Инкубатор истинных арийцев. «Лебенсборн»

Глава 2 Мамы разные нужны

Определенная популярность домов «Лебенсборна» объяснялась тем, что они давали возможность беременным девушкам, не состоящим в браке, избежать «позора» в их родных местах. Это отмечалось во множестве материалов, заметок и интервью, которые немецкие исследователи брали у бывших клиенток «Источника жизни». Но все-таки это было только одной стороной медали. На другой стороне находились любовницы эсэсовских офицеров и других высокопоставленных чинов национал-социалистической Германии, которые использовали свое политическое влияние, чтобы скрыть от законных жен рождение детей у любовниц. Дома «Лебенсборна» для этого подходили почти идеально. После войны очень многие сотрудники «Источника жизни» почти хором говорили о том, что «Лебенсборн» являлся едва ли не благотворительной организацией. Отчасти это было правдой. Но лишь отчасти. Многие эсэсовцы направляли в «Источник жизни» своих беременных сожительниц, дабы те никак не могли повлиять на их семейную жизнь.

В Германии, впрочем, как и во многих странах мира, не была редкостью ситуация, когда заметившая свою беременность девушка обнаруживала, что отец ее ребенка отнюдь не собирался сочетаться с ней браком. Девушки оказались предоставленными сами себе, и многие из них находили путь в «Источник жизни». Этому может быть множество примеров. Одна женщина-служащая родила внебрачного ребенка в доме «Курмарк». Отцом ребенка был шарфюрер СА, который дал понять родителям девушки, что ей лучше было бы направиться в «Лебенсборн», так как его социальное положение не позволяло признать, что он имел внебрачного ребенка. Руководству «Лебенсборна» только оставалось констатировать, что «столь позорное поведение является результатом недостаточного национал-социалистического мышления». После этого Гиммлеру была направлена просьба, чтобы тот поставил перед командованием СА вопрос о недостойном поведении упоминавшегося шарфюрера «штурмовых отрядов».

Впрочем, к служащим СС в подобных ситуациях могли применять и более строгие меры взыскания. Если эсэсовец пытался уклониться от несения ответственности за судьбу матери и своего ребенка, то на него мог быть наложен штраф. Но даже эти меры не всегда приводили к бракосочетанию. Кроме того, данные меры применялись в первую очередь к нижним чинам СС, старшие офицеры нередко обходились выговором, или же их вообще не наказывали. Но не всегда дело ограничивалось штрафами и выговорами. Так, например, служащий СС Курт Л. из Мюнхена по предложению руководства «Лебенсборна» был арестован. Он подозревался в том, что отказывался поддерживать дочь, появившуюся на свет в доме «Альпенланд». Согласно письму, которое было написано в «Источнике жизни», этот эсэсовец в ответ на посланные ему уведомления о рождении дочери «проявил прямо-таки оскорбительное поведение в отношении учреждений национал-социалистического государства, а также к превозносимым "Лебенсборном" понятиям "мать и дитя"». 4 сентября 1939 года делом Курта Л. занялся лично Генрих Гиммлер. Рейхсфюрер СС предпочел лично принять решение относительно будущего этого нерадивого отца.

Иногда ситуация с принятием решения затруднялась тем, что при разбирательстве могли быть затронуты интересы важных партийных чинов, что автоматически приводило к интригам между отдельными нацистскими бонзами, которые рассматривали вопрос об отцовстве как еще один инструмент для ведения «борьбы компетенций». В отдельных случаях требовалось даже вмешательство Имперского министерства внутренних дел или начальника окружного управления полиции. Так произошло в случае, который мы опишем ниже.

