Инквизитор

19

Наверно, было в местоположении Убежища нечто такое, что навевало на спящего странные сны. Или же события минувших дней, сплетенные в тугой эмоциональный комок, выплескивались теперь, когда вымотанный стрессами и беготней организм в спешном порядке пытался восстановить свои скудные силы. Так или иначе, третий сон Бориса, увиденный им на хуторе, не стал исключением.

Место, где он сейчас находился, было знакомо, но Борис, как ни старался, не мог вспомнить, где уже видел эту тихую пустынную улочку, эти спящие черные окна и этот причудливый дом, стоящий отдельно ото всех. Дом казался настоящим теремком или миниатюрным замком, с невероятным количеством надстроек, остроконечных башенок и шпилей с коваными флюгерами в виде танцующих ангелочков и огнедышащих драконов. Вместо обычных стекол в тусклом свете холодной луны можно было разглядеть цветную мозаику, отображавшую абстрактные картины древних битв или казней, навечно впечатанных в безразличное стекло. Ни в одном из окон свет не горел, но Борис знал совершенно точно, что внутри кто-то есть. Кто-то, кто уже давно и с нетерпением ожидает его появления.

Неглубокий ров, окружавший терем, был заполнен мутной водой и вряд ли мог послужить серьезным препятствием для желающего попасть внутрь. Он совсем не отпугивал, скорее, смущал своей бесполезностью. Тем более что к двери терема вел добротный каменный мост, перекинутый через ров.

Пройдя по мосту, гулким эхом обозначившему каждый его шаг, Борис оказался перед узкой деревянной дверью, ведущей внутрь.

Стучать не пришлось. Едва молодой человек коснулся рукой золотой ручки в виде оскаленной пасти льва, дверь зазывающе скрипнула и приоткрылась, приглашая гостя войти. Стоять и раздумывать было глупо. Раз уж он пересек каменный мост, нужно двигаться дальше. Иначе Борис никогда не узнает, что скрывает маленький замок на окраине города.

Сразу за дверью гость в растерянности остановился. Куда идти? Слева начиналась крутая каменная лестница, ступени которой вели куда-то вниз, в подвал, из которого веяло плесенью и болотной сыростью. Неприятное и крайне мерзкое место, отталкивающее изначально. То, что ждало его там, не вызывало и капли доверия. А значит, спускаться в подвал, даже ради любопытства, смысла не было.

В глубину здания уходил длинный, практически бесконечный коридор, теряющийся в мрачной дали пустынного и не такого уж маленького здания. Этот путь предлагал на выбор десятки, если не сотни одинаковых дверей, без каких-либо обозначений и даже без дверных ручек, предполагая, очевидно, что необходимая дверь откроется сама, стоит только приблизиться к ней. Выбор был действительно богатый, и Борис не сомневался, что здесь окажется и необходимая ему дверь, за которой найдутся ответы на все его вопросы.

Но по коридору молодой человек так и не пошел, избрав третий путь — по узенькой винтовой лестнице из красного дерева наверх. Туда, куда его звали. Туда, где его ждали.

Восхождение было недолгим. Двадцать три ровные, отполированные до зеркального блеска ступени. Борис не считал специально, но когда его нога коснулась последней, выводящей его на небольшую площадку перед очередной дверью, он знал, что сделал именно двадцать три шага. Ровно столько, сколько лет ему исполнилось полтора месяца назад. Было ли это совпадением, игрой спящего разума или чем-то большим, предполагать он не стал. Просто принял этот факт к сведению и уверенно постучал в позолоченную дверь, исписанную серебряными письменами на неизвестном ему языке. Звук ударов костяшек его кулака оказался столь слаб и глух, что Борис хотел повторить попытку еще раз, но, как оказалось, этого стука было вполне достаточно. Его услышали.

— Входи, — проговорил в ответ тихий, спокойный голос, в котором не было ничего указывающего на пол или возраст говорившего. Да и прозвучал он не из-за плотно запертой двери, а откуда-то из его же собственного подсознания. Борис просто понял, что может войти, словно стучал он сейчас не в дверь странного терема, а в дверь собственного разума. В ту самую дверь, что обычно была наглухо закрыта от него.

