Иностранные формирования Третьего Рейха

Исторический обзор К. К. Семенов

Иностранные, иноземные, или инонациональные, войска появились задолго до начала Второй мировой войны. На протяжении веков и тысячелетий такого рода формирования были важной составной частью армий многих государств. Со времени образования первых государств в их армиях появляются иностранцы. Так, уже в Древнем мире многие полководцы широко привлекали в свои армии воинов завоеванных земель. Иноземцы были в армии Александра Македонского и персидского царя Дария. На этом этапе иностранцы объединялись в отдельные отряды, во главе которых находились свои национальные командиры. Позднее, во времена Пунических войн, количество иностранцев во враждующих армиях Рима и Карфагена заметно возросло, но они продолжали находиться в неопределенном положении, будучи то ли союзниками, то ли наемниками. Некоторое время спустя в Риме началось комплектование иностранцами целых отрядов римской армии, т. н. легионов, именно с этого момента можно говорить об иностранных частях в армии Рима. По традиции, принятой от римской армии, в последующие века для обозначения иностранных частей стал использоваться термин «легион».

В Средние века и эпоху Возрождения наемные иностранные отряды существовали практически в каждом европейском государстве. Самыми знаменитыми из них, безусловно, были Варяжская стража императоров Византии и Шотландская гвардия французских королей. В последующие века наемные отряды из Германии, Ирландии, Швейцарии и Шотландии сражались почти в каждой европейской войне, да и почти в каждой европейской армии. Однако с укреплением государственной власти в европейских странах принцип наемничества исчерпал себя, и почти в каждом государстве перешли к системе воинской повинности.

В XIX в. поистине многонациональной стала армия Наполеона, собранная им для Русского похода 1812 г. Помимо иностранных контингентов, посланных в Россию своими государями, Наполеоном были созданы и несколько иностранных легионов — Португальский и Ирландский. Правда, и его противники имели иностранные подразделения в своих армиях: в Англии это был Королевский немецкий легион, а в России — Русско-немецкий легион.

Спустя несколько десятков лет после Наполеоновских войн вспыхнула Гражданская война в Америке. В ней участвовало большое количество европейских эмигрантов, защищавших свои принципы и сражавшихся соответственно и за Север и за Юг. В европейских войнах середины XIX в. также впервые появляются иностранцы — добровольцы, вступающие в ряды чужеземных армий из-за своих этических принципов и политических убеждений. Это и английские добровольцы в Греческой войне за независимость, и русские добровольцы в Балканской войне.

В начале XX в. началась Англо-бурская война. Она стала первой войной, в которой, несмотря на большую удаленность театра военных действий от европейского материка, приняли участие добровольцы из почти всех стран Европы. Всего за годы войны в бурскую армию прибыло около 2700 добровольцев^{2}. Европейские добровольцы служили в различных частях бурской армии и, кроме того, создали ряд добровольческих подразделений. В 1900 г. оставшиеся в составе бурской армии добровольцы были объединены в «Европейский легион»^{3}. Иностранные добровольцы внесли заметный вклад в военные усилия буров и оказали огромную моральную поддержку Оранжевой республике.

С началом Первой мировой войны опять реанимировалась идея о создании иностранных легионов. Иностранные добровольческие формирования были созданы в армиях Австро-Венгрии, России и Франции. В Германии создание иностранных легионов не было поставлено на такую широкую ногу, как в России или Австро-Венгрии. Тем не менее в годы войны немцы организовали 27-й Прусский егерский батальон из финских политических эмигрантов и нелегально завербованных в Финляндии добровольцев. Общая численность батальона составила 1897 человек^{4}. Также немцы организовали Ирландскую бригаду из английских военнопленных и «Георгиен легион» из грузинских эмигрантов. Были сделаны попытки приступить к организации украинских и мусульманских частей из военнопленных Русской императорской армии, но окончание войны не дало претвориться этим замыслам в жизнь. Результат боевого применения иностранных частей немецкой армии был весьма скромным. Но в принципе они организовывались только в целях идеологического воздействия на противника. Интересно заметить, что факт формирования добровольческих частей из военнопленных после войны не был осужден ни одной из стран-участниц.

Помимо иностранных легионов, в немецкой армии существовали немногочисленные колониальные части — «аскари», укомплектованные туземцами Юго-Западной и Восточной Африки. Эти части формировались по принципу вербовки туземного населения, а командирами в них всегда являлись немецкие офицеры. В начале Первой мировой войны в различных уголках немецкой Африки насчитывалось 3470 туземных солдат и еще около 900 туземных полицейских^{5}. В годы войны немецкие колониальные части особенно хорошо зарекомендовали себя в Восточной Африке. Так, 14 туземных рот под командованием полковника Пауля фон Леттов-Форбека успешно противоборствовали многочисленной британской армии. Некоторые из туземцев фон Леттов-Форбека прибыли вместе с ним в Германию после окончания войны и вступили в сформированный полковником Добровольческий корпус.

Спустя почти 17 лет, 17 июля 1936 г., в Испании местные националисты и армия подняли восстание против республики. Война в Испании продлилась три года. В эти годы на обеих сторонах сражалось большое количество иностранцев. На стороне республики за все годы войны, по различным данным, сражалось от 20 000 до 42 000 человек^{6}. На стороне националистов в то же время сражалось до 22 000 иностранных добровольцев^{7}. В армии Франко служило еще около 100 000 марокканцев, набранных по контракту, но по распространенной исторической традиции их принято считать наемниками, вступившими в армию националистов лишь ради наживы.

Испанская гражданская война стала первым военным конфликтом, в котором противостояли не государства, а различные политические системы. Фашизм, нацизм и консерватизм со стороны националистов и коммунизм, социализм и анархизм со стороны республики. Соответственно все иностранцы, прибывшие в Испанию, поддерживали ту или иную идеологию. К концу марта 1939 г. война в Испании закончилась победой националистов, большую роль в которой сыграла иностранная военная помощь, оказанная генералу Франко Германией и Италией. Оба государства помимо материальной помощи националистам отправили в Испанию воинские контингенты, состоящие из военнослужащих своих армий. Через немецкий «Легион Кондор» за годы войны прошло 19 000 человек, а через итальянский корпус добровольческих войск — 80 000 человек^{8}.

Через восемь месяцев после окончания войны в Испании, 30 ноября 1939 г., Советский Союз напал на Финляндию. Борьба Финляндии против агрессии вызвала широкий отклик во всем мире. В финскую армию прибыло около 15 000 иностранных добровольцев, в основном из европейских стран^{9}. В отличие от гражданской войны в Испании, в ряды финской армии вступили добровольцы с самыми различными политическими убеждениями: от шведских социалистов до русских белоэмигрантов. Война продлилась всего лишь три месяца, и некоторая часть добровольцев успела только прибыть в Финляндию незадолго до подписания перемирия. Финляндия смогла выстоять и вскоре вновь стала врагом Советского Союза.

Определение темы К. К. Семенов

Нападение нацистской Германии на Советский Союз 22 июня 1941 г. положило начало массовому привлечению иностранцев в немецкую армию и во все вспомогательные полувоенные организации Германии. На тот момент в Германии под иностранцами было принято понимать граждан других государств и ненемецкой национальности (nichtdeutsche). Однако уже в первые дни войны руководство Германии было вынуждено различать две группы иностранных граждан, присоединившихся к Крестовому походу против коммунизма. Первую группу составляли военнослужащие армий стран — союзниц Германии по антикоминтерновскому пакту — Италии, Венгрии, Румынии, Словакии и державшейся немного особняком от них Финляндии. Граждане этих государств, служившие на Восточном фронте бок о бок с немецкими войсками, стали известны как союзники (Verbündete).

Другую группу иностранцев составляли т. н. добровольцы (Freiwillige). Страны, гражданами которых они являлись на тот момент, воздержались от участия в войне против СССР или остались нейтральными. Кроме того, к этой же категории относились и граждане оккупированных Германией стран и вступившие в ряды немецкой армии. В отличие от военнослужащих союзных армий, посланных в СССР своими правительствами и диктаторами, граждане этой категории примкнули к антисоветской борьбе более-менее добровольно.

Служба иностранцев в Германии обычно рассматривается в контексте общественно-политического явления, известного как коллаборационизм^{10}. Это явление с большой долей условности можно разделить на правительственно-государственный, социально-бытовой, культурный и, наконец, военный коллаборационизм. Под правительственно-государственным коллаборационизмом принято понимать создание властных структур из иностранных граждан на оккупированных Германией территориях и функционирование этих структур. Социально-бытовым коллаборационизмом можно назвать сотрудничество рядовых граждан с оккупантами (т. е. сотрудничество на более низком уровне), примером этого могут служить органы местного самоуправления на оккупированной территории СССР или финансовые компании в Нидерландах. Культурный коллаборационизм был свойственен в основном странам с германским населением (см. ниже).

Сам термин «коллаборационизм» французского происхождения и в переводе означает «сотрудничество», однако в послевоенные годы этот термин приобрел негативную окраску и совсем другое значение. Ранее цитируемый нами академик М. И. Семиряга считал, что коллаборационизм — «понятие сугубо политизированное, и его невозможно употреблять, не становясь на позиции той или иной воюющей стороны»^{11}. Принятие этого термина для обозначения сотрудничества иностранных граждан с врагом произошло в 1940 г., когда на встрече рейхсканцлера Германии Адольфа Гитлера и главы нового французского правительства маршала Филиппа Петена в Монтуар был провозглашен принцип политического сотрудничества между двумя странами.

Многие участники трагических событий 1939–1945 гг. уже тогда отказывались применять термин «коллаборационизм» для обозначения своей деятельности. Так, самый известный иностранец в армии Гитлера — Леон Де-грелль — в годы войны неоднократно заявлял: «Мы не коллаборационисты, мы германцы». Так что, по всем вышеизложенным причинам, необходимо крайне осторожно подходить к огульному использованию самого термина «коллаборационизм»^{12}.

Военный коллаборационизм занимает особое место в истории Второй мировой войны и является предметом настоящего исследования. При исследовании военного коллаборационизма практически все авторы, как правило, исследуют сотрудничество с немцами иностранцев, являющихся гражданами лишь, одной (в крайнем случае нескольких) отдельно взятой страны, что не позволяет провести сравнительный анализ существования иностранных формирований в немецкой армии. Однако до сих пор так и не выработан единый принцип определения военного коллаборационизма в отношении различных категорий иностранных граждан, одевших в войну униформу другого государства. Так, к примеру, хорватские, финские и испанские добровольцы и их служба Германии вообще не должны попадать под определение «коллаборационизм», т. к. правительства этих стран были связаны с Германией договорными или же союзническими отношениями, а Испания и Финляндия даже не были оккупированы Германией.

Служба иностранных добровольцев могла протекать в составе какого-либо немецкого подразделения либо в составе полностью иностранного формирования. Более охотно немцы формировали полностью иностранные подразделения численностью от роты и выше. История создания этих частей и их применение легли в основу нашего исследования. Под иностранными добровольческими формированиями немецкое командование понимало «формирования из иностранных граждан и военнослужащих, объединенных в рамках германских сухопутных, военно-воздушных и военно-морских сил и войск СС, либо в виде отдельных войсковых формирований, в большинстве имевших немецкий кадровый состав, либо включенных единичным порядком в части немецкой действующей армии, авиации и флота»^{13}.

В современной историографии существует условное деление иностранных граждан в немецкой армии по расово-национальному принципу и по функциональному назначению. Согласно расово-национальным критериям, первую категорию иностранных граждан, служивших немцам, составляли этнические немцы — так называемые фольксдойче (Volksdeutsche), в отличие от них немцы, бывшие гражданами Германии, назывались имперскими немцами — рейхсдойче (Reichsdeutsche). Вторую категорию составляли представители так называемых «германских» народов — англичане, голландцы, датчане, норвежцы, фламандцы и шведы. Третью, самую многочисленную, категорию иностранцев, служивших Германии, составляли жители областей, входящих в СССР, и стран Прибалтики, известные как «восточные войска». Наконец, четвертую категорию добровольцев составляли граждане всех прочих стран Европы и даже некоторых стран Азии, Африки и Ближнего Востока.

По функциональному назначению иностранные добровольцы подразделялись на:

— добровольцев (Freiwilligen), служивших на штатных строевых должностях во фронтовых, запасных и вспомогательных частях;

— добровольных помощников (Hilfswilligen), служивших на нестроевых должностях во фронтовых, запасных и вспомогательных частях;

— служащих полиции;

— рабочих (Arbeiter).

Деление по функциональному назначению является в большой степени условным, отражая в основном положение дел в германском документообороте. Так как на всем протяжении войны иностранцы могли неоднократно переходить или переводиться из одной категории в другую.

В послевоенные годы было также проведено деление иностранцев на группы по мотивации их вступления в ряды германской армии. Выделяют три группы. В первую группу входят иностранные добровольцы, которые из различных побуждений добровольно поступили в германскую армию, войска СС и различные немецкие вспомогательные организации. Вторая группа — это иностранцы с территорий, присоединенных к Германии, мобилизованные в ряды германских вооруженных сил (Вермахт) и других полувоенных организаций. Третья группа состояла из военнопленных армий антигитлеровской коалиции, насильно зачисленных или добро-вольно вступивших в различные немецкие вспомогательные формирования, а также из служащих еврейской службы порядка в многочисленных гетто Европы.

Германия перед войной К. К. Семенов

Еще задолго до начала Второй мировой войны внимание всего мира было приковано к Германии. Вслед за фашистской Италией в мире появилась еще одна страна, где националистическая оппозиционная партия пришла к власти законным путем. С 30 января 1933 г. Германия во главе с новым рейхсканцлером Адольфом Гитлером уверенно шла к войне. Единственной партией в стране вскоре стала Национал-социалистическая рабочая партия Германии (НСДАП). Задолго до прихода Гитлера к власти при НСДАП были созданы полувоенные партийные организации — штурмовые и охранные отряды (СА и СС соответственно). Чуть позже были созданы организации автомобилистов и авиаторов (НСКК и НСФК соответственно).

В марте 1935 г. в Германии был принят закон «О строительстве Вермахта». Закон прерывал действие всех ограничений Версальского мирного договора и провозглашал создание массовой германской армии путем всеобщей воинской повинности^{14}. Тогда же республиканское название армии — рейхсвер — было заменено на Вермахт. Заново началось широкомасштабное строительство военно-воздушных сил — Люфтваффе и военно-морского флота — Кригсмарине. В продолжение отказа от пунктов Версальского договора и Локарнских соглашений в марте 1935 г. войска Германии вступили на территорию демилитаризованной Рейнской области. Французская армия не оказала немцам сопротивления: Гитлер одержал первую бескровную победу.

В следующем году первым полигоном для воссозданной немецкой армии стало участие в Испанской гражданской войне. Небольшой немецкий контингент — «Легион Кондор», — отправленный на помощь испанским националистам, прекрасно зарекомендовал себя в ходе войны. Быстрое прибытие транспортных самолетов Люфтваффе из Германии по просьбе генерала Франсиско Франко спасло начавшееся восстание от поражения в самом начале войны.

Вернув в лоно Германии Рейнскую область, Гитлер сделал первый шаг к объединению всех немецких земель в одно государство — Рейх (Reich). Следующим шагом стала оккупация Австрии. 12 марта 1938 г. немецкие войска вступили на территорию этого государства, в истории это событие стало известно как присоединение — аншлюс (Anschluss). Ему предшествовала многолетняя деятельность австрийских национал-социалистов, боровшихся за присоединение Австрии к Рейху. Состоявшийся в Австрии 10 апреля 1938 г. плебисцит показал, что 99,7 % населения Австрии одобрили присоединение к Германии^{15}.

Начиная австрийскую авантюру, Гитлер и не представлял, с какой легкостью пройдет присоединение этой страны к Рейху. Успех способствовал появлению новых планов. Весной 1938 г. Гитлер решил отнять у Чехословакии Судетскую область, на территории которой проживало около 3 000 000 немцев. В конце сентября 1938 г. в Мюнхене состоялась встреча государственных деятелей Великобритании, Германии, Италии и Франции, на которой была решена судьба Судетской области. Представителей Чехословакии на данную встречу даже не пригласили. К 7 октября 1938 г. оккупация Судетской области была завершена. Передача Судет Германии не спасла чехословацкое государство от окончательной гибели. 14 марта 1939 г. Словакия объявила о своей независимости^{16}. На следующий день немецкие войска вступили на территорию Чехии. Оккупированная территория Чехии стала протекторатом Богемия и Моравия (Böhmen-Mähren), президентом протектората остался бывший президент Чехословакии Эмиль Гаха, а фактическая власть перешла к рейхспротектору Константину фон Нейрату.

Менее чем через 10 дней состоялось последнее бескровное присоединение ранее потерянных немецких земель к Рейху. 20 марта 1939 г. Гитлер потребовал от Литовской республики возвращения района города Мемель (Клайпеды), в котором проживало около 160 000 немцев. 23 марта правительство Литвы, не желая эскалации конфликта, передало спорные земли Германии.

