Игра в прятки. История американского подводного шпионажа

Глава 2
Виски, давай, давай!

Подводная лодка «Гаджен» (бортовой номер SS-567) вошла в порт Йокосука в воскресенье, 21 июля 1957 года. Это была последняя остановка, где экипажи подводных лодок, идущие из Перл-Харбора и Сан Диего, могли подготовиться к тайному проникновению к советским берегам. Сюда же они и возвращались после выполнения заданий, чтобы отпраздновать успех, расслабиться и подготовиться к новым выходам. Порт Йокосука стал шпионским центром.

Эта база на оконечности Токийской бухты отличалась смесью шпионажа, пьянства, напряженности и расслабления. В свое время эта японская военно-морская база была захвачена союзниками. Здесь рядовые матросы могли упиваться до чертиков, а офицеры создали в доме без лифта свое «подводное убежище» с баром и несколькими комнатами, где было много бархата и картин с голыми женщинами.

Прошло восемь лет со дня гибели «Кочино», и подводные силы уже стали неотъемлемой частью в деятельности разведки в годы «холодной войны». Они окончательно подтвердили свою значимость во время корейской войны, когда дизельные подлодки со шнорхелем направлялись в Японское море для наблюдения за попытками Советского Союза вмешаться в эту войну. С тех пор даже самые консервативные представители подводных сил признали большое значение непосредственного нахождения подлодок у побережья противника для наблюдения за движением его кораблей. До тех пор, пока не разразится война, разведка будет являться главной задачей для подводников, поскольку они являются основной силой для сбора подробной информации о строительстве советских ВМС, которое разворачивалось полным ходом.

Шпионские подводные лодки уже доставили информацию о том, что на советских судоверфях ускоренными темпами шло строительство подводных лодок большого радиуса действия, в том числе более 20 лодок типа «Виски» и «Зулу», оборудованных шнорхелями. Советское высшее командование дало понять, что готовится бросить вызов американским ВМС в Мировом океане, используя для этого подводные лодки. Пока же советские подводники только учились управлять своими лодками. К примеру, в одном из первых испытательных походов продолжительностью 30 суток на подлодке типа «Виски» у личного состава под разрушительным воздействием вредных газов неимоверно распухали руки и ноги. Несмотря на возникающие проблемы, советские подводные силы продолжали развиваться. Были получены сведения, хотя и не подтвержденные, что советские ВМС переоборудуют некоторые свои лодки типа «Зулу» под вооружение их ракетами, возможно, с атомными боеголовками.

Этого было достаточно, чтобы убедить самых приверженных традициям адмиралов, что идея шпионской деятельности подводных лодок – есть нечто большее, чем кормушка для группы эрудированных аналитиков, спрятавшихся в недрах военно-морской разведки, до сих пор загадочной для ЦРУ. Осознав, что они могут использовать подлодки для сбора ценной информации, адмиралы, возглавлявшие Атлантический и Тихоокеанский флоты, взяли на себя руководство всей шпионской деятельностью подводных сил. По их приказам подлодки скрывались в воде, ходили на перископной глубине, наблюдая круглый год, за исключением самых холодных месяцев, как вводятся в строй новейшие советские подлодки. Это давало подводникам дополнительную возможность поддерживать свою боевую готовность не только путем участия в учениях с дружественными флотами, но и путем захода в советские воды и встречи лицом к лицу с вероятным противником.

Главным приоритетом для любого командира шпионской подлодки было то, что на флоте называлось: «признаки и предупредительный сигнал». Им предлагалось забыть об осторожности, о радиомолчании и направлять сигнал домой, если обнаружат любые признаки мобилизации советских ВМС или о возможной подготовке к нападению на американские шпионские подводные лодки, которые теперь также использовали более усовершенствованные варианты «ушей Остина» для контроля за испытаниями советских ракет. Эти подводные лодки, имея антенны в состоянии постоянной готовности, непрерывно слушали различные переговоры в эфире, из которых ВМС США могли получать информацию о количестве советских кораблей и подлодок, готовых к выходу в море, и какова может быть их тактика в военное время.

Все больше и больше флотские адмиралы консультировались с военно-морской разведкой, становясь партнерами в шпионаже. Офицеры разведки приглашали подводников проходить подготовку вместе с ними, указав в одном из приглашений, что они занимаются «второй из наиболее древних профессий в мире», той, в которой «морали еще меньше, чем в первой».

Большинству высших правительственных чиновников почти ничего не сообщалось о том риске, которому подвергаются подводные силы, или о том, что ведутся какие-то странные игры «настоящих мужчин». В то время, когда президент Эйзенхауэр с большим сомнением разрешил полеты самолетов У-2 над Россией, опасаясь возможности вызвать раздражение советского премьера Н. С. Хрущева, многие командиры американских подлодок, полагая, что это их работа, забывали требования международного права и запросто заходили в советские территориальные воды. Командующие флотами оценивали своих командиров подлодок по критерию – как долго они держали свои «глаза и уши» над водой. Чем более дерзкая попытка, тем более высокая оценка. Это стало своего рода состязанием на браваду среди командиров и экипажей лодок. Для большинства командиров лодок эти дни неограниченного риска будут характеризовать верхнюю точку в их карьере. Несомненно было напряжение, и большое. Некоторые ветераны-командиры лодок за продолжительный поход в западной части Тихого океана теряли до 9 килограммов собственного веса. Никто заранее не знал, попадет или нет в стрессовую ситуацию.

Подлодка «Гаджен» вышла из Йокосуки в свой очередной поход к советским берегам под командованием капитан-лейтенанта Нормана Бессака. В свое время он уже проводил «Гаджен» незамеченной под группой советских кораблей, плававших в ледовых северных водах. Теперь же он вел лодку прямо в советские территориальные воды. Впервые ему придется командовать в таких опасных условиях. Этого тридцатичетырехлетнего капитан-лейтенанта всегда отличало стремление к приключениям. За полтора года командования «Гаджен» он убедил экипаж лодки в том, что является одним из самых бесшабашных командиров.

В этом у него было много общего со «спуками», прикомандированными к его лодке. Они сами выбрали свое назначение, они были основными военно-морскими шпионами и перехватчиками радиотелефонных переговоров. Они могли летать на шпионских самолетах ВМС и каждый вечер успевать домой к ужину, могли спать с женами, вместо того чтобы дремать бок о бок с полудюжиной матросов или в обнимку с парой торпед. Но для «спуков» почти все, сказанное о подводных лодках, казалось признаком значимости и драмы. Они буднично прибывали на лодку в форменной одежде, подобной той, которую носил Остин на «Кочино», т. е. заменив свои прежние эмблемы на эмблемы радистов. В их письменных предписаниях было написано: «прибыть на засекреченный корабль».

