ИМПРЕССИОНИСТЫ. Повесть о старшеклассниках

ТОЛСТОЙ И САЛТЫКОВ – ЩЕДРИН

Русскую литературу в этом классе преподавала Галина Борисовна Беккер. Уроки проводились то в строгой школьной аудитории, то дома у Галины Борисовны, где мы пили чай, слушали музыку, читали и обсуждали Толстого, Мериме, Стендаля…

Вот – первые сочинения десятиклассников. Они посвящены произведениям Толстого и Салтыкова-Щедрина.

ЛЕНА БАЙКАЛОВА

ТОЛСТОЙ О РОЛИ ЖЕНЩИНЫ В ОБЩЕСТВЕ

(ПО РОМАНУ «ВОЙНА И МИР»)

Как и Толстой, я хотела бы начать свое сочинение с салона Анны Павловны Шерер. По речи и портрету Анны Павловны я могу представить характер ее, ее салона и людей, которые там встречались. С первых строк я испытываю антипатию к этой героине, а уж потом к салону, так как именно она передает монотонность своего настроения – настроению в салоне. Из этого я могу сделать вывод, что роль женщины – это, в первую очередь, установление отношений в обществе, в котором она находится. Анна Павловна – скучная высокомерная дама. И в ее салоне очень натянутые, ограниченные беседой о важных политических делах и городских сплетнях разговоры. Или, например, полная противоположность ей – Наташа Ростова. Толстой знакомит нас с семьей Ростовых на именинах Наташи. На первый взгляд, это обычный званый вечер, такой же скучный, как и салон Анны Павловны, но когда в гостиную вбегает Наташа, моментально появляется

настроение праздника, а не просто приема гостей в честь именин. Лично я сразу прониклась любовью и уважением к этой маленькой веселой девочке и всей ее семье. Когда Наташа грустна, весь дом грустит вместе с ней и замирает на время.

Я думаю, Толстой представляет женщину носителем настроения. Если женщина однообразна, то и все, что окружает ее, будет так же неприятно и одинаково. Толстой утверждает, что, сколько бы времени ни прошло, все, связанное с этой женщиной, не изменится, а только постареет.

И Толстой доказывает это на примере Анны Павловны, Элен, Жюли. Прошло много лет. В семье Ростовых, Болконских было столько пережито, изменено, а в салоне Анны Павловны те же беседы. Элен так же является «украшением стола», Жюли по-прежнему считается богатой невестой.

И, конечно же, женщина в обществе является центром внимания. О ней говорят, вздыхают, мечтают.

Понимая, что Элен глупа, о ней говорят с восхищением. И не только мужчины, но и Наташа, которая чувствует малейшую фальшь и неестественность, расхваливает ее.

Или Мари Болконская, все видят, что она некрасива, но в то же время не могут не заметить ее прекрасных лучистых глаз. И, конечно же, Наташа на настоящем, первом для нее бале. Как рассказывает о ней князь Андрей!

Все герои Толстого не перестают удивляться и поклоняться женской красоте. И на протяжении всего романа (кроме военного времени) женщина представлена в более ярких тонах, так как она является не только предметом восхищения, но и хранительницей семейного очага.

И вот я уже подошла к эпилогу. Это самая полюбившаяся мне часть романа. Наташа стала женой и матерью, и именно здесь раскрывается главная черта ее характера – заботливость. Толстой ставит огромный знак ударения на этом качестве женщины. Именно на заботливости, на любви к семье и понимании ближнего выстроены все отношения любимых героев Толстого в романе.

«Как в каждой настоящей семье, в лысогорском доме жило вместе несколько совершенно различных миров, которые, каждый удерживая свою особенность и делая уступки один другому, сливались в одно гармоническое целое».

осень-зима 1995.

