и не вспоминал. Да и зачем? Хлопот со мной не было никаких, я всегда была тихой, воспитанной девочкой. Сидела себе в углу и вязала... Но никто не знал, какой вулкан бушевал у меня внутри. Вот бы, думалось мне, накраситься повульгарней, нацепить на себя оранжевое платье с вырезом и встать на углу Сен-Дени! А когда меня побьют сутенеры, заявить в полиции, что я дочь барона Макмайера. Газетчики взвыли бы от счастья, получив такую новость. Но это мне было слабб. Или наглотаться снотворных таблеток, а рядом положить записку: "Мой отец насиловал меня в течение пяти лет". Но это тоже было слабб. А лучше всего, думала я, лучше всего было бы, если они все умерли, все сразу, тогда бы меня жалели. Я представляла себя на похоронах: в черном платье, а вокруг цветы, цветы... Однако мечты оставались мечтами.

Но тут Сью засобиралась в Лондон - показать свою коллекцию кукол. За несколько дней до отъезда я пошла в магазин, чтобы купить корма коту. Смотрю, а в секции кондитерских товаров Жан с каким-то парнем. Мне стало интересно, и я попыталась подслушать их разговор. Слышно было плохо - все время кричало радио: распродажи, распродажи... - но и того, что я услыхала, было достаточно, чтобы понять - Жан хочет убить родителей. Ну а когда он назвал этого парня по имени, мне стало страшно! Это был Рено, тот самый террорист из колледжа.

Не помня себя, я спряталась в бакалейном отделе и долго боялась выйти на улицу, потом все-таки вернулась домой. Моего отсутствия никто не заметил. Полночи я прокрутилась в постели, а рано утром пошла в спальню к матери и рассказала ей все. Сью выслушала меня, а потом отругала как следует:

"Как тебе не стыдно выдумывать такие гадости про родного брата? Не вздумай подойти к отцу с этими глупостями!"

Утром в день отлета, когда все вещи были уже в самолете, Жан вдруг упал на землю и начал корчиться, биться головой, изо рта у него обильно пошла пена... Вызвали врача. Тот сказал, что похоже на припадок эпилепсии, и увез брата. Никогда не забуду, какими глазами мать смотрела вслед "Скорой помощи". Голову на отсечение, она поняла все и в этот момент полностью мне поверила. Ну, подумала я, сейчас она отложит полет, прикажет проверить багаж, и тогда где-нибудь найдут бомбу...

Но Сью посмотрела на меня и твердо сказала:

"Лиза, садись в самолет, нас ждут в Лондоне. Мартина, поторапливайся!" Вот, значит, как все обернулось: она поняла, почувствовала, что Жан ненавидит их с Эдуардом, и решила: раз так - жизнь кончена. А заодно незачем жить и Эдуарду, и мне, и Мартине... Наверное, она здорово ненавидела ее за то, что та стала женой Аллана. Сама она не могла выйти за него замуж, но, чтобы не расставаться с любимым, женила его на своей ближайшей подруге, а потом за это же подругу и возненавидела. Вот такой клубок.

Короче говоря, они все вошли в самолет, но я-то не хотела умирать. Мне совершенно не хотелось погибать только для того, чтобы Жану жилось лучше. И я стала кричать, что не хочу лететь, не хочу, и точка. Но меня никто не слушал. Тогда я рванула на себя дверь. Эдуард уже выруливал на дорожку и. стал страшно ругаться. Я вылетела буквально на ходу и, не помня себя, понеслась в ангар. Вбежав внутрь, я увидела гигантский ящик и спряталась там, среди грязных тряпок. Ну, думаю, посмотрю теперь, как вы меня найдете... Но меня и искать не стали, они просто улетели.

Ну а потом меня нашел в этом ящике негодяй Рональде и насильно привел к себе домой. Девушка его, Анриетта ее звали, она, бедняжка, и не подозревала, что ее жених задумал шантажировать Жана моими показаниями, вот почему мне пришлось от нее сбежать. Я нарочно порезала себе руку, и она, конечно, потащила меня в аптеку, а оттуда я просто ушла через задний ход.

Андре замолчала, мы молчали тоже. Наконец Жаклин спросила:

- А как же ты попала в "дочери" Яцека?

- Сейчас расскажу. Когда я убежала из аптеки, то у меня не было ни копейки денег, и я просто брела куда глаза глядят. Стало смеркаться. Я попробовала устроиться на ночлег в парке, но меня прогнала полиция. Спустилась под мост, но оттуда вытолкали клошары. Тогда я решила пойти на вокзал. Поднялась на набережную, и вдруг меня охватила такая тоска... Что же мне делать? Домой вернуться нельзя! Что я скажу всем? Правду? Кто мне поверит? Доказательств нет никаких. Жан скажет, что я сумасшедшая, и посадит меня в клинику или убьет. Обязательно убьет, не захочет он родительскими деньгами делиться... Все думают, что Лиза Макмайер мертва, - мне Рональде газеты показал - значит, и надо по-настоящему умереть. Стала я через парапет перелезать, тут меня Яцек и схватил. Повел в кафе, кофе купил, круассанов, и я все-все ему рассказала. Он сразу поверил, привел к себе в пансион и снял мне там комнату. Вот так. Андре снова замолчала.

- Не могу больше... Очень устала... Яцек обнял ее.

- Дорогая моя, мы с тобой должны сейчас рассказать все. Это как очищение огнем. Если ты не можешь, продолжу я... Как ни странно, но я почему-то сразу поверил Лизе. Вот взял и поверил. К тому же она очень похожа на мою дочь, оставшуюся в Варшаве. Стали мы думать, как нам жить дальше. У меня не так много денег, а на руках мать, сестра и две тетки, всех надо кормить. Я работал тогда оформителем витрин - я ведь художник. Но основной проблемой были не деньги нужно было как-то легализовать Лизу. Один мой приятель помог достать паспорт на имя Андре Ярузельской. Так Лиза стала моей дочерью. А чтобы ее не узнали случайные знакомые, сделали из нее брюнетку, изменили прическу, надели очки и вставили цветные линзы. Белокурая, голубоглазая Лиза исчезла, появилась Андре брюнетка с карими глазами... Ну а дальше, дальше уже идет история, которая касается тебя, моя радость...

Яцек повернулся к Жаклин.

- Как я уже говорил, денег не хватало катастрофически. Можно было воскресить Лизу Макмайер, потребовать дом, наследство... Но на все нужны деньги. И тогда мы решили: я должен попробовать жениться на Жаклин. Лиза мне многое о ней рассказала, так что я понял: познакомиться с ней надо как-то необычно... А потому надел белый костюм и упал ей под колеса...

- Ну ты и негодяй, - процедила сквозь зубы Жаклин. - Ну и сволочь!..

- Прости, мое золото, но я хотел сказать, что за все годы жизни с тобой ни разу ни о чем не пожалел - я полюбил тебя:

- Глупости, - фыркнула Жаклин, подвигая к себе коньяк, - ты полюбил мои деньги!

- Не буду скрывать, дорогая, с деньгами ты кажешься еще более привлекательной. Но я не закончил. Вот так и потекла жизнь. Я уже и забыл, что Андре мне не дочь. Ну а всем любопытным говорил, что мать Андре умерла, и я взял ее к себе в Париж. После смерти Жана мы подумали, что больше нечего бояться, но все как-то не могли решиться обо всем рассказать. А как вы, Даша, догадались, что Андре - это Лиза?

- Окончательно догадалась только сейчас, когда увидела на экране голубоглазого Киркорова. Меня смущали только карие глаза Андре. Волосы можно перекрасить, а вот глаза... Ну и потом ее привычка вязать, и этот шрам на руке... - мне про него рассказала Анриетта. А что, Ренальдо шантажировал вас?

- Да, он случайно увидел, как мы шли по улице, и узнал Лизу - она еще не перекрасила волосы. Этот мерзавец проследил за нами, узнал мою фамилию и начал требовать денег. Но год тому назад я заплатил ему последний раз и больше не дал ни сантима. Я не убивал его и не знаю, кто это сделал. Но кто бы он ни был, пусть примет мою благодарность.

Яцек замолк. Андре встала с дивана и посмотрела на Жаклин:

- Теперь ты можешь выгнать меня из своего дома за обман, а ты, бабуля, - она посмотрела на старуху, - прости меня!

Галина Владимировна поманила девушку:

- Иди сюда, моя дорогая, я люблю тебя, как свою дорогую внучку, и, поверь, не забыла упомянуть тебя в своем завещании.