Вторая мировая война началась 1 сентября 1939 г. нападением Германии на Польшу. Окрепшая немецкая армия быстро справилась с более слабой польской. Разгром Польши стал первой военной победой Германии, т. к. до этого Чехословакия и Австрия были присоединены к Рейху «мирным» путем. Позже в ходе нескольких скоротечных кампаний Германией были побеждены западноевропейские и скандинавские страны, а также Греция и Югославия. За три года Гитлеру удалось невозможное — разгромить, оккупировать или присоединить к Германии большую часть европейских стран. Вместе с улучшением экономического благосостояния страны успех агрессивной немецкой политики был очевиден.

Гитлер не стремился к абсолютному мировому господству. Существование в мире стран с родственным нацизму режимом и близкими геополитическими целями исключало претензии Германии на мировое господство. Немецкая дипломатия перед войной вела активную внешнеполитическую работу, результатом которой стало подписание нескольких международных документов. В ноябре 1936 г. Германия и Япония подписали «Антикоминтерновский пакт», провозгласивший совместные «оборонительные» действия двух стран против деятельности Коммунистического Интернационала^{17}. В течение нескольких лет к Антикоминтерновскому пакту присоединились Италия, Венгрия, Маньчжоу-го, Испания, Болгария, Финляндия, Румыния, Дания, Словакия, Хорватия и ряд азиатских стран, зависимых от Японии. Позже, в мае 1939 г., между Италией и Германией был подписан «Стальной пакт», объявивший борьбу за «сохранение основ европейской культуры»^{18}. Таким образом, в канун начала Второй мировой войны образовалась так называемая «Ось Берлин — Рим — Токио», стоявшая на жестких антикоммунистических позициях.

После одержанных в 1939–1941 гг. побед и рассмотренных выше дипломатических демаршей у Германии осталось только три врага — Великобритания, Советский Союз и Соединенные Штаты Америки…

Третий путь Европы К. К. Семенов

Во всех европейских странах к 22 июня 1941 г. существовали различные праворадикальные партии и организации. Образование этих партий было вызвано кризисной обстановкой в Европе на рубеже 1920-1930-х гг., они являлись продуктом той эпохи, а их идеология и действия стали жестким ответом либерализму и марксизму. Зачастую имея совершенно разные названия и символику, эти партии являлись частью одного общеевропейского националистического потока. Недаром один из видных немецких антифашистов Томас Манн назвал межвоенное время «фашистской эпохой Запада»^{19}. Основная масса таких организаций на словах, а иногда и на деле отвергала как капиталистическую модель государственного строя, так и социалистическую модель государства. Непринятие обеих существующих моделей государственного строя и желание организовать крепкое национальное государство другого вида дали повод к появлению определения «Третий путь». Сам термин «Третий путь» был введен в обиход немецким философом — геополитиком Меллером Ван дер Бруком в 30-х гг. XX в.

После окончания войны было выработано ошибочное определение всех европейских правых партий как фашистских. Не внес ясности и Нюрнбергский процесс, определивший Национал-социалистическую рабочую партию Германии как фашистскую. Чтобы избежать ошибок в определении каждой отдельно взятой партии, в этой работе мы остановимся на использовании для них общего термина «правая партия». В каждой европейской стране становление правых партий шло по своей модели и со своими особенностями. Но только в четырех европейских странах к июню 1941 г. у власти находились безусловно правые партии. В Германии это была НСДАП, в Италии — Национальная фашистская партия, в Испании — Испанская фаланга и Усташа — в Хорватии.

В остальных европейских странах правые партии ждали своего часа. После оккупации своих стран Германией некоторые прогерманские партии создали свои правительства, почти всегда находившиеся в зависимости от оккупационных войск. На заключительной стадии войны силами немецкой армии в Венгрии и Румынии были также созданы пронацистские правительства из членов правых партий.

Советский Союз и коммунизм для европейских правых были олицетворением мирового зла. Долгие годы в своих идеологических установках правые партии провозглашали решительную борьбу с наследием К. Маркса. Не стоит и говорить, что нападение Германии на СССР вызвало ликование среди членов европейских правых партий.

Еще до войны в Европе предпринимались попытки создать единый фронт правых партий. В 1928 г. в Италии был организован ежемесячный журнал «Анти-Европа», резко выступавший против социализма и коммунизма и всего наследия Французской революции и ратовавший за создание «единой Европы». Журнал был детищем известного итальянского фашистского публициста Але-сандро Гравелли. К середине 1930-х гг. Гравелли издал ряд теоретических работ, посвященных концепции «единой Европы», в которых указал предполагаемый путь дальнейшего фашистского развития Европы: «Марш на Рим и Европа», «На пути к созданию фашистского Интернационала»^{20}. К этому же времени можно отнести и появившуюся в правящих кругах фашистской Италии тенденцию к объединению под итальянским руководством всех зарубежных правых партий.

Для этой цели в июне 1933 г. в Италии были организованы Комитеты действия за универсализацию опыта Рима (КАУР). Главой КАУР был назначен итальянский фашистский деятель Эуженио Колзечи. По замыслу итальянцев комитеты должны были нести «итальянский опыт» в зарубежные страны и всемерно расширять сотрудничество с зарубежными правыми партиями с целью их постепенного подчинения Риму. Саймон Оомс — представитель Нидерландов в КАУР — выступал за построение европейской общности: «Фашизм вернет каждой европейской нации ее былую гордость. Молодая Европа станет собранием наций…»^{21}

КАУР проводили кипучую деятельность по сплочению европейских правых. В декабре 1934 г. КАУР провели двухдневный (16–17 декабря 1934 г.) общеевропейский конгресс европейских правых партий в швейцарском городке Монтре. Для участия в конгрессе прибыли представители националистических партий из 13 европейских стран. На встрече обсуждались различные вопросы, была предпринята попытка достичь согласия по ряду спорных идеологических вопросов. Главным результатом встречи стало коммюнике, подписанное участниками и провозглашавшее создание фашистского Интернационала. Был образован и руководящий орган — «комиссия за универсальный фашизм» из 8 лидеров различных партий.

Тем временем немецкие нацисты вовсе не собирались мириться с намечавшимся лидерством итальянского фашизма в Европе. В отличие от итальянцев, пытавшихся объединить европейских правых на основе фашистской доктрины, немцы провозгласили объединение на основе общей антимарксистской деятельности. Осенью 1933 г. ими было создано общество «Антикоминтерн», в которое вошли представители различных европейских правых партий и русские белоэмигранты^{22}. Иногда общество именовалось Объединенным союзом антикоммунистических организаций в Германии. Руководителем общества стал выходец из России Адольф Эрт. Позже, уже после нападения Германии на Советский Союз, в «Антикоминтерн» стали привлекаться антисоветски настроенные граждане СССР. В уставе организации значилось «в качестве официозной антибольшевистской организации Германии организовать всемирное антибольшевистское движение под немецким руководством»^{23}.

Летом 1935 г. в немецкой политике произошли заметные сдвиги — Германия уже не требовала единоличного господства среди европейских правых, а выдвинула новый лозунг: «Общему врагу — общую борьбу!»^{24} Осенью того же года в контексте итало-немецкого сближения началось и сотрудничество КАУР и «Антикоминтерна». Обе организации провели ряд консультаций по выработке единой правой политики в Европе.

В 1943 г. внутри СС оформилась концепция Нового европейского порядка. Согласно этой концепции, после победы над коммунизмом в Европе будет образован Европейский рейх. Формой государственного устройства этого образования стала бы конфедерация. Планировалось введение общей европейской валюты и единой администрации; создание единой полиции и армии, в составе которых были бы образованы национальные части^{25}. Таким образом, почти за 50 лет до появления евро и окончательного оформления Единого европейского сообщества мысли об этом уже не давали покоя наиболее реакционной части человечества.

Изменение статуса войск СС и их превращение из чисто немецкой организации в европейскую хорошо описал Леон Дегрелль: «Со всех частей Европы добровольцы спешили на помощь своим немецким братьям. Именно тогда родился третий великий Ваффен СС. Первый был немецкий, второй — германский, и теперь был европейский Ваффен СС»^{26}.

Идея европейского сотрудничества долго и упорно боролась с некоторыми расистскими концепциями НСДАП. Многие видные функционеры НСДАП были сторонниками тесной европейской интеграции. В 1940 г. Альфред Розенберг достаточно туманно заявил об объединении германских народов с народами Юго-Восточной Европы, что послужило бы началом для симбиоза — «общность труда для удовлетворения потребностей совершенно различных рас и народов. Без сомнения, это новый европейский поворот и путь к самостоятельной экономике Европы»^{27}. Годом позже один из ведущих немецких экономистов и геополитиков Вернер Дайц, бывший приятелем Розенберга, выступил в немецкой прессе со статьей «Рейх как идея европейской организации». В ней автор статьи подробно изложил возможные основы для будущего европейского сотрудничества. В 1944 г. Дайц уже издал отдельную книгу, посвященную этому предмету, — «Возрождение Европы с помощью европейского социализма. Европейская хартия». Книга содержала ряд новых тезисов, в том числе отражающих более тесную интеграцию народов Восточной Европы в новый мировой порядок. В том же ключе выражался руководитель Оперативного штаба Розенберга Герберт Утикаль 16 декабря 1944 г., он заявил следующее: «Низвержение врагов и завоевание мира зависят не только от военных и экономических мероприятий. Прочной перестройке Европы можно способствовать, лишь когда нам удастся дать этой новой Европе правильные духовные и культурные основания… От нашей работы и активности зависит, будет ли эта концепция претворена в жизнь и, следовательно, возьмут ли во всемирно-историческое время руководство в новой Европе силы, лучшие в расовом и производительном смысле, или она будет уничтожена в большевистском хаосе»^{28}. На том же совещании еще один из руководителей оперативного штаба — Р. Прокш выразился о грядущем европейском устройстве еще более определенно: «Пришел час Европы. Поэтому надо признать: народы отличаются друг от друга в духовном и физическом отношении… Мозаика многих возможностей… Если произносится слово «Европа», подразумеваются они все… Нынешнюю войну за Европу должна сопровождать новая идея. В войнах, которые ведутся за решение идеологических вопросов, всегда побеждают более сильные идеи. В этом заключается духовное поручение рейху. Целью является единство в многообразии… свобода народов в единстве континента»^{29}.

Немецкое Министерство иностранных дел тоже не осталось в стороне от разработок новой европейской модели. Глава МИДа Иоахим фон Риббентроп неоднократно обращался к Гитлеру с меморандумами и записками, в которых отражалась острая необходимость прояснить послевоенное устройство Европы. Лейтмотивом этих документов являлись срочный созыв европейской конференции и образование Европейской конфедерации. Несмотря на явное нежелание Гитлера делать шаги в этом направлении, Риббентропом при МИДе был создан особый комитет по делам Европы. В сентябре 1943 г. комитетом был подготовлен план Европейской конфедерации и ее учредительная декларация. Однако все мероприятия Риббентропа наталкивались на непонимание Гитлера. При этом Гитлер ссылался на «существующее состояние войны, во время которого вопросы захваченных нами областей могли рассматриваться лишь с военной и стратегической точек зрения»^{30}.

Несмотря на позицию Гитлера, многие функционеры НСДАП позволяли себе высказываться на тему грядущего европейского устройства. Так, Вильгельм Штук-карт, председатель Имперского установления по защите германской крови и статс-секретарь немецкого МВД, уже в марте 1942 г. на учредительном конгрессе Международной академии государственных и управленческих наук заявил, что «XX век — это время семей народов, и потому на повестке дня стоит вопрос об устранении государственного разобщения в пользу сообщества народов Европы»^{31}. Первым серьезным шагом к европейскому единству можно считать создание 18 июня 1942 г. Европейского союза молодежи. В него вошли молодежные организации 15 европейских стран^{32}. Союз был организован с помощью бывшего руководителя Гитлерюгенда Бальдура фон Шираха. Официальным признанием концепции Новой Европы стало т. н. Шарлоттенбургское заявление 1944 г., разработанное в кулуарах Главного управления СС.

Теории функционеров СС на практике отстаивались рядовыми солдатами войск СС в окопах. Еще до окончательного оформления Шарлоттенбургского заявления в умах добровольцев сложилась и оформилась та Европа, за которую они сражались на фронте — «Для европейских СС Европа мелкой ревности, шовинизма, приграничных конфликтов экономического соперничества не представляла интереса. Это было слишком мелким и унизительным; для европейских СС та Европа уже утратила свое значение. В то же время они, несмотря на свое восхищение Гитлером и немецким народом, не хотели становиться немцами. Они были сыновьями своих народов, и для них Европа была местом сбора европейских народов. Европейское единство должно было достигаться через гармонию, а не через доминирование одного над другим»^{33}.

В заключение хочется привести слова видного европейского публициста-современника о причинах, побудивших иностранных добровольцев сражаться за Германию: «Добровольцы других стран сражались не за экспансионистский национал-социализм на односторонне расистской основе и «пангерманизм», но за высшую идею, за Европу и европейский «Новый порядок»^{34}.

Германия и иностранцы К. К. Семенов

Главным отличием НСДАП от большинства остальных правых партий Европы была развитая теория расового превосходства немцев над остальными европейцами. Во исполнение этих утопичных установок 15 сентября 1935 г. во время партийного съезда в Нюрнберге были приняты «Закон по защите германской крови и германской чести» и «Закон о гражданстве Рейха». Параграф 2 последнего закона устанавливал, что «Гражданином Рейха является только гражданин, имеющий германскую или родственную ей кровь…»^{35}

Ранее, в 1931 г., в рамках организации СС было образовано Главное управление расы и поселений, занимавшееся контролем и проверкой расовой чистоты членов СС^{36}. Гитлер, Гиммлер и Розенберг являлись наиболее ярыми приверженцами расовой теории в ее самой утопичной форме. Вначале они планировали, что после победы всеми побежденными народами будут управлять только немцы. Но реалии войны диктовали совсем другое…

Перед войной Гиммлер стал главным проводником расистской политики. Уже будучи рейхсфюрером СС и шефом немецкой полиции, Гиммлер в октябре 1939 г. был назначен рейхскомиссаром по укреплению немецкой народности. Назначение Гиммлера на этот пост привело к созданию в рамках Главного управления расы и поселений Штаба рейхкомиссара.

Эти расовые инстанции разработали своеобразную пирамиду расовой полноценности европейских народов. На вершине пирамиды, конечно же, располагались немцы, затем шли этнические немцы (фольксдойче), ниже располагались фольксдойче с примесью чужой крови, затем родственные немцам германские народы. Ниже располагались остальные европейские народы, еще ниже поляки и представители народов СССР. В самом бесправном положении находились евреи и европейцы с примесью еврейской крови. К народам стран Африки и Азии немцы также относились с большим предубеждением, хотя позже и эти народы получили право служить фюреру. Однако японцы были у нацистов на привилегированном положении с самого начала.

К германским народам немецкие теоретики относили датчан, норвежцев, шведов, швейцарцев, англичан и голландцев. Абсурдность некоторых расовых установок нацистов легко проследить на примере Бельгии. Население этой небольшой страны состояло из франкоязычных валлонов, проживавших на юге страны, и германоязычных фламандцев, живших на севере Бельгии. Фламандцы считались германским народом, и потому их охотно принимали на службу в войска СС, а валлоны, несмотря на многочисленные заявления своего лидера Леона Дегрелля, германцами признаны не были и потому вначале были приняты лишь в ряды немецкой армии. Таким образом, на начальном этапе войны существовало строгое разграничение между германскими добровольцами, принимаемыми на службу в войска СС, и прочими европейскими добровольцами, принимаемыми в ряды Вермахта.

Совсем по-другому немцы относились к «восточным добровольцам» — бывшим гражданам СССР. Первоначально в планы нацистского руководства не входило использование граждан СССР в рядах армии и полувоенных организаций Третьего рейха. В ряде партийных инстанций к уроженцам СССР существовало прямо пренебрежительное отношение. Так, самому Гитлеру приписываются следующие слова: «Только немец вправе носить оружие, а не славянин, не чех, не казак и не украинец»^{37}. Однако уже в первый месяц войны оккупация огромных территорий Советского Союза, потребность в привлечении дополнительных людских ресурсов для охраны и зачистки оккупированных территорий, а также желание местного населения принять участие в уничтожении существующего в СССР строя вынудили немцев изменить свою позицию по данному вопросу. Хотя изначально, как правильно замечает российский историк И. А. Гилязов, «никакой продуманной политики по отношению к советским национальностям, и тем более по отношению к восточным народам, не планировалось и не проводилось вплоть до 1942 г.»^{38}.

Первыми в необходимости начать партнерский диалог с местным населением и его широкомасштабное привлечение к военным усилиям Германии убедились немецкие генералы и офицеры, находившиеся в частях действующей армии. Не дождавшись санкции партийного руководства, они начали привлечение граждан СССР к военному сотрудничеству. Убедившись в невозможности остановить этот процесс и уничтожить достигнутые результаты, немцы были вынуждены всерьез заняться выработкой особой политики, в результате чего и советские граждане были выстроены по шкале расовой ценности. На вершине этой пирамиды оказались жители Прибалтийских республик, далее располагались казаки и калмыки, за ними шли жители азиатских и кавказских республик, белорусы, русские и украинцы внушали немцам меньше доверия и потому располагались в самом низу пирамиды. Однако в ходе войны с Советским Союзом многие нацистские установки претерпели изменения.

