Их второй шанс

Глава 2

У Исаака Козлова не было ни малейшего здравого смысла, когда дело касалось Ноэми. Никакого. Если бы он был, то не позволил бы Галену навязать ему эти обязанности телохранителя, и уж точно не сорвал бы с неё платье, его тело приняло вызов, который она бросила, прежде чем его разум успел сообразить.

Ноэми стояла перед ним обнажённая, в одних красных «трахни меня» трусиках, и пристально смотрела на него, словно провоцируя на дальнейшие действия. Она выглядела хорошо. Даже лучше, чем хорошо. В памяти Исаака запечатлелись сотни воспоминаний о ней, но ни одно из них не соответствовало действительности. С тех пор, как он видел её в последний раз, она заметно прибавила в мускулах, её худощавое тело стало подтянутым, как будто она готовилась к битве. Он скользнул взглядом по ней, от её стильных обнажённых каблучков до соблазнительных трусиков, по её высокой груди с розовыми сосками, и задержался на её красных-красных губах.

— Блядь, Ноэми.

— Перестань пялиться и сделай что-нибудь с этим.

С ней всегда было так. Она могла изображать из себя идеальную принцессу на публике, но наедине с собой она была такой же дикой, как и он. Такой же требовательный, такой же готовой переступить черту и нанести первой удар.

Он должен уйти.

Она сделала свой выбор, и у Исаака была его гордость.

Ноэми протянула руку и распустила волосы, рассыпав золотистые пряди по плечам, и он растерялся. Он двинулся к ней, и она встретила его на полпути, как делала всегда. Ноэми взобралась на него, как на дерево, и обхватила своими длинными ногами его талию, её губы уже искали его, когда он схватил её за бёдра, чтобы удержать на месте. Она прикусила его нижнюю губу так сильно, что он застонал, а затем её язык оказался там, поглаживая его, на вкус как мятные леденцы, которые она всегда прятала в своей сумочке.

И тут его осенило, что это происходит на самом деле. Впервые за два с лишним года Ноэми Хаксли оказалась в его объятиях, извиваясь и издавая тихие отчаянные звуки ему в рот, как будто ей не терпелось опуститься на его член. Было бы проще простого расстегнуть джинсы и скользнуть в неё, это был бы лучший способ вернуться домой, которого он, чёрт возьми, точно не заслуживал.

Она тоже этого не заслуживала.

Он отвернулся, не прерывая поцелуя, не в силах выдержать даже такого большого расстояния, когда уже знал, чем это закончится. Исаак опустился на колени перед диваном, благодаря его росту она могла сидеть на подушках и идеально располагаться на одной линии с выступом его члена. Он прижался к ней, вдавливаясь в неё таким движением, которое должно было свести её с ума.

Ноэми оторвала свой рот от его и издала хриплый стон.

— О, чёрт, Исаак, это так приятно.

— Сколько?

Ноэми моргнула, глядя на него своими большими голубыми глазами, когда он ладонями раздвинул её ноги пошире и провёл большим пальцем по её промежности. Ей мешали трусики, но каких-то двух лет было явно недостаточно, чтобы Исаак забыл, как прикасаться к ней. Целой жизни было бы недостаточно, учитывая, что каждый раз, когда они были вместе, образы преследовали его во сне и слишком часто — наяву. Он пытался. Он чертовски старался забыть её, вычеркнуть из своего сознания и тела так же, как она, казалось, хотела вычеркнуть его.

Это не сработало.

Она была наркотиком для его организма, и ему нужна была ещё одна доза. Сейчас.

Он сорвал с неё трусики и отбросил их в сторону. И вот она уже стояла перед ним, мокрая и розовая, с неё практически капало. Он медленно ввёл в неё два пальца и тихо выругался, когда её киска сжалась вокруг него, словно она ни за что не хотела его отпускать.

Он знал, что это не так.

— Сколько, Ноэми? — он продолжал медленно трахать её пальцами. — Сколько мужчин потребовалось, чтобы ты забыла, как мой член наполнял тебя? Сколько раз ты выкрикивала моё имя, когда они ласкали языком твою киску, прежде чем вспоминала, что это не я — никогда больше не буду я?