- Наверное, лучше пойти в полицию, - сказала я, - и честно рассказать все. Ведь Андре положена часть наследства Макмайеров.

- А я думаю, - сказала Маня, - что Андре лучше молчать. Все равно денег ей не видать как своих ушей.

- Маша! - возмутилась я.

- А что я сказала? - продолжала гнуть свое моя дочь. - Ведь есть же закон, по которому убийца не может получить деньги того, кого убил.

- При чем здесь это, дорогая? - спросила Галина Владимировна. - Если можно доказать, что Жан убил родителей, тогда, конечно, он незаконно получил состояние, и оно целиком должно было перейти к Лизе. Но боюсь, это не удастся сделать, доказательств у нас нет никаких, кроме догадок Лизы. И к тому же прошло много лет. Нет, Лиза может рассчитывать только на часть капитала, другая принадлежала Жану, потом его жене Натали, а потом досталась вам... Думаю, придется выделить Лизе ее часть.

- Мне не жалко денег, - завела было Машка, но я оборвала:

- Замолчи, Бога ради, ты еще мала для таких рассуждений.

- Может, и мала, - с негодованием воскликнула Маша, - но Андре мне очень нравится! Она такая милая... Не надо идти в полицию. А деньги мы ей и так отдадим. Правда, мамочка? Пусть все будет, как прежде.

- Никак не могу понять, о чем ты толкуешь, - сказала Галина Владимировна. - Не надо ничего давать просто так. Лиза получит то, что ей причитается.

- Да ничего ей не причитается! - зарыдала Машка, - Ничего. Ведь это она убила Жана... Он мне перед смертью так и сказал: "Меня убила Андре".

Мы все застыли.

Глава 14

Прошло несколько недель, кошмарных для всех. Во-первых, через несколько дней кто-то из изумленных знакомых сообщил в полицию о воскрешении Лизы Макмайер. Во-вторых, полиция арестовала Андре по подозрению в убийстве Жана Мак-майера. В-третьих, нам не отдали ее даже под залог. В-четвертых, толпы газетчиков осаждали дом. Стоило кому-нибудь высунуть наружу нос, как под этим носом оказывался микрофон. Экспансивная Маша, не удержавшись, скорчила рожу репортеру. К вечеру ее фото с высунутым языком и рукой, сложенной в фигу, обошло многие газеты с подписью:

"Ребенок "новых русских": мил, приветлив и воспитан". Осада продолжалась дней десять, но потом в пригороде Парижа нашли трупы трех девушек, и интерес прессы переключился на них. Мы перестали вздрагивать, выходя из дома.

Как-то днем Софи доложила, что пришел господин Прудон. Я спустилась в кабинет. Увидев меня, Прудон заулыбался:

- Нет, нет, не волнуйтесь, мадам. С вашими деньгами все в полном порядке. В завещании Эдуарда и Сьюзен Макмайеров четко сказано, что капитал делится между Лизой Макмайер и Жаном, носящим в данный момент ту же фамилию, в пропорции один к трем. Лиза была признана умершей, и капитал перешел к Жану. Жан завещал свои деньги Натали, а Натали - вам. Скорее всего, если Андре Ярузельскую признают, как Лизу Макмайер, и оправдают, вам придется выделить ей часть, завещанную родителями. Это самая большая неприятность, которая вас ждет... Но я пришел не за тем, чтобы объяснять вам юридические тонкости... В нашей семье назревает большое событие, и хотелось бы, чтобы вы в нем поучаствовали. В воскресенье мы объявляем о помолвке Антуанетты с господином Алланом Гранжем.

- С господином Гранжем? - невежливо переспросила я.

- Да, и мы с женой страшно рады этому, хотя, конечно, разница в возрасте составляет почти тридцать лет. Ведь Тине в мае исполнится только двадцать, и все же мы с мадам Прудон счастливы. Она выбросила из головы эту идиотскую мысль об уходе в монастырь... Мы ждем вас с дочерью. Помолвка состоится в доме господина Гранжа.

Такую новость невозможно было удержать, и я тут же позвонила Жаклин. Оказалось, что она уже все знает, - к ним приезжала госпожа Прудон.

В воскресенье утром Жаклин заехала за мной и Маней. Жаклин была в машине одна.

- А где Яцек? - удивилась я.

- Он поехал на свидание к Андре, третий раз, между прочим, но она отказывается встречаться с ним. Яцек даже похудел за эти дни...

Мы замолчали. Да и что тут было говорить? Так в молчании и доехали до дома Гранжа.

- Нет, ты только погляди на это, - прошептала Жаклин. - Ничего подобного я не видела.

Весь дом был увит гирляндами бумажных цветов. Они сходились над входной дверью, где красовались два громадных шелковых сердца: на красном стояло "Аллан", на розовом - "Антуанетта". Дверь была распахнута настежь, внутрь дома вела ярко-голубая ковровая дорожка.

- Да... - сказала Жаклин, - сколько ни дави в себе жиголо, он все равно высунется.

- Зачем ты так?

- Фу-ты, ну-ты! - фыркнула Жаклин. - Знаешь, сколько денег Прудоны дают Тине в приданое? Около пяти миллионов франков. А насколько мне известно, в Париже стали поговаривать, что Гранж разоряется. Он ведь игрок; шептались даже, что шулер.

Капая ядом, она двинулась в дом.

- Ну нет, ты посмотри, только слонов не хватает. Бедняги Прудоны просто счастливы, что им удалось пристроить Тину.

Мы вошли в дом. В просторном холле толпилось человек тридцать. К нам направился Аллан:

- О, как я рад вас видеть!

- Мы тоже довольны. Говорят, женитьба на молоденькой и богатенькой резко улучшает настроение, - не удержалась Жаклин.

- Дорогая, - расхохотался Аллан, - спрячь свое змеиное жало. Анри, обратился он к проходящему слуге, - предупредите буфет, чтобы этой даме не наливали больше пол-литра коньяку -она страшна в опьянении.

Покрасневшая и злая, Жаклин ушла в комнаты, а я не знала, куда деваться от неловкости.

- Даша, - произнес Аллан, - вы же не знакомы как следует с Антуанеттой. Тина, подойди сюда.

Высокая девушка послушно подошла к нам. В те два раза, что я видела Антуанетту Прудон, она была одета в серое платье и гладко причесана. Сейчас на. ней красовался ярко-красный костюм с перьями, а пепельные волосы были распущены по плечам.

- Тина, - сказала она и протянула узкую руку. Да, будущую мадам Гранж было трудно назвать красавицей. Мелкие черты лица, небольшие, близко посаженные к узкому носу глаза, острый подбородок, хрупкая, если не сказать тщедушная, фигурка. Рука, которую я пожала, была похожа на лапку больной обезьянки.

- Очень рада, - вежливо сказала я.

- Взаимно, - ответила Тина. - Аллан много про вас рассказывал. Он искренне восхищается вашим умом. Говорит: если бы не я, то сделал бы предложение вам. Вы ведь тоже богаты, жаль только, что старше него и некрасивы. Но я не ревную, ведь теперь Аллан мой. - И она весело рассмеялась.

Я уставилась на нее с искренним восторгом - редко встретишь глупость в таком чистом виде. Аллан тихо засмеялся:

- Тина неподражаема!

- Пойду поищу своих, - сказала я.

- Мари крушит торт.

Я двинулась в столовую. Маша и правда была там. Вместе с Галиной Владимировной они оживленно что-то обсуждали.

- Добрый день, - сказала я. - Галина Владимировна, а как вы добрались сюда?

- - Приехала на машине, - ответила старуха. - А что?

- Просто Жаклин была одна...

- Я не езжу с ней, боюсь раньше положенного отправиться на тот свет.

- Мамочка, ты знаешь, у Аллана в оранжерее есть коллекция попугаев. Можно, я пойду посмотрю?

- Конечно, сходи, моя дорогая. А ты не знаешь, где Жаклин?

- Она пролила вино на платье и пошла замыть пятно. Куда-то на второй этаж.

Я пошла наверх по широкой лестнице. В холле второго этаже были спущены шторы и горел свет. На стенах тут и там висели картины. Я пригляделась: имена и фамилии художников мне ничего не говорили, но пейзажи, в основном горы, показались слегка мрачноватыми. Интересно, это выбор Аллана или его первой жены? Я толкнула первую дверь и оказалась в кабинете. Большой письменный стол, диван и кресла из светлой кожи, книги и тоже картины. Уже собираясь выходить, я услышала тихий шепоток.

