Империя Дамеона

1

— Я по-прежнему не понимаю, — сказал Рэнди Стал. — Как возникло это кольцо Времени, почему я отправился во Вьетнам, какая информация заставила меня это сделать? Это должно быть что-то крайне важное! Я исчерпал многие свои ресурсы, все ресурсы Стражей Времени — они не работают, они мертвы! — но ради чего? Что настолько важного сумел я узнать, что привез? Такого, что мог увидеть только я, чего не было бы уже в рапорте Мортона?

— В ВАШЕМ рапорте, — веско проговорил Моддард. — В вашем, Хранитель. Кольцо Времени! Не забывайте, что без вас Мортон умер бы. Да и вообще, скорее всего, ничьего рапорта не было бы, потому что в одиночку, без опытного Мортона Флетчер едва ли сумел бы выбраться из джунглей. Но если бы и сумел, и написал рапорт, разве без вашего автографа такой документ привлек бы наше столь пристальное внимание теперь?

— Наверное, вы правы, Проводник. — Рэнди уселся в кресло и сцепил руки на коленях. — Но это никак не отвечает на главный вопрос. ЧТО я привез? Есть рапорт Мортона. Есть мой подробнейший отчет после возвращения. Я не упустил ни одной мелочи. Не мог упустить. И тем не менее…

— Вся ваша информация тщательнейшим образом анализируется Институтом Исторических Исследований, и не только, — произнес Моддард. — Наиболее любопытные данные получены касательно профессора Андерсона.

— Какие же?

— В архивах ЦРУ обнаружены документы покойного ныне Роберта Классена, занимавшего в период вашей вьетнамской миссии пост начальника отдела «К»… Вьетнамский отдел. Там он ссылается на сведения полковника Данбэра, а по сути вот что. Был такой таинственный персонаж в нацистской Германии — к его таинственности мы еще вернемся — Генрих Мерц…

— Мерц? То имя, что назвал Флетчеру умирающий Хелмс?

— Да. Классен пишет, что бывшему американскому нелегалу в Германии Джеймсу Мэйсону были предъявлены фотографии Андерсона, и он опознал в нем Мерца, которого видел на совещании высокопоставленных лиц рейха в Страсбурге в сорок четвертом. Разве это не интересно?

— Интересно, — кисло сказал Рэнди.

— Еще интереснее сведения из России, от Хранителя Смолина.

— Полковника КГБ?

— ФСБ, — поправил Моддард. — После получения определенной информации из нашего Института он вступил в контакт с полковником КГБ — вот тут уже КГБ — в отставке, неким Александром Волковым, и сумел выяснить вот что. Во-первых, подтвердилось, что Андерсон — это Мерц. Во-вторых, Волков, еще ребенком будучи узником Бухенвальда, видел там Мерца, который якобы вел какие-то эксперименты на заключенных. В-третьих, Мерц после войны выдал себя за лейтенанта вермахта, не замешанного в военных преступлениях, и таким образом…

— Да, да, — рассеянно кивнул Рэнди. — Никаких симпатий к нацистам я, понятно, не испытываю. Вот только…

— Подождите немного, Хранитель! Самое главное впереди. Впрямую занявшись биографией Мерца, сотрудники Института столкнулись с вещами весьма неожиданными. Оказывается, во всех уцелевших немецких архивах о нем почти ничего нет. О любой сколько-нибудь заметной фигуре сведений предостаточно, а Мерц… Призрачная какая-то личность. Даже из архивов Гейдельбергского университета, где он учился, большинство касающихся его документов кто-то изъял, причем сделано это еще до начала войны.

— Что же тут удивительного? Многие нацисты заметали следы…

— До начала войны, — подчеркнул Проводник. — Что же, он тогда уже знал, что их рейх ждет бесславный конец и ему придется уносить ноги? Это не похоже на простую предусмотрительность. Это похоже на знание Будущего, а Будущее в рейхе мог знать только Гарри Шеппард.

— Да, — кивнул Рэнди. — Но есть одна деталь. Я видел фотографию Андерсона… И это НЕ Шеппард. Амма могут многое, но они не могут менять внешность, данную своим креоном.

— Вы уверены? Шеппард — Амма Сол. Он не мог, не должен был сам знать секрета перемещений во Времени. Ранее его перемещали Амма более высокого ранга… Но он узнал его. Почему бы ему не пойти дальше?

— Это невозможно.

Моддард внимательно посмотрел на Рэнди, подошел к сейфу, открыл его и достал две фотографии.

— Когда я сказал, что почти ничего не найдено, — проговорил он, прикрывая дверцу сейфа, — я имел в виду именно «почти». Кое-что все же есть, вот эти фотографии Мерца. Первая обнаружена в Гейдельберге, она датирована тысяча девятьсот тридцать шестым годом. Вторая из Мюнхена, снято на каком-то нацистском торжестве. По ряду признаков эксперты Института установили, что этот снимок не мог быть сделан ранее тысяча девятьсот тридцать девятого года. Вот первая фотография, а вот вторая.

Вручив Рэнди Стилу снимки, Моддард уселся за стол. Рэнди принялся разглядывать фотографии. Долгое время он ничего не говорил. Внезапно у него заболела голова, он потер затылок ладонью, не отрывая взгляда от снимков. Они расплылись в его глазах, потом снова сфокусировались.

— Они… Отличаются, — пробормотал наконец Рэнди. — Безусловно, на обоих снимках один и тот же человек, но… Это не тот человек. Если бы вы дали мне первый снимок, тридцать шестого года, и фотографию Андерсона, сделанную в шестидесятых, у меня не возникло бы такого ощущения. Да, сказал бы я, это он… Но второй снимок, из Мюнхена… О нет…

— ЧТО вы видите? — Проводник напряженно подался вперед.

— Я бы сказал, что…

— Что на этом снимке черты Шеппарда еще явственно проглядывают сквозь черты Мерца? Что тогда он не успел еще полностью овладеть своим новым телом? Что он окончательно слился с Мерцем лишь позже?

— Все же он сделал это, — прошептал Рэнди и почти выкрикнул: — Он сделал это! Да, теперь я знаю… Всегда знал. Это было внутри меня… Вот почему я отправился во Вьетнам, Проводник. Это была не информация. Это было знание. Внутренняя связь с Шеппардом, не осознаваемая мной тогда. Только теперь… Теперь я вижу. Да, но… Он мог погибнуть там, на плато Тайнгуен!

— Он не погиб, — сказал Моддард.

— Не погиб?

— Нет. Нам удалось получить сведения — правда, крайне туманные — о деятельности организации неонацистского толка, именуемой «Сириус». В связи с ней то там, то здесь всплывает тень Андерсона-Мерца и бывшего подручного Гиммлера, Эберхарда фон Хеппа. Нет, Хранитель, Шеппард жив и использует эту сеть в своих целях.

— Что конкретно, — спросил Рэнди, — известно об этом «Сириусе»?

— Практически ничего.

— Гм… Кто занимается этим?

— Магистр Хойланд.

— Он — лучший…

— Да.

2

В баре «Красный вагон» было пустынно, музыкальный автомат что-то вяло наигрывал. Хойланд сел за столик у стены, заказал шабли. Когда заказ принесли, до назначенного Мэтту Страттону времени оставалось четыре минуты.

Журналист Мэтт Страттон не имел отношения к Ордену, даже не подозревал о его существовании. Но, считая Хойланда кем-то вроде засекреченного сотрудника не то ЦРУ, не то ФБР, он не раз в прошлом доставал для него ценнейшую информацию. Дело было не столько в том, что Хойланд не оставался в долгу, сколько во взаимном доверии, основанном на опыте их общения. Вот и теперь Хойланд позвонил ему, кое-что выяснив предварительно.

Страттон появился в дверях бара. Высокий, под два метра ростом, худой, но мускулистый, он производил впечатление бывшего баскетболиста. Как многие из высоких людей, он словно стеснялся своего роста и непроизвольно сутулился. Большие глаза навыкате под кустистыми бровями живо сверкали, крючковатый нос нависал над слишком толстогубым для его типа лица ртом, а подбородок выдавался вперед. Ребенок мог бы испугаться, увидев Страттона в сумерках, но, несмотря на кажущуюся непривлекательность и несовершенство черт, этот человек прямо-таки излучал обаяние и вызывал инстинктивную приязнь.

Журналист издали заметил Хойланда, помахал рукой, подошел, переставляя длинные ноги наподобие циркуля, плюхнулся на пластмассовый стул и закурил.

— Привет, Джон… Что это вы пьете, шабли? Мерзость какая. Раньще вы всегда пили «Баллантайн», это достойно и прилично… Официант, бутылку «Баллантайна» и еще одну рюмку! Плачу я, выколотил гонорар за статью…

Хойланд молча слушал болтовню журналиста. Когда принесли «Баллантайн», Страттон бесцеремонно вытряхнул шабли Хойланда в вазочку с цветами и разлил по рюмкам виски. Они салютовали друг другу и выпили. Мэтт Страттон посерьезнел так резко, будто повернули ручку настройки телевизора.

— Что у вас стряслось, Джон? — напрямик спросил он.

— Стряслось, — сказал Хойланд. — Мне стало известно, что вы собираетесь писать о некоей организации под названием «Американский орел»…

— Ого! О моих планах знают немногие… А вы как узнали?

— У меня свои источники, — туманно пояснил Хойланд.

— О, понятно… Ну что же, вам я могу раскрыть карты. «Американский орел» — ерунда, легальное прикрытие. А об организации «Сириус» вы что-нибудь слышали?

— О ней я и хотел с вами поговорить.

— Что вы о ней знаете?

— Кроме названия, ничего.

— Неудивительно. На свете не наберется и десяти человек, само собой исключая принадлежащих к организации, кто хотя бы мельком слышал о ней.

— А также исключая вас? Страттон наклонился к Хойланду:

— Я веду расследование, Джон… Хочу написать книгу и свернуть им шею.

— Кому?

— Гиммлеру и его компании.

— Вы имеете в виду Генриха Гиммлера, рейхсфюрера СС? Возможно, я плохо знаю историю, но мне смутно припоминается, что ему уже кто-то свернул шею. Или я ошибаюсь?

Страттон ткнул окурком в хрустальное дно пепельницы. Вокруг посыпались искры, прожигая скатерть. Журналист немедленно закурил снова.

— Он жив… Фигурально жив, конечно. Жив в своих делах и последователях. Я объясню… Начиналось все достаточно невинно. «Икзэминер» заказала мне статью о неонацистских организациях в Латинской Америке. Я согласился неохотно — тема изъезженная, в свое время об этом много писали. «Хунта координадора да организасьонес на-сьоналистас», Хорст Эйхман, Рудель, Адольф фон Тадден и прочие. Но… В общем, нужны были деньги, а платили хорошо, и я дал согласие. А раз уж дал, должен выполнить работу на все сто процентов. Журналисту моего уровня негоже переписывать прошлогодние новости. Я вылетел в Аргентину, потом в Бразилию… Вам не скучно?

— Рассказывайте!

— Да рассказывать-то почти нечего. — Страттон развел руками и едва не смахнул бутылку со стола. — Я практически на старте… А получилось так. Я решил сделать акцент на проблеме финансирования неонацистских организаций. Знаете, в конце войны главные шишки рейха, в основном Гиммлер, вывозили в Южную Америку огромные капиталы. По моим подсчетам, рейхсфюреру принадлежали вклады на сумму не менее двадцати миллионов долларов и порядка миллиона фунтов стерлингов. Это в то время и только лично ему! А существовали еще филиалы «Феррошталь» в Венесуэле, Чили, Колумбии, «Компаниа платеже де электрисидад Сименс-Шуккерт С. А.» в Буэнос-Айресе, отделения «И. Г. Фарбениндустри» в Бразилии, Мексике, Аргентине… Так перекачивались деньги рейха, Джон, громадные деньги. И они не лежали мертвым грузом, они вкладывались в доходные отрасли и умножались многократно. Не будет большим преувеличением, если я скажу, что вся западная экономика пронизана деньгами нацистов…

— Тут вы не сделали открытия, Мэтт, — заметил Хойланд. — Все это, по вашему же определению, прошлогодние новости.

— Правильно. Зато я сделал… Сделаю другое открытие.

— Какое?

— Во время моих разысканий я наткнулся на одного парня. Зовут его Кении Вестайн, в общем-то славный малый, но попался на удочку нацистских бредней и влип в эту самую организацию «Сириус». Когда он понял, в каком болоте оказался, решил исправить причиненное им зло. Он трусоват, открыто выступить боится, но он-то и рассказал мне о «Сириусе». Он там мелкая сошка и к фундаментальным секретам не допущен. Но дал кое-какие имена, адреса… Джон, «Сириус» охватывает весь мир: Запад, Латинскую Америку, Ближний Восток…

— Понятно, — кивнул Хойланд.

— Ну да… И знаете, что самое скверное? По словам Вестайна, они готовят что-то. Он сам толком не знает… Какая-то грандиозная провокация или нечто в подобном роде. Вот почему я тороплюсь, Джон.

— И как же вы собираетесь действовать?

— А вот это уже мое дело. Вам ведь нужна моя информация?

— Да.

— Не для публикации, Джон.

— Публикация? Вы меня хорошо знаете, Мэтт. Вашей книге ничто не помешает, напротив, в итоге она может стать гораздо интереснее.

— Сегодня мне сказать нечего, кроме того, что я уже сказал… А вот завтра, возможно… Вот что, подъезжайте завтра в корпункт «Икзэминер». Это на Восточной Сорок Шестой, дом сто, четвертый этаж. Часа в два вас устроит?

— Завтра в корпункте, хорошо.

Мэтт Страттон вопросительно приподнял бутылку. Хой-ланд сделал отрицательный жест: он за рулем. Но на лице журналиста отразилось столь искреннее разочарование, что Хойланд был обезоружен и сменил жест на разрешающий.

Глядя в прозрачные проницательные глаза Мэтта Страттона, на его сосредоточенное, но хранящее готовность к улыбке лицо, Хойланд не в первый раз признался себе: он рад был бы видеть этого человека Хранителем.

3

К вечеру тучи сгустились над небоскребами Манхэтгена. На капот старенького «форда» Кении Вестайна упали внушительные капли дождя. Вестайн включил дворники и радио. Он любил джаз, и его приемник всегда был настроен на волну джазовой радиостанции WJAZ, крутившей музыку в диапазоне от Луи Армстронга до Эл ди Меолы. Сейчас это был Грант Грин, и Кении насвистывал в такт гитарной обработке симпатичной вещи «Go Down Moses».

Кении жил на южной окраине Манхэттена в многоквартирном доме старой постройки, где водились тараканы, и жильцы поговаривали даже о крысах (впрочем, Кении не видел ни одной). Дом ему нравился — солидной основательностью, толстыми стенами, потускневшими медными ручками подъездных дверей, обширными лестничными клетками. Он пришел из тех времен, когда люди еще заботились не только об энергичном выколачивании денег из карманов ближних.

Этаденежная лихорадка… И эта ужасающая современная музыка, хи-хи-хи, ха-ха-ха, бум-бум-бум, рэп, рэйв и отвратительно безвкусная телереклама, кричаще-кичевый фон сводили с ума Кении Вестайна. Он не хотел жить в таком мире и умирать тоже не хотел… Свет в его окошке зажгли люди из организации «Сириус». У них существовали понятия о чести, у них было стремление к переменам… А раскусил их подлинную сущность Кении Вестайн слишком поздно. Бороться с ними нельзя, они сильны, почти всемогущи… Во всяком случае, такая борьба не для Кении. Повезло бы тому журналисту…

Кении свернул во двор, затормозил в полуметре от стены, запер машину и вошел в подъезд. Когда он вставлял ключ в замочную скважину своей двери, двое крепких парней молча стиснули его справа и слева.

— Полиция… — вырвался жалкий писк из мгновенно пересохшего горла Кении.

— Правильно, полиция, — ухмыльнулся один из здоровяков. — И ты знаешь чья. Открывай дверь. Или руки отсохли с перепугу?

Кении никак не мог уцепиться за торчащий из скважины ключ. Громила помог ему, и Вестайна втолкнули в прихожую квартиры.

В гостиной Кении привязали к стулу нейлоновыми шнурами и развернули спиной к окнам. В комнату вошел третий человек, широкоплечий, светловолосый, лет сорока. Идеально прямой нос, голубые глаза; волевой подбородок подчеркивает форму тонких губ. Кении сразу узнал регионального (а может, и не только регионального, пес их разберет) фюрера «Сириуса» Альфреда Либецайта, хотя видел его лишь однажды.

Либецайт качнул головой, и боевик молниеносно поставил стул напротив Кении. Либецайт неторопливо, с достоинством сел, достал дорогие сигареты. Ему угодливо поднесли зажигалку. Молчание затягивалось. Либецайт изящно выпустил дым из ноздрей.

— Итак, — напыщенно заговорил он, — Кеннет Вестайн, вы на суде чести.

— Я не сделал ничего плохого, — пролепетал Кении.

— Возможно, — презрительно бросил Либецайт. — Возможно, с вашей точки зрения, вы сделали нечто хорошее. Но у нас свое мнение. Вот в чем дело, Вестайн.

— Чего вы хотите от меня? — Кении нервно огляделся, точно надеялся, что сейчас в квартиру ворвется Чак Норрис, Стивен Сигал или какой-нибудь другой супергерой и освободит его.

— Малости. — Либецайт уронил пепел на ковер и поморщился. Он находился в квартире, приговоренной вместе с ее хозяином, но порядок есть порядок. Ему подали пепельницу. — Имя человека, с которым вы разговаривали.

В душе Кении Вестайна вдруг вспыхнул гнев. Кто они такие, эти самовлюбленные ничтожества? Нет, соседи правы, в доме все-таки есть крысы… И этот гнев помог ему ответить спокойно, почти вызывающе.

— Я много с кем разговаривал. Всех не упомнишь.

— Всех не надо, — высокомерно улыбнулся Либецайт. — Нам требуется имя человека, с которым состоялся вот этот разговор.

Он протянул ладонью вверх руку, в которой тут же оказался диктофон. Кении с ужасом и отчаянием услышал запись своей беседы с Мэттом Страттоном. Как беспечен он был, рискнув вести диалог в собственной машине! К счастью, главное — имена и адреса — он сообщил журналисту уже на улице. Попытаемся выкрутиться…

— Ах, это, — изображая облегчение, проговорил Кении. Он махнул бы небрежно рукой, если бы не был привязан к стулу. — Так, один собутыльник. Не знаю, с чего ему пришло в голову интересоваться… Ну, я поболтал с ним по пьянке, высадил из машины, где он просил, и все… Ведь я ему, по сути, ничего и не сказал!

— Прекрасно, — не стал спорить Либецайт. — Верю, что так оно и было. Теперь мелочь — имя собутыльника. Можно и адрес, но нам вообще-то достаточно одного имени.

Кении артистически округлил глаза:

— Откуда же мне знать имя типа, с которым я разговорился в баре на Пятьдесят Второй?

Громила подскочил к Вестайну и занес кулак для удара. Либецайт остановил его движением пальца.

— Вестайн, — сказал он, — вы нанесли нам урон, за такое мы караем беспощадно. Но если ущерб будет сведен к нулю, наказание может быть смягчено.

Кении с зародившейся надеждой взглянул в ясные глаза Либецайта:

— Что тогда со мной будет?

— Разумеется, вы будете исключены из организации. Вы вернете все полученные от нас деньги до последнего цента, включая те, за которые вы отчитались как за истраченные при выполнении наших заданий. Где вы их возьмете, нас не касается. Вы покинете Соединенные Штаты навсегда и проведете остаток дней в указанной нами стране, под пожизненным присмотром. Таково наказание. Альтернатива вам известна. Думайте! У вас ровно минута.

Либецайт демонстративно посмотрел на часы..

Кении Вестайну очень захотелось жить. Ему захотелось вставать по утрам, включать телевизор и смотреть милую, замечательную рекламу, захотелось слушать по радио грохот рэпа и рэйва. Ибо все это составляло неотъемлемую часть мира, который — вот эти негодяи собираются у него отнять… А вдруг Либецайт не лжет? Ну зачем им бессмысленное убийство? Они ведь видят, что напугали его и что он больше никогда не осмелится пойти против них. А деньги… Что ж, он вернет им деньги, он продаст квартиру, ограбит банк, если понадобится…

Вестайн шумно перевел дыхание… Нет. Это мечты и фантазии. Кому, как не ему, знать методы «Сириуса»! И если он выдаст Страттона, умрут двое вместо одного.

— Минута прошла, — сказал Либецайт.

— Честное слово, мне жаль… Но это был случайный собутыльник из бара.

— Мне тоже жаль. — Либецайт встал, прошелся по комнате. — Приступай, Питер.

Здоровяк принес из прихожей чемоданчик, раскрыл его. Внутри Кении увидел какие-то шкалы и провода.

Один из скрученных спиралью проводов Питер прицепил к уху Вестайна с помощью зажима-крокодила, вторым таким же зажимом защемил кожу на запястье правой руки. Потом он достал из чемоданчика вилку обыкновенного сетевого шнура и воткнул в розетку.

Кении весь сжался. Он ожидал немедленного удара током, непереносимой боли… Однако не произошло ровным счетом ничего.

Либецайт задумчиво рассматривал переключатели и верньеры устройств, находящихся в чемоданчике.

— Мы имеем возможность, — он обращался к Вестайну, как лектор, — при посредстве этого нехитрого прибора постепенно повышать напряжение. Сейчас, как вы понимаете, все отключено. А вот этот тумблер — видите, крайний слева — сразу откроет ворота полной мощности и вы умрете быстро и без мучений. Теперь только такая альтернатива, но вы еще имеете возможность выбирать. Даю вам дополнительную минуту.

— Простите меня, мистер Либецайт, — забормотал Кении, не отрывая взгляда от тумблера. — Я сглупил… Но я исправлюсь, поверьте! Дайте любое задание, прикажите взорвать школу, церковь, убить президента, я все, все сделаю!

О, только бы они поверили! Только бы уцелеть, а там…

Секундная стрелка на часах Либецайта неумолимо сужала сектор жизни Кении Вестайна.

— Ну вот и все, — произнес Либецайт с оттенком разочарования. — Я думал, вы умнее, Вестайн. А вы, оказывается, не только предатель, но и дурак.

Он повернул ручку на блестящей панели. Сначала Кении почувствовал не боль, а нечто вроде щекотания, но напряжение нарастало, и вскоре Кении Вестайн бился в конвульсиях. Чтобы заглушить крики, ему заткнули рот.

Сколько продолжалось истязание, он не мог представить. Ему казалось — всегда, с рождения, никогда не было ничего другого, только эта боль, которая не просто наполнила его тело — которая СТАЛА его телом.

Либецайт сбросил напряжение тока, всмотрелся в побелевшее лицо Кении, покачал головой… И все началось снова, только хуже в тысячу раз. Вестайн физически ощущал, как распадается на молекулы его мозг, а молекулы в свою очередь распадались на атомы, кружившие в черном хороводе.

— Ну, теперь вы поняли? — спросил Либецайт, отключив ток. Кении с вытаращенными глазами тяжело дышал. — В случае нужды мы можем продолжать это часами. Когда устанем, нас сменят другие. А вам придется в конце концов назвать имя, но зачем мучить себя?

Он вытащил кляп изо рта Кении, с десяток секунд подождал ответа, не дождался, вернул кляп на место и вновь крутанул ручку.

Усиливая напряжение, Либецайт неотрывно следил за показаниями приборов. Красная черта на шкале означала предел сопротивляемости среднего человека, до нее Либецайт старался не доводить. Если организм Вестайна окажется слабее среднестатистического (установленного на примере десятков опытов!), все усилия пропадут впустую. Но и далеко от черты Либецайт стрелку не отклонял. Боль должна быть настоящей, каждый раз сильнее.

Несколько минут пытки превратили Кении Вестайна в полубезумную развалину. Либецайт выключил аппарат, вынул кляп:

— Так как его зовут, Кеннет?

Сознание Вестайна утопало во мраке, где сияли только два полюса. На одном — боль, на втором — два слова, волшебным образом избавляющие от боли: Мэтт Страттон. Почему-то эти слова нельзя было произносить вслух, но Кении не помнил почему. Что за нелепые запреты, ведь это магический пароль, ведущий к освобождению, в золотой рай…

— Мэтг Страттон, — прохрипел Кении, едва ворочая непослушным языком.

— Как? — наклонился к нему Либецайт.

— Мэтг Страттон!

— Теперь хорошо. Иди с миром… — Палец Либецайта потянулся к тумблеру.

— А если он лжет? — усомнился Питер. Либецайт резко повернулся к боевику, смерил его холодным взглядом с головы до ног:

— Он не лжет, — и перебросил тумблер.

Тело Кении Вестайна сотряслось, выгнулось дугой, на губах выступила пена. Он был мертв.

Когда автомобиль Либецайта и его свиты отъехал квартала на три, позади гулко ухнул взрыв, вызвавший пожар не только в квартире злополучного Кении Вестайна, но и во всем доме.

4

Корпункт «Икзэминер» занимал небольшую угловую комнату на четвертом этаже кишащего конторами здания, и Хойланд долго проискал его. Толкнув обитую кожзаменителем дверь с непрезентабельной табличкой, он вошел.

В комнате находился только Мэтт Страттон. Он сидел за компьютером и сосредоточенно тыкал пальцами в клавиши.

— Привет, Мэтт, — поздоровался Хойланд. — Чем это вы заняты?

— О, привет! — обрадованно воскликнул журналист. — Я здесь… Да так, это для статьи. Ничего для вас интересного. Хойланд подвинул стул и сел рядом.

— Значит, ничего сегодня не раздобыли?

— Нет, встреча с информатором не состоялась. Но пусть это вас не тревожит, скорее это хорошо, чем плохо. Значит, он достанет для меня что-то поважнее… Мы так и договаривались.

— Ваш информатор — это Кении Вестайн?

— Нет, он только вывел на человека… Послушайте, Джон, я сожалею, что напрасно оторвал вас от дел…

— Пустяки, Мэтт. Перед встречей с вами я закончил все срочное на сегодня.

— Да? Отлично. А я фактически закончил здесь… — Страттон выключил компьютер. — Как насчет пропустить по рюмочке?

Хойланд собрался было поискать предлог для отказа, но вдруг понял, что отказываться ему не хочется.

— Идет, — сказал он.

— В таком случае прошу в мой лимузин!

Широким жестом Страттон распахнул дверь.

Обещанный лимузин оказался «Ланчиа-Дельтой HF», сорок тысяч долларов… Страттон прочел эту сумму во взгляде Хойланда и не смог подавить усмешку.

— Я не толстосум, Джон. Эта машина и впрямь стоит дорого, новая… А я купил ее у знакомого, которому не терпелось от нее избавиться, намного дешевле. А это ваш «фольксваген» у подъезда?

— Мой.

— Что же делать? Не бросать же его здесь.

— Поедем на двух машинах, — проговорил Хойланд. — Назовите ресторан, и выберем дорогу покороче.

— Ресторан? — Журналист открыл дверцу «ланчии». — Э нет, сэр. Приглашаю вас к себе в гости.

— В знак особого доверия? — не удержался от иронии Хойланд.

— Нет, по соображениям экономии, — парировал Страттон.

Они засмеялись.

— А где вы живете? — Хойланд это знал, но ни к чему, чтобы и Страттон знал, что он знает.

— Далеко, в Джерси-Сити… Надеюсь, бензина хватит.

Страттон ехал впереди, показывая путь, Хойланд держался за ним вплотную. По скоростной автостраде дорога заняла не так много времени.

Крыша двухэтажного просторного дома Мэтта Страттона выглядывала из-за деревьев маленького сада на въезде в Джерси-Сити. Обе машины затормозили перед воротами, журналист вышел, чтобы открыть замок (дистанционных замков он не признавал, считая их ненадежными), и первым делом спросил Хойланда:

— Какой двигатель вы засунули в ни в чем не повинный фольксвагеновский корпус? Вас попросили протестировать новую разработку «Формулы-1»?

— Да нет, Мэтт, это мое персональное творчество. Я люблю возиться с машинами.

Хозяин и гость загнали автомобили в гараж, где хватало места для двух машин. Из гаража узкая дверь вела прямо в дом. Через кухню они прошли в гостиную, устланную упругим серым паласом и обставленную стильной, но не слишком дорогой мебелью. В доступной для обзора части арочного коридорчика виднелась еще одна приоткрытая дверь. За ней мерцал экран компьютера, и некто не видимый из гостиной самозабвенно палил из разнообразных типов оружия, изобретенных, по всей вероятности, в будущем.

— Ева! — крикнул Страттон.

В коридорчике показалась девчушка лет одиннадцати-двенадцати с коротко, по-мальчишечьи, подстриженными каштановыми волосами, большими синими глазами и вздернутым носиком. Она была одета в джинсовый комбинезон и сжимала в руке банку апельсинового сока.

— Ева, сколько часов ты просидела за компьютером?

— Недолго, папа. — Она задорно тряхнула головой, отчего ее прическа приобрела ежиный вид. — Часа три… Ну, пять…

— А сколько раз я тебе говорил: от компьютера лысеют?

— Ты же не полысел.

— Я работаю с ним по часу, и не каждый день!

