Империя крови

Глава первая

На третий день отряд пересек степное плато, и оставалось лишь преодолеть горный перевал, чтобы достичь равнины, на которой начинались земли амазонок. Конан, имевший богатый опыт военных походов, послал вперед несколько групп всадников, чтобы они разведали обстановку у прохода через хребет, а остальным дал команду спешиться и остановиться на привал. Как обычно, амазонки встали своим лагерем, а гирканцы — несколько в стороне, ближе к перевалу.

— Теперь первыми пойдут мои воины. — Киммериец говорил тоном, не терпящим возражений, и Паина молча слушала его, признавая превосходство варвара в военном деле. — Если на перевале все тихо, мы спустимся на равнину и тогда дадим знак, чтобы твой отряд присоединился к нам. Зажжем костры, вы увидите. Дальше, — продолжал Конан, — если не встретим в этих местах противника, ты наладишь связь со своими сторонницами, а там посмотрим.

— Странно… — Амазонка озабоченно потерла переносицу. — Мы договаривались, что здесь нас будут ждать посланные от Акилы, но никого нет…

Крики, раздавшиеся на краю лагеря гирканцев, заставили собеседников повернуть головы. К ним скакали во весь опор несколько всадников. Варвар разглядел, что в некоторых седлах было по двое седоков.

— Вот и твои посланницы, — усмехнулся он, — с доставкой к стоянке.

Действительно, гирканцы привезли с собой нескольких амазонок — как выяснилось из дальнейшей беседы, — все, что осталось от разбитой армии правительницы Акилы.

— Не успели! — Паина яростно воткнула копье в землю чуть ли не до середины. — Говорила я, не надо было тебя ждать!

— Положение не из приятных… — Конан одним движением выдернул копье и вручил его амазонке, — но зачем же портить оружие? Чем ты собиралась воевать? Голыми руками голых девиц? — Варвар не удержался от смеха, но тут же посерьезнел. — Расскажи все подробно, — обратился он к одной из девушек.

Из слов амазонки следовало, что Акила со своими сторонницами отошла на север страны и там успешно отбивала атаки превосходивших по численности отрядов мятежниц. Однако, когда подошли основные силы Эниды, войска Акилы были наголову разбиты. Плененную правительницу вместе с ее приближенными увезли в древний храм, расположенный на берегу озера Ульмен, а ее уцелевшие сторонницы скрылись в лесах.

— Ульменский храм! — с горечью воскликнула Паина. — Нам его никогда не взять с тем войском, что у нас есть. Там такие стены!

— Много войска было у Акилы? — спросил киммериец.

— Несколько тысяч, — ответила девушка. — Но сколько осталось, я не знаю. Может быть, несколько сотен…

— Да, дела… — поскреб затылок Конан. — Как я понимаю, первым делом надо вызволить Акилу из плена, собрать рассеянные по лесам остатки ее отрядов и только тогда, клянусь Кромом, можно попытаться выступить против Эниды.

— Но как ты собираешься вызволить правительницу? — упавшим голосом спросила Паина.

— Надо подумать, — спокойно ответил варвар. — Во всяком случае, нужно пересечь горы, скрытно подойти к храму, а уже потом разработать подходящий план. Что происходит в стране? — вновь обратился он к амазонке.

— Мы не были в городах после поражения, но говорят, что там все спокойно. Эниду признали новой правительницей, скоро произойдет коронация, и еще ходят слухи… — Девушка всхлипнула.

— Какие слухи? — побелев, спросила Паина.

— Что Энида хочет не просто казнить Акилу, а принести ее в жертву перед всем народом во время своей коронации.

— Да это же прекрасно! — воскликнул Конан и, увидев обращенные к нему недоуменные лица собеседниц, разъяснил: — Значит, Акила жива, и у нас еще есть время. Надо только действовать тихо, без лишнего шума. Карта у вас есть?

Паина отдала распоряжение, и вскоре перед киммерийцем развернули пергамент, который показался ему знакомым.

— Нергал мне в печень! Да это же та самая карта, которой я пользовался несколько лет назад! У вас что, одна карта на всю страну? Я не ошибся, Паина?

Та молча кивнула.

— Ну ладно, не будем об этом, — усмехнулся варвар, довольный тем, что получил в очередной раз возможность напомнить амазонкам о преимуществах нормальной, с его точки зрения, жизни. — Посмотрим, как туда лучше добраться. Нам везет, — внимательно разглядывая потертый на сгибах листок, сообщил он. — Храм находится среди густых лесов и не так уж далеко отсюда. Впрочем, — заметил киммериец, — для вас это не новость. Есть кто-нибудь, кто хорошо знает эти места?

Паина обвела взглядом своих приближенных, и вперед выступила высокая светловолосая женщина.

— Меня зовут Майке. Я родилась в Ульменском храме.

— Молодец, — похвалил ее Конан, как будто в этом была ее заслуга, — ты скрытно проведешь по лесам наш отряд. Сумеешь?

Женщина в ответ лишь презрительно фыркнула,

— Вот и отлично, — спокойно кивнул варвар. — Тогда, — повернулся он к Паине, — спускаемся в долину, а дальше твоя красавица поведет нас.

— Вот, смотри!

Проводница раздвинула ветви кустарника, и перед взором Конана открылась гладь обширного водоема, на противоположном берегу которого, словно утес, возвышалась каменная глыба крепости. За стенами находился Ульменский храм. Озеро длинной полосой разрезало поросшие лесом холмы, и его правый берег терялся где-то далеко в изгибах скалистых берегов на востоке.

— Да-а, — только и мог вымолвить киммериец.

Храм даже отсюда, с противоположного берега, представлялся неприступной крепостью, его стены соперничали высотой с гигантскими соснами и елями, густо облепившими склоны холма.

— Как же вам удалось построить такое чудовище? — поинтересовался варвар, помнивший, что в поселениях амазонок каменные дома даже в два этажа были большой редкостью.

— Никто не знает, кто построил Ульменскую крепость и храм, — ответила Паина. — Он стоит здесь с незапамятных времен.

— Я так и думал, — усмехнулся Конан. — Строить должен мужчина, а вам, даже если бы вы имели в достатке рабов, такое возвести не под силу.

— Убедился, что мы не сможем вызволить правительницу отсюда? — не обращая внимания на его колкость, отрезала амазонка. — Придется отбивать ее у конвоя, когда Энида прикажет перевезти Акилу в столицу.

— Нет, — возразил киммериец, — никто не знает, под какой охраной ее повезут. А если их будет тысяча человек? Ты уверена, что нашим двум сотням это будет под силу? Майке, сколько народу в крепости?

Проводница, которая до прибытия отряда уже успела разведать здесь обстановку, коротко ответила:

— Около пятидесяти человек, если считать вместе со жрицами.

— Сейчас самое время вытащить ее оттуда, — начал варвар. — Конечно, хотя в крепости и не так много амазонок, наш отряд взять ее не сможет. Нужны лестницы, таран, чтобы разбить ворота, опыт, наконец… А ни у ваших женщин, ни у гирканцев его нет.

— Так что же ты предлагаешь?

— Я пойду один. Нужны только веревки и крючья, а они, я помню, были на корабле с оружием. Надо только все приготовить.

— Один? — с сомнением взглянула на него Паина.

— Вы все вряд ли можете мне помочь. Ни гирканцы, ни твои девушки не умеют лазать по стенам. Останетесь в лесу, будете ждать, когда мы вернемся с Акилой. Майке опишет мне все помещения крепости и храма, расскажет все, что о нем знает. В общем, я должен попробовать… Клянусь Кромом, другого выхода я не вижу!

Они вернулись в лагерь, который был разбит в чаще леса, и Конан весь день провел, подготавливая амуницию, а также дотошно выспрашивая у Майке все подробности, от которых зависел успех его рискованного предприятия.

Глава вторая

Ближе к вечеру, когда солнце уже скрылось за вершинами вековых деревьев, обнимавших берега озера, киммериец в сопровождении десятка амазонок направился к храму. Предосторожность оказалась не лишней: по пути через лес им встретился дозор войск Эниды. Завязалась короткая, но кровопролитная схватка, и варвар в очередной раз стал свидетелем того, с какой жестокостью могут биться эти с виду милые и привлекательные девушки.

Перед самыми стенами Конан попрощался со спутницами и вдоль берега направился к крепостной башне, которую наметил для того, чтобы пробраться внутрь убежища служительниц культа амазонок.

По словам Майке, именно в этой башне содержались узницы, которых время от времени заточали в казематы за тяжелые провинности. Киммериец, считавший, что к цели надо идти кратчайшим путем, решил подняться по стене, расправиться наверху со стражей и пробиться в подземелье.

Девушки, сопровождавшие его, растворились в наступающих сумерках, и варвар остался один перед каменной громадой. Он подождал еще немного, затаившись в ивняке. Убедившись, что у подножия стен никого нет, да и на вершине башни движения не заметно, киммериец осторожно приблизился к старым выщербленным камням, из которых неведомыми строителями был когда-то построен этот замок.

Время, поработавшее над кладкой, оказалось союзником Конана, потому что ему даже не понадобились крюки и веревки: щели между блоками и сколы на глыбах были для него, сызмальства привыкшего лазать по крутым горам, подобны лестнице. Бесшумно и стремительно, как огромная ящерица, киммериец забрался на вершину башни и осторожно приподнял голову над парапетом. К его удивлению, на площадке башни никого не было. Варвар внимательно осмотрелся. Точно — никого!

«Дела! — подумал он. — Что же это, никакой стражи на самой высокой башне крепости? Чудеса, клянусь хитроумным Белом!

Киммериец ловко перебросил тело через изъеденный временем парапет и бесшумно спрыгнул на площадку, потом легко, словно птица, пересек ее и заглянул внутрь крепостной стены. Во мраке ночи его сначала ослепили два ярких пятна горевших во дворе костров: одного у ворот, другого — за низким длинным зданием, которое занимало почти все внутреннее пространство, ограниченное стенами. Все было так, как описывала Майке: одно большое каменное двухэтажное строение с крытой галереей по всему периметру и несколько небольших деревянных построек, прилепившихся к стенам. По словам амазонки, центральное здание было связано с башнями системой галерей, сейчас уже вросших в землю и представлявших собой нечто вроде небольших возвышений.

Конан подождал, пока глаза привыкли к свету, и еще раз внимательно осмотрелся. Он разглядел несколько вооруженных амазонок, сидевших у обоих костров, выложенные камнем дорожки среди высокой травы, мощеную площадку перед воротами крепости — все это лежало перед ним как на ладони. Огонь костров, отражаясь от стен, освещал даже кромку крепостных стен, и человек, привыкший к столь тусклому освещению, мог достаточно хорошо все видеть.

«Хитрые девки! — похвалил амазонок киммериец. — И факелов для стражниц не надо».

Он еще раз бросил взгляд на стены с двумя башнями, чуть пониже той, на которой сидел, прижавшись к парапету, и его зоркие глаза различили несколько человеческих фигур на площадках башен.

«Очень странно, — еще раз удивился он, — почему же никого нет здесь, на самой высокой башне?»

Варвар, пригибаясь, чтобы его не заметили, обошел площадку по кругу и попытался взглянуть на крепостную стену. Едва он высунул голову, как услышал голоса внизу, и тут же спрятался. Конан нашел щель в парапете и приник к ней, стараясь разглядеть то, что происходило внизу, на кромке крепостной стены.

Терпеливо подождав, он заметил двух амазонок, удалявшихся от его башни по вершине стены. В отблеске огня, зажженного внизу, иногда мелькали наконечники их копий или алебард — чего именно, киммериец разглядеть не смог.

«Они настолько уверены в неприступности этих стен, — подумал варвар, — что даже не надевают ни шлемов, ни доспехов. Что ж, это мне только на руку!»

Он подполз к противоположному краю башни и увидел, что и с этой стороны по стене прохаживаются две стражницы. Они направлялись как раз в его сторону, а поскольку от уровня площадки на стене до киммерийца было не более десяти локтей, он хорошо рассмотрел не только вооружение амазонок, но и их лица, когда они поворачивались, чтобы возвратиться к башне, расположенной над воротами.

Проследив за ними взглядом, Конан увидел, как они подошли к башне, вошли внутрь нее и снова появились на площадке. Затаив дыхание, варвар ждал, что же будет дальше, и вскоре заметил, как они опять спустились на стену и двинулись в его сторону.

«Они ходят по стене от башни до башни, но почему не поднимаются сюда?» Варвар, пригнувшись, перебежал площадку и увидел тех амазонок, которых заметил первыми: тихо переговариваясь, они шли к нему.

«Кром! — Конан стиснул рукоятку меча. — Почему никто не идет сюда ни со стены, ни изнутри? Ну ладно, я, пожалуй, сейчас сам спущусь к ним!»

Киммериец исследовал площадку башни, но не обнаружил никакого хода вниз, а лишь беспорядочное нагромождение шершавого камня. Наконец ему стало понятно, почему сюда не заглядывал дозор: из башни не было выхода внутрь. Скорее всего, когда-то ход существовал, но, видимо, со временем он обрушился, и амазонки считали, что эта башня неприступна со всех сторон.