Да и подозревал ли он вообще о существовании этой двери?

Борис осторожно вошел, сразу пытаясь привыкнуть к темноте, обступившей его со всех сторон. И к тишине, давящей сознание не хуже многотонного пресса.

Затем в тишине прозвучали шаги. Легкие, осторожные, почти робкие.

— Я ждала тебя, — проговорил голос, на сей раз вполне реальный, принадлежащий женщине.

Вернее, молодой девушке. Голос, похожий на вязкую патоку. Томный, нежный, ласковый. Невероятно сладкий, но отнюдь не сладострастный.

— Я не вижу тебя, — проговорил в ответ Борис — Кто ты? Здесь есть свет?

Тишина, нарушаемая только едва слышными шагами босых ног. Борис даже не услышал, просто понял это. Почувствовал, как нежная кожа маленьких, почти детских ступней касается чего-то мягкого и податливого, расстеленного на полу. Затем едва слышный рывок, тихий шелест материи, падающей на толстый ковер и укрывающей собой пол комнаты. За плотной занавесью, аккуратно сдернутой вниз рукой невидимой собеседницы Бориса, обнаружилось огромное овальное окно, напоминающее старое зеркало в дорогой, но уже потертой временем раме. В окно, освещая помещение, мгновенно брызнул холодный и бесстрастный свет луны. Стеллажи, забитые ветхими фолиантами, стол, пара роскошных глубоких кресел.

— Так лучше? — спросил голос.

В комнате оставалось достаточно места для темноты. Именно там и скрывалась сейчас недоступная для взгляда Бориса незнакомка.

— Немногим, — недовольно отозвался Борис — Я по-прежнему не вижу тебя.

— А хочешь ли ты видеть меня? — с сомнением осведомился голос.

— Иначе, зачем я здесь? — ответил вопросом на вопрос Борис.

— Хорошо, — выдохнул голос.

Темнота возле одной из стен всколыхнулась, поплыла, словно густой кисель, и нехотя раскрылась. Ступая легко и непринужденно, в центр комнаты вышла обнаженная девушка. Высокая, стройная, грациозная. Движения уверенные и плавные, почти невесомые, словно она ступала по морскому дну. Даже волосы, спускающиеся ниже плеч, колыхались при каждом ее шаге лениво и сонно. А вокруг ее тела лентами полупрозрачного черного шелка струилась тьма, осторожно лаская прекрасное юное тело.

— Что ты видишь? — спросила незнакомка.

— Тебя. Ты прекрасна, — прошептал Борис, не в силах оторвать от девушки своего взгляда.

Даже тьма, змеящаяся вокруг красавицы, вырисовывая немыслимые узоры, тающие уже через мгновение, была просто невероятна.

Ночная фея грустно качнула головой, словно разочаровалась в ответе, подошла к окну так, чтобы в лунном свете был виден лишь ее черный силуэт на фоне ночного неба. Затем глубоко и нервно вздохнула, хрупкие плечи вздрогнули, послышался треск разрываемой ткани, и гигантские перепончатые крылья, еще более черные, чем ночь, затмили небо.

— Что ты видишь? — повторила свой вопрос девушка. Нет, не девушка. Демоница. По-прежнему прекрасная и манящая.

— Кто ты? — спросил Борис.

Он не был испуган увиденным. Он даже не был растерян. Он просто задал вопрос, казавшийся ему наиболее уместным в данную минуту. Вопрос, которого от него ждали.

— Не важно, кто я…

Из змеящейся тьмы внезапно вылетела крохотная бабочка — белое тельце, черные бархатные крылья. Неуверенно облетела комнату и снова исчезла в темноте.

— Важно, кто теперь ты.

— И кто же я? — спросил Борис и почему-то испугался своего вопроса.

Вернее, он испугался услышать ответ. Но отступать было поздно.

Из темноты выпорхнула новая бабочка, значительно крупнее первой. За ней еще одна и еще пара. И на сей раз бабочки не исчезли.