— Да, но сколько лет! Вот и считай.

— Нет, вы послушайте! — возмутился журналист.

— Ну, папа… Сейчас самый интересный момент. Прилетают плохие парни, и я должна их…

— Понятно, встретить из всех калибров. Познакомься, Ева, это мой друг Джон.

— Друзья зовут меня Джеком, Ева, — мягко улыбнулся Хойланд.

Девочка подбежала к нему и протянула руку.

— О'кей! А я — Ева, я тоже буду звать тебя Джеком, если ты скажешь папе, чтобы он позволил мне расправиться с плохими парнями…

— Ну как, Мэтт? — Хойланд посмотрел на журналиста с лукавыми искорками в глазах. — По правде сказать, мне плохие парни тоже не по душе…

Мэтт Страттон сдался:

— Ладно… Но только полчаса, и за учебники!

— Спасибо, папа! — Ева чмокнула отца и умчалась в комнату, откуда незамедлительно донеслись завывания, по-пискивания и электронный грохот.

— Располагайтесь, Джек. Что будем пить? — Страттон подошел к бару, нажал потайную кнопку, и дверцы с хрустальным перезвоном разошлись. — Полагаю, «Баллан-тайн»?

— Останемся верны традициям, — согласился Хойланд, усаживаясь в необъятное кресло. — А миссис Страттон не присоединится к нам?

Ставя на стол рюмки, журналист качнул головой и вздохнул.

— Моя жена умерла, когда Еве было полтора года, Джек.

— Простите.

— Да что там, я давно свыкся… — Он поднял наполненную рюмку.

Выпив, они задымили сигаретами. Страттон отошел к музыкальному центру и принялся вертеть стойку с лазерными пластинками.

— Как насчет Бетховена, Джек? Или Дэвид Боуи?

— На ваше усмотрение… Мэтт, но как же вы один управляетесь с дочерью? Ваша работа, разъезды…

Страттон вытянул диск из стойки и объяснил, держа его в руках:

— Ева воспитывается в частной школе, а дома бывает по воскресеньям и иногда в будни, когда я… Пока ей не исполнилось восемь лет, она, конечно, была со мной, а потом… Директор школы Пол Кларк — мой хороший друг… Я поставлю сборник раннего Дэвида Боуи, устроит?

— Конечно…

Зазвучала музыка. Уровень жидкости в бутылке постепенно понижался. Увлекшись разговором, Страттон не заметил, что прошел почти час, а Ева все еще воюет с компьютерными захватчиками. Дэвид Боуи успешно заглушал звуки виртуальной битвы.

— И все-таки, чем вы занимаетесь, Джек? — расслабленно поинтересовался чуть захмелевший Страттон.

— Наслаждаюсь жизнью, как вы, должно быть, давно уже поняли. В свое время мне повезло заработать кое-что…

— А, ясно… На каком поприще — секрет?

— Почему же, — обыденно ответил Хойланд. — Работал сначала на ФБР, потом на ЦРУ.

Раскаты смеха журналиста помешали Дэвиду Боуи допеть фразу.

— Здорово! И где больше платили?

— В ЦРУ, они богаче.

— И ко мне вы обратились именно как сотрудник ЦРУ… Скажем, бывший?

Хойланд пожал плечами:

— Зачем вам это, Мэтт?

— Ну, знаете ли… Эти нацисты… И то, что они называют «Фортресс»…

— Фортресс? Что это?

— Если бы я знал… По словам моего информатора, так называется какая-то база или лагерь организации «Сириус». Что-то чертовски опасное! Но что это в точности такое и где находится, он понятия не имеет. Может быть, совсем скоро…

— Если вы убеждены, что опасность реальна, почему бы вам самому сразу не обратиться к властям, в то же ЦРУ или ФБР?

— Без твердых фактов? Меня на смех подняли бы. Но у меня будут факты, скоро будут. Я изложу их в книге, они станут всеобщим достоянием. Власти вынуждены будут реагировать. Эх, и повертятся тогда ребята из «Сириуса», как в аду на сковородке! Да и вам ведь не для того нужны сведения, чтобы сидеть сложа руки, а?

— И все-таки будьте очень осторожны, Мэтт. Подумайте о Еве, у нее нет никого, кроме вас.

Журналист надолго умолк. Хойланд задел больное место, единственную проблему, которая по-настоящему беспокоила Страттона. Когда журналист заговорил, в его голосе не слышалось уверенности:

— Да, Джек, мы с ней одни на свете. Никаких родственников, ни близких, ни дальних. И директор школы отца не заменит. Но… Они не посмеют, Джек! Я, Мэтт Страттон, не последний человек в Америке! Это скандал…

Хойланд не стал напоминать ему об убийствах не то что каких-то журналистов, пусть и видных, — прокуроров, судей, конгрессменов, президентов, которые лезли туда, куда по чьему-то мнению лезть не следовало.

— Кстати, о Еве, — спохватился Страттон. — Ева! Девочка с невинным видом вышла из комнаты в гостиную:

— Что, папа? Разве полчаса уже прошло? Страттон недовольно заворчал, упираясь пальцем в циферблат часов.

— Какова судьба плохих парней, Ева? — полюбопытствовал Хойланд.

— О, Джек! — Девочка села верхом на стул напротив Хойланда и уцепилась за спинку, как за руль автомобиля. — У них знаешь сколько истребителей и всего такого… Но разве я не знаменитая Ева Страттон?

— В общем, им конец, — подвел итог Хойланд.

— Не совсем, — с сожалением сказала Ева. — Мне нужно еще победить охрану с протонными бластерами и…

— Хватит, — строго прервал ее Страттон. — Джеку совсем не интересно слушать о протонных бластерах. И что скажет завтра мистер Кларк, если ты сегодня не напишешь сочинение о Джейн Остин?

— А мне не нравится Джейн Остин, она зануда, — недовольно сказала Ева. — Так я и напишу, и мистер Кларк меня поймет. Он сам всегда настаивает, чтобы мы имели собственное мнение!

Ева с торжеством показала отцу кончик языка и побежала по лестнице на второй этаж.

— И вот так во всем, — глядя ей вслед, произнес Мэтт Страттон со смешанной интонацией сожаления и гордости. — Может, она еще и превзойдет отца, но я — то желал бы для нее жизни поспокойнее…

Хойланд распечатал новую пачку сигарет. За окнами потемнело от набежавших облаков, начал накрапывать мелкий дождик. Мирная картина цветущего сада никак не состыковывалась с предыдущей темой разговора о нацистах и опасности. Но Хойланд лучше многих знал, чем порой приходится оплачивать красивую вывеску этого мира.

— Если вам понадобится помощь, Мэтт… Мои телефоны вы знаете, а вот адрес.

Он подобрал старый номер «Икзэминера», валявшийся под креслом, и нацарапал капиллярной ручкой пару строк на полях.

5

— Автограф, сенатор!

По ступенькам парадной лестницы здания Конгресса США семенила пожилая женщина, протягивая блокнот и авторучку Ричарду Флетчеру, сенатору от штата Массачусетс. Тому совсем не хотелось улыбаться, но профессиональный рефлекс общения политика с избирателями взял верх. Импозантный седеющий сенатор одарил просительницу благосклонной белозубой улыбкой, расписался в блокноте.

— Да хранит вас Бог, сэр, — с искренней признательностью сказала женщина. — Я голосовала за вас!

— Вы из моего родного штата? Я очень рад. Рассчитываю на ваш голос и в будущем. Передайте привет Массачусетсу, осенью я приеду…

Флетчер спустился к ожидавшей его машине с водителем за рулем. Опередив рванувшегося к дверце охранника, сенатор потянул ручку сам. Он ухитрился зацепиться рукавом серого шерстяного пиджака там, где и задеть-то не за что, и это свидетельствовало об угнетенном состоянии духа.

— В госпиталь Святой Марии, Луис, — устало приказал сенатор.

Автомобиль с американским флажком на крыле и номером, начинавшимся с букв «ССША», несся по центральным улицам Вашингтона, и ему почтительно уступали дорогу.

В госпитале Святой Марии, одной из самых дорогих и престижных частных клиник столицы, сенатору сочувствовали все, вплоть до младшего персонала. Предупрежденная телефонным звонком старшая медсестра сразу провела Ричарда Флетчера в кабинет доктора Корделла.

Флетчер не стал садиться, спросив с порога:

— Как он, доктор?

Корделл отвел взгляд, чтобы не видеть написанного на лице сенатора страдания. Нельзя быть врачом, не будучи немного циником, и к неизбежной боли пациентов доктор почти привык (если это возможно), но как привыкнуть к боли родных с ощутимой примесью упрека?

— Без изменений, сенатор. Не стану вас обманывать. Ухудшения нет, но и улучшения тоже.

— Идемте, — выдохнул Флетчер.

Они прошли по стерильному коридору, мимо белоснежных дверей комфортабельных палат, поднялись по широкой лестнице (минуя специальный лифт, приспособленный для транспортировки коек лежачих больных) на второй этаж. Здесь палат было меньше, зато они были лучше оснащены. Корделл провел Флетчера в дверь с табличкой «Отделение интенсивной терапии», и там они остановились перед стеклянной панелью, занимающей большую часть стены.

За ней, полуметром ниже, располагалась окруженная медицинской аппаратурой койка, на которой лежал мальчик лет четырнадцати. Из его ноздрей выглядывали прозрачные трубочки, глаза были закрыты. Рядом за компьютером сидела дежурная медсестра, наблюдая за пульсирующими на экране точками и линиями.

— Он ни разу не приходил в сознание? — тихо спросил сенатор.

Доктор Корделл медленно покачал головой:

— Увы.

Да, Корделлу абсолютно нечем было утешить сенатора. Он искренне жалел этого мужественного человека, воевавшего во Вьетнаме и не отсиживавшегося в штабе, а подставлявшего грудь под пули. Многие говорили о шансах Флетчера стать президентом… По крайней мере, так было до внезапной и странной болезни его сына. Сенатор осунулся, похудел, стал раздражительным…

— Доктор Корделл, — с усилием произнес Флетчер. — Я верю в вас и знаю, что вы предпринимаете все возможное… Но, может быть, вам не хватает чего-то? Любая аппаратура, самые редкие и дорогие медикаменты — требуйте, я исполню все, что в человеческих силах.

— Нет, сенатор, — ответил Корделл виновато. — Мы обеспечены всем необходимым, и не в этом проблема. Мы не знаем, как лечить эту болезнь, потому что не знаем, чем она вызвана. Ничего подобного в медицинской практике не встречалось. Со мной согласны и такие светила, как профессора Трауберг и Кингсли…

— Но я же рассказывал вам подробно, — перебил сенатор, — о похожей болезни, с которой столкнулся во Вьетнаме! Почему бы вам не связаться со специалистами из Юго-Восточной Азии?

— Я связывался с ними, сэр, — сказал Корделл. Он ничего не добавил, но сенатору и не понадобилось уточнений. Если бы эти консультации дали хоть что-то, Майк уже выздоравливал бы…

— Простите меня, доктор Корделл, — мягче проговорил Флетчер, — я вмешиваюсь в вашу профессиональную сферу. Вам лучше знать, как поступать.

— Вы позволите проводить вас к машине, сенатор? Внизу, когда охранник открыл дверцу, доктор Корделл сказал:

— Я немедленно извещу вас о малейших изменениях в состоянии Майка.

Оказавшись в салоне автомобиля, Флетчер долго сидел неподвижно, уставившись на подголовник переднего сиденья, погруженный даже не в размышления, а во что-то вроде прострации. Водитель осмелился нарушить молчание:

— Куда, сэр? Сенатор очнулся:

— Вот что, Луис. Вы свободны, я поведу сам. И вы, Билл…

— Я не имею права оставлять вас, сэр, вам это известно, — сказал охранник.

Ричард Флетчер выдавил слабую улыбку:

— Ничего, Билл, я разрешаю. Обещаю, что ваше начальство об этом не узнает. И вам обоим обещаю, что ничего плохого со мной не случится. Я буду очень осторожен, ведь я отвечаю за Майка.

Последние слова сенатора успокоили водителя и охранника, опасавшихся, что доведенный до отчаяния Флетчер мог задумать неладное.

— Не решаюсь вам противоречить, сэр, — произнес охранник, — Но будьте осторожны вдвойне. Вы отвечаете и за Массачусетс, вы очень нужны многим любящим вас людям. Пошли, Луис.

Когда Луис захлопнул за собой дверцу, сенатор не поспешил пересаживаться за руль, а сначала набрал телефонный номер в Арлингтоне. Ответил женский голос:

— Слушаю.

— Вы мисс Харт, экономка мистера Мортона? — Получив утвердительный ответ, он продолжал: — Говорит сенатор Флетчер. Пригласите к телефону Фрэнка, пожалуйста.

— Сожалею, сенатор, но его сейчас нет. Вы можете оставить для него сообщение или перезвонить через час, он будет дома.

Флетчер прикинул расстояние от госпиталя Святой Марии до арлингтонского дома Мортона и допустимую скорость своей машины.

— Через час я приеду. Предупредите мистера Мортона.

Он положил трубку и перебрался за руль.

За час Флетчер не успел, но через полтора часа подкатывал к воротам двухэтажного коттеджа Фрэнка Мортона. Владелец дома вышел навстречу гостю, последовало крепкое рукопожатие.

— Вы отлично выглядите, Фрэнк, — заметил сенатор. — Не слишком перегружены работой, а?

— Работы совсем никакой, — улыбнулся Мортон. — Вы, политики, настолько крепко удерживаете штурвал, что нам, экономистам, остается только пить пиво и сражаться в бридж… А вот вы, Дик, выглядите неважно, — добавил он озабоченно. — Майк?

— Да. Я был у доктора Корделла. Ничего обнадеживающего.

Через просторный холл, где сенатора по всем правилам этикета приветствовала мисс Харт, они прошли в кабинет Мортона и уселись в кожаные кресла за круглым столиком, на котором уже стояла бутылка коньяка и два пузатых бокала.

— Вы приехали просто как к старому другу, или?.. — Мортон отвинтил жестяную крышечку с бутылки.

— Или. — Флетчер вздохнул так, словно неподъемная тяжесть давила на его легкие. — Фрэнк, я убежден, что болезнь Майка — эхо Вьетнама, а толку от моей убежденности никакого.

— Расскажите подробнее, — попросил Мортон. Если сенатор приехал к нему за советом, лучше не упускать любых мелочей.

— Начать с того, что вы уже знаете?

— Да, хочу привести в систему.

— Итак, — начал Флетчер, пригубив коньяк, — Майк заболел ровно три недели назад. И началось это точно так же, как начиналось тогда, на Тайнгуен. Головная боль, озноб, жар, потом паралич конечностей… И глаза, Фрэнк, эти налитые кровью глаза… Во вьетнамских случаях дальше следовала или смерть, или выздоровление, как у вас. А Майк завис посередине. Он в коме, и доктор Корделл бессилен что-либо сделать.

— А что думаете вы?

— Я не медик, Фрэнк, но определенные догадки у меня есть. Мы уже знаем, что этот вирус, или что там вызывает болезнь, действует не на всех одинаково. Вы, например, выздоровели, а я, побывав в очаге эпидемии, совсем не заболел. Но я считаю, Фрэнк, что этот вирус все годы оставался во мне, как СПИД: человек может быть инфицирован, но не болеть. И я передал его по наследству Майку. А потом что-то произошло, включился какой-то пусковой механизм — опять аналогия со СПИДом! — и вирус активизировался, но подействовал опять непредсказуемо. Немедленной смерти не наступило, но человек не может пребывать в коме вечно! Жизненные функции Майка угасают…

— Успокойтесь, прошу вас. — Мортон подлил коньяка в бокал сникшего Флетчера. — Значит, доктору Корделлу не удалось выделить вирус из крови Майка?

— Ни из его, ни из моей — ведь исследовали и мою кровь. Дьявольски хитрая штуковина, этот вирус. Рано или поздно они добьются успеха, но, во-первых, боюсь, что слишком поздно, а во-вторых, знать вирус еще не означает уметь лечить. Снова вспоминается проклятый СПИД…

— А кровь миссис Флетчер?

— Боже упаси! Дайана ничего не знает. Я и доктору категорически запретил ей звонить, и всем, кто знает… Ее контракт с английским университетом заканчивается только через полгода. Я надеюсь найти способ вылечить Майка раньше…

Сенатор умолк, подумав о страшной альтернативе.

— Что вы замыслили? — с нажимом спросил Мортон, извлекая Флетчера из пучины.

— Тот человек, — ответил сенатор. — Тот, что говорил со мной там… Перед тем, как умереть. Он упоминал нечто… Какую-то молекулу, что ли… Которая может принести исцеление. И просил отвезти его в лабораторию, помните?

— Я ведь не разговаривал с ним… Я могу помнить только то, что вы передали мне. Полагаю, вы намерены разыскать эту таинственную лабораторию. Но как? Вы же были в курсе дела. Расследование завершилось ничем. Ни единой ниточки. Ни единого следа. Пустота.

— Об этом я не забыл. — Ричард Флетчер наклонился через стол к Мортону. — Но потеряно не все, Фрэнк. Его предсмертные слова — в них может быть ключ.

— Какой ключ?

— Те слова, уже самые последние, которые я принял за бред… Вы уверены, что я не пересказал их вам тогда?

— Ах вот что… Конечно, уверен. Вы сказали только, что это похоже на произвольный набор звуков, который вы не запомнили, а может, и не расслышали.

— Я даже не попытался их воспроизвести? Хоть приблизительно?

— Мне очень жаль… Нет, Дик. Нет. Это точно.

6

Как только сенатор захлопнул дверцу машины и повернул в замке ключ зажигания, с заднего сиденья его окликнул незнакомый голос:

— Мистер Флетчер!

Сенатор застыл, потом медленно обернулся. Сзади сидел молодой человек в джинсовом костюме, похожий на музыканта из рок-группы.

— Кто вы такой? — автоматически спросил Флетчер. — Что вы делаете в моей машине?

— Меня зовут Рэнди Стал, — ответил молодой человек, — я приехал специально, чтобы повидаться с вами.

— Откуда приехали?

— Сейчас из Нью-Йорка, а туда я прибыл из Лэнгли, но…

— Лэнгли? ЦРУ?

Рэнди не мог не улыбнуться:

— Разве я хоть чем-то напоминаю сотрудника ЦРУ?

— Нет, — признал сенатор.

— Лучше сказать, что я прибыл из вашего прошлого… Тайнгуен, тысяча девятьсот шестьдесят восьмой год.

— Не понимаю…

— Мистер Флетчер, не волнуйтесь. Я не похититель, не грабитель, не террорист. Я хочу поговорить с вами. Может быть, вы пересядете назад или мне пересесть вперед? Так будет удобнее.

Флетчер поколебался, но упоминание о Тайнгуен перевесило. Он вышел из машины, подошел к задней дверце и сел рядом с Рэнди.

— Я слушаю вас.

— То, о чем вы сейчас беседовали с мистером Мортоном…

— Вы знаете, о чем мы беседовали? За мной ведется слежка?

— Очень пристальная и давно.

— Кто же следит… И почему?

— Орден Илиари.

— Никогда не слышал о такой организации.

— Об организации позже. А прежде, сэр… Вы хотите вылечить вашего сына, а для этого найти некую лабораторию. Вы считаете, что слова умершего на Тайнгуен человека могут дать ключ. Мы считаем, что эта догадка не лишена оснований, и хотим помочь вам. Видите ли… Мы предполагаем, что вирус, поразивший людей на Тайнгуен и убивающий сейчас, по всей вероятности, вашего сына, создан искусственно… И создан не человеком.

— Кем же? — Сенатор покачал головой.

— Существом, чья энергоинформационная матрица была доставлена на Землю с другой планеты. Захватчиком из центра Галактики.

— Вы шутник или сумасшедший?

— Я говорю правду. Я вынужден сказать вам ее, хотя предпочел бы обойтись без этого. И вот почему. Идя по следу этого… существа, я побывал в прошлом — там, на Тайнгуен. Я был Мортоном, мое сознание слилось с его сознанием. Это мое вмешательство остановило его болезнь и не дало ему умереть. Но вас я не мог контролировать. Вы не заболели, и я тут ни при чем. Но видите ли, сэр… Человеческая память — удивительная вещь. Люди не забывают никогда и ничего вообще. Даже то, на что мы не обратили внимания, будто и не заметили, фиксируется в подсознании навсегда. И при соответствующих условиях эти воспоминания можно извлечь оттуда.

— Что вы имеете в виду? — заинтересовался сенатор.

— Я мог бы попытаться проникнуть в ваше подсознание… Не совсем так, как это было с Мортоном, но похоже. Я снял бы с вашего мозга наслоения времени, как шелуху с луковицы, и добрался бы до тех слов. Но для этого нужно ваше согласие, ваше желание пойти навстречу. Поэтому вы должны знать все.

— Чепуха, — сказал сенатор.

— Почему?

— Должны же быть какие-то доказательства…

— Они есть. Сейчас я в подробностях расскажу вам, как вы вдвоем с Мортоном — со мной — выбирались с Тайнгуен. Не те подробности, что зафиксированы в отчетах, а впечатления, мелочи, которые вы не могли забыть и которых никто другой видеть и знать не мог…

— Попробуйте!

Рэнди заговорил. После его получасовой речи сенатор лишь пожал плечами:

— Все верно… Но что это доказывает? Только то, что и там за нами следили. Это не могли быть вы, для этого вы слишком молоды. Кто-то другой следил.

— Ну хорошо, — вздохнул Рэнди. — Тогда я приглашаю вас встретиться с людьми, у которых есть более существенные доказательства. Если вы увидите машины, с помощью которых я проник в Прошлое, творения внеземлян, это вас убедит?

— Декорации из фильмов?

— Да зачем же?! — воскликнул Рэнди. — Сенатор, если бы мы хотели похитить вас или что-нибудь в этом роде, разве я пришел бы к вам с подобной историей?!

Флетчер вынужден был согласиться:

— Едва ли… Но…

— Снова «но»! Вы хотите вылечить сына? Вы готовы на все для этого?

— Разумеется, однако…

— А я предлагаю вам всего лишь ознакомиться с доказательствами! На любых ваших условиях! Вы же ничего не теряете!

— Согласен, — решительно произнес Флетчер.

7

В ответ на звонок Хойланд отпер дверь. На пороге стоял Мэтт Страттон, и не один, а с Евой.

— Привет, — иронично буркнул он, увидев замешательство Хойланда. — Вы не пригласите нас войти?

— Да, что же мы застряли в дверях, — спохватился Хойланд. — Прошу!

— Привет, Джек, — сказала Ева, прошла в комнату и устремилась к компьютеру. — Это какой процессор?

— «Пентиум», — рассеянно ответил Хойланд, пожимая руку Страттону. — Случилось что-нибудь?

— Ровным счетом ничего, — проговорил Страттон спокойно. — Но я к вам с небольшой просьбой…

— Джек, а где твои компьютерные игрушки? — вмешалась Ева, пока мужчины размещались в креслах.

— Да видишь ли, я как-то…

— Понятно, игрушек нет. А можно я поброжу по сети?

— Конечно, Ева… Мэтт, выпьете чего-нибудь? Ева нажала клавишу запуска компьютера и углубилась в восхитительный виртуальный мир.

— Пить не стану, — отказался Страттон. — Сегодня сложный день, мне потребуются все глаза и уши. А потом хочу устроить небольшую ночную прогулку.

— Прогулку? — Хойланд нахмурился.

— Да, перед встречей с информатором уточнить кое-что… Джек, вы не возражаете, если я подкину вам Еву на вечер и ночь? Она хлопот не доставит, ее от компьютера не оторвешь. А завтра утром я ее заберу… Если ваша жена не будет против…

— Джейн сейчас нет, она уехала на пару дней.

— О, как жаль! А у вас, конечно, нет времени…

— Я буду рад оказать вам услугу, Мэтт… Но как же частная школа?

Страттон понизил голос, чтобы его не услышала Ева:

— Понимаете, Джек, мне хотелось бы, чтобы сегодня Евы не было по известным адресам — ни в школе, — ни дома. Я все предусмотрел, но мало ли что…

Хойланд заговорил также полушепотом:

— Мэтт, мы можем оставить Еву здесь одну. В моей квартире ей ничто не грозит, а вам не помешает лишняя пара кулаков…

Журналист приглушенно засмеялся:

— Надеюсь, до кулаков не дойдет. Я все-таки Мэтт Страттон, а не Джеймс Бонд, — и уже не шутливо он добавил: — Нельзя оставлять ее одну даже тут. Меня могли выследить. За это тысячная доля процента, но…

Хойланд помолчал:

— Мне это не нравится.

— Мне тоже. Но, Джек, если я принял решение, я действую, и вам меня не остановить.

— Я не собираюсь вас останавливать. Я хотел помочь вам.

— На этом этапе вы можете только помешать. Вот когда у вас будут мои сведения…

— Когда вы отправляетесь?

— Сейчас, но не сразу на эту прогулку. Сначала надо сделать пару визитов. — Он встал. — Честное слово, Джек, будь это слишком рискованно, я бы передумал. Но я все просчитал… Почти. Все обойдется… Ева!

Девочка отвлеклась от экрана и подбежала к отцу.

— Я уезжаю. Вернусь завтра утром, как обещал. Не надоедай сильно Джеку.

— Думаю, мы найдем общий язык. — Ева подмигнула Хойланду. — Правда, Джек?

— Не сомневаюсь, — уверил ее Хойланд. — Я провожу вас до машины, Мэтт. Ева, я сейчас вернусь.

— Можешь не торопиться! Я выкопала интересный сайт. Хойланд запер за собой дверь. У «Ланчиа-Дельты» мужчины попрощались, и Хойланд напутствовал журналиста:

— Удачи, Мэтт.

Сидя за рулем, Страттон сделал знак, что все о'кей, и дал газ.

Отнюдь не бесцельно Хойланд последовал за Страттоном к его автомобилю. Едва они оказались на улице, Хойланд профессионально разбил обозримую зону на секторы, выделив людей (как в машинах, так и пеших), подходящих на роль преследователей журналиста. Таковых он насчитал пять, из них в автомобилях трое, но ни одна из машин не двинулась вслед за «ланчией» Страттона, и никто из оставшихся двоих не проявил никакой активности.

Этим Хойланд не ограничился. Едва «дельта» скрылась за поворотом, он прыгнул в свой «фольксваген» и устремился за ней. Более четырех кварталов Хойланд ехал за журналистом, прячась позади других машин, пока не убедился, что Страттон свободен от слежки.

Наружное наблюдение не ускользнуло бы от специалиста класса Хойланда. Но существуют и более изощренные способы держать объект, главным образом электроника. Если в машине Страттона установлен радиомаяк, оператор может перемещаться в автомобиле по параллельным улицам или последовательно передавать «дельту» базовым постам в цепи. И все же Хойланд вернулся к Еве несколько успокоенным.

Девочка повернулась к нему вместе со стулом:

— А где твоя жена, Джек?

— Улетела в Европу по делам… Есть хочешь?

— Перекусила бы что-нибудь.

— Тогда выключай компьютер и пошли на кухню.

Проинспектировав свои припасы, Хойланд соорудил для Евы сэндвичи с ветчиной, открыл пакетик чипсов, налил яблочного сока.

— А какая у тебя профессия, Джек? — спросила Ева, с аппетитом уничтожая сэндвич. Хойланд улыбнулся:

— Ты видела фильм «Люди в черном»?

— Конечно, это класс! Про парней, которые защищали Землю от разных инопланетных негодяев!

— Вот это и есть моя профессия.

— Ну и дела-а. — Глаза девочки сделались круглыми, как две луны. — Так это не выдумка, ты — один из них? И ты видел живых инопланетян?

— Сколько угодно. — Хойланд сдержал усмешку.

— Ой, как здорово! — хлопнула в ладоши Ева. — Расскажи что-нибудь про них!

— Ну, в фильме это лучше показано… Девочка лукаво прищурилась:

— Брось, инопланетян не бывает! Ты меня разыгрываешь… А жаль, я бы тоже хотела! Ты, наверное, сценарист, придумываешь такие фильмы?

— Ну, не совсем… А ты увлекаешься кино? Хочешь стать актрисой?

— Нет… Хочу заниматься программированием, разрабатывать компьютерные игры. Как, по-твоему, у меня есть способности?

— Не знаю, — сказал Хойланд. — Думаю, главное — это желание.

— Я уже умею писать простые программы. Конечно, мне еще учиться и учиться, — с сожалением произнесла Ева. — Интересно, какие будут компьютеры, когда я вырасту? Ужасно сложные, наверно.

— Конечно, сложные, — сказал Хойланд, подставляя опустевший стакан под струю холодной воды. — Но ведь это все для удобства делается. Чем сложнее устройство, тем проще в обращении. А насчет программирования… Тут я не специалист. — Он поставил стакан на стол и обернулся к девочке: — Еще сэндвич, нет? Тогда поехали.

— Куда?

— Увидишь.

Заинтригованная Ева уцепилась за руку Хойланда. Они спустились к «фольксвагену», Хойланд усадил девочку на переднее сиденье и пристегнул ремнем безопасности.

