Имперский граф

Глава 5

Люди для своей жизни нуждаются в огромном количестве вещей. Многие из них жизненно необходимы, а без каких-то и вполне можно было бы обойтись.

Улин брат никогда и не ставил себе целью лично организовывать производство всего и вся, да это и не было нужно – люди и без этого умели делать многое.

Так и получилось, что вокруг мастерских и мануфактур, организованных Олегом, возникли швейные, портняжные, кожевенные, горшечные, столярные, ювелирные, стеклодувные и прочие мастерские и цеха, которые открывали переехавшие в баронства вместе со своими семьями и рабами мастера и их ученики.

Тут же стали возникать жилые дома и бараки, склады и амбары, трактиры, гостиницы, постоялые дворы, конюшни, дешёвые кабаки, магазины, лавки, скотобойни – в общем всё, что обеспечивает людей в их потребностях.

В Пскове всё городское обустройство велось под жёстким контролем самого Олега – городской Голова с этим бы и не справился и, если бы не непонятное Уле долготерпение брата к рохле Лейну и его слишком добродушной жене Марисе, ведавшей уборкой городских улиц и парков, виконтесса давно бы приказала их пороть и гнать с должностей. А вот до других городов и поселений руки Олега просто не доходили.

Всё свелось к тому, что и обустройство Промзоны было брошено фактически на самотёк.

Под контролем держали только то, что Олег называл государственным сектором экономики и то, что с ним связано напрямую.

Присматривали за строительством и поддержанием в порядке набережной, территорий вокруг мануфактур и главных поселковых улиц. Хотя улицы можно было смело называть городскими – вокруг Промзоны не было стены, но размерами и численностью населения это поселение давно уже было больше многих городов Винора и продолжало расширяться.

Вкус к приключениям в кварталах для черни Уля почувствовала не столько из-за так ей понравившегося рассказа брата о правителе Харуне аль Рашиде, сколько, если быть честной перед самой собой, из-за возможности проводить много времени с Нечаем и при этом не чувствовать себя дезертиршей, отлынивающей от необходимой работы.

Ведь и Нечай в этих грязных нищих и рабочих кварталах не просто ради удовольствия время проводил, а работал, встречаясь со своими агентами, узнавая о потенциальных злоумышлениях и пресекая их. А Уля при нём вроде бы как и помогала в его работе.

К тому же Уле и правда понравилось менять внешность и экспериментировать с нею. Вместе с химиками Ринга она лично участвовала в экспериментах по перекрашиванию волос и излечивала рабынь, когда эксперимент с краской оказывался неудачным и приводил к выпадению волос или пигментации кожи.

«Наверное, это и есть та самая перекись водорода, которая лучше всего красит женщин?» – как-то спрашивал брат, с подозрением беря из рук Ринга большую стеклянную колбу с прозрачной жидкостью.

Перекрасившись в блондинку и увидев себя в зеркало, Уля была в таком восторге, что аж взвизгнула неподобающим виконтессе и баронете образом.

И хотя скоро быть блондинкой ей надоело, но с использованием перекиси, как назвал это жидкое вещество Олег, значительно упростилось использование других красок для волос. А похождения с Нечаем были для Ули ещё и отличным поводом для экспериментов со своей внешностью.

В кабаке Кастета они оказались после получения сведений от баронессы Геллы Хорнер, державшей под своим личным жёстким контролем всё происходящее на мануфактурах и в мастерских, об увеличивающихся случаях появления на производствах работников, находящихся под действием неизвестного дурмана.

Вообще-то, расследовать подобные случаи должна была комендатура, и главный комендант Бор с получением этой информации рьяно взялся за поиски поставщиков дряни.

Какие-то успехи у него были – благодаря талантам палача Нурия и его помощников довольно быстро удалось выявить распространителей порошка, полученного из грибов, растущих в пещерах Винорского кряжа.

Но поимкой мелких распространителей все успехи стражей комендатур и закончились. Двое главных продавцов к моменту, как к ним наведалась стража, оказались мертвы, а один исчез в неизвестном направлении.