— Ты теперь один из нас. А мы есть грань между Творцом и Творением. Мы есть Сила, берущая Силу. Мы есть Сумерки, отделяющие День от Ночи, Свет от Тьмы. Мы Ложь и Истина, Боль и Наслаждение, Сон и Явь. Мы дети Тесила, Хранящие и Разрушающие, Рожденные и Обращенные. Мы Суть. Мы Ничто.

Бабочек стало больше. Теперь их было уже несколько десятков, и они ошалело кружили по комнате, слепо натыкаясь на стены и совершенно не замечая раскрытого окна. Или не желая замечать. Одна из маленьких черных бестий подлетела к Борису, робко села ему на руку, потопталась, цепляясь за кожу крохотными коготками и вдруг… вспыхнула ослепительным и невероятно жгучим голубым пламенем, оставляя после себя приличных размеров ожог.

— Ай! — взвыл Борис, остервенело тряся обожженной кистью. — Что за мерзость? А если я не хочу?

— Теперь у тебя нет права выбора, — отозвалась демоница, мягко взмахивая крыльями и порождая этим невероятно изящным движением целый рой бабочек-камикадзе. Уже не десятки — сотни. И многие из них приблизились на довольно опасное расстояние к несчастному Борису, ожидающему от прикосновения к насекомому неминуемой боли. — Его сделали за тебя.

— Вы не можете просто заставить меня! — нервно отмахнулся молодой человек от самоуничтожающихся тварей, для которых по непонятным причинам он был словно детонатор.

Еще одна бабочка попыталась устроиться на его шее и, прежде чем он успел отреагировать, отогнав тупое насекомое, раздался негромкий пш-ш-шик, и несчастный получил новый ожог. Весьма и весьма болезненный.

— Боли быть не должно, — спокойно сообщила девушка, каждым своим движением плодя все новых и новых отродий, заполнивших уже каждый уголок комнаты.

— Тогда что это, по-вашему?!

Еще одна тварь коснулась щеки Бориса, другая уселась на ногу. Боль от ожогов становилась все нестерпимее.

— Они хотят тепла и света, покоя и тьмы, а ты даруешь им лишь огонь. Они тянутся к тебе, а ты отталкиваешь их.

Несчастные создания! — грустно произнесла девушка.

— Убери этих тварей от меня! — затравленно озираясь, пробормотал Борис.

— Почему ты так противишься тому, чего уже нельзя изменить. Ты лишь мучаешь себя. Не надо. Оставь чувство вины людям.

— Но я человек! — выкрикнул Борис.

Он больше не видел девушку, снова не видел, но причиной этой слепоты теперь являлись тысячи крылатых созданий, заполонивших комнату. Зрелище даже в темноте было феерично. Тогда как же это должно было выглядеть при свете дня? Или будь сейчас день, и ничего не случилось бы?

— Ты один из нас, — уверенно повторила девушка. — И никогда больше не будешь одним из них. Этот путь ведет только в одну сторону.

— Я не хочу! — снова повторил Борис.

На его теле было уже не меньше десятка ожогов. В комнате явственно ощущался запах горелой плоти. Его плоти. Очень неприятный запах.

— Ты наш! — теперь в голосе демоницы звучали нотки раздражения. — И ты примешь нас! Смотри.

На секунду движение в комнате стало вдруг вязким, заторможенным, затем совершенно невероятным образом замерло вовсе. Безумная картина хаоса, впечатанного в мгновение вечности. А спустя еще секунду это черное облако затрепетало с удвоенной силой и ринулось на замершего в ужасе Бориса, погружая его в омут боли, жгущей несчастное тело. Борис хотел закричать, но не услышал своего крика. Возможно, потому, что теперь он слышал лишь треск огня, пожирающего маленьких безумных тварей, ошалело летящих к нему, словно мотыльки на свет ночной лампы.

— Ты наш! — теперь это был не голос. Это было шипение змеи, смешанное с клекотом птиц. — Наш!!!

Пробуждение было мгновенным. Борис просто открыл глаза и приподнялся, быстро оценивая обстановку.

