Информатор

Глава 1

Анкара, Турция

Ванесса Мишель Монро медленно и размеренно сделала вдох и сосредоточила все свое внимание на противоположной стороне улицы.

Она точно вычислила время прохождения автокортежа, следующего от Балгата до площади Кизилай, и теперь, укрывшись в тени, наблюдала, как пассажиры, покинув машины, направлялись к ступенькам центрального входа. Двое мужчин. Пять женщин. Четыре телохранителя. Через несколько минут должна появиться и цель.

В окнах многоэтажного здания из стекла и бетона отражались неоновые вывески, а широкую улицу, несмотря на поздний час, по-прежнему заполняли многочисленные пешеходы. Они торопились по своим делам, не обращая внимания на ее присутствие и уж тем более не задаваясь вопросом, а что, собственно, она тут делает.

Она взглянула на часы.

Напротив притормозил «мерседес», и, увидев, как из задней дверцы выходит мужчина, она выпрямилась. Тот неторопливо прошел к подъезду, она же, дождавшись, когда никого не будет поблизости, тоже направилась к «Анатолии» — элитному клубу столичного высшего общества, где сильные мира сего пользовались всевозможными запретными плодами прозападной цивилизации.

На входе она предъявила визитную карточку, стоившую ей двух недель драгоценного времени, потраченного на раздачу щедрых взяток и проведение тайных встреч.

Швейцар кивнул и посторонился, торжественно промолвив: «Сэр».

Монро небрежно кивнула в ответ, сунула швейцару в ладонь купюру и очутилась в атмосфере музыкального салона и насквозь прокуренного зала ожидания провинциального аэропорта. Она прошла мимо сот укрывающих от посторонних глаз выгородок, обставленных диванами и низкими столиками, мимо бара, где половина табуретов у стойки пустовала, и направилась по коридору к туалетам, за которыми располагалась дверь с табличкой «Только для персонала».

За ней оказалась маленькая кладовка. Там она сбросила с себя костюм от Армани, итальянские туфли и прочие атрибуты мужского облика.

Ситуация несколько усложнялась тем, что человек, снабдивший ее приглашением сюда, имел некоторые основания полагать, что она мужчина, а сегодня ей обязательно следовало снова стать женщиной. Она стянула вниз собранную на груди ткань, тут же превратившуюся в облегающее платье, и сунула ноги в тонкие кружевные сандалии, пронесенные в подкладке пиджака, вынула из него же миниатюрный ридикюль и, убедившись, что в коридоре никого нет, прошла в туалет, чтобы окончательно завершить с помощью макияжа и гребня свое преображение в женщину.

Вернувшись в вестибюль, где телохранители, сопровождавшие персон, прибывших в автокортеже, пристально следили за происходящим и своим видом напоминали проблесковые маячки на взлетно-посадочной полосе, она со скучающим видом направилась прямо в их сторону. Время словно замедлило свой бег. Четыре секунды. Мгновение прямого зрительного контакта с целью, приукрашенного едва заметной улыбкой, с которой она отпела взгляд и прошла мимо.

Она устроилась в дальнем углу бара: одна, отвернув от объекта лицо, но никоим образом не скрывая от него всего остального, заказала выпивку и, скромно поигрывая медальоном на цепочке, висевшим на шее, принялась ждать.

Последний, завершающий аккорд, и работа будет закончена.

Она рассчитывала, что ждать придется минут десять, но приглашение присоединиться к вечеринке поступило гораздо раньше. Телохранитель, передавший его, проводил ее за столик, и после короткого знакомства, кокетливых улыбок и взглядов из-под ресниц она приступила к исполнению роли охотницы — обольстительной и соблазнительной глупышки.

Игра эта продолжалась всю ночь, затем, наконец получив все, что ей было нужно, она сослалась на усталость и откланялась.

Объект проследовал за ней из клуба на улицу, освещенную неоновой рекламой, и предложил подвезти, но она, с улыбкой отказавшись, направилась по своим делам.

Он вызвал свою машину, догнал ее и схватил за руку.

Она попыталась освободиться, но он только усилил хватку. Ей оставалось лишь сделать глубокий вдох и постараться сохранять спокойствие. Но образ ее несколько утратил свою яркость, а взгляд сместился с лица на шею и вены, явственно проступающие на ней. Казалось, сама собой возникла мысль о том, насколько легко было бы разорвать и перерезать их. Чувствуя, как шумит кровь в ушах, она с трудом подавила желание убить его тут же, на этом самом месте.

