Их величества пирамиды

Глава V БЕГЛЫЙ ВЗГЛЯД НА ИСТОРИЮ ЕГИПТА

Даже самый краткий экскурс в историю Египта вынуждает нас совершить один из длительнейших спусков в глубины прошлого. Впрочем, возможно, не самый длинный: если за границу между историческим и доисторическим периодом существования человечества принять наличие письменных памятников, то начало истории Месопотамии лежит, по-видимому, еще на одно-два столетия глубже. Никто другой соперничать с Египтом во временной протяженности истории не может. Она достигает примерно 5000 лет!

Древний Египет со всей своей славой и с оборотной стороной этой славы погребен под наслоениями многих культур и государственных образований, на которых вырос современный новый Египет. В историческом вихре веков границы Египта неоднократно менялись, но ядро оставалось тем же. Оно представляло собой территорию, изображенную на карте в виде цветка лотоса: стебель цветка — окруженное с двух сторон узкой полосой зелени длинное русло Нила, а чашечка — дельта Нила. На этой территории и в нескольких оазисах, из которых самый большой Фаюмский, проживало, да и живет по сей день все население Египта. Па заре истории оно насчитывало сотни тысяч человек, во времена расцвета древних царств, — несколько миллионов, в прошлом веке оно сократилось до миллиона; сейчас в Египте более 40 миллионов жителей, и ежегодный прирост равен миллиону. Плотность населения здесь очень большая; вся обитаемая область занимает около 40 тысяч кв. км (меньше Словакии), меньше 1/20 всей территории Египта, равной 1 млн. кв. км. Жизнь в Египте расцветает там, где есть вода; там же, где иссякает последняя ее капля, начинается пустыня. Мертвая, каменистая и необозримая — От взгляда на нее становится жутко и в то же время захватывает дух: к западу от Мила находится Ливийская пустыня, к востоку — Аравийская. Сейчас точно так же, как и тысячелетия тому назад.

«Даром Нила» назвал Египет Геродот, а египтяне Нил — «рекой, дающей жизнь». Это самая длинная река в мире, она течет только в пределах Египта без единого притока на протяжении 1200 км. Каждый год Нил выходит из берегов, дабы напоить измученную жаждой почву и удобрить ее илом. Белый Нил, который берет начало в больших озерах Экваториальной Африки, несет из тропических лесов траву и листья со множеством перетлевших органических веществ, Голубой Нил — оказавшиеся в воде вулканические породы, попавшие в нее вместе со снегом и дождем в горах Эфиопии. Таким образом, Нил не размывает почву Египта, а наоборот, наносит новые слои с высококачественными органическими и неорганическими удобрениями. Уровень воды в нем поднимается и опускается так регулярно, что этим можно было бы руководствоваться при составлении календаря. Первую волну поднимают весенние дожди в верховьях Голубого Нила, и она достигает Каира в «ночь вод» с 17 на 18 июня. Оливково-коричневая река постепенно становится коричнево-бурой, и уровень воды в ней неуклонно поднимается до 26 сентября, затем он начинает спадать, и в начале декабря Нил обретает первоначальные уровень и окраску. Разница между наивысшим и самым низким уровнем воды в Древнем Египте достигала пяти с лишним метров; сейчас из-за плотин, которые удерживают часть наносов, эта разница уменьшилась. Она колеблется в пределах трех метров, что соответствует шести локтям — именно такую разницу древние египтяне считали оптимальной. «Большой разлив без разрушений» они восхваляли как чудо, «годы песчаных берегов» были для них голодными.

Нил со своими наводнениями и наносами испокон веков имел решающее значение для египетского сельского хозяйства, которое было и, собственно, поныне остается основой египетской экономики. Несмотря на сухой жаркий климат, река позволяла получать высокие урожаи зерна и овощей, причем почти без вегетационной передышки, орошала сады и огороды, поила людей и скот. По всей вероятности. Древний Египет был богаче зеленью, чем современный: кроме пальмовых рощ, которые мы привыкли видеть на его горизонте точно так же, как пирамиды или минареты, его украшали густые рощи акаций и тамариска, шелестящие заросли папируса и благовонного лотоса. Разнообразнее была и дикая фауна; до сих пор здесь водятся фламинго, пеликаны, антилопы, газели и все виды рыб, которые известны нам по древним барельефам и рисункам. Со львами, бегемотами, слонами, носорогами и (за исключением Нубии) крокодилами мы теперь можем встретиться только в каирском зоологическом саду; было бы, пожалуй, приятно, если бы то же самое можно было сказать и о змеях, скорпионах, пауках и назойливой мошкаре. Из полезных ископаемых Египет богат только камнем, в особенности песчаником, алебастром, базальтом, диоритом и гранитом; металлами он всегда был беден. Такое же значение, как для сельского хозяйства, имел Нил и для транспорта. Он связывал северную и южную части страны создавая предпосылки для ее экономического и политического единства.

Первых больших успехов древнеегипетская цивилизация и культура также смогли достичь только благодаря Нилу. Прибрежные охотники и пастухи наблюдали за поведением Нила и постепенно учились использовать реку. Они начали строить оросительные каналы, тем самым окончательно превращаясь в земледельцев. Регулярность наводнений побудила их отмечать уровень воды, чтобы предвидеть ее подъем; эти отметки, возможно, стали одним из импульсов, способствовавших изобретению письма. Строительство каналов дало толчок к возникновению такой науки, как геодезия; изготовление чертежей и расчеты, необходимые для восстановления разрушенных наводнением каналов, ускорили развитие геометрии. Сельскохозяйственное производство, основанное на орошении, потребовало кооперации труда большого числа людей, качественно отличавшейся от взаимной помощи охотников и пастухов. Развитие сельскохозяйственного производства позволяло лучше удовлетворять жизненные потребности; росла численность населения, развивались производительные силы, возникли предпосылки для первого значительного разделения общественного труда — для разделения сельского хозяйства и ремесла. Кооперация в сельском хозяйстве вызвала и ранее неизвестную дифференциацию внутри общества: появились предшественники современных метеорологов, агрономов и планировщиков. Эти специалисты ревниво охраняли свои знания, и в конце концов они образовали особую касту, которая отделилась от остального населения и добилась значительных, освященных религией привилегий. С увеличением богатства земледельческих поселений росло могущество традиционных вождей, которые должны были обеспечивать защиту от нападений и организовывать завоевательные походы. Дружины этих вождей, получавшие за свою службу наделы завоеванной земли, также выделились в особую касту «земельной аристократии» (по-египетски пат; остальное непривилегированное население называлось рехит). Так на новом экономическом базисе, становым хребтом которого был Нил, постепенно возникла новая, специфическая для Египта политическая и идеологическая надстройка, более высокая и прогрессивная, чем любая иная в тогдашнем мире, за исключением Шумера в Месопотамии.

Эта эволюция началась в Египте еще в доисторический период, где-то на рубеже VI и V тысячелетий до н. э., и была несомненно, достаточно сложной и медленной. Протекала она в условиях почти полной изоляции: на западе и на востоке Египет был отрезан от остального мира пустынями, на севере — морем, на юге — порогами. Этой изолированностью (внешние влияния проникали с трудом и в незначительной мере) и объясняются весьма примечательное своеобразие египетского общества и египетской культуры, а также их отличие от общественного строя и культуры Месопотамии, не говоря уж об обществах и культурах па Инде и Янцзы.

Своеобразие и неповторимость Древнего Египта — причина его особой притягательности и вместе с тем определенной чуждости нам, с которой мы часто не можем примириться ни умом, ни сердцем.

Путешественник, вступивший на почву Древнего Египта, встретит здесь, если только он, разумеется, не египтолог, много неожиданного. Первой и, пожалуй, самой большой неожиданностью для него станут имена и названия. Он привык приписывать им чисто египетское происхождение, а тут вдруг выясняется, что это вовсе не так. Нечто подобное происходит с ним и в современном Египте, когда он вдруг обнаруживает, что арабы пользуются не арабскими цифрами, а какими-то другими, и которых кроме единицы и девятки ему знаком лишь нуль, да и то означающий число пять.

Древние египтяне никогда не называли, к примеру, свою страну Египтом. Они называли ее «Та-мери», что означает «обработанная» или даже «любимая земля». Да и современные египтяне не называют свою страну Египтом; ее арабское название «Маср» или «Миср». Наше название «Египет» возникло из греческого «Айгюптос», которое, в свою очередь, образовалось из священного названия древнеегипетской столицы Меннефера, или Мемфиса. Звучало оно так: Хут-ка-Птах («Усадьба души Птаха»),[33] а в то время, когда ее заимствовали греки, произносилось приблизительно как «Хикупта». На первый взгляд кажется, что в словах «Айгюптос» и «Хикупта» мало общего, но с филологической точки зрения тут все можно объяснить так же, как, например, превращение первоначального греческого названия «Александрия» в современное арабское «Искандерия».

Нил египтяне тоже не называли «Нилом»; это название происходит от греческого «Нейлос». Египтяне не называли его и «Хапи», именем его божества: Хапи был не «богом Нила», а воплощением его плодотворной силы. Нил называли «Итеру», т. е. «Река», так как других водных артерий в Египте нет. «Дельта» — тоже название греческого происхождения: разветвленное устье Нила напоминает треугольник, подобный перевернутой греческой букве «дельта».

Как это ни удивительно, даже наше название египетского царя «фараон» не египетского происхождения; египтологи в научных трудах избегают его и охотнее пишут «царь» или «правитель». В современные языки это слово проникло из греческого, от «фарао», которое, правда, в свою очередь, произошло от древнеегипетского «пер-оа», «большой дом», т. е. царский дворец, в переносном смысле — «ныне правящий властитель». Точно так же и имена наиболее известных древнеегипетских правителей, включая тех, кто создал пирамиды Гизе, вошли в сознание потомства, как нам уже известно, в греческом звучании. Поскольку тут речь идет о собственных именах, египтологи употребляют их в начальном звучании и стремятся сделать этот принцип общеупотребительным.

Вообще с именами египетских правителей дело обстоит довольно сложно, и эта сложность — еще один сюрприз Древнего Египта. Полная титулатура египетского царя состояла из нескольких «великих имен». В древнейшие времена у каждого властителя было три «великих имени», позднее — пять. Первое имя — так называемое «имя Хора» — царь получал в качестве земного воплощения бога Хора, первоначального мифического властителя Египта. Второе имя — так называемое имя «Обеих владычиц» (по-египетски Небти) — символизировало тождественность царя двум богиням-покровительницам Египта — Нехебт из Верхнего Египта и Уаджит из Нижнего Египта. Третье имя, появившееся в более поздние времена, — так называемое имя «Хора золота»; происхождение и значение его до сих пор не удалось определить. Четвертое имя (в позднейшие времена — третье) переводится как «относящийся к тростинке и пчеле» (по-египетски Ни-сут-бити); это, по всей вероятности, название знаков или гербов Верхнего и Нижнего Египта, которые характеризовали царя как «властителя Обеих земель». Пятое (личное) имя царь имел как «Сын солнца» (по-египетски Са-Ра), т. е. бога Ра. На практике пользоваться полной титулатурой было неудобно и часто приводилась лишь часть ее. На полное «протокольное» имя с соответствующими величальными формулами у группы опытных каменщиков, которые выбивали его на стене храма, уходила примерно неделя.

Но это еще не все. Проблема состояла в том, что о некоторых документах приводилось (или сохранилось) только одно имя, в других два или три, но все они могли принадлежать как одному и тому же правителю, так и нескольким. Причем авторы древних документов и позднейшие историки произвольно выбирали то или иное из этих имен. Например, издавна были известны правители Нечрихет и Джосер, но в 1899 г. удалось установить (по надписи, найденной на острове Сехель у Первых нильских порогов), что Нечрихет — это «имя Хора» царя Джосера и речь в данном случае идет об одном и том же правителе. Или другой пример. Диодор хвалил «гробницу Осимандия» в Фивах (Уасете); Денон считал ее «самыми романтичными развалинами в Египте», а Шелли посвятил ей довольно большое стихотворение. Расшифровка надписей и остроумная догадка в конце концов позволили установить, что Осимандий — это греческая транскрипция позднеегипетского произношения первоначального Усер-Маат-Ра Сетеп-эн-Ра, т. е. часть имени Рамсеса II Великого.

Человека, посетившего Египет, удивляет и даже раздражает, что египтологи ко всему добавляют: «примерно», «вероятно». Мы часто не сознаем, что многое им известно с недостаточной степенью достоверности, а многое неизвестно совсем. К глубокому своему сожалению, они, например, вплоть до конца I тысячелетия до н. э. не могут предоставить в наше распоряжение точные даты. Причина проста: у египтян не было календаря с исходной датой (например, у греков такой датой была «первая олимпиада» — 776 год до н. э., у римлян — «основание города» — 753 год до н. э.) и свои документы они всегда датировали лишь от времени вступления на трон нового правителя. Поэтому можно знать, что случилось на том или ином году правления Аменхотепа III или IV, но определить, сколько лет прошло к тому времени от начала нашего летосчисления, нельзя. Кроме того, их «гражданский год» не совпадал с солнечным. Он делился на три сезона («Наводнение», «Всходы», «Сушь»), состоящих из четырех месяцев по тридцати дней, это составляло 360 дней, к которым добавляли пять дней праздников. Солнечный же год примерно на ¼ суток длиннее. Таким образом, в течение каждых четырех гражданских лет возникало отставание на день по сравнению с солнечным годом. Начала солнечного и гражданского египетских годов совпадали один раз за период в 1461 год (так называемый период Сириуса, по-египетски Сотиса). В этот день утренний восход Сириуса над Мемфисом совершился одновременно с началом разлива Нила — началом нового года. Сохранились записи о трех таких совпадениях, ибо это были события, которые торжественно праздновались. Если взять за основу римскую запись Цензорина (III в.), то эти совпадения восхода Сириуса и дня нового года падают на 139 год н. э. и 1321, 2781 и. 4241 годы до н. э. Вычисленные на этой основе даты стали впоследствии «точкой Архимеда», на которую опирается хронология египетской истории.

Тем не менее египтологи неохотно приводят «абсолютные даты». Дело в том, что некоторые списки правителей, имеющие для египетской хронологии основополагающее значение, утрачены, на других умышленно зачеркнуты и переправлены отдельные даты правления (например, опущены правители, впавшие в немилость у своих более сильных противников или преемников), на многих списках не указана продолжительность царствования тех или иных царей, а дается лишь их хронологическая последовательность. Кроме того, выяснилось, что порой в разных частях Египта одновременно правили разные цари, хотя в записях они представлены так, будто один наследовал трон другого. Зато многие даты можно было довольно точно определить на основе синхронных событий в странах, с которыми Египет имел сношения, например, по дипломатической переписке, по сообщениям о некоторых военных походах в нынешнюю Палестину и Сирию и т. д. Многие даты древнейшей истории удалось более или менее надежно установить с помощью данных археологии, некоторые даже с применением так называемого радиоуглеродного метода. Но здесь еще много неточностей; и для наиболее древнего периода нам приходится мириться с отклонениями ±150 лет, для позднейшего ±50 лет. Первая, признаваемая большинством египтологов «абсолютная» дата в истории Древнего Египта — 689 год дон. э., начало правления властителя Тахарки из XXV династии; в древнейшем периоде истории Египта относительно точно определено лишь начало правления царя Сенусерта III из XII династии (1881 год до н. э.). Однако полное согласие между всеми египтологами существует только относительно даты завоевания Египта персами (525 год до н. э.). Ученым пришлось приложить огромные усилия, чтобы в этой пропасти веков установить хронологические ориентиры, и не удивительно, что путь египтологии к истине вымощен ошибками в тысячу лет и более. Особенно на ранних стадиях развития египтологии исследователи (относили события египетской истории гораздо дальше в глубь веков, чем это соответствует истинному положению в свете новых данных и методов. В качестве примера можно привести попытки установить дату «объединения Египта Мени (Менесом)», которую древние египтяне считали началом своей истории. Шампольон считал этой датой 5867-й год до н. э., Марнетт — 5004-й, Эмиль Бругш — 4455-й, Шаба — 4000-й, Лепсиус — 3892-и. Мейер — 3180-й, Уилкинсон — 2320-й. Пальмер — 2225-й, Штейндорф — 3200-й, Брэстед — 3400-й, В. В. Струве — 3200-й. Сейчас «долгий» и «краткий» варианты египетской хронологии пересмотрены, и, вероятно, мы не допустим очень большой ошибки, если эту исходную дату египетской истории отнесем ко времени 3000 г. до н. э. ± 150 лет.

При таких обстоятельствах больше всего удивляет тот факт, что, несмотря на пробелы и неточности, египтологам удалось дать в целом достоверную последовательную картину египетской истории. Она возникла на основе огромного количества первоисточников: это надписи правителей и вельмож, анналы, сообщения о военных походах и торговых экспедициях, законоустановления и распоряжения, податные ведомости и документы об уплате налогов, научные и художественные сочинения, религиозные и магические тексты, письма и документы разнообразнейшего характера. Свидетельства памятников письменности дополняют археологические данные, а также письменные и материальные памятники всех стран Ближнего Востока, с которыми Египет имел сношения.

Из массы этих «фактов исторического происхождения» египтологи должны были выбрать и подвергнуть критической проверке «факты, касающиеся самой истории», хотя такая проверка является составной частью труда всякого историка, применительно к Древнему Египту она была особенно сложной и важной. Египетские цари почитались как боги, потому никогда л ли в чем не могли терпеть неудачу. Таким образом, во всех войнах они неминуемо «побеждали», в каждой дипломатической акции «добивались успеха», были абсолютно непогрешимы во всем, всех превосходили могуществом, доблестью, богатством и т. д. Их придворные хронисты знали, что и как положено писать: поражении превращались в победы, или же о них умалчивали, восторженно описывались сражения, которых вовсе не было; прославлялось мужество царей, даже не показывавшихся на поле битвы. От хронистов не отставали придворные ваятели и живописцы: перед нами изображения, на которых фараоны лично уничтожают сотни врагов, хотя нам известно, что за все время правления они носа не высунули из своего дворца. В творения этих хронистов и художников редко проникал критический взгляд: в них не найдешь и тени правды, если она неблагоприятна для царя. По крайней мере так обстояло дело при жизни фараонов, о которых эти творения были призваны поведать потомкам.

Нам известна, например, битва при Кадеше около 1312 года до н. э., в которой Рамсес II потерпел поражение от хеттов и чудом остался жив.[34] Известно также, что и последующие его столкновения с хеттами не увенчались успехом и что в конце концов он отказался от намерения покорить их. Но на храме Амона в Карнаке он приказал вытесать длинный панегирик в честь «победы при Кадеше», где говорится: «Когда мое войско и колесницы покинули меня, это было худшее из преступлений. Но посмотрите: Амон дал мне победу, хотя со мной не было войска и колесниц. Этот далекий край видел мою победу и мою силу, хотя я был один, без единого знатного, который бы последовал за мной, без единого возницы». Две с половиной тысячи хеттских колесниц атаковали его: «Но я бросился на них. Я был как Монт и сразу же дал почувствовать им свою руку. Я разил их, убивал, где только ни видел, и один кричал другому: „Это не человек среди нас, это непобедимый Сет, Баал[35] в его членах! То, что он делает, превыше человеческих сил!“ Еще никогда ни один человек без войска и колесниц не одолел сотен тысяч (врагов)». Такой же панегирик он приказал вытесать и на своем заупокойном храме неподалеку от Долины царей, на пилоне Луксорского храма он приказал запечатлеть себя убивающим под Кадешем хеттов. Поверженных и бегущих в панике врагов изображено там 10 900. А поскольку Рамсесу показалось, что и этих трех монументов недостаточно, он приказал в честь той же победы высечь знаменитый скальный храм в Абу-Симбеле… Ничего не скажешь, умел фараон поставить популяризацию своей личности на должную высоту. К этому можно добавить, что хеттский царь Хаттушиль III в конце концов предложил заключить мирный договор. Иероглифическая копия этого договора сохранилась на стене Карнакского храма, а клинописная — на глиняных табличках.

Для нас вполне достаточно краткого обзора того, что специалисты по истории Древнего Египта считают хорошо проверенным и, главное, важным. Мы будем придерживаться и той канвы истории Египта, которую наметил еще Манефон из Себеннита, разделив всех египетских правителей на 30 династий. Эти династии, которые были связаны не по родовому признаку, а по месту происхождения, Лепсиус разделил впоследствии на три царства и по ним назвал три главных периода египетской истории. В дальнейшем египтологи уточнили периодизацию Лепсиуса, так что ныне мы различаем: доисторическую эпоху (до объединения страны), архаический период (I–II династии). Древнее царство (III–VI династии), первый переходный период (VII-Х династии), Среднее царство (XI–XII династии), второй переходный период (XIII–XVII династии), Новое царство (XVIII–XX династии), Позднее царство (включая Саисский период и эпоху после XXVI династии). Финалом истории Древнего Египта явилась эпоха Александра Великого и Птолемеев (332 год до п. э. — 30 год н. э.), за которой следуют эпохи римская и византийская, завершившаяся в 642 году н. э. завоеванием Египта арабами.

Если предлагаемый нами экскурс в историю Египта покажется заинтересовавшимся читателям слишком кратким, они могут обратиться к более подробным изложениям — на русском языке, прежде всего к главам о Древнем Египте в I и II томах «Всемирной истории», изданной Академией наук СССР, к «Истории древнего Востока» Б. А. Тураева (1935), к «Истории Египта» Дж. Г. Брэстеда (1915).

Территория Египта насолена с древнейших времен. Самые древние следы человека, обнаруженные на берегах Нила, оставлены примерно за 10 000 лет до начала нашей эры, древнейшие постоянные поселения возникли не позднее рубежа VI и V тысячелетий до н. э. Радиоуглеродным методом установлено, что зерно из ям для хранения урожая в доисторическом поселении в Фаюмском оазисе относится к 4600–4300 годам до н. э. Это доказывает, что в Египте уже в то время жили оседлые земледельцы, и нет сомнения, что они жили там еще ранее.

Население Египта, из которого постепенно сформировалась древнеегипетская народность, составили местные племена Северной и Восточной Африки. К ним присоединились пришельцы из Тропической Африки и в особенности из Северо-Западной Африки, покинувшие родные места из-за высыхания почвы. В конце концов в долине Нила представители различных племен смешались: где это произошло мирным путем, где не обошлось без насилия и порабощения. Факт смешения племен доказывает антропологический тип древних египтян, элементы которого можно найти как в близлежащих, так и в отдаленных областях Африки. Но отнюдь не в Азии: теории об «азиатском» или «семитском» происхождении древних египтян никогда не были убедительными и полностью отвергнуты современной наукой. Если уж говорить о «расовой принадлежности», хотя это для истории цивилизации и культуры не имеет значения, то можно отметить лишь, что в северных областях больше проявлялись признаки европеоидного типа, а в южных — негроидного; от представителей белой расы египтяне отличались чуть более темной кожей, что заметили еще греки. В начале исторического периода существования Египта его обитатели уже образовали единое этническое целое и большую часть своих типических черт сохранили до сих пор. В коптских кварталах, да и в мечетях мы порой застываем от удивления: кажется, будто люди вокруг нас только что сошли с древнеегипетских барельефов.

Египетский язык сложился в процессе формирования древнеегипетской народности. За его развитием мы можем проследить с рубежа IV и III тысячелетий до н. э., т. е. с того времени, к которому относятся первые дошедшие до нас памятники древнеегипетской письменности. В эволюции египетского языка мы различаем четыре фазы: староегипетский язык (до XXIII века до н. э.). среднеегипетский, или «классический», язык (до XV века до н. э.), позднеегипетский, или «новоегипетский» язык (до VII века до н. э.) и «демотический» язык (по названию демотического письма большей части памятников VIII века до н. э. — V века н. э.); последней фазой его развития (примерно с III века н. э.) был коптский язык, который удержался как живая речь до XVI века н. э. (и до сих пор существует как культовый язык египтян коптского вероисповедания). Мы включаем его в языковую семью, которую принято называть «семито-хамитской»;[36] его основной словарный фонд присущ только ему одному, но в нем можно найти лексические элементы ливийско-берберской (западной) и кушитской (южной) языковых групп, а также известную родственность с семитскими языками (финикийским, вавилонским, ассирийским). В настоящее время мы знаем свыше 20 000 древнеегипетских слов, из которых лишь 300 имеют научно установленную общую основу с семитскими языками; за некоторыми исключениями, нам известно точное значение всех египетских слов. Следовательно, это был чрезвычайно богатый язык, обладающий развитой синонимикой. Хотя египетский язык давно относится к числу мертвых, многие его слова живут в современных языках, куда они попали через посредство древнееврейского и греческого. К числу наиболее распространенных относятся «папирус», «оазис», «ибис», «эбонит», «базальт», «натр», «химия»; из имен — Сусанна.[37]

Египтяне были первым народом, который изобрел письменность, и, что надо отметить, самостоятельно. Уже первые памятники египетской письменности говорят о том, что их письмо представляет собой законченную систему, явившуюся продуктом длительного развития. Эти памятники написаны иероглифическим письмом, которое так назвали греки (от hieros «священный» и glyfo «тесать»), познакомившиеся с ним по надписям на храмах. К несколько более позднему времени относятся памятники скорописного иератического письма (от hieratikos «жреческий», так как в греко-римское время им преимущественно пользовались жрецы для записей в храмовых книгах). Обе эти формы письменности в своей основе одинаковы, но иератическая была проще и использовалась не для монументальных надписей, а для обычного письма на папирусе и остраках (известняковых и керамических обломках). В VII веке до н. э. к этим двум видам письменности прибавилось значительно упрощенное курсивное письмо, которое греки назвали демотическим (от demos «народ»). Иероглифическое письмо использовалось почти 3500 лет, т. е. много дольше, чем клинопись или латинский алфавит. Последняя иероглифическая надпись относится к концу IV века н. э.

