Девочки прибыли, — по–армейски четко доложил дядька.
Какие еще девочки? — с недоумением спросил Иван.
Сегодня четверг. А по четвергам господам всегда привозят девочек. Все оплачено за год вперед, — проинформировал управляющий.
Иван терялся в догадках. Официально дом, в котором они находились, принадлежал немецкому благотворительному Фонду, задачей которого было оказывать материальную помощь российским жертвам нацизма. Но какие‑то девочки никак не могли претендовать на подобную помощь, хотя бы в силу возраста.
Видя его растерянность, хозяйственник дал необходимые разъяснения. Он, естественно, не догадывался, кто остановился в его доме: Иоганн был членом правления Фонда, из Германии поступили инструкции принять приехавших по высшему разряду, и поэтому отставной чекист старался изо всех сил.
Господа из Фонда всегда по вторникам и четвергам девочек приглашают, — сообщил он. Увидев удивленное лицо гостя, испугался, что допустил какую‑то оплошность, и пробасил: — Если вы, господа, не в настроении, то девчонок можно отправить. — И со значением повторил: — Все вперед уплочено.
Только тут до Ивана дошло, о чем речь. Его, по натуре человека асексуального, презиравшего женский пол, ситуация откровенно позабавила:
— Зачем их отправлять? Пусть уж побудут, раз приехали. Где они?
Внизу, у бассейна. — Управляющий с видимым облегчением вздохнул.
Все ясно, — Иван легким кивком отпустил управляющего. — Вы, Григорий Федорович, можете быть свободны.
Тот, радуясь, что все так ладно утряслось, отправился по своим делам. Иван вопросительно посмотрел на Иоганна и Лайна. Последний отрицательно покачал головой:
— Я иду спать. Мне завтра с утра в посольство ехать. Машина будет?
Не волнуйся, Роджер. И машина будет, и все остальное. Даже внеплановые развлечения. Может, все‑таки составишь нам компанию?
Я не люблю разврат, — высокомерно заявил Лайн и отправился в свою комнату.
Он никогда в жизни не изменял жене, в браке с которой состоял уже почти сорок лет. Во–первых, у него не возникала в этом потребность, а во–вторых, он никогда не забывал одну из основных заповедей разведчика — легче всего скомпрометировать человека именно на сексе. Лайн не думал, что в этом доме кто‑то намерен его скомпрометировать. Но все же… Воспитанный в старых добрых пуританских традициях, он с молодости усвоил: стоит только раз податься соблазну, а дальше само покатится, Однако самое главное заключалось в том, что никакого соблазна он не испытывал.
Иоганн, в свою очередь, молча кивнул в знак того, что готов составить компанию Ивану. Они спустились в подвал, оборудованный в том безвкусно–международном стиле, который так обожают «новые русские»: преобладал белый цвет с жутко аляповатой позолоченной лепниной.
Кроме бассейна здесь находились две джакузи, бильярд и даже боулинг. Сам подвал, очевидно, выходил за пределы дома.
«Судя по этой дурацкой роскоши, жертвам нацизма из средств, собранных в Германии Фондом, достается тонкий и пересыхающий ручеек», — с сарказмом подумал Иван, бросив испытующий взгляд на Иоганна, который был, как обычно, невозмутим. Скорее всего, для него приезд девушек не стал неожиданностью, поскольку одна из них, брюнетка с яркой восточной внешностью, чуть заметно улыбнулась ему и приветственно помахала пальчиками.
Иоганн, как и положено членам Совета, был бездетным холостяком. Личная и половая жизнь Иоганна Ивана никак не занимала, и он с интересом принялся рассматривать девушек.
Типичный стандарт фотомодели — около двадцати лет, высокие, стройные, с задорно торчащими грудками и чисто выбритым причинным местом. Совершенно обнаженные девушки стояли парами — всего их было шесть: брюнетка с брюнеткой, блондинка с блондинкой и две огненно рыжих. Тщательно осмотрев девушек, Иван заметил в стороне непонятное существо в коротеньких шортах с огромной копной нечесаных волос. Он подумал было спросить Иоганна, что это за персонаж, но воздержался.
Перед бассейном имелось небольшое возвышение, на которое девушки и прошествовали. Точно напротив в нескольких метрах были заботливо поставлены три удобных мягких кресла. Иоганн и Иван, не сговариваясь, уселись в стоявшие по краям, оставив центральное пустым.
