Империя страха

Глава 13

Ночь для Жбана выдалась тревожная: двое киллеров, отправленные в гостиницу, чтобы расправиться с проституткой и забрать цепочку, до сих пор не вернулись; другие, во главе с Димой, тоже пока не добились ощутимых результатов, — оставалось ждать.

Но именно этого Федор Петрович больше всего в жизни и не любил. Ожидание было для него самой настоящей пыткой. Однако ничего другого придумать было невозможно.

Сон, как назло, не шел, поэтому Жбан решил до посинения играть в шахматы, пригласив в напарники одного из своих телохранителей. Играл он, откровенно говоря, слабовато, но считал себя непризнанным гроссмейстером.

Его партнер — парень лет двадцати трех, с толстой шеей, буквально вросшей в покатые плечи, и бугрящимися из-под рубашки тренированными мышцами, с которыми так не вязалось почти интеллигентное выражение лица, — вяло передвигал фигуры, нарочно проигрывая уже третью партию подряд.

Он видел, что шеф явно не в духе, и хорошо знал его вспыльчивый характер, поэтому поддавался, но делал это умело, чтобы Жбан ни о чем не догадался.

— Мат тебе, Леха, — довольно объявил Жбан, зажав черного короля между белыми ладьей и ферзем.

Леха притворно удивился, глядя на доску во все глаза, как будто пытался изменить ситуацию взглядом.

Но в конце концов он признал собственное поражение, сказав:

— Что-то ты сегодня в ударе.

Федор Петрович довольно заржал, откинувшись на высокую спинку плюшевого кресла, при этом его жирные телеса заколыхались, как потревоженный холодец, а на одутловатом лице проступила влажная испарина.

Внешне хозяин квартиры выглядел на все пятьдесят, хотя в действительности ему еще не было и сорока.

Бывший штангист, подававший в свое время огромные надежды, но так и не вышедший за рамки «перспективных» спортсменов, Жбанович — такова была его настоящая фамилия — обладал непомерными амбициями и прямо пропорциональной ленью при минимуме достоинств. Не сумев сделать карьеру чемпиона, он сообразил, что есть иной путь — пусть не совсем законный, но несравненно более прибыльный.

Именно тогда он начал собирать вокруг себя отчаянных парней, но первый же криминальный опыт оказался для него неудачным. Федора Петровича посадили за грабеж.

Зона оказалась для него новым испытанием, где одними только мышцами авторитета не заработаешь. Слегка погоношившись, но получив незабываемый урок — когда его, почти Жаботинского, беспощадно отметелили трое худеньких пареньков, — Федя понял, что сила решает далеко не все жизненные проблемы: нужны были мозги, а главное — связи.

Криминальная верхушка отказалась принять его в свои ряды, и тогда он пошел по другому пути.

«Хозяин», или, проще говоря, начальник колонии, принял с распростертыми объятиями новообращенного зека, устроив тому встречу с начальником оперчасти.

«Кум» же не увидел в Жбановиче реальной перспективы для своих паучьих делишек и просто порекомендовал его в «актив».

Тем не менее Федя моментально сменил лесную делянку на кружок художественной самодеятельности и надел на руку повязку — таким образом он обеспечил себе «УДО», то есть условно-досрочное освобождение.

Вернувшись в родной Тмутараканьск, где сибирская природа закаляла достойные кадры, Федя стал Жбаном — бывшим спортсменом, бывшим зеком, сплевывающим через зубы и «ботающим» не иначе как по «фене», — к которому потянулась сопливая молодежь, жаждущая блатной романтики.

Отсидка научила Федора Петровича двум важным правилам: не попадайся в руки ментов сам, если за тебя это могут сделать другие, и не обижай себя при дележке, потому как, кроме тебя самого, кто же о тебе еще побеспокоится.

Возведя все это в ранг аксиомы, Жбан принялся благостно наживать капитал, без сожаления расставаясь с членами своей банды, уходящими на этап. Дела его пошли в гору.

