Игра в прятки. История американского подводного шпионажа

Глава 3
Поворот в океанские глубины

Окрыленный успехом программы «Поларис», адмирал Рейборн начал заглядывать в будущее, подумывая о новых путях усиления ядерного сдерживания. Он вскоре обратился к молодому гражданскому специалисту, которого несколько лет тому назад вытащил из безвестности и назначил главным ученым консультантом программы «Поларис».

Джону Крейвену, когда его нашел Рейборн, было немногим больше 30 лет. Его обязанности заключались в том, чтобы присматривать за всеми, работавшими над созданием ракетных подводных лодок, обнаруживать проблемы и находить их решения. Он, по его словам, был «главным занудой».

Эта кличка соответствовала действительности. Молодой человек был очень говорлив, его захлестывали идеи. Он мог анализировать сложнейший рабочий план и в то же время с чувством декламировать стихи или целую серию собственных афоризмов о море. Крейвен проповедовал фантазию в военном деле. Эта роль была предначертана ему с самого рождения. Он был из семьи, родословная которой по материнской линии уходила к мавританским пиратам, а по отцовской линии раздваивалась между пресвитерианскими священниками и военно-морскими офицерами, скучавшими в церкви на семейной скамье во время молебна.

Большинство Крейвенов гордились военно-морской родословной, которая шла от Туниса Аугустаса Макдонаф Крейвена, командовавшего во время Гражданской войны в США кораблем сторонников федерации «Текамзе». Корабль был таранен самоходной миной конфедератов, и именно тогда адмирал Д. Фаррагут произнес свои незабываемые слова: «Наплевать на торпеды! Полный вперед!»

В соответствии с благородной традицией Тунис Аугустас Макдонаф тонул на ходовом мостике корабля. Джон Крейвен нередко с чувством гордости вспоминал этот эпизод из родословной своих предков. И не забывал добавить, что в его жилах течет пиратская кровь, унаследованная по материнской линии.

Джон Крейвен, по крайней мере частично, оправдал ожидания своей семьи. Его, не оканчивавшего военно-морской академии, зачислили в резерв ВМС; он стал инженером-океанологом. Джона влекли океанские глубины, подводные маневры, на которые большинство в ВМС не обращало внимания, считая это дело невозможным или, по крайней мере, весьма неправдоподобным. Но Крейвен беззаветно верил в то, что окажется прав. Дайте только срок!

Рейборн предоставил Крейвену карт-бланш, поручив ему то, что тот делал лучше всего: выдавать идеи и как можно больше. К 1963 году Крейвен усиленно работал над задуманной Рейборном программой морских средств сдерживания. В качестве первого шага Крейвен выделил из своего бюджета миллион долларов, полагая, что этого будет достаточно для создания небольшой политической программы по проведению анализа стратегического сдерживания. В ходе выполнения программы он обнаружил, что привлек к ее разработке почти всех политологов, занимающихся вопросами оборонной стратегии.

А Крейвен тем временем выдвигал все новые и новые идеи: ракеты, размещенные на дне океана на глубине нескольких тысяч метров; подводные лодки, способные погружаться и наблюдать мрачные глубины, используя специальные камеры в этих неизведанных и чуждых человеку сферах…

В военно-морских кругах идеи Крейвена не вызвали особого интереса. Проводившиеся ранее небольшие исследования океанских глубин уже давно были переданы малочисленной группе океанографов. Адмиралы считали, что операции на больших глубинах еще сложнее, чем запуск человека в космос, который в тот момент приковывал к себе всеобщее внимание. Самая глубоководная американская подводная лодка могла достичь глубины в пределах 300–450 метров. Погружение глубже привело бы к гибели из-за взрыва, направленного внутрь, в результате огромного давления воды, достаточного, чтобы моментально раздавить даже такую мощную подлодку как «Поларис».

Все в океанах, что находилось глубже слоя, в котором действуют подлодки, военно-морские силы США рассматривали лишь как хранилище для сбрасываемых отходов. В управлении кораблестроения ВМС США проблема разработки и строительства глубоководных аппаратов находилась в перечне приоритетов лишь на десятом месте и то потому, что весь перечень состоял из 10 пунктов. Даже адмирал Риковер, который в глазах общественности считался новатором, не проявлял интереса к проникновению в глубины океана.

Группа Крейвена по проблемам глубоководного погружения финансировалась весьма скудно, но работала энергично. Нескольким ученым было поручено помочь в проведении испытаний атомной подводной лодки «Трешер» (бортовой номер SSN-593), первой многоцелевой мощной лодки, сконструированной для плавания глубже, чем любая другая. 10 апреля 1963 года «Трешер» потерпела катастрофу во время испытательного погружения на глубину 390 метров. Говорят, случилась авария в трубопроводах и последующая потеря хода, за которой последовала целая серия сбоев, повлекших гибель лодки с экипажем 129 человек, включая четырех человек из группы Крейвена. Крейвен получил эту печальную новость в тот момент, когда беседовал с инженером Гарри Джексоном. Инженер помогал проводить испытания лодки «Трешер» незадолго до ее последнего погружения и присутствовал при всех других глубинных погружениях. Узнав о несчастье, Джексон в отчаянии несколько раз повторил: «Я должен был быть там». Крейвена утешало то, что в эту первую для США аварию атомной подлодки не попал Джексон и еще три человека из его команды, которых исключили из испытаний лишь из-за недостатка места в лодке.

Спустя некоторое время Крейвен осознал, что случившаяся катастрофа предопределила ему место среди самых важных действующих лиц в новой и драматичной главе в этой саге о подводном шпионаже. Военно-морские силы США твердо заверили американскую общественность, что подобные трагедии не повторятся. Было обещано приложить огромные усилия для изучения ничего не прощающих океанских глубин. Были разработаны программы «Безопасность подводных лодок» и «Глубоководные спасательные аппараты».