Убедившись, что зрители удобно устроились, существо громко хлопнуло в ладоши и тонким голоском взвизгнуло: «Начали!» Иван заметил в его руках длинный хлыст, как у циркового дрессировщика. Существо щелкнуло им по плиткам пола. Зазвучала музыка, и два прожектора осветили застывших, как восковые фигуры или манекены в витрине, девушек. Через несколько музыкальных тактов застывшие фигуры ожили и начали извиваться в откровенно эротическом танце. Их движения не были заученными механическими движениями профессиональных стриптизерш с приклеенными улыбками. Иван почувствовал в танце нечто дикое, первобытное. Наверное, именно так танцевали первобытные женщины у жаркого костра, призывая к себе мужчин.
Девицы двигались то плавно, то резко, касаясь друг друга грудями и животами, виляя бедрами. Они принимали в танце такие позы, которые показались бы непристойными заядлому посетителю стриптизов. Конечно, девушки изображали страсть, но, по–видимому, что- то в этой игре их самих захватывало и абсолютно раскрепощало. Они с упоением отдавались пляске безудержного вожделения.
«Настоящая вакханалия!» — не без удовольствия подумал Иван. Пожалуй, именно так и танцевали древние молодые гречанки на празднествах, посвященных веселому богу вина и луда Вакху–Дионису.
Вдруг одна из девушек, блондинка с хорошеньким, еще детским личиком и пухлыми губками, поскользнулась, зашаталась, выбившись из ритма, и чуть не упала. Волосатое существо одним прыжком подскочило к ней и хлестнуло ее хлыстом по спине. Она, как ни в чем не бывало, продолжила свой зажигательный танец.
Через несколько минут прожектора погасли, музыка смолкла. А девушки вновь застыли в произвольных зазывающих позах — кто обернулся к зрителю упругой попкой, кто широко раздвинул ноги, откинув голову, кто сел на шпагат.
Существо тонким голоском кокетливо объявило:
— Уважаемые господа! Второе отделение.
Опять зазвучала музыка, на этот раз медленная и томная. Девушки, так и не дождавшись крепких мужских объятий, стали нежно и сладострастно ласкать друг друга. Их руки скользили по телам партнерш, лаская, гладя, пощипывая, губы слились в страстных поцелуях. Они умело и азартно мастурбировали друг друга. До зрителей донеслись стоны и приглушенные выкрики.
Иван с любопытством посмотрел на Иоганна. Тот, тяжело дыша, нагнулся вперед, как бегун на старте. Его одутловатое лицо приобрело кирпично–красный оттенок. Мясистые пальцы впились в подлокотники кресла. Огромный пивной живот, казалось, еще больше набух.
Девушка парами медленно опускались на пол, немного насмешливо поглядывая на зрителей. Иоганн вскочил, на ходу сбрасывая с себя брюки, и буквально одним прыжком преодолел расстояние, отделявшее кресло от возвышения. Существо услужливо подало ему черную кожаную плетку. Та самая брюнетка, которая застенчиво махала пальчиками, подставила ему свою упругую смуглую попку. Иоганн обрушил на девушку буквально град ударов. Бил он с оттяжкой, и на попке, и на спине появились красные полосы. Потом он рывком поставил девушку на колени и резким толчком вошел в нее сзади, дергаясь всем своим огромным телом, как в предсмертных конвульсиях.
Одна из блондинок грациозно улеглась перед брюнеткой, закинув длинные стройные ноги на ее плечи, и та стала страстно обрабатывать девочку языком. Блондинка буквально визжала от восторга, рычал как зверь Иоганн, глухо стонала брюнетка. А одна из рыженьких впилась языком в анальное отверстие Иоганна.
«Все‑таки человек — животное, и довольно грязное, — с некоторой горечью подумал Иван. — Даже лучшие из лучших не способны преодолеть глубоко сидящие звериные инстинкты».
Было бы серьезным преувеличением сказать, что он потрясен увиденным. Такими сильными эмоциями Иван в принципе не обладал. Однако он знал Иоганна как блестящего интеллектуала, выдающегося астрофизика, всю жизнь увлеченного таинственными и нерешенными галактическими проблемами.
«Вот тебе, братец, и загадочный Сириус, и недостижимая Альфа Центавра. Все кончается «черной дырой», — размышлял он, не сразу сообразив, что помимо воли получился непристойный каламбур, на редкость подходящий к месту и действию.
Трое простаивающих без дела девушек вопросительно смотрели на Ивана. Он отрицательно покачал головой. Умница и циник Иван с интересом зафиксировал реакцию отвергнутых — брюнетка и рыжая явно удивились, а в глазах блондинки, похоже, еще не научившейся как следует играть роль современной куртизанки, он прочитал явное облегчение. Это позабавило его и вызвало некоторое любопытство.
Иван подошел к ней, взял сильными и тонкими пальцами ее за подбородок и потянул его вверх.
Тебя как зовут?
Кристина, — еле слышно прошептала девушка. В глазах ее мелькнул испуг.
