Игра в куклы

Глава 11

Линн шла за Эриком и Рикардом по душным коридорам, которые прямо-таки источали аромат бюрократии: сочетание пыли, застоявшегося воздуха и трудноопределимого оттенка желто-коричневой краски на стенах. Вдоль коридоров монотонно тянулись ряды комнат с одинаковыми интерьерами. Кое-где на письменном столе можно было заметить фото членов семьи, но чаще не было и их. Ничего личного. Только папки с делами да картонные коробки с вещественными доказательствами по текущим расследованиям. Мелющие жернова правосудия[28]. Преступность, которая постоянно повторялась, в худшем случае росла и модифицировалась, захватывая ранее неизвестные области: криминальные мотоклубы, ассирийская мафия, мошенничество в интернете или еще какой-нибудь новый синтетический наркотик.

Разница с ее собственным миром была колоссальной. Она находилась очень далеко от того ощущения свободы, которое ей давала езда на доске, когда она парила над асфальтом, и еще дальше от анархической и насыщенной фантазиями атмосферы ателье на острове Лонгхольмен. Вместо этого чувства свободы и полета она испытывала клаустрофобию. И не потому, что в доме полиции было тесно, а потому, что Линн не могла стряхнуть с себя ощущение, что она сама себя загнала в угол, из которого нет выхода. Кроме всего прочего, эти коридоры были ужасно похожи на те, по которым ей пришлось ходить два года и два месяца, когда она сидела в Хинсеберге[29].

Ей было не по себе. Правильно ли она поступила? С одной стороны, трудно себе представить более отвратительное преступление, чем убийство молодой женщины. И понятно, что она, Линн, хочет помочь близкому другу и родственнице, своей тете, маминой сестре. Но с другой стороны, эта ее тетя, Луиса, работала в полиции. Той самой полиции, которая стреляла в демонстрантов в Гетеборге, избивала до бессознательного состояния девушек возле порномагазинов и чьи служащие в некоторых случаях не только оправдывали правых экстремистов, но, как можно было подозревать, и сами симпатизировали подобным идеям.

Когда она выходила из ворот тюрьмы Хинсеберг, ей и в голову не могло бы прийти, что она будет сотрудничать с ними, с полицией. Легко было себе представить, как удивились и возмутились бы ее товарищи, если бы увидели ее сейчас. Даже те, кого она хорошо знала и с кем все еще встречалась, не нашли бы оправдания ее поразительной наивности. А другие, самые догматичные и негибкие, с кем она давно порвала всякие контакты, они бы просто решили, что она стала предательницей и «продалась врагам». И вот теперь она становится частью той самой системы, которой она сопротивлялась всю свою жизнь. И ей за это будут еще и платить.

Она смотрела в спины идущих впереди полицейских, о которых она толком ничего не знала, и вошла вслед за ними в кабинет Луисы.

Луиса ей весело кивнула. В комнате сидели еще несколько человек.

– Привет, хорошо, что ты смогла приехать так быстро. Я собрала тех, кто связан с расследованием, чтобы всех познакомить. Мы не так уж часто привлекаем к работе… э-э-э… консультантов.

Линн сдержанно кивнула присутствующим, соглашаясь с кратким описанием самой себя, как ее описала им Луиса. Линн обвела взглядом сидящих за столом. Мария, эксперт-криминалист, примерно лет тридцати. Красивая. Судя по виду, умница. Юнгберг показался ей приятным. Последний, Стен Хофман, мужчина в форме, старше других, видимо, шеф. Но начальник не Луисы, а группы профилирования преступников. Будто из американского детективного фильма.

– Больше всего ты будешь связана с Рикардом и Эриком. Я буду заниматься со Стеном профилированием убийцы. Каждый занимается своим делом и своим участком работы.

Она кивнула в сторону Стена, посмотрела на остальных.

– Учитывая характер убийства, есть риск, что преступник может совершить еще несколько убийств такого же типа. Поэтому нужно работать быстро.

Она посмотрела на Линн, колеблясь.

– Все тут присутствующие согласны с тем, что тебе надо знать только самое основное в расследовании: молодая женщина, Анна, которая заявлена пропавшей, была убита в субботу в своей квартире на Седермальме. И нашим лучшим следом, вероятно, окажется именно компьютер, которым тебе предстоит заняться.

Эрик молча шел по коридору рядом с Рикардом и Линн. Головная боль наконец-то отпустила. Он подозревал, что Рикард идет и составляет в уме схему действий на оставшуюся часть рабочего дня. Сам он удивлялся тому, что ему не удается засунуть Линн ни на одну из полочек своей личной системы классификации людей. Обычно он без труда и быстро составлял представление о людях. Очень важное качество в его профессии. Иногда даже решающее. Особенно когда нужно было быстро принимать решение на не слишком ясных основаниях. Но с Линн это не получалось. Да, аргументы, которые она приводила, были типичны для левых активистов. Но в остальном никаких привычных атрибутов, с которыми ассоциируются люди, выходящие на улицы, чтобы протестовать. Волосы. Платье. Ничто не совпадало с типичным образом сторонницы ультралевых.