Общественное мнение удалось успокоить. Однако многие полагали, что предложения военных скорее из области научной фантастики, чем науки, особенно перспективы создания глубоководных аппаратов для спасения затонувших подводных лодок. Тем, кого предстояло спасать, должно было крупно повезти, чтобы они пошли на дно на континентальном шельфе или над вершиной подводной горы, то есть в тех районах, где глубины значительно меньше двух-четырех миль, характерных для большинства районов Мирового океана. Почти все подводники знали, что если их настигнет катастрофа в океанских глубинах, то шансы на спасение практически равны нулю.

Все же конгресс США одобрил предложения ВМС, которые были одобрены управлением военно-морской разведки. Хотя они и были выдержаны, на первый взгляд, в духе Жюля Верна.

Офицеры разведки втайне уже составляли свои собственные планы, когда Крейвен приступил к проведению широчайших исследований после гибели лодки «Трешер». Он также возглавил проект систем глубокого погружения, программы создания обещанных ВМС глубоководных спасательных аппаратов и, кроме того, создания подводной лаборатории, специального подводного дома, известного под названием «Силаб». Там ВМС могли изучать влияние погружения на большие глубины на психику человека.

Крейвен видел благоприятные возможности, особенно в программе создания глубоководных спасательных средств. Как почти все океанографы, он знал, что глубоководные спасательные аппараты скорее всего фантастика. Однако он полагал, что энергичные попытки сконструировать такие аппараты помогут ему осуществить еще одну свою мечту: создать флотилию миниатюрных подлодок из стекла. Химически стекло – это жидкость, и поэтому Крейвен полагал, что стеклянные подводные лодки смогут выдерживать давление на самой большой глубине.

Он был не единственным, кто попытался продать ВМС идею создания мини-подлодок. Фирма «Рейнолдс Алюминум» создавала свою собственную лодку, надеясь получить выгодный контракт. Вудскхоллский океанографический институт совместно с управлением военно-морских исследований проектировал аппарат «Алвин», который мог погружаться на глубину 2000 метров, имея экипаж из 3 человек. К этому времени единственным глубоководным аппаратом в ВМС был «Триест II». Ему придали форму мини-дирижабля, который необходимо было перевозить или буксировать к месту погружения. Маневренность такого дирижабля была ограниченной, но зато он мог погружаться на глубину более 6000 метров и имел экипаж из трех человек. «Триест II» в 1960 году погружался на глубину почти семи миль в самой глубокой точке Мирового океана – Марианской впадине. И «Триест I» и «Триест II» исследовали обломки крушения подлодки «Трешер».

Когда Крейвен начал разрабатывать механизмы самодвижущихся, независимых глубоководных мини-подлодок, к нему обратился офицер военно-морской разведки, который помогал координировать шпионские операции подводных лодок у советского побережья. К тому времени эти операции уже велись круглогодично. В ходе этих операций под кодовым названием «Биннакл», позднее переименованных в «Холистоун», растущая флотилия атомных и дизельных подлодок вела постоянное наблюдение за советскими приготовлениями и запусками ракет из подземных шахт и с кораблей в океан. Подлодки США вели также наблюдение за расширяющейся флотилией советских атомных подводных лодок по мере того, как они начали предпринимать попытки выхода в Атлантику и Тихий океан. Советские ВМС начали претворять в жизнь свою давнюю мечту стать океанской державой.

На этом фоне ВМС США всегда имели, по крайней мере, одну шпионскую подлодку в Баренцевом море и две – в районе советских портов на Тихом океане, где они все еще были вынуждены в отдельных случаях уклоняться от атак небольшими глубинными бомбами. Даже ранние атомные подводные лодки, такие как, например, «Скамп» (бортовой № SSN-588), подвергались атакам небольшими глубинными бомбами, а дизельные лодки, такие как «Рокуэлл» (бортовой № SS-396) и «Трампобфиш» (бортовой № SS-425), удерживались под водой, как и в случае с подлодкой «Гаджен» в 1960-е годы. В дополнение к этим операциям у побережья Советского Союза некоторые дизельные подводные лодки нелегально перебрасывали русских эмигрантов в Советский Союз для шпионажа в пользу США, а другие дизельные лодки высаживали отряды коммандос в Борнео, Индонезии и на Среднем Востоке, чтобы следить за расширением советского влияния в этих районах. (Вскоре после неудачной высадки в заливе Свиней (Куба) в 1961 году американские коммандос использовали дизельные подлодки для организации побегов известных кубинских деятелей в США. В течение нескольких недель коммандос высаживались из подлодок и переправлялись на берег на надувных плотах. Кубинцам, которых с проводниками отправляли на подводную лодку, приходилось нырять на глубину 4,5-10 м. И сквозь толщу воды входить в находящуюся в подводном положении подлодку через специальный отсек, имеющий избыточное давление. По словам американских моряков, участвовавших в этих операциях, многие из спасенных таким образом рисковали попасть в тюрьму или даже быть казненными за участие в заговорах по свержению Кастро.)

Подводный шпионаж приобрел такой размах, что начальник военно-морских операций в Вашингтоне взял на себя руководство координацией всех подобных акций, а в управлении военно-морской разведки был создан специальный отдел подводной войны с задачей планирования операций по подводному шпионажу.

Сотрудники разведки так горели желанием получить последние данные о советских подводных лодках и ракетах, что «спуки» получили приказ передавать по радио наиболее важные данные уже по пути домой. Специалисты по русскому языку среди «спуков» начинали транскрипцию записей перехваченных переговоров сразу же по выходу за пределы советских вод. Курьеры встречали возвращающиеся подводные лодки в порту, готовые без промедления отвезти разведданные непосредственно в штаб-квартиру АНБ, в форт Мид (шт. Мериленд). Сами «спуки» стали настолько ценными персонами, что им было приказано переезжать из порта в порт только поездом, а не транспортным самолетом. ВМС не хотели рисковать даже минимальной вероятностью угона самолета на Кубу. Однажды офицер военно-морской разведки пришел к Крейвену с просьбой оказать самую большую услугу из всех, какую он может. Офицер вручил совершенно секретный документ. Это был очень длинный перечень задуманных операций, который военно-морская разведка составляла в течение нескольких лет. До Крейвена этот документ видели всего несколько человек.