М-м-мда, не очень….

Он снова лежал на полу, снова в уже привычной позе эмбриона, только теперь под собой он обнаружил небольшую, но немного пугающую лужицу крови. Несомненно, его собственной. Оно и понятно, молодой человек так и не удосужился перебинтовать раны, нанесенные бешеной японкой. Да и не мог этого сделать. После того как Борис, тщетно борясь со звоном в ушах, головокружением и тошнотой, осознал, что снова находится в относительной безопасности, под охраной неведомых чар Убежища, он позволил себе расслабиться. Лишь на мгновение. И тут же потерял сознание. Измотанный физически и морально, организм решил взять небольшой тайм-аут. Впрочем, не такой уж и маленький. В раскрытое настежь окно били живительные лучи солнца, приятно щекоча его ресницы и поглаживая щеку. Если учитывать, что злоключения Бориса закончились ближе к двум часам ночи, а сейчас, судя по всему, не меньше восьми утра, он неплохо поспал. Если не считать бредовых сновидений, конечно. По крайней мере, парень чувствовал себя гораздо лучше. Ведьма не соврала — Убежище действительно исцеляет.

— Она уже сыграла симфонию боли на струнах твоей души?

Борис испуганно вздрогнул, но тут же расслабился. Голос принадлежал Дайлане. Смутно вспоминалось, как он, прежде чем отключился окончательно, успел-таки донести девушку до кровати, укрыл едва живую ведьму одеялом и накинул на ее нежную шейку «Глаз Мира». Борис не знал, что творится с ним самим и выживет ли он после ранения оборотня. Но слова Дайланы, говорящей, что амулет может помочь ей, помнились хорошо. И, кажется, он действительно помог. Дайлана по-прежнему лежала в постели, но даже тот факт, что она вновь разговаривает, а голос ее заметно окреп, говорил о многом.

— Кто? — спросил Борис, осторожно поднимаясь.

За несколько часов полной неподвижности мышцы затекли и теперь недовольно сообщали об этом резкой и неприятной болью в спине и конечностях.

— Геката, — ответила Дайлана спокойно.

— Геката? — удивленно переспросил Борис.

Он не был силен в мифологии, но имя показалось ему знакомым. Услышать его в серьезной беседе было несколько странно. Хотя уже не так странно, как несколько дней назад.

— Геката. Мать всех кошмаров и чудищ. Наша плоть и наша суть, — пояснила ведьма и поинтересовалась: — Кого она послала к тебе?

Вопрос был задан столь обыденным тоном, что Борису ничего не оставалось, как подстраиваться под него.

— Бабочек, — ответил он, медленно выпрямляясь в полный рост и осторожно растирая занемевшую шею. — Сотни, нет, тысячи бабочек с черными бархатными крылышками и белыми тельцами.

— Как красиво, наверно. Она бывает снисходительна, — проговорила Дайлана. — Ко мне она присылала саранчу. Огромную серую саранчу. Очень неприятно, когда эти мерзкие твари начинают грызть твою кожу.

— Когда тебя пытаются сжечь, это тоже не верх блаженства, — фыркнул Борис.

Внезапно в его мозгу что-то щелкнуло, он оторопело посмотрел на лежащую девушку и произнес сдавленным шепотом:

— Так она приходила и к вам?

— К каждому из нас, — отозвалась Дайлана. — Никто не знает, кто или что она такое. Но каждый дарх, будь то сошар или нефалим, видел ее. Хотя бы один раз. Я тоже общалась с Гекатой. Только было это очень и очень давно.

— Но я-то не дарх, — усмехнулся Борис, однако, взглянув в глаза Дайланы, почувствовал холодок, пробежавший вдруг по спине. — Я ведь не дарх?!

— Нет, не дарх, — ответила Дайлана и вдруг, как-то странно взглянув на него, проговорила уверенно: — Она снова придет к тебе.

— Зачем? — всерьез испугался Борис.

Ему вполне хватило первой встречи. Повторять ее когда-либо желания не возникало.

— Почему?