- Кто там? - от неожиданности слишком громко спросила я.

- Не пугайтесь. - В углу на коленях стояла Тина.

- Господи, что вы делаете?

- Молюсь.

- Молитесь - кому?

- Богу, конечно.

Я повнимательнее посмотрела на стену - на ней висела картина с изображением распятого Христа. Тина поднялась с колен:

- Я ведь хотела идти в монастырь, потому и привыкла молиться несколько раз в день. Трудно сразу отвыкнуть. Вообще-то я не собиралась замуж выходить. Никогда. Но тут Аллан внезапно сделал мне предложение.

- Просто ни с того ни с сего? Вы даже не встречались?

- Нет, он сначала приехал к моим родителям и попросил у них разрешения поухаживать за мной. Правда, благородно? Как в романе. А когда они дали согласие, начал приглашать в. театр, на концерты. Он тоже, как и я, любит музыку восемнадцатого-девятнадцатого веков. И вообще у нас много общего. Он тоже одинок и несчастлив. Знаете, первая жена его не любила. Она ему изменяла, а Аллан ее просто обожал и так переживал после ее гибели! Бедный, он столько в жизни страдал.

Из моей груди вырвался вздох, сколько глупых женщин поймались на крючок сострадания! Мой третий муж тоже обожал рассказывать своим пассиям о моих похождениях и своих страданиях. Глупые бабы падали вокруг него пачками. Старый испытанный мужской метод.

Тина посмотрела на меня:

- Вам тоже стало жалко Аллана, да? У него было тяжелое детство в нищей многодетной семье. Но ему удалось выучиться на автослесаря. И вот он стал ремонтировать чужие машины. Представляете, какой ужас! Целый день в грязи и никаких надежд. Но Аллан усердно молился!

Я закашлялась, чтобы скрыть смешок. Вид молящегося циника Аллана показался мне очень забавным.

- Да, усердно молился, - повторила Тина, - и Господь услышал страждущего. Однажды в мастерскую приехала Мартина, это его первая жена. Аллан починил ей машину, и Мартина влюбилась. Ну, они поженились, и все было хорошо, но тут Мартина начала изменять Аллану. Однако Господь покарал прелюбодейку бедняжка умерла страшной смертью. Мне ее даже жаль. Знаете, Аллан сказал, что, если я откажу ему, он продаст все, что имеет, и уедет в Италию, где будет опять чинить машины!

Тина стала поправлять волосы.

- Помните, в тот день, когда вы прилетели в Париж, мы ужинали у вас? Я кивнула головой.

- Ну вот, до того как вы спустились вниз, - Господи, тогда в джинсах вы были похожи на пугало, сейчас-то одеты прилично, - так вот, до вашего появления Аллан вышел ненадолго, а когда вернулся, я заметила у него под ногтями что-то черное. Я спросила, в чем дело, а он пошутил, сказал, что тренировался чинить машины перед отъездом... Это, конечно, была шутка! Но говорят, что в каждой шутке есть доля правды!

- Дорогая, - проговорил Аллан, распахивая дверь, - нельзя так надолго оставлять гостей. Даша, вы тоже здесь? О чем щебечете?

- О тебе, дорогой, я рассказывала историю нашей любви. - Тина взяла Аллана под руку. - Пойдем, я уже помолилась.

Втроем мы двинулись вниз.

Гости оживленно болтали, их стало больше, и почти никого я не знала. Счастливые Прудоны принимали поздравления. Ко мне подошла Жаклин.

- Даша, ты не видела Яцека? - От нее сильно пахло коньяком. - Если найдешь, не отпускай его от себя, у него с утра поднялось давление.

Покачиваясь, она направилась к выходу.

- Даша, - возникла за моей спиной Галина Владимировна, - где ты была? И где Маша?

Я вспомнила, как девочка говорила что-то про попугаев, и решила поискать ее в оранжерее.

Оранжерея оказалась прямо за домом. Тяжелая дверь открывалась с трудом. Большие зеленые мясистые листья и сильно пахнущие цветы были полны молчания. Попугаями здесь явно не пахло. В другом конце оранжереи виднелась дверца. Может, она там? Я толкнула ее и обомлела. Прямо на полу, среди граблей, леек и прочего инвентаря, мужчина и женщина самозабвенно занимались любовью. Через секунду я узнала Жаклин и Аллана. Я тихо притворила створку, искренне надеясь, что они ничего не заметили. Нет, конечно, не заметили, им было не до меня. Жаклин и Аллан! А мне казалось, что они терпеть друг друга не могут. И он даже не снял с себя брюк! Почему-то этот факт больше всего меня удивил. Ну неужели ему было удобно заниматься подобным делом в брюках? Размышляя на эту тему, я побрела к гостям.

- Мамочка! - донесся до меня вопль Мани. - Аллан меня обманул. У него нет попугаев! Я была в оранжерее, а он зашел туда и сказал, что единственный здесь какаду - это я. Ну не глупо ли? Она возмущенно дернула плечом.

- Смотри, Яцек идет.

Сквозь толпу и правда пробирался Яцек с тарелкой.

- Даша, а где Жаклин?

- Сейчас придет, кажется, в туалет пошла.

- Небось опять напилась. Ну ничего, сейчас ее стошнит - будет как новенькая.

- И совсем меня не тошнит, - раздался позади нас голос Жаклин.

Я обернулась. Улыбающаяся Жаклин держала в руках бокал. Я оглядела ее платье, волосы в идеальном порядке. Быстро они управились.

- Вечно ты, дорогой, рассказываешь всем, что я пьянчужка, а я пью как птичка.

- Птица киви, - неожиданно сказала Маня. Все в изумлении поглядели на нее.

- Что ты этим хочешь сказать? - удивился Яцек.

- Птица киви - самое крупное пернатое в мире, - усмехнулся Аллан. - Она потребляет в день до пяти литров жидкости. Вы ведь на это намекали, моя радость?

Он повернулся к Мане, та покраснела. Яцек захохотал во весь голос: .

- Черт, это лучшая шутка за последние месяцы. Он обнял Жаклин.

- Туше, - проговорила та. Я посмотрела на всех них. Аллан держал Тину 1под руку и нежно поглядывал на нее. Яцек обнимал Жаклин, и та склонила голову ему на плечо. Галина Владимировна несла Мане еще одну, десятую по счету, порцию торта... Все были счастливы, все любили друг друга, все было прекрасно.

Глава 15

Вечером следующего дня я в отвратительном настроении сидела в кабинете. Во-первых, утром весы показали на два килограмма больше, чем я ожидала увидеть, и мне пришлось на завтрак и обед есть обезжиренные йогурты. Но как назло, Луи испек к чаю восхитительные булочки, и запах витал по всему дому. "Плюнь на диету, - ворчал мой желудок. - Я хочу булок с кремом!" Словно в насмешку, с вечерней почтой пришла огромная коробка моих любимых конфет - мармелад в горьком шоколаде. Внутри лежала карточка с надписью: "Сюрприз для Даша". Повертев в руках карточку, я положила ее на стол. Кто бы ни был отправитель, спасибо ему. Рука сама собой потянулась к шоколадке, я уже схватила ее, как дверь тихонько заскрипела. Я тут же выпустила мармеладку. Наверное, это кто-то из моих домашних, а они и так весь день сегодня смеялись над моей диетой!

В дверь просунулась треугольная морда Банди.

- Входи, входи, мальчик.

Пес прошествовал в кабинет. Обойдя вокруг стола, он положил морду возле коробки конфет.

- Ах ты, лакомка, конфет захотелось! А ведь ты, наверно, уже угостился булочками!

Банди усиленно забил xвocтoм. Я взяла конфетку и угостила питбуля. Шоколадка немедленно исчезла в его необъятной пасти, хвост заработал еще сильнее.

- Ну нет, хорошенького понемножку! Я встала и подошла к окну. Во дворе садовник с сыном играли во фрисби, ошалевший Снап носился между ними. "Маня, наверное, вяжет на кухне, около Луи", - подумала я. С тех пор как Андре научила ее вязать, ребенок не расставался со спицами. Андре! Что-то мне в этой истории не нравилось, хотя на первый взгляд все казалось очень логичным. Девочка ненавидела брата - сначала за то, что родители уделяли ему больше внимания, затем за смерть отца и матери. Спокойная и терпеливая, она дождалась нужного момента, открутила гайку... Ладно, предположим, кто-то объяснил ей устройство автомобиля или она купила книгу и изучила строение мотора... Но как ей удалось проникнуть в гараж незамеченной? Должно быть, когда они пришли в гости, Андре вышла на минутку, вроде бы в туалет, а сама прошмыгнула в гараж. Ну уж дудки! Мне, например, чтобы отвинтить гайку в машине, надо по крайней мере полчаса. Сначала отыскать нужный ключ. Допустим, ключ она принесла с собой. Вышла из гостиной, побежала в гараж, чик-чик, готово, и назад - пить кофе.

