Инсургент

Глава 13

И снова перестук вагонных колес на стыках железнодорожных рельс. На этот раз мой путь в славный город Корсунь, что на полуострове Таврика. Там меня возьмет на борт судно одного моего старинного знакомого по имени Гелиодор Константинопуло. Да, да, двухмачтовая парусная шхуна «Катран» именно того самого грека, с которым однажды нас свела судьба, даже повоевали совместно против турецкого боевого корабля. Дела давно минувших дней, а вспомнить приятно.

Признаться, после создания своего боярского рода я совершенно забыл об этом человеке, пока тот сам с наглой рожей не притащился в мою суздальскую резиденцию. Дело в том, что во время подготовки к очередному контрабандному рейсу на «Катран» нагрянул вооруженный отряд российской таможенной службы и, грубо говоря, взяла Гелиодора со товарищи за одно мягкое место.

Как после выяснилось, бывшего босса сдал таможенникам уличённый капитаном в финансовых махинациях, что называется, мимо корабельной кассы второй штурман. Изгнанный с позором моряк посчитал себя незаслуженно униженным и оскорбленным и решил сдать со всеми потрохами бывшего босса. Написал куда нужно анонимку с перечислением всех потаенных мест на борту «Катрана», также подробнейшим образом описал ближайшие планы Константинопуло по реализации крупной партии сибирских соболей одному сирийскому купцу. Оно хоть страны Ближнего Востока и отличаются теплым климатом, однако стоимость шкурки соболя, в зависимости от конъюнктуры, там колеблется от пятидесяти до семидесяти пяти российских рублей золотом. Якутские алмазы также пользуются у ближневосточных богатеев бешеным спросом, иже с ними серебро, золото и платиноиды в слитках. Меха, как правило, остаются у богатых арабов, камни и драгоценные металлы, по большей части, попадают в Индию, где тамошние умельцы изготавливают из них ювелирные шедевры, кои потом за большие деньги скупают обеспеченные люди со всего Света, в том числе из России. Впрочем, о делах криминальных, то есть сокрытых от широкой общественности романтическим флером, подробнее поговорим как-нибудь в другой раз. А сейчас вернемся к незавидной судьбе одного грека.

На счастье Гелиодора Константинопуло, ему не пришлось звенеть кандалами в Далекой Сибири. Суд оказался к изворотливому греку вполне благосклонным, не за красивые черные глаза, разумеется. На свободу Гелиодор вышел с чистой совестью и с абсолютно пустыми карманами. Первым делом, как водится, отомстил предателю, отправив того на корм рыбам со связанными за спиной руками и тяжелым грузом на шее. Расправа не принесла Гелиодору сколько-нибудь денег, все ограничилось лишь моральным удовлетворением.

Потеряв «Катран», Гелиодор лишился единственного источника дохода. Чтобы содержать себя и семью нужны деньги. А где их взять? Устраиваться простым матросом, даже штурманом на какую-нибудь торговую посудину было для капитана западло, оставалось идти в уличные разносчики хлебобулочных изделий с разного рода начинкой и без и жареной барабульки. Впрочем, рвать горло, рекламируя «пироги подовые с пылу-жару», «рибу жареную» и прочие шедевры домашней кулинарии долго ему не пришлось. В один счастливый день он увидел в газете улыбающуюся физиономию своего старого доброго знакомого, с которым «кровь проливал» в бою с турецким супостатом. В начавшей седеть от свалившихся на неё невзгод и испытаний курчавой голове потомка хитроумных эллинов мгновенно нарисовался план, для реализации которого Константинопуло срочно сорвался из родной Корсуни и направился прямиком в гости к «боевому товарищу».