В июне 1939 года в доме «Курмарк» молодая сотрудница мюнхенского централа «Лебенсборна» родила сына, чьим отцом являлся врач из Халлетау. Бракосочетание и признание отцовства не представлялось возможным. В данной ситуации к министру внутренних дел обратился сам Генрих Гиммлер, который просил в качестве исключения изменить имя ее сына и записать имя его отца в обход всех официальных процедур. Дело в том, что врач, кроме всего прочего, являлся бургомистром и руководителем местной партийной ячейки. Дедушка ребенка по материнской линии был служащим ЗАГСа и начальником одного из управлений, находившихся в подчинении бургомистра. А потому сам бургомистр мог оставаться в неведении относительного того, что у него появился сын. В случае проведения официальной процедуры под угрозу был бы поставлен не только уже существовавший брак врача-бургомистра, но и его профессиональное положение. Гиммлер писал, что он мог быть подвергнут ненужной критике со стороны местного населения (в большинстве своем католического), которое продолжало предвзято относиться к внебрачным детям. В итоге рождение ребенка было сохранено в тайне. Год спустя ребенок был усыновлен Ингой Фирмец, которая являлась начальником одного из отделов «Лебенсборна». Однако настоящая мать ребенка некоторое время спустя вновь «оказалась в положении». Она была во второй раз беременна от того же самого врача-бургомистра, который в законном браке уже воспитывал четырех детей. Ситуация осложнялась тем, что девушка была хорошо знакома с супругой своего любовника. После долгих совещаний было найдено решение. Будущая мать должна была на полгода перевестись в Познань. Родителям, врачу и его супруге она должна была заявить, что добровольно направляется на «осваивание Немецкого Востока». На самом деле она должна была родить ребенка в Бад-Польцине или Вернигероде и только после этого вновь вернуться в Мюнхен. Судьба ребенка не была ясна. Однако женщине дали понять, чтобы она более не должна была вступать в связь с врачом, так как тот явно не намеревался на ней жениться и признавать свое отцовство.

Не менее драматичной была беременность девушки, которая проводила отпуск в Грайсе близ Бреннера. Там она познакомилась роттенфюрером СС, от которого и ожидала ребенка. Отец ребенка, опасаясь своей ответственности, стал уговаривать девушку сделать аборт в Швейцарии. Если бы она согласилась на это, то он был готов передать ей тысячу рейхсмарок. При этом он наотрез отказывался сочетаться браком с девушкой. Та же категорически отказалась прерывать беременность, о чем сообщила командованию эсэсовской части, в которой служил роттенфюрер. После этого в дело включились старшие офицеры СС. Роттенфюреру ничего не оставалось, как жениться на девушке.

Жертвой «низменных страстей, неуважения к партии и государству* стала молодая жительница Данцига, которая сообщила о том, что ожидает ребенка от своего приятеля Вилли А. По большому счету, это заявление было равносильно присяге, а потому могло послужить основанием для признания отцовства. Однако указанный Вилли А. отказался это сделать, мотивируя тем, что его подруга состояла в отношениях еще с несколькими мужчинами. Небольшое расследование, которое было проведено по линии «Источника жизни», показало, что Вилли А. сознательно подговаривал своих знакомых признаться в якобы имевшихся половых связях с девушкой, что должно было помешать признанию его отцовства. Поскольку Вилли А. являлся членом НСДАП, то руководство «Лебенсборна» потребовало провести партийный суд над этим молодым человеком.

Сохранение втайне отцовства вне брака имело большое значение для служащих вермахта. Шансы на карьеру у кандидатов в офицеры и офицеров существенно снижались, если они были отцами внебрачных детей. Умалчивание же факта о наличии внебрачного ребенка для служащих вермахта могло обернуться большими проблемами. В данном случае можно сослаться на дело «L 5289». Отец внебрачного ребенка, солдат вермахта, который был готов признать отцовство и вступить в брак с его матерью, направил в «Лебенсборн» запрос. Его беспокойство прежде всего относилось к пункту 6 II анкеты, которую заполняли все кандидаты в офицеры: день рождения внебрачного ребенка, рожденного от связи с невестой. Служащий немецкой армии задавал вопрос: «Мог ли я в данном случае нарушить тайну рождения внебрачного ребенка, которая обеспечивалась "Лебенсборном"? Как обнародование данных сведений могло сказаться на моем положении как кандидата в офицеры?» Ему порекомендовали поначалу затягивать дело, хотя «с точки зрения законодательства он должен был правдиво отвечать на этот сомнительный вопрос».

Рождение вне брака ребенка могло негативно сказаться и на судьбе самой матери, так как германское общество даже в годы национал-социалистической диктатуры продолжало придерживаться буржуазных представлений о морали. Приказы и предписания, которые приходили из самых высоких инстанций, не могли изменить ситуацию в целом. Генрих Гиммлер, который после начала Второй мировой войны был назначен имперским комиссаром по укреплению немецкой народности, в начале 1942 года издал указ, согласно которому с матерями-одиночками надо было обращаться столь уважительно, как и с матерями, состоящими в законном браке. Показательно, что меры по выполнению данного указа были предприняты лишь несколькими гауляйтерами: Артуром Грайзером (Вартеланд), Альбертом Форстером (Данциг — Западная Пруссия), Фридрихом Райнером (Зальцбург). Фридрих Райнер не без показного возмущения сообщал Генриху Гиммлеру о том, что «смелые и весьма приличные матери внебрачных детей в прошлые времена подвергались дискриминации; они не могли делать карьеру, и многие их просьбы не рассматривались лишь потому, что они родили ребенка вне брака». Считалось, что это никак не отвечало принципам национал-социалистического мировоззрения и было «пережитком прошлого». Райнер подчеркивал: «Как раз эти предоставленные сами себе матери, как никто другой, нуждаются в особой защите и помощи со стороны любых служебных инстанций». Между тем исполняющий обязанности гауляйтера Верхней Силезии Фриц Брахт сообщал, что не заметил, что в обращении с матерями, состоящими в браке, и с матерями-одиночками есть какая-то разница.