«Беспечные девчонки! — обругал их варвар, который знал толк и в обороне крепостей, и в нападении на них. — Как так можно? Наверное, здесь давно не было ни войн, ни осад, вот они и не понимают, что такое возвышающаяся над крепостными стенами глыба камней. Впрочем, — хмыкнул он про себя, — спасибо Белу, что надоумил меня залезть именно сюда. На другой башне мне пришлось бы потруднее!»

Порадовавшись своему везению, киммериец принялся обдумывать, что делать дальше. Спуститься на стену и свернуть шеи караульным, а потом идти вниз по башенной лестнице внутрь? Или спуститься на веревке по внутренней стене во двор и попробовать поискать удачи там? И то, и другое представлялось Конану слишком рискованным, и он на мгновение задумался, чтобы как можно тщательнее взвесить оба варианта. Как обычно бывает в таких случаях, жизнь сама подсказала решение. Скрип дерева где-то совсем рядом заставил варвара сжаться в комок и приготовиться к прыжку. Он прислушался: сомнений не было, кто-то поднимался наверх по приставной лестнице.

«Болван! — обругал себя киммериец. — Конечно же, я не разглядел лестницу из-за толстой кладки парапета. Они поднимаются сюда, чтобы осмотреть площадку!»

Варвар стремительно метнулся на звук и, пригнувшись, застыл у кромки ограждения башни. Ступени скрипели все громче, и наконец, ему чуть ли не на голову опустилась рука. Женщина, перебравшись через парапет, оглядела площадку и, обернувшись, крикнула вниз:

— Здесь все тихо…

В это мгновение ее взгляд наткнулся на варвара, и в тусклом свете он увидел, как рот амазонки открывается — через миг раздастся громкий крик тревоги.

Киммериец, однако, оказался быстрее: его клинок блеснул, словно молния, и из горла жертвы вырвался только хрип, вряд ли способный достичь слуха ее подруг. Конан заботливо подхватил оседающее тело, чтобы шум падения не потревожил вторую стражницу. Он уложил амазонку на площадку и почувствовал, что ему стало не по себе: все-таки пришлось убить женщину, не колдунью и не какую-нибудь мерзавку — это он делал нередко и совершенно спокойно, а просто более слабое, чем он сам, существо, которое не причинило ему вреда.

«Но она неизбежно подняла бы тревогу, и тогда мне конец. Я вынужден был поступить так. Возможно, боги простят меня, — вытирая кинжал о тунику жертвы, решил варвар. — И все-таки ей не надо было принимать сторону самозванки Эниды!»

Теперь предстояло решить, что делать с подругой амазонки. Вряд ли она будет подниматься сюда, когда поймет, что с ее напарницей что-то произошло. Скорее всего, она просто поднимет тревогу, сбегутся другие женщины, и все рухнет. Надо действовать быстро и без шума. Варвар выглянул за кромку парапета: в темноте он различил еле заметную фигуру.

— Ну что ты там застряла? Спускайся! — Стражница в полумраке не могла разглядеть, чья голова показалась над перилами.

Конан видел в темноте не хуже кошки. Достаточно было чуть-чуть света, чтобы он действовал так же уверенно, как другой человек в яркий полдень. Киммериец прицелился, метнул нож и одновременно прыгнул вниз. Он мягко приземлился рядом с амазонкой, которая еще не успела упасть на площадку, хотя нож вошел точно в ямочку на ее шее, и кровь хлестала струей, заливая одежду женщины.

«Уф! — тоскливо вздохнул варвар, глядя на крепкое стройное тело, едва освещенное тусклым светом отдаленных костров. — Чего только не приходится совершать ради торжества справедливости…»

Времени на сожаления у него не оставалось. Сколько его пройдет, пока остальные стражницы обнаружат пропажу подруг, Конан точно не знал, однако мог предположить, что это случится достаточно скоро. Он, в очередной раз вздохнув, осторожно, чтобы не запачкаться в крови, приподнял тело женщины и перебросил его через кромку стены. Пусть для начала поищут их на башне, это лучше, чем, если они сразу наткнутся на трупы. Тогда у него появится несколько минут лишнего времени.

Мягко ступая, варвар направился по стене тем же путем, которым прохаживались стражницы. Он решил спуститься вниз внутри башни, поскольку теперь его присутствие здесь рано или поздно обнаружат. Лучше встретиться с противником в узком проходе, нежели в открытом со всех сторон дворе. Кто знает, может быть, убирая амазонок по одной, он сможет без особого шума достичь цели? Во всяком случае, теперь это был единственно возможный путь.

Глава-третья

Приблизившись к башне, варвар без труда обнаружил вход в нее по неяркому свету, проникавшему откуда-то снизу сквозь невысокий проем в стене.

«Лестница освещена факелом или лампой», — догадался киммериец, осторожно заглядывая внутрь.

Он прислушался и, не обнаружив ничего подозрительного, ступил на тесную площадку, откуда уходили две винтовые лестницы: вверх и вниз. Ступени были выщерблены почти так же, как и крепостная стена, по которой Конан взобрался на башню. Но если там это было кстати, то здесь приходилось ступать с большой осторожностью, рискуя при неверном шаге с грохотом полететь вниз. Варвар, держась за стену, сделал пару оборотов по лестнице.

Свет стал более ярким, и тут же киммериец услышал голоса, которые, как ему показалось, приближались снизу. Он остановился и замер. Стены заглушали звуки, слов было не разобрать, но в одном сомневаться не приходилось: наверх шли несколько человек. Винтовая лестница не позволяла разглядеть, что происходит внизу, значит, решил варвар, придется действовать наудачу, не поднимая, разумеется, лишнего шума. Когда голоса зазвучали отчетливо, Конан сделал несколько быстрых прыжков вниз, навстречу амазонкам. Оторопевшие стражницы не успели понять, что происходит, как двумя резкими ударами киммериец свалил с ног сначала одну из них, а потом и вторую. Упершись спиной и ногой в стены лестничного пространства, он задержал их тела, чтобы те не покатились вниз по крутым ступеням. Затем варвар рванул рубаху на одной из женщин, мгновение невольно полюбовался полными крепкими грудями и, вздохнув, связал пленниц спина к спине. Потом он заткнул амазонкам рты тряпками, на которые разодрал одежду второй стражницы, и устроил обеих так, чтобы они не свалились вниз. Конан не столько опасался, что женщины могут расшибиться при падении, сколько хотел избежать лишнего шума.

Вновь прислушавшись, киммериец продолжил путь. Пока все шло хорошо. Сейчас он доберется до хода внутри крепостной стены, связывавшего две башни, и останется только достичь каземата, где держат Акилу. Разумеется, тюремные помещения охраняют, но варвара это не особенно беспокоило: хотя в ловкости амазонок и их способности сражаться до конца он не сомневался, все же такие сильные женщины, как Акила, среди них встречались редко. Женщины — это все же женщины, сражаясь против настоящего мужчины, они не могут рассчитывать на победу.

Он благополучно, лишь иногда по привычке поминая Нергала, спустился по неровным и щербатым ступеням до конца лестницы и попал в квадратное помещение с двумя дверьми. Они оказались новенькими и крепкими и приятно пахли смолой.

«Что ж, — отметил про себя Конан, — кое-что все-таки они делают. Надеюсь, и петли не ленятся смазывать…»

Он осторожно приоткрыл одну из дверей — к его радости, она не заскрипела. В узкую щель варвар увидел пустынный двор и отблески костра, находившегося недалеко, но прикрытого заросшим травой земляным валом.

«Проход между зданиями, но мне туда не нужно. — Киммериец закрыл дверь и повернулся к другой. — Значит, эта — к большой башне».

За дверью начинался длинный прямой коридор, стены которого скудно освещались факелом, горевшим в конце прохода, за которым угадывался поворот или вход в другое помещение. Кроме потрескивания пламени, Конан ничего не услышал, поэтому решительно направился вперед, вытащив на всякий случай короткий меч. Он старался идти бесшумно, насколько позволял пол, некогда выложенный плитами, но теперь превратившийся в подобие каменной осыпи, которая встречается на горных тропах.

«Клянусь стариной Белом, мне пока везет, — поспешил порадоваться тому, как удачно все складывается, варвар, — еще несколько шагов, и я у цели!»

Он пребывал в том состоянии, которое всегда охватывало его в момент наивысшего напряжения сил и нервов. Казалось, мышцы становились более упругими и послушными, готовыми к действию — варвар запел бы, будь это возможно!

Стены тесного каменного подземелья вдруг словно раздвинулись, и он вновь ощутил себя маленьким мальчиком на напоенном запахами цветущем лугу, под ярким солнцем, увидел протянутые к нему руки матери, нежные и ласковые. Это была одна из немногих запомнившихся ему счастливых картин детства среди множества мрачных и тяжелых воспоминаний ранних лет. Может быть, этого вовсе и не было, и он сам придумал и держал в памяти эту сладостную сцену…

…Когда Конан с трудом разлепил глаза, он увидел прямо над собой несколько пар стройных загорелых ног, уходивших куда-то ввысь, к каменному своду. Киммериец попытался повернуть голову, но не смог: она была с двух сторон сжата шершавыми деревянными колодками. Он также не мог пошевелить ни рукой, ни ногой: в запястья и лодыжки впивались жесткие кожаные ремни. Обнаженная спина ощущала сырость холодного каменного пола.

— Очнулся, дружок? — Над ним склонилось женское лицо с темными немигающими глазами.

Волосы женщины — черные, такие же густые и слегка вьющиеся, как у него самого, были коротко острижены и делали ее похожей на стигийку. Сходство усиливали полные губы и сильно загорелое лицо с небольшим шрамом над левой бровью.

Киммериец вращал глазами, стараясь понять, где он и что с ним происходит, но видел только обступивших его женщин в коротких кожаных штанах.

— Ты слышишь меня? — Удар в низ живота заставил варвара вздрогнуть, все тело, распятое, как кожа для просушки, пронзила резкая боль.

— Поставьте его на ноги, — скомандовала черноглазая женщина.

Что-то заскрипело, и Конан почувствовал, как его тело начало подниматься, и скоро он уже стоял, точнее, висел, привязанный к деревянному помосту, а перед ним в довольно обширном, но невысоком помещении с одним небольшим оконцем стояли шесть амазонок и о чем-то переговаривались, но их голоса звучали невнятно, поскольку уши варвара были закрыты деревянными планками.

«Попался! — пронеслось в мозгу Конана. — Как же это я мог проморгать их?»

Киммериец не мог вспомнить, что с ним произошло. Последнее, что осталось у него в памяти — он шел по подземному коридору, а потом вдруг почему-то возникли картины детства…

«Нергал мне в кишки! — осенила его мрачная догадка. — Колдовство, не иначе! Когда же это все кончится?!»

Одна из женщин подошла к нему и, приподнявшись на носках, раздвинула планки, сжимавшие его голову.

— Что тебе надо в нашем храме, свинья? — спросила его женщина с черными глазами. По всей видимости, она была здесь главной.

Варвар лихорадочно соображал, что бы такое придумать, но времени на размышления ему не дали.

— Освежи его память, Мерл! — скомандовала старшая.

Одна из амазонок взмахнула многохвостой плетью, и Конан почувствовал, как ее концы ожгли его бедра и низ живота. Наверное, в кожаные ремешки были вплетены кусочки металла. Он стиснул зубы, чтобы не закричать. Женщина нанесла удар мастерски, ее умению могли бы позавидовать даже иранистанские палачи, известные тем, как лихо умели орудовать бичом.

— Еще! — послышался голос черноглазой.

Плеть взвилась вновь, и киммериец едва не взвыл, но, собрав всю волю, сдержался.

— Осторожней, не отбей его сокровище, — рассмеялась старшая, и все подхватили ее хохот. — Хороший самец, крепкий. Правительница Энида будет довольна. Ну! Кто же ты? — вновь обратилась она к киммерийцу. — Немой, что ли? Азельма, проверь!

Одна из женщин подошла к варвару и ножом раздвинула его зубы.

— Язык есть, госпожа Мэгенн! — объявила она.

— Раз есть, рано или поздно заговорит. Дай-ка ему еще пару раз…

Пытка продолжилась. Женщины с интересом рассматривали Конана, который, насколько позволяли путы, дергался под ударами плети. При этом амазонки отпускали такие замечания по поводу особенностей его телосложения, что их непристойности могли бы поучиться портовые грузчики Аграпура.

Правда, киммерийца не волновали их злые шутки: тело покрылось потом, смешанным с кровью, он едва терпел жалящие удары плети.

— Достаточно! — почти теряя сознание от боли, услышал он голос женщины, которую назвали госпожой Мэгенн. — Забьешь до смерти, а он нам еще пригодится.

Женщины в последний раз бросили взгляд на Конана и, по знаку Мэгенн, вышли, оставив киммерийца распятым на доске. В его воспаленном мозгу лихорадочно метались мысли о спасении, но боль в истерзанном теле не давала сосредоточиться, и варвар впал в тяжелое забытье.

Глава четвертая

Лагерь отрядов был разбит как обычно: женщины в одном месте, гирканцы отдельно от них, шагах в ста, на большой поляне, чуть поднимавшейся по склону холма. Густой лес окружал их со всех сторон, и, для того чтобы враг не мог подобраться к стоянке, оба отряда назначали дозоры, уходившие далеко в чащу. Договорились, что гирканцы будут охранять свою, южную, часть лагеря, а амазонки, поскольку их гораздо больше, присмотрят за остальной местностью, в особенности ближе к озеру, за которым находился храм и единственная в этих глухих местах дорога, ведущая в глубь страны к их столице Барун-Урту.