После этого продажа дурмана работникам мастерских и мануфактур полностью прекратилась, но по тем сведениям, которые получал Нечай от своих агентов в Промзоне, всё чаще начали появляться умершие от передозировки грибного порошка среди черни, перебивающейся случайными заработками, безработных, жриц любви, бездомных, иногда среди кустарей и мелких торговцев-коробейников, в основном проживающих в районах возле Вонючки. Кстати, настоящее название этого притока Псты уже никто и не помнил.

Гелла, когда Нечай сообщил ей эти сведения, только пожала плечами – да пусть хоть все сдохнут, а Олег, когда он обратился к нему, сказал, что дело контрразведки шпионов ловить, которые в последнее время со всех сторон норовят свой нос сунуть, а наркотой, так шеф назвал дурман, пусть комендатура занимается, им за это деньги платят.

Вот только Нечай подозревал, что в распространении грибного порошка не обходится без участия самих стражников. Да ещё и Олег сам ему однажды рассказывал, ещё в начале его обучения контршпионской науке, что где криминал, там и питательная среда для всяких чужих разведок.

Своими мыслями и тревогами Нечай поделился с виконтессой ри Шотел, де-юре и де-факто фактически вторым лицом в их государстве, и, естественно, вызвал у той разом вспыхнувший интерес, энтузиазм и желание немедленно приступить к поиску преступников.

На Кастета они вышли ещё декаду назад – одному из агентов Нечая удалось подпоить мелкого распространителя и узнать о том, где он берёт дурманящий порошок для своих клиентов.

Понятно, что Кастет не сам занимался этим делом, но те, кто распространял дурман, работали в его кабаках, что было бы невозможно проворачивать это длительное время, если бы сам кабатчик не был в это вовлечён.

Тратить время на собирание доказательств вины никто не собирался, но на предложение Ули вырубить Кастета и отдать его в руки палачам, которые очень быстро получат все доказательства непосредственно от самого виновника торжества, полковник Нечай Убер отказался. Уроки, полученные им от Олега, не прошли даром.

– Бор так бы и сделал. Вот только ты помнишь, чем завершились его прошлые успехи? – напомнил он Уле об оборвавшихся на мелких распространителях цепочек поставок дурмана.

– Чем завершились? Гелла говорит, что больше среди работников мануфактур и мастерских одурманенные не попадаются, – ответила Уля, обходя лужу из грязи, по дороге к кабаку Кастета.

– А тогда чем мы сейчас занимаемся? Это Гелле всё равно, что происходит в Промзоне, если это не затрагивает производств. Поставщики дурмана поэтому и обходят теперь стороной работников наших мануфактур, чтобы опять не нарваться на гонения. Но свою деятельность они не прекратили. И я вот думаю, а не решают ли они попутно ещё и другие задачи? Помнишь, мы об этом говорили?

Виконтесса задумчиво кивнула и тут же чуть не выругалась, едва не попав ногой в конские яблоки.

– Так мы сегодня только следим?

В голосе Ули вовсе не было недовольства. Следить ей очень понравилось, особенно после того, как в Промзону приехали несколько бардов из Фестала и Нимеи, которые теперь выступали в разных тавернах и кабаках Пскова и Промзоны. Свои-то местные барды с их затасканным репертуаром уже даже Уле надоели, хотя желание её брата «выгнать этих нудных придурков нахрен» она категорически не понимала. Разве так можно относиться к исполнению таких прекрасных, трогательных и волнующих песен о любви и верности?

Перед походом в кабак Кастета она почти половину склянки крутилась возле зеркала, разглядывая свою новую стрижку, пепельно-русый цвет волос и простенькое платье из льняной ткани невысокого качества, в котором походила на молоденькую ткачиху с мануфактуры, ну очень-очень симпатичную ткачиху, просто красотку. Нечай ей несколько раз об этом говорил и заслужил поцелуй.

Единственное, на что Уля не решилась, это огрубить внешность рук – слишком уж много она стараний с утра вложила в эту ещё одну удивительную придумку брата, которую он называл маникюром.

– Нет, сегодня мы не просто следим, – наконец решил открыться Нечай, долго и специально державший интригу. – Сегодня нам потребуется твоя помощь.

– А что надо будет делать, – сразу навострила ушки виконтесса и остановилась, краем глаза отметив, как пятёрка девушек-ниндзя, изображающих из себя стайку юных беззаботных прядильщиц, отправившихся покутить после смены, тоже остановилась, сделав вид, что заинтересовались строящейся сценой для выступления уличных акробатов.