Однако ей удалось сохранить на лице улыбку и осторожно предложить:

— А не выпить ли нам где-нибудь в другом месте?

Возле них притормозил «мерседес». Шофер еще не успел выйти из машины, как объект сам открыл заднюю дверцу и буквально втолкнул Монро на заднее сиденье. После чего забрался в машину и велел ехать. Повернувшись к ней, он сделал широкий жест в сторону мини-бара:

— Угощайтесь!..

С кокетливой улыбкой она взглянула ему через плечо, но ничего не увидела. На самом деле это была улыбка, предвещающая смерть и разрушение, за ней скрывалась жажда крови, не дающая ей покоя. Она изо всех сил пыталась взять себя в руки и справиться с собой. Подавив охватившее ее чувство, она потянулась одной рукой за бутылкой виски, а другой открыла замок на ридикюле и сказала:

— Выпейте со мной!

Видя ее спокойствие и рассчитывая на многообещающее продолжение, он расслабился и взял предложенный ею бокал. Она обмакнула в бокал пальцы и поднесла их к его губам, потом игриво повторила процедуру, и проделывала так еще несколько раз, пока все виски с рогипнолом[1] не оказалось у него в желудке. Через некоторое время препарат начал действовать. Тогда она велела шоферу отвезти его домой, а сама беспрепятственно покинула машину.

Наслаждаясь предрассветной прохладой, она сделала несколько глубоких вдохов в надежде вернуть ясность мысли. О ходе времени ей напомнили только первые проблески зари да завывания муэдзинов, призывавших с минаретов к утренней молитве.

Она добралась до квартиры, служившей ей домом на протяжении последних девяти месяцев, когда уже совсем рассвело.

Из-за закрытых ставней внутри было темно, и она включила свет. Тусклая лампочка, свисавшая с потолка, осветила маленькую однокомнатную квартирку, забитую стопками книг, толстыми папками и компьютерами с проводами и разной периферией. Мебель была представлена лишь большим столом и кушеткой.

Она сняла с шеи медальон и тут заметила мигающую красную лампочку у кушетки. Сдавив медальон между ладонями, она сдвинула крышку и извлекла из-под нее микрокарту. Устроившись перед компьютером, она вставила ее в считывающее устройство и, пока загружались данные, включила автоответчик.

Вчера в полдень звонила Кейт Бриден, а слышать ее голос было всегда на редкость приятно. Она воспринимала его как освежающий глоток шампанского. «Мишель, дорогая, я знаю, что ты сейчас устала и пока не собираешься браться ни за какие новые задания. Но ко мне обратились с необычной просьбой. Перезвони, когда сможешь».

Монро села на кушетку, прослушала сообщение еще раз и, положив голову на руки, закрыла глаза. Усталость после напряженного дня все-таки давала о себе знать, и она попыталась хоть немного передохнуть за то время, пока загружалась информация. Сквозь полузакрытые веки она посмотрела на часы — в Далласе сейчас девятый час утра. Еще немного подождав, она встала и, пытаясь понять, чем мог быть вызван звонок, сняла трубку и набрала номер.

Услышав жизнерадостный и искрящийся как шампанское голос, Монро едва заметно улыбнулась.

— Только что прослушала твое сообщение.

— Я знаю, ты собиралась на несколько месяцев отойти отдел, — заверещала извиняющимся тоном Кейт, — но это особый случай. Клиент — Ричард Бэрбанк.

Монро помолчала, соображая, о ком идет речь.

— «Хьюстон ойл»?

— Он самый!

Она вздохнула.

— Хорошо, вышли мне факсом документы, я их просмотрю.

После неловкой паузы Бриден спросила:

— А за сто тысяч долларов ты не могла бы встретиться с ним лично?

— В Анкаре?

— В Хьюстоне.

Монро промолчала, выдерживая еще одну многозначительную паузу.

Первая заговорила Бриден:

— Прошло уже два года, Мишель. Считай это хорошим знаком. Возвращайся домой.

— Оно того стоит?

— Ты всегда сможешь снова уехать.