Задача «спуков» заключалась в том, чтобы наблюдать за вероятным противником, давать предупреждения, если подлодка будет замечена советскими кораблями или береговыми установками, которые начинали вести наблюдение в океанах с помощью радио – и гидролокаторов. Советские патрульные корабли уже преследовали несколько американских подлодок. Это были годы, ведущие к кубинскому ракетному кризису. То был период, когда советская пропагандистская машина находила себе пищу даже в сказке «Ганс и Грета», печатая большими тиражами ее переделанный вариант, в котором дети трудолюбивых колхозников были порабощены толстым капиталистом в богатой резиденции на зловещем Западе. А советские «друзья по переписке» предлагали американцам обмениваться фотографиями прекрасных соборов на фоне береговой черты побережья Северной Америки, по возможности включая виды портов и гаваней. Когда личный состав вступал на борт «Гаджен», мало кто из моряков сомневался в том, что они являются участниками необъявленной войны. Несколько американских самолетов-разведчиков были сбиты, и экипаж подлодки мог только гадать, что сделают советские корабли, если они загонят американскую подлодку в безвыходную ситуацию.

«Гаджен» была одной из новейших в ВМС США и одной из первых специально сконструированных дизельных лодок со шнорхелем и электронным оборудованием для подслушивания. На легендарной старой судоверфи фирмы «Электрик Боат компани» в Гротоне (шт. Коннектикут) были уже построены первые две атомные подводные лодки «Наутилус» (бортовой номер SSN-571) и «Сивулф» (бортовой номер SSN-575). Но Риковер, к тому времени уже адмирал, не имел особого желания посылать свои подлодки непосредственно в районы плавания советских ВМС. Он обладал достаточной властью, чтобы держать эти лодки в США.

Риковер родился в еврейском местечке Маков (Польша), в 80 километрах к северу от Варшавы. Его семья, использовав свои связи в конгрессе США, устроила его в военно-морскую академию. Когда Риковер впервые начал проводить эксперименты с атомной энергией, он предложил ВМС приступить к строительству атомных подводных лодок. И даже добился, чтобы его назначили на руководящую работу в комиссии по атомной энергии. Он был настолько нахальным и дерзким, что командование ВМС дважды отказывалось присвоить ему звание контр-адмирала. Но Риковер обратился к своему другу в конгрессе США и получил это звание.

Теперь он использовал свои атомные подлодки для усиления своих связей с общественностью: каждый раз, когда очередной конгрессмен совершал выход в море на атомной лодке, ВМС получали дополнительное финансирование. На самом деле «Наутилус» готовилась к эффектному зрелищу: ВМС пытались выделить ее как первую в истории лодку, достигшую подо льдами Северного полюса.

А пока именно дизельные подлодки выполняли всю шпионскую работу. В их числе была и «Гаджен», идущая на север в сторону Владивостока, крупнейшей советской военно-морской базе на Тихом океане. Лодка приближалась к месту проведения специальной операции в начале августа 1957 года, имея на борту трех или четырех «спуков», которые вовсю работали, выявляя малейшие признаки того, что лодку засекли.

Дополнительная подслушивающая аппаратура была напичкана повсюду. Один из радиооператоров, освоивший русский язык, следил за переговорами между кораблями и берегом. Его задача была не пропустить фразы: «Обнаружена подводная лодка». Другой принимал меры противорадиолокационной защиты, следил за движением на экране радарных импульсов, которые могли обнаружить «Гаджен», и сигнализировал о необходимости погружения. По возможности он записывал развертку импульсов этого радара для того, чтобы американские разведчики смогли найти способы глушения импульсов советских радаров в будущем. Еще один специалист по гидролокаторам находился в готовности оказать помощь в записи так называемых шумовых автографов (характерных звуков) всех проходящих советских надводных кораблей и подводных лодок. Эти своего рода «отпечатки пальцев», уникальные шумы винтов и механизмов могли в будущем помогать американцам распознавать в море советские корабли и подлодки.

Как всегда, «спуки» собирали секретную информацию благодаря как своей удаче, так и приобретенным навыкам. Не было никакой возможности предсказать, каким образом будет развертываться операция.

Не тратя времени зря, командир Бессак направил свою лодку в двенадцатимильную зону территориальных вод, объявленную Советским Союзом. Имевшиеся приказы командования позволяли ему это и, более того, разрешали входить даже в пределы трехмильной зоны, признанной США. Это было реальное начало операции, которая по плану должна была продолжаться один месяц. Спрятав свой корпус длиною 67,6 м и шириной 8,1 м под воду, лодка днем подходила как можно ближе к берегу, имея на поверхности только перископы и антенны для наблюдения за горизонтом.

Каждую ночь «Гаджен» уходила из зоны на 20–30 миль, запускала свои шумные дизеля и заряжала аккумуляторные батареи, а шнорхель осуществлял забор воздуха для обеспечения работы дизелей и выбрасывал отработанные газы через специальную трубу. Этот маневр обеспечивал экипажи достаточным количеством воздуха и электроэнергии для проведения всего следующего дня в советских водах бесшумно, на перископной глубине.

Если бы плавание продолжалось как запланировано, то никогда «Гаджен» не запустила бы дизеля поблизости от советских берегов и не всплыла бы выше глубины шнорхеля до тех пор, пока она не оказалась бы уже на обратном пути в Японию. А до этого момента экипаж будет жить в своей тесной скорлупе, работая в испарениях от работавшего дизеля, которые даже вентилирование через шнорхель не могло устранить.

Экипаж лодки почти перестал замечать эти запахи. Одежда, кожа, волосы – все было пропитано «дизельным одеколоном», отличительным запахом подводника, скрывавшим другие запахи. Душевые кабины для экипажа были обычно заполнены продуктами питания, и на каждого человека в лучшем случае выделялась в день половина миски пресной воды для умывания. Благодаря новым испарителям, на «Гаджен» вода была значительно чище, чем ржавая вода из баков на старых дизельных лодках, но все равно в ограниченном количестве. Экипаж придумывал различные хитрости, чтобы с наибольшей пользой употреблять ее. Умывание начинали с лица, а далее вниз тело протирали губкой. Устраивали временные души соленой водой из трюмов машинного отделения и добывали несколько дополнительных чашек пресной воды, устанавливая ведра для сбора конденсата, от которого все на лодке было сырым и капающим. Обычно набирали конденсата достаточное количество для проведения одной стирки белья за все время похода. Такая прибавка воды была достаточна, чтобы не проклинать испарения, идущие из трюмов и превращающие койки в металлические болота. Для защиты от влаги матрацы стали помещать в водонепроницаемые пластиковые мешки на застежке-молнии. Каждый подводник научился быстро раскрывать такой мешок, залезать в него и сразу же закрываться.

