Играя не по правилам

Мой базовый принцип – жизнь трудна, поэтому требуются сила и решимость для того, чтобы двигаться вперед и преуспевать. Смерть господина Иваты напомнила мне об этом ценном принципе. Но сформировался он намного раньше.

До восьми лет я жил в Бронксе. В этом возрасте мало что знаешь об альтернативных перспективах и жизненных ситуациях. Ты осведомлен только о собственной реальности, и для нашей семьи из четырех человек реальность состояла в проживании в двухкомнатной квартире на пятом этаже без лифта в здании, полном тараканов и мышей.

Родители отдавали себе отчет, что наша жизнь тяжела. Они выросли на Гаити в относительно привилегированных условиях. В 1940–1950-е годы государство Гаити было совсем не таким, как сейчас. Его экономика была более здоровой, существовали средний и высший классы, а их представители могли давать детям хорошее образование.

В то время оба моих деда занимали видные должности в правительстве. Мой дед по отцовской линии Анри был одним из высших офицеров гаитянской армии. Впоследствии я слышал истории о нем и видел его фотографии с президентом Дуайтом Эйзенхауэром, посещавшим Гаити, а также с представителями высшего военного и политического руководства других стран Карибского бассейна и Центральной Америки. Позже я узнал, что дедушка был вторым по рангу офицером в армии страны.

Он жил в великолепном доме. У моего отца было шесть братьев и сестер, так что и здание, и территория при нем были достаточно вместительными, настолько, что после того, как дети выросли, его переоборудовали под отель. Сам дом имел цвет яичной скорлупы, а полы были из блестящего красного дерева. При доме был большой бассейн, а в саду цвели гибискусы. Я был там один раз, лет в десять, – и до сих пор хорошо помню щебет птиц и экзотические растения, которых больше не видел, пока во взрослом возрасте не побывал на других тропических островах.

Мой дед по материнской линии Камиль был врачом, получившим образование в лучших учебных заведениях Гаити. Он повышал квалификацию в Канаде и в США, в том числе в Гарварде. Впоследствии дед стал профессором Национальной медицинской школы Гаити и министром здравоохранения и образования в демократическом правительстве страны.

Он сразу привлекал к себе внимание: высокий, эффектный, не лезущий за словом в карман, свободно говорящий на парижском французском и английском. Помню, как в детстве он заставлял меня читать ему вслух и строгим голосом поправлял мои ошибки в произношении.

Камиль покинул правительственные посты в 1951 году, столкнувшись с коррупцией на высшем уровне и не желая иметь с ней ничего общего. Чтобы заставить замолчать, его лишили всех званий и на некоторое время бросили в тюрьму.

В 1957 году руководителем страны стал жестокий диктатор Франсуа Дювалье. Когда тот начал злоупотреблять властью и угнетать народ Гаити, мой дедушка стал выступать против него еще более активно. Камиль готовился поехать в Нью-Йорк и на конференции ООН произнести речь по поводу ситуации в Гаити и того тревожного пути, на который вставала страна. Перед отъездом он узнал, что если выступит в ООН, то вернуться на родину ему уже не разрешат. Будучи человеком принципов, он решил, что нужно ехать, несмотря на перспективу изгнания. Его жена, моя бабушка Роланда, и их младший сын, мой дядя Жак, не поехали в США и остались на Гаити.

Как и предупреждал Дювалье, выехав из страны, дедушка Камиль навсегда потерял возможность вернуться. Бабушка строила планы на отъезд и воссоединение с мужем, но в правительстве ей заявили, что никогда не выпустят из страны ни ее, ни сына. Ей с моим дядей пришлось скрываться под защитой друзей и родственников. Бабушка так больше и не увидела мужа.

Примерно в то же время, когда мой дедушка по материнской линии вел агитацию против Дювалье, мой второй дед получил назначение в консульство Гаити в Майами. Моему отцу в то время было около девятнадцати, и он поехал с Анри. Именно тогда ему пришлось впервые в жизни столкнуться с расизмом и ксенофобией. Кожа моего отца была светлее, чем у большинства чернокожих, и его, вероятно, часто принимали за латиноамериканца или представителя какой-то другой национальности. В итоге он не мог находиться ни в зонах для белых, ни в помещениях, выделенных для черных.