Но случилась одна маленькая неприятность. В город вернулся вор в законе, оттрубивший десятку, что называется, «от звонка до звонка». Для него не составило труда навести соответствующие справки о «блатном» по кличке Жбан, и звезда Федора Петровича безвозвратно закатилась.

Его бы, конечно, зарезали как самозванца, взявшего на себя незаслуженные полномочия. Спас Жбановича банальный побег.

И вот Москва-столица легла у его ног на перроне Казанского вокзала.

Какое-то время Федя сидел тихо и смирно, стараясь понапрасну не высовываться, но приобретенный опыт быстро дал ответ на извечный вопрос «что делать?», и новоиспеченный пахан сгреб под свое крылышко крепкую бригаду, подбирая людей в дешевых пивнухах и едва ли не под заборами.

С той поры минуло восемь лет, и никто уже не мог напомнить Жбану, кем он был на самом деле.

Теперь, буквально расплываясь в глубоком кресле, сидел довольный жизнью властный и удачливый пахан. Позабывшие о тренировках мышцы постепенно превратились в трясущееся желе, глазки заплыли, как у откормленного кабана, а на месте привычного подбородка появились многослойные складки, похожие на подол плиссированной юбки. Федя процветал и надеялся, что так будет всегда,

Пухлые пальчики принялись вновь расставлять фигуры на шахматной доске, но Леха отчаянно запротестовал:

— Нет, с меня хватит. Башка трещит, как будто в ней кузнецы работают.

— Да ладно тебе, — начал уговаривать охранника Жбан, — еще партейку, и все.

Неизвестно, чем бы закончились их словопрения, если бы в этот момент на пороге гостиной не появился второй телохранитель.

Высокий, худощавый, с ввалившимися от постоянного недосыпания глазами, он походил на египетскую мумию, облаченную в современные шмотки.

Подойдя к пахану, охранник заговорил:

— Федя, у нас неприятности.

Этого слова Жбан терпеть не мог, поэтому грозно воззрился на вошедшего, медленно протянув:

— Ну, что еще?

— Шурик вернулся…

— А Димон где? — перебил «мумию» бывший штангист.

Ни слова не сказав в ответ, худосочный парень распахнул дверь, приглашая кого-то войти в комнату.

На пороге появился среднего роста молодой человек с помятым лицом и огромной шишкой на широком лбу.

— Где остальные? — спросил пахан, и тон, которым был задан вопрос, не сулшг Шурику ничего хорошего.

Ноги Шурика подгибались от непомерной усталости, но он не решался присесть без приглашения старшего, поэтому оперся плечом о дверной косяк и заговорил, едва ворочая непослушным языком:

— Эти козлы смылись, перебив почти всех наших пацанов, кроме тех, которые остались на квартире в Чертанове. Димон, Молоток, Сеня Дуб, Олег — мертвы. Куда делся Андрон, я не знаю. Меня долбанули Сениной дубинкой по башке, и я отъехал, а когда очухался, вокруг были одни трупы… — Он затих, как паровозный котел, из которого спустили пары.

Несколько минут в комнате висела гнетущая тишина. Никто не решался первым нарушить молчание, а Жбан, гневно сдвинув брови, погрузился в глубокую задумчивость.

Наконец его щеки задрожали, предвещая неминуемую бурю, которая не замедлила разразиться. Поднявшись на толстых, слоновьих ногах, Федор Петрович приблизился к Шурику и зашипел тому в лицо:

— А почему ты остался в живых? Неужели ты не мог пристрелить этих скотов, вышибить им мозги?! За что я плачу тебе деньги, урод?!

Парень стушевался, не зная, что сказать, а Жбан продолжил:

— Если ты, гнида, думаешь, что я посочувствую тебе, то глубоко заблуждаешься…

Не договорив, пахан с разворота влепил подручному звонкую затрещину.

В другой момент Шурик легко бы выдержал и не такие побои, но сейчас он едва стоял на ногах, поэтому покачнулся и медленно сполз по стеночке.

А толстяк принялся нещадно лупить парня ногами, норовя угодить ему в лицо. Физиономия Жбана перекосилась в приступе отчаянного безумия — он вымещал на незадачливом бойце всю горечь и обиду своего поражения.

