Я боюсь Лисовецкого-старшего. Это прописная истина, аксиома, которую просто надо признать и смириться.
Я его боялась, когда увидела в первый раз на собеседовании и потом долго не могла избавиться от неприятного и липкого ощущения страха. Ровно такие же чувства он вызывает сейчас, когда я медлю перед дверью его кабинета, прежде чем постучать и потом несмело заглянуть внутрь. Мой страх настолько силен, что даже мелькает мысль сбежать отсюда, пока не поздно. Но какой же идиот бежит от хорошо оплачиваемой, интересной работы?
– Здравствуйте, Александр Романович, – блею я и ненавижу себя за противный тонкий голосок. Обычно он все же не такой писклявый.
– Доброе утро, Анжелика, заходите, – приветствует он меня. Низкий приятный голос, вежливый, но это ничего не меняет. От Лисовецкого исходит волна подавляющей силы, от которой хочется залезть под диван. Он просто пугает своим тяжелым взглядом. Губами, на которых нет улыбки. Рядом с ним чувствуешь себя виноватой буквально во всем. Хотя он красив, но эта красота не привлекает. Насколько открытый и непосредственный Никита, настолько мрачный его отец. Так и хочется спросить: «Мужик, что у тебя произошло в жизни, раз ты стал таким букой? Вроде бы миллионы не способствуют образу мученика на кресте». Нет, я не так наивна и понимаю, что деньги не всегда равно счастье, но они удовлетворяют базовые потребности. С ними не нужно думать, что жрать, где жить и как проходить зиму в летних кедах. И, как я понимаю по рассказам Никиты, трагедий в семье у Лисовецких тоже не было. Хотя… Ник не упоминал мать. Может быть, причина мрачных складок у рта Лисовецкого-старшего именно в этом?
За своими совершенно нерабочими мыслями я позорно пропускаю почти всю информацию, которую до меня пытался донести Александр Романович. Искренне надеюсь, что он не рассказывал что-то жизненно для меня необходимое. Например, где находится комната, в которой я буду жить.
– А сейчас, Анжелика, давайте подпишем документы, и я вас отправлю обустраиваться и завтракать. Встретимся после обеда, и я вам все покажу.
– А раньше? – уточняю я, потому что устроиться, конечно, хорошо, но я приехала работать.
– Раньше у меня дела, – отзывается он, и я киваю, подписывая одну бумагу за другой. Пока вникаю в мелкие строчки контракта, Лисовецкий о чем-то думает, а потом произносит: – Хотя пойдемте.
Он поднимается и решительным шагом направляется к двери. Его дорогой темно-синий костюм сидит просто безупречно. Он вообще нормальный – расхаживать в деловом костюме по загородному поместью?
Кабинет, который я толком не успела разглядеть, под стать Александру Романовичу – такой же безупречный, безликий и дорогой. Если он ждет такого же эффекта от реставрации, пожалуй, мы не сработаемся. Впрочем, смысл дергаться раньше времени? Посмотрю помещения, разработаю макеты, и уже потом будем думать, что делать дальше и как искать компромиссы между волей заказчика и здравым смыслом. Это обычный рабочий аспект.
Лисовецкий выходит из кабинета, а я послушно двигаюсь за ним, чувствуя себя букашкой на фоне его мощной фигуры.
– Сегодня здесь мои братья, – поясняет Александр торопливо. Он всегда говорит очень быстро, словно куда-то опаздывает. – Думаю, они с удовольствием обсудят реконструкцию с вами и все покажут. Главное, не слушайте Глеба. У него свое видение судьбы старой части дома, поэтому ничего хорошего, а, возможно, и приличного он вам не скажет.
«Глеб»… От имени сердце подпрыгивает к горлу. Наверное, я еще долго не смогу спокойно реагировать на это сочетание букв.
