Игры с огнем. Там же, но не те же

Ричард

Визит домой удался. Сразу после приезда, дав только разместить гостей, меня вызвал к себе отец, и кратко, но исчерпывающе напомнил мне о моих обязательствах. Когда он закончил, я на всякий случай уточнил:

– Мама?

Отец взглянул на меня с интересом:

– Мама.

Я вздохнул.

– И как она догадалась?

Во взгляде отца отчетливо мелькнуло сочувствие:

– Кто ж их, женщин, разберет?

Вот это-то мне как раз было сейчас очень понятно. Когда отец отпустил меня, разрешив вернуться к друзьям, я, уже почти выйдя из кабинета, не удержался:

– Пап, ну я уже понял, что из всяких там высоких соображений она не подходящая. А сама-то она как вам?

– Пока не знаем, – хмыкнул отец. – Служба безопасности еще работает.

Я не удержался от понимающе-грустной улыбки и попросил:

– Ну вы не судите сходу. Присмотритесь – вдруг, она и ничего?

Отец вздохнул, постучал ручкой по крышке рабочего стола в раздумьях и велел:

– Задержись.

Кивком указал мне на диван, и я без споров сел, куда велено. Отец потер подбородок, и задумчиво проговорил:

– Ричи, не знаю, обращал ли ты внимание, когда рассматривал свою магико-генетическую карту, на такой показатель, как уровень магического контроля. Он динамический, и рассчитывается не только для конкретного мага, но и для генетической линии. Его еще называют показателем Веллера. Оценивает надежность природных щитов по шкале от ноля до десяти, и рассчитывается только для представителей аристократических магических родов – у остальных просто нет такого встроенного предохранительного механизма. Потому что у остальных и сила не такая…

Я неопределенно пожал плечами. Нет, про свои недостатки я все знал, но не был уверен, что дословно помню теорию и не совсем понимал, к чему она мне сейчас. Отец кивнул и продолжил:

– Такие расчеты с неплохой точностью предсказывают, насколько проблемным будет магическое становление ребенка. Понимаешь, сынок, – он сел рядом со мной на диван, – этот показатель – динамический. Он должен колебаться от потомка к потомку, то повышаясь, то понижаясь. Когда он высокий, выше семи единиц – это хорошо. Очень хорошо. Когда растущий – тоже хорошо. Но когда он долгое время высокий или постоянно растущий – это очень хорошо для конкретного человека, но скверный признак для генетической линии в перспективе.

– Потому что это чревато резким обвалом? – предположил я.

– Да, – кивнул отец. – До критически низкой величины. В таких случаях величину показателя у потомков корректируют браком с подходящей партией. Именно поэтому у аристократов, прежде чем заключать помолвки между детьми, сравнивают их генетические карты, делают расчеты и прогнозы. Это не дань стародавней, изжившей традиции, это забота о безопасности детей и внуков.

Он помолчал и продолжил:

– Когда я родился, показатель Веллера у меня был низким, не доходил даже до пятерки, да еще и в понижающейся динамике. И, по уму, для брака мне бы следовало выбирать девушку из числа аристократок с хорошим прогнозом и растущей динамикой… – Он взъерошил волосы и, словно извиняясь, произнес: – Но я встретил твою маму. В маме нужной крови не было вообще. Улучшить мою генетическую линию она не могла. Нам прогнозировали проблемных детей, расчет по продолжению рода был… скверным. В среднем – от четырех до трех с половиной единиц показателя Веллера, возможно, даже три единицы, что уже очень-очень серьезно. И опасно. Это были наиболее вероятные показатели. А мы их проскочили, и получили два полярных, прямо противоположных значения из всех возможных – Мэнди с ее растущей семеркой и тебя. С полным нолем по шкале Веллера, но полноценным родовым магическим даром. То, что ты пережил младенчество – это чудо. И огромный труд всей семьи… Ноль – это удача в нашем случае. Ноль – это возможность навести щиты извне, запитав их от родственников, согласных нести это бремя. Сковать твою силу, и потихоньку отпускать по мере твоего взросления. Если бы у тебя была хотя бы единица – номер бы не прошел. Твои собственные щиты конфликтовали бы с наведенными конструктами. Понимаешь, о чем я говорю?

Я молчал. Я понимал.

Я помнил.