Относительно немецкой политики в области формирования органов управления на оккупированной территории можно сказать следующее. Вначале все оккупированные страны и области управлялись военной администрацией, затем некоторые территории получили гражданское управление, как правило, это зависело от общего внутреннего положения внутри территориального образования и его удаленности от линии фронта. Привлечение в эти органы местных жителей на различных территориях проходило по-разному.

На части оккупированной территории СССР с подачи Розенберга были образованы имперские комиссариаты «Остланд» и «Украина». В состав первого входили генеральные округа — Белоруссия, Латвия, Литва и Эстония, в состав имперского комиссариата «Украина» — 6 украинских областей. Другая часть территории находилась под управлением военной администрации. В разные годы при этих структурах были образованы различные национальные инстанции, претендующие на управление оккупированными территориями.

Национальные правительства, сформированные преимущественно из местных правых, функционировали только в Южной Франции и Норвегии. Правые остальных стран были обмануты в своих ожиданиях: их старший товарищ не спешил передавать им в руки управление их странами. Лишь в конце 1944 г. нацистское руководство пошло навстречу желаниям своих европейских сторонников и разрешило начать организацию иностранных правительств «в изгнании» (т. е. в Германии). Но время было упущено, и признание этих правительств Германией стало лишь жестом доброй воли.

Немецкая пропаганда и иностранцы К. К. Семенов

После прихода Гитлера к власти нацистская пропаганда была возведена в ранг государственной политики. Было создано Имперское министерство народного просвещения и пропаганды во главе с Йозефом Паулем Геббельсом. Сам Геббельс, несомненно, был талантливым пропагандистом, но он, как и большая часть нацистских руководителей, не страдал излишней щепетильностью в выборе средств пропаганды. До 22 июня 1941 г. министерство Геббельса не пропагандировало участие иностранцев в военных усилиях Германии, хотя уже с 1940 г. в штате самого министерства работало небольшое количество иностранцев и был организован VII отдел «Заграница».

Одним из методов пропаганды, широко используемым министерством Геббельса, были радиотрансляции. III отдел министерства ведал радиовещанием, а один из его секторов (А) непосредственно занимался культурными вопросами и вещанием на зарубежные страны^{39}. В 1942 г. существовало семь радиостанций, вещавших на разные страны мира. Кроме этого, на немецких радиостанциях также транслировались программы на иностранных языках. В 1940 г. для иностранцев предназначалось 240 программ на 31 иностранном языке, совокупная продолжительность этих программ на всех немецких радиостанциях составляла 87 часов в сутки.

Особую известность приобрели радиотрансляции на Англию и Ирландию. Дикторами этих трансляций были Уильям Джойс и Джейн Андерсон (маркиза Синфуэго), известные как лорд и леди Ха-ха, а также ирландец Фрэнк Райен. Джойс в прошлом был одним из лидеров британских фашистов, а Джейн Андерсон участвовала в гражданской войне в Испании в качестве военного корреспондента английской газеты «Дейли Мейл» в армии Франко^{40}. Фрэнк Райен имел просто удивительную судьбу. Будучи социалистом и одним из лидеров ИРА (Ирландской республиканской армии), он после начала военного мятежа в Испании прибыл на Пиренеи и вступил в республиканскую армию. Во время одного из боев он был ранен и попал в плен к франкистам. После победы Франко немцы потребовали у испанцев выдачи Райена. Прибыв в Германию, Райен был привлечен к работе в министерстве пропаганды. Радиопропаганда нацистов на Британию особого успеха не имела, но тем не менее большинство дезертиров из англо-американских армий перешло на сторону врага благодаря ей. Особенно курьезный случай произошел в 1944 г., когда на немецкую сторону перелетел американский самолет.

Кроме радиопропаганды существовали публицистические методы пропаганды. В структуре министерства имелся отдел IV «Пресса», в рамках которого действовал сектор иностранной печати, обозначавшийся литерой В. Немцы различали 4 метода публицистической пропаганды: собственно пропаганда, агитация, «просвещение народа» (фольксауфкларунгс) и «путеводная публицистика»^{41}. Просвещение народа подразумевало собой «мирную идейную вербовку». Путеводная публицистика считалась первичной формой пропаганды и была рассчитана на самые широкие слои населения.

Для обработки иностранцев в основном использовались методы пропаганды и агитации. Наиболее наглядным было изготовление всевозможных пропагандистских плакатов и листовок. В начале войны отдел комплектования и призыва войск СС начал выпуск собственных плакатов и, к 1943 г. стал безусловным лидером в пропаганде этого вида. Печатная пропаганда в тактике нацистов занимала особое место и давала неплохие результаты, как правильно замечает один московский исследователь: «Плакаты были активны и наступательны, немцы не жалели бумаги»^{42}.

Накануне войны для пропаганды среди иностранцев журнал «Сигнал» стал переводиться на различные европейские языки. Так, только в 1940 г. 17 номеров журнала было издано на английском, итальянском и французском языках. К концу войны «Сигнал» выходил уже на 27 языках. Почти все жители Европы могли прочесть про успехи немцев или про различные добровольческие формирования в немецкой армии на своем родном языке. При помощи немцев вскоре было начато широкомасштабное издание газет полувоенных организаций и различных добровольческих частей. Одними из первых стали выходить газеты Германских СС в Нидерландах, Норвегии и Фландрии. На рубеже 1942–1943 гг. на оккупированных восточных территориях был начат выпуск огромного количества газет и журналов на различных языках народов СССР. Условно их можно разделить на местные (территориальные) издания, выпускаемые органами местной власти, и на прессу для пленных и добровольцев.

Кроме печатной публицистики широко применялся способ агитации, как правило, среди иностранных рабочих и в лагерях военнопленных. В роли агитаторов обычно выступали члены различных правых партий. Успех пропаганды среди западноевропейских военнопленных, конечно, не достиг таких значительных успехов, как среди советских, но тем не менее и его нельзя сбрасывать со счета.

После начала войны с СССР с легкой руки Геббельса в обиход вошел термин «Крестовый поход против коммунизма». Подобные мысли Геббельс высказывал и ранее. Так, 14 сентября 1935 г. на страницах официоза НСДАП «Фелькишер беобахтер» он высказался так: «Если большевизм не будет удушен в зародыше, как предлагается выше, он неминуемо распространится в той или иной форме по всей Европе… Единственной возможностью, с помощью которой можно было бы предотвратить опасность, была бы совместная акция всех держав…»^{43} Поэтому нападение на СССР стало преподноситься как большой освободительный поход с участием всех европейских народов. При этом создание определенного воинского формирования, например Британского добровольческого корпуса, преследовало в основном пропагандистские цели, а не военные.

В начале 1941 г. в Берлине в составе министерства пропаганды был образован особый отдел восточной пропаганды, так называемая организация «Винета», руководителем которой был назначен Эдуард Тауберт. Изначально организация была образована в качестве центра для специалистов со знанием языков народов СССР. Позже начали образовываться национальные секции — белорусская, латышская, русская, украинская, эстонская^{44}. «Винета» применяла следующие виды пропаганды: изготовление печатной продукции, запись грампластинок, проведение радиотрансляций, создание пропагандистских фильмов^{45}. Масштабы работы, проводимой «Винетой», наглядно демонстрирует тот факт, что радиотрансляции, созданные этой организацией, велись на 16 языках. К январю 1944 г. численность сотрудников «Винеты» выросла до 932 человек.

Помимо «Крестового похода против коммунизма», среди правых европейских партий была широко распространена концепция создания Новой Европы. Эта концепция являлась прообразом нынешнего Европейского сообщества. Под Новой Европой подразумевалось сообщество европейских государств с националистическими или правыми правительствами. Естественно, Германия в этом сообществе должна была играть доминирующую роль. Из-за войны сама идея Новой Европы полностью оформилась лишь после 1945 г., и ее главным пропагандистом стал Леон Дегрелль.

В 1938 г. в составе немецкой армии начали создаваться т. н. роты пропаганды. Эти уникальные во всех отношениях подразделения формировались из людей творческих профессий — литераторов, журналистов, художников, переводчиков и кинооператоров. Изначально одна рота пропаганды (Propagandakompanie — РК) придавалась каждой полевой армии, затем количество рот возросло, и вскоре их общая численность превысила 14 000 человек^{46}. В 1942 г. для координации деятельности рот пропаганды была организована управленческая группа пропаганды Вермахта при ОКВ (ВПр при ОКВ) под началом генерала Хассо фон Веделя. Один из отделов этой группы (ВПр IV) занимался работой с иностранцами, в отдел входили подотделы Иностранной пропаганды и боевой пропаганды, Восточной пропаганды особого назначения и Морской пропаганды. В январе 1945 г. отдел ВПр IV был переименован в отдел Иностранной пропаганды. В нем были образованы 3 инстанции — отдел пропаганды особого назначения по работе с добровольцами, рабочий штаб военных корреспондентов и рабочий штаб фильмов^{47}. В состав последнего входили сценаристы, режиссеры и кинооператоры рот пропаганды. Именно они участвовали в создании знаменитой немецкой кинохроники «Германского еженедельного обозрения» (Die Deutsche Wochenschau — DW). Уже в начале 1942 г. специалистами рот пропаганды еженедельно изготавливалось 1000 копий DW на 15 иностранных языках^{48}.

В январе 1940 г. войска СС создали аналог армейских рот пропаганды — роту военных корреспондентов СС. Главным отличием пропагандистов СС от рот пропаганды было наличие в личном составе роты иностранных граждан. Кроме того, эсэсовцы имели более качественное оборудование и даже проводили крупные агитационные мероприятия на отдельно взятых участках фронта^{49}. В августе 1941 г. рота военных корреспондентов СС была развернута в батальон, а в ноябре 1943 г. — в полк, получивший название штандарт СС «Курт Эггерс», в память о погибшем на советско-германском фронте корреспонденте эсэсовской газеты «Дас Шварце Корпс».

Еще одной организацией, занимавшейся пропагандой среди иностранцев, была Зарубежная организация НСДАП (Auslandorganisation — АО), образованная в 1935 г. в Гамбурге из иностранного отдела партии. АО НСДАП была организована для контроля за деятельностью имперских немцев, проживавших за пределами Германии. АО имела свои филиалы почти во всех странах мира. Структурно АО выглядела так — 10 и более членов НСДАП образовывали опорный пункт АО, несколько опорных пунктов — местную организацию, несколько местных организаций образовывали район, а несколько районов — территориальное бюро^{50}. Центральный аппарат АО располагался в Берлине, в нем работало около 700 сотрудников. Гамбургский филиал АО с началом войны стал активно использоваться для нужд немецкой военной разведки — Абвера. Пропагандистские материалы распространялись в зарубежных странах с помощью служащих филиалов АО и местных фольксдойче. Кроме того, перед войной в распоряжение АО было передано 23 000 моряков торгового флота, ходивших в заграничные рейсы и обеспечивавших доставку печатных материалов. В 1941 г. численность непосредственных членов АО НСДАП составила 28 000 человек^{51}.

С иностранцами работало также Внешнеполитическое управление НСДАП (Aussenpolitishe Amt — АПА) Альфреда Розенберга, тоже претендовавшее на руководящую роль в работе с иностранцами. Розенберг был расистом до мозга костей, и потому его ведомство проводило политику крайней расовой нетерпимости. Однако и Розенберг призывал европейских правых к объединению для борьбы с коммунизмом, т. к. последний, по его мнению, представлял собой «крайнее антиевропейское движение»^{52}.

В составе управления Розенберга для работы с правыми партиями и иностранными гражданами были организованы три европейские секции: северная — для стран Бенилюкса, Скандинавии и ЮАР; южная — для Швейцарии, Австрии, Балканских стран; восточная — для Польши и СССР.

17 июля 1941 г. для управления захваченными территориями СССР по указу Гитлера было образовано Имперское министерство по делам оккупированных восточных территорий. Главой этого министерства стал Альфред Розенберг. Выбор Гитлера был крайне неудачен, как верно писал о Розенберге один из современников: «Трудно было найти в Германии другого человека более ненавидящего все русское»^{53}. Пропаганда на оккупированных восточных территориях, направленная на военнослужащих РККА, велась крайне неудачно. Первоначально в ее основу были положены антисемитские лозунги и крайне примитивные антисоветские тезисы. Зачастую ставка делалась на тяжелые условия, в которых оказались советские граждане и военнопленные. На начальном этапе к составлению агитационного материала были привлечены лишь сотрудники Восточного министерства. Позже в пропаганду на восточных территориях включились и жители СССР. Для подготовки пропагандистов из числа граждан Советского Союза министерством Розенберга были созданы школы и курсы пропагандистов. Именно с этого времени качество агитационных материалов заметно возросло, так как к работе над ними стали привлекаться эмигранты и подсоветские люди. Рассмотрим деятельность немецкой пропагандистской машины на Востоке на примере оккупированной территории Крыма.

Органы пропаганды, их структура и деятельность в Крыму в 1941–1944 гг. О. В. Романько

Пропаганда всегда играла исключительно важную роль в подготовке и ведении любого военного конфликта. Доказать всему миру или своему народу, что именно ты являешься жертвой агрессии, — цель пропагандистских мероприятий каждого воюющего государства. В той или иной степени пропаганда использовалась на всем протяжении мировой истории, достигнув своего пика в период Второй мировой войны.

Следует сказать, что к мероприятиям пропагандистского характера прибегали все государства, втянутые в эту войну, однако наибольший размах они приняли во внутренней и внешней политике нацистской Германии^{54}. Еще до прихода к власти, в августе 1932 г., Гитлер сказал: «Как в окопной войне артподготовка проводилась перед фронтальной атакой… так в будущем, перед тем как задействовать армию, мы будем вести психологическое ослабление врага посредством революционной пропаганды. Враждебный народ должен быть деморализован и готов к капитуляции, его следует психологически вынудить к пассивности и только потом можно думать о военных действиях»^{55}.

Такой была определена цель пропаганды для действий в Западной и Центральной Европе. Перед войной с СССР она была дополнена рядом функций, касающихся прежде всего целей будущей немецкой оккупационной политики на «восточных территориях». «В войне против СССР, — писал немецкий историк Норберт Мюллер, — Германия ставила две основные цели: политическую и экономическую. Политическая цель состояла в стремлении покончить с большевизмом… уничтожить СССР как государство и лишить его народы какой бы то ни было формы государственной организации. Экономическая цель состояла в превращении захваченных советских территорий в аграрно-сырьевой придаток, в источник дешевой рабочей силы, во внутреннюю колонию фашистской империи»^{56}. Естественно, что этим целям была подчинена и немецкая пропаганда на оккупированных советских территориях.

Несмотря на то что ее цели оставались практически неизменными на протяжении всего периода войны, немецкая оккупационная политика, а вместе с ней и пропаганда зависели прежде всего от следующих основных моментов: национального состава населения оккупированного региона; того, какие немецкие органы власти осуществляли управление на данной территории (имеется в виду военная или гражданская администрация); изменений на Восточном и других фронтах.

Таким образом, чтобы лучше понять суть немецкой пропаганды, структуру ее органов и их деятельность, не-обходимо взять для рассмотрения такой оккупированный регион, где имели бы место все вышеупомянутые факторы. Таким регионом, на наш взгляд, является Крым, так как:

— во-первых, на такой относительно небольшой территории проживало более сотни различных народов, что усложняло проведение национальной политики;

— во-вторых, как известно, гражданский оккупационный режим на территории Крыма был таким только юридически, в реальности же вся полнота власти принадлежала командующему местными частями Вермахта;

— в-третьих, с 1941 по 1944 г. Крым являлся либо зоной боевых действий, либо прифронтовым районом, что очень влияло на политику оккупационных властей.

Все это заставляло местные органы пропаганды проявлять необычайную гибкость и ловкость, чтобы порой доказать недоказуемое и оправдать неоправданное. Как же была организована пропаганда на оккупированных советских территориях?

Первоначально решение этого вопроса было возложено на Верховное командование Вермахта (ОКВ), которое через управленческую группу армейской пропаганды, возглавляемую генерал-майором Хассо фон Веделем, создало при штабах каждой из групп армий специальные батальоны или отделы пропаганды (Abteilung), а при штабах полевых и воздушных армий и танковых групп — роты пропаганды (Propaganda Kompanie — PK)^{57}.

При командующих группами армий имелись специальные офицеры пропагандистского штаба, которые направляли и контролировали деятельность батальонов и рот пропаганды. Батальоны пропаганды имели подразделения печатников и мобильные типографии, оборудованные в машинах или железнодорожных вагонах, команды по распространению листовок с помощью аэростатов и артиллерийских средств. Аналогичной структура подразделений пропаганды была в ВВС и ВМС.

Батальоны пропаганды распределялись по отдельным регионам СССР (К — «Кавказ», В — «Балтика», W — «Белоруссия», U — «Украина», D — «Дон»). В их составе были отряды (Staffel), которые направлялись в крупные населенные пункты. В задачи этих отрядов входило: выпуск печатных изданий для населения, использование стационарных советских радиостанций и многочисленных передвижных радиопередающих станций, предназначенных специально для вещания на войска^{58}.