Мы проходим через холл и сворачиваем в зал, где я на пороге замираю, так как сердце сначала останавливается, а потом падает куда-то далеко в желудок. Я просто не верю, что подобная херь может произойти со мной. Я словно героиня какой-то идиотской мыльной оперы.
Зато я теперь хорошо понимаю, почему так паниковала Наташа, узнав, что я переспала с Глебом. Просто он тоже Лисовецкий. Хозяин ночного клуба, где работает моя подруга. Именно она мне подкинула выгодный контракт. Да что вообще тут творится и зачем Глеб это все затеял?
– Анжелика, это мои братья, Глеб и Максим. Они, как и я, имеют право подписывать документы и сметы, – ничего не подозревая, рассказывает Александр Романович, а я просто не знаю, что говорить и как себя вести. – С ними можно обсудить любой вопрос. Только Глеб не вправе принимать единоличные решения. По одной причине – он пристрастен.
– Очень приятно познакомиться, – блею я, утонув в холодных насмешливых глазах своего случайного любовника. Он, как и ночью, безупречен. Только на щеках темнеет щетина. Видимо, с утра не побрился. Другого мужчину, хотя он, похоже, крупнее и Александра, и Глеба, я просто не замечаю. Мое сознание занимает только Глеб – светлые джинсы, низко сидящие на бедрах, и простая черная майка, рукава которой плотно обтягивают рельефные мышцы рук. Вот откуда он взялся на мою голову? И что ему стоило остаться там, во вчерашней сумасшедшей ночи?
А Глеб взирает на меня с ленивой улыбкой хищника, которая не предвещает ничего хорошего. Он делает шаг навстречу и смотрит с вызовом. Только сейчас не на меня, а на старшего брата. И с удовольствием говорит:
– А мы с Анжеликой знакомы, в своем роде…
– В смысле? – хмурится Александр.
– Я с ней спал, – припечатывает Глеб. – Вчера.
На заднем фоне очень обидно ржет Максим, а я чувствую, как пол уходит из-под ног. Вот зачем он так? Неужели об этом нужно заявлять при всех?
– Не поверю, что ты не помнишь, Анжелика, – с насмешкой обращается он ко мне. В его глазах мелькает что-то, похожее на обиду. Не понимаю. Он на самом деле ждал, что я кинусь ему на шею с поцелуями? Или что?
– Я не знала, кто ты, – шепчу пересохшими губами, а он довольно ржет. – Знала бы, бежала, как от огня.
– Говорил же тебе, Сашка, я найду абсолютно любого реставратора и все испорчу!
Глеб выглядит таким неприлично довольным, что хочется его удавить прямо здесь. Останавливает меня только разница в габаритах и весе. И то, что я еще храню в душе хлипкую надежду, что работа все же будет моей.
– Это не имеет значения, – хмурится Александр, хотя слова даются ему с трудом, а я выдыхаю.
– Для тебя – да, а вот для Лики… – довольно тянет Глеб и смотрит на меня взглядом, который говорит: «Я все про тебя знаю, маленькая серая мышка, которая не привыкла спать с мужиками на первом свидании».
Он делает шаг ко мне и склоняется к губам.
– Ты же будешь хорошей девочкой и уедешь? Понимаешь же, сколько неловких и, возможно, постыдных моментов тебя ждет в моей компании?
Так вот зачем была эта ночь. А я, наивная, думала, что, может быть, действительно цапанула его. Пусть и на одну ночь.
Меня словно облили холодной водой. Начинает тошнить, но я сжимаю зубы, поднимаю на него полный отчаяния взгляд и припечатываю:
– Не надейся.
– Это мы еще посмотрим, – цедит Глеб сквозь зубы, а Александр довольно хмыкает.
– Просчитался, братец. Видимо, тебе попалась неопытная девушка и после секса с тобой не спешит бежать куда глаза глядят. Сравнивать не с чем.