— Ублюдок, — но она приподняла бёдра, чтобы его пальцы проникли глубже, и её тело выдавало правду, несмотря на резкий тон.

Исаак опёрся одной рукой о спинку дивана, наклоняясь так, что его губы почти касались её губ при каждом слове.

— Это не имеет значения. Они не дали тебе того, что тебе нужно, грубого и основательного траха, который могу обеспечить только я. Они занимались с тобой любовью, вежливым сексом под одеялом в темноте, пока они тебе не надоедали до смерти.

Она опустила подбородок, и это был единственный ответ, который ему был нужен.

— Посмотри на меня, Ноэми. Ты смотришь на меня, когда я внутри тебя, и произносишь моё грёбаное имя, когда кончаешь, чтобы мы оба точно знали, кого ты жаждешь. Меня. Никого другого.

Жестокий. Он был таким чертовски жестоким, и ему было всё равно. Только не сейчас, когда его сердце разрывалось на части, даже спустя столько времени.

— Ты не был… — у неё перехватило дыхание, когда он согнул пальцы внутри неё. — Ты тоже трахался с другими людьми.

— Да. Трахался. Пока они не сбились в кучу, и я перестал утруждать себя тем, чтобы различать их.

Он прижал большой палец к её клитору и поймал её рот, когда она раскрылась вокруг него, поглощая её крики и продлевая её оргазм, пока она не смогла ничего больше делать, кроме как дрожать.

Исаак вынул из неё пальцы, подождал, пока Ноэми встретится с ним взглядом, а затем взял их в рот, наслаждаясь её вкусом, хотя и немного ненавидел себя за то, что ему не хватило самообладания уйти до того, как они дошли до этого момента. Он встал прежде, чем она успела дотянуться до него, и отошёл.

Ноэми попыталась сесть, и даже обнажённая, раскрасневшаяся, с растрёпанными волосами, она всё равно выглядела чертовски идеально. Боль в груди не утихала, пока она была во дворце, но он не ожидал, что это так сильно разбередит рану. Он хотел отругать её, в тысячный раз указать, почему она была чертовой трусихой, что бросила его, почему у неё могло быть всё, но она выбрала лёгкий выход.

В чём был смысл?

Она сделала свой выбор. Он добился своего, когда не стал преследовать её и настаивать на своём.

Конец истории.

Или так оно и было бы, если бы Ноэми не сидела там, и на её лице не было написано свидетельство оргазма, который он ей только что доставил. Ошибка. Это было ошибкой. Он направился к двери.

— О, нет, ты этого не сделаешь. — Ноэми каким-то образом добралась до него первой и прижалась к нему. Хотя её губы распухли от его поцелуев, Исаак заметил жесткий взгляд в её глазах. Она ткнула в него пальцем. — Ты можешь быть жестоким. Я заслуживаю этого. Ты можешь нести любую чушь, какую захочешь, но ты не можешь начать то, чего хотим мы оба, а потом уйти, не доведя это до конца.

— Я не хочу это заканчивать.

— Лжец.

Она смотрела на него мгновение, потом ещё одно. Наконец Ноэми отошла от двери и пригладила волосы. Ей было наплевать, что она голая, если не считать туфель на каблуках, которые ей удалось сохранить, и он не мог удержаться, чтобы снова не окинуть её взглядом, впитывая каждую секунду этого ощущения, чтобы потом мучить себя.

Потому что мучения — это именно то, что Исаак испытает.

Он бы дрочил себе по семь раз на дню бог знает сколько времени, чтобы избавиться от образа Ноэми, достигающей единственного оргазма, который он ей только что подарил. Если это не карма, то Исаак не знал, что карма существует.

Ноэми не подошла к нему. Она просто отошла к этому чёртову столику и налила себе еще один бокал бренди. Если только за последние два года что-то кардинально не изменилось, трёх бокалов было недостаточно, чтобы она опьянела, но Исааку не понравилось, что он довёл её до такого количества выпивки за такое короткое время.

Ты ведь этого хотел, не так ли?