Картина была в его руках, но без цепочки она оставалась просто любительским полотном, которому только и место, что на старом чердаке.

Наконец Федор Петрович утомился и, стараясь восстановить сбившееся дыхание, тяжело засопел, глядя на окровавленное лицо своей беззащитной жертвы.

У Шурика от нанесенных побоев треснула нижняя губа, а под глазами образовались громадные лиловые ссадины; из расквашенного носа вытекала тонкая струйка багровой крови, скатываясь на припухший подбородок.

— Уберите от меня этого слюнтяя, — распорядился Жбан, обращаясь к молчаливым охранникам.

Те с готовностью выполнили приказ, стараясь скрыть от шефа собственные эмоции. Подхватив поверженного товарища под мышки, они отнесли его в ванную комнату, предоставив избитому парню позаботиться о себе самому.

Когда квадратный Леха вернулся в гостиную, то обнаружил босса растянувшимся на широком диване.

От былого гнева не осталось и следа — сейчас Федор Петрович походил просто на обрюзгшего, утомленного бессонницей и непомерными переживаниями толстяка преклонных лет.

Усевшись на прежнее место, Леха вполголоса спросил:

— Что будем делать?

— Не знаю, — честно признался Жбан и озабоченно повторил: — Не знаю.

Оставив Машу на попечение Ольги, мужчины уселись в серебристый «Мерседес», до недавнего времени принадлежащий бандитам, и только сейчас поняли, что им некуда ехать.

Антон, сидя за баранкой, повернулся к Гвоздику, который с независимым видом перебирал аудиокассеты в отделении для перчаток и сохранял на лице полное безразличие к происходящему.

— Что будем делать? — задал вопрос Лям-зин, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Надо раздобыть картину, — вздохнул Чи-жов, перегнувшись через спинку кресла.

Вор неторопливо повернулся к каскадеру и спросил, глядя ему в глаза:

— Как ты себе это представляешь? Возьмем штурмом квартиру на третьем этаже в центре города, плюнув на бронированные двери, или Жбан нам ее сам, по-твоему, отдаст?

— Откуда ты знаешь про двери? — в свою очередь удивился майор.

Изобразив на лице скучающую мину, Дегтярев несколько иронично протянул:

— Уж поверь, что насчет дверей и замков я знаю намного больше вас — профессия обязывает, — Юра натянуто улыбнулся и продолжил: — Сейчас даже у обычного лоха дверь с сейфовыми замками, а что уж говорить про шалманщика, который боится не только конкурентов, но и как пить дать своих собственных «быков».

Поразмыслив над словами Гвоздика, Иваныч спросил:

— А ты мог бы открыть такие замки?

— Ну и что из этого выйдет? — вопросом на вопрос отозвался вор. — Отпереть дверь, чтобы напороться на пяток стволов в руках не отягощенных интеллектом горилл? Мы же не менты, в которых эти придурки побоятся шмалять…

— Что ты сказал? — встрепенулся Лямзин. — Не менты…

Двое приятелей уставились на говорящего такими глазами, как будто опасались за его нервную систему.

Но Антон проигнорировал их взгляды и с таинственным видом закончил:

— Есть у меня в голове одна идейка, но сработает ли?..

— Выкладывай, — все в том же удрученно-хмуром тоне попросил вор, — вместе обмозгуем.

И майор заговорил — торопливо, взахлеб излагая детали возникшего плана, иногда прерываясь, чтобы перевести дух или затянуться ароматной сигаретой.

Спустя несколько минут «Мерседес» уже рвался в центр города по пустым утренним улицам, распугивая ранних прохожих и желающих избавиться от лишнего веса бегунов, которых дома ждал плотный завтрак.

К утру все, включая Жбана, завалились спать, и квартира погрузилась в сонное забытье, нарушаемое лишь мерным похрапыванием.

За окнами забрезжил рассвет, придавленный пасмурным небом и ни на минуту не прекращающимся дождем.