Комфорт – это, конечно, хорошо, но главной целью для каждого было остаться в живых. А для этого правила были совсем простые – соблюдать тишину, оставаться в подводном положении и, прежде всего, избегать обнаружения. Это было самое главное правило, которое «Гаджен» тем не менее собиралась нарушить. Это случилось в понедельник, 19 августа 1957 года, где-то около 17.00 по часовому поясу советского Тихоокеанского побережья. «Гаджен» находилась в подводном положении уже почти 12 часов. Потребуется два-три часа, чтобы достичь той удаленной точки, где она может подвсплыть на глубину шнорхеля, и затем еще несколько часов, чтобы пополнить запас воздуха и подзарядить аккумуляторные батареи для обеспечения плавания на следующий день. Воздух в лодке уже был скверный, насыщенный испарениями дизельного топлива больше обычного, запах стоял отвратительный. Несколько человек в старшинской кают-компании смотрели кинокартину. Под жужжание 16-миллиметрового кинопроектора популярные американские кинозвезды Спенсер Трейси и Ли Марвин изображали жизнь в первые послевоенные дни. Фильм был новый. Недостаток воды и пространства на подводной лодке командование ВМС стремилось восполнить хорошими кинокартинами и хорошей пищей.

На мгновение «Гаджен» накренилась. Началась небольшая качка, какая обычно происходит, когда на поверхности штормит. Но в спокойных водах на подходах к Владивостоку такая качка может случиться только тогда, когда рубочные рули выйдут из-под воды и коснутся волны. Затем лодка начала погружаться. Вроде бы ничего особенного, не срочное погружение, а плавное, которое можно почувствовать, только когда находишься в вертикальном положении.

Неожиданно прозвучал сигнал тревоги. Ничего необычного не было и в команде, прозвучавшей из динамика: «По боевым постам!» В считанные секунды люди выбирались из коек, выскакивали из кают-компании и других мест и бежали по узким коридорам. Моряки хватались за горизонтальные перекладины, приваренные к водонепроницаемым дверям, стремительно перебрасывая ноги в соседний отсек. Затем, протаскивая плечи и голову, соскальзывали вниз по трапам. Кто-то кричал всем, кто мог его слышать: «Нас таранили!» «Проклятые русские наверху, и старик уходит поглубже». Другие думали, что антенну противорадиолокационной защиты слишком долго держали над водой, эта антенна была около 30 см шириной и 46 см высотой. Вахтенный офицер был обязан опускать ее, как только обнаружит сигнал радара, что должно означать, что русские облучают «Гаджен». Обычно эта антенна поднималась и опускалась совместно с перископом, примерно на 30 секунд. Но в походах к советскому побережью мачту поднимали на более длительный срок, поскольку на нее были добавлены еще и другие разведывательные антенны. А возможно приказ убрать антенну поступил слишком поздно. Не исключалось, что на лодке недостаточно четко удерживали заданную глубину и поэтому как мачта, так и рубочные рули могли оказаться на поверхности.

В любом случае все, что выступало на поверхности, приводило к тому, что «Гаджен» могла быть легко обнаружена. Так и случилось. Советские корабли уже шли в направлении лодки, когда командир отдавал распоряжения, чтобы избежать столкновения. Уводя лодку в глубину, он искал температурный слой, массу холодной воды, которая могла бы укрыть лодку, отражая обратно на поверхность импульсы гидролокаторов, посылаемые в глубину советскими кораблями. Несомненно, советские корабли будут использовать активные гидролокаторы, посылая исключительно точные звуковые лучи и получая полную картину того, что происходит в глубине. У них не было причин использовать пассивные гидролокаторы, не издающие звуков. Ведь не за ними же охотились.

Глубина 30 метров, 60 метров, командир никак не мог найти этот температурный слой, чтобы спрятаться под ним. Глубина 90 метров. В это время экипаж услышал короткие, резкие звуки, пронизывающие весь корпус лодки. Внимание всех было сосредоточено на этих звуках. Командир повел лодку глубже и к выходу из двенадцатимильной зоны. Многим показалось, что удалось убежать, но советские корабли продолжили преследование. Идя на аккумуляторах в подводном положении, «Гаджен» не могла убежать, ее скорость не превышала нескольких узлов.

К этому моменту весь экипаж думал только о том, как вырваться из этой ситуации. Рулевые горизонтальными рулями строго удерживали заданную глубину погружения. Другие же внимательно следили за показаниями глубиномеров. Командир стоял в тесном центральном посту, отдавая приказы. Рядом с ним старший помощник лейтенант Джон Коппедж, уроженец юга, которого матросы за глаза называли Бо.

На боевых постах вокруг командира находились офицеры поста управления оружием, рулевые, а также склонившиеся над картами штурманы, прокладывающие курсы движения лодки, резко меняющиеся, чтобы ускользнуть от преследователей. За водонепроницаемой переборкой рядом с центральным постом сидели гидроакустики в своих маленьких затемненных помещениях, наблюдая за экранами и пытаясь определить количество звуков гребных винтов.

Наверху находились два корабля. К ним вскоре присоединились и другие, и все с одной целью – поймать «Гаджен». А тем временем емкость аккумуляторных батарей на лодке была на нижнем уровне, воздух сделался спертый, как обычно в конце дня. Запустить дизеля, забрать свежего воздуха и подзарядить аккумуляторы можно будет только тогда, когда лодка сможет подвсплыть к поверхности, поднять трубу шнорхеля и держать ее на поверхности до тех пор, пока не провентилируются помещения. Уровень углекислого газа в воздухе лодки сделался уже достаточно высоким, и часть людей чувствовала тошноту; другие страдали от головной боли, как будто голова раскалывалась. Это был самый ужасный момент для любой дизельной подлодки и особенно для той, которую обнаружили.

Вспомогательное оборудование было отключено, чтобы сэкономить электроэнергию и снизить шумы. Электроосвещение доведено до минимального уровня, скорее мерцание, чем освещение. Вентиляторы и воздуходувы выключены. Командир отдал распоряжение оставить на боевых постах только одну смену личного состава, остальным лежать на койках, чтобы экономить кислород. С поверхности корабль осыпал «Гаджен» зондирующими импульсами, «отгоняя» ее в сторону другого корабля, который в свою очередь начинал гидроакустический штурм. Каждый зондирующий импульс напоминал экипажу, что кто-то совершил большую ошибку.

Из помещения гидроакустиков доносилась информация о том, что наверху уже четыре корабля. Люди посылали проклятия «Чарли Брауну», так они называли советские корабли, когда не употребляли более яркие выражения.