Гелиодору необычайно повезло, к его приезду в малую столицу я, как по заказу, оказался в своей суздальской резиденции. Одарив меня ворохом вяленой тарани, бывший владелец «Катрана», поведал о грустных перипетиях своей нелегкой жизни и, не теряя времени, попросил (точнее, буквально потребовал) денег взаймы, мотивируя тем, что боевое братство нерушимо, и боярин Воронцов, как один из его членов, просто обязан помочь своему старому другу и соратнику по борьбе с турецким игом. Я был не просто поражен подобной наглостью предприимчивого грека, я был в полном восхищении от завидной велеречивости новоявленного «Остапа Бендера», сумевшего на ровном месте воздвигнуть сияющие дворцы и замки из мудреных словесных аргументаций. Как результат, он все-таки получил от меня беспроцентный кредит в пятьдесят тысяч рублей золотом с двадцатилетней рассрочкой выплаты. При этом я поставил ему одно условие — по первому моему требованию он обязан бросить все текущие дела, явиться в течение двух недель со своей шхуной в указанное место, и быть готовым перейти под командование моё или кого-то из присланных мной людей. До сего момента наши отношения ограничивались тем, что выкупленный из-под ареста «Катран» в течение примерно месяца в году служил прогулочной яхтой для меня и моего семейства. Остальное время Константинопуло проворачивал свои торгово-контрабандные махинации. Я в его дела не лез. Влипнет в какую криминальную историю в очередной раз, принадлежность к «боевому братству борцов с турецким игом» больше ему не поможет. Все-таки грек оказался человеком дальновидным, умеющим извлекать полезные уроки из собственных ошибок, поэтому за два десятка лет нашего не очень тесного сотрудничества ни разу не попал в поле зрения таможенных служб. Взятые в долг деньги он выплатил за десять лет, поэтому финансово мне ничем не обязан. Однако все наши прочие договоренности остались в силе и до сих пор выполнялись Гелиодором беспрекословно.

Почему я уверен в том, что «Катран» вскоре непременно прибудет в назначенное мной место? А потому, что капитан двухмачтовой шхуны получил от меня зашифрованное послание по каналам беспроводной радиосвязи, и не только получил, его радист прислал подтверждение о готовности экипажа перейти под полное подчинение «присланного мной человека». Этим человеком, несложно догадаться, будет купец третьей гильдии Афанасий Никитич Тверской. Вряд ли, Константинопуло не в курсе опалы боярина Воронцова, Способен ли он предать «собрата по оружию» в лапы российской охранки? Польстится ли он на крупную сумму, назначенную Жандармским управлением за любую информацию, связанную с беглым государственным преступником? А вот и узнаю очень скоро. Если, все-таки, попробует предать, значит, сам себе злобный буратино. Впрочем, не стану раньше времени накручивать себя на плохое, но все-таки во время встречи постараюсь быть предельно начеку.

Так вот, в настоящий момент, попыхивая черным угольным дымом и белесым паром, локомотив мощностью в две с половиной сотни «лошадок» довольно бодро мчит меня по рельсам в город русских моряков Корсунь, как пелось в одной песне из прежней моей реальности, где он носил другое имя.

— В порыве патриотических чувств пробасил я неблагозвучным хрипловатым голосом купца третьей гильдии Афанасия Никитича Тверского. Вообще-то, стесняться мне особо некого, все места в купе полностью выкуплены мной до конечной точки маршрута. А то, что побеспокою соседей немузыкальными хрипами, меня абсолютно не волнует, на дворе ясный день и издавать людям громкие звуки посредством голосовых связок законами Российской Империи не возбраняется. Ночью даже громкие разговоры категорически запрещены, а днем, хоть обпойся.

От Владимира до Корсуни езды двое суток. Наш состав периодически останавливался на станциях и полустанках для дозаправки углем и водой. Во время таких стоянок уважаемая пассажирская публика посещала привокзальные рестораны, ибо вагон-ресторан был практически оккупирован от самого Владимира новоиспеченными господами флотскими офицерами, следующими к местам прохождения будущей службы. Справедливости ради, мичманы и лейтенанты вели себя мирно, к гражданским не цеплялись, столики свободные также имелись, но кормили в вагоне-ресторане значительно хуже и дороже, нежели в привокзальных едальнях. Пассажиры же третьего и четвертого классов по ресторациям не ходили, приобретали харчи у разносчиц, звонкими бабьими голосами рекламирующих свой товар. Тут же сновали стайки попрошаек и мелких карманных воришек. Впрочем, ни первые, ни вторые не рисковали приблизиться к здоровенному купчине с пудовыми кулачищами. Все равно не подаст, а даст, так мало не покажется — рассуждали попрошайки. Криминальный элемент просто обходил меня стороной, будто чувствовал родственную душу — увидев мою рожу, сложно не почувствовать.