На первой странице по диагонали был поставлен штамп «Operation Sand Dollar» (операция «Песчаный доллар»). В перечне были указаны точки падения советских баллистических ракет, тщательно отслеженные и зафиксированные надводными кораблями, радиолокаторами ВВС и подводными гидрофонами, а также местонахождения самолетов и другой советской военной техники, промелькнувших или услышанных при их падении в воду. Оказалось, что совсем рядом – от силы не более трех миль – лежат самые сокровенные советские военные секреты: самое лучшее из советских систем управления ракетами, из достижений металлургии и электроники. И весь этот дразнящий ассортимент находится вне досягаемости разведчиков. Неудивительно, что Советский Союз даже и не охранял эти склады. Никто не мог и вообразить подводный рейд сквозь звезды люминесцентного планктона в абсолютную темноту океанского дна.

Офицер разведки рассуждал так – а почему бы не воспользоваться для маскировки благородными идеями о глубоководных спасательных аппаратах, а под шумок добраться до предметов, перечисленных в перечне операции «Песчаный доллар». Почему бы не использовать средства из бюджета, выделенные на спасательные аппараты, для создания приспособлений, которые могли бы дать США ощутимые преимущества.

Трагедия подлодки «Трешер» будет служить оправданием для новых программ по безопасности и материалов для полноценной легенды прикрытия. И все это зависело от ответа Крейвена на один вопрос: может ли он организовать глубоководный поиск сокровищ?

Крейвену дали понять, что это дело высшей государственной важности. Военно-морская разведка прилагала в тот момент отчаянные усилия, чтобы догнать разведку ВВС, которая только что запустила новое поколение спутников-шпионов. Все больше охватывая территорию Советского Союза, эти новые «глаза в небе» присылали изображения строительных площадок, где сооружались шахты для мощных ракет наземного базирования, а также доков, где велась подготовка к строительству нового поколения советских подводных лодок. Программа «Поларис» не дала возможности бомбардировщикам и ракетам ВВС США удержать монополию в области ядерного сдерживания. Зато военно-морские шпионы смогут конкурировать со спутниками, добывая не только снимки, но и образцы советского вооружения и боевой техники.

Для Крейвена это была долгожданная возможность получить средства для осуществления своих самых фантастических планов. Но как выполнить то, о чем просил офицер разведки? Даже «Триест II» едва ли сможет много сделать в этом секретном подводном рейде. Он слишком мал. Кроме того, необходимость его перевозки к середине океана может непроизвольно раскрыть секрет.

– В основном мы разрабатываем технологию, а не «имущество», – уклончиво пробормотал Крейвен. Ответом ему было молчание. Не имеет значения, что он сказал это неофициально, он все равно признавался, что нет возможности выполнить то, о чем его просят.

Затем Крейвена озарило: «Эй, послушайте, мы не имеем того, что могло бы участвовать в вашей тайной операции. Другое дело, если вы будете ее проводить с помощью подводной лодки».

В отчаянии он выпалил идею того, что станет самым рискованным предприятием ВМС США. Полномасштабная подлодка, способная плавать в открытом море, будет приспособлена, чтобы зависать в верхних слоях океана и опускать камеры на многокилометровую глубину, достаточную, чтобы обеспечить возможность поиска советских «сокровищ» на дне. Это же ценнейшая идея: действовать под водой скрытно и никогда не позволять Советскому Союзу узнать, что американцы где-то поблизости.

Крейвен успел убедиться, что работа на поверхности океана – адская работа. Он включил эту мысль в текст своих «Десяти заповедей глубоководной механики». Одна из этих заповедей гласила: «Помни, что свободная поверхность – это не океан и не воздух. Человек не может ходить по ней, и оборудование не может там оставаться в стабильном положении. Поэтому конструируй свое оборудование так, чтобы оно пребывало под водой недолго и не требовало ни обслуживания, ни ремонта в этом неподходящем месте».

И вот неожиданно у него появилась возможность провести проверку этой заповеди.

К тому времени в строю находилось уже 20 многоцелевых атомных подводных лодок, и они продолжали строиться. Но адмиралы не были готовы передать первоклассную лодку для того, чтобы она находилась в середине океана. Если Крейвену нужна подлодка, то ему придется взять одну из двух «посудин», которые не выдержали испытаний и конструкция которых так и не воспроизводилась. Была бестолковая лодка «Сивулф» с трапециевидной кормой, как у эсминца. Ее верхняя часть была построена так, чтобы в ней помещался опасный реактор, работавший на жидком натрии, который был заменен в период создания лодки. Затем была лодка «Халибат» с великолепным, но краткосрочным прошлым. «Халибат» (бортовой № SSGN-587) – единственная атомная подлодка, вооруженная ракетами «Регулус», совершила 7 походов к советским берегам. Но эта программа закончилась в середине 1964 года, когда в Тихом океане стали базироваться подводные лодки «Поларис».

С завершением эры ракет «Регулус» никто не знал, что делать с лодкой «Халибат». Она была очень странной, с самой плохой гидродинамикой из всех атомных подводных лодок, с самым нелепым внешним видом. В отличие от плоской рыбы, именем которой она была названа, на ней был огромный горб, большая пасть, которые, возможно, подходили бы диковинным животным. Возможно, в другое время ее спокойно превратили бы в металлолом. Ведь она к тому же еще обладала почти смертельным заболеванием для подлодки: гидромеханически «Халибат» была очень шумной. Подводники содрогались, рассматривая ее громоздкие балластные цистерны, изумлялись пустотам, первоначально предусмотренным для того, чтобы обеспечить быстрое всплытие, пуск ракеты и еще более быстрое погружение.