Иероглифическое письмо, из которого развилось иератическое и демотическое, имело свыше 700 наиболее употребительных знаков, часто очень сложных и причудливых. Первую и, очевидно, наиболее древнюю группу знаков составляли так называемые идеограммы, т. е. знаки, которые передавали отдельные слова посредством изображения предметов или действий; их фонетическое значение было связано с названиями этих предметов или действий. Вторую группу составляли так называемые фонограммы, т. е. знаки, имеющие прямое фонетическое соответствие; 24 из них обозначали согласный звук, свыше 150 — комбинацию нескольких согласных звуков.[38] Поскольку в египетском письме не обозначались гласные, слова, написанные этими знаками, могли иметь различное значение: например, «П — Р» могло читаться как «пер», что означало «дом», или как «пире», что означало «выходить». Эту двузначность или многозначность устраняла третья группа знаков, так называемые определители (в первом случае к знакам «П — Р» пририсовывалась горизонтальная проекция дома, во втором — изображение идущих ног). Этих определителей было больше сотни, они имели чисто визуальное значение и не произносились. Разделительных знаков в египетском письме не было, писать можно было справа налево или слева направо, а в иероглифическом и иератическом письме и сверху вниз. Конечно же, это было письмо очень сложное — и не только для современных дешифровщнков; знание его считалось в Египте своего рода искусством, и профессия писца пользовалась большим уважением. В этой связи нужно подчеркнуть, что изобретение письменности, несомненно, было самым большим вкладом древних египтян в мировую цивилизацию и культуру. Из их иероглифов примерно в XVI веке до н. э. возникло синайское письмо, из него в XIV–XIII веках до н. э. финикийское письмо, из него через посредство арамейской письменности не позднее IX века до н. э. греческий алфавит, а из последнего латинский алфавит и славянская азбука. В очертаниях некоторых греческих и латинских букв мы легко обнаруживаем признаки египетского происхождения.

Итак, история Египта начинается вместе с первыми письменными документами, причем начинается сразу как история объединенного государства, чему предшествовало объединение деревень и поселений, рассеянных вдоль Нила и первоначально независимых друг от друга. Иногда более сильные завоевывали более слабых, иногда малые объединялись против крупных. Причиной тому было обыкновенное стремление расширить свою территорию, но к нему присоединялись интересы, которые постепенно стали преобладающими: использование нильских наводнений и строительство единой оросительной системы. Подробности нам неизвестны, но то, что египетская почва тогда впитала немало человеческой крови, не вызывает никаких сомнении. Постепенно образовалось несколько десятков мелких государств, отзвуком существования которых было позднейшее деление Египта на области (египетское их название «сепат», а греческое — «ном»). В IV тысячелетии до н. э. в результате объединения на территории Египта возникли два государства: Верхний Египет на юге и Нижний Египет в Дельте. Они существовали, вероятно, длительное время, так как их самостоятельность нашла отражение в административном делении, сохранявшемся на всем протяжении истории Древнего Египта. Властитель Египта носил титул «царя Верхнего и Нижнего Египта», а одним из символов его власти был «пшент», — «двойная корона», возникшая в результате соединения «белой короны» Верхнего Египта с «красной короной» Нижнего Египта.

Объединительный процесс был для Египта прогрессивным явлением, несмотря на насилия и другие отрицательные моменты, которые его неизбежно сопровождали. Создание крупных политических образований позволило расширить оросительные системы и лучше их использовать, что, в свою очередь, вызвало дальнейший рост производительных сил и увеличение населения, хотя одновременно ускорило распад родового строя и образование классового общества. Покоренные попадали в рабство, в среде победителей привилегированное положение занимали военачальники во главе с верховными вождями. Эта эволюция, протекавшая позднее и в других странах, в Египте обладала своеобразными и характерными чертами. К ним относятся многочисленные пережитки и остатки древней общины. При неизменных основных условиях сельскохозяйственного производства общины удержались и после столь значительного социального переворота, каким было возникновение государства. Прежде всего общины остались фактическими владельцами обрабатываемой земли, хотя верховное право собственности принадлежало царю — олицетворению государственной власти. При этом государственная власть с самого начала не ограничивалась выполнением своей главной функции — держать в узде покоренное и порабощенное население, а обеспечивала руководство оросительными и другими сельскохозяйственными работами и одновременно присваивала себе часть произведенной продукции. Соединение политической и экономической власти позволило военным предводителям эпохи родового строя постепенно возвыситься и обрести положение абсолютных монархов, которые требовали от всех своих подданных безоговорочного подчинения. С помощью дружин, членов которых правители старались привлечь различными привилегиями, они сумели достичь непререкаемого господства и подкрепить его религиозными доводами; в конце концов им удалось добиться самых высоких почестей и провозгласить себя богами. (В буквальном смысле слова богами, чем они превзошли месопотамских правителей, которые считались лишь наместниками богов на земле.) Так в Египте возникли рабовладельческий строй и теократическое деспотическое государство, что явилось одним из наиболее значительных рубежей на его историческом пути.

Классовое общество и государство сформировались в Египте примерно в то же время, что и в Месопотамии, и на тысячу лет раньше, чем в Европе (в Греции и Риме). С этим ранним возникновением классового общества и государства контрастирует их последующее медленное развитие, характерное в целом для раннерабовладельческого или «азиатского» способа производства, который К. Маркс и Ф. Энгельс всегда отличали от «античного». Таким образом, более древний общественный строй Египта (так же как и Месопотамии) остался в историческом плане более низким, чем позднейшее общественное устройство античной Греции и Рима.

Но хотя экономическое и общественное развитие Египта было чрезвычайно медленным, внутренняя структура и внешняя политика на протяжении тысячелетий оставались почти неизменными, а его искусство после первоначального бурного расцвета настолько закостенело, что художественные творения Древнего и Нового царств подчас нельзя отличить друг от друга, все же его история не лишена внутренней напряженности и драматизма.

Согласно преданию, записанному Манефоном, объединитель Египта — царь с личным именем Мени (Менее), возможно тождественный царям с «хоровым» именем Нармер или Аха, существование которых подтверждено историческими источниками. Столицей Мени был Тис, расположенный в Верхнем Египте, примерно в 400 километрах южнее нынешнего Каира, остатки Тиса до сих пор с достаточной достоверностью не идентифицированы. Этот правитель двинулся в Нижний Египет и около 3000 г. до н. э. завоевал его; на границе обеих земель он основал затем новую столицу — Меннефер (Мемфис). Возможно, объединить страну еще раньше пытались властители Нижнего Египта, но, вероятно, успеха добился один лишь Мени.

Мени считается и основоположником I династии египетских царей, к которой принадлежало семь или восемь правителей. Источники называют вслед за ним (а при его тождественности с Нармером или Ахой — вслед за ними) «хоровы» имена Джер, Джет (или Уаджи), Удиму (или Ден), Анджиб, Семерхет, Каа. От Манефона мы знаем имена десяти царей II династии, из других источников — еще двух, но надежно подтверждены опять-таки лишь семь или восемь из них — с «хоровыми» именами Хетепсехемун, Небра, с личными именами Унег, Сенд и с «хоровыми» именами Перибсен, Хасехем, Хасехемуи (два последних, может быть, тождественны). Коротко можно сказать, что они укрепили государство политически и экономически, а также вели захватнические войны, в особенности на Синайском полуострове, куда их привлекали медные рудники, и в Нубии, куда их манило золото. Есть основания полагать, что всем этим правителям приходилось подавлять сепаратистские действия внутри страны, еще Хасехем оставил запись о расправе над участниками большого восстания в Нижнем Египте, причем якобы он убил 48 205 (или 47 209) мятежников и взял в плен 120 000 жителей. В результате были созданы предпосылки для возникновения Древнего царства, самого древнего в истории: оно было почти на пять столетий старше аккадского царства Саргона и почти на тысячу лет старше вавилонского царства Хаммурапи.

Эпоху первых двух династий мы называем «архаической», а к периоду Древнего царства относим правление III–VI династий. Начало Древнего царства датируется примерно 2700 годом до н. э., конец — примерно 2270 годом до н. э.

Таким образом, оно просуществовало приблизительно четыре с четвертью столетия, т. е. почти столько же, сколько римская империя. По Мемфису, куда его цари перенесли свою резиденцию, эту эпоху называют еще «мемфисской», а по наиболее характерной черте, которой эта эпоха оставила о себе память в истории, — «эпохой строительства пирамид».

Первым властителем Древнего царства был Джосер, основатель III династии египетских царей, правившей около ста лет; по-гречески его называли Тосорфрос. Он продолжал завоевания на Синае и в Нубии и присоединил часть этих областей к Египту, главное же — действительно оставил по себе память на вечные времена. Как мы знаем, он приказал построить на традиционном мемфисском кладбище близ Саккара первую пирамиду, пока еще ступенчатую, но из камня и такого размера, что она до сих пор вызывает восхищение. Его преемником стал Сехемхет, строитель второй пирамиды у Саккара, которая, однако, осталась незаконченной. Манефон приводит имена девяти властителей этой династии, другие источники — больше. Среди них мы встречаем такие, как Небкара, Неферкара, Небка, Санахт, Хаба, Хуни; причем не исключено, что некоторые из них принадлежат одному и тому же лицу, так как одни из этих имен «хоровы», а другие личные. В какой последовательности они правили, мы точно не знаем; можно предположить, что Санахт был предшественником или побежденным соперником Джосера, а Небка — царем IV династии. Ко времени их правления, вероятно, относятся три малые ступенчатые пирамиды в Верхнем Египте: одна близ Фаюма и две незаконченные в Завиет-эль-Ариане. Хуни, последний властитель этой династии, приказал построить для себя большую пирамиду в современном Медуме, но, судя по всему, не дожил до ее завершения. Об иных деяниях царей этой династии сохранились лишь обрывочные и к тому же противоречивые сообщения.

IV династия правила приблизительно с 2600 до 2500 года до н. э.; с ее царями мы уже встречались не раз. Наиболее подробные сведения мы имеем о первом из них — правителе Снофру, которого Манефон называет Сорисом. В египетской традиции он запечатлен удачливым и добродетельным царем, из исторических источников мы знаем о его войнах в Ливии, Нубии и особенно на Синае, где он завладел бирюзовыми конями в Гебель-Магаре. По позднейшим сообщениям, он велел закончить пирамиду Хуни в Медуме и приказал заново построить две большие пирамиды в современном Дашуре. После него правили цари Хуфу (полное имя — Хнем-хуфу, по-гречески Хеопс), Хафра (по-гречески Хсфрен) и Менкаура (по-гречески Микерин), создатели трех самых больших пирамид в Гизе. Вот и все, что нам известно об этих властителях из египетских источников. Пожалуй, еще то, что Хуфу, по всей видимости, предпринял новую экспедицию на Синай. Утверждение Манефона, что каждый из них правил свыше шестидесяти лет, неправдоподобно. Согласно другим сведениям, Хуфу правил 23 года, а Менкаура — 18 лет. Сообщения или скорее исторические анекдоты о злодеяниях Хуфу и Хафра и добродетели Менкаура основаны на значительно более позднем устном предании и известны нам уже из греческих записей. Возможно, между Хуфу и Хафра правил еще Джедефра, а после Хафра — Хорджедеф и Рабауф; согласно одним источникам, правление их было очень кратким, другим — они были всего лишь наследниками трона. Джедефра тоже приказал построить пирамиду (в Абу-Роаше), но не успел ее закончить; Хорджедеф является повествователем в «Рассказе о чародее Джедн», составной части одного из древнейших произведений египетской (и мировой) литературы — «Сказок папируса Весткар».

В конце царствования этой династии наступил период смуты; может быть, именно к этому времени относятся годы правления царя Небка, причисляемого обычно к III династии; его имя было обнаружено на плитах незаконченной пирамиды в Завиет-эль-Арнане. Последним властителем IV династии был Шепсескаф. В отличие от своих предшественников он приказал построить не пирамиду, а всего лишь довольно низкую мастабу. Создается впечатление, что он хотел отличиться от своих предшественников и местом своего вечного упокоения, выбрав для него неглубокую впадину к югу от Саккара.

Цари V династии вели свое происхождение из Она (Гелиополя), находившегося на месте нынешнего каирского предместья Тель-Хасан, и правили несколько более столетия, примерно с 2500 года до н. э. На Мемфисский престол они, вероятно, вступили после борьбы, которая — как можно предположить — велась и при смене предшествовавших династий. Девятерых из них мы знаем по именам. Первым был Усеркаф (по-гречески Усерхерес), после него правили Сахура (Сефрес), Нефериркара (Нсферхерес), Шепсескара (Сисирес), Неферефра (Херес), Ниусерра (Рафурес), Менкаухор (Менхерес), Джедкара (Танхерес) и последний Унис (Оннос). Мы перечислили всех (притом с их греческими именами), потому что, за исключением правивших слишком короткий срок Шепсескара и Менкаухора, все они повелели построить пирамиды: одни — в Абусире, другие — в Саккара. Размерами их пирамиды были меньше, чем пирамиды Гизе, но они затратили также значительные средства на строительство «Солнечных храмов» в честь бога Ра, украшая их внушительными, массивными обелисками. Эти цари продолжали традицию военных походов в Нубию, Ливию и на Синай, кроме того, они отправляли и мирные торговые экспедиции в Азию, чаще всего в нынешний Ливан. Из исторических источников известно, что они постепенно реорганизовали внутреннюю административную систему: усилили чиновничий аппарат и во главе государственного управления поставили специалистов нецарских кровей. Сами же, отождествив свою персону с богом Солнца Ра, возвысили себя до положения «богов вселенной».

Из VI династии, правление которой началось где-то после 2400 года до н. э., нам известны шесть царей и одна царица. Первого из них, Тети (Офоэс), убила личная стража; после краткого царствования его преемника Усеркара на трон взошел Пиопи I (Фиос), который не давал своим полководцам и воинам бездействовать, посылая их все в новые походы в Нубию и даже в Сирию. О следующем царе, Меренра, мы знаем довольно мало; вероятно, он умер молодым, ибо трон наследовал его шестилетний сын Пиопи II (Фиопс), который якобы дожил до ста лет и уже в те далекие времена поставил почти недосягаемый рекорд длительности пребывания у власти. После него на трон, вероятно, вступил другой Меренра, а вслед за ним — и царица Нитокерти (Нитокрис), в существовании которой некоторые историки сомневаются. Все цари VI династии, исключая Усеркара и второго Меренра, оставили после себя пирамиды; Манефон утверждает, что и Нитокрис построила пирамиду, однако ее до сих пор не обнаружили. Все цари по примеру Униса приказали украсить внутренние камеры пирамид надписями; из документов того времени мы впервые в египетской истории узнаем и о некоторых подробностях их жизни, подчас весьма интимных. К сожалению, ни эти, ни поздние тексты ничего не говорят о причинах падения династии. В них встречаются лишь отдельные сообщения, позволяющие сделать вывод, что царская власть ослабла: сановники и местные правители уже не назначались царем, а наследовали свои должности и вели себя довольно независимо. К последним десятилетиям долгого правления Пиопи II относятся даже упоминания о двух лжецарях и процессе против царицы. Очевидно, произошло разложение государственной власти, и вскоре после того, как столетний царь где-то около 2270 года до н. э. умер, Древнее царство прекратило свое существование.

Древнее царство было великой эпохой египетской истории, в конце ее Египет стал совсем иным, чем был в начале. Столицу теперь окружали десятки пирамид — настоящих холмов из белого и розового камня; рядом с ними простирались огромные храмовые постройки с колонными залами и сотни роскошных гробниц сановников; пустыню пересекали сверкающие на солнце огражденные или крытые дороги из гранита и известняка, соединявшие заупокойные и долинные храмы, среди святилищ возносились к небу обелиски с позолоченными остриями. Эти храмы, гробницы и святилища скрывали в себе бесчисленное множество художественных произведений, жалкие остатки которых стали теперь драгоценными экспонатами музеев всего мира. Еще в архаический период появились художественная резьба и скульптура, о чем свидетельствуют, например, резная рукоять из слоновой кости, найденная в Гебель-эль-Араке (ныне находится в Лувре), палетка царя Нармера из Иераконполя (ныне — в Каире) и небольшие статуэтки, изображающие сидящего фараона Хасехема (ныне — в Каире и Оксфорде). Затем к ним прибавились монументальные каменные рельефы Джосера, Хафра, Менкаура и других властителей, которые своей застывшей неподвижностью как бы демонстрировали царскую неприступность и превосходство над всем миром.

Кроме них возникли и такие произведения, как, например, раскрашенные статуи сына Снофру Рахотепа и его супруги Нофрет, групповая скульптура карлика Сенеба и его семьи, деревянная скульптура «Сельский староста» (ныне — в Каире) и статуя «Сидящий писец» (ныне — в Лувре). Большинство этих произведений, так же как раскрашенные барельефы на стенах гробниц, остались неизвестны современникам. Это были предметы посмертного культа, произведения, «предназначенные для вечности».

Все достижения египтян за время существования Древнего царства в зодчестве, живописи и ваянии — их собственное открытие и изобретение. Они начинки, так сказать, с нуля. Тем более высокой оценки заслуживают их достижения. Это касается и письменности — самого великого чуда, добытого из глубин египетской истории. На настенных барельефах в гробницах имеется множество объяснительных текстов и диалогов между изображенными особами, чья литературная ценность несомненна. Настоящим и притом совершенно оригинальным литературным жанром, возникшим в Древнем царстве, были так называемые «Поучения» — поэтические сочинения, содержавшие жизненные советы, основанные на личном опыте авторов и свидетельствующие об их мудрости, а подчас и немалой хитрости. Автором самого древнего такого поучения был, как считается, Имхотеп, верховный сановник царя Джосера, следующее «Поучение» приписывается сыну Хуфу Хорджедефу, одно из самых больших — сановнику Джедкара Птаххотепу; впрочем, нам они известны из записей более позднего времени. Непосредственно со времен Древнего царства до нас дошли многочисленные жизнеописания высших сановников (Месена, Уашптаха, Хирхуфа, Птахшепсеса и др.), написанные с соблюдением художественных традиций и содержащие помимо цитат из официальных документов и поэтические вставки. Прямо из пирамид происходят длинные (достигающие десятков метров в длину) поэтические молитвы, заклинания, мифы и гимны в честь властителя; наиболее древние из них относятся к эпохе правления царя Униса.

Однако блестящее развитие культурной традиции в период Древнего царства находилось в острее противоречии с современным ему развитием социальных отношений. Рост производства, военные походы и налоговая система ускоряли процесс имущественной и классовой дифференциации; с исторической точки зрения это, правда, был прогресс, но каким путем он достигался! В стране росло число рабов, которое пополнялось за счет захваченных во время новых завоевательных походов военнопленных; их принуждали трудиться на землях царя, храмов и вельмож, где находила работу и пропитание и часть сельского населения. Эти люди считались свободными, так же как и члены деревенских общин, но фактически были низведены на уровень рабов. Противостоять порабощению сумели лишь некоторые ремесленники и руководители работ. Царь и его сановники все более утверждали свое господство над египетским народом, используя исторические, экономические и идеологические средства. В конце концов население лишилось последних прав и никогда уже не смогло вернуть их себе; когда много позже с его положением ознакомились греки, они были не в силах всего этого постичь. При таких обстоятельствах нет ничего удивительного, что египетские цари могли заставить работать на строительстве пирамид сотни тысяч людей, независимо от того, были это формально свободные подданные или рабы. Египетский царь был не только деспотом, но одновременно и богом. Как гласят надписи того времени, вельможи считали особой привилегией, когда им давалось право целовать ноги царя, а «не землю у его ног».

Противоречие между огромной концентрацией власти и богатства в руках верхушки египетского общества и полным бесправием обездоленных народных масс не могло остаться без последствий. Падение Древнего царства это подтвердило.[39]

Подробностей мы, к сожалению, не знаем. Как показало дальнейшее историческое развитие, речь шла не только о политическом распаде Египта, но и о полном его внутреннем разложении.

После гибели Древнего царства на Египет пала непроглядная тьма. В стране царил хаос, а на разных тронах царствовало неустановленное число правителей, как предполагают — из четырех разных династий. Причем какой-то авторитет сохраняли еще потомки Интефа в Фивах и некоторые цари Ненннесута (Гераклеополя) в Фаюмском оазисе.[40]

Из тьмы «переходного периода» Египет вынырнул спустя два долгих столетия, когда началась вторая великая эпоха его истории — Среднее царство (примерно 2070–1790 годы до н. э.). Объединение страны завершил царь Ментухотеп, основатель XI династии, причем, несомненно, после длительной и кровопролитной войны. До недавнего времени историки приписывали этот успех трем различным властителям; однако, возможно, это были всего лишь разные имена одного Ментухотепа, который принимал их последовательно, утверждая свою власть в завоеванных одна за другой областях. Вслед за ним на трон вступили два его тезки. Они удержали и укрепили достигнутое им могущество: обеспечили восстановление и расширение оросительных систем, организовали добычу в сланцевых каменоломнях в Вади-Хаммамате на берегу Красного моря, вновь утвердили египетское господство над Синаем и Нубией. В пору их правления возникло производство бронзы, что позволило усовершенствовать земледельческий и ремесленный инструментарий, а также оружие.[41] Египет снова стал великой державой и, согласно одной из характеристик того времени, «цветущим зеленым садом». Впервые засверкала в лучах славы и резиденция новых царей Фивы в Верхнем Египте.

Правление трех Ментухотепов, несмотря на их успехи, завершилось гибелью династии. Около 2000 г. до н. э. троном завладел верховный царский военачальник Аменемхет (Амменемес) и основал новую, XII династию. Аменемхет правил почти тридцать лет, пока его тоже не устранили с трона путем насилия. Историки сходятся во мнении, что он обеспечил Египту подлинное процветание благодаря широкому строительству каналов и освоению новых площадей для земледелия. Хотя Аменемхет был удачливым полководцем, он отказался от новых завоеваний и ограничился укреплением границ; может быть, именно за это его коварно убили (с помощью дам из гарема) тогдашние «ястребы». После такого урока преемники Аменемхета основное внимание уделяли завоеваниям: Сенусерт I (Сесонхосис) захватил в Нубии новые золотые прииски, Аменемхет II (Амменемес) присоединил к Египту территорию нынешней Палестины и часть Сирии, Сенусерты II и III (Сесострис) подчинили Нубию (вплоть до Третьих порогов). И только Аменемхеты III и IV (Лахарес и Амменемес) вписали свои имена на скрижали истории не завоеваниями, а большими оросительными работами и строительством. Последним властителем XII династии стала царица Собекнефрура (Скемиофрис). Четыре года ее правления были прелюдией нового упадка.

Среднее царство оставило после себя достижения цивилизации и культуры, которые никак не назовешь «средними». Это касается прежде всего строительства, хотя о величайших архитектурных памятниках той поры мы можем судить больше по древним сообщениям, чем по сохранившимся остаткам. Так, династия Мснтухотепов украсила Фивы храмами и дворцами, но все они лежат в развалинах или разрушены в результате последующих перестроек. Из построек Ментухотепа I сохранились лишь следы заупокойного храма в нынешнем Дейр-эль-Бахри (на левом берегу Нила, напротив Карнака); он представлял собой небольшую пирамиду, окруженную крытыми колоннадами, за которыми в крутой скале был вытесан украшенный колоннами двор с подземной гробницей. Из построек Сенусерта I сохранился лишь небольшой храмик в Карнаке; но своим современным красивым внешним видом он целиком обязан реконструкции, осуществленной в 1937–1938 годах под руководством французского архитектора А. Шеврье. Властители XII династии выстроили великолепную новую резиденцию Иттауи неподалеку от нынешнего Линь та в Фаюмском оазисе; Геродот еще видел здешний Лабиринт, который оценил выше всех построек Египта и Греции. Сейчас мы уже не можем определить, был ли то царский дворец с канцеляриями сановников или заупокойный храм, хотя окончательному разрушению он подвергся лишь в римскую эпоху. Среди исследователей есть сторонники обеих версий. Название этой постройки, как предполагает большинство ученых, связано с одним из имен Аменемхета III, звучавшим по-гречески Лахарес, а по-египетски Лабарес. В восприятии Геродота оно соединилось с названием столь же прославленной постройки на Крите — лабиринта Миноса. В окрестностях новой столицы властители XII династии велели построить и свои пирамиды; развалины их находятся близ современных деревень Лишт, Иллахун, Дашур, Хавара и Мазгуна. Всего нам известно девять пирамид, хотя властителей этой династии было только восемь. Но Аменемхет III приказал построить две пирамиды (в Хаваре и Дашуре). Преимущественно они были из кирпичей и размерами значительно меньше, чем пирамиды IV династии в Гизе.

Изобразительное искусство Среднего царства продолжало традиции Древнего царства; но характерной чертой этой эпохи стало понимание неизбежности гибели мира, который до того считался вечным и неизменным. Сохранились статуи Ментухотепа I, Сенусертов I и III и, среди прочих, прежде всего Аменемхета III (большей частью они находятся в Египетском музее в Каире); хотя эти цари изображены в традиционной позе всемогущих властителей, но в их лицах впервые появляются ранее неизвестные черты, характеризующие не только победоносных полководцев, энергичных администраторов, но и озабоченных, невеселых людей. Официальная идеализация уступила место реализму; скульпторы уже не считали зазорным изображать властителей, к примеру, с большими ушами, в обычной одежде или передать женские прелести супруги номарха, как об этом свидетельствует статуя госпожи Сенуи (ныне в Бостоне). В сравнении с прежней художественной манерой ожили и настенные барельефы, особенно передающие бытовые сцены; можно прямо говорить о рождении нового стиля в живописи, где к традиционной точности изображения прибавилась свежесть красок. Выдающегося уровня достигли чеканка по золоту и ювелирное искусство: драгоценности из гробницы Тутанхамона рядом с драгоценностями из дашурских и иллахунских кладов производят впечатление почти декадентской изысканности.

Однако наиболее значительные памятники Среднего царства — тексты, навеки запечатленные на папирусе. Впервые мы встречаемся здесь с произведениями, принадлежащими не к сфере искусства, а к сфере науки. Это прежде всего математические папирусы, которые доказывают, что египтянам в это время (и, несомненно, раньше тоже) были известны десятеричная система счета, дроби, способы вычисления площадей и объемов, поверхности шара, решение простых уравнений, точная формула объема усеченной пирамиды с квадратным основанием; к наиболее значительным относятся «Папирус Ринда» (примерно XVII век до н. э., ныне — в Лондоне) и «Московский математический папирус» (примерно XVIII век до н. э.). Далее папирусы медицинские, демонстрирующие обширные эмпирические познания египтян в области хирургии и врачевания растительными экстрактами (но одновременно и границы их знаний, за которыми начиналось лечение магическими заклинаниями), например «Папирус Смита» (ныне — в Нью-Йорке) и «Папирус Эберса» (ныне — в Берлине). Затем это папирусы с планами рудников, крепостей и т. д. Своеобразную группу этих письменных памятников образуют «Перечни слов», отдаленные предшественники наших энциклопедий, задачей которых было «перечислить все важные вещи на небе, на земле и на воде».