«Боишься, это уже неплохо», — подумал Иван и приказал:
— Одевайся, я хочу с тобой поговорить.
Девушка повернулась к волосатому существу, которое незаметно для Ивана приблизилось к ним и стояло молча, прихлопывая по полу хлыстом.
Можно? — вопросительно прошелестела она.
Иван с высоты своего роста воззрился на существо:
— Здесь распоряжаюсь я, и тебе положено подчиняться мне, не спрашивая ни у кого разрешения. А это что за пугало огородное?
Это Алекс, наш балетмейстер, — объяснила испуганная Кристина.
Иван медленно повернул свою голову в сторону Алекса и скомандовал:
— Подойди сюда.
Иван презирал женщин, а к «голубым» относился с глубоким отвращением. Алекс робко приблизился. Не говоря ни слова, Иван выдернул из его мягких ручек с наманикюренными пальцами хлыст и сильно ударил его. Алекс взвизгнул, как кошка, которой отдавили лапу, упал на колени и заверещал:
— Только не бейте меня, не сейчас. Я не переношу боли, у меня может случиться болевой шок.
Иван ударил его еще пару раз, потом без видимых усилий оторвал от хлыста рукоятку и бросил на пол.
Убирайся вон и больше никогда не попадайся мне на глаза, ублюдок, — властно произнес Иван.
Казалось, его голосом заговорили многие поколения Голицыных и Нарышкиных, умевшие повелевать смердами.
Алекс прыснул прочь, как испуганный заяц. Краем глаза Иван заметил, что Иоганн уже лежит на спине, а рыженькая своими налитыми, как спелые яблоки, грудами массирует его набухшее мужское достоинство.
«Каждому свое», — не без чувства превосходства подумал Иван.
Девушки из его «команды» с очевидным интересом наблюдали, как он обошелся с Алексом. В их глазах он прочел немую благодарность.
Третье отделение сегодня отменяется, — церемонно объявил Иван, повернул брюнетку и рыженькую в сторону раздевалки, легко шлепнул их по упругим попкам и приказал:
— Вперед!
Девушки послушно и грациозно зашагали в раздевалку. Навстречу им шла уже одетая и немного растерянная Кристина. Вместе с ней Иван поднялся в гостиную, где примерно час назад закончился инструктаж Икса. Лампы под старинными абажурами струили мягкий, ненавязчивый свет. Иван усадил ее в кресло, сам сел напротив и спросил:
— Выпить хочешь?
Она робко кивнула.
Что именно?
~~ Я крепкое не пью, если можно, вина или пива. Иван взял трубку внутреннего телефона и набрал номер.
Григорий Федорович, прикажите подать нам в гостиную две бутылки вина. Какого? — саркастически переспросил Иван. — Не знаю, я же пока не служу у вас в качестве сомелье! Естественно, самого лучшего! Что? — В голосе Ивана одновременно прозвучали раздражение и гнев. — Буфетчица спит?! Разбудите ее, черт возьми. Россия уже почти полтора десятка лет не является государством победившего пролетариата! И проследите, чтобы она со сна не принесла мне две бутылки «Виши» с газом. Повторяю, мне нужна вода без газа! Надеюсь, в ваших погребах означенный напиток в наличии имеется.
Иван бросил трубку и замолчал. Молчала и Кристина, которая не знала, как себя вести и что делать.
«О чем этот лысый и здоровый и притом довольно‑таки злобный дядька хочет со мной поговорить? — думала она. — С ним надо держать ухо востро — вон как он разобрался с гадом Алексом».
Видимо, Григорий Федорович мгновенно разбудил буфетчицу, поскольку не прошло и десяти минут, как заспанная тетка лет сорока вкатила в гостиную сервировочный столик с вином, минеральной водой, двумя бокалами и, вызывающе позевывая, удалилась.
Русский народ безнадежно развращен большевиками: выполняя свои прямые обязанности, за которые им платят жалованье, они продолжают считать, что делают нам одолжение.
Иван произнес эту тираду в пространство и только потом в упор посмотрел на сидящую перед ним девушку. Она вжалась в кресло. От ее уверенности и раскрепощенности, с которой она танцевала на подиуме, не осталось и следа.
Ты русская? — поинтересовался Иван.
Да, — односложно ответила она.
А откуда такое необычное имя?
Не знаю, — пожала плечиками девица, — так родители назвали.
Он налил ей в бокал «Мерло», и она сделала несколько жадных глотков, будто утоляя жажду.
Так ты занимаешься балетом? — поинтересовался Иван.
Куда мне до балета, — с искренним сожалением вздохнула Кристина. — Этот чудила Алекс поставил нам сексуальное шоу, чтобы мы деньги зарабатывали.
Ну и как, получается?