Крейвен мельком взглянул на лодку, которая никому не могла понравиться, и застыл в оцепенении. Все, что он увидел, это были возможности использования этих странных и чудесных излишков помещений. А одного взгляда на этот широко раскрытый рот лодки было достаточно для того, чтобы заставить его, как и любого, целиком отдавшегося науке человека, закричать от радости. Ни одна подводная лодка не могла похвастаться люком диаметром более 66 см, а у «Халибат» люк был диаметром 6,7 метра.

Было решено, что «Халибат» будет лодкой Крейвена, его лабораторией, его министерством, его пиратским кораблем. Ему выделят 70 млн. долларов на оборудование лодки электронной, гидроакустической, фото – и видеоаппаратурой. ВМС пустили слух, что в феврале 1965 года «Халибат» пошла в Перл-Харбор для переоборудования в гидрографическое исследовательское судно.

Этот слух был лишь одной из легенд, которыми прикрывались работы Крейвена. Программа создания глубоководных систем и его другие глубоководные проекты будут иметь еще несколько слоев прикрытия, укрывающих то, что Крейвен назвал «Презренные мастерские» – термин, позаимствованный у корпорации Локхид, производившей самолеты-шпионы. Вскоре Крейвен приступил к работе над проектом глубоководных систем, занимался разработкой глубоководного исследовательского аппарата. По этому проекту глубоководный исследовательский аппарат должен опускаться на дно океана до глубины 6 тыс. метров и механической рукой собирать объекты. Смонтированная на верхней палубе механическая рука вместе с лодкой будет передвигаться в район сбора объектов.

Перестройка и испытания лодки «Халибат» велись два года. Почти с самого начала переоборудования лодки масса легенд, прикрывавших работу Крейвена, вызвала к нему интерес за пределами закрытой сферы военно-морской разведки.

Риковер, который когда-то делал все, что мог, чтобы ограничить интерес Крейвена к глубоководным мини-подлодкам, теперь сам попросил его построить первую атомную мини-подлодку. Правда, с корпусом из стали, а не из стекла. Адмирал по-прежнему отзывался о стекле язвительно. Но Крейвен теперь работал с Риковером, и это сотрудничество стало для ученого весьма полезным. Крейвен научился, как нужно добывать средства из бюджета ВМС, как вести дела с конгрессом, как обращаться с адмиралами, которые возглавляют программы подводных сил.

Это была сделка Фауста с Мефистофелем. Риковеру было 64 года. В этом возрасте даже не такие склочные люди уже давно находились в отставке и разводили тюльпаны. Крейвен же, как почти все остальные в ВМС, долго не мог научиться тому, как вести себя с Риковером. Риковер любил начинать разговор, сразу показывая, кто является старшим: «Крейвен, мои люди более компетентные, чем ваши, но ваша мастерская больше, поэтому я собираюсь работать с вами». Риковер любил выводить людей из равновесия лишь для того, чтобы посмотреть, как они поддаются управлению.

Риковер лично дал имя мини-подлодке «NR-1». Ее могли назвать и «Риковер», потому что буквы NR означали «Отдел военно-морских реакторов», то есть отдел Риковера. Если президент США имеет личный самолет под кодовым именем ВВС-1, то почему же Риковеру не иметь свою лодку – под именем NR-1.

В отличие от созданной в 1965 году в Вудсхолле лодки «Алвин» длиной 6,7 метра, NR-1 имела длину 31,6 метра, почти вполовину длины обычной многоцелевой подводной лодки. Она могла погружаться на глубину до 1000 метров и была оборудована подводными фарами, камерами и механической рукой с крюком для вытаскивания небольших объектов. Кроме того, она была способна заниматься шпионажем.

Одной из главных проблем при проектировании была проблема экранирования реактора на «NR-1». Реакторы на стандартных лодках защищались с обеих сторон свинцовыми экранами толщиною 30 см. Но такой экран был слишком тяжелым для «NR-1». Риковер, Крейвен и другие конструкторы решили поставить свинцовый экран только спереди для защиты жилого отсека. Вся остальная часть лодки длиною 3,9 метра за задней стенкой реактора будет заполнена водой и постоянно закрыта. Идея заключалась в том, чтобы эта стена воды поглощала выделяющуюся радиацию и служила экраном вместо свинцового. У Крейвена не было сомнения в том, что у защитников окружающей среды этот план вызовет страх. Но и он, и Риковер считали план вполне осуществимым, так как 0,36 м3 воды имеют такой же молекулярный вес, как и 0,02 м3 свинца. Но когда лодка будет под водой, то вода совсем не добавит веса.

Прежде чем «NR-1» могла быть построена, необходима была немедленная оплата. Но для мини-подлодок в рамках программы создания глубоководных систем морской лаборатории выделялось слишком мало бюджетных средств. Эта проблема не беспокоила Риковера. Он решил ее на совещании, на котором присутствовал Крейвен, контр-адмирал Л. Смит, первый заместитель Рейборна по программе «Поларис», и Р. Морзе, помощник министра ВМС по вопросам исследований и развития. «Есть ли у вас какие либо деньги, чтобы мы начали строительство прямо сейчас?» – спросил Риковер. Крейвен ответил, что его глубоководная группа может выделить 10 млн. долларов из своих средств на исследования и развитие. Смит отметил, что у программы «Поларис» есть 10 млн. долларов, не использованных из фондов на строительство. «Сколько будет стоить эта подлодка?» – поинтересовался Морзе.

Без колебаний Риковер ответил: «20 миллионов долларов». Морзе продолжил вкратце описывать довольно сложную процедуру обычного оформления постройки кораблей: определение контракта, торги за подряд, одобрение в конгрессе. Риковер прервал его: «Оставьте все это мне, и я сделаю». Затем он повернулся к Крейвену и дал указание: «Позвоните завтра в компанию „Электрик Боатс“ и скажите, чтобы начинали работы».