На одной из таких остановок меня застала весть о скоропостижной гибели «большого друга народа российского» короля Англии, Шотландии, Северной Ирландии, Индии и многая-многая иных заморских земель. Корреспондент бульварной газетенки, ссылаясь на французские источники, прозрачно намекал, что девяносто восьмилетний Альберт вовсе не умер от старости, согласно официальной версии, а, приняв на грудь лишка крепкой выпивки, споткнулся и разбил башку об угол своего рабочего стола. И откуда только ушлым лягушатникам удалось раздобыть столь пикантные подробности? В той же самой статье сообщалось о скором восхождении на престол Британии принца Эдуарда, по счету четвертого монарха с таким именем династии Пембруков.

Смерть английского короля как-то незаметно прошла для российских обывателей. Озабоченный люд как носился по своим делам, так и продолжал носиться, и никто из них по этому поводу даже шапки с головы не снял и не осенил лоб крестным знамением, ибо мало кто понимал масштаб ушедшей личности и её роли в истории данной реальности. Впрочем, мой стетсон остался на голове и осенять себя двумя перстами я также не торопился. Лишь ехидно ухмыльнувшись, сложил газетку вчетверо и оставил лежать на обеденном столике привокзальной ресторации.

По мере продвижения поезда на юг все сильнее и сильнее чувствовалось влияние теплого климата. Если во Владимире еще почки на деревьях не начали лопаться, под Киевом во всю бушевала белоснежная кипень цветущих абрикосов, вишни, груши и прочих плодово-ягодных культур. А вот на Таврике уже вовсю цвели яблоневые сады, обещая в этом году хороший урожай сладких душистых плодов. Степная часть полуострова встретила нас буйным цветом распустившихся тюльпанов. Словами не передать красоту колышущегося под дуновениями ветра красного с вкраплениями желтого и лилового сухопутного моря. А запах, врывающийся в распахнутое окно вагона тонкий, едва уловимый, буквально радовал душу.

Впрочем, из-за паровозного сернистого дыма большую часть времени окошко приходилось держать в закрытом состоянии. Жаль электровозов здесь еще не изобрели, а использовать магию для перевозки пассажиров экономически не оправдано. Самолеты — другое дело, да и то, без моего «черного ящика» ни один аэроплан не поднимется в воздух, будь на нем хотя бы две дюжины одаренных. Из проверенных источников мне было известно, что англичанами, немцами и французами предпринимались попытки использовать магов в качестве приводов винтов самолетов. Однако данная идея себя не оправдала — после полусотни километров полета, из-за низкого КПД даже самый продвинутый чародей растрачивал весь свой запас магической энергии, на восстановление которого требовалось, как минимум, сутки. Возить же на борту полдюжины магов для эгрегорного слияния абсолютно нерационально. Лишь мой «черный ящик» позволяет обеспечивать практически стопроцентный коэффициент полезного действия силовой установки летательного аппарата. Чародею во время полета нет нужды находиться на борту. Его задача зарядить до упора кристалл кварца и передать командиру воздушного судна. Запас магической энергии позволяет летающей машине с приличным грузом продержаться в воздухе до суток, то есть пролететь Россию от западных границ до восточных где-то часов за пятнадцать. Согласитесь, отличный результат даже для двадцать первого века моей первой реальности. И это моё и только моё ноу-хау, справедливости ради, заимствованное у мухоглазов, ибо сам я как инженер, мягко говоря, не очень.