– Идём. Не останавливайся, – поторопил девушку Нечай, и они пошли дальше. До кабака оставалось меньше трёх сотен шагов. – Мой агент узнал, что к Кастету сегодня должны прибыть какие-то важные люди. Ну, важные в его, бандитском понимании. Нам-то они… в общем, нам надо их взять живыми. И вот их, а не Кастета, познакомить с мастерством Нурия. Заодно посмотрим, как поведут себя некоторые наглые коллеги из комендатуры Промзоны. А, может, даже и в псковской главной комендатуре кто-нибудь вспотеет от волнения.

– Живыми надо? Будут живыми, хоть, надеюсь, и недолго, – нарочито грозно сказала Уля и, рассмеявшись, толкнула друга в бок. – Делов-то. Шарахну Замедлением, и вяжите кого нужно.

Нечай с уважением посмотрел на свою любимую и некстати вспомнил неприятный для него разговор с шефом на тему: «А кто ты такой? Ты хоть понимаешь, где ты, и где ОНА?» Но вздохнул и отогнал это воспоминание подальше.

Уля словно почувствовала, о чём он задумался, и ещё раз его толкнула в тот же бок, только сильнее.

– Не тушуйся, прорвёмся, – повторила она одну из сентенций своего великого брата.

В кабаке Кастета народу, как обычно, ближе к вечеру набралось очень много. Если бы Нечай заранее через своих агентов и с помощью десятка тугриков не позаботился о паре столов – одного для себя с виконтессой и другого для пятёрки охранниц, то им бы пришлось стоять.

Надо отдать должное, кормили здесь очень неплохо. Уля даже дала себе зарок позаботиться о смягчении наказания здешнему повару – шансов вообще избежать наказания у кастетовской прислуги не было, за исключением рабов – им наказание за соучастие и недоносительство не грозило, их просто продадут другим хозяевам.

Таковы были древние законы, даже раб, совершивший убийство, освобождался от ответственности за него, если он это сделал по приказу своего хозяина.

Понятно, что это больше было на словах, на деле же раба-убийцу, как правило, ждали сначала его выкуп родственниками жертвы, а потом мучительная смерть.

– Заходите, вон ваш столик, – один из охранников звероподобного вида, проводив их до середины зала, показал толстым, как сосиска, пальцем в сторону небольшого столика возле окна, а, получив сверх уже оплаченного пятитугриковую медную монету, оскалился гнилыми зубами в попытке изобразить благодарную улыбку.

– Отсюда плохо видно. И, наверное, плохо будет слышно, – капризно сказала Уля, когда они устроились за столиком и сделали заказ.

– Не отдыхать сюда пришли. А работать, – вполголоса ответил ей Нечай.

Когда Уля с аппетитом умяла принесённые ей тушёные свиные рёбрышки с овощами гриль и, не спеша попивая разбавленный сидр, ждала выхода на сцену барда, который слишком долго засиделся за столом с пригласившей его компанией молодых мануфактурных, судя по их одежде, работников и работниц, она и обратила внимание на стройную темноволосую девушку, растерянно стоявшую недалеко от неё среди занятых столиков.

Виконтесса ещё не потеряла вкус к случайным знакомствам во время своих похождений под чужой личиной. Да и вряд ли скоро потеряет – ей уже до смерти надоело, как угодничество окружающей её обслуги, так и заумные разговоры по работе с соратниками брата. Нечай не в счёт, Нечай – это любовь всей её жизни. Но как же скучно было бы без приключений!

Ей нравились знакомства, где её считали ровней, где можно было вести себя свободно, наплевав на этикет, который в неё вдалбливала Гортензия.

Никто из этих её случайных знакомых до сих пор так и не узнал, с кем они имели дело. К тому же Уля часто меняла внешность, и узнать её в другой раз вряд ли бы кто из них смог.

Ей нравилось помогать таким случайным знакомым, и тоже, как говорит брат, инкогнито – кому-то она через Геллу устраивала перевод на другую работу, кому-то помогала избавиться от несправедливых придирок, на кого-то бросала лёгкое, слабо напитанное заклинание исцеления, и те потом удивлялись тому, что пропала мучившая десяток лет боль в простуженной спине или исчезала одышка.