Он снова тщательно проверился — никаких признаков слежки. И все же полностью исключить эту возможность было бы легкомысленно. Но если на них решат напасть, нападут где угодно — с равным успехом и в квартире, запросто вскрыв дверь, и на улице. А за рулем своего «фольксвагена» Хойланд чувствовал себя более уверенно, чем дома. Тут он в своей стихии, в искусстве вождения ему мало равных. Если понадобится, машина превратится в орудие и защиты, и контратаки.

Прежде чем выехать из города, Хойланд покружил по кварталам, поворачивая где попало и возвращаясь на прежнее место. Явной слежки действительно нет.

— Джек, ты заблудился? — Ева озабоченно смотрела в окно. — Мы тут уже были.

— Разве? Ну что ж, давай поедем в другую сторону.

— А куда мы все-таки едем?

— Не задавай лишних вопросов.

За рядами коттеджей-близнецов северо-западной окраины Нью-Йорка, в направлении Хартфорда, потянулось бескрайнее зеленое поле, прорезанное прямой как стрела автострадой. У горизонта вырастала, быстро приближаясь, диспетчерская башня аэроклуба «Кингз Уингз». На посадку заходил небольшой самолет, покачивая крыльями.

Возле башни Хойланд заглушил мотор.

— Где мы? — Ева с любопытством озиралась. — Это что, аэропорт?

— Выходи, приехали. — Хойланд отстегнул замок ремня на кресле девочки.

Ева выпрыгнула из машины на пушистый травяной ковер:

— Ой, как тут чудесно!..

Клонящееся к западу солнце выплескивало жидкое золото на огромные стеклянные грани обзорной площадки башни, окрашивало в фантастические цвета низко зависшие неподвижные облака.

— Подожди меня здесь, я ненадолго, — сказал Хойланд и вошел в дверь у основания башни. Поднявшись по винтовой лестнице на второй этаж, он постучал в другую дверь и толкнул ее.

В тесной, загроможденной аппаратурой комнатке рыжий парень лет тридцати листал «Пентхауз», сидя на неудобном стуле. Увидев Хойланда, он отложил журнал и встал.

— Здравствуйте, мистер Хойланд.

— Привет, Нейл. Как поживаете?

— Спасибо, мистер Хойланд. Вы приехали полетать или по какому-нибудь делу?

— Полетать. Хочу покатать девочку, дочку друга.

— Ага, понятно… На двенадцатой стоит «Сессна Скайлэйн Эр-Джи» с полными баками. На нее нацелился было Лэндон, но он выпил, и пришлось отменить. Пожалуйста, вашу кредитную карточку и разрешение на полеты.

Хойланд вручил Нейлу то и другое, тот всмотрелся в документ:

— О, плохо дело… Просрочено. И по самолетам, и по вертолетам…

— Ну и что? — Хойланд изобразил пренебрежительный жест. — Не разучился же я летать.

— Я-то ничего, но Баннистер может упереться.

— Идем к Баннистеру.

После краткой, но энергичной перепалки Хойланд уговорил президента аэроклуба продлить разрешение задним числом на текущий и следующий месяцы. Баннистер симпатизировал Хойланду, зная его как отличного пилота, и отнекивался больше для соблюдения ритуала. Заодно он проинструктировал Хойланда насчет свободных и рекомендуемых на сегодня воздушных коридоров.

Ева лежала на траве, закусив зеленый стебелек, и смотрела в небо. При виде Хойланда она вскочила.

— Поехали. — Хойланд распахнул дверцу «фольксвагена».

— Опять?!

— Всего с километр.

Хойланд подогнал машину вплотную к самолету. Ева смотрела во все глаза.

— Вот это, — объяснил Хойланд, выбираясь на бетон полосы, — «Сессна Скайлэйн Эр-Джи», модель Р-182. И сейчас мы на ней полетаем.

Ева запрыгала от восторга:

— Потрясающе, Джек!

Она вскарабкалась в кабину самолета. Хойланд сел рядом, на место второго пилота: управление дублировалось, и не было разницы, где сидеть. Ева с подлинной жаждой первооткрывательницы оглядывала приборную панель.

— Что это, Джек? — Она ткнула пальцем в круглую шкалу слева.

— Указатель воздушной скорости в узлах… Вот в центре альтиметр, он показывает высоту. А это самый главный прибор, авиагоризонт. По нему мы будем контролировать весь наш полет — набор высоты, снижение, развороты.

— А это? — Палец девочки перебежал на приборы правого ряда.

— Указатель вертикальной скорости — то есть он показывает, как быстро мы летим вверх или вниз. Вот эти приборы отмечают курс. Здесь электронный компас, топливо, давление и температура масла, часы…

— Часы я узнала, — укоризненно выговорила Ева.

— С чем тебя и поздравляю. Дальше, этот столбик: рули высоты, счетчик оборотов двигателя, шасси, закрылки. Огни — сейчас мы их включим и пристегнемся.

Хойланд вызвал башню:

— Нейл, я Д-105, Хойланд… Разрешите взлет.

— Д-105, мистер Хойланд, взлет разрешаю… Поаккуратнее там в небе, с ангелом не столкнитесь, их что-то много на этой неделе.

— Предупреждение принял, взлетаю.

«Сессна» разбегалась по двенадцатой полосе. Когда скорость дошла до шестидесяти пяти узлов, Хойланд оторвал машину от земли.

— Ева, не зевай, убирай шасси… Или я один должен справляться?

— Я?! — восхитилась девочка. — А как?

— Да вот же, я тебе показывал.

Ева с гордым видом выполнила поручение. Хойланд убрал закрылки, сбросил обороты и сделал плавный круг над башней. Еве показалось, что земля под самолетом приняла вертикальное положение. Хойланд выровнял машину.

— Ты впервые летишь? — спросил он.

— Ну, я летала на пассажирских самолетах. Но это же не то, разве можно сравнивать — там тебя везут, как багаж.

— Еще как не то, — согласился Хойланд. — Долетим до Хартфорда и обратно?

— Я готова лететь до самого Олбани, — заверила Ева.

Внизу, пересекая границу штатов Нью-Йорк и Коннектикут, поблескивала серебряная нить железной дороги к Провиденсу, по ней ползли сцепленные коробочки поезда. Ни одного самолета не было видно ни поблизости, ни вдали. Хойланд взял западнее и вновь оказался над полем. «Сессну» покачивало, как на величавых волнах океана.

— А теперь бери управление, — сказал Хойланд. — Я что-то устал.

— Я буду управлять сама? — Ева радостно-недоверчиво воззрилась на Хойланда.

— Конечно. Твоя задача: развернуть самолет по кругу и лечь на прежний курс. Набери чуть-чуть высоты… Штурвал от себя… Так. Теперь сбрасывай газ этой ручкой. Следи за авиагоризонтом, вот эта штука изображает наш самолет, и она не должна выходить за эти линии… Молодец! Штурвал вправо… Не резко, нежнее…

«Сессна» завалилась на крыло и начала отворачивать от курса. В любой момент Хойланд мог исправить возможную ошибку девочки, запас высоты был достаточным для выхода из какой-либо непредвиденной ситуации. Впрочем, пока его вмешательства не требовалось.

Солнце садилось, и на небесном куполе затеплились бледные звезды.

— Хочешь посмотреть на вечерний Нью-Йорк с моря? — предложил Хойланд.

— Еще бы, Джек!

— Тогда поворачивай на восток. Восток вон там, смотри на солнце и на компас.

— Я знаю, где восток!

«Сессна» неслась к Атлантическому океану.

— Пониже немного, — посоветовал Хойланд. — Красивее, когда не очень высоко… Эй, не так быстро! — Он удержал штурвал и вновь расслабил руки. — Теперь на юг, вернее, на юго-запад, и держись прямо. Вот этот навигационный прибор должен показывать ноль. Если он показывает что-то другое, это значит, ты отклонилась.

Впереди вырисовывались очертания Лонг-Айленда и выглядящая игрушечной фигурка статуи Свободы. «Сессна» летела над океаном наперерез оранжевым дорожкам, прочерченным в морских волнах пробивающимися сквозь облака тускнеющими солнечными лучами.

Город зажег огни. Усеянные тысячами золотых точек небоскребы напоминали рождественские елки для какого-то небывалого, привидевшегося в щемящем предутреннем сне праздничного карнавала.

Ева еще убавила оборотов. Теперь шум двигателя почти не был слышен, упала и скорость, самолет словно висел над океаном перед грандиозной панорамой Нью-Йорка, сотканной из невесомой световой паутины.

— Как красиво, — прошептала Ева. — Я уже видела это с «боинга», но там — все равно что по телевизору. А здесь будто и самолета нет, а я сама лечу в небесах…

В затемненной кабине «Сессны» светились только шкалы приборов и красные цифры электронных индикаторов. Ощущение свободного полета захватывало и Хойланда, и он прекрасно представлял, что должна чувствовать Ева.

— А мы можем пролететь над городом, Джек?

— Вообще-то можем, — сказал Хойланд, — но тогда у меня отберут права. Мы и так уже слишком близко. Поворачивай на аэродром, Ева. — К северу, пока этот прибор не покажет сто.

— Ну, Джек, еще немножко! — взмолилась Ева. — Совсем-совсем немножечко!

— А ты лети вдоль побережья Лонг-Айленда, тогда посмотрим еще со стороны. Только не вцепляйся так в штурвал. Расслабься, мягче… Доверяй машине, тогда она будет доверять тебе.

Следуя подсказкам Хойланда, Ева привела самолет к аэроклубу «Кингз Уингз». Хойланд связался с башней:

— Нейл, я Д-105, Хойланд. Мы прибыли.

— Садитесь на двенадцатую, мистер Хойланд. Как ангелы?

— Шарахались во все стороны. Пока, до встречи на земле. Хойланд вновь принял управление и зашел на полосу, вдоль которой горели посадочные огни.

— Выпускай шасси, Ева.

«Сессна» коснулась полосы и помчалась по бетону, возвращая запоздалое ощущение скорости. Хойланд притормозил, выруливая к «фольксвагену», самолет замер возле машины. В кабине зажегся свет.

— Вот и все, — улыбнулся Хойланд.

Ева вернула ему улыбку, обогащенную сложной гаммой эмоций.

Они пересели в «фольксваген». Прежде чем отправляться домой, Хойланд завернул к Нейлу и забрал у него продленное разрешение на полеты.

По дороге в Нью-Йорк Ева спросила:

— А где ты научился водить самолет, Джек?

— Это длинная история, Ева, — ответил Хойланд, подправляя одной рукой рулевое колесо. — Много было всякого… Но практиковался я здесь, в клубе «Кингз Уингз». Каждый может вступить в клуб и научиться управлять самолетом. Ты же видела, что это вовсе не трудно.

— Ты не каждый, Джек, — серьезно произнесла Ева.

— Что это значит? — удивился Хойланд.

— Ты друг папы, а папа — самый лучший человек на свете. И ты не врешь.

— Как это не вру? — Хойланд затормозил перед первым светофором. — А кто рассказывал тебе небылицы про инопланетян?

— Я не об этом, — пояснила Ева. — Ты там, внутри, не врешь.

Хойланд внимательно посмотрел на нее и ничего не сказал. В квартиру они вернулись в первом часу ночи. Ева настолько устала, что отказалась от ужина. Хойланд уложил ее в спальне, и, прежде чем уснуть, она пробормотала:

— Мы еще полетим, Джек?

— Да, Ева. — Хойланд поправил одеяло.

Она уже спала со счастливой улыбкой. Может быть, ей снился ночной Нью-Йорк в карнавале огней, а может быть, что-то другое, но наверняка очень хорошее.

8

Разумеется, Джон Хойланд и Орден не ограничивались в рамках миссии только контактами с Мэттом Страттоном. Хранитель Дуглас Блейз ночью остановил свою машину не слишком близко от некоего здания, имевшего отношение к организации «Американский орел», на углу Саутерн Пар-клейн и Шеффилд-стрит в Бронксе.

Саутерн Парклейн будто вымерла. Ни одного прохожего, редкие фонари высвечивали только тощие спины одичавших кошек. Ни единое окно в старых домах по обе стороны улицы не светилось… Исключением был дом под номером двести два.

Хранитель видел этот дом не впервые — здание почтенного возраста, но содержащееся в порядке. Дуг Блейз не собирался соваться в парадную дверь: внутри, как он знал, есть охрана. Прижимаясь к стене соседнего дома, он нырнул под арку двора и обошел здание с противоположной стороны. Дуг уже знал, как отключить здесь сигнализацию. Справившись с ней, он локтем выбил оконное стекло. Осколки зазвенели тише, чем он предполагал. Дуг замер, сливаясь со стеной. Нигде никаких шорохов, шагов, движений.

Тогда Хранитель осторожно вытащил из рамы обломки стекла, ставя их на землю, и проскользнул в разбитое окно.

Глазам понадобилось время, чтобы привыкнуть к темноте. Блейз приоткрыл дверь и выглянул.

В коридоре горели немногочисленные лампы под потолком. Насчет сигнализации Блейз, как ни был он опытен, все же ошибся. Сигнализация была еще и внутри, устройства инфракрасного сканирования. Были и миниатюрные телекамеры, и когда Дуг вышел в коридор, его красочное изображение появилось на мониторах в комнате, где дежурили охранники Сэм и Чарли.

— Это кто такой? — Встревоженный Сэм наклонился к экрану.

— Кто бы это ни был, — Чарли вогнал обойму в рукоятку пистолета, — пригласим его на стаканчик кофе.

— Не вздумай стрелять, — предостерег Сэм.

— Не суетись. — Чарли сунул пистолет за пояс.

— Тебе помочь?

— Зачем? — криво ухмыльнулся Чарли. — Я сам справлюсь.

— Там могут быть другие.

Вместо ответа Чарли показал на индикаторы инфракрасных сканеров. Они неопровержимо свидетельствовали, что в дом проник только один человек.

— Но все-таки поглядывай на мониторы, — добавил Чарли и вышел.

Дуг Блейз уже достиг середины коридора, когда услышал шаги на лестнице. Коридор отклонялся под прямым углом, образуя маленький рекреационный холл, а дальше отсюда пути не было — ни окон, ни дверей. Дуг заметил поблескивающий в углублении стены крохотный глазок телекамеры, отдрвал мясистый лист от чахнущей в кадке пальмы и размазал зеленую массу по стеклянной линзе.

Монитор Сэма мгновенно ослеп. Сквозь зеленую пелену охранник видел только неясную двигающуюся тень. Он вскочил со стула, выхватил из ящика свой пистолет и рванулся из комнаты, на что и рассчитывал Хранитель.

Чарли приближался к убежищу незваного гостя. Тот притаился за стеной, сжимая в руке короткую резиновую дубинку.

— Эй ты, выходи, — позвал Чарли. — Не бойся, я тебе ничего не сделаю. Да выходи же… Где ты?

В рекреационный холл Чарли решил заглянуть только мимоходом: ведь ни один дурак не станет прятаться там, откуда нельзя убежать, когда вокруг полно незапертых дверей, а за ними комнаты с окнами на улицу.

Держа пистолет в полуопущенной руке, Чарли небрежно ступил в холл. Он успел увидеть, что в холле и вправду никого нет, и тут же дубинка Блейза опустилась на его затылок, выключив сознание, как выключают радиоприемник.

Чарли рухнул на пол. По коридору грохотали шаги спешащего на подмогу Сэма.

— Чарли, он в холле! — кричал Сэм. — Осторожнее!

Дуг подхватил выпавший из руки охранника пистолет. Влетевший в холл со скоростью порыва ветра Сэм споткнулся о распростертое тело Чарли и растянулся на полу. Рукояткой пистолета Дуг ударил его по голове, выпрямился и прислушался. Тихо… Наверное, больше никого нет, иначе остальные уже неслись бы сюда.

Блейз возвратился в коридор, побывал в трех кабинетах и везде оборвал телефонные провода, которыми связал бесчувственных охранников. Углами снятых с кресел покрывал он заткнул им рты и завязал сверху теми же покрывалами, следя за тем, чтобы они могли дышать.

Закончив упаковку охранников, он вошел в комнату с аппаратурой наблюдения. Там он надавил кнопку видеомагнитофона, вынул пишущую кассету, разломал корпус и подогрел пленку зажигалкой — она не горела, но съеживалась и корчилась. Удовлетворенный достигнутым, он бросил ленту на пол.

В поисках ориентира в коридоре Блейз читал таблички на дверях. Возле внушительной двери с надписью «А. Сарджент, ответственный секретарь» он остановился и дернул никелированную ручку. Заперто, как и предполагалось. Хранитель снова направился в аппаратную. С устройством пульта он, разумеется, не был знаком, но разобраться не представило трудности. На центральном экране мерцала объемная схема всего здания, и каждой комнате соответствовала определенная цифра или комбинация цифр. Кабинет Сарджента имел номер пять, и Дуг нажал пятерку на клавиатуре. Красные линии, изображающие комнату в проекции, сменились зелеными, а вместо надписи «Закрыто» замигало слово «Открыто». Впрочем, с обычным замком в двери еще придется повозиться…

Итак, Блейз оказался в кабинете Сарджента. Закрыв жалюзи на окнах и убедившись, что они не пропустят ни лучика, он зажег свет.

У стены громоздился впечатляющий сейф, победить который Дуг едва ли сумел бы до утра, а на столе стоял компьютер, с которым будет не легче: все важные файлы, безусловно, засекречены. Но чем черт не шутит — вдруг что-то попадется…

Блейз начал с самого простого: сел за стол и принялся один за другим выдвигать ящики.

Их содержимое не отличалось от того, что обычно находится в ящике любого конторского стола. Пачки чистой бумаги, карандаши, авторучки, линейки, какие-то непонятные предметы, попавшие сюда неведомо как и оставшиеся потому, что их постоянно забывают выбросить. Папки с газетными вырезками и старыми документами — заметки были посвящены в основном деятельности «Американского орла», а бумаги представляли собой счета и квитанции по мелким операциям: покупке и перевозке мебели, ремонту здания и прочему в таком роде.

Дуг не испытал чрезмерного разочарования: он и не ожидал обнаружить в ящиках папку с наклейкой «Структура организации „Сириус“» и грифом «Только для Ордена Илиари». Задвинув ящики, он включил компьютер. Доступ к большинству текстовых файлов был закрыт, а в открытых не нашлось ничего интересного. Тогда он подгреб к себе сложенные на углу стола дискеты и стал просматривать их одну за другой.

Вход в первую же дискету не был защищен паролем. Очевидно, дискеты приготовили для перезаписи на винчестер и последующей защиты, но не успели сделать этого до вечера и отложили на завтра. И хотя информация в файлах при беглом чтении мало о чем сказала Блейзу, главное — она есть.

Запустив последнюю, десятую дискету, Дуг только покачал головой: везение продолжалось. Здесь под заголовком «Предлагаемые кандидатуры: проверка» разворачивался список из двадцати шести имен с указанием адресов!

Блейз взял дискеты и покосился на сейф. Попытаться все же открыть? Вдруг и тут повезет? Но схватка с сейфом грозит затянуться, а хороший игрок должен уметь вовремя отойти от стола. К тому же в сейфе скорее всего только деньги, а Дуг не грабить сюда пришел.

Выключив свет, он покинул кабинет Сарджента. Пришедшие в себя и тщетно старавшиеся освободиться от пут Сэм и Чарли услышали шаги Блейза, шедшего по коридору, чтобы выбраться наружу прежним путем. Это удесятерило их силы, однако Дуг связал охранников на совесть.

Когда он оказался на улице, яркая вспышка ослепила его. Хранитель упал, даже не успев понять, что с ним случилось.

9

Бледный как полотно Рэнди откинулся в кресле.

— Нет, — пробормотал он. — Нет, мистер Флетчер. Я не могу этого сделать, нет… Все напрасно. Я вижу, что вы изо всех сил стараетесь помочь, но… Нет. Что-то сломалось во мне там, на Тайнгуен. Я больше не могу… Я утратил эту способность. В конце концов, я просто человек!

— Я понимаю, — сказал сенатор, стараясь выглядеть спокойным. — Честно говоря, я надеялся, что вы сможете потом исцелить Майка, как исцелили Мортона…

— И я надеялся на это.

— Все потеряно для Майка… И для нашей планеты? Хранитель, вы не можете просто вот так… Рэнди вскочил:

— Это не слова человека, за которого я проголосую на президентских выборах! Неудачна лишь эта попытка, не получилось лишь со мной. Разве это означает, что все потеряно?!

— Что вы имеете в виду? — В голосе сенатора прозвучала вновь вспыхнувшая надежда.

— Я уже говорил вам, что человек не забывает ничего и никогда. Забыть что-либо в принципе невозможно. И то, что не получилось у меня, может получиться у доктора Морли. Если бы вы согласились…

— Вы полагаете, что я могу отказаться? — устало улыбнулся сенатор.

10

Кабинет доктора Морли ничем не напоминал лабораторию доктора Моро, невзирая на сходство фамилий, и выглядел буднично и скучновато, как и сам доктор. Артуру Морли недавно исполнилось шестьдесят восемь лет, он носил вытертый на локтях пиджак и мятые брюки, а его унылое длинное лицо не позволяло угадать в нем блестящего специалиста.

Они начали три дня назад. Доктор Морли не спешил возвращаться к событиям тысяча девятьсот шестьдесят восьмого года, он работал с Флечтером ювелирно, в несколько этапов, постепенно подготавливая его к тому, ради чего все и было затеяно. Поспешный грубый взлом психики сенатора мог привести к противоположным результатам: замкнуть соответствующую область подсознания, так что попытки пробиться к ней вызвали бы печальные последствия для душевного здоровья Флетчера. Опытнейший доктор Морли отлично понимал это. Он медленно продвигался к истокам на своей гипнотической машине времени, кропотливо выстраивал ажурные мосты от простого к сложному. Флетчер вспоминал подробности своей женитьбы и первые слова, с которыми обратился к будущей супруге при знакомстве, вспоминал имя агента по торговле недвижимостью, продавшего ему дом в тысяча девятьсот семьдесят пятом, вспоминал, как выглядел переплет прочитанной им в тысяча девятьсот семидесятом книги. Каждый успех радовал его и вселял уверенность в благополучном завершении всего предприятия, чего и добивался доктор Морли. И хотя применявшиеся доктором препараты делали Флетчера сонливым и вялым, его внутренняя убежденность не страдала.

Сегодня Флетчер пришел в полдень. Доктор Морли и Рэнди Стил уже ждали его. Сенатор приветствовал доктора и Хранителя рукопожатием, привычно сел в кресло с подголовником.

— Как вы себя чувствуете, мистер Флетчер? — осведомился Морли.

— Спасибо, доктор, в общем терпимо. Легко отдал бы новую машину за рюмку коньяку, но раз вы говорите — нельзя, значит — нельзя.

— Когда закончим, я подарю вам две бутылки «Курву-азье», если мистер Стил оплатит счет… А сейчас расслабьтесь, думайте о чем-нибудь приятном, но не слишком возбуждающем…

— О футболе можно?

— Можно, но без столкновений и травм, — разрешил доктор, набрал в шприц прозрачной жидкости и сделал внутривенную инъекцию. По телу Флетчера разлилось умиротворяющее тепло, кресло стало самым комфортабельным в мире, кабинет — шедевром уюта, а доктор — наилучшим собеседником из всех когда-либо встреченных сенатором в жизни.

Морли включил компьютер, подвинул монитор ближе к Флетчеру. На экране появился красный кружок, он вспыхивал и гас в монотонном ритме.

— Смотрите сюда, мистер Флетчер. — Отеческий голос Морли достигал отдаленных закоулков сознания сенатора. — У вас все получается великолепно, и сейчас мы пойдем дальше. Как по-вашему, какой нынче год? Не отвечайте, вы этого знать не можете. Ведь правда, не знаете?

Флетчер и не прилагал усилий к тому, чтобы вспомнить. Он сразу и безоговорочно поверил доктору: год ему неизвестен, а раз так, зачем же голову ломать?

— Не знаю, — отрешенно согласился он.

— И это вполне естественно, — продолжал Морли. — Вы находитесь вне времени и пространства и поэтому с легкостью можете попасть куда захотите. Красный кружок на экране поведет вас. Смотрите на него. Сейчас я скажу вам, какой год. Тысяча девятьсот шестьдесят восьмой, правда?

— Да, — сказал Флетчер, удивляясь, как же он сам не сообразил, что год именно шестьдесят восьмой. О том, что десять секунд назад никакого года вовсе не было, он уже забыл.

— Девятнадцатое июня, — уточнил доктор. — Где вы? Расскажите мне, что вы видите.

Морли плавно нажал клавишу записи магнитофона. Рэн-ди Стил невольно подался вперед.

— Я в джунглях, — заговорил сенатор негромко, размеренно. — Очень жарко, странный запах в воздухе. Деревня, много хижин и много мертвых вьетнамцев. Со мной лейтенант Мортон, сержант Линде…

— Вы видите человека в белом комбинезоне?

— Нет… Теперь да… Он лежит на земле, ему плохо, он умирает.

— Он хочет что-то сказать вам. Это очень важно для него, это его предсмертные слова, его завещание. Только вы можете понять и запомнить. Что вы делаете?

— Я становлюсь на колени около него и приближаю ухо к его губам.

— Вам ведь очень хочется расслышать его слова, правда?

— Да.

— И запомнить?

— Да.

— Вы слышите его очень отчетливо.

— Не совсем. Но пытаюсь расслышать…

— Нет, вы прекрасно слышите его. Каждое слово, которое он говорит, отпечатывается в вашей памяти навечно. Каждый звук абсолютно ясен для вас. Что он говорит?

— Я не слышу…

— Вы все слышите. Скажите мне, что он говорит. Лоб сенатора покрылся испариной, но он по-прежнему сидел спокойно и расслабленно.

— Я пытаюсь, я слышу…

— Что именно он говорит? Это очень важно, мистер Флетчер. Вы слышите его очень отчетливо. Передайте мне его слова.

— Schutztstaffeln… Нет спасения… Мерц, вы ошибались, но я могу поправить вас… Я знаю формулу, мне кажется, я нашел… Отвезите меня в лабораторию. Гибридная молекула — исцеление… Мерц! В лабораторию! Коадари, чака-мае…

— Вот оно! — сдавленно воскликнул Рэнди. Сердитым жестом Морли приказал ему замолчать:

— Что он еще говорит, мистер Флетчер?

— Ничего, только стонет… Кажется, он потерял сознание.

— Так, вы молодец… Внимательно смотрите на экран. Вы видите мигающий красный кружок?

— Да.

— Смотрите еще внимательнее. Это путь домой. Каждое его появление — один год, начиная с шестьдесят восьмого. Шестьдесят девятый, семидесятый… Когда вы вернетесь в наше время, красный кружок сменится зеленым и вы услышите звуковой сигнал: бип! По этому звуковому сигналу вы полностью выйдете из состояния гипноза. Вы меня поняли?

— Да.

Флетчер не отрываясь смотрел на монитор. Когда на экране возник зеленый кружок, прозвучал звуковой сигнал. Сенатор провел рукой перед глазами:

— Уф… Все позади, доктор?

— Похоже, что так. — Морли сдержанно улыбнулся, выключая компьютер.

Рэнди подскочил к сенатору:

— Получилось, сэр, у вас получилось! Вы вспомнили!

— Да?.. Вспомнил что?

— Последние слова! Доктор, можно? — Рэнди потянулся к магнитофону.

— Это ваша пленка, Хранитель, — кивнул Морли.

Рэнди вынул пленку из магнитофона и положил в карман.

— Доктор, вы настоящий гений…

— Это было не так уж трудно. — Морли пожал плечами.

— Благодарю вас от всего сердца. — Сенатор стиснул руку доктора так, что тот поморщился.

— Еще не все…

Морли велел Флетчеру раздеться до пояса, уложил его на кушетку, измерил давление, пульс, снял кардиограмму и энцефалограмму.

— Все реакции в норме, — пробормотал он, изучая разноцветные графики. — Вы ощущаете себя усталым, разбитым, как при начинающемся гриппе?

— Да, вроде того, — подтвердил сенатор.

— Это последствия применения препарата… Я сделаю стабилизирующий укол, вы полежите и будете как новенький. Но от спиртного пару дней воздержитесь.

— А не лежать нельзя?

— Кто здесь доктор, вы или я? — нахмурился Морли.

Он отпустил Флетчера ровно через час, Рэнди ждал в машине у подъезда. Торопясь к автомобилю, сенатор оценил свое прекрасное самочувствие и мысленно вновь похвалил Морли.

Открыв дверцу, сенатор уселся рядом с Рэнди. Хранитель прокрутил ему пленку, которую успел прослушать не менее десяти раз.

— Коадари, чакамае9 — разочарованно повторил сенатор. — Чепуха какая-то, бред… И за этим мы охотились?

— Не думаю, что чепуха, — сказал Рэнди. — Это два четко различимых слова, и, скорее всего, они имеют вполне определенное значение. Мы его пока не знаем, но непременно узнаем.

— А как, с чего начинать? Это может означать все что угодно!

— Начнем с самого простого, с Интернета…

— Гм… Вы натолкнули меня на еще лучшую мысль. Сейчас я свяжусь с помощником, у него доступа куда только нет…

Сенатор включил компьютер и через телефон в машине послал запрос, обратив внимание помощника на возможность различных вариантов написания загадочных слов. Вскоре на экране возникли строчки ответа.