Каким же образом первоначально осуществлялась пропаганда на оккупированных советских территориях? Ее руководителем и творцом с полной уверенностью можно назвать Альфреда Розенберга, у которого «в отношении к русскому народу… оспаривают первенство, с одной стороны, зоологическая ненависть к нему и, с другой, полное и самовлюбленное ничегонезнание»^{59}.

Методы пропаганды и вовсе не отличались разнообразием. Один из свидетелей событий войны Александр Казанцев писал, что в занятых областях «издаются брошюры, газеты, журналы, и среди них нет ни одного русского органа. Какие-то безграмотные зондерфюреры на безграмотном русском языке из кожи лезут, чтобы доказать превосходство немецкого народа-господина над остальными народами мира, и уж прежде всего, конечно, над русским народом, который должен быть благодарен за то, что фюрер берется решать его судьбу»^{60}.

Как же обстояли дела с организацией пропаганды в Крыму? Несмотря на то что Крым уже к ноябрю 1941 г. был занят немецкими войсками и на его территории был организован генеральный округ «Таврия», систематической пропагандой здесь не занимались ни военные, ни гражданские власти. Она носила спорадический характер, связанный прежде всего с требованиями данного момента. К тому же начавшееся в декабре 1941 — январе 1942 г. советское наступление поставило перед немецким командованием другие задачи. К вопросам организации пропаганды оно смогло вернуться только к концу лета 1942 г., и вызвано это было следующими двумя причинами: окончательной очисткой Крыма от советских войск и тем, что Крым предполагалось использовать в качестве плацдарма для наступления на Кавказ. Для этого же надо было обеспечить лояльность проживающего здесь населения.

«Я постепенно убеждался, — писал один из немецких офицеров, — что усилия наших солдат будут напрасными, пока не будет найдено правильное решение политических, экономических и человеческих проблем для зоны с населением в 50–70 млн человек»^{61}.

Стало ясно, что немецкая пропаганда на оккупированных территориях вообще и в Крыму в частности требует коренных изменений. Поэтому приказом ОКВ от 5 сентября 1942 г. из состава батальона пропаганды «Украина» был выделен второй отдельный взвод, который 15 сентября был преобразован в Штаб пропаганды «Крым» Отдела пропаганды «Украина». Его резиденций был определен Симферополь^{62}.

Гитлер в свое время писал: «Чем лучше сработана пропаганда, тем меньше число членов, и наоборот…»^{63}Этот принцип и был положен в основу организации органов пропаганды в Крыму. Уже 24 сентября 1942 г. по Штабу пропаганды «Крым» был издан приказ № 2, посвященный персональным назначениям: было создано руководство штабом и учреждены специальные отделы (активной пропаганды, культуры, прессы, кино и радио). Начальником Штаба был назначен лейтенант Фрай. Руководителями отделов, или «деловыми пропагандистами», стали: зондерфюрер д-р Мане (отдел активной пропаганды); зондерфюрер Рэк (отдел культуры; одновременно он являлся заместителем начальника Штаба); зондерфюрер Маурах (отдел прессы); зондерфюрер д-р Кюнеманн (отдел кино; одновременно он являлся офицером особых поручений по кадровым и организационным вопросам); зондерфюрер Шарнке (отдел радио). Помимо этих отделов в Штаб входили Технический отряд (начальник-техник — унтер-офицер Герстнер) и редакция «Крымской немецкой газеты» (позднее она называлась «Борьба»), выходившей на немецком языке и предназначенной для распространения среди немецких оккупационных частей (главный редактор — зондерфюрер Трондле)^{64}.

Для более глубокого проникновения пропаганды во все районы Крыма были образованы «внешние пункты» Штаба пропаганды. В дальнейшем происходило их разукрупнение, которое было завершено в первой половине 1943 г. На 27 февраля 1943 г. организационно-территориальная структура Штаба пропаганды «Крым» была следующей:

Штаб пропаганды «Крым» непосредственно обслуживал Симферопольский район и район Зуи; ему подчинялись следующие пункты: Бахчисарай, Карасубазар и Биюк-Онлар;

подразделение Штаба в Евпатории (руководитель — зондерфюрер Мильдер) непосредственно обслуживало Евпаторийский район, Ак-Мечеть и Саки; ему подчинялись следующие пункты: Фрайдорф, Ак-Шейх и Джурджи;

подразделение Штаба в Джанкое (руководитель — вахмистр Зорге) непосредственно обслуживало Джанкой, Армянск, Курма-Кемельчи, Колай, Сеитлер и Ички;

подразделение Штаба в Феодосии (руководитель — зондерфюрер Рамер) непосредственно обслуживало Феодосию, Ислам-Терек, Старый Крым и Судак;

подразделение Штаба в Ялте (руководитель — зондерфюрер Бауман) непосредственно обслуживало Ялту, Ялтинский район и Алушту;

подразделение Штаба в Севастополе (руководитель — вахмистр Кюльмер) непосредственно обслуживало Севастополь и Балаклаву^{65}.

В задачи Штаба пропаганды в первую очередь входили пропагандистские мероприятия, которые служили для «руководства населением и его просвещением». Руководящие указания Штаб получал от Отдела пропаганды «Украина» и согласовывал их с приказами Командующего войсками Вермахта в Крыму. Также в задачи Штаба входила организация тематических направлений пропагандистской работы: под активной пропагандой понималась работа среди местного населения посредством собраний, демонстраций плакатов, листовок, брошюр, читален, витрин и посредством использования агитмашин с радио; отдел прессы занимался руководством всей местной печатью и изданием газеты на немецком языке для нужд оккупационной армии и немецкой администрации; отдел кино занимался охватом и вводом в эксплуатацию всех кинотеатров, а также организацией киносеансов для местного населения и немецких военнослужащих; отдел радио занимался обслуживанием и созданием программ для радио и высокочастотных установок; отдел культуры занимался руководством и обслуживанием всех театров, оркестров и трупп наряду с художественным руководством и контролем их работы по обслуживанию местного населения и немецких войск; контролем над всеми имеющимися книгохранилищами и читальнями; оказыванием влияния на учебную литературу и руководство местными педагогическими кадрами^{66}. Помимо работы среди гражданского населения Штабу настойчиво рекомендовалось «по мере сил выполнять все распоряжения главнокомандующего (немецкими войсками) в Крыму по обслуживанию немецких частей».

Работе Штаба и ее результатам придавалось такое большое значение, что в одном из приказов напоминалось: «Предоставление своевременных отчетов чрезвычайно важно для планирования пропагандистской работы Отделов пропаганды ОКБ. Поэтому ни под каким видом недопустима задержка в предоставлении отчетов». В связи с этим сам Штаб и его внешние пункты ежемесячно были обязаны предоставлять в высшие командные инстанции (Отдел пропаганды «Украина» и Командование войсками Вермахта в Крыму) отчеты по следующим пунктам: о настроениях населения (общее моральное состояние, изменения в нем, их причины, влияние пропагандистских мероприятий, вражеская агитация, ее методы и средства, слухи, выступления советских партизан, их деятельность, участие Штаба пропаганды в борьбе с ними; о собственно пропагандистской работе (проведенные мероприятия, предложения и пожелания); об особых пропагандистских мероприятиях^{67}.

Кадровый состав Штаба пропаганды «Крым» состоял из трех категорий работников. Первая, в основном руководители, включала в себя сотрудников германского Министерства пропаганды или Отдела пропаганды ОКВ. Во вторую входили сотрудники-немцы, которые либо родились и выросли, либо долгое время жили в России или СССР. Примером такого сотрудника являлся руководитель Отдела прессы д-р Маурах. Его отец был врачом-окулистом и до 1920 г. жил в Крыму, где и родился Маурах. После разгрома Врангеля его семья выехала в Германию^{68}. Эта категория сотрудников была связующим звеном между первой категорией и третьей — самой многочисленной, — в которую входили местные кадры. Здесь предпочтение в первую очередь отдавалось лицам, знакомым с системой советской пропаганды, однако их нехватка ощущалась до самого 1944 г. и поэтому брали всех желающих^{69}.

Отделения и штабы пропаганды, в том числе и Штаб пропаганды «Крым», должны были повторять в миниатюре Министерство народного просвещения и пропаганды Третьего рейха. По его примеру должны были быть организованы и направления их деятельности, связанные с различными областями пропагандистской работы, правда, со скидкой на то, что эти «министерства в миниатюре» действовали на оккупированной территории.

К концу 1942 г. изменения в оккупационной политике коснулись прежде всего сферы народного образования, которое до этого находилось в очень плачевном состоянии. Анализируя причины недовольства населения оккупационным режимом, один из офицеров немецкой разведки Вильфрид Штрик-Штрикфельдт писал, что «высшие школы и прочие учебные заведения продолжали оставаться закрытыми. Хотя с приходом германской армии во многих местах школы возобновили занятия, появлявшееся затем гражданское управление разрешало обучать детей лишь чтению, письму и основным арифметическим правилам»^{70}.

В Крыму же, который почти в течение года являлся зоной боевых действий, дела обстояли еще хуже. Все школьные помещения были отданы воинским частям. Школьный инвентарь пошел на топливо. Учебные пособия — выброшены. Интеллигенция оказалась без работы. Учителя, врачи, инженеры были вызваны на биржу труда и направлены на работу по уборке улиц, обработке огородов и садов.

Вопрос образования напрямую был связан с молодежной политикой, которую оккупанты поначалу попросту игнорировали. Молодежь была предоставлена самой себе. «Уже сейчас можно заметить, — писал один из свидетелей событий оккупации, — как получили развитие идеи анархизма, особенно среди молодежи. Ход мыслей в основном таков: государственная власть, как большевики, так и немцы, — приносит народу лишь лишения и гибель… а посему — долой всякую власть… Стал модным скептицизм. Сомневаются во всем… не давая взамен ни одной здравой и ясной мысли»^{71}.

В связи с этим, чтобы «оторвать молодежь от Востока и приобщить ее к арийскому Западу», было решено полностью поменять всю оккупационную политику в сфере народного образования и воспитания молодежи.

14 мая 1943 г. Штаб пропаганды «Крым» пригласил на совещание лучших учителей Симферополя с целью решить некоторые вопросы воспитания молодежи. Пришло довольно много учителей. Гость из Берлина д-р фон Ройтер произнес перед ними речь. Также было продемонстрировано несколько документальных фильмов. По общему мнению, встреча прошла интересно, однако учителя остались несколько разочарованы, т. к. не смогли извлечь из нее какие-либо практические советы для своей повседневной работы. О воспитании юношества и вовсе ничего сказано не было. Поэтому было решено это совещание считать только первым шагом во взаимоотношениях Штаба и крымских учителей^{72}.

На наш взгляд, было две основные причины, по которым учителя и пропагандисты не смогли найти общий язык. Во-первых, это противодействие оккупационных властей. В одном из отчетов гауптштурмфюрера СС Штекера руководителю СС и полиции округа «Симферополь» сказано: «Хотя зондерфюрер Рэк (руководитель отдела культуры Штаба) уже давно обратил внимание отдела культуры на необходимость составления новой учебной программы, городской комиссар Хюн сказал, что этого делать не следует… Уже два месяца (по распоряжению Штаба) заседает комиссия, имеющая целью проверку большого количества школьных учебников.

Однако и в этой области придется еще долго ожидать каких-либо результатов»^{73}.

Другая же причина заключалась в том, что «школьная молодежь старших возрастов, несомненно, выражает еще черты духовной связи с советами», что она сохраняет свое прежнее мировоззрение и привычки и, по большей части, большевистски настроена. По мнению немецких властей, виной этому в большинстве случаев являлись школа и учитель, так как за девятнадцать месяцев оккупации не произошло ничего, чтобы перевоспитать школьную молодежь. Программа преподавания стала аполитичной: ее марксистское содержание не было ничем заменено. Вследствие этого преподавание сделалось полностью формальным.

Гауптштурмфюрер СС Штекер видел следующие причины этого «легального саботажа»: учителя в основном старые и больные люди, лишенные энергии, сломленные жизнью в СССР; они не стремятся ни к чему, кроме покоя;

ко всем учителям проявляется мало внимания, их труд плохо оплачивается, и поэтому они плохо настроены;

значительная часть учителей считается с возможным возвратом советской власти и пытается поэтому как можно меньше скомпрометировать себя;

часть учителей настроена пробольшевистски и более или менее открыто поддерживает враждебные настроения юношества^{74}.

Кроме того, много трудностей для оккупантов создавал и отдел культуры Симферопольского городского управления, который, по мнению немцев, работал отвратительно, даже не зная, что творится в школах, за которые он должен был отвечать.

Поэтому, учитывая все недостатки, отдел культуры Штаба пропаганды решил принять ряд мер, чтобы в следующем учебном (1943–1944) году система образования в Крыму отвечала всем требованиям оккупационных властей. Эти меры заключались в следующем.

С целью вызвать у молодежи чувство благодарности за «освобождение от большевизма» ей все время необходимо было внушать, что вся ее «трагедия… заключалась в том, что (она), стремясь служить своему народу, на деле служила еврейско-большевистской идее интернационализма»^{75}.

В июне 1943 г. было принято постановление об обязательном школьном обучении, проект которого внес руководитель школьного отделения Симферопольского горотдела культуры Шалалиев. Это было связано с тем, что «за последнее время количество учеников резко упало (от 6 до 4 тыс.), хотя из них лишь небольшая часть, около 150 человек, отправлены в Германию… Наибольшую же часть представляют уклоняющиеся от учебы из-за страха перед трудовой повинностью»^{76}. Одновременно командующий войсками Вермахта в Крыму пригрозил наказанием всем родителям, чьи дети без присмотра бродят по улицам, а не находятся на занятиях^{77}.

За основу построения учебного процесса была взята немецкая модель, которая заключалась в следующем: «Когда командир производит смотр в своем полку, он выбирает место, с которого может видеть и владеть всем фронтом, и с этого места раздается его команда. Так и учитель: с одного места должен он господствовать над всем классом, и это место — учительская кафедра»^{78}.

По поводу учебного процесса внес свои предложения и гауптштурмфюрер СС Штекер: на будущий учебный год должна была быть составлена новая учебная программа, которая могла бы оказать положительное пропагандистское влияние на молодежь; учителя должны были быть обязаны не проводить преподавание лишь формально и ежедневно, при каждой возможности, бороться с большевистским мировоззрением и ложными идеями учеников; в течение летних каникул должно было быть проведено политическое и практическое воспитание учеников; следовало вновь проверить директоров школ и учителей на основе их работы за истекший год, причем действительно надежные и энергичные люди должны были быть выдвинуты на руководящие посты; руководство отдела культуры и подотдела школ Симферопольского городского управления должно было быть вновь проверено и улучшено^{79}.

Однако претворить эти планы в жизнь помешало начавшееся наступление Красной армии. Так происходили изменения в сфере образования. В сфере же собственно пропаганды, которая заключалась в руководстве культурой, прессой, кино и радио, дела обстояли следующим образом. Оккупационные власти уделяли большое внимание крымскому театру. Однако это внимание объяснялось не желанием поднять уровень местной культуры, а совершенно другими соображениями. Вот что было сказано в одном из приказов Штаба пропаганды «Крым»: «Артисты оккупированных восточных областей, поставившие себя в распоряжение немецких оккупационных властей, потому необходимы, что обширные пространства, удаленность и зимние затруднения в оккупированных районах еще более ограничивают возможность обслуживания войск нашими спортивно-туристическими организациями. Поэтому Фюрер хочет, чтобы артистам оказывали особое внимание и прежде всего обеспечивали их материально»^{80}.

Следуя этому приказу, Штаб пропаганды «Крым» распорядился, чтобы в Симферопольском театре каждые четырнадцать дней появлялся новый спектакль. При этом отдел культуры Штаба принял особые меры с целью освободить прежнее помещение театра от расположенных там воинских частей. В результате уже с 25 мая по 5 июня 1943 г. в Симферопольском театре прошла премьера тринадцати спектаклей, а с 12 по 18 июня состоялись следующие мероприятия: 5 спектаклей для военнослужащих и гражданских лиц, 2 спектакля для военнослужащих и имеющих пропуска для ходьбы в запрещенное время, 1 спектакль для молодежи. Кроме этого, в «Солдатском доме» прошел один спектакль, а в городских госпиталях три. Наконец, Симферопольский театр дал еще два спектакля в Севастополе и провел два товарищеских вечера с участием артистов^{81}.

После проведенных немцами мероприятий театральная жизнь несколько оживилась и в других городах Крыма. Так, в Ялте, изменив руководство театра и заменив «недостаточно ценные лица» лучшими, относительно удалось увеличить число спектаклей и поднять доходы театра. В порядке обслуживания Домов отдыха ялтинский театр до 14 мая 1943 г. провел тридцать два выступления. В Алуште также имелось две свои художественные труппы, которые ежедневно давали постановки. Планировалось открыть театр и в Алупке^{82}. Все это дало немцам основание утверждать, что «русская культура не уничтожена, а, напротив, немецкие солдаты смотрят русские спектакли и слушают русскую музыку»^{83}. В марте 1942 г. было получено разрешение на открытие Крымско-татарского театра. Его директор Эбадулла Грабов планировал начать нормальную работу театра с 10 апреля 1942 г. премьерой постановки спектакля «Лейла и Меджнун». Работать предполагалось пока три раза в неделю, т. е. в среду и воскресенье играть для частей немецкой армии, а в пятницу — для татарского зрителя. Репертуар театра должен был быть очень насыщенным, что предполагало его хорошую посещаемость. Поэтому с апреля 1942 г. по январь 1943 г. планировалось дать сто сорок спектаклей^{84}.