Мелодичная трель электрического звонка ь разорвала пелену забвения и потеснила зыбкую м тишину. к»

Один из охранников нехотя поднялся с постели и подошел к двери, припав к окуляру объемного глазка. На площадке стоял странный субъект — его изрядно подпорченная физиономия походила на плохо прожаренный бифштекс, предварительно отбитый опытным поваром.

— Тебе чего? — через дверь спросил парень, обращаясь к раннему посетителю.

— Мне нужен Жбан, — тоном, не терпящим возражений, произнес тот.

— Вали отсюда, пока цел, — угрожающе процедил охранник, по-прежнему не отпирая засовов, — иначе я тебе добавлю на аптеку.

Однако неурочный гость и не думал отступать; бросив пререкаться с невидимым собеседником, он настойчиво вдавил кнопку звонка, пока электрическая трель не захлебнулась пронзительным потрескиванием.

— Ну, бля, сейчас ты у меня дождешься, — пообещал парнишка и вытащил из кармана висящей на вешалки куртки телескопическую дубинку с металлическим набалдашником.

Он уже собрался как следует проучить наглеца, когда за его спиной раздалось нетерпеливое покашливание.

Обернувшись на звук, охранник обнаружил накачанного Леху. Стоя посредине коридора в одних плавках, старший телохранитель, сонно щурясь, недовольно спросил:

— Кого ты собрался отметелить?

— Да пидер какой-то ломится в дверь, — несколько стушевавшись, пояснил охранник, — говорит, что ему нужен Федя.

— Подожди, — буркнул качок и скрылся в спальне.

Когда он вернулся, то на нем уже был спортивный костюм, а в руке покоился вороненый ствол.

— Впусти, — отрывисто распорядился Леха, предусмотрительно скрываясь за углом коридора.

Покорный воле старшего товарища паренек распахнул настежь массивную бронированную дверь и отошел в сторону, пропуская мимо себя незнакомца.

Замки вернулись в прежнее положение, и охранник обалдело уставился на вошедшего, не зная, что с ним делать. Ему на помощь поспешил атлет в спортивном костюме.

Выйдя из укрытия, Леха направил дуло в голову гостю и настойчиво приказал:

— Давай лицом к стене, а ты, — последнее относилось к подручному, — прошманай его.

С удивительным проворством молодой человек обыскал визитера, но, ничего не обнаружив, тихо промолвил:

— Все чисто.

Спрятав оружие в глубокий карман тренировочных брюк, старший телохранитель положил тяжеловесную ладонь на плечо вошедшего и бесцеремонно втолкнул его в гостиную, успев попутно включить свет.

— Ты кто? — безо всякого вступления Леха приступил к допросу.

— Хрен в кожаном пальто, — грубовато отозвался посетитель, а затем более покладистым тоном произнес: — я Иван Чижов.

Фамилия была знакома квадратнолицему детине, но он долго не мог вспомнить, где он ее уже слышал. И вдруг его осенила догадка:

— Так, значит, ты из той троицы, которая захапала себе цепочку и пришила нескольких наших пацанов?

Вместо ответа Иваныч утвердительно качнул головой, открыто глядя в глаза собеседнику. Леха буркнул:

— Подожди, — и удалился по коридору.

А Чижов остался наедине с молоденьким бойцом, который слышал весь короткий монолог и немного струхнул, но изо всех сил стремился показать отчаянную храбрость. Он даже два раза повернулся к гостю вполоборота, отметив про себя собственную отвагу.

Однако Иваныч не собирался нападать на этого щенка, а лишь молча оглядывался по сторонам в ожидании возвращения громилы.

Роскошная обстановка его нисколько не шокировала, потому что он был уверен, что мафиози ни в чем себе не отказывает. Но поистине огромное волнение Ваня испытал тогда, когда его взгляд упал на стоящее в углу кресло, в котором примостилась желанная картина.

Он как раз обдумывал, что вот сейчас можно схватить картину, съездить по темени этому трясущемуся желторотику и попытаться сбежать.

Но это не входило в их план, да к тому же в дверном проеме появилась толстая фигура Жбана, за которым неотступно следовал здоровенный верзила.

