Глава 5 НАСТОЯЩИЙ ЗЛОДЕЙ

Координатор с удовольствием отправился по приказу Ивана в Швейцарию, которую действительно искренне любил. Ему давно нравилась эта ухоженная, чистенькая, благополучная и красивая страна. Было бы большим преувеличением сказать, что человек, встречавший его в аэропорту Женевы, ему нравился, но много повидавший Координатор испытывал к этому типу бесконечное любопытство.

Человек этот, несмотря на то что родился в селе с говорящим и милым названием Добрятино, расположенном невдалеке от старинного русского города Владимира, был законченным и отпетым злодеем.

Если бы он попал на прием к старику Фрейду или какому‑нибудь его верному последователю, то диагноз не замедлил себя ждать — чисто клинический случай, типичный для тех, у кого было тяжелое и травматическое детство. Однако услугами психоаналитиков человек, о котором вдет рассказ, пренебрегал.

Ему и так было хорошо, все его устраивало.

Панкрат Суслин появился на свет вскоре после окончания Великой Отечественной войны. Его отец Никифор пришел с фронта контуженным и вернулся в родное село не один, а с юной городской девчонкой, за годы войны осиротевшей.

Панкрат матери не знал — она умерла при родах. Его отец боролся с горем вполне традиционным русским способом и вскоре по пьянке утонул в озере Ближнем, находившемся километрах в двух от села.

Младенец остался на руках бабки и деда.

Бабушка — Анфиса Прокопьевна — была трудолюбивая немногословная русская крестьянка, вечно хлопотавшая по дому и по хозяйству, а дед, Панкрат Афанасьевич, был, как говорят в народе, человек «характерный», иными словами, самостоятельный и себе на уме. Ни по происхождению, ни по материальному положению не будучи кулаком, он всячески сопротивлялся попыткам заманить его в колхоз, искренне не понимая, почему он должен пахать, сеять и убирать урожай не тогда, когда погода благоприятствует, а по команде из райкома КПСС;

Дед Панкрат был не пьющий, а следовательно, не компанейский, предпочитая застольям и пустым разговорам с соседями чтение Библии и иных старинных книг еще в дореволюционном правописании.

Дом их стоял на краю села и немного на отшибе. Односельчане Суслиных традиционно не любили. И колхозное начальство, и рядовая масса мирились с самодовольством Панкрата прежде всего потому, что он был от природы удивительным мастером на все руки, и при том безотказным. Никто в округе не мог лучше к быстрее Панкрата печь сложить или колодец выкопать. Какими‑то своими тайными способами он лечил заболевших коров и иную домашнюю живность. Ремонт тракторов, комбайнов и прочей техники отнимал времени побольше, но старый Панкрат не спешил и все делал на совесть.

Словом, Паня, как его называли односельчане, был человеком незаменимым и знавшим себе цену. Может, его так откровенно не любили потому, что от него зависели.

Внучонок, родившийся восьмимесячным и слабеньким, был назван в честь деда, унаследовав от старика его рукастость. С раннего детства он был внимательным, наблюдательным и смышленым пацаненком. Деда он обожал и мотался за ним по селу как хвостик, все примечая и усваивая, и как‑то по ходу сам всему научился.

Ясно, что такой умелец нигде не пропадет. Дед и бабка не могли нарадоваться на парнишку. Их счастье, что они не знали его страшную тайну. Дело в том, что мальчишки, видевшие, как взрослые относятся к семейству Суслиных, очень рано начали жестоко третировать маленького Панкрата.

Встречая его, каждый уважающий себя мальчишка считал своим долгом дать ему пинка, ударить или хотя бы обругать. Поэтому младший Панкрат предпочитал везде ходить с дедом, при котором мальчишки себе этого не позволяли.

Сказать, что у маленького Панкрата никогда не было друзей, это ничего не сказать. У него с самого детства вокруг были только враги. Изобретательные, хитрые и изворотливые. К тому, что внук ходит с ним по всяким работам, а не играет со сверстниками, дед Панкрат относился одобрительно.

Бабка, правда, иногда ворчала:

Пошел бы с ребятишками побегал, что ли…

Не возражая, Панкрат–младший молча уходил на сеновал и там, упиваясь ароматом свежего сена, мечтал о том времени, когда он вырастет сильным и тогда сполна отомстит всем своим врагам и обидчикам.

Психологи давно установили, что коллектив детей может быть исключительно жесток по отношению к чужаку. А Панкрат, как и дед, всегда был чужаком.

Юный Панкрат тяжело и мучительно переживал состояние изгоя, но никогда и никому не жаловался. Он так никогда и не узнал, что такое родительская ласка. Максимум, на что был способен суровый дед Панкрат, — это после какой‑нибудь хорошо выполненной работы погладить грубой, заскорузлой рукой мальчишку по голове, приговаривая при этом:

Справный мужик вырастет, самостоятельный…

Неудивительно, что еще мальчишкой Панкрат возненавидел весь мир. При таком откровенно негативном отношении окружающих он легко мог превратиться в записного неудачника, неуверенного прежде всего в самом себе. Но, спасибо деду и природе — он, от рождения очень неглупый, видел, что способен сделать то, что его сверстникам, да и парням постарше, и не снилось. Но вспыхнет он ярким пламенем гораздо позже. А пока Панкрат–младший все терпел и верил только двум людям на Земле — бабке и деду.