Монро кивнула в пустоту, соглашаясь с неизбежным развитием событий, хотя до сих пор ей удавалось следовать своим курсом, и сухо объявила:

— Мне нужна неделя, чтобы собраться.

Она положила трубку на рычаг и легла, накрыв глаза рукой и стараясь дышать ровно и глубоко.

Но заснуть ей в то утро все равно уже не удалось.

Еще раз Монро перевела взгляд с циферблата настенных часов на очередь.

Стук от штамповки печатей в паспортах, раздававшийся время от времени в зале прилета, задавал ее мыслям своеобразный ритм и отделял их одну от другой.

Она возвращалась домой.

Домой. Что бы это ни означало.

Дом. После двух лет, заполненных постоянной сменой часовых поясов и жизни в странах «третьего мира», на переднем крае столкновения самых разных культур в далеко не мирных местах. Но это был мир, который она понимала, чего нельзя было сказать о доме.

Стиснув зубы, Монро наблюдала за тем, как еще один пассажир прошел паспортный контроль, и очередь продвинулась на несколько дюймов вперед. Она сделала глубокий вдох, стараясь успокоиться и снять напряжение, постоянно нараставшее последние несколько часов. Однако ее смятение только усилилось.

Земля опустошена вконец и совершенно разграблена…[2]

В процессе перелета пришлось встретить два восхода солнца и один закат. Всем своим существом она ощущала, что сейчас три часа пополудни, а на часах было без двенадцати семь утра.

…Поникли возвышавшиеся над народом земли…

Еще один взгляд, брошенный на часы. Еще один вдох. Еще на несколько дюймов вперед. Она чувствовала, что ее вот-вот охватит приступ паники и она не сможет с ним совладать.

Домой.

…И земля осквернена живущими на ней…

Минуты медленно тянулись, а очередь топталась на месте. Взгляд ее остановился на человеке, переминавшемся с ноги на ногу перед сотрудником иммиграционной службы. Он с трудом произносил несколько слов по-английски и был явно не в силах ответить даже на самые простые вопросы. Человек этот выделялся своим ростом, отличной выправкой и черными как смоль волосами. В руках он держал «дипломат» и темно-коричневый плащ.

После еще трех минут этой волокиты, показавшихся ей тридцатью, его наконец направили в отдельную комнату в самом конце зала.

…Ибо они преступили законы, изменили устав, нарушили вечный завет…

Не спуская с него глаз, она толкала перед собой дорожную сумку ногой.

…За то проклятие изъявляет землю…

Каждый шаг будил в ней ужасные воспоминания о первом посещении Соединенных Штатов. Те же самые врата, те же самые ощущения — что, собственно, могло измениться за девять лет?

…И несут наказание живущие на ней…

Теперь высокий пассажир был просто силуэтом за полупрозрачным стеклом. Она снова взглянула на часы. Прошел еще один человек. Еще одна минута.

…Прекратилось веселье, заглохли звуки тимпанов…

Она стояла перед окошком КПП с документами и паспортом в руках, а звук внутреннего голоса редуцировался до шепота. Формальные вопросы, формальные ответы. Офицер проштамповал паспорт и вернул его ей.

…Умолк шум веселящихся…

У нее не было багажа и нечего было декларировать. Бросив последний взгляд на расплывчатую тень высокого мужчины за стеклом, она прошла сквозь непрозрачные раздвижные двери, за которыми томилась толпа встречающих. Она оглядела их, стараясь выявить того, кто встречал высокого мужчину.

…Горька сикера для пьющих ее…

Заметив у дальней стены телефоны-автоматы, она направилась к ним.

…Разрушен опустевший город…

Она набрала номер и встала так, чтобы видеть двери, из которых появлялись прошедшие паспортный контроль пассажиры.

…Помрачилась всякая радость; изгнано всякое веселие с земли…

Они выходили с улыбками на лицах и оказывались среди ожидавших их близких. Вот как надо возвращаться домой, а не обмениваться посылками и подарками с чуждыми, в сущности, людьми, традиционно называемыми родственниками и друзьями, встречаться с коими не очень-то хочется.

Включился автоответчик Кейт, но Монро повесила трубку, не оставив никакого сообщения. В дверях показался высокий мужчина.