Художественная литература Среднего царства резко отличается от предшествующей и последующей. В ней отражается утрата прежней веры в постоянство и неизменность общественного порядка; жизненный опыт, приобретенный в период государственного распада, показал ненадежность человеческого существования, возможность и необходимость борьбы с судьбой, неизбежность страданий. Литература стала реалистичнее, человечнее и в соответствии с недавним для того времени историческим опытом нередко приобретала пессимистическую окраску. Это относится и к традиционным «поучениям» и жизнеописаниям, и к новым литературным жанрам, среди которых видное место занимали сказки, рассказы о путешествиях (например, прославленная история о приключениях Синухета), различные «речения» и «пророчества». Многие из сохранившихся произведений позволяют заглянуть не только в душу тогдашних людей, но и в мир их социальных отношений, которые изображены с художественной силой и фактографической точностью. Одно из таких «Речений» (время написания его и автор до сих пор не установлены, а повествование в нем ведется от лица некоего сановника Ипувера) проливает свет на положение Египта после падения Среднего царства, когда в стране, лишенной единого правителя, воцарились разруха и анархия. Из этого «Речения» становятся ясны и причины катастрофы: народные массы, доведенные невыносимой эксплуатацией до отчаяния, свергли властителя.

«Воистину страна повернулась как на гончарном круге… Воистину богатые жалуются, бедные радуются. В каждом городе раздается: „Прогоните могущественных из своей среды!“ Воистину уже не узнаешь сына из знатного рода. Дитя супруги высокородного мужа находится не в лучшем положении, чем сын бывшей рабыни. Воистину высокородные госпожи ныне стоят на коленях, как служанки, и дробят зерно (мельничным камнем). Те, что прежде одевались в тонкое полотно, сегодня за каждый пустяк получают побои… Сейчас не сыщешь служанки, зато высокородные госпожи предлагают себя в рабыни…

Воистину судебные акты выброшены, тайные архивы открыты… Воистину служебные палаты открыты и списки украдены; поэтому рабы ныне могут стать господами. Воистину сановники перебиты и их списки разграблены. Воистину книги законов выброшены, и люди топчут их на окраине города, и взбунтовавшаяся беднота разрывает их на улицах как тряпки. Воистину беднота возвысилась.

Смотрите, настали события, каких прежде в древнейшие времена не бывало: властитель свергнут беднотой! Смотрите, кто был погребен, как властитель, выброшен из гроба! Смотрите, что было укрыто в пирамиде, ныне лежит под чистым небом…

Смотрите, тайное средоточие страны, границы коей некогда тянулись до бесконечности, сегодня пусто: покои царя разрушены в одночасье…».

Азиаты, овладевшие после падения Среднего царства Египтом, были конгломератом племен преимущественно семитского происхождения, ядро которых составляли аморейцы и ханаане. Манефон называет их «гиксосами», что переводится как «властители пастухов»; их первоначальное египетское название означало «властители чужих гористых (пустынных) краев». Они ворвались в страну, ослабленную внутренними распрями и восстаниями, и после борьбы с царями XIII и XIV династий (из которых мы знаем Хинджера как строителя последней пирамиды) навязали ей свое господство. По сообщению Манефона, процитированному Иосифом Флавием и таким образом дошедшему до нас, нападение застало египтян настолько врасплох, что они вообще не сопротивлялись и отдали Мемфис без боя. Вожди этих захватчиков затем удержались на египетском троне свыше ста лет — как XV и XVI «гиксосские» династии.[42]

Гиксосскому владычеству, которое стало для Египта бедствием, сумели противостоять лишь верхнеегипетские властители в Фивах, которых относят к XVII династии. В начале XVI века до н. э. царю Камосу удалось организовать успешное восстание, переросшее в освободительную войну. Борьбу завершил его преемник Яхмос I (Амосис), который около 1580 года до н. э. окончательно изгнал гиксосов, вновь объединил Египет и основал XVIII династию. Это послужило концом Второго переходного периода и началом Нового царства.

Новое царство существовало почти полтысячелетия (примерно с 1580 по 1090 год до н. э.) и было эпохой наибольшего государственного, экономического и культурного расцвета Древнего Египта. Границы египетского государства протянулись от Ливии до Сирии, а на юге в него входила часть современной суданской Нубии; египетские цари простирали свое влияние даже на Вавилон и Ассирию. Производительные силы в стране невиданно возросли; завоевательные войны обеспечивали приток рабов, новые оросительные системы увеличили площадь полей и садов, был усовершенствован плуг, широко использовалась бронза. Царские постройки по затратам труда и средств не уступали самым большим пирамидам, а как произведения искусства даже превосходили их; ваяние, живопись, письменность достигли новых вершин. Естественно, и в Новом царстве не все шло гладко. Наиболее острые противоречия проявились в упорной борьбе между царями и жрецами. Но кто бы ни побеждал, его могущество и слава не означали поворота к лучшему в положении народных масс.

Подъем Нового царства начался еще при XVIII династии (примерно 1580–1310 годы до н. э.). Яхмос I взял на вооружение самое сильное оружие гиксосов — боевые колесницы — и в развитии этого рода войск даже превзошел их. Провел он и энергичные реформы по восстановлению экономики и государственной администрации. В результате завоевательных войн Яхмос I расширил границы своего царства вплоть до Сирии и восстановил египетское господство над Северной Нубией. Его преемник Аменхотеп I (Аменофис) закрепил эти завоевания; затем их продолжил его сын Тутмос I (Тутмосис), достигший верховьев Евфрата. Тутмосу II уже пришлось подавлять восстания на захваченных территориях и даже в самом Египте, но он сумел с ними справиться. Вслед за ним на трон вступила его супруга Хатшепсут, регентша его сына от побочной жены Тутмоса III; она организовывала не военные, а торговые экспедиции (одну из них в далекую «страну Пунт», по всей видимости, в нынешнее Сомали). Тутмос III, двадцать два года правивший лишь формально совместно с Хатшепсут, после ее смерти начал править самостоятельно и положил конец мирной передышке — он стал величайшим завоевателем во всей египетской истории. Во времена правления Тутмоса III египетское царство достигло наибольших размеров — от Ливии до верхнего Евфрата и на юге до Четвертого нильского порога. Его преемникам Аменхотепу II и Аменхотепу III удалось удержать эти завоевания, хотя им угрожали два могущественных государства — митаннийское и хеттское. С митаннийцами пришел к соглашению уже Тутмос IV — он женился на дочери их царя, а с хеттами первый мирный договор заключил Аменхотеп III.

Как раз в период наибольшего могущества и роста международного престижа Египта в стране возник глубокий внутренний кризис. Фиванские жрецы бога Амона, которые, опираясь на свои привилегии и постоянно растущее богатство, постепенно создали некое государство в государстве, вступили в прямой конфликт с Аменхотепом IV (около 1400 года до н. э.). Борясь со жрецами за политическое господство в стране, царь, дабы сломить их могущество, запретил культ Амона и вместо него в согласии с древним почитанием Солнца ввел новый культ Атона — «Солнечного диска». Прекращаются щедрые дары в храмы старых богов. Затем Аменхотеп IV («Амон доволен») сменил свое имя на новое — Эхнатон («Полезный Атону») и переселился во вновь основанную столицу Ахетатон (между Фивами и Мемфисом, близ нынешней деревни эт-Тиль, в местности, известной под традиционным названием Амарна). Но жрецы Амона не уступили. О том, какими средствами они боролись, мы можем судить лишь по судьбе тогдашних царей. Точно мы ничего не знаем, однако Эхнатон, по всей видимости, погиб в результате дворцового заговора;[43] примерно два года спустя при подозрительных обстоятельствах умер его преемник. После него царем стал молодой Тутанхатон, который хотя и сменил свое имя на Тутанхамон и переселился из Ахетатона в Фивы, тем не менее умер вскоре после достижения совершеннолетия; подозрительно быстро умер и его преемник Эйе. Остатки реформ Эхнатона ликвидировал последний царь XVIII династии, бывший приближенный Эхнатона, а затем ревностный приверженец жрецов Амона, верховный военачальник Хоремхеб.

Цари XIX династии (примерно 1314–1200 годы до н. э.) происходили, как полагают, из нижнеегипетского города Джанета (Таниса). Первого из них, по-видимому, избрал своим преемником сам Хоремхеб. Это был Рамсес I (Рамессес), опытный воин и хороший организатор. Именно в таком правителе нуждалось ослабевшее царство. Но он был уже стар и через два года умер. Зато его сын Сети I (Сетос) оправдал все возлагавшиеся на него надежды: отразил нападение ливийцев и в результате четырех походов на север остановил продвижение хеттов. Стабилизировав положение в стране, он стал править совместно со своим сыном, который вступил на трон под именем Рамсеса II и царствовал шестьдесят шесть лет. Традиция наградила его титулом «Великий», хотя отнюдь не все походы Рамсеса кончались «победой его десницы» (в качестве примера назовем знаменитую битву у Кадеша, о которой мы уже говорили) и отнюдь не все приписываемые ему постройки были «творением его рук» (на многих он лишь приказал устранить имя своих предшественников и поставить свое). Тем не менее факт остается фактом: ему подчинялась огромная территория — от Сирии до Ливии и на юге до Четвертого нильского порога, он построил больше храмов и городов, чем какой бы то ни было правитель до него, и память о нем пережила века (даже с такой деталью: будто у него было полдюжины жен и 111 сыновей). Все правители Древнего Египта, вступившие на трон после него, были уже не столь «великими». Правда, его преемник Мернептах одержал победу над Ливией и «народами моря»,[44] вторгшимися в Дельту, и захватил множество пленников, но последующие цари уже теряются в тумане обрывочных сообщений: Сети II, Аменмес, Саптах. Последним представителем этой династии была царица Та-усерт (Туосрис).

XX династия (примерно 1200–1085 годы до н. э.) вступила на трон после периода междуцарствия, когда, по преданию, «Ирсу, некий сириец, возвеличивший себя над ними, принудил всю страну платить себе дань». Основатель XX династии Сетнахт правил недолго, но мог заявить о себе (и, вероятно, имел на то основания): «Я привел в порядок всю страну, которая прежде была раздираема раздорами… Я очистил великий трон Египта». Его преемник Рамсес III сдержал новый натиск «народов моря», но мир в стране сохранить не смог; обездоленный люд бунтовал, во дворце плели интриги жрецы и придворные, в конце концов и этого царя убили дамы из гарема. На двадцать девятом году его правления произошла первая известная в истории забастовка, переросшая в восстание. Ремесленники, трудившиеся в Фиванском некрополе, в основном каменщики и столяры, сговорившись, бросили работу, «преодолели пять каменных оград», отделявших их от жилищ господ, расположились перед храмом, в котором укрылись перепуганные чиновники, и потребовали у царя справедливости: «Мы не ели уже восемнадцать дней… Нас привели сюда голод и жажда. У нас нет одежды, нет рыбы, нет овощей… Воистину в сих святых местах творится зло!». (Наверняка это было не единственное выступление такого рода, и мы вполне можем себе представить, что ожидало в подобных случаях ремесленников. Данные об этом мы имеем лишь косвенные, главным образом из жизнеописаний тогдашних чиновников, которые похваляются: «Я внушал ужас толпе… Я заставлял восставших раскаяться… Я укрощал непослушных…») О последующих властителях этой династии у нас мало сведений; известно лишь, что все они носили имя Рамсес и что при каждом из них Египет сотрясали народные бунты, восстания на занятых территориях, нападения неприятеля и дворцовые распри. Последний правитель XX династии, Рамсес XI, уже поневоле должен был примириться с тем, что верховный жрец Амона Херихор писал свое имя в царском картуше и преемником трона провозгласил своего сына. XX династия растаяла, как вечерний туман над Нилом, а вместе с ней и Новое царство.

Цари Нового царства не строили пирамид. Их хоронили в подземных гробницах знаменитой Долины царей в западной части Фив, где лишь скалистая вершина нагорья Курна напоминала пирамиду. Ныне нам известны 62 такие гробницы, однако часть из них принадлежала родственникам царя и сановникам (но не царицам, которым южнее была отведена Долина цариц). Иные из этих гробниц обширны, как дворцы: гробница Тутмоса III состоит из 9 помещений, гробница Аменхотепа II — из 10, в гробнице Рамсеса II (ныне засыпанной и недоступной) их свыше 20; в гробнице Рамсеса III (по одному из настенных рисунков ее называют «Гробницей арфистов») 22 таких помещения; протяженность коридоров гробницы правительницы Хатшепсут — свыше 200 метров. Самая большая гробница Сети I: 6 лестниц, 4 колонных зала и 16 других помещений, несколько сот квадратных метров стен покрыто раскрашенными рельефами. Посетитель этих гробниц не может удержаться от сравнения их с пирамидами. Как творения человеческих рук, эти подземные гробницы и пирамиды во многом достойны друг друга.

Знаменитая гробница Тутанхамона — относительно небольшая и скромная, но лишь ее одну не тронули древние грабители (грабители проникли в глубь гробницы, но, очевидно, кто-то их спугнул). Не считая короткого входного коридора, в ней всего 4 помещения, из которых только погребальная камера украшена настенной росписью (и то лишь частично). Сокровища, извлеченные из этой гробницы ее первооткрывателем Говардом Картером, ныне хранятся в Каире (за исключением одного позолоченного саркофага с мумией, который по решению египетского правительства был возвращен туда, где его нашли); они занимают в Египетском музее больше места, чем все остальные находки эпохи Нового царства. Среди этих сокровищ — золотые и позолоченные статуи, всевозможнейшие драгоценности, символы царской власти, алебастровые сосуды и богато разукрашенное оружие, тронные кресла и великолепно инкрустированные шкатулки, золотые и позолоченные царские маски и т. п. Каждый из этих предметов обладает высокой художественной ценностью. Уже их материальная стоимость, как ни ничтожна она в сравнении с культурно-исторической, сама по себе невероятно велика: общий вес золота, обнаруженного в этой гробнице, превышает 1,2 тонны! Притом Тутанхамон, как мы знаем, был заурядным правителем. А какие золотые клады и художественные сокровища должны были находиться в гробницах таких правителей, как, например, Сети I или Рамсес II?! Или Хуфу, Хафра, Менкаура?!

Гробницам фараонов Нового царства полагалось навеки быть скрытыми от глаз (и особенно длинных рук) людей; их тщательно маскировали. Вот почему заупокойные храмы этих царей, доступные людям, строились отдельно, но по возможности не очень далеко от места погребения. Прямо на границе Фиванского некрополя, под расщепленной скалой в нынешнем Дейр-эль-Бахри, приказала построить в свою честь такой заупокойный храм царица Хатшепсут; ее архитектор Сенмут воздвиг его на трех искусственных террасах с двойной колоннадой по фасаду, которая поражает нынешних посетителей своей новизной (ее недавно реставрировали польские археологи). Самый большой храм подобного рода, развалины которого сохранились до сих пор, приказал построить Рамсес II; храм этот был почти в два раза больше, чем храм Сети I и Рамсеса III. Это знаменитая Гробница Осимандия Диодора и Шелли или Рамсессеум современных египтологов; тут до сих пор стоят десятки колоссальных колонн, а посреди образуемого ими двора лежит разбитая статуя Рамсеса, достигавшая высоты 17 метров и весившая свыше 100 тонн. Своими размерами она приближалась к колоссам Мемнона, статуям, изображающим царя Аменхотепа III, которые вместе с пьедесталом достигают почти 18 метров; это единственные дошедшие до нас остатки его заупокойного храма, по своим размерам, вероятно, превосходившие даже Рамсессеум (колоссами Мемнона назвали статуи греки; в их восприятии египетское название священной постройки «менну» слилось с именем царя Мемнона, который, согласно греческим мифам, двинулся из Эфиопии через Египет на помощь осажденной Трое). Такой же культ грандиозного, имевший в египетских погребальных постройках давнюю традицию, правители Нового царства исповедовали и при строительстве храмов, посвященных богам.

Наиболее красивые и хорошо сохранившиеся из этих храмов стоят на территории бывшей восточной части Фив — в Луксоре и Карнаке. Луксорский храм построен при Аменхотепе III и Рамсесе II; он состоит из двух окруженных колоннами дворов, соединенных большой колоннадой, и крытого здания со множеством помещений и святилищ. Несмотря на свои огромные размеры, он всегда оставался в тени Карнакского храма. В нем отмечался лишь праздник Нового года. Храм в Карнаке был настоящим «городом богов», и строительство его продолжалось два тысячелетия: первые известные нам постройки возникли в начале Среднего царства, последние — при Птолемеях, самые большие — при Тутмосе III и Рамсесе II, в его украшение внесли свою лепту даже римские императоры. В этот комплекс входили храмы Амона, его супруги Мут и их сына Хонсу, а также храмы бога Монта, богини Маат, бога Птаха и др. Этот комплекс также на протяжении тысячелетий подвергался разрушению, но сейчас приняты меры для его консервации. Первый его пилон напоминает крепостную стену; он достигает 113 метров в ширину, 43 метра в высоту и 15 метров в толщину. К нему ведет аллея из 24 сфинксов с бараньими головами; за ним простирается двор с храмами Сети II и Рамсеса III, колоннадами, сфинксами и колоссальной статуей Рамсеса II в обличье Осириса. За вторым пилоном открывается вид, которому нет равных на свете, — вид на каменный лес из 134 колонн: 12 колонн центрального нефа с капителями в форме расцветших папирусов имеют высоту более 19 метров, а остальные, в форме связок стеблей папируса, высотой около 15 метров и диаметром 5 метров, лес, занимающий площадь, на которой могло бы разместиться 900 автомобилей.

Всего на территории комплекса находится 10 пилонов, перед каждым и за ним — святилища с декорированными вратами и колонными залами, аллеи сфинксов и ровные ряды статуй, разрушенные и неразрушенные стены с иероглифическими надписями, отдельные знаки которых зачастую больше метра, а таких знаков там более 250 000. Тут все колоссально: обелиск царицы Хатшепсут — самый большой на свете, священное озеро занимает площадь футбольного поля, гранитный скарабей Аменхотепа III вместе с пьедесталом весит 5 тонн!

По сравнению с храмом Амона храм Монта и храм Мут выглядят как деревенские церквушки рядом с кафедральным собором. Правда, каждый из них занимает площадь большую, чем Братиславский или Кошицкий кафедральные соборы, вместе взятые, но… После Карнакского храма, предварительно хорошо отдохнув, мы отправляемся смотреть другие постройки: укрепленный храм и дворец Рамсеса III в Медннет-Абу (на западном берегу, напротив Луксора), храм Сети I с замечательными барельефами в древнем Абидосе (примерно в 150 километрах к северу от Луксора), скальный храм Рамсеса II в Абу-Симбеле (приблизительно в 280 километрах южнее Асуана), который в 1963–1968 гг. был распилен на блоки и перемещен на берег озера Насер, образовавшегося в результате строительства Высотной Асуанской плотины. Повсюду мы здесь сталкиваемся с пристрастием египетских царей к грандиозным размерам.

Но грандиозность — не единственная черта зодчества и ваяния Нового царства. Самым лучшим скульптурным произведениям присуща человечность, и уже нет в них традиционной неподвижности; они ближе к жизни. Это прежде всего проявляется в скульптурном портрете Хатшепсут, выступающей одновременно и царицей и женщиной, утонченные черты которой не испортил даже такой неотъемлемый атрибут царской власти, как накладная «божественная бородка»; в статуе Тутмоса III, изображенного с несоразмерно короткой шеей и длинным носом (т. е. вполне достоверно, как подтвердила находка его мумии), и, кроме иных, в статуе Тии, супруги Аменхотепа III, которая увековечила высокомерие и спесь этой царицы. Возможно, благодаря критскому влиянию доселе неподвижные рельефы немного ожили (как мы это видим, к примеру, в длинном повествовании на стенах храма Хатшепсут). Позитивное развитие ускорила реформа Эхнатона, избавившая египетское искусство от многих пут прошлого. Именно в эту пору достигает наибольшего реализма и искренности египетская скульптура; ваятели не побоялись изобразить Эхнатоиа человеком с одухотворенным, но некрасивым лицом, со свисающим животом. И если его супругу Нефертити в скульптурных портретах они представили красавицей, то, судя по всему, не льстили ей. Достижения «амарнского стиля» пережили политические и религиозные реформы Эхнатона; они встречаются в скульптуре и живописи времен Рамсеса II. Постепенное их исчезновение являлось уже признаком эпохи упадка, в конце которой египетские художники не творили, а только повторяли.

Новое царство было также новым и последним творческим периодом египетской литературы, научной и художественной. Медицинские папирусы свидетельствуют о расширении знаний и практического опыта, особенно в хирургии; из этих текстов явствует, что египтяне знали и чрезвычайно эффективные средства против нагноения. Однако тексты эти не лишены противоречий между рациональной и магической медициной: лекарь здесь — более кудесник, как позднее астроном — более астролог, а «мудрец» — предсказатель.

Возникли новые математические труды и новые «поучения, призванные внести ясность в мышление, дать знания несведущему и научить его всему, что есть на свете», последнее такое поучение относится к периоду правления Рамсеса XI. В области художественной литературы высокого уровня достигли традиционные сказки, путевые дневники и «новеллы» царей и вельмож. Поэзию обогатили гимны в честь богов (среди них и великолепный «Гимн солнцу» Эхнатона, насчитывающий свыше ста строк), записи мифов и народных песен (новых и старых); от времен XIX династии до нас дошли первые лирические стихи, без которых поэзия не была бы поэзией. К художественным произведениям можно отнести и многие царские надписи. Они считались историческими документами, но были написаны как гимны; правда, некоторые из них воспринимаются сейчас как юмористические рассказы. «Я раздвинул все границы Египта», — пишет один из Рамсесов, терявший одну территорию за другой; «Житницы были переполнены зерном», — пишет другой Рамсессид, в царствование которого вспыхнул голодный бунт; «божественным происхождением» и «законным наследованием короны Обеих земель» похваляются все цари, и более всего узурпаторы; кроме того, все провозглашают себя богами и обещают править вечно. Вершиной панегирической поэзии подобного рода является так называемая «поэма Пентаура» — песнь о победе Рамсеса II под Кадешем.

Не было на свете властителей, которые оставили бы после себя более грандиозные памятники, принуждали бы воздавать себе более пышные хвалы, доходили бы до таких несуразностей в хвастовстве. «Бессмысленное тщеславие» царей достигло апогея именно в период Нового царства.

Последние правители XX династии, тезки великого Рамсеса, исчезли в пропасти истории, не оставив даже надежного свидетельства о том, как это произошло. После Рамсеса XI царский титул присвоил верховный жрец Амона Херихор и основал династию «жрецов-царей», которую, однако, Манефон почему-то не признавал; по его мнению, XXI династию составляли «семь царей из Таниса», правивших лишь в Нижнем Египте. XXII династию основал в середине Х века до н. э. властитель ливийского происхождения Шешонк I (иначе — библейский Сусаким, завоеватель Иерусалима), избравший резиденцией город Бубастис, близ нынешнего Загазига в Дельте. Своего сына ему удалось сделать первосвященником Амона в Фивах и тем самым на время объединить Египет. Но преемники Шешонка I—цари XXII, а также XXIII и XXIV династий были слабы и незначительны. В результате борьбы Египет распался и в конце VIII века до н. э. стал добычей нубийского царя Пианхи — его резиденцией была Напата (перед Четвертым нильским порогом, неподалеку от нынешнего Мероэ в Судане). Его преемник Шабака основал XXV династию, которую греки называли «эфиопской» (от греческого названия Нубии).

Многообещающий подъем Египта при нубийской династии, воспитанной на египетской культуре, остановили ассирийцы, вторгшиеся в Египет около 670 г. до н. э. Существует свидетельство царя Ассархадона о том, что во второй свой приход он «за полдня уничтожил, опустошил и разграбил» Мемфис; затем его сын Ашшурбанипал разбил войска эфиопского царя Тахарки и в 667 г. до н. э. взял Фивы. В нижнеегипетском городе Сау (по-гречески Сане, близ нынешней деревни Са-эль-Хагар) некоторую независимость сохранил царь Нехо I и, притворяясь преданным ассирийцам, создал предпосылки для свержения их владычества. Его сын Псамметих I в 663 г. до н. э., воспользовавшись возникшими в Ассирии внутренними трудностями, вновь вернул Египту независимость. Он основал XXVI династию, которую составили его преемники Нехо II, Псамметих II, Уахибра (Априй), Яхмос II (Амасис) и Псамметих III. После чужеземных правителей вновь к власти пришли цари египетского происхождения; они правили в духе египетских традиций, заботились о сельском хозяйстве, поощряли развитие торговли и судоходства, создали войско и вернулись к активной внешней политике. Нехо II приказал прорыть канал между Нилом и Красным морем, по его повелению финикийские мореплаватели обогнули Африку; Псамметих II усилил свое войско отрядом греческих наемников, Яхмос II заключил союз с греческим царем Поликратом с острова Самос и предоставил привилегии поселившимся в Навкратисе греческим купцам. Цари этой династии правили без малого 140 лет, и период их правления историки называют «саисским ренессансом» (663–525 гг. до н. э.).

Эпоха Саисской династии стала ренессансом и в художественном творчестве. В естественном стремлении преодолеть застой, наступивший при чужеземных властителях, египетские мастера возвращались к национальной традиции, в особенности к художественному наследию Древнего царства. Статуи этого времени свидетельствуют об успешных попытках преодолеть простое подражание образцам; то же можно сказать о барельефах и живописи. Новый подъем заметен и в письменности; именно в эту пору наряду с иероглифическим и иератическим письмом возникло новое, более прогрессивное — демотическое. До нас дошло множество деловых документов и художественных произведений (вплоть до исторических романов), написанных на папирусах демотикой. Особое внимание саисские цари уделяли восстановлению и реконструкции древних памятников архитектуры, в первую очередь пирамид в Гнзе и Саккара; они стали пионерами дела, которое получило продолжение лишь в Службе древностей Египта. Саисский ренессанс часто сравнивают с европейским, но не следует забывать о существенном различии: этот ренессанс стал не исходной точкой нового расцвета, а последней точкой за безвозвратно ушедшим.