Мне очень понравилось сочинение Лены. Ощущение такое, что, прочитав это маленькое эссе, заново переживаешь весь роман Толстого. Одной репликой отодвигается тема войны. Все сочинение посвящено миру, семье, ласке, любви. Я помню сочинения Лены о Пушкине и Гоголе, написанные в тринадцать лет. Они были полны демонической игры, экспериментов с текстом, доведения противостояния «мужчины и женщины», «философа и ведьмы» – до предела (2) … Теперь пятнадцатилетняя Лена будто бы успокоилась, ищет в литературе уравновешенности и гармонии… Женщина – носитель (не создатель, не творец!) настроения, она поддерживает гармоничные отношения в обществе, является центром внимания, предметом восхищения. Она – хранитель семейного очага. «Мысль семейная» заменяет в размышлениях Лены «мысль демоническую». И слава Богу!

…Сергей Юрьевич заглянул ко мне на кафедру после своей лекции. Говорил долго и вдохновенно: «Вы плохо представляете себе этих детей. Они слишком артистичны и гибки, чтобы можно было за просто так их распознать. У них тысяча масок. Если угодно – богема… Впрочем, не только эти дети таковы. Вообще, поколение такое». Ну, и в этом духе…

Из дневника Марины Саввиных. 13 марта 1996.

…нужен обязательно приглушенный свет. Должно быть, это опера, а не симфония… Или – балет? Хочется смотреть, а не только слушать. Симфонический концерт – непременно закрытые глаза. По крайней мере, так у меня.

Господа, господа… торопитесь! Все уже началось. Это был, конечно, затянувшийся антракт. Не по вине артистов, честное слово! Так случилось… Занавес, которым прикрыты два первых акта, оказался неподъемным для акта третьего и заключительного… Томление актеров и особенно актрис не поддается описанию. Но вы… вы ведь в полной мере насладились радостью вкушения тонких вин, которые нынче так обильны в театральном буфете, разговорами о спектакле и возле него! Наслаждение обсуждать предмет не больше ли страсти к самому предмету? держу пари: никто теперь не посетует на длинноту паузы… и все же! не надо опаздывать к началу.

Оркестровая яма дышит нетерпением. Музыканты прильнули к своим флейтам, альтам и виолончелям. Дирижер уже постучал палочкой о пюпитр.

Ну… Ну!.. Вот! Вот оно… Вот она!

Хвала тебе, неподражаемая Прима! Беленькая Панночка. Умница Коломбина. Черная Королева Зазеркалья – первая владелица заколдованного зеркала. Хозяйка Постоялого Двора с его чародейским «кукареку». Элоиза и Юлия романтических прогулок.

Как тихо и медленно теперь твое кружение по подмосткам, знакомым тебе до отвращения, до ностальгических слез, которые когда-нибудь прольются!.. Однако ты давно перетерпела наваждение соленого дождя. Твоя мысль – за чертой, которую прочертил когда-то предполагаемый Автор этой пьесы. Но ты еще играешь – с очаровательной снисходительностью взрослой женщины- травести. Недосягаемая. Прохладная. Вечная. Пронизывающая игрушечный мир не то лунным, не то звездным, не то солнечным, но так или иначе – извне приходящим, реально жизненным светом, в котором здесь и теперь так азартно плещутся другие Маски. Им от тебя никуда не деться. Но это – твоя последняя роль. И уже – не главная… заметная – благодаря твоему участию, но не центральная, увы! Ты начинаешь – и растворяешься во втором плане. Ты, без которой… Впрочем, унизиться до гнева – не в твоем амплуа. Играет скрипка. Скрипят пуанты по скользкому дереву. Автор чуть слышно говорит тебе: прости!

Не заменили! Не заменят – никогда!

ЛЕНА БАЙКАЛОВА

МЫСЛЬ СЕМЕЙНАЯ В РОМАНЕ М. Е. САЛТЫКОВА-ЩЕДРИНА «ГОСПОДА ГОЛОВЛЕВЫ»

Очень трудно писать о мысли семейной, так как таковой в романе нет. На мой взгляд, Салтыков-Щедрин в своем романе хочет показать контраст между семейной жизнью и сожительством. Он описывает те причины, которые разрушают семью, а мы в мыслях строим идеальную семью. Это просто, ведь идеальная семья – это полная противоположность семьи Головлевых. В своем предыдущем сочинении по роману Толстого я писала, что настроение в обществе в основном зависит от женщины, которая находится в этом обществе. В романе «Господа Головлевы» это выражено очень ярко. Поскольку именно Арина Петровна (конечно, не без участия мужа) разрушила свою семью, а создала из нее «жильцов коммунальной квартиры». Она экономила не только на куске хлеба для своих детей, но и на любви, ласке, нежности. Она воспитывала и растила детей только для того, чтобы при достижении ими совершеннолетнего возраста избавиться от них. Черты характера матери унаследовали и некоторые ее дети, например, Порфирий. Он был очень похож на мать. Только свою страсть к деньгам он осуществлял хитростью, а не работой, как это делала его мать.