В мае 1942 г. на страницах своего дневника Геббельс писал: «Политика подачи новостей — это оружие в войне. Цель этой политики — вести войну и хранить тайну»^{85}. Этот принцип был положен оккупантами в основу руководства прессой в Крыму. В период с 1941 по 1944 г. в Крыму выходило несколько периодических изданий. Это газеты «Голос Крыма», «Феодосийский вестник», «Евпаторийские известия» (с августа 1943 г. — «Освобождение»), «Сакские известия», «Земледелец Тавриды», «Крымская немецкая газета» (позднее «Борьба»), «Azat Kirim» («Освобожденный Крым») и журнал «Современник»^{86}. Наиболее значительной из них была газета «Голос Крыма» (ее главными редакторами были: В. В. Попов, с 26 марта 1942 г. — А. И. Булдеев, с октября 1943 по апрель 1944 г. — К. А. Быкович) — орган Симферопольского городского управления, первый номер которой вышел 12 декабря 1941 г., а последний — 9 апреля 1944 г. Первоначальный тираж газеты был 3 тыс. экземпляров, затем — 5 тыс., 18 тыс., а к 1943 г. он вырос до 80 тыс. Газета вначале выходила два раза в неделю на двух страницах, затем три раза в неделю на четырех страницах. Стоимость газеты была 1 рубль, или 10 оккупационных пфеннигов. В 1943 г. 21 июля, 1 и 3 октября газета выходила под названием «Голос Таврии». В этом же году стали выходить приложения к газете — «Женский листок» (с 21 мая 1943 г.) и «Молодость» (с 18 июля 1943 г.)^{87}.

Первая и вторая страницы «Голоса Крыма» состояли из статей, порочащих советский строй, советских государственных, научных и военных деятелей, восхваляющих новый немецкий порядок. Печатались сводки с театров боевых действий, международные новости, речи Гитлера, Геббельса, Шпеера и др. Приказы, постановления, извещения Симферопольской горуправы и военного коменданта печатались на четвертой странице газеты. Третья страница газеты рассказывала о жизни в селах и городах Крыма после их «освобождения» от власти большевиков, о хозяйственной и культурной жизни при «новом порядке».

Особое место в «Голосе Крыма» уделялось так называемому «еврейскому вопросу». С целью разоблачения «мирового заговора» против Германии и ее союзников газета из номера в номер помещала на своих страницах статьи антисемитского содержания. Для подтверждения своих «изысканий» авторы этих статей использовали цитаты из произведений Достоевского, Суворина, Розанова, Шмакова и др.^{88}

Следует отметить, что эта газета не всегда пользовалась доверием у населения. Сплошь и рядом можно было услышать такие высказывания: «Стыдно оттого, что русские люди, в русской газете убеждают нас радоваться нашим (т. е. Красной Армии) поражениям», или «название газеты должно быть не «Голос Крыма», а «Вопли Геббельса и стоны крымского народа»…»^{89}. А уже к 1944 г. эта газета перестала удовлетворять даже своих хозяев из Штаба пропаганды. Это происходило главным образом потому, что «Голос Крыма» стал уделять, с точки зрения немцев, необоснованно большое внимание так называемой «третьей силе» (т. е. «людям, ожидающим окончательного завершения войны, которое наступит после полного поражения Германии и СССР и победы Англии»). У немцев также вызывал нарекание тот факт, что газета вовремя не доставлялась из Симферополя в другие города Крыма, что способствовало распространению среди населения неподконтрольных слухов^{90}.

Все выходившие на русском языке в Крыму газеты, так же как и на остальной оккупированной территории, были призваны служить прежде всего целям немецкой пропаганды. «Оказавшиеся по эту сторону (на оккупированной территории) миллионы людей, — пишет Александр Казанцев, — нужно было сохранить в состоянии аморфной массы, не объединенной и не связанной ничем, даже сознанием общности своей судьбы»^{91}. Точкой консолидации русских сил могла бы быть общая идея, чье-то имя или просто даже какой-то факт, событие общегосударственного значения. На это, несмотря на относительное однообразие помещаемых в прессе материалов, «и был наложен… немецкий запрет. Так, газета, выходящая в Крыму, была запрещена в Смоленске, журнал, печатаемый в Пскове… в Харькове преследовался наравне с советскими листовками»^{92}.

Помимо обычной прессы в 1943 г. оккупационными властями был налажен выпуск иллюстрированных сборников «для углубления разъяснительной работы о Германии». Вскоре выпуск таких художественно-иллюстрированных обозрений вырос до 70 серий по 8 картин в каждой. Главными их темами были следующие: «Добровольные сподвижники борьбы Германии за новую Европу» (о создании сельскохозяйственных товариществ, тираж 3870 экземпляров), «Освободители Симферополя», «С Кубанского предмостного укрепления» и т. п.^{93}

Издававшиеся в Крыму периодические издания, как, впрочем, и на всей оккупированной территории, находились под полным контролем оккупационных властей. Весь материал, публикуемый в газетах, обычно утверждался сверху, для чего в помощь всем редакциям, выпускающим газеты на русском и других языках народов СССР, в Берлине выходил специальный сборник «Материалы для русских газет. В помощь редакциям».

Геббельс как-то сказал: «Мы убеждены, что кино представляет собой самое современное и научно обоснованное средство воздействия на массы. Следовательно, мы не должны им пренебрегать»^{94}. Поэтому Штабом пропаганды «Крым» под свой контроль были поставлены все кинотеатры и киноателье полуострова, которые имелись почти во всех крупных населенных пунктах. Всего на 1943 г. имелось 26 стационарных киноустановок и 3 передвижных. Хотя в отделе кино Штаба имелись свои кинодемонстраторы, зондерфюреры Зибенхаар и Штендель с целым штатом помощников, с согласия командующего войсками Вермахта в Крыму, стали использовать местных специалистов. Как отмечалось в отчете Штаба пропаганды «Крым» для ОКБ от 7 июля 1943 г., «из всех немецких художественных фильмов (а их на этот период имелось 78) наибольший успех имел… «Эшнапурский тигр» и «Индийская гробница». Восторженный прием у гражданского населения встретил фильм «Венская кровь». Далее говорилось, что «местное население наиболее ценит в немецких фильмах отсутствие политики и пропаганды» (!!!).

Помимо художественных демонстрировались также и «культурно-просветительские» фильмы о Германии. В них население интересовало прежде всего описание жизни среднестатистического немецкого человека из разных социальных слоев: рабочих, служащих, крестьян и т. п., а также наличие сведений о том, какой жизненный уровень обеспечивает ему его заработок^{95}.

И, наконец, последним, но не менее важным средством немецкой пропаганды были радиопередачи. Их трансляция осуществлялась по следующей программе. Утром — военная сводка на русском языке и утренний концерт (с 6.00 до 7.00), потом перерыв с 10.00 до 12.00. С 14.00–14.30 до 16.00 — снова перерыв. В 16.00 военная сводка на русском языке, после чего перерыв до 18.00. Затем передача на немецком языке.

Однако те, кто слушал радио, были недовольны тем, что радио работает слишком мало времени, и тем, что передается в эфир. Молодежь желала слушать больше интересных рассказов и легкой музыки (танго, фокстрот и т. д.). Классическая музыка интересовала молодежь не очень. Подобное мнение выражали и люди среднего возраста, но они также хотели бы слышать военные обзоры и информацию, которая вечерами вообще не передавалась. Интеллигенция же хотела, чтобы чаше отмечались юбилеи великих русских писателей и ученых и чтобы по радио о них чаще вспоминали. У оккупационных властей также имелись претензии к отделу радио. Так, руководитель СС и полиции района «Симферополь» писал в Штаб пропаганды 10 января 1944 г.: «Надо каким-то образом… [позаботиться] о том, чтобы известия между 15.00 и 16.00 не передавались на ужасно плохом русском. [Из-за этого] имена искажаются, ударения неверны, чтение невыразительно, без соблюдения знаков препинания»^{96}.

Так же как и в вопросе с прессой, для всех радиоузлов на оккупированной территории издавался специальный сборник материалов передач под названием «Радиовестник» (редактор — ефрейтор Г. Вальтер). В нем предписывалось, что передавать по радио, а о чем на данный момент умолчать^{97}. В целом материалы в сборнике не отличались разнообразием, помещая из номера в номер одно и то же. Так, можно выделить несколько основных тем статей: речи деятелей Третьего рейха; разоблачение учения Маркса — Энгельса и «еврейского заговора»; рассказы очевидцев о плохой жизни в СССР и разоблачение его внутренней и внешней политики; призывы к населению бороться с большевизмом в союзе с Германией^{98}.

Такими вкратце были задачи Штаба пропаганды «Крым», которые по своей сути не сильно отличались от задач органов пропаганды на других оккупированных территориях да и в самой Германии. Отличались методы, с помощью которых Штаб решал эти задачи. Их было несколько: какие-то присущи всем пропагандистам рейха, а какие-то имели свою, крымскую, специфику. Первый из них, который был свойственен всем немецким органам пропаганды, — это так называемая активная пропаганда. Он заключался прежде всего в распространении листовок, брошюр, специальных выпусков газет, а также выступлений пропагандистов посредством агитмашин. Так, из отчета Штаба пропаганды за июнь 1943 г. видно, что в течение месяца было издано 98 925 плакатов и 15 850 брошюр. В этот период в распоряжении Штаба находилось восемь агитмашин, из которых три находились в ремонте, а одна использовалась штабом оборонявшей Крым 17-й армии. Остальные агитмашины провели в общем 297 выступлений в районе действия Штаба. Разъяснительная работа велась в основном под лозунгом: «Германия — передовой боец новой Европы». При каждой агитмашине имелся специальный пропагандист, который разъяснял населению актуальные вопросы. Например, в 1943 г. очень популярными были следующие темы: «Роспуск Коминтерна — новый трюк Сталина», «Как живут русские рабочие в Германии», «Жизнь по ту сторону фронта» и т. д. Помимо этого Штаб занимался организацией изб-читален, где литература, естественно, была специально подобранной^{99}.

Чрезвычайно важную роль в немецкой оккупационной политике и пропаганде играло использование национального вопроса. Особую актуальность он приобрел после нападения Германии на СССР. Выступая на одном из совещаний в Министерстве пропаганды 21 июля 1941 г., Геббельс напомнил слова видного германского военного теоретика Карла Клаузевица о том, что такая страна, как «Россия, может быть побеждена только в том случае, если посеять раздор среди ее народов»^{100}. Исходя из этого, оккупационная администрация начала выделять отдельные национальности, населявшие оккупированные районы, для чего использовала выпуск местных газет, а также большое количество других печатных изданий на соответствующих языках. Их содержание определялось органами немецкой пропаганды, хотя издателями часто выступали местные националистические лидеры.

В Крыму же, с его пестрым национальным составом населения, это было сделать проще всего. По переписи 1939 г. здесь проживали следующие национальности (в % отношении): русские — 49,6 %, татары — 19,4 %, украинцы — 13,7 %, евреи — 5,8 %, немцы — 4,6 %, греки — 1,8 %, болгары — 1,4 %, прочие — 3,7 %^{101}. Сначала была проведена регистрация всех немцев, итальянцев и болгар. Им были предоставлены те же права и льготы, что и членам оккупационной администрации и солдатам оккупационных войск^{102}. Затем было разрешено образовать свои мусульманские комитеты крымским татарам. Первый из них, Симферопольский, был открыт в декабре 1941 г. Вскоре открылись мусульманские комитеты и в других городах и районах Крыма^{103}. Татарам отдавали предпочтение и при приеме их в батальоны вспомогательной полиции порядка. «В первые же дни образования Симферопольской горуправы, — писал один из свидетелей событий тех лет, — я видел целые волны караимов и армян, набросившихся на управу с желанием рвануть себе куски общественного пирога… Цивильные татары бросились в частную торговлю, караимы заняли счетные должности, а армяне — административные. Болгары, из-за своей малочисленности… заняли более скромные места: начальников цехов, хлебопекарен и мастерских… (Все нерусские) ставят себя в положение враждебности к русскому народу и его государственности»^{104}. Даже патенты на торговлю в Симферополе выдавались прежде всего татарам, грекам и армянам, а уже потом — русским^{105}.

1 июля 1942 г. от городского коменданта Симферополя поступило распоряжение, что «все украинцы… которые живут в городе… но которые почему-то зарегистрированы как русские… могут обратиться с прошением в комиссию при Главном управлении полиции Симферополя… Личности, украинская национальность которых будет доказана, получат новые паспорта с верно указанной национальностью»^{106}. На том основании, что они «нерусские», украинцы образовали свой комитет, а чтобы успешнее шло дело «украинизации», местные националистические лидеры открыли украинский магазин и объявили, что «(только) украинцам будут выдавать муку и другие продукты»^{107}. Таким образом, немецкая пропаганда приложила немало усилий, чтобы разъединить все национальности, проживающие в Крыму. Поэтому по меньшей мере очень странным выглядело заявление оккупационных властей о том, что «национальная идея привела подсоветских людей в антибольшевистский лагерь, она спаяла их в едином фронте с народами Европы… В боях против большевиков родилась великая дружба народов»^{108}.

Следующим, также очень действенным, методом были проводимые отделом культуры Штаба пропаганды «собрания учителей и учительские курсы» с целью обработки крымских педагогов в нужном духе. Так, в мае 1943 г. было проведено собрание учителей для того, чтобы разъяснить им значение лозунга «Германия — передовой боец за новую Европу». В этом же году по инициативе Симферопольского городского управления в Алупке был открыт «Дом воспитания», в котором учителя должны были проходить 10-дневные курсы. Организацией этих курсов и составлением для них учебных планов должен был заниматься Штаб пропаганды^{109}.

Проведение всевозможных выставок, лекций и собраний «общественности», посвященных прославлению «нового порядка», — еще один метод из арсенала крымского Штаба пропаганды. Так, 2 ноября 1942 г., в день первой годовщины вступления немецких войск в Симферополь, местное городское управление открыло выставку «Год немецкого владычества в Симферополе». Вся экспозиция выставки была построена на контрасте: разрушениям, причиненным городу большевиками, противопоставлялись созидательная работа городского управления и помощь ей в этом деле оккупационных властей^{110}.

Не менее важным методом пропаганды была демонстрация в кинотеатрах перед просмотром художественных фильмов «Германского еженедельного обозрения» (Die Deutsche Wochenschau — DW). «Эта серия, — пишет американский исследователь Роберт Герцштейн, — достигшая высот технического и коммерческого успеха между 1940 и 1944 гг., была наиболее эффективным средством нацистской пропаганды военного времени»^{111}. Далеко превосходя аналогичные киножурналы союзников по способности слить воедино музыку и зрительные эффекты, действие и комментарии к нему, DW по праву стало предметом гордости Геббельса, т. к. оно приблизило войну к немецкому народу. Однако, как явствует из доклада гауптштурмфюрера СС Штекера, и у немцев, с их педантизмом, случались накладки. Так, он сообщал: «Хотя бои в Тунисе уже закончились, 24 мая 1943 г. в кинотеатре для местного населения на улице Пушкинской… демонстрировались кадры, показывающие подвоз орудий и боезапаса для немецких войск в Тунисе. Эти кадры были встречены восклицаниями… и ироническими замечаниями»^{112}.

Немецкое вторжение в СССР вызвало у населения прилив религиозных чувств. На оккупированных территориях, в том числе и в Крыму, с разрешения немецких властей возобновлялось богослужение. Задача церкви на оккупированных территориях заключалась, по мнению Гитлера, в том, чтобы помогать оккупационным властям держать население в покорности. Религиозная сторона дела его не занимала. 19 июня 1942 г. в Берлине был издан «Закон о веротерпимости», который по сути был законом о регулировании религиозной жизни. Все религиозные организации обязаны были зарегистрироваться в соответствующих органах оккупационной администрации. Последние же обладали правом удаления любого священника, если появлялись какие-либо сомнения в его благонадежности^{113}. Использование религиозных чувств населения в интересах Германии оставалось главной целью германской пропаганды. В одном из немецких документов говорилось: «Все средства церквей, мистицизма, религии и пропаганды должны быть… использованы под лозунгом: «Гитлер против Сталина», — или «Бог против Дьявола»^{114}. Немецкие армейские командиры иногда способствовали восстановлению церквей на контролируемой ими территории. Их цель была чисто прагматичной: обеспечить германской армии спокойный тыл, безопасные коммуникации и невраждебное отношение местного населения^{115}. В Крыму также все местные газеты были наполнены сообщениями о восстановлении православных храмов, армянских церквей, караимских кенасс, мусульманских мечетей, о возобновлении в них богослужения. 21 апреля 1943 г. городской комиссар Симферополя даже сделал специальное объявление: «…Поскольку в православной церкви Пасхальное богослужение имеет особенно важное значение, то в Пасхальную ночь гражданскому населению разрешается ходить по городу»^{116}.