Ему было некомфортно в Майами, и через несколько месяцев он переехал в Нью-Йорк, где в Куинсе, Бронксе и Бруклине формировалась гаитянская община. Там он вновь увидел мою мать: подростками они пересекались на Гаити на балах высшего общества и других мероприятиях. В 1958 году они поженились и переехали в многоквартирный дом в Бронксе. Только вот этот район становился хуже день ото дня.

Поступать правильно

Когда моему брату было около шести лет, а мне около четырех, мы спускались с пятого этажа и проходили пару кварталов до магазинчика, чтобы купить родителям воскресный выпуск New York Daily News. Каждый из нас получал по четвертаку, и на сдачу можно было купить конфет. Как-то воскресным утром по пути к магазину нам перегородили дорогу несколько подростков и потребовали отдать деньги. На самом деле и я, и особенно мой брат были крепкими мальчуганами, но не собирались ввязываться в драку. Мы отдали деньги и бегом вернулись домой.

Маму ограбление возмутило. Она повела нас обратно на улицу. Подростки всё еще были там. Она спросила: «Кто из них?» Мы указали на виновных, и те дали деру. А мать кинулась за ними. Представьте: двое подростков бегут по тротуару, за ними гонится тридцатилетняя женщина, а следом еле поспевают два карапуза. Вот это было зрелище.

Наконец подростки остановились перед каким-то домом. Около него стояли пятеро мужчин в возрасте примерно от двадцати до тридцати лет. Самый опасный на вид спросил наших обидчиков, что происходит. Один из них ответил, что за ними гонится «эта чокнутая баба». Моя мама ответила: «Да, потому что ты украл деньги у моих мальчиков!» Подростки, конечно, стали всё отрицать. Мужик угрожающе посмотрел сначала на нас, потом на подростков, и через какое-то время сказал им: «Отдайте мне деньги». Вздохнув, один вытащил пятьдесят центов. Мужик взял их и вернул моей маме. И вот мы в пяти кварталах от дома, и нужно как-то отсюда выбираться. Мать крепко взяла нас за руки, развернулась и ушла с высоко поднятой головой. Она так ни разу и не обернулась… А я и брат, конечно, не удержались. Мужчины выговаривали подросткам. Мы вернулись в магазин и купили отцу газету.

Когда жизнь становится тяжелее, вкладывайтесь с большим усердием

Проблемы в нашем районе Бронкса достигли апогея одним летним воскресным утром. Мы часто выбирались всей семьей на озеро в северной части штата Нью-Джерси. Там было основное место встречи нашей многочисленной родни, разбросанной по всему Нью-Йорку и пригородам. Обычно мы выезжали в восемь утра, чтобы успеть занять хорошее место на берегу. Отец заранее несколько раз поднимался и спускался по пяти лестничным пролетам, вынося в машину одеяла и сумки-холодильники, и только потом из квартиры выходили мама и мы с братом.

Однажды утром поднялся какой-то шум. Когда отец вернулся после первого спуска к машине, у них с матерью начался оживленный разговор. Когда настало время идти, мама отвела меня с братом в сторонку и сказала: «Когда мы выйдем из квартиры, я прошу вас кое-что ради меня сделать. Смотрите все время вверх, а не вниз. Сделайте это для меня».

Что ж, когда тебе шесть и твоя мать умоляет сделать что-то, кажущееся бессмысленным – ведь мы собирались спускаться по лестнице, – что ты будешь делать? Конечно, прямо противоположное!

Переступив порог, я посмотрел вниз – и стало понятно, что именно от нас хотели скрыть: всё усеивали капли крови; они начинались на ступенях на крышу и шли мимо нашей двери к следующему пролету. По мере того как мы спускались, капли становились более многочисленными и крупными, меняясь в размерах от десятицентовика до четвертака. Дойдя до первого этажа и покинув подъезд, мы увидели огромное бурое пятно, размазанное во всех направлениях – по нему явно ходили люди. Потом мы узнали, что предыдущей ночью на крыше пырнули ножом какого-то мужчину, и он, истекая кровью, спускался с лестницы, чтобы покинуть здание. Раненый выжил, но эта история побудила родителей еще активнее пытаться переехать из Бронкса, чтобы предоставить нам с братом больше возможностей в жизни. Отец работал на двух работах по шесть дней в неделю. Наша семья экономила на всем и наконец смогла позволить себе маленький домик в пригороде, в Брентвуде на Лонг-Айленде.