В 525 г. до н. э. в Египет вторгся во главе огромного войска персидский царь Камбиз, захвативший до этого почти весь Ближний Восток, и в битве под Пелусием (нынешняя Фарама) в Дельте разбил царя Псамметиха III; вскоре после этого он захватил и Мемфис. Камбиз принял титул фараона, и Египет стал сатрапией персидского царства; персидские цари, которые у Манефона фигурируют как XXVII династия, безжалостно его грабили. Египтяне защищались, однако все их восстания и бунты персы жестоко подавляли; в крови потопили они и большое восстание 486 г. до н. э., которое вспыхнуло после победы греков над ними при Марафоне, а также восстание 460 г. до н. э., на помощь которому был послан греческий флот. Достигло успеха лишь восстание 404 г. до н. э.; его предводитель Амиртей позднее провозгласил себя египетским царем. Нам известно о нем очень мало (не сохранилось даже иероглифической записи его имени), у Манефона он фигурирует в качестве единственного правителя XXVIII династии. Спустя пять лег его сверг военачальник Неферит, основавший XXIX династию (399–380 годы до н. э.). Четыре его преемника правили в эпоху, отмеченную новыми натисками персов. Египетские правители пытались противоборствовать им — в союзе с греками Афин, Спарты и Кипра. Эту политику продолжали и цари XXX династии, резиденцией которых был Себеннит (ныне Саммануд) в Дельте. Их было трое: Нектанеб I, Тахос и Нектанеб II. Последний вступил в борьбу с персами, но в 343 году до н. э. ему пришлось уступить превосходящим силам противника. Нектанеб II оказался последним египетским царем египетского происхождения.

Новая персидская оккупация натолкнулась на ожесточенное сопротивление. Остатки войска при содействии добровольцев защищали города и храмы от разграбления, нападали на персидские гарнизоны, по эти разрозненные акции всякий раз заканчивались неудачей. В 338 году до н. э. вспыхнуло большое восстание в Дельте под предводительством местного властителя Хабабаша, однако египтяне потерпели такое поражение, что больше уже не оправились. Оставалось надеяться лишь па то, что их освободят греки. Последним и без того пришло время свести с персами старые счеты. Надежды египтян оправдались осенью 332 года до н. э., когда после ряда побед над персидскими войсками в Египет вступил Александр Македонский. Его встретили как освободителя, и персидский сатрап сдался без боя. Жрецы главного мемфисского храма бога Птаха тут же короновали его двойной короной Верхнего и Нижнего Египта. Оракул в оазисе Сива провозгласил его сыном бога Амона. Александр стал египетским царем, и Египет обрел нового властителя.

Александр ненадолго задержался в Египте, но успел снискать поддержку и симпатии всех, кто представлял для него интерес. Он восстановил правление в соответствии с египетскими традициями, к которым проявлял подчеркнутое уважение, вернул титулы вельможам и владения храмам, приказал восстановить все, что было разрушено персами, в западном устье Нила основал портовый город, дав ему свое имя. Принес он и ритуальную жертву мемфисскому священному быку Апису, предшественника которого персы убили, словом, вел себя как настоящий фараон. Укрепив свою власть, он доверил управление страной своим военачальникам и отправился на Восток, дабы завоевать Персию, что ему, как мы знаем, полностью удалось. В Египет он вернулся уже после смерти — в золотом саркофаге.

С правлением Александра в Египте началась эпоха великих перемен. Новое царство было лишь продолжением Среднего, хотя и на ином уровне, а Среднее продолжением Древнего; теперь же все историческое развитие страны получило иное направление. Из страны, окруженной пустынями, Египет превратился в средиземноморское государство с большим морским флотом; из страны, потерявшей свою военную мощь, превратился в перворазрядную военную державу; и в его закоснелом экономическом и общественном строе произошли структурные изменения, благодаря которым он приблизился к более зрелой и исторически более прогрессивной Греции. Сверх того Египет стал новым и блестящим центром культуры; правда, уже не столько египетской, сколько греческой. Одновременно Египет изменился и в этническом отношении; его города и деревни заполнили греческие колонисты, частично смешавшиеся с местным населением, так что наряду с греками и египтянами образовалась значительная прослойка грекоегиптян. Впрочем, все это произошло уже при преемниках Александра, которые для Египта были «фараонами», а для остального мира — эллинскими царями.

После смерти Александра в 323 году до н. э. власть над Египтом захватил его полководец Птолемей; сначала он правил от имени сводного брата Александра Великого — Филиппа Арридея — и Александра II, родившегося после смерти отца, а после их смерти — уже единолично. В борьбе с другими претендентами на престол он удержал власть в Египте за собой и распространил ее на многие другие страны Восточного Средиземноморья. В 305 году до н. э. он провозгласил себя царем и основал династию, правившую свыше четверти тысячелетия; для своих египетских подданных он принял имя Сетепэн-Ра Мериамон («избранник Ра, любимец Амона»), в историю же вошел как Птолемей I Сотер («Спаситель»). При его первых двух преемниках Египет был ведущей державой эллинистического мира и процветал: при третьем — международное и внутреннее положение Египта из-за династических споров пошатнулось; последующие уже не удержали ни иноземных территорий, ни власти внутри страны, которой их лишили жрецы. Последней представительницей династии Птолемеев на египетском троне была Клеопатра VII, вероятно самое известное лицо египетской истории после Рамсеса II Великого и Эхнатона. Всеми средствами, которыми Клеопатра обладала как царица и как женщина, она пыталась отстоять независимость Египта; не колеблясь она посягнула на жизнь двух своих братьев и соправителей, мешавших ее замыслам; была любовницей сначала Цезаря, а затем Антония; пробовала одолеть Августа флотом, армией и женскими чарами. Когда же все это не принесло успеха, Клеопатра в 30 году до н. э. покончила с собой. С ее смертью Древний Египет исчез с карты как самостоятельное государство. Победоносный Август превратил его в римскую провинцию.

При Птолемеях Египет уже не был «Древним Египтом», хотя вновь мог бы похвастать мощью и славой, как в давние времена великих царей. С точки зрения культуры он все больше превращался в «греческий Египет», ибо изначальная египетская культура не способна была разорвать путы своих традиций.

В ту пору, когда в Александрии Эвклид, а затем Архимед Сиракузский достигли такого уровня развития математических наук, который оставался непревзойденным до наступления Нового времени, египетские математики пользовались устаревшими правилами; в ту пору, когда Герофил и Эрасистрат своими анатомическими исследованиями подняли медицину на небывалую высоту, египетские врачи лечили с помощью древних магических заклинаний; а некогда прославленные египетские астрономы не способны были разобраться даже в противоречиях между солнечным и гражданским годом. В литературе и поэзии тогдашние египтяне могли противопоставить эпиграммам Каллимаха, буколикам Феокрита, мимам Геронда и т. д. лишь копии древних папирусов да непритязательные рассказы. Преемники Птолемея построили много храмов древним египетским богам, например, храм богини Исиды на острове Филе, храм Хора в Эдфу, храм Хнума в Эсне, храм богини Хатор в Дендере, храм Себека и Хорура («Хора великого») в Ком-Омбо; их архитектура при всем уважении к местным традициям обнаруживает греческое влияние, а украшающпе их рельефы — творческий упадок египетских мастеров.

В пору римского господства Древний Египет, отягченный грузом своей трехтысячелетней истории, погружался в тьму веков, как огромный, потерпевший крушение корабль. Были периоды, когда он экономически процветал: правда, лишь в качестве «житницы Рима». Выли и такие периоды, когда его народ бунтовал, но боролся он скорее против эксплуатации, чем за «египетский Египет». Под римским владычеством Египет пробыл по 395 года н. э. При разделе империи он достался византийским императорам, у которых его в 640–642 годах отвоевали арабы.

Падение Древнего Египта было медленным и ненасильственным. Его устаревший экономический и общественный строй тормозил развитие страны и не выдержал конфронтации с тем новым и более прогрессивным строем, который создали на его почве греки. Вместе с пережитками древнего общественного строя исчезал и Древний Египет. Он не пал в бою, не пал на колени; диагноз его смертельной болезни иной: он исчерпал свои силы, был слишком стар. И в конце концов воды истории над ним сомкнулись. Когда это произошло? Историки расходятся во взглядах на этот вопрос. Некоторые полагают, что Древний Египет сходит со сцены вместе с Манефоновыми «тремя царями из Себеннита» в 343 году до н. э.; но это явно слишком ранняя дата. По мнению других, конец истории Древнего Египта датируется смертью Клеопатры в 30 году до н. э., когда он утратил самостоятельность; но безусловно Египет жил дольше. Как считают третьи, конец его существованию положила административная реформа императора Диоклетиана (293 год н. э.), разделившего его на шесть провинций, которые составили новую административную единицу Римской империи — диоцез Египет; тогда-то название «Египет» действительно исчезло с карты. Ряд историков связывают конец Египта с тем «ударом из милосердия», который нанес ему в 383 году н. э. император Феодосии I, запретивший культ древних богов. Есть и такие, что отодвигают эту дату до 642 года, но к тому времени Древний Египет был уже в самом деле давно мертв.

Несомненно, более правильным было бы считать его концом тот момент, когда наступил качественный переворот в развитии его экономической и социальной структуры; но точную дату тут определить трудно.[45]

Однако как-то мы должны завершить свой экскурс в историю Египта. Начало ее исчисляют примерно с 3000 года до н. э., т. е. с того времени, когда возникли первые памятники иероглифической письменности. Воспользуемся и мы этим критерием, сколь бы формальным он ни казался, и ограничим историю Египта датой, к которой относятся последние тексты, писанные иероглифами.

Последняя известная нам иероглифическая надпись находится в одном из самых очаровательных уголков Египта — на волшебном острове Филе, или Пилаке, «жемчужине Египта», где за старой Асуанской плотиной выступают из вод золотистые пилоны храма Исиды и колонны павильона Траяна с расправившими свои лепестки капителями. Сделана эта надпись 24 августа 394 года нашего летосчисления.

Глава VI РЕЛИГИЯ. МУМИИ И ГРОБНИЦЫ

Три с половиной тысячелетия продолжался путь египтян по отрезку истории, называемому древностью, и при том темпе, в котором мы его прослеживали, многое нам приходилось отмечать лишь вкратце, а многое опускать. Но нас в первую очередь интересовали пирамиды, о них мы успели сказать кое-что существенное: когда их начали и когда перестали строить, кто и где приказал их построить, какой была их судьба в течение всего этого времени. Теперь нам следовало бы поговорить о том, почему их строили.

«Эти колоссальные постройки порождены спесью и сумасбродством фараонов», — читаем мы у одних авторов. «Пирамиды должны были наглядно показать, какая огромная власть сосредоточена в руках царя», — читаем у других. «Это монументы богатства Древнего Египта, концентрация неиспользованного избыточного продукта», — можно прочесть у третьих. В каждом из этих и им подобных ответов есть доля истины. Но некоторые цари не построили для себя пирамид, хотя были столь же могущественны и, несомненно, столь же спесивы и сумасбродны, как правители, их построившие. Да и с богатством дело обстоит не так уж просто: Египет Рамсеса II был, безусловно, богаче Египта Джосера или Хинджера, но, несмотря на это, Рамсес не оставил после себя пирамиды. В Месопотамии социальные условия были почти такие же, как в Египте, но царских гробниц, подобных пирамидам, там никогда не появлялось.

Выход из тупика, возникшего в результате всех этих недостаточно полных ответов и недостаточно обоснованных возражений, исследователи нашли после того, как поняли, что пирамиды были гробницами властителей, считавшихся богами, т. е. постройками религиозного характера. А значит, после того как они научились ориентироваться в одной из самых таинственных сфер жизни Древнего Египта — в сфере религиозной, и притом еще в наиболее темном ее уголке — в представлениях о загробной жизни. Конечно, пирамиды — продукт экономического базиса и политической надстройки Древнего Египта, это несомненно. Но тем не менее ключ к их пониманию лежит в той сфере идеологической надстройки, которую мы именуем египетской религией.

Египетская религия кажется нам совокупностью самых невероятных представлений — столь фантастических, запутанных, а иногда и абсурдных, что мы начинаем испытывать нечто вроде галлюцинаций. Во взглядах на нее сходятся христианин, мусульманин, правоверный иудей, и в редком согласии с ними — даже атеист, более того — во взглядах на нее сходятся люди космического века (если они не мистики) с людьми древнего мира (если они не египтяне). Ассирийцев и персов эта религия провоцировала на жестокости, иудеи ее осуждали, римляне относились к ней саркастически, греков она поражала как нечто «чуждое и непривычное». Хотя греки и уважали египтян больше всех других народов мира, но и они не понимали, как эти мудрые люди могут поклоняться быкам, кошкам, крокодилам, баранам и т. п. и считать их богами, так же как своих царей.

При этом они еще многого не знали из того, что известно нам относительно египетских представлений о загробной жизни, по сравнению с которыми обожествление царей и животных — дело довольно простое.

Мир египетских богов и культов и после расшифровки иероглифов очень долго оставался лабиринтом загадок. Шампольон, специально изучавший египетскую религию, во многих случаях дал ошибочные объяснения; в свете полученных позднее данных не выдержали проверки и труды его прямых преемников. При этом никто из них не мог пожаловаться на недостаток источников, ибо подавляющее большинство египетских письменных памятников составляют как раз религиозные тексты. Но понять в них большей частью удавалось лишь слова, а не сущность. Один из египтологов привел такое сравнение: «Я знаю, что такое ростбиф, где находится Бретань и кто был Шатобриан, но что такое бретонский ростбиф а ля Шатобриан, мне должен объяснить официант». Когда египтологи наконец поняли смысл слов, содержавшихся в религиозных текстах, они пришли к выводу, что древние египтяне поклонялись множеству верховных богов, которые, в свою очередь, имели разные имена, а некоторые даже назывались по-разному утром и вечером. До сих пор в этих текстах есть места, трудно поддающиеся пониманию из-за обилия символов и неясных намеков, в них есть фразы и пассажи, которые наверняка были непонятны даже древним египтянам. Дело в том, что возникли они в результате механического переписывания образцов религиозных текстов тысячелетней давности и, поскольку касались погребального ритуала, никто их особенно не проверял. В одном месте выпало слово, в другом неправильно написали знак; как можно судить по некоторым искажениям, писец подчас явно не понимал, что пишет. Примерно так нынешний арабский ремесленник, изготавливающий сувениры, наносит на разные ушебти и скарабеи знаки, которые почитает за иероглифы.

Приведем в качестве примера три вполне понятных отрывка из религиозных текстов, где говорится о верховном боге (с пояснительными дополнениями 3. Жабы). Первый написан жрецами из Мемфиса: «В (символическом) воплощении бога Атума существует [в действительности] нечто подобное мысли [сердцу] и нечто подобное слову [языку]. Но велик Птах, который дал [жизнь] всем богам, то есть их духу, посредством этой [своей] мысли, из которой вышел Хор. В сущности [своей] тождественный с Птахом… Его Девятка богов[46] перед ним как зубы и губы, которые отвечают семени и рукам Атума, ибо Девятка Атума возникла посредством его семени и пальцев. Но Девятка [в сущности своей] является тем, что являются зубы и губы в этих устах, которые назвали имена всех вещей и из которых возникли [как слова] бог Шу и богиня Тефнут… и так было установлено и познано, что его сила больше, чем сила всех остальных богов».

Таким образом, мемфисские жрецы считали верховным богом, творцом других богов, людей и вещей, Птаха, в то время как фнванские жрецы провозглашали верховным богом Амона: «Тот, который возник в самом начале, Амон, который возник первый, тот, сущность кого никто не познал! Не было бога, который бы возник до него, ни одного другого бога не было одновременно с ним… Он не имел матери, что дала бы ему имя, он не имел отца, который бы его сотворил и сказал:

„Это был я!“ Все остальные боги возникли уже потом, после того, как он сам собой положил начало».

Если же верить жрецам из Она (Гелиополя), творцом всего сущего и себя самого был верховный бог Атум; а согласно Эхнатону, верховным богом был солнечный диск Атон. По утверждению жрецов из храма бога Хнума в Эсне (Латополе), «Хнум сотворил четвероногих дыханием своих уст, выдохнул растения на лугу, сотворил быков, чтобы они оплодотворили коров, и оживил луга стадами… Дал возникнуть птицам, чтобы они кружили по небу и бегали по земле, погрузил рыб глубоко под воду и все же дал их жабрам жизнь и гадов сотворил в их норах. Люди, скот, птицы, рыбы, гады, скорпионы — все творение его рук, и сотворенное им пребудет вечно. Он сотворил их всех на гончарном круге. Он зовется их отцом, ибо он тот, кто их изначально сотворил».

Как могли возникнуть у людей такие представления? Как одни могли предлагать их другим и еще всячески варьировать? Как другие могли всему этому верить? Как удавалось верующим египтянам разобраться во всех этих противоречиях и хитросплетениях? И как разобраться в них сегодня неверующим неегиптянам?

«Воистину огромная духовная пропасть отделяет нас от древних египтян, — писал египетский ученый Закарня Гонейм. — Но если мы хотим понять назначение и смысл древнеегипетских памятников, нам нужно попытаться перебросить через эту пропасть мост».

Толкование египетской религии начинают обычно словами Геродота. Он был к ней на два с половиной тысячелетия ближе нас, видел ее еще в действии, оставил о ней подробные сведения. Но будем осторожны: в его времена эта религия находилась уже в позднейшей фазе развития и была до такой степени закоснелой (если не сказать — выродившейся или пришедшей в упадок), что от ее сущности осталась лишь форма, первоначального смысла которой не знали даже жрецы, не говоря уж о народе. При этом многого Геродот так и не узнал, о многом получил неверную информацию.

Согласно Геродоту, египтяне — «самые богобоязненные из всех людей». Ведь он обнаружил у них наибольшее число богов, самые великолепные храмы, самые торжественные обряды и самое строгое соблюдение религиозных предписаний. Его поразило, что не все египтяне почитают одних и тех же богов, а с культом животных связаны различные обычаи. «Трупы кошек отвозят в город Бубастис, бальзамируют и погребают там в священных покоях. Собак же хоронят каждый в своем городе в священных гробницах. Так же, как собак, хоронят ихневмонов; землероек же и ястребов отвозят в город Буто, а ибисов — в Гермополь (…) в иных областях Египта крокодилы считаются священными, а в других — нет, и с ними даже обходятся как с врагами. Жители Фив и области Меридова озера почитают крокодилов священными. Там содержат по одному ручному крокодилу. В уши этому крокодилу вдевают серьги из стекла с золотом, а на передние лапы надевают кольца. Ему подают особо назначенную священную пищу и, пока он живет, весьма заботливо ухаживают за ним, а после смерти бальзамируют и погребают в священных покоях. Жители города Элефантины, напротив, не почитают крокодилов священными и даже употребляют их в пищу (…). Гиппопотамы в Папремитском округе считаются священными, а в остальном Египте — нет (…). В реке (Ниле) водятся также выдры, которых почитают священными. Из рыб у египтян считаются священными так называемый лепидот и угорь. Эти рыбы, как говорят, посвящены Нилу. Из птиц они почитают лисьих гусей (…) египтяне воздают (…) великие почести ибису».[47]

Этот давний перечень священных или даже божественных животных, несмотря на свою обширность, еще не полон. В Бубастисе, где в самом деле было обнаружено кладбище со скелетами священных кошек, поклонялись божественной львице, в Тисе (Тине) — божественному волку, в Буто — обожествляемой кобре, в Фивах — священному барану, в Мендесе — священному аисту, в Пермеджеде (Оксиринхе) — рыбе-оксиринху, в Дендера — обожествляемой корове и т. д.; коровам и баранам оказывали божеские почести и в других городах. В Мемфисе почитали священных быков, саркофаги которых нам известны по Серапеуму в Саккара, найденному Мариеттом. О культе этих быков мы информированы лучше всего; это был самый богатый и торжественный культ, какого когда-либо удостаивалось животное. Мемфисский бык Апис считался «служителем бога Птаха» и символом плодородия; он жил в священном хлеву прямо в главном храме, где за ним ухаживали специальные жрецы. После смерти быка бальзамировали и хоронили с соблюдением сложного торжественного церемониала и при огромном стечении народа. Жрецы после этого отправлялись искать его преемника. «Новорожденным Аписом» признавался только черный бык, у которого на лбу было белое пятно в форме треугольника, под языком — нарост в виде скарабея, на хребте — пятно, напоминающее орла, на хвосте — двухцветная шерсть и т. д.; этих признаков якобы было около тридцати. Когда такого быка наконец находили, что, несомненно, было довольно нелегким делом, его торжественно препровождали в вычищенный священный хлев, где он жил с гаремом специально отобранных коров до самой смерти. Последний из них дожил до того момента, когда над Египтом был поднят крест.

Однако культ животных в Египте был составной частью всеобщего культа природы. Такие же почести воздавали египтяне деревьям и растениям; самым большим почетом пользовались сикоморы и лотосы, несколько мест было специально отведено под священные рощи. Такие же почести воздавали египтяне и воде; дождь они почитали как «слезы из глаз бога Ра» или как «плач богини Исиды», рядом с храмами создавали «священные озера»; божеские почести оказывали животворной силе Нила, «реки, сотворившей все, что разливается, дабы давать жизнь». Богом считали и почву, и ее плодородную силу — «отца Геба»; из неорганической природы более всего почитались заостренные камни, из которых, вероятно, возникли бенбенеты,[48] или обелиски. Культ природы отразился и в оформлении египетских храмов: колоннам придавали форму стилизованных пальм и связок стеблей лотоса или папируса, нижние части стен украшались растительным орнаментом, внутренность храма уподоблялась ночному пейзажу на Ниле. Обожествлялись и небесные тела, в первую очередь Солнце, культ которого принадлежит к числу самых древних и наиболее распространенных не только в Египте, но и на всем Ближнем Востоке.

Можно дать вполне удовлетворительное объяснение возникновению и распространению всех этих культов. Легче всего это сделать относительно Солнца: люди видели в нем, с одной стороны, загадочную и грозную стихию огня, которой все должны страшиться, с другой — источник света и тепла, необходимый всему живому на земле и заслуживающий благодарного поклонения. Что касается культа животных, то одни считали нужным задобрить крокодилов и змеи, ибо те были опасны; другие обожествляли коров или кошек, ибо те были полезны (кошки главным образом из-за вездесущих мышей); третьи, наконец, почитали птиц и жуков, ибо те были безвредны. В каждом таком культе существовала своя логика, меньше всего ее в приписывании сверхъестественных свойств различным предметам, фетишам и тотемам, но ведь в религии часто встречаешься с вещами, логически необоснованными.

Более сложная проблема — большое количество египетских богов и возникновение многобожия; решение этой проблемы оказалось по плечу лишь египтологам нашего века. Роль Колумбова яйца сыграл исторический подход, т. е. изучение эволюции египетской религии от древнейших времен до падения Египта под натиском христианства. Кочевые племена, которые постепенно оседали на берегах Нила, вместе с шатрами и оружием приносили и свои религиозные представления; большей частью они обожествляли животных и растения. Некоторые из этих культов отмерли, другие удержались и после образования номов, даже после объединения всего Египта; таким образом, на пороге исторической эпохи количество божеств было достаточно велико и со временем еще увеличилось. Одни и те же боги часто имели различные имена; например, бог Солнца как «восходящее Солнце» назывался Хепрер, как «Солнце в зените» — Ра, как «Солнце перед закатом» — Атум; по-разному назывался в Мемфисе и в Фивах бог, охраняющий место погребения. Сколько богов создали египтяне, трудно сказать. Рамсес II, заключая мир с хеттским царем Хаттушилем III, клялся «тысячью египетских богов». На этот раз он, кажется, не преувеличивал. В подробных исследованиях о египетской религии, например в книге У. Беджа «Боги древних египтян» (Лондон, 1904), мы можем найти около двух с половиной тысяч имен.

Интересно отметить, что в больших религиозных центрах первоначально воздавались почести относительно небольшому числу богов. О позднейшем увеличении их числа позаботились жрецы, которые, очевидно, претендовали на то, чтобы обеспечить свои храмы богами со всеми основными функциями, и создавали некие комплексы богов, «божественные девятки», «восьмерки» и т. п. Образцовое девятибожие родилось в Оно (Гелиополе). Во главе его стоял бог Солнца и творец всего сущего Атум, за ним следовали его дети Шу (бог Света и Воздуха) и Тефнут (богиня Влаги и Дождя), далее — его внуки Геб (бог Земли) и Нут (богиня Неба), затем две пары его правнуков — Осирис и Исида и Сет и Неф-тида. Все эти родственные пары в соответствии с нравами египетских богов (а зачастую и властителей) были одновременно супругами; из их потомков самым значительным был сын Осириса и Исиды Хор. Абидосская группа состояла из семи богов, гермопольская — из восьми, фиванская — из пятнадцати. Большинство же храмов довольствовалось обычной «божественной троицей».

Боги отдельных городов и областей в принципе были равноправны. Но бог столичного города, как правило, имел самый красивый и богатый храм и постепенно становился главным или верховным богом всей страны. Подобные тенденции проявлялись и в общеегипетском масштабе. Первое подтверждение этому находим в начальном периоде истории Древнего царства. Когда столицей объединенного Египта стал Мемфис, ведущее положение занял мемфисский бог Птах, а затем под влиянием близлежащего Она (Гелиополя) тамошний бог Солнца Ра, с которым слился Атум. Усиление могущества Гераклеополя при IX и Х династиях укрепили позиции главного гераклеопольского бога Херишефа. В Новом царстве, когда политический центр Египта переместился в Фивы, место верховного бога занял Амон, до этого почти неизвестный, позже, в свою очередь, с ним слился бог Ра. В последние века перед началом нашего летосчисления стал первенствовать александрийский бог Серапис, которого создал Птолемей I Сотер, соединивший двух египетских богов (Осириса и Аписа) и трех греческих (Зевса, Асклеппя и Диониса); его культ должен был стать религиозной цепью, призванной приковать к македонской династии ее египетских подданных. Единого бога, заменившего всех остальных, Египет обрел в середине XIV века до н. э. в результате реформы Эхнатона; хотя культ этого бога был связан с традиционным культом солнца, в конечном счете он, как мы уже знаем, не удержался. Египетская религия с самого начала и до конца была глубоко политеистической, такой она оставалась и в ту пору, когда уступила христианству. Рухнула египетская религия с поразительной быстротой: ее корни были подорваны греческим влиянием, и в народных массах она, очевидно, давно уже потеряла опору, а на последнем этапе существования — даже в собственных жрецах.