Вместе с серией зондирующих акустических импульсов вокруг «Гаджен» раздалась серия небольших взрывов. Лодка вновь попыталась изменить курс, чтобы ускользнуть от преследователей. И преследователи ответили: советские корабли стали сбрасывать небольшие глубинные заряды, взрывы которых звучали как разрывы ручных гранат. Громкие звуки взрывов проникали сквозь корпус. Но с лодкой было все в порядке. «Гаджен» могла выдержать эти небольшие взрывы. А что, если советские корабли применят настоящие, полномасштабные глубинные бомбы? Командир начал отдавать приказания о новой серии маневрирования с целью ускользнуть. В центральном посту люди работали, напрягая слух, стараясь определить, что делается снаружи. Другие лежали тихо на своих койках, тоже внимательно прислушиваясь и ожидая грохота более сильных взрывов, которые могут означать, что «Гаджен», возможно, никогда не всплывет на поверхность. Молодые моряки заметно нервничали. Несколько ветеранов, что прошли Вторую мировую войну, внешне не проявляли страха, но они и лучше других понимали, что обстановка значительно хуже, чем кажется. Они помнили, что их тезка, подлодка Второй мировой войны «Гаджен», погибшая в 1944 году в Тихом океане, как полагают, была уничтожена глубинными бомбами противника. Они теряли своих товарищей на подлодках в годы войны, а некоторые из них бывали на лодках, которые чудом уцелели после взрывов глубинных бомб. Они пережили ужасные потрясения, когда промокали до нитки под струями морской воды, бившей из перебитых трубопроводов лодки, размышляя, как долго они смогут продержаться внутри этого непрочного стального цилиндра.

Советские корабли сделали еще заход, затем другой, облучая зондирующими импульсами и сбрасывая глубинные заряды, наподобие ручных гранат. «Успокойся, мы выберемся из этого», – тихо сказал командир молодому девятнадцатилетнему матросу.

Юноша уже выставил напоказ талисманы от катастрофы, татуировки курицы и свиньи, наколотые по одной на каждой ноге. Это была своего рода традиция, пришедшая из старой гавайской легенды. В ней говорилось, что курицы и свиньи всегда найдут что-нибудь, на чем можно выплыть, и они никогда не тонут. Несколько человек имели такие же татуировки.

К этому времени осада продолжалась уже почти три часа. Командир продолжал поиск температурного слоя, погружая лодку на допустимую глубину около 200 метров, а вскоре погрузился еще глубже. Искомого температурного слоя не оказалось. Может быть, этот слой где-нибудь на глубине около 250 метров? Корпус лодки должен был выдержать давление даже на 30 метров больше допустимой, и командир, по-видимому, рискнул бы. Но возникла проблема, которая не давала ему возможности воспользоваться этой крайней мерой. Утром что-то оказалось зажатым во внешнем клапане мусорного эжектора. Все, что закладывалось в эжектор, должно было быть упаковано в мешок и перевязано. Весь экипаж знал это правило. Обычно столб воды поступает через входное отверстие, и затем эта вода и мусор выталкиваются в море. Но кто-то просто бросил какой-то предмет в эжектор, предварительно не положив в мешок и не перевязав, чем и заклинил внешний клапан.

В результате теперь только внутренний клапан, т. е. всего одна пластина стала сдерживать давление огромной толщи океанской воды. Даже глубины 160 метров достаточно, чтобы давление воды через отверстие диаметром 25 мм превысило возможности откачивающей системы и утопило бы лодку. Если внутренний клапан, закрывающий мусорный эжектор, не выдержит, даже на той глубине, на которой лодка находится сейчас, она погибнет.

У одного из старшин целый день было дурное предчувствие в отношении этого эжектора еще задолго до встречи с советскими кораблями. Он даже предлагал послать кого-либо из водолазов, чтобы освободить внешний клапан эжектора. Но командир решил, что проводить эту операцию было слишком рискованно. Несомненно, если бы «Гаджен» не находилась теперь в таком положении, то более глубокое погружение могло бы спасти ее. Следовательно, глубже погружаться нельзя. Командир стал предпринимать другие варианты и приказал выпустить из кормового отсека специальные устройства, создающие шумы. Эти устройства были в жестяных банках длиною около метра каждое. Выпущенные за борт, они начинали выделять в воду поток пузырьков воздуха, вводящих в заблуждение гидроакустиков.

Но советские корабли не поддались на эту уловку. На запуск с «Гаджен» шумовых помех они ответили сбросом новой серии взрывных устройств, подобных ручным гранатам. Было ли это наказанием за смелую попытку ускользнуть? Или это была насмешка, чтобы показать, как глупо провалилась эта уловка? Это уже не имело никакого значения. «Гаджен» продолжали атаковать.

Тогда командир взглянул на рулевых и со словами: «Давайте попытаемся», – приказал направить лодку прямо на противника, надеясь, что советские корабли такого маневра не ожидали. Ничего не получилось. Не получилось и тогда, когда он направил лодку сначала влево, затем направо и затем снова прямо. На каждый маневр следовала серия взрывов.

Теперь на поверхности находилось уже 8 кораблей. Они по очереди проходили над лодкой. Гидроакустики внимательно следили за курсами советских кораблей, а торпедисты держали торпеды в готовности к залпу. Но для шпионских подлодок общей установкой было «не стрелять», т. е. не стреляй до тех пор, пока сам не будешь обстрелян. До сих пор малые взрывные устройства не были заменены на мощные глубинные бомбы.

Осада продолжалась двадцать часов, двадцать четыре часа. Никто не помнит, чтобы командир или его старший помощник покидали центральный пост. Если они и спали, то на короткое время, как говорится, клевали носом в кресле. Большинство экипажа также воздерживалось от сна, и даже те, кто находился в койках, просто лежали, прислушиваясь к звукам осады. Мучительно больно было идти куда-то и даже просто дышать. Даже короткий переход от боевого поста до центрального поста приводил к тому, что у человека появлялась одышка, его глаза слезились, а сердце стучало, как будто он пробежал 5–6 километров. Конечно, горячую пищу не готовили. Вместо этого в кают-компании подавали холодные бутерброды. Курение было запрещено. Так или иначе, все равно невозможно было зажечь сигарету из-за недостатка кислорода в воздухе.

Все же некоторые находили места относительно богатые кислородом, где можно было зажечь сигарету и тайком сделать пару затяжек.

Дополнительный кислород во внутренние помещения брали из больших баллонов, прикрепленных с внешней стороны борта лодки, причем два баллона находились в кормовой части и два в носовой. Но пополнение кислородом не могло сократить уровень углекислоты и угарного газа, содержание которых в воздухе поднималось до опасного уровня. Почти всех мучила головная боль. Некоторые были близки к обмороку.