Но на самом деле это была отписка. Действительность была далека от таких успокаивающих заявлений. Ситуация, с точки зрения Гиммлера, выглядела не самым благополучным образом даже в самих СС и их учебных заведениях. Так, например, оберштурмфюрер, проходивший обучение в одном из юнкерских училищ СС, просил принять свою жену в дом «Лебенсборна» «Фрисланд». Поводом для такой просьбы стал тот факт, что супруга эсэсовского офицера должна была родить ребенка лишь пять месяцев спустя после свадьбы. Оберштурмфюрер СС опасался того, что столкнется с непониманием сослуживцев и своего командования. Он писал: «К сожалению, все еще имеются люди, которые принципиально не могут понять, что зачатие ребенка может произойти не обязательно после свадьбы». После этого жена эсэсовского офицера была направлена в дом «Фрисланд». Факт рождения ребенка было решено сохранить в тайне (от окружающих), чтобы не подвергать женщину «ненужным психическим травмам».

Матери «Лебенсборна» с новорожденными детьми

Менее «обходительным» и «заботливым» Гиммлер был, если дело касалось детей, которые были зачаты от отцов, не принадлежавших к «германским народам». Так, например, одна из жительниц Берлина несколько раз обращалась в «Лебенсборн» с просьбой принять ее в один из домов, чтобы она могла родить ребенка, который был зачат от атташе болгарского дипломатического представительства. Несмотря на то что Болгария (во многом стараниями царя Бориса II) долгое время являлась союзницей Германии, а также невзирая на неоднократные пожелания самого руководства «Источника жизни», Генрих Гиммлер запретил принимать эту женщину в какой-либо из домов «Лебенсборна».

Эти примеры показывают, что вопреки формальным заявлениям представителей национал-социалистических структур о всесторонней поддержке внебрачного материнства на самом деле матери-одиночки остались бесправными и фактически никак не защищенными от невзгод жизни. На Нюрнбергском трибунале многочисленные сотрудники «Лебенсборна» говорили о том, что эти девушки и женщины могли найти поддержку (пусть не сугубо благотворительную, но по идеологическим соображениям) только в «Источнике жизни». Хотя в данной ситуации девушкам и женщинам было совершенно безразлично, какими мотивами руководствовалось начальство этой организации.

27 декабря 1938 года практикующая в Берлине женщина-врач осмотрела двух молодых девушек, которые должны были родить детей весной 1939 года. В одном случае девушка была выпускницей средней школы, в другом — молодой учительницей из Австрии. В обоих случаях отцами детей были служащие вермахта, которые уже состояли в браке. Обе девушки прибегли к редкостным ухищрениям, чтобы скрыть свою беременность не только от окружающих, но даже от родителей. Обе они были родом из небольших городков, в которых их родители считались «уважаемыми людьми». Поскольку новое законодательство предписывало сообщать о рождении внебрачных детей в ЗАГС по месту рождения матери, то долгое время сохранять эту тайну не представлялось возможным, так как родители проживали в том же самом городке, что и беременные девушки. После долгих уговоров врачу удалось направить девушек в дома «Лебенсборна». При этом сама врач была точно уверена, что «в обоих случаях речь шла о совершенно здоровых и имеющих хорошую наследственность девушках, которые должны были родить детей от мужчин, также происходящих из наследственно здоровых семей».

Приходившие в «Лебенсборн» письма с подобными историями не были редкостью. Очень часто беременные девушки всеми правдами и неправдами пытались скрыть свою беременность, пока это было еще возможно на ранних сроках. Приведем одно из таких писем.

«7 октября 1938 года. Штраубинг. Главпочтамт до востребования.