Усевшись на диван, Федор Петрович широко зевнул и спросил:

— Надеюсь, ты понимаешь, что живым тебе отсюда не уйти? Если пришел по делу, тогда я тебя слушаю, а если нет, — он воззрился на своего спутника: — тогда Леха тебя выведет отсюда, правда, с третьего этажа и вниз головой.

— Падал я и с большей высоты, — нисколько не рисуясь, протянул каскадер, — но, как видишь, жив. И давай без взаимных угроз, потому как у меня очень мало времени.

Поняв, что гость его нисколько не боится, Жбан уселся поудобнее, закинул ногу на ногу и произнес:

— Я тебя слушаю.

Иваныч опустился в глубокое кресло и неторопливо заговорил, искоса поглядывая на присутствующих:

— У тебя есть картина, но без цепочки это всего лишь никудышная мазня. Мы же имеем кусок стальной проволоки в потускневшей позолоте. В этой связи у нас есть к тебе на выбор несколько предложений…

Чижов выдержал многозначительную паузу, стараясь определить по лицу противника его реакцию.

Жбан нервно заерзал на месте и едва сдержался, чтобы не поторопить раннего визитера.

Ваня не заставил себя долго ждать и продолжил:

— Первое: мы отдаем тебе цепь за сто штук «зелени». Согласись, не такие это и большие для тебя деньги, учитывая, что с продажи закопанных безделушек ты сможешь получить не меньше миллиона баксов, а то и больше…

Состроив на заплывшем жиром лице дурашливую мину, Федя произнес, обращаясь к подручному:

— Леха, а тебе не кажется, что этот баран держит меня за идиота?

— Хочешь, я его разорву на части? — вставил свое слово атлет.

Чижов следил за их коротким диалогом с ироничной ухмылочкой. Когда же их красноречие иссякло, он заговорил вновь:

— Не передергивай, Жбан. Ты лучше меня понимаешь, что не сможешь со мной ничего сделать, пока не получишь эту безделушку, а поэтому заткнись и слушай дальше.

Леха порывисто соскочил с дивана и бросился на Чижова; он уже собирался как следует отметелить этого нахала, когда услышал за спиной повелительный окрик:

— Не трогай его, — буквально прорычал Жбан и более мягким тоном закончил: — Пока не трогай… Пусть втирает дальше, а там посмотрим, может, у тебя еще будет шанс натянуть его глаза на пердильник и заставить часто моргать.

Телохранитель с видимой неохотой вернулся на прежнее место, а Иваныч принялся говорить как ни в чем не бывало:

— Второе предложение заключается в том, что мы вместе ищем этот долбаный клад. Ты приставишь к нам своих людей, естественно, возьмешь на себя некоторые материальные затраты, а после всего отвалишь нам десять процентов от вырученной суммы.

Последнее высказывание заставило пахана посмотреть на дело иначе. Почему бы действительно не согласиться: сейчас сказать да, а потом просто-напросто замочить этих тупорылых идиотов, и дело с концом?

Федор Петрович уже открыл было рот, чтобы согласиться, когда Чижов нетерпеливо выпалил:

— Ну давай, толстожопый, рожай быстрее, а то от твоих скрипучих мозгов у меня зубы сводит.

Такого откровенного хамства Жбан не ожидал — его охватила ярость, и он в эту секунду ничего другого не хотел, как проучить дерзкого грубияна.

— Леха, клиент созрел, — просто сказал толстяк и приготовился получить небывалое наслаждение от кровавого зрелища.

Гигант медленно стал надвигаться на гостя, который продолжал восседать в глубоком кресле. с самым невинным выражением на лице.

Прежде чем квадратный телохранитель успел подойти достаточно близко, Иваныч вскинул левое запястье и уставился на циферблат наручных часов, сказав, ни к кому конкретно не обращаясь:

— У меня есть еще пара минут.

И тут на его голову обрушился сокрушительный удар громадного кулака. В ушах что-то пронзительно зазвенело, а перед глазами побежали розовые круги, но Чижов все же не потерял ориентации в пространстве и попытался оказать вялое сопротивление.

Подтянув к животу ноги, он с силой распрямил их, намереваясь угодить амбалу в солнечное сплетение.