Вы сами видели… Вроде всем нравится, — неуверенно сказала девушка.
Да я не о том, — усмехнулся Иван. — Деньги получается зарабатывать?
Когда как, — уклончиво ответила Кристина, — не голодаем…
Ты из Москвы?
Нет, из Камышина.
А где это? На Урале что ли? — Иван был не силен в российской географии.
Нет. Камышин в Волгоградской области.
На Волге–реке?
Почти. На Волгоградском водохранилище. Летом там купаться здорово.
Родители живы?
Живы. Они в разводе. У отца другая семья. А мать у меня детский врач.
А чего в Москву‑то принесло?
В Камышине работы нет. Учиться дальше можно только в Волгограде, да у меня, — она немножко замялась, — наверное, способностей к учению нет. В Москву поехала, чтобы стать фотомоделью. Но пробиться без знакомств очень трудно.
Дурацкое занятие, — сказал как отрубил Иван.
Я стихи пишу. Хотите послушать? — робко спросила Кристина.
Еще в студенческие годы Иван, задыхаясь от ненависти к «государству пролетариата», которым правил злобный коротышка, до конца своих дней так и не научившийся говорить по–русски без грузинского акцента, потом безграмотный хохол, крестьянин–смерд, остроумно прозванный теткой Ивана «непородистым боровом», и «лично» косноязычный Леонид Ильич, находил отдохновение в истории Римской империи — властители ее были в большинстве своем хотя бы яркими личностями.
Он даже посещал лекции на историческом и филологическом факультетах МГУ в качестве вольного слушателя и давал уроки математики разным лоботрясам, чтобы нанять себе частною преподавателя латинского языка. И, как всегда, добился своего: читал Светония в подлиннике. Его, правда, ненадолго, заворожили торжественные и строгие строки Горация и Катулла. Но поэзию он не понимал и не любил. Как, впрочем, и женщин.
Первый сексуальный опыт Иван пережил достаточно поздно. На филологическом факультете он познакомился с девицей из провинции. Она была невзрачна, но умна, потому смотрела и слушала его с неподдельным восхищением, а он втайне всегда в этом нуждался. Девица почти силком притащила его на какую‑то вечеринку в общежитие на Ленинских горах. Когда как- то незаметно они остались вдвоем, она лихо расправилась с его девственностью, проделав все необходимое с завидным умением. Филологиня устроилась на нем сверху и попрыгала минуты три, после чего он кончил и тотчас засобирался домой.
Ничего подобного тому, что описывалось в многочисленных книгах, им прочитанных, Иван не ощутил. И сходя из своей железной логики пришел к выводу, что до большевиков еще была какая‑то страсть, а теперь и ее они убили, как истребили всю аристократию и вообще духовную элиту. С тех давних пор женщины его практически не интересовали.
Так почитать вам стихи или не надо? — робко переспросила Кристина, не понимая, почему он молчит.
Ситуация забавляла Ивана все больше и больше. Его пресыщенная натура наслаждалась полной и окончательной абсурдностью происходящего. Он — один из пяти реальных повелителей мира — готов потратить свое драгоценное время на слушание стихов какой‑то юной потаскушки. Такой великолепный абсурд возможен только в России!
Читай, — милостиво разрешил Иван.
Кристина подняла голову, распрямилась и прочла:
Вечер плавно перетек в ночь,
Я в метро от суеты еду прочь.
И чужие лица мне родней,
Было множество таких ночей.
Отчего ж, как никогда, светло,
Как во сне или в хорошем кино?
Просто стало свободней дышать —
Я смогла все, что хотела, сказать.
Кристина вопросительно посмотрела на своего единственного слушателя. Иван, который когда‑то внимательно проштудировал каббалу и множество работ по магической силе цифр и слов, задумался над первой строкой: «Вечер плавно перетек в ночь». А у него сегодня вечер никак не закончится, и уж «плавным» его при всем желании не назовешь. Чистое совпадение или знак? Пусть еще почитает.
Можно еще? — Кристине явно хотелось, чтобы стихи ему понравились.
Читай, — согласился Иван.
Холодный лунный свет залил мои зрачки.
Они окаменели и потухли.
Опутали сетями паучки
Мою истерзанную от раздумий душу.
Кричу тебе. Но голос мой немеет.
Серебряная пыль мешает мне дышать.
Как оказалось — жить я не умею
И не умею даже выживать…
«Откуда ей известно о роли Луны и символике паука в древних эзотерических трактатах? И эта «серебряная пыль» — чисто космический символ… Может, она — медиум? Надо проверить», — не говоря ни слова, подумал Иван.
Ободренная его молчанием, Кристина вошла во вкус.
А теперь о любви, — объявила она, не заметив, что Иван скривился.