Ингер, молодая амазонка, назначенная в караул, который заступал в сумерки, в очередной раз выслушала наставления командира и вместе с напарницей, красивой статной женщиной лет тридцати по имени Гнатена, направилась в лес. Они шли с предельной осторожностью, но все равно сменяемый дозор заметил их раньше, чем они подошли к месту встречи.

Ингер поняла это, когда ей в спину уперлось что-то острое, а затем из кустов, размахивая дротиком, со сдавленным смешком выскочила амазонка. Следом появилась ее подруга.

— Тебе все шутить, Майке! — недовольно проворчала напарница Ингер. — Все в порядке?

— Просто отлично! — подмигнув ей, ответила Майке, и Ингер вдруг почему-то показалось, что в их словах таится какой-то скрытый смысл.

— Удачи! — бросили амазонки на прощание, и через несколько мгновений скрылись в густых зарослях, тянувшихся почти до самого лагеря.

Ингер покрепче сжала дротик и проверила перевязь с коротким кофийским мечом — им удобнее всего было вести бой в зарослях. Ей хотелось не оплошать на первом в своей жизни боевом задании, девушка была напряжена, по телу время от времени пробегала легкая дрожь. Гнатена, наоборот, расслабленно опустилась на траву и, бросив рядом дротик, повернулась к молодой амазонке:

— Садись! И не забывай прислушиваться к тому, что происходит вокруг. Сама знаешь, в лесу уши оповестят об опасности быстрее, чем глаза. Тем более скоро стемнеет…

Девушка последовала примеру старшей подруги и присела рядом на маленький бугорок, вслушиваясь в тишину. Ночь обещала быть ясной, на смену заходившему солнцу уже выплыла луна, и ее светлый диск виднелся над вершинами деревьев. Теплый ласковый летний воздух струился между стволами и успокаивал. Скоро Ингер тоже прилегла на траву. Через некоторое время где-то вдали прокричал коростель. Напарница Ингер встрепенулась, замерла на мгновение, а затем скомандовала:

— Оставайся здесь, а я осмотрю окрестности!

Ингер кивнула и, сжав дротик, затаилась за кустом можжевельника. Гнатена, словно змея, бесшумно проскользнула между двумя березами и исчезла из виду. Крик коростеля повторился, и девушка услышала, как совсем недалеко от нее ухнул филин, будто отвечая пернатому собрату. Амазонки с раннего детства много времени проводили в лесу, собирая лесные плоды и ягоды, а потом и охотясь, они отлично знали голоса всех птиц, которые жили в лесах их страны. Снова пронзительно крикнул коростель, и Ингер почудилось в его пении что-то необычное.

«Что-то здесь не так, — решила амазонка и, нарушив приказ напарницы, пошла туда, где, по ее мнению, должна была сидеть птица. — Надо посмотреть, в чем дело».

Она двигалась медленно, почти ползком, прислушиваясь, как перекликаются пернатые певцы, и ее уверенность в том, что это могут быть вовсе и не птичьи голоса, все росла.

«Неужели? — обожгла ее мысль, и девушка приникла к земле, чтобы не выдать себя. — Голосом филина явно кричит Гнатена, значит, она подает сигнал тому, кто выдает себя за коростеля! Предательство!..»

Ингер была смелой девушкой, а годичное пребывание в одиночестве в лесу еще больше закалило ее характер, она нисколько не боялась и горела желанием узнать, что происходит. Она уже сложила руки, чтобы огласить лес криками сойки, но передумала.

Этот сигнал услышат другие дозорные, передадут в лагерь, и все поднимутся по тревоге. А если она все-таки ошибается?

«Но как только я их увижу, сразу же подам сигнал тревоги», — решила амазонка, подползая все ближе и ближе, как ей казалось, к напарнице, кричавшей голосом филина.

Она проползла еще немного и вдруг сообразила, что потеряла направление. Нет, она не свернула со своего пути, но птицы замолчали, и девушке было непонятно, куда идти дальше. Ингер приподнялась на колени, чтобы посмотреть вокруг сквозь ветви кустарника и стволы вековых деревьев. Лунный свет, сменивший вечерние сумерки, падал на широкие листья и замшелую кору деревьев и причудливыми тенями пятнал стволы и землю. Впереди что-то блеснуло. Ингер показалось, что она уловила какое-то движение.

«Ну и достанется же мне, если все это окажется только моей выдумкой, — подумала Ингер, и по ее спине, отзываясь на яркие воспоминания о девятихвостой плети, которой обычно наказывали нерадивых амазонок, пробежал легкий озноб. — Но раз уж я сюда залезла, надо до конца во всем разобраться».

Землю здесь покрывали кочки и бугры, и девушка поползла вперед на четвереньках: так было легче. Время от времени Ингер поднимала голову, внимательно глядела по сторонам, и ее подозрение, что впереди кто-то есть, постепенно перерастало в уверенность. Ей даже показалось, что она слышит приглушенные голоса и легкий смех. Девушка проползла еще немного, словно охотничья собака, высматривающая добычу, и взобралась на пологий; поросший низкой травой холм, за которым открывалась круглая маленькая полянка, не более десяти-пятнадцати шагов в длину. Сквозь переплетение стеблей густого кустарника, росшего на гребне, ей было плохо видно, что там происходит, и амазонка отвела в сторону ветку, стараясь не произвести ни малейшего шороха.

На всякий случай Ингер привстала на одно колено и сжала в правой руке дротик, готовая метнуть его при первом признаке опасности.

Она чуть не вскрикнула, когда увидела в десятке шагов от себя двух стоявших друг против друга людей.

Гнатена (в свете луны, заливавшем поляну, Ингер сразу узнала ее) была совершенно обнажена, ее руки скользили по телу мужчины: она стаскивала с него одежду, а он, положив руки ей на бедра, гладил их и прижимал женщину к себе.

— Ты мне мешаешь, — услышала Ингер сдавленный шепот своей напарницы. — Так я никогда не смогу раздеть тебя…

Мужчина тихо засмеялся и повернул голову в сторону бугра, с которого, затаив дыхание, наблюдала за ними девушка. Она, вздрогнув, замерла, боясь пошевелиться и выдать себя, но этот человек вряд ли был способен сейчас чувствовать что-либо, кроме близости подруги и ее горячих рук. В свете луны, пробивавшейся сквозь ветви деревьев, они походили на двух пятнистых животных, гибких и сильных.

Их движения были полны чувства, неведомого Ингер, которая превратилась в изваяние, не в силах ни шелохнуться, ни оторвать глаз от поляны.

Гнатена, наконец, справилась с последними застежками на одежде мужчины, и он, подняв ее на руки, повернулся спиной к наблюдавшей за ними девушке, которая дышала не менее жарко, чем любовники. Она часто-часто облизывала внезапно пересохшие губы и, вытянув шею, словно журавль, который выглядывает из тростника, чуть не наполовину вылезла из укрытия.

Мужчина (она теперь узнала и его — это был туранец, который пришел вместе с Конаном) опустил женщину на траву, и высокие стебли, словно полог, почти скрыли от Ингер обоих. Она вздрогнула и очнулась, но так и не смогла оторвать взгляд от того места, где колыхание травы выдавало присутствие пары, занимавшейся любовью. Иногда свет выхватывал плечо мужчины или руку женщины, или оба тела, сплетенные в объятиях, и вновь только жаркий шепот и прерывистое дыхание нарушали тишину спящего леса.

Девушка напряженно вслушивалась в новые для нее звуки, по ее телу перекатывались жаркие волны, а кожу покрыли мелкие капельки пота. На миг перед глазами Ингер промелькнул зал в пещере колдуна, где она, нагая, привязанная к каменному ложу, с ужасом глядела на приближавшегося к ней варвара.

Она вздрогнула, вспомнив охватившее ее тогда чувство отвращения к грязному самцу, и, переведя взгляд на обнаженных мужчину и женщину, которые в этот миг встали на колени, прижавшись друг к другу, удивилась.

«Неужели это другое?» — спросила себя Ингер, не в силах отвести глаз от двоих, пребывавших — она в этом не сомневалась — в полном блаженстве и неге.

Ее тело напряглось как тетива лука, отвердевшие соски, казалось, были готовы прорвать ткань рубахи, а кончики пальцев онемели. Ингер словно околдовали. Она отложила в сторону оружие, забыв, для чего пришла сюда. Неожиданно совсем рядом раздался легкий шорох, но амазонка почему-то не насторожилась, почувствовав на себе взгляд.

«Он видел все вместе со мной» — успела мелькнуть мысль, и щеки юной амазонки запылали от нахлынувшего стыда.

Ингер, не раздумывая, потянулась было к оружию, но молодой мужчина, скорее, даже юноша, сильными и цепкими руками схватил ее за плечи и резко дернул назад. Затем он перехватил правой рукой ее локти, а ладонью левой зажал рот. Это было, наверное, лишнее, потому что девушка, завороженная необыкновенным зрелищем, вряд ли смогла бы даже вскрикнуть. Однако, придя в себя от замешательства, вызванного неожиданным нападением, она коленом попыталась ударить противника в живот, но тот увернулся, на миг, ослабив хватку. Этого оказалось достаточно, чтобы Ингер вырвала правую руку и вцепилась ему в горло. Юноша начал разжимать ее пальцы, амазонка схватилась за рукоять меча и, сцепившись в объятиях, не менее крепких, чем та пара на поляне, — они покатились вниз, к подножию холма.

Гнатена и Давас, скрытые гребнем и слишком занятые друг другом, чтобы обращать внимание на что-либо еще, не слышали шума борьбы.

— Я не смогу без тебя, — сказала женщина, потягиваясь всем телом под взглядом Даваса, который восхищенно смотрел на нее. — Теперь мне понятно, почему Акила…

— Акила? — переспросил Давас. — Ваша правительница?

— Да… — задумчиво произнесла Гнатена. — Я хочу сказать, что понимаю ее, хотя раньше осуждала…

— Ты осуждала свою правительницу за то, что она встречалась с отцом своего ребенка? — Давас кое-что слышал об Этельвульфе и Акиле от киммерийца. — Как это было?

— Никто точно не знает, — ответила Гнатена, — даже Паина, хотя она самая близкая подруга правительницы. Говорят, этот асир, Этельвульф, случайно оказавшись недалеко от этих мест, встретил своего сына. Тогда, узнав от него, что Акила жива, он пришел в столицу. Как он пробрался в город — неизвестно. Мне рассказывали, что он иногда приходил во дворец, а иногда они встречались в одном из селений, где была небольшая резиденция правительницы. Это продолжалось долго… Наверное, полгода.

— А как сюда попал их сын? — спросил туранец. — Где он жил все это время?

— Я и этого точно не знаю, — ответила амазонка. — Говорят, в то время он жил в одном из храмов где-то на севере, а Акила и Этельвульф тайно навещали его.

— Ну и что же они думали делать дальше?

— Понятия не имею. — Гнатена подвинулась поближе к Давасу. — Во всей этой истории много таинственного и непонятного для непосвященных, но одно я теперь знаю твердо: правительница ни в чем не виновата. Мы неправильно жили раньше.

— Ты быстро обратилась в новую веру, — вновь обнимая ее, усмехнулся Давас. — Совсем перестала чтить заветы предков. Впрочем, не могу сказать, что мне это не по вкусу.

Ингер опрокинулась навзничь, а ее противник сел на нее верхом, коленями придавив руки амазонки к земле. Она, выгнувшись всем телом, попыталась ногами скинуть его, но ничего не вышло: юноша был явно сильнее. Он приложил палец к губам, показывая тем самым, что хочет, чтобы она не шумела, потом протянул руку к ее талии и выхватил из ножен кофийский меч.

— Тихо! — шепотом предупредил ее юноша. — Я не сделаю тебе ничего плохого.

Он ослабил захват, и Ингер присела, поджав под себя ноги и настороженно глядя на незнакомца. Без оружия она не могла сопротивляться, да и, бросив короткий взгляд на противника, поняла, что ей вряд ли бы помогло умение владеть мечом.

Юноша был без рубахи, и его могучие мускулы напомнили ей киммерийца, которого она видела в подземелье колдуна, а потом в отряде гирканцев. Да и ростом он, пожалуй, не уступал варвару. Русые с рыжим отливом волосы обрамляли красивое лицо со светлыми глазами, оттенок которых Ингер не могла разглядеть в призрачном свете луны. Юноша был, наверное, ее лет или чуть постарше.

Она не могла определить его возраст, потому что до последнего времени почти не видела мужчин. В стране амазонок рождающихся мальчиков убивали, а тех мужчин, которые предназначались для продолжения рода, обычно увозили в отдаленные храмы, и, кроме женщин, которые должны были стать матерями да служительниц богов, их никто больше не видел. Только попав в подземелье колдуна Чойбалсара, Ингер впервые увидела мужчин, а потом Конана и гирканцев Тайрада.

Амазонка не мигая смотрела на юношу, чувствуя почему-то не страх, а, скорее, любопытство. Он тоже пристально глядел на нее. Ингер поймала его взгляд и поняла, что во время схватки ее одежда изрядно истрепалась и она сидит перед мужчиной почти голая.