В журнале я прочитала заметку о Вас и теперь, оказавшись в крайне затруднительном положении, обращаюсь с просьбой. Я ожидаю ребенка от мужчины, с которым в силу стечения обстоятельств не могу сочетаться браком. Я не знаю, где можно было бы родить ребенка, не вызвав огласки этого события. Это едва ли возможно сделать у меня в Штраубинге, так как я там работаю санитаркой. Я хотела бы спросить у Вас: имеется ли в наличии дом, где я в спокойной обстановке могла подготовиться к родам? Заверяю, что сама я и отец ребенка являемся совершенно здоровыми арийцами. Можно ли у Вас сохранить в тайне факт рождения ребенка? Каковы условия попадания к Вам в дом, насколько высокими являются финансовые затраты, связанные с пребыванием в нем? Я являюсь участницей кассы взаимопомощи. Могу ли я воспользоваться ее средствами, не распространяясь про свою беременность? Ответьте, пожалуйста, как можно быстрее. Поскольку я не знаю, правильно ли я указала в письме Ваш адрес, то чтобы оно не вернулось обратно ко мне домой, пишу Вам с почтамта. Ответ высылайте мне до востребования. Сейчас я нахожусь на третьем месяце беременности. С удовольствием в декабре — январе прибыла бы в один из Ваших домов для прохождения осмотра.

P.S. Может ли Ваше учреждение помочь в размещении ребенка после его рождения?»

21 марта 1939 года руководительница филиала Национал-социалистического вспомоществования в городе Дюссельдорфе обратилась за консультацией в «Источник жизни». К ней за помощью пришла молодая девушка, происходившая из небольшого тюрингского городка. Она ожидала ребенка, что тщательно скрывала от своих родителей. Она планировала родить в Дюссельдорфе, чтобы хоть как-то смягчить ситуацию. Однако руководительница филиала была вынуждена объяснить, что в соответствии с требованиями закона она должна была зарегистрировать ребенка в ЗАГСе по месту своего рождения. В письме, которое пришло в «Лебенсборн», говорилось: «Девушка находится на грани отчаяния, так как своей поездкой в Дюссельдорф она планировала избежать распространения слухов про свою беременность. Она серьезно полагает, что у нее есть только два выхода из ситуации: либо уход из дома, либо самоубийство».

Поскольку существовавшее в национал-социалистической Германии законодательство не предусматривало никаких исключений в деле регистрации новорожденных, то руководительница регионального отделения «народного вспомоществования» решила обратиться именно в «Лебенсборн». Женщина написала, что отец ребенка был врачом, погибшим в автомобильной катастрофе. «Он не являлся ни служащим СС, ни полиции, но все равно я прошу оказать этой девушке поддержку и помочь ей консультацией». В ответе, пришедшем из «Источника жизни», говорилось, что для предоставления помощи отнюдь не требовалось, чтобы отец ребенка был эсэсовцем или полицейским. Также утверждалось: «После вступления в силу нового Закона "О гражданском состоянии'права матерей-одиночек были значительно расширены по сравнению с прошлым. Однако приходится считаться с тем, что множество девушек и женщин попали в аналогичную ситуацию и при этом они не получают как будущие немецкие матери должной поддержки, что можно было бы ожидать от народных товарищей».

Во всех описанных выше случаях очень важную роль играли так называемые «расовые качества» отца и будущей матери, а стало быть, и детей, которые готовились появиться на свет. Девушкаиз Штраубинга получила ІОянваря 1939 года письмо, в котором сообщалось, что она была принята в дом «Померания». Одна из девушек, которая была осмотрена в Берлине, 6 февраля 1939 года оказалась в доме «Курмарк». «Лебенсборн» оказал помощь отчаявшейся девушке из Тюрингии. В ее случае в централе «Лебенсборна» был вынесен еле-дующий вердикт: «Поскольку речь идет о здоровой, хорошо выглядящей будущей немецкой матери, то незамедлительно рекомендуем направить ее в дом в Гогенхорсте».

19 апреля 1939 года Генрих Гиммлер потребовал, чтобы редакция журнала «Черный корпус» создала рубрику «Анонимные письма в "Лебенсборн"», в которой руководство «Источника жизни» публиковало бы статьи по своей тематике. За основу для материала должны были браться реальные письма от женщин и девушек. Они должны были преобразовываться в некое подобие небольших «жизненных рассказов». Данные рассказы не должны были производить впечатление, что речь шла о «какой-то частной клинике или делалась реклама сватовской конторы». В этих статьях акцент должен был ставится на том, что «бесчисленные сотни и тысячи девушек и женщин, оказавшихся в силу обстоятельств в сложной ситуации, могли рассчитывать на помощь». Кроме того, на страницах «Черного корпуса» ежемесячно должны были публиковаться фотографии различных домов «Лебенсборна». Каждая из фотографий для последующей публикации должна была утверждаться лично Гиммлером. Рейхсфюрер СС не настаивал на срочном старте данной акции. Судя по всему, сотрудники «Черного корпуса» и «Лебенсборна» восприняли эту фразу дословно. Только этим можно объяснить, что лишь 1 марта 1940 года «Черный корпус» занялся обработкой «анонимных писем матерей», после чего материалы были представлены на утверждение Гиммлеру.