Чтобы причинить ей такую же боль, какую она причинила тебе.

Жаль, что лезвие ранило в обе стороны, и ранило глубоко.

— Уходи. Ты же именно это хотел сделать? Поставить меня на место. — Она поднесла стакан к губам, и он заметил, как слегка дрожит её рука. Ноэми осушила янтарную жидкость, даже не поморщившись, и поставила бокал обратно на стол. — Ты победил, Исаак. Да, были и другие. Нет, они не могут сравниться с тобой, поэтому я прекратила попытки. Я так отчаянно хочу твой член, что готова умолять, как никогда в жизни, — её губы растянулись в несчастной улыбке. — Ты бы хотел, чтобы я ползла к тебе на коленях?

Нет. Только не это.

Он посмотрел на дверь. Ещё несколько шагов, и он мог бы выскочить из этой комнаты, пройти по коридору, направиться в штаб-квартиру службы безопасности и потребовать, чтобы Гален снял с него обязанности. За все годы, что они были знакомы, он ни о чём не просил другого мужчину, и Гален мог оказать ему эту чёртову услугу, тем более что Исаак был тем, кто помог их королю в изгнании вернуть себе трон. Да, это был его долг, но он пошёл на риск ради них. Самое меньшее, что они могли сделать, это дать ему другую информацию, которая не помешала бы в течение следующих трёх дней.

Исаак вздохнул.

— Это не то, чего я хочу.

— Ты мог бы одурачить меня. — Ноэми не была ближе, но её голос притягивал его, уговаривая снова встретиться с ней взглядом. Почему он не мог оставить эту женщину в покое? Можно было бы подумать, что он уже усвоил урок, но, с другой стороны, Исаак всегда был тупым сукиным сыном, когда дело касалось Ноэми Хаксли.

Она начала скрещивать руки на груди, но на полпути бросила это движение.

— Что, если это на время? На три дня. Я причинила тебе боль, и мне жаль. — Она выпрямилась, расправив плечи. — Срывайся на мне. Всё это. Весь этот гнев, разочарование и остальная ерунда. Накажи меня, если это всё исправит.

Ничего нельзя было исправить. Она знала это, даже если прямо сейчас тянулась к нему, чтобы продлить это прощание. Потому что это было именно так — их последнее прощание. Как только принц женится, не будет никаких важных событий, которые потребовали бы от Ноэми охраны, а если бы и были, она привела бы своих людей. Даже когда она была во дворце по семейным делам, он мог планировать это и избегать её соответственно.

— Ты хочешь, чтобы я отыгрался на тебе, — медленно произнёс Исаак, давая ей время передумать.

Исааку следовало бы быть умнее. Как только Ноэми вступила на путь истинный, даже ураган не смог бы сбить её с курса. Она кивнула, и что-то похожее на облегчение промелькнуло на её лице, когда он отвернулся от двери.

— Да. Это именно то, чего я хочу.

— Ты чувствуешь себя виноватой, Ноэми? Или ты просто ищешь предлог, чтобы снова поиметь меня?

— И то, и другое. — Без колебаний. И, конечно, без малейшего смущения.

Он любил её так сильно, что не мог дышать. Так не должно было быть. Годы, боль и разбитое сердце, о которых писали шекспировские трагедии, должны были заглушить все его чувства к этой женщине.

Уйти было единственным выходом. Когда она ушла, он сохранил лишь малую толику своего здравомыслия, и за это время Исааку удалось наполовину выбраться из этой ямы. Не до конца. Он не был уверен, что когда-нибудь снова станет целым. Больше, чем множество шрамов, больше, чем битвы его юности, ночь за ночью он просыпался в ужасе от воспоминаний о том, как губы Ноэми произносили слова:

«— Всё кончено. Теперь я глава семьи Хаксли, и я больше не могу быть с тобой. Никогда больше».

Никогда больше.

Эти два коротких слова всё ещё преследовали его.

Но когда он открыл рот, чтобы отказать ей, слова застряли в горле. Вместо них возникли другие слоги, лишая его остатков здравого смысла.

— Ты хочешь умолять, Ноэми? Тогда встань на свои грёбаные колени.