Анфиса Прокопьевна незаметно и тихо угасла, когда мальчику исполнилось двенадцать лет. А старик помер через месяц после того, как внука забрали в армию.

Армии Панкрат–младший опасался, но все же это был шанс избавиться от почти ежедневных мучений и унижений. Он молил Бога, чтобы не попасть в одну часть с кем‑то из односельчан. Возможно, Бог услышал его мольбы, а может, просто повезло. В военкомате спросили, что он умеет. Он честно и подробно ответил, что и произвело нужное впечатление. Панкрата, единственного из всего района, отправили в часть, где ремонтировали военную технику.

Копаясь в двигателях и тормозных колодках, в танковых траках и сложных системах наведения, Панкрат был действительно счастлив в первый раз в жизни. С вещами он много легче находил общий язык, нежели с людьми. Говоря ученым языком, он был личностью не социализированной, не осознавал себя не только членом общества, но и какой‑нибудь так называемой малой группы.

На Земле он был один–одинешенек, и окружали его потенциальные враги. В мир он никак не вписывался и не считал это необходимым. От многих сверстников его отличали исполнительность, точность и дисциплинированность, качества, ценимые в любой армии в любые времена.

А вот контакты с людьми, даже самые простые, повседневные, у него не получались, и он их упрямо избегал.

До армии он не был физически силен и ловок, но сразу по прибытии в часть активно занялся физкультурой и очень скоро смог дать полноценный отпор всем, кто попытался его третировать, причем в драке он как будто терял разум, не щадя ни себя, ни противника, Штатные задиры оставили его в покое, тем более взять с него было нечего: посылок с разными вкусностями ему никто не присылал.

В глазах начальства Панкрат Суслин был солдатом образцовым и демобилизовался в звании старшего сержанта. В армии ему пришлось вступить в комсомол, что он безропотно и сделал, так толком не объяснив, почему его не приняли в комсомол в школе. Ну и как мог Суслин признаться в том, что в школе старался не появляться.

В армии сбылась его детская мечта — без особых проблем он выучился на шофера и последние полгода возил полковника. В конце службы встал вопрос — куда теперь податься? Дома, в Добрятино, его ничего хорошего не ожидало, и он после недолгих размышлений завербовался на Север, где его умелые руки были востребованы. Холодного климата и бытовых неудобств он не боялся. Он точно знал, чего хочет.

Еще подростком Панкрат полюбил читать и за ночь или две проглатывал все, что попадало под руку. Так он узнал, что на Севере добывают золото, и сообразил — обладатель этого драгоценного металла уже не просто слабый человек, которого можно походя ударить или обругать.

На золотых приисках трудились суровые, бывалые мужики, поначалу не принявшие в свой круг одинокого волчонка. Когда же увидели, что работник он хоть куда, то зауважали.

Остается тайной для всех и для нас в том числе, как, несмотря на жесткий контроль, Панкрату удавалось воровать золото. Но факт остается фактом — каждый год в отпуск он ненадолго появлялся в родном селе и аккуратно закапывал похищенное в сарае под поленицей дров. За несколько лет Суслин стал тайным владельцем пяти килограммов золота в виде песка и даже нескольких самородков.

Перед очередным отпуском Панкрат взял, расчет и отправился в Москву, где по лимиту устроился на стройку и поселился в общежитии.

Через год ему предложили стать кандидатом в члены КПСС. Отказываться Панкрат не стал. Да и как он мог отказаться, когда о нем был наслышан сам всесильный начальник строительного треста?!.

Любое начальство, как в прошлом, так и будущем, относилось к Панкрату хорошо. Не курит и не пьет, не дебоширит, девок не брюхатит да еще и работает на совесть. Чего лучше желать‑то?

А что замкнутый да нелюдимый, так это характер такой. Были у начальства планы двинуть Панкрата по общественной линии — в профком или партбюро, но, посоветовавшись с теми, кто работал рядом с Суслиным, отказались от этой затеи, потому что поняли — народ дружно проголосует против. Народ Панкрата никогда не любил, и тот платил ему той же монетой. Но никто не догадывался, что главным движущим мотивом всех действий Панкрата была неукротимая жажда мести.

Мести кому?

На этот вопрос он ответил бы определенно:

— Всем!

Привыкший с раннего детства видеть в каждом встречном потенциального обидчика и врага, он был осторожен и коварен. Прежде чем приступить к осуществлению своей заветной мечты, следовало запастись прочным тылом. Для этого Панкрат вознамерился жениться на обеспеченной москвичке.

Надо сказать, что никакого сексуального опыта у Панкрата не имелось. Девок в селе он опасался не меньше, чем парней, поскольку и те не упускали случая над ним поиздеваться и больно, до синяков, ущипнуть. Тем не менее Панкрат вырос нормальным мужиком, без каких‑либо отклонений, хотя особой тяги к женскому полу не испытывал, ожидая от представительниц прекрасного пола обязательного подвоха.

Идею жены–красавицы или же просто привлекательной девушки Суслин даже и не рассматривал. Его будущая жена должна быть такой же, как он, то есть из изгоев. Желательно имеющая минимум подружек и непременно обеспеченных родителей.