Я представила себя на месте Андре. Естественно, сначала достаю не тот ключ, потом полчаса ищу нужный. Гайка не поддалась бы сразу... Перед глазами возникла картина: всклокоченное существо с перемазанными маслом щеками, в грязном платье выползает из-под машины... Да после этого надо в баню идти, а не кофе пить. Я вспомнила тонкие, хрупкие запястья Андре - сомневаюсь, что такими руками можно делать хоть какую-нибудь работу. А может, она наняла механика?

Сзади меня раздался странный хрип. Я обернулась: Банди лежал на боку, звук несся из его полуоткрытой пасти. Задние лапы, окорочка, как их любовно называла Маня, тряслись мелкой дрожью, глаза закатились. О Боже, пес явно собирался умирать.

- Софи, - заорала я истошным голосом, распахивая окно. - Софи, сюда, скорей!

Увидав Банди, Софи сразу схватилась за. телефон. Скорая ветеринарная помощь примчалась буквально через минуты.

- Принесите побольше теплой воды, - распорядился врач. - Боюсь, мы испортим ваш ковер, мадам.

- Ну и черт с ним! Скажите лучше, что с собакой?

- Похоже на отравление. Меня смущает, что он спит. Чем его кормили последний раз?

- Бог мой, да этот пес все время что-то лопает, его кормит весь дом!

Я перевела взгляд на стол и увидела... почти пустую коробку конфет. В укладке сиротливо лежала одна мармеладка.

- Этот негодник только что съел целый килограмм конфет!

Промывание собачьего желудка, несколько уколов сделали свое дело, питбуль открыл глаза, вяло подвигал хвостом, зевнул во всю пасть и захрапел.

Врач с недоумением смотрел на него:

- Похоже, здесь не обошлось без большой порции снотворного. Не уследи вы, что ему стало плохo, пес мог бы умереть. Я пошлю на анализ содержимое желудка и, если позволите, эту конфету.

Банди погрузили в "Скорую помощь", санитар держал над ним капельницу. Все домочадцы столпились во дворе. Снап тихонько подвывал, кошки жались к ногам Софи... Включив сирену, машина рванула со двора. Мы побрели ужинать.

Аппетита ни у кого не было. Вяло съев очередной йогурт, я с тяжелыми мыслями пошлепала в свою спальню. Ладно, утро вечера мудренее.

Но и утро не принесло нам никаких радостей. Позвонили из ветеринарной клиники. В крови пса обнаружили гигантскую порцию барбитуратов, была нашпигована ими и конфета. Я пошла в кабинет. Пустая коробка так и лежала на столе, рядом визитная карточка: "Сюрприз для Даша". Или я ничего не понимаю, или меня собирались отправить на тот свет. И придумано здорово. Коробка прибыла с вечерней почтой, как раз к ужину. Если бы не диета, я обязательно проглотила бы несколько шоколадок. И потом... потом пошла спать. Ведь это в порядке вещей -пойти спать после ужина. И навряд ли меня стали бы беспокоить. Спохватились бы к обеду и нашли мой остывший труп. Господи, кому понадобилось меня убивать? Я ведь безобидна, как бабочка. Ну кому я могла помешать?

Отогнав грустные мысли, я решила провести эксперимент. Итак, я - Андре и сижу в столовой. Нет, в гостиной. Сейчас ровно полдень, двенадцать часов. Я побежала в гараж. Черт, забыла, какую деталь испортили в машине Жана, Ладно, упрощу задачу - открою капот и просто выверну свечу. Я нырнула внутрь машины. Пальцы скользили и не слушались, грязь покрывала руки, как назло, зачесался нос... Наконец свеча поддалась. Захлопнув капот, я понеслась в туалет. Вымыла руки, лицо, причесалась и галопом в гостиную. Время - 12.45. Нет, это просто невозможно, чтобы за сорок пять минут никто не хватился Андре. Правда, она почти всегда молчала, но все же...

- Чем это вы так озабочены? - раздался знакомый голос.

Я посмотрела в глубь комнаты - в кресле с книгой в руках расположился комиссар Перье.

- Я жду вас почти час. Мне сказали, что вы где-то в доме. И где это мадам пропадала?

Я невежливо отмахнулась от его вопроса:

- Зачем я нужна вам, комиссар? Толстячок вытащил сигареты:

- Вы позволите? Что стряслось с беднягой Банди?

- Он съел целую коробку конфет, присланную мне в подарок. К сожалению, шоколад был нашпигован барбитуратами.

- Вы, конечно, понятия не имеете, кто сделал этот презент?

Я отрицательно покачала головой:

- В коробке лежала вот эта карточка: "Сюрприз для Даша". Кто бы ни был этот негодяй, с чувством юмора у него полный порядок.

- Послушайте, мадам, может вы все-таки подумаете, кому вы так мешаете? Я пожала плечами:

- Убивать меня абсолютно бессмысленно. Деньги принадлежат детям, я только Машин опекун. Все мои бывшие мужья и их жены в Москве, в Париже я знакома с узким кругом людей, никого не шантажировала, ничьих секретов не знаю... Может, это дело рук маньяка?

Комиссар покачал головой:

- Вы мне что-то недоговариваете, а зря. Человек, который решил вас убить, не остановится на этом. Думаю, он будет предпринимать все новые и новые попытки, и когда-нибудь вам может не повезти. Послушайте, а может, слетаете в Москву? Проведаете там, так сказать, своих подружек, отвезете им подарки?

- Нет, нет, мне совершенно нечего делать в Москве.

Комиссар тяжело вздохнул:

- Вы безрассудны. Если что-то случится, мне будет очень жаль. Вам никогда не говорили, что вы настоящая красавица? Не хотите как-нибудь пообедать со мной где-нибудь в городе? Я холостяк, детей у меня нет. А ваша дочь просто очаровательна!

От неожиданности я закашлялась. Чего, чего, а ухаживаний комиссара я совершенно не ожидала. Впрочем, почему бы и нет? Может, он разговорится, и я узнаю что-нибудь об Андре.

- С удовольствием, комиссар, можно прямо завтра.

- Прекрасно, - расцвел в улыбке полицейский. - Я поведу вас в чудесный греческий ресторанчик. Его хозяин многим мне обязан и потому угощает первосортно. Надеюсь, вы не вегетарианка?

Заверив комиссара в своей искренней любви к мясу, я проводила его до ворот.

На противоположной стороне улицы возле кондитерской стояла темно-серая машина с затемненными стеклами.

"До чего же парижане любят "Пежо" такого цвета, - подумала я. - То и дело их встречаю".

Мне припомнилось, что подобный автомобиль парковался у дома Анриетты, потом я видела похожий, когда ехала к Жаклин, и в день помолвки Аллана и Тины... Ну и что? Машина как машина, стоит себе и никому не мешает.

Я двинулась домой. В холле меня поджидала Софи.

- Вам накрыть в столовой или в кабинете?

- Лучше в кабинете, минут через пять. Я пошла в ванную. Нет, определенно Андре было очень трудно отвернуть гайки. Я долго терла руки щеткой, въедливая грязь не собиралась вылезать из-под ногтей. Внезапно меня озарило: кто и где рассказывал про грязные ногти? Про чьи ногти?

Глава 16

На следующий день утром позвонил Аллан:

- Как дела, моя дорогая?

- Ужасно, - ответила я ему, нарушая все правила приличия.

- Что случилось?

Я рассказала ему про Банди. Аллан пришел в негодование:

- Что за мерзавец это придумал? Представляете, что было бы, если бы эти конфеты съела Маша. Собаку, конечно, тоже жаль.

Он еще довольно долго возмущался, а потом неожиданно спросил:

- Даша, а вы знаете, что у меня на днях день рождения?

- Нет, конечно, откуда же мне знать? Хотите пригласить меня на пир? Аллан рассмеялся:

- И всех ваших домашних, кроме животных, конечно. Но я собирался попросить вас еще об одном одолжении. Видите ли, хочу устроить необычный праздник, и мне нужна ваша помощь. Не хочется обсуждать подробности по телефону. Могли бы мы где-нибудь встретиться?