Крейвен, Смит и Морзе обменялись скептическими взглядами. Никто не верил, что это можно сделать за 20 млн. долларов (вскоре цена проекта выросла до 30 млн. долларов). Они не могли представить, каким образом конгресс США поддержит этот проект. Менее чем через неделю Риковер позвонил Крейвену и сказал: Президент США намерен объявить сегодня о начале строительства «NR-1».

Услышав эту новость, Морзе сначала был в шоке, затем впал в панику. До этого момента «NR-1» была не более чем фантазия адмирала. Действительно, Риковер лишь вкратце изложил свой план Нитце – министру ВМС и Макнамаре – министру обороны. Хотя оба и одобрили его, Морзе знал, что конгрессу США не понравится эта затея. Как только президент объявил о строительстве «NR-1», бюджетная комиссия палаты представителей конгресса в спешке собралась на слушания.

Крейвену, по распоряжению Риковера, дали несколько дней, чтобы подготовить официальное представление проекта, полный и глубокий анализ стоимости и пользы, а также подробное исследование причин потребности ВМС в мини-подлодках. «Но вы не знаете, адмирал, что исследования фактически не существует», – ответил Крейвен. «Оно будет существовать ко времени слушания в конгрессе», – огрызнулся Риковер.

Теперь существование «NR-1» и, возможно, его собственная карьера зависели от способности Крейвена состряпать нечто на пустом месте. Ему необходимо было доказать, что «NR-1» – очень важное вложение капитала и оно стоит тридцати миллионов долларов.

Бюджетная комиссия палаты представителей конгресса США не дала себя одурачить, но в конце концов у нее не было выбора, и она согласилась. Теперь строительство «NR-1» пошло в соответствии с директивой президента США. Ни на одну другую подлодку или корабль не получали разрешения на постройку так быстро. Позднее главное аудиторское управление, основной контрольный орган конгресса, подверг тщательному рассмотрению этот проект и пришел к выводу, что это была одна из самых плохих программ, с которой когда-либо аудиторам приходилось встречаться.

Риковер ответил в своем духе, направив такое письмо своим критикам, что Крейвен запомнил его наизусть. «Я прочитал доклад главного аудиторского управления, и он напомнил мне рецензию на книгу „Любовник леди Чаттерлей“, опубликованную в журнале „Охота и рыбная ловля“. Рецензент этой книги знал столько же о ее замысле, сколько главное аудиторское управление знает о конструкции и развитии подводных лодок».

Риковер не намного мягче относился и к Крейвену. Адмирала приводило в бешенство, что ему приходилось делиться средствами с Крейвеном на переоборудование «Халибат», на программу создания глубоководных аппаратов и другие глубоководные океанские проекты. По мнению Риковера, ни один из этих проектов не был таким важным, как его мини-подлодка «NR-1».

В еще большую ярость приводил адмирала тот факт, что его не допускали к ознакомлению с деталями переоборудования «Халибат». Он знал почти все, что происходило в подводных силах, но разведывательные программы входили в те немногие сферы, в которые он не имел официального допуска и не мог сказать там своего слова. Он переносил свое недовольство на Крейвена, который начал подумывать, что адмирал специально дожидался ночи, чтобы позвонить ему, когда он глубоко уснет или задумает заняться любовью с женой. Ученый был почти уверен, что адмирал следил за временем начала подводных испытаний «Халибат» и приурочивал свои телефонные звонки к тем моментам, когда Крейвен не имел возможности подойти к телефону, чтобы ответить. Невозможность своевременно ответить адмиралу по телефону дорого обходилась Крейвену.

Однажды в пятницу Риковер выступал с докладом в Нью-Йорке и послал распоряжение на «Халибат», которая находилась на Гавайских островах, с требованием, чтобы Крейвен прибыл к нему на встречу в Нью-Йорк утром в понедельник.

Крейвен бросился на самолет, даже пережил некоторую панику, когда самолет задержался в Лос-Анджелесе из-за тумана, и, наконец, приземлился в Нью-Йорке. Он прибежал запыхавшись в номер гостиницы, где его ждал адмирал. «Вы играли в гольф со своими дружками?» – проговорил он с издевкой, повторяя легенду, придуманную Крейвеном для своей поездки на Гавайские острова. Затем он позвонил по внутреннему телефону и попросил: «Принесите в номер самый большой ланч, который готовят в гостинице». Крейвен ждал ударной фразы: он знал, что адмирала вряд ли интересует, голоден он или нет после длительного перелета. Ожидания Крейвена оправдались: «В течение ближайшего часа вы будете сидеть и есть ланч, – объявил Риковер, – а я буду вас сильно ругать».

Крейвен нравился Риковеру, и вместе с тем ему доставляло удовольствие унижать его. Риковера поражало умение Крейвена выдерживать его самые грубые вспышки. Адмирал любил Крейвена также и за то, что тот не учился в военно-морской академии. Риковер был единственным, выпущенным из академии в звании мичмана, и теперь для него было большой забавой добавлять немного путаницы в головах, когда он беседовал с выпускниками академии перед принятием их на службу в свою программу атомных подводных лодок. Собеседования с поступающими были больше похожи на обряды посвящения в какое-либо тайное общество. Во время собеседования адмирал доводил молодых людей до грани психического срыва в своем стремлении выяснить все досконально. Пытаясь смутить своих кандидатов, Риковер осыпал их бранью, сажал на стул с одной укороченной ножкой или провожал в «Сибирь», то есть в чулан, где они оставались часами.

Возможно, самый знаменитый случай произошел, когда Риковер с угрожающим видом подошел к кандидату и сказал: «Напугайте меня, если можете». Молодой человек не заставил себя ждать. Не говоря ни слова, он одним движением смахнул со стола адмирала книги, бумаги, ручки – все, что там лежало. Этот кандидат был принят.