…В городе воцарилось запустение, и врата развалились…

Его никто не встречал. Не было ни подруги с цветами, ни радостных лиц, ни даже служащего в темном костюме с табличкой в руках, приукрашенной его именем. Он прошел в нескольких футах от Монро, проводившей его пристальным взглядом. Повинуясь порыву, она подхватила свою сумку и направилась на первый этаж, стараясь держаться к нему поближе, чтобы не потерять из виду.

Мужчина сел в автобус, направлявшийся в отель «Мариотт», и она вошла за ним. Он даже кивнул ей, но скорее всего машинально. Принимая во внимание особенности ее наряда, это было вполне понятно. Короткие волосы, широкие штаны с накладными карманами, некогда белая льняная рубаха и кожаные ботинки на толстой подошве вполне могли восприниматься как атрибуты, присущие сильному полу.

В отеле Монро встала за ним в очередь на регистрацию, что позволило ей ненароком уяснить, что перед ней некто Ной Джонсон. Номер 319. Такое типично американское имя и такие слабые познания в английском. Уловила она и акцент: французские сливки марокканского общества.

Зарегистрировавшись и взяв номер, она сделала несколько звонков, в том числе Кейт Бриден, договорившись о встрече за ужином в ресторане отеля.

Выйдя на улицу, Монро поймала такси и через двадцать минут стояла на парковке полупустынной промзоны. По обеим сторонам улицы возвышались приземистые бетонные строения с узкими окнами, отделенными друг от друга проездами для грузовиков.

Монро дождалась, пока такси отъедет, и поднялась по ступенькам, ведущим к двери с табличкой. На ней большими металлическими буквами значилось: «Компания Логана».

Дверь была заперта. Она прижалась лицом к стеклянной ее половине и, не увидев света, постучала. Через несколько минут в глубине помещения зажегся свет и появился Логан — босиком, в спортивных шортах и с неизменно глупой улыбкой на лице. Открыл дверь и, оглядев Монро с ног до головы, выдал следующее заключение:

— Ты выглядишь просто ужасно!

Она бросила матерчатую сумку на пол у входа и, когда он закрыл дверь, сказала:

— Я тоже рада тебя видеть.

На его лице снова расплылась улыбка, и они дружно расхохотались.

— Добро пожаловать! — объявил он, приобняв ее слегка. — Господи, как же я рад тебя снова видеть! Как прошел перелет?

— Он тянулся долго и утомительно.

— Если хочешь вздремнуть, кушетка на месте.

— Спасибо, не надо, — ответила она. — Постараюсь приспособиться к разнице во времени.

— Тогда кофе? — Он повернулся в сторону маленькой кухни. — Я как раз собирался поставить чайник.

— От кофе я бы не отказалась. Крепкого и черного.

Несмотря на все его старания, не получилось ничего, что хотя бы отдаленно напоминало кофе по-турецки. Нехватка кофеина явилась ожидаемым продолжением ее тревог и смены часовых поясов. Все одно к одному.

На офисной половине имелось четыре комнаты. Логан приспособил одну под кабинет, вторую использовал как помещение для переговоров, а две остальные — для жилья. Далее находились склад и мастерская. Вообще-то жить в этом здании запрещалось, но он исправно и вовремя платил за аренду, и пока никаких жалоб владельцы здания не получали. Так продолжалось все годы их знакомства: с той самой сырой и теплой летней ночи семь лет назад, когда в одной забегаловке байкеров разгорелась ссора, перешедшая в драку. Тогда она пришла ему на помощь. Когда все кончилось, они вместе над этим посмеялись, сидя на обочине под звездным небом как настоящие родственные души, родившиеся под несчастливой звездой.

Монро медленно прошлась вдоль стены, на которой были развешаны большие — размером с афишу — фотографии в рамках, задерживаясь возле каждой, чтобы рассмотреть получше. Там были снимки мотоциклов на треке и самого Логана, участвующего в гонках: разные кадры, иллюстрирующие его профессиональную карьеру.

У тридцатитрехлетнего Логана были светлые волосы и зеленые глаза, а из-за своей открытой детской улыбки он выглядел не старше двадцати пяти. Эта детская улыбка позволяла ему легко менять сожительниц, и те на личном опыте убеждались, что за открытой и беззащитной улыбкой скрывалась внутренняя жесткость и железная воля.

