Когда в начале 1002 года Эмма ступила на землю Англии, будущее, должно быть, страшило ее. Ей предстояло выйти замуж за Этельреда, могущественного, но непредсказуемого короля Англии – человека, которого она никогда не видела, говорившего на языке, который она не понимала. Да, Эмму растили для династического брака, однако к такому подготовиться было невозможно. Как дочь герцога Ричарда I она могла ожидать, что ее выдадут замуж за какого-нибудь аристократа из Северной Франции – возможно, за графа Фландрии или Анжу. Союз с Этельредом был куда более престижным, но и куда более рискованным. В Англии у Эммы имелось мало сторонников и еще меньше друзей.
Причины этого брака следует искать в политических трудностях правления Этельреда, когда берега Англии вновь начали осаждать викинги. Цель союза состояла в том, чтобы закрыть нормандские порты для грабителей-северян, которые нашли там убежище в 1000 году. Кроме того, союз стал новой линией в политике западносаксонской королевской семьи, правившей Англией. Здесь давно выдавали дочерей и сестер за континентальных правителей, однако редко брали иностранных невест. Единственным давно забытым прецедентом была женитьба Этельвульфа, прапрапрадеда Этельреда[6].
Титул королевы сам по себе был новшеством. По неизвестной причине в западносаксонской королевской семье супругу монарха традиционно называли «жена короля» или «мать короля», что подчеркивало ее зависимость от мужчин (и подчинение им). Ситуация стала меняться только в 960-х годах при матери Этельреда – Эльфрите. Это первая супруга короля, получившая титул «королева». Эльфрита также стала первой официально коронованной королевой-консортом в династии, и она постоянно фигурирует в документах с обращениями к королю и поддержкой тяжб{33}.
Ко времени союза с Эммой Этельреду было около 35 лет, и у него имелось как минимум шесть сыновей и три дочери от предыдущего брака. Но даже если Эмма не была первой женой Этельреда, она, похоже, была его первой королевой. Дело в том, что прежняя супруга Этельреда почти не упоминается в источниках: ее никогда не называют по имени, и только благодаря гораздо более поздним описаниям мы знаем, что, вероятно, ее звали Эльфгифу. Отчасти такое умолчание можно отнести на счет традиционного женоненавистничества средневековых хронистов, но для исчерпывающего объяснения этого недостаточно – ведь и Эльфрита, и Эмма упоминались в различных источниках 960-х и 970-х годов{34}. Возможно, отчасти проблема заключалась в Эльфрите. В Средневековье при дворе могла быть только одна настоящая королева, и пока Эльфрита, которая умерла только в конце 1001 года, оставалась королевой-матерью, для второй женщины места не было.
Поэтому, когда в 1002 году, вскоре после смерти Эльфриты, в Англию прибыла Эмма, почва для появления новой королевы была подготовлена. Как и многие средневековые невесты, Эмма была юна – едва ли старше 20 лет, а возможно, еще и не вышла из подросткового возраста{35}. Как и ее отец и брат, в культурном (и лингвистическом) смысле она была француженкой. Возможно, Эмма знала древнескандинавский язык, который, вероятно, был родным языком ее матери Гунноры, однако почти или совсем не знала древнеанглийский, на котором говорили в ее новой стране. Столкнувшись с такими культурными и языковыми препятствиями, Эмма решила приспособиться к новым обстоятельствам. Она взяла (или получила) надлежащее английское имя Эльфгифу и начала заключать союзы с местной знатью. Вас может поразить тот факт, что новое имя, означающее «дар эльфов», совпало с именем первой жены Этельреда. Но там, где современный психолог отвел бы душу, историк вынужден довольствоваться замечанием, что это было самое популярное аристократическое женское имя той эпохи.