Для Риковера причинение неприятностей Крейвену было побочным явлением.

Между тем к Крейвену стали часто обращаться как к служащему в ВМС эксперту по глубоководным работам. Но было одно обращение из ряда вон выходящее. Телефонный звонок последовал утром в субботу в январе 1966 года. «Говорит Джек Ховард», – сказал помощник министра обороны по вопросам атомного оружия. – «Я потерял водородную бомбу». «Почему вы звоните ко мне?» – спросил Крейвен. «Эту бомбу я потерял в воде, и я хочу, чтобы вы ее нашли». Крейвен был назначен работать с бригадой, наскоро собранной офицером из Пентагона. Другая группа поехала на место падения бомбы.

Бомбардировщик Б-52 столкнулся в воздухе с самолетом-танкером во время дозаправки в воздухе на высоте 10 000 метров, недалеко от побережья Паломарес (Испания), утеряв все водородные бомбы. Три из четырех бомб были найдены почти сразу. А четвертую не могли найти – возможно, она упала на дно Средиземного моря. Президенту Джонсону было известно, что советские корабли ищут эту бомбу. Он отказывался верить заверениям ВМС, что злополучную бомбу не смогут достать ни советская, ни американская сторона. В это верило большинство людей, которым было поручено найти бомбу. Большинство, но не все. Крейвен в это не верил.

Крейвен собрал группу математиков и усадил их за работу по составлению карты морского дна в районе Паломареса. Эта задача казалась достаточно разумной, но Крейвен намеревался использовать эту карту для проведения анализа, который скорее напоминал пари на скачках, чем военно-морское исследование или руководство по спасению кораблей.

Как только карта была составлена, Крейвен попросил группу экспертов-подводников и спасателей смастерить что-то наподобие игры в рулетку, сделать ставки на вероятность каждого из различных сценариев утери бомбы, составленных поисковыми группами в Испании. В каждом сценарии указывались различные местонахождения бомбы.

Затем каждое вероятное местонахождение подставлялось в формулу, основанную на шансах, полученных в результате сделанных ставок. Полученные местонахождения вновь наносились на карту на определенное количество метров или миль в сторону от тех мест, которые были определены на основе логических рассуждений и акустических данных.

Для непосвященных все это звучало как старая шутка об одном чудаке, который потерял свой бумажник в темной аллее. Вместо того, чтобы искать на аллее, он предпочитает искать свой бумажник за много метров в стороне от нее, у фонарного столба, потому что там светлее. Что касается Крейвена, то за его кажущимся безрассудством были глубокие знания. Он опирался на теорему Баеса о субъективной вероятности. Эта алгебраическая формула была выведена Томасом Баесом, математиком, родившимся в 1760 году. Его теорема должна была определять в количественном отношении значение интуитивного чувства, фактора, который существует за пределами сознания людей.

Крейвен применил эту доктрину к процессу поисков. Бомба была прикреплена к двум парашютам. Он принимал ставки на вероятность того, что оба парашюта открылись, или открылся один, или оба не открылись. Он провел такие же операции по всем возможным деталям аварии. Его группа математиков выписала возможные результаты аварии. Затем от них приняли ставки, в какой вариант окончания они верят больше всего. После ряда ставок математики использовали полученные данные для определения вероятных частных отклонений нескольких возможных местонахождений. Затем они нанесли на карту эти варианты, указав наиболее вероятное место и несколько возможных мест.

Даже не выходя в море, эта группа верила в то, что знает, где находится бомба. В соответствии с их расчетами, наиболее вероятное место падения находилось далеко от того места, где были найдены три другие бомбы. Далеко и от того места, где упали обломки самолета в воду. Хуже того, если расчеты Крейвена безошибочны, то бомба находится в глубоком ущелье под водой, и едва ли до нее можно добраться.

Представители ВМС случайно повстречались с испанцем по имени Франциско Симо-Ортс, который слыл самым лучшим рыбаком в Паломаресе. Он уверял, что видел, как падала бомба, и указал точное место над тем же ущельем. Не имея других ориентиров, поисковая группа на Средиземном море приступила к тщательному исследованию ущелья. Начались переговоры с фирмами, которые предлагали ВМС свои подводные аппараты.

Управление кораблестроения ВМС США согласилось оплатить отправку самолетом в Паломарес подводного аппарата «Алюминот» фирмы Рейнолдс и «Алвин» лаборатории Вудсхолл. Несколько недель прошло в безуспешных поисках, и президент Джонсон пришел в ярость. Он потребовал доложить, где находится бомба и когда ее поднимут. В ответ президенту направили расчеты Крейвена о вероятных местах падения бомбы с учетом двухнедельных неудач.

Джонсон еще больше рассвирепел, увидев кривые и диаграммы Крейвена. Если поисковые группы не могут дать незамедлительный ответ, то президент будет искать других ученых, которые смогут это сделать. Он настоял на том, чтобы наняли другую группу ученых из Корнельского университета или из Массачусетского технологического института. Эти ученые встретились и в течение целого дня обсуждали проблему. В заключение обсуждения они пришли к выводу, что план Крейвена является самым лучшим из того, что может быть предложено.