8 сентября 1943 г. патриархом Московским и всея Руси был избран митрополит Сергий (Страгородский). На это событие тотчас же откликнулась вся «верующая общественность» оккупированных территорий. Чтобы не отдать в руки Сталина такое мощное орудие пропаганды, каковым является церковь, всем Отделам и Штабам пропаганды приказывалось дискредитировать нового патриарха в глазах населения»^{117}. «Решающим моментом в походе на восток, — писал Александр Казанцев, — был аграрный вопрос. Крестьянство не только способно было много простить, но и пошло бы за тем, кто дал бы ему землю… Немцы отказали и в этом». В результате колхозы были сохранены, т. к. так было удобнее контролировать крестьян^{118}.

Однако уже в феврале 1942 г. немцы решили поменять свою политику. Согласно с Земельным законом Розенберга, колхозы были превращены в «общинные хозяйства», действовавшие по инструкции оккупационных властей. Совхозы и МТС объявлялись собственностью германского государства и в качестве «государственных имений» управлялись оккупантами. С разрешения соответствующих немецких органов допускалось и частное землевладение. На последних этапах агарной реформы, которую немцы планировали завершить после окончания войны, предполагалось допустить существование индивидуальных крестьянских хозяйств.

В Крыму, из-за проходивших там боевых действий, к аграрному вопросу смогли обратиться только в начале 1943 г. Здесь, посредством Штаба пропаганды, закон Розенберга широко рекламировался в печати, по радио и при помощи специальных плакатов. В многочисленных комментариях указывалось на то, что этот закон представляет собой завершение немецкой аграрной программы и что ее последовательное и добровольное выполнение доказывает честность намерений Германии. При этом подчеркивалось, что крестьянин до войны должен был отдавать советскому государству 80 % своей продукции, а теперь — в войну — 20 % «немецким оккупантам»^{119}. Эти «заигрывания» с крестьянством были нужны немцам прежде всего затем, чтобы обеспечить бесперебойное поступление продуктов питания в действующую армию и в Германию.

Не секрет, что пропаганда в мирное время заметно отличается от пропаганды во время войны. Война ставит перед ней совершенно новые вопросы, от решения которых порой зависит ход военных действий. И в данном случае немецкая пропаганда в Крыму не была исключением. Самым важным вопросом, который приходилось решать всем оккупационным органам, был вопрос обеспечения лояльности населения по отношению к новой власти — от его решения зависели в конечном итоге все их успехи и неудачи. Чтобы добиться лояльности населения, было необходимо подорвать его лояльность к прежней власти. Нужно было внушать ему, что «большевики являлись (и являются) архетипом «еврейской преступности», отбросами человеческого общества, антимиром ненависти и извращенной зависти, преданными идее разрушения всего доброго и прекрасного»^{120}. Воплощением последних качеств, конечно же, являлась гитлеровская Германия.

Первоначально оккупанты решали вопрос лояльности населения при помощи террора и принуждения, вследствие чего «большая часть населения, которая искренне кляла большевиков, называя их виновниками поражений», начала проявлять «недовольство и даже протест, т. к. немцы не принесли… ничего хорошего»^{121}. Однако после поражения под Сталинградом на совещании в Министерстве оккупированных восточных областей 18 декабря 1942 г. возобладала точка зрения Розенберга, согласно которой «населению надо было дать такую политическую цель, которая пришлась бы ему по вкусу, а кроме того, пойти на определенные уступки в обращении». Розенберг видел эту цель в «разрешении на ограниченное участие населения в решении управленческо-административных вопросов». «Таким образом, — делает заключение немецкий исследователь Норберт Мюллер, — с весны 1943 г. главным содержанием фашистской пропаганды стали призывы к борьбе против большевиков, совместно с немцами»^{122}.

В Крыму отправной точкой в пропаганде этой кампании стала статья в «Немецкой крымской газете» от 26 мая 1943 г. Она называлась «Настроены ли большевистски восточные народы? Солдаты должны уметь отличать друга от врага». Как бы в ознаменование начала новой оккупационной политики, в этой статье писалось: «Восточные рабочие и… солдаты доказали способность и желание восточных народов порвать с большевизмом. Поэтому необходимо не допустить превращения крестьянина в партизана, а так повлиять на него, чтобы он был готов добровольно сделать первый шаг в новый мир… Решение этой проблемы — не дело одного дня»^{123}.

С конца 1941 г. серьезным фактором, влияющим на немецкую оккупационную политику, стало партизанское движение, которое, как писал один из немецких офицеров, «не было, конечно, просто проявлением беспорядка в тыловых областях, как сперва думали немцы. Напротив, это было политическое движение сопротивления, которое невозможно было взять под контроль лишь силами полиции»^{124}. И оккупационные власти прилагали огромные усилия, чтобы не допустить «превращения крестьянина в партизана». С первых же дней создания Штаба пропаганды «Крым» была развернута широкая кампания, в которой население призывалось к сотрудничеству в целях нейтрализации партизан. Органам пропаганды вменялось в обязанность «открыто и подробно говорить с населением… чтобы оно… вполне поняло, что НКВД скрывается в лесу, и подробно описывать, как жестоко они (партизаны) обращаются с людьми». Исходя из того, что живое слово особенно сильно влияет на народ, руководитель отдела прессы зондерфюрер Маурах начал проводить ежемесячные доклады о партизанах. После каждого доклада обычно выступал кто-нибудь «добровольно ушедший от бандитов», рассказывавший, что он пережил в партизанском отряде^{125}.

Если это был пассивный метод решения вопроса, то другим, активным методом его решения было силой покончить с партизанами. А чтобы не потерять при этом должного пропагандистского эффекта, с ними должны были бороться сами местные жители. Поэтому начиная с ноября-декабря 1941 г. оккупанты повели усиленную вербовку добровольцев во «вспомогательные подразделения полиции порядка». Обеспокоенный этими фактами, начальник Центрального штаба партизанского движения Пантелеймон Пономаренко писал 18 августа 1942 г. Сталину: «Немцы используют все средства, чтобы привлечь к борьбе с партизанами… контингенты из нашего населения оккупированных областей, создав из них воинские части, карательные и полицейские отряды. Этим они хотят достичь того, чтобы партизаны увязли в борьбе не с немцами, а с формированиями из местного населения… Вокруг формирований идет бешеная националистическая пропаганда… Этому сопутствует разжигание национальной розни, антисемитизма. Крымские татары, например, получили сады, виноградники и табачные плантации, отобранные у русских, греков и т. п.»^{126}.

Штабу пропаганды «Крым» было дано указание всячески способствовать процессу вербовки. Эта помощь состояла в чтении докладов, распространении газет, листовок и брошюр, всевозможных лозунгов и т. д. При этом особое внимание было уделено пропагандистской работе среди уже сформированных добровольческих подразделений^{127}. Одной из целей изменения немецкой оккупационной политики было увеличить приток рабочей силы из оккупированных областей в Германию. Геббельс писал в своем дневнике: «В конечном счете приток рабочей силы с востока значительно сократится, если мы… будем обращаться с ними (рабочими. — О. Р.) как с животными»^{128}.

Следует признать что принудительное использование местной рабочей силы, либо для восстановительных работ на оккупированных территориях, либо для вывоза на работы в Германию, было одной из неотъемлемых частей немецкой оккупационной политики. Пока положение на фронтах складывалось в ее пользу, эти мероприятия не нуждались ни в каких идеологических оправданиях. В случае же неповиновения применялась военная сила. Не был исключением и Крым. Еще в декабре 1941 г. Городское управление Симферополя объявило о регистрации всех трудоспособных мужчин и женщин до 55-летнего возраста. Без отметки на бирже труда население не могло получить свою норму хлеба (200 г в день). В случае уклонения от регистрации должно было следовать наказание по законам военного времени. Биржа труда, где распоряжались немецкие чиновники, решала либо оставить человека в Крыму, либо отправить его на работы в Германию^{129}. Однако в 1943 г. ситуация изменилась не в пользу немцев, что повлекло за собой и перемены в политике по отношению к применению рабочей силы. Едущих в Германию или работающих по месту жительства необходимо было убедить в пользе труда на оккупантов. При этом главная роль отводилась органам пропаганды. Так, уже летом 1943 г. Штаб пропаганды «Крым» издал директиву № 382/43, главным содержанием которой было налаживание «обслуживания рабочих лагерей и организация трудовой повинности». «В данной ситуации, — говорилось в директиве, — обслуживание трудовых лагерей и организация трудовой повинности является одной из важнейших задач всех подразделений и пунктов (пропаганды). Населению нужно постоянно наглядно доказывать необходимость трудовой повинности»^{130}. Наряду с этим населению требовалось внушать, что оно этой работой вкладывает свою долю в «дело борьбы с большевизмом». С другой стороны, делался упор на то, чтобы привлеченное к работе население чувствовало, «что немецкое командование ценит его труд по заслугам»^{131}. Для систематического обслуживания организаций трудовой повинности предполагалось осуществление следующих мероприятий: распространение среди рабочих газет, таких как «Голос Крыма» или других, выходивших в Крыму (интересно, что такие власовские газеты, как «Доброволец», среди рабочих распространять не рекомендовалось); распространение брошюр «с учетом их пригодности для данной специальной цели» (особенно популярными были брошюры о жизни в советском тылу, сущности национал-социализма и жизни в Германии); кроме того, предполагалось использовать передвижные радиоустановки^{132}. Помимо этих мероприятий Штаб пропаганды проводил лекции, на которых выступали вернувшиеся из Германии рабочие или зачитывались письма тех, кто уехал в Германию.

В ноябре 1943 г., в результате наступления Красной Армии, крымская группировка немцев была отрезана от основных сил. Несмотря на это, командующему войсками Вермахта в Крыму генерал-полковнику Эрвину Йенеке было отказано в попытке прорыва с полуострова на «большую землю». Наоборот, Гитлер издал приказ, согласно которому Крым предполагалось превратить в «неприступную крепость». В связи с этим перед Штабом пропаганды встал последний вопрос: как убедить население помочь немцам в обороне этой «крепости».

Первоначально было решено свести всю пропаганду к разъяснению тезиса, который должен был заставить задуматься многих в Крыму: «Что они думают делать и что их ждет в случае возвращения большевиков»^{133}. Поскольку население Крыма не было чем-то однородным, то каждой социальной группе предлагался свой ответ на этот вопрос: рабочие должны были работать; крестьяне по-прежнему «обеспечивать всех продуктами питания»^{134}; бойцы добровольческих формирований и дальше, в моральном единстве «плечом к плечу с немецкими солдатами, сражаться, защищая от большевиков свою Родину и Европу»^{135}. Отмечая, что молодежь «утратила… интерес к вопросам мировоззрения», — немецкие пропагандисты поучали, что особенно в эти дни «борьба с большевизмом не может решаться только силой… оружия. Эта война — война идей, война мировоззрений. И… молодежь должна быть готова… бороться с большевизмом… на фронте… но должна воевать и с самой душой большевизма — с его идеологией»^{136}. Ко всему же народу немецкая пропаганда, устами своих работников из числа местного населения, обращалась следующим образом: «В эти исторические дни решается судьба нашей Родины, ее освобождение и возрождение, а следовательно, и судьба каждого… человека. Эта гигантская борьба требует от нас непоколебимой стойкости, твердости духа… безграничной веры в победный конец и торжество справедливости». Нужно было «твердо верить, что наш могучий защитник и союзник — Германия… доведет эту борьбу до победного конца»^{137}. Одновременно в рядах «борцов с большевизмом» признавалось и наличие колеблющихся, которые своим поведением кладут «пятно на общее дело, на общую семью народа». С ними предполагалось беспощадно расправляться, что должно было послужить предостережением всем сомневающимся^{138}.

Помимо этих мер, в арсеналах пропаганды были и политические рецепты решения вопроса обороны Крыма. В начале 1944 г. генерал-полковник Йенеке приказал начать подготовку к созданию в Крыму местного правительства. По замыслу немцев это правительство должно было состоять из представителей трех основных национальностей, населяющих Крым: русских, татар и украинцев. Основой правительства могли послужить местная администрация и национальные комитеты. К его функциям планировалось отнести: административное руководство органами гражданской власти, а также командование вспомогательной полицией и частями самообороны^{139}. К марту 1944 г. местная администрация была в основном переформирована и поставлена под прямое руководство военного командования. Но замыслам немцев относительно создания в Крыму многонационального самоуправления так и не суждено было исполниться, т. к. уже в апреле — мае 1944 г. Крым был освобожден частями Красной Армии.

Подводя итоги, с уверенностью можно сказать, что пропаганда была одним из самых мощных орудий, при помощи которых Германия вела Вторую мировую войну. Однако еще более действенно, чем при осуществлении боевых операций, пропаганда показала себя как один из инструментов немецкой оккупационной политики. И в первую очередь это касается оккупационной политики на территории СССР. Но такая взаимосвязь, естественно, обусловила и зависимость пропаганды от этой политики, от всех тех эволюций, которые она претерпевала в течение войны. Всеми возможными и невозможными средствами пропаганда должна была оправдать эти эволюции и внушить населению на оккупированных территориях, что они имеют положительный эффект, и прежде всего для судеб этого населения.

До зимы 1942–1943 гг. основной целью германской военной, а следовательно, и оккупационной политики было как можно быстрее одержать победу над СССР, не затягивая войну. Отсюда основными целями, которые были одновременно и методами, немецкой пропаганды были: подорвать лояльность населения к Советской власти, чтобы обеспечить эту лояльность по отношению к власти немецкой, и, используя национальную рознь, расчленить СССР, чтобы облегчить исполнение первой цели. Второй вопрос обычно решался путем привилегированного выделения отдельных национальностей, населяющих оккупированные районы.

После поражений 1942–1943 гг., как известно, основные принципы германской оккупационной политики претерпели коренные изменения. Соответственно изменились цели и методы пропаганды. Хотя главная цель — победа в войне с СССР — осталась прежней, на первый план был выдвинут ряд других, без достижения которых нечего было и думать о главной. Этими целями были следующие: еще больше повысить лояльность населения; увеличить количество рабочей силы для выезда в Германию или для работы на оккупированных территориях; создать местные военные формирования для борьбы на фронте и против партизан в тылу.

По мнению немецких пропагандистов, этого можно было достигнуть только обещанием населению всевозможных «прав и свобод», чтобы оно почувствовало, что «принимает участие в решении собственной судьбы», т. е.: созданием своего национального «правительства», формированием «национально-освободительных армий», обещанием аграрной реформы, заигрыванием с молодежью и интеллигенцией и т. п.

Не был исключением в этом процессе и Крым. Однако следует сказать, что до середины 1942 г. здесь не было органов, которые осуществляли бы систематическую пропаганду. Это обусловлено тем, что Крым долгое время был районом боевых действий, а потом считался тылом армии, воевавшей на Кавказе. Поэтому, хоть и была создана гражданская администрация генерального округа «Таврия», по сути всеми оккупационными вопросами здесь занималась военная администрация, к которой к 1943–1944 гг. перешла вся полнота власти. Этим соперничеством между гражданскими и военными властями и обусловлена «крымская специфика» оккупационной политики немцев и их пропаганды по поддержанию этой политики.

Появление иностранных добровольцев в немецких вооруженных силах К. К. Семенов

Отечественных историков уже давно мучает вопрос, чем же, собственно, было вызвано разрешение Гитлера на участие в Восточном походе войск союзников Германии по Антикоминтерновскому пакту и иностранных добровольцев. Излюбленным ответом большинства из них является горячечный бред о «восполнении потерь»^{140}, но о каком восполнении и о каких потерях можно говорить в первые дни войны? Ни Гитлер, ни его союзники, ни иностранные добровольцы не могли себе представить масштабов начавшейся войны и предвидеть страшные людские жертвы.

Сам Гитлер думал об участии иностранных добровольцев следующее: «Считаю это важным политическим актом, даже более важным, чем военная сторона вопроса. Необходимо предложить сформировать подобные легионы и правительствам мировоззренчески близких нам стран — Италии, Испании, Хорватии»^{141}. Но предлагать не пришлось, правительства этих стран сами выступили с соответствующими инициативами. Формирования иностранных добровольцев из Испании, Франции, Хорватии и южной части Бельгии начали создаваться после 22 июня 1941 г. На начальном этапе войны эти контингенты стали известны как Движение Европейских добровольцев (EFB — Europäischer Freiwilligen Bewegung), или легионерское движение. В движении добровольцев преобладали члены европейских правых партий. Главным отличием этих подразделений от добровольческих частей войск СС и позднейших иностранных формирований в Вермахте было наличие собственных национальных командиров во главе всех частей движения.

В ряды добровольческих легионов вступило заметное количество и русских белоэмигрантов, т. к. вначале немцы наотрез отказывались организовывать полностью русские части из белоэмигрантов^{142}. В ряды Валлонского легиона вступило небольшое количество французов, в испанскую дивизию несколько португальцев, а в Хорватский легион несколько украинских эмигрантов. Таким образом, изначально иностранные добровольческие подразделения были многонациональными по своей сути.