Египетские боги никогда не теряли своей генетической связи с явлениями природы. Египтяне почитали их либо во всех, либо в избранных животных, растениях и т. д. и именно так их изображали. Человеческое обличье эти боги обрели довольно поздно и в основном лишь наполовину. Их статуи и изображения были творениями фантазии, для которой не составляло трудности соединить человеческое тело с головой сокола, льва или крокодила, заменить человеческую голову жуком и украсить ее бараньими рогами, придать фигуре бога совершенно неестественную позу. Но одновременно они служат и свидетельством недостатка фантазии, ибо тысячелетиями повторяются в неизменных шаблонных формах, без малейшего изменения и похожи друг на друга как две капли воды; это же относится и к божественным символам. Некоторых же богов мы находим в столь неожиданных подобиях и соединениях, что наш современный разум порой не способен их объяснить.

Например, бога Солнца египтяне изображали в виде красного диска; это просто и ясно. Иногда они обводили этот диск стилизованным телом кобры или придавали ему крылья коршуна, и это легко понять, ибо кобра была богиней-охранительницей Нижнего Египта, а самка коршуна — богиней-охранительницей Верхнего Египта. Изображали его и в виде летящего сокола, что также можно без труда объяснить; во-первых, солнце стоит высоко, а сокол летает выше других обитающих в Египте птиц, во-вторых, сокол был древним символом бога Солнца и света Хора, который был отождествлен с богом Солнца Ра. Но почему его изображали в виде скарабея и почитали в этом подобии? Попробуем разобраться. Во-первых, солнце — шар, движущийся по небу, а по земле подчас движется шар, который толкает или катит перед собой скарабей. Далее — если солнечный шар движется по небу, должна существовать сила, которая является причиной этого движения. И, наконец, когда по земле движется упомянутый шар, то причиной его движения является скарабей. Из этого вытекает, что причина движения солнечного шара — тоже скарабей или — если хотите — его сила. Этот небольшой логический курбет, как и различие между небесным огнем и навозным шариком, не смущал египтян. Сознание сродства скарабея с солнцем объяснялось присущей им верой в то, что и солнце и скарабей рождаются сами по себе. Египтологам потребовалось немало усилий, чтобы установить все эти взаимосвязи; в научных публикациях они объясняют все это несколько сложнее и со ссылками на египетские источники.

Нам известны и другие изображения солнца, например, в виде маленького мальчика, сидящего на теленке; судя по надписям, оно якобы подобно маленькому теленку с чистой мордочкой, а почему — мы не знаем. Нужно также сказать, что кроме теории, по которой движущей силой солнца является скарабей, египетские теологи создали и другие, более сложные. Согласно наиболее распространенной из них, в распоряжении бога Солнца были две ладьи, с востока на запад он плыл по небу в «дневной ладье», а с запада на восток под землей — в «ночной ладье». При этом его сопровождали различные боги, а сам он каждый час менял свое обличье: в первый час плавания он был стоящим ребенком, во второй час — юношей, сидящим на троне, в третий — грифом на цветке лотоса и т. д.; какое-то время он имел даже обличье человека с двойным телом на манер сиамских близнецов, да еще с четырьмя бараньими головами… Религиозная фантазия египтян действительно была безграничной.

Как нам известно, богами были и египетские цари — как при жизни, так и после смерти. «Если египтяне превратили в богов крокодилов, змей, жуков, солнце и даже существа, порожденные их фантазией, почему бы им не превратить в богов и своих царей?» Подобное заявление вполне правомерно, однако вопрос стоит не так. Положительный ответ стер бы качественное различие, которое тут существует. Обожествление правителей имело прежде всего политическую подоплеку: оно должно было упрочить и поднять авторитет царей и всего государственного аппарата (включая хозяйственно-административный и податной), который они олицетворяли. Царя, который был богом, надо было и слушаться как бога; приказ рыть каналы, служить в царской армии, отдавать часть урожая и т. д. в этих условиях становился государственным установлением и божественным повелением. Неподчинение такому приказу было равносильно нарушению не только светских, но и предписанных богами законов, а бунт против царя расценивался как бунт против бога, что должно было повлечь за собой самые тяжелые последствия как на этом, так и на том свете. Таким образом, обожествление египетского царя освящало его деспотическую власть, а тем самым и бесправие его подданных, помогало веками сохранять существующее общественное устройство и все его классовые противоречия, превращало египетское государство в создание божье и образец совершенства.

Но так же как и при прочих культах, египтяне не были едины и в почитании своих царей. Народные массы не раз восставали против них, а сановники не раз избавлялись от царя с помощью топора или яда. Хотя он был «богом, правящим вечно», а они — «самыми богобоязненными из всех людей».

Из всей египетской религии мы лучше всего знаем ту ее сторону, которая касается представлений о загробной жизни. На этот счет в нашем распоряжении имеется несметное множество свидетельств и художественные памятники, относящиеся ко всем периодам египетской истории. Согласно им, основные представления о загробной жизни у египетского населения сформировались еще в доисторический период, а в последующие тысячелетия они претерпели лишь незначительные изменения. Некоторые из этих представлений в различных модификациях перешли в христианство, иудаизм и ислам. Следы их мы да сих пор без труда находим в Египте.

Древние египтяне верили, что смерть означает не конец человеческого существования, а лишь переход в иной мир. В этой вере они не были ни одиноки, ни оригинальны, ее источники — жажда жизни и страх перед смертью — свойственны почти всем людям. Но египтяне имели собственные представления о том, как этот иной мир выглядит, и о жизни человека в этом мире, особенно о том, как умерший человек, несмотря на это, может продолжать жить. И главное, жить вечно, и даже лучше и счастливее, чем на земле.

Загробную жизнь египтяне представляли себе как продолжение земной. Они создали мир, который встречает человека за порогом смерти, по образцу и подобию нашего мира. Только все в нем было соответственно улучшено: поля давали более богатый урожай, а хлеба были в рост человека; на том свете человека ждало обилие еды и питья, а кто тяжко трудился на этом свете, на том исполнял легкую работу или вовсе не работал; у каждого был свой слуга или несколько слуг, в загробном царстве не существовало ни грабителей, ни воинов, там царил вечный мир. Крестьянин оставался крестьянином, плотник — плотником, писец — писцом, но каждый из них жил лучше; вельможи и жрецы были еще богаче. Хотя человека в том мире тоже поджидали испытания и опасности, но у него было гораздо больше сил для их преодоления. Весь загробный мир был некоей нематериальной репродукцией реального мира, и мертвые превращались как бы в духов; а сам этот мир находился под нашим, т. е. в преисподней. К этим представлениям египтяне пришли во времена Среднего царства, а ранее они, по всей видимости, помещали свой загробный мир над нашим миром, плавали с богом Солнца по небесному океану или жили на немеркнувших звездах. Имеются достоверные свидетельства лишь о том, что эти древнейшие представления применимы к загробной жизни царей.

Решение египтянами проблемы жизни человека после смерти кажется теперь, когда мы можем сопоставить его с религиозными представлениями христиан, иудеев, мусульман (и представителей других верований, не подвергшихся египетскому воздействию), довольно простым и примитивным. Но для египтян, живших пять, шесть и более тысяч лет назад, это можно считать поразительным открытием. Вероятно, исходя из того, что человек обладает физическими и интеллектуальными способностями, они пришли к выводу, что его сущность состоит из двух основ — материальной и нематериальной. Материальной основой они считали человеческое тело, нематериальной — то, что в обычной религиозной терминологии зовется «душой» и что они называли «Ах», «Ба» и «Ка». Со смертью, согласно их представлениям, погибает лишь материальная основа человека; нематериальной основы, к которой относится и имя, смерть не касается. Следовательно, «душа» человека может жить вечно, правда, если для этого созданы соответствующие условия.

«Ах», «Ба», «Ка» — довольно сложные понятия, для которых у нас нет точных эквивалентов, ибо они не соответствуют нашей системе представлений; даже египтологи не могут прийти к полному согласию при их истолковании. «Ба» означало, вероятно, примерно то же, что «чистый дух», т. е. та часть нематериальной основы человека, которая могла в любое время покинуть мертвое тело и могилу и свободно передвигаться куда угодно. «Ах» представляло («воплощало») духовные силы человека и, видимо, было теснее связано с его телом. «Ка» было самым важным из этих трех понятий, и для его характеристики мы воспользуемся высказываниями нескольких признанных исследователей. Г. Масперо видел в нем «духовного двойника» человека, Дж. Г. Брэстед — «гения-хранителя», Г. Штейндорф — «бодрствующий дух», А. Эрман — «жизненную силу», А. X. Гардинер — «духовную сущность». По мнению Я. Черного, это понятие иногда соответствовало нашему понятию «личность» или «индивидуальность», иногда — «душа», «характер», а порой и понятиям «судьба», «положение», чаще же всего и в наиболее широком смысле его можно было истолковать как «дух-хранитель человека». Это «второе я» человека сопровождало его в течение всей жизни, а после его смерти продолжало жить, требовало, чтобы ему делали жертвоприношения в виде продуктов питания и напитков (иначе оно могло погибнуть). Египтяне никогда эти три понятия не разъединяли, особенно «Ба» и «Ка», понятие «Ка» они часто использовали и в переносном смысле. «Дом Ка» был одним из названий гробницы; служителем «Ка» назывался жрец, который совершал погребальные обряды; «отправиться к своему Ка» означало «умереть».

Основным условием загробной жизни египтяне считали сохранение тела умершего: для того чтобы человек мог жить после смерти в своей нематериальной сущности, должна быть сохранена его материальная сущность.

Как египтяне пришли к этому убеждению, нам неизвестно, вероятно, их привели к нему обнаруженные и сухом песке хорошо сохранившиеся трупы; согласно археологическим исследованиям вера эта утвердилась еще в доисторические времена. Отсюда проистекает развившаяся впоследствии особая забота о теле умершего, которая проявлялась прежде всего в двух формах: во-первых, в бальзамировании трупов и, во-вторых, в помещении мертвых в надежные гробницы, чтобы оградить их от гиен и грабителей. И тому и другому египтяне уделяли необычайное внимание; ведь если бы с телом умершего что-нибудь случилось, его «Ка», а также «Ба» и «Ах» утратили бы материальную основу существования и человек умер бы и в своей нематериальной сущности, т. е. окончательно. Итак, дорогостоящее и помпезное погребение в Египте выражало не только пиетет по отношению к умершему, с которым мы встречаемся у всех народов; оно было обусловлено сложными представлениями египтян о загробной жизни; только исходя из этих представлений и можно понять подобный обычай.

Эти представления египтян и связанные с ними еще более сложные культы обоснованы мифом об Осирисе и Исиде. Миф этот очень древний, но литературную форму он обрел только во времена Среднего царства. Европейцам он стал известен еще до расшифровки иероглифов, из сочинения Плутарха «Об Осирисе и Исиде» (примерно начало II века н. э.). Сейчас мы имеем и его оригинал, он представляет собой один из эпизодов обширного повествования о борьбе богов Хора и Сета за власть над миром. История эта в той форме, в какой она сохранилась, весьма примечательна, она показывает египетских богов в совсем ином свете, чем мы знаем их по молитвам и гимнам. Когда, например, бог Сет угрожает трибуналу из девяти богов, призванному разрешить его спор с Хором, что он их всех перебьет, никто из них на это не реагирует; судя по всему, такая пустячная угроза никого не испугала. Обман, отсечение рук и головы, выцарапывание глаз и т. д. — обычные действия богов в отношении друг к другу. Однако сейчас нас интересует иное, хотя все сказанное выше характеризует как египетских богов, так и египетских властителей, ибо миф, как правило, отражает реальную картину мира.

Осирис, как мы знаем, был членом «Великой Девятки» гелиопольских богов, сыном бога Земли Геба и богини Неба Пут, правнуком Атума. Он стал первым властителем египтян, вывел их из животного состояния, сообщил им навыки крестьян и ремесленников, превратил их в цивилизованных людей. Но могуществу и авторитету Осириса завидовал его брат Сет. Он тщетно пытался отнять у подданных у брата и, в конце концов, решил его убить. Сет устроил в честь Осириса пир и, когда все уже были возбуждены, предложил ему побиться об заклад, что он не сможет поместиться в большом сундуке. Только Осирис лег в сундук, как Сет захлопнул крышку, забил ее гвоздями и с помощью своих приятелей сбросил сундук в Нил, а течение унесло сундук в море. Исида узнала об этом преступлении, долго искала и нашла мертвого Осириса. Тогда Сет разрубил труп Осириса на куски и разбросал по всему Египту. Но Иси-да постепенно разыскала, собрала части тела Осириса и с почестями его похоронила; перед тем она властью своих заклинаний соединила все части его тела и ненадолго вдохнула в них жизнь, чтобы Осирис оплодотворил ее и оставил потомка. Этим потомком и стал бог Хор, который после долгой борьбы, проходившей с переменным успехом, наконец победил Сета и в качестве законного наследника Осириса стал править миром. Осирис также не был забыт: верховный бог Атум-Ра послал бога Анубиса, стража мертвых и мест погребения, чтобы тот набальзамировал тело Осириса и исполнил обряды, которые обеспечили бы ему вечную жизнь. После завершения обряда Осирис или, точнее, его дух, охраняемый крыльями Исиды, спустился в преисподнюю и стал царем мертвых.

«Воистину, как живет Осирис, так живешь и ты», — читаем мы надпись в сотнях египетских гробниц. «Воистину, как не умер Осирис, так не умрешь и ты. Воистину, как не исчез Осирис, так не исчезнешь и ты». Па протяжении многих тысячелетий этот миф служил египтянам основанием для мумификации тел и гарантией вечной жизни. Для египетских царей этот миф представлял собой главный аргумент, позволявший им именовать себя «богами, правящими вечно», — они считали себя воплощением бога Хора на земле и бога Осириса — в загробном мире.

Мумифицирование усопших было распространено не только в Египте, но нигде оно не совершалось в столь давние времена, в таком масштабе и так успешно: сохранились египетские мумии, которым свыше пяти тысяч лет, но все же можно определить, что перед нами человек; на мумиях трехтысячелетней давности мы даже распознаем черты лица. В музеях мира сейчас находится несколько тысяч мумий, переживших (если так можно выразиться) не одно тысячелетие «охоты на мумий» — в древние времена ради драгоценностей и амулетов, запрятанных среди бинтов, в Средние века и в начале Нового времени ради магической силы, якобы присущей им и защищающей от дурного глаза. Еще в минувшем столетии во многих аптеках Европы продавались кусочки мумий, применяемые против кожных болезней и при переломах.

Удивительная сохранность египетских мумий вызывает всеобщее восхищение. Современные мумификаторы не поручатся за то, что даже искусственный климат и регулярный уход за набальзамированным телом позволят ему сохраниться более двух-трех поколений. Тщетно мечтают они узнать рецепты своих древнеегипетских коллег, ни один из которых не сохранился. Египтологи могут предоставить в их распоряжение лишь отрывочные сведения, например из папируса Ринда или папируса Эберса, где указано, что мумификаторы пользовались «водой из Абу» (Элефантины), «щелочными растворами», «нубийскими (эфиопскими) каменными ножами» и т. п., но все это мало чем помогает нынешним мумификаторам. Древние египетские химики, бесспорно, обладали знаниями, которые были бы небезынтересны и сегодняшним ученым-химикам. Но главной причиной сохранности мумифицированных тел являются не неведомые химические средства, а климатические условия Египта, особенно сухой, раскаленный солнцем воздух, препятствующий размножению микробов. Трупы, найденные в песчаных ямах на краю пустыни, так же хорошо сохранились, как набальзамированные тела, а иногда даже лучше, ибо избежали разлагающего воздействия смол, масел, клейких веществ и других химических соединений.

Наиболее подробные сведения о мумификации в Древнем Египте мы получили от Геродота, когда это искусство уже достигло своих вершин. «Для этого поставлены особые мастера, которые по должности занимаются ремеслом бальзамирования, — пишет он во второй книге своей „Истории“, — когда к ним приносят усопшего, они показывают родственникам на выбор деревянные раскрашенные изображения усопших. При этом мастера называют самый лучший способ бальзамирования, примененный при бальзамировании того, кого не подобает в данном случае называть по имени. Затем они предлагают второй способ, более простой и дешевый, и, наконец, третий — самый дешевый. Потом опрашивают (родных), за какую цену (и каким способом) те желают набальзамировать покойника. Если цена сходная, то родственники возвращаются домой, а мастера остаются и немедленно самым тщательным образом принимаются за работу».

Мумификация по первому классу осуществлялась с большой тщательностью. «Сначала они извлекают через ноздри железным, крючком мозг. Этим способом удаляют только часть мозга, остальную же часть — путем впрыскивания (растворяющих) снадобий. Затем делают острым эфиопским камнем разрез в паху и очищают всю брюшную полость от внутренностей. Вычистив брюшную полость и промыв ее пальмовым вином, мастера потом вновь прочищают ее растертыми благовониями. Наконец, наполняют чрево чистой растертой миррой, касией и прочими благовониями (кроме ладана) и снова зашивают. После этого тело на 70 дней кладут в натровый щелок. Больше 70 дней, однако, оставлять тело в щелоке нельзя. По истечении же этого 70-дневного срока, обмыв тело, обвивают повязкой из разрезанного на ленты висона и намазывают камедью (ее употребляют вместо клея). После этого родственники берут тело назад, изготовляют деревянный саркофаг в виде человеческой фигуры и помещают туда покойника. Положив в гроб, тело хранят в семейной усыпальнице, где ставят гроб стоймя к стене.

Таким способом богачи бальзамируют своих покойников. Если родственникам из-за дороговизны (первого) приходится выбирать второй способ бальзамирования, то (мастера) поступают вот как. С помощью трубки для промывания впрыскивают в брюшную полость покойника кедровое масло, не разрезая, однако, паха и не извлекая внутренностей. Впрыскивают же масло через задний проход и затем, заткнув его, чтобы масло не вытекало, кладут тело в натровый щелок на определенное число дней. В последний день выпускают из кишечника ранее влитое туда масло. Масло действует настолько сильно, что разлагает желудок и внутренности, которые выходят вместе с маслом. Натровый же щелок разлагает мясо, так что от покойника остаются лишь кожа да кости. Затем тело возвращают (родным), больше уже ничего с ним не делая.

Третий способ бальзамирования, которым бальзамируют бедняков, вот какой. В брюшную полость вливают сок редьки и потом кладут тело в натровый щелок на 70 дней. После этого тело возвращают родным».[49]

Хотя об этом и не очень приятно читать, но необходимо отметить, что в процессе бальзамирования трупы подвергались различным манипуляциям. Например, обычно волосы на голове коротко стригли, оставляя их только женщинам, при мумификации первого класса завивая, в остальных случаях склеивая. Глаза зашивали, но, дабы мертвый мог видеть, в глазные ямки клали самоцветы. Чтобы тело, освобожденное от внутренностей, не сплющивалось, наполняли его песком, опилками и рулонами полотна, пропитанного смолой; по остаткам такого «наполнения» путем химического анализа удалось установить сорта различных трав и лука. Внутренности хранили в так называемых канопах (Канобос — греческое название портового города, расположенного на месте нынешнего Абукира; отсюда торговцы древностями еще в античную эпоху вывозили эти сосуды в Европу). Помещались они в четырех канопах — отдельно печень, легкие, желудок и кишки, каждый имел крышку в виде одного из четырех сыновей бога Хора. Сердце покойного не трогали; по убеждению египтян, оно управляло всей телесной и духовной жизнью человека, было «его собственным внутренним богом», и, следовательно, мертвый не мог обойтись без него в царстве Осириса. От смерти до погребения, как свидетельствует Геродот, проходило семьдесят дней, которые нужны были не только для вымачивания тела в содовой щелочи. Согласно египетским источникам, столько времени требовалось Осирису и, естественно, каждому мертвому для воскрешения к новой жизни. Этот срок определили сами боги; он соответствовал периоду от захода до восхода над Египтом звезды Сириус.

Но мумификация не просто некий химический процесс, одновременно это и религиозный обряд. Помимо бальзамировщиков в нем принимали участие и представители различных жреческих специализаций: «писцы богов», «помощники Анубиса», «надсмотрщики над искусством (бальзамирования)» и прежде всего «жрецы-чтецы», декламировавшие над покойным предписанные обрядом тексты из священных книг. Особое внимание уделялось обертыванию трупа: бинты из тонкого полотна достигали в длину иногда сотни метров, и между отдельными слоями согласно строгим правилам помещались амулеты. Над сердцем клали каменного скарабея («сердечного скарабея»), на пальцы надевались трубочки, грудь прикрывали охранной дощечкой («пекторалем»), а лицо — пластической маской, которая передавала, несмотря на стилизованность, какие-то индивидуальные черты умершего (а иногда представляла собой и его точный портрет); среди амулетов обязательно должны были присутствовать «столб прочности» (по-египетски «джед») и «символ жизни» (анх, форма которого до сих пор сохранилась в коптском кресте). Только после всего этого покойника клали в гроб. Точнее, в первый гроб, имевший форму мумии. Этот гроб ставился во второй, тот, в свою очередь, в третий, а то и в четвертый, и все они затем помещались в каменный саркофаг, уже приготовленный к тому времени в гробнице.

Такая мумификация обходилась недешево; дороги были амулеты, нагрудные дощечки и лицевые маски, дорога была красочная роспись, которой украшали каждый гроб, дорого стоило и само погребение. «Самый лучший», самый дорогой способ бальзамирования с соответствующим погребением мог позволить себе лишь вельможа или богач, «самый дешевый» — низший чиновник. Человеку же из народа приходилось довольствоваться лишь естественной мумификацией в сухом песке и гробом из досок или тростника. А то, что делалось с телом умершего царя, переходит все границы человеческого разума.

Говоря о мумификации, нельзя не упомянуть о том, что так же бальзамировались и священные крокодилы, змеи, птицы, быки (в Мемфисе до сих пор сохранился стол, на котором совершалась их мумификация). Рентгеновские снимки некоторых неповрежденных мумий показали, что иногда так мумифицировалось даже «абсолютное ничто». Вероятно, это были символические мумии людей, утонувших в Ниле или погибших в сражениях, а может быть, и фальшивые мумии — приманка дли грабителей гробниц. Забота о сохранении тела была в Древнем Египте поистине безграничной.

Мумии властителей эпохи Древнего и Среднего царств, интересующие нас более всего, не сохранились. Но нам известны мумии многих фараонов эпохи Нового царства, в том числе и таких могущественных и прославленных, как Тутмос III, Сети I, Рамсес II и Мернептах. Обнаружены они были при драматических обстоятельствах в июне 1881 г., когда представители Службы древностей и местные власти совместными усилиями заставили заговорить главу семейства грабителей гробниц, некоего Абд эль-Расула из Курны, на след которого случайно удалось напасть, и узнали от него место укрытия этих мумий. Сорок неповрежденных мумий царей и их приближенных нашел, спустившись в глубокую пещеру близ Дейр-эль-Бахри, ассистент Масперо Эмиль Бругш. Собственное судно Египетского музея доставило их в Каир, где они находятся в настоящее время.

«Корабль с царственным грузом сразу же по окончании погрузки отплыл в Булак, — пишет о последнем пути знаменитых мумий Масперо. — И тут мы стали свидетелями необычайного зрелища. Между Луксором и Куфтом по обоим берегам Нила сотни феллахов сопровождали судно, женщины распустили волосы и вымазали лица глиной, их жалобное пение доносилось к нам издалека, мужчины стреляли из ружей в честь мертвых царей своих предков… Еще жив Египет, видевший в своих властелинах богов».

Неужели Египет все еще видел в фараонах богов? В конце второго тысячелетия нашего летосчисления так же, как в начале второго тысячелетия до нашего летосчисления? В Каире Масперо пришлось изменить свою точку зрения. Дело в том, что портовый таможенник отказался пропустить груз. Он не знал, по какой статье тарифного кодекса взять за него пошлину. Масперо объяснил, что это мумии древних фараонов.

«К черту фараонов и их мумии! У меня на них нет таксы!» Лишь получив изрядный бакшиш, таможенник согласился осмотреть ввозимые предметы. Затем он обложил их пошлиной по статье, которая показалась ему наиболее подходящей: как за сушеную рыбу.

Итак, посредством мумификации сохранялась материальная основа человека, целостность которой, согласно верованиям древних египтян, была предпосылкой дальнейшего существования его нематериальной основы. Спустя семьдесят дней после смерти покойник восставал к новой жизни (что тем временем делали его «Ка» или «Ба» и «Ах», мы не знаем) и мог отправиться в страну вечности. Правда, при условии, что его правильно похоронили с соблюдением всех предписанных обрядов, установленных еще в доисторические времена. Судя по всему, египтяне считали погребение важным делом.

Не приходится завидовать египтянину, отправляющемуся на тот свет. Дух древнего грека или римлянина попадал туда без всяких затруднений, особенно если у него был обол для Харона, перевозчика через реку Стикс; душа христианина или мусульманина сразу возносится на небо. Египтянину же, чтобы попасть на тот свет, приходилось преодолевать настоящую полосу препятствий, изобилующую поворотами, ухабами, коварными ловушками, где на каждом шагу подстерегала опасность второй смерти. Со времен Древнего царства, когда путь этот вел к звездам, до нас дошли и могут служить источником информации «Тексты пирамид». Если верить им, нелегко пришлось даже царю Унису, хотя заранее было известно, что он достигнет цели. «Небо посылает дождь, звезды гаснут, лучники бегают в смятении, кости богов трясутся. Плеяды молчат, видя, как поднимается Унис, дух, тот, что есть бог… самый божественный из всех богов». Представления египтян времен Среднего царства о пути на тот свет известны нам по «Текстам саркофагов», в некоторых записях—надежности ради—имеется описание «обеих дорог», т. е. к звездам и в преисподнюю, да еще с картой того света. Больше всего подобных сведений сохранилось со времен Нового царства: в «Книге мертвых», часто с богатыми иллюстрациями, в специальной «Книге о вратах», через которые мертвый должен пройти, в «Книге о подземных пещерах», которых мертвый должен благополучно избежать, и, помимо всего прочего, в содержащей весьма конкретные инструкции «Книге о том, что есть в ином мире».

