«Это у них столько грехов?! – думала Альбина. – Чего они там пишут и пишут? Грехов-то всего-ничего: смотришь по заповедям и к себе примеряешь – делал или не делал».
Минуло десять минут, пятнадцать, двадцать. Полчаса. Сорок минут… Сколько ж можно говорить?! Альбина теряла терпение и негодовала всё больше и больше. Она искоса поглядывала на готовящихся к исповеди паломников. Неужели их спокойствие – не напускное? Она раздражённо вздохнула и тихо прошептала соседке:
– Как долго они там разговаривают! Этак и до ночи не успеешь поисповедаться.
Соседка не ответила, но Альбина не могла сдерживаться:
– Вообще, я не понимаю, о чём можно целый час рассказывать?! Быстренько всё обсказала и ушла. Другим ведь тоже надо от грехов очиститься! А нам так вообще сегодня вечером надо ехать домой, статьи писать для наших журналов. Уф-ф!
Она передёрнула плечами. Соседка шевельнула губами, но не ответила. Ей было дико слышать претензии человека, пришедшего к священнику на исповедь. Помолчав, она всё же посоветовала:
– А вы потерпите. За терпение и награда будет.
Альбина скептически махнула рукой:
– Терпение терпением, но есть же и обстоятельства, – прошептала она соседке. – У меня куча терпения! Вместо сорока раз я сто повторяю «Господи, помилуй!» в молитвах перед причащением; перед причастием читаю не только каноны, но и акафисты. И каждый вечер – псалтирь и Евангелие. А это сколько терпения надо!
Соседка улыбнулась:
– Я не о таком терпении говорю.
– А о каком?
Но соседка ответить не успела: в холле появилась зарёванная Рина Ялына. Она смотрела вниз и едва передвигала ноги.
«Чего это с ней? – нахмурилась Альбина Стуликова. – Будто заболела… Не исповедь же так подействовала…».
Соседка встала.
– Простите меня, Христа ради, пойду я: сейчас моя очередь.
Сжав в руке несколько листочков, она исчезла в коридоре.
Альбина накинулась на Рину с вопросами, почему она так долго, о чём говорила с отцом Ионой, что он ответил… Рина смотрела на неё полными слёз глазами и хлюпала носом.
– Да ты чего? – прошипела Альбина. – Первый раз на исповеди, что ли?!
– Первый, – сквозь всхлипывания проговорила Рина.
– Ну, так рассказывай!
– Не могу. Прости.
Рина, утирая лицо мокрым платком, вышла из холла в коридор. Альбина Стуликова посмотрела на очередь и решила: не будет исповедаться. Столько ждать! А ей скоро домой ехать. Уж лучше ещё материалов накопить, пока она здесь.
Рину Альбина догнала уже у келлии, где они ночевали. Женщина аккуратно обтёрла лицо, причесалась, заново повязала платок на голову и села на кровати, положив руки на колени. Альбина подождала, а потом не выдержала:
– Ну, так как всё прошло, Рин? Тебе понравилось? Ты для статьи что-нибудь набрала? Ты слышишь?
Рина встала и двинулась к двери.
– Ты куда?
– В церковь схожу.
– Зачем? Служба закончилась.
– Не знаю, зачем. Тянет, – скупо призналась Рина, и Альбина осталась пребывать в недоумении: мол, что это такое с её товаркой по цеху приключилось?
Неужто на неё так подействовала история про каменную Веру? Обычная, вроде, история… Подумаешь, окаменела на четыре месяца. Не то ещё бывает! Жена Лота несколько тысячелетий стоит!
Она глянула на часы. Ого! Пора собираться, а то придётся снова в монастыре ночь ночевать. Здесь, конечно, неплохо… но дома – это дома.
За час она успела добыть несколько интересных фактов о прошлой и современной жизни обители и спокойно покушав в трапезной (перед дорогой) вернулась в келлию собирать вещи.
Рина вещи собрала и стояла у окна, любуясь неспешным, полным достоинства и в то же время чистой невинности, снегопадом. Ей казалось, что идёт не снегопад, а невесты на выданье: невеста за невестой, невеста за невестой, и все в кружевах, гипюре, флёрдоранжах, лёгких фатах на русых и тёмных головках…
И среди них, едва касаясь земли кончиками пальцев, летит и летит навстречу Рине Вера Карандеева, живущая в Боге…
Голуби её кормили, голуби…
В церкви монастыря есть новописанная икона святителя Николая, Мир Ликийских чудотворца. Вроде бы, привычный глазу образ письма двенадцатого века, но по краям выписаны клейма с чудесами угодника Божьего, а внизу – история каменной Веры. Событие за событием показано всё, что с ней происходило в 1956 году.
На первом клейме момент греха: Вера танцует с иконой на новогодней вечеринке. На втором вернувшаяся из церкви мать стоит на коленях перед окаменевшей дочерью. На третьем милиция, не пускающая народ в дом. На четвёртом видение Верой адского огня и голуби, которые её кормят. На пятом, последнем клейме, – покаяние Веры: девушка с покрытой головой склоняется перед святителем Николаем.