Устройства с кристаллами гидрата окиси лития были расставлены во всех помещениях лодки для абсорбирования излишков углекислого газа. Эти кристаллы разбрасывались даже на матрацы, чтобы способствовать процессу поглощения. Но уровень углекислого газа оставался слишком высоким. Кристаллы гидрата окиси лития не в состоянии были поглощать угарный газ без цвета и без запаха, который мог в конечном счете усыпить всех навсегда. Советские корабли ставили «Гаджен» в тупик, проходя над ней то спереди, то сзади, то по диагонали, заставляя ее идти по намеченному ими курсу. Проход каждого корабля сопровождался потоком зондирующих импульсов и затем взрывами гранат.

…Среда, 21 августа, раннее утро, никаких изменений. Среда, после полудня – никаких изменений. Среда, к вечеру «Гаджен» была в осаде уже 48 часов в подводном положении и не поднимала шнорхель почти 64 часа. Командир записал в вахтенном журнале, что за двое суток лодка прошла расстояние, равное нулю. Необходимо сделать что-то решительное.

Старший помощник начал обходить помещения и информировать личный состав о том, что они собираются попытаться поднять шнорхель, как он выразился, попытаться «высунуть нос». Большую часть осады личный состав работал в повседневном режиме, по одной смене на каждом боевом посту. А сейчас он призывал всех занять места на боевых постах, как по сигналу «боевая тревога». Лодке был необходим свежий воздух. Ей надо было срочно послать сигнал о помощи. Короче говоря, изменить статус-кво или погибнуть. «Мы собираемся подвсплывать, – объявил командир в центральном посту. – Как только выдвинем шнорхель, немедленно начнем вентилировать помещения».

Как только «Гаджен» подвсплыла, моряки попытались включить гидравлический привод для подъема антенны. Но антенна не сдвинулась с места. Должно быть, ее повредило одним из взрывов. Все, что они смогли услышать, так это один глухой удар и за ним другой. Как только шнорхель достиг поверхности, механики запустили дизеля. «Гаджен» сделала пару глотков воздуха. Затем один из советских кораблей развернулся в сторону лодки и с ревом пошел на нее, намереваясь таранить или, по крайней мере, заставить погрузиться. Советские корабли не прекратили преследование, у них не было намерения позволить экипажу лодки глотнуть свежего воздуха и, разумеется, они не собирались позволить лодке послать сигнал о помощи. Кто-то дал сигнал опасности столкновения, и командир дал команду на погружение. Дизеля были остановлены, и «Гаджен» снова пошла на аккумуляторных батареях. Экипажу не удалось послать сигнал SOS. Воздух в лодке остался таким же до крайности спертым. Командир приказал погрузиться на глубину 120 метров и стал обдумывать свой следующий ход. Он посоветовался со старшим помощником, который переговорил до этого с механиком лодки – о состоянии аккумуляторных батарей и с санитаром лодки – о качестве воздуха в помещениях и состоянии здоровья экипажа. Выбора почти не оставалось. Было очевидно, что люди долго не протянут, аккумуляторных батарей хватит часов на восемь, и то, если лодка не будет много двигаться. Но это ничего не решит. Старый морской волк хорошо понимал, что у него нет возможности убежать от своих мучителей.

Через несколько мгновений решение созрело. «Гаджен» будет пытаться поднять шнорхель и, возможно, всплывет на поверхность. Но одно не должно произойти. Лодка не должна быть взята на абордаж и не должна быть захвачена, командир и экипаж должны до этого умереть. Никто из экипажа не высказал возражений. Командир приказал открыть крышки торпедных аппаратов. Он знал, что на советских кораблях это заметят, и хотел показать, что американцы настроены решительно. Затем некоторым офицерам выдали пистолеты, исключая врача Хантли, который ходил по отсекам, размахивая собственным пистолетом, приговаривая, что его обязанность застрелить «спуков», если советские моряки попытаются взять «Гаджен» на абордаж. Одному «спуку» он заявил: «Ты можешь проглотить эту зеленую пилюлю, либо я тебя застрелю». Хантли всегда был немного со странностями.

Наверное, ему никто не давал полномочий расхаживать, рекламируя свою маску с эмблемой смерти. Да и по службе ему никогда не выдавали пистолет. Но у него в руках в решающую минуту все-таки оказался пистолет, и в тот момент «спуки» боялись его больше, чем советских кораблей.

Между тем «спуки» и другие моряки в радиорубке рядом с центральным постом, а также все те, кто имел дело с кодами и другими секретными документами, собирали их в кожаные мешки с дырками, нагруженные свинцовыми грузилами. Некоторые документы были уничтожены на месте. Если советские моряки попытаются взять лодку на абордаж, эти мешки будут выброшены через верхний люк в море.

Это был момент, который ни один подводник не хотел бы пережить. Тяжелее, как говорится, трудно придумать. Может быть, «Гаджен» удалось бы убежать, если бы она могла погрузиться глубже и если бы крышка люка мусорного эжектора не оказалась заклиненной. Каковы бы ни были причины, командир проиграл.

Удрученный, он дал команду на всплытие.

Он еще пытался послать донесение на американскую базу в Японии. Но при всплытии радиомачту опять заклинило. Как только шнорхель появился на поверхности, командир дал приказ, и все три дизеля заработали, выпуская отработанные газы как в атмосферу, так и частично внутрь лодки, еще больше загрязняя воздух в ней. Никто не обращал внимания на выхлопные газы, поскольку шнорхель поставлял в лодку свежий воздух и выбрасывал в атмосферу удушливый, которым люди дышали прежде.

«Гаджен» была на перископной глубине, и было ясно, что советские корабли отстают. Но надолго ли? Прошла минута, две, затем пять минут, но «Гаджен» все еще не могла послать донесение. Но лодка пополняла запасы свежего воздуха и удаляла выхлопные газы. Экипаж интересовал вопрос, пойдет ли командир напролом, всплывет ли лодка?

До последней минуты командир производил расчеты и перебирал возможные варианты. «Гаджен» потребуется, по крайней мере, двадцать минут работы шнорхеля, чтобы минимально проветрить помещения, а подзарядка батарей еще даже и не начиналась. Если снова придется погрузиться, то в лучшем случае лодка будет медленно идти на аккумуляторных батареях. Если лодка останется на глубине шнорхеля, то можно будет переключить один дизель на подзарядку аккумуляторов и двигаться немного быстрее. Однако только на поверхности лодка могла помчаться к Японии на предельной скорости 20 узлов. Кто знает, будут ли советские корабли нападать снова, но при этой скорости, и учитывая преимущество на старте, может быть, удастся оторваться.

Он принял единственное возможное в тот момент решение – всплывать.