Опять. Опять ты появился.
Опять запутал мысли мне.
Как снег на голову свалился,
И снова я как в дивном сне.
Ты для меня — смертельный яд.
Моя живительная влага!
Один лишь твой влюбленный взгляд —
И ничего уже не надо.
Ты боль моя, я вся горю,
Горю, лишь только прикасаюсь к тебе слегка. Люблю тебя, тебя люблю,
Люблю до слез и в этом каюсь.
Я каюсь в том, что не могу Тебя забыть —
Твои глаза и тихий шепот…
К тебе, как к солнцу, я лечу,
Забыв про свой печальный опыт.
А может, уж пора остыть От этой страсти безрассудной?
Забыть его, себя простить,
Отдаться власти жизни блудной?
Ну нет уж, он теперь со мной!
Он — мой, а я — его Джульетта. Любовь задаст вопрос немой И будет робко ждать ответа.
За чувства глупые винить Не устают чужие люди.
Им не дано вот так любить И никогда дано не будет!
И даже если целый мир Меня отринет и осудит,
Из‑за тебя я все стерплю Я усмехнусь и будь, что будет.[2]
Иван зевнул во весь рот. «Бабские слезы и слюни», — с неприязнью подумал он. Достоинства поэтические Иван оценить не мог и не намеревался этого делать, но сидевшие в нем локаторы ловца душ человеческих уловили в прозвучавших строчках страсть, извечную русскую тоску и невозможность выхода. И потом эти эзотерические символы в ее стихах…
Кристина покорно ждала приговора:
Вам не понравилось?
Скорее да, чем нет. Но я плохо разбираюсь в поэзии, — признался Иван.
Пытаясь сообразить, что стоит за этим уклончивым ответом, девушка посмотрела на него широко раскрытыми глазами. Он, прошедший школу гипноза у старейших африканских колдунов, служителей тайного культа вуду, своим пронизывающим взглядом заглянул в душу Кристины.
Там было пусто, холодно и одиноко.
Твои стихи где‑нибудь печатались?
Что вы, конечно, нет. Кому я со своими писаниями нужна? Я и предлагать их куда‑то стесняюсь. Да и читать боюсь. Не знаю, почему вдруг с вами осмелела.
Иван вынул из внутреннего кармана пиджака бумажник, достал из него кредитную карточку «Виза» и бросил перед ней на стол:
— На карточке примерно пятнадцать тысяч долларов. Тебе хватит, чтобы издать книжку и первое время не голодать, — веско сказал он.
Кристина буквально опешила. Этот странный мужик не был с ней груб, но не был и ласков. Он явно ничего от нее не хотел и вдруг — такой немыслимый подарок! Может, он просто издевается над ней? А карточка пустая или вообще фальшивая какая‑нибудь? Не в силах ничего сказать, она смотрела на карточку, опасаясь даже дотронуться до нее. Потом подняла глаза и посмотрела на непонятного мужика. И тут произошло то, чего она никак не ожидала. Строгий дядька, нагнавший страх на садюгу Алекса, подмигнул ей совсем по–свойски и даже улыбнулся.
Не бойся. С карточкой все в порядке, бери смело.
Дрожащими ручонками она спрятала свое нежданно привалившее сокровище в сумочку. Потом, глубоко выдохнув, пролепетала:
— Спасибо вам, спасибо огромное.
Кристина хотела броситься ему на шею и осыпать поцелуями его лицо, мясистый нос и тонкие презрительные губы, но он взглядом остановил ее порыв. Иван ощущал себя дьяволом, забиравшим грешную, но безобидную душу, и уже одно это доставляло ему неизмеримое наслаждение.
Не воображай, что это подарок. Это — аванс. Я беру тебя на работу, — строго сказал он.
Кристина окончательно растерялась:
— Но я же ничего не умею. А уж таких денег точно никогда не отработаю.
«Ко всему прочему она честная. Час от часу не легче», — подумал Иван и сказал:
— Не волнуйся. Тебе придется выполнять мои отдельные поручения, и они будут тебе по силам.
Девушка была готова на все, хотя толком не понимала почему. Потом спустя месяцы она пришла к заключению, что этот человек подчинил ее своей немереной силой, с которой ей прежде никогда не приходилось сталкиваться. А пока…
Вы правда думаете, что я могу быть вам полезна и… она немного замялась, — и приятна?
Конечно, — охотно подтвердил Иван.
Тут девушка к полному его изумлению бросилась перед ним на колени, мигом расстегнула молнию на брюках, проникла в трусы и начала страстно ласкать его вялое мужское достоинство.