Верховное командование сухопутной армии (ОКХ) по отношению к иностранным добровольцам заняло довольно пассивную позицию. Никаких особых отделов для контроля иностранных добровольцев создано не было. При каждом иностранном подразделении создавался лишь немецкий организационный штаб. Численность организационных штабов была различной. К примеру, в состав организационного штаба при 638-м французском полку входило 213 человек^{143}. Организационный штаб комплектовался офицерами, хорошо владевшими иностранными языками, профессиональными переводчиками в ранге зондерфюреров и кадровыми унтер-офицерами и солдатами немецкой армии.

Огромное количество восточных добровольцев в рядах германской армии вынудило немцев организовать специальную инстанцию для учета и контроля «восточных добровольцев». 15 декабря 1942 г. в составе ОКХ был создан пост генерала «Восточных войск» (Gen. d. Ost Тг.). Этот пост занял генерал-лейтенант Гейнц Гельмих, он был хорошим фронтовым офицером, но плохо представлял всю специфику работы с добровольческими частями. В итоге его деятельность свелась к «организации сложной и чисто по-немецки сверхорганизованной системы материального подкупа различных категорий русских людей»^{144}. 1 января 1944 г. пост генерала «Восточных войск» был преобразован в пост генерала добровольческих частей (Gen. d. Freiw.Verb.), который занял генерал от кавалерии Эрнст Август Кестринг, до войны бывший военным атташе при немецком посольстве в Москве (с 13 июня 1943 г. он занимал пост инспектора тюркских и кавказских соединений). В вопросах боевого применения Восточных частей Кестринг подчинялся начальнику Генерального штаба, а в прочих вопросах командующему армией резерва, при котором для постоянного представительства в феврале 1944 г. был организован пост командира добровольческих частей (Kdo d. Freiw. Verb.). На эту должность был назначен генерал-лейтенант Ральф фон Хейгендорф. Функции генерала добровольческих частей определялись двумя приказами ОКХ от 28 декабря 1943 г. и 29 января 1944 г., в основном они сводились к консультациям руководства в вопросах, касающихся восточных добровольцев, а также к оценке и обобщению различных аспектов существования добровольческих частей (уставы, подготовка и учет кадров, снабжение). Вопросы боевого применения в компетенцию генерала Кестринга не входили.

Таким образом, создание административных структур для управления частями иностранных добровольцев находилось в полной и непосредственной зависимости от их численности. После образования поста генерала «Восточных войск» была проведена работа по реорганизации сформированных частей, была упорядочена нумерация частей. В марте 1943 г. генералом Гельмихом были сформулированы основные цели использования иностранных добровольцев в немецкой армии: восполнение недостатка немецких частей в живой силе, умиротворение и обеспечение безопасности в занятых районах, осуществление разведки на фронте^{145}.

Не все немецкие офицеры с пониманием относились к пребыванию добровольцев на советско-германском фронте. Нацистская пропаганда вместе с прусским чванством стали причинами для ряда конфликтов между немцами и добровольцами. Во избежание повторения подобных эксцессов Генеральный штаб сухопутной армии 15 января 1942 г. издал приказ об отношении к войскам союзников и частям иностранных добровольцев. В приказе были следующие строки: «Участие войск союзных государств и иностранных добровольческих частей служит наряду с военной вооруженной помощью Германии прежде всего идее общности судеб новой Европы, является первым испытанием в совместной борьбе против большевизма. Полное соблюдение руководящей роли Германии, однако, ни в коей мере не означает отрицание и угнетение национальной самобытности иностранных добровольцев, их онемечивание…»^{146}. К концу 1943 г. в Европе наметился спад Движения Европейских добровольцев, что было обусловлено целым рядом причин. Внешнеполитическая позиция генерала Франко претерпела значительные изменения, в результате которых с фронта была отозвана испанская дивизия. Ситуация на фронтах также изменила отношение иностранцев к Германии, теперь в немецкую армию вступали исключительно члены правых партий — убежденные антикоммунисты, а случайные люди и искатели приключений проходили мимо вербовочных пунктов.

Немецкие ВВС (Люфтваффе) также создали ряд подразделений из иностранных добровольцев. По приказу Геринга в составе верховного командования люфтваффе (ОКЛ) был организован пост инспектора иностранных кадров Люфтваффе «Восток», но для других национальных частей создавались только организационные штабы. Большое количество иностранцев вступило в ВВС в качестве добровольных помощников (хилфсвиллиге). В Дании было организовано два добровольческих подразделения для охраны аэродромов. Помимо этого в конце 1944 г. была проведена совместная акция Гитлерюгенда и люфтваффе по набору иностранной молодежи в ряды помощников ПВО, так называемых флакхельферов (Flakhelfer).

Военно-морские силы (Кригсмарине) Германии сформировали только два полностью иностранных подразделения, но, к сожалению, ничего не известно даже о немецких организационных штабах при обоих подразделениях. Общее количество иностранцев, служивших в составе Кригсмарине, оценивается в 10 000 человек^{147}. Также в немецких ВМФ было занято некоторое количество гражданских иностранных служащих, не имевших статус военнослужащих. В 1943 г. была начата официальная кампания по привлечению в ряды Кригсмарине иностранцев. Результатом этой акции стало создание 28-го запасного корабельного подразделения. В его состав вошли представители 10 национальностей, распределенных по 6 ротам. Уникальность этого подразделения заключалась в том, что в нем служили как западноевропейские добровольцы — бельгийцы, голландцы, датчане и испанцы, так и представители восточных народов — украинцы и латыши. Начальное обучение добровольцев проходило в Сеннхайме, а стажировка в Фарелле (Вильгельмсхафен), Маннхейме и Дуйсбурге. По окончании обучения добровольцы распределялись группами по немецким судам, плавающим преимущественно на Балтике.

Особняком от Движения Европейских добровольцев существовали иностранные добровольцы в рядах войск СС. История войск СС (Waffen-SS) началась в 1933 г., когда в рядах организации СС были созданы части политического усиления. К 1939 г. разрозненные части политического усиления были сведены в 4 пехотных полка и несколько специальных частей. Годом ранее, 8 октября 1938 г., Гиммлер разрешил прием в войска СС «лучших представителей германских народов»^{148}. Уже к концу 1940 г. в рядах войск СС находилось 33 швейцарца и несколько других иностранцев. Весной 1940 г. была начата организация двух иностранных полков СС: «Вестланд» — из жителей Нидерландов и северной части Бельгии и «Нордланд» — из жителей Скандинавии. С началом войны с СССР войска СС начали организовывать иностранные легионы из жителей германских стран. Затем в ряды войск СС стали приниматься европейцы из негерманских стран, а потом и граждане Советского Союза.

За два года войны с Советским Союзом потери сухопутной армии Германии в личном составе составили 3 965 000 человек^{149}. Резкое увеличение безвозвратных потерь Вермахта и войск СС вынудило руководство СС начать широкомасштабное привлечение иностранцев в ряды войск СС. В 1943 г. в рядах войск СС начали формироваться полностью иностранные бригады, дивизии и даже один танковый корпус. В Главном управлении СС (SS-Hauptamt) была создана специальная управленческая группа D, занимавшаяся вопросами иностранных добровольцев. Она ведала не только работой с иностранными добровольцами, но и выработкой основных концепций послевоенного устройства Европы, именно в его недрах родилась Шарлоггенбургская декларация.

В годы войны количество иностранных частей в войсках СС продолжало неуклонно расти. В середине войны политика руководства СС по отношению ко всем иностранным добровольцам стала более гибкой и дружественной. К этому времени большинство иностранных частей СС уже доказали свою боеспособность. В рамках расширения иностранных частей войск СС были организованы национальные инспекции войск СС — итальянская, латышская, французская и эстонская.

Именно в войсках СС наиболее последовательно провозглашался принцип построения Новой Европы. В конце войны с помощью СС организационно оформились две союзные Германии армии. Рейхсфюрер СС Гиммлер, ранее не желавший создания крупных иностранных частей из славян, предоставил вооружение и добился официального признания Русской Освободительной армии генерала Андрея Андреевича Власова и Словенской Национальной армии генерала Льва Рупника. Но было слишком поздно…

Еще одна партийная организация — Национал-социалистический атомобильный корпус (НСКК) — с началом Второй мировой войны также стал активно вербовать в свои подразделения иностранных граждан. Он состоял из автомобилистов (водителей) и вспомогательного технического персонала, которые были организованы в группы (Gruppe), бригады (Brigade), полки (Standarte, позже Regiment), батальоны (Staffel) и роты (Kompanie). Эти подразделения с началом Второй мировой войны стали придаваться различным родам войск нацистской Германии и ряду полувоенных организаций. Основной единицей была рота, в ее состав, как правило, входило 10–12 автоколонн по 12 грузовиков каждая. В экипаж машины входил водитель и охранник^{150}.

В декабре 1940 г. на основе транспортного полка НСКК «Люфтваффе» была образована одноименная транспортная бригада, которая, в свою очередь, 7 января 1942 г. была преобразована в группу НСКК «Люфтваффе», состоящую из двух бригад. Такое численное увеличение было достигнуто за счет широкомасштабного привлечения в дивизию иностранных граждан, чей удельный вес в составе дивизии составил почти 80 %^{151}. Помимо постоянной службы в составе корпуса, иностранные граждане могли подписать и краткосрочный контракт на службу в рядах НСКК, в этом случае они фигурировали в документах как добровольцы НСКК (NSKK-Freiwilligen).

К июлю 1942 г. количество иностранных граждан в НСКК настолько возросло, что немцы были вынуждены выделить их в отдельную структуру. Так был организован легион «Шпеер», названный так по фамилии нового руководителя ОТ и министра вооружений и боеприпасов Альберта Шпеера. Легион был разделен на 5 территориальных секторов, каждый из которых был подчинен одному из территориальных командований НСКК (Abschnittsfuhrung NSKK — AF NSKK). Сектор «Запад» (West) со штабом в Париже функционировал при территориальном командовании «Запад»; сектор «Норвегия» (Norwegen) со штабом в Осло при АФ НСКК «Викинг»; сектор «Юго-Восток» (Südost) со штабом в Белграде при одноименном АФ НСКК; сектор «Восток» (Ost) со штабом в Киеве был самым сильным и многочисленным, он был распределен между 4 АФ НСКК — «Россия-Юг», «Россия-Центр», «Россия-Север» (Russland Süd, Mitte, Nord) и «Кавказ» (Kaukasien). Последний сектор легиона — «Рейх», со штабом в предместьях Берлина, существовал при АФ НСКК «Рейх». В состав каждого сектора легиона входили автоподразделения и роты, вербовочный центр и запасное подразделение (в составе сектора легиона «Восток» был образован целый запасной полк).

Полувоенная строительная организация Тодта (ОТ), образованная в 1938 г. и окончательно оформившаяся к 1940 г., была детищем немецкого инженера-строителя Фритца Тодта. После смерти Тодта в авиакатастрофе его место занял Альберт Шпеер, а служащие организации в ноябре 1942 г. были приравнены к военнослужащим Вермахта. ОТ подразделялась на постоянных служащих (ОТ — eigenes Personal), гражданских рабочих по контракту (Zivilarbeiter), вынужденных рабочих (Zwangarbeiter) — военнопленных и заключенных. С увеличением количества иностранных граждан в рядах ОТ руководством организации было проведено разделение иностранцев по расово-национальному признаку. Фольксдойче, представители германских народов, валлоны и финны служили в ОТ на положении, равном гражданам Рейха. Жители других стран Европы и Прибалтики служили в организации на правах легионеров (ОТ — Legionäre). Граждане Советского Союза принимались в ОТ в качестве восточных легионеров (ОТ — Ostlegionare), поляки в качестве польских легионеров (ОТ — Polnische Legionäre)^{152}. В ноябре 1944 г. численность ОТ достигла своего пика, в ее рядах в это время находилось 1 360 000 служащих. Из них в качестве постоянного персонала числилось 44 500 немцев и 12 800 иностранцев, а также 4000 женщин, служащих в качестве связисток и секретарей; в качестве рабочих по контракту числилось 313 000 немцев и 680 700 иностранцев; в качестве вынужденных работников числилось 140 000 заключенных (включая евреев из концентрационных лагерей) и 165 000 военнопленных^{153}.

Оккупировав огромные территории, немцы были вынуждены начать привлечение иностранных граждан в состав полиции и приступить к организации полностью иностранных полицейских частей. Несмотря на то что шефом немецкой полиции являлся рейхсфюрер СС Генрих Гиммлер, создание и использование частей из иностранных граждан было не так продуманно и успешно, как в войсках СС. К 22 июня 1941 г. немецкая полиция делилась на полицию порядка (Огро) и полицию безопасности (Sipo). Для руководства первой было образовано одноименное Главное управление полиции порядка (Hauptamt Огро), полиция безопасности подчинялась Главному управлению имперской безопасности (RSHA).

На некоторых оккупированных территориях немцами местные полицейские структуры были оставлены без изменений (например, в Голландии и Норвегии), на других были проведены незначительные изменения и чистки личного состава (например, польская полиция в генерал-губернаторстве). На оккупированной территории Прибалтики немцы организовали местную полицию из бывших полицейских буржуазных республик. И лишь на остальной части оккупированной территории СССР немцы были вынуждены организовывать местную полицию с нуля. Кроме того, всем полицейским подразделениям, созданным из граждан СССР или на его территории, был свойственен крайне непродолжительный срок существования.

В состав полиции безопасности входили: тайная государственная полиция (гестапо — Gestapo) и уголовная или криминальная полиция (Крипо — Kripo)^{154}. Начальнику Главного управления имперской безопасности были подведомственны и печально знаменитые оперативные группы СД (айнзатцгруппы — Einsatzgruppen), а также туземные роты, сформированные при них. В его ведении также находился местный аппарат национальных подразделений криминальной и тайной государственной полиции. Особенно широко такие подразделения создавались в Прибалтике, на оккупированных территориях СССР и Франции.

Состав полиции порядка был менее однообразным, в нее входили: охранная полиция (Schupo), муниципальная охранная полиция в небольших городах (в 1942 г. объединена с охранной полицией), жандармерия (в населенных пунктах с количеством жителей менее 2000 человек), полицейская пожарная служба, а также другие специфические полицейские части. Позже к этому списку добавилась аварийно-техническая служба. В состав собственно охранной полиции входили т. н. казарменные части — отдельные полицейские батальоны. В июне 1942 г. из этих батальонов стали формироваться трехбатальонные полицейские полки, в феврале 1943 г. переименованные в полицейские полки СС^{155}. Позже начали формироваться смешанные полицейские стрелковые полки СС, в их состав входили восточные добровольцы и немецкие служащие полиции.

Еще одна нацистская государственная организация — Имперская трудовая служба (RAD — Reichsarbeitsdienst), чей прообраз был создан еще до прихода нацистов к власти, ограниченно привлекала в свои ряды иностранцев. Имперский закон от 26 июня 1935 г. установил шестимесячную службу в рядах РАД для всех юношей в возрасте 18–20 лет. Считалось, что служба в РАД подготовит молодежь к военной службе и облегчит ее. С этой же целью в РАД направлялись и молодые иностранцы (обычно студенты).

Немецкий Красный Крест (Deutsches Rotes Kreuz; DRK) также набирал в свои ряды иностранных граждан. Первыми в его рядах появились представители германских народов, затем уроженцы других европейских стран. Иностранные формирования в DRK не создавались, иностранные госпитали и лазареты, прибывшие на Восточный фронт, были сформированы национальными организациями Красного Креста и лишь носили форму DRK. Примерная численность иностранных медицинских работников, находившихся в Германии в годы войны, можно оценить в 5000 человек. Из них 1000–1500 человек были гражданами Нидерландов, а 500–700 человек — фламандцами^{156}.

Вербовка и мобилизация К. К. Семенов

Создание добровольческих частей на начальном этапе войны было в основном инициативой правых партий, поэтому вербовочные пункты во Франции, Бельгии и Испании были открыты национальными организационными комитетами. В Испании генерал Франко, еще в 1940 г. на встрече с Гитлером пообещавший поддержку в войне с СССР, официально поддержал инициативу Фаланги и одобрил создание испанских добровольческих подразделений. В Хорватии, наоборот, правительство выступило с инициативой создания добровольческих частей для отправки на советско-германский фронт. В течение войны с немецкой помощью сеть вербовочных пунктов была расширена. В конце 1943 г. в Испании согласно приказу Франко деятельность вербовочных пунктов была полностью свернута, а лица, вступавшие в немецкую армию, делали это нелегально. В Хорватии в 1944 г. при создании легионерских дивизий их комплектование проходило путем обычной мобилизации, проводимой хорватскими призывными пунктами.