Никто не был ранен, ни одна шпага не сломана и никакая территория не отдана. Но США проиграли важную битву. Впервые в этой «холодной войне» под водой подлодку вынудили отказаться от выполнения задачи, выйти из укрытия и оказаться уязвимой на гребнях волн.

Затем командир дал указание послать уже и так запоздалый сигнал о помощи. «Посылай этот проклятый сигнал на английском языке», – прокричал командир в ответ на вопрос радиста, каким текстом передавать сигнал. Сигнал был передан открытым текстом.

Больше уже не было смысла скрывать свою принадлежность. Между тем командир начал подниматься вверх по длинному трапу, ведущему из центрального поста на рубочные рули и далее на ходовой мостик. За ним поднимался один из офицеров, сигнальщик и матрос с мегафоном, через который будут передаваться команды командира, если советские корабли будут приближаться с целью атаковать. И если среди этих кораблей будет эсминец, то у «Гаджен» не будет никаких шансов на благоприятный исход.

На поверхности было все еще светло как днем. С мостика можно было видеть советские корабли. Два или три корабля находились слева. Это были малые охотники за подводными лодками. Остальные располагались позади. Похоже, они не собирались в стаю, чтобы загонять подлодку, у которой аккумуляторные батареи почти полностью разряжены.

С советских кораблей поступил сигнал «А», означающий по международному коду: «Кто вы? Покажите ваши позывные». В ответ «Гаджен» передала сигнал «А». С советских кораблей последовал ответ: «СССР». «Гаджен» ответила по международному коду: «ВМС США. Мы идем в Японию». В ответ пришло указание: «Продолжайте движение и уходите из советских территориальных вод». Сигнальщик с облегчением интерпретировал экипажу ответ следующим образом: «Они сказали: спасибо за помощь в проведении учений по противолодочной обороне». Он безуспешно пытался подавить усмешку. Остальной экипаж тоже усмехался. У людей поднялось настроение. Они пережили муки ада. Празднование уже шло вовсю, когда над головой появились американские самолеты, чтобы убедиться, что с «Гаджен» все в порядке и она полным ходом в надводном положении уходит подальше от советских берегов.

Впервые за много дней коки разогревали свои печи. На обед был приготовлен бифштекс, и каждый получил по две банки пива. Экипажу и в голову не приходило, что на борту лодки могло быть пиво, да еще целые ящики банок с пивом. Оказалось, что так. И моряки предпочитали пить пиво молча, чем указывать старому морскому волку на нарушение правил. Они могли двигаться, могли свободно дышать, и шла подзарядка аккумуляторных батарей. Они были в чертовском смущении. Но в тот момент всем было все равно. Они благополучно убежали и в первый раз признавались друг другу, что не были уверены в благополучном исходе. Советские корабли, вероятно, могли утопить лодку. Они просто не хотели этого делать. Возможно, рассуждали на «Гаджен», они и хотели, но им не разрешили.

Не было официального празднования, когда «Гаджен» прибыла в Йокосуку в понедельник 26 августа 1957 года. Настроение на базе было отвратительное: Советский Союз объявил об успешных испытаниях межконтинентальной баллистической ракеты. В этой обстановке командование ВМС хотело, чтобы инцидент с «Гаджен» был забыт и как можно скорее.

Радист, который открытым текстом передавал сигнал о помощи, был повышен в звании и немедленно переведен на другой корабль. Были разговоры, что ему после этого разрешалось работать на ключе только левой рукой, чтобы по его почерку работы перехватчики не могли догадаться, что сообщение идет с американской подлодки.

Командир лодки Бессак также ушел с лодки. Он еще раньше был включен в списки кандидатов на перевод с дизельных подводных лодок на атомные подлодки адмирала Риковера. И это осталось без изменений. Что действительно изменилось, так это планы оперативного использования подлодки «Гаджен». Вскоре командование ВМС объявило, что она готовится первой из всех подводных лодок в мире совершить кругосветное плавание. Это был самый лучший способ убрать ее с Тихого океана, где она стала хорошо знакома советским кораблям, а также лучший способ пресечь распространение среди подводников сведений об инциденте с ней.

Конечно, командование ВМС предложило другое официальное объяснение этому плаванию, считая его предназначенным для претворения в жизнь программы «Народ – народу», а президент Эйзенхауэр назначил каждого члена экипажа «послом доброй воли во всем мире». Каждый из этих «послов» имел приказ никогда не говорить ни слова об инциденте с «Гаджен».

Между тем, воодушевленные победой, советские ВМС стали без особого пиетета относиться и к другим американским подлодкам. Среди них была и подлодка «Ваху» (бортовой номер SS-565), застигнутая у советских берегов, но сумевшая ускользнуть, хотя и с поврежденным двигателем. Поскольку подлодки действовали спокойно, Советский Союз вел себя по отношении к ним сдержаннее, чем по отношению к шпионским самолетам, которые преднамеренно облучали радиолокаторы советской системы ПВО, чтобы замерить их характеристики.

Сколь ни опасными стали эти подводные стычки, но не было потоплено ни одной подлодки, а глубинные бомбы сбрасывались обычно в виде маломощных зарядов, подобно случаю с «Гаджен». Подводные стычки в советских водах твердо закрепились как составная часть «холодной войны», и их напряженность лишь усиливалась по мере того, как обе стороны готовились к развертыванию своих первых атомных подводных лодок. После того как Советский Союз запустил первый спутник осенью 1957 года, президент Эйзенхауэр сразу же распорядился ускорить строительство атомных подводных лодок, которые могли запускать ракеты «Поларис» из подводного положения. Между тем ВМС США переоборудовали несколько дизельных подводных лодок под вооружение управляемыми ракетами «Регулус», прототипами которых были немецкие самолеты-снаряды с дальностью стрельбы 300–400 морских миль. Для запуска ракеты «Регулус» лодка была вынуждена всплывать, а полетом ракеты от старта до места падения следовало управлять как с этой лодки, так и с другой, находившейся ближе к побережью Советского Союза. Опасения, что в ответ Советский Союз пошлет свои шпионские и ракетные подлодки к берегам США, побудили Вашингтон взять в свои руки руководство подводным шпионажем. Неожиданно операции, которыми обычно руководили командующие флотами, стали проверяться администрацией Белого дома и Пентагоном. А Центральное разведывательное управление и Агентство национальной безопасности, которое занималось дешифрованием кодов и было настолько сверхсекретным, что даже работавшие там сотрудники шутили, что его сокращенное название АНБ якобы означает «Нет Такого Агентства», стали в значительной мере определять, какую разведывательную информацию следует добывать в первую очередь.