Я прикинула: где-то в час у меня встреча с комиссаром, потом мы идем в ресторан...

- Наверное, можно бы часа в три, где-нибудь в центре. Давайте на станции метро "Северный вокзал" у выхода на улицу.

Аллан расхохотался:

- Дорогая, это так романтично - свидание на вокзале, прямо как в песнях Азнавура. И знаете, давайте соблюдем правила романтики до конца: не говорите никому о нашей встрече!

Ровно в час комиссар погудел у ворот. Ради похода в ресторан на мне был розовый костюм, светло-бежевая шляпка, того же цвета сумка и туфли. Я вышла к машине. Увидев меня, комиссар расцвел в улыбке:

- О, Даша, вы очаровательны. Ваш костюм, шляпа... и все это ради меня? Как мило.

Я уселась в полицейскую машину.

- Мы поедем в этом автомобиле?

- Это называется - использование служебного транспорта в личных целях. Своих подчиненных я за это немилосердно ругаю. Что позволено Юпитеру, то не позволено быку.

Машина быстро катила по улицам Парижа и скоро оказалась возле небольшого ресторанчика, в витрине которого дразнили аппетит куски мяса, украшенные зеленью. В маленьком зале стояло всего шесть накрытых красными скатертями столиков. Худощавый черноволосый грек кинулся нам навстречу:

- О, какая радость, какая честь для меня! Господин комиссар с дамой! Димитрос, быстро смени скатерть! Нет, нет, не надо меню! Я сделаю для вас особое блюдо, его нет в карте. Такая радость для меня, что вы пришли. Димитрос, я сказал: смени скатерть! Нельзя же сажать господина комиссара с такой красавицей за маленький стол! Димитрос, ну и идиот же этот мальчишка.

Продолжая причитать и суетиться, грек усадил меня на стул, предварительно обмахнув сиденье салфеткой, затем стал лихорадочно протирать приборы. Раздвинув занавеску из бус, выплыла полная женщина, неся вазу с цветами. В центре стола появилась икебана размером с таз.

Комиссар крякнул:

- Вот что, Илия, сегодня особенный день. Я хочу, чтобы мадам запомнила этот обед. Она иностранка, из России, поэтому будь добр, знаю, что твой ресторан специализируется на другом, но начни с номера четыре, а потом все по твоему вкусу.

Грек завертелся, как ветряная мельница. Женщина с улыбкой смотрела на нас. Илия начал подталкивать ее на кухню. Внезапно та раскрыла рот и разразилась длинной тирадой. Илия побагровел.

- Это моя жена Мария, - объяснил он мне. - Она не говорит по-французски, но понимает все.

- А что она сказала?

- Мария в восторге от вашей красоты. Она утверждает, что вы самая роскошная женщина из всех, что ей довелось видеть за последнее время.

С этими словами он ухватил жену за руку и уволок на кухню.

- Не верьте Илии, он жуткий врун, - прошептал комиссар. - На самом деле Мария удивилась, что вы худы как селедка. В ее представлении все русские размером с печь, блондинки, с золотыми зубами.

Я расхохоталась во весь голос:

- Где она видела таких? Комиссар повертел в руках бокал:

- Здесь рядом "Тати", наш известный недорогой универмаг!

Илия торжественно внес блюдо - на нем лежало что-то похожее на куриные окорока, но гораздо меньшего размера.

- Прошу, - сказал комиссар, - номер четыре. Я посмотрела на тарелку, затем осторожно откусила кусочек ножки. Продукт был незнаком, по вкусу он больше всего напоминал курицу, пахнущую рыбой. Мясо незнакомого животного было салатного цвета, лапка так мала, что я догадалась:

- Лягушка!

Комиссар радостно закивал головой:

- Истинно французский деликатес. Ешьте, ешьте, я знаю, как это вкусно.

Только правила хорошего тона, втиснутые упрямой бабушкой в мою голову, не позволили выплюнуть данный деликатес прямо на стол. Нет, иногда мы, руководствуясь самыми хорошими чувствами, делаем ужасные гадости.

Вздохнув, я стала медленно пережевывать пахнущий тиной кусок, стараясь изгнать воспоминания о скользком, бородавчатом животном. Бог мой, здесь целых пять лапок! Неужели нужно съесть их все! Но тут, на счастье, комиссар поднялся из-за стола:

- Пойду сам выберу мясо для шашлыка! С быстротой молнии я ухватила ножки и запихала их к себе в сумку. Вернувшись через несколько минут, мой кавалер был несказанно удивлен:

- Вы уже все съели, вместе с костями? Так понравилось? Хотите еще?

- Нет, нет, - дрожащим голосом произнесла я, - хочется все попробовать.

Следующим номером были запеченные виноградные улитки. На мой взгляд, по сравнению с лягушками у них было одно очень большое преимущество: можно глотать не жуя. Зато потрясающе вкусное мясо искупило все страдания. Расправляясь с ягненком, я спросила комиссара:

- Чем вам так обязан Илия? Он отмахнулся:

- А, ерунда, я спас его от гильотины. И вообще, меня зовут Жорж. Было бы приятно, если бы вы меня так называли.

- А мне было бы приятно, чтобы вы избавили от гильотины Андре.

Комиссар отложил вилку:

- Даша, я сижу с вами в ресторане как частное лицо, а не как полицейский. И просто как Жорж Перье могу сказать, что мне очень жаль Андре. Но как комиссар Перье я обязан действовать в рамках закона, а в глазах закона мадемуазель Ярузельская, или мадемуазель Макмайер, подозревается в преднамеренном и жестоком убийстве. Подумайте, в этой катастрофе могла погибнуть ваша дочь. Ребенка спасло Провидение. Ведь вы можете подать иск против Андре, вы знаете об этом? Подумайте, какой дьявольский план родился в голове этой прелестной девушки. И что бы ею ни двигало, она не имела права лишать человека жизни. Откуда она знала, что Жан поедет в машине один? Какая у нее была гарантия, что в автомобиль больше никто не сядет? А вдруг он решил бы кого-нибудь подвезти, просто неизвестного человека? Сколько было бы трупов? Ей следовало прийти в полицию и рассказать все нам, а не устраивать суд Линча!

- Девочке не поверила даже родная мать. Представляю, что ее ожидало в полиции. В лучшем случае семья упрятала бы ее в психушку, в худшем - брат сумел бы от нее избавиться. И потом, у нее такие слабые руки... Как она могла бы испортить что-то в моторе? Я попробовала вывернуть свечу. Знаете, сколько пришлось потратить времени? Сорок пять минут. Здесь действовал кто-то другой мужчина, хорошо разбирающийся в машинах. И я его найду сама.

Комиссар в негодовании отложил вилку:

- Даша, приказываю вам бросить заниматься частным сыском. Вы даже не представляете, какой механизм включаете своими, честно говоря, дурацкими действиями. Умоляю вас: не вмешивайтесь ни во что, иначе я арестую вас.

- За что?

- Боже мой, неужели трудно задержать человека, если хочется? Держу пари, в вашей красивой сумочке нет паспорта. Вот и арестую вас для выяснения личности на десять суток. Как раз хватит, чтобы во всем самому разобраться и не спотыкаться все время о вашу неуемную активность!

Я поднялась со стула, но Жорж ухватил меня за рукав:

- Не сердитесь, я просто боюсь за вас. А сейчас вы увидите что-то необыкновенное. Илия, неси Патрика.

Хозяин принес небольшую ангорскую морскую свинку, блюдце с бумажками и поставил все на стол.

- Патрик вам погадает. Он вытаскивает билетики только для тех, кого любит. Скажите: "Мой дорогой, тяни".

Я сказала волшебную фразу, и очаровательная свинка вытащила одну из свернутых бумажек.

- Читайте вслух, - попросил комиссар.

- "Если встретите лестницу, прыгайте смело, вас ждет удача и награда". Я расхохоталась:

- Это я сейчас и сделаю - спрыгну с первой увиденной ступеньки. Мне пора, уже половина третьего.

- Вы куда-то торопитесь, Даша? Подождите, на улице писает ангел.

Я удивленно посмотрела на него:

- Писает ангел? Комиссар расхохотался:

- Ага, я нашел брешь в вашем потрясающем французском. Мы называем так дождь, во время которого продолжает светить солнце!

- А мы, русские, зовем такой дождик грибным или слепым!

- Французы всегда отличались богохульством.

- Но мне действительно пора, и писающий ангел не помеха!

- И все же, куда вы спешите?