Однако удара не получилось — подошвы легких туфель скользнули по мускулистому прессу, не доставив громиле практически никаких болевых ощущений, а лишь подстегнув того к новым побоям.

Точные, выверенные оплеухи посыпались на голову каскадера, как снег на плечи прохожих в декабре. Единственное, что осталось Иванычу, так это по возможности сохранить присутствие духа и не провалиться в беспамятство.

Леха уже хотел выдернуть обмякшую жертву из кресла, когда послышался настойчивый звонок в дверь.

Прервавшись на миг, он воззрился на пахана, который был растерян не менее своего подопечного.

И в эту секунду зазвенели разбитые стекла, буквально разнося в щепки оконную раму, в комнату влетели двое людей в черных масках с автоматами наперевес.

Никто ничего не успел сообразить, когда неожиданные посетители выкрикнули:

— Всем на пол, быстро, бля, кому говорят! Милиция.

И тут заголосил Иваныч:

— Спасите, убивают!!!

Леха пытался по инерции заткнуть рот визжащему не своим голосом каскадеру, когда подскочивший спецназовец одним выверенным движением отправил качка в глубокий нокаут, саданув того носком тяжелого ботинка чуть пониже живота.

— Спасибо, братцы, — принялся благодарить омоновцев Чижов, подскочив со своего места и порываясь пожать одному из них руку, — если бы не вы, то они бы меня убили…

Несколько опешив от такого приема, человек в маске промямлил:

— Сядь в кресло, разберемся, кто ты такой.

Изобразив на лице кроткое смирение и остатки пережитого «ужаса», Ваня попятился в угол, опустившись задницей едва ли не на картину.

— Сучара! — злобно процедил Жбан, дико таращась на каскадера.

А тем временем открылась дверь и в квартиру ввалились еще с десяток автоматчиков в спецовках и масках во главе с седеньким, сухопарым мужчиной.

Бойцы начали методично упаковывать людей пахана в наручники, выкладывая их рядочком на паркетном полу прихожей.

В какой-то миг Чижов понял, что необходимо действовать. Пользуясь несколькими минутами суетливого гвалта, он извлек из рукава новенькое бритвенное лезвие, сорвал с него упаковку и несколькими выверенными движениями отделил холст от рамы, торопливо запихав картину под окровавленную рубашку.

Едва он успел закончить то, ради чего вообще затевалась вся эта шумиха, как в гостиную вошел седенький оперативник и обратился к каскадеру с вопросом:

— Значит, вы и есть заложник?

— Да-а, — измученным, нарочито глухим голосом протянул Чижов, вставая навстречу офицеру, — спасибо вам, если бы не вы…

Договорить Ваня не смог и рухнул на пол как подкошенный, громко стукнувшись головой о ножку журнального столика — продемонстрировав старый киношный трюк, отточенный годами до полного автоматизма.

— Черт! — коротко ругнулся сухопарый оперативник и крикнул в коридор: — Денисов, срочно «Скорую» под подъезд. Кажись, они этого бизнесмена замучили до потери пульса, сволота!

— Так есть же «Скорая», — парировал тот, которого назвали Денисовым, — она же раньше нас прибыла.

— Ну тогда тащите его, — палец старшего ткнул в «безжизненное» тело распластавшегося на полу каскадера, — а то не хватало нам еще жмурика. Потом отписываться, что это не мы его при задержании грохнули.

Трое омоновцев подхватили тяжеловесное тело и потащили его к выходу, а седенький, но крепкий мужичок уже позабыл на время о потерявшем сознание «заложнике» — в эту секунду его больше интересовал Жбанович.

— Ну что, Феденька, — почти ласково пропел он, обращаясь к хозяину квартиры, — вот и ты спекся. Давно я за тобой наблюдал, да все никак возможности не было ухватить тебя за яйца. Теперь ты у меня споешь отходную, Жбан.

И желая поставить жирную точку в произнесенном монологе, сухопарый опер с видимым наслаждением пнул лежащего толстяка ногой, от чего тот пронзительно завизжал, как недорезанный поросенок.