У Джонсона не осталось времени, чтобы отреагировать, поскольку в тот же самый день экипаж глубоководного аппарата «Алвин» во время своего десятого погружения обнаружил парашют, обволакивающий какой-то объект цилиндрической формы. Он находился на глубине около 700 метров, вклинившись в склон ущелья, крутизной в 70 градусов. «Алвин» нашел утерянную водородную бомбу точно в том месте, которое было указано в расчетах Крейвена. Потребовалось еще несколько недель, прежде чем удалось ее поднять. Сначала «Алвин» попытался зацепить бомбу крюком, но она сорвалась и утонула вновь. Было потрачено еще три недели. Затем на тросе опустили робот для подъема предметов, управляемый с надводного корабля. Спасательная команда с 7 апреля 1966 года чуть не потеряла и робот и бомбу, когда роботу не удалось зацепить крюком бомбу и вместо этого он запутался в парашюте, закрепленном на бомбе. В отчаянии спасательная команда решила поднимать и робот и бомбу вместе, надеясь, что они запутались достаточно прочно, чтобы вытащить их вместе на поверхность. Это был неуклюжий подъем, но он завершился успешно. Для Крейвена более важным было то, что его теоретические расчеты подтвердились. Теперь он был уверен, что он сможет творить чудеса, когда у него будет подлодка «Халибат».

Ему не пришлось долго ждать. Переоборудование «Халибат» должно было завершиться через три недели после подъема потерянной водородной бомбы.

С внешней стороны лодка не претерпела больших изменений. Ее уже и так возвышавшиеся рубочные рули были подняты еще выше, чтобы получить побольше места для установки дополнительных мачт. К ним крепились перископы и антенны для перехвата переговоров с советских кораблей, которые могут устраивать погоню за лодкой. Сверху носовой части находился небольшой выступ, который можно было принять за установленный в необычном месте колпак, укрывающий антенны гидролокатора. На самом деле этот выступ был приспособлением, которое Крейвен называл «управление напором и направлением». Оно позволяло воде втекать в носовую часть «Халибат», а вытекать по бортам, давая лодке возможность как бы парить в глубине в режиме застопоренных двигателей, почти бесшумно.

«Халибат» могла не только осматривать дно океана, но и зависать над объектами, давая возможность специалистам изучать их, а водолазам – выходить из лодки и собирать объекты. Внутренние помещения «Халибат» были полностью переоборудованы и совсем не похожи на помещения на других стандартных подлодках. Выступ в виде горба верблюда с его огромным люком был преобразован в технологическую камеру, которая стала называться «пещерой летучих мышей». Стены этой «пещеры» из нержавеющей стали были покрыты серыми, коричневыми и светло-голубыми полосами. Ширина ее составляла 8,5 м, длина 15,2 м, высота 9,1 м. Она была разделена на три этажа.

В «пещере» оборудовали фотолабораторию, каюту для проведения анализа данных и компьютерный отсек, в котором разместился один массивный компьютер «Унивак 1124». Это была огромная машина с большими бобинами магнитной ленты и мигающими лампочками, что придавало помещению научно-фантастический вид. В других местах были тесно размещены койки для экипажа и «спуков».

Вершиной достижений Крейвена были так называемые «рыбы», которые, как он надеялся, будут плавать на самых предельных глубинах. Весом по две тонны каждая, 4 м в длину, эти алюминиевые создания имели камеры со стробоскопическими источниками света вместо глаз, работающие на аккумуляторах, усы из буксируемых гидролокаторных антенн, а также рули и носовые плоскости для плавников. Предназначенные для буксировки со дна «пещеры летучих мышей» на тросе длиною в несколько километров, «рыбы» производились фирмой «Вестингауз электрик» по цене 5 млн. долларов каждая.

Когда Крейвен и его команда готовились к заключительному этапу испытаний на подлодке «Халибат», он ежедневно встречался с представителями разведки в специальной комнате со звукоизоляцией. Крейвен вел игру, не забывая и многих других своих проектов, все это время держа представителей ВМС, не имеющих специального допуска к его секретам, в полном неведении. Были легенды прикрытия внутри других легенд, когда его приглашали решать различные глубоководные проблемы. Шли непрерывные запросы от Риковера, а также из соответствующих комитетов конгресса, почему на его глубоководные проекты расходуется средств на десятки миллионов долларов больше, чем ожидалось. Конечно, перерасходы приходились на «Халибат». Но этот проект был одним из самых засекреченных в ВМС, и Крейвен мог раскрывать расходы на него не больше, чем собственное нахождение на этой лодке.

Другие программы страдали, когда он финансировал расходы на «Халибат» за счет фальшивых бюджетов по другим статьям бюджета ВМС. Одному командиру было приказано припрятать расходы на «Халибат» в бухгалтерские отчеты программы боевых зарядов ракет, и бедолаге приходилось на еженедельных заседаниях пытаться находить объяснения, почему его команда допускала такие большие перерасходы бюджетных средств.

Еще одним тайным местом, где Крейвен прятал расходы, была программа создания глубоководного спасательного аппарата. В этом была некоторая поэзия, поскольку Крейвен работал над созданием фальшивого спасательного аппарата, который в один прекрасный день будет приварен к днищу «Халибат» и превратится в декомпрессионную камеру для водолазов. К тому времени, когда Крейвен закончил работу, на программу создания глубоководного спасательного аппарата было перерасходовано на 2000 (!) процентов больше средств, чем предусматривалось бюджетом.

Эти суммы так потрясли сенатора демократа от штата Висконсин У. Проксмайера, что он дал проекту шуточную награду «За золотой настриг с одной овцы». Проксмайер заявил, что проект создания глубоководного подводного аппарата стал одним из самых печальных рекордов в истории США. Руководство ВМС было в ужасе от этой публичной головомойки. Крейвен же был в восторге. Многим ли вручались легенды прикрытия, написанные сенатором?

Конечно, Риковер догадывался, что делала «Халибат». Он прилагал огромные усилия, пока не узнал большинство подробностей. Когда ему отказывали представители разведки, он шел прямо к адмиралам, возглавлявшим операции подводных лодок. Он не мог примириться с тем, что проводились операции с использованием его лодок без его участия. Адмиралы не осмеливались отказать ему. Но офицеры разведки в штыки встречали его вмешательство. Для этого была одна простая причина – Риковер отказывался подписывать стандартную клятву о неразглашении тайны, полагая, что его лояльность должна приниматься на веру.