Назвать самого Пакрата интересным молодым человеком вряд ли кто‑либо решился бы. Был Суслин коренаст, белобрыс и кривоног, нос картошкой. Однако чувствовалась в нем некая скрытая пружина, зависящая прежде всего от немалой физической, силы, но и от какой‑то иной.

Задача была поставлена. Требовалось только ее решить. Все свои выходные как соглядатай и сыщик он рыскал вокруг домов, где жили начальники средней руки. На дочек высокого начальства он и в мыслях не замахивался. Он облюбовал дома в районе станции метро «Кунцевская», где стояло несколько домов, населенных средней руки работниками ЦК КПСС.

Через несколько месяцев еженедельных бдений он, наконец, выследил, как ему показалось, подходящий объект. Девица, прямо скажем, была далеко не привлекательной внешности и вдобавок не по возрасту тучна. Про себя он окрестил ее «слоненком». Панкрат долго и мучительно раздумывал, как с ней познакомиться, чтобы не спугнуть, а завязать отношения. Бесплодные раздумья его могли сильно затянуться, но вмешался случай.

Однажды после оттепели ударил крепкий мороз, и дорожка к метро превратилась в настоящий каток. Неуклюжая девица поскользнулась и упала, что вызвало ехидный комментарий проходившей мимо компании парней и девчонок:

— Ну точно — корова на льду! — бросил кто‑то из них.

Панкрат же подбежал, помог подняться и оттряхнуть снег с шикарной дубленки. Джентльменское поведение было принято благосклонно. Маша (так звали девицу) охотно позволила себя проводить до дома и без особых уговоров дала свой телефон, предложив позвонить.

На первую встречу Панкрат явился с дорогим букетом цветов. Маша была польщена и этого почти не скрывала. Они стали проводить свободное время вместе. Ухаживал он неуклюже и иногда грубовато. Но некрасивая студентка института иностранных языков в свои двадцать лет была неглупа и понимала, что в кино показывают одно, а в жизни все по–другому.

Как вскоре стало ясно, практически случайный выбор Панкрата оказался стопроцентным попаданием. Маша не имела никакого опыта общения с противоположным полом, у нее была всего одна подруга того же типа, что и она. Остальные девчонки, более продвинутые, их жестоко третировали. Все еще усугублялось тем, что дома ее держали строго, не баловали и требовали, чтобы она до одиннадцати часов вечера возвращалась под семейный кров.

Отец Маши, работник Управления делами ЦК КПСС, сам вырос в провинции и, возможно, потому считал, что дочь не следует одевать в яркие и вызывающие западные тряпки. Краситься он ей тоже не позволял. Выслушав очередную жалобу Маши на строгость родителя, Панкрат понял, что его дальнейшая судьба зависит от этого человека, и стал думать вовсе не о том, как соблазнить жаждавшую расстаться с невинностью Машу, а как познакомиться с ее строгим папашей.

По–крестьянски бережливый и привыкший к спартанскому быту, Панкрат каждый месяц большую часть зарплаты откладывал и потому мог дарить своей избраннице дорогие духи и украшения. Такое поведение простого, по рассказам дочери, парня заинтриговало родителей, которые в одну из суббот передали через дочь приглашение на обед.

Панкрат специально купил темный костюм, галстук и белую рубашку. Во время обеда он вел себя скромно, в основном, отвечая на многочисленные вопросы хозяина дома. В следующий раз его позвали на дачу, где Панкрат немедленно занялся делом — покрасил играючи забор, легко вскопал клумбу для цветов будущей тещи и починил расшатавшееся кресло.

Парень нравился Машиному отцу, которого звали Геннадий Павлович, все больше и больше. Его пример подтверждал давнее мнение о том, что в Москве все ребята ленивые и развращенные, а в провинции — трудяги и скромняги.

Будучи опытным аппаратчиком и неплохим психологом, Геннадий Павлович просек в тихом и скромном ухажере дочери глубоко скрытую целеустремленность. Только вот, на что конкретно это устремленность была нацелена, осталось для него тайной до самой смерти.

Постепенно Панкрат превратился в члена семьи, правда, не живущего, а приходящего. От того, чтобы немедленно благословить союз молодых, Геннадия Павловича удерживали серьезные сомнения в том, что Панкрат действительно любит его неказистую дочку. Но не работавшая и изнывающая от безделья жена жаждала внуков. В конце концов Геннадий Павлович поддался уговорам супруги, решив, что Панкрат в качестве зятя будет еще долго от него зависим и бросить Машку не посмеет, во всяком случае пока он, Геннадий Павлович, жив и здоров. То, что он сам является гарантом благополучия дочери и будущих внуков, окончательно успокоила строгого родителя.

Во время одного из ставших традиционными совместных обедов Геннадий Павлович, принявший исключительно для аппетита несколько рюмок охлажденной беленькой, дружелюбно спросил:

Ну что, когда же «горько» кричать будем, а, молодые?

Я‑то давно готов, — не скрывая радости, ответствовал несколько смущенный Панкрат.

Он оказался на диво превосходным зятем — на сторону не глядел, зарплату и премии до копейки отдавал жене (про зарытое золото он никому ничего не сказал), нянчился с появившимся в положенный срок сынишкой, которого в честь деда назвали Геннадием, называл тещу и тестя «мамой» и «папой».