Приезд нашего поезда на Владимирский вокзал Корсуни ознаменовался громом духового оркестра, исполняющего шлягер Российского Военно-Морского флота «Варяг», привнесенный в эту реальность (несложно догадаться) Андреем Драгомировичем Воронцовым. Сначала подумал, что встречают бравое пополнение офицеров. Ошибся. Как оказалось, в одном с нами поезде находилась весьма важная шишка из флотских. Пока какой-то там адмирал удосужится покинуть свой вагон, простой народ из поезда не выпускали, ибо нефиг создавать давку. Лишь стоило коляске с важным чином покинуть дебаркадер, а вооруженным винтовками матросикам снять оцепление, из поезда на волю хлынула неорганизованная толпа. При этом каждому нужно было выбраться в город в первых рядах. Завертелось-закрутилось в духе известного выражения — хватай мешки, вокзал отходит.

Я не стал спешить с выходом из вагона. Покинул поезд лишь после того, как движение человеческих масс устаканилось. Торопиться некуда. «Катран» в данный момент на стоянке в египетской Александрии, прибудет в Корсунь, в лучшем случае, дней через десять.

С поисками места временного проживания долго возиться не пришлось. Ушлый лихач, осмотрев внимательно прикид клиента и заметив бляху купца третьей гильдии на лацкане пиджака, тут же сориентировался, куда лучше всего доставить «его степенство». Гостиница «Хлоя» располагалась хоть и на окраине города, но в месте весьма живописном среди цветущих деревьев и неподалеку от морского побережья.

Поселился в лучшем номере гостиницы класса «люкс». Заплатил тридцатник ассигнациями за десять дней проживания, Номером и ценой остался вполне доволен — это вам не столицы Империи, где всякий владелец отеля норовит снять с постояльца последнюю шкуру. Первым делом посетил ресторан при гостинице. Кормежка также порадовала разнообразием блюд, также их качеством. Список предлагаемых спиртных напитков был довольно ограничен, но этот момент меня ничуть не расстроил, поскольку в употреблении вина я крайне умерен и особо не предвзят. Но откровенную бурду от качественного напитка отличу без труда. По мне качественный кофе предпочтительнее самого изысканного вина. Кстати, этот напиток здесь готовили отменно.

Десять дней пролетели как один. Все это время ничем особо важным занят не был. Днем прогуливался по городу, по вечерам читал какую-нибудь книжку с немудреным содержанием, медитировал, развивая свой Дар. По ночам пользовался известными услугами горничных. Поначалу их смущала морда моего лица, потом попривыкли и, прознав о необычайной щедрости Афанасия Никитича, всяческими хитростями пытались навязать мне именно свои интимные услуги. Впрочем, широко распространяться об этой стороне жизни не в моих правилах. Ну было и было, приятные воспоминания остались и ладно. Через сутки после моего убытия о щедром купце девушки напрочь позабудут.

Наконец на местный Главпочтамт поступила телеграмма «до востребования». В ней указывалась точная дата прибытия «Катрана» в торговый порт Корсуни.

В назначенный срок я покинул гостиницу и проследовал к восьмому причалу, где обычно швартовались небольшие парусные суда.

Краблик Гелиодора Константинопуло, поскрипывая вязанными из толстых канатов кранцами, мерно покачивался у каменной стенки. В открытом море приличное волнение — явление в этих местах довольно характерное для весеннего сезона. Слабые отголоски шторма ощущаются даже в неплохо защищенной бухте.

Вахтенный матрос у трапа, парнишка лет двадцати с характерной курчавой шевелюрой и горбатым шнобелем как у матерого тукана, углядев мой нагрудный знак, встретил визитера вполне нейтрально:

— Что угодно господину-купцу?

— Это «Катран» господина Константинопуло? — в стиле махрового одессита ответствовал я контрвопросом.

— Именно «Катран» господина Гелиодора Константинопуло, — заулыбался парень. — Так что вам угодно, милсдарь?