– Нам все же с тобой повезло. Пусть природные щиты у тебя отсутствуют, зато здоровое родовое упрямство и сила воли Кейт Сеймур, – он тепло улыбнулся, – в наличии и боеспособности. Нам говорили, что, вполне вероятно, сдерживать твою силу придется кому-то едва ли не всю жизнь. Но ты превзошел все наши ожидания. Признаться, наставники Андервуда были в ужасе, когда мы вознамерились подсунуть им родового мага с нулем по шкале Веллера, но ты с блеском прошел все экзамены, и у них не было выбора. Именно поэтому мы с мамой никогда не вмешивались в твое магическое развитие, ты лучше всех нас вместе взятых знаешь, как избежать опасных ситуаций. Но…

Отец вздохнул.

– Просто сейчас речь идет не о тебе. Вернее, не только о тебе. Мы возвращаемся к тому, что у тебя врожденные щиты отсутствуют, как у самого обычного мага. Возможно, сейчас ты об этом не задумываешься, но тебе нечего передать своим детям. Их защитные механизмы будут полностью зависеть от их матери. А вот сила… Сила у них будет наследственная. Родовая. Ее ты воспринял в полной мере. Та же Мэнди будет куда слабей, когда подрастет.

Я молчал. Отец смотрел сочувствующе. И, кажется, виновато. Да нет, бред. За что ему чувствовать вину? Передо мной-то точно не за что. За то, что они меня родили, что ли?

– Прости, сынок. – Я изумленно поднял голову. – Получается, что ты заплатил за наше с мамой семейное счастье.

Я хмыкнул и даже позволил себя обнять.

– Да ладно, пап. Ну чего ты? – Посчитав нежности достаточными, я попытался вывернуться, но меня только крепче стиснули. – Я-то уж точно не в претензии!

А теперь, когда все расползлись по комнатам, я мрачно валялся на кровати со взятой наугад книжкой. Сегодня со мной сочли необходимым поговорить все старшие родственники. И, честное слово, лучше бы не делали этого – если отца я хорошо понимал, и понимал, как непросто ему дался этот разговор, то бабушка с дедушкой… Беседы с ними оставили после себя яркое, свербящее раздражение. Отлично, я понимаю, что эти люди меня любят. Но…

Пока что отставала только мама. Ее я и ждал, мрачно перелистывая любимый в детстве приключенческий роман.

С мамой у нас шло позиционное противостояние со времен моего поступления в Андервуд – с того самого момента я считал, что я уже взрослый, и меня не нужно навещать перед сном, чтобы подоткнуть одеяльце, а мама категорически отказывалась это признавать. То есть, она вполне согласна была признать меня взрослым, но требовала аргументировать, почему это противоречит вечерним посещениям?

В результате упорной борьбы мы сошлись на одном визите, в день моего приезда.

В первый год это было ужасно важно, на второй я был бы не против, если бы мама приходила каждый вечер, но не признавался – я же не маленький! А потом как-то стало забавной традицией.

Она постучалась и, дождавшись моего: «Входи, мам!», зашла. Села на кровать рядом, улыбнулась, рассмотрев потрепанный томик с моей личной книжной полки. Погладила меня по голове мимоходом взъерошив волосы – и я не выдержал. Потерся лицом о ее ладонь и буркнул:

– Ну, давай, говори уже!

– Что? – чуть заметно улыбнулась миссис Феррерс, даже не пытаясь притворяться удивленной, и я уязвлено огрызнулся:

– Ты знаешь!

Она улыбнулась уже снисходительно и проникновенно начала:

– Милый, я все понимаю, но… Она же страшненькая, и нос у нее огромный!

– Мама! – возмущенно взвился я, и она, чмокнув меня в лоб, со сдавленным смешком выскочила из моей комнаты, как нашкодившая девчонка-школьница.

Я поднял с пола упавший приключенческий томик, гневно сопя и свирепо раздувая ноздри.

Внутренний стакан, до верхов наполненный искрящейся магией, опасно качнулся, но я усилием воли все же взял себя в руки и в очередной раз «не расплескал». Лишь позволил себе метнуть огненный сгусток в видавшую виды мишень, служившую мне громоотводом уже больше десятка лет.

Мишень, зачарованная всеми жившими на тот момент родственниками, выброс родовой магии приняла благосклонно, распылив ее на безобидные искры.

Достались же мне предки!