Обработаны были все письма. Это была общепринятая практика «Источника жизни». Даже если обращения в «Лебенсборн» были анонимными, то прилагались все усилия, чтобы найти девушек, их написавших. После этого и сами девушки, и отцы их будущих детей проходили тщательную проверку. При этом исключение не делалось даже для жен и невест эсэсовских служащих (о чем можно нередко прочитать в исследовательской литературе). К ним относились лишь немного снисходительнее. Но при этом все претендентки на попадание вдома «Источника» должны были подтвердить свои «расовые качества». Эсэсовские врачи исходили из того, что после рождения ребенка «Лебенсборн» не должен был тратить слишком много средств на его уход, а потому он должен был быть абсолютно здоровым.

В отношении не состоящих в браке будущих матерей проверки были более жесткими, к ним предъявлялись самые высокие требования. В 1938 году критерии отбора для девушек и женщин, предполагавших попасть в «Лебенсборн», были оформлены в так называемой «анкете рейхсфюрера». Эти анкеты заполнялись заведующими домами «Источника» и медицинскими сестрами, при этом сами девушки ничего об этом не знали. После заполнения данные анкеты представлялись непосредственно Генриху Гиммлеру. В то время рейхсфюрер СС лично решал, принять девушку в «Лебенсборн» или отказать в ее просьбе. Как правило, на основании сведений о будущей матери и отце ребенка Гиммлер выносил оценку, которая выражалась словами: «хорошо», «средне», «плохо». Позже эта система оценок была модифицирована. Теперь в анкетах ставились отметки: I — соответствует нормам отбора в СС; II — хорошие средние показатели; III — не соответствует критериям отбора.

Для Гиммлера проверка анкет отнюдь не была рутинной работой, он занимался этой деятельностью с тщательностью дилетанта и энергией неофита. Бывало, что он подвергал централ «Лебенсборна» критике, так как там «неправильно» оценили женщину. Приведем один пример. В одной расовой анкете было указано: «Восточный тип с примесью динарского расового типа». При этом цвет глаз был указан как голубой, цвет кожи — светлый, а цвет волос — русый. Но согласно официальному расоведению ни восточная, ни динарская расовые группы не могли иметь голубых глаза, светлой кожи и русых волос. В ответ по поручению Гиммлера было отписано: «Конечно, в данном случае мы имеем примесь нордической расовой группы. Тем не менее, на основании внешнего облика об этом говорить сложно. Для восточной расовой группы характерны относительно небольшой рост, а также отмеченные в анкете любопытство и склонность к сплетням. Рейхсфюрер СС просит, чтобы впредь при заполнении анкет на подобные вещи обращали самое пристальное внимание».

Со временем оказалось, что данная система оценок не могла удовлетворить Гиммлера. По его мнению, при отборе девушек нередко случались ошибки. Как результат — в 1942 году система оценок была в очередной раз модифицирована. После описанного выше инцидента, который был отнюдь не единичным, Гиммлер разработал новую шкалу расовых оценок, которая теперь уже имела четыре градации:

I — у матери и отца мировоззренческие, расовые, наследственные, санитарные и психологические характеристики в полном порядке;

II — психологические и мировоззренческие характеристики в порядке, однако имеются расовые, наследственные и санитарные недостатки;

III — определенные мировоззренческие недостатки и психологическая незрелость или сильные расовые, наследственные, санитарные отклонения от нормы;

IV — в силу склада характера, мировоззренческих ошибок, серьезных расовых, наследственных, санитарных отклонений являются нежелательной матерью или нежелательным отцом, которым нежелательно производить на свет детей.

Примечательным моментом, который как нельзя лучше характеризует Гиммлера, является тот факт, что с самого момента возникновения «Лебенсборна» на протяжении нескольких лет он лично изучал анкеты девушек и женщин. В некоторых случаях он не считался даже с критериями, которые сам же ввел для «клиенток» «Источника жизни». Так, например, он уставил, что минимальный рост девушек, которые претендовали на попадание в дома «Источника», должен был составлять 155 сантиметров. Однако тот же самый рейхсфюрер СС санкционировал попадание в «Лебенсборн» женщины, чей рост был всего 148 сантиметров (этот случай будет описан ниже). В некоторых ситуациях само руководство «Лебенсборна» принимало к себе в дома девушек, которые в соответствии с критериями Гиммлера получали отметку IV. Несмотря на то что в дома «Источника» должны были попадать женщины и девушки, подходящие под критерии отбора в СС, Вторая мировая война вносила свои коррективы в эту практику.