Второй раз за эту ночь ее лицо вспыхнуло от смущения. Ингер стянула рукой полы разорванной туники и чуть отодвинулась от юноши, но в тот же миг почувствовала, что ей этого не хочется.

— Не бойся, — успокаивающе повторил незнакомец. — Мое имя Вульф. Я сын вашей правительницы Акилы. А кто ты?

— Я Ингер, из отряда Паины, — ответила девушка и вновь удивилась своим ощущениям: ей вовсе не было противно разговаривать с мужчиной, хотя их всегда учили ненавидеть самцов.

— Паины? — недоверчиво переспросил юноша. — Она здесь?

— Да, наши отряды недалеко отсюда. Мы пришли, чтобы вызволить правительницу из плена.

— Ясно, — ответил Вульф, и Ингер почувствовала в его голосе облегчение. — У тебя не найдется что-нибудь поесть? — неожиданно спросил он.

— Нет, — развела руками Ингер, отпустив полы туники, но, тотчас спохватившись, вновь попыталась прикрыть наготу. — Но я могу отвести тебя в лагерь.

— Я три дня не ел, — совсем по-детски признался Вульф. — С тех пор, как убежал из-под стражи. Люди Эниды схватили нас, но мне удалось вырваться, и вот несколько дней я скитался по этим чащам. Я слышал, что Паина ушла за девушками, находившимися в лесу, но не знал, куда именно и когда вернется.

— Как ты вообще попал к нам? — спросила Ингер, которая уже совсем оправилась от смущения.

— Ну, все было не так просто, — усмехнулся Вульф. — Ты ведь знаешь, у вас принято убивать мальчиков, когда они появляются на свет. То же вы делаете и с мужчинами, после того как они становятся вам не нужны. Верно?

— Да, — кивнула амазонка, и впервые в жизни почувствовала легкое беспокойство, словно их обычаи были дурными.

— Да, — передразнил ее юноша. — И никто никогда не задумывался, зачем вы так поступаете.

— Мы… — попыталась ответить Ингер.

— Моя мать первая отважилась нарушить обычаи, — не дослушал ее Вульф. — Родив мальчика, она не дала убить меня и помогла бежать моему отцу.

— Где же ты был до сих пор?

— Меня воспитывала семья из Бритунии. Они были мне как отец и мать и никогда не рассказывали, кто я на самом деле.

— Но как же ты узнал?..

— Случайно, — ответил юноша. — Мой отец родом из Асгарда, его имя Этельвульф. Он самый могучий воин на всем севере, а может быть, и во всей Хайбории, — гордо добавил он.

— Могу себе представить, — произнесла Ингер, глядя на выпуклые мускулы юноши, который, к ее удивлению, нравился ей все больше и больше.

— Да, — усмехнулся Вульф. — Он почти такого же роста, как я, но сильнее, — вздохнул он. — Все-таки он настоящий мужчина, воин, а я пока еще многого не умею.

— У тебя есть время научиться, — с неожиданной для себя теплотой сказала амазонка и, испугавшись своего порыва, замолчала, опустив голову.

— Ты думаешь? — с надеждой спросил Вульф.

Его светлые глаза блеснули, и он продолжил:

— Мы с отцом даже ничего не знали друг о друге и встретились случайно. Я же говорю, меня воспитывала бритунская семья. Однажды воинский отряд во главе с моим отцом проходил по нашей деревне, и мы увидели друг друга. Все сразу заметили, — поднял он голову, — как мы похожи. Они просто остолбенели, представляешь? — Он схватил ее за руку и посмотрел прямо в глаза. — И мы тоже, и отец, и я. Ты знаешь, что такое зеркало? — неожиданно спросил он.

— Знаю, — неуверенно произнесла Ингер, чувствуя тепло его руки. Ей хотелось, чтобы он не отнимал ладонь как можно дольше.

— Наверное, ни разу и не видела, — усмехнулся Вульф. — Это такое стекло, в котором ты видишь свое отражение, как в воде, но только гораздо яснее. У нас в деревне у старосты было зеркало, он привез его из дальнего путешествия, так все ходили смотреть на себя. У вас такую штуку не встретишь, — несколько высокомерно добавил он. — Дикая страна.

— Зачем нам эти игрушки? — с вызовом ответила девушка, выдергивая руку. — Они ведь не помогают охотиться или воевать!

— Верно, — согласился Вульф. — Но ты можешь увидеть в нем свое лицо и узнать, красивая ты или нет.

— Красивая? — повторила Ингер. — А зачем это?

— Глупая! — воскликнул Вульф. — Чтобы понравиться… Ах да, — остановился он, и в его голосе послышалась досада. — Ведь вы…

— Что мы? — спросила девушка.

— Да ладно, — махнул он рукой, — тебе этого не понять. Из ваших женщин никто не поймет. Только моя мать… — Юноша замолчал.

— А я красивая? — неожиданно вырвалось у Ингер.

— Ты? — Он пристально посмотрел на нее. — Ты очень красивая, красивее всех девушек, которых я когда-либо видел.

— Да? — переспросила она, стараясь казаться равнодушной, но в глубине души была несказанно рада тому, что нравится юноше.

— Очень, — горячо повторил Вульф.

В это мгновение послышался тихий свист. Это Гнатена условным сигналом сообщала о том, что вернулась. Молодые люди, вздрогнув, отпрянули друг от друга.

— Спрячься пока, — шепнула Ингер. — Я расскажу напарнице, что встретила тебя, и она решит, что делать.

Юноша нырнул в кусты, но тут же появился вновь.

— Возьми свой меч, — протянул он ей клинок. — И ничего не бойся: я здесь, рядом.

Ветви чуть колыхнулись, и он исчез. Ингер свистнула в ответ, и вскоре рядом с ней появилась Гнатена. Даже в темноте было видно, как блестят ее глаза.

— Все в порядке, — сообщила она. — Никого вокруг нет. Ты что это такая взбудораженная? — заметила она. — Что-нибудь произошло?

Девушка рассказала ей обо всем, умолчав, разумеется, о том, что видела на поляне.

— Как же ты не услышала его? — возмутилась Гнатена. — Почему не подала сигнал тревоги?

— Я не хотела поме… — запальчиво воскликнула Ингер, но тут же оборвала себя на полуслове.

— …Помешать? — договорила за нее подруга. — Кому? — Она резко повернула девушку лицом к свету — Ты видела? — В голосе Гнатены звучала надежда, что она ошибается.

— Да, — беззвучно выдохнула молодая амазонка.

— Все? — упавшим голосом спросила женщина.

— Не знаю, — смущенно ответила Ингер. — Потом он на меня напал, и…

— Боги! — с отчаянием воскликнула Гнатена. — И он тоже видел?

— Наверное, — опустила голову девушка. — Я даже не заметила, когда он появился.

— Ты не расскажешь об этом Паине? — попросила напарница. — Знаешь, что меня ждет? Умоляю, — она схватила девушку за руку, — не выдавай меня!

— Зачем мне доносить на тебя? — Ингер неожиданно резко вырвала руку. — Не бойся, я этого не сделаю, — прибавила она уже мягче.

— Спасибо, — обняв ее, прошептала Гнатена. — Если бы ты знала… — Она замолкла, а потом тихо спросила: — Где он?

— Здесь. Вульф! — обернувшись к кустам, негромко позвала Ингер.

Послышался шорох ветвей, и на поляне появился юноша.

— Ты действительно сын Акилы? — спросила Гнатена, но, взглянув на него пристальней, сама же и ответила: — Вижу, ты похож на нашу царицу. Бедняжка, сейчас мы тебя отправим в лагерь. Но к мужчинам, — усмехнулась она. — Так будет лучше.

Гнатена сложила ладони, и по лесу разнеслось уханье филина. Вскоре вдали послышался голос коростеля. Ингер усмехнулась. Женщина, взглянув на нее, все поняла.

— Значит, ты что-то заподозрила потому, что я не точно подражаю голосу птицы?

Ингер только кивнула в ответ. Гнатена сокрушенно покачала головой и вновь повторила крик филина. Ответ раздался снова, уже ближе, и на поляну вышел Давас.

— Что случилось? — шепотом спросил он, с некоторым подозрением глядя на Ингер и Вульфа.

— Это свои, — успокоила его Гнатена. — Отведи к Тайраду этого мальчугана. Он сын нашей правительницы, уже несколько дней скитается по лесу. Видишь, какой голодный и оборванный. Завтра расскажем обо всем Панне.

— Ничего себе мальчуган! — По губам Даваса, который был почти на голову ниже Вульфа, скользнула добродушная усмешка. — Пойдем, — кивнул он юноше. — Отведу тебя к нашим. Обогреешься и подкормишься, это я тебе обещаю. Ну, до встречи, — кивнул он подруге.

— До встречи. — Вульф повернулся к Ингер, которая только молча кивнула ему.

— А ты ему приглянулась! — обняв за плечи немного смутившуюся Ингер, сказала напарница, когда шаги мужчин затихли вдали. — Каков зверь! — восхищенно добавила она. — Не уступит статью даже Конану.

— Конан уже старый… — только и смогла ответить Ингер.

— Глупенькая! — засмеялась Гнатена. — Впрочем, ты по-своему права. Вам все люди нашего возраста кажутся стариками. Наверное, и моей дочке тоже, — добавила она и вздохнула.

Глава пятая

Киммериец с трудом разлепил глаза. Тело налилось бесконечной тупой болью. Он был все еще привязан к деревянной доске, временами впадал в забытье и, очнувшись, не понимал, где находится. Варвар уже потерял счет времени, ему казалось, что он висел здесь распятым всегда. Внезапно Конану показалось, что открываются двери, но эти звуки столько раз уже возникали в его воспаленном мозгу, что он перестал обращать на них внимание.

Однако на этот раз все было наяву. В каморку в сопровождении двух женщин, вооруженных короткими мечами, вошла Мэгенн.

— Ну что, вспомнил, кто ты такой? — спросила амазонка и, не дождавшись ответа, коротко бросила: — Развяжите!

Когда женщины ножами перерезали удерживавшие киммерийца ремни, он упал, не в силах шевельнуть ни рукой, ни ногой.

— Это тебя научит хотя бы немного уважать нас, Конан из Киммерии! — усмехнулась Мэгенн, наблюдая, как варвар тщетно пытается встать на ноги, опираясь на локти.

Услышав свое имя, Конан вздрогнул и медленно поднял голову.

— Удивлен? — засмеялась женщина. — Кто же у нас не знает спасителя Акилы? Один раз ты уже помог ей победить сестру и вновь взойти на трон, а теперь, похоже, намереваешься повторить это. Верно?

Киммериец попытался кивнуть в знак согласия, но у него это плохо получилось.

— На цепь его! — распорядилась Мэгенн. — Вставай!

Варвар, наконец, с трудом поднялся. Ему завели руки назад и, надев на сложенные вместе запястья обруч, пропустили цепь между ногами и накинули петлю на шею. Чтобы цепь не душила его, он вынужден был наклониться, но тогда удержать равновесие можно было, лишь согнув ноги в коленях.

— Пошли! — раздалась новая команда, и одна из женщин натянула свободный конец цепи.

С трудом передвигая ноги, Конан почти на корточках последовал за ней.

— Ха-xa! — залилась веселым смехом Мэгенн. — Смотрите, точь-в-точь косолапый медведь!

Они миновали длинный полутемный коридор и стали подниматься по лестнице, что было чуть легче, чем идти по прямому полу. Пройдя пару маршей, они оказались в просторном зале, в дальнем конце которого на помосте, покрытом звериными шкурами, восседала женщина в богатом убранстве. Варвар сразу же узнал ее — это была Энида. Когда-то она командовала одним из отрядов войска амазонок, выступавших на стороне Акилы. Теперь, как он знал, положение изменилось. Энида вот-вот провозгласит себя правительницей амазонок.

— Вот этот дикарь, правительница! — Мэгенн, поклонившись, приблизилась к помосту. — Мы к твоему приезду немного вправили ему мозги, чтобы понимал, что к чему.

Энида весело улыбнулась — не ему, а просто так, видно, от полноты чувств, и варвар заметил, что она изрядно пьяна.

— Да уж вижу! — рассмеялась Энида. — Славно поработали, только вот шкуру ему сильно попортили. Ты не перестаралась? Он еще годен для дела?

— А как же! — отозвалась Мэгенн. — Я знала, что такой зверь нам еще пригодится.

— Хм! — с интересом разглядывая варвара, будто видела его впервые, буркнула правительница. — Ты права, самец подходящий. Я еще тогда, три года назад, могла это понять.

Киммериец, согнувшись, исподлобья наблюдал за ними. К нему возвращалась ясность мыслей, но жажда сильно мучила его и мешала сосредоточиться.

— Послушай, Энида, — прохрипел он. — Я с удовольствием повеселюсь вместе с вами, только дай сначала глоток воды!

Тут же он получил увесистый удар от стоявшей сзади прислужницы. Она шлепнула его плашмя мечом, и варвар почувствовал, как лопнула кожа и потекла кровь.

— Не забывайся, раб! — прошипела Мэгенн. — Заговорил, надо же!

— Дайте ему напиться, — усмехнулась Энида. — Пусть не думает, что мы такие уж жестокие.