Геннадий Павлович без особого труда перевел зятя водителем на автобазу управделами ЦК КПСС, а через год исполнительному и услужливому Паикрату доверили возить заведующего одним из отделов ЦК КПСС. Тот был человек доброжелательный, а ко всему прочему истово веровавший в необходимость высшего образования для потомков рабочих и крестьян. Он и посоветовал Панкрату учиться.

Тесть эту идею поддержал обеими руками.

Заведующий отделом сам позвонил ректору Плехановского института, где готовили экономистов и финансистов, и, повторивший с помощью жены школьный курс, Панкрат поступил на вечернее отделение, которое посещал по особому графику, утвержденному ректором.

Считать он умел хорошо с детства, и потому учение давалось ему легко. По окончании четвертого курса тесть перевел Панкрата в управление делами. ЦК КПСС на саму мелкую канцелярскую должность.

Появилось больше свободного времени, и Панкрат с большим усердием и под руководством законной супруги приступил к изучению иностранных языков.

Геннадий Павлович иногда тихонько говорил супруге:

— Наш Паня далеко пойдет. Все схватывает налету — смотри, как ему хорошо языки даются, а как в уме считать умеет!

Тесть как в воду смотрел, но, о том, в какую даль направится скромный Панкрат, и помыслить не мог. Тесть считал, что потолок Панкрата влиятельная должность заместителя управделами ЦК КПСС. Так вполне и могло случиться, не приди к власти в СССР мастер–ломастер Горбачев.

В тысяча девятьсот восемьдесят пятом году Суслин уже работал в группе, проверявшей республиканские и областные управления делами. И обращались к нему уже по имени–отчеству: Панкрат Никифорович. Наконец‑то он вышел на широкий оперативный простор.

Все ревизии он проводил быстро и толково, а главное — все положенные цифры у него всегда сходились. Начальство эту способность новичка сразу оценило. Его стали посылать в командировки одного и уже в качестве консультанта для проведения семинаров и инструктажей.

Зоркий взгляд Панкрата немедленно замечал недочеты и злоупотребления. Он призывал их исправить, стыдил и укорял, но в результате без особого жеманства принимал приготовленное ему подношение, чаще всего денежное, которое неукоснительно, как и в прошлом, закапывал под поленицу.

Так за пару–тройку лет под его крылом выросла вполне мафиозная структура. В областных партийных комитетах знали, что, пока их проверяет Суслин, все будет в порядке. Особо доверенным лицам он подсказывал, как провернуть ту или иную коммерческую операцию, и получал свою долю. Закапывать незаконно нажитое он ездил в родное Добрятино, чаще всего с женой и сыном, которые ни о чем не догадывались, поскольку копал он по ночам при свете фонаря.

В селе к нему относились с уважением потому, что он всегда накрывал богатый стол с обильной выпивкой, и немного побаивались, ибо Панкрат Никифорович был на дружеской ноге со всем местным начальством: от секретаря райкома партии до начальника милиции. Одного из своих главных обидчиков Панкрат нанял охранять дом и платил ему приличные деньги. Тот верой и правдой служил хозяину, наверняка позабыв, каковы были из отношения в далеком детстве. Но Панкрат все помнил.

Он страстно всех ненавидел и никому не доверял, зная, что, стоит ему только дать слабину, как все его прошлые мучители объединятся и все вернется на круги своя. Однако свои истинные чувства он всегда умело скрывал и носил личину своего в доску парня, объясняя свое неприятие алкоголя проблемами со здоровьем.

К приходу Горбачева на вершину власти Суслин был уже по–настоящему богатым человеком. Он лично знал крупнейших подпольных цеховиков, которым незаметно содействовал. Но настоящий звездный час Панкрата Суслика пробил, когда дипломированный юрист Горбачев всенародно ляпнул одну из самых знаменитых глупостей: «Разрешено все, что не запрещено законом».

Ему, руководителю крупнейшего государства, и в голову не пришло, что в законах‑то советских про занятие бизнесом ничего не говорится. Обойти эти законы для толкового человека было делом плевым.

Панкрат с большой пользой для себя способствовал выходу многих теневиков на свет Божий и стал тайным совладельцем десятка кооперативов, которые скупали в Советском Союзе разного рода неликвиды и гнали их за границу.

Первые кооператоры откровенно побаивались непредсказуемой власти, но за спиной Панкрата с его обширными связями расцветали пышным цветом и без возражений за это щедро платили.

Как только вышло решение о создании негосударственных банков, Суслин немедленно создал банк, официальными учредителями которого были его доверенные подставные лица, а фактическим владельцем он.

Наше банковское законодательство настолько неопределенно и туманно, что контрольные органы современной России так и не смогли установить действительных владельцев обанкротившегося в две тысячи четвертом году «Соцбизнесбанка», а уж какая намеренно созданная неразбериха царила в начале эры частных банков — и говорить не приходится.

По самым скромным подсчетам, через них было «отмыто» порядка ТРЕХСОТ миллиардов долларов. На фоне этих цифр состояние Суслина выглядело более чем скромным, и он беспрепятственно, через свой карманный банк, перевел его за границу. После чего, использовав связи тестя и свои собственные, уехал завхозом советского посольства в одну из неприметных африканских стран, естественно, вместе с семьей.

В Россию они так никогда и не вернулись. За сто тысяч долларов Панкрат купил себе, жене, сыну и дочке гражданство государства Коста–Рики и перебрался в Швейцарию, откуда начал играть на мировых фондовых биржах. Действовал он, как обычно, с минимальным риском, и потому капитал его постоянно рос.