Офицеры «Халибат» также не слишком потворствовали адмиралу. Когда один из инспекторов Риковера попытался задержать «Халибат» в доке, высказав сомнение в том, что экипаж может правильно эксплуатировать реактор лодки, ее командир, капитан первого ранга X. Клей, отказался выполнить рекомендацию инспектора. Подлодка «Халибат» занимала высшее место в перечне военных приоритетов и, как потом рассказывали, командир рявкнул на представителя Риковера: «Вы хотите подвести меня? Доложите президенту США, что я по вашей милости не могу выйти в море».

У Клея было достаточно проблем и без вмешательства Риковера. Ни одно из шпионских оборудовании не делалось в соответствии с обычными военными спецификациями. Фактически военные и не разрабатывали спецификаций для оборудования, которое будет использоваться на глубине 6000 метров. И таким образом, путем проб и ошибок, по большей части ошибок, экипаж «Халибат» делал все возможное, чтобы это оборудование космической эпохи функционировало.

Довольно скоро экипаж начал убеждаться, что таинственная враждебная сила поселилась в «пещере летучих мышей». Были бесконечные проблемы с компьютером. Компьютерная операционная система «Интерлиф» требовала для работы 32 килобайта памяти. Когда компьютерные элементы в «рыбе» вышли из строя, новые элементы были секретно доставлены в Перл-Харбор в багаже стюардесс самолета компании «Американ Эйрлайнс». Затем проводились испытания глубоководного оборудования. Экипаж обнаружил, что некоторые системы прекрасно функционировали на глубине нескольких сотен метров, но переставали работать на глубине 5000 метров. Там давление оказывалось такое, что малейшей трещины в металле или в недостаточно прочных креплениях было достаточно, чтобы привести к полной аварии. Крошечные позолоченные резиновые разъемы, используемые в электросети «рыб», выходили из строя на глубине 3000 м, когда провода и золото начинали сжиматься в разной степени. В результате золото трескалось, и электрическая цепь размыкалась.

Стробоскопные фары, тщательно сконструированные для работы на «рыбе», функционировали очень хорошо. Но они оказались слишком яркими и слепили камеры. В конце концов были изготовлены менее яркие фары. К сожалению, видеоканал, который должен был суммироваться поочередно от каждой «рыбы», не поднимался по коаксиальному кабелю. Поэтому в первых походах экипаж «Халибат» получал зернистые изображения теней и ярких пятен. Экипажу удавалось получить качественные части фотографий только один раз в шесть дней, когда массивную «рыбу», в которой находилась пленка, поднимали на борт лодки.

«Если что-то стоит делать, то это стоит делать плохо», – постоянно повторял Крейвен, пытаясь шуткой как-то сгладить неприятности от неудач. Между тем он еженедельно встречался с конструкторами «рыбы» на заводе фирмы «Вестингауз» в г. Мериленд, надеясь в обмен на свои повествования о крушениях получить решение проблем. «Ну, хорошо, ребята, мы собираемся почистить кабель, но я хочу, чтобы вы все улыбались», – такими словами он начинал каждое совещание, вызывая иногда усмешки, а иногда и гримасы.

Однажды инженеры решили ответить на его приветствие по-своему. Они вручили ему прозрачную пластиковую коробку. В коробке находилась проволочная щетка. На тыльной стороне щетки была сделана надпись по трафарету «Крейвен», а рядом лежала небольшая пластинка, на которой было выгравировано всего одно слово: «Улыбайтесь!»

В один из последних выходов на испытания надводный корабль должен был сбросить объект в океан. Идея заключалась в том, чтобы использовать «рыбу» для поиска и подъема выброшенных за борт предметов. Экипаж «Халибат» должен был опознать предмет, который будет во время сбрасывания скрыт огромной коробкой от обзора через перископ. Затем дно коробки откроется, и предмет опустится на дно.

Погода стояла хорошая. «Халибат» и надводный корабль вышли в море. Подъемный кран на надводном корабле поднял коробку и опустил ее до поверхности воды. Как только коробка коснулась воды, ее дно открылось. Через мгновение с корабля на «Халибат» сообщили по радио, что предмет, который так усиленно хотели спрятать, не утонул, а плавает на поверхности воды. Моряки вытащили предмет обратно на борт и начали заворачивать его в брезент, заложив внутрь тяжелую якорную цепь. И снова выбросили предмет за борт. Вскоре после этого на борт корабля прибыло несколько офицеров из контрразведки ВМС. Они заставили всех находившихся на борту надводного корабля и уже точно узнавших, что за секретный груз был в коробке, дать обещание сохранять в тайне эти сведения. Судя по размерам коробки и реакции контрразведчиков, предмет должен был иметь сходство с головной частью ракеты.

В течение нескольких последующих дней «Халибат» вела поиски. В каком-то месте рычажный механизм управления застрял на дне реакторной камеры «Халибат», выключив ее. Это вынудило перейти на движение под дизелями. Затем была утеряна одна из суммирующих камер «рыбы», присоединившись на дне океана к тому мусору высоких технологий, который она была предназначена искать. Крейвен предвидел аварии с «рыбами». Он заказал шесть этих штуковин, хотя согласно проекту на «Халибат» одновременно использовались только две «рыбы». Он считал, что они потеряли всего-навсего запасную «рыбу», хотя и очень дорогую.

Наконец, другая «Рыба» была опущена в глубину и получила изображение искомого предмета. Позднее команда специального проекта с удовольствием и гордостью демонстрировала на борту лодки фотографию предмета поиска. Крейвен сделал запись в судовом журнале о большом успехе, первом показателе того, что «Халибат» реально может выполнять задачи, для которых и была переоборудована. Но экипаж «Халибат» не мог видеть этого. Большинство фотографий было вымарано во имя сохранения тайны. Что же касается экипажа подлодки, то он был уверен, что несмотря на трудности успешно завершены тяжелые поиски всего-навсего груды запутанной якорной цепи.