Рикард покосился на Линн. Он успел переброситься с ней всего несколькими фразами, но уже пришел к выводу, что она производит приятное впечатление. Ему приходилось встречаться с людьми из так называемого «черного блока», то есть протестантов, которые носят черную одежду, шарфы, маски, темные очки и прочее, чтобы скрыть лицо. Они были по-настоящему неприятными. Именно такие могли участвовать в беспорядках, спровоцированных футбольными болельщиками, или учинить самосуд, но Линн была совершенно не такой, как они.

Сам он не слишком интересовался политикой, разве что только в некоторых, важных, как он считал, вопросах. Но он всегда считал шведских правых экстремистов намного более серьезной угрозой для безопасности страны, чем их противники левые. В особенности это касалось сотрудничества правых с организованной преступностью. И по работе ему приходилось расследовать намного больше преступлений с применением насилия, связанных с нацистами и ультраправыми экстремистами, чем с активистами на левом фланге.

Что касается Линн, то он полагался на рассудительность Луисы. Раз она ручалась за ее личность и компетентность, то для него этого было достаточно.

Повисшая тишина начинала тяготить. Эрик повернулся к Линн. Может быть, он был чересчур жестким с ней. Захотелось это исправить.

– Ты, значит, занимаешься исследовательской работой в КТИ. И что там делают?

Линн не стала отвечать, что это слишком сложно для его понимания, ведь этим вопросом он как бы протягивает ей руку дружбы.

– Это не так-то просто объяснить. Таблицы логарифмов. Шифры. Компьютерное программирование. Совсем не так интересно, как то, чем вы занимаетесь. Больше подсчеты, цифры.

Он улыбнулся и положил руку ей на плечо:

– Хорошо, что ты решила нам помочь. Несмотря ни на что.

Она посмотрела на него вопросительно. Что он хочет сказать? Намекает на ее сотрудничество с антифашистскими активистами?

– Мы можем отвезти тебя домой, когда тебе дадут компьютер, чтоб ты могла сразу начать с ним работать. Рикард все равно подбросит меня до университета. Ты живешь на Седере, да?

Она кивнула:

– Станция метро «Хурнстулль» подойдет. Дальше я поеду на своей доске.

Забрав компьютер в техническом отделе двумя этажами ниже, они сели в лифт, чтобы попасть в гараж. Линн сидела на заднем сиденье. Порывшись в рюкзаке, она выудила оттуда большой iPad последней модели и начала что-то нажимать.

«Вот тебе и анархический протест против материализма с вещизмом», – подумал Эрик.

– Что ты думаешь о шансах справиться с паролем?

Она слегка улыбнулась:

– Учитывая, что последние шесть лет я только тем и занималась, что программированием и шифрами, то шансы у меня довольно приличные.

«У нее, по крайней мере, все в порядке с самооценкой», – подумал Рикард. А Эрик повернулся к ней и добавил:

– Хорошо. Чем быстрее ты начнешь с этим компом «беседовать», тем лучше.

Рикард выехал из подземного гаража и свернул налево. Несмотря на хмурящееся небо, предвещавшее дождь, на зеленой травке в парке Роламбсховспаркен было полно народа. Он отметил, что Линн следит за скейтбордистами, собравшимися прокатиться.

Они выехали на мост Вестербрун и молча проехали мимо самой красивой панорамы Стокгольма. Но не это занимало мысли Линн. Это стало ясно, когда она нарушила тишину:

– Могу я задать три вопроса?

Никто не ответил. Она продолжила:

– Есть ли у вас подозреваемый? Намекнул ли человек, заявивший об исчезновении Анны, что ей кто-то угрожал? Сталкивались ли вы с подобными типами убийства раньше?

Оба, и Эрик, и Рикард, с удивлением посмотрели на нее в зеркало заднего вида. Кто там у них сидит на заднем сиденье? Анархистка, мечтающая стать следователем? Рикард еще не успел ответить, как Эрик произнес довольно жестким тоном:

– Этого мы, черт побери, не можем тебе сказать. – Он сразу пожалел о своем резком тоне и попытался как-то смягчить впечатление: – Расследование же только началось, мы не имеем права ничего разглашать. Ты же слышала, что сказала Луиса. Только базовые факты, не больше.

Он покосился на Линн, которая, как ребенок, надув от обиды губы, смотрела в окно.

Рикард свернул с улицы Лонгхольмсгатан и подъехал поближе к метро «Хурнстулль», чтобы выпустить ее.

– Тогда созвонимся, после того как ты разберешься с компьютером.

Линн коротко кивнула и быстро вышла из полицейской машины. Ей хотелось на свежий воздух. И на доску. На душе было тяжело. Не только потому, что речь шла об убийстве. Но еще и потому, что она проявила интерес к ходу расследования, а получила по носу от того, с кем совсем не просила сотрудничать. Впрочем, хоть она и согласилась помогать, ей совсем не обязательно проводить с ними много времени. Рикард вполне приличный, да и Эрик сделал попытку показать себя с лучшей стороны. У него есть хоть какие-то взгляды. Это уже хорошо. Даже лучше, чем люди, у которых вообще нет никаких взглядов ни на что. И пока что они не проявили себя неонацистами. Но даже если оба они кажутся вполне нормальными – для полицейских, – это не значит, что они обязаны стать друзьями на всю жизнь. Она согласилась только потому, что ее попросила тетя. А не для того, чтобы заводить друзей со взглядами, которые ей не близки.

Рикард и Эрик смотрели ей вслед, когда она сделала широкий разворот на доске и скрылась за углом. А они поехали дальше, направляясь в сторону университета.