– В моем окружении хотя бы есть девушка после секса со мной, – парирует Глеб, а мне начинает казаться, что эти двое, решая свои семейные проблемы, вообще забыли о том, что тут рядом стою я. И это именно мою сексуальную жизнь они с таким огоньком обсуждают. – И значит это только одно. – Он довольно улыбается и обещает, глядя мне в глаза своими наглыми синими: – Значит, я тебя трахну по крайней мере еще один раз. Ты даже не представляешь, как я этого хочу.
Вот так просто. При всех. При своих братьях, при племяннике, застывшем в дверях с удивленным выражением лица. Что он вообще о себе возомнил? А я в таком шоке, что даже послать его не могу.
Из ступора меня выводит недовольный голос Макса:
– Ну, Глеб, ты не мог мне сказать с утра, что она твоя? Я бы не поперся сюда ни свет ни заря.
– Ты же за машиной?
– Да она тут уже две недели стоит…
– А нехер было врать.
Парни, не прощаясь, удаляются из комнаты, и их голоса затихают где-то в коридоре. Никита – и тот тихо линяет, а я стою ни жива ни мертва, чувствуя на себе внимательный и недовольный взгляд начальника. Если он меня сейчас отправит домой, я не удивлюсь. Теперь в этом доме меня считают шлюхой, а не профессионалом. Просто прекрасно, Лика. Отличное начало самого перспективного в твоей жизни проекта.
– Анжелика, – тихо говорит Александр Романович, – вы же понимаете, что спать с моим братом – это верный способ лишиться рабочего места?
– Когда я с ним спала, – стараясь, чтобы голос не дрожал, отзываюсь я, – я не представляла, кто он такой.
– Даже не сомневаюсь, потому и закрываю на это глаза. Но впредь…
– Впредь я буду держаться от него подальше. Уж поверьте.
– Только вот он – нет, – замечает старший Лисовецкий и очень внимательно на меня смотрит.
– И что я могу с этим сделать?
– Я уверен, у женщины есть масса вариантов показать мужчине, что он ей неинтересен. Было бы желание. А у вас оно должно быть, вы ведь не хотите лишиться работы?
Я не хочу, но сама ситуация, высокомерный тон Лисовецкого-старшего – все бесит, поэтому я спрашиваю:
– Раз вы знаете, что ваш брат не отстанет, не проще ли меня выгнать?
На красивом лице Александра появляется недовольная гримаса, будто он сжевал лимон.
– В данной ситуации – не проще.
– А… я прекрасно понимаю. Если вы меня выгоните, это будет означать, что он победил. Поэтому я даже могу переспать с вашим сыном, и мне это сойдет с рук.
– А вот с сыном не стоит.
– Меня не интересуют дети. Успокойтесь.
– Ему восемнадцать.
– То есть уже можно?
– Анжелика, я вообще не понимаю, как позволяю вам разговаривать со мной в таком тоне?
– Александр Романович, простите. Я неправа, но и вам не стоит наступать мне на больную мозоль. Мой первый в жизни случайный секс закончился…
– Глебом.
– Именно. Закончился Глебом и милым обсуждением в небезразличном семейном кругу. И для меня дело чести закончить этот объект…
– …и не оказаться снова в его постели?
– Именно. Поэтому буду вам благодарна за две вещи. Первая – давайте не станем больше заводить разговор о моей личной жизни. Ну а второе – оградите меня от вашего брата. Пожалуйста.
– Я, конечно, могу привязать Глеба к кровати в его комнате, – задумчиво протянул босс, – но и из этой ситуации он сумеет извлечь пользу. Просто помните: для Глеба вы – трофей. Ему интересно соблазнить и сделать так, чтобы вы отказались от этой работы. То есть изощренно обидеть. Если вы будете держать все это в своей хорошенькой головке, пока мой брат пытается вас соблазнить, думаю, сможете устоять перед его напором.
– Тогда почему вы так волнуетесь?
– Потому что у этого мудака всегда получается то, что он задумал. Я слишком плохо знаю вас, чтобы волноваться. Я за себя переживаю. И за эту долбаную старую часть дома. Лучше б я ее взорвал.