Вместо ответа Дайлана отбросила вдруг одеяло, приподнялась на локте, попыталась сесть, но это ей не удалось, и она со стоном откинулась на подушку.

— Как я попала сюда? — спросила ведьма, глядя в потолок.

— Я привез вас, — ответил Борис.

— Как я попала в дом, — терпеливо уточнила Дайлана.

— С трудом, — признался Борис.

Ночные события расплывались в памяти большим мутным пятном. Периодически на поверхность всплывали какие-то обрывки воспоминаний, но не более того. Все, что произошло с ним после смерти оборотня, было закрыто ядовитой вуалью, разъевшей разум. Только одно отпечаталось в его мозгу совершенно отчетливо: голос, холодный и бесстрастный, звучащий в глубине души, обжигающий изнутри и едва не заставляющий кричать. Голос, произносящий всего два слова: «Входи, Хранитель».

Входи, Хранитель.

Входи.

Хранитель!!!

— Невероятно. Убежище приняло тебя, — проговорила Дайлана, словно читая мысли Бориса. — Ты получил Ключ Бледной Границы. Стал Хранителем. Я не ошиблась. И твой брат был совершенно прав, избирая преемника. Спасибо.

— За что? — удивленно спросил Борис.

— Спасибо, что был достаточно чист и силен, чтобы получить Ключ. В твоем состоянии на это способны немногие. Я, например, не способна. Некоторые считают, что это вопрос веры. Но я думаю, это нечто большее. Что-то, чего нельзя увидеть, почувствовать или даже понять. Этим можно только обладать. И ты этим обладаешь, — Дайлана помолчала, после чего продолжила: — А еще спасибо, что не бросил меня там, хотя должен был.

Встретив искреннее непонимание в глазах собеседника, ведьма объяснила:

— Ты теперь на войне, Борис. Иногда, чтобы выиграть, нам приходится жертвовать слишком многим. Таковы правила, и не нам их менять. Спасая меня, ты рисковал слишком многим. Но все равно спасибо.

Борис понимающе кивнул, затем снова взглянул на Дайлану. Она лежала совсем как вчера в доме Андрея, полуобнаженная и беспомощная, разбросав по подушке свои роскошные волосы и совсем не стесняясь собственной наготы. Но как и вчера, Борис, глядя на ведьму, не чувствовал ни смущения, ни уж тем более возбуждения. Просто забота и нежность, почти отцовское чувство, не имеющее ничего общего с похотью. Или все же нечто большее? Нечто, что зарождается в душе мужчины, смотрящего на любимую им женщину? В этом признаться было сложнее, чем признать существование колдовства. И он просто не мог поверить, что с ним происходит нечто подобное. Однажды он рискнул полюбить, и это оказалось больно. Что же теперь?

— Любой поступил бы так же, — небрежно пожал плечами молодой человек, отводя взгляд в сторону.

— Отнюдь не любой. Я живу уже достаточно долго и видела немало. Многие сбежали бы еще в первый день. Ты остался.

— Я тоже хотел сбежать, — честно признался Борис — И не единожды.

— Но сейчас ты здесь!

Вполне справедливое замечание. И в нем все та же благодарность, пропитавшая каждое слово раненой ведьмы.

— Да, здесь. Но будь я проклят, если знаю, зачем я здесь. Я даже не знаю, как прошел в дом вчера ночью. Просто понял вдруг, что если не попаду внутрь и не пронесу туда вас, случится нечто непоправимое. Нечто, чего я не могу допустить. Наверно, ваше Убежище тоже почувствовало это. И впустило меня.

— Ты будешь хорошим Хранителем, — удовлетворенно проговорила Дайлана.

— Да, наверно, — согласился Борис и добавил: — Если кто-нибудь объяснит мне, наконец, что происходит. Дед Андрей обещал сделать это, когда вернется. Но, похоже, по дороге что-то случилось.