Логан начал самостоятельную жизнь в пятнадцать лет, когда пристрастился к ремонту машин и мотоциклов в автомастерской, принадлежавшей лучшему другу его отца. Всем, чего он достиг, он был обязан только самому себе, своему трудолюбию и целеустремленности. По мнению Монро, этот парень был самым цельным человеком из тех, кого ей только доводилось встречать в Америке за все девять лет.

Логан подошел, когда она рассматривала уже последнюю фотографию, и протянул кружку с дымящимся напитком. Она благодарно кивнула, и оба долго молча стояли, просто радуясь встрече.

— Два года — это большой срок, — наконец проговорил он. — Тебе предстоит многое наверстать, Мишель.

Он повернулся к двери.

— Готова?

Она не тронулась с места и с виноватым видом сказала:

— Не исключено, что я соглашусь на другое задание.

Он замер.

— Поэтому я и приехала.

Логан внимательно посмотрел на нее.

— Меня удивляет даже то, что ты этого не исключаешь. Я думал, ты проинструктировала Кейт отклонять все предложения.

Монро кивнула.

— Ты сама знаешь, что я думаю по этому поводу, — заметил он, возможно, скрывая свое огорчение. — Если ты действительно согласишься, то знай, что можешь во всем на меня рассчитывать.

Она улыбнулась, взяла его за руку и вложила в ладонь медальон.

— Сработало просто отлично! — сказала она. — Спасибо.

Он кивнул и, усмехнувшись, ответил:

— Я добавлю это к своей коллекции. — Потом обнял ее за плечи: — Ну же, пошли!

Они прошли через жилые комнаты и оказались в подсобном помещении. Монро, покопавшись на стеллаже, достала рюкзак и кое-какие личные вещи. Логан тем временем выкатил сверкающий черный мотоцикл «дукати».

Это было настоящее произведение искусства. Монро улыбнулась, нежно проведя рукой по его сделанным на заказ обтекателям.

— Я хорошо о нем заботился, — пояснил Логан. — На прошлой неделе даже прокатился, чтобы убедиться в том, что все в идеальном порядке.

Если мотоцикл можно любить, то Монро испытывала к нему именно такое чувство. Езда на нем позволяла одновременно ощущать и власть над пространством, и то, что ты реально существуешь, и риск в пределах разумного. Немногое в жизни способно дать такой взрыв адреналина, как рев мощного двигателя под тобой на скорости больше ста пятидесяти миль в час. Гонка превратилась в исцеляющее лекарство, невероятно мощный наркотик, столь же опасный и вызывающий привыкание, как и любой другой.

Три года назад она разбилась на таком же двухколесном монстре. Переломанные кости и черепно-мозговая травма продержали ее в больнице несколько месяцев, тем не менее сразу после выписки она отправилась на такси в магазин, чтобы купить себе новую машину.

Монро села на мотоцикл, сделала глубокий вдох и повернула ключ зажигания. Почувствовав прилив адреналина, она улыбнулась. Теперь ей было хорошо: она снова оказалась на грани между жизнью и смертью, а чувство опасности всегда оказывало благоприятное воздействие на ее нервы.

Каждое задание было для нее своего рода передышкой в этой жизни, заполненной монотонными буднями. При работе за границей, где ей приходилось делать все, чтобы выполнить свою миссию, всегда соблюдались определенные правила игры и присутствовали признаки ответственности и здравого смысла, а силы саморазрушения, провоцировавшие ее на действия, сопряженные со смертельным риском, отступали на задний план.

Монро надела шлем, кивнула на прощание Логану и, заставив «дукати» надсадно взреветь, рванулась с места. В этом, вероятно, проявилось и желание снова почувствовать себя в своей среде, и потребность еще раз испытать судьбу.

Она вернулась в отель к вечеру. Весь день она провела в салоне красоты, где принимала освежающие ванны, подвергалась всевозможным косметическим процедурам, красила волосы и ногти, в результате чего снова обрела облик привлекательной и знающей себе цену женщины, доставив себе при этом немалую радость.

Она приоделась в наряд облегающего покроя, подчеркивавший стройность ног и высокий рост. Ее фигура была немного угловатой, худощавой и даже мальчишеской, однако ей удалось придать своей походке столько чувственности, что, когда она шла по вестибюлю, взгляды мужчин выражали откровенное восхищение.