Прислужница принесла кружку с вином и поставила ее на пол перед Конаном. Руки варвара были скованы за спиной, поэтому он встал на колени и сначала, как собака, лакал вино, а потом, схватив кружку зубами, опрокинул остаток в глотку.

— Ловко! — засмеялась правительница. — Еще хочешь?

Киммериец кивнул. Вино прекрасно освежило его, и он решил вести себя тихо, чтобы не нарываться на лишние неприятности.

«Дальше видно будет, — подумал он. — Если уж попался, как желторотый юнец, придется не спешить. Случай всегда представится, надо только его не проморгать».

Варвар расправился со второй кружкой и почувствовал, что, когда жажда отступила, его начинает одолевать зверский голод. Неизвестно, сколько он провисел в этой каморке, может быть, и не один день.

— Теперь, правительница, не прикажешь ли ты меня накормить? — смиренно обратился он к Эниде.

— До чего же мы так дойдем? — расхохоталась она. — Наешься, а потом и женщину захочешь, наверное? А?

Все присутствующие в зале тоже рассмеялись, кроме киммерийца, которому было совсем не весело.

Энида кивнула, и перед киммерийцем поставили блюдо с кусками мяса. Он снова встал на колени и, как животное, принялся рвать его зубами. Конан действительно походил на зверя: громадный, с копной черных спутанных волос и засохшими потеками крови на голом теле, он алчно отгрызал мясо от костей, урча от удовольствия. Его мало заботило, что о нем думают окружающие. Главное, надо было успеть набить брюхо, пока неожиданное расположение правительницы не сменилась вспышкой гнева.

Он оказался прав. Блюдо еще не опустело, а прислужница, видимо по знаку госпожи унесла остатки пищи. Варвар тщательно облизал перепачканные жиром губы и только тогда взглянул на Эниду. Она разговаривала вполголоса с Мэгенн, но, заметив движение киммерийца, повернула к нему голову.

— Что будем делать с ним, Мэгенн? — спросила правительница, позевывая.

По ее лицу было заметно, что пирушка продолжалась уже довольно долго, и властительница несколько притомилась.

— Как обычно? — склонила голову Мэгенн.

— Хм! Нет, пожалуй, не стоит, — потянулась правительница. — Сейчас война, не до потомства. Хотя… — Она задумалась на мгновение. — Пусть. Оставь его пока при себе. Этих мы скоро перебьем, может, тогда он нам и понадобится.

— Хорошо, повелительница, — вновь склонила голову Мэгенн, и во взгляде, направленном на него, варвар уловил хищный блеск, словно в лесной чаще мелькнули глаза голодного волка.

— Устала я что-то… — снова потянулась всем телом Энида. — Пойду, пожалуй, отдохну.

Она, пошатываясь, встала, и Мэгенн почтительно подхватила ее под руки.

— Да, вспомнила, — зевнула правительница. — Чтобы зря пищу не переводить, используем его завтра. Выживет, его удача, а нет — и пес с ним. Самцом больше, самцом меньше, какая разница? Или не так? — хихикнула она, поворачиваясь к Мэгенн.

— Разумеется, госпожа, — ответила та.

— Вот именно, — прервала ее Энида. — А сейчас немедленно спать, меня уже ноги не держат.

Она забросила руку на шею Мэгенн и, почти повиснув на ней, покинула зал. Варвар внимательно следил взглядом за уходившими женщинами.

«Что это с ней сталось? — недоумевал он. — Такая крепкая была девица. Спилась, что ли, от безделья? Совсем нет порядка у этих амазонок!»

Ему встречались, и нередко, мужчины, которых страсть к вину превращала в жалкую тень когда-то могучих воинов, но чтобы такое происходило с женщиной? Все же не какая-то там портовая шлюха…

Его раздумья прервал голос прислужницы:

— Пойдем, раб!

Вновь натянулась цепь, и киммерийца повели обратно по лестнице, потом по коридору, но уже в другую каморку. Его втолкнули внутрь, и дверь с лязгом захлопнулась. Конан пристроился на соломе, наваленной в углу, и тотчас провалился в глубокий сон.

Глава шестая

— У тебя есть дочка? — удивленно спросила Ингер.

— Да, — ответила Гнатена. — Во всяком случае, когда я родила ребенка и кормила полгода грудью, она была жива и здорова. Вот второй был мальчик, — вздохнула она.

— Понимаю, — кивнула девушка.

Когда у амазонок рождались дети, мальчиков сразу убивали, а девочек первое время держали вместе с матерями, но потом забирали от них, и они воспитывались со своими сверстницами под присмотром воспитательниц. Женщины возвращались к своим делам и больше никогда не встречались с дочерьми. Никто не знал своих родителей, а родители не знали детей. Правда, иногда сходство двух женщин бросалось в глаза, и это могло породить соответствующие сложности, но служительницы храмов и отряды стражи зорко следили за этим и тотчас же их разделяли: одну из женщин отправляли в другую деревню или в дальний отряд, чтобы они больше не встречались друг с другом. Так было с незапамятных времен, и амазонки воспринимали все это как само собой разумеющееся. Иногда, конечно, бывало, что материнский инстинкт проявлялся с особой силой, но тогда правители сурово наказывали непокорную. Ей могло повезти, и тогда она отделывалась поркой и заточением в темницу, но столь же вероятно она могла распроститься с жизнью во время церемониальных жертвоприношений.

Исключение в стране амазонок было сделано для царствующего дома: правительницы, ее сестер, если они были, а также для высших служительниц храмов, командиров больших отрядов, заодно исполнявших роль наместниц в городах и подчиненных им деревнях — в общем, для знати. Поэтому такие понятия, как мать, дочь или сестра могли применяться только в высшем обществе, а остальные амазонки были просто женщинами — охотницами, воительницами, прислужницами.

Другие дела, также необходимые для жизни: строительство домов и крепостей, прокладка дорог, шитье одежды и заготовка пищи на зиму — выполнялись всеми сообща под руководством старших женщин, которые кое-что смыслили в этом и потому считались носительницами знаний. Но прежде всего амазонки должны были быть храбрыми, выносливыми, умелыми воительницами, великолепно владеть копьем, дротиком, пращой и кинжалом. Воительницы считались высшей кастой, все стремились стать ими, и лишение звания воина за какую-либо провинность считалось среди амазонок самым суровым наказанием. Все девочки с раннего возраста обучались искусству обращения с оружием и верховой езде, умению найти пропитание в лесу и защититься от холода и снега. Страна амазонок была суровым краем, и таким же был характер большинства населявших ее женщин, что, ко всему прочему, умело поддерживалось служительницами богов и командирами.

Все здоровые женщины (а других в стране не было, потому что рожденных с какими-нибудь изъянами тут же убивали, как и мальчиков) независимо от положения и происхождения должны были выполнить Главную Обязанность. Она состояла в том, что один или два раза в жизни женщина проводила время с мужчиной, чтобы не исчез род отважных воительниц, и не оскудела их земля. Других отношений с самцами, как презрительно именовали мужчин амазонки, у суровых обитательниц Северных Холмов — так они называли эти покрытые густыми лесами горы, рассеченные долинами с множеством озер и полноводных рек, — не было. Мужчина считался грязным, презренным и бесполезным существом, годным лишь для продолжения рода, гладиаторских боев во время праздников да тяжелых работ на строительстве пограничных укреплений и добыче камня, причем правительницы старались, чтобы это происходило как можно дальше от селений амазонок.

Меньше встречаются — меньше соблазнов, так считали женщины из знати и были совершенно правы, потому что многие из них исполняли Главную Обязанность несколько чаще, чем предписывалось обычаями, и бывало, что мужчина, прежде чем попасть в Зал Таинства, где должен был дать начало новой жизни, долгое время проводил в храме у старших служительниц, которые определяли его пригодность к этому чрезвычайно важному делу.

Некоторые проверявшие, случалось, входили во вкус, но обычно тайная служба и знатные амазонки старались не оповещать об этом остальных, если, конечно, не преследовали каких-то других целей. Вот когда сведения о проступках соперницы можно было использовать в продвижении наверх или, что бывало нередко, в борьбе за трон — тогда весь поток обвинений выплескивался в общество, которое обычно горой вставало за сохранение обычаев и традиций.

— Я хочу спросить, — неуверенно начала Ингер. — Мне показалось… Показалось, что быть с мужчиной… — Она замялась, но Гнатена пришла ей на помощь:

— Доставляет удовольствие?

— Да, — смущенно кивнула девушка. — Но почему же тогда воспитательницы нам говорили…

— Ты еще девочка, — погладила ее по плечу Гнатена. — Но я тоже была такой, и когда дважды была в Зале Таинства, ничего, кроме отвращения и боли, не чувствовала.

— Как же ты тогда… — начала Ингер.

Она знала по рассказам подруг, которые, в свою очередь, знали это от других, что ничего хорошего в Зале Таинства для большинства женщин не происходило, хотя появлялись слухи, что некоторым якобы нравилась Главная Обязанность. Девушки до пятнадцатого года воспитывались отдельно и только после Испытания почти сразу же отправлялись в один из храмов для совершения Главной Обязанности, а уже потом вливались в общество.

— Это совсем другое! — мечтательно произнесла Гнатена и некоторое время молчала, видимо вспоминая о Давасе. — Этот человек научил меня испытывать удовольствие, и теперь меня можно назвать отступницей. — Она повлажневшими глазами почему-то с вызовом посмотрела на Ингер.

— Мне кажется, — тихо сказала девушка, — что я немного понимаю тебя.

— Понимаешь? — удивилась Гнатена. — Ну, разве что чуть-чуть… — Она ласково улыбнулась напарнице. — Я уверена, этого нельзя понять до конца, если не ощутишь сама. Я поделюсь с тобой одной тайной… — Она наклонилась к уху Ингер, хотя вокруг не было ни души. — Многие женщины из нашего отряда поступают так же, как и я.

— Да ты что? — чуть не подпрыгнула девушка.

— Тихо! — приложила палец к губам Гнатена. — Сама понимаешь, что за это нам может быть. Когда мы ждали вас, рядом с нами остановился отряд Тайрада, и Паине, — она почти беззвучно рассмеялась, — Паине пришла в голову великолепная мысль, что неплохо бы нашим женщинам научиться стрелять из лука, как гирканцы. С этого все и началось… — Она счастливо улыбнулась. — Я вот что тебе скажу. Все наши воспитательницы и служительницы храмов врут и морочат нам головы. «Это плохо, это скверно!» — скривив губы, передразнила она кого-то. — Конечно, раньше я им верила. А теперь и представить не могу, как жила до сих пор…

— Но ты же была в Зале Таинства?

— Глупышка, — покачала головой Гнатена. — Это совсем другое. Когда меня в первый раз привезли в храм, не в Ульменский, в другой, за Холмами, я думала так же, как и ты, да и все девушки тоже. Мы только что прошли Испытания. Тогда наши женщины взяли в плен нескольких ваниров. Это я теперь понимаю, какими могут быть мужчины, — амазонка усмехнулась, — а тогда мне было просто страшно… Да и противно. Нам ведь все уши прожужжали, что самцы мерзкие, грязные…

— Страшно? — переспросила Ингер.

— Да, — кивнула Гнатена. — Нас сначала осмотрели храмовые служительницы, потом несколько дней мы жили в кельях, нас хорошо, очень вкусно кормили, но все равно было как-то неуютно и тревожно. В день исполнения Обязанности нас привели в Зал. Было нас… — Она задумалась, припоминая. — Трое. Да, трое, — уверенно закончила женщина и взглянула на Ингер, которая во все глаза смотрела на нее. — Ты ведь об этом не знала?

— Нет, — замялась девушка. — Я слышала про Зал, что там происходит, но как это все…

— Так вот, — продолжала Гнатена, — в Зале было несколько каменных постаментов, покрытых шкурами, и вокруг них огороженное перилами возвышение. Там сидели старшие воспитательницы. Нас раздели и приказали лечь на ложе, а потом привязали руки и ноги к кольцам, вделанным в камень.

— Совсем, как меня! — сорвалось с губ Ингер.

— Тебя? Где?

— В подземелье у колдуна. — И девушка рассказала Гнатене все, что приключилось с ней в подземелье.

— Говоришь, он не смог? — переспросила женщина, давясь от смеха.

— Да, — засмеялась в ответ Ингер. — Я плохо помню, но колдун дал ему что-то выпить, и все вот так получилось, а потом старик сказал, что допустил ошибку.

— И что дальше?

— Дальше ничего. Колдун велел своим слугам увести его, а меня отвязали и отправили обратно к остальным девушкам.

— А потом?

— Прошло совсем немного времени, и киммериец — это мы потом узнали, что он из Киммерии, никогда раньше не слышала о такой стране… Он показал нам лестницу. Мы убежали… Вот и все.

— Тебе, считай, повезло, — выслушав девушку, заметила Гнатена. — Со мной было хуже. Они тоже, наверное, дают мужчинам какое-то снадобье, но оно действовало совершенно наоборот. Мне попался здоровенный ванир. Не такой, конечно, как твой Вульф, — засмеялась она, — а настоящий зверь…

— Почему это мой? — смутилась Ингер, но слова женщины неожиданно оказались ей приятны.