«Коадари. Город в Бразилии на реке Тапажос. Население— 18 000 человек. Основан в 1869 году, в 1914 году представлял Бразилию на международной выставке тропических продуктов в Лондоне. В 1967 году близ Коадари велись предварительные работы по прокладке Трансамазонской магистрали, но из-за сложности рельефа и землетрясения они были свернуты, и магистраль прошла через Итайтубу. Полезные ископаемые: золото, титан, молибден, алмазы. Речной порт, рудники, аэропорт локального значения, животноводческие фермы. Местные власти назначаются президентом страны. Город расположен в гористой местности, среди густой труднопроходимой сельвы. Окрестности Коадари — один из наименее разведанных районов бразильской Амазонии».

Касательно «чакамае» ничего найдено не было.

— Коадари — это отправная точка, — сказал сенатор. — Скорее всего, чакамае тоже относится к Бразилии, к этому Коадари. Но что это, если нигде никаких ссылок? Значимое слово на каком-то языке? Нет, мой помощник обнаружил бы это. Хотя… если какое-то наречие местных племен… А может быть, что-то не известное никому, кроме Мерца и компании. Имя человека, живущего в Коадари? Или… Нет смысла гадать. Вот что, я попробую поговорить с Эмерсоном.

— Кто это, Эмерсон?

— Полковник Стивен Эмерсон, настоящий специалист по Бразилии. Если и он не знает, тогда…

— Я, в свою очередь, задействую каналы Ордена, — произнес Рэнди. — Коадари существует, а следовательно, и чакамае должно что-то означать.

— Я не слишком обольщаюсь. Столько лет прошло! Если это человек, он давно умер, если надпись на дорожном указателе, тот указатель давно сгнил, и так далее. А если даже и нет, так что? Я не могу вылететь в Коадари и лично заниматься этим. Впрочем… — Сенатор вдруг задумался. — Почему бы и нет?

— Почему бы и нет? — изумленно повторил Рэнди.

— В сенате каникулы… Свои обязанности в комиссиях я переложу на помощников… Есть молодые честолюбивые ребята, они справятся… Во Вьетнаме, когда мы — ведь и вы тоже! — дрались в джунглях, потруднее приходилось…

— Тогда была война.

— Да, — веско подтвердил сенатор. — Тогда была война, но с нами воевал не только зримый противник. Воевала и эта болезнь, и. похоже, ее война не окончена.

11

В квартиру Хойланда Мэтт Страттон вошел в восемь утра.

— Как Ева? — громко спросил он вместо приветствия.

— Тише, она спит.

Взъерошенный Хойланд в халате пожал журналисту руку. Сам он неважно выспался на коротком диванчике в гостиной. Мешали не столько неудобства (Хойланду доводилось спать и в значительно худших условиях, он умел приказать себе уснуть где угодно), сколько размышления.

— Я бы приехал раньше, — сказал Страттон, пройдя в гостиную и усевшись в кресло, — но хотел дать вам поспать… Налейте чего-нибудь, Джек!

Хойланд достал из бара бутылку «Шивас Регал».

— Вы что-нибудь узнали?

— Да, но пока рано делиться… Уверен, слежки не было, теперь я спокоен. Приезжайте сегодня в корпункт к трем часам.

— А почему нужно ждать до трех часов? — спросил Хойланд.

— Встреча с информатором, теперь точно. — Страттон наклонил бутылку над своей рюмкой. — И тогда я отдам вам уже не мелочи… А пока я хочу побыть с Евой, хоть немного… Надеюсь, она не очень вас раздражала бессменной вахтой у компьютера?

— Папа! — донесся из спальни серебристый голосок девочки. — Мы с Джеком летали на самолете!

Ева, завернувшаяся в простыню, выбежала в гостиную и бросилась на шею Страттону.

— Небритый! — фыркнула она.

— Кто это тут критикует?! — Журналист подхватил Еву на руки, подбросил, поймал и поставил на пол. — А ну живо… умываться и одеваться! Постой. На каком самолете, на компьютерном?

— Да нет, папа! — Ева радостно засмеялась. — В аэроклубе, на «Сессне Скайлэйн». Я сама управляла!

Она унеслась в ванную, откуда под шум воды послышалось поминутно прерываемое исполнение «Битлз»: «Закрой глаза, и я поцелую тебя, завтра буду скучать по тебе, буду писать домой каждый день и посылать тебе всю мою любовь».

— Спасибо вам, Джек, — растроганно сказал Страттон. — Я знаю, что аэроклуб — это недешево. Какой, кстати?

— «Кингз Уингз».

— Тем более! Позвольте мне заплатить…

Ева выскочила из ванной, и финансовая тема утонула в ее сбивчивых рассказах о полете. При этом она с небрежно-горделивым видом старалась вворачивать побольше специальных авиационных словечек, иногда не к месту.

— Ты потом меня просветишь, — прервал ее трескотню Мэтт. — Быстренько одевайся — и домой.

— А когда мы еще придем к Джеку?

— Скоро. Дай ему отдохнуть от тебя.

12

Хойланд с трудом нашел место для парковки у дома номер сто на Восточной Сорок Шестой. На четвертом этаже, где размещался корпункт «Икзэминер», было безлюдно, как и полагалось, — Хойланд приехал без четверти три, а сотрудники контор уходят обедать чаще всего с двух до трех. Навстречу попался только рослый парень в кожаной куртке, не очень подходящей к жаркому дню. Он шел со стороны корпункта. Не информатор ли Страттона? Или… На душе у Хойланда было тревожно.

Дверь корпункта в самом конце коридора, за углом, была слегка приоткрыта.

— Мэтт! — позвал Хойланд, еще не дойдя. — Мэтт, вы здесь?

Открыв дверь, он вошел.

Мэтт Страттон был в комнате. Мертвый.

Аккуратное пулевое отверстие в красном ореоле выше правой брови зияло во лбу распростертого навзничь журналиста. У стены лежал второй труп, довольно молодого человека в футболке и джинсах — нетрудно было догадаться, что это и есть информатор. В комнате царил ужасающий разгром. Все ящики из шкафов и столов были выдернуты и свалены под окном, где громоздились нелепой горой, измятые бумаги устилали пол. Системный блок компьютера был безжалостно изуродован, электронные потроха торчали наружу. А на выбеленной выше краски стене черным толстым фломастером была нарисована свастика в круге и еще высыхали торопливо начертанные угловатые буквы:

Хойланд упал на колени возле тела журналиста, хотя и одного взгляда хватало, чтобы понять: никто и ничем помочь тому не сможет. В бессмысленной надежде он взял руку Страттона, прижал пальцы там, где у живого человека бывает пульс. Едва ли он сознавал, что делает. Он видел смерть многих, жизнь Магистра укутала его в непроницаемую защитную оболочку. Но сейчас эта оболочка была грубо сорвана ранящим чувством вины. Мэтта Страттона убили. Хойланд мог это предотвратить. Мог, но не предотвратил.

Отпустив бессильно упавшую руку Страттона, Хойланд бросился из комнаты в коридор. Четыре лестничных пролета до вестибюля он преодолел с такой быстротой, с какой не мог бы бежать чемпион мира Бен Джонсон, выпей он даже литр допинга. И все-таки не успел. Мотоцикл «БМВ», ведомый парнем в кожаной куртке, уже отъехал от тротуара и мчался к перекрестку, а его место занял громоздкий «понтиак». Вывести «фольксваген» из тисков двух машин представлялось немыслимым.

За руль Хойланд метнулся акробатическим прыжком, включил заднюю передачу и резко дал газ. Удар усиленного изнутри стальным профилем бампера смял в гармошку капот стоявшего сзади «Корветта ZR». Хойланд вывернул руль и швырнул машину вперед. С противным скрежетом бампер «понтиака» прочертил кривую полосу по боку машины Хойланда, вминая металл дверцы, но «фольксваген» вырвался на свободу.

Маневрировал Хойланд автоматически, не спуская глаз с мотоцикла. «БМВ» не сворачивал, уходил по прямой. Их разделяло значительное расстояние, и Хойланд рывком сократил его. Только бы не появилась полиция!

Хойланд еще не знал, как будет брать мотоциклиста. Ясно одно: живым, а остальное подскажет ход событий. О том, чтобы просто проследить за «БМВ», он ни на мгновение не подумал. Душившая его ярость требовала немедленных действий.

За мостом автомобилей стало меньше, и парень на «БМВ», похоже, забеспокоился, постоянно видя в начищенных зеркалах не отстающий и не приближающийся «фольксваген». Он принялся экспериментировать со скоростью: то сбавлял, то выжимал едва ли не максимум. Хойланд повторял то же самое в точности. Пусть противник поймет, что за ним гонятся, пусть нервничает, допускает ошибки. Если он сколько-нибудь разбирается в машинах, поймет и то, что у него на хвосте не обычный «фольксваген» — обычный по автостраде за «БМВ» не угонится.

Мотоцикл свернул на дорогу к Трентону — здесь автомобилей и вовсе почти не было. Слева мелькали крыши пригородных коттеджей, справа автостраду ограждал бортик, а за ним рельеф понижался к далекому перелеску. Хойланд решил, что здесь самое подходящее место, чтобы нагнать мотоцикл. Он стал неуклонно увеличивать скорость.

Впереди дорога переваливала через холм: подъем не крутой, скорость можно не переключать, проскочить с налета. Дистанция до «БМВ» сокращалась. Хойланду было известно, что эти мотоциклы способны на большее, но парень, очевидно, побаивался гнать здесь «БМВ» на полном ходу. Он уже почти достиг вершины холма, сейчас скроется за ней… Не повернул бы там куда-нибудь в сторону, особенно туда, где габариты мотоцикла дадут ему шанс проскочить в узкую щель и уйти от преследователя!

Но получилось иначе. Над высшей точкой дороги, как лифт из ада, поднялась громадная кабина грузовика «Интернэшнл». Он шел по самой середине автострады, по разделительной полосе, игнорируя всяческие правила. «БМВ» был нацелен прямо в правую фару чудовища. Хойланд видел, как мотоциклист пытается тормозить, отворачивать… Ему это удалось. Пулей просвистев в сантиметре от кабины грузовика, «БМВ» избежал столкновения.

Столкновения, но не катастрофы. Со вторым поворотом — снова на дорогу — парень в кожаной куртке опоздал, и в этом не было его вины. Никто не может бороться с таким фундаментальным понятием физики, как инерция. Тяжелый мотоцикл вынесло на страховочное ограждение. Всей массой, помноженной на скорость, «БМВ» протаранил бортик. Построенная в расчете на удар любого автомобиля, ограда выдержала, а мотоцикл взмыл над ней, вращаясь в воздухе, и с высоты обрушился на каменистую равнину метрах в десяти внизу.

Грузовик со стихающим ревом исчез вдали. Хойланд утопил педаль тормоза над местом аварии, «фольксваген» встал как вкопанный, качнувшись на амортизаторах. Хойланд распахнул дверцу, перемахнул через ограждение и кинулся к мотоциклу по склону.

Искореженный «БМВ» валялся кучей металлолома с невероятным образом вывернутым рулем. Переднее колесо, не касавшееся земли, бешено крутилось, точно еще стремилось куда-то домчаться.

Придавленный мотоциклом парень с разбитой головой и свернутой шеей таращил в небо широко раскрытые глаза Из угла его рта стекала струйка крови.

— Ты прибыл, — тихо сказал Хойланд, стоя возле мертвого мотоциклиста. — Твоя станция назначения. Ты ведь вроде сюда так торопился?

Хойланд отвалил в сторону то, что осталось от мотоцикла, и обыскал труп. Из пистолета с глушителем он извлек магазин. Двух патронов не хватает — тех, что убили Мэтта Страттона и его информатора. Хойланд отвинтил глушитель, отбросил, сунул оружие в карман.

На водительских правах с фотографией погибшего значилось имя «Дэниел Пейтон». Документ Хойланд также забрал, нашел и одну дискету. Больше в карманах мотоциклиста не было ничего, даже того, что обычно бывает в карманах — сигарет, зажигалки, денег, ключей.

В горестной задумчивости Хойланд уселся на камень. Ему и в голову не пришло, что если кто-то проедет по трассе и заглянет вниз, то придется долго и неприятно оправдываться, и неизвестно, чем это кончится. Мэтт Страттон — вот кто занимал его мысли. Мэтт Страттон и Ева…

Внезапно Хойланд вскочил как ужаленный. Ева! А если сейчас она не в школе, а дома? Такое вполне возможно. Страттон собирался побыть с ней, и он был так уверен, что его не выследили… А ведь ОНИ не могут не приехать туда, чтобы обыскать дом! И если там Ева… Нет ни малейших сомнений, что девочку постигнет судьба отца, если не хуже.

Они могут быть уже там!

Спотыкаясь и падая, Хойланд вскарабкался по усыпанному камнями склону к «фольксвагену». Двигатель взвыл, как стая обезумевших псов. Пыль взметнулась из-под колес.

Модифицируя двигатель, Хойланд предполагал, что его возможности будут велики, но не было случая проверить, насколько. Теперь такой случай настал. Водители с удивлением провожали взглядом нечто проносящееся мимо них столь стремительно, что не только номер, но и марку машины нельзя было как следует разглядеть.

На въезде в Джерси-Сити Хойланд обогнал «ауди», который ему инстинктивно не понравился. В машине сидели четыре парня, внешне непохожие на убийцу Страттона, но было в их облике что-то такое, что заставляло подозревать их принадлежность к одной стае. И эта машина шла слишком быстро — не нарушая правил движения, но быстрее, чем ездят добропорядочные люди по обыкновенным делам. К тому же она направлялась параллельно маршруту Хойланда.

Вид «ауди» вселил в Хойланда тягостное напряжение. Если бы он был убежден, что это они, не колеблясь прижал бы машину к обочине, заставил остановиться, перестрелял троих и захватил четвертого. Ну а если он ошибается? Впрочем, лучше бы это оказались все-таки они. Ведь по крайней мере эту машину Хойланд опережает.

У дома Страттона Хойланд не стал тратить время, а попросту вышиб ворота приспособленным для подобных атак бампером.

Никаких автомобилей возле дома он не увидел, дверь была закрыта, окна целы.

— Ева! — заорал Хойланд, взбегая по ступенькам. Кулаком он заколотил в дверь, начисто позабыв о звонке. — Это я, Джек!

Он рванул дверь — как выяснилось, даже не запертую — и влетел в дом, чуть не сбив с ног спешившую навстречу девочку.

— Джек?! Что стряслось? Где папа?

— Потом, потом… У нас нет ни секунды! Поехали отсюда скорей…

— Да что случилось?

Не вдаваясь в разъяснения, Хойланд схватил Еву на руки, вынес из дома и посадил на заднее сиденье «фольксвагена». Машина катапультировалась, как из пращи. На улице Хойланд едва разъехался с «ауди». Они или нет? Не время выяснять, когда с ним Ева.

На забитых транспортом улицах Манхэттена Хойланд уже не гнал как сумасшедший. Тут и возможности такой не было, и необходимости. И полиции полно, а при нем пистолет убийцы…

Перепуганная девочка молчала, не издавая ни звука. Молчал и Хойланд, он казался поглощенным управлением машиной. Заговорил он, только когда привел Еву к себе.

— Я напугал тебя, да? — Он постарался успокаивающе улыбнуться, но вышла жалкая гримаса.

— Да, напугал, Джек, — ответила вконец растерянная Ева. — Объясни, что произошло? Что-нибудь с папой?

Не выдержав ее взгляда, Хойланд отвел глаза. Он не мог принудить себя сказать ей правду. Когда-нибудь она узнает… Потом.

Хойланд присел на подлокотник кресла рядом с Евой:

— Понимаешь, Мэтту пришлось срочно уехать. У него неприятности, очень большие неприятности. За ним охотятся преступники, негодяи. Они собирались вломиться в ваш дом.

— Это нацисты, да?

— Откуда ты знаешь о нацистах?

— Не важно. Знаю. — Ева поднялась, повернулась к Хойланду и сказала бесстрастно, с какой-то ужасной холодной сосредоточенностью: — Папу убили?

— Ева, я…

— Он никогда не уехал бы без меня. Папу убили.

Хойланд обнял ее, привлек к себе. Она не плакала, словно страшная ледяная воронка высосала из нее все человеческие чувства.

— Научи меня стрелять, Джек.

Слышать этот замороженный голос с непререкаемыми интонациями было невыносимо. Хойланд почувствовал — и проникся этим до глубины души, — что, если бы сейчас он вручил ей пистолет и показал бы, в кого стрелять, она без колебаний нажала бы на спусковой крючок.

И вдруг шлюзы открылись. Ева разрыдалась безутешно, взахлеб, по-детски, и Хойланд против воли ощутил облегчение. Пусть она плачет, пусть плачет долго, а потом уснет. Пусть будут эти слезы ребенка, но нельзя, чтобы в ее маленьком сердце поселилась отрешенная готовность убивать.

13

Когда Ева забылась тревожным сном (она то и дело просыпалась, плакала, и друг отца Джек утешал ее, пока она снова не засыпала), Хойланд включил компьютер и вставил дискету, найденную у мотоциклиста. В единственном файле было не слишком много текста.

«Американский орел», легальное прикрытие организации «Сириус», Бронкс, Саутерн Парклейн, 202.

Уильям Хартман, конгрессмен.

Абнер Сарджент, ответственный секретарь «Орла», руководитель Нью-Йоркского отделения «Сириуса».

Против имен Хартмана и Сарджента указывались домашние адреса (в Вашингтоне и Нью-Йорке) и телефоны, а дальше следовала стрелочка, обозначающая конец файла.

Итак, Хойланду было ясно, что это та самая дискета, которую передал Страттону информатор. Несомненно, Страттон знал больше, а это было уточняющим штрихом… Но что именно узнал Страттон, уже никогда не узнает Хойланд.

Гибель Страттона и его информатора, исчезновение Хранителя Блейза — этого было достаточно, чтобы понять, как далеко продвинулся Дамеон в действиях против Ордена. Может быть, времени совсем нет…

После долгих раздумий, после пачки выкуренных сигарет Хойланд принял решение.

Он решил проникнуть в самое сердце «Сириуса»…

А для этого прежде всего нужно умереть.

Ибо если он будет считаться живым, Дамеон рано или поздно (скорее рано) найдет и уничтожит его, потому что и Страттон, и Блейз были его каналами. Страшно не то, что он может погибнуть, — опасность подразумевалась его осознанным жизненным выбором. Страшно, что он не выполнит своей миссии. Он — Магистр и подчиняется Проводнику Тигг Илиари, но прежде всего он Хранитель и подчиняется Установлению Ордена и воле Ока Илиари. В этих рамках он может (нет, он ОБЯЗАН) принимать самостоятельные решения. В этом смысл Установления и воля Ока Илиари, секрет эффективности Ордена.

Несмотря на то что видимые знаки принадлежности к Ордену — характерные шрамы — удалены, ему не удастся внедриться в «Сириус» и избежать разоблачения, если имя Джона Хойланда будет числиться среди имен живых людей. Возможно, ОНИ уже сумели многое узнать от Блейза… И даже не только от него… Магистр Хойланд должен быть мертвым и похороненным, для всех или почти всех. Лишь это разобьет о несокрушимую скалу подозрения Дамеона.

Умереть для всех… Непросто, но выполнимо. Гораздо сложнее проникнуть в «Сириус». Ключи? Только три фамилии: Пейтон, Хартман, Сарджент. Третий отпадает, к нему-то и надо подобрать ключ. А предыдущие два? Кто такой Пейтон, убийца Страттона? Простой наемник? Непохоже Наемнику могли поручить ликвидацию журналиста и его информатора, но обыск в корпункте и изъятие дискеты не доверили бы никогда. Наемники ненадежны. Очевидно, что Пейтон — не последняя спица в колеснице «Сириуса».

Особенно уязвимо выглядит Уильям Хартман. Он конгрессмен и как таковой принужден поглубже упрятывать контакты с экстремистскими формированиями. Знает ли он о Дамеоне или полагает, что служит неонацистам? Все равно: если эта сторона его жизни попадет под луч света, он потеряет все. Изгнанный из конгресса, он станет ненужным, а пожалуй, и небезопасным для «Сириуса». На этом можно сыграть. Выйти на Хартмана, воспользовавшись Пейтоном, как отмычкой. Это дает шанс, но только в том случае, если Хартман был знаком с Пейтоном или хотя бы слышал о нем.

Начальный этап необходимо провести безошибочно. Малейшая оплошность — и конец, повторной возможности не будет. И так мало данных… А умножить их нельзя, нельзя теперь и краешком засвечиваться возле других людей и событий, связанных с «Сириусом». Потому что Хойланд ступает на лезвие меча. Он может потерпеть поражение?

Да. Но это не означает поражения Ордена. Он — просто один из Хранителей, делающий то, что должен делать.

Но пока нужно сделать еще одно — сменить эту квартиру, чтобы не подвергать опасности Еву и Джейн.

14

— Чакамае? — переспросил Флетчера полковник Стивен Эмерсон. — Почему вас это интересует?

Они сидели друг против друга за низким столиком в кабинете полковника. Близкими друзьями они не были, но относились друг к другу с большим уважением, и Флетчер не стал лукавить:

— Мой сын заболел редкой тропической болезнью, и я считаю, что слово «чакамае» имеет отношение к местности, где эту болезнь умеют лечить. Есть и второе слово — Коадари, но мы уже знаем, что это такое.

— Понятно, — кивнул Эмерсон. — А что по поводу чакамае говорят ваши всезнающие помощники?

— Ничего.

— Это меня мало удивляет. Даже я впервые слышу это слово, а мне известно о Бразилии и конкретно о городе Коадари побольше многих других.

— Впервые слышите, Стивен? О нет… Неужели и вы не в состоянии помочь…

— Подождите, — поднял руку Эмерсон. — Этого я не сказал. Слово достаточно примечательное, попробуем его раскусить. Вы уверены, что оно связано с Коадари?

— Не знаю. Эти два слова произнес умирающий человек, словно хотел подсказать или напомнить что-то…

— В конце шестидесятых и в начале семидесятых, — заговорил Эмерсон, — я провел немало времени в центральных районах Бразилии, в том числе в Алтамире, Сантарене, Итайтубе, Коадари… Это преимущественно небольшие городки, окруженные сельвой, и прокладка Трансамазонской магистрали мало что изменила. Там полно индейских племен, многие из которых очень редко видят белых людей и почти не контактируют с цивилизацией. А другие вполне интегрированы. Так вот, вторая часть вашего слова — «мае» — встречается в названиях индейских племен. Сам я участвовал в экспедиции, где проводниками служили индейцы из племени алтамае. Так что я с уверенностью процентов в шестьдесят рискнул бы утверждать, что чакамае — название индейского племени или индейской деревушки, а скорее всего и того и другого.

— И это племя может обитать невдалеке от Коадари? — спросил Флетчер, слушавший очень внимательно. Эмерсон развел руками:

— Тут я ничего не могу предполагать. Как тогда, так и сейчас никто не знает, на что можно наткнуться в окрестностях Коадари. Там неисследованная сельва, мало кто посмеет туда сунуться, да и зачем…

— Спасибо, Стивен, — сказал Флетчер искренне.

— За что? От моей консультации никакой практической пользы нет. Не собираетесь же вы пускаться на поиски чакамае.

— Как знать… Возможно, я полечу в Коадари.

— Что?! — Эмерсон выглядел потрясенным. — Вы?!

— Да. А кто мне запретит? Каждый гражданин США имеет право в отпуске совершать туристские вояжи куда ему заблагорассудится. Коадари — не такая уж глушь, там есть даже аэропорт…

— Аэропорт! — фыркнул Эмерсон. — Да вы не представляете, о чем говорите! Едва в Амазонии открывают новый золотой прииск, гаримп, там первым делом прокладывают посадочную полосу для теко-теко, маленьких самолетиков. Вот и весь аэропорт! Богу ведомо, как они там летают. Карты составлены на глазок, доверять им смешно, ориентируются по рекам, водопадам, озерам, хронометрируют время перелета от опушки до поляны… Аэропорт! Конечно, Коадари не гаримп, город основан давно, население по тамошним меркам приличное. Но поверьте мне, Дик, так называемый аэропорт в Коадари мало отличается от того, что я вам только что описал.

— Пусть так, — ответил Флетчер, — но там есть еще и речной порт… В общем, добраться туда можно.

— Угу, — саркастически ухмыльнулся Эмерсон, — доберетесь, а потом пойдете в сельву искать чакамае. Интересно, на каком по счету шаге придется искать вас самого, точнее, то, что от вас останется?

— Стивен, я не…

— Минуту, Дик! Вы пришли ко мне как к специалисту по Бразилии, и вот как специалист я советую вам: откажитесь от этого безумия, иначе в Америке никогда не будет президента по имени Ричард Флетчер.

15

Специальный отдел ЦРУ США «С-16» был создан в тысяча девятьсот девяносто девятом году, и с тех пор его бессменно возглавлял Донован Маклэген. Задачей этого отдела, или «тайной полиции Маклэгена», как его с мрачноватым юмором называли в ЦРУ, формально являлся контроль за законностью проводимых разведывательных операций и их соответствием конституции США. Фактически же люди Маклэгена стали разведкой в разведке, шпионили за всеми и каждым, собирали досье на сотрудников, прослушивали разговоры и таким образом забрали в свои руки немалую власть. Поговаривали, что Маклэгена побаивается сам директор ЦРУ.

Положение Маклэгена было неуязвимым. Внутри ЦРУ он мог творить что угодно, оправдывая это заботой о соблюдении конституционных норм, а в администрации не возникало идеи заменить его кем-то другим, потому что Маклэген отлично владел обстановкой и мог дать исчерпывающий ответ на любой вопрос, касавшийся ЦРУ. А так как именно это составляло круг его служебных обязанностей, им были довольны.

Кто-то однажды заметил, что власть разлагает, а абсолютная власть разлагает абсолютно. Не преувеличивая силу и влияние Маклэгена, чья власть от абсолютной была все же очень далека, к нему вполне можно было отнести эти слова. За годы практически бесконтрольной полицейской активности в ЦРУ он изменился, и не в лучшую сторону. Чем старше и могущественнее он становился, тем ярче проявлялись его бисексуальные наклонности и пристрастие к азартным играм. Всевозможные пороки — не редкость в высших эшелонах, но только добродетель бесплатна, а пороки требуют денег, и еще больших денег требует сохранение их в секрете. Чтобы добыть эти деньги, Маклэген не брезговал ничем.

Сначала организация «Сириус» искала подходы к нему осмотрительно, подсылая подкупленных проституток обоего пола, делая компрометирующие фотографии. Но позже оказалось, что шантаж не нужен. Маклэген охотно пошел на сотрудничество, единственный вопрос, который его интересовал, — сколько ему заплатят.

Однако «Сириус» недооценил Маклэгена. Вооруженный новейшей аппаратурой для слежки, подслушивания и подглядывания, располагающий штатом опытных, преданных сотрудников, Донован Маклэген глубоко влез в тайны самого «Сириуса», собрав немало информации. Правда, тут была одна загвоздка: он не знал, кому эту информацию продать. Его планы на будущее выглядели так: пока он нужен «Сириусу», пока эта организация прилично платит за сведения о том, что происходит внутри ЦРУ, Маклэген будет с ними. А потом, когда он почувствует, что этот источник иссякает, он свяжется… Ну, например, с русскими, они вполне могут не пожалеть круглой суммы за координаты разыскиваемых ими военных преступников. Да и вообще, давно пора нащупывать контакты с русскими. И помимо «Сириуса» у Маклэгена есть что им предложить.

Обычно взаимодействие Донована Маклэгена и «Сириуса» осуществлялось следующим образом. Организация ставила конкретные вопросы (чаще всего о действиях ЦРУ в Латинской Америке и против неонацистских организаций в США). Маклэген давал ответы и получал деньги. Но на сей раз шахматная доска перевернулась, белые достались Маклэгену. Прослушивая запись беседы Флетчера и Эмерсона (в ряду десятков и сотен записей различных разговоров), Маклэген отметил стремление сенатора попасть в Коадари. А по данным Маклэгена, в районе Коадари располагалась некая база нацистов, называемая ими Фортресс. Толком о Фортрессе Маклэген ничего не знал, но резонно решил, что за пленку может получить хорошие деньги. Загвоздка заключалась в том, что Маклэгену о существовании Фортресса и догадываться не полагалось. Как же продать нацистам информацию, не раскрыв своей игры?

Хитрейший сыскной лис придумал великолепный ход. Он сообщит эмиссару «Сириуса» о том, что имеющаяся у него запись — лишь часть беседы, которую полностью зафиксировать не удалось. А в другой части Флетчер и Эмерсон якобы говорили о своих подозрениях по поводу базы близ Коадари. И, соответственно, Маклэген счел своим долгом предупредить друзей.

Так лента оказалась у Альфреда Либецайта (а счет Маклэгена ощутимо пополнился).

Либецайт бушевал.

— Как, — кричал он на своих ближайших помощников Рэнда и Гравитца, молотя кулаком по столу, — как этот пройдоха сенатор мог пронюхать о Фортрессе? Как?!

В его воплях было много театрального подражания кумиру по имени Адольф.