Сидя в экспроприированном «Мерседесе», Гвоздик нервно поглядывал на часы. По его подсчетам, операция должна была уже выйти в завершающую стадию.

Нервничал и Лямзин, разделяя нетерпение сидящего рядом вора и поглядывая на выезд со двора. Он понимал, что успех будет зависеть только от актерского таланта Чижова, а на их долю останется лишь чисто техническая сторона дела.

Ожидание длилось нестерпимо долго, и мужчинам порой казалось, что весь их хитроумный план провалился, но вслух они боялись это признать, мерно отсчитывая резиновые секунды.

На улице уже было светло; сновали торопливые прохожие, направляясь к светящимся остановкам, чтобы вскочить в переполненные троллейбусы, автобусы или Бог его знает что еще. Дороги стали заполняться сонным транспортом, в это время суток еще мерным и неторопливым.

И тут со двора выехала «Скорая помощь», очищая себе дорогу завывающей сиреной.

— Пора, — сам себе сказал Антон и повернул ключ в замке зажигания.

Серебристая иномарка плавно тронулась с места, легко нагоняя медицинский «рафик».

Когда «мерс» поравнялся с микроавтобусом, майор сбросил скорость, поглядывая на шофера соседнего авто. Тому не было дела до «крутых» спутников, и он продолжал двигаться в левом ряду.

Через пару километров водила «Скорой помощи» включил правый поворот, собираясь перестроиться, и в этот момент Лямзин резко заложил руль влево.

Удар получился скользящим, а потому не очень сильным, но «рафик» был прижат «Мерседесом» к осевой полосе, и для того, чтобы продолжить движение, ему понадобилось бы разогнать встречный транспорт.

Водитель микроавтобуса выскочил из-за баранки и бросился к виновнику столкновения.

Антон с Гвоздиком тоже покинули салон иномарки и были готовы отразить любые претензии по их адресу.

Поняв, что силой вопрос не решить, так как она, сила, была явно не на его стороне, водила лишь осуждающе протянул:

— Да что же вы делаете, изверги! У меня же больной при смерти, а если бы вы оказались на его месте, посмотрел бы я тогда…

— Спокойно, земляк, — нарочито нагло произнес Лямзин, — ну авария, что здесь такого. Сейчас приедет ГАИ и во всем разберется…

— Ты что, офонарел, — вмешался в диалог Дегтярев, — какое ГАИ, в натуре? Ты же пил всю ночь, тебя сейчас в кутузку загребут. Слушай, друган, — на этот раз Гвоздик обращался к шоферу «Скорой», — возьми стольник, и замнем базар. А машину мы здесь бросим, пусть мусора подберут и оттарабанят на стоянку.

Увидев в руке своего собеседника новенькую стодолларовую купюру, водитель заметно подобрел и хотел еще что-то сказать, когда до него донесся негодующий вопль сидящей в салоне медсестры.

Молоденькая девушка не своим голосом вопила, пытаясь остановить вырвавшегося Чи-жова:

— Больной, вы куда, у вас же шок?! Вам нельзя…

Но Иваныч, не слушая ничьих доводов, бросился через дорогу, ловко маневрируя между резко тормозящими автомобилями, чьи владельцы огласили улицу первосортным, отборным матом.

Пока водитель медицинского микроавтобуса наблюдал эту сцену, пассажиров серебристого «Мерседеса» и след простыл.

Иваныч благополучно добрался до квартиры Ольги и нажал кнопку электрического звонка.

Дверь открыла белокурая хозяйка; посторонившись, она пропустила Чижова внутрь, защелкнув за ним легкомысленные замки.

В просторной кухоньке его уже дожидались приятели, запивая душистые сигареты ароматным, горячим кофе из маленьких фарфоровых чашечек.

— Бегаешь ты здорово, — вместо приветствия улыбнулся Антон и более серьезным тоном спросил: — Ну как, удачно?

Иваныч молча извлек из-за пазухи свернутое полотно и положил его на стол перед приятелями.

— Наконец-то, — с видимым облегчением выдохнул Гвоздик, — теперь можем приступать к поискам.