Иван хотел ее остановить, но передумал. Сам виноват. Вечно мыслями погруженный в бесконечные интриги и хитроумные комбинации мирового порядка, он совершенно иначе истолковал ее вопрос, на который дал утвердительный ответ. Так вот и опростоволосился.
«Теперь уж терпи, братец», — приказал самому себе Иван.
Впрочем, ощущения были сносные. Он с некоторым недоумением и даже презрением к себе расслабился. Нежный язычок Кристины щекотал и лизал его приятеля, ее пухлые губки покрывали сверху донизу поцелуями его десятилетиями не бывшее в употреблении орудие. Когда же она взяла его целиком в рот, он низвергся таким долгим потоком, что девушка чуть не поперхнулась.
Кристина подняла голову, и он заметил в ее глазах слезы.
Какая у вас вкусная, а то бывает кислая и даже горькая, — простодушно пояснила она.
Иван с трудом удержался от смеха. «Какой забавный искренний звереныш», — подумал он.
Вам правда было хорошо? — спросила Кристина.
Правда, — не кривя душой, твердо ответил он и погладил ее по голове так, как гладил своих породистых борзых, с которыми охотился в принадлежащих ему обширных поместьях в Канаде и Швеции.
Я так люблю доставлять удовольствие, — простодушно призналась Кристина.
«Альтруизм — родовая черта многих русских женщин», — подумал Иван, совершенно не к месту вспомнивший свою тетку, всю жизнь проработавшую машинисткой в министерстве, но тем не менее всегда подававшую милостыню нищим на церковной паперти.
Кристина взглянула на часы и охнула.
Уже половина третьего. Вы меня отпустите? А то девчата будут ругаться. Они же меня в машине ждут.
Мне уже давно пора спать. — Иван с немалым удивлением поймал себя на мысли, что утратил ощущение времени. — Выпей еще винца на дорожку и беги. — Он налил ей полный бокал, который она выпила торопливыми глотками.
А мы с вами еще увидимся? — с надеждой спросила она.
Обязательно. Напиши мне свой мобильный телефон.
Девушка послушно нацарапала его на каком‑то клочке, который он аккуратно сложил и спрятал в нагрудный карман, сказав:
— Я скоро тебе позвоню.
Буду ждать. — Она смущенно спросила: — А как вас зовут? Я ведь так и не знаю.
Иван.
Иван, значит, Ванечка, какое чудное русское имя, — почему‑то страшно обрадовалась Кристина.
Она подошла к нему, прижалась всем телом и потерлась мягкой щечкой о его костлявый и уже колючий подбородок.
Спасибо вам, дорогой Ванечка, за все.
Иван на мгновение обнял ее своей сильной рукой, и она еще теснее прижалась к нему.
Никуда не хочу идти, но нужно.
Беги–беги. Выйдешь к гостиной и повернешь по коридору направо, там увидишь входную дверь. Спокойной ночи.
И вам также.
Поспешно уходя, у двери она обернулась и послала ему воздушный поцелуй.
Перед сном, лежа в постели, Иван всегда подводил итоги дня.
Запланированная встреча с Лисенком прошла, как и предполагалось, удачно. И эта неожиданная история с девчонкой может дать превосходный результат. Опытный ловец душ, Иван еще не знал, как конкретно он использует Кристину и ее объективное очарование, но в том, что найдет ей подобающее место в своих построениях, не сомневался. Материал~то попался на редкость благодатный…
Дремавшие в микроавтобусе девицы накинулись на Кристину, как хищные птицы на выпавшего из гнезда чужого и беззащитного птенца.
Ты где пропадала? Совсем офигела? Посмотри, который час!
Мы уж надеялись, что тебя этот мрачный дядька убил и расчленил, — съязвила Тамарка, брюнетка из ее команды.
И совсем он не мрачный, — защитила своего клиента Кристина.
Он чего, так долго кончить не мог? — ехидно поинтересовалась рыжая Юлька.
Команда Иоганна тихо посапывала на заднем сиденье.
Ган (так девицы между собой именовали Иоганна) затрахал их до смерти, — доложила Тамарка, — настоящий бычара — всех телок покрыл, и не по одному разу.
А чего этот очкастый верзила нас не взял? — ревниво спросила рыжая, убежденная в своей неотразимости.
Не знаю, не спрашивала, — без всякого вызова ответила Кристина.
А могла бы и спросить, мы ж все‑таки подруги, — не унималась рыжая Юлька.
Некогда было, я стихи ему читала, — повинилась Кристина.
Микроавтобус уже выехал на Минское шоссе и помчался по пустой в это время трассе.
Во, блин, ты, Крыска, даешь, — изумилась рыжая.
Два часа стихи читала! — возмутилась Тамарка. — Да у него на роже написано, что он импотент.
Никакой он не импотент, — обиделась за своего Ванечку Кристина.