— Но, сэр, — робко возразил Гравитц, — ничего еще не случилось. Никакого шевеления по этому поводу ли в ЦРУ, ни в администрации, по сведениям Хартмана, мы не наблюдаем. Подтверждением служит и то, что сенатор собирается лично вылететь в Коадари. Все говорит не об официальном расследовании, а о каких-то частных догадках Флетчера. Так же считает и Маклэген. Эмерсону же и вовсе ничего не известно. Маклэген подробно передал на словах незаписанную часть их беседы. В сущности, у них есть только два слова — Коадари и чакамае.

— Ладно. — Гнев Либецайта несколько улегся. — Приказ будет таким. Не спускать глаз с Флетчера, использовать все имеющиеся технические средства. Докладывать лично мне. Я вскоре возвращаюсь в Нью-Йорк, там еще остались дела, а потом в Луизиану, в Редвилл… Когда у нас будет больше информации, решим, как поступить. Хорошо, если бы вы оказались правы, Гравитц. И не забывайте, что Флетчер — не Кении Вестайн.

16

— Видимо, мне все же не удастся убедить вас, сенатор, — сказал Моддард, — но снова прошу вас отказаться от поездки в Бразилию. Предоставьте это Ордену. Предоставьте это нам.

Флетчер постукивал авторучкой по подлокотнику кресла.

— Какие же силы, — спросил он по-военному, — вы собираетесь туда направить?

— Силы? — удивился Проводник. — Вы имеете в виду что-то вроде десанта9 Сенатор, я ведь не президент США.

— Но…

— Прошло много лет, мистер Флетчер, с тех пор, как вы услышали два слова. Возможно, тогда они и указывали путь, но теперь… Вероятнее всего, там уже ничего нет.

— А если есть?

— Тогда появление в Коадари более или менее значительной группы лишь насторожит Дамеон, и мы проиграем. Оптимальным вариантом будет поручить это двоим, но тем, кто стоит многих. С одним из них вы знакомы, это Хранитель Рэнди Стил.

— А второй?

— Магистр Фил Эванс. Один из лучших наших людей.

— Трое, — сказал Флетчер. — Они и я. Это касается не только моего сына, но и моей страны, и всего мира. Я единственный из облеченных доверием нации людей, кто знает правду о страшной опасности, о Дамеоне. Как могу я остаться в стороне?

Моддард тяжело вздохнул:

— К сожалению, я не могу приказать вам, сенатор.

17

В квартире конгрессмена Уильяма Хартмана заверещал телефон.

Приезду Хойланда в Вашингтон и этому звонку предшествовал нелегкий разговор с вернувшейся из Европы Джейн. Уже в новой снятой квартире Хойланд рассказал ей все о Мэтте Сграттоне и Еве. и Джейн поддержача Хойланда, когда он изложил ей свои планы добиться разрешения на опеку над Евой. Первым шагом тут могла стать поездка в частную школу и беседа с ее директором Полом Кларком. Но Хойланд пока ничего не сказал Джейн о том, что собирается предпринять против «Сириуса». Ей, Хранителю, он мог сказать… Но еще не решил, как и что именно.

А сейчас Хойланд звонил Хартману. В трубке громыхнул сочный бас:

— Уильям Хартман слушает.

— Дэниел Пейтон, — сказал Хойланд.

Такую минимальную формулировку он избрал неспроста. Если конгрессмен недостаточно хорошо знаком с Пейтоном, чтобы узнать его голос по телефону, он примет Хойланда за самого Пейтона (конечно, если еще не осведомлен о его смерти). В противном случае имя «Дэниел Пейтон» послужит паролем.

Сработал первый вариант.

— Вы в Вашингтоне, Дэниел? Меня не предупреждали, — настороженно ответил Хартман.

— Неприятности, конгрессмен. Мы должны увидеться немедленно.

— Мм… — Хартман помолчал, очевидно что-то прикидывая. — Хорошо, приезжайте. Смогу уделить вам минут двадцать. Вы далеко?

— Напротив вашего дома. Надеюсь, свидетелей не будет?

— Не волнуйтесь… Позвоните три раза.

Хойланд положил трубку, пересек улицу, вошел в подъезд Мидленд Билдинга, где обосновался конгрессмен, и поднялся на лифте. На тройной звонок открыл сам Хартман, которого Хойланд узнал по фотографиям в газетах и телевизионным выступлениям, — грузный немолодой мужчина, похожий на Лучано Паваротти. Увидев Хойланда, он отпрянул и попытался захлопнуть дверь, но не тут-то было. Под давлением руки Хойланда дверь широко распахнулась. Конгрессмен попятился в просторную, стильно обставленную прихожую.

— Добрый день, мистер Хартман, — произнес Хойланд, проходя мимо конгрессмена в квартиру, где все дышало комфортом и богатством. — Вы неплохо устроились.

— Кто вы такой? — опомнился наконец Хартман.

— Ваш друг, — отозвался Хойланд, разглядывая превосходные репродукции (а может быть, и подлинники) Матисса на стенах. — Я пришел, чтобы поговорить с вами о Сардженте, Пейтоне и других.

Конгрессмен опустился в кресло.

— Я вас не знаю, — заявил он.

— Неужели? — удивился Хойланд. — Ну, это не беда, достаточно того, что я знаю вас. Вы тут ведете записи разговоров?

— Конечно нет. — Это прозвучало у Хартмана как-то слишком поспешно.

— В самом деле? — Хойланд достал из кармана пистолет Пейтона. — Видите ли, для вас было бы лучше, если бы вы говорили правду. Дэниел Пейтон мертв — если не верите, позвоните Сардженту, — и убил его я. Не заставляйте меня повторять эту малоприятную процедуру.

Конгрессмен побелел, потом покраснел:

— Это ограбление? — Маскируя страх кривой ухмылкой, Хартман старался не потерять лицо. — Но у меня дома мало наличных денег. Похищение с целью выкупа вас бы больше устроило.

— Не валяйте дурака, — отрезал Хойланд. — Речь идет о ваших связях с Сарджентом. Вы ведь не хотите, чтобы это стало предметом слушаний в комиссии Конгресса?

— Что за чушь вы несете! Моя поддержка «Американского орла» никогда и ни для кого не была секретом. Почитайте мои выступления. В нашей стране не запрещено содействовать легальным организациям.

— Нет, — улыбнулся Хойланд многозначительно. — «Американский орел» тут ни при чем. Я имею в виду «Сириус».

Теперь конгрессмен испугался по-настоящему. Он вскочил, поспешил к телефону, перевернул аппарат и вытащил из его недр миниатюрное звукозаписывающее устройство. Сильные толстые пальцы Хартмана разломили корпус плоской кассеты и смяли тонкую пленку.

— Только это. — Он приложил руку к сердцу. — Клянусь, я же не враг себе!

— Ваши друзья могли разместить здесь и другие сюрпризы, — заметил Хойланд.

— Нет, нет. Я не идиот и хочу жить. Этот магнитофон устанавливал я сам, на всякий случай. Больше ничего нет, если вы доверяете гарантиям «Эм энд Ти Электронике».

Хойланд подумал о том, что доверять чьим бы то ни было гарантиям оснований мало. Но разговаривай он с конгрессменом на улице, в машине, в ресторане — везде прослушивание не исключается, современные методы безупречны. А значит, либо говорить здесь, либо молчать.

— Вот мои предложения вкратце, — сказал Хойланд. — Лично вы меня не интересуете, мне нужен «Сириус». Либо вы представляете меня Сардженту как вашего старого друга, сочувствующего национал-социализму, рвущегося в бой и полезного, либо я представляю вас конгрессу в вашем подлинном качестве. А чтобы у вас не возникло соблазна сдать меня «Сириусу», сразу или впоследствии, поясню: доказательства ваших преступных связей отправятся в конгресс и в ФБР сразу же, как только со мной случится какая-нибудь неприятность. Даже если я просто попаду под машину без всякого вашего участия… Вам ясно?

— Более чем, — сокрушенно признал Хартман. — У меня голова идет кругом… Мне надо выпить.

Он метнул на Хойланда затравленный взгляд, вынул из бара бутылку виски, налил полстакана, залпом проглотил.

— Не так просто выполнить ваше требование. — Конгрессмен перевел дыхание.

— У вас получится.

— Какой же вы мой старый друг, если я не знаю о вас ничего?! Надо согласовать биографию, историю нашего знакомства…

— Этим я займусь сам. — Хойланд убрал пистолет в карман и плеснул виски себе. — Где вы родились, где жили до переезда в Вашингтон?

— В городе Маллен, штат Небраска…

— И, очевидно, начинали там путь в большую политику? Разъезжали по штату, произносили речи, хотели стать губернатором?

— Вроде того.

— Вот и отлично, в Небраске мы и познакомились… Хартман, сейчас берите перо и бумагу и пишите все, но без вранья. В том числе и о «Сириусе», конечно. Я заберу ваше сочинение и подумаю, что с ним делать. А примерно через неделю мы с вами встретимся снова и вы получите уточненные распоряжения.

— Но такое сочинение… Оно же погубит меня!

— Да вы и так по уши в дерьме, Хартман. Ваша писанина ничего не убавит и не прибавит.

Уильям Хартман исподлобья посмотрел на Хойланда. Он отдал бы половину состояния за то, чтобы получить возможность броситься на этого человека и задушить его. Но отныне жизнь Хартмана напрямую зависела от жизни Хойланда. Сопротивляться — значило погибнуть, подчиниться — обрести шанс на спасение.

Конгрессмен уныло поплелся за бумагой и ручкой.

18

Доктор Джордж Яновски (потомок иммигрантов из России, прибывших в Америку в самом начале двадцатого века) возглавлял в Нью-Йорке психиатрическую клинику и научно-исследовательский институт и по праву считался светилом. В это ясное прохладное утро он, как всегда, прибыл в свою клинику в темно-синей скромной машине, приветливо здоровался с врачами и персоналом, осведомлялся о выполнении тех или иных назначений. Подходя к своему кабинету, он увидел ожидающего в приемной человека средних лет в неброском костюме, но никакое шестое или седьмое чувство не подсказало доктору, со сколь странной просьбой обратится к нему незнакомец.

Посетитель с приветливой улыбкой встал навстречу доктору:

— Доктор Яновски, я полагаю? Меня зовут Джон Хойланд. Я хотел бы поговорить с вами.

— Очень рад, — машинально ответил доктор, — но, видите ли, я…

— Я понимаю, как вы заняты. Я не пациент. Я постараюсь отнять у вас всего несколько минут.

Теряясь в догадках, Яновски отпер дверь кабинета и вежливо пригласил посетителя войти.

В кабинете доктор расположился под портретом Фрейда (которого не слишком-то уважал как ученого, но профессиональная солидарность не позволяла убрать повешенный предшественником портрет) и указал Хойланду на стул напротив.

— Итак, чем обязан, мистер Хойланд?

— Вы меня не помните, доктор?

— На память не жалуюсь, — с оттенком гордости сказал Яновски. — Если бы я видел вас хоть однажды, не забыл бы.

— А вы меня и не видели, — объяснил Хойланд. — Меня видел ваш брат, Марк Яновски, в Риме пять лет назад. И не только видел. Я спас ему жизнь.

Тут Хойланд слегка преувеличил. В Риме ему удалось предотвратить покушение не на самого Марка Яновски, а на одного из ехавших с ним вместе в автобусе людей. Однако если в автобус врывается вооруженный персонаж, кто знает, в кого он может выпалить… После этого именно Марк Яновски горячо восхищался мужеством Хойланда. Они разговорились тогда…

— Погодите, погодите… — Припоминая, Джордж Яновски приложил палец ко лбу. — Джон Хойланд! Ну конечно! Ведь брат так подробно писал о чуть не случившейся трагедии, о вас… Не понимаю, почему я не сразу вспомнил. Старею… Имя, описание внешности — тут он художник, Марк… Да, это вы. Я искренне, искренне рад, мистер Хойланд. Какая жалость, что я не держу в кабинете спиртного! Разве что медицинский спирт? Выпить с вами — для меня большая честь.

— Спасибо, доктор, и простите, что я отказываюсь. Действительно не хочу отнимать у вас лишнее время.

— Что я могу сделать для вас, мистер Хойланд? — насыщенным теплотой голосом пророкотал Яновски. — Никакая услуга не сравнится с тем, что вы спасли брата… Эта сцена стоит у меня перед глазами. Автобус, тип с пистолетом…

— Мне необходимы две вещи, доктор. Мне нужен псих, и мне нужен труп.

— Что? — Джорджу Яновски показалось, что он ослышался.

Хойланд невольно усмехнулся:

— Сейчас я все объясню. Но сначала просветите меня, доктор. Что происходит с собственностью людей, попавших в вашу клинику? Безнадежных больных, шизофреников, которые никогда не выйдут отсюда?

Сбитый было с толку Яновски почувствовал себя увереннее на привычной почве.

— Во-первых, — начал он, — очень трудно сказать, кто и когда выйдет. Психиатрия — наука неточная, и ментальные заболевания — совсем не то, что соматические. А собственность… Если у больного нет родственников, которые добиваются признания его недееспособности через суд, она так и остается принадлежащей ему до самой смерти, а потом переходит к федеральным властям согласно закону.

— Замечательно. Моя просьба такова, доктор. Подберите мне больного, который попал к вам не позже четырех-пяти лет назад и который не будет выписан в ближайший год. Внешне и по возрасту он должен походить на меня — человек, до болезни живший в штате Небраска, желательно в городе Мадден, но можно и Норфолк, Аллайанс, Валентайн, Крофорд. Еще лучше — не в самом городе, а на отшибе, уединенно, замкнуто. Его профессия особого значения не имеет, но плотник или пекарь нам не подойдет. Нужно что-нибудь странное и не связанное с общением с людьми: непризнанный писатель, изобретатель-одиночка… Чудак, одним словом, нелюдимый чудак. Никаких родственников — его дом должен быть заперт, законсервирован. Яновски слушал речь Хойланда с возрастающим изумлением:

— Но зачем вам все это?

— Я хочу выдать себя за него, — пояснил Хойланд. — Он останется у вас в клинике, а вы оформите фальшивую выписку. Его заменю я, как выписавшийся отсюда. И в случае расспросов, предъявления фотографий для опознания и тому подобного вы будете категорически утверждать: да, этот человек из Небраски находился здесь до полного излечения. А так как он отшельник, соседи в Небраске не смогут через четыре-пять лет с точностью различить по наделенной сходством фотографии, тот это человек или нет…

— Постойте! — воскликнул Яновски. — Вы хотите, чтобы я помог вам обманным путем присвоить чужую собственность?!

— Да нет, — поморщился Хойланд. — В Небраске я и не появлюсь. Помимо всего прочего, это для меня и небезопасно, живой человек — не фотография.

— Но тогда почему, ради всего святого, вы хотите выдать себя за другого?

Хойланд с минуту молчал.

— Потому что, — медленно заговорил он, — в Америке и по всему миру действует неонацистская организация, готовящая удар. Потому, что они убили моего друга, а его маленькая дочь осталась в живых только благодаря моему вмешательству. Потому, что я хочу уничтожить их. а если моя смерть не будет документирована, они вычислят меня в одно мгновение. Я навел о вас справки, доктор. Ваш отец, не в добрый час оказавшийся в Европе, погиб в нацистском концлагере. Вы можете отказаться нарушать закон, помогая мне, но тогда с каким чувством вы будете думать о его судьбе?

Хойланд бил в самое больное место, и доктор заколебался:

— С какой стати я должен верить вам? Откуда я знаю, что вы не преступник?

— Я не преступник, — тихо ответил Хойланд. — Если вы не верите мне, позвоните в ЦРУ или в ФБР, нужные номера телефонов я дам. Попросите о встрече, если опасаетесь подвоха. Вам расскажут обо мне, сколько смогут. Наконец, вспомните о вашем брате…

Хойланд блефовал: он не мог направить Яновски к людям Ордена в ФБР и ЦРУ, не раскрывая своего замысла. Но что-то придумать, наверное, можно, если…

— Хорошо, хорошо. — Доктор сдался под его напором. — Я верю. Но, коль скоро вы близко связаны с ЦРУ и ФБР, почему бы вам не обратиться к ним?

— По четырем причинам. Первая — не так уж близко я с ними связан. Вторая — у меня нет доказательств. Третья — меня не устраивает расследование в рамках закона, когда главные виновники уйдут от ответственности или отделаются символическим наказанием. А четвертая… Довольно и трех.

— Мне кажется, я знаю четвертую причину, — произнес Яновски, глядя в глаза Хойланда. — Ваш друг и девочка. Вы считаете это личной обязанностью. Выслушайте меня, старого врача, опытного, много пережившего человека. Не впадайте в распространенное заблуждение. Вы полагаете, что только вы сумеете победить. Простите, но это так же нелепо, как если бы моих больных взялся лечить человек с улицы, у которого заболел друг или сын.

— Мне ясна ваша позиция, доктор, — сказал Хойланд. — Так вы поможете мне? Яновски вздохнул:

— Помогу. И сделаю больше, чем вы просите. После того как мы найдем нужного человека, я свяжусь с полицией штата Небраска и выбранного нами города. Я сообщу, что во время пребывания в клинике пациенту по медицинским показаниям была сделана пластическая операция, а следовательно, необходима замена фотографий в дорожно-транспортном отделе или где у них там еще хранятся сведения… И пошлю им… Нет, отвезу лично ВАШИ фотографии, понимаете?!

— Блестяще, доктор!

— Это не все. Сомнительно, чтобы полиция вдавалась в подробности при чьем-то запросе, но мы сделаем что-то вроде небольшой пластической операции ВАМ. Изменить вас до неузнаваемости — это было бы слишком сложно и долго, но… Всего два-три штриха для убедительности, чтобы стало ясно, что операция БЫЛА. При том, что вы задумали, вы едва ли откажетесь?

— Доктор, — проговорил Хойланд, — до неузнаваемости — это совершенно лишнее, будь это даже и просто. Один из них уже видел меня, и я рассчитываю на его содействие, потому что я его прижал… Но он может и выдать меня в любом облике. А если они каким-то другим путем докопаются до истины, значит, докопаются, как бы я ни выглядел. Трюк с фотографиями — отличная идея. Нет, я не ошибся, обратившись к вам.

— Да уж скорее всего не ошиблись… Итак, больным мы займемся, я уже думаю о нескольких. Теперь — труп. Что вы говорили о трупе?

19

Полковник Эмерсон вновь встретился с Ричардом Флетчером под надуманным предлогом, а на самом деле — чтобы еще раз попытаться отговорить сенатора от поездки в Бразилию. Эмерсону и Флетчеру, углубившимся в аллеи парка, не была видна серая машина, скрытая за оградой из металлических прутьев и декоративными кустарниками, а из этой машины в их сторону хищно протянулся ствол. Не огнестрельного оружия, а дистанционного сверхчувствительного микрофона, бесстрастно и четко фиксировавшего каждое слово их беседы.

— Все это бесполезно, Стивен, — говорил сенатор, — я ценю вашу заботу обо мне, но…

— Об Америке!

— Хорошо, об Америке… Но я вылетаю в Бразилию. Это окончательно.

— Один?

— О, конечно, было бы предпочтительнее бросить в Коадари специальную оперативную группу ЦРУ… Как забавно выглядело бы мое обращение по этому поводу: найдите-ка мне что-то такое в Бразилии, о чем я и понятия не имею… Какая-то лаборатория, упомянутая в бреду умирающим в тысяча девятьсот шестьдесят восьмом году… Но я буду не один, Стивен.

— Кто летит с вами?

— Двое моих друзей. Люди, которым я доверяю, на которых могу положиться. Правда, похоже, они считают, что предстоит охота за призраками…

— А вы? Вы действительно верите, что…

— Откуда мне знать, Стивен? Мой сын умирает. Я не могу пренебречь ни единым шансом.

— Отправляетесь на вашем самолете?

— Мой «Гейтс Лиэрджет» в полной боевой готовности, — подтвердил сенатор.

Двое, сидевшие в серой машине, переглянулись. Первый кивнул второму, вытащил кассету из магнитофона и передал ее через открытое окно третьему, подошедшему по его знаку. Люди в машине заменили пленку новой и продолжали наблюдение и запись, а третий срочно отправился к Либецайту, еще не упаковавшему чемодан для отъезда в Нью-Йорк.

Тот прослушал кассету, откинулся на спинку кресла, сцепил пальцы на затылке и зловеще рассмеялся:

— Ну и негодяй…

— Кто? — спросил человек, доставивший пленку.

— Маклэген, конечно! Лихо он обвел нас вокруг пальца. Да, из их диалога ясно, что они и слыхом не слыхивали о Фортрессе… Зато все знает старая лиса Маклэген! Но хитрец прокололся на этот раз. Жадность подвела! Хотел вытряхнуть из нас побольше денег и выдал себя.

— Следовательно?..

— Да, ждать нельзя! Вопрос с Маклэгеном необходимо решить как можно скорее.

— Ликвидация, сэр?

— Нет, похищение. Надо выяснить, как много ему известно и где он держит материалы. И главное, не успел ли продать нас кому-нибудь! А потом…

— Приказ понятен, сэр. А что делать с Флетчером? Либецайт слегка расслабился:

— Пусть себе летит в Бразилию…

— То есть?

— У самолета «Гейтс Лиэрджет» не хватит топлива для беспосадочного перелета, — пояснил Либецайт. — Где-то им придется садиться для дозаправки, и не один раз. В Мексике, Венесуэле, еще ли где… В одном из аэропортов на самолете устанавливается взрывное устройство с таким расчетом, чтобы сработало где-нибудь над амазонской сель-вой… И пусть летят!

— Понимаю, сэр. Лучше в последнем из промежуточных аэропортов, чтобы не обнаружили ненароком техники. Полагаю, магнитная мина…

— Детали меня не интересуют, — отмахнулся Либецайт. — Наблюдайте, записывайте, узнайте маршрут… Полагаю, учить ваших людей излишне.

— А Эмерсон?

— Он безвреден, — небрежно ответил Либецайт. — Присматривайте для верности…

Когда Альфред Либецайт называл Маклэгена лисой и хитрецом, он и не подозревал, насколько был прав. Кассета с записью этого разговора легла на стол Маклэгена два часа спустя после его окончания. Прослушав пленку, Маклэген нервно побарабанил пальцами по столу. Вот так, неожиданно, в один момент все рухнуло! Впрочем, он предусмотрел и такой поворот событий.

В городе Мак-Алестер, штат Оклахома, его ждет заранее подготовленное убежище. Оттуда он сможет отдавать приказания тщательно отобранным преданным помощникам: об уничтожении слишком много знающих сотрудников его отдела, об установлении контактов с русскими и об иных важных вещах. Ведь он увезет с собой бесценное сокровище: компьютерные диски, под завязку набитые информацией о тайнах ЦРУ и «Сириуса», за которые, как он надеялся, русские заплатят не торгуясь.

Не все так страшно. Если русские договорятся с американцами и прижмут «Сириус», то все равно опасность останется, всех не выловят, а Маклэген приговорен… Но с большими деньгами он после пластической операции и трюков с документами вынырнет где-нибудь в Южной Америке или Австралии…

20

Доктор Яновски усадил Хойланда у компьютера и заговорил:

— Из тысячи трехсот пятидесяти восьми пациентов, находящихся сейчас во всех шести отделениях моей клиники, нам более или менее подходят трое. Это Джон Суэйз из Норфолка. — Доктор щелкнул кнопкой мыши, и на экране появилась цветная фотография. — Эрвин Кригер из Аллай-анса. — Следом возник другой снимок. — И Джон Симеон из Маллена. — На мониторе вспыхнуло третье изображение.

— Маллен — это ближе всего к цели, — заметил Хойланд, разглядывая фото Симеона, — но этот человек не слишком-то похож на меня… Покажите еще раз Кригера… Немец?

— Да, по происхождению немец, но всю жизнь прожил в Америке и по-немецки изъясняется с трудом.

— Немец — это мне нравится.

— Он неплох по многим параметрам, — произнес Яновски, увеличивая фотографию. — Отшельник, анахорет. Жил в уединенном доме на окраине, интересовался экстремистскими политическими течениями. Профессия — математик…

— Вот это скверно. — Лицо Хойланда вытянулось. — Если мне устроят профессиональный экзамен…

— Вы же не собираетесь на научную конференцию… Дальше. В клинике четыре с половиной года, нагружать вас тонкостями диагноза не хочу, но гарантирую, что еще года два он здесь пробудет…

— Годится, — решил Хойланд. — Выбираем Эрвина Кри-гера.

— Я это предчувствовал. — Доктор встал, повернулся к сейфу, принялся набирать код. — Нет, я неточно выразился. Предчувствия — из лексикона экстрасенсов, научный же метод основан на анализе… Я не сидел сложа руки. Вот… — Он достал из сейфа синюю папку.

— Что это? — спросил Хойланд.

— Все. — Яновски улыбнулся. — Подробные сведения о родителях Кригера — они умерли, других родственников нет. Его увлечения, образ жизни. Фотографии дома изнутри и снаружи. План города Аллайанс с указанием магазинов, баров, кинотеатров, где бывал Кригер, имена владельцев, описание интерьеров. Имена соседей и отношения с ними. В общем, все, что составляет человеческую личность или маску в нашем случае… Изучайте, примеряйтесь, СТАНЬТЕ Кригером.

— Великолепно, доктор! — Хойланд взвесил папку на ладони. — Но как… Откуда все это?

— В основном из бесед с Кригером, я же психиатр… С фотографиями было труднее. Пришлось съездить в Аллайанс и нарушить закон — я имею в виду снимки дома изнутри.

Хойланд листал содержимое папки с видом золотоискателя, наткнувшегося на богатейшую жилу:

— Вы прирожденный шпион, доктор…

— Спасибо, — расхохотался Яновски. — Я всегда подозревал, что неверно выбрал профессию.

— То, что вы сделали, — неоценимо… Если меня каким-то чудом расшифруют, то не по вашей вине. А что с трупом?

— Я предупредил моего друга, патологоанатома. Как только объявится подходящий неопознанный свежий труп — жертва автокатастрофы или чего-то похожего, — я немедленно звоню вам. После вашей условной гибели вы возвращаетесь сюда, и мы завершаем картину.

— Доктор, — сказал Хойланд, — если мне все удастся, это будет вашей заслугой.

21

Джейн едва ли не плакала.

Она вернулась после встречи с директором школы Полом Кларком. Результатом полуторачасой беседы явилось обещание директора всячески содействовать в продвижении будущего ходатайства об опеке, и особых трудностей здесь не ожидалось. Состояние Джейн объяснялось другим: Хойланд в общих чертах посвятил ее в свой замысел. В ключевом моменте он не мог обойтись без ее участия — речь шла об опознании трупа.

— Джейн, ведь это буду не я, — сказал Хойланд. — Но в таком состоянии, что и опознавать-то будет почти нечего. А ты, как моя жена, придумаешь какую-нибудь особую примету…

— Конечно, НЕ ТЫ! — воскликнула Джейн. — Но как ты можешь? Один, в обход Ордена…

— Хранитель, я не хочу дискутировать с вами о принципах Ордена. Вы говорите с Магистром.

— Но я люблю тебя!

— Поэтому верь мне.

Он поцеловал ее, но она подхватила сумочку, надела туфли и выбежала из квартиры. Хойланд за ней не пошел. Пусть успокоится немного. Она поймет его…

Из спальни вышла Ева — с отсутствующей улыбкой, стоившей ей напряжения всех душевных сил.

— Как дела, Джек?

— Ужин в кухне на столе, — буркнул Хойланд.

— Ты чем-то расстроен?

— Да.

— Выкладывай. Если молчать, только хуже.

Хойланд поколебался.

— Так что, Джек?

— Ева, я должен сказать тебе кое-что.

— Так говори.

— Что бы ты подумала, если… Нет, стоп. Ева, очень скоро ты можешь услышать обо мне… Узнать… В общем, тебе станет известно, что со мной стряслась беда, что я попал в катастрофу, что я погиб…

— Что за чепуха, Джек? — Ева нахмурила брови. — Человек не может заранее знать, что попадет в катастрофу, если только сам ее не подстроит. Но так поступают самоубийцы, Джек. А папа говорил, что ты не из тех парней, которые бегут с поля боя.

— Так говорил папа?

— Я и сама знаю.

— Значит, ты не поверишь известию о моей смерти?

Ева подошла вплотную к Хойланду и заглянула в его глаза.

— Кое-кто должен считать тебя мертвым, да? Чтобы не узнали, кто ты, не помешали отомстить за папу? — Девочка порывисто обняла Хойланда. — Я знала, Джек, всегда знала… Но шли дни, а ты ничего не предпринимал… И я едва не разочаровалась в тебе.

Хойланд молча погладил ее волосы:

— Ева…

— Джек, я знаю…

— Что?

— Ты сказал мне правду тогда.

— Когда?

— О пришельцах. Я знаю, это они. Это не нацисты, они только притворяются нацистами.

— Что ты говоришь, Ева?!

— Я знаю… Я чувствую. Это зло не с Земли. Не спрашивай, откуда, но я знаю.

Отстранившись, Хойланд пристально посмотрел на нее. Он понял: да, она действительно знает… В этой девочке есть что-то такое, чего нет во многих других детях. Неужели она… Но нет. Не время думать об этом.