Единственным из детей умным и, возможно, даже способным к каким-то хорошим чувствам, был Степан. Не зря автор подчеркивает, что он был похож на отца, а не на мать. Из всего семейства Головлевых он был самым образованным. Он понимал всю трудность и серость своей жизни в Головлеве и, чтобы как-то скрасить это, начал пить. И умер он не столько от пьянки, сколько от полного бездействия.

В своем романе Салтыков-Щедрин еще раз показывает, что человек не может жить без любви и ласки, заботы и нежности, он умирает. А если и может, разве это жизнь? В настоящей семье должно быть понимание, дружеское отношение. Никто не должен бороться за власть. А в семье Головлевых этого не было. Арина Петровна боролась за власть над мужем, над детьми, за владение землей – и потеряла семью. Она была настолько ослеплена своей властью, что даже не замечала «мертвечины»1 вокруг себя. Она думала, что «родительского благословения» – «куска» достаточно, чтобы ее дети жили в достатке. В настоящей семье родители должны заботиться и помогать детям, сколько смогут.

Салтыков-Щедрин очень правдиво описывает эту историю, но кроме сожаления, презрения и насмешки она у меня не вызвала ничего.

***

Возможность любви – старая тема Лены. Она думала об этом, когда переводила Катулла. Она размышляла об этом, когда работала над сочинением по гоголевскому «Вию». В сочинении по «Вию» Лена рассуждала так: только влюбленный имеет право называться человеком; в истории панночки и философа любовь не нашла пристанища ни в мужчине, ни в женщине – и тоже умирает с последним криком петуха… Панночка умирает, потому что не может любить…

В «Господах Головлевых» ищется и находится та же тема.

Умирают дети, умирают чувства – и даже сноска звучит как бы из-под земли…

Очень интересно в этом сочинении противопоставление идеального и реального. Лена знакома с Платоном и понимает, что, видимо, для Толстого и Салтыкова-Щедрина – как для авторов – идея возникает в голове Создателя (мира или романа) до реальной вещи. В этом смысле идеальная семья строится раньше реальной. И строится – в мыслях, в воображении.

ЛЕНА МИХАЙЛОВСКАЯ ищет и находит в произведениях литературы XIX века другую тему. Пространство и время – тоже давний предмет ее размышлений. Замедление и ускорение времени, проблемы временной и пространственной бесконечности занимали ее ум, когда она писала о Спартаке и Гайдаре, Пушкине и Сервантесе. Но только в сочинении о Тургеневе и Толстом художественное время стало героем ее авторской речи.

…я пишу это второго сентября 1996 года, в Красноярске.

Праздник начала учебного года перенесли на один день, так как 1 сентября – воскресенье.

Утром я пошел на праздник в начальную школу. Первоклассники шли с табличками. С такою же точно табличкой шел мой класс ровно десять лет тому назад. Табличку (1 «Д») нес Семен Гульков. И музыка точно такая же, как и десять лет назад, – Моцарт.

Заканчивается праздник малышей. Я прошу табличку «1-Д» и иду к своим одиннадцатиклассникам. Собрались все, кроме Тани Калиниченко. Никто не знает, где она. Нам весело, мы фотографируемся вместе с цветами и табличкой «1-Д».

Вот все и разошлись. Я звоню Тане. У нее печальный голос.

– Ну, как прошел праздник?

– Весело. Чего же ты не пришла?

– Не смогла. Очень грустно. Ведь это мое последнее первое сентября.

2 сентября 1996.