– Это технически сложно, – машинально отзываюсь я. – Не получилось бы ее демонтировать, не повредив основное крыло.
– Вот поэтому вы и здесь. Сейчас я позову Эмилию Львовну, и она проводит вас в комнату.
Эта коза сделала вид, будто меня не знает! Точнее, хотела сделать вид, что меня не знает! Ночью стонала подо мной, а с утра, значит, «Мальчик сделал свое дело, мальчик может быть свободен»? Не представляю, почему меня это злит даже сильнее, чем то, что она демонстративно осталась поганить мою часть дома.
Виски у Сашки в баре вкусный. Даже жаль, что я отказался от него в прошлый раз. Сижу в дедовом кабинете, нахально закинув ноги на стол, почти уложив их на крышку ноутбука брата, и жду. Душа требует с кем-нибудь поругаться или набить морду, но бить морду моим братьям – дело неблагодарное. Поэтому придется ограничиться порцией словесных гадостей, когда Сашка закончит разговаривать с Ликой, которая бесит своим поведением. Она должна была сначала растаять от моего присутствия, затем зарыдать и свалить. Все! А потом, может быть, я бы ее нашел через Наташку и милостиво трахнул. Ну шикарный же был план?
– Ты ничего не хочешь мне сказать, Глеб?
Сашка заходит мрачнее тучи. Точнее, Сашка заходит мрачнее Сашки в обычный день, и его кислая рожа – бальзам для моего сердца.
– А что? – изображаю, что не понимаю, о чем речь.
– Ну, например: «Извини, что я спал с твоим реставратором и положил ноги на твой рабочий стол».
– А ты планировал спать с ней сам? – пассаж про ноги демонстративно не замечаю. – Так она для тебя маловата, не находишь? Всего двадцать три.
– Я не собирался спать с ней. Ты это знаешь. Но и для тебя она тоже маловата, если ты об этом. Ты тоже не мальчик.
– А мне нравятся молоденькие. Они такие искренние и горячие в своей неискушенности… ммм… Присоединяйся, когда я затащу ее в свою постель в следующий раз. Готов поспорить, тебе понравится.
– Ты – мудак, – припечатывает он.
– Не спорю. Вот Макс не отказывается.
Александр морщится, как делает всегда, когда так или иначе оказывается в курсе наших похождений с младшим, а меня это забавляет. Ведь Александр у нас такой взрослый и серьезный, он всегда и все делает правильно, и только мы с Максом – два мажористых отморозка, которые иногда трахают одну бабу, а иногда курят травку. Всю жизнь жду, когда же облажается Сашка, но, видимо, его единственный косяк – это Ник, который появился за пару дней до Сашкиного восемнадцатилетия. После этого Лисовецкий-старший не косячил ни разу. Я бы ни за что не предложил ему разделить со мной Лику (потому что хочу ее исключительно себе), если бы хоть на миг мне в голову закралась мысль, что он может согласиться.
– Скажи мне, у тебя в твои тридцать шесть лет хоть раз был спонтанный секс? – достаю его намеренно. Мне просто нравится это делать. – Вот хоть один?
– Был, – невозмутимо отвечает брат. – Его последствия на той неделе угнали твой байк, и ты орал тут два часа.
– Ты стар и безнадежно скучен, – зло бросаю я.
– Ага, зато все остальные в этой семье – один непрекращающийся праздник. Кто-то же должен быть серьезным и уметь отвечать за свои поступки?
– Как хорошо, что этот кто-то – не я. – Поднимаюсь и выхожу, а в спину мне несется раздраженное:
– Ну и куда ты?
– Как куда? Искать нашу трепетную лань и показывать ей фронт работ.
– Глеб, не смей! Я сам ей все покажу!
– А вот хрен тебе. Это моя игрушка, и я ей буду играть. Не суйся.