Я вынула пудреницу и губную помаду:

- У месье Гранжа скоро день рождения. Нужно купить ему подходящий подарок, а в шесть я должна быть дома. Придет мать Мартины, хотелось бы испечь для нее настоящий пирог с капустой! Комиссар внимательно посмотрел на меня:

- Пирог - это потрясающе. Я тоже не прочь попробовать, но, увы, вечером мне предстоит нудная работа.

- Какая?

- Буду бить одного мальчишку до полусмерти, авось признается в грабеже.

Я выронила помаду. Комиссар встал из-за стола:

- Даша, я же грубый полицейский, и юмор у меня соответствующий.

Сопровождаемые бесконечными поклонами Илии, мы подошли к машине.

- Куда вас подвезти?

- Спасибо, я сяду в метро. Мне так нравится, что в Париже остановки на каждом углу, не то что в Москве.

Жорж посерьезнел:

- Даша, нарушу служебную тайну и расскажу кое-что. Мы проследили путь коробки с конфетами. Ее купили в центре Парижа. Мужчина - седой, сгорбленный, на вид лет шестьдесят - шестьдесят пять. А на почту коробку принес другой рыжий, с рыжими же усами, в темных очках. Он попросил служащую написать на карточке: "Сюрприз для Даша". Якобы не мог писать, больна рука, и показал плотно забинтованную конечность. И в кондитерском магазине, и на почте этих мужчин никогда ранее не видели. Более того, служащей на почте показалось, что он иностранец, в речи проскальзывал акцент. Все, больше мы не узнали ничего. Поэтому, если заметите кого-то похожего на вышеописанные личности, бегите как можно быстрее к первому ажану. Вот вам моя визитная карточка, она оказывает на рядовых магическое действие. И поклянитесь, что больше ни во что не станете влезать.

Я поклялась, искренне надеясь, что он не заметил сложенных крестиком пальцев за спиной.

Комиссар уехал, я пошла к метро. Очень не люблю опаздывать, поэтому к "Северному вокзалу" принеслась запыхавшись, с растрепанной головой. Аллан стоял у турникета:

- Дорогая, вы точны, как восточный экспресс. Какой у вас очаровательный костюм, а шляпа! И все это ради меня? Как мило!

Нет, определенно, все мужчины жутко самонадеянны. И комиссар, и Аллан решили, что я фран-чусь ради них. Вовсе нет, у любимых джинсов протерся зад, а купить новые мне просто недосуг, вот и надела костюм.

- Пойдемте, пойдемте, дорогая. - Аллан потащил меня за собой. - Сейчас я расскажу вам мой страшный секрет.

Мы сели в его машину и тихо двинулись в сторону Пантена.

- Ну, слушайте. Я купил небольшой дом в пригороде. Так, ничего особенного, сейчас увидите. И хочу отпраздновать там день рождения. Приглашаю только своих и вот решил чуть-чуть пошутить. Расскажу всем: дом купил задешево, потому что прежних хозяев выжило привидение. Ходило по ночам, бряцало костями и пугало кошку. Все посмеются, сядут за стол, и тогда внезапно погаснет свет и появится чудовище - застучит, завоет... То-то будет потеха!

- Чувствуется влияние Оскара Уайльда. А где вы возьмете монстра?

Аллан оглушительно захохотал:

- Это будете вы, если, конечно, согласитесь!

-Я?

- Ну да, я подумал, что из всех моих знакомых вы единственная способны на это. Главное, никому ничего не рассказывайте. Вы никому не проговорились, что встречаетесь со мной?

- Нет, просто ушла из дома, и все. И потом, Маша опять уехала к Жаклин, так что я совершенно свободна.

- Вот и прекрасненько. Я купил очаровательный костюм и великолепную маску. Сейчас все примерим, посмотрим, где лучше спрятаться. Наверное, удобнее на кухне: потом можно будет пролезть через окошко для подачи пищи. Ну, согласны?

Я пришла в полный восторг:

- Обожаю дурацкие шутки и розыгрыши. Аллан расхохотался:

- Другого ответа я и не ожидал. А вот и домишко. Он резко затормозил. За разговорами я не заметила, куда мы заехали. Маленький двухэтажный домик стоял в гордом одиночестве, к воротам вела почти проселочная дорога. Кругом не было ни души.

- Ну и глухомань!

- Дорогая, мы в получасе езды от Парижа, но если знать, можно и в пригороде большого города найти уединение. Вот вам ключ, идите в дом, а я открою ставни. Не споткнитесь, там высокий порог.

Я распахнула дверь и, шагнув в кромешную темноту, упала. "Все-таки споткнулась", - промелькнуло в моем меркнущем сознании.

Глава 17

Я пришла в себя и попыталась пошевелить немилосердно болевшей головой. Потом открыла глаза. Представшая передо мной действительность не радовала. Я сидела на жестком, скорее всего венском, стуле. Ноги были привязаны к ножкам, руки заведены за спину и стянуты веревкой. Во рту торчал кляп, от которого ужасно несло рыбой. Почти теряя сознание от запаха, ужаса и недоумения, я попыталась выплюнуть тряпку, но все попытки окончились неудачей. В комнате стоял полумрак, окна были плотно закрыты ставнями, и только из-под двери пробивалась узкая полоска света. Боже, меня похитили! Что с Алланом? Где он? Он был тут: тихо открыл дверь и спросил:

- Дорогая, вы очнулись? Я закивала головой.

- Бедняжка, - проговорил Аллан, входя в комнату, - мне жаль вас, но вы сами виноваты. Зачем понадобилось всюду совать нос?

Ничего не понимая, я замычала.

- Вы, наверное, хотите, чтобы я развязал вас? Да, да, беззвучно кричала я, очень хочу.

- Но, к сожалению, это невозможно, единственно, что могу, это...

И он вытащил кляп. Отдуваясь и отплевываясь, я проговорила:

- Что за дурацкие шутки?

- Это не шутки, мой друг, все слишком серьезно. - Он взглянул на запястье: - Черт, опять где-то потерял часы, придется взять ваши. Сколько там? О, у нас еще есть время. Дорогая, вы были безрассудны и очень мне мешали. Очень! Ну зачем вам понадобилось ехать к Ренальдо? К чему было допрашивать Тину о моем прошлом? И какого черта вы вообще явились во Францию и испортили мне все дело?

Я хранила молчание. Аллан засмеялся:

- А как вы догадались, что это я испортил машину Жана?

- Только такой идиот, как комиссар Перье, мог подумать, что это сделала Андре. Вы помните ее руки? И потом, трудно себе представить, что она так хорошо разбирается в моторах. К тому же зачем ей было ждать целых семь лет, чтобы осуществить убийство? Нет, это сделал мужчина, к тому же автослесарь. Вот я и подумала, что это были вы. И еще, я нашла возле гаража ваши часы и отдала их полиции, так что не надейтесь уйти безнаказанным! Аллан захохотал:

- Дорогая, что за пыл! Ну и речь, просто прокурор! Я ношу дешевые, самые дешевые часы, таких штамповок миллионы, а от отпечатков пальцев не осталось и следа. Любой адвокат обратит такую улику в шутку. Существует куда более весомое доказательство: признание. И я признаюсь вам: да, это я убил Жана Макмайера, своего родного сына, и не жалею об этом ни минуты. Во-первых, он был негодяй, врун и наркоман. Во-вторых, из-за всей этой идиотской истории я стал жертвой шантажа и выплатил этому негодяю Ренальдо огромную сумму. Жаль, что так поздно решился его убрать, и жаль, что не попал вам прямо в глаз. Да, да, любовь моя, это я стрелял в мерзкого мальчишку.

- Ренальдо шантажировал вас? За что? Аллан замер, потом просто закатился в истерическом хохоте:

- Так вы ничего не знаете? Совсем ничего? Бог мой, это меняет дело. Вот видите, если бы я знал раньше, что вы подозреваете меня только в убийстве Жана, вы бы остались в живых. А сейчас мне, к сожалению, уже некогда объяснять вам, что произошло на самом деле семь лет тому назад. Вы так и умрете, не узнав правды.