СЕМПРОНИЯ. Катилина! Катилина!.. ты часто говоришь, что боги даровали мне неженский ум и великую силу духа. Ну и что мне с этими сокровищами делать? Как ты – служить отечеству? Но где оно – отечество?..

Почему, почему все вокруг тебя пропитано холодом и смертью? Ведь имя твое – Радость!.. Радость, свобода, счастье, жизнь… Ты – моя Родина, а не этот гнусный смрадный город, где днем с огнем не сыщешь человека. Будь проклят Рим, если он хочет сожрать Катилину!

НАДПИСЬ. Это самые близкие Катилине люди, его избранники, более того – его любимцы… В этой своре находятся все развратники, все игроки… если они не покинут Рим, если они не погибнут, то – знайте это! – даже в случае гибели самого Катилины в нашем государстве останется этот рассадник Катилин.

(ЦИЦЕРОН. Вторая Катилинария)

СЕМПРОНИЯ. Если Лентула и Цетега убьют, я сама отправлюсь к Катилине – в доспехах и при оружии… Хоть одним солдатом у Катилины будет больше. Если уж ничем иным я не могу ему помочь.

ЦЕЗАРЬ. (удивленно) Да ты римлянка, как я погляжу!

М. Саввиных. Катилина. Драматические картинки из жизни

Древнего Рима эпохи Гражданских войн. Картинки 1 и 10.

март, 1996.

ЛЕНА МИХАЙЛОВСКАЯ

ХУДОЖЕСТВЕННОЕ ВРЕМЯ В РОМАНЕ И.С.ТУРГЕНЕВА «ОТЦЫ И ДЕТИ»

Вначале мне очень трудно было читать это произведение.

На первый взгляд, роман «Отцы и дети» достаточно мал. Но в процессе чтения для меня он превратился в очень длинное повествование. Короткий промежуток времени, описываемый в произведении, кажется целым годом.

Почему так получается?

Тургенев не дает подробных портретных описаний своих героев. Он предоставляет нам возможность самим разобраться, выявить для себя, в чем же сущность того или иного персонажа.

Совсем по-другому поступает Толстой. Он предпочитает подробную характеристику своих героев. Толстой удлиняет время. Даже самое незначительное событие описывается как очень длинная история. Толстой замедляет время. Когда Андрей Болконский приезжает в Отрадное, автор показывает нам это событие как целую жизнь. Кажется, что Болконский согласен с таким структурированием времени. Он сам, Болконский, есть замедлитель любой истории. Я бы сказала, что все герои романа «Война и мир» согласны с течением времени в произведении.

Тургенев не вводит героя в свой временной ритм, ускоренный ритм, и читатель вынужден самостоятельно договаривать недосказанные фразы, разворачивать свернутые события. Поэтому роман кажется нам очень длинною историей, хотя само произведение короткое.

Например, описывая свидание Базарова с Одинцовой, Тургенев вдруг обрывает повествование, «режет» роман на куски:

«Он рванулся к ней…

– Вы меня не поняли, – прошептала она с торопливым испугом. Казалось, шагни он еще раз, она бы вскрикнула…

Базаров закусил губы и вышел.

Полчаса спустя служанка подала Анне Сергеевне записку от Базарова…»

О-о! Как Толстой «растянул» бы такую же ситуацию!!!

Базаров постоянно бунтует против установленного автором ритма времени. Он даже пытается его изменить, когда, например, начинает признаваться в любви Одинцовой. Ведь еще в самом начале произведения автор дает нам описание героя как немногословного, краткого в речах. И эта краткость и нестандартность речи входили в планы Тургенева. Базаров, объясняясь в любви Одинцовой, пытается разрушить эти планы. Тургенев это обнаруживает и обрывает описание сцены.

Тургенев создает героя, чтобы проверить, что необходимо в этом мире, а что не имеет права существовать. Убедившись, что человек-комета не надобен для жизни, Тургенев вынуждает Базарова умереть.

май, 1996.

СЕМПРОНИЯ. Одна легенда меня просто поразила. Странное впечатление… Было два брата. И был Авель пастырь овец, а Каин был земледелец. Братья принесли плоды трудов своих в дар Богу. Бог принял дар Авеля, а дар Каина остался нетронутым. Каин сильно огорчился, но Бог спросил его, почему ты огорчился? почему омрачилось лицо твое?