Справедливости ради заметим, что Суслин был одним из немногих людей, разбогатевших в смутные времена без помощи государства и так называемых реформаторов. Государство ему не мешало, а остальное сделал он сам. В отличие от олигархов ельцинского призыва он не любил публичности, не покупал телеканалы и газеты, футбольные команды и драгоценности, потому широкая общественность в России да и в мире о нем ничего не знала.

Как человек, выросший в деревне, он предпочел поселиться в сельской местности: в маленьком местечке в предгорье Альп, которого на большинстве карт Швейцарии не было. Сына Геннадия он отправил на обучение в Оксфорд, а дочь Марину шофер отвозил на машине в ближайшую школу, расположенную в десяти километрах. Супруга полностью отдалась цветоводству и была абсолютно счастлива.

Тесть, которого в августе девяносто первого года буквально пинками выгнали из здания ЦК КПСС на Старой площади, как‑то сразу сдал, но потом приободрился. Они вместе с тещей два раза в году навещали уютный швейцарский домик. Печалило их только то, что внуки почти не говорят по–русски.

Панкрат неоднократно предлагал им попутешествовать по миру за его счет, но они, будучи советскими людьми старой закалки, по большей части отказывались. Съездили в Англию повидать внука, посмотрели Венецию и Париж и больше никуда не захотели. В России пенсионерам жилось нелегко, но на все предложения Панкрата и дочери помогать им родители отвечали твердым отказом.

Панкрат мог себе позволить высылать им несколько тысяч долларов в месяц и был на это готов. При всей своей крестьянской бережливости он не был скуп и уж тем более жаден. Деньги никогда не служили для него самоцелью. Они рассматривались как одно из орудий будущей мести. Он достиг, чего хотел, — был сам себе хозяин, ни от кого не зависел — настала пора приступать к реализации заветных планов.

Еще во время работы в ЦК КПСС у него выработался принцип: по возможности не нарушать существующие законы, но знать тех, кто их нарушает, и скрытно использовать их в своих целях. Не посещая Россию, он умудрился не только сохранить, но и укрепить свои связи, помогая многим легализовать свои незаконные и даже криминальный капиталы через разные хитроумнее сделки.

В определенных кругах России он пользовался непререкаемым авторитетом и знал очень много, что в принципе было небезопасно. Но Суслин с полным основанием полагал, что его полезность в делах перевешивает опасность обладания чужими секретами, и потому имел лишь необходимый минимум охраны, состоявшей, правда, из отставных альпийских стрелков, отслуживших в швейцарской и австрийской армии. Конечно же, эти бравые ребята не могли сравниваться с русским спецназом, но все же кое‑что умели и могли.

Тщательно планируя акции своей будущей мести, Панкрат увлекся альпинизмом. В небольшой деревне Зермат, расположенной неподалеку, жил некий Ульрих Индербинен, хорошо известный в округе горный гид и проводник, выучивший за более чем полвека восхождений ближайшую гору под названием Маттерхорн как свои пять пальцев. Сивоусый старик–горец очень понравился Панкрату. Ульрих почти никогда не выезжал из родных мест да и не очень к этому стремился. В детстве пас коров на живописных альпийских лугах, где собирал горные эдельвейсы, которые продавал заезжим туристам.

Панкрат искренне восхищался гармоничной жизнью, которую прожил Ульрих, и в глубине души завидовал ему. У старика никогда не было ни телефона, ни автомобиля, ни даже велосипеда. Только лыжи да собственные ноги. Физически он был крепок и до глубокой старости сам рубил дрова — в доме были печи и камины.

Уходя с Ульрихом вдвоем в горы, Панкрат ощущал неведомое ранее чувство спокойного блаженства. Суровая, вечная, ничем не замутненная красота гор выковывала такие простые и чистые натуры, каким и был Ульрих. Панкрата непреодолимо тянуло к этому исполненному достоинства старику потому, что сам он был другим — скрытным, лживым и полным не выплеснувшейся злобы на весь белый свет.

Опьяненный горным воздухом после прогулок, он сидел один перед горящим камином и думал о том, с каким бы удовольствием он разбомбил бы родное Добрятино или выпустил по нему пару–другую ракет класса «воздух–земля». Но даже если бы эта несбыточная мечта вдруг осуществилась, это ничего бы не решало. В других деревнях, городках и городах в самых разных концах Земли такие же, как он, мальчишки и девчонки страдали от унижения сверстниками и взрослыми. Панкрат готовился к тому, чтобы за всех них отомстить. И, как уже было сказано, всем!

Именно такой он видел свою миссию в оставшиеся ему годы. Этакий граф Монте–Кристо из села Добрятино. Одинокий, затравленный волчонок вырос в матерого волчару, не знающего пощады к своим будущим жертвам.

Нелюбовь к людям, зародившаяся в детстве, в зрелые годы только укрепилась. Накопленный за годы опыт свидетельствовал — и в отдельном человеке, и в человечестве как таковом очень мало достойного любви или хотя бы элементарного уважения.

Жену он никогда не любил, но относился к ней по–доброму, как к товарищу по несчастью. Любил ли он собственных детей?