— Имею желание личной встречи с капитаном, — вычурно выразил свою мысль. — Доложи, мол, купец третьей гильдии Афанасий Тверской по поручению их милости Андрея Драгомировича Воронцова просят аудиенции.

— Сей момент, — матрос пулей куда-то умчался, оставив на попечение гостя свой ответственный пост.

Насчет того, что во мне признают Воронцова я ничуть не беспокоился, поскольку, глядя в зеркало, сам себя не признаю, к тому же моя нынешняя астральная сигнатура (иными словами — аура) никоим образом не соответствует оригиналу. Пока вахтенный матрос бегал по кораблю в поисках капитана, я успел просканировать «Катран» и прилегающие окрестности на предмет вероятной засады. Мы с Гелиодором хоть и принадлежим к боевому братству борцов с турецким игом, однако денежная сумма, обещанная за любую информацию об опальном боярине, уж очень соблазнительно выглядит. Надеюсь, что Константинопуло или кто-то из его команды не польстятся на обещанные «сребреники» и не побегут в ближайший полицейский участок, чтобы сообщить о прибытии некоего купца, коему наверняка известно местоположение разыскиваемого лица. Признаков повышенного интереса к своей персоналии среди пробегавшей мимо матросни я также не почувствовал. Ну стоит себе у трапа мужик с основательно побитой мордой, так и пускай себе стоит — хлеба не просит, без особого приглашения подняться на борт не пытается.

На встречу со мной Гелиодор примчался лично. Мужчине за шестьдесят, но, несмотря на серебро в курчавой шевелюре больше сорока ему не дать — все тот же подвижный «колобок», что двадцать лет назад настырно увещевал меня дать денег «брату по оружию». Тут есть и моя заслуга, поскольку во время традиционных круизов на «Катране» я исподволь подлечивал и омолаживал капитана и нуждавшихся в этом членов экипажа.

Первым делом проверил капитана «на вшивость», то есть тщательнейшим образом просканировал его ауру. Результат мне понравился, несмотря на то, что на борт прибыл не сам Воронцов, лишь его представитель, никаких негативных эмоций по этому поводу старый морской волк не испытывал. Более того, был искренне рад послужить опальному боярину, отчего, выражая предельное дружелюбие, крепко по-мужски пожал мне руку, обнять, впрочем, не решился.

Константинопуло первым делом провел меня в одну из гостевых кают, где я оставил свою нехитрую ношу: рюкзак и небольшой чемоданчик. Затем мы проследовали в каюту капитана, где под вкусный густой кофе от судового кока Панагиотиса Левидиса (жив курилка и в полном здравии, опять же моими хлопотами) я поставил задачу экипажу шхуны на ближайшее время:

— Уважаемый Гелиодор, по заданию известного вам лица мне необходимо оказаться в Англии, желательно в Лондоне под любым благовидным предлогом. Торопиться особо некуда. Ваши соображения на этот счет?

— Есть один вполне надежный вариант, Афанасий, — после недолгого раздумья заговорил капитан, — один британский негоциант по имени Джон Кук скупил в России по осени крупную партию пшеницы. Зимой железнодорожным транспортом вывез зерно на склады в порту Тамани. Оттуда планирует отправить в Туманный Альбион. Поскольку своих судовых мощностей у него кот наплакал, готов фрахтовать под вывоз любые суда и обещает неплохо заплатить. Из-за разного рода причин в настоящий момент цена на хлеб в метрополии подскочила невероятно. Так что для Кука важно как можно быстрее переправить товар британским оптовикам. Но самое главное, с грузом российского зерна нас пропустят в Лондон без вопросов, ибо клан Куков на островах, также за их пределами весьма и весьма влиятелен, так что препон и тщательных проверок со стороны таможенных служб ждать не приходится.

— Нормальный вариант, меня устраивает. — Я одобрительно кивнул головой. Затем из внутреннего кармана пиджака извлек банковскую упаковку сторублевых банкнот и протянул её капитану со словами: — Это вам, уважаемый Гелиодор, от нашего благодетеля для финансового обеспечения предстоящей операции.