— Андрей, — грустно проговорила Дайлана. — Я нашла его в двадцать втором. Родители ничего не знали о его даре, а у него уже тогда был огромный потенциал. Впрочем, как у любого нефалима. Когда ему исполнилось четырнадцать и он впервые ощутил в себе Силу, я рассказала ему о Войне. Думала, он станет новым Хранителем. А он сделал совершенно неожиданный выбор. Остался смертным. Отверг свою Суть. И все эти годы прожил как простой человек. Я ненавидела выбор Андрея, но всегда уважала его. Немногие способны отвергнуть могущество дарха в обмен на немощь человеческой плоти. Он никогда не говорил, почему решился на этот шаг, но только теперь я понимаю, что он не струсил. Возможно, просто почувствовал, что его дорога ведет во Тьму, и не пожелал идти по ней. Возможно, ноша оказалась слишком тяжела. Кто теперь знает. Ответить способен только сам Андрей.

— Однако он пропал. Ведь к вам он так и не вернулся? — проговорил Борис.

— Сатико. Скорее всего, японка встретила Андрея по дороге, — Дайлана говорила совершенно спокойно, прекрасно осознавая, что исход схватки молодого дарха и Древней всегда однозначен. Но сейчас ей не хотелось об этом думать. — А после пришла за мной. Кровожадная дрянь. Я до сих пор не могу поверить, что она мертва.

— Таких, как вы и она, похоже, убить очень сложно, — поделился своими наблюдениями Борис.

Еще вчера Дайлана умирала, и он был практически уверен, что слышит последние удары ее уставшего сердца, а сегодня девушка уже могла спокойно говорить. Интересно, если снять повязки, увидит ли Борис под ними пулевые отверстия? Или они уже успели затянуться?

— Дархи не бессмертны, — отозвалась Дайлана. — Но я всегда считала, что Сати может остановить разве что Инквизитор.

— Может, я и есть Инквизитор? — усмехнулся Борис.

— Нет, — улыбнулась в ответ Дайлана. — Инквизитор пока только должен прийти. И ты, как Хранитель Убежища, в нужный момент откроешь Хрустальные Врата, впуская его.

Борис содрогнулся. Воспоминания прошлого вечера вновь захлестнули его. Хрустальные врата… Бесконечный бег… Тающее пространство… Небо, меняющее цвет, и материя, теряющая плотность. И еще тень человека по ту сторону прозрачной преграды, укрытая пеленой золотого тумана. Он не жаждал повторения шоу. Ему вполне хватило первого раза.

— Надеюсь, второй раз это будет не так жутко, — пробормотал он.

— Что именно? — переспросила Дайлана.

— Ну, когда этот тип, Иншарг, приходил прошлым вечером, он меня до чертиков напугал. Так бывает каждый раз или потом привыкаешь?

— Инквизитор уже приходил?!

Ведьме показалось, что она ослышалась. И последний вопрос Бориса она просто проигнорировала.

— Если это был Инквизитор — то да. Стоял за хрустальной дверью и просил впустить его. Только у меня ничего не вышло, — спокойно пожав плечами, проговорил Борис.

На несколько секунд в комнате воцарилась тишина. Неожиданная и оттого особенно пугающая. А затем ее разбил отчаянный крик ведьмы. Крик, в котором звук сплелся с невидимыми Нитями Силы.

— Н-е-ет!

Борис даже присел от неожиданности, а где-то в соседней комнате висящее на стене старое зеркало вдруг покрылось сетью многочисленных трещинок и лопнуло, осыпая пол пыльными осколками. Похоже, Дайлана снова набирала силу. — Что случилось? — робко спросил новоявленный Хранитель, не решаясь приблизиться к Дайлане. Казалось, ведьма обезумела. Закрыв лицо руками, она рыдала и билась в истерике, не обращая внимания на его вопрос. Из-под повязок снова начала сочиться кровь.

— Перестаньте! Вы же вредите себе!

Дайлана перестала кричать так же неожиданно, как и начала. Резко отдернув руки от лица, она пристально посмотрела на Бориса. И Хранителю не понравился этот взгляд. Слишком много безразличия. Слишком много боли.

— Теперь это не имеет значения. Ничто не имеет значения. Можешь убить меня, если хочешь, — прошептала она.