В этих произведениях не только заключен перечень опасностей, ожидавших мертвого на том свете, но и даны указания и советы, как их преодолеть. Кроме того, в них приведены гимны, исполнив которые перед теми или иными богами он мог снискать их расположение; титулы всех богов, дабы он не допустил ошибки, обращаясь к ним: указания, как убивать подземных крокодилов и змей; советы, как обойти сети подземных рыбаков; списки имен стражей всех врат, дабы покойный мог заговорить с ними, как со своими добрыми знакомыми; перечни всех их слабостей. Были в них магические заклинания, посредством коих мертвый мог обезвредить своих врагов, а сам обратиться в кого пожелает. Словом, в них было «все, что может пригодиться» во время пути на тот свет и жизни там по представлениям жрецов, мудро установивших это и возвещающих открывшуюся им истину прочим людям.

В качестве иллюстрации того, каким сложным был путь в иной мир и насколько беспомощным оказался бы мертвый без таких руководств, приведем отрывок из «Книги мертвых», изданной Лепсиусом в 1842 г. «Иди, входи во врата эти чертога обоюдной правды, — читаем мы вступление к торопливому обмену вопросами и ответами в 125-й главе, — ты знаешь нас.

— Пусть идет! — говорят они мне.

— Кто ты? — говорят они мне.

— Как имя твое?

— Я — растущий под лотосом и находящийся в маслине, вот имя мое.

— Иди немедленно! — говорят они мне. Я прошел по северному городу маслины.

— Что ты видел там?

— Бедро и голень.

— Что ты сказал им?

— „Я видел ликование в стане врагов“.

— Что они тебе дали?

— Пламя огня и кристалл.

— Что ты сделал с этим?

— Я зарыл их на берегу бассейна правды, как вечерние вещи.

— Что ты нашел там на берегу бассейна правды?

— Жезл из кремня — „податель дыхания“ — имя его.

— Что ты сделал с огнем и кристаллом после того, как ты похоронил их?

— Я возгласил. Я вырыл их. Я загасил огонь. Я сокрушил кристалл. Я создал озеро».[50]

Если умерший египтянин успешно завершал этот муть, если он знал названия карнизов всех врат и они его пропустили, если он знал названия порогов всех врат и они его пропустили, если он знал названия правой и левой стороны дверного оклада всех врат и они его пропустили и т. д., то он попадал в чертог Обеих истин, служивший местом «последнего суда». Посреди чертога сидел на троне сам бог Осирис, по обе его руки стояли богини Иснда и Нефтида, а перед ними располагался трибунал из сорока двух богов; если речь шла о значительном лице, являлся и бог Солнца Ра, занимавший место верховного судьи. В распоряжении трибунала был «детектор лжи» в виде весов; на одной чаше весов лежало сердце умершего, а на другой — страусовое перо богини истины и справедливости Маат. По одну сторону весов стоял бог правосудия и искусства письма Тот с головой ибиса, по другую—сидело чудовище Амемит с телом гиены и бегемота, львиной гривой и пастью крокодила; имя ее в переводе означает «Пожирательница». Умершего вводил в зал бог мертвых и страж мест погребения Анубис, у которого было человеческое тело и голова шакала. После соответствующих обрядов начинался суд. Он походил на суд инквизиции, ибо члены трибунала были одновременно судьями и следователями (очевидно, такая же судебная система существовала в Древнем Египте). Но весы обеспечивали «объективность» и «справедливость» приговора; при ложном ответе чаша с сердцем («совестью») умершего шла вверх, ибо оказывалась легче щетины. Каждый из присяжных заседателей-богов задавал один вопрос, на который умерший благодаря жрецам заранее знал правильный ответ. Протокол вел бог Тот. Взвесив все «за» и «против», Осирис (или сам Ра) выносил приговор. Если приговор был благоприятным, умерший мог вступить в царство Осириса; в противном случае он заканчивал свое существование в утробе Пожирательницы.

Запись вопросов и ответов на «последнем суде» являлась образцом «правил жизни» и представляла собой моральный кодекс древних египтян. Ответы всегда должны были иметь негативную форму, ибо подсудимый в принципе считался виновным (так же, вероятно, как и в земном суде до правовых реформ, введенных в Египте греками и римлянами). Приведем некоторые из них:

«Я не причинил зла людям. Я не мучил животных. Я не убивал скот, предназначенный для жертвоприношений. Я не совершал ничего дурного в священном месте. Я не старался узнать то, что должно остаться тайным… Я не богохульствовал. Я не провинился перед богами… Я не совершал насилия над бедным. Я не оговаривал слугу [раба] перед его хозяином. Я никого не оставил голодным. Я никого не заставил плакать. Я никого не убил. Я ни к кому не подсылал убийц. Я никому не нанес ран [причинил боли]. Я не подменял меру зерна. Я не подменял меру для измерения полей. Я не заставлял обманом опускаться чашу весов. Я не заставлял обманом колебаться язычок весов… Я не отнимал молока у ребенка… Я не задерживал в оросительном канале воды, которая должна была течь [на чужое поле]. Я не гасил [жертвенного] огня, когда он должен был гореть. Я не уводил скот с поля богов. Я не вставал на пути процессии бога». Все это мертвый должен был произнести дважды: первый раз весь текст сразу, второй — отвечая на вопросы судей. В обоих случаях в конце он должен был четырежды воскликнуть: «Я чист!»

Если в чертоге Обеих истин все завершалось благополучно, Осирису представляли умершего и он разрешал вновь прибывшему жить в своем царстве. Но и это еще не означало, что все испытания позади. Царство Осириса не было ни греческим или римским элизиумом,[51] ни тем более христианским или мусульманским раем. Как мы знаем, это был увековеченный и увеличенный мир Древнего Египта, не какой-нибудь антимир, где бы зло превращалось в добро, а страдание — в наслаждение. Хотя умерший мог там жить лучше, чем на этом свете, но ему приходилось о себе заботиться. Львы там были еще грознее и страшнее, крокодилы еще зубастей и прожорливее, змеи и скорпионы еще ядовитее; поэтому оставшиеся в живых близкие клали ему в гроб упомянутую книгу с указаниями, как защищаться. Было там и место казней, напоминавшее бойню, где отрубали головы врагам богов, а ведь умерший мог туда ненароком забрести; на случай, если бы он там лишился головы (или если бы оказалась поврежденной его мумия), в могилу клали запасную голову из известняка. Он мог утратить там земную память и даже забыть свое имя, перестав существовать как личность; на этот случай между бинтами мумии помещали запасной орган памяти — каменное сердце в виде скарабея.

Если умершему не удавалось счастливо избежать этих и многих других опасностей, он мог даже умереть, несмотря на то что его мумифицированное тело пребывало в целости и сохранности. Эта вторичная смерть являлась уже окончательной и бесповоротной, и следствием ее становилось полное небытие человека.

Царство Осириса не было раем и в том смысле, что не освобождало от необходимости работать.

Надсмотрщик мог послать умершего жать хлеба или перевозить песок с одного берега на другой; и на том свете надсмотрщик был могущественнее обычного смертного. На этот случай в могилу клали заместителя или раба в виде статуэтки — «ушебти» («ответчик»), которая на приказ надсмотрщика откликалась: «Я здесь!» — и выполняла за усопшего всю необходимую работу. В каждой могиле можно было найти несколько таких статуэток: если покойный боялся перетрудиться или хотел похвастать перед другими умершими большим числом своих рабов, он запасался на каждый день года статуэткой, а то и не одной. Сейчас нам известны десятки тысяч таких статуэток (не считая подделок, часто довольно удачных) из камня, глины, фаянса, дерева, и многие из них представляют собой настоящие произведения искусства. Но столь же очаровательны и неумелые «ушебти» бедняков, единственные слуги тех, кто всю жизнь служил другим.

Раз мертвому (или, точнее, его «Ка») предстояло жить в царстве Осириса, ему была необходима одежда, чтобы не ходить голым, миска — чтобы не есть с земли, постель — чтобы не спать в пыли; ему нужны были любимые вещи, он нуждался в пище и питье. Все эти потребности должны были удовлетворяться согласно его земным привычкам, высокородный господин не мог не отличаться от крестьянина, военачальник — от воина, первая дама гарема — от служанки, царь — от всех своих подданных. Кроме того, каждый умерший должен был иметь возможность навещать своих потомков и родственников, иначе его жизнь на том свете не многого бы стоила. Хотя он был духом, все его потребности надо было обеспечивать материально, т. е. погребальной утварью и жертвоприношениями; только тогда дух мог воспользоваться их нематериальной сущностью. Если ему чего-нибудь не хватало, он мор, произнеся магическое заклинание, оживить изображения жертвенных даров, украшавших гробницу, и притом сколько угодно раз. Таким образом, практически он мог «жить» вечно.

Заботиться о погребении, погребальной утвари и жертвоприношениях было священной обязанностью потомков и родственников. Однако эта дорогостоящая обязанность обычно была облегчена: еще при жизни человек заказывал себе гробницу и приобретал значительную часть погребальной утвари, а в завещании выделял из своего имущества фонд для покрытия расходов на жертвоприношения. Все эти заботы как бы подтверждали слова греческого автора, что «жизнь египтянина состояла в приготовлениях к смерти».

Разумеется, в Египте всегда было достаточно людей, видевших смысл жизни отнюдь не в приготовлениях к смерти. Как мы знаем из их письменных свидетельств, одни прежде всего стремились «заслужить расположение правителя», другие «заботились о приумножении своего имущества», третьи «старались не делать больше, чем приказано», или только «спокойно дожить до ста десяти лет». Многие наверняка руководствовались советами, которые были явным выражением гедонизма.[52] «Предавайся радостям, не думай о заботах», — читаем мы в произведении, созданном, вероятно, еще во времена Древнего царства. «Пользуйся своим достоянием с веселой мыслью, ни в чем себе не отказывай», — читаем в папирусе Первого переходного периода. «Веселись, гони от себя мысль, что когда-нибудь станешь сверкающим духом! Радуйся, пока ты здесь! Ни одну прекрасную вещь не возьмешь с собой на тот свет, и нет оттуда дороги назад!» — читаем мы в стихотворении времен Среднего царства. Вопреки религиозному ярму и деспотическому произволу, вопреки гнету всякого рода повинностей и политического бесправия древние египтяне считали целью жизни саму жизнь.

Но каких бы взглядов на земной и потусторонний мир ни придерживались египтяне, на всякий случай они старались надежно обеспечить свое посмертное существование, по крайней мере те из них, у кого на это были средства. Об их жилищах вы знаем лишь по изображениям и то не слишком точно; исчезли не только хижины бедноты, дома представителей средних слоев, но и царские дворцы. Греки, хорошо знавшие обычаи египтян, с удивлением констатировали, что своим земным обиталищам они уделяли куда меньше внимания чем гробницам, и этим отличались от всех остальных народов. Мы верим этому, помимо всего, и по той причине, что традиция сооружать внушительные гробницы сохранилась. И не только у коптов, но и у мусульман в чем можно убедиться, прогуливаясь, например, по каирскому «Городу мертвых».

Обряд снаряжения покойника в посмертный путь присущ многим народам древности, но, за исключением могил властителей, обычно все ограничивались скромными дарами. Египтяне же одаривали своих умерших настоящим богатством, стоимость «приданого» покойника, насколько можно судить по нескольким нетронутым гробницам или сохранившимся остаткам, огромна. Экономистам трудно понять, как хозяйственная система древних египтян могла выдержать омертвление столь большого количества живого труда для такой в конечном счете непродуктивной цели, и видят в этом одну из причин замедленного развития производительных сил в Египте. Археологи же этому только рады; без посмертного снаряжения усопших они бы не имели материальных свидетельств того, как удовлетворяли свои потребности живые. А главное — без художественных сокровищ, найденных в египетских гробницах, сейчас было бы беднее все человечество.

Следовательно, гробницы древних египтян — место хранения не только мумифицированных тел, но и несметных богатств. Они были складами драгоценных блюд и ваз из алебастра, статуэток и украшений из порфира, предметов роскоши из золота и драгоценных камней. Ныне мы можем лишь туманно себе представить, какие сокровища составляли посмертное «приданое» царей. Даже после открытия гробницы Тутанхамона!

Естественно, богатство привлекает воров. В могилах бедняков можно найти разве что какую-нибудь миску или статуэтку «ушебти», эти могилы охраняла их собственная убогость. Гробницы богачей надо было надежно защищать. Эти места последнего отдохновения превращали в сейфы, а гробницы властителей — в настоящие крепости.

Глава VII КАК РОДИЛАСЬ ПИРАМИДА

Зачарованные головокружительными глубинами тех далеких веков, когда вырастали пирамиды, мы подчас забываем, что это постройки не первой, а довольно зрелой стадии эволюции египетского общества. Монументальная архитектура не возникает, как утверждалось ранее, «в начале развития той или иной культуры», «в момент, когда варварский народ неожиданно осознает себя и свою силу». Сказанное нами относится в равной мере как к пирамидам, так и к готическим кафедральным соборам, романским базиликам, римским амфитеатрам, греческим храмам и т. п., а также к вавилонским зиккуратам. Строительство таких значительных сооружений невозможно без столетиями накопленного опыта, без использования и преодоления традиций, создания экономических, технических, организационных и идеологических предпосылок.

Когда первые научные исследователи Египта удостоверились в правоте античных авторов, утверждавших, что пирамиды — это гробницы царей, они задумались, как же египтяне хоронили своих властителей до появления пирамид. Они, конечно, не считали, что эти правильные геометрические пирамиды из камня, достигающие колоссальных размеров, возникли «ни с того ни с сего, точно вулканические острова в море», что в своих геометрических очертаниях они «выкристаллизовались из песчаных барханов пустынь». Еще Виз и Перринг подозревали, что ступенчатая пирамида — «предварительная ступень» истинной пирамиды. Шампольон и Розеллини нашли много точек соприкосновения между царскими и прочими гробницами, они пытались даже найти нечто общее между пирамидами в Гизе и скальными гробницами в Долине царей. В этот период первых открытий ближе всех подошел к истине Лепсиус, обнаруживший связь между пирамидами и окружающими их гробницами сановников, которые тамошние арабы называли мастабами, т. е. так же, как массивные глиняные «скамьи» перед крестьянскими домами. И вот Лепсиус высказал мысль, что в таких мастабах (этот термин был принят и египтологией) египтяне прежде хоронили царей; естественно, эти царские мастабы были больше по размерам и ради внушительности и пущей безопасности укрыты каменными платформами-крышками. Из этих-то громоздящихся одна на другую, все уменьшавшихся платформ и возникла, по его мнению, «ступенчатая мастаба», каковой он считал пирамиду Джосера в Саккара, а уже из нее впоследствии развилась «истинная» пирамида. Позднейшие исследования, откорректировав и дополнив эту теорию, в основном подтвердили ее.

Однако реальное доказательство того, что пирамиды возникли из мастаб, наука получила лишь в середине нашего века. Оно принадлежит британскому археологу У. Б. Эмери, который в 1935–1956 гг. вел широкое обследование захоронения в Саккара и обнаружил там ряд мастаб, относящихся к архаической эпохе. Все они были из кирпича и различны по размерам; одну из самых больших, хотя она и была в плачевном состоянии, сравнительно нетрудно было реконструировать. Она представляла собой срезанную пирамиду высотой примерно 5 метров, площадь ее в основании равнялась 28х14 квадратным метрам, наверху — 14х7 квадратным метрам. Первоначально эта пирамида имела примерно двадцать невысоких ступеней и ограждение в виде пятиметровой стены с расположенными через правильные промежутки выступами. Она весьма напоминала ступенчатую пирамиду Джосера, и невольно возникала мысль, что архитектор пирамиды Джосера взял ее за образец. Позднейшее ее обследование подтвердило предположение Эмери: перед ним была мастаба не какого-нибудь сановника, а самого царя, а именно Хора Анджиба, первого царя, упоминаемого в «Саккарском списке», который, как царь «Верхнего и Нижнего Египта», звался Мербиап (Миебидос) и, согласно «Абидосскому списку» и Манефону, был шестым правителем I династии!

Зрелая архитектура мастабы Анджиба свидетельствует о том, что постройка, вне всяких сомнений, следствие длительной эволюции, доказательства чему мы находим тут же, поблизости: в более ранних и более простых гробницах архаической эпохи. Эмери различал их, во-первых, по общественному положению их владельцев, т. е. гробницы царей и членов их семей, гробницы высших и низших сановников, чиновников, ремесленников и т. а., и, во-вторых, по возрасту, причем различал шесть стадий с постепенными переходами. Старейший архитектурный прототип мастабы Анджнба он открыл в захоронении царицы Хернейт: почти такая же небольшая оградительная стена, но наземная часть гробницы меньше и без явных следов ступеней. Открытие этой гробницы привело его к самому порогу истории Египта: царица Хернейт была женой царя Джера, преемника царя Аха, или Нармера, отождествляемого с объединителем Египта Мени…

Поиски прообраза пирамид в Саккара имели свою причину: здесь, на месте некрополя главного города Древнего царства Мемфиса были воздвигнуты первые пирамиды, значит, здесь же должны были находиться и постройки, впоследствии развившиеся в них. В пользу этого говорило изучение других мест захоронений, которое принесло немало неожиданных результатов. В Абидосе на кладбище древней столицы Тиса (Типа) были обнаружены гробницы нескольких царей I и II династии, среди них Аха, Джера, Джета, Удиму (Дена) и Каа. Однако гробницы тех же царей были обнаружены и идентифицированы египтологами и в Саккара. Как могло случиться, чтобы один человек, пусть даже царь, был похоронен сразу в двух местах? А поскольку похоронен он все-таки в одном месте, то зачем повелел выстроить две дорогие гробницы с роскошным погребальным инвентарем? В которую из них он был помещен после смерти? Египтологи не имеют однозначного ответа на эти вопросы. Большинство из них полагают, что параллельное строительство двух гробниц было выражением известной «раздвоенности Египта», египетский царь был владыкой Верхней и Нижней земель, был носителем короны Верхнего и Нижнего Египта и т. д. Значит, и могилы он должен был иметь в Верхнем и Нижнем Египте. Другие ученые объясняют это стремлением египтян быть похороненными близ гробницы Осириса (вернее, места захоронения его головы), которая, согласно мифам, находилась в Абидосе, и если они не могли иметь там подлинной гробницы, то велели выстроить (когда имели на то средства) хотя бы символическую «пустую» гробницу (кенотаф) или соорудить надгробную плиту с царским именем (стелу). Но все ученые сходятся на том, что эти цари были похоронены в Саккара, на кладбище столицы объединенного Египта, а в Абидосе были всего лишь их символические гробницы. Правда, с уверенностью этого утверждать нельзя, ибо пока ни одной мумии не найдено.

И раз уж мы коснулись вопросов, на которые нет достаточно определенных ответов, подумаем еще вот о чем: правильно ли в поисках исходной точки всех пирамид останавливаться на мастабах Анджиба и Хернейт? Не следует ли пойти еще дальше и искать исходную точку в гробницах, предшествовавших мастабам? В гробницах не владык и сановников, а простых египтян? Ведь мастабы относятся уже к исторической эпохе существования Египта, а есть ведь могилы египетских земледельцев и оседлых охотников, которые на многие столетия древнее…

Насколько можно судить по раскопкам, могилы простых египтян на склоне доисторической эпохи в большинстве своем были двух типов. Земледельцы Нижнего Египта хоронили мертвых в своих жилищах, позже строили для них на краю деревни кирпичные «дома мертвых» с наклонными стенами. В Верхнем Египте удерживалась традиция древних «кочевых» захоронений: мертвых укладывали в ямы и прикрывали песком, обожженным камнем, позже стали строить гробницы из кирпича. Элементы обоих захоронений соединились позже в мастабе.

Таким образом, старейший из известных типов египетских могил — яма в песке с песчаной насыпью, укрепленной каменной кладкой. Возможно, именно здесь и надо искать зачатки развития способа захоронения, обретшего в конце концов вид каменного холма, названного «пирамидой»?

Во всякой случае, такая возможность не исключена. Ведь начало почти всегда бывает скромным.

Мастабы, прямые предшественницы пирамид, были гробницами представителей привилегированных классов египетского общества. В древнейшие времена их повелевали строить цари, позднее лишь сановники и видные особы. Мы знаем несколько сотен таких мастаб, довольно прилично сохранившихся; сооружали их не только до пирамид и одновременно с ними, но и после.

Исследователи Египта с самого начала уделяли мастабам большое внимание; их изучению отдано гораздо больше времени и усилий, чем изучению пирамид. К сожалению, такое внимание уделяли им не только исследователи, но и грабители, опередившие ученых на тысячелетия, и тем не менее именно в мастабах найдено наибольшее количество тех свидетельств о жизни древних египтян, которыми ныне располагает наука. Гробницы правителей преимущественно дают информацию о политических событиях и воинских походах, правда не всегда объективную. Захоронения простых египтян сообщают нам мало сведений, они подтверждают лишь общеизвестный факт — существование в египетском обществе классовых противоречий. Могилы слуг и рабов чрезвычайно убоги, кроме того, их обнаружено весьма мало. Мастабы служат для нас главным источником сведений об условиях существования различных классов, и прежде всего народных масс. Без них мы бы ничего не знали о буднях Египта, которые не вошли в историю.

Мы можем подразделить мастабы на несколько типов — по месту и времени их возникновения и по общественному положению их владельцев. Старейшие мастабы строились из кирпича-сырца в виде массивных плит с наклонными внешними стенами; их форма свидетельствует о происхождении от захоронений Верхнего Египта с могильной насыпью. Более поздние мастабы строились в форме жилища, т. е. как в Нижнем Египте, и начиная с IV династии преимущественно из камня. Притом оба эти типа сближались по своему внешнему виду и постепенно увеличивались в размерах; многие из мастаб действительно превратились в «скамьи для великанов» или «дворцы мертвых». Некоторые из них мы уже встречали на своем пути, например мастабы Чи, Птаххотепа, Мерерука, Птахшепсеса; самая большая из всех найденных до сих пор мастаб, как показали последние раскопки чешских археологов в Абусире, принадлежит как раз Птахшепсесу (она состоит более чем из 40 помещений). Однако эти мастабы относятся к временам V и VI династий, т. е. к тому периоду, когда уже давно строились пирамиды, и потому на эволюцию строительства пирамид они не повлияли.

Основная архитектурная концепция мастаб, невзирая на разнообразие их типов, одинакова. В туристских путеводителях обычно утверждается, что мастабы состоят из двух основных частей — наземной и подземной. Но египтологи, исходя из функции мастаб, т. е. из требований, предъявлявшихся к ним египтянами, различают в них три части. Первая часть — это помещение, куда кладут умершего, т. е. подземная погребальная камера, следующая часть—помещение, где складывали вещи для загробной жизни, т. е. склад погребальной утвари, и, наконец, третья представляет собой помещение для заупокойного ритуала, т. е. молельню. Кроме того, в мастабах имелся и ряд других присущих им признаков, например шахта для доставки усопшего в погребальную камеру, замыкающие и предохранительные приспособления, кладовые и т. п., а часто и оградительная стена.

Каждая мастаба — оригинальное архитектурное произведение. Среди всех сохранившихся мастаб нет и двух одинаковых.

Погребальная камера всегда находилась в подземелье, обычно на глубине 2–3 метров, а иной раз 10 или даже 20. Чаще всего она была вытесана в скале; если же ее выкапывали в песке, то стены обкладывали кирпичом, а потолок перекрывали крепкими бревнами. Форму она имела квадратную или прямоугольную, причем главная ось проходила с севера на юг (часто не слишком точно). Самые маленькие погребальные камеры занимают примерно квадратный метр, и мертвые тела помещены в них наискось, из угла в угол; самые большие имеют длину 10 и даже 12 метров и высоту от 2 до 4 метров. В одних камерах на стенах остались следы росписей, в других — довольно толстой штукатурки, в третьих стены великолепно отшлифованы. Перед погребальной камерой всегда расположена «передняя», в которую ведет отвесная (в редких случаях — наклонная) шахта для спуска гроба с покойником: во время строительства через нее поступал необходимый для работников воздух.

В погребальной камере помещался саркофаг для гроба (или гробов) с мумией усопшего. Он всегда был из камня, большей частью из известняка или гранита, обычно из одной каменной глыбы, отполирован или украшен неглубоким рельефом. Создание саркофага требовало значительной технической сноровки, а зачастую и художественного мастерства: важные особы получали его в дар от царя как знак особой милости. Во многих мастабах саркофаги и поныне стоят на своем первоначальном месте. В одних мастабах саркофаг стоит у стены и не прикреплен к полу, в других накрепко вделан в плиты пола, но всегда — на западной стороне камеры. В погребальную камеру его помещали еще во время строительства, и там он стоял в ожидании гроба с покойником. Гроб имел форму человеческого тела (или забинтованной мумии) и был сколочен из дерева, снаружи и изнутри его украшали рисунки и надписи; иной раз он был позолочен или покрыт золотой фольгой. Как правило, мумия лежала не в одном гробу, а в двух или даже трех, вставленных один в другой, но имеющиеся у нас доказательства этого относятся уже к довольно позднему времени. После установки гроба с мумией в саркофаге его плотно закрывали крышкой, а вокруг него раскладывали отдельные предметы погребальной утвари. Во время погребальных обрядов или же после них в пространство между «передней» и шахтой опускалась тяжелая каменная плита, затем шахту засыпали песком и камнями. Таким образом, доступ в погребальную камеру навсегда закрывался и усопшему был уготован вечный покой.

В некоторых мастабах хранилище погребальной утвари было невелико, ибо основная часть умещалась в погребальной камере и «передней», в других оно занимало несколько помещений в подземной и наземной частях. К подземным складам, как правило, вела лестница, иногда заменявшая шахту. В погребальной камере помещали самые ценные и необходимые предметы: сосуды с едой и напитками, одежду, драгоценные украшения, амулеты, рядом с мужчиной клали оружие, рядом с женщиной — принадлежности туалета. В других помещениях находилось все остальное: запасы еды, тканей и одеяния, мебель и предметы домашнего обихода, шкафчики, украшенные золотом и драгоценными камнями. Обнаружены мастабы с тысячами сосудов из алебастра, порфира, фаянса, даже из горного хрусталя; все эти сосуды свидетельствуют об изысканном вкусе своих создателей. Судя по изображениям на рельефах, можно сделать вывод, что у относительно зажиточных египтян меню состояло из более чем сотни различных блюд. Одевались мужчины просто (даже высокие сановники обходились обыкновенной набедренной повязкой), зато женщины носили роскошную одежду, парики, пользовались душистыми маслами, косметикой, надевали различные украшения, но в чем им не откажешь — это в чувстве меры. Многие из этих предметов найдены археологами, ибо не все хранилища были обнаружены древними грабителями.