Уже в первый год пребывания Эммы на троне она стала заверительницей в указах Этельреда (под новым именем) – честь, в которой было отказано ее предшественнице. В следующем году мы видим новые признаки ее политической активности. «Англосаксонская хроника» – самое подробное повествование того периода – сообщает, что в 1003 году викинги разграбили Эксетер после того, как Эмма назначила туда нормандца (или «француза»). Это завуалированная критика новой королевы и ее окружения, а человека, о котором идет речь, называют словом churl (то есть «крестьянин, простолюдин») – уничижительный термин в аристократических кругах{36}. Тем не менее критика подразумевает наличие власти, и эта власть в последующие годы будет только расти.
Тот факт, что не все приветствовали Эмму, едва ли должен вызывать удивление. Средневековые дворы были космополитическими и многоязычными, но в то же время их раздирали на части интриги и соперничество. Это определенно относилось и ко двору Этельреда. С 991 года викинги не раз нападали на английское королевство, и их набеги становились все более масштабными и жестокими. Напряжение росло, и первым признаком того, что Этельред близок к отчаянию, стала печально известная резня в День святого Брайса в 1002 году – одно из первых крупных политических событий, свидетельницей которого оказалась Эмма. Согласно «Хронике», король приказал «предать смерти всех данов, находившихся в Англии» в день французского святого Брайса (13 ноября). Приказ появился в ответ на слухи о заговоре, и это был не столько акт этнической чистки в современном понимании, сколько удар по королевским викингам-наемникам, которые в последние годы показали себя особенно ненадежными. Однако это был не самый удачный поступок монарха с точки зрения его собственного будущего{37}.
Впрочем, викинги были лишь половиной проблемы. Обстановка накалялась, и власть Этельреда начала подтачиваться изнутри. Отчасти проблему создавала сама Эмма. Когда взошла ее звезда, закатилась звезда старших сыновей Этельреда от прошлого брака. А после того как около 1003 года у Эммы родился первенец Эдуард, началось соперничество за трон. Двор разделился: разные фракции поддерживали разных кандидатов. Если Эмма хотела выжить, ей требовалось быть начеку.
Но Эмма не просто выжила – она преуспела. Несмотря на все трудности, а может быть, благодаря им, она вскоре прочно утвердилась рядом с Этельредом. Возможно, Эмма принадлежала к тем, кто рассматривал резню в День святого Брайса не как агрессию против своих бывших соотечественников, а как необходимую (хотя и крайнюю) меру, чтобы справиться с угрозой со стороны викингов. И почти наверняка она была среди тех, кто несколько лет спустя рекомендовал Этельреду расстаться со своими постоянными советниками: современные историки окрестили эти события «дворцовой революцией» 1005 и 1006 годов. Позиции Эммы укрепились еще больше после рождения около 1008 года второго сына Альфреда. Третьим ребенком в королевской семье стала дочь Годгифу (что означает «дар Божий»). Решающий момент настал зимой 1013/14 года. Перед этим, сознавая, что английский трон созрел для захвата, датский король Свен Вилобородый возглавил массовое вторжение на остров летом 1013 года. К декабрю положение Этельреда стало катастрофическим, и он с Эммой и детьми бежал в Нормандию ко двору шурина{38}. Пусть союз с нормандцами и не смог предотвратить вторжение Свена, он, по крайней мере, обеспечил безопасную гавань, где Этельред мог планировать возвращение в Англию.
Счастливый случай для этого представился довольно скоро: в праздник Сретения, 2 февраля 1014 года, Свен внезапно скончался от болезни (или же, если верить более поздней английской легенде, его поразил святой Эдмунд). Этельред сумел воспользоваться возникшей неразберихой, чтобы вернуть себе престол. Он возвратился в Англию и изгнал Кнуда – сына Свена, которого датская армия намеревалась избрать королем вместо отца. Однако передышка оказалась недолгой. Уже в следующем году Кнуд прибыл в Англию во главе большого войска. Этельред умер после болезни 23 апреля 1016 года, когда армия Кнуда еще шла по стране.