Едва ли хоть одна советская дизельная подлодка совершила длительный переход к берегам США, однако это не остановило вспышку «красной истерии». Один из членов палаты представителей конгресса США заявил, что около Атлантического побережья США было замечено почти 200 советских подводных лодок. Простые граждане стали устанавливать «сторожевые вышки» для наблюдения за подлодками, и в последующие несколько лет случаи «обнаружения» подлодок стали более частыми. Так, одна женщина, указанная в документах ВМС только как Гилкинсон, сообщала о том, что видела три подлодки у берегов Флориды, включая одну, которая прошла в трех метрах от нее, когда она ныряла с аквалангом. Один мужчина из Техаса сообщал о том, что видел перископ на том месте, где, как оказалось, глубина была всего полтора метра.

ВМС тоже вели наблюдение за советскими подлодками. Но они вели его главным образом в довольно узком районе, образуемом Гренландией, Исландией и Великобританией. Советские корабли и подводные лодки вынуждены проходить через этот «контрольный пункт», чтобы выйти на атлантические маршруты к США. Довольно часто группа американских дизельных подлодок находилась на так называемом «оперативном барьере» с внешней стороны этой узкости, а британские ВМС также вели наблюдение за советскими подлодками. В дополнение к этому ВМС США начали устанавливать вдоль Тихоокеанского и Атлантического побережья подводные шумопеленгаторы, создавая подслушивающую систему под названием SOSUS – систему наблюдения за шумами с целью обнаружения кораблей и подводных лодок. Однако аналитики, пытавшиеся расшифровывать записи данной системы, нуждались в дополнительных данных, чтобы отличать шумы советских боевых кораблей от шумов, создаваемых рыболовными траулерами и торговыми судами. Им нужна была библиотека образцов шумов, которую лучше всего могли собрать шпионские подлодки, слушая и записывая шумы советских кораблей и подводных лодок.

ВМС США кроме того искали удобного случая, чтобы добиться возмездия. Они хотели расквитаться с советскими кораблями за страдания «Гаджен» и за другие подобные атаки на американские лодки.

Командующий Атлантическим флотом адмирал Дж. Райт у входа в свой кабинет вывесил официальное объявление с обещанием преподнести в качестве дара ящик очень престижного виски «Jack Daniels Old № 7» первому командиру на месте действия в Атлантическом океане, кто представит доказательство того, что не американская или известная дружественная подлодка была измотана и вынуждена всплыть.

В мае 1959 года адмирал Райт объявил победителя. Подлодка «Гренадиер» (бортовой номер SS-525) преследовала советскую подводную лодку около берегов Исландии в течение 9 часов, принудив ее всплыть полностью «измотанной». Командир «Гренадиер» капитан-лейтенант T. Дэвис получил обещанный ящик виски. А ВМС США принудили к всплытию первую советскую подлодку. Более важно было то, что впервые удалось тщательно рассмотреть эту советскую лодку-ракетоносец типа «Зулу», которая была переоборудована под ракетное вооружение. Дэвис также привез домой фотоснимки и пленки с записью шумов этой лодки. ВМС США спокойно распространили сообщение об успехе по всему Вашингтону. В конце 1959 года специальный помощник президента Эйзенхауэра по вопросам науки и технологии Дж. Кистяковски записал в своем дневнике, что «послушал очень интересный отчет о способах, с помощью которых наши ВМС получают весьма закрытую информацию о военно-морской деятельности Советского Союза». Совещание было настолько секретным, что содержание его он не мог изложить на бумаге. «Когда-нибудь, – рассуждал он, – это будет очень увлекательная новость».

Из стычек подводников были сделаны и другие выводы. Обе стороны все больше осознавали, что хотя шнорхель и произвел революционные изменения в подводной войне, тем не менее возможности подводных лодок оставались весьма ограниченными. При длительном нахождении в подводном положении экипажи задыхались, и лодки вынуждены были всплывать, становясь очень уязвимыми. Для американских подводных сил было ясно, что атомные подлодки Риковера не должны оставаться антикварными редкостями. Настало время этим лодкам выходить на оперативный простор.

Атомные лодки Риковера, казалось, имели бесконечный источник энергии. Реакторы расщепляли атомы, превращали воду в пар достаточной мощности, чтобы вращать гребной винт, и лодка имела возможность плавать дальше и быстрее, чем дизельные лодки. Они могли производить собственный кислород и устранять излишки углекислого газа из воздуха лодки. Они способны были находиться под водой в течение всего похода.

Многоцелевые атомные подлодки начали выполнять задачи, в точности повторявшие те, которые впервые выполняли дизельные лодки, безнаказанно вторгаясь в советские воды. Приказы оставались прежние: подходить близко к советским кораблям и еще ближе к советскому побережью. Разрешается любой риск. Но не попадаться.

Так, в конце 1960 года капитан первого ранга У. Беренс провел атомную подводную лодку «Скипджек» (бортовой номер SSN-585) в устье длинного канала для морских судов, который ведет к Мурманску. Он приблизился к советскому порту так близко, что офицеры через перископ могли увидеть пирс, находившийся в 30–40 метрах. Пожалуй, они подошли ближе, чем хотелось бы командованию ВМС, по крайней мере, ближе, чем командование хотело бы это признать. Действительно, перед тем как лодка проникла в канал, моряки видели, как один из офицеров отключил автопрокладчик, регистрировавший движение лодки, чтобы не осталось письменного подтверждения вторжения. Позднее, во время того же похода лодка наблюдала за ходовыми испытаниями первой советской дизельной подлодки типа «Гольф», которая была специально построена для вооружения баллистическими ракетами. Командир «Скипджек», который поначалу удивлял часть экипажа своей медлительностью и старомодностью, доказал, что он может действовать так же рискованно, как и другие командиры, что он может быть одним человеком на берегу и совершенно другим в море, особенно в советских водах.

В этом смысле он был не одинок. То была эра бесшабашных командиров атомных подлодок, которые, казалось, унаследовали от своей службы на дизельных лодках один принцип: никаких ограничений в методах выполнения задач. На Тихом океане пара командиров выключали атомный реактор для уменьшения шумового фона, чтобы записать шумовые автографы советских кораблей, и оказалось, что их лодки дрейфовали на слишком большой глубине. Другая подлодка, идя под перископом, столкнулась с советской лодкой, которая всплывала из глубины. Однако наиболее срочной задачей являлось выяснение, на какой стадии находится Советский Союз в деле создания атомных подводных лодок. Хотя некоторые высокопоставленные деятели в США и сомневались, но постепенно стало ясно, что Советский Союз начинает производство трех типов атомных лодок: типа «Хотель», вооруженная тремя баллистическими ракетами; типа «Эхо», вооруженная крылатыми ракетами корабль-корабль, и «Новембер» – многоцелевая. Первые разведданные показывали, что эти лодки были такими несовершенными и шумными, что в ВМС США их прозвали «клушами». Ни лодки типа «Гольф», ни «Хотель» не были готовы к выходу на патрулирование.

