Император и шут

1

Он со всех ног бежал по спящим улицам, стремясь кудато на север, интуитивно направляясь к Белому дворцу. Он не анализировал, почему именно в такой части города он намеревался найти то, что ему так нужно. Он просто знал — это находится подле озера.

Он бежал сквозь дождь, жалея, что после тайги слишком мало пользовался ногами по их прямому назначению и сейчас они готовы были подвести его. Сказывались долгие морские скитания и недели сидения на облучке. Мышцы ослабли, и теперь ему приходилось поддерживать себя магией.

Но ни от назойливого дождя, ни от рассвета ему было не убежать. Его время таяло. Эту ночь он провел без сна, да и теперь отдыхать ему было некогда. Зато его ждал долгий спокойный сон, если то, что он задумал, окончится неудачей.

Начинался его третий день в Хабе, и белый сияющий ужас теперь неимоверно приблизился. Рэпу вдруг представилось, что именно сегодня он встретит ожидаемый страх.

«Бог Справедливости, — воззвал Рэп, — позволь мне сначала убить Калкора!»

Но свершится ли праведная месть, он не смел предвидеть, так как панически боялся блистающего кошмара. Жуткая неизвестность могла оказаться обыкновенной смертью. Оно и понятно — Боги позволяют человеку увидеть собственное будущее, но только до смертного часа. Странным было лишь то, что два Хранителя не смогли прочесть будущее Рэпа, а Ишист, попытавшись, заявил, что это слишком больно.

«А что, если у меня две судьбы? — предположил Рэп. — Одна сулит белый огонь, а другая — страдания в гоблинском логове. Избежать пыток — это, конечно, неплохо, но очень сомнительно, чтобы гоблинам удалось перещеголять агонию в сияющем облаке».

Размышляя таким образом, фавн бежал так быстро, как только мог, ибо ничего иного ему не оставалось.

Перестать пользоваться чарами тоже не получалось — даже после того, как он покинул территорию Опалового дворца. Улицы ночной столицы регулярно патрулировали солидные отряды легионеров, и бегущий человек, естественно, привлекал их внимание. Добросовестные служаки регулярно окликали подозрительного бегуна. На узеньких улочках существовали свои сторожа, их неясные тени надвигались на возмутителя спокойствия, не утруждая себя лишними расспросами. Каждый раз, не замедляя бега, Рэп пользовался заклятием непривлечения внимания и продолжал свой путь без помех.

Он очень старался не думать об Инос, но это у него плохо получалось.

«Бедная Инос! Как же сильно запутали тебя мои похотливые желания! Как отвратительно быть магом! — корил себя Рэп. — Ничего, Хранители снимут проклятие с ее мужа, и скоро она благополучно вернется в Алакарну, которую выбрала по своей собственной воле. А я уже больше не буду вламываться куда не следует и портить ей жизнь. Со временем она забудет все неприятности, связанные со мной, и, возможно, простит меня».

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, Рэп заставил себя переключиться на Калкора. Долгие часы он сдерживал клокотавшую в нем ярость. Теперь ненависть дала ему второе дыхание, помогая бежать, не снижая темпа. Однако тело возмущенно напоминало о непомерности нагрузок: сначала появилась боль в ногах, а потом вспыхнул и стал все яростнее разгораться огонь в груди. Но мысль о Калкоре снова подхлестнула его гнев, а горе дало ему новые силы для быстрого бега.

Все, что было в Рэпе от фавна, отошло на второй план и словно бы спряталось. Теперь царствовал джотунн, единолично завладев душой Рэпа. Голова трещала от невысказанных напыщенных слов, а сердце от невыплеснутого неистовства. Чем больше росли его усталость и истощение ресурсов организма, тем стремительнее усиливалась жажда крови. С раннего детства он привык к сдержанности, и у него это неплохо получалось. Лишь один раз он сорвался — тогда, в Дартинге. В тот момент он испугался самого себя, не поняв, что с ним случилось. Теперь, став взрослым, он впервые в полной мере ощутил, какова бывает ярость джотунна: непреодолимо захватывающее и чудесно опьяняющее чувство. Возможно, позже он будет жалеть об этой несдержанности, может быть, будет каяться всю оставшуюся жизнь, но пока не иссяк порыв, ничто не имело значения. Осталась лишь ярость, все постороннее исчезло из памяти.

Жажда крови и разрушений, сулящая ни с чем не сравнимое наслаждение… осталась только она.

К тому времени как Рэп добрался до самого верхнего из пяти холмов, на вершине которого высилась защищенная магическим щитом башня Белого дворца, небо сменило темные краски ночи на белесые, предрассветные, но водянистые тучи попрежнему сулили ненастье. Город постепенно просыпался, по улицам спешили извозчики и подмастерья, а служанки торопились на рынок. Вымытые дождем улицы с каждой минутой все более и более заполнялись народом и транспортом, так что у Рэпа появилась блестящая возможность отыскать в этом людском скопище того, кто сможет указать правильное направление туда, куда он стремился. И действительно, вскоре такой доброжелатель нашелся и подробно растолковал Рэпу, куда и как нужно двигаться.

Это оказалась обширная, но уже довольно ветхая постройка в лесопарковой части Хаба, бывшей некогда престижной, а теперь превращающейся в скопище трущоб. Жильцы менялись часто, когда поодиночке, когда целыми семьями, но владелец оставался бессмертен.

Если тот, за кем охотился Рэп, ночевал на галере, стоящей на якоре в озере, то фавна уже можно было считать мертвецом.

Рэп с ловкостью кошки проник на территорию посольства Нордландии, стремительно перебравшись через каменную стену. Когдато великолепно ухоженное поместье превратилось в дремучий лес. Собак здесь не было. Но даже если бы сторожевые псы и охраняли посольство, для Рэпа они не представляли опасности; иное дело Калкор. Нагло вломиться в Опаловый дворец среди ночи — ничто по сравнению с перспективой столкнуться с колдуном, ведь малейшее прикосновение чужой магии к его настороженному мозгу всполошит его.

Продираясь сквозь кустарник в заброшенном саду на гудящих от долгого и быстрого бега ногах, Рэп начал последовательно, комнату за комнатой проверять огромный особняк, расположенный в центре лесного массива. На востоке, по линии горизонта, сквозь тучи стала пробиваться светлая полоска — предвестница скорого восхода солнца. Пожалуй, в день смертельного поединка даже тан не станет спать слишком долго.

Магическое зрение Рэпа действовало превосходно, но ни Калкора, ни его приближенных в огромных спальнях не было. Возможно, пират с презрением отверг парадные покои как роскошь, недостойную истинного джотунна. Теперь Рэп занялся комнатами слуг в дальнем крыле здания и вскоре наткнулся на Калкора. Тан уже проснулся, но был слишком занят забавами с очередной женщиной, чтобы замечать чтолибо.

Так что Рэп без помех мог сконцентрироваться на главном объекте поиска. Он быстро осмотрел все комнаты, одну за другой. Людей в огромном особняке было на удивление мало. Команда «Кровавой волны», исключительно в целях безопасности, ибо ничуть не доверяла импам, не покидала борта галеры. Покончив с комнатами и не обнаружив в них нужного ему лица, Рэп переключился на погреба. Там тоже оказалось пусто. И чердаки ничем его не порадовали. Фавна охватило паническое отчаяние.

«Дурак! Дурак! Не там искал! — корил себя Рэп. — Полный провал! Пока я доберусь до озера, матросы скатают свои гамаки».

Он стоял под холодным моросящим дождем, среди терпко пахнущих голых ветвей кустарника, перед лицом неприятной перспективы того, что Калкор собирается изрубить его на куски. Единственным выходом было опередить варвара, пробраться в особняк и попытаться убить тана, пока он слишком увлечен, чтобы замечать чтолибо.

«Чтото не помню, чтобы комулибо удалось тайно подкрасться к колдуну и остаться необнаруженным», — вздохнул Рэп.

Тоскливо оглядываясь вокруг, Рэп усмотрел позади господского особняка ветхие стены дровяных сараев и прочих дворовых строений.

«Там он! В дровяном сарае, на опилках валяется. Ну, конечно же!» — обрадовался Рэп.

Ничего не могло быть легче, чем обежать вокруг дома и полюбоваться в распахнутую дверь на свою добычу. Тот, кого Рэп искал, крепко спал на куче спрессованных опилок, подстелив под себя вытертый старый коврик, а на себя навертев и вовсе нечто неопределенное, лишь символизирующее одежду. Этот тип выбрал поленницу ради родного аромата свежеспиленной древесины.

Прежде чем войти, Рэп послал вперед упреждающий толчок, чтобы разбудить свою жертву. Когда Рэп переступил порог сарая, полусонный владелец вытертого коврика уже сидел, потягиваясь и вовсю зевая. Даже матерый лесной волк мог позавидовать его зевку.

— Здравствуй, Маленький Цыпленок, — произнес Рэп.

Гоблин искоса глянул на тень в дверном проеме и поинтересовался:

— Плоский Нос?

— Угадал, — откликнулся Рэп, устраиваясь на гнилых опилках, все еще тяжело дыша и радуясь, что может дать ногам отдых.

Усталость пульсировала в каждой клеточке тела фавна, особенно мучительно ныли ноги. Рэп был рад наконецто выбраться изпод дождя и сесть.

— Ты забрел проведать старого друга? — Глаза Цыпленка хищно блеснули. Энергично почесавшись, он ехидно спросил: — А может быть, тебе чтото понадобилось?

Бешеная ярость Рэпа прошла, ум прояснился и теперь был целеустремленно направлен на то, чтобы уговорить гоблина.

— Да, — подтвердил Рэп. — Коечто нужно. И знаешь что, как ни странно, но я рад, что людоеды не слопали тебя.

— Рад, значит, Плоский Нос, а я знаю, почему ты рад! — явно злорадствуя, насмехался гоблин. — Тан говорил, что ты явишься ко мне.

От этих слов Рэп изумленно вздрогнул.

— Мы вернемся к этому, — пообещал Рэп. — Мне любопытно — как ты спасся?

Гоблин ткнул пальцем старый шрам на бедре:

— Стрелу всадили и уволокли меня в плен. В ту ночь у них жратвы было вдоволь Налопались они до отвала, и для гоблина в их желудке места уже не осталось.

— Так что же, они откармливали тебя, держа про запас?

Когдато Рэп побаивался Маленького Цыпленка с его непомерным честолюбием, но времена изменились. Сейчас гоблин мог спасти Рэпа. Вспоминая, что Хранители предрекли для гоблина великое будущее, Рэп вновь было заподозрил, уж не о короне ли Краснегара шла речь. Но магическое зрение и плодотворный труд по сбору информации в Хабе наглядно доказали ему, как он был не прав. Теперь Рэпа не удивляла острая заинтересованность Блестящей Воды и ее помощь гоблину. То, что предназначалось Маленькому Цыпленку, никаким боком не касалось Краснегара, зато имело непосредственное отношение к Рэпу и третьему пророчеству.

— Антропофаги связали тебя или посадили в клетку?

Разумеется, столь примитивные способы удержания пленника не годились для гоблина, знающего слово.

— Клетка, — осклабился Маленький Цыпленок. — Я один, второй день отдыхал, потом ушел. Джунгли на дождевой стороне острова непролазные… Женщину с собой забрал, чтобы еду стряпала.

Уродливая желтозеленая физиономия, впрочем как и любая другая, была для Рэпа открытой книгой.

— Как ее звали?

— Язык ломать, нужно очень, — излишне поспешно отозвался Цыпленок. — Женщина, и все тут; я говорил — она делала.

— Нравилось ли ей это?

— Счастливой казалась, — пожал плечами гоблин. — Один, два дня прошло, она говорит «не убегу». Ну, я больше на ночь ее не связывал. — Самодовольно прищурившись, Цыпленочек похвастался: — Я сильный, хорош для нее!

Пока Рэп оставался матросом в Дартинге, гоблин скрывался в ногидских джунглях, дожидаясь, пока заживет рана; за ним заботливо ухаживала украденная им девушка. Но о многом Маленький Цыпленок старательно умалчивал.

— А потом ты уплыл и бросил ее, — укорил его Рэп.

— Не так, — замотал головой гоблин. — Нашел сухое дерево. Валялось. Взял, поплыл на другой остров. Женщина знала еще один импский форт на седьмом острове; шесть понадобилось переплыть.

Так что когда гоблин решил продолжить поиски своей судьбы, она пошла вместе с ним. И о чувствах девушки гоблин не лгал, она действительно влюбилась в своего похитителя. Видимо, собратья относились к ней хуже, чем гоблин. Она не учла одного — гоблины заботливы лишь к тому, кто полезен. Вдруг Рэпу ударила в голову догадка — не заронила ли эта людоедка в сердце гоблина чувство, похожее на любовь. Рэп едва удержался от желания поиздеваться над ним по этому поводу.

— Сильное течение, — продолжал повествование Маленький Цыпленок. — Потом — большая буря.

— Мне очень жаль слышать это, — посочувствовал Рэп. Его изумила искренняя печаль, просочившаяся изпод тщательно натянутой маски безразличия. Не будь фавн магом, он бы вряд ли смог понять гоблина.

«Влюбленный гоблин! Как это странно», — ахнул Рэп.

Рассказывать гоблин был не мастак, да и говорить особенното было нечего. Калкор на «Кровавой волне» спешил на запад и в проливе Дир наткнулся на полумертвого Маленького Цыпленка, оседлавшего бревно. Странное совпадение объяснялось лишь работой волшебных слов, имевшихся как у Калкора, так и у гоблина. Пират, должно быть, узрел в этой случайности перст судьбы, так как он знал о трех видениях в магическом окне. Возможно, именно тогда ему пришла в голову безумная мысль съездить в Хаб.

— Так вот когда он стал колдуном, — протянул Рэп. — Он выудил из тебя слово силы?

— Что ты понимаешь в гоблинах! Твои предположения — пальцем в небо! — вспыхнув от оскорбления до оливкового цвета, выкрикнул Маленький Цыпленок. — Он уже был колдуном. Мое слово ему было не нужно.

Откровение гоблина порадовало фавна — волшебное слово Цыпленочек получил непосредственно от феери. Пока это слово осталось неразделенным. Сильное слово.

Дождь настойчиво барабанил по крыше сарая, просачиваясь в каждую щель и падая вниз редкими, тяжелыми каплями. На всякий случай Рэп еще раз осмотрел особняк магическим зрением. Калкор, закончив развлекаться, повидимому, снова уснул. Рядом с пиратом, уткнувшись в подушку, лежала женщина, ее плечи вздрагивали от рыданий, но громко плакать она не смела. Занимался новый день, и обитатели посольства постепенно начинали шевелиться. Утренняя промозглая сырость могла не понравиться даже джотуннам, и ктонибудь сообразил бы разжечь камины. Рэпу нужно было торопиться.

Потягиваясь, Маленький Цыпленок задал вопрос, который, видимо, давно его мучил:

— Почему ты согласился? Я видел, ты не хотел, а чары он на тебя не напускал.

— Как сказать, — поморщился Рэп.

Конечно, справиться с фавном точно так же, как с регентом, Калкор при своем умении мог бы без особого труда, но это значило играть самому с собой же, а тан задумал совсем иное развлечение.

— Как же, как? — допытывался гоблин. — Ты упрямей медведицы, Плоский Нос. Я знаю.

Несмотря на владевшую им ярость и мрачную целеустремленность, Рэп невольно усмехнулся, вспомнив ужасные долгие недели лесных странствий. Теперь, став магом, он оглядывался на невинность юности с чемто вроде ностальгии.

— Ну, спасибо, Маленький Цыпленок, — поблагодарил он гоблина. — Помнишь Гатмора?

— Тот, кто взял нас на галеру? Джотунн, — кивнул гоблин. В седом сумраке дождливого утра его фигура казалась серой глыбой.

— Он был добрым малым. Он не бросил меня в беде и поехал со мной в Хаб.

Ромбовидные глаза понимающе распахнулись, и гоблин повторил:

— Добрый малый… Что вчера Калкор бросил в тебя?

Рэп содрогнулся и с трудом ответил:

— Его сердце. Оно еще билось.

Даже на гоблина выдумка Калкора произвела впечатление — он умок и только головой покачивал.

— Плохой способ убивать человека. Бесчестный, — выразил гоблин свои собственные представления о методах умерщвления людей.

— Я должен убить Калкора! — процедил Рэп сквозь зубы. Ярость джотунна вновь оттеснила фавна вспышкой яркого пламени. Кулаки Рэпа сжались сами собой.

Маленький Цыпленок пожал плечами.

— Вотвот, он предупредил меня, что ты придешь и что тебе нужно будет мое слово.

— Ты разделишь его со мной?

— Нет, — показал в радостной улыбке все свои острые белые зубы гоблин. — Хорошо быть сильным.

— Сильным ты и останешься. Достаточно сильным, даже поделившись словом.

Но Цыпленочек с сознанием превосходства отрицательно покачал головой:

— Сколько ты уже набрал?

— Не скажу.

— И я не скажу, — затрясся гоблин, разразившись скрипучим смехом. — Вот не скажу, и все, а магией, Плоский Нос, волшебное слово не вытянешь. Ну, какие еще козыри у тебя в запасе?

Раша пробовала сломить Рэпа, скрутив болью, а потом угрожала подвергнуть такой же пытке и Инос, но гоблины не чувствуют боли и ни о ком, кроме себя, не тревожатся. Впрочем, у Маленького Цыпленка было одно уязвимое место — его людоедка, и если она еще жива… Но Рэп тут же отбросил эту мысль как недостойную. Не важно, как велика его ненависть к пирату, но фавн не мог ради отмщения губить невинного человека. Оставались либо уговоры, либо угрозы.

— Если Калкору удастся меня убить, что наверняка случится, если ты не поделишься со мной своим словом, то твое пророчество не сбудется. Ты не сможешь отвезти меня к Тотему Ворона, потому что моя голова останется на Божьем Суде.

— Ага! Слово в слово. Он, похоже, отлично тебя знает, — от души веселился гоблин. — Он предупредил меня: отдай я тебе слово — и ты колдуном станешь. А где это видано, чтобы колдунов пытали?

Рэп был ошеломлен. Он не мог понять, почему Калкор так небрежен со словами гоблина, если прекрасно знает, что фавн уже маг? Либо пират абсолютно уверен в собственной волшебной силе, либо в курсе чегото, о чем Рэп не подозревает.

«Хранители! — мелькнула в голове догадка. — Джотунны находятся под покровительством Блестящей Воды. Колдунья обещала Калкору защиту?!»

Но, возможно, пират пустил встречу Рэпа с гоблином на самотек, потому что знал наверняка, что Маленький Цыпленок ни под каким видом не желал делиться с кемлибо своим словом. Предвидение же Рэп использовать не осмеливался.

Бросив еще один магический взгляд в комнату Калкора, Рэп убедился, что тан беспробудно спит на соломенном тюфяке. Приходилось признать, что пират попросту положился на нежелание слова быть сказанным. Гоблин никогда не был сговорчивым и теперь жадно смаковал собственное упрямство, заставляя Рэпа себя упрашивать. Существовала и еще одна возможность — Калкор во сне наслаждался бесплодной борьбой фавна.

Джотуннская кровь вскипела в жилах Рэпа. Сжатые в кулаки руки тряслись от сдерживаемой ярости. Гнев застилал глаза.

«Если мне не удастся его заставить, — скрежетал зубами Рэп, — я убью этого молодца. Калкор — неплохой провидец и действительно отлично меня знает. Такой итог наших переговоров, возможно, развлечет его».

— Что ты скажешь, если я пообещаю тебе себя?

— Мало ли что можно наобещать! — насмешливо возразил гоблин. — Ты позволишь мне убить тебя?! Колдуна? Меня не проведешь, Плоский Нос. Давай просто доверимся Богам.

— Я жажду убить его, — настаивал Рэп, постепенно приходя в отчаяние, — отомстить за Гатмора. Этот Божий Суд — мой единственный шанс. Скажи мне слово, и я клянусь выполнить твое пророчество. Вместе с тобой я вернусь к Тотему Ворона и дам тебе убить меня.

Гоблин вновь рассмеялся, но Рэп разглядел в чертах безобразного лица тень нерешительности.

— А как же женщина? Ты избавил ее от уродства, убрал с нее ожоги.

— Она дочь вождя, я ведь говорил тебе. Она должна была выйти замуж за вождя, и она это сделала.

— Не возьмешь ее? — недоверчиво поинтересовался Маленький Цыпленок.

— Нет, ее я не возьму. Она выбрала другого.

— Значит, ты стараешься не ради нее?

— Сколько раз повторять? Я делаю это в память о Гатморе. Пойми, смерть Калкора ничего не изменит в жизни Инос.

— Не важно, — упрямо тряхнут головой Маленький Цыпленок — Не скажу тебе мое слово. Вот такто, Плоский Нос Сделаем иначе — ты скажи мне свои, а я убью тана для тебя, а потом возьму тебя, и мы пойдем к тотему Ворона.

Рэп с трудом сдержался, чтобы не свернуть гоблину шею. Презренный зеленый коротышка даже не подозревал, насколько близок к смерти.

— Скажи или умрешь! — прохрипел Рэп. — Клянусь, я убью тебя, падаль! Пусть Боги отшвырнут мою душу, но я убью тебя.

— Уже не падаль! — Маленькие глазки восторженно вспыхнули.

Но Рэп превосходно видел, что в душе гоблин сомневается. Прежде фавн никогда не углублялся в сложности гоблинских обычаев, но сейчас он мог сделать это без особого труда. Быстро коснувшись воспоминаний гоблина, Рэп возликовал.

— А я говорю, что ты все еще моя падаль. Да, Маленький Цыпленок, ты моя падаль!

— Не падаль! — захрипел гоблин. — Разве я не спас тебя от импов в Мильфлере?!

Зрение мага заметило и чрезмерное напряжение шеи, и обильный пот, и вдруг заколотившееся сердце. Гоблин лгал.

— Нет, и ты знаешь это, — снисходительно фыркнул Рэп. — Никто не собирался меня убивать. Я убрался без твоей помощи! Вспомни, я звал тебя, когда ты набросился на солдат. Ты нагло ослушался моего приказа, так что то, что ты делал, не считается.

Цыпленочек набычился от ярости, но отрицать обвинений не посмел. Рэп удовлетворенно хмыкнул, очень довольный успешной атакой.

— Такто! Ты, гоблин, все еще моя падаль. Падалью ты и останешься! Калкор намерен убить меня сегодня. Так он и сделает, если ты не разделишь со мной слово. Сейчас, в Хабе, ты действительно можешь спасти мою жизнь. На этот раз — да! Сделаешь это и больше не будешь падалью. Действительно не будешь!

Размышлять гоблину было нелегко. С натуги он даже губы выпятил. Потом хитро покосился на фавна.

— Я хочу убивать тебя очень, очень медленно.

— Я выдержу столько, сколько смогу, — пообещал Рэп. — Во всяком случае, дольше, чем ктолибо когдалибо.

Он с легким сердцем пообещал эту страшную вещь, уверенный, что посул останется невостребованным. Белое сияние — его судьба, оно настигнет Рэпа, вероятно, еще до захода солнца. Фавн не рассчитывал выжить настолько долго, чтобы вновь увидеть Тотем Ворона.

— Ты клянешься, Плоский Нос? — Гоблин как мог заботился о своих интересах.

— Я клянусь любым Богом, каким пожелаешь.

— Что ж, Плоский Нос, как я помню, клятвы ты выполняешь. — Предвкушая свой триумф, гоблин усмехнулся и облизал губы. — Велика честь! Я сделаю это. Я разделю с тобой свое слово.

2

Дождь немилосердно барабанил по насквозь промокшему пологу шатра, просачивался сквозь швы и, собираясь в тяжелые капли, срывался на голову Рэпу и седому джотунну — его помощнику. Пол палатки тоже пестрел лужами. Рэп отлично слышал гул зрительской толпы, месящей грязь по мокрой жиже вокруг поля. Но, вероятно, изза скверной погоды народу собралось значительно меньше, чем в прошлый раз, да и те вряд ли много рассмотрят изза сгущающегося тумана, оседавшего на поле, больше похожем на серебристое болото. В густых, как наземная грязь, тучах то и дело грохотал гром, рыча над головами людей. Волшебное окно не ошиблось в определении погодных условий.

Оно само все это организовало.

Именно это делали волшебные окна! Они не опускались до пассивного пророчества. Они действовали, подправляя течение событий так, чтобы как можно лучше услужить интересам хозяев. Кто был владельцем Краснегарского окна, оставалось пока неразгаданной тайной, но только не Калкор. Окно уже уничтожило его так же надежно, как в свое время угробило прадедушку Инос. Тогда, на «Кровавой волне», Рэп рассказал Калкору о будущем поединке между ними и тем самым возбудил интерес пирата к оригинальному развлечению. Теперь тан упорно желал этой схватки, но ему бы и в голову не пришло устраивать подобное состязание, если бы не подсказка волшебного окна.

Окно загнало пирата в ловушку. Краснегаром ему не править, хотя бы изза нарушения Протокола — Калкор посмел наслать чары на регента, чтобы принудить правителя назначить второй Божий Суд — за что Хранители обязаны наказать виновного. Каким бы ни был исход поединка с Рэпом, Калкор умрет.

Многое, прежде секретное, стало для колдуна очевидным.

Рэп понял горькую правду сразу же, как добавил себе четвертое слово. Но для него это знание уже не имело значения, джотуннская часть его души все еще жаждала крови.

«Я отомщу за Гатмора, любой ценой, но отомщу, — твердил себе Рэп. — Это дельце не для правосудия Хранителей, я сам должен либо заставить Калкора заплатить за содеянное, либо умереть в этом бою».

Своего отца Рэп не помнил, но знал, что тот был джотунном — прямой потомок многих поколений убийц. Неудивительно, что Рэпа сейчас обуревала кровожадность, так свойственная джотуннам. Не ради Инос шел Рэп на смертельный поединок, хоть и было объявлено, что фавн — защитник королевы Краснегара, как и предлагало магическое окно. Но Рэпто знал, что дерется в отместку за друга, убитого самым безжалостным образом по прихоти распоясавшегося пирата.

Кровь! Желанная кровь!

Добравшись до табуретки в своем шатре, фавн тяжело рухнул на нее. Каждый мускул его тела ныл и болезненно пульсировал, каждая косточка разламывалась от усталости после бурной, бессонной ночи. Да и в предыдущие сутки он отдыхал мало. К тому же он запретил себе пользоваться магией и изза этого сильно маялся. Длинная полоса медвежьей шкуры вонючей кучей лежала на мокрой траве рядом с фавном. На другой табуретке примостился древний старец, глашатай поединщика, облаченный в красный плащ и занятый теперь тем, что затачивал топор для Рэпа. Огромный боевой топор лежал на коленях старика, и тот, размеренно ширкая камнем вдоль лезвия, заострял и без того тонкий край, способный мгновенно разрезать даже паутинку. Рогатый шлем и видавший виды рог дожидались джотунна на траве.

— Тебе пора подготовиться, — проворчал старик, недовольно хмуря лохматые седые брови.

Для Божьего Суда Рэп джотунна не устраивал. Он был убежден, что полукровкам не место на священных джотуннских церемониях. К тому же фавн, сидящий перед ним, совершенно не походил на бойца.

— Время терпит! — огрызнулся Рэп.

Он был совершенно прав, и если ему чтото и надлежало делать, так это практиковаться в колдовстве, привыкать к обретенной силе. Может быть, гоблинское слово оказалось непомерно мощным: оно все еще гулко отдавалось в мозгу Рэпа. Услышав шепот Маленького Цыпленка, Рэп пережил нечто похожее на катаклизм, словно на него разом обрушился лишний набор чувств. Ни одно из прежних слов так не срабатывало. Но возможно, это просто значило быть колдуном.

Теперь волшебное пространство стало для фавна родным; магия органично наложилась на реальность, отнюдь не сливаясь с ней. Рэп видел и чувствовал пространство, ощущал его вкус и запах, он дотрагивался до него, слышал его — и в то же время ни одно из человеческих слов не подходило к определению знаний колдуна. Это была совершенно иная плоскость мира, уровень, куда он мог переместиться, не сходя с места. Хаб попрежнему остался великим городом, но теперь, увиденный в ином измерении, предстал перед фавном вселенной, населенной тенями и светлячками колдовства.

Мерцающие огонечки отгонялись рычащими громовыми раскатами, а их отшвыривали уродливые, расплывчатые тени… Среди этой мощной толчеи сновали малюсенькие вихри и крошечные искорки слабой магии: женщина, окутывающая чарами любовника; чародей повар, творящий кулинарный шедевр для господского стола; пройдоха торговец, надувающий простака клиента… Он видел их и в их естественном облике, и в их проекции силы в магическом пространстве. При желании Рэп мог обозреть оба мира и одновременно, и по отдельности. Рэпу теперь катастрофически не хватало слов и понятий; привычный набор оказался недостаточен — «пурпурный» и «пронзительный», «едкий» или «угловатый», даже «гневный» — все это не годилось. Нет, простому человеку колдуна не понять. Неудивительно, что колдуны так резко отличались от обычных людей.

Все ли колдуны воспринимали оккультное пространство столь же отчетливо, как видел его Рэп, или такое прозрение зависело от силы самого колдуна? Но как ему понять, насколько он силен? На что ему ориентироваться? У фавна голова шла кругом от нахлынувшей мощи или, вернее, всемогущества. Но не самообман ли это — его ощущения? Возможно ли, чтобы он был именно таким, как ему мнилось?

Калкор в шатре на другом конце поля, не в состоянии усидеть на своей табуретке, стоя и чуть ли не пританцовывая от возбуждения, точильным камнем правил топор. Он уже снял всю лишнюю одежду и завернулся в медвежий мех, готовый в очередной раз упиться кровью. Почувствовав внимание Рэпа, Калкор ответил радостным взором своих сияющих сумасшедшинкой сапфировых глаз.

Для мага, с близкого расстояния, Калкор выглядел как полупрозрачный дух, изменчивый, хоть и довольно точный слепок с живого пирата. Для колдуна расстояние не имело значения, а тан представлялся извивающимся пламенем. В нем, искрясь, сплетались смертоносность, жажда насилия, звериная жестокость и ничего человеческого.

Твоя смерть на пороге, человечишко! — прогремел голос Калкора, а огонь, злорадствуя, взыграл пламенем.

Почему? — откликнулся Рэп, попрежнему молча и неподвижно сидя на табуретке. Старый глашатай рядом с фавном деловито продолжал точить острый топор. — К чему ты стремишься в своем безумии?

Калкор расхохотался:

Не знаешь? Ну так и не узнаешь! Не удостоишься!

Задумал колдовством корону заполучить? Не получится. Хранители не допустят. К тому же Протокол ты уже преступил.

Хранители, — презрительно улыбнулся джотунн. — Я не боюсь Четверки! Олибино не высунется, у него уже на руках три войны. Ему ли поднимать четвертую — джотуннов? Блестящая Вода на моей стороне. Однажды ночью она сама явилась на мой корабль, облаченная только в магию, в поисках моей сичы, жаждая насладиться моей неподражаемой страстностью.

Рэп так и не понял, до какой степени было правдой хвастовство Калкора. Вполне возможно, пират страдал галлюцинациями.

Искристый огонь вспучился, превратившись в когтистого, чешуйчатого монстра. Яд капал с острых верхних зубов и фонтанировал из нижних, а глотка изрыгала душераздирающую какофонию, заранее празднуя панихиду по усопшему.

Итак, двое — мои сторонники, а регенту война невыгодна. Я проведу голосование, Хранители не пикнут. Они не вмешаются, такто!

Пират находился в своем шатре и точил топор. Но добрый полет стрелы, разделявший обе палатки, — ничто для волшебного пространства. Своей вспышкой презрения Калкор словно щелкнул пальцами перед носом Рэпа. Фавну понадобилось собрать всю силу воли, чтобы побороть острый приступ ярости и не ответить молнией чудовищной силы. Мучительнее всего стало подозрение, поселившееся в сердце Рэпа. Сказанное таном могло оказаться правдой. Окно предоставит успех Калкору, если подобный исход поединка пойдет на пользу Дому Иниссо; и тогда Рэп — обманутый болван. В таком случае Инос с Анджилки тоже введены в заблуждение, а сам Рэп осужден здесь на гибель.

О бедный Краснегар!

Охваченный ужасом, фавн заглянул в недра разума Калкора. Страха он не нашел. Там не оказалось даже скольнибудь острого интереса к исходу Божьего Суда, так как пират давнымдавно утратил всякое ощущение ценности человеческой жизни, даже своей собственной. Поэтому и казалось непонятным, какимто роковым его страстное желание ввязаться в этот поединок. Объяснением могло служить только стремление отыскать опасность больше предыдущей; жажда риска требовала еще и еще увеличивать ставку. Пират, должно быть, вконец пресытился убийствами, грабежом и насилиями; и все же, если в жизни человека не было других стремлений, он не мог не захотеть достичь большего Неудивительно, что тан замахнулся на магию, и это очень усложнило ситуацию Если он переживет предстоящий спектакль, тогда ему останется лишь искать еще более величественный способ собственной смерти, потому что иных целей у него уже не останется — кроме славы в легендах о северном тане, явившемся на своем корабле в Хаб и игравшем королевской короной на Божьем Суде в столице Империи.

Громовой раскат разорвал небеса с провисшими тучами, заставив оглушенных людей схватиться за уши. Ливень обрушился на толпу с новой силой.

А после меня? Кто на очереди — регент? — спросил Рэп. — Или бренная оболочка императора? Мальчика тоже прихватишь? Каков последний штрих песни воина?

Взрыв дьявольского веселья преобразил монстра в сверкающий зубастый монолит, замерший посреди зловещего в звездном свете серебра верескового болота:

Не тебе знать это! Но я буду бессмертным!

Время близилось к полудню. Прибыл император с приближенными. Среди толпы вельмож виднелся Азак, он весь искрился краснотой изза проклятия Раши.

«Бедная колдунья, какой же ты была неряхой!» — запоздало посочувствовал Рэп.

Расстроенная до умопомрачения Инос оставалась слишком желанной, чтобы превратить влюбленного парня в еще более ненормального человека, чем Калкор.

«Бедняжка Инос, — вздохнул Рэп, — нет у тебя ни одного волшебного слова».

Ты сам знаешь, что не победишь, — прошелестел насмешливый шепот тана. — Я ни перед кем не склоняюсь. Для меня нет законов, кроме одного — смерти!

Как и для меня! — злобно огрызнулся Рэп.

Вместо ответа тан ударил.

В обычном мире все осталось на своих местах. Оба глашатаяджотунна продолжали спокойно сидеть на своих табуретках подле бойцов, ни сном ни духом не подозревая, что вовсю идет противоборство магических сил. А в ином пространстве туманная сущность Калкора взмахнула кошкойдевятихвосткой.

Но сейчас Калкор не собирался ни убивать фавна, ни даже калечить его, пирату вздумалось пошалить, причинив боль. Кнута не существовало, как не было и деревянной палки, которой Рэп отшвырнул чары тана в сторону, ведь и то и Другое являлось лишь мысленными образами, картинами, мелькнувшими в воображении колдунов… И все же Рэп едва сдержал ответный удар несуществующей дубиной, сила которого могла бы проломить череп великана.

Калкора неожиданный отпор слегка удивил и даже позабавил.

Неплохо! — пробормотал он.

Давай еще, — предложил Рэп, протягивая руку через монолит магического пространства и рассчитывая на сокрушительный моряцкий армреслинг.

Калкор остался верен себе, он ударил мечом, сделав чудовищный выпад, по руке противника.

Рэп крепко сжал то, что попало в его ладонь. В магическом пространстве не имело значения, какой конкретно образ измыслил тот или иной колдун, важна была исключительно волшебная сила.

Теперь противники мерились мощью. Рэпу представлялся не меч, а пальцы тана, и они были мягкими как воск. Он сжимал их, почти не встречая сопротивления; возликовал, почуяв, что причиняет боль, и с удовольствием любовался глазами джотунна, внезапно полыхнувшими паническим страхом. Удовлетворенный, он быстро оставил Калкора в покое, калечить джотунна до срока фавн не хотел. Своим топором пират, пожалуй, мог бы изрубить Рэпа в кусочки, но как колдун он был слабоват.

Невольно вскрикнув, тан отпрянул, чем вызвал искреннее изумление своего глашатая. Магическое же пространство заполнилось гнилистой плесенью, пучившейся зловонными пузырями липкой слизи. Изначально одаренный силой и смелостью, сообразительностью и красотой, имевший длинную череду благородных предков, Калкор безжалостно уничтожал в себе все достойное, шагая сквозь кровь и жестокость до тех пор, пока не уверовал в то, что он есть единственный, неповторимый и лучший из лучших.

А теперь он столкнулся с тем, кто превосходил его.

Ужас пенился мерзостью отвратительной угрюмости, вспучиваясь над бездонным провалом… С тихим треском лопались пузыри, наполняя пространство миазмами страха…

Рэп, наблюдая за этими корчами, с трудом подавлял в себе брезгливость. Он видел страх Калкора, но такого страха фавну было мало.

Нет, тан! Я тебя уничтожу точно так же, как ты уничтожил Гатмора. Я буду гонять тебя по всему полю, как зайца. А под конец ты поползешь на коленях перед улюлюкающей толпой и станешь молить регента о милосердии, но он откажется прекратить поединок. Сегодня у импов будет грандиозное развлечение, и десятилетиями барды будут распевать шуточные песенки, разнося по городам и весям сказ о том, как пират из северного края, явившись в Хаб с великой помпой, кончил, драпая от фавна.

Стоя в своем шатре и обхватив себя за плечи, Калкор оборонялся:

Никто не поверит! Все догадаются, что ты воспользовался колдовством!

Не важно! Главное, что сейчас они от души посмеются.

Калкор никогда бы не стал пиратом, не умей он справляться со страхами. Он давнымдавно износил свою боязнь смерти, а теперь преодолел еще больший кошмар — опасение быть смешным.

Вот, значит, как ты надеешься отомстить за своего другаморяка? — с издевательским безразличием промолвил тан.

Да! — выкрикнул Рэп, вздрагивая от нехорошего предчувствия. — О да!

Действительно? — недоверчиво улыбаясь, покачивал головой Калкор. — Гатмор… не так ли его звали?.. Любопытно, как бы он сам отнесся к избранному тобой способу?

Радость Рэпа как рукой сняло. Гатмор ненавидел и презирал колдовство.

А ты сам? — продолжал нажимать Калкор, сверкая сапфировыми глазами, словно звездами. — Какое удовлетворение получишь ты сам, убив человека с помощью колдовства? Горечь разочарования, и только. Верь мне, в этом я толк знаю. Что для меня действительно ужасно, так это смерть от старческой немощи. Не хочешь со своей местью прийти попозже?

Нет, я хочу правосудия! — презрительно выкрикнул Рэп.

Колдовством правосудия не добудешь, крошка фавн! Как колдун ты сильнее меня, согласен! Однако как быть с Протоколом, с которым вы все носитесь? Ты не забыл, я тан Нордландии. Против меня недопустимо применять магию. Попробуй, и Хранительница Севера обязана будет наказать тебя. Какая же справедливость — умереть обоим? А впрочем, давай, бей! Не хочешь?

Калкор, наблюдая за унынием Рэпа, хохотал, рассыпая алые всполохи по магическому пространству. Корчи багрового огня настойчиво преобразовывались в окровавленные куски трепещущей плоти…

Ну, мастер Рэп, как же быть? Смерть для обоих изза бесчестного колдовства или поединок двух мужчин? Ты ищешь мести, а я — бессмертной славы! Примирение меж нами невозможно, не так ли? Один должен уйти! Тем более что на кону королевство. Припоминаешь? Так как, мастер Рэп, битва колдунов или поединок мужчин?

Рэп вспомнил Гатмора. О себе он не думал, считая, что обречен в любом случае… но Гатмор должен быть отмщен. И как ни протестовал фавнскии здравый смысл против взбесившейся джотуннскои сущности, Рэп предпочел совершить безумие. Какими бы ни были малыми его шансы в человеческом поединке с таномчудовищем, но только так Рэп получит реальное удовлетворение от своего мщения. Калкор прекрасно видел колебания противника и вновь почувствовал себя хозяином положения. Капитан «Кровавой волны» высокомерно ухмыльнулся и презрительно бросил:

Трус!

Вскипев от незаслуженного оскорбления, джотуннская половина вновь оттеснила фавна на второй план.

Будет честный мужской поединок, ты, ублюдок! — заявил Рэп и, вскочив на ноги, сорвал с себя камзол.

Рэп выкрикнул это вслух, и его облаченный в красное старик глашатай удивленно уставился на парня. В шатре на противоположном конце поля Калкоров глашатай, тоже древний старец, вдруг поднялся с табурета, тяжело выпрямился и, шатаясь, вышел под дождь, подхватив по дороге шлем и рог. Только оказавшись под свинцовым небом, он ошеломленно замер, потрясенный собственной резвостью, но так толком и не уразумев, что подчинился воле колдунаполукровки.

Особенно мощный громовой раскат заставил старика подскочить на месте. Ему почудилось, что вотвот спустятся с небес разгневанные Боги. Убедившись, что вокруг пока спокойно, глашатай поднял все еще трясущимися руками рог, приблизил к губам мундштук и начал церемонию вызова.

— Ага! — обрадовался глашатай Рэпа и, встав с табурета, опустил топор. Затем надел шлем, взял в руки рог и заковылял наружу трубить ответ.

Рэп, быстро обернув вокруг бедер кусок медвежьей шкуры, последовал за ним.

Дождь обрушился на него промозглым, липким саваном, но зимний холод не способен был притушить огонь его ярости. Рэп маялся без дела, переминаясь с ноги на ногу, пока старик глашатай бормотал ему древнюю тарабарщину священного ритуала на какомто давно забытом диалекте.

Убить Калкора! — било в набат магическое пространство.

Сквозь дождь шатер тана едва можно было различить. Возле этого синего пятна глашатай Калкора не был виден. И все же, несомненно, и другой глашатай добросовестно выполнял предписания древнего ритуала.

Убить Калкора! — звенело пространство.

Сердце Рэпа колотилось в унисон словам: «убить — его — убить — его — убить — его — убить — его…» Каждый мускул вздрагивал, готовый к действию. Ему очень хотелось приказать старому джотунну, жрецу или священнику, кем он там был, чтобы тот поторапливался; и наконецто старец глашатай кончил надоедливое бормотание и, напрягая руки, поднял топор вертикально вверх. Он держал его в вытянутых руках, ожидая, когда Рэп примет боевое оружие. Памятуя видение магического окна, Рэп знал, что Калкор возьмет топор одной рукой, как требовал священный ритуал. Фавн действовал без претензий, схватив топорище обеими руками, и… чуть было не выронил его. Боевое оружие оказалось слишком тяжелым для полукровки: отполированная до блеска железная рукоять была длиннее, чем его нога, и столь толста, что фавн не мог толком обхватить ее. а широченное лезвие запросто могло служить ему щитом. Но хуже всего было то, что Рэп не имел ни малейшего представления, как сражаться таким оружием.

А Калкор имел.

Взвалив ужасную штуковину на плечо, Рэп потащился вперед по мокрой траве. Дождь заливал глаза и стегал ледяными струями по голой коже. Измученные ноги болели, бессонная ночь заставляла его шататься от слабости, но как бы плохо ему ни было, Рэп старательно избегал колдовства, ведь он согласился следовать правилам Божьего Суда. Они договорились с Калкором драться на топорах, как обычные смертные, и фавн честно выполнял соглашение.

Прямо над головой оглушительно грохотал гром, устремляя вдаль раскатистое эхо и сливаясь с не менее громким гомоном многочисленной публики. Тысячные толпы зрителей, явившихся полюбоваться редким зрелищем, мокли напрасно. Плотная завеса дождя вряд ли позволит большей части из них увидеть поединок.

Из пелены дождя и тумана двигалась к Рэпу неясно различимая человеческая фигура. Как и Рэп, обнаженный, со шкурой на бедрах, Калкор нес на плече точно такой же, как и у фавна, топор. Очень скоро один из них умрет. Именно: это предсказывало магическое окно.

Но кто именно, оно не указало.

Рэп запрещал себе пользоваться колдовством… отказался от ясновидения… самый обыкновенный фавн, он двигался вперед, соблюдая все меры предосторожности. Завидев Рэпа, Калкор снял топор с плеча и понес его как обычную дубину, повернув обухом к себе и выставив вперед остро отточенный полумесяц лезвия. Зная, что в подобных битвах тан был экспертом, Рэп точно скопировал стойку противника. Бойцы замерли друг против друга примерно на расстоянии трех шагов, Даже не замечая, что стоят в луже.

Толпа в напряженном ожидании затихла. Дождь шипящими струйками шлепал по измокшей траве.

Калкор радостно улыбался скаля белые зубы на бронзовом лице демона. Улыбка выдавала его чувства — истинно джотуннскую, безумную жажду крови. Он мнил себя величайшим из убийц всех времен и народов, одним из тех, кто предпочтет ласкам женщины кровавую расправу над мужчиной.

«Гатмор!» — мысленно позвал Рэп.

— Ты, недочеловек, готов умереть? — произнес Калкор.

Рэп пренебрег оскорблением и ничего не ответил, бесстрашно глядя в блестящие сапфировые глаза и, на всякий случай, внимательно следя за магическим пространством, ежесекундно готовый отразить колдовской натиск. Вдалеке пророкотал очередной раскат грома.

Калкор сделал шаг вперед.

Рэп ответил тем же.

Тан, насмешливо скалясь, вздернул бровь и пообещал:

— Я быстро управлюсь.

Пробуя оружие, он махнул топором, стремительно рубанув воздух и пока еще не собираясь доставать врага.

Рэп не стал отвечать на этот выпад. Наблюдая, он ждал, понимая, что если у джотунна в два раза больше мускулов, то и продержаться противник может в два раза дольше. Рэп решил, что ему лучше всего сделать ставку на скорость, ведь руки, сжимавшие топорище, и так уже побаливали. В этой смертельной игре роковой исход мог предрешить один случайно разбитый палец.

Нахмурившись, Калкор приблизился еще на полшага. Теперь они и впрямь были в пределах досягаемости друг друга.

— Вперед, парень! Даю тебе фору. Пожалуй, тебе не мешает попрактиковаться!

Рэп опять ничего не ответил Калкору, продолжая внимательно следить за каждым движением противника. Фавн честно держал слово и не пользовался ни колдовством, ни ясновидением, ни даже интуицией… но чтото подсказывало Рэпу, что Калкор храбрится от неуверенности в себе. Чтобы рассеять возникшее подозрение, Рэп прошептал пересохшими губами:

— Давно ли ты знаешь свои слова, тан?

Калкор лишь молча улыбнулся… Перехватил топор… Мускулы правой ноги заметно напряглись.

Дождь заливал Рэпу глаза, но фавн не обращал на это внимания и продолжал допытываться:

— Как давно ты их знаешь? Сколько лет тому назад ты в последний раз дрался с кемнибудь без помощи колдовства, а, Калкор?

Тан рубанул топором сверху вниз. Острое лезвие сверкнуло в воздухе. Фавн отразил удар. Звон поплыл над ареной, фавна отбросило назад Рэп все еще восстанавливал равновесие, а Калкор, злобно сверкая глазами, уже наносил следующий удар.

На этот раз Рэп был готов к отступлению и, отпрыгнув в сторону, парировал удар.

Волна дикой радости захлестнула Рэпа. Калкор был сильнее, но быстротой фавн превосходил пирата. Теперь Рэп не сомневался, что джотунн основательно позабыл, как драться без помощи колдовства. Отказавшись от магии, великий и непобедимый пират стал неуклюжим, как новичок.

«Боевой топор — слишком тяжелое оружие, чтобы махать им как палкой».

Теперь Рэп преследовал джотунна, опустив свой топор. Калкор имел преимущество в росте. Неожиданно тан нанес встречный удар, целясь по голеням Рэпа. Такого фавн не ожидал.

Любой бывалый воин наверняка подпрыгнул бы, а Калкор бы просто повернул обух топора, выставив острие навстречу опускающимся ногам, и на том поединок бы и окончился. К счастью, Рэп воином был скверным, да к тому же изза ночной пробежки все тело фавна ныло от изнеможения. Потомуто он, чисто инстинктивно, отскочил назад, а свой топор вывернул так, чтобы поймать Калкоров в смутной надежде сцепить клинки и выдернуть скользкое топорище из рук тана.

Кланг!

Недооценив силы инерции, Рэп вновь потерял равновесие, а Калкор поспешил сделать еще один выпад и чуть было не достал ногу фавна. Но пират перестарался и подпустил Рэпа слишком близко. Стремясь обезопасить себя от топора противника, Рэп влепил ему коленом в пах.

Получилось неплохо. Калкор содрогнулся и пока перебарывал боль, Рэп успел отбежать на безопасное расстояние. Усталые и пыхтящие от натуги, но не раненые фавн и джотунн кружили вокруг друг друга…

Осторожность помогла Рэпу вовремя заметить слабое пока еще мерцание волшебного поля.

— Прекрати это! — выдохнул Рэп. — Еще раз замечу, взорву тебя. Клянусь!

Рэп не всматривался в намерения врага, он просто доверился предчувствию. Они с Калкором находились настолько близко друг к другу, что достаточно было простого зрения, чтобы сработало предвидение колдуна. Рэпу вспомнилось замечание Андора о том, что боец, наделенный ясновидением, — не проигрывает.

Калкор злобно оскалился, но промолчал; только глаза засверкали. Он ожидал пустяковой драки, а ему достался упорный и осторожный боец. Быть колдуном, долгое время действовать, полагаясь на магию, обеспечивая себе славу неустрашимого и непобедимого убийцы, а потом оказаться вынужденным сдерживать выработанную годами привычку — что может быть тяжелее?

Рэп знал, что устанет первым. Плечи у него уже разламывались от боли, а пальцы сводило судорогой. Гладкое железное топорище так и норовило выскользнуть из рук.

Бойцы кружили по полю, главным образом уклоняясь от ударов друг друга или отражая их.

Кланг! Кланг! Кланг!

Рэп двигался быстрее, чем пират, но и тот действовал достаточно энергично. Бледное лицо тана, его разинутый рот, тяжелое, прерывистое дыхание достаточно красноречиво свидетельствовали о его самочувствии. Фавн не мог видеть свое лицо, но зато слышал биение собственного сердца. Оно попрежнему требовало: убить его — убить его — убить его…

Оба бойца устали. Возможно, поэтому Калкор сделал топором чисто рапирный выпад по прямой, а Рэп автоматически парировал его направленным вниз встречным ударом именно так, как учил его сержант Тосолин. И напрасно — тан ловко уклонился, а Рэпа по инерции рвануло вперед, пока лезвие топора не зарылось глубоко в землю. Чтобы избежать убийственного удара Калкорова топора, парень бросился ниц. Над его головой прошипело железное лезвие. Однако тан поскользнулся на мокрой траве. Стремясь сохранить равновесие, Калкор шагнул шире, чем нужно, и оказался вблизи лежащего Рэпа.

Фавн не растерялся и ударил кулаком джотунна под колени.

Калкор рухнул на траву.

Рэп вскочил с триумфальным воплем, словно подброшенный пружиной, выдернул из земли и взметнул над головой боевой топор…

На краткий миг глаза противников встретились — для обоих мгновение оказалось часом. Рэп осознал, что человеческие силы его иссякни и, не убей он Калкора сейчас, другого момента больше не представится. Калкор, оказавшись перед лицом смерти, тоже понял, что не успеет подняться с колен, и дернулся, пытаясь увернуться от неизбежного удара, а на его лице застыли отчаяние и ужас.

Расставив в широком упоре ноги и уверившись в прочности своей позиции, фавн опустил топор.

— Победа! Гатмор! — словно безумный, вопил Рэп, предвосхищая свой разящий удар. Острое лезвие ужасного топора неслось вниз. Фавн вложил в это движение все силы, которые у него остались, извлекая их из каждого клочка мускулов. Но Калкор вовсе не собирался умирать, а тем более сдаваться. Джотунн в долю секунды дотянулся до облака и, выхватив из него молнию, швырнул ее вниз.

3

Мошенник! Подлый трус! — ярился Рэп, но в ушах так интенсивно звенело, что слышать себя фавн никак не мог. Все еще танцуя по лужам вокруг раскаленного до вишневого цвета топора, Рэп сообразил наконец, что кричит не вслух, к тому же руки срочно нуждались в восстановлении.

Вокруг, шипя, дымилась обугленная трава. Приведя в порядок свои руки, Рэп огляделся. Добрая половина зрителей, волнуясь, недоумевающе гомонила, пытаясь сообразить, что же всетаки произошло; остальные неистово молились, упав на колени прямо в раскисшую грязь. Ледяной, пронизывающий до костей ливень, не собираясь прекращаться, низвергался с небес.

И это называется мужской поединок? Лицемерное, лживое гнилье! — продолжал бушевать Рэп, но все его обвинения остались без ответа, ибо Калкор был мертв. Развязка произошла слишком внезапно. Зажаренная туша воняла паленой свининой.

Желая разобраться в случившемся, Рэп обнаружил, что может в своей памяти в замедленном темпе прокрутить назад прошедшие события. Узрев себя объятым фиолетовым пламенем, Рэп перестал удивляться тому, что толпа стоит на коленях и, причитая, молится.

Он скорее догадался, чем успел ощутить волны магии и тут же прикрылся волшебным щитом. Сфера засияла, обтекаемая молнией, затем смертоносная сила устремилась к его топору, раскалила железо докрасна, но, не успев его расплавить, метнулась к тану, который вызвал ее, и сразила незадачливого колдуна наповал.

Трусливое говно! Тактаки не сдержал клятву! Колдовства ему захотелось, — все еще злился Рэп.

Не желая умирать, Калкор отбил разящий топор молнией, а та обтекла магический щит Рэпа и ударила Калкора. Вот почему топор Рэпа остывал, воткнутый в землю почти впритирку к голове тана, а Рэп, воссияв, как Бог, вынужден был лечить свои обожженные руки. Не удалось Калкору спастись и поменяться с Рэпом ролями.

Так кто же убил Калкора? Рэп, Боги или Калкор сам поразил себя? Фавн не стал разгадывать этот ребус. Для него важно было лишь то, что, умирая, Калкор считал, что погиб от руки противника.

Что ж, хорошо!

Гатмору это бы понравилось.

Итак, Гатмор отмщен!

Победа добыта, но друга не вернешь. Пустая была затея.

Пусть именно Калкор вызвал молнию, а Рэп только среагировал, не подумав. Захотят ли Хранители учесть это смягчающее обстоятельство? Вряд ли они простят применение колдовства на Божьем Суде.

Оба старика джотунна, увенчанные рогатыми шлемами, ковыляя в красных мантиях, медленно и боязливо продвигались вперед, чтобы рассмотреть исход поединка. Развернувшись на пятках, Рэп зашагал прочь от насквозь промокших глашатаев, тоскливо гадая, что его теперь ждет. Проще всего, казалось, было исчезнуть из Хаба. Сделать это Рэп мог, но очень сомневался, что подобным способом ему удастся скрыться от Хранителей, захоти они настичь его. Неотвратимая судьба, слепящее таинство белого сияния дожидалась фавна, подобравшись совсемсовсем близко. Предчувствие тихо предупреждало его об этом. Рэп рискнул обратиться к предвидению, но, слегка дотронувшись, тут же отшатнулся. Да, оно ждало его, неумолимое, страшное.

Рэпа мороз продрал по коже. Как же ему хотелось убежать! Но бегство ужаса не ослабит, это он ясно ощущал. Разве что чутьчуть отсрочит неизбежную концовку. Фавн направился к императорской ложе, решив проститься с Инос.

Оба глашатая закричали вслед ему и замахали руками, требуя, чтобы Рэп вернулся и отрубил поверженному противнику голову, как того требовал древний ритуал. Но фавн оставил возмущение стариков джотуннов без внимания.

Рэп ни в коем случае не собирался появляться перед Инос в набедренной повязке и с торчащими изпод нее волосатыми ногами. Когда он подрос, он в конце концов заставил себя привыкнуть к этому недостатку. Однако позже волосатость ног приобрела плотность и длину скошенной луговой травы, и Рэп стал отчаянно стыдиться своих нижних конечностей. Он очень сожалел, что Боги, перетасовывая родительские гены, не дали ему джотуннских ног.

Рэпу не понадобилось возвращаться в шатер за одеждой, которую он там оставил. Быстро шагая сквозь дождь и ветер, он создал себе новый наряд: изящный костюм из мягкой кожи, нечто вроде мундира управляющего Форонода. Рэп отдал предпочтение коричневому цвету, сделав одежду однотонной. Это было уже не магическое, а колдовское одеяние, не требующее к себе дальнейшего внимания. Теперь Рэп прекрасно осознавал подобные различия.

Шлепая по лужам в новых башмаках, он не переставал размышлять о ближайшем будущем. Рэп с горечью осознал, что смерть Калкора, в сущности, ничего не решала Гатмора она вернуть не могла, а Краснегар попрежнему оставался без монарха. Да и присущую Рэпу джотуннскую ярость гибель пирата не уняла. Неуемный гнев не утихнет еще много долгих дней. Но хуже всего, что теперь не на ком было сорвать ядовитую злость. Смерть подобралась близко, хотя вряд ли ктонибудь успеет пострадать от его руки.

«Почему это неотвратимо? Не хочу агонии в ослепительной белизне!» — тщетно взывал он к Богам.

Рэп очень хотел жить, и знание того, что конец приближается, делало его донельзя несчастным.

Кордон легионеров неохотно расступился перед ним, пропуская фавна в императорскую ложу. Пурпурный сафьяновый полог сегодня был больше, чем накануне, давая возможность большей части толпы придворных спрятаться от ледяных струй дождя. Мокли только гвардейцы и слуги.

Рэп гордо взбирался вверх по склону, уверенно приближаясь к щуплой фигурке регента с елейной мордашкой. Крашеный русал восседал на деревянном кресле, обитом на скорую руку парчой и поэтому выглядевшем пародией на трон. Чувствуя презрение к этому ловкачу, Рэп заставил себя поклониться, скрыв за небрежным кивком открытое оскорбление. Искушенный в интригах двор замечал все и вся — ктото прятал довольные улыбки, а ктото гневно хмурил брови. И те и другие политические группировки не смели откровенно демонстрировать свои чувства. Рэп презирал этих прихвостней, стремящихся взобраться вверх, все равно по чему, по трупам или по живым телам. Он презирал их, этих благополучных паразитов, щегольски разряженных в причудливые плащи и мантии, в искусно сплетенные кружева манжет и воротников и упакованных в теплые камзолы. Вчера он о них и не вспомнил, а сейчас внутреннее зрение колдуна вынуждало его читать все их помыслы и чаяния. Презрение было взаимным: Рэп отлично видел и кривящиеся губы, и вздернутые брови, и насмешливые взгляды расфуфыренных вельмож, устремленные на колдунадеревенщину.

На отшибе под дождичком млел Маленький Цыпленок, с ухмылкой мечтая о том, как он изобретательно станет пытать фавна.

«Мечтай на здоровье, маленькое зеленое чудище! — сочувствовал гоблину Рэп. — Твоя жертва обманула тебя, но свою силу ты скоро получишь назад. Всю целиком получишь».

Сказав Рэпу слово, гоблин остался в сарае и долго проверял, ломая голыми руками поленья, не уменьшилась ли его сила.

Рядом с гоблином неподвижной глыбой возвышался посол Нордландии. Старый джотунн старался казаться бесстрастным, но колдун не мог не видеть тайного удовлетворения, испытываемого Крушором от смерти Калкора. Не нравилось старику излишнее любопытство пирата относительно его сексуальных тайн. Гибель Калкора ни в ком никакой скорби не вызвала.

Отыскав взглядом великана джинна, Рэп внимательно вгляделся в султана, попрежнему запеленутого в мохнатое проклятие. Тот стоял, изнывая от страха и вины, не смея шевельнуться, но отлично прятал за высокомерной ухмылкой свои истинные чувства. Неудачно попытавшись убить Рэпа самым подлым образом, султан теперь, когда бывшая жертва стала колдуном, обмирал от ужаса в ожидании мести фавна.

«Дылда султан, как же ты схож с Зиниксо. Те же недоверие и опасение ответной подлости или гадости. И почему негодяй мнит, что все остальные столь же подлы и мстительны, как он сам? Надо же, сейчас он ждет, что я поспешу сделать Инос вдовой, ведь онто поступил бы именно так. Варварубийца! Как могла Инос… но это ее дело», — оборвал себя Рэп.

— Удар молнии — неожиданная случайность, мастер Рэп, — ласково промурлыкал регент. — Посол нас уверил, что теперь ты имеешь право на титул «таноубийца».

Намеренно демонстрируя предупредительность, регент был особенно мерзок. Рэп едва сдерживался, чтобы отвращение, испытанное им к лицемеру, не вылезло наружу. Хорошо, что хоть магией русал не обладал. И в реальном мире, и в магическом пространстве он оставался тем, кем был, если не считать крашеных волос. Так что, несмотря на имперские черты лица, истинный цвет его волос и бровей подтверждал, что регент был русалом, хоть и достаточно ловким, чтобы умело прятать этот факт. Но свое неуемное честолюбие, изуродовавшее его душу, скрыть от колдуна он не мог.

— Называйте меня как вам угодно, ваше высочество, — произнес Рэп и невольно мысленно потянулся к Инос.

Улыбка Инос сияла как ласковый летний рассвет. На ее бархатном темнозеленом плаще блестели мириады прозрачных капель. Очарованный этим зрелищем, Рэп, забывшись, едва не превратил их в настоящие бриллианты, но вовремя остановился. Ему было приятно убедиться, что Маленький Цыпленок не единственный, кто рад его победе на Божьем Суде.

«Зачем она только так откровенна? Замужней даме следует считаться с мнением мужа, а ее восторг виден всем. О Инос! Не надо! Перестань!»

Но девушка продолжала откровенно радоваться.

Ее тетка стояла рядом с ней и тоже лучилась улыбкой, глядя на своего протеже, как будто Рэпколдун был всецело ее изобретением. Фавн великодушно не протестовал против гордых амбиций Кэйд.

— Полагаю, теперь окончательный вердикт Хранителей мы услышим в Круглом зале, — заявил регент. Вспомнив об унижении, нанесенном ему именно в зале, регент на секунду замялся, но привычно скрыл испытываемую неловкость за наглым апломбом. — Я не сомневаюсь, что Хранители подтвердят, что смерть тана произошла по воле Богов, а не изза колдовства.

— Это было колдовство, — мрачно заявил Рэп. Фавну доставило удовольствие стереть лицемерную ухмылку с лица регента.

Побледнев, русал сник в своем переделанном под трон; кресле, а придворные вельможи, услышав слова Рэпа, отпрянули кто куда. Рыхлая принцессарегентша с кислой миной; на физиономии тяжко застонала и еще капризней скривила губы; этой рохле осталось только зарыдать от страха. Даже маленький принц отшатнулся назад с округлившимися глазами.

Чтото неладное было с мальчиком, и Рэп повнимательнее пригляделся к нему. Но тут же себя одернул — не ему решать проблемы императорской семьи.

Рэпу казалось, что он никогда не хотел быть колдуном. А так ли это? Он заставил себя вспомнить, как украл слово у Сагорна, а потом унижался перед гоблином, вымаливая еще одно волшебное слово.

«Сколько интриг, чтобы стать колдуном! — вздохнул про себя Рэп. — Кого я пытаюсь одурачить? Себя?»

Глаза Рэпа задержались на непробудно спящем старике. Тот сидел, плотно укутанный в теплый плед и надежно втиснутый в переносное кресло. Этот полутруп, должно быть, был старым императором. Об этом бедняге шла добрая молва. Огонек его жизни едва теплился, но все же горел. Вчера мага Рэпа крайне озадачивало странное несчастье старика. Сегодня возросшая мудрость колдуна мгновенно распознала причину беды. Видение угнездившегося под черепной коробкой черного паукообразного пятна, вонзившего отростки своих лап в мозг императора, ужаснуло Рэпа. Первым побуждением фавна было вырвать чужеродное образование. Мог ли он сделать это, не разрушив мозг страдальца? Скорее всего, мог, но фавн опять одернул себя, ибо это не его дело. Вопервых, всех больных огромного мира одному ему не вылечить, а вовторых и вглавных, колдовство к императорам и их семье неприменимо.

Неуклюжая машина имперской политики в лице регента все еще скрежетала по грязи житейской суеты:

— Вполне вероятно, что ты, колдун, мог нарушить Протокол. Тан являлся послом по особым поручениям, специальным представителем Нордландии. Может ли Нордландия принять во внимание, что… — Регент бубнил чтото о политике, праве престолонаследия и прочей чепухе. Рэп не мешал ему, попросту не слушал, что долдонит этот узурпатор.

Вельможные подхалимы, столпившиеся вокруг него, кивали в полном согласии с его доводами и от души потешались над неотесанным деревенщиной, неспособным сообразить, что к чему, а себя успокаивали мыслями об охраняющих их Хранителях.

«Что же это за белое сияние? — вновь задумался Рэп. — Может быть, суд Четверки? Нет. И Литриан, и Блестящая Вода, безусловно, узнали бы свою руку в моем таинственном будущем, а они остались в недоумении. Нет, дело не в приговоре. Ну почему эти треклятые Хранители вообще должны вмешиваться изза Калкора? Сначала долгопредолго равнодушно игнорировали пирата, а потом вдруг разобиделись, что нашелся ктото, кто положил конец его зверствам. Где же тут справедливость — наказывать того, кто остановил негодяя?» — медленно, но верно закипал гневом Рэп, все еще стараясь казаться спокойным.

Вновь внимание фавна привлек мальчик. Худышка принц, с белым как мел лицом, таращился на колдуна пустыми глазищами, дрожа от холода в тонюсенькой одежонке Рэп так и ахнул, разглядев, сколько чудовищных рубцов и синяков было на ягодицах ребенка. Кроме того, над личностью паренька нависало нечто вроде туманной паутины, опутывая его этим кошмаром, как рясой с капюшоном… Ужасное видение!

— …поэтому мы требуем твоего присутствия, — высокомерно заключил регент. — Также и султан Азак, и…

— В этом не будет нужды! — огрызнулся Рэп, которому осточертело многословие русала.

Занявшись Азаком, фавн стал рассматривать сущность султана сквозь магическое пространство. Там маячил тусклый силуэт гиганта, окутанный мерцающей красным сеткой колдовства. Рэп единым махом сдернул покров.

— Ваше величество, я избавил султана от его проблемы, — заявил Рэп. — Если ты даруешь ему охранную грамоту, и он, и его жена могут отправиться домой хоть сейчас же — С улыбкой поклонившись Инос, Рэп добавил: — Мой свадебный подарок тебе!

Тихо ахнув, Инос воззрилась на Азака. Азак уставился на Рэпа, дернулся и стал смотреть на Инос.

Кэйдолан тревожно вскрикнула, зажимая себе рот обеими руками. Она была воплощением ужаса.

Изумленный Рэп смотрел на них, не понимая, в чем ошибся.

Азак, не решаясь вытянуть пальцы, протянул жене сжатую в кулак руку. Инос метнула в султана взгляд, смесь страха и отчаяния, но все же, пересилив себя, робко дотронулась до массивного красного кулака своим изящным пальчиком. Конечно же ничего не случилось. Они не поверили, что он способен снять столь неряшливое заклятие, как проклятие Раши.

Видя, что первая проба прошла успешно, Азак возликовал и, схватив Инос в объятия, попытался поцеловать ее.

Инос не помня себя метнулась прочь, забившись в руках мужа. Рэп в тот же миг в полной мере ощутил мощный всплеск отвращения и ярости, охвативший Инос, и инстинктивно от реагировал на это, отшвырнув супругов друг от друга так, что они оба отпрянули назад. Инос смотрела на Рэпа и чуть не; плакала от отчаяния. А Рэп недоумевал, что происходит. «Инос! О Боги! Почему? Мои чувства прочно захлопнуты, больше ни единой капельки на тебя не просачивается, — мучился сомнениями Рэп. — Так нельзя! Не может королева любить деревенщину. Неужели любит, кучераполукровку? Инос, о Инос! Да ей вовсе не нужна великолепная мускулатура варвара. Но почему же она вышла за него замуж?» Эта загадка обрушилась на Рэпа, как ушат холодной воды.

Фавну вспомнилась Инос, когда она была еще сумасбродным сорванцом. Ее бешеные скачки по холмам, лесам и оврагам. Ее вылазки в горы, где она, как заправский скалолаз, охотилась за птичьими яйцами и однажды так прочно застряла в каменной ловушке, что ему и Крату пришлось чуть ли не на головах друг у друга стоять, чтобы вызволить девочку из беды и оттащить в безопасное место. Помнил он и безрассудство принцессы, когда она бесстрашно вмешивалась в дикие ссоры портовых грузчиков и в конце концов добивалась их примирения. И другая Инос вспомнилась ему: упрямая, задумчивая, стремительная, сломленная смертью отца…

Усилием воли Рэп отогнал воспоминания. Она вышла замуж и сделала это по собственной воле.

«Поздно чтолибо менять», — сказал себе Рэп.

К сожалению, свои чувства Инос скрывать не собиралась. Оскорбленный джинн почернел от ярости. Крепко сжимая кулаки, султан только что не рычал.

— Так ты избавил его от проклятия, не так ли, колдун? — благодушно возликовал регент. — Похоже, твоя помощь оказалась не для всех желанна.

Вельможи хриплыми смешками поддержали издевательское остроумие своего хозяина.

Рэп едва не задохнулся от охватившей его ярости. Он боролся как мог, пытаясь справиться с собой, и проигрывал бой.

Ярость! От нее мутилось сознание…

Внешне Рэп выглядел спокойным, но внутри он весь кипел. На комто ему необходимо было сорвать зло, и он занялся поиском…

Азак, распутный джинн, смеет угрожать Инос. Колдун собрался было поразить султана, но в последний момент отшатнулся — ради Инос. Рэп взглянул на нее и быстро отвел глаза, чтобы ненароком, случайно, не навредить ей. Вдали маячили шпили дворцовых башен Четверки — гнезда грифов, хищных птиц Империи. Странное чувство влекло туда Рэпа и в то же время мощно отталкивало, пугая и угрожая.

В результате фавн выбрал самую легкую жертву для своей мести — глумливо насмехающегося регентишку, восседавшего на карикатурном деревянном троне.

«Его проучу, — решил Рэп. — Вздумал насмехаться над Инос? Больше ты ни над кем смеяться не будешь!» Манипулируя волной магии, Рэп дотянулся в пространстве до императора и осторожно выбрал колдовством черные паучьи лапы угнетающей тьмы из мозга старика, а затем и саму черноту.

Император все еще спал, но теперь он был здоров.

4

Какоето время никто никаких перемен не замечал. Старик между тем проснулся и, моргая, рассматривал толпу, сгрудившуюся под навесом, потом перевел взгляд на унылые потоки воды, стекающей с сафьянового полога, и на назойливый дождь, вымачивавший город. Завершая начатое, Рэп послал волну силы в истощенное тело. Ум взбодренного императора разгорелся, становясь вновь ярким и просветленным.

Регент, завершив свою речь и считая, что с делами пока что покончено, встал, собираясь уйти. Почетные гости тоже задвигали стульями, поднимаясь со своих мест. Забегали слуги, поневоле игнорируя ледяной ливень, чтобы вызвать экипажи своих господ. Младшие офицеры гвардии рассылали курьеров с приказами эскорту императорского двора. Итбен пока еще и шагу не сделал, высматривая из толпы приближенных особо избранных, которым стоило оказать честь и пригласить в Круглый зал на встречу с Четверкой.

Внезапно одна из женщин пронзительно взвизгнула. Придворные воззрились на нее, а затем их взгляды переместились на переносное императорское кресло, и они начали пятиться, словно их в грудь толкали. Никто и слова не проронил, даже крайние, которых безжалостно выпихивали под дождь. Между стариком и регентом сам собой образовался коридор.

Столбняк Итбена кончился быстро.

— Ваше величество! Вам лучше сегодня? Мы в восхищении! Врачи! Сюда!

— Довольно, консул, — негромким, но уже сильным голосом оборвал Итбена император. — Будь любезен объяснить, что мы тут делаем? Мы чтото празднуем?

Регент — впрочем, теперь уже эксрегент — замялся и, вдруг догадавшись, уставился на Рэпа. Взгляды всех регентских прихвостней тоже метнулись к Рэпу.

В ответ Рэп удовлетворенно ухмыльнулся, потом позволил себе расплыться в широкой улыбке, наслаждаясь ужасом и замешательством, быстрой волной прокатившимися по этим гладким лицам. Ощущение радостного удовлетворения было дочти такое же, как тогда, когда он избавил Инос от ожогов.

Убийство Калкора отравило его сердце горечью, а исцеление немощного старца возвратило былой покой в его душу.

— А этот юноша, кто он? — спросил император, быстро сообразив, что парень не так прост, как кажется. У испуганного Итбена язык отнялся, но какойто дальновидный придворный услужливо сообщил императору:

— Это колдун, ваше величество.

— Ага, — нисколько не удивившись, произнес император и задал новый вопрос: — Какой сегодня день?

Другой расторопный вельможа подсказал старику дату.

Внимание Рэпа больше привлекала тетушка Инос, продиравшаяся к нему сквозь плотную толпу придворных, решительно работая локтями и грубо распихивая тех, кто не спешил уступить ей дорогу. Ее доброе лицо посерело от тревоги.

— Мастер Рэп! Твоя работа? — прошептала она.

— Да! — подтвердил довольный собой Рэп, от души потешаясь над ужасом, в который поверг этих напыщенных паразитов. Фавн искренне наслаждался растерянностью регента.

В отчаянии герцогиня застонала:

— Но это же злостное нарушение Протокола — применять магию к императору!

— Да, нарушение! И что? — гневно рыкнул Рэп.

Испуганная старушка даже съежилась, отшатнувшись.

— Рэп! — панически выкрикнула Инос. — Ты этого не делал!

— Очень даже делал, — спокойно возразил Рэп. — И ничуть о том не жалею. Меня все равно собирались сжечь, в наказание за Калкора. Уж лучше пусть жгут за доброе дело. Ну что ж…

— Рэп! Ты идиот!

— Разве?

— Да, конечно! Идиот! — чуть не плача, Инос топнула ногой по мокрой траве, но получила лишь каскад брызг и чавканье грязи. Раздосадованная, она продолжала ругаться: — Тупица! Простофиля! Олух! Деревенщина!

— Ого? А тты кто такая, чтобы так разоряться? Крутанула хвостом и прыгнула замуж за того, кого на дух не переносишь. Теперь с ним…

Опомнившись, Рэп прикусил язык. Гигант джинн спешил к жене, расталкивая придворных и старательно уворачиваясь от наполненных водой прогибов сафьянового полога. К сожалению, причудливая шляпа на голове сильно мешала султану двигаться прямо, но последние слова колдуна он отлично услышал, и они ему не понравились. Нашлись и другие слушатели — любители сплетен, хоть и здорово напуганные, зато жадно навострившие уши.

Они любовались яростным блеском глаз Инос, вполне соответствующим ее гневным словам. Но леденящий страх, скрытый за внешним возмущением, они не могли видеть. Не за себя она боялась, за Рэпа. Фавн бесцеремонно нарушил Протокол, пусть глупый, но действующий, и это угрожало парню большой бедой. То, что над ней самой нависла угроза, жить в ненавистном браке, Инос словно забыла, хотя от одной мысли о поцелуях Азака ее тошнило. Так что пока она всячески ругала Рэпа, колдун видел и слышал совершенно иное. Такое знание истины смущало Рэпа, и надейся он на будущее, фавн чувствовал бы себя самым счастливым существом на свете. Но будущегото как раз у него и не было.

Рэп не сомневался, что он обречен, а ей предстоит приспособиться к замужней жизни. Теперь, когда с султана проклятие Раши, Азак мог прикоснуться к жене. Отныне брак стал возможен, и, судя по всему, джинн явно намеревался! немедленно предъявить права на жену.

Когда Азак похозяйски положил свою руку Инос на плечо, она содрогнулась и умоляюще посмотрела на Рэпа. К мужу она даже не обернулась, продолжая выкрикивать оскорбления в адрес фавна. Зато ее глаза молили колдуна о помощи и спасении.

— Тупица! Болван! Каким доверчивым ты был, Рэп, таким и остался! Никогда тебя не интересовало, что же на самом деле нужно другим людям. Ты все знал заранее, вместо того чтобы спросить и выслушать. Кто бы что бы ни сказал, ты принимаешь это за чистую монету… и действуешь не рассуждая. Да кому бы пришло в голову… кто бы мог поверить хоть на единый миг, что Хранители вздумают карать убийцу Калкора? Не важно, каким образом тому удалось прикончить мерзавца… Вчера вечером Зиниксо всех нас озадачил, но теперь ясно, что он имел в виду. Понятно, почему Хранители не откликнулись на вызов — они хотели смерти Калкора от твоей руки. Потому что ты мог справиться там, где любой другой потерпел бы поражение. Но и ты не понял тайного желания Хранителей. О нет! Тебе нужно было сунуться в запретное. Ведь затронув Протокол, исцелив императора, ты дал им, всей Четверке, пощечину. Лезть с магией к императору еще никто не осмеливался…

— Ты не ведаешь, что несешь! Судишь о том, чего не знаешь! Хранители подчиняют себе колдунов! — выкрикнул Рэп.

Ошеломленная Инос умолкла. Ей не довелось побывать в Феерии, да и в политике она мало что смыслила, поэтому; она лишь переспросила:

— Как это?

— Они высасывают из них волшебные слова, — пояснил Рэп. — А ты думала, они на меня медаль повесят?

Ужас, отчаяние и ярость — все смешалось в голове Инос. Ящерицей извернувшись из рук Азака, она с кулаками накинулась на Рэпа, выкрикивая:

— Кретин! Идиот! Не стой как истукан! Беги! Чего ты ждешь?

Рэп поймал ее за запястья. Инос почувствовала себя беспомощной, и никакого колдовства для этого не понадобилось. Все еще удерживая девушку, Рэп опустил свои руки вниз; Инос шагнула вперед и сама не заметила, как прижалась к его груди.

— Нельзя, Инос, — тихо и ласково произнес Рэп.

Изнывая от страха, она смотрела ему в глаза и дрожащим голосом переспросила:

— Нельзя? Почему?

Рэп лишь покачал головой. Он любовался ее коралловыми губами и зелеными, полными страха и страсти глазами… И тут он осознал, что они отнюдь не одни и что стоящие вокруг люди выжидательно уставились на них. Император, молча сидящий в кресле, смотрел вдоль прохода на Рэпа весьма настойчиво. Ему конечно же хотелось побеседовать с колдуном.

Рэп опустил руки Инос и отступил в сторону. Он обещал себе до последней минуты своей жизни помнить сладостный миг их нечаянной близости. Но отныне все кончилось, толком даже не начавшись. Теперь Рэп пошел к старику.

Для импа Эмшандар был почти гигантом. Однако долгая болезнь наложила на императора свою печать, иссушив плоть. Дряблая, в старческих пятнах кожа обтягивала кости. Седые волосы безвольными сосульками свешивались вниз, на лоб и вдоль лица. Торчащий нос, острый и длинный, напоминал лезвие ножа. Одни глаза светились живым огнем. И это была вовсе не та сила, которую вложил в старика Рэп. Даже сидя ссутулившись под кучей шерстяных пледов, император источал вокруг себя ауру властности.

Императорское кресло уже окружала толпа придворных, демонстрирующих восторг по случаю выздоровления властителя. Но большинство из улыбающихся вельмож пребывало в состоянии паники. Надолго ли у больного просветление? Кто возьмет верх? Кому властвовать? Сколько же теперь проскрипит старик?

Сноха императора, волей случая оказавшаяся между двумя тронами, попыталась переменить свою обычную капризную мину на приятную. Результат был плачевный.

Став колдуном всего несколько часов назад, фавн еще не успел забыть, как он ненавидел игры колдунов с простыми смертными, а теперь сам манипулировал человеческими желаниями, и, что греха таить, ему это нравилось.

Остановившись перед креслом императора, Рэп опустился на колени прямо на траву, промолвив:

— Ваше величество желали говорить со мной?

— Повидимому, я долго болел. Несколько месяцев? А сегодня ты исцелил меня… колдовством. Это так?

— Да, сир.

Карие глаза императора были постарчески тусклы, но на редкость проницательны. Властитель внимательно вглядывался в стоящего перед ним коленопреклоненного фавна, тщательно оценивая его. Потом окинул небрежным взглядом толпу притихших придворных. Не здесь и не сейчас намеревался император выяснить причины, побудившие колдуна действовать так, а не иначе, и поэтому, вновь обернувшись к Рэпу, он сообщил:

— Разумнее продолжить встречу в более сухой и теплой обстановке. Я, конечно, мог бы приказывать, но предпочитаю попросить. — Все же старый лис понимал, что авторитет его в какойто мере пошатнулся, а рисковать он не желал. — Итак, маршал Ити! — Глаза превосходно служили старику.

— Слушаю, сир?

— Сколько легионов тебе потребуется, чтобы сопроводить этого человека?

Закаленный в боях служака еще не потерял чувства юмора, и, каким бы восторженным он сейчас ни был, ответил он в тон императору:

— Боюсь, значительно больше, чем ваше величество может сейчас собрать.

— И я того же опасаюсь, — со слабой улыбкой вздохнул старик. — Колдун, может быть, ты сам милостиво согласишься составить мне компанию?

Конечно, Эмшандару хотелось поговорить со странным колдуном без свидетелей, а еще он серьезно опасался, что могут найтись люди, способные самым примитивным образом разрушить то, что сотворила магия Рэпа. Сейчас император особенно нуждался в защите. Такой расклад очень позабавил Рэпа.

— Ваше приглашение — великая честь для меня. Я весь к услугам вашего величества, — с поклоном ответил Рэп.

— Действительно? Очень хорошо, — с явным облегчением промолвил император и позвал: — Консул!

— Я здесь, сир, — елейным голоском откликнулся Итбен, сдерживая в себе стремление вонзить кинжал в сердце ненавистного старика.

— Слушай. Колдун Рэп будет сопровождать нас в карете. Я требую, чтобы все здесь присутствующие собрались в Изумрудном зале за час до захода солнца. Тебя я вызову раньше.

Итбен согнулся в поклоне — не столько из учтивости, сколько для того, чтобы скрыть выражение лица. Однако Рэп искренне удивился тому, что консул все еще пытается когото обмануть своей постной физиономией. Когда Рэп поднимался с колен, он обратил внимание на маленького человечка, который радовался выздоровлению императора. Прижатый толстым боком своей недалекой матери к жесткому креслу старика, принц во все глаза смотрел на дедушку с такой огромной радостью, что даже забыл про собственную боль. Его голова еще была окутана загадочным покровом, но глазенки сияли неподдельным счастьем. Почувствовав на себе взгляд Рэпа, принц тревожно вздрогнул, но рискнул ответить едва заметной благодарной улыбкой.

Гнев Рэпа вспыхнул с новой силой.

«Ктото сполна расплатится за то, что сделано с этим ребенком», — решил фавн.

5

Карета, украшенная эмалевой росписью и золотом, сверкала прозрачными, как горный хрусталь, окнами, задрапированными тончайшим муслином. На дверце гордо сиял императорский герб, радужно переливаясь разноцветьем драгоценных камней. Изнутри карета была обита пурпурным шелком. Четверо дюжих преторианских гвардейцев сопровождали переносное кресло с императором и длинными шестами поддерживали над ним сафьяновый, тоже пурпурный, навес. Двое специальных слуг помогли старику забраться в карету. Рэп не рискнул бы сделать выбор, что произвело на него большее впечатление — восьмерка белоснежных коней с плюмажами, в упряжи, изукрашенной золотом и самоцветами, или сама карета. Если он отправляется на свои похороны, как услужливо напоминало предчувствие, то весьма эффектно.

Придворные вежливо расступились, очищая колдуну дорогу к карете. Рэп, двигаясь по проходу, отклонился на пару шагов в сторону и подхватил на руки маленького принца.

Мальчик испуганно пискнул. Его мать изумленно захлопала глазами, а отчим дернулся… но оба неподвижно застыли на месте, опутанные чарами. Поставив ногу на подножку кареты, Рэп вытянул руки, внес малыша внутрь императорского экипажа и произнес:

— Полагаю, этому юноше по пути с нами, сир!

Сказав это, Рэп быстро забрался в карету и опустился на подушку передней скамьи. Император нахмурился, пергаментные щеки слегка порозовели.

— Ты много себе позволяешь, колдун! — сердито буркнул старик.

— Не гневайся, сир. У меня есть веские причины так поступать. Садись, парень, — распорядился Рэп, хлопнув ладонью по шелковой обивке сиденья рядом с собой.

Тревожно поглядывая на дедушку, мальчик осторожно опустился на подушку. Заметив, как неуклюже двигается внук, старик нахмурился еще сильнее. Затем император приказал закрыть дверцы, проигнорировав обиженные мины на лицах придворных, бросавших завистливые взоры на карету.

Рэп, поудобнее устраиваясь рядом с принцем, дружески улыбался ему, заодно и успокаивая мальчика магией.

— Мне, конечно, следовало бы знать твое имя, ваше высочество, но я его не знаю.

— Шанди, — тихо откликнулся принц. — То есть, я хотел сказать, Эмшандар, как дедушка.

— Великое имя, — кивнул Рэп.

— Вообщето все называют меня Шанди.

— А меня зовут Рэп.

Мальчик рассмеялся и смахнул с лица последние дождинки. Напряженность оставила его, а присутствие дедушки вселяло радостную уверенность.

Несколько раз звякнула упряжь, экипаж плавно тронулся и, мягко покачиваясь на рессорах, покатился по дороге. Итбен провожал карету недобрым взглядом. Его приспешники молча стояли рядом. Распрощавшись с Итбеном, Рэп переключил свое внимание на августейших спутников и роскошь обстановки. Скромный старый Краснегар не мог похвастаться ни слоновой костью на дверных ручках, ни золотом фонарей.

Старик император деловито поправлял складки своего балахона, укладывая ткань на коленях так, чтобы ни в одну щелочку не пробрался холод. Он готовился спрашивать и тянул время, чтобы собраться с мыслями. Инициативу разговора Рэп взял на себя.

— Шанди, — обратился он к принцу, — я собираюсь убрать твои синяки, но прежде я бы хотел, чтобы ты дал дедушке посмотреть на них.

Парень смутился, сначала вспыхнув как маков цвет, а потом побелев как полотно, и, заикаясь, прошептал:

— Тебе нельзя… с магией ко мне… ээ… Рэп. Я — из семьи императора!

— Ну, Протокол я и так уже достаточно нарушил. И потом, вряд ли избитый мальчишка перевернет историю Пандемии.

Шанди лишь фыркнул на это и вопросительно глянул на императора.

— Покажи, — велел тот, посуровев лицом.

Шанди встал, повернулся к деду спиной и привычным жестом спустил штаны.

— Кто посмел? — сдерживая ярость, прохрипел старик.

— Итбен, — выдохнул мальчик. Торопливо подтягивая штаны, чтобы вновь принять достойный вид, он не удержал равновесия в движущейся карете и плюхнулся на подушку сиденья. Принц не вскрикнул, только сморщился от боли.

— Свинячий хвост, — рыкнул император. — Но за что?

— За «ерзанье», — съеживаясь, пояснил принц. — Вчера вечером, на церемонии… Я не знал… честно не знал, что стоять спиной к колдуну нехорошо. Но Итбен заявил, что я не прав. — В отчаянии мальчик всхлипнул.

— Боже милосердный! — прошипел сквозь зубы старик. — Рэп, мой внук совершенно прав, к нему никто не должен применять чары, но… Боги свидетели, я обязан тебе жизнью, и если ты все же рискнешь еще раз нарушить Протокол, мой долг перед тобой, даже после того, что ты сделал лично для меня, вырастет стократно.

Император не знал, куда глаза девать от стыда за вынужденное унижение. Его здравый смысл боролся с гордостью.

«За уворованную лошадь точно так же повесят, как и за пони», — часто говаривала Рэпу его мать, так что фавн не колебался.

— Как, Шанди, теперь твое самочувствие? — добродушно поинтересовался колдун.

Ошеломление, радость и удивление непрошеными слезинками дрожали на ресницах ребенка; одна или две из них прокатились по его бледной щечке.

— Спасибо, колдун!

— На здоровье, и, пожалуйста, не величай меня так важно. Тебя еще чтото беспокоит, не так ли?

— Ничего, Рэп! — поспешно ответил Шанди и в восторге начал извиваться и подпрыгивать на сиденье, наслаждаясь давно забытыми ощущениями. — Ровным счетом ничего. Теперь я чувствую себя преотлично! Спасибо, спасибо тебе!

Дождь настойчиво барабанил по крыше, стекая вниз по оконным стеклам сплошными потоками. Вода веером разлеталась изпод копыт коней и мощными струями фонтанировала, отбрасываемая колесами экипажа. Конные гвардейцы скакали впереди кареты, но разгонять было некого. Люди попрятались по домам. Отряд, следовавший за каретой, тоже мок без пользы. С полупустых улиц дождь, похоже, смыл даже экипажи.

Заметив беспокойство колдуна, император и сам встревожился. Он молча сидел и ждал продолжения диалога.

— Шанди, — настаивал Рэп, — я же вижу, чтото есть. Скажи мне, что с тобой?

Странная дымка, затемнявшая ауру мальчика, не имела отношения к магии, но она, безусловно, была нездоровой.

— Нууу… — жался в страхе принц. — Ничего!

— Не стесняйся быть откровенным. Пожалуйста! — упорствовал Рэп.

— Ну… Просто… просто мне нужен глоток лекарства. Не я вполне могу дотерпеть до дворца и там приму его, — виновато добавил он.

Краем глаза Рэп заметил, что старик, услышав мальчика, потрясенно замер.

— Какое лекарство? — вдруг рявкнул он.

Казалось бы, некуда быть бледнее, но от дедушкиного окрика Шанди побелел.

— Оно снимает боль, — пробормотал мальчик. — Мама дает его мне… Но, когда хочу, я могу и сам отхлебнуть его.

— Бестия! — дрожащими губами произнес император, но его глаза и щеки ярко пылали гневом.

— Чтото важное, сир? Объясните! — попросил Рэп, мало что понимая.

— Это эликсир счастья. К нему быстро привыкаешь, так что со временем доза неуклонно увеличивается. Такое раньше проделывали… — На какоето мгновение император умолк, но затем со вздохом закончил: — Чтобы притупить остроту высших интеллектуальных функций.

Столь заумные слова для Рэпа звучали так же бессмысленно, как и для Шанди. Но колдун прочел за звонкой фразой — ее истинное значение, отпечатанное в сознании императора: это портит мозг и убивает рассудок!

Зная теперь, с чем бороться, Рэп мягко коснулся туманного покрывала. Ему пришлось повозиться, пока он понял, что нужно убрать. Действовал Рэп быстро и ловко. Дотянулся и… стер.

Шанди так и подпрыгнул.

— Ооооо! — в полном восторге завопил принц. — Оно исчезло! Исчезло! Ух ты! Кошки убрались и больше не царапаются и даже не дергаются.

— Слава Богам! — промолвил Эмшандар. Потом наклонился к внуку и стал убеждать: — Шанди, никогда больше не позволяй, никому не позволяй давать тебе это мерзкое лекарство. Никогда больше! И сам тоже не дотрагивайся до него. Ты должен мне это обещать, воин. Обещаешь?

— Обещаю, сир, — заверил Шанди. — Вкус лекарства мне всегда не нравился. Но после него уходила боль и злые кошки тоже засыпали, переставая дергаться и царапаться. Рэп, ты ведь совсем это вылечил? Оно не вернется, правда?

— Да нет, пожалуй, — ответил Рэп, все еще занятый окончательным удалением следов пагубного пристрастия.

Старик в изнеможении откинулся на подушки. Сейчас император выглядел старше своей Империи. Чрезмерно долгое напряжение и волнение выжали из него все силы, но император все же благодарно улыбнулся Рэпу и лишь затем прикрыл пергаментными веками глаза, то ли считая их доверительную беседу оконченной, то ли, и это, вероятно, явилось главной причиной, Эмшандар желал подождать, пока излишне внимательные ушки Шанди окажутся подальше. Рэп прикинул, разумно ли добавить магией силы в старое тело, но отказался от этой затеи, чтобы избавить старика от будущего похмелья. Для неокрепшего организма эта встряска могла быть опасной.

Кроме того, Рэпа уже давненько изводило одно желание — обед. Он не помнил, когда ел в последний раз.

— Сир, вы не голодны? Лично я голоднее волка! — призвался Рэп.

Вероятно, Эмшандар IV не привык к столь дерзким вопросам, но мудрость учит терпимости.

— Пожалуй, и я съел бы волка, — чуть улыбнулся тонкими губами старик.

Шанди с восторгом отнесся к возможности подкрепиться.

Карета покачивалась на мягких рессорах, а мостовая Хаба, разумеется, самая ровная дорога в Пандемии. Так что с едой происшествий не предвиделось.

— Как вы оба относитесь к куриным клецкам? — спросил Рэп.

6

Чуть больше года назад король Холиндарн Краснегарский заинтересовался странным пастушком и вызвал одаренного юношу в свой кабинет для личной беседы. Какими величественными показались неискушенному юнцу комнаты Краснегарского замка! Как неуютно чувствовал он себя среди пышных фолиантов, огромных мягких кресел и каминов с пылающим торфом в разгар солнечного дня. Каким неловким и лишним казался он себе в чуждой ему роскоши!

Теперь «роскошь» далекого замка представилась ему в ее истинном свете — грубой и примитивной. Да и гордый Холиндарн превратился в того, кем в действительности был — в независимого и довольно богатого землевладельца, властителя королевства площадью меньше, чем Опаловый дворец на центральном холме Хаба. Однако человек он был неплохой, можно сказать, лучший из тех, кого Рэпу довелось повстречать в своих долгих странствиях. И впрямь, не многие жители Пандемии чегото стоили: Гатмор, верный, хоть и резкий; обитатели Дартинга. Но среди вожаков или дворян достойных людей можно было пересчитать по пальцам: леди Оотиана из Феерии; Ишист, неряшливый грязнуля, колдунгном; и, безусловно, сестра Холиндарна. Возможно, император Эмшандар тоже докажет свою полезность, но результат Рэп уже не увидит.

Оказавшись в своих апартаментах, Эмшандар почувствовал себя в полной безопасности. Первое, что он сделал, — это вызвал тех гвардейцев, которых знал лично и которым поэтому доверял. Обеспечив надежную охрану, император потребовал теплую ванну.

Убедившись, что монарх занят надолго, Рэп попросил Шанди показать ему дворец. Но добравшись до конюшен, оба так и застряли, обнаружив общий интерес к лошадям. Так что вычурные красоты внутренних помещений дворца, его сады и даже архитектурные ансамбли остались в забвении до лучших времен.

Ближе к вечеру они вернулись в императорские покои, где суетились сбившиеся с ног слуги, одевая и причесывая костлявого старика. Пока ему выбривали ритуальную тонзуру, Эмшандар капризно требовал призвать пред его очи то одного, то другого вассала и сильно раздражался, убеждаясь в отсутствии оных. Попрежнему высокий, когдато мощный властитель огромного государства, которым безраздельно правил долгих тридцать лет, наверняка великий воин в юности, сейчас ослабленный продолжительной болезнью до такой степени, что едва мог стоять на ногах без посторонней помощи… император гневался на любой пустяк. Это было неудивительно, но весьма неприятно. Возможно, мгновенное исцеление его болезни оказалось сомнительным милосердием.

Наконец трое слуг старательно запеленали императора в длиннющий кусок мягкой пурпурной ткани, которой хватило бы на добрый парус для «Танцора гроз». К счастью для усохших мослов старика, эта безразмерная одежда в любом случае была впору. Вряд ли болтающийся камзол или спадающие штаны подчеркнули бы достоинство гордого монарха. Другое дело тога. Но на взгляд Рэпа, тога являлась глупейшей одеждой из всех, какие он когдалибо видел.

Рэп уютно устроился, развалясь в мягком кресле в уголке огромной императорской спальни. Прикрыв глаза, словно подремывая, он с любопытством наблюдал спектакль с облачением императора к торжественному выходу. Забавнее всего было то, что теперь его мало трогали вещи, некогда поражавшие до глубины души, — ни бесценные гобелены и картины, ни помпезно пышная парча. Разве только воспоминание о камине Холиндарна доставляло радость.

Знание близости собственного конца, безусловно, помогало гасить любые эмоции. Предчувствие душило Рэпа, с каждым часом все труднее становилось перебарывать ужас. Неведомый кошмар готовился поглотить его, и не было от этого спасения. Рэп не мог не думать о бегстве. Представлял себя и на Драконьем полуострове, и в Краснегаре, но опасность не отодвигалась. Наименее болезненным было покориться судьбе, и Рэп приготовился принять события такими, какими они будут.

Внешне Рэп выглядел спокойным. Но под этой маской равнодушия он весь измаялся. То ли с недосыпу, то ли от долгих волнений, но гнев продолжал бурлить в нем, угрожая — выплеснуться наружу всякий раз, когда он погружался в воспоминания — о Хранителях, о бессмысленном убийстве Гатмора, о жестоком обращении с маленьким Шанди…

Мальчик забрался на огромную дедушкину постель с балдахином, поддерживаемым четырьмя столбиками, уместившись на ней поперек, и время от времени огорошивал то деда, то колдуна неожиданными вопросами. Пренебрежительно проигнорировав Протокол ради волшебных исцелений, Рэп в глазах мальчика превратился в великого героя. И хоть героем он себя не чувствовал, переубеждать Шанди фавн не собирался, потому что прекрасно знал, как маленькие мальчики — особенно те, кто не имеют отца, — нуждаются в мужчине, доблесть которого они стремятся превзойти.

«Бедный Шанди, бедный Гатмор. Бедная Инос, — вздыхал про себя Рэп. — Гатмор! Ну почему я не заставил тебя остаться у моря?»

Вчера, примерно в это время, Рэп и Дарад отдавали дань уважения покойному, провожая друга в последний путь. Это была грустная и глубоко личная церемония, но все пять компаньонов поочередно пришли проститься с моряком. Даже Андор выразил искреннее сожаление по случаю его безвременной кончины. Сагорн ударился в философствование; Тинал просто всплакнул; Джалон же спел щемящую душу прощальную песнь моряку. И немудреные слова, и мелодия эта эхом будут звучать в сердце Рэпа до того дня, когда…

«Не думать об этом! И об Инос тоже не думать!» — оборвал себя Рэп.

— Дедушка, — прошептал Шанди, искоса поглядывая на Рэпа и, видимо, полагая, что колдун спит.

— Угу? — откликнулся старый император, внимательно рассматривая в зеркало, которое держал трепещущий слуга, свои зубы.

— Дедушка… Фавны хорошие, правда?

— О да, — поддакнул Эмшандар, вряд ли толком расслышав, о чем спрашивал внук. — Пожалуй, так сойдет. Мои сандалии, живо! Что? Фавны? Конечно, они хорошие. Почему нет?

— Ну… мама говорит, что импы хорошие, а джотунны — кровожадные твари, потом, карлики — грязные вонючки, ну, гоблины — жестокие злодеи. Торог же уверяет, что эльфы очень хорошие. А фавны тоже хорошие, правда?

После такой тирады дедушка даже о сандалиях забыл. Он развернулся лицом к внуку, хмурый как туча:

— Кто такой Торог? Впрочем, не важно. Вижу, твоя мать забивает тебе голову глупыми бреднями. Мастер Рэп, расскажи ему о фавнах.

Шанди вздрогнул и обеспокоенно воззрился на Рэпа.

— Мои знания о фавнах невелики, — произнес Рэп, пожимая плечами — Я вырос вдали от их земель. Мой отец — джотунн, хотя мать была фавном.

— О! Мне очень жаль. Я хочу сказать, что сожалею, что заговорил об этом…

— Все в порядке, Шанди, — заверил принца Рэп. — Знаешь, я встречал джотуннов, которых иначе как тварями и не назовешь. Вспомни Калкора, которого я сегодня убил. Конечно, ничего хорошего в том, чтобы лишать человека жизни, нет, но пират был из тех, кто вполне заслужил свою участь. Но также я знавал отличных джотуннов. А один из лучших людей, с каким мне довелось встречаться, был гном. Согласен, попахивает от него не слишкомто приятно, но он нежный и любящий отец и очень могущественный колдун. Что касается импов… Итбен — имп, не так ли?

— Э… да, — с запинкой промолвил Шанди.

Мальчик признавал Итбена в некотором роде импом. Непонятно только, откуда он знал?

— Шанди, импы тоже разные: бывают хорошие, а бывают плохие. Надеюсь, ты понял, что джотунны очень разные. То же самое можно сказать относительно всех людей. Некоторые служат Добру, а некоторые, я боюсь, — Злу. Дорога жизни длинна, и, идя по ней, мы должны стараться избегать плохого и стремиться к лучшему, на что способны. Поверь мне, большинство из нас вполне могут быть хорошими.

Шанди слушал Рэпа разинув рот, а под конец торжественно кивнул.

Шанди уже блаженно посапывал — маленький кукленок на широченной кровати, — когда Эмшандар отпустил слуг, предварительно приказав зажечь лампы и принести вина. Беспокоясь о старике, Рэп коснулся его ауры.

— Довольно, карлов сын! Оставь меня в покое! — разгневался старик, ощутив усилия Рэпа. Затем он устыдился своей вспышки. — Прости, колдун, разумом я понимаю, что ты желал мне блага. Но… — он стоял, глядя на спящего мальчика, и на его лице, обтянутом иссохшей пергаментной кожей, мелькнула исчезла тревожная улыбка, — если бы не он, пожалуй, я вопросил бы тебя вернуть меня в прежнее состояние. Однако, если возможно, я бы хотел передать этому малышу его наследство в целости и сохранности.

Возможно, император улыбался, но это скорее был оскал состарившегося волкодава, слишком ослабевшего, чтобы драться, но слишком гордого, чтобы не пытаться сделать это.

Старик, шатаясь, доплелся до кресла и с трудом опустился него, задыхаясь от слабости. Дрожащей рукой он сам наполнил вином свой кубок.

— Уверяю, через несколько дней ваше величество восстановит свои силы.

— Нет у нас в запасе лишних дней, и ты знаешь это, колдун. Теперь пей вино и отвечай на мои вопросы.

По огромным окнам все еще барабанил дождь, но несчастливый день уже близился к концу. Не прекословя императору, фавн налил в хрустальный кубок вино, вернулся в уютное кресло и поменял содержимое кубка на воду. Откинувшись на спинку кресла, Рэп предоставил властителю возможность подвергнуть собеседника суровому осмотру.

— С каких пор ты колдун? — бесцеремонно спросил император.

— С рассвета этого утра, сир.

— Гром и молния! — встрепенулся изможденный старик, вытаращив глаза на фавна. Глубокомысленно помолчав и посмаковав вино, он предложил: — В таком случае мы можем провозгласить, что Протокола ты не знал.

— Не получится, ваше величество, — грустно усмехнулся Рэп. — Я не раз встречался с Хранителями — и с Блестящей Водой, и с Зиниксо, и с Литрианом тоже.

Старик ахнул, а его седые брови так и взлетели вверх.

— Правда? Значит, они о тебе знают, а ты сознательно шел на риск. В таком случае сам собой напрашивается вопрос — зачем ты сделал то, что сделал? Нет в Пандемии смертного могущественнее императора, но даже августейший властитель не в силах предложить награду, достойную колдуна. Итак, почему ты исцелил меня?

Воспоминания о наглости Итбена не способствовали спокойствию Рэпа. Фавну пришлось воспользоваться магией, чтобы погасить вспышку гнева.

— Я разозлился, сир.

— Провалиться мне! — расхохотался старик. Для истощенного, хлипкого скелета ржал он отменно. — Что ж, мудрым тебя назвать нельзя, но ты честный человек.

Все еще усмехаясь, он вновь наполнил свой кубок и предложил Рэпу сделать то же самое. Фавн не возражал, но, как и в первый раз, превратил вино в воду. Затем так кратко, как только мог, Рэп пересказал императору свою историю. Говорил он довольно долго, умолчав только о том, какая ужасная судьба ожидает его в Хабе.

Когда же он замолчал, за окнами сгустилась настоящая тьма, а император крепко накачался добрым вином. У Рэпа мелькнула мысль освободить старика от винных паров, но сделать он это не рискнул.

— Беспрецедентный случай! — пробормотал император. — Придетсятаки встречаться с Хранителями нынче ночью… Но учти, ты в серьезной опасности.

Рэп собрался было рассказать императору об опасности, которая его подстерегает, но старик продолжал:

— Четверка крайне редко вместе показывается на публике. Проходят десятилетия, и даже император не удостаивается визита всех четверых Хранителей одновременно. Столетиями мои предшественники заносили в тайные книги свои дела с Хранителями. Они делали это в назидание потомкам. В библиотеке немало полок ломится от толстых пропыленных фолиантов, и, как правило, ни у кого никогда не находится достаточно времени познакомиться с мудростью предков. Коечто читается, но конечно же из последних томов. Я ознакомился с историей последних двух династий и глубже копать не стал. Если я выживу, то отведу туда Шанди, когда он станет постарше. Но я не могу вспомнить, чтобы ктолибо когдалибо применял волшебство к императору и его семье. Для колдунов Император и его семья неприкосновенны — это основополагающий пункт Протокола. Его знают и осознают абсолютно все!

Рэп попытался было сообщить старику, что казус скоро будет исчерпан, но не тутто было…

— Конечно же я благодарен! — огрызнулся старик, не позволив Рэпу и слова сказать. В то же время на лице его ясно читалось искреннее нежелание оставаться в долгу перед кемнибудь. — То, что ты сделал, — верх глупости, но для меня лично и для моего внука это — великое благо. Я пойду на все… будет сделано все, что в моей власти, чтобы спасти тебя.

— Это очень…

— Беда в том, что властито у меня может вовсе не оказаться!

— Ну что вы, сир!

Старик хмуро разглядывал бокал, который держал в руке.

— Если Сенат, Ассамблея и Хранители утвердили Итбена как регента… Хотелось бы мне знать, как этот мошенник, однако, устроил свое назначение?

— Совместная резолюция, — сонно откликнулся Шанди, — основанная на Акте о престолонаследии, проведенном в правление Уггрота Третьего.

Двое мужчин живо обернулись на звук детского голоска. Им оставалось лишь удивляться, ведь мальчик, в сущности, спал, но в то же время и бодрствовал. Шанди сонно улыбался, так и не открыв глаза.

Его дедушку распирала гордость за внука.

— Умный парень! Что еще происходило, пока я болел?

— О, много всего. Приезд тана Калкора. К весне готовится компания против отступников в Зарке. Гномы аму… анну… отменили Договор Темной Реки. — Зевнув, Шанди потянулся, перекатился на другой бок и зевнул еще раз. — Сильная засуха в Восточном Эмбеле, а в Шимлундоке, наоборот, урожай отличный. Гоблины все еще охотятся за нашими легионерами. Знамя опять досталось девятнадцатому легиону, но третий пришел вторым. Маршал Ити говорил, что крупно выиграл на этом. Изза новых налогов в Питмоте сильные бунты.

— Молодец, воин! Четкий рапорт! Ну, спи теперь, внучек. — Эмшандар с нежной улыбкой взирал на мальчика, но вновь стал серьезен, когда повернулся к Рэпу; слишком уж его потрясли известия, особенно о войне. — Ити? Олибино? — словно взвешивая, бормотал старик. Затем сердито тряхнул головой и отхлебнул добрый глоток вина. — Вот тебе урок политики, мастер Рэп.

— Слушаю, сир.

— Итбен нуждался в сторонниках, и он купил их, развязав войну и увеличив налоги. Не правда ли, дорогая цена? — Какоето время император тягостно размышлял над сложившейся ситуацией, затем обернулся посмотреть на Шанди. Принц старательно прислушивался, притворяясь спящим. Эмшандар усмехнулся и понизил голос: — Я назначил этого полукровку консулом как раз перед смертью Эмторо. Я понимал, — кивнул он в сторону Шанди, — без регентства не обойдется, но ожидал, что регентом станет моя дочь. Хотя какой из нее властитель?! Мне казалось, что Итбен удовлетворится ролью закулисного воротилы и тем самым будет вынужден трудиться в интересах обеих великих семей. Я не предполагал, что его амбиции простираются настолько далеко. В этом я просчитался! Ловкач начал обхаживать… — Император зыркнул на притихшего Шанди, но Рэп уже понял, о ком идет речь.

Аскетичное лицо императора, задумчиво рассматривавшего хрустальный кубок, казалось застывшим, как пустынный: ландшафт, отполированный ветрами веков, но стоило старику поднять взгляд, и Рэпа поразил ясный взор его глаз, сияющего, как два окруженных каменистыми берегами озера в солнечный, день.

— Интересно, — промолвил Эмшандар, — почему я так разоткровенничался перед кучером?..

— Наверное, потому, сир, что остается лишь гадать, кто сегодня вечером правит Империей.

Горько усмехнувшись, Эмшандар кивнул и одним глотком осушил свой кубок до дна.

— Сегодня они мне повиновались, — говорил император, отыскивая трясущейся рукой столик, чтобы поставить кубок. Наконец это ему удалось, и хрусталь жалобно звякнул о полированную поверхность. — Из вежливости угождали. Да, из вежливости. Протокол гласит — император не должен владеть волшебством. Итбен им не владеет. Он украл трон с помощью угроз, взяток и, безусловно, женщин. Никакого колдовства.

— А я возвратил тебя из небытия колдовством.

Оба подумали о Четверке, но промолчали. Както рассудят Хранители?

Вздохнув, старик прошептал:

— Кому доверишься? Ассамблея сплошь продажна, кто больше заплатит, тому и поклонится. Сенат? Помпезное сборище надутых индюков. Как их изменишь? Союзы и соглашения разъедаются коррупцией, как ржавчиной. Даже армия ненадежна. На чью сторону встанет Ити?

— Маршал — честный человек, сир. Вероятнее всего, он будет верен долгу.

— Вот именно, долгу, а долг его — поддерживать закон и порядок. Но понятие закона можно трактовать поразному. В этом главная загвоздка! Гражданская война — страшная штука. Даже благо моего внука столько не стоит. Колдун, мне тяжело произнести это вслух, но выбора у меня нет, поэтому я прошу твоей помощи. Подожди, — вскинув вверх сухую, как связка мертвых прутьев, руку, остановил он Рэпа, когда фавн собрался было заговорить. — Дай мне закончить! Вообщето тебе не следует оставаться в Хабе. Гнева колдунов тебе не избегнуть. Еще не поздно. Откажись от своей оккультной мощи и живи как обыкновенный смертный, может быть, тебя и не найдут. Беги, я пойму тебя. Только знай, без твоей помощи мое выздоровление, дарованное тобой, будет поистине кратковременным. Если ты ограничишься лишь предупреждением, кто лжив, а кто нет, — я сумею сориентироваться… надеюсь, серьезным: нарушением Протокола эти действия не сочтут.

Рэп посмотрел на монарха, сумевшего смирить гордыню. И перед кем? Перед конюхом, простым кучером. И пообещал:

— Я сделаю все, что смогу, чтобы помочь, сир, но у меня очень мало времени. Сегодня до полуночи со мной случится нечто ужасное.

Император ошеломленно взирал на колдуна, и Рэп подробно объяснил, что именно ему грозит.

— Ты абсолютно уверен в этом? — промолвил потрясений старик.

— Да, — содрогаясь, скорее выдохнул, чем сказал, Рэп.

— Это не Хранители, нет. Их обычное наказание за запретное колдовство — порабощение виновника. Если мне не изменяет память, сейчас очередь Литриана выбирать колдуна. — Эмшандар поднял хрустальный кувшин и только тогда заметил, что тот пуст. Недовольно нахмурившись, он поставил его на место. — Рэп, я не вижу необходимости в жертвах!

— Я буду помогать столько, сколько смогу, и так, как сумею, — заверил властителя Рэп.

«Кто разбудил собаку, тому и ее укусы терпеть», — частенько говаривала мать Рэпа Проблемы Эмшандара были на его совести, а кроме того, сейчас фавн мог обещать что угодно и кому угодно.

— Я очень тебе благодарен, — настаивал старик. Он был искренен, хоть и ненавидел себя за эту слабость. — Если чтонибудь… Я это к тому, что вдруг я уцелею, а ты нет Видимо, Иносолан? Что ты хочешь для нее?

— Счастья, — не задумываясь произнес Рэп.

— Ишь ты! — насмешливо хмыкнул Эмшандар. — Счастье у императора как дар не котируется; мы предпочитаем расплачиваться страданием. Но в этот раз, если я выживу, я постараюсь выполнить твою просьбу.

Этот старый и очень усталый человек тяжко вздохнул. Ему бы неделькудругую отдохнуть в тишине и покое, но на восстановление сил не осталось и часа.

— Я велел этим болванам ждать меня в Изумрудном зале. Они ждут, давно ждут. Вряд ли разумно мытарить их дольше. А из Изумрудного зала, боюсь, придется перейти в Круглый зал для встречи с Хранителями…. во всяком случае, некоторым из нас.

Предчувствие ледяными колючками прокатилось вдоль рук Рэпа.

— В каком направлении расположен Изумрудный зал?

Император мотнул головой, и Рэп внимательно стал всматриваться в указанную сторону. Громада Опалового дворца даже колдуна заставила поднапрячься и пошарить по комнатам, прежде чем он отыскал нужную.

— Восьмиместный овал с зелеными коврами?

— Именно, — промолвил Эмшандар, странно глянув на колдуна.

…В Изумрудном зале терпеливо скучали обряженные в тоги люди, но их оказалось не столь много, сколько следовало бы. Рэп заподозрил неладное и, несмотря на настойчивый звон в ушах, заглянул в Эминов Круглый зал. Он легко отыскал его, вопервых, потому, что днем Шанди показывал ему, где находится пуп земли, а вовторых, потому, что расположенный на гребне центрального холма зал и так ни с чем нельзя было перепутать.

— Сир, они начинают и никого не собираются ждать.

Предчувствие все сильнее томило Рэпа.

Ночь, угрюмая и злая, заполнила собой три четверти огромного купола зала Эмина Освещен был только центр зала. Внутри светового круга десятка два вельмож стояли, разбившись на маленькие группки, и изредка переговаривались тихими голосами. Трое военных сверкали галунами своих мундиров, остальные же были запеленуты в глупейшие балахоны, точно такие же, в какой облачился император.

«Как дети, кутаются в простыни, словно в привидения играют! — поморщился Рэп. — А вот и Азак. Джинна ни с кем не спутаешь, рост выдает. Вот бы сейчас посмотрели на него его придворные. Ну чучело! Да над таким фигляром потешались бы все от Зарка до Нордландии».

Однако на женщинах свободное одеяние со множеством складок выглядело превосходно. Глаза Рэпа нашли Инос. Она стояла рядом с мужем…

Пока еще все пять тронов пустовали.

— Кажется, Итбена нет, или я его не вижу, — сказал Рэп.

Покои императора располагались довольно далеко от Круглого зала, поэтому малая толика магической мощи не давала возможности увидеть лица собравшихся, а преждевременно тревожить пространство магией не стоило, чтобы не вызвать подозрения Хранителей. Суматоха вибраций и мерцаний магического поля пространства Хаба заканчивалась у стен Опалового дворца, оставляя эту зону оазисом оккультного молчания, которая была словно цветущая зелень парка посредине каменной громады города. Любое, даже самое безобидное, чародейство окажется трубным гласом в пустыне.

— Знать бы цвет его одежды, — вздохнул Рэп.

— На нем пурпурная, — сонно пробормотал Шанди.

— Тогда его еще там нет, — сообщил Рэп. — Но он вряд ли задержится.

Император согласно кивнул и попытался встать, однако тело отказывалось повиноваться. Хрипло дыша, он с несчастным видом посмотрел на Рэпа в безмолвной мольбе о помощи. Воля императора была велика, но тело слишком уже одряхлело.

— Я могу влить в вас силу, сир, но боюсь, потом за это придется дорого расплачиваться. В этих делах я слишком неопытен.

— Я заплачу, — заверил император.

Рэп, не тратя времени даром, снабдил властителя энергией в том количестве, какого жаждала воля Эмшандара, и с удовольствием увидел, как порозовели бледные щеки старика.

— Ага! — возликовал император и бодро вскочил на ноги. — Благодарю, колдун! Старый боевой коняга еще побрыкается!

Он погрозил он кулаком в пространство.

Рэп тоже поднялся, но не торопясь. Предчувствие захлестнуло его ужасом с такой силой, что каждый волосок на его теле собрался встать дыбом. Теперь он точно знал — в Круглом зале ждала его судьба. Там он встретится с тем, что сжигало его предвидение в белопламенном сиянии. Страх, охвативший его, был так силен, что поневоле пришлось прибегнуть к чарам, чтобы успокоиться. Во всяком случае, Рэп искренне верил, что поддерживает себя магией, но трудно было судить, действительно ли это магия или просто его горячее желание не уронить свое достоинство.

«Император просил помощи у конюха, и деревенщина обещал помогать ему. Как же можно теперь показать властителю собственный страх? — твердил себе Рэп. — Бегство ничего не решает. Помнится, Тосолин изрекал: „Раны в спину ранят вдвойне“. И он был прав».

— Шанди! Проснись, воин!

— Что, дедушка? — улыбнулся принц, открывая глаза.

Перекатившись к краю постели, мальчик встал на колени, а улыбка перешла в зевок, и Шанди со вкусом потянулся, продемонстрировав свои тонкие, как паутинка, ручки.

— Вечно эти пелены соскальзывают, — с отвращением проворчал император, осматривая себя в зеркало и поправляя складки тоги. — Послушай, колдун, а не мог бы ты… — начал он, но тут же оборвал себя: — Нет, не нужно. Идем, парень, — позвал он внука. — Нам предстоит встретить Хранителей.

Услышав повеление деда, Шанди рухнул на четвереньки на самый край кровати, да так и замер. Глаза принца округлились и даже побелели от ужаса. Его счастье испарилось. Рэп с любопытством наблюдал за мальчиком.

— Торопись! — звал император, продолжая перед зеркалом укладывать непослушную материю.

— Ребенку тоже обязательно быть там, сир? — поинтересовался Рэп.

Ответом стал гневный и гордый взгляд. Видимо, возможность лицезреть Четверку действительно являлась важным элементом образования наследников короны. Но не менее серьезной была и другая причина: Шанди в игре имперских политиков оказался слишком важной фигурой, чтобы в создавшейся ситуации можно было оставлять мальчика без охраны. Плохо только, что дед не заметил леденящего ужаса, охватившего ребенка.

— Поднимайся живее, воин! Торопись! Жаль, времени у нас нет, чтобы одеть тебя должным образом.

Со вздохом облегчения Шанди вернулся к жизни. Он моментально соскользнул с кровати и вновь широко улыбался.

— Дедушка, а сегодня придут все Хранители? — спросил он.

Рэп недоумевал, что происходит с этим хрупким созданием, к которому долгое время так скверно относились. Предчувствие Рэпа, несмотря на постоянную блокировку его таланта угрозой белого сияния, предупреждало фавна о важности этого вопроса.

— Сир, если это так необходимо, я могу одеть принца в тогу.

— Отлично, — одобрительно кивнул Эмшандар.

Зато Шанди содрогнулся всем телом и так горестно посмотрел на колдуна, словно ужасный кошмар поглотил мальчика. Фавн принялся гадать, почему перспектива оказаться в тоге пугает принца. Возможно, страх и жестокая порка, полученная накануне вечером, както связаны между собой? А император, всецело занятый своими мыслями, все еще ничего не замечал. Даже торопил:

— Это ты здорово придумал. Пожалуйста, колдун, поспеши с тогой для принца.

— Какого она должна быть цвета? — спросил Рэп, а про себя подумал: «Уж если быть честным с самим собой, то я просто тяну время, чтобы отдалить неизбежное». На Круглый зал он не смотрел.

— Чисто белого, — откликнулся император. — И побыстрее.

— Сделаю незамедлительно, — пообещал Рэп и пошутил. — Стой прямо, воин.

Страх мальчика был столь же силен, сколь и необъясним. Однако принц прилагал все силы, чтобы не выказать свою слабость ни деду, ни новому другуколдуну, но, помимо воли, Шанди била дрожь.

— Устроить раскат грома или тихонько поколдовать?

— Не надо грома, Рэп, пожалуйста, — промолвил мальчик, упершись в колдуна расширенными от ужаса глазами. Юмор Рэпа не нашел отклика.

— Тихо так тихо, — согласился Рэп. — Итак, белая тога…

Рэп отлично успел рассмотреть и тунику и тогу императора и теперь точно скопировал это одеяние, сделав только поправку на рост мальчика. Потом добавил золотые сандалии и пробежал невидимым гребнем по коротким волнистым волосам ребенка. Любуясь своей работой, фавн произнес:

— А неплохо получилось! — И пообещал: — Если комунибудь придет в голову поднять на тебя руку, я превращу этого негодяя в моржа.

Шанди благодарно кивнул и попытался изобразить дрожащими губами улыбку; получилась жалкая гримаса. Затем принц сжал челюсти и расправил плечи, явно копируя отца, хотя загадочный ужас попрежнему всецело владел им. Даже обещание Рэпа о защите не рассеяло ребячьего страха.

«Но если такой малютка может выполнять свой долг, несмотря на дикий ужас, владеющий им, тогда мне и подавно надлежит выполнять свой. Каким бы он ни был», — окончательно решился Рэп.

Ах! Время истекало. Быстро брошенный взгляд лишь доказал эту истину.

— Итбен в Круглом зале, сир! Его жена с ним, а в руках он несет какието вещи.

— Эминовы щит и меч. Быстрее, колдун. Нам нужно спешить, а ты еще не одет.

Рэп заартачился, как лошадь перед неприступной скалой. Негоже деревенщине рядиться в патриции. Кроме того, фавну совсем не нравились эти обмотки, изпод которых торчат голые ноги.

— Я одет, сир!

Император повернулся к Рэпу и сердито выкрикнул:

— А я говорю — нет. Твои шмотки не годятся. Ты не посол и даже не сопровождающий посла, только они входят в Круглый зал в своих одеждах.

— И я тоже…

— Ты не можешь войти вот так!

— Либо я пойду как есть, либо никак! — отрезал Рэп, представив себя в имперской тоге: взлохмаченная копна волос, гоблинские татуировки и в придачу ноги фавна.

На какойто миг Рэп почти поверил, что Эмшандар вызовет палача и прикажет отрубить голову строптивцу — слишком сильно вздулись вены под тонкой пергаментной кожей. Но император не гневался, он возмущался:

— Да знаешь ли ты, кем для них покажешься? Что они подумают о тебе?

— Конечно, — заверил Рэп, — мужлан, неотесанный деревенщина.

— Ну? — прогремел старик, полагая, что убедил колдуна.

Шанди в ужасе переводил взгляд вытаращенных глаз с одного спорщика на другого.

— Я и есть деревенщина, — упрямо гнул свое Рэп. — Вам нужна моя помощь? Ну так принимайте меня таким, каков я есть.

Спектакль в Круглом зале шел своим чередом. Итбен поднялся на нижнюю ступень центрального возвышения. От Опалового трона регента отделяла только пара шагов.

— Господи, вразуми кретина! — сердито проворчал император. — Ладно, будь потвоему, пошли! — Потянувшись к шелковому шнурку колокольчика, висевшего у полога кровати.

Эмшандар вдруг остановился и досадливо махнул рукой.

— Некогда с носилками, я прав? А нельзя ли магией переправить нас всех троих в Ротонду?

— Можно, сир. Но если за церемонией наблюдают Хранители, наш маневр обожжет им глаза.

— Так им и надо!

Рэп пожал плечами. Обещатьто легко, а как сделать? Фавн вспомнил рассказ Ишиста, что Литриан мог обходиться без Магического Портала, пользуясь для перемещения в пространстве волшебством.

«А почему бы и нет?!» — решился Рэп.

В пути фавн никого терять не собирался. Поэтому, встав между своими августейшими спутниками, Рэп взял императора за костлявый локоть, а Шанди за вспотевшую ручонку. Потом сконцентрировался на видении магического пространства… шагнул в темноту, которая на самом деле была Опаловым дворцом, вокруг которого сверкали мелкие сполохи, витавшие в Хабе; ярко светились сигнальные маяки на шпилях четырех башен в дворцах Хранителей, и переливчато мерцали огоньки в отдаленных землях — невольная весточка от живших там колдунов. Затем Рэп сориентировался на грозное величие Круглого зала, оценивая расстояние, и спросил своих спутников:

— Готовы?

Дед и внук только молча кивнули. Удерживая всех троих в полной неподвижности, Рэп сдвинул магическое пространство.