Эмма оказалась в сложной ситуации. После смерти Этельреда ее позиции в Англии были под угрозой. Основной интерес Эммы заключался в возможном наследовании власти для ее сыновей Эдуарда и Альфреда. С этой точки зрения опасность представлял не только потенциальный завоеватель Кнуд, но и дети Этельреда от прошлого брака. Поначалу старший из них, Эдмунд Железнобокий, возглавил энергичное сопротивление данам. Должно быть, Эмма испытывала тогда сложные чувства, но, так или иначе, 30 ноября 1016 года Эдмунд умер – вероятно, от ран, полученных в сражениях с Кнудом. Так был проложен путь к восшествию на престол датского завоевателя – первого из длинной череды иностранных монархов на английском троне.
Учитывая шаткость положения, для детей Эммы разумным было найти убежище при дворе своего дяди Ричарда II Нормандского. Сама королева, похоже, оставалась в Лондоне – возможно, вопреки собственному желанию. У Эдмунда были все основания внимательно следить за мачехой, которая принадлежала к соперничающей фракции при дворе и желала, чтобы трон перешел от Этельреда к ее собственным сыновьям. Еще меньше причин отпускать ее было у Кнуда. Ведь, если бы Эмма снова вышла замуж, ее супруг мог бы претендовать на трон – как муж законной королевы. И что еще хуже, она могла попытаться поддержать своих изгнанных сыновей, главных соперников Кнуда. По этой причине скандинав решил сам заключить брак с Эммой. Источники расходятся в деталях: одни говорят, что Кнуд добился расположения Эммы, другие – что ее вынудили к этому союзу, однако все сходятся в том, что в итоге она согласилась{39}. Для Кнуда это стало важной победой: он мог силой завоевать Англию, но не смог бы одной только силой править. Женитьба на супруге предыдущего короля позволяла Кнуду изобразить себя своего рода наследником Этельреда. Таким образом, этот союз сглаживал острые углы. Кроме того, заручившись поддержкой Эммы, Кнуд нейтрализовал угрозу, исходившую от ее сыновей, старший из которых, Эдуард, уже приближался к совершеннолетию и не имел особых причин быть благодарным новому отчиму.
Если Кнуд многое выигрывал от этого союза, то Эмма ровно столько же могла потерять. Ее будущее в Англии теперь зависело от хороших отношений с новой властью. Однако брак с Кнудом, особенно если бы в нем родились наследники, лишал ее собственных сыновей права на трон – а как раз этого и добивался Кнуд. Столкнувшись с таким невероятно сложным выбором – и, вероятно, с определенным принуждением, – Эмма предпочла Кнуда и собственное успешное будущее сыновьям и изгнанию. Такое решение не могло быть легким, и Эдуард с Альфредом так никогда и не простили ее. Возникшая в результате этого напряженность будет определять английскую политику следующие полвека.
Эмма не гордилась своими действиями, что видно из заказанного ею позже сочинения об этом периоде. Пропагандистский труд с соответствующим названием «Похвала королеве Эмме» (Encomium Emmae reginae) написал в начале 1040-х годов один фламандский священнослужитель. Примечательно, что автор избегает любого упоминания о браке Эммы с Этельредом, несмотря на неизбежные искажения в повествовании. Игнорировать существование Эдуарда и Альфреда было невозможно, однако обстоятельства их рождения и родословная благоразумно обойдены молчанием. Очевидно, о некоторых вещах лучше было не упоминать.
Если в последние годы жизни Этельреда Эмма являла собой определенную силу, то при Кнуде она вышла на передний план. Как раз потому, что этот союз был столь важен для узаконивания власти нового короля, Эмма обрела полномочия и могущество. Она стала заверять королевские указы чаще, чем при Этельреде (хотя и тогда Эмма не очень стеснялась). Есть также свидетельства того, что на нее возложили важные политические обязанности. Многие документы адресовались одновременно Кнуду и Эмме; кроме того, они совместно оказывали покровительство культурным начинаниям и церкви{40}. Бессмертным памятником их равноправному союзу стало изображение в начале Liber Vitae («Книги жизни»), созданной в Нью-Минстере (Новом соборе) Уинчестера. Этот документ – перечисление тех, за кого молились монахи собора. Он появился в монастыре во времена правления Кнуда, и первая иллюстрация изображает Эмму (под ее английским именем Эльфгифу) и Кнуда, совместно преподносящих крест аббатству. Эти две фигуры имеют одинаковый размер; более того, Эмма расположена в правой части композиции (то есть слева, если смотреть на иллюстрацию). По устоявшемуся соглашению самого важного человека помещали справа или в центре рисунка – таким образом, Эмме отводится более почетное место, нежели Кнуду{41}. Здесь она более чем оправдывает свое более позднее прозвание «сокровище нормандцев»{42}.