Отнекиваться грек не стал. Принял деньги и положил в ящик стола.

— Спасибо, Афанасий, пойдет на оплату страховки груза. При случае поблагодарите господина Воронцова за заботу.

— Пренепременно, вот только точно не скажу, когда состоится наша с ним встреча.

Уладив срочные вопросы с капитаном «Катрана», я удалился в выделенную мне каюту. К обеду того же дня шхуна покинула Корсунь. На рейде, как водится нас ждала таможенная проверка. Особого шмона не было. Что касаемо меня, бравый мичман начальник досмотровой команды лишь мельком взглянул на мои документы и, пожелав удачного плавания, покинул каюту.

Весеннее Русское море встретило нас довольно крепким ветром и приличной волной. Штормом не назовешь, но помотало «Катран» изрядно, как килевой, так и бортовой качкой. Благо ветер дул юго-западный, то есть вполне попутный, так что шли вполне ходко и к полуночи стали на рейд в Таманском заливе на траверзе порта Тамань.

В представительстве сэра Джона Кука нам были весьма рады, поскольку желающих вывозить английское зерно даже на весьма выгодных условиях было кот наплакал. По последней информации в районе Гибралтара активировались алжирские и тунисские пираты. Испанские военные корабли пытаются навести порядок в своих водах, но у них это как-то не особо получается. У Гелиодора, по его заверениям, имеются подвязки со средиземноморскими корсарами, пообещал, что нас гарантированно не тронут. По мне так пусть попробуют, щадить никого не стану. Однако, желательно все-таки обойтись без шума и гама, ибо человек я сугубо миролюбивый.

Погрузка и оформление необходимых документов заняли сутки. Зерно отправляли в трюмы не россыпью, а в мешках посредством довольно мощного парового крана. Интересно, оно вроде суденышко относительно небольшое, а поместилось в трюм груза больше сотни тонн.

На мешки с зерном хоть и было нанесено простенькое отпугивающее грызунов заклинание, я принял решение избавиться от этих тварей самым кардинальным образом. Несмотря на всю свою ненависть к крысиному племени, я их не убивал, просто отправил соответствующий ментальный посыл, в результате «анфиски» довольно резко сдриснули с борта «Катрана». Неожиданный массовый исход тварей сильно перепугал членов экипажа. Как объяснил Константинопуло, в среде моряков считается, что именно крысы первыми чувствуют приближение фатальных неприятностей и торопятся загодя слинять с борта обреченного судна. Пришлось успокаивать капитана и экипаж, дескать, обладаю кое-какими чародейскими талантами и крыс на дух не перевариваю. Народ, вроде бы, успокоился, но некоторые матросы поглядывали на меня косо. Как оказалось, среди корабельного крысиного племени у некоторых из них были свои любимцы, которых они подкармливали и скуки ради дрессировали. Ладно, пускай себе дуются. После моего ухода новых питомцев себе заведут.

Двое суток спустя «Катран» под всеми парусами вышел в открытое море. К тому времени и волнение поутихло. Ходко добрались до Босфора и миновали пролив. На данный момент здесь уже ничего не напоминало об устроенном мной четверть века назад шурум-буруме. Бывший Стамбул, ныне Константинополь вместе с пострадавшими от удара водной стихии прилегающими населенными пунктами отстроили практически заново. Горожанам, вне зависимости от их вероисповедания, разрешили вернуться по местам их прежнего проживания. Единственно, кого не пустили на новые территории Российской Империи — всякую криминальную шушеру, наводнявшую в свое время город и портившую настроение законопослушным гражданам.