… Когда утешусь я в горести моей! Сердце мое изныло во мне…[3]

Это проявление внимания позабавило ее, и она немного расслабилась.

…Хожу мрачен, ужас объял меня…[4]

Это был ее восьмой приезд в США, и каждое возвращение вызывало в ней сильное смятение чувств, все время только нараставшее. Чтобы отвлечься, ей нужен был вызов, игра.

Он поселился в номере 319. Но сначала надо закончить дела. Монро взглянула на часы — Бриден уже должна быть на месте.

Шесть лет назад у Кейт Бриден была семья, дочь уже училась в старшей школе. Дела в адвокатской конторе в центре Остина процветали, годовой доход достигал восьмисот тысяч долларов, имелся особняк с гаражом на три шикарных машины, и она регулярно путешествовала в отдаленные уголки мира. Но потом случился скандальный развод.

Дом, машины, недвижимость — все было продано, и нажитое за двадцать лет имущество, согласно законодательству штата Техас, разделено между разводящимися супругами поровну. Дочь решила, что ей лучше жить с отцом, и Бриден, забрав свою долю и вложив все деньги в инвестиционный фонд, переехала в Даллас, чтобы начать все с нуля.

Они познакомились в Южном методистском университете. Бриден вернулась в альма-матер, чтобы защищать докторскую степень, а Монро в то время училась на втором курсе. Тогда Монро еще называли по имени, и она почувствовала со стороны Кейт нечто вроде материнской заботы.

Когда получила неожиданное предложение поработать за границей, она обратилась за советом именно к Кейт, так как сама не могла решить, стоит ли прерывать учебу и отправляться в Марокко.

Теперь Кейт Бриден была владелицей успешной консалтинговой фирмы, оказывающей юридические услуги нескольким избранным клиентам. Она являлась для Монро промежуточным звеном между повседневной реальность и ее жизнью в режиме выполнения очередного задания. В те месяцы, а иногда и годы, когда Монро находилась за границей, Бриден оплачивала ее расходы, следила за счетами и держала в курсе всего происходящего за рамками ее оперативной деятельности. Кейт была милой, дружелюбной и абсолютно безжалостной. Ей ничего не стоило обворожить кого-то и тут же закопать его живьем, и это делало ее ценным союзником — Монро ей доверяла.

Бриден была крашеной блондинкой с волосами до плеч и тяжелой челкой, эффектно сочетающейся с миндалевидным разрезом глаз. Монро заметила ее за угловым столиком с бокалом красного вина и кипой разложенных рядом с ним бумаг. Увидев Монро, Бриден широко улыбнулась и поднялась навстречу, протягивая руки.

— Мишель, — сказала она с характерным для адвокатов придыханием, — как же хорошо ты выглядишь! Турция пошла тебе на пользу!

— Своим видом я обязана «Временам года»,[5] — уточнила Монро, усаживаясь, — но Турция мне действительно понравилась.

— Ты там со всем закончила?

— Осталось нанести несколько последних штрихов, и на этом можно будет поставить точку. — Монро взяла булочку и, намазывая на нее масло, кивнула на бумаги.

Кейт передала их через стол. Просмотрев бумаги за несколько минут, Монро заметила:

— Это совсем не похоже на то, в чем я специализируюсь. — Она улыбнулась. — Ты это имела в виду, когда говорила об исключении из правил?

— Заметь, это легкие деньги, — пояснила Кейт.

Монро промолчала, и Кейт продолжила:

— Когда дочь Бэрбанка пропала в Африке четыре года назад, он подключил к поискам лучших детективов, а когда те не справились, то обратился к наемникам. И все впустую.

— А какое отношение это имеет ко мне?

— Он видел твою работу. И считает, что попробовать стоит.

— Вполне возможно. — Монро пожала плечами. — Но ничего легкого в этом нет — отработать деньги будет непросто.

— Когда мне позвонили, я попросила соединить меня с самим Бэрбанком, так как предпочитаю обходиться без посредников или доверенных лиц. Он предлагает сто тысяч долларов только за встречу независимо от того, чем она закончится. Он хочет лично ввести тебя в курс дела.

Монро от удивления присвистнула.