— Так ты все‑таки с ним была? — допытывалась Юлька. — Небось, насосом работала?
Кристина кивнула:
— Да, минет я ему сделала. И знаете, девки, он так обильно кончил, что я чуть не захлебнулась. Точно вам говорю.
Ну, значит, давно с бабой не был, — подвела итог Тамарка, любившая, чтобы последнее слово оставалось за ней.
Но тут влезла Юлька:
— Правильный дядька — как он этому вонючему козлу Алексу хлыстом врезал!
С этим все согласились. Мир и дружба были восстановлены. Про карточку с мифическими тысячами долларов Кристина подругам, естественно, не сказала. Только всю дорогу до дома крепко держала в руках сумочку и не сомкнула глаз.
В двенадцать часов этого же дня, который начался для Ивана чтением стихов и забавным эротическим эпизодом, Иксу по секретному, известному только пяти людям номеру, позвонил Карасев:
— Это Карасев беспокоит, Николай Спиридонович.
Приятно рокочущий баритон застал Икса врасплох. Никакой «Спиридонович» этого номера не знал. Икс уже хотел было сказать звонившему, что тот ошибся, однако вовремя вспомнил — именно так зовут посланца Ивана.
Рад вас слышать, дорогой Николай Спиридонович. — Икс был сама любезность. — Мы могли бы сегодня встретиться?
Как скажете, когда и где вам удобно, — Баритон был подчеркнуто лоялен.
Тогда давайте часов в пять, — сказал Икс и продиктовал адрес.
Буду точно в семнадцать ноль–ноль, — по–военному отозвался баритон.
Они встретились в одной из явочных квартир Икса в старинном доме, затерявшемся в кривых арбатских переулках. У Икса в Москве, Петербурге и других городах таких квартир было немало, но эту почему‑то он любил больше всех и допускал в нее исключительно избранных людей, в частности, редких подруг по сексуальным утехам.
Не подумайте чего дурного, Икс не был бабником. Он был вторично женат и искренне любил свою довольно молодую супругу и очаровательную пятилетнюю дочку, похожую на куколку.
Но иногда и этому железному человеку нужно было расслабиться, и тогда ему на эту квартиру привозили моделей, начинающих балерин и актрис, которым он щедро платил. Икс любил с ними беседовать о пустяках, узнавая таким образом последние новости моды и «великосветские» сплетни: кто с кем, где и когда. Этим он несколько напоминал нашего старого знакомого Александра Позина. Но последний с удовольствием, не стесняясь и не боясь пересудов и молвы, купался в этом густом вареве, чего Икс никак не мог себе позволить и удовлетворял любопытство, занимаясь своего рода моральной мастурбацией.
Сказать, что эти милые беседы за рюмочкой коньяка под алым абажуром были окончательно бесполезны, Икс не мог. Нередко информация, полученная таким ненавязчивым образом, к примеру, о звездах шоу–бизнеса, оказывалась ценной. Зная их слабые места, Икс мог использовать кумиров в своих целях. Вот и сейчас он думал, кто из любимых народом знаменитостей согласится поддержать независимого критика действующего Президента.
Когда раздался звонок в дверь, Икс сам пошел открывать. В квартире он был один — никто не должен подозревать об их знакомстве с Карасевым.
Согласно приказу, поступаю в полное ваше распоряжение, — с добродушной улыбкой доложил вновь прибывший.
Икс провел его на кухню, где уже кипел чайник, на блюдцах лежали ломтики лимона и сыра, в центре возвышалась открытая бутылка коньяка «Хеннеси».
По рюмочке за знакомство, — дружелюбно предложил Икс, когда они оба уселись.
Извините, не пью, — коротко ответил Карасев и широко улыбнулся.
Икс изучающе посмотрел на него. У потенциально независимого кандидата в Президенты России было типично русское лицо — круглое, курносое, с трогательной небольшой ямочкой на подбородке, светлые волосы уже начали редеть. Роста он был среднего, не толст и не худ. Нормальный, не слишком примерный мужичок средних лет, способный легко затеряться в толпе.
Вам чаю или кофе? — спросил Икс.
Кофейку я с удовольствием выпью, — ответил Карасев и широко улыбнулся.
И тут только Икс понял и восхитился той точностью, с которой Иван подобрал необходимый типаж. Улыбка у Карасева была доброй, а главное — простодушной.
Такой парень, даже если и захочет, не сумеет соврать или обмануть.
«Ну точно Иванушка–дурачок из экранизаций народных сказок», — подумал Икс.
За дымящимся ароматным кофе началась деловая беседа.
Первым делом вам нужно придумать биографию. — Икс сразу взял быка за рога.