- Интересно, как вы собираетесь убить меня? - Дорогая, в наше время интеллигентный человек сам этим не занимается. Он нанимает исполнителя. Ну ладно, так и быть, поболтаем еще пять минут. А потом мне надо будет выйти на дорогу и встретить одного молодого мужчину. К сожалению он не разбирается в проселках. Но я быстро вернусь. Доеду до указателя, спрячу в кустах свою машину, пересяду в его, и мы снова сюда. Потом он сделает вам укол - о, простой наркотик, - и вы заснете. Мы уложим вас на заднее сиденье и заботливо накроем пледом. А дальше вперед к швейцарской границе, где ваш водитель предъявит два и6-панских паспорта и сообщит, что его жена слегка перебрала и спит. Испанки, знаете, любят поддать! Таможенник сравнит ваше лицо с фотографией, и вы окажетесь в Швейцарии. А дальше - не мое дело. Я буду давным-давно в Париже. Я вообще не выезжал из него, и дома этого никогда не покупал, и день рождения у меня в декабре! Ну, как вам мой план?

Я промолчала.

- Значит, одобряете. А теперь, моя радость, откройте рот. Вернем кляп на место. Я посильнее стиснула зубы.

- Ну, да черт с вами, можете кричать, все равно никто не услышит.

Он ушел, аккуратно притворив дверь.

Холодея от ужаса, я попробовала подергать руками и ногами. Тщетно. Узлы не поддавались, только стул чуть-чуть сдвинулся вперед. Я стала подпрыгивать, пытаясь подвинуть стул к двери. Только бы она была не заперта! Дверь оказалась незаперта и открывалась наружу. С третьей попытки мне удалось вместе со стулом выехать за порог и... о ужас! Я стояла на небольшой площадке второго этажа, прямо у ног простиралась крутая лестница. Нечего было и думать, чтобы спуститься, прыгая на стуле.

Внезапно воспоминание о Патрике всколыхнуло мою решимость. Что было в том билетике? "Если встретите лестницу, прыгайте смело, вас ждет удача и награда". Если разобьюсь или сломаю себе руки, ноги, то хотя бы осложню прекрасно разработанный план Аллана. С этими мстительными мыслями я подобралась к началу лестницы и зажмурилась. Раз, два, три - ступеньки ринулись мне на встречу. Все произошло за секунду. Хлоп - и я лежу у подножия лестницы.

Стул не подвел - спинка отскочила сразу, и свободными, дрожащими руками я развязала ноги, но встать сразу не смогла. Тысячи иголок вонзались мне под колени. Казалось, что в сосудах не кровь, а минеральная вода - пузырьки весело бегали туда-сюда... Ну уж и глупость - свалиться с лестницы и не встать, потому что затекли ноги. Не можешь идти - ползи, дура, приказала я себе и встала. За спиной выросли крылья, и я вылетела на улицу.

На дворе было совсем темно, даже луна не светила. Через секунду я поняла, почему она не светила - шел дождь, лил, как из ведра. Я замерла в нерешительности - холод, дождь, а на мне розовый костюм. Как-то не по погоде! В темноте блеснул свет - фары машины. Мгновенным прыжком я улетела в кусты и понеслась, не разбирая дороги. Мокрые ветки хлестали меня по лицу, колючки раздирали то, что осталось от колготок, туфли потерялись еще во время падения с лестницы.

Я бежала как больная кенгуру - неровными прыжками, и в конце концов выскочила на какое-то поле. Посреди поля... - о, нет, это возможно только во Франции! Посреди поля стояла новенькая телефонная будка. Я тихонько подкралась к ней: наверное, мираж! Открыла дверь - чудеса, да и только: трубка не срезана, но, наверное, телефон всё-таки не работает. Нет, телефон работал, и негнущимися пальцами я набрала номер.

- Это полиция? Примите сообщение для комиссара Жоржа Перье. Срочно. Речь идет об убийстве. Передайте ему: мадам Даша, русская, ждет его в лесу, возле телефонной будки, адреса не знаю, за мной гонятся, я спрячусь, а он, когда подъедет, пусть запоет "Марсельезу", тогда я выйду. Если меня не найдут, надо арестовать Аллана Гранжа, он убил Жана Макмайера, он мне об этом сам сказал, но доказательств нет.

Я остановилась и перевела дух. Ну, дежурный явно решил, что звонит сумасшедшая. Русская посередине французского леса, при встрече с которой нужно петь "Марсельезу"... Надо попытаться объяснить более понятно.

- Алло, месье...

- Да, мадам, полиция на проводе. Я все понял - передать комиссару Перье, что вы ждете его в лесу, вас зовут Даша, вы русская. Чтобы вы вышли из укрытия, комиссару нужно пропеть "Марсельезу". Пожалуйста, не вешайте трубку, чтобы мы могли засечь местонахождение телефона. Оставьте ее просто висеть. Я отключаюсь.

Я бросила трубку, и в тот же момент будку осветили фары. От ужаса я присела на пол - авось не заметят. Но не тут-то было. Автомобиль остановился, свет продолжал бить в будку. Я чувствовала себя рыбой в аквариуме. Сейчас меня выловят, а потом зажарят. В тишине распахнулась дверь, и знакомый женский голос произнес:

- Могу подвезти.

Я понеслась к машине. За рулем сидела пожилая седовласая дама, очень на кого-то похожая.

- Садись. Бог мой, да ты похожа на пугало!

Я оглядела себя - да, видок еще тот. Розовый костюм стал серо-буро-коричневым, юбка изодрана в клочья, колготки свисают лохмотьями, ноги в синяках и ссадинах...

- По-моему, тебе следует отправиться прямо в больницу, - продолжала дама.

- Нет, нет, сейчас сюда приедет полиция!

- Полиция! Этого нам не надо. С этими словами мадам завела мотор, и мы понеслись вперед. И как только она разбирала дорогу?

- Не узнаешь меня? - спросила женщина.

- Кажется, мы где-то встречались. И в этот момент я сообразила, что все это время мы говорили по-русски.

- Дошло наконец! Как до жирафа. Да... с соображением у тебя плохо, пора пить стугерон. - Тетка за рулем захохотала во все горло. - Ну что, даже так не узнаешь?

С этими словами она притормозила и стащила парик. На свет появилась до боли знакомая рыжая всклокоченная голова. В свете молнии я увидела;

Наташкины волосы и лицо морщинистой бабы. От ужаса я распахнула дверцу машины и вывалилась наружу. Мы стояли возле небольшого кладбища.

-Вампир... Боже, спаси меня! "Отче наш..." Нет, наверное, французские вурдалаки понимают только по-своему. Как это? In nome Dias, spiritus santi...

Оборотень тоже выскочил из "Пежо" и стал тянуть ко мне руки:

- Дашка, не дури, это я, Наталья.

Я в ужасе пятилась задом, пока не уселась на могилу. Рыжеволосый пришелец приближался ко мне, зачем-то потирая морду платком. С ужасом наблюдала я, как морщины исчезают и появляется молодое лицо. А когда чудище вынуло что-то изо рта, я свалилась как кегля.

Глава 18

Серенький свет скупо сочился сквозь занавески. Первые минуты я не могла сообразить, где нахожусь. Потолок в пятнах, обои в подозрительных подтеках, ковер с прожженной дырой, на нем обшарпанное кресло. А в кресле - Наташка. Вполне живая, здоровая и веселая.

- Наташка, - прошептала я, глупо прихихикивая, - Натулечка, ты живая?

- Нет, - радостно сообщила моя подруга, - я умерла и явилась тебе в виде духа, весьма плотного телосложения. - Она рассмеялась и подошла к дивану. - Давай вставай, хватит валяться, нам надо еще кучу дел сделать.

Я ухватила ее за руку - рука была теплой, нежной.

- Господи! - вырвалось у меня. - Кого же мы похоронили?

Наташка закурила:

- Знаешь, что. Лучше начнем по порядку и так доберемся до похорон. Может, сварим кофе?

На крохотной кухне мы сварили кофе, и Наташка стала рассказывать:

- Мы, русские бабы, идиотки. Любой иностранец для нас - Ротшильд. И я такая же. Когда выходила за Гаспара замуж, знала, что у него есть квартира, машина, дом в деревне. Ну, думаю, убила бобра. Денег-то мне всегда хотелось больше всего на свете. И что же? Приехала я в Париж. Все так, да не так. Квартира есть. В Пантене. Понимаешь, да?

Я кивнула головой. Теперь, конечно, понимаю. Пантен - отдаленный район Парижа, рабочая, так сказать, окраина. Дешевые типовые квартирки.

- Вот-вот, - продолжала Наташка. - Комнаты размером в клетку для канарейки, кухня как пенал. И машина тоже была - "Симка", двухдверная. Заводилась, как я говорила, с полпинка. То есть пнуть надо, тогда заведется. Да и дом в деревне тоже был, в Бретани, только там свекровь живет. Свекровь вообще-то всегда не подарок, а уж свекровь бретонка... Поймет лишь тот, кто знает. Вот такой расклад! К тому же мы с Гаспаром начали с первого дня ругаться. Представляешь, он покупал на ужин два куска ветчины - нас же двое, зачем больше!