Она снова прижалась к нему:

— Я буду ждать тебя, Джек. Пусть хоть каждый день твердят, что ты умер и похоронен, я буду ждать тебя. Сколько бы времени тебе ни понадобилось, чтобы уничтожить их всех до единого, я буду ждать…

22

Доктор Яновски позвонил тем же вечером. — Есть труп, — лаконично информировал он.

23

На закате «фольксваген» Хойланда мчался к аэроклубу «Кингз Уингз» по идеально ровной автостраде, которая сама могла служить взлетно-посадочной полосой.

В комнате на втором этаже диспетчерской башни Хойланда встретил Нейл. И на сей раз он сидел с журналом в руках.

— Рад снова видеть вас так скоро, мистер Хойланд, — сказал он. — Вы опять приехали кого-нибудь катать?

— Да нет. — Хойланд пожал протянутую руку Нейла. — Хочу развеяться, успокоить нервы, заботы одолели. Подберите-ка мне какой-нибудь вертолет попроще, такой, чтобы повиснуть над океаном и ни о чем не думать.

— Конечно, мистер Хойланд. На пятой площадке стоит «Бетти Дэвис».

— «Бетти Дэвис» — это вы его так называете. — Хойланд передал Нейлу кредитную карточку. — А какая модель?

— Как вы и просили, попроще. «Хели Спайдер XI2».

— Подойдет. Привет Баннистеру.

«Бетти Дэвис» с прозрачной пластиковой кабиной оказался разрисованным во все цвета радуги и украшенным самодельными лозунгами типа «Радуйся сегодня, завтра может быть слишком поздно». Хойланд хмыкнул, оценивая эти перлы мудрости, забрался в кресло пилота и связался с башней:

— Нейл, я Д-105, Хойланд. Разрешите взлет.

— Д-105, взлет разрешаю. Ваш коридор северо-запад 210 на Стамфорд, высота 500, скорость 80.

— Как там, ни на кого не наткнусь вроде ангела?

— Сегодня разве что на русскую стратегическую ракету, но это уже не в моей власти — претензии к их министру обороны. Удачной прогулки, мистер Хойланд.

— Спасибо, взлетаю.

Вертолет взмыл над башней аэроклуба. Первые сорок миль Хойланд дисциплинированно вел машину по указанному Нейлом маршруту, но сразу за Стамфордом снизился, увеличил скорость до ста двадцати и повернул на юг. Над самой водой он пересек пролив Лонг-Айленд, миновал Риверхед и приземлился между Истгемптоном и Монтоком, где живописные скалы образовывали нечто вроде естественной арены. Уже стемнело, и Хойланд включил мощные вертолетные прожекторы. Световые конусы обозначили кузов автофургона.

Хойланд спрыгнул на землю, подошел к фургону и распахнул дверцы. Труп лежал там, одетый в точно такой же костюм, как у Хойланда. Автофургон арендовал доктор Яновски, потом он заявит, что машину угнали.

Перегрузить труп в вертолет в одиночку было делом нелегким. Увы, этот бедняга невесть из какого штата (документов при нем не нашли, только карманный атлас автодорог — видимо, он путешествовал автостопом, — а водитель машины ничего не мог рассказать о попутчике, так как тоже погиб при столкновении) исчезнет без следа, словно и не жил на свете…

Хойланд пристегнул труп к пилотскому креслу ремнем безопасности, вернулся к фургону и достал из кабины изношенную, хотя и выглядевшую новой, рулевую тягу для вертолета «Хели Спайдер Х-12». Он не зря просил у Нейла именно вертолет попроще: зная, что в аэроклубе есть «Хели Спайдеры», он смог бы ненавязчиво натолкнуть Нейла на правильную мысль, если бы тот предложил другую машину. Орудуя гаечным ключом, он заменил исправную тягу на старую: минут двадцать она выдержит, а больше не нужно. При ударе она лопнет, и ни у кого не возникнет вопросов о причине катастрофы с опытным пилотом.

После такого ремонта наоборот Хойланд поднял «Бетти. Дэвис» — управлять из пассажирского кресла было очень неудобно. Он вел вертолет на небольшой высоте, ориентируясь по огням внизу так, чтобы оставить Ньюпорт справа, а Нью-Лондон — слева. Над проливом он выбросил в воду снятую рулевую тягу, гаечный ключ и пистолет Пейтона, а также слил изрядную часть горючего: ему не требовалось, чтобы вертолет превращался в огненный шар, иначе Джейн придется трудно с опознанием.

С малой высоты прожектор ощупывал прибрежные скалы Род-Айленда. Хойланд вызвал Нейла по радио.

— Нейл, здесь Д-105, Хойланд. У меня проблемы, — встревоженно заговорил он. — Нейл, вы меня слышите?

— Да, мистер Хойланд, — прозвучал в наушниках отдаленный голос. — Что случилось? Где вы?

— Не знаю. Похоже, я заблудился. Что-то непонятное с рулем. Я теряю управление…

Нейл что-то ему советовал. Хойланд снизился до полутора метров, стиснул ручку газа, закрепив ее пластмассовой скобкой, которая полностью сгорит, и выпрыгнул из кабины.

Набирая высоту по касательной от земли, «Хели Спайдер» понесся прямо на отвесную скалу впереди. Удар, грохот, вспышка пламени… И пылающие обломки вертолета покатились по крутым склонам.

— Превосходно, — пробормотал Хойланд. — Прощайте, Магистр… Здравствуйте, герр Кригер!

Через час он выбрался на автостраду, ведущую через Нью-Хейвен в Бриджпорт. Третья из проходящих машин — огромный трейлер — затормозила возле него.

— Куда, старина? — Из кабины высунулась лохматая голова молодого парня.

— Вообще-то в Нью-Йорк, но, если довезете до Бриджпорта, уже неплохо.

— Довезу до самого Нью-Йорка, я туда еду…

Во втором часу ночи Хойланд позвонил в дверь виллы доктора Яновски. Открыл сам доктор — он, разумеется, позаботился о том, чтобы остаться одному в эту ночь.

— Как? — спросил Яновски нетерпеливо, едва завидев Хойланда.

— Как будто удачно… Я мертв, доктор.

— Еще не совсем… Осталась мелочь, операция…

— Да, да… — Хойланд прошел в комнату, устало опустился в кресло. — Два вопроса, доктор… Нет, три, и первостепенный — глоток спиртного…

Яновски подал Хойланду бокал и бутылку виски.

— Вопросы такие. — Хойланд проглотил полбокала виски, закурил. — Что вы предприняли в связи с исчезновением трупа и как там с настоящим Эрвином Кригером?

— С трупом дело уладит Лэйн — это патологоанатом, мой друг… Неопознанные трупы кремируются… Лэйн обязан мне кое-чем, он устроит все так, что придраться будет не к чему, и болтать уж точно не станет. Самому дороже! А Кригера я перевел в другое отделение под вымышленным именем… Допивайте виски, Джон, и приступим к операции.

— Надеюсь, вы не превратите меня в монстра Франкенштейна.

— Не волнуйтесь, я не всегда был психиатром. Раньше я специализировался именно в пластической хирургии… Ваше лицо практически не изменится — нам ведь нужны только следы операции, больше ничего…

Хойланд встал:

— Куда идти?

— Сюда.

В импровизированной операционной доктор Яновски усадил Хойланда в кресло наподобие зубоврачебного, включил яркие бестеневые лампы:

— Я воспользуюсь не самой эффективной методикой, но…

— Бензопилой?

— Мы же не в Техасе! Эта методика хороша тем, что времени на реабилитацию, если тут вообще уместно это слово, потребуется очень мало.

Доктор склонился над Хойландом с блестящим инструментом в руке. Кажется, что-то электронно-лазерное, судя по красноватому мерцанию внутри никелированной трубки…

Пятьдесят минут спустя Хойланд подошел к зеркалу. Может быть, доктор чуть покривил душой, а возможно, изменила Хойланда не операция, а ощущение рождения новой личности, но ему показалось, что он — неполная копия себя прежнего. Жестче смотрели глаза, в которых появилось нечто непреклонно-стальное, глубже и резче залегли вертикальные складки на лбу. Это лицо излучало властную силу, не обещая ничего хорошего тому, кто рискнет ей противостоять.

— Кригер, — тяжело произнес Хойланд, прокатывая во рту свинцовый звук этого имени. — Эрвин Кригер.

24

Джеймс Экройд, следователь ФБР: С вашими техниками я уже беседовал, а вот вы утверждаете, что лично проверяли техническое состояние вертолета за сутки до катастрофы. Тогда как случилось, что вы прозевали гнилую рулевую тягу?

Нейл Дигли, сменный диспетчер аэроклуба «Кингз Уингз»: Да, проверял, сэр. Вообще-то это не моя обязанность, но я люблю копаться во всем, что летает. Конечно, я обратил внимание и на рулевые тяги. Они были в порядке, сэр. И ребята проверяли. Никаких проблем.

Экройд: По-вашему, рулевая тяга износилась до полной негодности в один день?

Дигли: Нет, сэр. Но не исключена оплошность фирмы, поставляющей нам детали. Понимаете, они могли ошибочно принять бракованную тягу за годную, на вид-то не различишь. Такое случается, сэр.

Экроид: А как вы объясните, что опытный пилот Хой-ланд в такой ситуации не пошел немедленно на посадку, а продолжал полет еще какое-то время? Изучение данных приборов показывает, что он даже пытался набрать высоту.

Дигли: Не знаю, сэр. У пилотов это бывает — боязнь посадки. Страшно садиться на поврежденной машине, сэр.

Экройд: В тот вечер вам не показалось, что Хойланд ведет себя необычно? Он не был взволнован, обеспокоен?

Дигли: Да как вам сказать, сэр… Он намекал на какие-то неприятности, говорил, что хочет полетать, чтобы успокоить нервы…

Экройд: И вы разрешили полет человеку с явными признаками нервного расстройства?

Дигли: Да не было у него нервного расстройства, сэр. Он говорил об этом так… Полушутливо. Я хорошо знаю мистера Хойланда. Он выглядел как всегда.

Экройд: Может быть, он выпил?

Дигли: Что вы, сэр! Я бы и банку пива за милю учуял.

Экройд: Спасибо, мистер Дигли. Не уезжайте пока из Нью-Йорка…

Из отчета Джеймса Экройда:

25

Керк Мартин, лейтенант полиции: Успокойтесь, пожалуйста, миссис Хойланд. Я понимаю ваши чувства, но нам важно абсолютно точно установить, что разбившийся в вертолете человек — именно ваш муж, Джон Хойланд.

Джейн: Это он, лейтенант. Ни малейших сомнений быть не может. Не заставите же вы меня сейчас смотреть на этот ужас еще раз!

Мартин: Простите, миссис Хойланд, но поймите и вы меня. Лицо… Простите! Вдобавок мы лишены возможности снять отпечатки пальцев, потому что почти ничего не осталось и от рук. Как же вы можете с такой уверенностью…

Джейн: Могу! Эти уцелевшие родимые пятна на груди и на плече, я знаю их не хуже, чем вы, — преступный мир Нью-Йорка. Лейтенант, я заявляю категорически: этот человек — мой муж.

Мартин: Я заношу ваши показания в протокол. Тело вы сможете забрать, как только получите разрешение капитана. Думаю, препятствий для этого нет.

26

Проводник Джеймс Моддард: Сначала исчезает Хранитель Блейз. Потом его тело находят за городом… Теперь странная гибель Хойланда…

Магистр Дэвид Тернер: Блейз был убит при обстоятельствах, достаточно для нас ясных, легко реконструируемых. Но верите ли вы, Проводник, что Хойланд мог погибнуть вот так, словно новичок, в зауряднейшем полете из-за в общем пустяковой поломки?

Моддард: Речь не о том, во что я верю. Что мы ЗНАЕМ об этом?

Тернер: Вопросов больше, чем ответов. Согласно записи радиопереговоров Хойланда и Дигли, Хойланду был предложен курс на северо-запад через Стамфорд, которого он и придерживался. Как же он мог очутиться на побережье Род-Айленда в ста с лишним милях западнее? Если бы неисправность проявилась сразу за Стамфордом, он бы не мешкал с посадкой. Далее. Полиция нашла брошенный фургон между Истгемптоном и Монтоком. Это в радиусе полета Хойланда, и время совпадает В самом факте ничего удивительного нет, но кто и почему бросил машину именно там и именно тогда? И еще, я осмотрел обломки вертолета. Указатель уровня топлива заклинило в момент удара — так вот, горючего оставалось едва пятнадцать литров, а Дигли уверяет, что «Спайдер» был заправлен под завязку. Куда же делось горючее?

Моддард: А что по этому поводу думает полиция?

Тернер: Предполагает, что горючее вытекло, когда бак раскололся от удара о скалу, а указатель заклинило чуть позже, при взрыве.

Моддард: Возможно, так оно и было.

Тернер: Возможно. Но все вместе наводит на размышления.

Моддард: Каково ваше личное мнение, Магистр?

Тернер: Гм… Я бы побеседовал с Хранителем Джейн Хойланд.

Моддард: А я бы на вашем месте не спешил беседовать с ней.

Тернер: Почему?

Моддард (задумчиво): Почему? Да потому, что вы правы. Не все так просто в этой истории… И я не думаю, что сейчас время доискиваться до истины.

27

Уильям Хартман, конгрессмен: Это вы… Господи, как я надеялся, что вы ненароком свернете себе шею!

Хойланд: Жаль вас разочаровывать. Что же вы держите гостя на пороге, приглашайте…

Хартман: Будьте вы прокляты.

Хойланд: Спасибо. Итак, Хартман, сегодня мы приступим к разработке моего облика для Абнера Сарджента. Садитесь и пишите: сначала я продиктую вам мою биографию, а потом задам вопросы, много вопросов.

Хартман: Представьтесь хотя бы.

Хойланд: Вы правы. С вашей стороны было бы упущением не знать имени старинного друга. Меня зовут Кригер, Эрвин Кригер.

28

Частный самолет сенатора Ричарда Флетчера «Гейтс Лиэрджет 25G», в сущности, являлся фешенебельной воздушной яхтой. Салон разделялся на рабочий кабинет и спальню сенатора, также было предусмотрено комфортабельное помещение для сопровождающих лиц, служившее одновременно гостиной, столовой и залом для летучих совещаний (в буквальном смысле слова). В самолете могли с удобствами разместиться двенадцать человек, однако сейчас в нем путешествовали только трое, из них двое в пилотской кабине: Фил Эванс и Рэнди Стил. Сенатор Флетчер при необходимости мог сам пилотировать машину и частенько подменял Эванса во время долгого перелета, а в данную минуту он в сотый раз изучал в кабинете подобранные Эмерсоном полезные сведения о Бразилии.

Воспользовавшись режимом наибольшего благоприятствования для самолета сенатора (который включал и отсутствие таможенных досмотров), Магистр Эванс отменно позаботился о вооружении маленькой группы. На борту имелся целый арсенал, основой которого были британские пистолеты-пулеметы «стерлинг Мк7А4», применяемые десантниками и отрядами специального назначения. Эти компактные модели были рассчитаны на стрельбу с открытого затвора одиночным и непрерывным огнем и снабжены сдвоенными магазинами на тридцать четыре патрона каждый. Приставные пластиковые приклады «стерлингов» регулировались по длине. При отсоединенном прикладе оружие легко помещалось под курткой.

«Гейтс Лиэрджет» стартовал из Вашингтона. В маршрутной карте значились посадки для дозаправки в Джексонвилле, Мехико и Боготе. Эти города остались уже позади, и самолет снижался над последним промежуточным пунктом — бразильским городом Боа-Виста. Дальше — Амазония.

Аэропорт Боа-Виста встретил их тропической грозой, к счастью скоро закончившейся. Эванс виртуозно посадил «Лиэрджет» на блестящую от дождя полосу — зачитавшийся сенатор даже не заметил касания шасси.

Рэнди выдвинул автоматический трап, и трое американцев спустились на бетон под палящее бразильское солнце. К ним спешил местный чиновник — бремя переговоров с аборигенами было возложено на Эванса, владевшего испанским и португальским языками.

— Добрый день, сеньоры! — Говоривший по-португальски чиновник обливался потом под форменным кителем. — Рад приветствовать в Бразилии уважаемого сенатора Флетчера и его спутников… Сеньор Эванс? Сеньор Стил? Не угодно ли сеньорам пройти в зал для почетных гостей и выпить прохладительных напитков?

Эванс синхронно переводил.

— Скажите ему, что нам некогда, Фил, — произнес сенатор. — Пусть заправляют самолет и не медлят с техосмотром. Мы намерены как можно скорее следовать дальше.

— А куда, позвольте узнать? — осведомился чиновник.

— В Коадари, сеньор.

— В Коадари? — Бразилец казался озадаченным, очевидно, решил, что ослышался (или американец ошибся). — Вы имеете в виду Куритибу?

— Да нет, Коадари. — Эванс достал из кармана сложенный бланк. — Город, точнее, поселок на реке Тапажос. Вот разрешение бразильского министерства безопасности, подписанное министром. Его переслали сеньору сенатору в Вашингтон по дипломатическим каналам.

Чиновник с удивленным видом изучал документ.

— Все правильно… Но сеньоры нам сообщили, что ваша поездка — не что иное, как туристский вояж. Коадари — совершенно неподходящее место для туризма. То ли дело Рио-де-Жанейро! Из семи дней, потраченных на сотворение мира, Бог израсходовал пять на Рио. Копакабана, самые красивые женщины на земном шаре! Фламенго, Ипанема… Поверните штурвал вашего самолета, сеньоры!

— Как нам связаться с диспетчерским центром Коадари? — спросил Эванс, забирая у красноречивого бразильца министерское разрешение.

Чиновник тяжко вздохнул, словно врач у постели умирающего:

— Там нет диспетчерского центра. Есть что-то такое, но… лететь вам все равно придется по визуальной ориентировке. Я выделю вам в помощь местного пилота, а уж о цене договаривайтесь сами… Не уверен, что ваш «Лиэрджет» способен сесть в Коадари. Туда летают самолеты попроще. Всего хорошего, сеньоры.

Он сухо поклонился и удачился, будто оскорбленный в лучших чувствах. Американцы переглянулись.

К «Лиэрджету» подкатил ослепительно желтый заправщик. Бригада техников приступила к осмотру самолета. Рэнди, Эванс и Флетчер поднялись на борт.

Местный пилот, он же штурман по имени Уго Силвейра, прибыл через полчаса. Он объяснялся на английское с забавным акцентом:

— Коадари, сеньоры? Долетим хоть к черту на рога за четыреста долларов… В случае гроз и прочих сюрпризов погоды сядем в Сантарене или Алтамире. Высота — полмили, больше нельзя, я ничего не увижу. Автономия полета десять часов.

— Что такое «автономия полета»? — Эвансу был незнаком такой авиационный термин.

— Это значит, — пояснил словоохотливый Силвейра, — что, если в течение десяти часов мы не совершим посадку ни в Сантарене, ни в Алтамире, ни в Коадари и вдобавок пропадем из эфира, власти начнут поиски.

— И найдут? — поинтересовался сенатор.

— Ну… Случается, находят, — смущенно ответил Силвейра.

Техникам не понадобилось много времени, чтобы констатировать идеальное состояние двигателей и систем управления «Лиэрджета». Один из них немного задержался — у него что-то не заладилось с крышкой кожуха правого двигателя. Убедившись, что другие отошли далеко и на него никто не смотрит, он откинул изогнутую металлическую крышку, выхватил из-за пазухи продолговатый предмет и поместил его внутрь кожуха. Потом он захлопнул крышку — проблемы с ней исчезли как по волшебству, она держалась будто влитая.

Заправщик отъезжал. Эванс включил связь и запросил у диспетчера разрешение на взлет.

«Гейтс Лиэрджет» разбежался по полосе. Через пять минут, следуя указаниям Силвейры, Эванс развернул машину на юго-запад.

Эванс и Рэнди никак не могли взять в толк, по каким признакам ориентируется их штурман. Внизу тянулась одуряюще однообразная сельва, к тому же стрелка магнитного компаса словно ни с того ни с сего принялась капризничать, а Силвейра уверенно говорил, в какой точке следует отклониться на определенное число градусов вправо или влево.

— На магнитный компас плюньте, — посоветовал он. — Эта штука здесь бесполезна. Под нами горы Серра-дос-Каражас, там залежи железной руды, каких человечеству до страшного суда хватит. Просто слушайте меня.

«Лиэрджет» на малой высоте летел к городу Коадари, унося с собой то, что лежало у сердца правого двигателя…

29

В кабинет Абнера Сарджента вошла симпатичная секретарша.

— К вам некий мистер Кригер, сэр, — доложила она. — Он утверждает, что ему назначено.

— Правильно утверждает, — улыбнулся девушке Сарджент. — Давайте его сюда.

Кригер (Хойланд запретил себе даже мысленно, даже во сне вспоминать настоящее имя) пружинистым шагом пересек просторный кабинет и крепко пожал руку хозяину. Сарджент, неприметной внешности человек лет сорока с большими залысинами на висках, предложил гостю кресло, вопрошающим жестом указал на бутылку коньяка, подвинул коробку с сигаретами. От коньяка Кригер не отказался.

— Рад наконец лицезреть вас воочию, мистер Кригер, — сказал Сарджент. — Или вам привычнее — repp?

— Привычнее — мистер. Я совершенно американизированный немец. Внешне, разумеется. Не по духу.

— Мы столько хорошего слышали о вас от мистера Хартмана… — Сарджент приподнял бокал. — Так почему вас интересует организация «Американский орел», мистер Кригер?

— А она меня ничуть не интересует. — Кригер выпил и поставил свой бокал на стол. — Если хотите знать мое мнение, эта организация — сборище глупых, трусливых, напыщенных индюков.

Сарджент изобразил кривую улыбку:

— Тогда зачем же вы пришли к нам?

— Я ищу реального дела, мистер Сарджент. Все эти легальные организации — просто хлам. Я пришел потому, что хочу посвятить себя национал-социалистскому движению. Служить идее возрождения Великого Рейха по заветам Адольфа Гитлера. Вот почему я здесь.

— Гм… — замялся Сарджент. — Вы как-то слишком эффектно ставите вопрос. Мы тут занимаемся деятельностью в рамках закона на благо Америки…

— Да? — Кригер встал. — Статейки пописываете? В таком случае спасибо за коньяк, мистер Сарджент. Пописывать статейки на досуге я мог бы и без вас. Жаль, что я ошибся. Очевидно, я просто неверно понял моего увлекающегося друга Хартмана.

Он направился к дверям.

— Сядьте! — крикнул Сарджент.

Властность в голосе преобразила его тускло-чиновничий облик.

Кригер выжидающе обернулся, но садиться не стал.

— Сядьте, — повторил Сарджент. — Наш разговор не закончен, напротив, он только начат. Не знаю, что вам наговорил мистер Хартман, но…

— Я понимаю, — Кригер снова погрузился в кресло — Время выступить открыто еще не пришло, надо соблюдать приличия. Но как вы находите людей при таком уровне секретности? Если правды о вас никто не знает.

— Вы же узнали, — заметил Сарджент. — Так оно обычно и происходит. Наши люди подбирают кандидатуры среди своих знакомых, друзей, осторожно присматриваются к ним… Процесс может занять годы, мистер Кригер. Например, сколько лет вы знакомы с Хартманом?

— Больше десяти.

— А когда он впервые заговорил с вами о нас?

— Честно говоря, недавно.

— Вот видите… Бывают, к несчастью, и промахи. Что ж, приходится их исправлять.

При этих словах глаза Сарджента зловеще блеснули. Кригер предпочел притвориться, что не заметил угрозы.

— Расскажите немного о себе, мистер Кригер, — попросил Сарджент, возвращаясь к будничному тону. — Я знаю, что вы математик, это позволяет предполагать в вас аналитический склад ума…

— Я давно оставил занятия математикой, — сказал Кригер. — Вероятно, вам известно, что со мной случилось несчастье.

— Да… И это очко не в вашу пользу. Психиатрическая клиника — не совсем то учреждение, после которого мы так уж охотно принимаем людей.

— Если бы вы действительно наводили обо мне справки, — раздраженно ответил Кригер, — а не копнули мою биографию поверхностно, вы бы знали, что это не было связано с психическим расстройством. Авария, тяжелая травма головы, длительное лечение… Но теперь я снова в превосходной форме. И умственно, и физически. Тренировки, тренировки!

— Хотелось бы верить.

— Желаете устроить экзамен? Пожалуйста. Я видел, какие гориллы охраняют вход в ваше благотворительное заведение. Как насчет двоих с ножами против меня безоружного?

— Еще успеете, — усмехнулся Сарджент. — Мускулы — ничто в современной войне, Эрвин Победит интеллект…

— Хотите партию в шахматы? — с желчным сарказмом спросил Кригер.

Сарджент засмеялся.

— Вы неудобный собеседник. Колючий, как дикобраз.

— Да? А на что вы рассчитывали, намекая на мою психическую неполноценность? Я серьезный человек, мистер Сарджент, и давайте сразу поставим все на свои места..

— Подождите, подождите, — недовольно поморщился Сарджент. — Если вы полагали, что вам дадут автомат и вы с криком «Хайль Гитлер» ринетесь завоевывать мир, тогда вы несколько поторопились.

Кригер смягчился.

— Да, конечно… Но поймите, если вас с ходу записывают в идиоты…

— Никто вас никуда не записывает. Вы новый человек, к вам необходимо приглядеться… Пойдемте со мной.

Сарджент подошел к двери и распахнул ее. Мимо сидевшей за столом секретарши они проследовали в коридор и под холодными взглядами охранников спустились в подвал по крутой металлической лестнице, огибающей изнутри бетонный колодец.

— Напоминает сошествие в ад, — сказал Кригер, оглядываясь.

По обеим сторонам коридора в подвале располагались двери, из-за них слышался приглушенный шум работающих машин.

— Да какой это ад, — добродушно промолвил Сарджент. — Здесь технический этаж, мы перевели сюда все, что гремит и стучит, чтобы не мешало. Вот за этой дверью — типография, за той — вентиляционная установка…

— А эта дверь?

— Вот туда мы как раз и идем.

Сарджент вынул связку ключей и отпер обитую железным листом дверь. Переступив порог, он зажег свет. Кригер увидел довольно большую комнату с бетонированными стенами, посреди которой стоял стол с двумя стульями, сбоку кушетка без постельных принадлежностей. Под потолком крепились две телекамеры.

— Проходите, мистер Кригер. Кригер шагнул в комнату.

— А что же вот здесь гремит и стучит? — Он разглядывал бурые пятна на стенах. — Орудия пыток? Испанский сапог, механическая дыба?

— Где вы видите испанский сапог, Эрвин? — обиделся Сарджент. — Уютное, спокойное место. Можно отдохнуть, поразмыслить.

— И часто вы здесь отдыхаете?

— Ни разу еще не отдыхал. У меня мало свободного времени… Вот другим случается. На ближайшее время это ваш дом, Кригер. Располагайтесь. Меню как в ресторане хорошего отеля, а чтобы вы не скучали, я пришлю вам литературу.

— Спасибо. — Кригер опустился на кушетку. — А телефон здесь есть?

— А кому вы хотите позвонить?

— Например, Хартману.

— Нет, телефона нет… Зачем? Он только отвлекает и нервирует. Звоните вы, звонят вам… Суета. Если вам что-нибудь понадобится, стучите в дверь. Возможно, кто-нибудь отзовется. За фанерной перегородкой в углу — душевая и туалет. Там вы найдете и бритву…

— Чтобы перерезать себе горло? Сарджент, долго вы намерены мариновать меня в вашем отеле?

— Трудно сказать, — задумчиво сказал Сарджент. — По-всякому бывает. Мы проверим кое-какие данные… Некоторые выходят отсюда на следующий день, некоторые — через пару недель. А некоторые и вовсе не выходят… До свидания, Эрвин.

Он поклонился и запер дверь снаружи. Кригер шарахнул кулаком по столу — для телекамер, а не потому, что не владел собой.

Многообещающее начало… Хотя позиция Кригера выглядела крепкой, все же в ней имелись слабины, картонные звенья, их можно обнаружить. Но для этого надо знать, где искать…

Дверь снова отворилась. Хмурый громила принес обед. Помимо тарелок и двух золотистых банок пива поднос украшали книги — «Майн Кампф» Гитлера и «Миф двадцатого века» Розенберга. Кроме этих фундаментальных трудов были еще мелкие брошюрки.

Бросив угрюмый взгляд в сторону телекамер, Кригер уселся за стол.

30

— Далеко мы от Коадари? — спросил Эванс.

— Миль сто двадцать, сеньор, — ответил Силвейра. — Скоро увидим реку Тапажос. У вас очень хороший самолет. Очень. Мне еще не приходилось летать на таких машинах, и…

Он не договорил. Равномерный гул моторов раскололся пополам от громкого треска, словно с чистого неба вдруг ударила молния. Самолет ощутимо тряхнуло, стрелки приборов встревоженно заметались.

— Правый двигатель горит! — воскликнул Эванс, пытаясь выровнять самолет.