На этот вопрос он и сам вряд ли бы однозначно ответил. Он делал для них все, чтобы они никогда не чувствовали себя ущемленными и ущербными, но с годами сознательно отстранялся от них. Лишенные благодаря отцу той жизненной школы, которую пришлось пройти ему самому, они никогда его не смогут понять. Они будут совсем иными, чуждыми для него людьми. И он знал, что ни при каких обстоятельствах не поведает им о тех злодеяниях, которые совершил и еще намерен совершить…

Внимательно следящий за всеми российскими богатеями, как явными, так и тайными, Иван обратил внимание на Суслина, как только тот поселился в Швейцарии, но со знакомством не спешил. Через несколько месяцев они столкнулись на каком‑то деловом ужине в Берне, и их представили друг другу.

Иван, как и другие Члены Совета Пяти, активно участвовали в крупном мировом бизнесе, отчасти для прикрытия главной деятельности, но и ради бизнеса как такового. В ближайшие дни Совет Пяти и его деловые партнеры планировали поднять цену на одни акции и опустить на другие. На всей Земле об этом знала дюжина человек.

Аппетитно поглощая омара, Иван посоветовал Панкрату на следующий день купить одни акции и продать другие.

Суслин рискнул, послушался и не прогадал, став за пятнадцать минут на несколько десятков миллионов богаче. Естественно, после чего Ивана зауважал.

Иван же, будучи высокопрофессиональным психологом и тонким знатоком человеческих душ, без труда раскусил, что из себя представляет этот лысеющий, белобрысый, скромно одетый мужчина средних лет. Без промедления Иван доложил остальным Членам Совета Пяти свои соображения. Решение было принято единогласно — начать сотрудничать с Панкратом Суслиным.

Далее события развивались так. Панкрат по делам должен был лететь в США и загодя сообщил об этом Ивану. Злодей он был вежливый и правила поведения в бизнес–сообществе усвоил хорошо. Иван позвонил сам и предложил встретиться.

После обмена ничего не значащими любезностями Иван, не мудрствуя лукаво, предложил Панкрату участие в осуществлении нескольких проектов Совета Пяти в России, которые по своим целям полностью совпали с намерениями самого Панкрата. Он не задавал лишних вопросов, что понравилось Ивану, и даже предложил свое финансовое участие. Это окончательно убедило Ивана в том, что и на сей раз он не ошибся.

Само собой разумеется, о Совете Пяти Панкрат Суслин ничего не знал, однако довольно скоро сообразил, что Иван — шишка в какой‑то тайной и могущественной организации, цели которой полностью, совпадают с его собственными. Больше его ничего не интересовало.

Какое‑то время Иван приглядывался к Панкрату, изучая его на предмет соответствия требованиям, предъявляемым к. потенциальному членству в Совете Пяти, однако сам эту идею и отверг. Во–первых, Панкрат был уже не так молод, а во–вторых, он был лишен серьезных амбиций и при всей своей практической деловой хватке был человеком ограниченным.

Во время второй встречи они откровенно признались друг другу в стойкой ненависти к бывшей Родине и одновременно в нелюбви к США. Рассказывая Панкрату о своем прошлом, Иван намеренно сделал акцент на том, что еще мальчишкой был не таким, как все, терпеть не мог своих сверстников, которые платили ему той же монетой. Суслин встретил родственную душу и без колебаний записался в союзники.

Панкрат обладал тем, чего не хватало Ивану, — сетью проверенных людей, с которыми тот давно работал, людей алчных и аморальных. Иван познакомил Панкрата с несколькими крупными бизнесменами–мусульманами, они тайно финансировали террористические акции фундаменталистов.

Суслин им понравился. Он не был похож на типичного русского — не курил, а главное, не пил, был сдержан и немногословен, одевался хотя и недешево, но скромно.

Люди Панкрата и агенты исламских фанатиков составили шпионско–диверсиоиную сеть, которую Иван, оставаясь за кулисами, успешно использовал на территории России. Об этой сети даже Иксу было по сути ничего неизвестно.

Сам Иван с Панкратом встречайся крайне редко, все инструкции обычно передавал через Координатора. Так было и на этот раз. Из аэропорта они поехали в направлении знаменитого горнолыжного курорта Сен–Серг.

Конечно, Панкрат с большим удовольствием бы отправился в горы, но Координатор, раненный в Афганистане и в Чечне, ходил медленно и не без труда, поэтому Суслин остановился на короткой прогулке по ровной местности.

Не доезжая до самого курорта, они свернули на проселок в направлении на Кувалду, где на самой границе с Францией был маленький крестьянский двор с харчевней. Там они сытно пообедали, после чего прошли между загонами для коров и лыжных подъемников и углубились в альпийские луга.

Вокруг не было ни души. Три телохранителя Панкрата, следовавшие в отдалении, были одеты, как местные крестьяне и никак не ассоциировались с двумя джентльменами, вышедшими на неспешную полуденную прогулку.

Координатор, опираясь на свою старинную трость, двигался медленно, но спешить было некуда, и Панкрат приспособился к его неторопливому шагу. Он показался Координатору несколько более чем обычно возбужденным.

Не дав посланцу Ивана открыть рот, Панкрат спросил:

Вы что‑нибудь слышали о человеке по имени Мухаджид Докубо–Асари?

Координатор нахмурился:

Нет, не слышал. А чем он знаменит?