Если совесть твоя чиста, разве не ходишь ты с высоко поднятой головой? А если не чиста – у дверей грех лежит, зовет тебя, влечет к себе, не давай ему совратить тебя, господствуй над ним! Каин позвал Авеля и убил его…

М. Саввиных. Катилина. Драматические картинки

из жизни Древнего Рима эпохи Гражданских войн.

Картинка 1, март 1996.

Глубоко трагические взаимоотношения автора и его героев были замечены учениками еще в седьмом классе, при чтении лирики Пушкина. Тогда тему «автор-лирический герой-героиня» особенно тонко разрабатывали Надя Бахтигозина и Алеша Рычков. Надя начала с вопроса:

– Герой стихотворения – это тот, кто рассказывает, или это – тот, о ком рассказывают?

Таким вопросом Надя открывает (для себя и для других учеников) существование лирического героя.

Алеша Рычков в седьмом классе заметил, что Пушкин «… как будто он один на всей земле, все его бросили, и даже героиня в его элегиях не для него. Он в своей элегии свою собственную героиню не может подчинить себе, чтоб она действовала в ней так, как он хочет. Он элегии пишет, а его героиня играет им в его элегии». (А. Рычков. «Автор и героиня в элегиях», май, 1993.)

Острому различению автора и героя посвящена лирическая миниатюра Тани Калиниченко, которую стоит привести полностью.

ТАНЯ КАЛИНИЧЕНКО

ГРУСТЬ В СТИХАХ ПУШКИНА

Я знаю очень много стихов Пушкина.

И во всех его произведениях присутствуют грусть и печаль.

Но почему? Ведь Пушкин был жизнерадостным человеком, хотел жить, а стихи говорят о том, что ему не хочется жить.

Все несчастья Пушкина из-за женщин.

Что он хотел сказать этими словами?

Почему Пушкина любили женщины? Ведь он – урод, и сам знал, что он – урод…

Может, потому, что он сильно любил их?

Пушкин самый такой поэт, который близок моему сердцу, а иногда кажется, что если бы Пушкин жил в нашем времени, я бы влюбился (так у автора – С.К.) бы в него и читала каждый день ему его стихи. Я могла бы писать о Пушкине очень много, но время идет к концу. Это все.

ПУШКИН, Я ТЕБЯ ЛЮБЛЮ.

май, 1993.

Размышления Нади и Алеши опосредованы открытым Надей (для себя и для класса) принципом различения автора и героя. Отсюда – лишь один шаг к теоретическому литературоведению. Сочинение Тани – попытка непосредственного общения Пушкина и девочки-семиклассницы. Открытие Нади, поддержанное в сочинениях Лены Байкаловой, Саши Чубакова, Лены Михайловской и других учеников на много лет вперед определило стиль их рассуждений о поэзии и прозе – постоянное узнавание в произведениях мучительной борьбы автора и героя, автора и героини, «Я» автора и его лирического «Я».

Открытие Тани, поддержанное поначалу только учителем (самой Тане сочинение о Пушкине всегда казалось наивным и не стоящим внимания), открытие возможности непосредственного общения с Пушкиным, «прогулки» с ним, приведет в дальнейшем к разработке лирического эпистолярного жанра у самой Тани, у Юли Вятчиной, у Лены Михайловской, у Нади Бахтигозиной. Пройдет год, и Таня начнет писать прозу и стихи, замечательно рисовать. Признание «Пушкин, я тебя люблю» не прошло даром…

Занятия литературоведением рождают литературных критиков и эссеистов.

Непосредственное общение с Пушкиным рождает поэтов и художников.

…кто-то из них нарисовал контурным карандашиком для губ – на обратной стороне декорации, изображающей вход в исповедальню, разбитое яйцо и совокупляющихся дельфинов. Рисунок выполнен с классической простотой! Подпись под ним предельно лаконична: RAPE ME!