Было ясно, что США выиграли гонку по расстановке ракетных лодок у побережья противника в зоне дальности стрельбы. 4 дизельных подлодки с примитивными ракетами «Регулус» выходили в Тихий океан в 1959 и 1960 годах, а первую атомную подлодку «Джордж Вашингтон» (бортовой номер SSBN-598) с ракетами «Поларис» решились отправить в Атлантику только в ноябре 1960 года. Подлодки с ракетами «Регулус» проводили так много времени в ужасную погоду у берегов Советского Союза, что их экипажи стали называть себя членами «яхт-клуба на севере Тихого океана». Подлодка «Гроулер» (бортовой номер SSG-577) получила тяжелые повреждения, налетев на плавучую льдину у берегов Камчатки, недалеко от советской базы Петропавловск. Между тем программе «Поларис» оказывалась беспрецедентная поддержка. Президент Эйзенхауэр предоставил словоохотливому контр-адмиралу В. Рейборну, ответственному за программу «Поларис», полномочия принимать на службу самостоятельно, в обход обычной бюрократии, любого, кто, по его мнению, может выполнять хорошо и быстро работу по конструированию и строительству подлодок с ракетами «Поларис». Были и ожидавшиеся затруднения с новой технологией (помощники Рейборна проявили чувство юмора, создав секретный фильм о неудачах программы «Поларис», показывая ракету, которая высунула только носовую часть из-под воды, а также ракеты, взлетевшие и кувыркающиеся в воздухе). Однако программа была завершена успешно, в установленные сроки. И в основном потому, что ей был дан высочайший приоритет. Каждый работал, не считаясь со временем, поэтому подводники на новых лодках шутили, что буквы на их бортовых номерах SSBN якобы не потому, что «SS» означают подводный корабль, а «В» означает баллистическую ракету и «N» атомную лодку, а потому, что «SS» – это субботы и воскресенья, a «BN» – множество ночей. Пока Рейборн и его команда занимались строительством лодок, Риковер руководил установкой ядерных реакторов и комплектованием их обслуживающим персоналом. Он делал ставку на людей, которые не поддавались бы панике в критических ситуациях, обращали внимание на любую деталь и были такими же дотошными, каким он сам. Риковер был уверен, что только таким образом можно обеспечить безопасность работы реактора, а это – единственный способ заручиться поддержкой общественности, получить от нее карт-бланш на создание атомных подводных лодок. И он получил его. Теперь люди Риковера были готовы управлять самыми смертоносными подводными лодками, когда-либо построенными в мире, что должно привести Америку к победе в «холодной войне».

Первые лодки «Поларис» были длиною около 106 метров, на 18 метров длиннее, чем предыдущие атомные лодки. Они имели 16 ракет с ядерными зарядами, которые могли быть нацелены на расстояние более 1000 морских миль (морская миля – 1852 м). На них было также по два экипажа, «голубой» и «золотой», которые поочередно выходили в 60-суточные походы, удерживая лодки в море как можно дольше. Служба была тяжелой. Дальность стрельбы 1000 миль вынуждала лодки плавать в штормовых водах северного побережья Европы, оставаясь на этом расстоянии от Москвы. Их работа была «прятаться с гордостью» и быть межконтинентальной ракетной силой, блуждающей и готовой нанести ответный удар, если США подвергнутся нападению и наземные ракеты будут уничтожены. (Даже президент США не знал, где фактически лодки «Поларис» патрулируют в данное время. Им были выделены оперативные районы патрулирования, квадраты со сторонами в сотни миль, в которых эти ракетоносцы находились на дальности стрельбы около 1000 морских миль от целей.)

Были предприняты кардинальные меры безопасности, чтобы полностью исключить возможность какому-нибудь безумцу по своей воле развязать ядерную войну. Во-первых, любой приказ о запуске ракет должен точно соответствовать кодам подлинности, которые менялись по определенным датам и хранились на борту лодок за двумя спаренными дверьми, закрытые на замок в сейфе, приваренном к переборке поста управления. Только у двух человек хранились комбинации ключей, чтобы открыть сейф и сверить подлинность кода, который они показывают командиру и его помощнику. Как только код подлинности проверен, три человека используют три отдельных, хранящихся в сейфах ключа для фактического запуска ракеты. Ключ командира лодки позволяет ему включить корабельную систему огня. Ключ старшего помощника взводит спусковые механизмы. Затем офицер, управляющий огнем, может использовать свой ключ для запуска ракеты. Предполагалось, что весь этот процесс займет не более 15 минут.

Со своей стороны Советский Союз имел лишь несколько атомных подлодок, причем сконструированных настолько плохо, что люди в них нередко погибали. На одной подлодке произошел такой ужасный инцидент с ядерным реактором, что оставшиеся в живых члены экипажа переименовали ее в «Хиросиму». К тому времени, когда в 1962 году Советский Союз попытался установить на Кубе ракетные установки, Соединенные Штаты настолько вырвались вперед, что могли быстро собрать несколько подлодок типа «Поларис», в конечном счете всего 9 штук, и выставить их на позиции в пределах дальности стрельбы по Советскому Союзу. (Общественность США так и не узнала, насколько правительство было напугано тем, что Советы будут усиливать военно-морскую конфронтацию. За несколько месяцев до кубинского кризиса перебежчик из Советского Союза предоставил материалы, которые стали именоваться «Эвкалиптовые документы» – детали советского плана использования тактического ядерного вооружения против американских судов и подводных лодок в случае развязывания войны на море. Советников президента Джона Ф. Кеннеди преследовала мысль о том, что Советский Союз мог уже предпринять первоначальные меры по этому плану. Действительно, Кеннеди опасался, что любая морская битва может усугубить кризис, с применением или без применения ядерного оружия. Когда он установил военно-морскую блокаду Кубы, была замечена советская подлодка рядом с двумя советскими транспортными судами. Когда Кеннеди узнал об этом, он спросил своих помощников: «Есть ли хоть какая-нибудь возможность избежать нашей первой стычки с русской подлодкой? Хоть что-нибудь, только не это!»)

Были такие стычки, но худшие опасения Кеннеди не подтвердились. Американские самолеты и корабли обнаружили несколько советских дизельных подводных лодок и легко заставили всплыть три из них.

США, таким образом, получили явное превосходство, но надолго ли? Карибский кризис, возможно, научил советских лидеров, что будет невозможно построить сухопутные ядерные силы вблизи от американских берегов. Но собирая подлодки типа «Поларис» на позиции дальности стрельбы, США также показали, что есть и более лучший способ достичь тех же целей.