Енга ей чем-то сразу приглянулась. Может, своей беззащитностью, а может, готовностью пожертвовать собой ради брата. Да и история её жизни не оставила Улю равнодушной.

Но вопрос с её братом был не к спеху. Уля не успела завершить разговор с Енгой, как в дверях кабака показался бородатый мужик в одежде подсобного кузнечного работника, снял с головы обшарпанный картуз и, зажав его в правой руке, два раза провёл им по лбу.

Это был условный знак, означавший, что те, кого они ждали, прибыли во двор перед кабаком и сейчас войдут в зал.

Сильный толчок в спину агента, который тот получил от встретившего Улю с Нечаем кабацкого охранника, заставил довольно крепкого мужчину пробежать несколько шагов внутрь зала.

Возмущений или ответных действий охранники, которые всегда на входе этого кабака дежурили парами, не ждали – всем было известно, кому принадлежит кабак и что ждёт желающих качать права, которые об этом забудут.

Следом на входе в зал показались трое мужчин, одетых в дорожные костюмы состоятельных торговцев. Первым вошёл невысокого роста крепыш с перебитым, как и у Кастета, носом. Двое других были повыше, но их смурные лица тоже не соответствовали одеяниям добропорядочных торговцев.

Сам Кастет, кем-то предупреждённый, уже выбежал из подсобных помещений, поприветствовал вошедших и лично повёл их вдоль барной стойки в один из отдельных кабинетов для состоятельных посетителей.

Не обращая внимания на изумлённо разглядывающую её Енгу, которую потрясло резкое изменение Улиного образа, виконтесса, продолжая мелкими глотками потягивать разбавленный сидр, сформировала конструкт заклинания Замедление и накрыла им место, где как раз находились вошедшие гости.

Площадь заклинания Уля взяла с большим запасом, так, что замедлились до полного обездвижения не только гости и сопровождавший их Кастет, но и стоявшие у стойки раб-бармен, пара подвыпивших клиентов и не менее подпитая шлюшка, дежурившие на входе охранники, бард, только что завершивший очередную настройку своей гитары, и четвёрка посетителей, сидевшая за самым близким к барной стойке столом.

Памятуя о своей прошлой ошибке в применении этого заклинания к своим похитителям, в этот раз Уля разумно дозировала влитую энергию, чтобы обездвижить цели максимум на половину склянки.

– Внимание! Всем спокойно покинуть кабак. На сегодня представление закончено. Заказанную еду и выпивку забирайте с собой, – громким голосом объявил вставший со своего места Нечай.

Ещё до того, как он заговорил, с места сорвалась компания молодых парней и девушек, которые приглашали барда к себе за стол, и принялись резво вязать Кастета и его гостей.

Пятёрка Улиных ниндзя мгновенно окружила стол, за которым сидели Нечай с Улей и Енга.

– Барон Убер, – сказал кто-то, и произнесённое шорохом пронеслось среди собравшихся. Улю в её гриме не узнали.

Когда-то, когда Нечай и Уля были детьми, им однажды удалось улизнуть к озеру возле замка Ферм, прихватив с собой небольшой старенький невод, выброшенный кем-то за ненадобностью, и они стали неводить рыбу вдоль берега.

Уля до сих пор иногда вспоминала, как она расстроилась тогда до горьких слёз, когда попавший в невод небольшой косяк рыбок у них на глазах, уже перед самым берегом, ловко выскочил через разошедшийся шов в образовавшуюся дырку.

Сейчас посетители напомнили Уле тех рыбок. Так же ловко и молча они покидали кабак, со страхом оглядываясь на Нечая. Дёрнувшуюся было вслед за остальными не менее напуганную Енгу Уля удержала.

– Оставайся. С тобой я ещё не закончила, – сказала ей Уля, а увидев, как в опаске Енга вжала голову в плечи, ободряюще улыбнулась и положила ей руку на плечо: – Подожди немного. Я скоро освобожусь, и мы разберёмся и с твоим братом, и с твоим вымогателем, и с его подельниками, и с некоторыми стражниками, которые, похоже, совсем берега потеряли.