Пока еще не слишком знаменит, но, уверен, скоро будет. Он — нигериец из этнической группы иджо. По воспитанию христьянин, но принял мусульманство. Убежденный сторонник Бен Ладена, мечтающий о внедрении законов шариата и шариатских судов. Он требует от центрального правительства Нигерии права самоопределения для своего восьмимиллионного народа. В случае отказа грозит взорвать нефтяные вышки, нефтепроводы и газонасосные станции. В Нигерии почти двести пятьдесят народностей. Можете себе представить, что произойдет, если каждая потребует самоопределения?

Могу, — бесстрастно ответил Координатор.

Чем не готовый сценарий для многонациональной России? Почему бы мальм народностям Сибири не потребовать самоопределения и львиной доли доходов от продажи нефти? Ее же добывают на их землях. В случае отказа организовать взрывы будет делом техники. Только представьте себе — серия взрывов… Какая красота! Какие краски! Яркое пламя и черный густой дым! Потом лесные пожары — неукротимый шквал огня, сметающего все на своем пути — животных, постройки, людей!

Я немедленно доложу ваши соображения, — сухо сказал Координатор, которого всегда поражала кровожадность Панкрата и то, что он находил в воплощенных злодействах эстетическую сторону и мог этим бесконечно восхищаться.

Панкрату явно хотелось выговориться:

Как ловко американцев посадили в Ираке в зловонную лужу! Казалось, все было предусмотрено — ЦРУ потратило огромные деньги на подкуп иракских генералов, и армия, повинуясь их приказам, разбежалась. Страна, как и планировали стратеги из Пентагона, была захвачена с минимальными жертвами. Но потом началось! А почему! — задал риторический вопрос Панкрат, явно не дожидаясь реакции собеседника. — Потому, что шииты, суниты и курды никогда между собой не договорятся. Объединить их может только общая ненависть к американцам.

Координатор внимательно слушал.

Кому‑то не составило большого труда убедить мало образованного и туповатого Буша в том, что у Ирака имеется оружие массового уничтожения. После чего он влип в конфликт, из которого ему без потери лица не вырваться. Уверен, что наш с вами общий знакомый (так они между собой называли Ивана) приложил к этому свою умелую руку. Признавайтесь, это ведь так? Никто другой такой изысканной операции не выдумает!

Не имею чести знать, — отрезал Координатор и, чтобы немного подсластить пилюлю, с иронией продолжил: — Американцам давно внушили дурацкую идею о том, что все народы мечтают ввести у себя американский тип правления и образ жизни. Буша без труда убедили в том, что бедные иракцы рыдают по ночам от тоски по американской демократии и иным ценностям «свободного» мира. Но давайте же перейдем к делу. Оно серьезное и неотложное, — строго заключил Координатор.

Давайте–давайте! — охотно согласился собеседник, жаждавший действовать.

Наш общий знакомый друг очень надеется на активное участие вас и ваших друзей в России в одном важном проекте, — с этими словами Координатор достал из кармана сложенный вчетверо листок бумаги, на котором он перед самым приземлением сжато и конкретно изложил все, что требовалось от Панкрата.

Тот внимательно изучил листок, после чего прокомментировал коротко, но емко:

Великолепно! Самолеты, взрывающиеся и падающие. Какая красота!

Координатор молча отобрал у него листок, аккуратно сжег и рассыпал пепел по обочине тропинки.

Есть вопросы, уважаемый Панкрат?

Сроки? — глаза Панкрата загорелись от предвкушения скорого злодейства.

Лето — начало осени. Успеете?

Безусловно. Люди есть, снаряжение готово. Осталось только все соединить и направить.

Вот деньги, — Координатор вынул кредитную карточку и протянул Суслину, который умоляюще поднял руки:

Забудьте о деньгах. Все запланированное так красиво и недорого, так что финансирование я беру на себя. Может, потом, впрочем, я и выставлю вам небольшой счетик.

Координатор имел инструкции не возражать.

А кто возьмет на себя ответственность за происшедшее? — с интересом спросил Панкрат.

— Естественно, исламские фундаменталисты, которые для большинства населения России также виртуалны, как и для американцев Бен Ладен. Вроде он где‑то затаился и оттуда руководит, но поймать его не могут так же, как и эмиссаров «Аль–Кайеды» в России, хотя разговоров о них достаточно. Так что операция наша будет реальна, даже слишком реальна, а вот заказчики виртуальны. Среди исполнителей желательно иметь чеченцев…

Они с радостью согласятся! — перебил собеседника Панкрат, у которого разыгрался аппетит. — Пора уже что‑нибудь устроить в Европе и Америке, а то они перестанут бояться и опять будут радоваться своему благополучию.

Планы разрабатываются, — неопределенно заметил Координатор. — К их осуществлению вас непременно привлекут. Но вы можете проявить инициативу и что‑то предпринять сами. Наш общий друг не возражает.

Координатор вспомнил, как Иван со своей зловещей улыбкой на прощанье сказал:

Панкрат — боец проверенный. Если захочет порезвиться в Европе или где‑нибудь еще, не будем ему мешать…

Они расстались, вполне довольные друг другом. Панкрат отвез Координатора в аэропорт Женевы, откуда тот вылетел на Франкфурт, где пересел в самолет, следовавший в Симферополь. Он как раз успел встретить рейс из Москвы, доставивший в Крым Кристину.