Когда немецкая армия несла на Восточном фронте огромные потери, в руководстве «Источника жизни» серьезно задумались над тем, чтобы действительно изменить условия приема матерей в «Лебенсборн». 13 августа 1942 года отдел А «Лебенсборна» сообщал Гиммлеру об одном прецеденте. Одна руководительница районной женской организации ожидала ребенка. В письме, направленном Гиммлеру, сообщалось: «Речь идет о желанном ребенке, которого женщина как истинная национал-социалистка хочет подарить своему народу». После развода отца ребенка предполагалось, что он вступит в брак с этой женщиной. Однако возникала серьезная проблема — будущая мать явно не подходила под критерии, предъявляемые СС и «Лебенсборном». «Даже из фотографий следовало, что она принадлежала преимущественно к восточному расовому типу. Ее рост составляет всего лишь 148 сантиметров. Без сомнения, по внешним данным она не подходит для "Источника жизни”».

Заполнение документов на польских фольксдойче

Десять дней спустя Гиммлер в ответ на это письмо написал: «У таких матерей желанные дети могут обладать более высокими расовыми качествами». Страх, что большие человеческие потери, к которым привела новая континентальная война, будут иметь катастрофические последствия для немецкой демографии и расового облика Германии, вынудил Гиммлера согласиться на смягчение требований, предъявляемых к матерям во время приема в «Источник жизни». Поэтому в отдельных случаях (на которые требовалось личное разрешение рейхсфюрера СС) в «Лебенсборн» могли приниматься даже уроженки Восточной Европы, которые ожидали ребенка от служащих СС.

Впрочем, было множество примеров того, с какой беспощадностью национал-социалисты могли относиться к детям, рожденным в «Лебенсборне» (и их родителям), если те не соответствовали «расовым критериям». Так, например, во время родов в доме «Курмарк» умерла девочка. Обследование показало, что она имела «расщепленное нёбо, косолапость на правую ногу, трансформированную правую кисть руки, изуродованное правое ухо и врожденный порок сердца». Об этом случае незамедлительно сообщили Генриху Гиммлеру. Ответ из Берлина не заставил себя долго ждать. Рейхсфюрер приказал незамедлительно «исследовать обоих родителей, и того, кто был повинен в данных уродствах, стерилизовать».

Буквально за несколько месяцев до окончания Второй мировой войны в Германии происходила необычная дискуссия, которая, принимая во внимание военное положение рейха, могла показаться не просто странной, но и гротескной. Суть этих обсуждений сводилась к двум пунктам:

1) могли ли матери-одиночки получать звание «почтенная мать» (немецкий аналог «матери-героини»)?

2) имело ли смысл создавать так называемые «материнские дворы», чтобы тем самым поощрять девушек рожать вне брака, что в свою очередь должно было со временем восполнить человеческие потери, которые Германия понесла в годы войны.

Несмотря на то что Гиммлер считался своего рода «покровителем» внебрачных детей, рейхсфюрер СС после изучения материалов выступил решительно против данных нововведений. По его мнению, вопреки тому, что присвоение матерям-одиночкам звания «почетная мать» было исполнено самых благих намерений, это невольно бы снизило статус тех «почетных матерей», которые состояли в браке. Против учреждения «материнских дворов» глава СС выступил по причине того, что видел в них исключительно «воспитательные учреждения», которые в самое короткое время заработали бы «не самую лучшую репутацию», так как в них стали бы превалировать «не самые ценные с расовой точки зрения матери-одиночки». Кроме того, Гиммлер опасался, что «материнские дворы» могли превратиться в подобие «станций по оплодотворению», вокруг которых стали бы виться «легкомысленные молодые люди», ориентированные отнюдь не на создание семьи, а на получение неких физических удовольствий. Особое опасение Гиммлера вызывало то обстоятельство, что данные «молодые люди» стали бы вступать в связи с женщинами значительно старше их, а это, по мнению рейхсфюрера СС, было «нежелательным».