Первоначально молельня была самостоятельной постройкой, по крайней мере в мастабах с массивной наземной частью, однако со временем она слилась с мастабой или же, оставаясь отдельным сооружением, вошла в ее архитектурный комплекс. В мастабах, построенных как жилища, она с самого начала была составной частью постройки, в семейных мастабах каждый умерший имел индивидуальную молельню. В некоторых мастабах молельни (вместе с боковыми помещениями и соединительными ходами) занимали половину, а то и три четверти объема наземной части. Но они никогда не строились в подземной части и в отличие от погребальных камер или хранилищ не затворялись навсегда.

Напротив, как места заупокойного ритуала, они были доступны жрецам и родственникам усопшего, которые являлись туда с молитвами и жертвенными дарами.

Молельня всегда помещалась на восточной стороне мастабы и имела два непременных атрибута: во-первых, стелу или символические («ложные») двери, через которые в нее якобы входил дух усопшего, чтобы принять участие в заупокойных обрядах, и, во-вторых, так называемый сердаб, что в переводе с арабского означает «погреб». Это было узкое, со всех сторон закрытое помещение, в котором стояла статуя умершего; как правило, сердаб находился в южном углу молельни. Со стороны молельни в стене были проделаны маленькие отверстия; ныне посетители через них разглядывают статую умершего, если она там сохранилась (или ее копию, как, например, в гробнице Чи, поскольку оригинал вывезен в музеи), но первоначальное назначение этих отверстии было иным. Согласно верованиям египтян, в статую вселялся дух почившего и через отверстия смотрел на жертвоприношения, слушал молитвы и причитания, вдыхал благовонные курения. Но чтобы дух мог войти в статую, он должен был узнать в ней себя, и потому египетские скульпторы выполняли эти статуи весьма реалистически, добиваясь портретного сходства; делались они примерно в натуральную величину, причем умерший изображался молодым. Большинство таких статуй, сохранившихся с древних времен, найдено именно в сердабах.

Стены молельни и камер обычно были украшены расцвеченными рельефами, представлявшими собой серии картин на сюжет земной или загробной жизни. На них были изображены сцены труда земледельцев (сев, жатва, вывоз урожая с поля, сбор плодов, уход за скотом, рыбная ловля, охота на диких зверей), домашнего быта (приготовление еды и напитков), труда ремесленников (столяров, скульпторов, строителей, ювелиров и т. д.), а также сцены, показывающие общественное положение умершего (сбор податей, суд над работниками и наказание виновных, возвращение из военного похода с пленными) или его развлечения (танцы, музыка, игры и т. д.). Из потусторонней жизни преимущественно изображались дорога в загробный мир, «последний суд», сонм богов и всяческих чудовищ. В больших мастабах эти рассказы в картинках содержат тысячи фигур и десятки тысяч мелких штрихов, дающих представление о быте египтян; картинки сопровождаются пояснительными текстами. Несомненно, эти картинки довольно стереотипны и шаблонны, и все же они вызывают эстетическое восхищение. А те, кого не восхищает это «искусство», поражены его «техникой». Краски на рельефах и поныне, через три-четыре тысячелетия, свежи и ярки, словно их нанесли вчера.

Строительство мастабы всегда начиналось с подземной части, иначе осуществить его было бы технически невозможно. Законченная или в значительной мере завершенная наземная часть нередко перестраивалась, особенно если заказчик поднимался ступенькой выше по общественной лестнице. Например, когда Птахшепсес получил должность «надзирателя за постройками», он немедленно увеличил мастабу, а когда женился на дочери царя, велел убрать из молельни портрет первой жены и даже первенца-сына, заменив их портретами жены и сына царского происхождения; когда же он стал чати (визирем, первым министром), то приказал пристроить к гробнице специальное помещение для «солнечной ладьи». Подобные изменения обнаружены и в подземной части, ибо более высокое социальное положение требовало более богатого погребального снаряжения. Впрочем, мы знаем случаи, когда сановник, попавший в немилость, вообще лишался мастабы, а ее получал в дар от правителя тот, кто занял его место; новый хозяин вносил изменения по своему вкусу. И, пожалуй, не один сановник лишился своего места именно потому, что кому-то приглянулась его мастаба. Не только у каждой книги своя судьба, как сказал поэт, но и у каждой гробницы.

Итак, мастаба строилась на века, в нее был заложен многолетний труд сотен людей. Причем обычно ее подземная часть требовала больше работы, чем наземная, а сама эта работа была несравненно тяжелее и сложнее. Правда, нельзя говорить о мастабе вообще, некоторые из них состояли из обыкновенной ямы и наземной надстройки размером 2х3 метра, другие же представляли собой целые катакомбы под землей и постройки вроде нынешних ангаров. Однако в отличие от ангаров они были богато украшены настенными изображениями, особенно по фасаду; горизонтальная проекция самых больших составляет 50х30 метров, высота 7–8 метров. Той же высоты были, очевидно, и оградительные стены, их толщина доходила до 3 метров.

Оградительные стены мастаб были толще, чем стены крепостей в пустыне, использовавшихся современной египетской армией до введения патрулирования с воздуха. Добраться до погребальных камер через засыпанные шахты и каменные плиты в тогдашних условиях было труднее, чем сейчас добраться до подземных сейфов банков. Божья кара за нарушение покоя мертвых была страшней любого параграфа нынешних уголовных кодексов. И все же еще в древние времена большинство мастаб было разграблено. Сокровища, спрятанные в мастабах, привлекали грабителей. Поэтому приходилось принимать меры предосторожности. И особо надежно надо было укрыть тело умершего. Для этого египтяне не жалели ни сил, ни средств, особенно если речь шла о драгоценном теле царя.

Ведь что такое земная жизнь, даже если доживаешь до идеального возраста — ста десяти лет, против вечности?

Постепенное превращение мастабы в пирамиду, безусловно, не объясняется одними лишь требованиями безопасности. Но нельзя и недооценивать их: заказчики и строители гробниц с самого начала уделяли им основное внимание; грабителей они боялись, пожалуй, не меньше, чем богов. Немалое влияние оказали на эту эволюцию и религиозные воззрения; в Тисе (Тине), где жили цари двух первых династий, были иные погребальные обычаи, нежели в Мемфисе, где находилась резиденция царей с III по VI династию, повелевавших строить для себя пирамиды. Не последнюю роль сыграли экономические и политические факторы. Царская власть за три столетия, прошедшие с объединения Египта, достигла небывалого могущества, а развитие земледелия и добыча от военных походов давали средства для построек, какие и не снились прежним правителям. В конце концов не исключено, что какое-то воздействие оказывали и чисто субъективные моменты: стремление продемонстрировать свое могущество, богатство, «царская мания величия».

Разумеется, все эти факторы, а возможно, и другие, не известные нам, действовали, взаимодополняя друг друга; попытка объяснить переход от мастабы к пирамиде какой-то «одной причиной» была бы свидетельством метафизического образа мышления. Переход этот не был «заранее продуман» или «спланирован», он просто «наступил». Ученые единодушно утверждают, что первую пирамиду начали строить как традиционную мастабу. И лишь в процессе строительства, в результате некоторых изменений в плане, она превратилась в ступенчатую пирамиду. Но она с самого начала отличалась от предыдущих мастаб: в качестве строительного материала здесь применялся не кирпич-сырец, а каменные блоки.

Как нам известно, эту первую пирамиду около 2700 года до н. э. повелел построить правитель III династии Джосер; ее архитектором, согласно древнеегипетской традиции, был высший сановник Джосера Имхотеп. Это одна из наиболее изученных построек Египта. Еще в 1837 году здесь работал Перринг, а до него — Сегато и Минутоли, в 1843 году—Лепсиус, позднее Мариетт, Масперо, Лако и Лоре, после первой мировой войны ее обследование продолжили Жекье, Квибелл, Фёрс и в особенности Лауэр, последний даже отмечал в тени этой пирамиды пятидесятилетие своей археологической деятельности. Изучение ее глубин и раскопки в окрестностях показали, что строительство имело шесть фаз, по случайности это соответствует количеству ступеней-этажей. Из множества печатных сообщений всех этих ученых назовем лишь одно итоговое: «Ступенчатая пирамида» Ж. Ф. Лауэра, изданная в Каире в 1936–1939 годах. По описаниям, чертежам и планам, приведенным в трех томах этой книги, мы можем проследить развитие пирамиды Джосера словно на рентгеновских снимках. Попытаемся обобщить сказанное Лауэром (с небольшими дополнениями из более поздних монографий).

Когда Джосер решил строить гробницу из нетрадиционного материала, он еще избрал для нее традиционную форму. Сначала он повелел строить ее как обычную мастабу с квадратной горизонтальной проекцией, со сторонами по 63 метра и высотой 9 метров; ее ядро из известняковых блоков местного происхождения он приказал обложить отшлифованными плитами из более топкого известняка, добытого в каменоломнях на противоположном берегу Нила. (Возможно, он и не выбирал этот тип гробницы, ибо не исключено, что строилась она еще для его предшественника, а сам Джосер при вступлении на трон лишь присвоил его мастабу.) Во второй фазе Джосер приказал увеличить свою гробницу со всех четырех сторон па 4 метра; должно быть, она показалась ему тесной, хоть и превышала все мастабы предыдущих царей. В третьей фазе он повелел продолжить ее на 10 метров в восточном направлении, так что она приобрела форму прямоугольника; эта пристройка, очевидно, отводилась под молельню или под камеры с погребальной утварью. Только в четвертой фазе гробница стала превращаться в ступенчатую пирамиду: на прежнюю постройку, расширенную во все стороны примерно на 3 метра, Джосер велел поставить три террасообразные крышки высотой 40 метров. Но и эти размеры, до той поры невиданные в египетском строительстве, Джосера не удовлетворили. В пятой фазе он приказал эту (теперь уже четырехступенчатую) мастабу, или пирамиду, заново расширить, на этот раз с западной и северной сторон, и, кроме того, добавил еще две ступени наверху. В шестой и последней фазе постройка еще несколько увеличилась за счет дополнительной обкладки стен плитами из турского известняка на северной, восточной и южной сторонах. Окончательные размеры ее основания достигли 125х115 метров, высота около 61 метра. Так она стала самой большой постройкой не только в Египте, но и во всем тогдашнем мире.

С традиционной мастабой пирамиду Джосера роднило и то, что она была семейной гробницей. В более поздних, «истинных пирамидах» всегда хоронили одного только царя, в этой же похоронены (или предполагалось, что будут похоронены) все жены и дети Джосера, для которых было приготовлено 11 погребальных камер. Такому назначению соответствовала и подземная часть, которую несколько раз перестраивали в соответствии с изменениями в наземной части. Погребальная камера самого царя была не в пирамиде, а по обычаю, унаследованному от мастаб, под ней, на глубине 27,5 метра. Помещалась она точно под центром первоначальной мастабы и была довольно мала (3х1х1,7 метра); стены ее были облицованы плитами из асуанского гранита, и закрыта она была массивным гранитным блоком, весящим 3,5 тонны. Первоначально в нее из центра мастабы вела вертикальная шахта; после перекрытия мастабы для доставки умершего вырубили новый наклонный проход, начинавшийся на северной стороне пирамиды. От вертикальной шахты во все стороны отходили коридоры, штольни и камеры для погребальной утвари; две такие камеры были выложены синими изразцами, которые напоминают декоративные камышовые циновки. К одиннадцати погребальным камерам членов царской семьи тоже вели шахты и коридоры со множеством боковых ходов, так что каменная подземная часть этой пирамиды, по словам Гонейма, «в буквальном смысле слова вся пробуравлена ходами, точно гигантская заячья нора».

Подземелье пирамиды Джосера было давным-давно тщательно обследовано грабителями. Современные археологи могут поставить себе в заслугу то, что им удалось обследовать эту часть пирамиды еще тщательнее. Фёрс и Квибелл нашли в пятой погребальной камере членов царской семьи два алебастровых саркофага; в одном оказались куски разбитого деревянного позолоченного гроба с остатками мумии ребенка лет восьми. Обнаружили они и заваленный шестидесятиметровый коридор с невероятным количеством погребальной утвари. Так, число каменных сосудов археологи определили в 30–40 тысяч; алебастровых и порфировых, совсем не тронутых временем, в несколько сотен; около семи тысяч каменных сосудов удалось заново склеить. Лауэру посчастливилось сделать другое интересное открытие: в царской погребальной камере он нашел мумифицированный остаток человеческой конечности, возможно — незамеченный остаток той, которую оттуда извлек в 1821 году Минутоли, причем, судя по древнему способу мумифицирования, не исключено, что это частичка тела самого Джосера. Но самое ценное открытие сделано не в пирамиде, а близ нее. Оно принадлежит Фёрсу. В развалинах храма на северной стороне пирамиды сохранился почти неразрушенный сердаб, и в нем обнаружена незначительно тронутая временем статуя самого Джосера!

Как и мастабы предшествовавших царей, пирамиду Джосера защищала ограда, однако она была сложена из камня и достигала без малого 10 метров высоты. Украшали ее выступы и символические врата, строительные и декоративные элементы были точно такие же, как на кирпичных оградах. Каменная стена ограждала четырехугольное пространство размерами 554х277 метров, т. е. намного больше, чем у любой мастабы, и кроме самой пирамиды укрывала от сторонних взглядов все стоявшие близ нее строения. Прежде всего заупокойный храм у северной стороны пирамиды, затем два символических дворца Верхнего и Нижнего Египта (так называемые Южный и Северный дома), символические троны обеих частей страны на высоких пьедесталах, алтари и колонные залы. На этом же пространстве находилось и четырехугольное подворье с молельнями для обрядов празднества «сед», отмечавшегося в тридцатую годовщину вступления царя на престол. (Зачатки этой традиции теряются в древности. По прошествии определенного времени правитель должен был всенародно доказать свою силу, дабы продолжать властвовать, ибо от его силы зависела не только способность защитить страну от врагов, но, по тогдашним представлениям, и урожайность земли, плодовитость скота, счастье и благоденствие подданных; если он не мог доказать свою силу, его умерщвляли и заменяли молодым. Подобного рода обязанностей у египетского царя было немало; так, согласно мифу о Хоре и Сете, он должен был, к примеру, нанести поражение вражескому предводителю. В позднейшие времена правители выполняли эту обязанность лишь символически, согласно установленному ритуалу. Все эти свои многочисленные обязанности царь должен был выполнять и в загробной жизни, где он по-прежнему оставался властителем и богом.)

Если считать, что мастаба была как бы уменьшенным изображением дворца, то пирамида Джосера с прилегающими строениями и подворьем была изображением целого дворцового комплекса. А поскольку царь стоял выше всех людей, то его надгробие из белоснежного, сверкающего на солнце известняка должно было возвышаться над всеми остальными постройками. Правитель Джосер не оставил в истории почти никакого следа, но творение его архитекторов и рабочих, первая монументальная постройка из камня на земле, стоит и поныне.

Архитектор пирамиды Джосера Имхотеп, согласно египетскому преданию, записанному Манефоном, — основоположник каменного строительства. Ему же приписывалось и авторство одного из древнейших «Поучений», и посему он считался покровителем письменности и образования; в Саисскую эпоху (а возможно, и раньше) ему оказывали высшие почести наравне с богами, ибо он был мудрец, а поскольку каждому египетскому мудрецу одновременно полагалось быть прорицателем и лекарем, то в эпоху Птолемеев его возвели еще и в ранг бога медицины; греки же отождествили его со своим Асклепием. Однако его историческое существование несомненно; по-видимому, он был высшим сановником царя Джосера и, выполняя свои функции, руководил строительством его гробницы. Возможно, что как раз он и был инициатором ее перестройки из традиционной мастабы в ступенчатую пирамиду. Его собственной гробницы не нашли, но имя его сохранилось на двух надписях времен Древнего царства: одна из них высечена на постаменте изваяния в сердабе, обнаруженном Фёрсом в Саккаре. Это первое известное нам имя во всей истории мировой архитектуры.

Титул «изобретателя каменного строительства» звучит для нашего слуха непривычно. Мы бы скорее предположили, что замена кирпича-сырца или деревянных столбов — следствие длительной эволюции, что применение в строительстве камня — анонимное открытие. Однако никаких каменных построек, относящихся ко времени до Имхотепа, мы не знаем, а тем более монументальных; ни в Египте, ни на Востоке — вплоть до укреплений Янь-шао в Китае, ни на Западе — вплоть до дольменов в британском Стонхендже. Правда, имеются многочисленные свидетельства обработки камня, причем наиболее высокого уровня такая обработка достигла как раз в Египте. Это доказывают египетские художественные вазы и медали, относящиеся к доисторической эпохе, и великолепно отшлифованные плиты, которыми были облицованы погребальные камеры архаического периода. Нет сомнений, что подобный опыт египетских каменотесов и строителей когда-нибудь должен был стать достоянием архитектора, тем более архитектора, получившего заказ на постройку исключительной важности. А поскольку в Египте все служило царю и самой значимой постройкой была его гробница, то именно архитектор царской гробницы не мог не воспользоваться таким опытом.

На примере архитектурной эволюции пирамиды Джосера мы можем наглядно проследить, как архитектор искал и пробовал, как воодушевленный успехом принимался увеличивать размеры, как громоздил все новые слои камня на такую высоту, которой никто до него не достигал. По прилегающим постройкам мы, в свою очередь, можем видеть, как он еще не умел освободиться от традиционных кирпичей и деревянных балок, как старательно и без надобности копировал их, не зная законов строительства из нового материала, как познавал эти законы. Мы знаем, что он работал по плану, пусть и несколько раз измененному, и что разрабатывал его в подробностях для каменщиков и строителей. В ареале пирамиды, в яме с обломками камней нашелся кусок известняковой таблички, на которой красной краской была обозначена кривая с координатами и записями длины. Ныне эта табличка находится в Египетском музее в Каире как древнейший образец строительного плана.

О математических познаниях архитектора пирамиды Джосера нам, к сожалению, ничего не известно. Древнейшие расчеты, связанные со строительством пирамид, дошли до нас от эпохи Среднего царства, т. е. на тысячу лет позднее. Один из них (задача № 57) — на упомянутом выше папирусе Ринда: «Задание. Пирамида длиной в 140 локтей в основании и „секед“[53] в 5 ладоней и 1 палец. Какова будет ее высота? Раздели 1 локоть на удвоенный „секед“, что равно 10 ладоням и 2 пальцам (10 ½ ладони). Умножь 10 ½, чтобы получить 7, потому что это — 1 локоть: 7 — это 2/3 от 10 ½. Произведи действие со 140, что есть сторона основания: 2/3 от 140 есть 93 и 1/3 Это и есть ее высота». (1 локоть равнялся примерно 52 сантиметрам, он состоял из 7 ладоней, ладонь состояла из 4 пальцев, иероглифическим обозначением локтя была вытянутая рука.) Другой пример математических вычислений содержит Московский математический папирус; здесь идет речь о вычислении объема усеченной пирамиды, но интерпретация этих расчетов сложнее. Возможно, что решение подобных задач египтяне нашли еще во времена Древнего царства. Однако никаких письменных данных об этом не сохранилось. Существует лишь одно доказательство — пирамиды.

План архитектора претворяла в жизнь под наблюдением надзирателей целая армия строителей — каменотесы, транспортировщики каменных блоков, каменщики, укладчики, носильщики и т. п., т. е. все, кто и был настоящими создателями пирамиды. Техника и организация их труда интересовала еще греков и римлян; современные исследователи не жалели сил для того, чтобы как можно полнее воспроизвести картину работ. Они изучили все материалы письменности и изобразительного искусства Египта, стараясь представить себе, как добывался и обрабатывался камень, каким образом каменные блоки доставлялись из каменоломен и поднимались на самую вершину постройки, как обеспечивалась дисциплина на строительной площадке, каковы были условия жизни рабочих и т. п. Геологическая экспертиза помогла установить происхождение использованного в строительстве камня; способ резки и шлифовки плит изучался посредством микроскопии; с помощью химического анализа выяснялось, какие металлические инструменты использовались строителями; радиоуглеродный метод позволил определить возраст случайно сохранившихся органических веществ. К эксперименту были привлечены египетские рабочие; специально отобранные группы ознакомили с методами труда их давних предков и дали им в руки древние инструменты. Кроме Лауэра, Фёрса, Квибелла и других ученых, о которых мы уже говорили, положительных результатов во всех этих исследованиях добились прежде всего Д. А. Рейснер и С. Кларк с Р. Энгельбахом. Правда, кое-что и после этого осталось неясным и спорным, однако мы остановимся на том, что признано всеми.

Итак, ясно и бесспорно, что пирамида Джосера, как и любая пирамида после нее, строилась силой человеческих мускулов с применением самых простейших вспомогательных средств. Машины как источники энергии египтянам в те времена не были известны, тягловой силой животных они умели пользоваться весьма ограниченно. Не нашлось доказательств, хотя бы косвенно подтверждающих, что египтяне применяли в строительстве колесо или блок, не говоря уже о более сложных технических средствах. В эпоху строительства пирамид они были знакомы с рычагом, катком и наклонной плоскостью. Знали еще и вал, но имеются данные лишь о том, что они пользовались им при спуске каменных блоков, закрывающих колодец погребальной камеры. Их инструментарий весьма ограничен: долота, молоты, кирки, шары на ручках, жерди, клинья и пилы для камня. Металлические инструменты — исключительно из меди, каменные — преимущественно из гранита и долерита. Однако медные инструменты из последних находок отличаются поразительной твердостью; создается впечатление, что вопреки мнению первых египтологов древние египтяне уже в этот период умели закаливать медь.[54] К бронзовым инструментам они перешли позднее, к железным — лишь в Позднюю эпоху.

Исследование пирамиды Джосера показало, что ее внутренние блоки вытесаны из крупнозернистого известняка, взятого из местной каменоломни; и в других пирамидах внутренние блоки всегда вытесывались из камня, добываемого в ближайших каменоломнях. Облицовочные плиты, как выяснилось при изучении их остатков, были из тонкозернистого известняка, доставлявшегося из каменоломен близ нынешних деревень Туры и Масары на противоположном берегу Нила. В этих каменоломнях, так же как и в Мокаттамском горном массиве близ Каира, по сей день сохранились следы труда тогдашних каменотесов, позволяющие ознакомиться с их техникой и профессиональными приемами. Сначала добывали камень на поверхности каменного карьера, а затем постепенно переходили к слоям все более глубокого залегания. Киркой или долотом выравнивали поверхность камня, по обозначенным линиям делали засечки и постепенно их углубляли; когда вырубленный таким образом блок держался уже только на узкой полоске, его откалывали сильными ударами долеритовой палицы или медного молота. Такую технологию использовали при добыче известняка, с более твердым гранитом приходилось поступать иначе. В скале выдалбливались глубокие дыры и засечки, куда молотом вбивались металлические жерди или клинья; затем все на них наваливались, и плита отламывалась. Наглядный пример такого метода мы находим ныне в асуанских каменоломнях, где даже остался лежать гигантский обелиск, треснувший перед отделением от скалы. Пользовались и другими способами, эффективность которых, однако, не получила полного подтверждения современными опытами: в заранее проделанные дыры вбивали деревянные клинья, затем обливали их водой, пока дерево, разбухнув от влаги, не отрывало блок. Менее пригодные слои камня обходили. Так в скалах возникали целые туннели с рядами опорных столбов, причем многие из этих туннелей имеют протяженность в несколько десятков метров. Несомненно, тут нужны были неимоверные усилия и большой расход инструментов, зато каменоломня использовалась намного эффективнее, чем при нашем способе разработок с помощью динамита.

Из каменоломен поступали грубо обработанные камни определенных размеров, окончательная их обработка производилась на месте, на строительной площадке. Сперва каменотесы выравнивали молотами и долотами боковые плоскости будущего блока, чтобы камни плотнее прилегали друг к другу, перед укладкой десятники их нумеровали (некоторые из номеров сохранились на задней стороне блоков). Блоки соединяли составом из мягкого ила, выкапываемого при углублении подземных проходов, а иной раз просто укладывали их один на другой, так что они держались лишь силой собственной тяжести. Внешние плоскости выравнивали медными долотами уже после окончательной укладки блоков. Контроль производился с помощью свежевыкрашенных досок, которые прикладывали к отдельным блокам; краска оставляла следы только на выступах, и их устраняли шлифовкой. Точно так же производились выравнивание и шлифовка твердых гранитных плит в погребальной камере; правда, там это было труднее, ибо работали при слабом свете масляной лампы или свечи, а возможно, при помощи света от расположенных соответствующим образом медных зеркал (однако использование последнего способа пока остается спорным). Тщательность шлифовки поразительна, местами эти плиты на ощупь такие же гладкие, как тончайшие алебастровые вазы.

Транспортировка блоков из каменоломни была сложной проблемой. С почти полной уверенностью можно утверждать, что для этого каждый раз заранее строилась дорога; в качестве средств доставки использовались подкладные валки и деревянные сани, которые тянули канатами. Египтянам эпохи Древнего царства были известны колесо и повозка, но при доставке камней ими не пользовались, ибо они быстро ломались. (Не пользовались ими, между прочим, и для перевозки людей; правителей и сановников носили в специальных носилках). Ничего не известно и об использовании упряжек животных. Ослы и мулы были для такой работы слишком слабы и дороги, лошади появились в Египте лишь после нашествия гиксосов и распространились только в эпоху Нового царства. Был тут, правда, длиннорогий скот (ныне вымерший), но как тягловую силу египтяне использовать его не могли, ибо в ту пору не знали еще ни ярма, ни хомута. Значит, оставались только люди, которые тащили и толкали сани с каменными плитами. Это, конечно, было не легче, чем работа в карьерах, зато, насколько можно судить по изображениям, группы используемых для доставки камня людей были довольно многочисленны. К тому же люди ценились меньше животных, и обходились с ними более безжалостно.

Через Нил камни перевозили на плотах или на ладьях, причем в период паводка, когда вода доходила до самых строительных площадок, так что доставка по суше сокращалась до минимума. Для доставки больших блоков из отдаленных карьеров использовались речные суда, иногда специально сконструированные. До нас дошло изображение такого судна только от времени Нового царства: на нем везут самый высокий обелиск царицы Хатшепсут: высота — более 30 метров, вес — свыше 300 тонн. Этот обелиск до сих пор стоит в Карнаке. Согласно надписи, сделанной на нем, чтобы его вытесать, потребовалось семь месяцев, а чтобы перевезти из карьера на корабль — 6000 работников. В строительстве речных судов египтяне достигли высокого мастерства еще во времена Древнего царства.