— Твой, твой, — махнула рукой Гнатена, — у него чуть глаза из орбит не вылезли, когда он смотрел на тебя. Ну ладно. Слушай дальше. — Она помрачнела. Видимо, эти воспоминания были ей крайне неприятны. — Он набросился на меня, как жеребец. Ты видела, как это происходит у животных?

— Угу, — опустила голову девушка.

— Вот так и со мной. Я даже закричала. Мне казалось, он разорвет мое тело пополам. А эти на возвышении смеялись и подбадривали его и еще двоих криками — одновременно со мной на соседних ложах были привязаны мои подруги.

— А потом?

— Когда этот великан слез с постамента, воспитательница осмотрела меня и сказала, что все хорошо. Затем через день меня еще раз отдали на растерзание этому же ваниру, и на этом все закончилось.

— Все?!

— Да, — ответила Гнатена. — Через месяц, когда стало ясно, что ребенок будет, меня и других, таких же, как я, оставили в храме. Я побыла с моей девочкой полгода, и больше ее никогда не видела. Да уж и не увижу… — грустно вздохнула женщина.

— А вдруг… — попыталась утешить ее Ингер.

— Нет, — покачала головой женщина. — Я и узнать ее не смогу, столько уже лет прошло…

Раздался тихий свист.

— Смена идет. — Гнатена приподнялась с травы и ответила условленным сигналом. — Возвращаемся в лагерь, подружка.

Глава седьмая

Поспать, как следует, варвару не пришлось. Загремели засовы, и стражница, просунув голову в камеру, коротко бросила:

— Вставай, тебя зовет госпожа.

Конан резко вскочил, забыв о цепи, но она немедленно напомнила о себе, впившись в тело.

«Мерзавки! — проворчал про себя киммериец. — Нергалово племя!»

Стражница взяла конец цепи, и варвар поплелся за ней снова на полусогнутых ногах, проклиная в душе изобретательность амазонок, знавших толк в пытках. Впрочем, путь оказался недолгим, они свернули за угол коридора и вошли в низкое помещение, откуда тянуло запахом горевших углей.

«Это еще что? — спросил себя Конан. — Кузница, что ли?»

Однако он ошибся. В комнате находились три женщины: две стражницы с мечами и еще одна, в кожаном фартуке. Она повернулась к жаровне, на которой лежали раскаленные металлические прутья, и киммериец на мгновение залюбовался линией ее спины и округлостью ягодиц, потому что фартук был надет прямо на голое тело.

«Аппетитная! — причмокнул варвар. — Но мне совершенно не нравится то, что эта девица сейчас со мной сделает. В пыточную привели, не иначе. Чего же эти девки хотят от меня?»

Ему приказали встать в угол и надели на крюк обруч, скреплявший его руки. Заскрипел ворот, и Конан повис в воздухе, едва касаясь носками пола.

— Что вам от меня нужно? — прохрипел он.

Женщины молча смотрели на него, словно не слышали вопроса.

— Вы что оглохли, суки?! — загремел варвар, но и на его крик они не обратили ни малейшего внимания.

В коридоре послышались шаги, и в камеру вошла Мэгенн. Она мельком взглянула на висевшего под перекладиной киммерийца и уселась на покрытую малиновой накидкой скамейку.

— Свободны, — кивнула она стражницам.

— Что тебе надо? — спросил киммериец, яростным взглядом сверля свою мучительницу.

— Сейчас узнаешь, — усмехнулась Мэгенн. — Я рада, что ты заговорил. Может быть, обойдемся малой кровью, если, конечно, ты будешь хорошим мальчиком. — Последние слова она произнесла с особенным выражением, и ее глаза вновь напомнили Конану глаза лесного хищника. — Ты пришел за Акилой, так?

— Так, — выдохнул варвар, понимая, что глупо отрицать очевидное.

— Вряд ли ты решился один забраться так далеко в глубь нашей страны.

— Почему нет? — усмехнулся киммериец.

— Вот об этом мы сейчас и поговорим, — улыбнулась Мэгенн. — У тебя есть сообщники?

— Сообщники? Зачем они мне?

— Но, может быть, ты им нужен. Ответишь, где Паина?

— Паина? — изобразил удивление варвар. — Знавал я эту женщину, скрывать не буду. Только года три прошло с тех пор.

— Врешь! Ее послали за девушками, прошедшими Испытание, и сколько мы ни ждали, ни она, ни девушки не вернулись.

— Подождите еще, наверное, что-то их задержало.

— Гонцы уже обыскали все в тех местах. И обнаружили только следы лагеря.

— А при чем здесь я? Ты можешь забить меня до смерти, но откуда мне знать, куда делась ваша Паина?

— У меня есть подозрение, что ты пришел вместе с ними.

«Ну, уж этого я тебе не скажу, — пообещал про себя киммериец. — Она сомневается… Может, и выкручусь как-нибудь».

— Послушай, уважаемая, — начал он медленно, словно выдавливая из себя слова. — Я пришел повидать правительницу Акилу — не сомневаюсь, тебе известно, что мы с ней были близко знакомы, — и уже здесь узнал, что ее заточили в храме. Клянусь Нергалом и всеми его кишками, что я знать ничего не знаю ни про Паину, ни про девушек.

— Если ты врешь, я прикажу спустить с тебя по кусочкам твою дубленую киммерийскую шкуру. — Видно было, что подозрения Мэгенн ни на чем не основаны.

— Бей сколько твоей душе угодно, жги каленым железом, но что я могу тебе сказать? Я на самом деле ничего не знаю про это.

— Ладно, — махнула рукой женщина. — Сейчас посмотрим. Мерл, можешь приступать! — повернула она голову к палачу.

Киммериец внутренне сжался, готовясь к удару бича или ожогу раскаленным железом, но женщина в фартуке поднесла к губам варвара кружку с горячим вином, приправленным каким-то снадобьем.

«Пить или нет? — подумал Конан. — С этих сук станется подсунуть какую-нибудь колдовскую дрянь, от которой, кроме других неприятностей, буду еще и животом маяться несколько дней. Нет уж, пусть сами пьют!»

Он сжал зубы.

— Выпей, — поднявшись со скамьи, посоветовала ему Мэгенн. — Это поддержит тебя. Думаю, ты успел немного утомиться. А если не станет пить, — выходя из камеры, бросила она палачу, — можешь делать с ним, что хочешь. Разрешаю.

«Выбора нет, — решил Конан. — Нергал с ними, попробую».

Жидкость оказалась на удивление вкусной. Когда киммерийца вели обратно в камеру, его начала одолевать зевота и по всему телу разлилась приятная слабость. Он улегся на солому и мгновенно заснул. Сон его сопровождали чудесные видения. Конану снилось, что с него сняли цепи и он, наконец, смог с невероятным блаженством вытянуть руки и ноги. Потом его вывели из камеры, и повели длинным подземным коридором к выходу во двор. Варвар с наслаждением хлебнул свежего воздуха, показавшегося ему после подземелья просто нектаром. Его привели в жарко натопленный деревянный низкий домик. Он напомнил варвару баню, которую он видел когда-то у бритунцев. Северные немногословные великаны любили там мыться, без устали хлеща себя связанными в пучки березовыми ветками. Как-то киммериец попробовал это, и ему очень понравилось. Сейчас он не ошибся: его действительно привели, чтобы помыть. Две женщины в кожаных фартуках, таких же, как у палача, очистили его тело от грязи, пота и запекшейся крови с помощью кадки горячей воды, настоянной на можжевеловых ветках, и связки растрепанных веревок, примерно таких же, какими матросы мыли палубы кораблей, только без рукояток. Варвар почувствовал себя свежим и отдохнувшим.

Дальше видение поплыло, женские голоса растворились в птичьем клекоте и мычании коров. Конан почему-то снова увидел протянутые к нему руки матери. Кто из спящих может сказать, сколь долго продолжаются зыбкие смутные видения? Но вдруг сон вновь стал более ясным и четким.

Киммерийца опять вели по длинному каменному коридору, однако он сознавал, что это не узкий и затхлый проход в подземелье. Здесь чистый деревянный пол и стены казались сложенными более ровно, а может быть, просто были новее. Стены коридора внезапно подернулись туманом, и сон опять стал неотчетливым.

Послышалось жужжание пчел или мух, зазвучали неясные голоса, сначала где-то внизу, потом с боков, а затем и со всех сторон. Люди говорили, но, ни слов, ни кто их произносит, Конан разобрать не мог, будто многоголосый гул слился с шелестом крыльев тысяч огромных мух, и он замахал руками, пытаясь их отогнать. Но кому же это удается во сне? Руки двигались медленно, нехотя, они были слабыми и непослушными, словно кипа хлопка или шерсти, и насекомые облепили его лицо, не давая вздохнуть.

Киммериец напряг все силы и попытался проснуться, чтобы отогнать наваждение, но сон опять превратился почти в явь, и варвар хотел было ущипнуть себя, чтобы проверить, спит он или нет, но тут же забыл об этом, ибо очутился в поистине чудесном месте. Оно настолько поразило его воображение, что все остальное перестало его волновать.

Овальное помещение с тремя небольшими зарешеченными окнами на высоте его роста было устлано коврами. Они целиком закрывали стены и пол, придавая комнате сходство с огромным ларцом изящной кхитайской работы, внутренние стенки которого обычно драпировались вышитым шелком. Мебель была низкая, из темного полированного дерева, с мягкими спинками и резными вычурными ножками и подлокотниками. Чувствовалось, что мастер, изготовивший ее, потратил, может быть, не один год упорного труда, чтобы сотворить такое чудо. Было похоже, что Конан в своих сновидениях попал в дом иранистанского вельможи или, того выше, во дворец самой раджассы где-нибудь в далеком Прадешхане. Однако он трижды мог поклясться хоть Кромом, хоть Нергалом, хоть самим Светлоликим Митрой, что все это происходит в Ильменском храме, потому что на одной из кушеток восседала та самая сука Мэгенн, по приказу которой его хлестали плетьми, оставили неизвестно сколько времени висеть распятым, чуть не прижгли раскаленными прутьями и чем-то опоили.

Правда, сейчас она уже не казалась ему такой мерзкой, как наяву, тем более что была весьма приятной, пожалуй, даже красивой женщиной. Мэгенн была одета не как обычно, в кожаные штаны и белую рубаху, а наряжена в легкий шелковый хитон со множеством складок, и стоило ей чуть шевельнуться, как складки распадались и сквозь почти невесомую ткань просвечивало загорелое, как у всех амазонок, тело.

— Хорошо, что ты все-таки пришел, — пропела она, и варвара поразило, что даже голос женщины, показавшийся ему там, внизу, хриплым, сейчас звучал нежно и мелодично.

Киммериец хотел ответить, но губы не слушались его, они были таким же неподатливыми, как и руки, которыми он в предыдущем сне пытался отогнать рой надоедливых насекомых. Мэгенн поманила его к себе, и он, повиновавшись, подошел к столу, стоявшему перед ее кушеткой, и сел в большое кресло, такое удобное, что оно сразу мягко приняло его в свои ласковые объятия.

— Что выберешь? — заботливо спросила Мэгенн, указывая на изящные кувшинчики и графины. — Барахтанское, зингарское, аргосское?

Конан опять собрался ответить, но она понимающе усмехнулась и сама налила в его кубок красного, как кровь, терпкого и ароматного аргосского нектара, лучшего вина во всех хайборийских землях.

Варвар осушил кубок и непроизвольно щелкнул языком от восхищения вкусом этого дарованного богами напитка, покрутив головой в знак одобрения.

Кубок снова оказался наполненным, киммериец вновь опрокинул его, и он почувствовал себя счастливым и беззаботным, каким можно быть только в благословенном детстве или сладостном сне. Если бы так могло продолжаться вечно!

Неуловимая мысль метнулась в затуманенном мозгу варвара и тут же пропала, потому что мысли, пришедшие во сне, а особенно в таком чудесном, чудесным же образом и испаряются. Когда проснешься, в памяти остается только что-то зыбкое, неуловимое, словно вкус выпитого вина на языке. Такую мысль, кажется, вот-вот схватишь, уловишь, а она тускнеет и исчезает, пока не растает совсем, словно уходящий в туманное море корабль.

Мэгенн, приподняв руки, хлопнула в ладоши, и киммериец полюбовался ее полной налитой грудью, просвечивавшей сквозь легкую ткань. Женщина перехватила его взгляд и призывно улыбнулась, сверкнув белыми ровными зубами. На ее зов в комнату вбежали две молоденькие девушки, которые принесли подносы с яствами. Они грациозно поклонились и поставили блюда на стол. Девушки были совершенно нагими, юными и стройными, они напомнили варвару таких же юных амазонок, томившихся в пещере колдуна, однако смотрели на него совсем не так, как те девчонки, что безжалостно столкнули его вниз, в подземелье. Их взгляды были открытыми и восхищенными. Перехватив один из них, Мэгенн резким движением руки велела девушкам удалиться.