Вхождение Эммы в новую англо-датскую власть, вероятно, облегчалось ее собственным скандинавским происхождением и возможным знанием древнескандинавского языка. Этому же определенно способствовало рождение двоих детей в браке с Кнудом – Хардекнуда и Гунхильды. В то же время Кнуду приходилось тщательно соблюдать баланс, вознаграждая своих скандинавских подданных и задабривая местную английскую аристократию (по крайней мере, ее часть){43}. С одной стороны, он раздавал верным сторонникам ценные земельные владения в Англии, с другой – стремился заручиться поддержкой представителей местной элиты. И в этом отношении Эмма оказалась бесценна. Брак с нею обеспечил некую преемственность королевской власти.
Это была лишь одна из многих оливковых ветвей, протянутых Кнудом англичанам. Другой стало основание церковной обители в Эшингтоне (Ассандуне) – месте окончательной победы Кнуда над Эдмундом Железнобоким. Не менее важной оказалась встреча в Оксфорде в 1018 году, на которой Кнуд пообещал соблюдать «законы Эдгара». Отец Этельреда Эдгар Миролюбивый был символом закона и справедливости в Англии. Готовность Кнуда добиваться лояльности местной знати доказывает также тот факт, что указы, выпущенные в Оксфорде, составлял архиепископ Йоркский Вульфстан (умер около 1023 года). В последние годы жизни Этельреда Вульфстан был его главным советником, которому доверялись все основные акты законотворчества; теперь он делал то же самое для Кнуда{44}. Примечательно и само решение принять «законы Эдгара». Оно не только создавало для Кнуда преемственность с более ранними английскими законами и системой правления, но также в определенной степени отождествляло его с отцом правителя, которого он сменил. Смысл понятен: источником легитимности был Эдгар, а не его сын – а значит, не наследники последнего.
Вульфстан и Эмма также вносили свой вклад в укрепление новой власти. У Кнуда по-прежнему имелись интересы на берегах Северного моря, и он нуждался в доверенных лицах, которые могли бы править Англией во время его отлучек. Зимой 1019/20 года он отбыл в Данию, чтобы обеспечить там престолонаследие своему брату. В военных походах 1023, 1025–1026, 1027 и 1028–1029 годов он захватил Норвегию и некоторые части Швеции. Сын Кнуда и Эммы Хардекнуд должен был сыграть здесь свою роль, и его отправили регентом в Данию – возможно, вскоре после его первого появления на публике в Англии в 1023 году. Там Хардекнуд должен был представлять своего отца и учиться искусству управления государством.
Хотя при Кнуде Эмма была заметнее, чем при Этельреде, вскоре она столкнулась с теми же проблемами, что и в прошлом браке. Как и Этельред, Кнуд пришел к их союзу с багажом. У него было два старших сына – Свен и Гарольд (названные в честь деда и прадеда); оба родились от Эльфгифу Нортгемптонской. Источники, близкие к Эмме, изображают Эльфгифу наложницей, а Свена и Гарольда – бастардами; более того, «Похвала» утверждает, что во втором случае имел место обман и Гарольд не был отпрыском Кнуда. Однако здесь Эмма явно переигрывала. Эльфгифу происходила из знатной семьи из Мидлендса, а ее отец и братья были не в ладах с Этельредом. Есть все основания полагать, что союз Эльфгифу и Кнуда был реальным браком, заключенным в 1013 или 1014 году с целью заручиться поддержкой могущественного региона. (Хотя церковь осуждала разводы и повторные браки, пройдет еще два столетия, прежде чем она сможет диктовать свои условия монархам и аристократам.){45}
Эмма была права, чувствуя угрозу со стороны Свена и Гарольда, и Энкомиаст (под этим условным именем известен историк, составивший «Похвалу») утверждает, что она поставила следующее условие брака с Кнудом: их общие сыновья будут иметь приоритет в наследовании. Такая договоренность, безусловно, не исключена. Но поскольку Энкомиаст – это рупор Эммы, мы должны относиться к его заявлениям с осторожностью. Он писал свою хронику после того, как Хардекнуд наконец унаследовал английский престол в 1040 году, и в его интересах было изобразить нового правителя истинным наследником Кнуда, а Свена и Гарольда – выскочками-узурпаторами.