…В восьмом классе в жизнь ребят ворвался Гоголь – с «Ревизором» и «Вием». Лена Байкалова увидела в «Вие» – совсем иную, не пушкинскую, игру автора, героя и героини. Лена тогда писала: «Он (Гоголь – С.К.) как будто колдун. Он лепит из воска фигурки панночки, Хомы, Вия и другие, а потом прокалывает их иглой. Боль отражается на живом человеке. И он играет ими как хочет…»

(Е. Байкалова. «Повесть Гоголя „Вий“ и мое восприятие этой повести», май, 1994)

И вот теперь, в десятом, пришли Тургенев, Толстой, Достоевский. Лена Михайловская в сочинении о художественном времени в романе Тургенева продолжает свою старую тему игры, борьбы, согласия и несогласия автора и его героев в произведении.

Особая погруженность этой темы в сферу пространственно-временных, почти математических, отношений автора и героя не случайно для Лены Михайловской. Пространство, время, математика интересуют ее и в чистом виде, скажем, в аксиомах стереометрии. Надо заметить, что ответы Лены на уроках геометрии иногда настолько нестандартны, что ставят учителя в тупик.

Приведу пример того, как Лена решает самые простые задачи. Меня будет интересовать не то, верно или неверно решает Лена ту или иную задачу (бывает верно – бывает нет), а то, как она размышляет о пространстве.

ЗАДАЧА. Верно ли, что любые 4 точки не лежат в одной плоскости?

РЕШЕНИЕ ЛЕНЫ. Я не вижу никакой разницы в предложениях «через четыре точки проходит одна плоскость» и «четыре точки лежат в одной плоскости» и поэтому я думаю (вопреки ответам в учебнике), что это высказывание верно. Если сузить количество вероятных точек до трех, и четвертую точку поместить над плоскостью этих трех точек или под ней, то, конечно же, утверждение верно! Но если все 4 точки внести в одну плоскость, то утверждение неверно.

4 точки – это «колеблющееся состояние», имеющее возможность иметь от одной до двух плоскостей.

ЗАДАЧА. Верно ли, что через любые три точки проходит плоскость и притом только одна?

РЕШЕНИЕ ЛЕНЫ. Первую часть выражения я неоднократно доказывала, а что касается существования только одной плоскости, то любые плоскости, проходящие через три точки, какие бы мы ни надевали, все равно будут совпадать с собственностью этих трех точек – их плоскостью. Можно очень глубоко уверенно сказать, что высказывание верно.

ЗАДАЧА. Точки А, В, С и Д не лежат в одной плоскости. Могут ли какие-то три из них лежать на одной прямой?

РЕШЕНИЕ ЛЕНЫ. Я предполагаю, что такое возможно. Эти три точки (т.е. уже прямая) лежат в своей плоскости, а оставшаяся занимает «свою» плоскость.

Но с таким же успехом и не могут. Ведь это дело момента, желания точек или нас, воздействующих на них, как располагаться точкам в пространстве, где основоположиться или кочевать из одного места расположения всех вещей в другое.

ЗАДАЧА. Могут ли прямые АВ и СД пересекаться?

РЕШЕНИЕ ЛЕНЫ. Если это пересечение где-нибудь и когда-нибудь произойдет, то тот, кто это докажет, может спокойно захлопнуть дверь в мирское сознание перед Теоремой N2, которая гласит: «Через две пересекающиеся прямые проходит плоскость и притом только одна». Но если следовать этой давно устоявшейся теореме и прочесть этот давно устоявшийся вопрос, то естественно, что точки, которые не лежат в одной плоскости, не смогут освоиться на пресекающихся прямых, которые, в свою очередь, ни за что не отдадут свою единственную плоскость.

ЗАДАЧА. Могут ли две плоскости иметь только одну общую точку?

РЕШЕНИЕ ЛЕНЫ. Только одну не могут и не смеют.

Если плоскости пересекаются, то точка, лежащая кстати на прямой стыка двух плоскостей, которая имеет множество точек, не будет иметь столько сил ликвидировать тех, без которых она и сама не существует.