— Я объяснила ему, что он скорее всего потеряет и деньги, и свое время. Однако не всегда можно заработать сто тысяч, смотавшись на денек в Хьюстон.

Монро потерла переносицу и вздохнула.

— Даже не знаю, Кейт. Боюсь, что, вникнув в детали, я захочу этим заняться, а мы обе знаем, как мне необходим отдых… — В ее голосе звучало сомнение.

— Хорошо. Я позвоню утром Бэрбанку, — объявила Бриден, — и сообщу, что ты отказалась.

Взгляд Монро снова скользнул по документам.

— Я еще не отказалась, — поправила она. — Я же все-таки приехала, правда? — Она взяла бумаги в руки и снова их просмотрела. — Здесь все?

— Официально — да.

— Ты сама-то это прочитала?

— Да.

— А как насчет неофициальной стороны?

— Досье содержит конфиденциальную информацию, так или иначе касающуюся Элизабет Бэрбанк. Судя по всему, вскоре после того как начались поиски Эмили, у Элизабет случился нервный срыв, и ее поместили в лечебницу. В течение года она то выписывалась, то снова оказывалась там, а потом умерла. Покончила с собой.

Бриден отпила глоток воды.

— Для семьи это стало трагедией, последовавшей сразу за невероятной удачей. Примерно за два месяца до смерти Элизабет венчурное предприятие Бэрбанка, занимавшееся поиском нефти у берегов Западной Африки, натолкнулось на весьма значительное месторождение, и акции компании взлетели до небес. Он в один день стал мультимиллионером, а в последующие годы благодаря разумным инвестициям превратился в мультимиллиардера.

Она замолчала, но Монро ждала продолжения.

— Однако и до этого семья явно не бедствовала. Ричард Бэрбанк всю свою жизнь занимался рискованными сделками и всегда был удачлив в делах, не говоря уж о том, что каждый раз удачно женился. У Элизабет было семейное состояние, и она принадлежала к элите Хьюстона, то есть они были богаты еще и до этого неожиданно пролившегося золотого дождя. И для Ричарда, и для Элизабет этот брак был вторым, а Эмили — та пропавшая девушка — являлась дочерью Элизабет от первого брака. Ричард официально удочерил ее, когда ей исполнилось семнадцать лет. Это случилось примерно в то время, когда они праздновали десятилетний юбилей своей супружеской жизни, и он позволил Эмили самой выбрать благотворительный фонд, достойный получения крупного пожертвования в честь этого события.

Подошел официант с заказанными блюдами, и Бриден замолчала. Монро расстелила на коленях салфетку и, непроизвольно наклонившись, вдохнула аппетитный аромат еды.

— Значит, — сказала она, — мы имеем дело с филантропом. Что еще? Что он за человек?

— Трудно судить по телефонному разговору, — ответила Бриден. — Но он производит впечатление человека очень делового и привыкшего получать то, что ему нужно. До открытия месторождения в прессе о нем писали мало. Его компания «Титан эксплорейшн» торговала своими акциями на бирже почти семь лет, но о Бэрбанке известно лишь то, что он ее основатель и главный акционер. Судя по всему, он избегает публичности.

Монро кивнула, продолжая жевать.

— За сотню тысяч я послушаю, что он хочет сказать. Но дай ему понять, что я еду за деньгами и из чистого любопытства.

— Мне кажется, он хочет встретиться с тобой как можно скорее.

— Договорись с ним о встрече через несколько дней — я хочу хоть немного перевести дух.

— А как вообще у тебя дела? — поинтересовалась Бриден.

— Без особых перемен. Справляюсь. — Монро положила нож и вилку. Обсуждать мучившие ее приступы она вовсе не стремилась. Это был ее личный маленький ад, и другим лучше ничего не знать о нем. — У меня все в порядке, — заверила она.

Бриден вытащила сотовый телефон.

— Хорошо, что не забыла, — спохватилась она, передавая его Монро. — Так мне не придется тебя разыскивать. Номер написан сзади, зарядка в «дипломате». Я позвоню, как только договорюсь о встрече.

Закончив трапезу, Монро вернулась в номер и снова углубилась в изучение бумаг. Постепенно она так увлеклась, что совершенно потеряла счет времени. Она поставила перед собой будильник и, вернувшись к началу, снова перечитала вводную часть.