Панкрат же с головой ушел в организационные вопросы. Прежде всего он пригласил в Швейцарию трех самых своих верных людей из России. В те несколько дней, пока они ждали визы, он погрузился в стихию своей детской мечты…

Сегодня он способен бросить вызов всему миру, пусть не раскрывая своего имени, пусть по заданию таинственного человека по имени Иван. Но он видел себя повелителем судеб многих людей, которые даже не подозревали о его существовании, но он, именно он, решал, будут ли они жить дальше, или погибнут. Он безжалостно отомстит им всем за того затравленного мальчишку, которого любой житель Добрятина мог безнаказанно пнуть или ударить…

Как только Координатор дал задание Панкрату, у Широши, находившегося за несколько тысяч километров от альпийских лугов, в том месте предплечья, где у него, как и у Бешеного, находился Знак Посвящения, началось жжение, которое по ходу прогулки почтенной парочки только увеличивалось.

Это, надеюсь, уважаемый Читатель помнит, предупреждало о надвигающейся опасности.

При том что сам Широши в этот момент находился на своем любимом острове, оборону которого он серьезно укрепил, это могло означать только одно — опасность грозила не ему лично, а России, которой Широши по мере своих немалых сил всегда старался помогать и во многих случаях вполне успешно. Такой обет он в свое время на себя взял — служить России и защищать ее. Именно поэтому в своей борьбе с силами Зла он так упорно искал союза с Савелием Говорковым и наконец обрел его.

Судя по всему, силы Зла в очередной раз готовили какую‑то большую пакость для России. Но где, когда и что именно должно было произойти?

Последние месяцы Широши безвылазно провел на острове, следя за благоустройством его обороны и лаборатории для Водоплясова. Широши лучше других понимал, что слухи о наночипе уже дошли до многих могущественных людей, которые будут искать его изобретателя до тех пор, пока не найдут его или не убедятся, что тот погиб, унеся свой секрет в могилу.

Заполучить Иннокентия мог жаждать не только Совет Пяти, но и многонациональные корпорации, занимающиеся электроникой и компьютерами. Ради такого лакомого куска они могут использовать любые методы, вплоть до откровенно криминальных.

Но Широши беспокоило и другое: Водоплясов как будто потерял интерес к работе. В лаборатории, оснащенной по последнему слову науки и техники, он проводил от силы часа два в день. А остальное время проводил на пляже, загорая и купаясь и даже сидя в вольере с морскими свинками. Широши давно заметил, что они привязались к инвалиду.

Создавалось впечатление, что Водоплясов сидит в лаборатории, чтобы не обидеть гостеприимного хозяина. Впрочем, Широши прекрасно понимал, что изобретательство — процесс творческий и что какая‑то новая блестящая идея может посетить его и в океанских волнах. Но нельзя было исключать и такую возможность — больше Иннокентий никогда и ничего не изобретет. Что ж, и одного наночипа достаточно, чтобы войти в историю мировой науки и оправдать свое существование на Земле.

Широши напряженно искал пути, как оформить международный патент на пресловутый наночип. Технически это было несложно. Водоплясов мог написать датированное задним числом завещание, где его наследниками бы объявлялись Алевтина и Широши.

Однако, производя и продавая наночипы, Широши вряд ли мог проследить, кем и с какой целью они используются. Он предвидел настоящую бурю в парламентских и правительственных кругах разных стран и возможный запрет производства наночипа, аналогичный запрету на клонирование человека. В подобном запрете имелся свой резон — ведь наночип давал возможность одному человеку бесконтрольно управлять массой людей, которым вживлен наночип. Пример Молоканова был самым убедительным свидетельством потенциальной опасности применения наночипа.

Как оформить техническую документацию и патент таким образом, чтобы даже технически грамотные люди не смогли бы понять сути изобретения Водоплясова и широчайших возможностей его использования?

Вот над этим вопросом Широши безрезультатно ломал себе голову, когда ощутил усиливающее жжение в предплечье. За десятилетия неустанной борьбы со Злом Широши создал обширную и разветвленную разведывательную сеть, которую про себя с усмешкой именовал «моим карманным ЦРУ». Как и директор этого могущественного ведомства, он каждое утро получал доклады от своих резидентов, которые отвечали за обстановку в той или иной части света.

Утром этого же дня никаких настораживающих сведений не поступало.

Но жжение не проходило — следовательно, что‑то все‑таки где‑то готовится. Он послал резидентам и нескольким доверенным лицам по электронной почте соответствующий запрос. Звонок, только еще более все запутавший, раздался часа через два. На связь вышел один из его наиболее проверенных агентов в Европе, пакистанец по имени Фаиз. Он был правоверным мусульманином, тесно якшался с узким кругом идеологов и стратегов исламского фундаментализма, но больше чем Аллаха Фаиз любил деньги и регулярно поставлял Широши ценную информацию.

Но на этот раз произошло что‑то непонятное.

Широши взял трубку и сказал:

Я слушаю.

Торопливый голос еле слышно произнес:

Это Фаиз. Они захватят школу и взорвут са…

Связь прервалась. Широши звонил ему и по мобильному телефону, и по домашнему, посылал электронные сообщения. Но все было напрасно. Фаиз больше никогда на связь не вышел. Широши так никогда и не узнал, что с ним произошло…

Загрузка...