Или же ни каких плоскостей, пространств не имеет права быть, и лишь одна точка, смеющая назвать себя как хочет, создавши условия, желаемые ею, живет во всем, что вообще есть…

И тем более не могут иметь общую точку, если они располагаются в разных пространствах (выше, ниже). Тут уж ни о каких связях вообще речи быть не может у этих двух плоскостей, они даже не чувствуют друг друга, просто живут своей жизнью и все.

осень, 1995.

«Иосиф и его братья» – в нашей фляжке… Мы двигались по пустыне. Путь был длинен и долог. Он был утомителен – время текло, как пряжа, в которую превращается кудель бессмысленного словоизлияния под нашими старательными пальцами…

…или дремлешь под жужжанье

своего веретена?

Ты объяснял, почему тебя раздражают философствования Манна. Зачем это – в романе? Ну и писал бы метафизический трактат! Кому интересны рассуждения писателя о постороннем предмете? Поэтому Толстой так часто занудлив, скучен и смешон. Что касается Томаса Манна… Адриен Леверкюн. Ницше. Фейхтвангер. Хайдеггер. Фашизм и антифашизм.

Да! Мировоззрение художника… У Мандельштама вот не было никакого мировоззрения. И у Ахматовой – вплоть до «Реквиема».

– У них (у детей) мировоззрения нет – нет!

– Так ведь Вы же формировали их мировоззрение!

– Ничего подобного!

Доктор Фаустус в своей средневековой келье …Однажды Лиловая Маска позволила мне войти в свою лабораторию. Находиться здесь могут только избранные. Чаще всего – немногие любопытные, только приоткрыв дверь, зажмуриваются, зажимают рот и нос, бросаются вон – и долго потом не могут отдышаться.

Железный нежный ворон клюет вам внутренности. Это – любовь.

Пепел, медленно остывающий на дне палеолитической пещеры и обжигающий колена молящегося волхва, – это познание. Это зависть свистнувшей плетки сильного – вновь и вновь заносимой над сильнейшим. Плеть-змея, покрытая струящимися ромбами, шипит и извивается. Мудрость. Злоба. Месть. Пепел. Бог.

Она – не Ведьма. Она – Ведунья. Не Вещунья – вольная Художница свободного, еще никем не пойманного смысла. Или, может быть, скорее, благородная Дама – Алхимик, Гипатия, готовая за многоточие – под каменный град, но… пусть бы никто не знал об этом! ведь ей только шестнадцать… Ее речь – головокружительный опыт над собственным пониманием мира. Иногда кажется, что она – таки нашла Философский Камень. Так не случайны ее фантасмагории – так внутренне логично и единственно по форме то, что выливается из-под ее пера. Выливается, переливается, вливается во всяческие колбы, пробирки, реторты – и там бурлит, кипит, плавится, испускает живые цветочные ароматы и почти непереносимую вонь. Конструктивизм на грани обморока.

– Скажи, я красивая?

– По-моему, да… очень.

– Нет, правду скажи… Для меня это важно!

Она недоверчиво щурится …ни тени улыбки. Она вообще редко улыбается.

Зато когда улыбнется – о-о!

Эта роль – так серьезна. Авторская власть на ее сценические эволюции почти не распространяется. Но Лиловая маска всегда настороже. Ей бы, глупенькой, плясать от счастья, а она чувствует себя покинутой…

– Снова – за печенье. Никогда, никогда не похудеть тебе до пятидесяти шести килограммов!

Лена Михайловская – не математик. Она – тонкий филолог. (Скорее, философ! – М.С.) Интересно, как она распространяет филологические подходы в область математических наук. Решая геометрические задачи, Лена пытается оживить точки, прямые и плоскости. Для нее это живые существа, живущие особой жизнью. Они могут колебаться, принимать решения, испытывать чувство собственности, какие-то желания. Точки могут подчиняться аксиомам и правилам, но могут и уклоняться от них, создавая себе условия жизни по произволу. Все это, конечно, далеко от реальной школьной стереометрии. Но возможность фантазировать на уроке математики (пусть это и не приводит к успешному и строгому решению задачи) наполняет художественное мышление Лены – пространственно-временными образами и характеристиками. Отсюда – неповторимые ритмы сочинений Лены о Толстом и Тургеневе.