Несомненно, Эмма неустанно трудилась над тем, чтобы защитить интересы Хардекнуда – при необходимости за счет его единокровных братьев. Вполне возможно, именно она настояла на том, чтобы в начале 1030-х годов Свену отдали власть над Норвегией (под опекой Эльфгифу Нортгемптонской), что отдалило от двора сразу двух соперников. И когда в 1035 году Кнуд по неизвестной причине умер в Шефтебери, Эмма поспешила высказаться за передачу престола Хардекнуду, выступив против притязаний его старшего единокровного брата Гарольда. В этом Эмму поддержал могущественный эрл[7] Уэссекса Годвин, обязанный своим стремительным взлетом покровительству Кнуда. Однако главный соперник Годвина за власть и влияние эрл Леофрик Мерсийский поддержал Гарольда{46}. Вошедший в историю как Гарольд Заячья Лапа, средний сын Кнуда имел два основных преимущества: он был старше Хардекнуда и, что важнее всего, находился в Англии, когда их отец неожиданно скончался.
Ситуация осложнилась медленной реакцией Хардекнуда. К тому времени он уже больше 10 лет от имени отца правил Данией, где, как и в Англии, смерть Кнуда поставила вопрос о престолонаследии. В частности, Магнус Олафссон, недавно занявший норвежский трон, стремился перестроить империю Кнуда в Северном море (что ему ненадолго удалось в 1040-х годах){47}. При таких обстоятельствах Хардекнуд не мог позволить себе рискованную поездку в Англию – страну, о которой он мало что знал. Однако, несмотря на его отсутствие, притязания Хардекнуда на английский престол воспринимались серьезно. Первоначально было решено разделить королевство между Гарольдом, которому доставалась территория севернее Темзы (сфера влияния Леофрика), и Хардекнудом, которому предстояло править на юге (земли Годвина). Но когда стало ясно, что Хардекнуд не может вырваться из Дании, его сторонники забеспокоились. Эмма обратилась к своим сыновьям от Этельреда Эдуарду и Альфреду, которые жили в изгнании в Нормандии. Отношения между ними наверняка были ледяными, но перспектива обрести корону способна согреть даже самое холодное сердце, и вскоре и Эдуард, и Альфред отправились в Англию: первый поплыл в Саутгемптон, а второй двинулся через Фландрию в Кент.
Однако у Годвина были другие планы. Он мало что выигрывал от возвращения западносаксонской династии: если уж он не мог увидеть на троне Хардекнуда, то согласен был на любого другого сына Кнуда, но не на детей Этельреда. Будучи эрлом Уэссекса – региона, который охватывал всю Южную Англию, – Годвин имел возможность дать отпор английским принцам. Эдуард сразу же после высадки столкнулся с вооруженным отпором и был вынужден вернуться в Нормандию, а Альфреда люди Годвина захватили. Его спутников убили, а самого Альфреда, очевидно по указанию Гарольда, отправили в монастырь Или. Там принца ослепили, и вскоре он умер от ран.