Блоки пирамиды Джосера были довольно малы, и транспортировка их не вызывала особых трудностей. Трудности возникли лишь с использованием гигантских блоков, из которых строились более поздние пирамиды. Здесь же одну плиту еще могли нести два носильщика, а на высшую ступень их поднимали или втягивали, скорее всего, по наклонной плоскости, поверхность которой поливалась жидким илом. Существование таких платформ не доказано, ибо по окончании постройки все вокруг пирамиды тщательно убиралось и приводилось в порядок, однако предположение о том, что ими пользовались, дружно поддерживают все ученые. Строительство пирамид, скорее всего, велось сезонно и наибольшего размаха достигало в период разлива Нила, когда основной материал был доставлен, а летний зной спадал. В каменных же карьерах, по всей вероятности, работали круглый год.

Об организации труда при постройке пирамиды Джосера у нас нет сведений. Однако до нас дошли свидетельства, относящиеся к лишь немного более позднему времени, и потому мы можем предположить, что и при постройке пирамиды Джосера работы проходили так же. Труд был организован по-военному: работники делились на отряды во главе с начальниками, «штаб» составляли назначенные на строительство архитекторы и надсмотрщики, идейная опека была обязанностью жрецов. Самая значительная по численности группа называлась «командой», она насчитывала 800–1000 человек, «команды», в свою очередь, делились на «смены» по 200–250 человек, «смены» на «звенья», включавшие от 10 до 50 рабочих. Кроме того, существовали особые группы камнерезов и скульпторов, своего рода «бригады художников».

Тот факт, что пирамида была объектом религиозного назначения, обусловливал проведение множества связанных с ее строительством обрядов. Мы знаем о них довольно хорошо благодаря текстам, найденным при раскопках в Абусире. Обряды начинались уже в тот момент, когда определялось место будущего строительства, и продолжались в течение всего подготовительного периода; самыми торжественными обрядами сопровождалось начало строительных работ. В них участвовал сам царь со свитой жрецов, изображавших богов; он забивал колья, натягивал шнуры, выкапывал «почетную» яму, посыпал ее песком, делал из глины кирпич и «закладывал его в фундамент будущей пирамиды». Затем в основание пирамиды закладывались шкатулка с образчиками используемых материалов и кирпич с именем царя. После чего жрецы все как положено освящали — и строительство начиналось. Не последним по значимости обрядом, совершавшимся спустя годы или десятилетия, было водворение в погребальную камеру умершего царя. В заупокойном храме пирамиды жрецы и сановники приносили жертвенные дары, до тех пор…

До каких же пор? К сожалению, этого мы не знаем. Ни касательно пирамиды Джосера, ни какой-либо другой пирамиды. Вот тут мы и достигли грани, за которой, взгляды авторитетных египтологов начинают существенно расходиться, а их рассуждения все чаще завершаются различными вариантами фраз: «Здесь на самом деле далеко не все ясно».

Так, например, неясно, сколько людей работало па строительстве пирамиды Джосера и как долго оно продолжалось. Никаких свидетельств не сохранялось. Но не достаточно ли определить объем работ, сосчитать каменные блоки, учесть примерную выработку работника и т. д.? Да призвать на помощь сообщения Геродота?

Но проблема значительно сложнее. Данные Геродота относятся к значительно более позднему времени. Хотя они весьма правдоподобны (у нас будет возможность в этом убедиться), но применимы лишь к пирамиде Хуфу, которая строилась не менее чем через сто лет после пирамиды Джосера. За это время египетские каменщики и работники приобрели опыт и сноровку. Кроме того, блоки, из которых она построена, уже иных размеров, так что неизбежно и строили ее по-другому. Кубатура пирамиды Джосера примерно в десять раз меньше, чем кубатура пирамиды Хуфу, в то время как кубатура ее подземных коридоров примерно в двадцать раз больше. Если взвесить все известные нам факты, то на основе сообщении Геродота мы могли бы сказать, что на строительство пирамиды Джосера затрачено примерно в пять раз меньше труда. Это значит, что если строительство ее продолжалось 20 лет, то на нем ежегодно в течение трех месяцев было занято 20 000 человек. Однако это предположение, за правильность которого не поручился бы ни один египтолог.

Сказать по правде, из формулировки Геродота не совсем ясно, строилась ли пирамида Хуфу всего три месяца в году, или строительство велось непрерывно, а лишь каждые три месяца менялись работники. Почти все египтологи склоняются к первой мысли и обосновывают это экономически, утверждая, что египетское хозяйство не выдержало бы оттока ста тысяч рабочих на одну стройку, если учесть, что одновременно строились царские дворцы, гробницы сановников, храмы, крепости и т. п., да еще продолжалось строительство столицы. Причем существует предположение, опирающееся на весьма убедительные факты, что помимо сезонных работников на строительстве пирамид постоянно трудилось значительное число специалистов. Вполне возможно, что так же обстояло дело и на строительстве пирамиды Джосера, да и всех прочих. И тут мы подошли к другому и более важному вопросу: кто они были, эти работники, строившие пирамиды, из каких общественных классов или групп их набирали? Иными словами, были ли это рабы или свободные египтяне?

«Это были рабы!» — безапелляционно отвечают одни.

«От Нила к расположенной неподалеку строительной площадке движется живой поток полуголых рабов — светлокожих и черных, толстогубых и с приплюснутыми носами, с бритыми головами, — распространяя смешанный запах дешевого масла, пота, редьки, лука и чеснока… Вскрикивая и взвизгивая под ударами бичей надсмотрщиков, они бредут по гранитным плитам дороги, протянувшейся от Нила к месту постройки; стеная от врезающихся в плечи веревок, они тащат огромные, медленно передвигающиеся на катках тачки, груженные камнями, каждый объемом более одного кубического метра. Так под стоны и крики росла на костях рабов пирамида». Категоричность тона и красочность описаний (процитированное выше взято из книги: К. В. Керам. Боги, гробницы и ученые. М., 1966 г., с. 140) побуждает исследователей задать вопросы: «Откуда вы это так точно знаете? Почему считаете, что непосильный труд был уделом одних лишь рабов?» Ведь из шумерских источников мы, например, знаем, что строительство зиккурата было обязанностью и правом (равно как воинская служба) исключительно свободных граждан, рабам же участие в этом категорически запрещалось. В Афинах даже возникли споры о том, можно ли использовать труд рабов при строительстве Парфенона; в конце концов закон ограничил их количество до четверти всех работающих. А греческое общество, безусловно, было более зрелым рабовладельческим обществом, чем египетское!

«Наверняка это были не рабы! — отвечают другие, и в том числе некоторые египтологи старшего поколения. — Хотя бы потому, что в те времена в Египте не существовало рабов, а если и были, то в весьма небольшом количестве». Это серьезное возражение, его в основном придерживался и известный чешский египтолог Ф. Лекса (например, в книге «Общественная жизнь в Древнем Египте»). Нельзя отрицать тот факт, что в письменных документах времен Древнего царства слово «хем», которое позже стало означать «раб», употреблялось не только в этом смысле. Тогда оно означало также «слуга», причем независимо от общественного положения данного лица; «слугой божьим» был, например, сам верховный жрец, «слугой царя» — каждый сановник.

Это обстоятельство и послужило причиной того, что некоторые египтологи несколько поспешно сделали вывод, что рабов в Египте в ту пору не было совсем или их было немного. Они упустили из виду, что слово «хем» могло означать слугу, который был рабом, а в египетских текстах той поры существовало множество и других обозначений раба, например «джет» — «тело», «мерит» — «земледельцы и челядь, полученные во владение вместе с наделом», «исуу» — «работники, которые куплены», и т. п.; всего известно около 20 таких выражений. Но если бы египтяне даже и не имели тогда общего понятия «раб», это еще ничего бы не значило. Многие индейские племена в пору открытия Америки не имели слова «дерево», а знали лишь слова «ель», «сосна», «дуб» и т. д. Но ведь никто из этого не делал вывода, будто в Америке нет деревьев.

В нашем кратком историческом экскурсе мы уже упоминали, что возникновение египетского государства сопровождалось и обусловливалось порабощением побежденных народов. Из надписей, сделанных древнейшими царями, мы узнаем, что они брали в плен и уводили в Египет десятки тысяч восставших (в одном случае—120 000 человек из взбунтовавшегося Нижнего Египта), которых лишали личной свободы и превращали в рабов. Победоносные воинские походы во всех направлениях (за исключением северного, где было непреодолимое для тогдашних египтян море) привели к тому, что в стране оказалась масса иноземцев — рабов. Судя по документам, эти рабы становились достоянием царя; на рубеже царствования III и IV династий появляются свидетельства о рабах в собственности вельмож, получивших их в дар от царя (первый из таких документов — надпись в гробнице Мечена), к эпохе V и VI династий относятся документы о купле и продаже людей в частную собственность. Таким образом, мы можем предположить, что в пору правления III династии, когда начали строить пирамиды, в стране и во владении царя было достаточное количество рабов, способных возвести эти сооружения своими руками.

Но только ли рабы строили пирамиды? Положение царя давало ему возможность пользоваться трудом не только рабов. Любую повинность, в том числе, разумеется, и трудовую, он мог возложить на любого из своих подданных, пусть даже лично свободного. Нет никаких причин, которые помешали бы ему, используя свою безграничную власть бога и царя, вменять подданным в обязанность осуществление такой важной государственной и религиозной задачи, как строительство его гробницы. Каким образом (говоря современным языком) производилась разверстка, мы не знаем; по более поздним документам можно судить, что набор рабочей силы, по всей вероятности, возлагался на правителей прилегающих к столице областей (номов), а возможно, и номов всего Египта. Главная тяжесть, безусловно, ложилась на плечи земледельцев-общинников и сельскую бедноту, т. е. на людей формально свободных. Именно они, скорее всего, могли (или, точнее, должны были) после жатвы отрабатывать три месяца на строительстве пирамиды.

Правда, и тут не все ясно, однако современная наука в равной мере отвергает оба категоричных мнения, будто пирамиды построены одними рабами или одними свободными работниками. Скорее всего, для их строительства использовались и свободные и рабы. По-видимому, свободные работали главным образом сезонно, а рабы — круглый год. Из свободных, вероятно, создавались группы специалистов, живущих при стройке, рабы же преимущественно работали в карьерах, причем самые тяжелые виды работ, без сомнения, выполнялись военнопленными. Особой классовой дифференциации не предполагали здесь и классики марксизма-ленинизма. «…Грандиозные сооружения Древнего Египта обязаны своим возникновением не столько многочисленности египетского населения, — заметил в „Капитале“ Маркс в связи с выводами Диодора, — сколько тому обстоятельству, что значительная часть его могла быть использована на это дело».[55]

Говоря о «свободных» и «рабах», мы, правда, не должны забывать, что в условиях тогдашнего египетского деспотизма речь шла лишь о формальном различии: по отношению к царю свободные были такими же лишенными всяческих прав подданными, как и рабы. Что касается дисциплины на строительстве, то это была жесткая дисциплина, соответствующая воинской организации отрядов строителей. Дубинки надсмотрщиков наверняка существовали не только для того, чтобы на них опирались. Со времен Древнего царства до нас дошла надпись на стене гробницы, в которой начальник группы ремесленников из царского дворца хвастает тем, что его «с самого рождения ни разу не били перед каким-либо сановником». Если как исключение небитым остался начальник, то каким же было повседневное обращение с рядовым тружеником?

Согласно сообщениям Геродота, непосредственных строителей пирамиды частично «кормил царь». Обнаружена надпись, относящаяся к периоду VI династии, где о каменотесах и надсмотрщиках в карьере говорится, что «все они были на попечении царя»; судя по надписям в гробницах частных лиц, обученные ремесленники и вообще умельцы получали за свой труд «весьма хорошее вознаграждение». Подробности об этом, в особенности сколько и какую еду получали работники и получали ли они еще что-нибудь, отсутствуют.

Ранее мы упомянули зиккураты — месопотамские храмовые постройки в виде ступенчатых башен со святилищем на вершине. Обычно они состояли из трех ступеней и с фронтона имели трехпролетную лестницу; но по раскопкам нам известен и один одноступенчатый зиккурат, а по дошедшим до нас сообщениям — одни восьмиступенчатый. Площадь прямоугольного фундамента составляла 60–80х40–60 метров, средняя высота — 20–40 метров. Самый высокий зиккурат, по сообщениям, достигал 90 метров. Строили их из кирпича-сырца, внутри конструкция имела сплошное заполнение, каждая ступень была выкрашена в свой цвет, а святилище облицовывалось изразцами. Начали их строить шумеры; после них зиккураты строили и другие народности, жившие между Тигром и Евфратом, последними — вавилоняне. Многие зиккураты сохранились и поныне, хотя со следами более поздних перестроек и в довольно плачевном состоянии. К числу старейших относятся зиккураты шумерского бога небес Ану и шумерской богини любви Инанны в Уруке (нынешней Варке), фундаменты которых заложены примерно в XXXI–XXVIII веках до н. э.; один из наиболее хорошо сохранившихся — зиккурат шумерского бога луны Наннара в Уре (близ нынешней Насирии), датируемый XXIX–XXVIII веками до н. э. Самый большой из них (по сообщению Геродота) — зиккурат Этеменанки в Вавилоне, построенный в VII–VI веках до н. э., «Дом оснований неба и земли», библейская Вавилонская башня.

Зиккураты на территории нынешнего Ирака — архитектонические антиподы египетских пирамид; многие из них и старше пирамид. Поэтому ученые справедливо задаются вопросом, не послужили ли зиккураты примером для египтян при строительстве пирамид, в особенности ступенчатых. Большинство исследователей видели, конечно, и серьезные различия: в зиккуратах не было никаких внутренних помещений; лестницы у них всегда были наружные, тогда как у пирамид — внутренние; зиккураты заканчивались святилищем, пирамиды же — острием, а первая пирамида представляла собой срезанную призму; зиккураты были храмами, пирамиды — гробницами или надгробиями. Пока ученые не придавали этим функциональным и конструктивным различиям значения, они отвечали на поставленный вопрос положительно, особенно если относились к приверженцам несколько странной теории панвавилонизма, по которой все, что имеет хоть какую-нибудь ценность, происходило из Вавилона.

Сравнив на рисунке архитектонические реконструкции зиккурата и пирамиды, мы увидим в них немало общих элементов; но в действительности пирамида (в том числе и ступенчатая) на зиккурат вовсе не похожа. Пирамида вздымается к небу, вонзается в него острием, заставляет взгляд скользить от основания вверх, к вершине, и еще выше — к синему небу. Зиккурат с массивной нижней ступенью и снижающейся надстройкой кажется упавшим с неба; он точно бы развалился на земле, удерживая наш взгляд на оптическом центре тяжести внизу, у самого фундамента; если долго глядеть на зиккурат, то замечаешь, что вместо неба в поле зрения находятся бесконечные песчаные дюны. Пирамида геометрически проста, зиккурат довольно расчленен; обе постройки монументальны, однако монументальность зиккурата несколько тяжеловесна. Если бы Имхотеп или какой-нибудь другой египетский архитектор увидел зиккурат, тем более с деревьями на плоскости нижней ступени, то наверняка не нашел бы в нем вдохновляющего примера для перестройки мастабы в ступенчатую пирамиду. Но то, что он его видел, более чем сомнительно. О контактах между египтянами и шумерами в источниках и той и другой стороны нет никаких упоминаний.

Ныне уже никто не пытается защищать теорию «вавилонского образца» или «шумерского прототипа» пирамид. И в самом деле, нет причин сомневаться в том, что пирамиды исконно египетское творение, что они — реализация идеи, выросшей на египетской почве и из египетских представлений, и что свой конечный вид они приобрели в результате развития, которое началось с мастаб царей архаического периода и вело к постепенному превращению мастабы царя Джосера в ступенчатую пирамиду! Эта пирамида, на строительстве которой впервые использовались каменные блоки, ныне всеми считается первым шагом на пути к «истинной пирамиде». Вторым шагом была пирамида царя Сехемхета, которую в 1952 году нашел Гонейм.

Пирамида Сехемхета с самого начала строилась как ступенчатая, по заранее разработанному плану и на основе опыта, приобретенного при строительстве пирамиды Джосера. Возможно, ее проектировал известный Имхотеп (его имя, начертанное красными чернилами, найдено на стене ограды пирамиды) или архитектор той же школы.

Для ее строительства использовались блоки из местного серого известняка, причем того же размера, что и блоки пирамиды Джосера, однако в конструктивном отношении заметен значительный прогресс. Как и у всех более поздних пирамид, у нее квадратное основание, а погребальная камера находится строго в центре, под точкой пересечения диагоналей. Коридоры, шахты и камеры для погребальной утвари расположены согласно точному плану и уже явно не напоминают «заячью нору». Ее наземная часть состоит из внутреннего ядра, к которому прилегают четырнадцать наружных слоев (по два для каждой ступени). Целесообразность такой структуры открыл еще строитель пирамиды Джосера; крепкое внутреннее ядро из грубо отесанных блоков, которые от основания к вершине постепенно сужаются, — опора всей постройки и гарантия ее прочности. Этого принципа придерживались все последующие зодчие пирамид Древнего царства.

Будь пирамида Сехемхета достроена, она была бы выше пирамиды Джосера метров на девять, с основания 120х120 метров она поднималась бы ввысь примерно на 70 метров и насчитывала бы семь ступеней. Работы по ее строительству были остановлены на второй ступени, скорее всего, из-за внезапной смерти царя; позже с нее сняли несколько тонн каменных блоков, так что осталась лишь первая ступень высотой около десяти метров и небольшой выступ второй ступени. Сехемхет здесь не был похоронен, где он обрел последнее упокоение, равно как и его преемники, нам неизвестно. Возможно, что некоторые из них тоже повелели выстроить себе ступенчатые пирамиды — близ Завист-эль-Ариана южнее Гизе, в Силе близ Фаюмского оазиса, а возможно, и в других местах. Остатки незавершенных или разрушенных пирамид свидетельствуют о том, что их проектировали и строили так же, как пирамиду царя Сехемхета в Саккара.

Около ста лет строились в Египте ступенчатые пирамиды, весь период правления III династии; возможно, ступенчатую пирамиду повелел построить и последний ее царь — Хуни. Место он выбрал близ нынешней деревни Медума, километрах в пятидесяти южнее Каира. Его архитекторы, вероятно, возвели три ступени, а возможно, и семь, потом, по-видимому, царь умер. Его преемник Снофру, первый царь IV династии, приказал продолжать строительство: была возведена и восьмая ступень. Точно ничего неизвестно, но, вероятно, на этой стадии что-то произошло. Царь или его архитектор приказал заполнить пространство между ступенями, а все строение обложить плитами из турского известняка. Так пирамида, строившаяся как ступенчатая, обрела внешний вид истинной пирамиды.

Ныне пирамида в Медуме вообще не походит ни на ступенчатую, ни на истинную пирамиду. Местное население называет ее харам-эль-каддах — «ложная пирамида». Время изменило ее до неузнаваемости. Вся ее облицовка, а вместе с ней и большая часть поверхностных слоев исчезли; из груды камня и песка, перемешанного с упавшими блоками, торчит лишь обнаженное ядро. Первоначально высота ее была больше, чем у всех предыдущих пирамид; при квадратном основании 146х146 метров она поднималась ввысь почти на 118 метров. Для ее строительства использовались такие большие блоки, что носильщики не могли их поднять; возникла проблема, как их доставить на нужную высоту. Пирамиду эту обследовали Лепсиус, Масперо, Питри, Уэйнрайт, но только Борхардту удалось в начале нашего века найти возле нее остатки платформ или насыпей, по которым каменные блоки доставлялись наверх. Подобную же находку в тридцатые годы сделал А. Роу; найденные им остатки платформы видны и поныне. Кирки ученых Нового времени подтвердили, таким образом, правильность давнего сообщения Диодора, согласно которому тогдашние строители переправляли камни наверх «с помощью насыпей, ибо приспособления в ту пору еще не были изобретены».

На песчаном холме близ Медума мы наконец оказались у основания гробницы, которая имела форму правильной четырехугольной геометрической пирамиды. Но в указанную эпоху этот тип пирамиды еще не преобладал. К западу от нынешней деревни Дашур стоит несколько пирамид, две из которых построены по повелению царя Снофру.

Первая, южная, очевидно, возникла непосредственно после медумской, но на пути к правильной геометрической пирамиде представляет шаг назад.

Издали она похожа на гигантскую палатку бедуина: почти до половины ее высоты стены поднимаются довольно круто вверх, затем резко меняют наклон и к вершине идут под значительно меньшим углом. Ее называют «ломаной пирамидой» или «пирамидой с двойным наклоном», а из-за великолепной, сверкающей на солнце облицовки еще и «белой пирамидой».

Менее чем в двух километрах к северу от «белой пирамиды» над низкой линией горизонта пустыни выступает вторая пирамида Снофру — «розовая». Она большая, но словно бы прижата к земле: наклон ее стен весьма невелик, они поднимаются примерно под тем же углом, что и верхняя часть южной пирамиды; в соотношении с площадью фундамента она необыкновенно низка.

Она имеет еще два существенных отличия от южной пирамиды Снофру. Первое скрыто под ее поверхностью: каменные блоки наружных слоев уложены на ядро не вертикально, а горизонтально. Второе видно сразу: пирамида не ступенчатая, не ломаная и не ложная, а во всех отношениях истинная. Этой северной пирамидой Снофру мы можем окончить путешествие по стопам архитектурной эволюции пирамид. Это первая действительно истинная из сохранившихся пирамид. Любопытно, что первым человеком Нового времени, вступившим в нее, был чех Вацлав Ремедиус Прутки.

Итак, пирамида обрела геометрически правильную форму в результате постепенного упрощения. Но почему надгробие египетского царя обрело форму пирамиды? Это уже другой вопрос, на который пока нет удовлетворительного ответа. Существует множество гипотез, среди них есть и весьма остроумные, но, как это бывает со всеми гипотезами, количество их находится в обратной пропорции к количеству точных сведений.

«Строя свою ступенчатую пирамиду, Джосер, скорее всего, просто стремился создать памятник, который высотой превзошел бы гробницы всех его предшественников и символизировал „Первозданную Гору“ — вершину, возникшую на заре творения из первородных вод», — пишет Гонейм в книге «Потерянная пирамида». Это объяснение кажется вполне приемлемым и, уж во всяком случае, более достоверным, чем предположение, будто пирамида выполняла роль «ступеней» или «лесенки», ведущих прямо в небо. Дело в том, что в «Текстах пирамид» позднейших правителей, в особенности VI династии, есть надписи, где между тысячами других фраз можно найти и такие: «Я изготовил для себя это сияние твое в качестве лестницы под ноги мои, по которой я выйду к этой матери моей, живому урею на [челе] Ра…» (§ 1108). «Да сделает небо сильным солнечное сияние для тебя, да поднимешься же ты на небо подобно оку Ра…» (§ 1231).

Безусловно, надо обладать богатой фантазией, чтобы из этих (и еще менее определенных) формулировок сделать вывод о том, что «пирамида—это материализация идеи ступеней, ведущих на небо», или «идеи лестницы» (а по другой версии—«подымающегося вверх дыма кадильниц»).

В связи с проблемой возникновения «истинной» пирамиды Эдварде в своих «Египетских пирамидах» высказал любопытную мысль: «Интересный вид порой представляется нам в Гизе под вечер пасмурного зимнего дня. Если стоять на дороге, ведущей в Саккара, и смотреть на запад, в направлении поля пирамид, то можно увидеть, что косые солнечные лучи падают примерно под тем же углом, что и стены Великой пирамиды. Создается впечатление, будто перед тобой нематериальный прообраз и его материальное воплощение». Это верное наблюдение: если небо над Гизе затягивается облаками, подобный эффект можно видеть и не только зимой, но крайне сомнительно, чтобы этим можно было объяснить пирамидальную форму тамошних гробниц и царских надгробий. Правда, Эдварде тоже не утверждает это категорически: с оговорками высказывает свой взгляд и Черный в «Древнеегипетской религии» (Лондон, 1952):

«Как нам кажется, переход от ступенчатой пирамиды к истинной был следствием победы гелиопольского культа солнца, и форма пирамиды подсказана формой бенбенета, высокого заостренного конусообразного камня, которому поклонялись в Гелиополе как прибежищу солнца, чьи лучи во время утреннего восхода раньше всего касаются вершины бенбенета».

Разумеется, существует немало других не освещенных нами вопросов, связанных с рождением и эволюцией пирамид. О некоторых мы поговорим в «полевых условиях», т. е. лицом к лицу с самой пирамидой, другие оставим для заключительной главы. Но на один вопрос нам следовало бы ответить давно: почему пирамида называется пирамидой?

Согласно широко распространенному мнению, слово «пирамида» происходит от греческого «пирамис», в множественном числе «пирамидес», что означает «геометрическая пирамида». Этимологически это слово связано с «пир» — «огонь» (ибо пламя часто похоже на пирамиду) или с «пира», что, помимо прочего, означает «погребальные костры», а в переносном смысле — «могила». Однако тем же словом греки называли и пшеничный кулич, имевший форму пирамиды. Все эти объяснения вполне правдоподобны, даже последнее.

Тем не менее в греческих этимологических словарях обычно утверждается, что слово «пирамис», по всей вероятности, египетского происхождения. Но точного доказательства этому нет.

В иероглифических и иератических текстах слово «пирамида» писалось знаками, передававшими звуки «м» и «р»; к ним добавлялся определитель в виде треугольника на узком прямоугольнике, символизировавший пирамиду с каменным ограждением:.

Нынешние египтяне называют ее «аль-харам», во множественном числе — «аль-ахрам». Таким образом, ответа на вопрос, почему пирамида называется именно пирамидой, до сих пор нет.

Но мы уже предупредили читателя, что в египтологии еще далеко не все ясно. Это касается и пирамид, как нам не раз приходилось отмечать во время нашего путешествия по стопам их открывателей и исследователей.

Теперь мы сами отправимся в небольшую туристскую поездку по полям пирамид, чтобы посмотреть, как выглядят сейчас строения, некогда более всех приблизившиеся к солнцу и звездам.