Учащиеся одной из имперских школ, предназначенной для девочек

Куда большую заинтересованность Гиммлер проявил к имперской школе для девочек, которая была создана в голландском городке Хейтхуизен баронессой Юлией тен Норд. Сама баронесса оказалась в какой-то момент беременна. Но она не хотела, чтобы кто-то узнал об этом. Баронесса планировала при помощи «Лебенсборна» после родов сменить имя ребенку. Обсуждение произошло 19 сентября 1943 года, когда Гиммлер пригласил в своем письме баронессу Юлию в Берлин. Личная встреча должна была способствовать тому, чтобы в этом деле «не возникло никакой путаницы и ничего не сорвалось». 1 октября 1943 года голландская аристократка прибыла в столицу рейха, где ее встретил оберштурм-банфюрер Пауль Баумерт, эсэсовский офицер, служивший в Личном штабе рейхсфюрера СС. Именно во время этой беседы баронесса должна была указать, какое немецкое имя она хотела бы выбрать для себя и для ребенка. Ей было предложено следующее:

«Оберштурмбанфюрер СС Баумерт выправляет Вам паспорт, в котором Вы будете записаны как немка, состоящая в браке. Вы будете уроженкой Нидерландов, которая вышла замуж за крестьянина. Позже оберштурмбаннфю-рер СС Баумерт через обергруппенфюрера СС Освальда Поля обеспечит Вам место вольнослушательницы в колониальной женской школе в Рендсбурге. Приблизительно за месяц или два до родов Вам будет предложено направиться в один из домов "Лебенсборна", где Вы сможете родить Вашего ребенка. Факт рождения ребенка будет храниться в тайне. В сам дом "Лебенсборна" Вы прибудете под немецким именем и с немецким паспортом. Несколько месяцев спустя после родов Вы сможете покинуть дом "Лебенсборна", где оставите своего ребенка, чтобы вновь приступить к руководству имперской школой. Выждав некоторое время, Вы будете направлять корреспонденцию лично на мое имя, которая будет сразу же переправляться в "Источник жизни". В письмах Вы сообщите свое решение. Если решите сами воспитывать ребенка, то он будет Вам возвращен уже под другим именем. Когда Вы сможете набраться мужества, то сообщите, что на самом деле это не приемный, а Ваш собственный ребенок. После этого Вы должны окончательно определиться, какое имя давать ему: Ваше собственное или имя его отца»,

Гиммлер вмешался в ситуации вновь только после того, как отец ребенка — эсэсовец из Гааги — заявил, что был всего лишь игрушкой в руках баронессы. В ответ на это рейхсфюрер ответил, что добиваться любви у женщины является уделом настоящего мужчины. Именно он (мужчина) определяет, допустим или нет легкий флирт и заигрывание, которые могут себе позволить некоторые легкомысленные женщины и девушки. Но даже в своих любовных увлечениях, по мнению Гиммлера, «германский мужчина должен был сохранять свой гордый облик».

Старшая сестра с ребенком на руках

В некоторых случаях руководство домов «Лебенсборна» было весьма недовольно тем, что им приходилось размещать у себя будущих матерей, в отношении которых приходилось сохранять повышенные меры секретности. Так, например, было в случае с Фредой фон Й., которая ожидала ребенка от одного из гауляйтеров НСДАП. Организационный руководитель «Источника» Макс Золльман 13 декабря 1943 года даже решился направить жалобу Гиммлеру. Он лично познакомился с женщиной и сразу же понял, что она станет большой проблемой для «Лебенсборна». В жалобе говорилось следующее: «Фрау Й. производит впечатление крайне раздраженной индивидуалистки, которая, кажется, никогда не жила в сообществе. Она не произнесла ни слова, а каждый из ее жестов был проникнут ледяным презрением». Когда Фреда фон Й. покинула «Лебенсборн» («судя по всему, достигнув договоренности с отцом ребенка»), то в «Источнике жизни» с облегчением вздохнули. Золльман после этого написал: «Я полагаю, мы избавились от очень большой "головной боли"».

Повышенная степень секретности соблюдалась, когда в дома «Лебенсборна» для инструктажа прибывали женщины, ожидавшие детей от эсэсовских офицеров. В некоторых случаях сами отцы-эсэсовцы предпринимали активные меры, чтобы оказать давление на «Источник жизни». Так, например, поступил оберфюрер СС Георг Эбрехт, являвшийся начальником штаба Главного управления СС по вопросам расы и поселений. Он требовал, чтобы в «Лебенсборн» в самые кратчайшие сроки была принята для рождения ребенка одна из руководительниц Союза немецких девушек из Трира. В данном случае отцом ребенка был не сам Эбрехт, как можно было бы предположить, а некий штурмбаннфюрер СС, который «смог воспользоваться неопытностью фрейлейн». На тот момент данный штурмбаннфюрер СС имел детей от первого брака, был разведен, и создал новую семью. Кроме того, у него уже было четыре внебрачных ребенка. В данном случае дело решили не затягивать. Буквально на следующий день после обращения Георга Эбрехта в «Лебенсборн» девушка получила телеграмму, в которой содержалось приглашение прибыть в один из домов «Источника».