Останавливаться здесь не стали. Довольно бодро миновали Мраморное море, затем Дарданеллы и вскоре вышли на просторы Средиземного моря. До поры до времени наше путешествие проходило вполне себе гладко. Несмотря на едва ли не встречный ветер опытному мореходу Гелиодору удавалось вполне лихо лавировать галсами. В свое время я предлагал ему либо приобрести пароход поновее и водоизмещением побольше, на худой конец, оснастить «Катран» паровым двигателем. На что получил резкий отрицательный ответ, мол, истинные моряки на самоварах не ходят. Консерватором оказался мой боевой товарищ. Впрочем, я особо никуда не торопился. Более того, вдыхая свежий морской воздух, забывал обо всех своих заботах и отдыхал душой.

По пути завернули в Палермо, что на Сицилии. Там пополнили запас воды, закупились свежими фруктами, овощами, макаронными изделиями, сырами и прочими продуктами питания. В плане кормежки Константинопуло никогда не экономил, к тому же, в отличие от многих своих коллег-капитанов, сам не брезговал принимать пищу из общего котла, за что пользовался заслуженным уважением своего экипажа.

Когда «Катран» миновал южную оконечность Сардинии, мне слегка взгрустнулось. Маша с детьми всего в полутысяче километрах, а я не имею возможности хотя бы одним глазком взглянуть на самых дорогих мне людей. Ладно, надеюсь, скоро встретимся. Пусть пока побудут под бдительным оком преданных лично мне гридней под командованием Порфирия Захаровича Збруева, человека честного и преданного роду Воронцовых. Вот улажу срочные дела, тогда и свидимся.

Тем временем «Катран» довольно ходко шел к Геркулесовым Столпам, месту, именуемому в иной реальности проливом Гибралтар.

Когда до выхода в Атлантический океан по словам Константинопуло оставалось двое суток с нами случился казус изрядно напугавший экипаж шхуны и позабавивший меня. На нас, несмотря на заверения Гелиодора, всё-таки напали пираты. Об этом, пожалуй, стоит остановиться более подробно.

Итак, раннее утро, я досматриваю неведомо какой по счету приятный сон. Неожиданно в распахнутый иллюминатор влетает усиленный рупором голос капитана:

— Свистать всех наверх!

Затем раздался дружный топот грубых матросских ботинок но трапам и палубе. Сначала подумал, что Гелиодор устроил очередную тренировку команде по борьбе за живучесть судна. Хотел, было, перевернуться на другой бок и вернуться к просмотру прерванного сновидения. Однако поспать мне так и не довелось. Из сонно-дремотного состояния меня вывели чьи-то истошные вопли:

— Пираты, братва!..

— Догоняют!..

— Нам хана!..

И так далее, в том же духе.

— Отставить панику! — это уже Константинопуло решил навести порядок на борту. — Экипажу получить оружие! Всем готовиться к отражению абордажной атаки. Артиллерийский расчет, к кормовому орудию! Стрелять только по моей команде!

Как следствие, панические вопли прекратились. На палубе началась более или менее упорядоченная движуха. К этому времени я был уже полностью одет и обут.

Выйдя на палубу, первым делом заметил чрезвычайно расстроенного Гелиодора.

— Насколько я понимаю, господин капитан, у нас неожиданная встреча, которой, по вашим авторитетным заверениям, не должно было случиться.

Уловив легкую язвинку в моем голосе, Гелиодор горестно вздохнул.

— Видите ли, уважаемый господин Тверской, в настоящий момент нас преследует Огненная Борода, назначивший меня своим личным врагом…

Из дальнейшего рассказа Константинопуло мне стало ясно, что около пяти лет назад в одной портовой забегаловке Танжера капитану «Катрана» не повезло столкнуться с родным братом одного из самых влиятельных морских разбойников тунисского араба по прозвищу Огненная Борода, прозванного так из-за привычки красить растительность на лице в яркий рыжий цвет. Точнее не повезло его братцу, ибо мужчины повздорили, не поделив проститутку, в результате короткого ножевого боестолкновения Измир (так звали брата Огненной Бороды) получил клинок в почку и практически мгновенно отправился в райские кущи к гуриям и винным рекам. Узнав о гибели родного человека, Огненная Борода поклялся отомстить Гелиодору. Сам же Константинопуло, отправляясь в плавание был твердо уверен, что флот из трех боевых кораблей его врага в данный момент находится где-то в далеком Карибском море. Но ни в коем случае не в Средиземноморье. Не повезло греку. Ну это он так считает. Я же считаю, что не повезло Рыжей Бороде, но об этом пока никому не скажу, пускай народ немного понервничает.