Эрл идеально рассчитал время перехода на сторону противника. Возможно, до этого момента он был врагом Гарольда, однако услуга за услугу – а ведь мало какие услуги ценятся больше, чем устранение потенциального соперника. Энкомиаст стремился показать, что Эмма была непричастна к этим событиям. Он доказывал (впрочем, не слишком убедительно), что все было ловушкой, расставленной Гарольдом. Именно Гарольд отправил письмо от имени Эммы Эдуарду и Альфреду, чтобы заманить их в Англию, и именно по его приказу Годвин выступил против них. Эта история правдоподобна примерно настолько же, насколько статья в «Правде» времен холодной войны. Однако она многое говорит о том, как воспринимались эти события. Эмме отчаянно хотелось откреститься от любых подозрений в причастности к произошедшему{48}. Источники, близкие к Годвину, в частности более поздняя «Жизнь Эдуарда» и одна из версий «Англосаксонской хроники», стремились также преуменьшить роль эрла и максимально возложить вину на Гарольда. Кто бы ни был прав и виноват в этих событиях, ситуация с престолонаследием определилась. Гарольд стал королем. Годвин за свои услуги остался правящим эрлом. Проиграла только Эмма. Мало того что Хардекнуда отстранили от наследования, она потеряла одного из сыновей – Альфреда – и непоправимо испортила отношения с другим – Эдуардом. Не в силах больше отстаивать свои позиции, она бежала во Фландрию.
Фландрия, расположенная по ту сторону Ла-Манша напротив Кента, давно имела тесные социальные, политические и экономические связи с Англией{49}. Тем не менее для Эммы такое место изгнания выглядело очень странным. Очевидным вариантом было бы вернуться, как и в 1013 году, в родную Нормандию, где герцогский престол продолжали занимать ее родственники. Причина, видимо, заключалась в сыне Эдуарде. К нему доброжелательно относились при герцогском дворе, где считали королем в изгнании – альтернативой для той англо-датской линии наследования, которую предпочла Эмма. После бурных событий предыдущего года Эдуард вернулся и рассказал о вероломстве матери, так что теперь ей не стоило ждать помощи в Нормандии. Во Фландрии же Эмму встретили, напротив, тепло. Этот регион располагался как раз на морском пути между Англией Гарольда и Данией Хардекнуда. Здесь Эмма могла планировать свое возвращение.
Долго ждать ей не пришлось. В конце 1039 года Хардекнуд наконец решил сделать свой ход. Он прибыл во фламандский порт Брюгге, где присоединился к Эмме. Они надеялись отвоевать Англию у Гарольда{50}. Однако применять силу не пришлось: в середине марта 1040 года Гарольд умер. Английская знать обратилась к Хардекнуду, предложив ему корону, и он с готовностью согласился. Вместе с Хардекнудом появилась и его мать, в очередной раз став силой, стоящей за английским троном. Однако момент величайшего триумфа Эммы вскоре сменился нарастающим кризисом. Хардекнуд вошел в конфронтацию с местной англо-датской элитой, введя непомерные налоги и публично осквернив тело своего предшественника Гарольда. К тому же у него, возможно, уже проявлялись признаки неизвестной болезни, которая заберет Хардекнуда два года спустя.
В этой щекотливой ситуации Эмма вновь обратилась к Эдуарду. Он приезжал к матери в Брюгге во время изгнания, но их отношения оставались натянутыми. Тогда он мало что мог (или хотел) сделать для нее, но теперь, когда власть Хардекнуда шаталась, Эмма надеялась, что Эдуард прислушается к ее словам и вернется на родину. Идея заключалась в том, чтобы сделать Эдуарда соправителем и, когда придет срок, он мог бы сменить Хардекнуда на троне. Таким образом, один сын Эммы наследовал бы другому, а она продолжила бы дергать за ниточки за сценой. План был смел, но хорош! Вероятно, именно ради него Эмма заказала «Похвалу» – произведение, призванное сгладить острые углы. Символом желаемого согласия является поразительная начальная иллюстрация этого труда, на которой Эмма величественно восседает на троне со своими сыновьями Хардекнудом и Эдуардом, которые ждут своего часа, – естественный триумвират, если бы он когда-либо существовал! – в то время как Энкомиаст представляет ей свою работу{51}.
Однако Эмма уже не раз отказывалась от Эдуарда. Зависть, гнев и обида, порожденные годами ожесточенной борьбы за власть, прятались неглубоко. Придет ли он сейчас ей на помощь?