Война против СССР сильно подорвала мощь немецкой армии, в первую очередь это было связано с убылью в личном составе действующей армии. Подразделения добровольцев лишь в малой степени компенсировали постоянную убыль в составе немецких дивизий. Огромные территории, оккупированные Германией еще до 1941 г. и населенные ненемецким населением, весной-летом 1942 г. были удостоены «чести» посылать своих парней в немецкую армию. Эти люди, зачастую славянского происхождения, включались в состав немецких частей или посылались для начала в Имперскую трудовую службу, вопроса о формировании какой-либо территориальной части из них просто не стояло. По самым скромным подсчетам, более 600 000 человек, являвшихся до сентября 1939 г. гражданами Польши, Чехословакии, Франции, Люксембурга и Югославии, были в течение войны более или менее добровольно мобилизованы в состав немецкого Вермахта. В различные годы войны мобилизации подлежали юноши 1919–1928 гг. рождения. Несомненно, что некоторой части призываемых удавалось уклоняться от призыва всевозможными способами, но по сравнению с количеством служивших их число было невелико. Наибольшее число было мобилизовано на территории бывшей Польши, в одной только Верхней Силезии было призвано около 100 000 поляков^{157}. В Эльзасе и Лотарингии было мобилизовано около 170 000 человек, еще 2300 человек вступило в Вермахт добровольно до начала мобилизации. В Нижней Штирии и Каринтии было мобилизовано около 80 000 человек. На захваченных территориях, присоединенных к Рейху (Эльзас, Лотарингия, Польша, Словения), мобилизацию местного населения в состав Вермахта проводили немецкие призывные пункты, зачастую против собственной воли призываемого. В годы войны большое количество мобилизованных дезертировало или перешло на сторону врага.

Мобилизации проводились и на восточных территориях. В феврале 1943 г. была объявлена мобилизация шести возрастов в Латвии, Литве и Эстонии, даже несмотря на ее полный провал на территории генерального округа «Литва», в целом на призывные пункты явилось 85 % призывников^{158}. В марте 1944 г. на территории Белоруссии была начата мобилизация 14 возрастов в ряды национальных белорусских частей^{159}.

Войска СС, вначале комплектовавшиеся добровольцами, имели свои собственные вербовочные пункты сначала на территории Германии, а затем и на оккупированных территориях. Теоретически в войска СС добровольцем мог записаться любой иностранец без примеси еврейской крови, причем наличие национальной части в войсках СС не было обязательным условием для вступления — доброволец мог быть определен в немецкое или другое национальное подразделение.

Набором и регистрацией призывников и добровольцев ведала управленческая группа «Б» Главного управления СС. На территории военных округов (Wehrkreis — WK) Германии и оккупированных районов были расположены призывные пункты, которым, в свою очередь, подчинялись местные пункты призыва. К началу войны Германии с СССР существовало 17 вербовочных пунктов войск СС. На оккупированных территориях были образованы следующие вербовочные пункты:

— «Дунай» (Donau), XVII военный округ, Вена, Лихтенштейн штрассе, 49. Данный пункт имел еще подчиненное вербовочное бюро в Праге (протекторат Богемия и Моравия). Во главе пункта стояли следующие офицеры СС: Виктор Нагелер, затем Вернер Блессау;

— «Альпийские земли» (Alpenland), XVIII военный округ, Зальцбург, Капиталплац, 2. Во главе пункта стояли следующие офицеры СС: Якоб Хаусер, затем Эрих Бухман;

— «Висла» (Weisschel), XX военный округ, Готенхафен, Адольф-Гитлер-плац, 10–12. Во главе пункта стояли следующие офицеры СС: Отто Ферш, затем Эрнст Вернер;

— «Варта» (Warthe), XXI ВК, Позен, Кенигеринг, 22. Во главе пункта стояли следующие офицеры СС: Ганс Георг Вебер, затем Генрих Зилаф.

Призывная система одного отдельно взятого округа выглядела так: местный призывной пункт города Львова (нем. Лемберг) подчинялся призывному пункту XXI военного округа Вартеланд (бывший имперский округ Позен — Познань).

В состав одного окружного пункта могло входить от одного и до десяти местных пунктов призыва. В январе 1945 г., несколько месяцев спустя после назначения Гиммлера командующим Армией резерва, окружные призывные пункты войск СС и Вермахта были объединены вместе под названием Призывные пункты вооруженных сил Вермахта и Ваффен СС. С этого времени принятые добровольцы и призванные лица равномерно распределялись между всеми родами войск нацистской армии.

С началом вербовки в войска СС иностранцев на оккупированных территориях были образованы вербовочные пункты, так называемые команды пополнения (SS-Ersatzkommando). Одна команда была основана в Нидерландах (Гаага, Карте Вейверхерг, 5); одна — в Норвегии (Осло, Драмменсвейн, 105); одна — в Дании (Копенгаген, Ярнбанедегаде, 7). Для набора этнических немцев в балканских странах была образована команда пополнения «Юго-Восток» (Südost), расположенная в Вене на Глориятрегассе, 14–16). В Бельгии сначала была организована команда пополнения «Фландрия» (Антверпен, Кениген-Элизабет-аллей, 22), а после перевода в войска СС Валлонского легиона был организован общий вербовочный пункт в Брюсселе для фламандцев и валлонов. На территории оккупированной Прибалтики осенью 1943 г. немцы организовали Инспекцию пополнения СС «Остланд» (SS-Ersatzinspektion Ostland), штаб инспекции располагался по адресу: Рига, ул. Плескавас, 16. В состав инспекции входили команда пополнения СС «Латвия» в Риге, образованная 4 октября 1943 г., и команда пополнения войск СС «Эстония» в Ревеле, образованная 26 октября 1943 г.^{160} Также была образована команда пополнения «Литва» в Каунасе, но ее деятельность потерпела полное фиаско.

Абвер и иностранцы К. К. Семенов

Как и во многих других странах, военная разведка Германии (Абвер) широко привлекала к сотрудничеству иностранных граждан еще задолго до начала Второй мировой войны. Масштаб привлечения иностранных граждан к сотрудничеству заметно расширился с назначением на должность главы Абвера капитана 1-го ранга Вильгельма Канариса 1 января 1935 г. С приходом Канариса в Абвер, помимо вербовки иностранцев, стали активно налаживаться контакты с представителями иностранных разведок. Одними из первых на тесное сотрудничество с немцами пошли руководители разведок Прибалтийских стран. В 1936–1939 гг. бурно развивалось сотрудничество Абвера и испанской разведки.

К началу Второй мировой войны организационно оформилась следующая структура Абвера: Центральный отдел (кадровые вопросы, финансирование), отдел Абвер-I (разведывательная деятельность), Абвер-II (саботаж, диверсии, террор), Абвер-III (контрразведывательная деятельность), Абвер/Заграница (изучение и анализ политических и экономических вопросов жизнедеятельности иностранных государств, сотрудничество с зарубежными разведками)^{161}. Практически все отделы Абвера в той или иной мере использовали иностранных граждан, но наиболее тесно с иностранцами был связан отдел Абвер-П. В компетенцию отдела входили: подготовка и заброска диверсантов, разработка и изготовление средств террора, организация диверсий и терактов, а также создание диверсионных отрядов из иностранных граждан.

Первыми иностранными гражданами, набранными Абвером, стали этнические немцы — фольксдойче (более подробно о них смотри ниже). В 1938 г. в преддверии чехословацкого кризиса при непосредственном участии Абвера был образован т. н. Добровольческий корпус судетских немцев (Sudetendeutschen Freikorps). До конца сентября 1938 г. чины корпуса совершили на территории Чехословакии около 300 актов диверсий и саботажа^{162}. После присоединения Судетской области к Рейху корпус был расформирован, а его чины вошли в состав частей СА.

После начала подготовки к нападению на Польшу Абвер активизировал работу с польскими гражданами. В начале августа 1939 г. в Бреслау были собраны ветераны отрядов немецкой самообороны Верхней Силезии 1918–1922 гг. Эта группа получила свое прежнее название — промышленная охрана Верхней Силезии (Industrieschutz Oberschlesien). Разбавив ветеранов фрайкоров молодыми фольксдойче и наиболее подготовленными судетскими немцами, сотрудники Абвера организовали из них боевое соединение «Эббингауз», получившее название по фамилии командира. Это соединение было разбито на несколько групп по 20–30 человек каждая. Одна из групп уже в ночь на 26 августа 1939 г. перешла польскую границу и захватила стратегически важное местечко Мосты и Яблунковский перевал. Успешные действия и других групп диверсантов окончательно убедили немецкое командование в необходимости сформировать диверсионную часть на постоянной основе.

15 сентября 1939 г. венским филиалом Абвера-II была образована строительная учебная рота особого назначения, которая вскоре была отправлена в словацкий городок Сляк, позже было начато формирование второй диверсионной роты в Бранденбурге на Хавеле. Спустя считаные дни в Мюнстерэйфеле начала формироваться еще одна диверсионная рота. Рота, расположенная в Сляке, получила название немецкой роты, а рота, расположенная в Бранденбурге, 25 октября 1939 г. стала называться строительной учебной ротой особого назначения № 800^{163}.

15 декабря 1939 г. на основе перечисленных рот был организован строительный учебный батальон особого назначения № 800. Немецкая рота в Сляке стала 1-й ротой батальона, рота, расположенная в Бранденбурге, — 2-й, а рота в Мюнстерэйфеле — 3-й ротой батальона. Был также образован организационный штаб во главе с майором Кевишем и штабная рота. Впервые началось формирование подразделений по территориальному и языковому принципу. В 1-й роте преобладали этнические немцы из Судет, Словакии и Польши; во 2-й служили немцы — добровольцы из немецких частей и этнические немцы Румынии, Прибалтики и Палестины; в 3-й роте этнические немцы из Судет и Румынии. 22 февраля 1940 г. в составе батальона была сформирована 4-я рота, основу которой составили судетские и румынские немцы. Позже были организованы взводы из голландских, эльзасских, датских, югославских, швейцарских, латиноамериканских и даже восточноазиатских немцев^{164}.

Накануне Западной кампании Абвером была начата работа по привлечению в ряды батальона иностранных добровольцев. Первыми в рядах батальона появились голландцы. От 100 до 200 голландцев были завербованы в батальон при помощи Национал-социалистического союза голландцев в Германии (National-Socialistische Bond van Nederlanders in Duitsland) и его лидера Юлиуса Гердтманна^{165}. Подготовка голландцев велась в четырех учебных лагерях, находившихся между Рейном и голландской границей.

10 мая 1940 г. немецкая армия перешла в решительное наступление на Западном фронте. В рамках вторжения в Голландию батальон особого назначения провел ряд диверсионных операций. Наиболее успешной была операция «Геннеп» — захват важного 150-метрового моста через Маас. Эта задача была выполнена 2-й ротой батальона под командованием обер-лейтенанта Вальтера, накануне операции в состав роты были влиты несколько десятков голландцев Гердтманна^{166}. Часть диверсантов переоделась в голландскую военную форму, а часть осталась в немецкой и изображала из себя немецких военнопленных. Колонна диверсантов сумела обмануть бдительность голландцев и захватила столь нужный немцам мост.

Таким образом, использование иностранцев в рядах диверсионных частей себя оправдало полностью, а применение диверсионных частей для захвата и сохранения наиболее важных объектов в рамках молниеносной войны доказало свою целесообразность. С этого момента численность диверсионных частей Абвера продолжала неуклонно расти. 15 мая 1940 г. диверсионный батальон Абвера был развернут в 800-й учебный полк особого назначения «Бранденбург». В рядах полка были созданы штаб, связное подразделение и три батальона. Штабные учреждения полка разместились в Берлине, 1-й батальон — в Бранденбурге, 2-й — в Бадене — Унтервальсдорфе (на оккупированной территории Австрии), 3-й — в Ахене. Позже были организованы учебная рота, рота переводчиков и рота агентов (V-leute — Vertrauensleute).

Накануне войны с СССР Абвер усилил работу по вербовке русских белоэмигрантов и представителей национальных диаспор народов Советского Союза. Были организованы украинский батальон «Нахтигаль» («Соловей»), грузинская группа «Тамара» и эстонская группа «Эрна» (более подробно об этих частях смотри соответствующие главы). В апреле 1941 г. 2-й батальон полка принял участие в нападении на Югославию. В ходе боев особо отличились югославские фольксдойче. Тем временем численность полка росла вместе с увеличением числа рот в нем. Накануне вторжения в СССР диверсионные части были распределены по немецким армиям следующим образом: 1-й батальон полка и батальон «Нахтигаль» были переданы в подчинение группы армий «Юг», 2-й — в группу армий «Север», 3-й батальон — в группу армий «Центр». Пополнение из граждан СССР позволило немцам развернуть роту агентов в целый батальон.

Дерзкие и успешные действия немецких диверсантов и их иностранных товарищей повлекли за собой дальнейшее увеличение штатов «Бранденбурга». 20 ноября 1942 г. на основе полка было организовано особое соединение «Бранденбург». В его составе было организовано 5 отдельных соединений. Соединение 801 было сформировано в Бранденбурге на базе 1-го батальона 800-го полка, соединение 802 было образовано в Адмон-те (Штирия) на основе 2-го батальона 800-го полка, соединение 803 было организовано в Дюрене на основе кадра 3-го батальона полка, соединение 804 было сформировано в Лангехаргене на основе 1-й и 2-й рот агентов 800-го полка, роты были пополнены восточными добровольцами и переформированы в два легионерских батальона (Legionärs Abteilungen), 3-й батальон соединения был образован на основе тропической роты лейтенанта фон Кенена, родившегося и выросшего в Юго-Западной Африке^{167}. Соединение 805 было образовано в Бранденбурге на основе 3-й, 4-й, 5-й и 6-й рот агентов и 14-й призывной роты 800-го полка.

К началу 1943 г. основной задачей особого соединения «Бранденбург» стала борьба с партизанами и движением Сопротивления. Батальоны «Бранденбурга» сражались с партизанами на территории СССР, Югославии и Франции и лишь только в Северной Африке бранденбуржцы еще действовали как диверсанты. 1 апреля 1943 г. особое соединение «Бранденбург» было преобразовано в дивизию особого назначения «Бранденбург» 800. Прежние соединения были преобразованы в полки: 801-е — в 1-й полк «Бранденбург» со штабом в Фрейбурге из 3 батальонов (12 рот); 802-е — во 2-й полк «Бранденбург» из 3 батальонов (12 рот); 803-е — в 3-й полк «Бранденбург» из 3 батальонов (по 4 роты в каждом батальоне, 13-я рота — легионерская, полностью из иностранцев); 804-е соединение — в 4-й полк «Бранденбург» из 3 батальонов (1-й легионерский батальон состоял из 5 рот (№ 1–5), II батальон также был легионерским с 5 ротами (№ 1–5), III батальон был смешанным, его роты имели номера —1,4, 13 и 14^{168}); 805-е — в 5-й полк «Бранденбург», в состав которого входили: кадровое подразделение Абвера из 5 рот агентов, подразделение пополнения из 4 рот и школа Абвера. В состав дивизии также вошли морское десантное подразделение и подразделение связи. Таким образом, наибольшее количество иностранцев было сосредоточено в рядах 4-го полка «Бранденбург». Многие авторы также упоминают еще одну иностранную роту в рядах 3-го полка — 8-я рота состояла из французов, немцев и испанцев (общая численность роты была около 300 человек, из них 180 были французами)^{169}. Основным местом дислокации 4-го полка была Югославии, а 3-го — Франция. Иностранные граждане в составе этих полков осенью 1943 г. приняли участие в разоружении оккупационных частей итальянской армии на территории Франции и Югославии. Несмотря на это, позже в рядах 3-го полка появилась полностью итальянская 7-я рота. Части дивизии продолжали сражаться с партизанами и лишь иногда привлекались к спецоперациям.

12 февраля 1944 г. стало черным днем Абвера. В этот день Гитлер подписал приказ № 1/44. На основании этого приказа происходило «объединение внешней разведки СД и военной разведки и контрразведки»^{170}. Общее руководство объединенной разведслужбой возлагалось на рейхсфюрера СС. Чуть позже от руководства новой организацией был отстранен Вильгельм Канарис. К середине 1944 г. части дивизии «Бранденбург» погрязли в антипартизанской войне и даже при необходимости не могли принять участия в какой-либо спецоперации. С целью создать небольшие мобильные отряды коммандос 17 июля 1944 г. в составе дивизии, но независимо от ее полков, были образованы т. н. рейдерские отряды (Streifkorps). В состав этих отрядов входили оперативные группы (Einsatzgruppe) из 2 офицеров и 36 диверсантов каждая. В рядах этих групп оказалось большое количество иностранных граждан. Позже на основе рейдерских отрядов были организованы истребительные соединения СС.

13 сентября 1944 г. по приказу ОКВ 800-я дивизия особого назначения «Бранденбург» начала переформировываться в обычную танково-гренадерскую дивизию. Большинство иностранных граждан отказались продолжить службу в этом подразделении и перешли в войска СС или в иностранные формирования. История «Бранденбурга» как диверсионной части на этом закончилась. Еще до переформирования дивизии, 8 июня 1944 г., некоторые иностранные агенты Абвера были сведены в 1001-й гренадерский полк. Штаб полка расположился в Мариенбаде, 1-й (Восточный) кадровый батальон дислоцировался в Обер-Вольтерсдорфе (Бромберг), 2-й (Юго-восточный) кадровый батальон — в Граце, 3-й (Западный) кадровый батальон был расположен в Страсбурге (Эльзас)^{171}.

На заключительном этапе войны иностранцы уже не играли заметной роли в спецоперациях немецкой разведки, да и по сути сама немецкая разведка на это уже была не способна.