Ребенок, рожденный в доме «Фрисланд»

«Лебенсборн» как организация должен был выступать в качестве посредника и даже арбитра, если женщина рожала ребенка в одном из его домов, а после этого служащий СС и вермахта намеревался с ней сочетаться браком. Специалисты «Источника» должны были провести психологическое обследование женщины, изучить ее характер, чтобы подтвердить ее «порядочность». Это было обязательной предпосылкой для предполагаемого бракосочетания.

В архивах сохранилась обширная переписка, которую вел лейтенант вермахта сначала с Личным штабом рейхсфюрера СС, затем с домом «Курмарк», а потом и с централом «Лебенсборна». В ней шла речь о «порядочности» его будущей супруги. Пикантность ситуации заключалась в том, что она в свое время была изнасилована пьяным ефрейтором, а после этого (12 мая 1942 года) родила дочку в «Источнике жизни». Лейтенант решил не разрывать помолвку. Командиру своей части он не передал всех деталей этой щекотливой истории. Тем не менее он хотел быть уверенным в «порядочности» своей невесты. В данной ситуации остается непонятным, почему ефрейтор-насильник не был отдан под трибунал. Не исключено, что лейтенант не хотел порочить имя своей невесты. В «Лебенсборне» с пониманием отнеслись к ситуации, но справку о «порядочности» его невесты все-таки отказались выдавать. Был предложен несколько иной путь решения проблемы. Чтобы лейтенант мог сочетаться браком, а затем удочерить ребенка, дело было передано в армейское ведомство. Для разбирательства был выделен полковник, которому вполне хватило показаний лейтенанта и его невесты.

А вот в следующее дело предпочел вмешаться лично Генрих Гиммлер. 18 ноября 1943 года к нему с письмом обратилась жена одного штурмбаннфюрера СС, от которого она в браке родила трех детей. В 1941 году ее муж был направлен в Сараево, где у него начался роман с девушкой-переводчицей, которая также выполняла функции его секретаря. В итоге девушка в октябре 1942 года родила в доме «Венский лес» мальчика. На тот момент жена эсэсовского офицера довольствовалась тем, что ее соперницу перевели в Литцманнштадт (Лодзь). Однако там молодая женщина родила от штурмбаннфюрера уже второго ребенка. После этого муж стал требовать у своей супруги развода. Именно после этого женщина обратилась с просьбой к рейхсфюреру СС. В своем письме она писала: «Какое же унижение должна испытать немецкая женщина, которая всей душой принадлежит к немецкому народному сообществу, когда она узнает, что ее супруг соблазнился девицей, которая до занятия Хорватии немецкими войсками была обручена с сербом и даже состояла с ним в половой связи. Фюрер не раз подчеркивал, что семья является важнейшей ячейкой государства. А значит, мать не может быть бесправной в своей же семье».

Приведенные доводы не показались Гиммлеру убедительными. Кроме того, он не сбрасывал со счетов тот факт, что своего ребенка переводчица родила именно в «Лебенсборне». 20 марта 1944 года централ «Источника жизни» завершил свое «расследование». Генриху Гиммлеру сообщили, что штурмбаннфюрер СС очень заботится о своей возлюбленной и ее детях. В любой момент (после расторжения прошлого брака) он готов жениться на переводчице. Гиммлер и руководство «Лебенсборна», невзирая на отсылки к речам Гитлера, решили не мешать счастью двух людей. Гиммлер дал добро на развод.

Рейхсфюрер СС, равно как и многие другие известные национал-социалисты, не уставая, пропагандировал радость внебрачного материнства. В действительности, несмотря на все усилия властей Третьего рейха, матери-одиночки оставались людьми «второго сорта». Конечно же, «Лебенсборн» пытался помогать некоторым из них. Однако все-таки даже в «Источник жизни» интересы отцов детей (особенно если они являлись служащими СС) ставились всегда выше интересов матерей. Девушки и женщины были для руководства «Лебенсборна» не более чем инструментом, при помощи которого планировалось произвести на свет очередное поколение детей, так сказать «подаренных фюреру». Именно они должны были годы спустя пополнить ряды СС и вермахта.