Она вновь наполнила кубки и указала Конану на лакомства. Тот отдал им должное, запивая чудесным напитком. Скоро щеки женщины разрумянились, и она стала нравиться ему еще больше — варвар уже с трудом сдерживал себя. Мэгенн заметила это и залилась, глядя на него, серебристым смехом. Только тогда он понял, что наг, и она все видит. Киммериец потянулся к ней всем телом и почувствовал, как вновь становится сильным и крепким, а руки его снова налились мощью, как всегда. Женщина отпрянула от него, но только на миг, чтобы, изогнувшись в сладостной истоме, сбросить через голову шелковое невесомое одеяние и предстать перед ним во всем блеске зрелой красоты. Варвар обнял ее и бросил на ложе.

Она, расслабившись, приняла его, и вновь сон Конана стал туманным, и он какое-то время ничего не помнил и не ощущал…

— Расскажи мне что-нибудь! — тихо и устало произнесла Мэгенн, прильнув к его широкой груди.

Киммериец почувствовал вдруг неистребимое желание поведать ей о себе — обо всем, что случилось с ним в последнее время, и он рассказывал, поглаживая ее короткие черные волосы, шею и стройную спину. Женщина слушала внимательно, не перебивая, а варвар все говорил и говорил, сам удивляясь своей многословности. Конан рассказал про Тайрада, колдуна Чойбалсара, про план покорения амазонок, про отряд Паины, разбивший лагерь недалеко от храма, и чем больше он говорил, тем больше изумлялся тому, как четко звучит его голос, как явственно он ощущает нежность кожи припавшей к нему женщины…

И вдруг с ужасом и пронзившей все тело болью киммериец понял, что это уже не сон. Сон непонятно когда кончился, и он, зачарованный магией этой гнусной бабы, выдал своих друзей, сторонников Акилы, и его болтливость и глупость могут обойтись им слишком дорого. Он в ярости отшвырнул от себя женщину;

— Сука! Клянусь кишками Нергала, я сейчас оторву тебе голову, мерзкая тварь!

Мэгенн уже стояла на ногах, и в правой руке ее блестел кинжал. Что клинок в руках слабой женщины против такого воина, как Конан? Он метнулся к ней, намереваясь перехватить в запястье тонкую руку и размозжить голову амазонки о стену. Но это был не кинжал. С металлической пластины сорвался огонь, синие искры, как маленькие молнии, ударили в варвара, и он мгновенно застыл, потеряв способность двигаться, а потом рухнул, как сноп соломы, к ногам хохотавшей колдуньи Мэгенн. Теперь ее смех не казался киммерийцу серебристым. Нет! В нем слышался звон меди и стали.

— Что, тупой дикарь, понял, как надо укрощать таких, как ты? Ведь все рассказал, а как поначалу сопротивлялся! Завтра же. Нет, еще сегодня наша армия повяжет твоих сообщников, и ты еще успеешь увидеть их за решеткой рядом с собой. Жалкий предатель! — Она издевательски захохотала.

Киммериец лишь скрипел зубами от злости, но не мог даже пошевельнуться.

«Что же я наделал? Всех предал… У, гадина! — Последнее относилось к колдунье. — Но я еще посчитаюсь с тобой, подлая змея, клянусь Владыкой Могильных Курганов!»

— Заковать его, и в камеру! — бросила Мэгенн вошедшим стражницам.

На варвара вновь надели цепи и, когда он смог идти, вывели из комнаты. Все это время Мэгенн не одевалась и сидела нагая, словно дразня киммерийца роскошным телом, которое он так недавно сжимал в жарких объятиях.

— Кстати, — бросила она на прощание, — а ты совсем неплох, мой мальчик!

Последнее слово звучало злой издевкой, но Конан молча проглотил оскорбление, сжав кулаки в немой бессильной ярости.

«Погоди, подлая тварь, ты свое еще получишь! Лишь бы унести ноги отсюда…»

Глава восьмая

Однако унести ноги из подземелья было совсем непросто. Варвар обшарил всю камеру, надеясь найти выступающий из стены камень, чтобы попробовать сточить звено цепи, но кладка была очень старой, и плиты рассыпались в песок, едва он начинал водить по ним обручем, сковывавшим руки.

Тогда киммериец попробовал дотянуться до узенького окошка, но встать в полный рост ему никак не удавалось: цепь, затягиваясь на шее, душила его.

«Нергалово племя! — честил он амазонок, но более всего укорял самого себя за то, что попался на уловку подлой колдуньи. — Не надо было пить эту отраву… Из-за нее я все выболтал, — сокрушался киммериец, но поправить сделанное было уже нельзя. — Хотя, — подумал он, — был у меня разве другой выход? Все равно бы заставила проглотить эту гадость. Которая, кстати, очень походила на великолепное аргосское… — Поразмыслив, Конан решил, что в колдовских руках любой может превратиться в безвольную игрушку. — Так что нечего зря скулить. Сейчас надо искать выход!»

Он снова заметался по камере. Однако ему упорно не везло. Отчаявшись, он упал на солому и заснул, справедливо рассудив, что грядущие неприятности лучше встречать в хорошей форме, а в том, что неприятности еще будут, он не сомневался ни на миг.

Утром ему дали похлебку из овощей с кусочками мяса, и варвару вновь пришлось лакать это варево, как собаке. Про себя он решил, что лучше так, чем морить себя голодом. Некоторое время его не беспокоили, и Конан подумал, что про него забыли, но он ошибался: загрохотал засов, и на пороге появились стражницы. Ему не составило бы большого труда раскидать их, даже вооруженных, будь он свободен. Они заковали его по-новому. Теперь руки киммерийца были соединены спереди, а короткая цепь проходила к шее назад, так что он не мог поднять руки выше пояса, но зато мог распрямить ноги. Подталкивая в спину остриями мечей, стражницы вывели Конана во двор, повели вдоль стены к каменной изгороди, открыли решетчатую дверь, втолкнули его внутрь и вновь закрыли решетку.

Варвар огляделся. День был пасмурный, клочья низких облаков быстро бежали по небу, иногда порывы свежего ветра приносили мелкий дождь, но все равно киммериец был рад тому, что оказался на вольном воздухе, а не под низкими сводами ненавистного подземелья.

Он стоял на небольшой, шагов двадцати в ширину и длину, арене, а перед ним на возвышении за низкой оградой сидели несколько амазонок, среди которых он узнал правительницу Эниду и Мэгенн. Других женщин он видел впервые, видимо, это были придворные или кто-то из знатных амазонок или военачальниц, судя по перьям на их шлемах и пышным одеждам, не принятым у простого люда этой страны.

— Сейчас ты нам покажешь, на что способен, самец! — провозгласила седая женщина в темной накидке, приподнявшись со своего места. — Дайте ему оружие!

По ее знаку одна из стражниц, стоявшая на площадке, бросила варвару грубо обработанную деревянную дубину с сучковатым утолщением на конце. Конан взял ее в руки, насколько позволяли обручи, и, подняв голову, спросил:

— И что же вы хотите увидеть? Как я буду драться, если не могу поднять руки?

— Это и будет самым забавным! — засмеялась Мэгенн. — Я думаю, — повернулась она к Эниде, которая горящими от возбуждения глазами смотрела на киммерийца, — мы славно повеселимся!

— Пожалуй! — согласилась правительница. — А кто его противник?

— Я приказала привести того, рыжего, — повернулась к ней седая жрица. — Они почти одного роста, так что мы сможем позабавиться подольше.

— Ха-ха-ха! — засмеялась Энида. — Недаром ты у нас старшая воспитательница, Иподима. Соображаешь…

Польщенная похвалой правительницы, седая женщина стремительно поднялась со своего места и скомандовала:

— Рыжего!

Сбоку от Конана что-то заскрипело, он повернул голову и увидел, что в ограде была и вторая дверь, подобная той, через которую провели его. На арене появился огромный рыжебородый человек, не уступавший ростом киммерийцу, такой же мощный, со свирепым выражением лица, украшенного свежим багровым рубцом поперек левой щеки. Увидев его, зрительницы закричали наперебой:

— Эй! Рыжий! Покажи киммерийскому ублюдку, на что ты способен, бородач!

Похоже, подобные представления тут уже происходили, а рыжебородый победил всех противников. Он, как и варвар, был раздет и так же скован. Ему тоже бросили дубину.

— Сходитесь, дикари! — подала команду Иподима. — Кто останется жив, получит великолепный обед!

Ее слова были встречены радостным хохотом и улюлюканьем зрителей. Бойцы закружили по арене, присматриваясь, друг к другу.

— Я выбью тебе мозги! — прохрипел рыжий великан.

— Попробуй, — усмехнулся киммериец, покрепче сжимая дубинку.

Противник, как понял варвар по его выговору и копне рыжих волос, — несомненно, уроженец Асгарда. Значит, придется драться до конца. Эти люди, как и киммерийцы, не были трусами и не просили пощады, не отступали, даже получив серьезные раны, и сражались до тех пор, пока могли держать в руках оружие, и пока билось сердце.

Конан давненько не бывал в родных местах и почти отвык от того, что можно встретить подобного себе человека — остальные народности были куда как мельче и не столь могучи.

«Может так случиться, что это мой последний бой, — подумал варвар. — Жаль, если придется умереть не на поле битвы, а в шутовском поединке на потеху этим сучкам…»

— Клянусь Кромом, легким для тебя бой не будет, — пообещал киммериец.

Конан был спокоен и холоден. Уж если так сложилась судьба, надо умереть достойно, попытавшись, однако, сделать все возможное, чтобы уступить эту участь противнику. Варвар решил не бросаться первым на рыжего, а подождать, пока тот нанесет свой удар.

— Вы кто, курицы или мужчины? Начинайте! — орали зрительницы, жаждавшие крови.

Скованные цепями бойцы не могли размахнуться, как следует, и пока им самим было не очень-то понятно, как действовать, чтобы нанести разящий удар.

Асир не выдержал первым, он прыгнул на Конана и, отклонившись всем телом, попытался ударить противника по голове. Киммериец стремительно отскочил вправо, перед ним на мгновение мелькнула незащищенная голова со спутанными рыжими волосами, но он промахнулся. Рыжий чуть не поскользнулся на мокрой от дождя траве, но резко обернулся и встретил новый удар варвара. Противники снова разошлись. Амазонки кричали:

— Бей! Давай!

Рыжий вновь бросился на него.

— Прощайся с жизнью!

— Не торопись хоронить меня!

Варвар ловко отбил удар, направленный ему в грудь, и врезал асиру по ноге. Тот не ожидал такого отпора и, взвыв от боли, опустился на одно колено. Хрясь! Дубина Конана разметала траву, а рыжий успел увернуться, и сильно ткнул киммерийца в бок, распоров кожу. Из раны показалась кровь, которая багровой струйкой потекла по бедру.

— Молодец, асир! Прикончи его! — закричала седая жрица.

— Киммериец! Поддай рыжему! — послышался чей-то ответный вопль.

«Ого, — зорко следя за противником, подумал варвар. — Неужели еще и ставки делают, гадюки?»

Он быстро пошел на бородача и замахнулся дубиной, насколько позволяли скованные руки. Тот выставил свое оружие, чтобы отбить удар, широко расставив ноги для устойчивости. Конан стремительно отпрыгнул сначала вправо, потом вновь к асиру и стопой подцепил одну из его расставленных ног.

Парировав направленный на него удар, варвар одновременно отпрянул назад, дернув ногу рыжего. Тот не устоял и рухнул на спину.

— Видишь, мой бьет! — истошно завизжала одна из зрительниц. — Давай, киммериец!

— Бей его, acир! — подхватила другая, и на возвышении поднялся невероятный шум.

Женщины вскочили с мест, вопили, улюлюкали.

Непередаваемое зрелище: двое перепачканных кровью голых мужчин, нелепо размахивавших дубинами, доставляло им немалое удовольствие.

Конан подпрыгнул к лежавшему на земле противнику и врезал дубиной ему по голове, но тот непостижимым образом сумел увернуться и вновь ощутимо зацепил варвара, на сей раз по ноге. Теперь уже взвыл киммериец. Боль была сильной, и на мгновение он потерял способность двигаться. Этого оказалось достаточно, чтобы рыжий вскочил на ноги. Он попытался сразу же напасть на варвара, но Конан отмахнулся дубиной и задел руку соперника. Асир теперь стал гораздо менее заносчивым, чем в начале схватки.

— Кончай его, Конан! — раздался чей-то крик, и киммериец узнал хрипловатый голос Мэгенн.

— Разделайся с черноволосым! — подбадривал кто-то асира.

Противники уже потратили немало сил, оба тяжело дышали и налитыми кровью глазами напряженно следили за движениями друг друга.

— Чего вы застыли, как лягушки? — закричала одна из амазонок. — Бейтесь, грязные самцы!

Зрительницы словно соревновались в том, кто похлеще оскорбит мужчин. Горя от нетерпения, стали забрасывать противников комками мокрой глины. Им хотелось, чтобы это жестокое зрелище не прерывалось ни на миг. Рыжий опять не выдержал и первым бросился на варвара. Конан видел, что тот не слишком уверенно держит дубину левой кистью, а значит, способен бить только справа. Это давало киммерийцу существенное преимущество, и он уже не сомневался, что победит, однако медлил. Ему не хотелось ни за что ни про что лишать жизни такого могучего бойца, почти равного ему и в силе, и в ловкости.

Киммериец, согнувшись и держа дубину наготове, старался двигаться так, чтобы находиться ближе к правому боку соперника. Асиру приходилось все время поворачиваться, а варвар все быстрее и быстрее кружил вокруг него, словно хотел очутиться за спиной противника. Сила силой, но мозги иногда тоже бывают не лишними. Рыжий бородач, разгоряченный схваткой, не сообразил вовремя, что ему следует отойти назад, поближе к стене, чтобы у киммерийца было меньше свободы передвижения. Это вряд ли спасло бы ему жизнь, но с учетом того, что бойцы слабели, неизвестно, как все могло обернуться. Вместо этого, асир решил перехитрить варвара и встретить его мощным ударом справа. Однако Конан был начеку, он ждал этого шага и, не дав рыжебородому развернуться, ногой ударил его в бок. Пошатнувшись, тот начал терять равновесие, и киммериец нанес смертельный удар. Хруст кости не заглушили даже визгливые вопли амазонок.

— А-а-ах! — пронесся вздох наверху.

Все было кончено.

— Прости меня, асир. — Конан, опустившись на одно колено, посмотрел в тускнеющие глаза соперника. — Так решили боги. Выжить мог только один.

Рыжий не ответил. Его голова бессильно свалилась набок, из размозженного черепа на траву струилась кровь.

Глава девятая

Амазонки на возвышении прыгали, кричали, как безумные, и правительница вопила едва ли не громче всех. Шума эти три-четыре десятка женщин производили не меньше, чем толпа из нескольких сотен человек, и варвар подумал, что они вряд ли избалованы зрелищами.

«Ненормальные, тьфу! — в который уже раз обозвал киммериец амазонок и еще больше проникся мыслью, что его задумка совершенно верна. — От такой идиотской жизни действительно завоешь, как волк, клянусь Кромом!»

Однако сейчас собственный завтрашний день волновал его гораздо больше, чем далекое светлое будущее этих бешеных баб. Конан только что избежал смерти, скорее, по воле богов, чем благодаря своему воинскому искусству: рыжий асир не уступал ему почти ни в чем и допустил только одну ошибку, которая оказалась для него роковой. Варвар стоял в центре арены, опираясь на свою дубину, и исподлобья наблюдал за бесновавшимися наверху женщинами.

— Хватит! — вдруг крикнула Энида. Ей, видимо, хотелось продолжить забаву. — Что будем делать с ним дальше? — обратилась она к Мэгенн.

Вероятно, колдунья была у нее главным советником во всех вопросах. Мэгенн махнула кому-то рукой, и несколько прислужниц принесли подносы с закуской и большие кувшины вина.

— Это ты здорово придумала! — Правительница схватила самую большую кружку.

Энида опрокинула в себя вино столь же лихо, как умел это делать какой-нибудь портовый грузчик в гавани Султанапура, и потребовала еще. Остальные женщины, стараясь не отстать от повелительницы, последовали ее примеру.

«Боги! — присвистнул про себя варвар. — Ну и здоровы они хлестать вино… А пьяная баба страшнее войны! Что же меня ждет, когда они совсем окосеют?»

— Ну, так что дальше? — невнятно, поскольку ее рот был забит лакомствами, спросила правительница у Мэгенн.

— Может быть, выпустим против него волчицу?

— Ха-ха! — залилась довольным смехом Энида, и остальные зрительницы подобострастно ей вторили. — Это будет забавно! А если он ее убьет?

— Не убьет, — заверила ее Мэгенн. — Мы оставим ему только дубину.

Конан, внимательно прислушивавшийся к тому, что происходило наверху, облегченно вздохнул. На него выпустят волчицу? Да он ее голыми руками придушит, даже если с него не снимут оковы. Как-то в ранней юности он победил целую стаю голодных волков… А шандаратские мастафы? Случалось ему вести бой и с этими тварями, собаками в два раза больше и мощнее серых хищников, и ничего, пока еще жив. Киммериец облегченно вздохнул, но продолжал стоять, согнувшись, не подавая голоса, чтобы не раздражать своих мучительниц.

— Тогда освободите его от цепей! — крикнула правительница. — Иначе представление закончится слишком быстро.

Несколько стражниц выбежали из зарешеченных дверей и, приказав варвару лечь на спину, сняли с него цепи, на всякий случай, уперев концы копий ему в грудь. Когда Конану разрешили встать, он поднялся и впервые за несколько дней смог выпрямиться во весь рост. Киммериец с наслаждением потянулся всем телом, разминая застоявшиеся мышцы, а затем вышел на середину арены и равнодушным взором окинул возвышение, где находились амазонки. Его спокойствие было напускным: он прикидывал, сможет ли одним махом одолеть стену и очутиться на площадке. А там уж он всласть поработал бы дубиной!

«Эти курицы сейчас пропустят еще по кружечке, — размышлял варвар, — и вряд ли смогут сообразить, что к чему, когда я окажусь среди них. Охранницы стоят по бокам и не сумеют быстро пробраться к центру. Может, действительно стоит попробовать?»

Он сделал несколько небольших шагов по арене направо, налево, еще направо, с каждым движением незаметно приближаясь к возвышению. Но не он один был здесь трезвым. Мэгенн, бросив на киммерийца внимательный взгляд, сделала знак стражницам, и несколько женщин вышли чуть вперед и встали у самых перил.

«Осел! — выругал себя Конан. — Надо было сразу же, чего мешкал?»

— Где же волчица? — недовольным голосом спросила Энида, обращаясь к седой жрице.

— Сейчас, правительница, сейчас! — торопливо ответила Иподима и сказала что-то вполголоса одной из стражниц. Что именно, варвар разобрать не смог.

— Поскорей! — капризно тянула Энида. — И еще по кружечке всем.

Прислужницы вновь наполнили кружки, и веселье продолжилось. Варвар глядел на хмелевших женщин и прикидывал, как же выбраться из этого осиного гнезда. Его размышления прервал скрип открываемой решетки. Он обернулся, приготовившись отразить нападение серого хищника, и застыл, словно пораженный молнией. Перед ним стояла Акила!

На арену выпустили женщину, которую он никогда и ни с кем не перепутал бы, потому что второй такой просто не было на свете. Вот кого эти пьяные бабы называли волчицей! Свергнутая правительница, даже не взглянув на варвара, подошла к неподвижно лежавшему на земле рыжему асиру и, опустив голову, долго смотрела на него. Даже веселившиеся наверху амазонки, заметив ее застывший взгляд, прикованный к бездыханному телу, слегка поутихли. Акила подняла голову и, отыскав глазами Эниду, громко крикнула:

— Предательница! Мерзавка! Ты убила Этельвульфа!

— Ха-ха-ха! — состроила пьяную гримасу новая правительница. — А вот и не угадала, похотливая коза! Это не я, это он! — И Энида, приподнявшись с места, указала на киммерийца, но, пошатнувшись, вновь плюхнулась на скамью. — Дикарь, что с него возьмешь! Но ты можешь ему отомстить, подружка!

Амазонки, расценив пьяную речь правительницы как удачную шутку, снова залились смехом. Конан похолодел: он только сейчас понял, что в поединке убил возлюбленного Акилы.

— Акила! — воскликнул он, предостерегающе подняв руку. — Я не хотел, так получилось! Ты должна понять…

Глаза Акилы, обращенные к нему, полыхали бешеным огнем. В их блеске варвар ясно прочел: будь ее воля, она разорвала бы сейчас его на куски. Гнев и боль ослепили женщину, и она была готова броситься на Конана, не думая о последствиях. Амазонка походила на разъяренную пантеру, которая собралась в комок, готовясь к прыжку. Как и на киммерийце, на ней не было ни клочка одежды, и он не мог оторвать глаз от безупречного нагого тела своей бывшей возлюбленной. Прошедшие годы ничуть не изменили прекрасных линий ее груди и бедер, гордого поворота изящной головы на стройной и сильной шее, крепких мускулистых ног. Варвар в который уже раз подивился, что, несмотря на невероятно развитую мускулатуру, амазонка не выглядела мужеподобной. Он непроизвольно сглотнул слюну, зачарованный красотой этой великолепной женщины, которую ярость, полыхавшая в светлых глазах, делала еще более прекрасной.

— Акила… — снова попытался обратиться к ней киммериец, но крик Мэгенн прервал его:

— Ты можешь отомстить этому ублюдку! Убей его!

Прямо к ногам Акилы, сверкнув в лучах на мгновение выглянувшего солнца, упал брошенный сверху меч.

— Покажи нам, что ты еще не разучилась им пользоваться!

Амазонка на миг подняла глаза к площадке, где сидели зрительницы, и некоторые из них невольно отпрянули, испугавшись волны ненависти, исходившей от свергнутой правительницы.

— Что же ты медлишь? — подбодрила ее Энида. — Все в твоих руках, подруга! Ты можешь рассчитаться за гибель твоего асира. Действуй!

«Наверное, пришел мой смертный час, — мелькнуло в голове варвара. — Не могу же я, даже спасая свою жизнь, убить Акилу!»

Кроме того, он ничуть не сомневался, что рассчитывать на победу, выходя на бой с дубиной против меча, было бы безумием. Киммериец слишком хорошо помнил, как на его глазах Акила расправилась в Лонхе с Арпадом. А ведь тот отчаянный и многоопытный наглец отнюдь не был слабым или неумелым фехтовальщиком. Однако его не спасло ничто: ни стремительные выпады, ни уловки, на которые он был, по всей видимости, большим мастером. Акила располосовала его от бедра до плеча, словно свиную тушу. Теперь она, слегка пригнувшись, приготовилась уничтожить своего бывшего возлюбленного. Конан понял: что сейчас, когда гнев затуманил ее разум, Акила просто-напросто не услышит его, а значит, ему ничего не остается, как принять бой.

Женщина издала сдавленный крик и бросилась на киммерийца. Удар меча был стремительным и точным, но варвару удалось отбить его. На траву полетели щепки от дубины, и амазонки встретили начало поединка одобрительными воплями. Акила чуть отступила назад, но тут же сделала выпад и нанесла горизонтальный удар. Киммериец ожидал этого, он отклонился назад, и лезвие широкого меча просвистело в волоске от его живота. Амазонка на миг потеряла равновесие, и Конан мог бы ударить ее дубиной, но не стал — он просто не смог! — делать этого и просто отскочил в сторону.

— Опомнись, Акила! — крикнул он, но женщина, издав яростный боевой клич, нанесла резкий удар мечом справа налево, стремясь достать противника.

Крики на площадке подсказали варвару: он получил первую рану. В пылу схватки он не почувствовал боли, царапина оказалась совсем небольшой, но на его бедре тем не менее выступила кровь, и зрительницы завопили пуще прежнего:

— Давай, Акила! Покажи этому грязному самцу, что такое настоящая амазонка!

Киммериец увернулся от следующего удара и понял: в пылу безумного гнева женщина не может вести схватку разумно. Ей надо было использовать верхний, острый конец меча, наносить уколы, от которых трудно защититься обломком дерева. Тогда Конану пришлось бы гораздо труднее.

Но Акила, утратив обычное хладнокровие, старалась разрубить его на куски и сделать это как можно быстрее, поэтому у варвара, пожалуй, появлялась надежда уцелеть. К счастью, дубина оказалась крепкой, и удары меча, хоть и отбивали щепки, не могли ее перерубить. Пока киммериец довольно-таки успешно противостоял яростным атакам амазонки. Она вновь сделала выпад, выписывая клинком замысловатые узоры, нанося удары, справа налево и слева направо.

Конан спасся только благодаря невероятному проворству, уклонившись от первого удара и вовремя подставив дубину, когда меч со свистом пронесся обратно. Затем он сделал резкий бросок вперед и поймал запястье Акилы левой рукой, отбросив свое оружие. Она попыталась вывернуться, но варвар все же был сильнее. Женщина вцепилась свободной рукой в его локоть, и они застыли друг перед другом, глаза в глаза. Их тяжелое дыхание было слышно даже наверху. Зрительницы притихли, понимая, что сейчас решается исход схватки. Если киммерийцу не удастся вырвать меч из рук Акилы, то отступить он уже вряд ли сможет и погибнет.

Амазонка, зарычав, словно львица, попыталась коленом ударить варвара, но он подставил ногу и тут же сделал резкий рывок вниз, увлекая за собой женщину. Он упал на спину, и клинок пронесся в пальце от его лба. Хватка противницы чуть ослабла. Конан крутанул ее запястье, и Акила выпустила эфес. Тут же киммериец резко дернулся в сторону и, перевернувшись, подмял амазонку под себя. Их тела сплелись, но не в страстном любовном объятии, а в смертельной схватке двух хищников, в которой варвар оказался чуть сильнее.

— Акила! — успел выдохнуть он, но тут же получил удар по затылку от одной из выбежавших на арену стражниц и потерял сознание.

Энида не хотела, чтобы в этом поединке выжил киммериец. Акила была нужна для церемониального жертвоприношения в день коронации, поэтому правительница, увидев, что Конан побеждает, подала знак прекратить схватку. Варвар, конечно, не собирался убивать свою бывшую возлюбленную, но Энида этого не знала.

— Уберите их! — крикнула Мэгенн.

Акилу с трудом одолели полдюжины стражниц, но она, уже схваченная десятком рук, все порывалась в ярости броситься на Конана, который, очнувшись, приподнялся и с трудом сел. В голове гудело, и он словно издалека услышал команду колдуньи:

— Киммерийца в цепи и обратно в камеру. Представление окончено!