Присев за стол, каскадер с благодарностью принял из рук Лямзина кофейную чашечку и сделал пару маленьких глоточков обжигающего напитка.

— Как все прошло? — полюбопытствовал майор.

Но Ваня лишь устало махнул рукой и, тяжело вздохнув, произнес:

— Главное сделала Маша, а я лишь закончил начатое.

— Да, твоя подружка здорово все провернула, — вставил свое слово вор, — это же надо, как она развела мусоров, что они через полчаса поставили на уши их паучью нору. Только все равно это западло, — искренне расстроился Дегтярев, — пусть они и негодяи, но сдавать пацанов ментам последнее дело. Если кто узнает, то меня на первой же хате под шконку загонят.

Чижов, за последнее время привыкший к подобного рода высказываниям, криво усмехнулся:

— Так ведь твоей вины здесь нет: идея Антона, исполнил я, а навела омоновцев Маша — ты не при делах. Да к тому же их скорее всего отпустят: заявителя-то нет.

— Все равно… — угрюмо процедил вор, а затем спросил: — Слушай, а как получилось, что менты клюнули на эту удочку? Я ведь сидел в машине и не слышал разговора.

Отодвинув от себя кофейный прибор, майор неторопливо спросил:

— Ты помнишь, как мы подвезли ее к телефону-автомату?

Дегтярев утвердительно качнул головой и настроился слушать дальше.

— Так вот, — продолжил Лямзин, — она набрала ноль два и сказала дежурной, что в ее подъезде живут настоящие бандиты. Якобы они только что привезли в свою квартиру окровавленного человека.

Маша описала Иваныча, а затем сказала, что опасается за его жизнь, так как один из головорезов пообещал, что через полчаса они пристрелят жертву, а труп сбросят в Москву-реку.

Когда дежурная попросила назваться, Маша сказала, что очень боится и наотрез отказалась, бросив трубку. Вот и все. А нам оставалось только ждать, что это сработает, — не скрывая видимого удовольствия, закончил Антон.

За столом воцарилась гнетущая тишина, которую нарушил Гвоздик:

— А прикинь, что было бы, если менты не захотели бы приехать. — Посмотрев на изуродованное лицо каскадера, он закончил: — Тебя бы, Иваныч, разорвали на мелкие лоскуты.

— Все, что Бог ни делает, — все к лучшему, — философски заметил Чижов, прислонившись спиной к керамической плитке, украшавшей стены кухни.

В этот момент в комнату вошла Ольга. Посмотрев на мужчин, она негромко произнесла:

— Ну что, искатели приключений на свои головы, может, спать пойдете? Ване, как самому пострадавшему, я постелила на диване в зале, а вам, — девушка кивнула на вора и комитетчика, — придется лечь на полу.

— Спасибо, — Чижов благодарно улыбнулся платиновой блондинке, театрально склонив голову, как поступали средневековые рыцари в присутствии высокородных особ.

Не задерживаясь ни на минуту, Иваныч встал и проследовал в ванную комнату, чтобы смыть с себя следы недавнего общения с накачанным громилой.

Гвоздик же, приподнимаясь с жесткого табурета, недовольно пробурчал:

— Дожил бродяга, приходится спать рядом с мусором.

— За оскорбление можно и по морде схлопотать, — беззлобно парировал Антон.

— Ах, простите, — Дегтярев дурашливо расшаркался, — вы же комитет, белая кость, голубая кровь… Кстати, как ты относишься к данному цвету?

— Чего? — переспросил майор.

— Я имею в виду сексуальную ориентацию… Договорить Юра не успел — крепкий кулак майора врезался в его грудную клетку, забив дыхание.

— Ночью узнаешь, — оскалился Лямзин, выходя в коридор и давая возможность приятелю прийти в себя после такой дружеской «шутки».

— Откуда вы свалились на мою голову, недотепы? — деланно строго произнесла Ольга, в душе довольная, что в ее жизнь ворвалось неожиданное разнообразие.

Для нее все произошедшее было похоже на увлекательный сон, и она еще не знала, что пробуждение может быть весьма и весьма безрадостным.