… Неизвестный автор в пятьдесят шестом или седьмом году составил по рассказам очевидцев житие Веры Карандеевой. Начиналось оно словами:
«Вся земля да поклонится Тебе, Господи, да поет хвалу Имени Твоему, да возблагодарит Тебя, Хотящего отвратить многих от пути нечестия к вере истинной»…
Послесловие
… Ровно через двадцать лет в двадцатых числах мая в женском монастыре, хранящем чудотворную икону святителя Николая Мирликийского со сценами из жизни каменной Веры, появилась новая монахиня. Сын её вырос, выучился в семинарии и устроился священствовать в тверском селе, а муж скончался от рака, и она свободной птицей, благословясь у отца Ионы, вернулась туда, где обитала все эти годы её душа, и во время отпусков и зимних каникул трудилось тело.
Нарекли её в честь раннехристианской святой великомученицы Ирины Македонской, первой женщиной в лике великомучеников, умершей на границе первого и второго веков. Так захотела послушница, прочитав о жизни своей небесной покровительницы, чьим отцом был правитель области Мигдония язычник Ликиний, а наставником – тайный христианин Апелиан.
Однажды, когда девушка Пенелопа сидела в своей комнате, к ней в открытое окно, обращенное на восток, влетел голубь, державший в своем клюве маленькую ветвь; положив её на стол, он тотчас вылетел чрез окно из комнаты. Затем через час влетел в комнату орел с венком из разных цветов и, положив венок на стол, улетел. Потом влетел ворон с маленькой змеёй в клюве, которую он положил на стол и улетел.
И Апелиан сказал Пенелопе:
– Голубь – твои добродетели, ветвь маслины – благодать, получаемая в крещении; орёл символизирует высоту твоего духа, а венок – победа над страстями и венец в Царствии Небесном. А ворон со змеёй символизирует дьявола. Знай же, что Великий Царь, содержащий в Своей власти небо и землю, хочет обручить тебя в невесту Себе и ты претерпишь за имя Его многие страдания.
Апостол Тимофей крестил Пенелопу и нарёк её Ириной. И с той поры начались её страдания во имя Христа. Её отец, принявший христианство, ушёл с высокого поста, и градоправителем стал Седекия, люто ненавидевший Христа.
Он схватил Ирину и велел истязать её, чтобы она предала Христа. Девушку бросили в ров, наполненный змеями, её тело пилили железной пилой. Господь хранил её. Видя стойкость христианки, к Нему обратилось десять тысяч язычников! Жизнь Ирины в Мигдонии, в Каллиполе, в Константине и в Месемврии была наполнена молитвами, проповедью. Она исцеляла больных и однажды воскресила умершего юношу. Но в Эфесе Ирину схватили и казнили.
По преданию, Ирина была извещена о своей предстоящей смерти и в сопровождении своего учителя старца Апелиана и других христиан пришла к пещере, войдя в которую, повелела своим спутникам закрыть вход в пещеру большим камнем. На четвёртый день, согласно житию, отвалив камень, пещеру нашли пустой…
… После пострижения монахиня Ирина зашла в церковь и приложилась к иконе святителя Николая – той самой, на которой были писаны клейма с житием каменной Веры. Перекрестившись, она тихо сказала:
– А про тебя стихотворение написали, Вера. Я его недавно в Интернете нашла. Автор И. А. Алексеев. Я тебе прочту.
И прочитала:
– Она стояла, прижав икону
К холодной, каменной груди,
Из чрева вырывались стоны:
«Господь, нас – грешных – пощади»!
А рядом суетились люди –
В халатах, френчах, пиджаках,
Пытаясь правду скрыть о чуде,
Вернувшем в души стыд и страх.
Святою молнией расколот,
Ударившей в мирскую грязь,
Гудел, как улей, волжский город,
Креститься заново учась.
Бессильны были перед Богом
Суд, медицина и обком,
Тонули в топоте стоногом
Свист и удары кулаком.
Ни мёртвая и ни живая,
Застыла Вера у крыльца:
Взгляд Чудотворца Николая
Укором обжигал сердца.
Кричала запертая совесть
В прозреньи страшного суда,
И в сумраке её боролась
Со светом демонов орда.
По каплям собиралась вера
На донышках ничейных душ,
Покуда покаяний мера
Не одолела тяжкий гуж.
Предчертием вселенской битвы
Прошла по небу борозда,
И эхо каменной молитвы
Разверзло мёртвые уста…
Солнечный свет заливал просторы церкви, и казалось, девушка на иконе прояснилась, высветлилась, приняла его в себя и приутихла в печали, в горести своей.
Для Ирины Ялыны начиналась новая жизнь.
6 октября 2010 – 26 мая, 2 ноября 2011