Я расхохоталась. Безалаберная, мечтающая о богатстве Наташка была чудесной парой прижимистому, как все французы, Гаспару. Да еще мама бретонка!

- Ага, - возмутилась Наташка, - тебе смешно. Мне первую неделю тоже было весело. А потом пошли слезы. Работы нет, друзей нет, денег нет. Сижу весь день, как дура, у телевизора, а вечером приходит дорогой, любимый и заводит: "Фасоль в банках не покупай - дорого, свет в коридоре туши, в кино надо ходить утром по льготному билету". Так мне хотелось послать его и вернуться в Москву! Одно останавливало: как представлю, что наши кафедральные бабы мне сочувствуют...

И вот под Новый год зовет меня мой благоверный в гости. Приехали вечером. Особняк роскошный, народу полно, музыка играет, еды, выпивки завались. Луи, как мы приехали, двинул в столовую и давай нажираться на дармовщину. А я стала по дому бродить. Чуть ли не во все комнаты заглянула, очень любопытно было, как живут богатые французы. Хозяев я не знала, вот и бродила. И в ванной комнате на третьем этаже нашла парнишку. Лежит, глаза закатил. Я на него поглядела - очень уж на ломку похоже. У меня в Москве были приятели наркоманы, тоже так лежали, пока не кольнут. Полезла в аптечку, а там все наготове: и ампулы, и шприцы. Ну, думаю, не погибать же ему. Взяла и уколола. Минут через пять он глаза открыл, на меня поглядел, и, не успела я опомниться, как раз уже под ним. Ну, прямо египетские страсти. Кончил он и вроде как заснул, а я моюсь себе потихоньку. Минут через пятнадцать, я уже и помылась и сигаретку выкурила, он, глаз не открывая, говорит мне:

- Как тебя зовут?

- Натали, - отвечаю.

Вот тут-то он глаза не только открыл, но и вытаращил:

- Ты женщина?

- Нет, - говорю, - страус эму. Ты что, не понял? Вот смотри: две ноги, одна голова. Он как захохочет:

- Ну и набрался же я. Я ведь гомик, меня бабы не интересуют. У тебя стрижка короткая, брюки, задница, как у мужика, а груди, извини, я у тебя не нашел.

- Ничего, - успокаиваю, - не ты первый, много кто искал и тоже не нашел. Вот так я с Жаном и познакомилась.

Проговорили мы с ним в ванной до утра. А к рассвету решили, что я разведусь с Гаспаром и выйду за Жана. Назад в Пантен я больше не вернулась. Все уладили адвокаты. Мы с Жаном заключили, так сказать, взаимовыгодный контракт. Он откажется от наркотиков - я помогу ему, - зато я должна стать ему матерью. По ночам же я превращаюсь в его любовницу, с одним нюансом - всегда одеваться в мужскую одежду. Мне потом один психолог сказал, что мы нашли гениальный выход вроде бы я изображала из себя мужика и потакала его гомосексуальным наклонностям, но, с другой стороны, я была женщиной, и после контакта со мной его не мучили угрызения совести. Тогда-то, в ванной, получилось случайно!

Конечно, первый год мы жили трудно. Характеры у нас двоих - о-го-го. А к тому же у наркоманов с нервами полный финиш. Но, знаешь, через год мы были счастливы! Каждый получил, что хотел. Я наконец-то обрела деньги. Жан не был жадным и франки не считал. Я могла делать, что хотела, покупать все, что угодно... Это было так восхитительно!

А Жан перестал мучиться оттого, что он - педик. Он жил с женщиной и получал от этого удовольствие. А уж что мы с ним делали в спальне, как переодевались, касалось только нас! Софи и Луи меня обожали, все друзья не скрывали радости. Счастливое время. Вот только детей у нас не было, что, в общем, не удивительно, учитывая пристрастия Жана, - ну, не мог он по-человечески. И вот через несколько лет мы решили усыновить моих, так сказать, племянников.

Наташка встала и подошла к окну.

- Видишь ли, я никогда тебе раньше не говорила, но я очень благодарна за все, что ты для меня сделала. И вот наконец представился случай отблагодарить.

Я засмеялась.

- Отблагодарила меня по-царски, только мне ничего не надо. Нам всем так было хорошо в моей маленькой квартирке...

- Нам будет еще лучше в трехэтажном особняке и с приличным счетом в банке, - прервала меня Наташка. - Хорошо бы еще, чтобы кто-нибудь из нас остался в живых и сумел потратить это богатство.

- А что может с нами случиться? - удивилась я. - И вообще, объяснишь ты мне все-таки, что произошло и кого мы похоронили рядом с Жаном?

- А Бог ее знает, - беспечно махнула рукой Наташка. - Впрочем, комиссару Перье известно ее имя.

Я остолбенела.

- Постой-ка, ты хочешь сказать, что комиссар все знал? Он, что, подсунул нам чужой труп? Наташка закурила сигарету:

- Ты дослушай меня до конца. Примерно за полгода до твоего приезда Жан чуть не погиб. Он ведь гонял на машине как сумасшедший. И отлетело переднее колесо! Как ему удалось удержать машину, не понял никто. Тогда все решили, что механик, меняя колесо, плохо затянул гайки. Жан пожаловался, и механика уволили. Через месяц после этого случая он приехал домой поздно, шел дождь, было холодно. Я увидела в окно, как он пошел открывать дверь гаража. У нас, ты знаешь, такая коробочка на стене: нажимаешь кнопку - и гараж открыт. Прошло минут пятнадцать, я опять выглянула в окно и вижу - машина по-прежнему стоит на улице. Мне это показалось странным, и я вышла на улицу.

Жан лежал перед гаражом в странной позе: руки вытянуты вперед, ноги раскинуты в разные стороны. Оказалось, что электронный замок гаража не в порядке, и Жана ударило током. На этот раз он оказался в больнице. Сильный ожог правой руки. И опять все решили, что это неприятная случайность. Знаешь, шел дождь, руки у него были мокрые... Но мне все это очень не понравилось. Хотя я не понимала, кому и зачем было убивать Жана? Родители погибли, сестра тоже.

Предположим, что кто-то таким образом решил получить деньги Макмайеров, но ведь, кроме Жана, еще была я. Короче говоря, со всеми этими размышлениями я и заявилась к комиссару Перье. Ты не думай, он не дурак. Такой маленький, толстенький, лысенький, настоящий клоун... с виду. Он этим и пользуется, прикидывается полным идиотом, а на самом деле очень умен и хитер. Одним словом, выслушал он меня и сказал, что можно пока не нервничать. И правда, какое-то время продолжалось затишье, а потом приехали вы, и Жан погиб. Тут-то комиссар Перье решил, что дело плохо, и предложил меня "убить". Вскоре в его распоряжении оказался труп женщины примерно моих лет и похожего телосложения. Несчастная бродяжка свалилась в пьяном виде с десятого этажа.

- То-то мне показалось, что ты слишком изуродовалась, падая с третьего, - прервала я ее.

- Поздно вечером, - продолжила Наташка, - фургон с телом несчастной стоял возле садовой калитки. Комиссар сам был за рулем. Я увидела в окно, как он поморгал фарами, и спустилась к нему. Бедная женщина уже была одета в мою одежду. Мы взяли ее - надо сказать, было ужасно тяжело, - и потащили в сад, потом уложили на канализационный люк лицом вниз, и предусмотрительный комиссар залил все вокруг жидкостью, ужасно похожей на кровь. Потом я отправилась на эту квартиру, а комиссар направился в дом: он сделал вид, что ему надо срочно со мной поговорить. Софи вошла в спальню, и... началась суматоха. Комиссар якобы сам нашел тело и никого к нему не подпустил. Ну а в гробу, ты знаешь, изуродованное лицо было прикрыто маской.

Во всем этом прекрасном плане был единственный прокол: я настолько изнервничалась, ожидая комиссара с трупом, что забыла про деньги.

Вернее я все приготовила. Сняла со счета большую сумму наличными и положила ее в сейф. Нужно было только сходить в банк и забрать коробку с деньгами. Но я - вот идиотка! - забыла взять с собой ключ от ячейки. Пришлось прибегнуть к помощи еще одного лица. Очень не хотелось мне это делать. Честно говоря, боялась, что мое доверенное лицо проболтается.

- Да знаю я, к кому ты обращалась! Наташка удивленно подняла брови: