Император мира

Глава двадцать третья

Укрывшись в тени соседнего небоскреба, Руиз проверял, какие охранные устройства стерегут на данный момент вход в гавань Публия. Он испытывал ироническое удовольствие оттого, что использовал для этой цели новейший анализатор пространства, купленный на деньги создателя чудовищ и благополучно вынесенный из крепости Юбере.

Батискаф преследователь оставил подальше. Теперь надо подобраться к врагу со всей хитростью и осторожностью, на какие способен агент всесильной Лиги. У одного из фермеров, которые владели небольшими участками на окраинах Моревейника, он за смехотворную цену купил набитую овощами небольшую лодку. Одежда Руиза состояла из засаленного кожаного жилета, потрепанных шортов и большой соломенной шляпы, приобретенных у того же фермера. Двигался он размеренно и неторопливо, а маленький сенсорный экранчик спрятал под кучей пахучих крепких кочанов.

Разобравшись в показаниях приборов, он устроил себе самый что ни на есть крестьянский обед: головка сыра с голубоватыми прожилками, сладкая луковица, полбуханки хлеба и пластиковая миска золотисто-зеленых пряных слив. Поев, он пришел к выводу, что это лучшая трапеза за последние недели. На дне лодки бывший агент обнаружил термос с чистой холодной водой и как следует напился, поглядывая на покрытые зеленью выступы небоскреба, который возвышался над ним. На какое-то мгновение течение вынесло лодку на полуденный солнцепек, и жара умиротворяюще обняла его израненные плечи, пока он не подтянул канат и не вернулся в спасительную тень. «Как же это здорово — жить!» — подумалось ему.

Руиз был поражен новизной этой мысли. Когда последний раз в голову приходило нечто подобное? Может, на барже? То сладостное путешествие, которому они не ведали конца, казалось теперь таким далеким…

Руиз потряс головой и погрузился в изучение показаний приборов. То ли он что-то упустил, то ли неверно понял, но никаких признаков деятельности охранных систем обнаружить не удавалось. Либо барахлит его собственное оборудование, либо Реминт добрался сюда первым.

В конце концов он закончил трапезу, отвязал канат, вставил весло в уключину и повел суденышко через всю лагуну к причалу.

Подплыв поближе, преследователь понял, что Юбере или какая-то иная враждебная сила явно его опередили. В воздухе все еще висел вонючий дым энергетических разрядов и раскаленного металла. Огромная бронированная амфибия Публия медленно погружалась в воду посредине лагуны, и еще одна такая же покачивалась на волнах у входа в лабиринт.

Все здание окутывала зловещая тишина, которую нарушало только доносившееся из тонущей амфибии слабое потрескивание горящей электроники. Руиз еще раз медленно проплыл вокруг лагуны, внимательно глядя на приборы, чтобы определить, один он здесь или нет. Все указывало на то, что конкурентов можно не опасаться. Однако индикаторы вдруг обнаружили, что один детектор ближнего расстояния на входе все-таки работает. Насколько разведчик понял, этот датчик регистрировал только синтетические материалы и металл.

Руиз облегченно вздохнул — он ожидал худшего. Мужчина поснимал все оружие и спрятал в лодке под овощами, надеясь, что недавнее побоище отпугнет мародеров от такого непрезентабельного трофея, как лодка, набитая зеленью, фруктами и овощами. Затем агент срезал с матерчатых туфель декоративные металлические пряжки и пригляделся к пуговицам на шортах. Но они вроде бы были вырезаны из толстой рыбьей чешуи. Он взял дубинку фермера — кусок плотного дерева в руку длиной, который увенчивала грубо вырезанная голова маргара. Отполированная частым употреблением рукоять уютно ложилась в ладонь.

Разведчик перешел на корму, привязал канат к причальному кольцу и сошел на пристань.

«Ты — идиот, Руиз Ав, — сказал он себе. — Охотиться за самым лучшим убийцей во вселенной с палкой в руках…» — и смущенно рассмеялся.

Пасть лабиринта источала запах недавней смерти, и Руизу Аву вдруг нестерпимо захотелось получить самую замечательную возможность на свете: никогда туда не входить!

Однако войти пришлось, и он обнаружил, что теперь это переплетение коридоров населяют исключительно мертвецы. За каждым поворотом он находил все новые и новые тела. Порой попадались неудачные экземпляры творчества Публия, но в основном это были охранники-дирмы. Все убийства, по мнению Руиза, совершались с той небрежной уверенностью и точностью, которая вообще отличала стиль Реминта.

Каждый выстрел нес мгновенную смерть, каждая отрезанная конечность свидетельствовала о том, что нападавший метил в какой-нибудь жизненно важный центр. Руиз осмотрел оружие убитых дирмов в надежде воспользоваться им, но обнаружил, что его предшественник скрупулезно выжег лазером механизм каждого.

Руиз никак не мог понять, как Реминту удалось в одиночку пробраться через укрепленный лабиринт создателя чудовищ. Он то и дело останавливался и прислушивался, не подаст ли кто-нибудь или что-нибудь признаков жизни. Но не слышал ничего настораживающего, и как раз это тревожило больше всего.

Степень разрушений на входе в лабораторный и жилой секторы лабиринта поразила агента еще сильней. Видимо, убийца шел напролом, не жалея напалмовых бомб и ступенчатых зарядов. Шлюз безопасности был вскрыт посредством взрыва, а там, где начиналась шахта лифта, броня просто свисала клочьями.

Руиз подкрался к дыре и заглянул вниз. Сплав, покрывавший стены шахты, носил следы альпинистских крючьев и кошек, которыми Реминт, по-видимому, воспользовался, чтобы спуститься в лабораторный сектор. Разведчик глубоко вздохнул. У него скалолазного снаряжения не было… Единственной дорогой оставалась узенькая и хрупкая лесенка для технического обслуживания лифта, к тому же изрядно покореженная взрывами. В некоторых местах она прогнулась и вплавилась в стену, а кое-где просто висела в пустоте.

Как ему хотелось бросить все и уйти отсюда назад, к солнцу, к ящикам редьки и моркови, забыть все, что приключилось раньше, сменить имя и стать другим человеком, которому не нужно спускаться вниз, навстречу тому, что ждет на дне шахты.

Но это был путь к Низе. Публий все еще оставался главным пропуском в крепость Юбере. Руиз гадал, жива ли еще принцесса, а если жива, то что она о нем думает. Возможно, она люто его ненавидит.

Преследователь тряхнул головой, повесил дубинку на пояс и начал спуск.

Когда Руиз наконец очутился на дне шахты, он едва мог поверить, что выжил. Дважды «альпинист» поскальзывался и спасался от падения, только ухватившись за ступеньку. Однажды часть лестницы под ним оторвалась и впечатала его в противоположную стену, так что разведчик едва не выпустил скобу, за которую держался. Но эти приключения уже казались ему мелкими неурядицами, хотя поврежденное плечо начинало побаливать.

Шахта была взорвана на трех уровнях, словно Реминт устанавливал мины специально, чтобы распылить оставшиеся силы противника по разным источникам опасности. Из абсолютной тишины, которая повисла в некогда исполненных кипучей деятельности лабораториях Публия, Руиз сделал вывод, что этот план сработал.

Он начал беспокоиться, как бы Реминт не прикончил уже создателя чудовищ или не замучил до такой степени, что тот сделался совершенно бесполезен.

— Вот, значит, как ты теперь об этом думаешь? — пробормотал он себе под нос.

«До чего же глупо, — пришло в голову агенту, — вспоминать о логике, когда уже слишком поздно».

И он вошел в мертвые лаборатории.

Тишина давила и угнетала. Руиз крался по этажу, перебегая от одного укрытия к другому, и часто притормаживал, чтобы определить, не осталось ли каких-либо приборов или людей, которые могли бы ему помешать. Но ничто не нарушало молчания смерти.

Там и сям он натыкался на тела инженеров, которых, очевидно, вооружали чем попало — скальпелями, ножками от стульев… и посылали на Реминта. У одного покойника агент забрал ланцет с длинным тонким лезвием и примотал его тряпкой к руке, так что рукоять легла чуть выше запястья. Ни одна палка не показалась более удобной, чем фермерская дубинка, и он оставил ее при себе.

Несколько последних жертв прожили достаточно долго, чтобы успеть заползти под приборы и стеллажи. Неужели Реминт порастратил часть своей смертоносной реакции? Может, он начал уставать? А вдруг он ранен? Это казалось весьма обнадеживающим знаком, и у Руиза несколько исправилось настроение.

Услышав звон стали о сталь, он удвоил осторожность, но вскоре обнаружил, что звук этот идет из вырытого в толще небоскреба амфитеатра, где невысокие, похожие на медведей воины молотили друг друга с прежним пылом. События в лаборатории явно не повлияли на их врожденную свирепость. Их было все еще довольно много. Руиз решил, что перед ним последний этап отборочных боев. С минуту он наблюдал за их сражениями, почти завидуя примитивности кипящих страстей.

Затем разведчик прошел еще несколько шагов и застыл перед аквариумами, где Публий держал свои клоны. Поддавшись порыву, он отодвинул экран, обеспечивавший уютную темноту обитателям емкостей. Три копии создателя монстров беспокойно заворочались, распрямляя мягкие тела и неловко заслоняя глаза. Руиза захлестнула такая ненависть, что ему стало трудно дышать. То, что клоны не были, строго говоря, повинны в преступлениях оригинала, никак не сказывалось на силе эмоций агента.

Руиз подумал было, не прихватить ли ему с собой одного из них, но сообразил, что клон ничего не знает о текущих распоряжениях и местонахождении хозяина, да и не похож на него пока. Фальшивый Юбере и не подумает признать авторитет подобной твари.

Разведчик наклонился и коснулся панели управления. Питательный раствор, поддерживавший жизнедеятельность клонов, начал медленно уходить из аквариума. Существа принялись извиваться и колотить по толстым стеклянным стенкам, которые держали их взаперти. Ближайший из них раскрыл припухшие глаза и злобно уставился на мучителя, он что-то кричал, но прозрачный барьер заглушал звуки. Руиз задвинул экран и оставил их подыхать во тьме.

Топот сапог Реминта он услышал как раз вовремя, чтобы нырнуть под ближайший стол. С бьющимся сердцем он наблюдал, как убийца появился из-за угла коридора, таща за собой летательный пузырь с привязанными к нему носилками. На них, пристегнутый широкими ремнями, лежал человек. Сначала Руиз не узнал его, но когда тот воздел руки в театральном жесте, насколько позволили ремни, разведчик понял, что это Публий. Стало быть, создатель чудищ еще жив.

Руиз с удовлетворением отметил, что Реминта серьезно потрепало. Над левым бедром броня свисала окровавленными клочьями, он заметно прихрамывал. Доспехи на левом плече были лишь слегка надорваны, но сама рука свисала плетью, хотя продолжала сжимать осколочное ружье. В правой руке убийца держал вибронож, а кабель от летательного пузыря пришлось привязать к кольцу на поясе.

Но даже в таком потрепанном виде Реминт по-прежнему был грозен. По сравнению с этим геншированным колоссом Руиз чувствовал себя жалким и беспомощным. Что он может противопоставить такой машине для убийств?

Как раз когда Реминт проходил между ним и краем утопленного в пол амфитеатра, агента посетила идея. Времени на оценку плюсов и минусов мгновенно созревшего плана не оставалось. Только внезапность могла привести к успеху. Он вскочил и бросился наперерез летательному пузырю.

Реминт отреагировал на атаку, когда до носилок оставалось еще добрых два метра. Он обернулся к нападавшему и поднял оружие, только чуть медленнее обычной своей нечеловеческой скорости. Руиз сосредоточился на том, чтобы ударить в пузырь всем весом, и приподнял руку, чтобы защитить раненое плечо. Он уже пролетал сквозь пузырь, когда все тело ожгло нестерпимой болью удара.

Носилки бросило вперед, они ударили Реминта по руке, сбив прицел. Заряд осколков прошел мимо. Потом в живот убийце врезались хромированные шасси, отбросив его назад, так что он запнулся о низкий парапет амфитеатра.

Руиз вскочил на носилки, изо всех сил размахивая дубинкой. Падая, Реминт успел поднять ружье, но дубинка опустилась ему на пальцы, прежде чем он выстрелил в последний раз. Ружье отлетело и, описав высокую дугу, упало в яму.

Руиз заглянул противнику в лицо, прежде чем тот свалился вниз. На лице убийцы застыло мертвое выражение, холодно устремленные куда-то внутрь глаза ничего не видели.

Бывший агент пробрался вперед, перешагнув через визжащего и размахивающего руками Публия. Реминт наконец поддался силе тяжести и рухнул в яму. Его растопыренные пальцы только на волосок не достали до шасси летательного пузыря. Удар оказался слишком силен, чтобы он смог удержаться.

Падая, убийца всем весом рванул трос от носилок. Громадное тело перевесило стабилизаторы летательного пузыря, и на миг показалось, что носилки перевернутся. Во всяком случае Руиз точно полетел бы вслед за противником, если бы не рубанул по тросу ножом. Одновременно то же самое проделал Реминт.

Кабель лопнул.

Плечо агента пронзила дикая боль, он опустил глаза, проверяя, на месте ли еще рука.

Летательный пузырь покачнулся и выровнялся. Руиз с изумлением сгибал и разгибал локоть, не обращая внимания на стекающую ручьем кровь.

Он глянул вниз и увидел, как медвежата бросились на приземлившегося среди них гиганта. Один из них с неуловимой быстротой рванулся к Реминту и вонзил нож в щель между бронепластинами на левом плече человека.

Убийца взмахнул виброножом, и маленькая голова нападавшего отлетела прочь. Затем враг зажал нож в зубах и подпрыгнул, ухватившись здоровой рукой за край амфитеатра. У Руиза дрогнуло сердце: этот человек был чудовищем — ни один представитель людского племени не способен на подобный прыжок.

Агент скатился с носилок и прицелился каблуком по пальцам противника. Это чуть не стало роковой ошибкой. Реминт подтянулся и ухватил его за щиколотку. Только страшным усилием, едва не порвав мышцы, Руиз смог вырваться. Пальцыубийцы скользнули по сапогу. От ужаса у разведчика перехватило дыхание.

Гигант снова рухнул в яму, но на сей раз маленькие воины оказались готовы к его появлению. Двое мгновенно вонзили ножи в просветы между пластинами брони, и ноги убийцы подкосились.

Руиз не стал досматривать до конца. Он отполз подальше от края, подтянул к себе пузырь и, толкая его перед собой, со всех ног помчался к шахте лифта.

— Подождите, — раздался незнакомый, слабый и жалобный голос Публия, — Кто это?

Руиз впервые за все это время обратил внимание на создателя чудовищ и увидел, что Реминт срезал тому веки и пустил в глаза какую-то кислоту. Под бедрами у безумного хирурга натекла лужа крови: видимо, убийца подрезал ему сухожилия.

— Я, — ответил Руиз, не сбавляя темпа и экономя дыхание.

К его удивлению, по лицу Публия пробежала улыбка.

— Руиз Ав? Ты одолел воплощенную месть Юбере? Господи!

Он закашлялся и сплюнул кровью. Невольный спаситель начал прикидывать, какие еще травмы получил его враг и сможет ли он прожить достаточно долго, чтобы принести пользу ему самому.

— Не исключено, — ответил он.

Темное отверстие шахты было уже недалеко, и Руиз с разгону загнал туда летательный пузырь. Он установил рычаг на подъем и забрался на носилки, когда лифт тронулся вверх. Бывший агент крепко держался за ремни, которыми был привязан Публий, и сердце его продолжало бешено колотиться, пока они не оказались гораздо выше того уровня, до которого допрыгнул Реминт.

— Ты убил его? — Голос Публия по-прежнему звучал жалко и неуверенно.

— Возможно.

— Наверняка убил. Живым он никогда не выпустил бы нас из рук. Если он мертв, он ведь не сможет причинить нам вреда, правда?

— Не уверен, — ответил Руиз и обнаружил, что его знобит, хотя воздух в лифте был жаркий и влажный.

— Э-э, — снова подал голос Публий, — куда ты меня везешь?

Руиз рассмеялся:

— Неужто тебе не все равно, если я везу тебя прочь отсюда — не важно куда?

Он больше не испытывал того всепоглощающего гнева, который гнал его вперед с тех пор, как он обнаружил Олбани. Встреча с Реминтом высосала все эмоции, лишила возможности чувствовать что-либо, кроме скованности и онемения в душе и теле. Это могло оказаться опасным. Агент осмотрел порез на плече и обнаружил, что тот сравнительно неглубок. Кровь еще текла, но уже тоненькой струйкой.

— У нас с тобой еще остались незаконченные дела, а, Публий?

— О да! — яростно прошипел враг.

— Мне не дает покоя следующая проблема: как я могу быть уверенным, что Тильдореаморс выполнит твою просьбу — сейчас, когда за тобой больше не стоит никакая реальная сила, а пираты просто наотрез отказываются выпускать кого-либо из города.

Публий издал тонкий безумный смешок.

— Потому что — господи, вот ирония судьбы-то! — Тильдореаморс мой со всеми потрохами. Это такой же геншированный двойник, как поддельный Юбере.

— Ясно, — кивнул Руиз. — Тогда мы сейчас едем к твоему Юбере, приводим его в чувство, и ты приказываешь ему подчиняться мне во всех отношениях и выполнять любые мои повеления.

Лодка все еще покачивалась у причала, как и рассчитывал Руиз. Он выбросил несколько ящиков и освободил место для летательного пузыря. Когда носилки оказались на борту, создатель монстров вытянул руку и неуверенно ощупал то, что находилось рядом.

— Овощи? Это все, на что ты оказался способен, Руиз? — Голос его был все еще слаб.

— Не ной, — сказал спаситель, маскируя носилки за ящиками. Не будь ты нужен мне, чтобы выбраться из Моревейника, я бы без колебаний перерезал тебе глотку и отправил к маргарам.

— Серьезно, отправил бы? Не знаю, не знаю… Ты как-то переменился, размяк, что ли. Реминта ты, конечно, одолел, да ведь хитростью небось…

— А как еще? — кисло откликнулся Руиз. — Сильно он тебя помял?

— Я выживу, если ты достанешь прилипалу. Не смочишь мне глаза? Очень неприятное ощущение…

— Нет.

— Нет?

— Нет. И насчет прилипалы мы подумаем, когда ты выполнишь обещание. А пока мне нравится наблюдать, как ты мучаешься.

Публий захихикал:

— Ерунда. Если я и помру, у меня имеются клоны, которые, без сомнения, компенсируют все разрушения плоти. Правда, признаюсь, хотелось бы сохранить старый мозг: в нем так уютно. Но времена меняются, и приходится приспосабливаться, не так ли?

Руиз окинул взглядом перепачканное кровью лицо, потускневшие глаза, все еще надменный и жестокий изгиб рта.

— Брось хорохориться, Публий. Я выпустил питательную среду из аквариума с твоими клонами.

С физиономии создателя монстров разом слетело спесивое выражение. Он поджал губы и отвернулся.

Низа жила в каком-то сером мире. Камера была серая. Дверь, стены, пол, узкая скамья, койка, на которой она спала, — серые. Сочившийся с потолка свет тоже был серый — ни яркий, ни тусклый, — разве что немного притухал, когда она спала. Даже еда была серой и безвкусной.

С тех пор как этот жуткий Реминт втолкнул ее в камеру и запер дверь, девушка сделалась совершенно апатичной. Она потеряла счет дням или, вернее, сама прекратила их считать. Много раз она просыпалась, не помня, как засыпала, и догадывалась, что ее усыпляли специально. Она не знала, сколько времени длились периоды искусственного сна, и перестала об этом беспокоиться. Она впала в почти удобное безразличие, которое было всяко лучше, чем постоянные тревожные мысли о том, уж не изменили ли ее разум тем страшным образом, который описывал Руиз Ав.

О самом Руизе и его непонятном предательстве Низа думала редко. Вместо этого она предпочитала мысленно уноситься в счастливые времена на Фараоне, когда она была любимой дочерью царя. Девушка вспоминала отцовский сад и наслаждения, которые делила с многочисленными любовниками, разнообразные изысканные удовольствия, которые принцесса могла себе позволить в силу своего положения: прекрасную пищу, лучшие вина, шелка и драгоценности, прекраснейших рабов.

Спустя некоторое время Фараон стал казаться девушке более реальным, нежели ее теперешние обстоятельства. Только в редких снах становилось трудно сохранять дистанцию между собой и миром. Во сне Руиз Ав приходил к ней и умолял о прощении, а она притворялась, что принимает его объяснения и извинения. Во сне она скрывала свою ненависть и ловко его обманывала, чтобы сделать его абсолютно беспомощным и таким образом отомстить за себя. Но сны эти терзали ее неописуемо, ибо она всегда просыпалась раньше, чем успевала разбить его сердце так же, как он разбил ее. Хуже всего было то, что порой Низа просыпалась в слезах, расстроенная, несмотря на всю свою ненависть, тем, что сон кончился, и Руиз снова ускользнул от нее, и она больше никогда его не увидит.

Иногда бедняжке казалось, что она умерла и пребывает в аду. Может, все, что происходило с ней до этого, было чистилищем? А вдруг гордая принцесса не выдержала испытания и теперь до скончания веков обречена на эту серость? Руиз Ав мог на самом деле быть демоном разрушения, посланным специально, чтобы соблазнить ее. И пленница находила немало фактов, укреплявших ее подозрения.

Чтобы не видеть этих снов, Низа старалась спать пореже и проводила искусственные тюремные ночи, сидя в темноте и вспоминая солнечное сияние Фараона. Именно во время одного из таких бдений дверь заскрипела, поехала в сторону, и на пороге возник Руиз Ав. От резко вспыхнувшего света у девушки заслезились глаза, так что в течение нескольких секунд она видела только неясный силуэт в дверном проеме.

— Низа? — позвал он мягким неуверенным голосом.

Глаза привыкли к свету, и она смогла наконец разобрать черты лица вошедшего. Руиз был страшно измотан, на впалых щеках темнела многодневная щетина, под глазами залегли глубокие тени. Он казался постаревшим. На нем была какая-то странная одежда, вроде той, что носят рабы, причем рукав куртки пропитался кровью.

В момент узнавания сердце принцессы смягчилось, ей отчаянно захотелось броситься освободителю на шею. Но в руках он держал длинноствольный карабин, следовательно, пленником не был. Низе было не под силу разобраться в ситуации. Она не могла понять, в чем ее спасение на этой странной планете, где зло расцвело пышным цветом, а предательство превратилось в высокое искусство. Да, Руиз Ав вернулся, но что это значит для нее? Можно ли ему доверять? Она боялась его почти так же сильно, как любила, — и на сердце у нее было тяжело.

Девушка подняла голову, но ничего не ответила.

Руиз испытал физическую боль, увидев любимую. Она побледнела и осунулась. Прекрасные волосы превратились в спутанную гриву. Плечи поникли, как у больной. Несколько мгновений она тускло смотрела куда-то вдаль, словно не замечая окружающего, но потом подняла голову, и в глазах появилось оценивающее выражение. Казалось, ей нанесли непоправимый, но невидимый простым глазом вред. Она все еще была прекрасной, но стала чужой.

— Низа, — заговорил он снова, — все в порядке. Мы уходим. — И протянул ей свободную руку.

Девушка медленно встала, посмотрела на его открытую ладонь, и на лице ее проступило выражение осторожной надежды.

— Можно спросить, куда мы пойдем? — произнесла она.

— Конечно… Мы покинем Моревейник, найдем дальше по берегу космопорт и удерем с Суука.

Недоверие затуманило ее черты, как пыльное покрывало.

— А остальные?

— И они тоже. Мольнех и Дольмаэро. Мы же не можем оставить их тут.

Она прошла мимо него с таким напряжением во всем теле, словно ожидала, что он швырнет ее обратно в камеру и посмеется над ее разочарованием. Руиз ощутил невыносимую боль в сердце, в глазах защипало. Как ей объяснить? Времени нет: каждая лишняя минута, проведенная в крепости Юбере, увеличивала опасность. Публий вполне мог измыслить способ помешать их побегу.

Покинув камеру, Низа заметила раненого, который покоился на металлической платформе, безо всякой опоры парившей в воздухе посредине коридора. Раны его уже начали гноиться и источали зловоние. Явно не жилец. Возле него стоял еще один — маленький человечек с незапоминающимся лицом. Раненый что-то настойчиво шептал маленькому, а тот энергично кивал.

— Кто они такие? — спросила девушка. Услышав ее вопрос, Руиз оглянулся, посмотрел на фальшивого Юбере, который шептался с Публием, и понял, что готовится какой-то убийственный план. В нем вспыхнула всепоглощающая ярость, которую питали все те страшные преступления, которые совершил безумный хирург по отношению к нему и ко всем остальным. От этой ярости потемнело в глазах, и она же клокотала в сердце, требуя наконец выхода. Палец на спусковом крючке свело судорогой, и голова подставного Юбере превратилась в облако пара. Тело упало на Публия, а затем сползло на пол.

— Нет, — слабо простонал создатель монстров, вытирая с лица кровь двойника. — Почему ты это сделал? Я просто расспрашивал его про твоих рабов… что с ними делали…

Руиз обернулся к Низе, которая побледнела еще сильнее:

— Никогда не теряй бдительности в присутствии этого человека. Он — самое жуткое существо, какое тебе доводилось и, надеюсь, больше не доведется встречать. Он скользок, как змея, и коварен, как дильвермунский андрогин. Сейчас он изранен, покалечен, ослеплен и привязан к носилкам. Вероятно, он умирает. Но никогда не забывай, что это — самый опасный человек из тех, кого тебе приходилось видеть.

Она молча кивнула, но агент почти слышал ее мысли: «А может ли он быть хуже тебя, Руиз Ав?»

Руиз отыскал камеры, где содержались Мольнех и Дольмаэро, и выпустил фараонцев на свободу. Они, спотыкаясь, вывалились на свет и встретили его не теплее, чем Низа. Что им наговорили? Руиз только покачал головой, досадуя на свое бессилие. Время уходило, и им следовало поторопиться, чтобы не пропустить людей Иванта Тильдореаморса, которые должны были переодеть их для путешествия на барже Жертвующих.

— Идем, — резко бросил он и повел их к выходу.

Только когда они вышли в открытое море и пики небоскребов Моревейника стали постепенно исчезать за горизонтом, Руиз начал верить, что они избежали страшной участи. Кажется, побег удался. Старая баржа шла довольно уверенно. Ветер дул с суши, и пока они пребывали в относительно спокойных водах. Потом, конечно, станет хуже.

Публий распластался на импровизированной постели, то бредя, то впадая в прострацию. У остальных уже началась морская болезнь, поэтому им приходилось проводить большую часть времени, свесившись через поручни в попытке вывернуть наизнанку пустые желудки.