Тот, кто составлял этот документ, описывал Африку, настолько хорошо ей знакомую, что вряд ли она когда-либо ее забудет. От этого увлекательного чтения Монро оторвал звонок будильника, напомнивший о каком-то важном деле. Ной Джонсон!

Именно ему предстояло сыграть роль в столь важном для всего дальнейшего хода операции отвлекающем маневре и стать ее «спецзаданием» на ночь. Монро, собрав бумаги и сложив их стопкой на столе, откинула голову назад, закрыла глаза и сделала несколько глубоких вдохов и выдохов, что позволяло ей быстро переключаться с одного вида работы на другой.

Она нашла его в баре: он сидел за столиком один, опустив взгляд в бокал. Даже издали было видно, что объект очень красив, и если бы не был так погружен в свои мысли на дне бокала, то наверняка обратил бы внимание на участливые взгляды сидевших неподалеку женщин. Монро устроилась в противоположном углу бара, заказала коктейль и попросила, чтобы ему повторили его заказ.

Когда ему принесли бокал, он поднял глаза и посмотрел, куда показал официант, то есть в ее сторону. Она чуть подалась вперед, чтобы он ее увидел, и слегка махнула рукой. Он улыбнулся, взял бокал и направился к ней.

— Добрый вечер, — проговорил он по-французски и, опустившись на соседний стул, признательно кивнул, приподняв бокал.

Опыт подсказывал, что у него, как практически у любого мужчины после выпивки в компании красивой женщины, недвусмысленно проявлявшей к нему интерес, шансов устоять не было. Но дело было вовсе не в том, чтобы тупо затащить его в постель: следовало добиться обладания, ну и, конечно, если получится, запасть ему в душу, чтобы он реально запал на нее.

Она ответила тоже по-французски и, поддерживая пустую болтовню ни о чем, внимательно за ним наблюдала, стараясь определить его характер, чтобы выработать оптимальную линию поведения. Когда из отдельных элементов сложится вся мозаика, она сможет сыграть любую роль, дабы его очаровать: представиться глупышкой, кокеткой, искусительницей, — это уже стало бы просто делом техники.

Его ответы были нетривиальны и остроумны, а ее смех не наигранным, а искренним: то, что он тоже хотел произвести соответствующее впечатление, ее нисколько не смущало.

Узнав, что она бывала по делам в Марокко, он слегка ухмыльнулся и спросил явно в шутку:

— Hal tatakalam Al-Arabia?[6]

Она тоже улыбнулась и прошептала:

— Tabaan.

Их беседа протекала очень неровно — то замирала, то вновь оживлялась. Машинально она отметила про себя, что схожесть характеров в данном случае проявилась более выраженно, чем в других подобных эпизодах, коих в ее практике случалось немало. Наверное, эта победа будет самой легкой. Никаких игр, никакого притворства, просто надо держаться в рамках своего, но несколько более рафинированного образа.

Желая оказаться с объектом в более интимной обстановке, чем могли предложить бар и фойе, Монро спросила:

— Не хотите ли составить мне компанию в джакузи?

— Вы просто читаете мои мысли, — ответил он, — но вот незадача — у меня нет плавок.

Она наклонилась к его уху.

— Честно говоря, у меня тоже, но если вы, как джентльмен, останетесь в трусах и будете вести себя достаточно уверенно, никто не посмеет взглянуть на вас с укором.

Он рассмеялся — искренне и от души — и, допив залпом содержимое бокала, поставил его на стойку бара.

— А вы мне нравитесь, леди Монро. Ну и где это ваше джакузи? — спросил он, вставая.

Горячие ванны располагались в пристройке отдельно от бассейна, и когда они набрели на них, Монро без лишних слов сбросила одежду и скользнула в бурлящую воду. Какое-то мгновение Ной наблюдал за ней, потом стянул рубашку и бросил на соседний стул, после чего, глядя ей прямо в глаза, тоже опустился в ванну.

— А это? — спросил он, водя пальцами по многочисленным белым шрамам на ее теле. — Это производственные травмы?

Монро выдержала паузу.

— А это уже совсем другая история. — Она не стала отговариваться дежурными объяснениями и ссылками на автоаварии и порезы, полученные при обрушении стеклянной крыши оранжереи, как и распространяться об истинных причинах, чтобы не вспоминать о них.