— Санта Мария, Сантиссима тринидад, — зачастил Силвейра. — Нет, не зря я всегда не доверял современным самолетам. То ли дело мой родной старичок «баркрайфт»…

«Лиэрджет», плохо слушаясь рулей, стремительно снижался над сельвой. В салоне Рэнди и сенатор предусмотрительно бросились в хвост, пристегнулись к креслам ремнями.

— Санта Мария, Санта Мария, — причитал Силвейра.

Отчаянный маневр Эванса помог смягчить удар. Самолет рухнул в сельву, фюзеляж разломился посередине, но взрыва топливных баков не произошло.

Первым опомнился Рэнди, отстегнул ремень и бросился к сенатору.

— Как вы, сэр?

— Как? Хороший вопрос. Не знаю… Как Эванс? Рэнди добрался до пилотской кабины и спустя несколько минут вернулся, поддерживая Эванса.

— Вы в порядке, Фил? — спросил сенатор, отстегивая свой ремень.

— Как будто ничего не сломано… Если только треснула пара ребер, да это пустяки.

— А где Силвейра?

Рэнди молча указал в сторону кабины.

— Бедняге не повезло… Но он честно заработал свои последние четыреста долларов.

— Мы должны достойно похоронить его, — тихо проговорил Флетчер.

— Здесь? — удивился Рэнди. — Но нас скоро найдут. Вспомните об автономии полета… Уверен, что радиомаяк уцелел. Правда, не знаю, сумеем ли мы сами теперь его включить, но ведь через какое-то время он должен включиться автоматически? Конечно, потом мы вернемся, но сейчас…

Превозмогая боль, Эванс отыскал крышку позади ремонтного люка и вытащил устройство в красном корпусе.

— Да, он цел…

— Точно? — прищурился сенатор. — Дайте-ка сюда…

Эванс протянул маяк Флетчеру. Сенатор положил устройство на пол, в его руках оказался «стерлинг». Длинная очередь покончила с радиомаяком.

— Что вы делаете?! — пробормотал Рэнди.

— Мы здесь не для того, чтобы нас спасали, — спокойно пояснил Флетчер. — Мы кое-что ищем, не так ли? И мы почти у цели. К тому же… Уверены ли вы, что если бы нас и нашли, то именно для того, чтобы спасать?

— Что вы имеете в виду?

— Идемте.

Дверь не заклинило, аварийный трап удалось спустить без труда. Они вышли из самолета. Сенатор подошел к обломкам правого крыла и ткнул пальцем в развороченный кожух двигателя.

— Смотрите внимательно…

— Взрывное устройство, — негромко констатировал Эванс. — Не слишком мощное, но для нас бы хватило, будь побольше скорость и высота… Нам просто повезло, сэр.

— Более чем повезло.

— Более чем?

— Это доказательство, Фил. Кому-то очень не хотелось пускать нас сюда… А значит, мы на правильном пути.

Они молча стояли на влажной земле, листья папоротников и стебли тростника капарены шелестели под теплым ветерком. Серые корни эпифитов, спускающиеся с крон каучуковых гевей, покачивались в воздухе. Метрах в десяти от смятой пилотской кабины пропитанная влагой почва переходила в настоящее болото, на поверхности темной воды застыли кувшинки и островки плавучего мха. В тине мелькнуло что-то напоминающее спину маленького крокодила.

— Этих гадов тут хватает, — сказал сенатор. — Эмерсон меня хорошо проинструктировал… А вон, посмотрите туда!

Над сплетением лиан порхала изумительно красивая бабочка с размахом крыльев сантиметров в тридцать.

— Здесь солнечно, потому что наш самолет пробил дыру в кронах, — продолжал Флетчер. — А там, в сельве, вечный полумрак и духота. Лучи солнца не проходят сквозь многоярусную листву. И много, много всяких чудес…

— Например? — попросил уточнить Эванс. — Должны же мы представлять, о чем умалчивают справочники.

— Да бог его знает… Видите ли, Фил, как говорил Эмерсон, белый человек, рискнувший углубиться в сельву, обычно не возвращается обратно. Поэтому об этих местах известно довольно мало. На берегах рек — там проще, там живут люди. А здесь… Мухи мотука кусают человека до крови, муравьи могут до смерти зажалить. Летучие мыши-вампиры выпивают кровь у спящих людей, причем их слюна анестезирует, и укус невозможно почувствовать. Пауки, пожирающие птиц, развешивают двадцатиметровые сети. Правда, самих пауков никто не видел, но их размеры легко представить. В воду лучше не совать руки — пираньи мигом обглодают до костей. Добавьте сюда ядовитых змей, анаконд, крокодилов, жуков-геркулесов, пираруку, москитов…

— Хватит, хватит! — взмолился Рэнди. — Подозреваю, что половину кошмаров Эмерсон попросту придумал.

— Боюсь, дело обстоит как раз наоборот. Все это — лишь верхушка айсберга.

— Гм… А индейцы?

— То же самое. Изученные, интегрированные племена вполне дружелюбны, но здесь полно и таких, которые редко видят белого человека. Не берусь предсказать их поведение при встрече с нами.

— А встреча не помешала бы, — задумчиво произнес Эванс.

— Мы должны руководствоваться правилами сертанистов, — сказал Флетчер. — Ученых, работающих с индейцами. Главная заповедь: умри, но не стреляй. Заповедь вторая: если боишься, не показывай этого, если тебя боятся — постарайся успокоить. Заповедь третья: побольше подарков, знаков уважения, расположения, дружбы. Вот, в сущности, и все. Нехитро, но действенно.

— Подарки у нас найдутся, — заметил Рэнди. — Возьмем с собой ножи, консервы, шоколад, что еще…

Он направился было к трапу, но Эванс окликнул его.

— Сначала похороним Силвейру…

Саперными лопатками, имевшимися в комплекте снаряжения, они вырыли могилу. Флетчер прочел короткую молитву.

Через два часа, окончательно убедившись во время сборов в отсутствии серьезных травм, они двинулись в путь. Вещмешки разбухли от продуктов, лекарств и подарков для индейцев, «стерлинги» прятались под просторными маскировочными куртками. Отсутствие компаса и карты удручало, но Флетчеру и Рэнди помогал ориентироваться в чащобе вьетнамский опыт, несмотря на радикальные различия регионов.

Идти оказалось значительно труднее, чем они ожидали. Невыносимо донимали москиты, влажность и жара отбирали силы. До вечера едва удалось преодолеть миль семь или восемь.

На относительно сухой поляне подальше от зарослей, в гуще которых могло скрываться все что угодно, они развели нещадно чадящий костер, надеясь отогнать москитов. Это более или менее удалось, но на свет полетели огромные жуки.

Отдыхали по очереди: пока один ворочался в попытках уснуть, двое других несли вахту со «стерлингами» наготове.

31

Кригер провел в камере двое суток, ему приносили еду и сигареты, но в контакты не вступали. Утром третьего дня дверь открылась и вошел впечатляющий персонаж ростом метра под два, соответствующей комплекции, с лицом, будто отлитым из чугуна.

— Послушайте, — только и успел проговорить Кригер, когда страшный удар железного кулака отбросил его в глубь камеры. Кригер ударился затылком о бетон и сполз на пол.

— Бад, Койл! — позвал человек с чугунным лицом.

Двое парней заволокли в камеру грубо сколоченное подобие средневекового трона, усадили на него Кригера, прикрутили его руки к подлокотникам резиновыми полосами. На голову ему напялили нечто вроде шлема, спиральные провода от которого змеились к черному чемоданчику.

Двухметровый верзила встал перед Кригером, широко расставив ноги.

— Меня зовут Рэйл, — прорычал он. — Ты будешь называть меня штурмфюрером, понятно?

— Чего уж тут непонятного, мистер Рэйл… Могучий удар по скуле был ответом.

— Штурмфюрер!

— Понятно, штурмфюрер…

Рэйл резко повернул рукоятку в чемоданчике. Страшная боль вспыхнула в мозгу Кригера и тут же исчезла.

— Тебе придется ответить на вопросы, полицейская ищейка. Кто конкретно тебя послал? Какое у тебя задание9 Кто, когда, как перевербовал Хартмана? Что вы успели пронюхать? Отвечай!

— Право же, такое и слышать странно, — сказал Кригер, с трудом размыкая распухшие окровавленные губы. — Если вы проверяли меня… Штурмфюрер, вы должны…

Удар наотмашь по шлему.

— Я сам знаю, что я должен! — заорал Рэйл. — Да, мы тебя проверили, коп. Все, что ты нам наплел, — ложь от начала и до конца. Ты не Кригер. Кто ты такой?

Снова поворот рукоятки и чудовищная боль, на этот раз надолго.

— Кто ты такой? — повторил Рэйл, приблизив лицо вплотную к лицу Кригера.

— Эрвин Кригер… Рэйл ухмыльнулся:

— Ты крепкий орешек, да? Вижу, током тебя не возьмешь, вы это проходили в полицейской академии… Ну, тогда снова в школу, курсант! Хорошенько усвой наш следующий урок. Бад!

Бад появился из-за спины Рэйла со шприцем, наполненным коричневой жидкостью, воткнул иглу через рубашку в предплечье Кригера и надавил на плунжер.

Наркотик подействовал быстро. Перед внутренним взором Кригера проносились многоцветные галлюцинации. Рэйл вдруг превратился в раскидистое дерево с оранжевыми листьями, Бад и Койл — в ягуаров. Но наваждение прошло столь же внезапно, как и обрушилось. Кригеру стало весело. В громадном пустом зале его черепа отдавались гулкие шаги, слышался смех, обрывки песен «Битлз» о дураке на холме и мармеладных небесах. «Дурак на холме — это же я, — мелькнуло у Кригера, — вот эпохальное открытие…» Он глупо хихикнул.

— Готов, — отметил Бад.

— Так как тебя зовут? — вкрадчиво осведомился Рэйл. «Действительно, как же меня зовут? — пытался сообразить Кригер. — Ведь зовут как-то… Джон Леннон? Кажется, нет… Эрвин Кригер? Нет, и это не мое имя… Но почему оно так мучительно знакомо? Это же не имя, это пароль. Скажи „Эрвин Кригер“ — и останешься в живых. Скажи что-то другое — безразлично что, — умрешь. Как занятно: любое из миллиарда имен ведет к смерти, и лишь одна дорога к жизни… Как важно не ошибиться».

— Эрвин Кригер, — сказал он вслух.

— Упрямый дьявол, — сплюнул Рэйл. — Ладно, еще подзарядим его электричеством…

Исполинский купол в голове Кригера опрокинулся, став вмещающим всю боль мира резервуаром. Боль мгновенно вышибла прочь видения и эмоции, заполнив собой Вселенную.

— Эрвин Кригер! — Крик был призван заглушить, остановить боль, но ничего не произошло.

В кабинете наверху Сарджент наблюдал за ходом допроса по монитору, велась аудио и видеозапись.

— Что скажете, доктор? — обратился он к стоявшему рядом человеку в светло-сером костюме с дымящейся сигаретой в холеной руке.

— Держится он прекрасно, — прокомментировал доктор. — На этой стадии сломались бы и вы, и я. Но всегда есть предел, уважаемый сэр. Продолжайте, посмотрим.

Сарджент включил микрофон.

— Переходите к третьему этапу, — скомандовал он. — Только не убейте его.

— Я знаю, как бить, — заверил Рэйл. Он сорвал с головы Кригера шлем, размотал резиновые ленты. — Встать, свинья!

Шатаясь, Кригер встал. Ослабевшие ноги держали его плохо, но высоковольтная атака, похоже, преодолела наркотический заслон, и Кригер снова обрел ясность мысли. Он с запоздалым ужасом понял, что удержался на грани лишь чудом. Но что толку? Они раскусили его. Как и где — вот что важно сейчас. Если бы они ставили более конкретные вопросы, по которым можно установить, где он прокололся, соорудить легенду на ходу… Так нет!

Удар свалил Кригера с ног. Рэйл обрабатывал жертву методично и грамотно, демонстрируя тонкое понимание задачи и недюжинные познания в человеческой анатомии.

— Стоп, — прозвучал из динамика голос Сарджента, когда на Кригере живого места не осталось. — Освежите его под душем и продолжайте допрос.

Холодные тугие струи воды привели Кригера в сознание, так что он смог почувствовать всю полноту и объем причиненной ему боли. Его выволокли из душевой и вновь бросили на электрический трон.

— Кто тебя послал? — опять посыпались прежние вопросы. — Твое задание? Как много вам известно? Кто работал с Хартманом? Как тебя зовут?

Кригер поднял на Рэйла измученный взгляд:

— Послушайте, штурмфюрер. — Слова звучали едва слышно. — Я понимаю, что вы клинический идиот, да и по вашей внешности трудно заподозрить в вас интеллектуала. Но зачем об этом так твердо знать вашему начальству?

— Он еще острит! — восхитился Сарджент наверху. — Доктор, если вы скажете мне, что это стереотипная реакция на наши методы, я вам не поверю.

Доктор усмехнулся, закуривая новую сигарету:

— Вы правы… Давненько не доводилось мне видеть такого. Согласно учебникам, он должен валяться в ногах у Рэйла и умолять о пощаде.

— Четвертый этап?

— Думаю, осталось только это.

Сарджент щелкнул кнопкой на подставке микрофона:

— Расстреляйте его.

Губы Рэйла расплылись в широкой зловещей улыбке.

— Вот такой разговор по мне, — прохрипел он и вытащил пистолет. — Эй, ты, лже-Кригер! Встань, повернись лицом к стене и молись, если веришь в какого-нибудь бога.

Кригер заметался — избитый, он просто не мог встать, хотя переломов и вывихов не было. Бад и Койл подхватили его под локти, подняли, развернули к стене и уперли носом в шершавый бетон.

— Твой последний шанс, свинья! — Ствол пистолета вжался в затылок Кригера. — Думаешь, нам так нужны твои признания и ты сам? Мы дознались до многого и без тебя все закончим. Но если ты нам поможешь, спасешь шкуру. Так как тебя зовут?

— Эрвин Кригер…

— Раз… Два… Три!

— Эрвин Кригер! Грохнул выстрел.

32

В девять утра Флетчер заметил индейцев. Высокие краснолицые люди, вооруженные луками и стрелами, не выказывали ни страха, ни удивления при виде белых. Они стояли под деревьями тесной группой и не порывались спрятаться или убежать.

Флетчер подал Эвансу и Рэнди сигнал остановиться. Подняв обе руки вверх, чтобы показать, что у него нет оружия, он стал медленно приближаться к индейцам. Разукрашенный татуировками могучий мужчина выступил вперед.

— Приветствую вас, друзья, — громко сказал Флетчер по-португальски, что почти исчерпало его знание языка.

— И тебе привет, незнакомец, — спокойно ответил предводитель индейцев на том же языке.

Флетчер облегченно вздохнул. Если они говорят по-португальски, значит, принадлежат к вполне цивилизованному племени.

— Мы — алендао, — продолжал индеец, испытующе глядя на Флетчера. — Я Ларго, капитан племени. А кто вы такие и что вам здесь нужно?

Эванс перевел. Флетчер знал от Эмерсона, что капитанами в интегрированных бразильских племенах называют вождей. Эмерсон рассказывал и о племени алендао — оно было хорошо известно. Впервые алендао встретились с европейцами в конце девятнадцатого века, когда португальский миссионер Ламас обращал их в католическую веру.

Тогда племя насчитывало около тридцати тысяч человек, но прогресс сделал свое дело: теперь их оставалось не более восьмисот… Алендао обычно вели себя миролюбиво и на белых не нападали.

— Мы американцы, из США, — объяснил Эванс. — Наш самолет потерпел аварию, там… Меня зовут сеньор Эванс, это сеньор Стил, а это сеньор Флетчер. В моей стране он— великий вождь.

— Президент? — заинтересовался образованный Ларго.

— Нет, нет, не президент. Он сенатор… Как бы это вам растолковать… Сенаторы, это такие люди, которые принимают решения, и с ними не может спорить даже президент.

— Главнее президента, — заключил индеец и отвесил Флетчеру глубокий поклон.

— У нас есть много полезных вещей с погибшего самолета, — продолжил Эванс, развязал вещмешок, достал блестящие стальные ножи, банки с консервами, саперные лопатки.

Глаза капитана племени возбужденно засверкали.

— А где самолет? — спросил он.

Эванс перебросился парой фраз с сенатором и показал индейцу направление.

— Там. Мы шли долго, а вы дойдете за полдня. Великий вождь сеньор Флетчер дарит его вам. Все, что найдете, что уцелело — ваше.

Ларго снова церемонно поклонился:

— Мои люди благодарят великого вождя Флетчера за щедрый дар и спрашивают, окажет ли он и его спутники честь быть гостями в нашей деревне?

— Мы с радостью принимаем приглашение, — быстро ответил Эванс.

Под почетным эскортом их проводили в поселок, находившийся совсем недалеко, на берегу крохотной речушки, скорее разлившегося ручья. Пока они осматривались, Ларго не теряя времени отрядил экспедицию на поиски самолета.

Огромное манговое дерево, увешанное зелеными плодами, приютило под кроной десятка два крытых соломой и сухими листьями хижин. Свиньи и собаки бродили вокруг, возле хижин сидели и стояли женщины и дети, с любопытством взиравшие на пришельцев.

Улыбающийся Рэнди приступил к раздаче шоколада, ножей, консервов. Большинство женщин ни слова не знали ни на португальском, ни тем более на английском, и только часто кивали и кланялись.

Гостям отвели лучшую хижину. Помимо традиционного гамака атрибуты роскоши составляли кое-как сработанный примитивными инструментами стол, две табуретки, нитки самодельных бус, украшавшие стены, — нанизанные на жилы красные орешки, сморщенные высохшие плоды, разноцветные перья. Вождь поведал через посредство Эванса, что вообще-то у них есть даже радиоприемник, подаренный миссионерами, но он не работает из-за козней злого духа. Рэнди подумал, что замена батареек — более эффективное средство борьбы со злым духом, нежели шаманские пляски или что они тут практикуют, но оставил это умозаключение при себе. Зачем расстраивать человека, которому негде и не на что покупать батарейки?

— Сейчас — еда, — объявил Ларго. — Вечером — большой костер для белых братьев.

Он вышел из хижины, где ему приходилось стоять в полусгорбленной позе под низким потолком, что наносило урон достоинству.

Взглянув на поданное стройными девушками угощение (лепешки из фариньи, кукуруза, маниока), Эванс кисло заметил:

— Я предпочел бы хороший бифштекс… Надеюсь, мы здесь не слишком задержимся. Когда бы лучше расспросить их о чакамае?

— Вечером, у костра, — сказал Флетчер. — Эмерсон рассказывал мне, что у алендао в ходу местная рыбка, выжатый из нее сок по убойной силе значительно превосходит алкоголь. Это, надеюсь, поможет установить доверительные отношения…

К вечеру вернулась экспедиция с «Лиэрджета», нагруженная чем попало, включая предметы, абсолютно для индейцев бесполезные, но, по их мнению, красивые, — притащили даже разбитый лэптоп. Всеобщему ликованию не было предела, и авторитет великого вождя Флетчера поднялся до небывалых высот.

Костер развели возле реки. Его окружало огненное кольцо из подожженных сухих веток и травы, чтобы не подобрались ядовитые змеи — каскавелы, жарараки, корали. Этих милых созданий в окрестностях деревни ползало предостаточно.

Флетчеру предоставили почетное место на возвышении подле Ларго. Эванс как переводчик устроился рядом, а Рэн-ди пришлось довольствоваться не столь видной позицией. По кругу пошла чаша с соком пресловутой рыбки. Американцы усердно делали вид, что пьют.

После церемонии употребления веселящего сока индейцы затеяли ритуальные пляски вокруг костра. Монотонно били барабаны, им подвизгивало нечто вроде охрипшей флейты из тростникового стебля. Мелькание трясущихся тел впавших в экстаз индейцев оказывало гипнотизирующее воздействие. Под гортанные крики в костер летели пригоршни порошка, окрашивающего пламя в зеленый, синий, ярко-красный цвета.

Воспользовавшись тем, что капитан Ларго пребывает в ступоре и переводить нечего, Эванс подошел к привлекательной девушке, примеченной еще днем, — она показалась общительной и неплохо владела португальским.

— О, сеньор Эванс! — улыбнулась индианка. — Нравится вам наш праздник?

— Да, очень нравится… Как тебя зовут?

— Лиона, сеньор.

— Красивое имя. А сколько тебе лет?

— Не знаю, сеньор.

— Гм… — Столь неожиданно исчерпав тему, Эванс решил, что прямой путь — самый короткий. — Скажи, Лиона, какие еще племена живут по соседству с алендао?

— Тут много племен, сеньор. И все мирные. Вам нечего бояться, щедрым гостям везде будут рады.

— Да я и не боюсь… А есть такое племя — чакамае?

Лиона вздрогнула, в ее глазах засветились искорки страха. Она понизила голос:

— Об этом нельзя спрашивать, сеньор.

— Табу?

Если так, все, подумал Эванс. Если индейские шаманы наложили табу, религиозный запрет на упоминание чакамае, то, сколько бы он ни бился, не продвинется ни на шаг. Табу священно и непререкаемо. Можно бросить Лиону в костер, и она безропотно умрет, не сказав ни слова.

— Нет, не табу, — произнесла девушка вполголоса, и у Эванса отлегло от сердца. — Просто об этом не говорят. Страшно…

— Лиона, милая… Расскажи мне о чакамае. Я подарю тебе такое, чего ни у кого нет…

В поисках чего-нибудь, что помогло бы ему выполнить опрометчивое обещание, он обшарил карманы и достал зажигалку. В свете костра она заманчиво поблескивала.

— Ай! — завизжала восхищенная Лиона.

— Это не безделушка… Смотри!

Он щелкнул зажигалкой, появился остроконечный язычок пламени. Девушка была совершенно зачарована волшебной вещью.

— Дайте! — Она протянула руку.

— Э-э, погоди. — Эванс убрал зажигалку за спину. — Сначала ты расскажешь о чакамае. Ну пожалуйста, Лиона. Нам, людям издалека, нравится слушать страшные легенды…

Девушка нахмурилась:

— Это не легенда, сеньор. Пойдемте в хижину… Если здесь нас кто-нибудь услышит, мне будет плохо, меня будут сторониться… Идите, я приду к вам.

Эванс, на которого уже никто не обращал ни малейшего внимания, вернулся к Флетчеру и Рэнди, коротко переговорил с ними, перешагнул угасающий огненный круг и направился в хижину, выполнявшую роль отеля. Там он зажег фитили, плавающие в грязных плошках, наполненных жиром.

Лиона проскользнула в хижину минут через двадцать, когда Эванс уже начал беспокоиться, не передумала ли она. Но перспектива стать обладательницей зажигалки, видимо, перевесила ее опасения.

Девушка села на табурет напротив Эванса:

— Вы не обманете, сеньор? Вы дадите мне быстрый огонь?

— Конечно.

— Тогда слушайте. Племени чакамае больше нет. Они жили прямо там, где восходит солнце…

— На востоке… Далеко отсюда?

— Я не умею считать, сеньор, — смутилась девушка. — Не очень далеко. Не много дней пути для сильного воина. Но однажды, как говорят старики, в нашу деревню пришел израненный, окровавленный человек из племени чакамае. Это было до того, как белые люди провели большую дорогу…

— Трансамазонскую магистраль, — сказал Эванс. — Значит, до тысяча девятьсот семидесятого года… Но за сколько лет до этого? Приблизительно! Вот послушай, бывают сезоны дождей и засушливые сезоны, зима и лето. Смотри на мои пальцы, я считаю: один, два, три, четыре, пять. Подумай, Лиона. Столько раз сменялись сезоны до прокладки большой дороги? Или больше? Или меньше?

Девушка в отчаянии смотрела на пальцы Эванса — ему даже стало жаль Лиону. Она могла не выдержать интеллектуального напряжения.

— Столько, — наконец выдохнула она. — Или больше.

— Ладно. — Эванс убрал руку. — Примерно тысяча девятьсот шестьдесят пятый год или раньше…

— Вот… Тот человек рассказал, что на их деревню — она тоже называлась Чакамае, как и племя, — напали белые демоны…

— Белые люди?

— Не люди, сеньор, — демоны! Они убили всех, и тот, кто выжил, тоже вскоре умер. А с тех пор там, где жили чакамае, происходят странные вещи. Я сама видела…

— И что же ты видела?

— Иногда по ночам там поднимается красное зарево и слышится далекий гром… Не как барабан, а будто бьется огромное сердце под землей… Медленно и жутко. А иногда оттуда взлетают огни…

— Самолеты? Ты знаешь, что такое самолет?

— Знаю, — оскорбилась Лиона. — Я не маленькая… Это не самолеты. Самолеты гудят, а эти бесшумные. По одному и по много. Поворачивают и исчезают. А самое страшное другое. Храбрые мужчины нашего племени ходили туда. Никто не вернулся. С тех пор говорить о чакамае считается…

— Дурным тоном, — помог Эванс. — А как же ты узнала обо всем этом?

Девушка застенчиво улыбнулась в полумраке:

— Я спрашивала Ларго об огнях… «У нас бы это называлось — пустила в ход женское обаяние», — подумал Эванс, а вслух спросил:

— А другие белые, до нас? Кто-нибудь интересовался чакамае и тем… что там происходит?

— Кому же интересоваться, сеньор… Белые в Коадари. Это не близко, сюда они не приходят. Бывают миссионеры, но редко, да этих интересует только сеньор Иисус Христос…

В хижину вошли Рэнди и Флетчер.

— Индейцы напились до потери пульса, — сообщил Рэнди. — Капитан храпит у костра во главе команды… Вам удалось узнать что-нибудь у этой красавицы?

— Удалось. — Эванс перешел на португальский. — Спасибо, Лиона, теперь иди…

— А быстрый огонь? — вскинулась девушка. Эванс рассеянно сунул зажигалку в руку индианки. Девушка счастливо засмеялась и убежала.

— Итак, племя чакамае, — заговорил Эванс. — Их селение располагалось на востоке, если верить девушке, не слишком близко и не слишком далеко, но более или менее точно она сказать не смогла…

Он вкратце пересказал полученные от Лионы сведения.

— Небесные огни, удары подземного сердца, — задумчиво повторил Флетчер. — Она лично видела и слышала…

— Говорит, что видела. Но чего не измыслишь ради такой красивой зажигалки…

— Вряд ли стоит приписывать ей воображение на уровне Стивена Кинга, — сказал Рэнди.

— Это не имеет значения, джентльмены, — произнес Флетчер. — Мы знаем, куда идти, и мы пойдем туда.

— Утром? — спросил Рэнди.

— Да. Поговорим с Ларго и отправимся. Рэнди вздохнул:

— Меня пугает не то, что мы можем там найти, а то, что мы можем не найти ничего!

— Возможно, — проговорил сенатор. — Гибель племени чакамае может объясняться очень просто. Бывало, что гаримпейро вырезали целые племена, осваивая золотоносные земли.

— Можно предположить, что там тайный богатый прииск? Тогда, конечно, ночные рейсы самолетов становятся понятны, как и исчезновение людей, и грохот золотопромывочных машин… Не очень ясно, правда, почему машины слышны, а самолеты — нет.

— Минуту… Не стоит упускать главное — источник информации о чакамае. Наш, первый.

— Не надо гадать, — подвел итог Эванс. — Будем надеяться, нам удастся увидеть все собственными глазами.

Они покинули хижину и снова вышли в тропическую ночь. В воздухе носились громадные светляки, и Рэнди подумал, что в темноте, когда расстояние оценить трудно, их вполне можно принять за отдаленные огни летательных аппаратов. Но такую ошибку мог допустить европеец, а вот девушка, родившаяся и выросшая в сельве, — едва ли…

Утренний разговор с капитаном Ларго сложился примерно так, как и предполагалось. Вождь и без того был хмур, часто обхватывал руками голову — видно, болела после вчерашних торжеств, — а когда услышал вопросы о чакамае, и вовсе расстроился.

— Они были там. — Он показал рукой на восток. — Но больше их нет. И ходить туда нельзя.

— Может быть, вы все же дадите нам проводника? — спросил Флетчер.

Ларго вскочил, отчаянно замахал руками:

— Туда нельзя, там смерть. Великий вождь Флетчер не должен ходить туда.

— Мы пойдем, — ответил сенатор.

33

Обнаженный до пояса, Кригер лежал лицом вверх на чем-то твердом, как доска. Его глаза были полуоткрыты, и взгляд бездумно фокусировался на круглых белых плафонах люстры. Он не задавался сложными вопросами о том, кто он и где он; его расстреляли, а он жив, и этого пока достаточно.

— Как вы себя чувствуете, Эрвин? — раздался слишком громкий голос у самого уха (на самом деле Сарджент говорил тихо, но каждый звук производил маленький взрыв в черепной коробке Кригера).

— Голова болит, — простонал он.

— Рэйл перестарался… Он стрелял пусть и холостым патроном, но недостаточно далеко отвел ствол пистолета, и вы ко всему прочему получили еще и ожог пороховыми газами.

Кригер приподнялся, сел, ощупал виски. Когда окружающее начало приобретать осмысленные очертания, он обнаружил себя в небольшой светлой комнате, сквозь два высоких окна щедро вливались солнечные лучи. Возле кушетки располагалось медицинское оборудование — электронная диагностическая система, энцефалограф, еще какие-то приборы. На металлическом столике стояли распечатанные коробки с ампулами. Следы инъекций были видны на локтевых сгибах Кригера.

Кроме него и Сарджента, в комнате никого не было.

— Где я? — спросил Кригер.

— Там же, где и раньше. У нас. Только не в подвале, а наверху. — Сарджент с несколько виноватой улыбкой слегка похлопал Кригера по плечу. — Вы держались молодцом.

Кригер встал и тут же вновь опустился на кушетку:

— На кой черт вы устроили эту комедию?

— Увы, это необходимая процедура, Эрвин. — Сарджент развел руками. — Проверка показала, что вы тот, за кого себя выдаете, но мы не имеем права исключать и сотую долю процента возможности обмана. Цена ошибки может быть чересчур высокой, Эрвин… Но это не все. Мы испытывали вашу стойкость и мужество. У нас десятибалльная, научно разработанная шкала. И я поздравляю вас, вы получили десять баллов.

— Гм… И какие же преимущества дадут мне эти самые баллы?

— Целиком зависит от вас… Если хотите знать мое личное мнение, вы займете не самое незаметное место в организации… Уж кто-кто, а Рэйл наверняка окажется под вашим началом. Не завидую ему… Впрочем, об этом потом. Сейчас мы должны обсудить другую проблему…

— Да, и немедленно, — сказал Кригер.

— Простите?

— Какая оценка была у вас за стойкость и мужество?

— Шесть с половиной. Но я не понимаю…

— Сейчас поймете, — усмехнулся Кригер, подошел вплотную к удобно сидевшему в кресле Сардженту, посмотрел на него сверху вниз и неожиданно заорал, превозмогая головную боль:

— Встать!!!

Сарджент вскочил, автоматически реагируя на команду, и Кригер тут же нанес ему зубодробительный удар в челюсть. Сарджент полетел кувырком через всю комнату, увлекая за собой провода, аппараты и мониторы.

В сознание он пришел минуты через три, выбрался из кучи металлолома, сплюнул кровью. Выбитый зуб звякнул о какую-то железку.

— Неплохо мы вас подлечили, — признал он, исподлобья глядя на Кригера. О значении слов можно было скорее догадаться, четко различить их не позволяло отсутствие членораздельности в произношении Сарджента. — Ладно, Кригер, вы рассчитались за свою обиду, но на будущее не советую забывать основные заповеди: вера, преданность и послушание.

— А я пока еще не член организации, — осклабился Кригер. — Я лишь кандидат.

— Только поэтому на сей раз наказания не последует… Вы мне даже понравились, Эрвин. У вас большие перспективы… Дьявол, кровь никак не останавливается. — Он отнял платок от губ и уставился на красное пятно. — Пойдемте в кабинет, Кригер. Надо серьезно поговорить.

В кабинете Сарджент поднял телефонную трубку внутренней связи и распорядился:

— Приберите в медпункте… Мы там слегка намусорили. Да нет, все в порядке. Теоретическая дискуссия. — Он положил трубку. — Так вот, Эрвин, у нас возникла проблема, и решить ее предстоит вам. — Кригер ни о чем не спросил, и Сарджент продолжал: — Вы что-нибудь слышали о профессоре Адаме Бергере?

— Физик, без пяти минут нобелевский лауреат?

— Физик-то физик, — покачал головой Сарджент, — да вот занимается этот ученый сейчас почему-то не квантами и кварками, а вещами, от науки весьма далекими. Он, видите ли, возомнил себя общественным деятелем и выступил с серией статей, довольно резких… И привел в них факты, привлекающие ненужное внимание к нашей деятельности в Латинской Америке. Ну, с его информаторами мы, разумеется, побеседовали, материалы изъяли… Но никак не хочет успокаиваться неугомонный профессор. Вот вам и поручается сделать так, чтобы он угомонился. Навсегда.

— Это тоже испытание?

— Это настоящее дело, к которому вы так рвались… Но не скрою, результат операции окажет решающее влияние на вашу карьеру.

— Отлично, — кивнул Кригер. — Когда начинать?

— Да хоть сегодня. Деньгами, оружием, автомобилем мы вас снабдим. Бергер живет в Лонг-Бранче, в сорока милях от Нью-Йорка. Он любит посещать ресторан «Коралловый риф» в Асбери-Парке. Дороги туда две, но он обычно выбирает ту, что идет по берегу океана, живописная местность, безлюдная, пустынная… Подробности у вас будут, но вы, безусловно, можете предпочесть и какой-то свой вариант. Вам доверяют, важен итог.

34

На просторный балкон отеля «Ролло» в Лонг-Бранче Кригер выставил складной столик и стул, чтобы спасаться на свежем воздухе от жары и спокойно изучать материалы о Бергере. Перечитывание и новое обдумывание предоставленного ему четырехстраничного досье заняло полчаса. Потом листы тонкой бумаги сгорели в пепельнице. Кригер скинул халат, оделся, вышел на улицу и сел за руль видавшего виды синего «форда».

«Вам доверяют», — сказал Сарджент. Как бы не так. Малозаметный передатчик-маяк устаревшей, но надежной модели «Спектрум» Кригер обнаружил зашитым в брючную петлю для ремня. Это устройство не только транслировало на приемник оператора разговоры и прочие звуки, но и позволяло с удовлетворительной точностью определить координаты объекта слежки. Второй передатчик был найден в автомобиле. Вероятно, и где-то в номере отеля были установлены скрытые микрофоны.

Кригер ехал к дому Бергера на Ариадна-авеню. Скромная вилла профессора была окружена садом за живой изгородью, справа окна выходили на Джефферсон-стрит, узкую улицу с односторонним движением. Кригер простоял у дома несколько минут, обогнул его с трех сторон и увидел все, что хотел увидеть, включая машину Бергера — серебристую «ауди». Потом он поехал к Асбери-Парку, чтобы взглянуть на западную дорогу к ресторану «Коралловый риф».

Для покушения местность и впрямь была идеальна. Извилистый серпантин петлял между скалами, за каждой из которых можно было устроить засаду. Кригер отметил две наиболее удобные скалы, мысленно поименованные им как «Пункт-1» и «Пункт-2». Здесь дорога близко подходила к обрывистому океанскому побережью. Покушение на Бергера представлялось задачей нетрудной, вполне доступной рядовому боевику. Да и ликвидация профессора, по мнению Кригера, вовсе не являлась необходимой для «Сириуса». Он прочел статьи Бергера — они были эмоциональными, но ничего особо нового не содержали. Если расправляться со всеми, кто пишет антинацистские статьи, патронов не хватит. Нет, не в этом дело. Им нужно убийство, они хотят повязать Кригера кровью, причем их устроит только смерть человека известного.

Ну что ж, они получат убийство.

Кригер проехал дальше, остановил «форд» и пешком спустился к берегу. Под виражом серпантина, огибающим скалу «Пункт-2», он разделся, вошел в воду и нырнул, чтобы промерить глубину. Лишь с пятой попытки он достиг дна.

Возвратившись в Лонг-Бранч, он долго колесил по окрестностям отеля «Ролло», пока не наткнулся на магазин под вывеской «Спортивное снаряжение Маклеллана. Все для рыбалки и подводной охоты». В магазин он заходить не стал и направил «форд» к ресторану «Коралловый риф». В этот час посетителей было много, и официанты сбивались с ног, что играло на руку Кригеру. С трудом разыскав свободный столик, он вынул авторучку и принялся быстро писать на бумажной салфетке. Официант наконец подошел и получил на этой салфетке меморандум следующего содержания:

«Приятель! Хочешь проявить мужскую солидарность и заработать? Помоги облапошить мою супругу. Сейчас я сделаю заказ, а копию счета для меня выпишешь на двойную сумму, о'кей? Десять процентов твои, а на остальное я сделаю кое-кому подарок, понимаешь?»

Парень прочитал петицию Кригера с удивлением, потом сочувственно заулыбался и закивал. Кригер взял меню и довольно громко заказал самые дорогие блюда и напитки. В расходах придется отчитываться, и Сарджента едва ли обрадуют ресторанные траты Кригера, но, с другой стороны, разве так уж предосудительно, что человек решил выпить хорошего вина?

Кригер просидел в ресторане до самого закрытия, охотно угощая подсевших к нему скучающих дам. Одна из них явно заимела на него виды, и он, вежливо улыбаясь, отбивал атаки. В зале он давно заметил двух молодых людей, пришедших чуть позже него и устроившихся в противоположном углу. Они почти ничего не заказывали, кроме дежурных напитков, и усердно старались не смотреть в его сторону. Что ж, для этих-то зрителей и устраивался спектакль.

Расплатившись с дружески подмигнувшим ему официантом и пошатываясь немного сильнее, чем диктовало его состояние, Кригер вернулся к машине и поехал по серпантину обратно в отель. Теперь у него имелся двойной счет, который позволит ему истратить часть полученных от Сарджента денег так, как он задумал.

В двенадцатом часу ночи он бросил машину посреди стоянки, поднялся в номер, открыл окно, включил магнитофон и поставил кассету с записью Билли Холидей. Великая негритянская певица противным скрипучим голосом заныла о том, как идут фиалки к ее мехам. Наверное, мистер Сарджент не одобрит вкусов Кригера, но не слушать же ему здесь «Хорста Весселя».

Беспрестанно бормоча под нос что-то иронично-полупьяное о достоинствах и недостатках дам в «Коралловом рифе», Кригер взял другую кассету, открутил крепящие корпус винты и снял крышку. После этого он разрезал пленку лезвием бритвы, отклеил защитный ракорд и освободившимся кусочком скотча соединил небольшой кусок пленки в замкнутое кольцо, а остальное сунул в карман. Снова собрав корпус кассеты, Кригер вставил ее во второе, пустующее гнездо магнитофона и выключил Билли Холидей. Пьяное бурчание продолжалось, и в какой-то момент Кригер искусно встроил в него несколько секунд натурального храпа. В эти мгновения кнопка записи была нажата, и на кольцевой ленте появилась соответствующая запись. Теперь стоит щелкнуть кнопкой воспроизведения, и размеренное тихое похрапывание будет повторяться снова и снова.

Итак, передатчик «Спектрум» убедит стражей из команды Сарджента в двух вещах: что Кригер в номере и что он спит — брюки с передатчиком он попросту сменит на пижамные. Вся штука в том, что ни то, ни другое не будет иметь ничего общего с действительностью.

Со второго этажа Кригер выглянул в освещенный двор. Так, где же опекуны? Сомнительно, чтобы ночью они бодрствовали вдвоем, но один-то должен быть точно. И скорее всего, в машине у центрального входа.

Запустив кассету с храпом, Кригер надел пижамные брюки и бесшумно выскользнул в коридор. Прокравшись мимо дремлющей дежурной, он спустился на половину лестничного марша и сразу увидел сквозь стеклянную дверь «сааб». За рулем клевал носом парень из тех, засветившихся в ресторане. На заднем сиденье угадывались контуры спящего второго.

Кригер вернулся в комнату, заперся изнутри, осторожно продвигая задвижку. Прыгнуть с невысокого второго этажа — пустяк, но следовало предусмотреть и обратный путь. Кригер снял нейлоновый шнур портьеры, один конец его привязал к трубе под подоконником, а другой сбросил из окна. Только после этого он выпрыгнул, легко удержавшись на ногах. Его номер был расположен так, что увидеть его вряд ли кто-то мог — балкон загораживал обзор.

В магазине спортивных принадлежностей Маклеллана, куда направился Кригер, горел свет. Скучающий сторож, юноша лет девятнадцати со студенческой внешностью, играл в шахматы сам с собой за распахнутым из-за жары окном. Вот так охрана, хмыкнул Кригер. Наверняка ведь хозяином предписано держать по ночам окна закрытыми и на сигнализации!

При таком охраннике многие проблемы решались гораздо проще, чем предполагал Кригер. У него были планы и на тот случай, если сторожа вовсе не окажется, только сигнализация, и на тот, если охрана серьезная… Но с мальчишкой, пожалуй, можно будет договориться, а это куда лучше.

Оглянувшись по сторонам, Кригер перемахнул через подоконник. Перепуганный мальчишка успел-таки выхватить из ящика тумбочки пистолет и дрожащими руками наставил оружие в грудь Кригера. Тот стремительно уклонился с траектории возможного выстрела, выбросил ногу и вышиб пистолет из рук парня, перехватив его в воздухе. Теперь ствол смотрел в лоб сторожа. Парень неожиданно хихикнул:

— А вы ничего деретесь, мистер. Только пистолет-то газовый…

Кригер проверил обойму и швырнул пистолет на тумбочку:

— Мой тебе совет, дружище. Никогда не балуйся с газовым оружием. Представь себе, что у меня был бы боевой пистолет. Я ведь не знаю заранее! Выстрелил бы на опережение… Тебе так хочется умирать из-за хозяйского барахла?

— Да нет, мистер, не очень. Вообще-то я подрабатываю на каникулах. Вы сразу будете грабить или сначала перекинемся в шахматы?

— Я не буду грабить, — сказал Кригер. — Я за покупками пришел.

— А… Ясно. Я бы сразу догадался, но помешала ваша немного необычная манера входить в магазин, да и время позднее… Что вы хотели бы приобрести? Вероятно, прежде всего брюки?

— Комик… Денни де Вито, — с усмешкой оценил Кригер. — Ладно, посмотрим…

Он двинулся вдоль полок, разглядывая выставленное на них снаряжение для дайвинга и подводной охоты.

— Ага… Вот это. Сколько стоит? — Он указывал на небольшой однобаллонный акваланг.

— Это? Несерьезный аппарат, игрушка для пляжных развлечений… Воздуха на пятнадцать минут. С учетом скидки… — Парень назвал цену.

— Плюс десять процентов тебе, доплата за беспокойство. — Кригер достал деньги. — Вот, держи. Сумка для акваланга прилагается или надо отдельно покупать? Не слышу!

Студент остолбенело смотрел на деньги. Он был уверен, что грабитель шутит, и неожиданный поворот совершенно сбил его с толку.

— Черт, прилагается! Рассказать кому — не поверят… — пробормотал он.

— Э, а вот рассказывать никому не надо, — нахмурился Кригер. — Я ведь доплачиваю и за секретность. Меня здесь не было. Хозяину скажешь, что акваланг купил ты сам, понятно? И запомни крепко, сынок: хоть слово кому обо мне — на краю света найду и сверну шею. Повтори.

— У меня хорошая память, сэр… Найдете и шею свернете. Чего там… Только зачем вам все это? Никак не соображу.

— Много знающие редко доживают до старости. Впрочем, поясню, чтобы ты не свихнулся от любопытства. Я сотрудник ФБР…

— Угу… В пижаме.

— Иногда приходится чем-то жертвовать, сынок… Ну, пока. — Он пожал мальчишке руку и взял сумку с аквалангом. — Учись прилежно, и станешь таким же умным, как я.

Тем же путем вернувшись на улицу, Кригер исчез в темноте. Студент долго смотрел ему вслед, потом пересчитал деньги. Все правильно… Ну и загадочная история! Но, пожалуй, лучше и вправду о ней помалкивать. Все равно ведь никто не поверит, да и тип этот, чего доброго, свое слово сдержит.

35

Стараясь никому не попадаться на глаза, Кригер шел к дому профессора Бергера. Преодолев живую изгородь, он постучал в окно со стороны Джефферсон-стрит. Свет зажегся не сразу. Только минут через пять окно распахнулось, и на Кригера уставилась заспанная физиономия мужчины лет пятидесяти.

— Вы профессор Бергер? — Кригер и без того узнал владельца виллы по фотографии, но надо же было с чего-то начинать.

— Да… А вы кто такой?

Кригер заколебался. Не исключено, что дом ученого прослушивают, хотя зачем? Бергер — ягненок для заклания, а не объект слежки.

— Впустите меня, я все объясню.

— Вы с ума сошли! Впустить вас среДи ночи?

— Если бы я был грабителем, сразу бы выключил вас и влез в дом.

— Гм… Резонно. Ну что ж, идите к входу, я отопру дверь.

— В окно проще. — Кригер перепрыгнул подоконник и оказался в комнате. — Мы одни?

— Есть экономка, но она спит на втором этаже… Послушайте, я…

Кригер снял с плеча ремень сумки, положил ее на стол, подошел к двери, приоткрыл, прислушался — тихо.

— Кто вы? — повторил профессор.

— Я тот, кому поручено вас убить.

— Убить, — спокойно отозвался Бергер. — Но вы могли это сделать, едва я приблизился к окну, из чего я заключаю, что вам нужно не это.

— Я ведь не сказал, что пришел вас убить. Я сказал «мне поручено вас убить».

— Мм… Я еще не совсем проснулся. — Бергер вынул из бара полупустую бутылку коньяка, плеснул в бокал, выжидающе посмотрел на ночного гостя.

— Спасибо, нет, — отказался тот. Профессор выпил, налил снова.

— Так кто жаждет моей смерти? И, собственно, почему?

— Банда нацистов, которую вы раздражаете своими статьями. — Кригер без приглашения уселся в кресло.

— Статьи? — удивился Бергер. — Но Америки я в них не открыл.

— Тем не менее вы приговорены. Скажите, у тех, к кому вы обращались за информацией, похищали какие-либо документы о нацистах?

— Насколько я знаю, нет.

— Так я и думал. Вы — мишень, профессор. Тест на верность для новоявленных эсэсовцев. Поэтому, скажем, мое самоустранение от операции не решит проблемы. Не я, так следующий претендент.

— Вы хотите сказать, что я обречен?

— Хм… Именно это я и хочу сказать. Понимаю, что вам трудно вот так, сразу, поверить в это. Но все же реальность именно такова. И есть лишь один способ спасти вашу жизнь — имитация удачного покушения. Потом вы скроетесь.

— Скроюсь… я? — В глазах Бергера отразилось крайнее изумление. — Но как… Куда? А моя работа, мои коллеги, мой дом, наконец… Да и вообще, это ерунда какая-то! Не проще ли, если так, пойти в полицию, в ФБР?

— Проще, — горько улыбнулся Кригер. — Но это означает безусловную смерть для вас и меня. И что намного хуже — погубит все, чего я достиг…

— А чего вы достигли?

— Я проник в нацистскую организацию изнутри. Моя цель — уничтожить ее. Это не подростки, орущие «Хайль Гитлер» на площадях. Это убийцы, угрожающие всему человечеству. Имитация вашей смерти даст мне ключ. Любой другой вариант — мой провал и ваша гибель.

— Вот как… Я жил, работал… Появляетесь вы… Почему я должен вам верить?

Кригер внимательно посмотрел на профессора:

— Так вы мне не верите?

— В том-то и дело, что вы, как мне кажется, обладаете даром убеждения. Я вас не знаю, но почему-то готов поверить. Бред какой-то! Вы не гипнотизер?

— Нет. И очень рекомендую вам поступить так, как я скажу.

— Объясните для начала, чего вы конкретно хотите…

— Охотно. Дайте бумагу и ручку.

Получив то и другое, Кригер набросал план.

— Смотрите Вот дорога, по которой вы каждый четверг ездите в Асбери-Парк, в ресторан «Коралловый риф». Кстати, почем туда? Есть неплохие рестораны и в Лонт — Бранче.

— Владелец — мой друг.

— Так или иначе, этой дорогой редко пользуются — хоть она и короче восточной, но в худшем состоянии, вы знаете.

А в будни движение по ней между Асбери-Парком и Лонг-Бранчем совсем замирает. Поэтому дорога избрана для покушения. Вот отсюда я буду стрелять по вашей машине — пули настоящие, имейте в виду, но стреляю я метко и попаду рядом, а не в вас, не беспокойтесь. Вы крутите руль и на скорости миль в тридцать-сорок падаете в океан.

— И?.. — Профессор иронично приподнял бровь.

— И тонете, — с обыденным выражением лица закончил Кригер.

— Тону. Отлично… Так какая же это имитация? Кригер положил руку на сумку.

— Здесь акваланг, — сказал он. — Я покажу, как им пользоваться, если вы не умеете. Он будет в вашей машине. Под водой вы посидите с ним минут десять-двенадцать и выберетесь на берег как ни в чем не бывало. Не забудьте о главном: вы должны будете открыть не одну, а обе двери машины впереди. Когда полиция найдет вашу «ауди», пусть сделает вывод, что вы были еще живы, пытались спастись, что-то помешало у одной двери, вы открыли вторую… А потом труп утащило течением. Акваланг позже забросите в море, где-нибудь подальше от этого места.

— Ну, знаете! — всплеснул руками Бергер. — Я не каскадер… Нельзя ли как-нибудь попроще?

— Нет, они будут наблюдать. И репетировать нам не придется…

— А куда же я потом денусь? Я ведь, знаете ли, не секретный агент, скрываться не умею, запасных аэродромов у меня нет, и…

— Высушите одежду в скалах, дойдете до трассы Кейп-Мей — Нью-Йорк. На попутной машине доедете до Нью-Йорка, разыщете клинику доктора Яновски и скажете ему — только ему лично! — одно слово: «Кригер». Далее изложите ему все. Доверьтесь Яновски, лишь он сможет вам помочь. Кстати, он человек не менее известный, чем вы, и он подтвердит вам, что мои слова чего-то стоят.

— Да, но… Всю жизнь в бегах? Это я — то, профессор Бергер, физик, которого знают во всем мире?

— Ваше изгнание не будет вечным, профессор. Если не я, так другие закончат эту борьбу, и вы вернетесь.

— А если нет?

— Если нет, те люди, что уцелеют, тоже станут изгнанниками.

Бергер вскочил со стула, заметался по комнате:

— Нет, все это действительно бред какой-то… Может быть, надежнее все-таки обратиться в полицию…

— Сколько вам лет, профессор?

— Сорок семь. А что?

— Ничего. Судя по вашей понятливости, намного меньше. Ну какие доказательства вам привести? Показать оружие, выданное мне для покушения на вас? Это пистолет-пулемет IMR, такие в магазинах ни по каким лицензиям не продаются. Или отвезти вас на могилу моего друга, убитого нацистами? Он, как и вы, писал статьи… — Кригер помолчал. — Ладно… У меня мало времени, я должен вернуться до утра. Давайте обсудим подробности, любое крохотное упущение погубит вас…

36

Донован Маклэген прибыл на место встречи первым. Он не привык сидеть за рулем сам, да еще в таком убогом автомобиле, как сейчас. Из-за этой маскировки он чувствовал себя персонажем шпионского кинобоевика.

Возле парка в центральной части города Мак-Алестер, штат Оклахома, Маклэген остановил машину и пошел вдоль каштановой аллеи. Вот и третья скамейка… Маклэген с предосторожностями опустил на нее свое грузное тело. Он закурил «Мальборо», пачку поместил рядом, а возле нее зеленую зажигалку — знак, что все в порядке. Если бы зажигалка была красной, это бы означало, что Маклэген действует не по своей воле.

Тот, кого ждал Донован Маклэген, подсел к нему через десять минут. Они обменялись условными фразами.

— Мы оба знаем, чего хотим, — сказал Маклэген без предисловий. — Я хочу продать информацию, вы хотите ее купить. Моя цена вам известна.

— Да, — кивнул эмиссар российской спецслужбы. — Мы согласны заплатить, но нам нужны гарантии.

— Вот. — Маклэген вручил собеседнику лазерный диск.

— Что здесь?

— Только три файла. В первом — полный перечень тем, по которым я предоставлю исчерпывающие сведения. Во втором — выборочная информация по некоторым из них для проверки. Третий — подробные указания по поводу того, где и как будет произведен обмен. Сейчас я отдаю вам не мелочи. Вы убедитесь, что и эти данные ценны. Остальное же — просто кладезь. Моя цена — пустяк по сравнению с вашей выгодой.

Эмиссар понимал, что в случае искренности предложения Маклэгена Москва выиграет немало, но подозрения вызывали некоторые странные обстоятельства. Нет ли тут игры ЦРУ? Впрочем, решение будет принято в Москве.

— С вами свяжутся, — бросил эмиссар на прощание.

Спустя две недели после этого разговора труп коммерсанта Джона Морриса (Донована Маклэгена) со следами пыток обнаружили в уединенном доме на окраине Мак-Алестера. «Сириус» все же добрался до него, но поздно: драгоценные диски Маклэгена уже улетели в Москву.

37

Цепляясь за декоративные выступы стены и перехватывая нейлоновый шнур, Кригер добрался до окна и вполз в номер отеля «Ролло». Похрапывание по-прежнему доносилось из динамиков магнитофона. Принимая звуковую эстафету, Кригер выключил воспроизведение, что-то промямлил, якобы просыпаясь. В тишине он вынул кассету, положил в тот же карман, где лежала изъятая из нее пленка. Затем он закрыл окно, вернул на место шнур портьеры и в самом деле улегся спать — он страшно устал. Проснулся он только в одиннадцать утра.

По оговоренному номеру он позвонил Сардженту:

— Добрый день, сэр, это Берт. Я провел переговоры с представителем фирмы, они согласны подписать контракт. Вариант прежний. Встреча сегодня, в четыре часа.

— Удачи, — лаконично пожелал Сарджент.

Кригер оделся, спустился в ресторан. По пути он выбросил в мусоропровод кассету и пленку, а также оставшиеся у него неподотчетные шестнадцать долларов. Он позавтракал, расплатился за номер. Выехал он в три, в половине четвертого был у скалы. Надежно укрыв «форд» за скалой, из тайника в багажнике он достал пистолет-пулемет IMR, проверил оружие. И стал ждать… Ни одной машины на дороге.

Около четырех из-за поворота донесся рокот мотора и появилась серебристая «ауди» Бергера. Если бы Кригеру предстояло стрелять в профессора, можно было бы и не слишком тщательно целиться — на таком расстоянии все равно попадешь. Но задача тут похитрее: изрешетить пулями машину, не задев Бергера и не повредив двигатель.

Кригер выступил чуть вперед, чтобы профессор мог увидеть его. Бледное лицо ученого мелькнуло за ветровым стеклом «ауди». Кригер открыл огонь.

Пули градом посыпались на машину профессора. С гулкими хлопками взорвались фары, пунктир отверстий, окруженных сеточками трещин, пробежал по триплексному стеклу, искрящимися фонтанчиками взметнулись осколки зеркал. Профессор нервно крутанул руль. Едва не задев край скалы, его автомобиль обрушился в океан. Кригер подскочил к обрыву — машина медленно погружалась, по крыше прокатывались волны. Наконец, «ауди» исчезла под водой.

Невесть откуда на дороге вдруг возник «сааб» с двумя опекунами Кригера впереди. Машина остановилась, распахнулась задняя дверца. Навстречу Кригеру шел улыбающийся Сарджент.

— Браво, Кригер! — Последовало стальное рукопожатие.

— Черт! — Кригер играл недоумение и едва ли не оскорбленную невинность. — Вы же обещали, что слежки не будет!

— Какая слежка?! — засмеялся Сарджент. — Товарищи приехали вас поздравить, только и всего… И разве мы могли отказать себе в удовольствии понаблюдать за акцией? Это было великолепно! Одной хрюкающей свиньей на свете меньше. Вы не рады нас видеть? Садитесь в мою машину!

— А «форд»?

— О нем позаботятся.

Парень из «сааба» принял из рук Кригера оружие, второй направился к «форду». Сарджент постоял на краю обрыва, глядя вниз, удовлетворенно кивнул. Затем Сарджент и Кригер устроились на заднем сиденье «сааба». Обе машины двинулись в сторону Нью-Йорка.

Несколько минут спустя профессор Бергер, отплевываясь, выбрался из соленых волн. При ударе машины о поверхность воды он сильно ушибся, возможно, было сломано ребро. Профессор натерпелся страху, он едва переставлял ноги, легкий акваланг казался ему тяжестью неподъемной. Болела и кружилась голова, кровоточил задетый осколком стекла висок, но Бергер ощущал себя счастливым — он остался в живых! Теперь нужно лишь привести себя в относительный порядок и точно выполнить инструкции.

Кригер выехал четырьмя часами позже. В пути он не преминул осторожно ознакомиться с содержимым пакета. Многие из полученных сведений не показались ему лишними.

… Лето сконцентрировалось в Редвилле. О том, что в других местах называлось бы просто жарой и духотой, здесь приходилось говорить в превосходных степенях, а в квартире на Ли-сквер было еще жарче. Стереоприемник изливал в комнату ленивое бормотание Стинга, пока Кригер не выключил его.

Выпив полбанки холодного безалкогольного пива, Кригер сел перед телевизором. Он не смотрел передачу, он ждал… И дождался.

Раздался прерывистый сигнал телефонного вызова. Кригер сделал шаг к аппарату, поднял трубку:

— Слушаю.

— Говорит Либецайт, — был ответ.

38

Сарджент отпер сейф, достал оттуда аккуратно упакованный бумажный пакет.

— Что там? — спросил Кригер.

— Вы отправляетесь в Редвилл, штат Луизиана, — проговорил Сарджент. — Там вы поступите в распоряжение Либецайта, это босс повыше меня… Пакет отвезете ему, там отчеты о последних операциях.

— Когда я еду?

— Чем быстрее, тем лучше. Эрвин, вы нужны Либецайту для больших дел. Для вас готова квартира в Редвилле, на Ли-сквер.