Вооружившись заимствованной у капитана подзорной трубой я наблюдал с кормы за приближающимися кораблями противника. В отличие от упертого Гелиодора, араб не побрезговал оборудовать свои суда паровыми силовыми установками. По этой причине с помощью винтов вполне уверенно догонял будущую жертву. Интересный флаг болтался на мачтах пиратских кораблей — черная на белом фоне злобно ухмыляющаяся Адамова голова с символизирующими бороду языками огня. Смотрится довольно жутко. Художник, создавший этот пиратский флаг, вне всякого сомнения, человек фантазией не обделенный.

Также отметил ажиотаж, царящий на верхних палубах кораблей-преследователей. Пираты явно готовятся взять на абордаж нашу мелкую по сравнению с ними посудину. Похоже, Огненная Борода вполне осознает, кого именно преследует его группа. Константинопуло, разумеется, уготована долгая мучительная смерть, выживших в результате предстоящей бойни членов экипажа собираются отправить на рабские рынки Северной Африки. Мечтать не вредно… впрочем, при сложившихся обстоятельствах я не был в этом абсолютно уверен.

Доводить дело до боевого столкновения не стал ибо устоять против значительно превосходящих сил пиратов у экипажа «Катрана» не было ни единого шанса.

Когда между кораблями преследователей и нашим суденышком оставалось порядка трех километров (да простят меня заядлые мореманы, поскольку оперировать морскими милями и кабельтовыми, как-то не научился), ударил по врагу поочередно заклинанием мощного воздушного кулака. Работал в полную силу ибо церемониться с пиратами не собирался. Как результат мачты, дымящиеся трубы вместе с палубными надстройками и скопившимися на верхней палубе людьми в мгновение ока были сметены в море. Оборотив лицо к стоящему рядом капитану, с улыбкой продекларировал навеянные из детства строки:

— Самый сильный, самый смелый человек — Джек. Победил он великана Корморана.

Обалдевший Гелиодор смотрел широко распахнутыми глазами за тем, как на всех трех пиратских кораблях занимается чадящее пламя. В котлы поврежденных силовых установок проникла вода, образовавшийся пар начал разбрасывать во все стороны куски горящего угля. Для деревянного судна сущая погибель. К моему немалому удивлению, быстро сообразив, что пиратские корабли «Катрану» больше не угрожают, с досадой молвил:

— Жаль трофеи не получится забрать. На флагмане должно быть прилично золота и серебра.

Удивительный человек этот грек, только что трясся от страха за свою жизнь, теперь трясется от жадности из-за недополученной прибыли.

— Уважаемый Гелиодор, — я проникновенным взглядом одарил жадного грека, при этом слегка надавил ментально, — надеюсь вам и всем членам вашего экипажа достанет ума не болтать по пьяни о том, что только что здесь произошло?

— Будьте уверены, господин маг. — О, расту в глазах морского волка, еще вчера был «ваше степенство», сегодня «господин маг».

Что же касаемо прочего экипажа, народ ликовал, при этом матросы уважительно посматривали в мою сторону, но подойти не решались. Многие молились, хоть я и не очень понимаю, при чем тут Господь Всемилостивейший и Всемогущий, отведший беду от «Катрана» и его экипажа.

Слава Богу (и я туда же) более никакие пираты нас не побеспокоили.

А еще через четверо суток, после беглого осмотра таможенными службами, «Катран» вошел в устье Темзы. Спустя несколько часов мы пришвартовались к одной из пристаней на полуострове Северный Гринвич. Экипаж остался на борту, я же сошел на берег и растворился в толпе праздношатающихся зевак.