Жизнь и воспитание в мире, где большую часть пространства занимала пустыня, не подготовили их к тяготам океанского путешествия. Окруженный запахом рвоты и вонью от воспалившихся ран Публия, Руиз и сам начал ощущать, что его временами мутит.

Жертвующие по большей части тоже пребывали не в лучшей форме. Руиз слышал, как матросы покрикивали на них, когда на одном борту скапливалось слишком много народу, что грозило перевернуть баржу. Командные окрики и бульканье выворачиваемых желудков перекрывались свистом нейронных бичей, которыми моряки сгоняли больных паломников обратно на твиндек.

Белые одеяния сектантов уже не сияли белизной, но фанатизм нисколько не уменьшился. Те, что поздоровее, распевали гимны, превозносящие величие и благородство самоубийства, или расхаживали по палубе, громко цитируя священные книги. Как ни отмахивался Руиз от попыток вовлечь его в эту религиозную лихорадку, правоверные не отставали. В какой-то момент ему даже пришло в голову, что муки плавания являются одной из причин, по которым Жертвующие ищут избавления в мясницких лабораториях Лезвий.

Агент еще не успел раскрыть фараонцам подоплеку событий, приключившихся с ними в Моревейнике, и Низа продолжала общаться с ним подчеркнуто формально.

Усталость и истощение заставляли его чувствовать себя неуклюжим, он боялся случайно сказать или сделать что-нибудь не то. А больше всего он боялся, что она не поймет его вне зависимости оттого, что он скажет. Поэтому предводитель все откладывал и откладывал объяснение, но никто, даже Дольмаэро, у него этих объяснений и не требовал.

Публий внезапно проснулся и принялся размахивать руками.

— Император мира! — завопил он. Мира! — Из груди его вырвался судорожный вздох. — Руиз? — Голос умирающего вдруг сделался удивительно ясным и разумным. — Руиз, я знаю кое-что, чего не знаешь ты. Хочешь, скажу?

— Валяй, — ответил Руиз.

Он уповал только на то, что создатель монстров не начнет вопить. Это не вписывалось в роль смиренных Жертвующих, которые направляются к священным чертогам самоубийства. Уж если Публий принимался вопить, то делал это отнюдь не скромно и униженно…

— Ха! Ты ведь даже не спросил меня про мою тайну. А придет время, когда ты об этом пожалеешь, все пожалеют. Но я не открою тебе свою Великую Тайну. Ты сам скоро все про нее узнаешь, все узнают. Лицо раненого осветилось прежним злорадством. Я доверю тебе Малую Тайну, а ты взамен будешь хорошим мальчиком и принесешь мне прилипалу или по крайней мере попить.

— Нет, — отрезал Руиз.

— Ладно, — согласился Публий. — Я все равно скажу. Почему бы и нет в конце концов? Мой Юбере, прежде чем ты его убил… он как раз рассказывал мне, что один из твоих рабов побывал у геншей.

Руиза затошнило всерьез. Он вздрогнул, но голос его прозвучал совершенно равнодушно:

— Естественно, император Публий. Который?

Губы умирающего разъехались в кошмарной пародии на улыбку.

— В этом-то и заключается самое смешное, Руиз. Ты убил его прежде, чем я успел это выяснить. Ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха-ха! — Тут он снова потерял сознание.

«Нет, — подумал Руиз. — Это явное вранье. Просто очередная хитрость Публия, единственный оставшийся способ отомстить». Конечно, фальшивый Юбере мог получить такие сведения от своих служащих за время, прошедшее между моментом, когда агент условной фразой вернул ему волю, и их прибытием в крепость. Но зачем ему было сообщать об этом хозяину?

Нет, это почти наверняка ложь.

Утром третьего дня Публий умер. У Руиза это событие вызвало приступ раздражения, поскольку он рассчитывал использовать влияние покойного среди Лезвий Нампа с целью максимально упростить им побег с Суука.

Но когда беглец перекатил тело через поручни и отправил в океан, самым сильным его чувством было облегчение.