Карасев с готовностью кивнул и опять простодушно улыбнулся.
Год рождения? — спросил Икс.
Ну, скажем, 1954, — предложил Карасев.
Годится, — согласился Икс — Чтобы журналисты не копали вашу родословную, мы решили, что вы воспитывались в детдоме. Подберем какой‑нибудь в глухой провинции, который уже не существует, а архивы утрачены. Что после детдома?
Работал на всенародных стройках в Сибири, — с заметной гордостью сообщил Карасев. — Электростанции строил. Рассказать про это я сумею, начальников строительства назову, а там народу столько работало! Всех не упомнишь!
Образование? — Икс был дотошен.
Окончил Всесоюзный заочный политехнический институт по специальности «инженер–энергетик», — не замедлил с ответом Карасев.
Год?
В дипломе стоит семьдесят первый. Институт этот теперь, по–моему, не существует, да и кто из преподавателей через три десятка лет вспомнит студента- заочника из Сибири? — Карасев опять улыбнулся.
Логично, — не возражал Икс. — Где трудились после института?
В Таджикистане и Туркмении, — не моргнув глазом, весело ответил Карасев, — поднимал энергетику братских республик. Туда сейчас ни один из журналистов не сунется. А если и сунется, что толку‑то?
Принято, — сказал довольный Икс. — Документы в порядке?
Документы всегда в порядке, — не без дружелюбной иронии ответил Карасев, — в трудовой все необходимые записи есть.
Как оказались в Москве?
В августе девяносто первого примчался защищать Белый дом от злодеев–коммунистов, — насмешливо сказал Карасев. — Что, кстати, чистая правда. Был послан, сами знаете кем, поддержать Ельцина.
Дальше? — нетерпеливо спросил Икс.
Попался на глаза Бурбулису, вроде как подружились. Он и помог устроиться в Москве. — И с явной усмешкой добавил: — Верных сторонников нарождающейся демократии тогда вокруг не много было.
Бурбулис в случае чего подтвердит? — озабоченно поинтересовался Икс.
А куда он денется? — тем же веселым тоном вопросил Карасев. — Тем более что все это чистая правда. Да кто его, Бурбулиса‑то, сегодня помнит?
Отлично, —- со значением произнес Икс. — Вы у нас по всем параметрам получаетесь демократом первой волны. К тому же из самой гущи народа.
Откуда же еще? — простодушно спросил Карасев. — Мы гимназиев не кончали. Работали не за страх, а за совесть.
И последнее. — Икс допил остывший кофе: — Семья?
Супруга по профессии воспитательница детского сада. В настоящее время не работает. Сын — студент МГИМО, на международной журналистике.
Каким имуществом семья владеет?
За это не извольте беспокоиться, — поспешно ответил Карасев. — Участочек шесть соток в дальнем Подмосковье, домик щитовой летний, «жигуленок» девяносто пятого года выпуска. Капиталов в зарубежных банках семья Карасевых не имеет. — В голосе собеседника Икс уловил легкую издевку.
Материалы, которые вы будете оглашать на первой пресс–конференции, получите на днях. А сегодня вечером я представлю вас моему штабу. Люди доверенные, о том, что мы стоим за вами, никто не узнает. Скорее всего, мы дадим понять избирателям, что за вами стоит Долонович.
Долонович так Долонович, мне все равно, — охотно согласился Карасев. — А можно вопрос?
Ради бога, любой. — Икс заинтересованно глянул на широко улыбавшегося собеседника.
А вот эти подписи, которые надо собирать за кандидата, как с ними‑то быть?
Подписи будут, это не ваша забота, — авторитетно сказал Икс.
А если их признают фальшивыми, мне же стыдно будет, — с озабоченным видом сообщил Карасев.
А вы что, действительно хотите стать Президентом? — с издевкой спросил Икс.
Боже упаси! — На круглом лице Карасева читался неподдельный ужас. — Зачем мне этот гвоздь в заднице, извините, конечно, за выражение.
Тогда пусть вас не допускают к выборам под предлогом фальшивых подписей. Мы изобразим это как расправу за вашу честность и смелость. Главная ваша задача — озвучить тот материал, который вы получите.
Я готов, — серьезно ответил Карасев.
По–моему, все принципиальные вопросы мы решили. Дальнейшее уже чистая техника. Давайте прощаться. Постарайтесь уйти незаметно и отправляйтесь на Смоленскую площадь. Там у здания МИД вас будет ждать машина. — Икс продиктовал номер. — Садитесь в нее, и вас доставят куда надо. А там мы с вами опят встретимся.
Икс выждал минут десять после ухода Карасева, после чего вышел сам. Повернув за угол, он двинулся по другому переулку, туда, где его дожидалась машина с мигалкой…